- Следствие ведет Ева Даллас, #23
4
Первым делом она связалась с Фини, начальником отдела электронного сыска. Он появился на экране ее видеотелефона: рыжие вихры, подернутые сединой, лицо с глубокими морщинами, мятая рубашка.
Ева порадовалась, что недавно предпринятая его женой попытка вырядить его в малиновые пиджаки с яркими галстуками всплыла брюхом вверх.
— Слыхал о деле Свишеров? — без предисловий спросила она.
— Двое детей. — Лицо добродушного сенбернара окаменело. — Как только узнал, отправился на место сам. У меня там целая команда трудится над блоками связи и электроникой. В охранной системе я копаюсь сам.
— Это прекрасно. Люблю получать самое лучшее. Что можешь сказать?
— Хорошая, добротная, надежная домашняя система. Можно сказать, первоклассная. Обойти ее было непросто. Тут потребовалось классное ноу-хау. Камера слежения заблокирована в час пятьдесят восемь. Они использовали дистанционный пульт с вторичной функцией, потому что система дублировалась вспомогательным механизмом. — Он подергал себя за ухо, считывая данные со второго экрана. — Когда визуальное наблюдение отключается, вспомогательная система активируется через десять секунд. Сигналы тревоги поступают и в дом, и в охранный центр. Эта связь была заблокирована.
— Они знали систему?
— О да, они знали систему! Блокировали камеру слежения, сигнал тревоги на замках, детектор движения. Я тебе дам точную оценку, но пока предварительно: проникновение через десять минут после того, как вырубили камеру, через четыре минуты после блокировки вспомогательной системы.
— Десять минут? Неплохо. Значит, они были уверены, что система не подаст сигнал на пульт управления, что вспомогательная система не сработает. Всего четыре минуты прошло после того, как они вырубили вторую систему. Неужели они такие ловкачи?
— Такие. Они работали быстро.
— Они знали код?
— Этого я тебе пока сказать не могу. — Фини поднес ко рту кружку с надписью «МОЯ», сделанной убийственно-красной краской. — Либо знали, либо у них была суперклассная система взлома. Что ж это делается, Даллас? Детишек убивают в собственных постелях! Куда катится мир?
— Он всегда был таким. Мне нужны все звонки, входящие и исходящие. Все диски с записями слежения.
— Получишь. Я брошу на это дело все силы. Да у меня внуки такого возраста, сохрани их бог! Все, что скажешь, считай, у тебя уже есть.
— Спасибо. — Глаза Евы подозрительно сощурились, когда он снова отхлебнул из кружки. — Это настоящий кофе?
Фини заморгал и отодвинул кружку, чтобы ее не было видно на экране.
— А что?
— У тебя на лице написано. По глазам вижу.
— Ну, допустим. И что?
— Где ты его взял?
Даже на видеоэкране с малым обзором ей было видно, как он ерзает.
— Ну, может, я заглянул к тебе в кабинет, хотел сообщить новые данные, а тебя там не было. У тебя там этого кофе навалом! Ну и что, если я налил себе одну паршивую кружку? Не понимаю, чего ты так жмешься, когда у тебя…
— Может, ты еще чем-нибудь угостился у меня в кабинете? Чем-нибудь сладким, например?
— Сладким? Ты о чем? Ты держишь там сладости? Какие?
— Вот об этом тебе лучше даже не догадываться. Держись от них подальше. Я с тобой еще свяжусь.
Разговор о сладостях и кофе напомнил ей, что она пропустила и завтрак, и ланч. Ева вызвала на компьютере данные по Гранту Свишеру и, пока они загружались, прошла в свою кухоньку, примыкающую к кабинету. Она взяла питательный сладкий батончик и еще одну порцию кофе.
Вернувшись в кабинет, Ева вывела данные на настенный экран, устроилась поудобнее и начала читать.
Свишер Грант Эдвард. Дата рождения: 2 марта 1963 г . Проживает по адресу: д. 101, 81-я улица, Нью-Йорк, с сентября 1995 г . по сей день. Женат на Гетц Кили Роуз с 6 мая 1990 г . Двое детей, рожденных в браке: Койл Эдвард, дата рождения 15 августа 1991 г ., мальчик, и Никси Фрэн, дата рождения 21 февраля 1994 г ., девочка.
«К концу дня три имени из этих четырех будут числиться в Регистрации гражданского состояния среди умерших», — подумала Ева.
Она просмотрела основные данные, сделала запрос о наличии любых криминальных досье и получила сведения о приводе Гранта Свишера в девятнадцатилетнем возрасте за обладание порцией марихуаны. Медицинские карты тоже ничего интересного не дали, и Ева углубилась в финансы.
Он преуспевал. Семейное право давало достаточный доход, чтобы выплачивать по закладной на дом, снимать летний дом в Хэмптоне, оплачивать частную школу для обоих детей. А если добавить к этому доходы жены, получался приличный навес для оплаты живущей в доме прислуги, семейных отпусков, ресторанов и других рекреационных расходов, включая престижный гольф-клуб, да еще оставалась кругленькая сумма на сберегательном счету.
«Обычные доходы выше среднего класса, — размышляла Ева, — но ничего экстраординарного. И, судя по всему, никаких незаконных сделок».
Вздохнув, она обратилась к данным жены.
Кили Свишер, на два года младше своего мужа, криминального досье нет, медицинские показатели в норме. Магистерская степень по диетологии. Использовала свое ученое звание еще до замужества: работала в штате дорогого и модного оздоровительного центра. С появлением первого ребенка Кили на год ушла с работы и сидела дома как профессиональная мать, потом вернулась на прежнее место работы. Та же процедура повторилась с рождением второго ребенка, только на этот раз Кили не вернулась в штат: она открыла собственное дело.
«Зажиточность — вот как это называется, — вспомнила Ева. — Неужели диетология так высоко оплачивается? Видимо, да». Она проследила бизнес Кили. В первый год ее положение было довольно шатким, на второй год стало сносным. Но к третьему году у Кили Свишер появилась солидная клиентура, ее бизнес стал процветать.
Ева проверила мальчика. Криминальное досье отсутствовало. Никаких закрытых сведений. В медкарте ничего такого, что указывало бы на насилие или жестокое обращение: обычные подростковые ушибы и переломы, связанные, как говорилось в справках, со спортом. Все логично.
У Койла был свой собственный банковский счет, открытый его родителями. Ева поджала губы, просматривая регулярные месячные поступления, но суммы были слишком малы, чтобы свидетельствовать о торговле наркотиками или других криминальных доходах. Ту же схему, только с еще более мелкими суммами, она обнаружила на счете Никси.
Пока Ева переваривала полученную информацию, в кабинет вошла Пибоди с белым пакетом в руках. Он был весь в масляных пятнах и источал божественный запах.
— Взяла пару рогаликов с кремом. Свой я уже съела, и, если вы не хотите, я с радостью займусь вашим.
— Я его хочу, а съедать сразу два рогалика с кремом никому не советую.
— Эй, я потеряла пять фунтов, пока лежала в больнице! Ну ладно, три я опять набрала, но ведь все равно остается еще два, как ни считай. — Она положила пакет на стол Евы. — Где Никси?
— С Соммерсетом. — Ева бросила так и не распечатанный шоколадный батончик в ящик стола и вынула из пакета рогалик. Она откусила сразу чуть ли не половину и пробормотала что-то вроде: «Скол абели».
— Школьные табели? — перевела Пибоди, извлекая из кармана два лазерных диска. — Их учителя и директора чуть не плакали, когда я их уведомила. Хорошие школы. Койл прилично учился, никаких подозрительных снижений успеваемости или прогулов. А Никси у нас вообще отличница. У обоих высокий коэффициент умственного развития, но она на целый уровень превосходит своего брата и пользуется этим вовсю. Проблем с дисциплиной не было у обоих. Пара предупреждений за болтовню на уроках или пронос в класс компьютерных игр, но больше ничего. Койл играл в софтбол и в баскетбол. Никси участвует в драмкружке, пишет в стенгазете и играет в школьном оркестре на пикколо.
— На пикколо? А это что еще за зверь?
— Это духовой инструмент. Такая маленькая флейта. У обоих детей много внешкольных занятий, высокие отметки. Мне кажется, у них просто не было времени на что-то незаконное.
— У них обоих есть банковские счета с ежемесячными поступлениями, — заметила Ева. — Откуда у детей по сотне монет в месяц?
Пибоди повернулась к настенному экрану и прочитала данные:
— Пособие.
— Пособие для чего?
Пибоди оглянулась на Еву и скорбно покачала головой:
— Их родители давали им деньги на личные траты и на будущие сбережения. Что-то в этом роде.
Ева откусила еще порцию рогалика.
— Им платят за то, что они дети?
— Примерно так.
— Непыльная работенка! Весь вопрос в том, как ее получить.
— В таком доме у детей наверняка есть какие-то определенные обязанности, даже притом, что в доме живет прислуга. Держать свою комнату в чистоте и порядке, убирать со стола, загружать утилизатор мусора. Ну и потом, им дарят деньги на праздники, на день рождения, премируют за хорошие отметки. У нас, квакеров, вместо денег был в основном бартер. Но, в конечном счете, это одно и то же.
— Значит, если бы все оставались детьми, никому не пришлось бы искать работу. Они могли что-то случайно увидеть, — продолжила Ева, прежде чем Пибоди успела возразить. — Могли что-то подсмотреть или подслушать. Что-то такое, чего им знать не полагалось. Надо будет повнимательнее присмотреться к учителям и школьному персоналу. Проверить сослуживцев и клиентов родителей, а оттуда перейти к друзьям, соседям, знакомым. Эти люди явно не были случайными жертвами.
— Да, не похоже. Но разве мы можем сбросить со счетов обычных городских террористов?
— Слишком чистая работа. — В этом Рорк был прав. — Террористы всегда оставляют следы, свои «фирменные знаки». Прежде чем убить, они бы насиловали и пытали, устроили бы погром в доме, порубили бы на фарш домашнюю собачку…
— У них не было домашней собачки, но я понимаю вашу мысль. И если бы это был терроризм, какая-нибудь психованная группа уже взяла бы ответственность на себя. У нас уже есть рапорты? ОЭС, «чистильщики», медэксперт?
— Я говорила с Фини. Он над этим работает. Я тебе по дороге все расскажу.
— По дороге куда?
— В морг, потом в Управление.
Ева поднялась, запихивая в рот остатки рогалика.
— Хотите, я предупрежу Соммерсета, что мы уезжаем?
— С какой стати?.. Ах да. Да, пожалуйста.
Ева подошла к двери, отделявшей ее кабинет от кабинета Рорка. Он как раз поднимался из-за стола, на ходу надевая пиджак от одного из своих темных костюмов.
— Я уезжаю, — объявила она.
— Я тоже. Пришлось пересмотреть свое расписание. Вернусь не позже семи.
— А я не знаю, когда вернусь. — Она прислонилась к дверному косяку и нахмурилась, глядя на него. — Надо бы отправить девочку в безопасное место.
— Этот дом вполне безопасен, и ей хорошо с Соммерсетом. Между прочим, только что передавали более подробные новости. Имен пока так и не назвали, но сказали, что целая семья из Верхнего Уэст-Сайда, включая двоих детей, уничтожена прошлой ночью в собственном доме. Твое имя тоже упомянуто. Ведущий следователь. Детали обещали сообщить позже.
— Я с этим разберусь.
— Конечно, разберешься. — Он подошел к ней, обхватил ее лицо ладонями и поцеловал. — Ты сделаешь свое дело, а со всем остальным мы справимся. Береги моего копа!
Как она и думала, главный судмедэксперт взял дело Свишеров на себя. Такого рода дело Морс не смог бы поручить никому из подчиненных вне зависимости от их способностей и квалификации.
Ева обнаружила его за работой над телом Линни Дайсон.
— Я их осматривал в том порядке, в каком они умерли.
Его темные глаза холодно светились за стеклами очков-микроскопов.
Играла музыка. Морс всегда работал под музыку, но на этот раз он поставил что-то мрачное, траурное. «Один из тех композиторов, которые носили белые парики», — предположила Ева.
— Я заказал токсикологию по всем жертвам. Причина смерти во всех случаях одна и та же. Нет второстепенных ран или повреждений, хотя у мальчика имелось несколько старых ушибов, два свежих и пара ссадин: на правом колене и на ляжке. Указательный палец на правой руке был сломан, вправлен и зажил где-то в пределах последних двух лет. Все повреждения в рамках того, что мог получить парень его возраста, увлекающийся спортом.
— Главным образом софтбол, — уточнила Ева. — Свежие ссадины наверняка от падения при броске на базу.
— Да, похоже на то. — Морс взглянул на тело девочки с перерезанным горлом. — Обе несовершеннолетние жертвы были здоровы. Все жертвы в последний раз ели приблизительно в семь часов вечера. Белая рыба, темный рис, зеленая фасоль, хлеб из смешанных злаков. Яблочная шарлотка с тростниковым сахаром на десерт. Взрослые выпили по бокалу белого вина, дети пили молоко.
— Мать, вторая взрослая жертва, была диетологом.
— Значит, она сама придерживалась своих советов и всю семью приучила к этому. Но у мальчика где-то был тайничок, — с улыбкой добавил Морс. — Около десяти вечера он съел две унцииnote 5 лакричных леденцов.
У Евы почему-то полегчало на душе. По крайней мере, перед смертью парень успел полакомиться запретными сладостями.
— Орудия убийства?
— Идентичны. Скорее всего, ножи с лезвиями в десять дюймовnote 6. Смотри сюда. — Морс указал на экран и увеличил изображение раны на шее девочки. — Видишь рваные края? Вот здесь, на краю диагонали. Резанул слева направо и слегка сверху вниз. Это не ровное лезвие и не зазубренное по всей длине. Три зубца возле рукоятки, а дальше ровное.
— Похоже на штык-нож.
— Да, я тоже так думаю. И вооруженный им индивид держал его в правой руке.
— Их было двое, — заметила Ева.
— Да, меня предупреждали. На глазок я бы сказал, что все удары нанесла одна и та же рука, но вот взгляни…
Морс повернулся к другому экрану, вызвал снимки, разделил экран для Гранта и Кили Свишер и увеличил изображение.
— Есть легкие отклонения. У мужчины рана глубже, нанесена рубящим движением, более рваная. Рана женщине нанесена более ровным режущим движением. Если сравнить всех пятерых… — Он вывел на экран снимки пяти ножевых ран. — Как видишь, экономка, отец и мальчик имеют одинаковые рубленые, рваные раны, а мать и девочка — более горизонтальные, резаные. Тебе придется обратиться в лабораторию, пусть проведут реконструкцию. Но почти наверняка это будут десятидюймовые, максимум двенадцатидюймовые ножи с тремя зазубринами у рукоятки.
— Военный стиль, — констатировала Ева. — Конечно, не обязательно быть военным, чтобы добыть такой нож. Но здесь чувствуется закономерность. Военная тактика, оборудование и оружие. Никто, из взрослых — я имею в виду жертв — в армии не служил и никаких связей с военными не имел. На данный момент я не могу связать никого из них с военизированными или экстремистскими организациями.
«Хотя, с другой стороны, иногда мирная семья является отличным прикрытием для темных дел».
— Я дала пропуск Дайсонам. — Ева бросила взгляд на Линии. — Они ее уже видели?
— Да. Час назад. Это было… чудовищно. Взгляни на нее. Такая маленькая. В голове не укладывается, на что способны просвещенные взрослые люди. Скоро начнут новорожденных младенцев убивать.
— У тебя своих детей нет, верно? — спросила Ева.
— Нет. Ни жены, ни детей. Была когда-то женщина, и мы пробыли вместе достаточно долго, чтобы об этом задуматься. Но это было… давно.
Ева внимательно взглянула на его лицо, обрамленное гладко зачесанными назад черными волосами. На затылке они были заплетены в косичку, завязанную серебряной ленточкой. Под защитным костюмом из прозрачного пластика, запачканным кровью, виднелась серебристая рубашка.
— Девочка у меня, — зачем-то сказала Ева. — Та, что уцелела. Я не знаю, что с ней делать.
— Сохрани ей жизнь. Я бы сказал, это самое главное.
— Тут у меня все схвачено. Мне понадобятся эти отчеты по токсикологии и вообще все, что возникнет. Как только, так сразу.
— Получишь. На них были обручальные кольца.
— Извини?..
— Я имею в виду родителей. Не все сегодня носят обручальные кольца. — Морс кивнул на тонкое колечко, которое Ева носила на безымянном пальце левой руки. — Они вышли из моды, и если уж люди их носят, это равносильно признанию: «Я принадлежу тебе». Они занимались любовью за три часа до смерти. Они пользовались спермицидом вместо более долгосрочных или перманентных средств для предупреждения беременности. Это подсказывает мне, что они не исключали возможности появления новых детей в будущем. И на них были кольца. Знаешь, Даллас, меня это почему-то утешает… и в то же время бесит еще больше.
— Пусть лучше бесит. Чем ты злее, тем лучше работаешь.
Пробираясь к отделу расследования убийств по гудящему, как улей, Центральному полицейскому управлению, Ева засекла детектива Бакстера возле торгового автомата. Он покупал то, что здесь сходило за кофе. Вытащив из кармана кредитки, она передала их ему и попросила:
— Банку пепси.
— Все еще избегаешь контакта с автоматами?
— Это срабатывает. По крайней мере, они меня не злят, и я не пинаю их ногами.
— Наслышан о твоем деле, — сказал Бакстер, опуская в прорезь кредитки. — Как, кстати, и любой репортер в городе. Большинство из них сейчас осаждает нашего представителя по связям с прессой и требует интервью с ведущим следователем.
— В моей повестке дня встреча с прессой пока не значится. — Ева взяла протянутую им банку пепси и нахмурилась. — Ты сказал «большинство». Означает ли это, что Надин Ферст с «Канала 75» уже оккупировала своим ядреным задом кресло в моем кабинете?
— И как ты догадалась? Я имею в виду не зад — всякому ясно, что он у нее классный.
— У тебя крошки печенья на рубашке, урод! Ты впустил ее в мой кабинет?
С видом оскорбленного достоинства Бакстер стряхнул крошки с рубашки.
— Попробовала бы ты отказаться от печенья с шоколадными чипсами! У каждого свои слабости, Даллас.
— Не морочь мне голову. Твой ядреный зад я пну позже.
— Ага, ты обратила на него внимание, милочка!
— Ну, укуси меня. — Отрывая крышечку с банки, Ева окинула его внимательным взглядом. — Слушай, как у тебя с нагрузкой?
— Ну, раз уж ты мой лейтенант, мне следовало бы сказать, что я загружен до потери пульса. Я как раз возвращался из суда, когда меня отвлек ядреный зад Ферст и ее печенье. — Бакстер набрал на щитке автомата свой код и заказал банку имбирного эля. — Мой парнишка пишет рапорт в трех экземплярах о нашем вчерашнем деле. Буйство в пьяном виде с тяжелыми последствиями. По словам жены, парень напился и пошел по бабам. Они подрались, когда он приполз домой; поколотили друг друга. Обычное дело, если верить соседям и предыдущим отчетам. Только на этот раз она выждала, пока он не отключился, и отхватила ножницами его причиндалы.
— Ого!
— Вот именно, — согласился Бакстер и отпил большой глоток. — Парень истек кровью еще до прибытия «Скорой». Жуткое зрелище, уж можешь мне поверить. А знаешь, что она сделала с его членом? Засунула в утилизатор мусора, чтобы уж наверняка положить конец его похождениям.
— Люблю основательность во всем.
— Вы, женщины, — холодные и жестокие существа. Взять, к примеру, эту нашу фигурантку. Она прямо-таки горда собой. Говорит, что феминистки по всей стране провозгласят ее героиней. Может, так оно и будет.
— Ладно, это дело закрыто. А есть что-нибудь горяченькое?
— У нас ровно столько незакрытых дел, сколько мы можем осилить.
— Какое-нибудь из них тебе дорого как память?
— Ты намекаешь, что я могу свалить свою нагрузку на кого-то другого? Я твой навеки, Даллас!
— Я хочу бросить вас с Трухартом на охрану свидетеля. В моем доме.
— Когда?
— Сейчас.
— Пойду позову мальчишку. — Когда они подошли к помещению для детективов, из-за тесноты именуемому «загоном», его лицо посерьезнело. — Они убили двух детей? Прямо во сне?
— Было бы хуже, если бы дети не спали. Вам с Трухартом придется поработать нянечками при свидетельнице. Это девятилетняя девочка. Можешь пока не регистрировать задание. Мне еще предстоит отчитаться перед Уитни.
Ева прошла через «загон» в средних размеров стенной шкаф, пышно именовавшийся ее кабинетом. Как она и ожидала, Надин Ферст, эфирная звезда «Канала 75», сидела за ее столом в ее шатком кресле. Она выглядела как картинка, высветленные прядками волосы были зачесаны назад, целиком открывая хорошенькое личико хитрой лисички. На ней был брючный костюм цвета спелой тыквы, ослепительно белая блузка каким-то таинственным для Евы образом придавала ей еще больше женственности.
При появлении Евы Надин захлопнула электронную записную книжку и вскочила:
— Не бей меня. Я приберегла для тебя печенье.
Не говоря ни слова, Ева указала большим пальцем себе через плечо и уселась в кресло, которое только что освободила Надин. Молчание затягивалось. Надин склонила голову набок.
— Разве мне не положено выслушать нотацию? Разве тебе не полагается наорать на меня? Разве ты не хочешь печенье?
— Я только что из морга. На оцинкованном столе лежит маленькая девочка. Горло у нее разрезано отсюда досюда. — Ева провела пальцем по своему собственному горлу.
— Я знаю. — Надин заняла единственный стул для посетителей. — Целая семья, Даллас! Конечно, шкуры у нас с тобой дубленые, но такое даже нас прошибает. Когда происходят подобные вещи, общество имеет право знать хоть какие-то подробности, чтобы принять соответствующие меры для собственной безопасности.
Ева ничего не ответила, лишь выразительно подняла брови.
— Да, я здесь не только в погоне за рейтингом! — стояла на своем Надин. — Нет, я не говорю, что рейтинг тут вообще ни при чем или что мне не хочется вонзить свои репортерские зубы во что-нибудь сочное. Но неприкосновенность жилища должна что-то значить. Как и безопасность детей.
— Обратись к представителю по связям.
— Ему нечего сказать.
— Зато мне есть что тебе сказать, Надин! — Ева вскинула руку, не давая Надин возразить. — Ладно, ты и сама знаешь, как я отношусь к репортерам, которые ради сенсации готовы помешать следствию. То, что у меня есть на данный момент, не поможет обществу, и у меня нет охоты давать тебе внутреннюю информацию. Разве что…
Надин уселась поплотнее и скрестила свои фантастические ноги.
— Называй условия.
Ева прямо через стол дотянулась до двери и захлопнула ее, потом откинулась во вращающемся кресле и заглянула прямо в глаза Надин.
— Ты знаешь, как подтасовывать репортажи, как вешать лапшу на уши обществу, которое, по твоим словам, имеет право знать.
— Это все не ко мне. Я объективный репортер. — Чушь. Пресса не более объективна, чем последние рейтинговые данные. Тебе нужны детали, закрытые сведения, индивидуальные интервью и тому подобное? Я тебе все это скормлю. А когда я их возьму — а я их возьму, не сомневайся! — я хочу, чтобы ты их еще больше разукрасила в глазах публики. Чтобы ты представила их кровавыми людоедами, на которых крестьяне в Средние века охотились с вилами и дрекольем.
— Ты хочешь, чтобы пресса их осудила?
— Нет. — Зубы Евы обнажились, но это никак нельзя было назвать улыбкой, скорее звериным оскалом. — Я хочу, чтобы пресса их распяла. Ты мой второй эшелон, на тот самый случай, если законы оставят для них хоть малюсенькую щелку, в которую не протиснется отощавший глист. Да или нет?
— Да. Сексуальное насилие над жертвами было?
— Не было.
— Пытки? Увечья?
— Никаких. Мгновенная смерть. Чистая работа.
— Профессионал?
— Возможно. Их было двое.
— Двое? — Азарт охоты блеснул в глазах Надин, ее щеки загорелись возбужденным румянцем. — Откуда ты знаешь?
— Мне за то и деньги платят, чтоб я знала. Двое, — повторила Ева. — Никакого вандализма, уничтожения собственности, даже кражи не было, насколько мы можем сейчас судить. И на сегодняшний день ведущий следователь по делу считает, что уничтоженная семья была выбрана не случайно. Мне надо написать рапорт и поговорить с моим начальником. Я спала не больше трех часов. Все, Надин, уходи.
— Подозреваемые, версии, улики?
— В настоящий момент мы не исключаем ни одной из версий и исследуем все возможные улики, и так далее, и тому подобное. Мне тебя учить? Сама все знаешь. А теперь исчезни.
Надин встала.
— Не пропусти мой вечерний выпуск. Я начну распинать их прямо сегодня.
— Отлично. Да, еще один момент, Надин, — сказала Ева, когда Надин уже открыла дверь. — Спасибо за печенье.
Она написала рапорт, прочитала рапорты, представленные отделом электронного сыска и бригадой экспертов, работавшей на месте. Она выпила еще кофе, потом закрыла глаза и вновь мысленно прошлась по месту преступления.
Компьютер работал в звуковом режиме.
— Вероятностный тест! — приказала Ева. — Групповое убийство. Дело номер У-226989-ДС.
— Принято.
— Вероятностный тест с учетом данных о том, что убийцы могут быть знакомы с одной или более жертвами.
— Работаю… Вероятность — 88,32 процента, что одна или более жертв знала одного или более убийц.
— Вероятность того, что убийцы были профессионалами.
— Работаю… Вероятность — 96,93 процента, что убийцы были профессионалами и/или прошли специальную подготовку.
— Да, тут я с тобой согласна. Вероятность того, что убийцы были наняты третьим лицом или получили задание уничтожить жертв.
— Работаю… Спекулятивный вопрос. Слишком мало данных.
— Давай попробуем так. При наличии известных данных о жертвах, какова вероятность, что одна или все, жертвы были намечены для профессионального устранения?
— Работаю… Стопроцентная вероятность, так как все жертвы были устранены.
— Не халтурь, кретин! «Спекулятивный вопрос»… Жертвы еще не устранены! При наличии известных данных, отбросив все данные о случившемся после полуночи, какова вероятность того, что один или несколько членов семьи Свишер могли быть намечены для профессионального устранения?
— Работаю… Вероятность — менее пяти процентов. Без учета последовавшего убийства, данные лица не могли быть намечены для устранения.
— Вот и я так думаю. Так чего же мы не знаем об этой добропорядочной семье? — Ева сунула еще один диск в дисковод. — Компьютер, провести сортировку и проверку следующих данных, относящихся к списку клиентов Свишера Гранта. Затем провести сортировку и проверку данных, относящихся к списку клиентов Свишер Кили. Высветить всех лиц с уголовным досье или наблюдавшихся у психиатров, всех, имеющих военную или военизированную подготовку. Скопировать и отослать результаты на мой домашний компьютер.
— Принято. Работаю…
— Вот и работай.
Ева встала и вышла в «загон». Пибоди поднялась из-за стола ей навстречу.
— У меня есть жалоба. Как это получается, что Бакстер и другие парни едят печенье, а мне, вашей напарнице, не достается ничего?
— За все приходится платить свою цену. Мы идем к Уитни. У тебя есть что-то новое, о чем мне следует знать перед докладом?
— Я говорила с Макнабом. Чисто деловой разговор, — торопливо добавила Пибоди. — Мы даже почти не целовались. Фини бросил его на домашние телефоны и компьютеры. И еще компьютеры Гранта Свишера из его конторы. Он проверяет все звонки за последние тридцать дней. Пока ничего не нашел. Вы видели отчет «чистильщиков»?
— Видела. Ничего. Ни частички кожи, ни пылинки, ни волоска.
— Я проверяю персонал школы, — продолжала Пибоди, пока они втискивались в лифт. — Засекаю всякую хрень.
— Хрень? Что ты имеешь в виду?
— Ну, все, что не вписывается. В обеих школах довольно строгий отбор сотрудников, не подступишься. Практически надо быть готовым к канонизации, чтобы туда попасть, но кое-кто все-таки проскальзывает. Правда, пока крупной рыбы не было.
— Вытащи мне всех, кто прошел военную или военизированную подготовку. Даже если это были летние лагеря скаутов или рекреационные центры, где люди платят, чтобы поиграть в войнушку. — Ева потерла висок, выходя из лифта. — Экономка была разведена. Давай взглянем на ее бывшего. У детей были друзья. Надо будет узнать их имена. Надо будет проверить их родителей.
— Он вас ждет, — объявила секретарша майора Уитни, едва завидев их. — Детектив Пибоди, рада, что вы вернулись. Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, хорошо.
Перед дверью кабинета Пибоди глубоко вздохнула. Она все еще побаивалась майора.
Уитни сидел за массивным письменным столом — крупный мужчина с лицом цвета шоколада и коротко остриженными черными волосами с заметной сединой. Пибоди знала, что он начинал уличным патрульным и проработал в полиции чуть ли не больше, чем она прожила на свете.
— Лейтенант. Детектив, рад, что вы вернулись к работе.
— Спасибо, сэр. Я тоже рада, что вернулась.
— Ваши письменные рапорты я получил. Лейтенант, вы крупно рискуете, взяв несовершеннолетнюю очевидицу под свою личную опеку.
— Более надежного места я не знаю, майор. К тому же несовершеннолетняя была эмоционально нестабильна. Ее особенно расстроила перспектива довериться социальному работнику из Службы защиты детей. Она — наш единственный свидетель, я сочла оптимальным решением держать ее как можно ближе, под постоянным наблюдением. Попытаться уравновесить ее эмоциональное состояние с целью получения от нее более подробной информации. Я назначила детектива Бакстера и офицера Трухарта для ее охраны. Неофициально.
— Бакстера и Трухарта?
— У Бакстера есть опыт, а Трухарт молод и как-то сразу располагает к себе. Сразу видно, что он хороший коп. А Бакстер не упустит ни единой детали.
— Согласен. А почему неофициально?
— На данный момент пресса еще не знает о существовании уцелевшей. Долго нам не продержаться, но пока небольшой зазор у нас еще есть. Как только репортеры узнают, узнают и убийцы. Эти люди хорошо подготовлены и обладают всеми необходимыми навыками. Высока вероятность того, что речь идет об операции, выполненной по чьему-то приказу.
— У вас есть доказательства?
— Нет, сэр. Но и доказательств обратного тоже нет. На данный момент мотив неочевиден.
«А искать надо именно мотив, — подумала Ева. — В этом деле узнаешь — почему, узнаешь — кто».
— В прошлом жертв пока ничего подозрительного не найдено, — добавила она. — Мы углубляем и расширяем проверку, я буду продолжать опрос свидетеля. Доктор Мира согласилась оказывать психологическую помощь и консультирование.
— Вы абсолютно уверены, что это не спонтанное убийство и не акт терроризма?
— Абсолютно, сэр. Мы ищем сходный почерк по международным каналам, но аналогичных случаев пока нет.
— Я требую, чтобы девочка находилась под круглосуточным наблюдением.
— Уже сделано, сэр.
— Имя Миры окажет весомое влияние на СЗД. Я тоже присоединю свой голос. — Кресло заскрипело, когда он откинулся на спинку. — Как насчет законных опекунов?
— Сэр?
— Девочка несовершеннолетняя. Кто ее законные опекуны?
— Дайсоны, майор, — поспешно вмешалась Пибоди, поскольку не успела поделиться с Евой этой информацией. — Родители той, другой девочки, которая была убита.
— Господи! М-да, вряд ли они будут вмешиваться в ситуацию и вставлять нам палки с колеса, но лучше бы вам на всякий случай получить их официальное разрешение. Неужели у девочки нет родственников?
— Бабушка с отцовской стороны живет в Вегасе. С материнской стороны все умерли. Братьев и сестер ни с одной стороны нет.
— Куда ни кинь, девчонке крупно не повезло, так? — пробормотал Уитни.
«Наоборот, ей крупно повезло, — подумала Ева. — Она осталась жива».
— Детектив Пибоди, — сказала она вслух, — вы говорили с бабушкой?
— Да, лейтенант. Уведомила ближайшую родственницу. Выяснила, что родная бабушка не является законным опекуном в случае смерти или инвалидности родителей. И, скажу вам честно, хотя она была шокирована и расстроена, она не выразила желания приехать сюда и попытаться получить опеку над несовершеннолетней.
— На нет и суда нет. Даллас, поговорите с Дайсонами при первой же возможности и уладьте это дело. Держите меня в курсе.
— Да, сэр.
Пока они шли обратно к лифту, Пибоди покачала головой.
— Не думаю, что сейчас лучшее время для беседы с Дайсонами. Я дала бы им еще, по крайней мере, сутки.
«Чем больше, тем лучше», — подумала Ева.
