- В саду, #3
Пролог
1893 год, январь
Мемфис, Теннесси
От отчаяния она лишилась рассудка. И у нее не осталось никаких средств к существованию.
Когда-то она была красива, умна и честолюбива. Она добилась главной цели своей жизни — роскоши, пользуясь красотой для соблазнения и умом для того, чтобы правильно распорядиться достигнутым. Она стала любовницей одного из самых богатых и влиятельных мужчин в Теннесси.
У нее был изумительный дом, обставленный на деньги Реджинальда и декорированный в угоду ее фантазиям. Слуги беспрекословно выполняли любые ее приказания. Ее гардероб мог соперничать с нарядами самых успешных парижских куртизанок.
У нее были драгоценности, собственный экипаж и веселые друзья.
Она устраивала блестящие вечеринки. Ей завидовали, ее желали.
Она, дочь незаметной прислуги, имела все, чего жаждала ее алчная душа.
У нее был сын.
Ребенок, которого она не хотела рожать, изменил ее, стал центром ее мира, единственным, кого она любила больше самой себя. Она строила планы для своего сына, она мечтала о нем. Она пела ему, пока он спал в ее чреве.
Она привела его в мир в невыразимых страданиях, но и в радости. Она радовалась, зная, что, когда боль закончится, она возьмет на руки своего бесценного сына.
Ей сказали, что она родила девочку. Ей сказали, что ребенок появился на свет мертвым.
Ей солгали.
Она знала это даже тогда, когда бесновалась от горя, когда погружалась в пучину отчаяния. Даже сойдя с ума, она знала, что ей солгали. Ее сын жив.
Они украли ее дитя. Как может быть иначе, если она чувствуетбиение его сердца как своего собственного?
Ее дитя похитили не повитуха и не доктор. Его забрал Реджинальд. Он за свои деньги купил молчание тех, кто ему служил.
Она вспомнила, как Реджинальд стоял в ее гостиной, явившись к ней лишь через долгие месяцы горя и отчаяния. Он покончил с ней, думала она, дрожащими пальцами застегивая пуговки серого платья. Покончил, получив то, что так хотел. Сына, наследника. Того, кого не смогла дать Реджинальду его бесчувственная жена.
Он использовал любовницу, забрал ее единственное сокровище, будто имел на это право. Предложил взамен деньги и приказал уехать в Англию.
Он заплатит, заплатит, заплатит, мысленно твердила она, прихорашиваясь. Но не деньгами. О нет, не деньгами!
Она осталась нищей, но она найдет способ. Разумеется, она найдет способ отомстить, как только возьмет на руки своего бесценного Джеймса.
Слуги — мерзкие предатели — крали ее драгоценности. Она это знала. Ей пришлось продать почти все оставшиеся, и ее нагло обманули. Но чего еще было ждать от мошенника-ювелира? В конце концов, он мужчина.
Лжецы, обманщики, воры. Все они такие. Они все заплатят за причиненное ей горе. Она не смогла найти рубины — браслет из рубинов и бриллиантов в форме сердечек, словно кровь и лед. Реджинальд подарил его, когда узнал о ее беременности.
Безделушка. Слишком изящная, слишком маленькая, на ее вкус. Но сейчас, отчаянно желая найти браслет, она перерыла в бесплодных поисках давно не убиравшиеся спальню и гардеробную.
И разрыдалась, как ребенок, найдя вместо браслета сапфировую брошь. Когда слезы высохли, когда ее пальцы сомкнулись на драгоценности, она забыла и о браслете, и о своем отчаянном желании найти его. Она заулыбалась, глядя, как сверкают драгоценные синие камни. Этого хватит для нее и Джеймса. Она увезет его прочь отсюда. Может быть, куда-нибудь в деревню. Будет там жить с ним, пока к ней не вернутся силы.
Все очень просто, решила она, со страдальческой улыбкой разглядывая себя в зеркале. В сером платье она выглядит прилично, достойно, как и подобает матери. Конечно, она похудела и платье висит на ней, но тут уж ничего не исправишь. У нее больше нет слуг и портнихи, которая могла бы все подогнать по фигуре. Не страшно. Здоровье вернется, когда она будет жить с Джеймсом в хорошеньком сельском домике.
Она уложила белокурые волосы и с сожалением отложила в сторону румяна. Никакой яркости, решила она. Такой она понравится ребенку.
Сейчас она поедет за ним. Поедет в Харпер-хаус и заберет своего сына.
Ехать от города до величественного особняка Харперов долго. Извозчику придется заплатить дорого. Своего выезда у нее больше нет, а скоро, очень скоро явятся люди Реджинальда и выгонят ее из дома, как уже угрожали.
Ей необходим экипаж, чтобы привезти Джеймса в Мемфис. Потом она отнесет сына наверх в его детскую, уложит в колыбельку и будет петь ему, пока он не уснет.
—Лаванда голубая, дилли, дилли... — тихо пела она по дороге, переплетая тонкие пальцы и глядя на пробегающие мимо зимние деревья.
Она захватила с собой голубое одеяльце, которое выписала из Парижа, крохотный голубой чепчик и пинетки. Ребенок все еще казался ей новорожденным. В ее расколотом сознании шести месяцев, прошедших с его рождения, просто не было.
Экипаж катил по длинной подъездной аллее, и наконец показался Харпер-хаус. На фоне сурового серого неба трехэтажное желтое каменное здание с белыми оконными переплетами казалось особенно юплым, изящным и в то же время горделивым, словно сознающим свое величие.
Она слышала, что когда-то по этим лужайкам среди деревьев и кустарников бродили павлины, чнастливо распуская роскошные разноцветные хвосты. Однако Реджинальда раздражали пронзительные крики, и, став хозяином поместья, он приказал избавиться от птиц.
Реджинальд правил здесь, как король, а она подарила ему наследного принца. Придет день, непременно придет день, когда ее сын свергнет отца. Тогда хозяйкой Харпер-хауса будет она вместе с Джеймсом. Ее милым, чудесным Джеймсом.
Огромные окна величественного дома, непроницаемые в отраженном свете дня, словно следили за ней, а она представляла, как живет в нем со своим Джеймсом. Она словно наяву видела, как нянчится с мальчиком, гуляет с ним в роскошных садах, слышит его смех, звенящий в просторных залах.
Дом принадлежит Джеймсу, а значит, и ей. Они будут счастливо жить в этом доме. Только Джеймс и она. Так должно быть и так будет.
Она вышла из экипажа и побрела к парадному нходу. Бледная исхудавшая женщина в свободном сером платье...
Джеймс ждет ее, ждет ее.
Она постучала и крепко сжала дрожащие руки. Ее сердце бешено колотилось, как будто поднялось из груди и застряло в горле. Сердце мешало ей дышать.
Открывший двери представительный мужчина в черном окинул ее взглядом с головы до ног, но лицо его осталось непроницаемым.
—Чем я могу вам помочь, мэм?
—Я приехала за Джеймсом.
Его левая бровь едва заметно приподнялась.
—Простите, мэм, в доме нет никакого Джеймса. Если вас интересует слуга, пройдите к заднему входу.
—Джеймс не слуга.
«Да как он смеет?» — мысленно взвизгнула она, но тем не менее продолжила:
—Джеймс мой сын. Он ваш хозяин. Я приехала за ним. — Она решительно перешагнула порог. — Принесите его немедленно.
—Полагаю, вы ошиблись адресом, мэм. Возможно...
—Вы не скроете его от меня. Джеймс! Джеймс! Мама здесь! — Она метнулась к лестнице и стала царапаться и кусаться, когда дворецкий схватил ее за руку.
—Данби, в чем дело?
К ним спешила женщина, также в черном платье. Тоже прислуга.
—Женщина... Она возбуждена.
—Это еще мягко сказано. Мэм?.. Пожалуйста, успокойтесь, мэм. Я миссис Хейверз, экономка. Успокойтесь и скажите мне, что случилось.
—Я приехала за Джеймсом! — Она дрожащими руками пригладила волосы. — Вы должны принести мне его немедленно. Ему пора спать.
Доброе лицо миссис Хейверз озарилось ласковой улыбкой.
—Понимаю. Вам лучше присесть и постараться успокоиться.
—И вы принесете Джеймса? Вы отдадите мне моего сына?
—Пройдемте в гостиную. Там разожгли камин. Сегодня холодно, не правда ли? — Экономка взглядом приказала Данби ослабить хватку. — Прошу вас сюда, я проведу вас.
—Это хитрость. Еще одна хитрость.
Амелия бросалась наверх по лестнице, на бегу выкрикивая имя сына, но на площадке второго этажа ноги подкосились, и она рухнула на пол.
Дверь распахнулась, и появилась Беатрис — хозяйка Харпер-хауса. Амелия сразу узнала жену Реджинальда. Она однажды видела ее в театре и не раз в магазинах.
Беатрис была красива, но холодной, даже суровой красотой. Глаза как голубые льдышки, тонкий аристократический нос, пухлые губы, сейчас скривившиеся от отвращения. На ней было утреннее платье из розового шелка с высоким воротником, туго стянутое в талии.
—Кто эта... это существо?
—Простите, миссис Харпер. — Экономка, более проворная, чем дворецкий, первая подоспела к упавшей Амелии. — Она не назвала свое имя. — Охваченная состраданием, женщина опустилась на колени и обвила рукой плечи несчастной. — Похоже, у нее горе... А еще она до костей промерзла.
—Джеймс... — Амелия протянула руки, и Беатрис демонстративно отшатнулась, подобрав юбки. — Я приехала за Джеймсом! За своим сыном.
Лицо Беатрис на мгновение дрогнуло, но губы тут же сжались.
—Проведите ее сюда. — Она отвернулась и прошла в гостиную. — И подождите.
—Мэм, — тихо прошептала миссис Хейверз, помогая дрожащей Амелии подняться. — Не бойтесь, никто вас здесь не обидит.
—Пожалуйста, принесите моего ребенка, — взмолилась Амелия, сжимая руку экономки. — Пожалуйста, принесите его мне.
—Ну, полно! Успокойтесь. Поговорите с миссис Харпер. Мадам, принести чаю?
—Разумеется, нет, — ответила Беатрис с едва сдерживаемым гневом. — Закройте дверь.
Хозяйка Харпер-хауса прошла к красивому гранитному камину, обернулась и, пока дверь тихо закрывалась, холодно смотрела на жалкое создание.
—Вы одна... вы были, — язвительно подчеркнула она, — одной из шлюх моего мужа.
—Я Амелия Коннор. Я пришла...
—Я не спрашивала, как вас зовут. Меня не интересуют ни ваше имя, ни вы сами. Я полагала, что у подобных вам женщин, тех, кто, оставаясь обычными шлюхами, считает себя любовницами, хватает ума не являться в дома мужчин, которых они предпочитают называть своими покровителями.
—Реджинальд... Реджинальд здесь?
Амелия обвела изумленным взглядом роскошную комнату с разноцветными светильниками и бархатными портьерами. Она никак не могла вспомнить, как оказалась тут. Ярость и возбуждение покинули ее, оставив лишь озноб и смущение.
—Его нет дома, и считайте, что вам повезло. Я прекрасно осведомлена о вашей... связи и знаю, что он прекратил ее, щедро вас вознаградив.
—Реджинальд?..
Ее воспаленный мозг услужливо показал ей Реджинальда, стоявшего у камина. Не этого... не этого. У ее камина. В ее гостиной.
Вы думали, что я позволю такому жалкому существу воспитывать моего сына?
Сын. Ее сын. Джеймс.
—Джеймс. Мой сын. Я приехала за Джеймсом. У меня в экипаже его одеяльце. Я сейчас же заберу сына домой.
—Если вы полагаете, что получите деньги за сохранение столь постыдной тайны, то жестоко ошибаетесь.
—Я... я приехала за Джеймсом. — Амелия шагнула к Беатрис, протягивая руки. Улыбка задрожала на ее губах. — Ему нужна его мама.
—Ублюдка, которого вы родили и которого мне навязали, зовут, как и его отца, Реджинальдом.
—Нет, я назвала его Джеймсом. Мне сказали, что он умер, но я слышала его плач. — Теперь Амелия оглядывала комнату с тревогой. — Вы слышите, как он плачет? Я должна найти его, убаюкать песенкой.
—Вам место в психиатрической лечебнице. Мне вас даже почти жаль, — Беатрис возвышалась ледяной статуей на фоне мечущихся языков пламени. — У вас, как и у меня, нет выбора. Но я, по крайней мере, ни в чем не виновата. Я его жена. Я рожала ему детей, рожала их в браке. Я теряла его детей и безмерно страдала, но мое поведение безупречно. Я закрывала глаза на похождения мужа и не давала ему поводов для недовольства. Но я не родила ему сына, и это мне поставлено в вину.
Щеки ледяной статуи раскраснелись от ярости.
—Вы думаете, я хотела, чтобы мне навязали вашего ублюдка? Чтобы внебрачный сын шлюхи называл меня мамой? Чтобы незаконнорожденный унаследовал все это? — Беатрис раскинула руки. — Все это! Как жаль, что он не умер в утробе! И вы вместе с ним!
—Отдайте его мне, верните его мне... У меня его одеяльце, — Амелия опустила взгляд на свои пустые руки. — У меня его одеяльце... Я заберу Джеймса.
—Ничего уже не изменишь. Мы обе попали в один капкан, но наказание заслужили только вы. Я ни в чем не виновата.
—Вы не можете оставить его, он вам не нужен. Вы не можете оставить его...
С безумно горящими глазами, жутко оскалившись, Амелия бросилась к Беатрис, но сильная пощечина отбросила ее назад. Несчастная не удержалась на ногах и упала.
—Вы немедленно покинете мой дом, — тихо, спокойно, словно отсылая прислугу по незначительному поручению, сказала Беатрис. — И забудьте о том, что привело вас сюда, иначе окончите свои жалкие дни в сумасшедшем доме. Уж об этом я позабочусь. Я не позволю пятнать свою репутацию безумным бредом, но сомневайтесь. И не смейте сюда возвращаться! Ноги вашей не будет ни в Харпер-хаусе, ни рядом с ним! Вы никогда не увидите своего ребенка... Это будет вашим наказанием, хотя и слишком мягким, на мой взгляд.
—Джеймс... Я буду жить здесь с Джеймсом.
—Вы действительно безумны, — с некоторым изумлением промолвила Беатрис. — Но вряд ли безумие мешает торговать телом. Я уверена, вы найдете мужчину, который осчастливит вас еще одним ублюдком.
Миссис Харпер прошла к двери и распахнула ее.
—Хейверз! — Она невозмутимо ждала, не обращая внимания на жалобные рыдания за спиной. — Пусть Данби уберет это существо из дома.
Однако она вернулась. Ее вывели, чуть ли не вынесли из дома и приказали извозчику увезти ее. Она вернулась холодной ночью. Она уже не отличала галлюцинации от реальности, но сумела украсть повозку и найти дорогу. А вот одеться она не сумела, даже не вспомнила, что нужно одеться, и промокла насквозь под ледяным дождем, не замечая, что белая ночная рубашка прилипла к телу.
Ее влекло единственное желание. Она хотела убить их. Убить их всех. Разрезать, разрубить на мелкие кусочки. Тогда никто не помешает ей унести Джеймса в окровавленных руках.
Нет, даже тогда ей этого не позволят. Она никогда не возьмет на руки свое дитя. Никогда не увидит его милое личико.
Если только... если только...
Она сошла с повозки, прячась в мутных тенях, отбрасываемых скользящей в облаках над Харпер-хаусом луной. Черные окна величественного здания слепо таращили пустые глазницы.
Дождь прекратился, небо совсем очистилось, и стало светлее. Она брела к дому, тихо напевая колыбельную. Серые змейки тумана колебались над землей, расступаясь под ее замерзшими босыми ногами. Подол рубашки тащился по грязи.
Эти люди пока еще мирно спят, но они заплатят. Они дорого за все заплатят.
Она побывала у колдуньи и знала, что должна сделать. Знала, что нужно сделать, чтобы навечно получить желаемое. Навечно.
Она прошла сквозь зимние сады к каретному сараю и нашла то, что искала.
И снова напевала, когда брела со своей находкой к роскошному дому из желтого камня, залитому лунным светом.
—Лаванда голубая... — пела она. — Лаванда зеленая...
