Сокровища утраченные, сокровища обретенные

О книге

 Кэтлин всегда поступала так, как хотел ее отец, который один воспитывал дочь. Четыре года назад они провели лето на острове Окракоук. Мистер Хардзти искал остатки английского торгового корабля, потерпевшего крушение около его берегов в XVIII веке. Чтобы помочь отцу, Кэт училась подводному плаванию. Ее инструктором был симпатичный местный молодой человек Кай Сильвер, который пробудил в девушке незнакомые ей ранее чувства. Но, видя, что Кай не нравится ее отцу, Кэт разорвала все отношения и поклялась никогда не возвращаться на Окракоук. Смерть отца изменила ее решение — она хотела завершить его исследовательскую работу, для чего ей необходима была помощь Кая…


Глава 1

 Он верил в это.

 Эдвин Джей Хардзти был не из тех, кто склонен к фантазиям или верит в сны, но в какой-то момент своей тихой литературной жизни вдруг начал искать сундук с золотом. И думал, что нашел, судя по информации, почерпнутой из массы записей, точных морских карт и исследовательских отчетов, зачитанных до дыр.

 

 Единственный луч осветил прочный дубовый стол в обшитом деревянными панелями кабинете. Свет попал на руку, узкую, тонкую, без колец или лака на ногтях, по сути, очень женственную даже без украшений, какую хорошо рисовать с фарфоровой чашкой или веером из перьев. На удивление изящная рука для женщины, которая не считает себя элегантной, утонченной или особенно женственной. Кэтлин Хардзти была преданным своему делу педагогом, как, собственно, и хотел ее отец.

 Объектом внимания Кэтлин были умы — их развитие и самовыражение. Это касалось как ее собственного ума, так и умов каждого из ее студентов. Сколько она себя помнила, отец внушал ей важность образования, подчеркивая его приоритет над любыми другими аспектами жизни. Образование являло собой способность к размышлениям, которая сплачивала цивилизации. Кэт выросла в окружении пыльного запаха книг и спокойного, безмятежного тона терпеливого обучения.

 От нее ожидали исключительных успехов в школе, и она не обманула этих ожиданий. Ожидали, что она последует по пути своего отца в образовании. В двадцать восемь лет Кэт уже заканчивала свой первый год в Йельском университете в качестве ассистента профессора на кафедре английской литературы.

 Она выглядела неотъемлемой частью тихого кабинета. Ее светло-каштановые волосы были аккуратно забраны в пучок на затылке и искусно заколоты шпильками. Практичные очки для чтения в черепаховой оправе смотрелись темными на фоне молочно-белого цвета ее лица, а высокие скулы придавали ему почти надменный вид, частично рассеиваемый взглядом ласковых, как у оленя, карих глаз.

 Она была одета в свежайшую белую блузку, из-под подвернутых манжет виднелись нежные запястья и тонкие швейцарские часы на левой руке. Серьги в виде искусных золотых пряжек, подаренные отцом на ее двадцать первый день рождения, — единственный личный подарок, полученный ею от него, который она помнила.

 Прошла неделя после похорон отца, а в кабинете все еще витал запах его одеколона и трубочного табака, который он курил только здесь.

 Кэт сидела за его столом, наконец, отважившись заглянуть в его документы. Она даже не догадывалась, что отец болен. Перешагнув шестидесятилетний рубеж, Хардзти внешне казался крепким и сильным. Он не рассказывал дочери ни о визитах к врачу, ни о результатах обследований и ЭКГ, ни о крошечных таблетках, которые носил с собой повсюду.

 Кэт обнаружила эти таблетки во внутреннем кармане его пиджака после рокового сердечного приступа. Оказывается, у него было слабое сердце, но Хардзти никогда и ни с кем не делился своими проблемами.

 Она никогда не видела морских карт и результатов его исследования, лежащих в столе. Он даже ее никогда не посвящал в свои мечты.

 Теперь, когда ей стало известно обо всем, Кэт усомнилась в том, знала ли она вообще человека, который ее вырастил. Воспоминания о матери были смутными, чего и следовало ожидать, ведь прошло более двадцати лет. А всего неделю назад ее отец был жив.

 Откинувшись на мгновение назад, Кэт подняла очки на лоб и потерла переносицу большим и указательным пальцами. Сидя в темноте, освещаемая лишь одной настольной лампой, она старалась охарактеризовать отца наиболее точно.

 Он был высоким, крупным мужчиной с седыми волосами и спокойным лицом. Питал пристрастие к темным костюмам и белым рубашкам. Единственной слабостью, которую она могла вспомнить, был его еженедельный маникюр.

 Он никогда не был жестоким. Кэт не могла припомнить, чтобы отец повысил на нее голос и тем паче ударил. «Ему никогда и не нужно было», — подумала она со вздохом. Он лишь выражал разочарование, неодобрение, и этого было достаточно.

 Блестящий, неутомимый, преданный. Но все это касалось его профессии. «Как отец, он никогда не был жестоким», — подумала Кэт, после чего почувствовала новый прилив вины и горя.

 Ведь она ни разу не разочаровала его. Правда, в данный момент это единственное, за что она смогла уцепиться. Да и он сам говорил ей об этом. Между прочим, теми же самыми словами. Это случилось, когда ее приняли на кафедру английского языка Йельского университета. Похоже, он всегда был уверен, что разочарований не предвидится. Отец хотел, а Кэт знала, хотя и не признавалась, чтобы через десять лет она возглавила кафедру английского языка. Это было продолжением его мечты об ее судьбе.

 «Понимал ли он, как сильно я его любила? — задумалась она, закрывая глаза, устав от многочасового чтения отцовских записей. — Знал ли он, как отчаянно я хотела угодить ему? Если бы он хоть раз сказал, что гордится мной…»

 Когда она приехала в больницу, то не застала его в живых, он уже ушел. Не было времени для слов и для слез.

 Теперь она осталась в собственном аккуратном доме на Кейп-Код, который долго делила с ним. Домработница будет по-прежнему приходить в среду утром, а садовник — по субботам, чтобы косить траву. Она же займется разбором и сортировкой документов.

 Кэт снова откинулась в потертом кожаном отцовском кресле. Это можно сделать. Она легко разбирается во всем, что касается практической стороны жизни. Только вот как быть с бумагами, которые она нашла? Что делать с тщательно нарисованными морскими картами, записными книжками, где полно информации, указаний, истории, теории? Частично потому, что в ее воспитании превалировала логика, она подумывала о том, чтобы аккуратно сложить все это в одну стопку.

 Но другая — нелогичная — Кэт погружалась в фантазии и мечты, полагаясь в жизни на авось, верила в книжные чудеса. Иными словами, документы на отцовском письменном столе манили ее. Кэт снова склонилась над бумагами. Он верил в это, иначе никогда не стал бы тратить впустую свое время на документирование, поиск, теоретизирование. Жаль, что она никогда не сможет обсудить это с ним. Однако не он ли говорит с ней сейчас посредством написанного его рукой?

 Сокровище. Затонувшее сокровище. Вымысел в духе художественной литературы и голливудских фильмов. Судя по стопке бумаг и записных книжек на его столе, Хардзти, должно быть, потратил месяцы, если не годы, собирая информацию о местонахождении английского торгового корабля, затонувшего вдали от побережья Северной Каролины двести лет назад.

 Это немедленно напомнило Кэт портрет Эдварда Тича — Черной Бороды, кровожадного пирата с сумасшедшими суевериями, проповедовавшего власть террора. «Тема для романа, — подумала она. — Выдумка…»

 Остров Окракоук. Воспоминание было острым, сладким и мучительным. Кэт старалась не думать о том, что случилось четыре года назад летом. Обо всем и обо всех. Теперь, коль скоро ей необходимо принять рациональное решение о том, что делать, придется подумать о тех долгих ленивых месяцах на далеком внешнем побережье Северной Каролины.

 Кэт тогда начинала работать над своей диссертацией. Для нее было сюрпризом, когда отец объявил о своих планах провести лето на острове Окракоук и пригласил ее поехать с ним. Конечно, она поехала, прихватив портативную пишущую машинку, коробки с книгами, пачки бумаги. Она никак не ожидала, что ее соблазнят пляжи с белым песком и призывный крик чаек. Но более всего она не предполагала, что незаметно, но отчаянно влюбится.

 «Незаметно», — повторила Кэт про себя, словно защищалась. Да, пожалуй, самое подходящее определение. В ее чувствах к Каю Сильверу не было ни капли благоразумия.

 «Даже имя, — подумала она, — уникальное, нестандартное, бросающееся в глаза».

 Они подходили друг другу, как павлин и воробей, однако это не остановило. В то благоуханное волшебное лето она потеряла голову, сердце, а вместе с ними и невинность.

 Кэт все еще представляла его у руля лодки, нанятой ее отцом и следующей по курсу. Он смеялся, его темные волосы беспорядочно разметались. Она еще помнила пьянящее чувство невесомости, когда они занимались подводным плаванием в теплых прибрежных водах. Кэт настолько поглотило все происходящее с ней, что совершенно не удивилась неожиданному интересу своего отца к течениям, приливам, катанию на моторках и дайвингу. Впрочем, до того ли ей было!

 Она слишком увлеклась собственными чувствами, удивляясь тому, что такой парень, как Кай Сильвер, прельстился такой, как она.

 «Но теперь юношеские увлечения позади», — сказала себе Кэт. Она прекрасно помнила, сколько времени ее отец проводил запершись в своем номере отеля, читая одну за другой книги, которые привез с собой. Как оказалось, он занимался исследованиями уже тогда и, очевидно, продолжал свои научные изыскания каждое лето. Кэт не хотела возвращаться на остров из-за Кая Сильвера.

 Кай советовал ей верить сказкам, просил ее о невозможном. Когда она отказалась, испугавшись, он пожал плечами и ушел прочь, даже не взглянув на нее. С тех пор она больше не приезжала на белые пески к чайкам.

 Кэт снова взглянула на бумаги отца. Придется вернуться и закончить то, что начал ее отец. Может быть, это и есть его наследство, гораздо более значимое, чем дом, доверительный фонд, антикварные ювелирные украшения, которые когда-то принадлежали ее матери. Судя по тому, как аккуратно она отложила эти бумаги в сторону, они не дадут ей покоя до конца жизни.

 «Придется вернуться!» — подтвердила Кэт, сняв очки и аккуратно укладывая их на промокашку. Более того, ей придется обратиться именно к Каю Сильверу. Однажды честолюбивые устремления ее отца увели ее от Кая, теперь же, четыре года спустя, они же возвращают назад.

 Кэтлин Хардзти понимала разницу между сказками и реальностью. Сунув руку в ящик отцовского письменного стола, она вынула лист из толстой стопки кремовой почтовой бумаги и принялась писать.

 

 Кай позволил ветру наносить ему удары, когда открыл дроссель. Он любил скорость точно так же, как любил ленивый полдень, проведенный в гамаке. Он привык к запаху соленых брызг, но все равно с удовольствием его вдыхал. К вибрации палубы под ногами, но все еще чувствовал ее. Ради этого стоит жить. Он не из тех, кто позволяет событиям оставаться незамеченными или неоцененными.

 Кай вырос в этом тихом, далеком, маленьком прибрежном городишке и, хотя путешествовал и намеревался путешествовать впредь, не планировал жить где-либо еще. Ему подходит свобода моря и уют небольшого общества.

 Он не презирал туристов, понимая, что они помогают выживать местному населению, но зимой предпочитал остров. Это было время сильных холодных штормов, и только крепкий моряк мог отважно провести паром через мыс Хаттерас.

 Он ловил рыбу, но, в отличие от большинства соседей, редко продавал свой улов. Он его съедал. Иногда нырял за раковинами, но опять же для собственного удовольствия. Часто он возил туристов порыбачить или понырять на своей лодке, потому что временами получал удовольствие от компании. Но случалось, как в этот сверкающий полдень, что он не хотел делиться морем ни с кем.

 Кай всегда ощущал беспокойство. Его мать говорила, что он пришел в мир на две недели раньше, ну не хватило ему терпения дождаться своего срока. Этой весной Каю исполнилось тридцать два, но умиротворенности он так и не обрел. Он хотел жить по своим правилам. Беда в том, что не был уверен в своем выборе.

 В данный момент Кай выбрал открытое небо и бескрайнее море. Однако иногда он чувствовал, что этого недостаточно.

 Тем не менее, солнце было жарким, бриз прохладным, а береговая линия казалась такой близкой. Лодочный мотор работал, тихо урча, а в небольшом переносном холодильнике находился аккуратно сложенный улов, который он приготовит себе на ужин сегодня вечером. Возможно, прозрачный сверкающий полдень — то, что сейчас нужно.

 С берега он выглядел как пират с глубоко посаженными глазами, цвета темно-зеленого моря в пасмурный день. Его волосы, густые и по-настоящему черные, доставшиеся ему от предков из племени арапах или с Сицилии, были столь длинными, что спускались за ворот рубашки, и он заправлял их за уши.

 Его кожа была бронзовой, и это неудивительно для человека, проводившего на солнце почти все время, упругой, потому что он не один год плавал и вытягивал сети. Его телосложение — скульптурное, сильное, очерченное — тоже являлось частью наследства.

 Когда он улыбался, подгоняемый ветром к берегу, лицо его обретало ту безрассудную свободу, которую женщины находили неотразимой. Когда он сердился, его глаза превращались в лед, как у льва перед прыжком. Он давно понял, что женщины находят это столь же неотразимым.

 Кай потянул дроссель, так что лодка притормозила, качнулась, а затем заскользила проторенным путем в бухту Серебряного озера. Быстрыми, энергичными движениями прирожденного морского волка он спрыгнул на причал, чтобы закрепить канат.

 — Поймал что-нибудь?

 Кай выпрямился и повернулся. Рассеянно, как человек, который видит своего брата почти ежедневно на протяжении жизни, улыбнулся:

 — Достаточно. А что, плохи дела в «Насесте»?

 Марш улыбнулся, и в этой улыбке мелькнуло семейное сходство, только светло-карие глаза остались спокойными.

 — Беспокоишься о своих инвестициях? Кай едва заметно пожал плечами.

 — Когда ты ведешь дела? Марш ничего не ответил. Они знали друг друга так близко, как вряд ли мужчины знают друг друга. Один беспокойный, взрывной, другой уравновешенный. Противоположности, казалось, не имели значения.

 — Линда хочет, чтобы ты пришел на ужин. Она беспокоится о тебе.

 «С нее станется», — подумал Кай, усмехаясь. Его невестка любит окружать его прямо-таки материнской заботой и тревожиться по пустякам, хотя на пять лет моложе. И это одна из причин, почему ресторан, которым она управляет с Маршем, имеет такой успех. Да плюс деловая хватка Марша, а также изрядные вложения и практичная модернизация, которую провел Кай, передавший управление своему брату и его жене. Он не возражал, чтобы оставаться владельцем ресторана, даже время от времени прикидывал прибыль и убыток, но вести дела ему, конечно, было неинтересно.

 После того как канат был привязан, он провел ладонями вниз по обрезанным до колен потертым старым джинсам, вытирая руки.

 — Сегодня вечером будет что-то особенное?

 Марш сунул руки в карманы и покачался на каблуках.

 — Голубая рыба.

 Ухмыльнувшись, Кай откинул крышку своего холодильника, показывая улов.

 — Передай Линде, чтобы не беспокоилась. У меня есть еда.

 — Она не успокоится.

 Марш бросил взгляд на брата, когда тот всматривался в море.

 — Она считает, что ты слишком много времени проводишь в одиночестве.

 — Так можно сказать, только если тебе не нравится находиться в одиночестве.

 Кай оглянулся через плечо. Ему не хотелось спорить сейчас, когда возбуждение от скорости и моря еще не покинуло его. Он всегда был беспокойным человеком.

 — Может быть, вам обоим стоит подумать еще об одном ребенке, тогда Линда будет слишком занята, чтобы беспокоиться о больших братьях.

 — Дай мне передышку. Хоуп всего восемнадцать месяцев.

 — Прибавь к этому еще девять, — небрежно напомнил ему Кай.

 Он любил свою племянницу, несмотря на то что… нет, потому чтоона была сущим дьяволом.

 — Во всяком случае, наша родословная находится в ваших руках.

 — Угу.

 Марш переступил ногами, откашлялся и замолчал. Эта привычка была у него с детства и, в зависимости от настроения, раздражала или забавляла Кая. В данный момент лишь слегка сбивала с толку.

 Что-то витало в воздухе. Кай чувствовал это, но никак не мог определить, что именно. «Шторм? — подумал он. — Один из жарких, неутомимых штормов, которые, казалось, способны назревать в течение нескольких недель». Кай был уверен, что может почувствовать его заранее.

 — Почему бы тебе не рассказать мне, что еще у тебя на уме? — предложил Кай. — Я хочу вернуться домой и почистить рыбу.

 — Тебе письмо. Его положили в наш почтовый ящик по ошибке.

 Такое случалось довольно часто, но по выражению лица брата Кай понял, что здесь кроется нечто большее. Предчувствие надвигающегося шторма обострилось. Ничего не говоря, он протянул руку.

 — Кай… — начал было Марш.

 Сказать ему было нечего, равно как и четыре года назад. Сунув руку в карман, он вытащил письмо.

 Конверт из плотной, кремового цвета бумаги. Каю не нужно было смотреть на обратный адрес. Воспоминания, которые вызвал знакомый почерк, нахлынули на него. На мгновение перехватило дыхание, словно кто-то ударил его в солнечное сплетение. Он решительно выдохнул.

 — Спасибо, — сказал Кай, словно это для него ровным счетом ничего не значило.

 Он сунул письмо в карман, прежде чем взять свой переносной холодильник и снасти.

 — Кай… — Марш опять умолк.

 Его брат повернул голову и холодным, слегка раздраженным голосом очень четко произнес: «Отстань!»

 — Если ты передумаешь насчет обеда… — сказал Марш.

 — Я дам знать.

 Кай пошел по мосткам, не оглядываясь. Он был рад, что не пригнал свою машину вниз, к гавани. Ему необходимо подышать свежим воздухом, чтобы разум оставался ясным, когда он будет предаваться воспоминаниям о том, о чем вспоминать не хотел и тем не менее никогда не забывал.

 Кэт. Четыре года назад она ушла из его жизни с тем же холодным расчетом, с каким вошла в нее. Она напоминала ему викторианскую куклу — несколько чопорную, слегка отстраненную. Он не был особенно терпелив с ее аккуратно сложенными руками или высокомерными манерами, но почти с первого момента хотел ее.

 Сначала он находил причину в том, что Кэт была другой. Своеобразный вызов, нечто, что Кай Сильвер должен завоевать. Ему нравилось учить ее нырять и наблюдать, как она постепенно учится. Смотреть на нее в обтягивающем костюме для подводного плавания, хотя она и не обладала соблазнительными формами. У нее была спортивная, аккуратная, почти мальчишеская фигура и, казалось, несколько метров густых мягких волос.

 Он до сих пор помнит тот миг, когда она в первый раз распустила свой старомодный пучок. От этого зрелища у него перехватило дыхание, защемило сердце, его словно загипнотизировали. Кай потрогал бы ее волосы — непременно потрогал, если бы ее отец не стоял тогда рядом с ней. Но если мужчина умен и решителен, он всегда найдет повод остаться с женщиной наедине.

 Кай находил поводы. Кэт пристрастилась к дайвингу, словно была рождена для этого. В то время как ее отец похоронил себя среди своих книг, Кай приглашал Кэт на прогулки по воде, под водой, по безмолвному призрачному миру, который манил ее точно так же, как всегда манил его.

 Он помнил, как поцеловал ее в первый раз. Они, мокрые и замерзшие после погружения, стояли на палубе его катера. Он видел маяк за ее спиной и неясную береговую линию. Гладкие от воды волосы струились у нее по спине, с них капала вода. Он протянул руку и собрал ее волосы в кулак.

 — Что ты делаешь?

 Четыре года спустя Кай словно слышал этот тихий голос воспитанной жительницы северо-восточной части США и любопытство в нем. Он заметил и любопытство, сквозившее в ее взгляде.

 — Я собираюсь поцеловать тебя.

 Любопытство оставалось в ее глазах, очаровывая его.

 — Почему?

 — Потому что хочу.

 Для него все было просто. Он хотел. Ее тело напряглось, когда он притянул ее к себе. Ее губы приоткрылись в знак протеста, он накрыл их своими. Напряженность в ее теле растаяла в течение удара сердца. Она целовала его со всей юной нерастраченной страстью, таившейся в ней, страстью, смешанной с невинностью.

 Он был достаточно опытен, чтобы понять ее невинность, и это тоже очаровывало. Кай глупо, по-мальчишески по уши влюбился.

 Кэт оставалась для него загадкой, хотя они проводили вместе страстные часы смеха и длинных ленивых разговоров. Он восхищался ее жаждой знаний и пристрастием к их аккуратной систематизации, заводившей его в тупик.

 Она с энтузиазмом занималась дайвингом, но ей было недостаточно просто уметь свободно плавать под водой, дыша воздухом из баллонов. Ей хотелось знать, как функционируют баллоны, почему они сконструированы именно так. Кай наблюдал, как она впитывала то, что он говорил ей, уверенный, что она все запомнит.

 Они совершали долгие прогулки вдоль берега по вечерам, и Кэт по памяти декламировала стихи. Красивые слова, Байрон, Шелли, Ките. И он, не слишком впечатленный такими вещами, переваривал их, потому что ее голос привносил в них что-то личное. Затем она начинала говорить о синтаксисе, пятистопном ямбе, и Каю приходилось искать новые способы отвлечь ее.

 На протяжении трех месяцев он постоянно думал о Кэт. Он тогда вообще впервые задумался о том, чтобы изменить свой образ жизни. Его маленький домик рядом с пляжем нуждался в обновлении, например в мебели.

 Кэт достойна большего, чем ящики из-под молока и гамак, что вполне в его стиле. Поскольку он был молод и никогда раньше не влюблялся, Кай счел свои планы вполне естественными.

 А она ушла от него. У нее были свои планы, и он в них не вписывался.

 Ее отец приехал на остров следующим летом и возвращался каждое лето в последующие годы. Кэт так и не вернулась.

 Кай знал, что она защитила диссертацию и преподает в престижном учебном заведении Лиги плюща [1], где ее отец был едва ли не ключевой фигурой. Она получила что хотела. «Как и я», — сказал он себе, распахивая дверь своего дома. Он отправлялся куда хотел и когда хотел. Он совершал собственные ошибки, а не учился на ошибках других. Его обязанности распространяются настолько, насколько он сам предпочитал их распространить. По его понятиям, это и есть знак успеха.

 Поставив сумку-холодильник на пол в кухне, Кай распахнул дверцу большого холодильника. Он открутил крышку с бутылки пива и отпил половину одним ледяным глотком. Пиво смыло часть горечи во рту.

 Теперь, успокоившись и сгорая от любопытства, он вытащил письмо из кармана. Разорвав конверт, он вынул единственный аккуратно исписанный листок.

 

  Дорогой Кай,

  Известно тебе или нет, мой отец перенес смертельный сердечный приступ две недели назад. Это было очень неожиданно, и я в настоящее время пытаюсь связать воедино многочисленные детали, имеющие к этому отношение.

  Просматривая документы отца, я обнаружила, что он снова собирался приехать на остров этим летом и воспользоваться твоими услугами.

  Я считаю необходимым занять его место. Мне нужна твоя помощь. Отец выплатил тебе аванс. Я приеду на Окракоук пятнадцатого, и мы сможем обсудить условия.

  Если это возможно, свяжись со мной в отеле или оставь сообщение. Надеюсь, мы сможем достичь взаимоприемлемой договоренности.

  Пожалуйста, передай мои наилучшие пожелания Маршу.

  Возможно, я увижу его во время моего пребывания на острове.

  Всего хорошего,

  Кэтлин Хардзти.

 

 «Значит, старик умер». Кай отложил письмо и снова взялся за бутылку. Он не мог сказать, что питал особое расположение к Эдвину Хардзти. Отец Кэт был строгим человеком и без чувства юмора. Тем не менее Кай не испытывал к нему неприязни. Он, как ни странно, привык к его компании за последние несколько лет. Теперь вместо него приедет Кэт.

 Кай опять взглянул на письмо, потом подстегнул свою память, пока не вспомнил дату. «Два дня, — размышлял он. — Она будет тут через два дня… чтобы обсудить условия». Улыбка, хотя и невеселая, заиграла в уголках его рта. «Мы обсудим условия», — молчаливо согласился он, пробегая глазами письмо Кэт еще раз.

 Она хотела занять место отца. Кай удивился, понимала ли она, когда писала, как это иронично звучит. Кэтлин Хардзти послушно идет по стопам своего отца всю жизнь. Почему это должно измениться после его смерти?

 «Изменилась ли она? — подумал Кай. — Окружает ли ее еще эта чарующая аура невинности и отчужденности? Или, может быть, поблекла с годами. А вдруг довольно милая чопорность уже превратилась в жесткость?»

 Кай понимал, что увидит это все сам через пару дней, однако бросил письмо на стол, а не в мусорную корзину.

 «Итак, она хочет воспользоваться моими услугами», — размышлял он. Опершись обеими руками по обе стороны от раковины, выглянул в окно в направлении воды, которую он мог ощущать, но не видеть. «Она хочет деловой договоренности — аренду катера, мое оснащение и мое время. — Он почувствовал подступающую горечь и проглотил ее так же аккуратно, как пиво. — Она получит деловое соглашение. И она заплатит». Уж он проследит.

 Кай вышел из кухни, оставив свой улов в сумке-холодильнике. Аппетит, который он заработал в соленых брызгах и скорости, пропал.

 

 Кэт въехала на своем автомобиле на паром, следующий на Окракоук, и нажала на тормоз. Утро было прохладным и очень ясным. Она не понимала, какой порыв толкнул ее ехать из Коннектикута на автомобиле, а не лететь самолетом, теперь же, почти достигнув своей цели, слишком утомилась, чтобы анализировать.

 На сиденье рядом с ней лежал ее портфель со всеми бумагами, которые она собрала в отцовском письменном столе. Возможно, когда Кэт прибудет в отель на острове, она сможет снова их просмотреть, лучше понять и укрепиться во мнении, что поступает правильно. За последние несколько дней Кэт утратила это ощущение.

 Чем ближе она подъезжала к острову, тем сильнее ее одолевали мысли, что это ошибка. «Нет, не к острову, — поправила себя Кэт безжалостно, — чем ближе я к Каю». Это факт. Кэт понимала, что нужно смотреть фактам в лицо и мыслить логически.

 У нее осталось немного времени, чтобы успокоить всколыхнувшиеся чувства. Глупо, конечно, тем не менее помогло. Она вовсе не возвращается к любовнику, а надеется нанять ныряльщика для весьма конкретного предприятия. Личные чувства ни при чем именно потому, что они прошлые.

 Кэт Хардзти, прибывшая на Окракоук четыре года назад, мало походила на доктора Кэтлин Хардзти, которая направлялась туда теперь. Она утратила очарование юности, неопытности и впечатлительности. Дерзкие, дикие черты Кая не завлекут ее сейчас и не испугают. Они будут, если Кай согласится на ее условия, деловыми партнерами.

 Кэт почувствовала, как паром пришел в движение, пока она смотрела сквозь ветровое стекло. «Да, — подумала она, — если Кай не слишком сильно изменился, перспектива поиска затонувших сокровищ вполне в его духе».

 Кэт достаточно знала о дайвинге в техническом смысле и понимала, что не найдет никого лучше оснащенного для подобной работы. Всегда целесообразно иметь лучшее. Более расслабленной и менее усталой Кэт вышла из своей машины, чтобы постоять у поручня.

 Оттуда она могла наблюдать за пикирующими вниз чайками и крошечными необитаемыми островками, проплывающими мимо. Она словно возвращалась домой, но отмахнулась от этого чувства. Коннектикут был ее домом. Как только Кэт сделает все, ради чего приехала, она вернется назад.

 Вода под паромом образовывала водоворот. Кэт не слышала его из-за работающего мотора, но, глядя вниз, могла наблюдать за кильватером. Один остров был почти неразличим в стае больших коричневых пеликанов. Она улыбнулась: приятно видеть этих странных, неуклюжих птиц снова. Они прошли вдоль длинной косы, где рыбаки припарковали свои грузовики, и решили попытать счастья рядом с местом, где залив встречается с морем. Кэт наблюдала, как обрушиваются и пенятся волны там, где не было берега, лишь бурный союз вод. Она помнила это зрелище с тех пор, как покинула остров. Не забыла она и о том, каким коварным бывает течение вдоль этого порога.

 Возбуждение. Она глубоко вздохнула, прежде чем вернуться к своему автомобилю.

 Когда паром причалил, Кэт пришлось лишь немного подождать, чтобы вывести свою машину на узкое шоссе с щебеночно-асфальтовым покрытием. Поездка в городок не займет много времени, заблудиться невозможно, пока движешься по единственной дороге. С одной стороны плескалось море, звук плавно перетекал на другую сторону — обе были глубокого синего цвета в свете позднего утра.

 Ее нервы успокоились, по крайней мере, так она говорила себе. Это случайное нервное напряжение от ожидания. Вполне нормально. Она готова снова увидеть Кая, говорить с ним, работать с ним, если они договорятся.

 Мягкий влажный воздух обдувал ее через открытые окна автомобиля. Успокаивал. Кэт почти забыла, насколько живительным может быть воздух или непрекращающийся звук плеска воды о песок. Правильно, что она сюда приехала. Когда Кэт увидела первые выцветшие деревенские застройки, она почувствовала облегчение. Ну все, приехала. Пути назад нет.

 Отель, маленький и тихий, где она останавливалась тем летом с отцом, находился на стороне острова, обращенной к проливу. Не слишком навязчивый по северным меркам сервис с лихвой компенсировался внешним видом.

 Кэт подъехала к фасаду и выключила зажигание. Вздохнула, вполне довольная собой. Сделала первый шаг и была полностью готова к следующему.

 Выйдя из машины, она увидела его. В одно мгновение уверенный в себе профессор английской литературы исчез, уступив место женщине, подвластной собственным эмоциям.

 О боже, он не изменился! Нисколько. По мере того как Кай подходил ближе, Кэт вспоминала каждый поцелуй, каждый шепот, каждый сумасшедший шторм их любви. Легкий ветерок откидывал назад волосы с его лица, так что ей были видны каждый знакомый выступ и каждая черточка. Солнце согревало ее кожу и придавало блеск глазам, она почувствовала, как годы повернули вспять, потом снова побежали вперед. Он нисколько не изменился.

 Кай не ожидал увидеть ее в это время. Он почему-то думал, что она приедет в полдень. И все же счел нужным пройти мимо «Насеста» тем утром, зная, что ресторан находится прямо напротив отеля, где она остановится.

 Кэт здесь, аккуратная и немного похудевшая, в сшитых на заказ слаксах и блузке. Волосы забраны вверх так, что была видна мягкая женственность шеи и горла.

 Глаза слишком темными на фоне бледной кожи, которая, он знал, медленно станет золотой под летним солнцем.

 Она не изменилась! Мягкая, строгая, спокойная. Милая. Кай не обратил внимания на то, что у него засосало под ложечкой, когда он сделал шаг и оказался прямо перед ней. Смерил ее высокомерным взглядом — столь же неотъемлемая его часть. Затем усмехнулся, борясь с внезапно нахлынувшим желанием задушить ее.

 — Кэт. Похоже, я верно рассчитал время.

 Она решила говорить спокойно.

 — Кай, приятно видеть тебя снова.

 — Неужели?

 Не обращая внимания на сарказм, Кэт обошла автомобиль и открыла багажник.

 — Мне бы хотелось встретиться с тобой как можно скорее. Есть кое-что, что я хочу тебе показать, и некоторые деловые вопросы, которые хочу обсудить.

 — Конечно, я всегда открыт для бизнеса.

 Кай наблюдал, как она вынимает из багажника два чемодана, но не предложил помочь. Он увидел, что на руке у нее нет кольца, но это ничего не значит.

 — Тогда, возможно, мы сможем встретиться сегодня днем, после того как я заселюсь.

 «Чем скорее, тем лучше», — сказала она себе. Они определят цель, основные пункты и оплату.

 — Мы могли бы пообедать в отеле.

 — Нет, спасибо, — небрежно сказал он, опершись о ее машину, пока она ставила чемоданы. — Я тебенужен, ты знаешь, где меня найти. Остров маленький.

 Сунув руки в карманы джинсов, он пошел от нее прочь. Помимо своей воли Кэт вспомнила, что в последний раз, когда он уходил, они стояли почти в том же месте.

 Подхватив свои чемоданы, она направилась в отель, возможно слишком поспешно.