- Братья Куин, #3
О книге
Младший из четырех приемных детей в семье Куинов поразительно похож на усыновившего его профессора. Погибший в автомобильной аварии профессор Куин уносит эту семейную тайну с собой. Один из братьев, Филип, считает своим долгом докопаться до истины, не подозревая, какие встречи и открытия его ждут.
Пролог
Филип Куин умер: распрощался с жизнью в тринадцать лет. Но, как оказалось, не совсем. В отделении «Скорой помощи» его за девяносто секунд сумели выдернуть с того света.
В него угодили две пули, выпущенные субботним вечером через открытое окно угнанной «Тойоты». На спусковой крючок нажал его близкий друг… если, конечно, допустить, что у тринадцатилетнего вора есть на балтиморских улицах близкие друзья.
Пули не задели сердце, и оно, молодое и здоровое, хотя чертовски измученное, продолжало биться, когда Фил лежал на водосточной решетке на углу улиц Файетт и Пак, поливая своей кровью использованные презервативы и битые бутылки.
Боль была не просто жуткой – будто острые ножи вонзились в грудь, – но еще и злобной. Ухмыляясь, она не давала ему провалиться в благословенную черную пропасть. Фил лежал в полном сознании и слышал крики других жертв и случайных свидетелей, визг тормозов, гул моторов и собственное судорожное дыхание.
Он только что продал видеотехнику, украденную всего в четырех кварталах отсюда, и с двумястами пятьюдесятью баксами в кармане отправился за наркотиками… Фил считал, что ему повезло: ведь всего несколько часов назад, когда он вышел из исправительного учреждения для малолетних преступников, отсидев три месяца за предыдущий взлом, у него не было ни денег, ни выпивки, ни дозы.
Похоже, теперь они ему никогда уже не понадобятся.
Позже Фил вспомнит, что думал тогда: «Черт побери, как же больно!» Правда, в мозгу крутилась и другая мысль: он просто оказался не в том месте и не в то время. Пули предназначались не ему. В те три секунды, что он, как завороженный, смотрел в дуло пистолета, мелькнула эмблема банды. Его собственная эмблема.
Если бы он освободился вчера, он знал бы, что они замышляют, и не лежал бы сейчас на этой улице, истекая кровью и таращась в грязную пасть сточной канавы.
Вспыхнули огни… голубые, красные, белые. Фил тупо смотрел, как они превращают мусор в сверкающие драгоценности. Вой сирен перекрыл человеческие вопли. Копы! Инстинкт прорвал липкую пелену боли: бежать, надо бежать. И мысленно он вскочил – полный сил, умеющий выживать на грязных улицах – и растворился в темноте… но даже от одного мысленного усилия холодный пот заструился по лицу.
Фил почувствовал чью-то руку на плече, чьи-то пальцы прижались к слабо пульсирующей жилке на шее.
"Этот дышит. Медиков сюда».
Кто-то перевернул его. Боль была невыносимой, но крик застрял в горле. Фил увидел смутные пятна лиц, жесткие глаза копа, мрачный взгляд санитара. Разноцветные вспышки света обожгли глаза. В ушах зазвенел чей-то пронзительный вопль.
«Держись, парень…»
Зачем? Он хотел спросить – зачем, но голос не слушался его. Он не смог сбежать, как когда-то обещал себе. Все, что осталось от его жизни, красным потоком вытекало в сточную канаву. Позади только мерзость. Сейчас только боль.
Так зачем держаться?
Фил отключился на какое-то время, нырнул под боль в кроваво-красный мир. Откуда-то снаружи в этот мир проникали вой сирен, тяжесть в груди, тряска автомобиля «Скорой помощи».
Затем снова огни, нестерпимо белые огни, слепящие даже сквозь закрытые веки. И он взлетел.
Он слышал голоса:
"Пулевые ранения в грудь. Давление восемьдесят на пятьдесят и падает. Пульс нитевидный, пропадает. Зрачки в норме.
Анализ крови на группу и совместимость. Нужны снимки… Перекладываем на счет «три». Раз, два, три…"
Его тело дернулось, но ему уже было все равно, кроваво-красное превращалось в серое. В его горло засовывали какую-то трубку, а он даже не пытался вытолкнуть ее. Он ее почти не чувствовал. Почти ничего не чувствовал и благодарил за это бога.
«Давление падает. Мы теряем его…»
"Я давно потерялся», – подумал Фил.
Он равнодушно следил за ними, за полудюжиной людей в зеленом, суетящихся в маленькой комнатке, где на операционном столе лежал светловолосый парень. Кровь была повсюду.
"Моя кровь, – понял Фил. – Это я лежу на столе с раскуроченной грудью».
Он смотрел на себя с сочувствием, но с ощущением, что это был кто-то другой. Боль куда-то исчезла, и Фил чуть не улыбнулся от облегчения. И взлетел повыше. Сцена внизу окуталась жемчужным сиянием, а звуки превратились в слабое эхо.
Вдруг боль снова пронзила его, тело на операционном столе дернулось и всосало его в себя. Фил попытался выбраться, однако быстро понял, что это бесполезно. Он снова стал самим собой, ощущения и чувства вернулись к нему.
Следующее его воспоминание: он плывет в наркотическом тумане. Темно. Слабый свет проникает сквозь стеклянную дверь, захватанную грязными пальцами. Кто-то храпит, монотонно жужжат аппараты. Чтобы избавиться хотя бы от звуков, он опять нырнул в свой спасительный мир.
Двое суток Фил то приходил в себя, то снова терял сознание. Когда он открывал глаза, хорошенькая медсестра с усталыми глазами или седой тонкогубый врач говорили, что ему повезло. Фил пока не был готов им верить. Не хватало сил поднять голову, ужасная боль возвращалась будто по расписанию: каждые два часа, не задерживаясь ни на секунду.
Когда явились два копа, Фил был в сознании, а боль, приглушенная морфием, дремала. Он сразу понял, что это копы. Его инстинкты не настолько притупились, чтобы не узнать эту походку, эти ботинки, эти глаза. Они могли и не махать перед его носом значками.
– Покурить не найдется? – Филип задавал этот вопрос всем, кто проходил мимо. Организм нуждался в никотине, хотя Фил сомневался, сможет ли хоть раз затянуться сигаретой.
– Ты слишком молод, чтобы курить. Первый коп нацепил на лицо отеческую улыбку и пристроился на краешке кровати. «Хороший Полицейский», – устало подумал Филин.
– Я старею с каждой минутой.
– Тебе повезло, что ты остался жив, – строго сказал второй коп, вытаскивая блокнот.
"И Плохой Полицейский, – решил Филип. – Все как положено». Ему стало почти весело.
– Именно это мне здесь все твердят. Так что же случилось, черт побери?
– Вот ты нам и расскажи. – Карандаш Плохого Полицейского замер над чистым листом блокнота.
– Кажется, меня пристрелили.
– Что ты делал на той улице?
– Наверное, шел домой. – Фил уже решил, как сыграть свою роль, и прикрыл глаза. – Я не могу вспомнить точно. Я был… в кино? – Сформулировав заявление в виде вопроса, он приоткрыл глаза и увидел, что Плохой Полицейский не заглотнул наживку. Но что они могут сделать?
– Какой фильм? Кто был с тобой? – Вопросы сыпались один за другим.
– Послушайте, я не знаю. Все смешалось. В одну секунду я шел, в следующую – целовал асфальт.
– Просто расскажи нам, что помнишь. – Хороший Полицейский положил ладонь на плечо Филипа. – Не торопись.
– Все случилось так быстро. Я услышал выстрелы… наверное, это были выстрелы. Кто-то кричал… что-то взорвалось в груди.
Очень близко к истине.
– Ты видел машину? Ты видел, кто стрелял?
И то, и другое навечно отпечаталось в его памяти.
– Кажется, я видел машину… темную. И вспышку.
– Ты принадлежишь к банде Воронов?
Филип перевел взгляд на Плохого Полицейского.
– Ошиваюсь с ними иногда.
– Мы соскребли с мостовой три тела. Они были членами Племени. Им не так повезло, как тебе. Вороны и Племя здорово враждуют.
– Я тоже это слышал.
– Фил, ты получил две пули. – Хороший Полицейский придал своему лицу озабоченное выражение. – Один дюйм в ту или другую сторону, и ты бы умер еще до того, как упал на мостовую. Ты, похоже, умный парень. Умный парень не станет выгораживать каких-то идиотов.
При чем тут это? Речь идет о выживании. Если он начнет трепать языком, его можно считать мертвецом.
– Я ничего не видел.
– У тебя в кармане было больше двух сотен. Филип пожал плечами, но тут же пожалел об этом. Снова проснулась боль.
– Да? Ну, тогда, пожалуй, я смогу оплатить счет в «Хилтоне».
– Не дерзи мне, сопляк. – Плохой Полицейский навис над кроватью. – Я смотрю на таких, как ты, каждый поганый день. Не прошло и двадцати часов, как тебя выпустили, а твои кишки уже текут в канаву.
Филип даже не вздрогнул.
– Огнестрельное ранение – нарушение условий досрочного освобождения?
– Где ты взял деньги?
– Я не помню.
– Ты явился в этот район за дозой?
– Вы нашли при мне наркотики?
– Может быть. Ты ведь не помнишь? «Вот вам и Хороший Полицейский», – подумал Фил.
– Я бы сейчас не отказался от дозы.
– Притормози. – Хороший Полицейский закинул ногу на ногу. – Послушай, сынок, если будешь сотрудничать, мы пойдем тебе навстречу. Ты достаточно хорошо знаком с государственной исправительной системой, чтобы знать, как она работает.
– Если бы система работала, я бы тут не валялся. Вы не можете сделать со мной ничего нового. Поймите же наконец, если бы я знал, что затевается, меня бы там не было.
Неожиданный шум в коридоре отвлек внимание полицейских. Филип закрыл глаза. Он узнал этот разъяренный голос.
"Накачалась», – подумал он с тоской. И когда она, пошатываясь, ворвалась в палату. Фил открыл глаза и увидел, что не ошибся.
Она принарядилась ради этого визита. Новые джинсы и открытый лиф с завязками на шее. Соломенного цвета волосы начесаны и налачены, и полная боевая раскраска. Красивое лицо – только под толстым слоем грима не сразу разглядишь. Хорошее тело… иначе она не удержалась бы в своем бизнесе. Стриптизерки, подрабатывающие проституцией, должны поддерживать форму.
Цокая трехдюймовыми каблуками, она подбежала к кровати.
– Кто будет платить за это, черт побери? От тебя одни неприятности.
– Привет, ма. Я тоже рад тебя видеть.
– Помолчи. Меня уже тошнит от копов. И все из-за тебя. – Она взглянула на мужчин по обе стороны кровати и, как и сын, мгновенно распознала в них полицейских. – Ему почти четырнадцать. Я его назад не возьму. Копы и социальные крысы больше не будут дышать мне в затылок.
Она оттолкнула медсестру, схватившую ее за руку, и склонилась над кроватью.
– Почему ты просто не сдох, черт тебя побери?
– Не знаю, – спокойно ответил Филип. – Я старался.
– От тебя никогда не было никакой пользы. – Она на секунду отвернулась и, как змея, зашипела на Хорошего Полицейского, попытавшегося оттащить ее от кровати. – Никогда никакой пользы. Когда выйдешь отсюда, ищи себе другой дом! – Это она уже орала, когда ее выволакивали из палаты. – Я с тобой покончила!
Филип ждал, прислушиваясь к ее ругательствам и крикам. Она требовала, чтобы ей немедленно дали подписать бумаги, позволяющие выбросить его из ее жизни. Затем Фил поднял глаза на Плохого Полицейского.
– И вы думаете, что можете напугать меня? Я живу с этим. И на свете нет ничего хуже.
Два дня спустя в его палату зашли какие-то люди. Мужик был огромным, с синими глазами, горящими, как фары, на широком лице. Лицо женщины усыпано веснушками и окружено рыжими кудрями, выбившимися из небрежно закрученного на шее узла. Женщина сняла со спинки кровати медицинскую карту, просмотрела и постучала ею по ладони.
– Привет, Филип. Я – доктор Стелла Куин, а это – мой муж, Рэй.
– Ну и что?
Рэй подтащил стул к кровати, уселся, вытянул ноги и с облегчением вздохнул. Затем он поднял голову и внимательно взглянул на Фила.
– Знаешь, парень, мне кажется, что ты влип. Хочешь выбраться?
