Наивная плоть

 – Под пылающими лучами солнца – врага осадков, растений и человека – лежат зыбучие пески саудовской пустыни. – Финн изо всех сил старался не щуриться перед камерой, а над ним палило беспощадное солнце. Он был одет в однотонную оливкового цвета футболку, брюки хаки и выцветшую плетеную шляпу. – В этом враждебном мире нередки песчаные бури, безжалостная жара и миражи. Именно сюда и прибыли вооруженные силы Соединенных Штатов, чтобы протянуться линией по пескам.

 Уже прошло три месяца с того дня, когда первые мужчины и женщины из вооруженных сил развернулись под «Щитом пустыни». С эффективностью и изобретательностью, свойственными янки, эти солдаты приспособились к своему новому окружению или, в некоторых случаях, приспособили новое окружение к себе. Деревянный ящик, прокладка из поролона плюс насос от кондиционера, – Финн опустил руку на эту замечательную конструкцию, – и некоторые усердные рядовые изобрели переносной холодильник, чтобы помочь себе справиться с пятидесятиградусной жарой. Скука – такой же коварный враг, как и климат; в свободное время бойцы читают письма из дома, обмениваются малочисленными, поэтому бесценными газетами, выдержавшими цензуру, или устраивают гонки ящериц. Но письма идут медленно, а дни кажутся такими длинными. На родине сейчас парады и пикники в честь Дня ветерана, а солдаты «Щита пустыни» работают и ждут.

 Для Си-би-си, это был Финн Райли из Саудовской Аравии.

 Как только красный огонек погас, Финн вытащил солнечные очки из петли на поясе и быстро надел. За ним стоял «Игл Ф-15С», вокруг суетились утомленные пустыней люди.

 – Неплохо было бы сейчас перекусить картофельным салатом и послушать духовую музыку. А? Что скажешь, Керт?

 Его оператор, чья эбонитовая кожа блестела от пота и солнечных лучей, как полированный мрамор, закатил глаза кверху.

 – Хочу домашнего лимонада моей мамы. Целый галлон.

 – Или холодного пива.

 – Или персикового мороженого и поцелуй взасос от Уитни Хьюстон.

 – Стоп! Ты меня убиваешь. – Финн сделал большой глоток из бутылки с водой. Она была слишком теплой и с металлическим привкусом, но промыла его горло от песка. – Пошли посмотрим, что они разрешат нам снять, и попробуем взять у кого-нибудь интервью.

 – На многое можем не рассчитывать, – буркнул Керт.

 – Снимем то, что дадут.

 Несколько часов спустя, наслаждаясь относительными удобствами саудовского отеля, Финн разделся догола и отправился под душ. Вода смыла с него несколько слоев песка, пыли и пота – последствия двух суток, проведенных в пустыне. Он чувствовал сладкое, почти романтическое вожделение – так ему хотелось выпить американского, с резковатым дрожжевым вкусом пива. Утешившись апельсиновым соком, он вытянулся на кровати, полностью обнаженный, расслабившийся и измученный. Закрыв глаза, протянул руку за телефоном и приступил к сложному и часто тщетному процессу – набору номера в Штатах.

 Телефонный звонок вырвал Дину из глубокого сна. Ее первой путаной мыслью было, что кто-то опять не правильно набрал номер; может, тот же самый идиот, который вечером выдернул ее из успокаивающей ванны – он просто повесил трубку и даже не извинился. Уже разозлившись, она схватила трубку.

 – Рейнольдс.

 – Сколько же сейчас? У вас пять тридцать утра. – Глаза Финна были все так же закрыты, он улыбнулся, услышав ее хрипловатый голос. – Извини.

 – Финн? – Стряхивая сон, Дина села на постели и включила лампу. – Где ты?

 – Наслаждаюсь гостеприимством наших саудовских хозяев. Ты вчера ела арбуз?

 – Что-что?

 – Арбуз. Здесь чертовски сильное солнце, особенно в десять утра. Примерно тогда мне и начал мерещиться арбуз. Вначале Керт меня донимал, а потом мазохизмом занялась вся наша группа. Снежные конусы, мятный напиток, холодный жареный цыпленок.

 – Финн, – медленно произнесла Дина, – с тобой все в порядке?

 – Просто устал. – Он потер лицо, чтобы собраться с мыслями. – Несколько дней мы провели в пустыне. Еда ни к черту не годится, жара жуткая и еще эти блядские мухи… Я не хочу даже вспоминать о мухах. Я не спал почти тридцать часов, Канзас. Я немного не в себе.

 – Тебе надо поспать.

 – Поговори со мной.

 – Я видела некоторые из твоих репортажей, – начала она. – Про заложников, которых Хусейн называет «гостями», был просто потрясающим. И еще про воздушную базу в Саудовской Аравии.

 – Нет, расскажи мне, чем ты занимаешься.

 – Сегодня у нас было шоу про одержимых покупателей. Один из гостей не спит по ночам и смотрит канал для покупателей, заказывая все, что появляется на экране. Его жена в конце концов отказалась от кабельного телевидения, когда он купил двенадцать электронных ошейников против блох. У них нет собаки.

 Финн рассмеялся, на что она и надеялась.

 – Я получил твою пленку. Вначале ей пришлось меня поискать, так что вышло не очень быстро. Мы смотрели ее вместе с группой. Ты хорошо выглядишь.

 – Я хорошо себя чувствую. Нас теперь будут транслировать еще несколько станций в Индиане. Во второй половине дня. Против нас пойдет жуткая «мыльная опера», но кто знает?

 – А теперь скажи, что ты скучаешь по мне. Дина ответила не сразу и вдруг заметила, что автоматически наматывает на руку телефонный провод.

 – Кажется, да. Сейчас и вообще.

 – Как насчет сейчас?

 – Да.

 – Когда вернусь домой, хочу, чтобы ты поехала со мной в мою хижину.

 – Финн…

 – Хочу научить тебя ловить рыбу.

 – Да? – Губы Дины сами растянулись в улыбку. – Правда?

 – Не думаю, что мне следует серьезно относиться к женщине, которая не умеет отличить один конец удочки от другого. Запомни это. Я позвоню.

 – Хорошо. Финн?

 – М-мм?

 Она поняла, что он уже почти спал.

 – Я… э-э, пришлю тебе еще одну пленку.

 – Угу. Пока.

 Ему все же удалось бросить трубку на рычажок перед тем, как захрапеть.

 

 Репортажи все поступали и поступали. Эскалация военных действий, переговоры об освобождении заложников, которых, как многие опасались, могли использовать в качестве живого прикрытия. Встреча в Париже на высшем уровне; в знак благодарности солдатам – визит президента в расположение войск США на Ближнем Востоке. В конце ноября ООН проголосовала за Резолюцию 678. В ней было одобрено использование военной силы для изгнания Ирака из Кувейта и назначен крайний срок вывода войск для Саддама – пятнадцатое января.

 Здесь же, дома, повсюду были желтые ленты – и на кончиках антенн автомобилей, и на перилах балконов.

 Они сплетались с ветками остролиста и плющом – Америка готовилась к Рождеству и к войне.

 – Эта передача не только покажет, что новенького у нас есть для детей на Рождество, но и насколько эти новые игрушки безопасны. – Дина подняла глаза от своих заметок и, прищурившись, посмотрела на Фрэн. – С тобой все в порядке?

 – Конечно. – Фрэн с гримасой передвинула свой теперь уже значительный живот. – Для женщины, у которой в мочевом пузыре словно бы засел небольшой грузовичок, я чувствую себя просто прекрасно.

 – Тебе лучше пойти домой и лечь, подняв ноги повыше. Тебе осталось меньше двух месяцев до родов.

 – Я дома с ума схожу. К тому же ты должна была устать больше, ведь именно ты полночи проплясала на благотворительной встрече.

 – Это часть моей работы, – отсутствующе произнесла Дина. – Как сказал Лорен, мне удалось кое с кем познакомиться, и про меня написали в газетах.

 – М-мм. А про пять часов сна он ничего не сказал? – Фрэн забавлялась с игрушечным зайцем, который дергал ушами и пищал, когда она нажимала ему на брюшко. – Как ты думаешь, он понравится Большому Эду?

 Подняв брови. Дина изучающе посмотрела на живот подруги, где Большой Эд, как называли малыша, рос не по дням, а по часам.

 – У тебя в детской комнате уже не меньше двух дюжин игрушек.

 – Ты первая начала, когда принесла медвежонка Тедди в два фута ростом. – Фрэн отложила зайчика в сторону и вытащила Солдата Джо из кучи игрушек, лежавшей прямо на полу офиса. – Какого черта они всегда хотят играть в войну?

 – Это как раз один из вопросов, которые мы зададим эксперту. У тебя нет новостей от Дейва?

 Фрэн старалась не волноваться о своем сводном брате, офицере Национальной гвардии, который сейчас был в Персидском заливе.

 – Есть. Он получил нашу посылку. Комиксы оказались самым лучшим подарком. Ого! – Со звуком, средним между вздохом и смехом, она прижала руку к животу. – Большой Эд опять хулиганит.

 – Ричард в самом деле собирается купить малышу шлем «Беарз»?

 – Уже купил. Кстати, ты мне напомнила: хочу еще раз убедиться, что в этой части мы не забыли о разных игрушках для детей разного пола. Так же, как общество и родители следуют стереотипам, покупая вот это для мальчишек, – она взмахнула Солдатом Джо, – а вот это для девчонок, – пнула ногой Принца-Рыбака.

 – Балетные туфли для девочек, футбольные бутсы для мальчиков.

 – И в результате девочки размахивают флагами на боковых линиях, пока мальчишки забивают голы.

 – А потом, – подхватила Дина, – это приводит к тому, что мужчины принимают решения, а женщины подают им кофе.

 – Боже, как я буду растить этого ребенка? – Фрэн поднялась со стула. Теперь она ходила вперевалку, отчего ее походка казалась и смешной, и милой. – Мне не следовало этого делать. Нам надо было вначале потренироваться на щенке. Я буду нести ответственность за другое человеческое существо, а сама еще даже не открыла счет ему на университет!

 За последние несколько недель Дина привыкла к подобным вспышкам у Фрэн. Она откинулась на спинку стула и улыбнулась.

 – Гормоны опять распрыгались?

 – Еще спрашиваешь. Пойду поищу Саймона, проверю рейтинг прошлой недели и притворюсь, что я нормальный здоровый человек.

 – А потом иди домой, – настаивала Дина. – Съешь коробку печенья и посмотри старое кино по кабельному.

 – Хорошо. Я пришлю сюда Джефа, чтобы он забрал игрушки и отнес их в студию.

 Оставшись в одиночестве, Дина запрокинула голову и закрыла глаза. В последнее время не только Фрэн была на грани срыва. Вся их команда жила постоянно на нервах. Через шесть недель «Часу с Диной» предстояло либо продлить контракт с «Делакорт», либо остаться без работы.

 Их рейтинг повышался, но было ли этого достаточно? Она знала, что отдавала шоу все свои силы без остатка, все, что могла выжать из новых знакомств и встреч с прессой, на которых настаивал Лорен. Но было ли этого достаточно?

 Испытательный срок почти закончился, и если «Делакорт» решит их бросить…

 Не в силах успокоиться, она встала и повернулась к окну. Интересно, подумала она, приходилось ли Анджеле вот так стоять здесь и волноваться, тревожиться о чем-нибудь таком же элементарном, как очко рейтинга? Чувствовала ли она тяжелый груз ответственности на своих плечах за шоу, за персонал, за рекламодателей? Может быть, поэтому она стала такой жестокой?

 Дина повела напряженными плечами. Если программу закроют, то это будет не только крушение ее собственной карьеры, думала она. Еще шестеро человек вкладывали в шоу свое время, энергию и даже индивидуальность. Еще шестеро человек, у которых были семьи, купленные в кредит дома и машины, счета от зубных врачей…

 – Дина?

 – Да, Джеф. Надо отнести эти игрушки вниз, в… – Она невольно замолчала, повернувшись и увидев семифутовую пластиковую елку. – Господи, где же ты ее Взял?

 – Я, э-ээ… освободил ее из хранилища. – Джеф выглянул из-за дерева. Его щеки пылали от волнения и напряжения. Очки медленно сползали вниз по носу. Его мальчишество было просто обворожительным. – Подумал, что, может, она тебе понравится.

 Рассмеявшись, Дина осмотрела елку повнимательнее. Она казалась такой трогательной с опущенными книзу пластиковыми ветками ядовито-зеленого цвета. Никто и никогда не смог бы принять это дерево за настоящее. Дина перевела взгляд на ухмыляющееся лицо Джефа и опять рассмеялась.

 – Это именно то, что мне надо. Давай поставим ее перед окном.

 – Там, внизу, она казалась такой одинокой. – Джеф осторожно поставил дерево перед широким стеклом. – Я подумал, если ее украсить…

 – Освободил… Он пожал плечами.

 – В этом здании полно вещей, которые годами никто не использует, даже не видит. Немного огней, шариков – и она будет прекрасно смотреться.

 – И много желтых лент, – добавила она, думая о Финне. – Спасибо, Джеф.

 – Все будет хорошо, Дина. – Он положил руку ей на плечо и быстро, застенчиво сжал. – Не надо так волноваться.

 – Ты прав. – Она накрыла его руку своей. – Абсолютно прав. Давай позовем сюда всех остальных и украсим нашу малышку.

 

 Дина трудилась все праздники, а у нес за спиной сверкала пластиковая елка. Жестко распределяя время деловых встреч и три дня работая по восемнадцать часов в сутки, она сэкономила время на безумное двадцатичетырехчасовое путешествие домой после Рождества. Обратно в чикагский мороз Дина летела на самом позднем самолете.

 Нагруженная багажом, подарками и жестяными банками с печеньем из Топеки, она открыла дверь в свою квартиру. Первым, что она увидела, был чистый белый конверт на коврике, у самого порога. Забеспокоившись, Дина поставила сумки в сторону. Она не удивилась, обнаружив в конверте сложенный лист бумаги и увидев знакомый жирный красный шрифт.

 Веселого Рождества, Дина. Я люблю смотреть на тебя каждый день. Я люблю смотреть на тебя.

 Я люблю тебя.

 Странно, подумала она, но безвредно, особенно если принять во внимание все те замысловатые послания, которые она получила с августа. Засунув письмо в карман, она хотела было закрыть входной замок, как вдруг в дверь постучали. Одной рукой стягивая с головы вязаную шапку, Дина распахнула дверь.

 – Маршалл?

 Его модное пальто было аккуратно сложено на руке.

 – Дина, не слишком ли это затянулось? Ты ни разу не ответила на мои звонки.

 – Что затянулось, Маршалл? Послушай, я только что вернулась в город. Я устала, хочу есть и не в настроении для светской беседы.

 – Раз уж я переступил через свою гордость и пришел сюда, то ты по меньшей мере могла бы пригласить меня войти.

 – Твою гордость? – Она почувствовала, как в душе закипает ярость. Плохой знак, подумала Дина, ведь они обменялись только несколькими словами. – Прекрасно. Входи.

 Перешагивая через порог, он бросил взгляд на ее сумки.

 – Ты ездила домой на Рождество, да?

 – Верно.

 Он положил пальто на спинку стула.

 – Как твои родители?

 – Отлично. Маршалл, я действительно не настроена для болтовни с тобой. Если тебе есть что сказать, говори.

 – Я не думаю, что мы сможем что-нибудь решить, пока не сядем и не поговорим. – Он показал рукой на диван. – Пожалуйста.

 Дина сбросила пальто и опустилась на стул. Крепко сжав руки, она ждала.

 – То, что ты все еще на меня сердишься, доказывает, что между нами существует эмоциональный контакт. – Он сел, положив руки на колени, – Я понял, что ошибался, пытаясь во всем разобраться сразу после инцидента.

 – Инцидента? Теперь это так называется?

 – Потому что, – спокойно продолжал он, – страсти – что с моей стороны, что с твоей – тогда еще не улеглись, и нам было сложно прийти к компромиссу и поступить конструктивно.

 – Я редко поступаю конструктивно. – Она улыбнулась, но глаза ее горели. – Не думаю, что мы настолько хорошо знали друг друга, чтобы ты усвоил, что в некоторых обстоятельствах у меня проявляется ужасный характер.

 – Я понимаю. – Он был рад, очень рад, что они опять спокойно общаются. – Видишь ли, Дина, я думаю, что частью своих проблем мы обязаны тому, что не знали друг друга так хорошо, как надо бы. Мы оба в этом виноваты, но это так по-человечески, так естественно – стремиться показывать только лучшие стороны характера, когда развиваются близкие отношения.

 Дине потребовалось поглубже вдохнуть и силой удержаться на стуле, тогда как ее подмывало вскочить и выплеснуть на него весь гнев, бурливший в ее душе.

 – Ты считаешь, что мы оба виноваты? Прекрасно, особенно если учесть, что у меня нет ни малейшего намерения когда-нибудь узнать тебя получше!

 – Дина, Дина. Если ты будешь честной, то тебе придется признать, что между нами возникли особенные чувства. – Как хороший врач, он не отводил взгляда от ее глаз, его голос звучал мягко и вкрадчиво. – Объединение ума и вкуса.

 – О-о-о, боюсь, что наше объединение ума и вкуса резко развалилось, когда я вошла и обнаружила тебя с Анджелой лапавшими друг друга! Скажи-ка, Маршалл, в тот момент у тебя из кармана случайно не торчали проспекты для нашей предполагаемой поездки на Гавайи?

 Он покраснел.

 – Я уже неоднократно извинялся за эту ошибку.

 – А-а-а, теперь это уже ошибка. Раньше это был инцидент. Маршалл, давай я сама найду правильное название тому, что случилось. Я называю это предательством! Меня предали те, кого я уважала и любила. Анджела сделала это специально, а ты – под влиянием представившейся возможности.

 У него задергался нерв на щеке.

 – Мы с тобой не полностью принадлежали друг другу, сексуально или эмоционально.

 – То есть ты говоришь, что если бы я спала с тобой, то этого не случилось бы? Меня на это не купишь. – Она вскочила на ноги. – Нет, приятель, я отказываюсь взять на себя твою вину! Это у тебя вместо мозгов сплошные гормоны, а не у меня! Так что послушайся совета, доктор: убирайся из моего дома! И держись от меня подальше. Хватит стучаться в мою дверь. Я не желаю слышать твой голос в трубке телефона. И не смей больше мне звонить среди ночи, черт тебя побери, когда боишься даже заговорить!

 Он неуклюже встал.

 – Я не знаю, о чем ты говоришь.

 – Ах, ты не знаешь? – Ее щеки пылали.

 – Я знаю только, что хотел, чтобы все было правильно. Я много думал все эти месяцы с тех пор, как ты выбросила меня из своей жизни, Дина. Я знаю, что ты единственная женщина, которая может сделать меня счастливым.

 – Тогда готовься к безрадостной жизни. Я не свободна, и ты меня не интересуешь.

 – Есть кто-то еще! – Он шагнул вперед и схватил се за руки до того, как она успела отпрянуть назад. – Ты говоришь о предательстве, а сама так легко, так беззаботно ушла от меня к кому-то другому!

 – Да, есть кто-то еще, Маршалл. Это я. А теперь немедленно убери от меня руки!

 – Дай я напомню тебе, что между нами было, – прошептал он, рывком прижав Дину к себе. – Дай я покажу тебе, как это бывает!

 Старый ужас вернулся, и Дина задрожала, вырываясь из его рук. Ей не хватало воздуха, она оттолкнула Маршалла и вжалась в спинку стула. Дина почувствовала себя загнанным в угол зверьком, поэтому ей пришлось показать когти.

 – Ты знаешь, что может стать интересной темой для моего шоу, Маршалл? Как тебе вот это: уважаемые семейные консультанты, преследующие женщин, с которыми раньше встречались, и совращающие несовершеннолетних девочек? – Она крепко обхватила себя руками, наблюдая, как кровь отхлынула от его лица. – Да, я все про тебя знаю. Ребенок, а, Маршалл? Можешь ли ты представить, как меня это возмущает? Та женщина, которую ты посещал, пока, как предполагалось, у нас развивались близкие отношения, просто ерунда по сравнению с этим. Анджела прислала мне небольшой пакетик перед тем, как уехать в Нью-Йорк.

 Его лоб покрылся холодным потом.

 – Ты не имеешь права оглашать мою личную жизнь.

 – И не собираюсь этого делать. Если ты прекратишь меня преследовать. А если нет… – Она замолчала.

 – Я не ожидал от тебя угроз, Дина.

 – Что ж, кажется, ты опять ошибся. – Она шагнула к двери и с размаху распахнула ее. – Теперь убирайся. Потрясенный, он взял свое пальто.

 – Ты должна оказать мне любезность и отдать все те бумаги, которые у тебя есть.

 – Я ничего тебе не должна. И если ты не выйдешь из моей квартиры через пять секунд, то я заору так, что с этого здания слетит крыша, а все соседи примчатся сюда бегом.

 – Ты делаешь ошибку, – проговорил он, выходя из квартиры. – Очень большую ошибку.

 – Счастливых каникул, – сказала Дина, потом захлопнула дверь и задвинула засов.

 

 – Прекрасное шоу. Дина. – Марси вытирала глаза, когда Дина вошла обратно в гримерную. – Это было удивительно – собрать вместе семьи солдат, которые там, в Персидском заливе. И еще все эти записи оттуда.

 – Спасибо, Марси. – Дина подошла к освещенному зеркалу и сняла сережки. – Ты знаешь, Марси, сегодня Новый год.

 – До меня доходили какие-то слухи.

 – Пришло время для песенки «Из дома прочь старье, в дом неси все новое». – Проведя рукой по волосам, Дина повернулась перед зеркалом, критически изучая себя в профиль слева, справа, затем анфас. – Марси, дружочек, я чувствую себя как-то сумасбродно.

 – Правда? – Марси даже перестала складывать свою косметичку, готовясь к приходу Бобби Маркса. – Как именно сумасбродно? Сумасбродно типа «пойти прошвырнуться и подцепить пару незнакомцев в дешевых барах»? – Я не говорила, что сошла с ума, я сказала, что чувствую себя сумасбродно. Сколько у тебя есть свободного времени до того, как придет Бобби?

 – Около двадцати минут.

 – Хорошо, этого должно хватить. – Дина шлепнулась в винтовое кресло и повернулась боком к зеркалу. – Измени меня.

 Марси чуть ли не бросилась вперед, потирая руки.

 – Ты серьезно?

 – Совершенно. Несколько дней назад у меня была отвратительная сцена с бывшим приятелем. Я не знаю, будет ли у меня работа через месяц, продолжится ли моя карьера. Кажется, я влюбилась в человека, который проводит за границей больше времени, чем здесь, и через две недели может начаться война. Сегодня будет Новый год, но я встречу его не с тем человеком, в которого влюбилась, а на многолюдной вечеринке, разговаривая с незнакомцами, потому что разговаривать с незнакомцами – это часть моей работы. Так что я чувствую себя сумасбродно, сумасбродно настолько, чтобы сделать что-нибудь этакое… крутое.

 Марси застегнула вокруг Дининой шеи накидку Длиной до колен.

 – Лучше определи, что для тебя значит «крутое» до того, как я начну.

 – Не-а… – Дина глубоко и медленно вздохнула. – И знать не хочу. Удиви меня.

 – Обещаю. – Марси схватила баллон с пульверизатором и обрызгала Динины волосы. – Знаешь, я жду этого уже много недель.

 – Настал твой час. Сделай из меня другую женщину. У Дины засосало под ложечкой, когда Марси щелкнула ножницами. И еще. Еще. С сильно бьющимся сердцем она смотрела, как пряди смоляных волос падали у ее ног на покрытый плиткой пол.

 – Ты знаешь, что делаешь, точно?

 – Доверься мне, – ответила Марси и отрезала еще. – Ты будешь выглядеть великолепно. Исключительно.

 – Ага, исключительно? – Дина осторожно пыталась повернуться к зеркалу.

 – Не подглядывай. – Марси строго положила руку ей на плечо. – Это все равно что прыжок в бассейн с холодной водой, – объяснила она. – Если попытаешься опуститься туда медленно, понемногу, то это трудно и очень неприятно. И иногда можешь выпрыгнуть и отказаться еще до того, как полностью туда погрузишься. Но если прыгнуть туда сразу, то почувствуешь молниеносное потрясение, а потом тебе понравится. – Она поджала губы, орудуя ножницами. – Знаешь, может быть, это даже больше похоже на утрату девственности.

 – Черт побери!

 Марси подняла голову и улыбнулась постоянному теле-шеф-повару Си-би-си.

 – Привет, Бобби. Я сейчас закончу.

 – Черт побери! – повторил он и вошел вовнутрь, чтобы посмотреть на Дину. – Что ты делаешь, Ди?

 – Я хотела измениться, – ответила она слабым голосом и попыталась поднять руку к волосам. Но Марси оттолкнула ее руку.

 – Холодный бассейн, – сурово проговорила она.

 – Ну-у, это действительно перемена, все в порядке. – Бобби сделал шаг назад и покачал головой. – Эй, я могу взять себе немного твоих волос? – Он нагнулся и набрал полную пригоршню. – Сделаю себе маленькую подушечку. Черт, да здесь на полдюжины хватило бы!

 – О Господи, что же я натворила? – Дина крепко зажмурилась.

 – Ди, почему ты задерживаешься? Нам еще надо…

 О Боже! – Фрэн замерла в дверях, одна рука у открывшегося от изумления рта, другая прижата к животу.

 – Фрэн! – Дина в отчаянии дернулась к ней. – Фрэн, Фрэн, кажется, у меня был нервный срыв. Сегодня Новый год, – лепетала она. – Бобби делает подушечки. Как будто вся моя жизнь промелькнула перед глазами…

 – Ты их обрезала, – наконец-то произнесла Фрэн. – Ты в самом деле их обрезала.

 – Но они же опять вырастут, правда? – Дина стряхнула прядь волос со своей накидки. – Правда?

 – Через пять или десять лет, – радостно предсказал Бобби и приставил несколько состриженных локонов Дины к своему лысому черепу. – Не настолько быстро, чтобы уважить статью, которая, как мне кажется, есть в твоем контракте – запрещающая изменение внешности.

 – О Боже! – Бледные щеки Дины стали теперь мертвенно-белого цвета. – Я забыла. Я не подумала.

 Я сошла с ума.

 – Не забудь отправить своего адвоката к «Делакорт», – посоветовал Бобби.

 – Им понравится, – мрачно сказала Марси. – Подождите одну минуту, дайте ей самой на себя посмотреть. – Марси возилась с ее волосами, укладывала, начесывала. Не удовлетворившись, она добавила несколько мазков геля. Марси трудилась так сосредоточенно, словно гранила бриллиант. – А теперь вдохни побольше воздуха и держись, – посоветовала она, снимая с Дины накидку. – И ничего не говори, пока хорошо себя не рассмотришь.

 Все молчали, когда Марси медленно повернула Дину к зеркалу. Дина вытаращилась на свое отражение, от неожиданности ее губы приоткрылись, глаза округлились. Длинная грива волос исчезла, а на ее месте теперь была короткая гладкая шапка с дерзкой лохматой челкой. Ошеломленная, она смотрела, как женщина в зеркале подняла руку, коснулась места между шеей и затылком, где кончались ее волосы.

 – Она подчеркивает форму твоего лица, – нервно заговорила Марси, а Дина все так же смотрела и молчала. – Твои глаза и брови. У тебя такие замечательные, естественно изогнутые черные брови. Немного удивленные выразительные глаза, но они терялись под твоими волосами.

 – Мне… – Дина перевела дыхание, – мне очень нравится.

 – Правда? – Колени Марси словно подогнулись от внезапного облегчения, она упала в кресло рядом с Диной. – Тебе нравится?

 Дина смотрела в зеркало, а ее улыбка становилась все шире и шире.

 – Да, мне нравится. Ты представляешь, сколько времени мне приходится тратить на свои волосы? Почему я раньше об этом не подумала? – Она схватила ручное зеркало, чтобы взглянуть на затылок. – Это сэкономит мне почти восемь часов в неделю – целый рабочий день. – Взяв со столика снятые сережки, Дина надела их обратно. – Что ты об этом думаешь? – спросила она Фрэн.

 – Не хочу преуменьшать важность экономии времени, но ты выглядишь невероятно. Самая классная девчонка из всей округи.

 – Бобби?

 – Это сексапильно. Нечто среднее между амазонкой и феей. И я даже уверен, что «Делакорт» не будет возражать против того, чтобы переснять всю рекламу.

 – О Господи! – Вспомнив о рекламе, Дина в отчаянии повернулась к Фрэн. – О Господи!

 – Не волнуйся, сегодня от тебя требуется ослепить Лорена новой прической. А потом мы обыграем ее в следующем шоу.

 – В теме «Послепраздничная меланхолия»?

 – Вот именно. – Глубоко задумавшись, Фрэн подкусывала свою нижнюю губу. – Ах!.. Что-нибудь такое простое и фривольное, как новая прическа, может оказаться палочкой-выручалочкой, когда праздник закончится.

 – Я с этим согласен, – решил Бобби. – А теперь, если вы, леди, не возражаете, я должен приступить к макияжу. Мне еще предстоит зажарить форель под соусом.

 Рано утром, на рассвете первого дня нового года, под звуки видеозаписи «Часа с Диной», идущей по телевизору, одинокая человеческая фигура бродила по маленькой темной комнатке. На столе, где в призрачном свете мерцали стоявшие в рамках фотографии Дины, лежало новое сокровище: толстая косичка из эбеновых волос, перевязанная золотой ленточкой.

 Они были мягкими как шелк. Его пальцы гладили косичку, а потом потянулись в сторону, к трубке телефона. Он медленно, словно наслаждаясь, набрал номер. Несколько мгновений спустя в трубке послышался голос Дины – сонный, немного встревоженный, но он принес с собой серебряный вихрь удовольствия, который еще долго кружился после того, как трубка легла на свое место.

 В Багдаде было примерно два часа ночи, когда Финн перелистывал свои заметки для прямого эфира в вечернем выпуске новостей Си-би-си. Он сидел на единственном свободном от пленок и проводов стуле, машинально одергивая свежую рубашку, и мысленно оттачивал идеи и замечания для сообщения.

 Он полностью отключился от шума и гула, запаха холодной еды, от болтовни операторов.

 Вся его команда собралась здесь же, в номере, проверяя оборудование и обмениваясь шуточками. Чувство юмора, особенно черного, всегда помогало ослабить напряжение. За последние два дня они успели запастись едой и минеральной водой в бутылках.

 Было шестнадцатое января.

 – Может быть, нам надо связать вместе несколько простыней, – предложил Керт, – и вывесить их за окно, как большой белый флаг?

 – Нет, нам надо поднять кверху мою бейсболку «Буллз». – Инженер щелкнул пальцем по козырьку. – Какой американский парень станет бомбить футбольного фаната?

 – Я слышал, что Пентагон приказал им вначале ударить по отелям. – Финн поднял голову от своих записей и усмехнулся. – Вы же знаете, как они ненавидят прессу. – Он взял телефон, связывавший с Чикаго, и услышал отдаленные голоса дикторов за столом новостей. – Эй, Мартин, привет! Как вчера сыграли «Буллз»? – Финн встал и подошел к окну, чтобы Керт мог проверить на видео, как он выглядит на фоне ночного неба. – Ага, у нас все спокойно. Нервы у всех напряжены – и везде царит антиамериканское настроение.

 Когда на связь вышел директор. Финн кивнул.

 – Да, слышу. Они нас объявляют, – сказал он Керту и вышел на балкон. – Мы пойдем в следующей части. Через четыре минуты.

 – Поднимите юпитеры, – попросил Керт. – У меня здесь плохая тень.

 Никто не успел пошевелиться, как вдалеке послышалось дребезжащее гудение.

 – Черт побери, что это было? – Инженер побледнел и сглотнул слюну. – Гром? Это был гром?

 – О Боже! – Финн повернулся как раз вовремя, чтобы заметить пылающее зарево, на две части расколовшее темное небо. – Мартин, ты еще здесь? Хавершэм! – Он звал директора, пока Керт повернул камеру к небу. – У нас здесь взрывы. Начался воздушный налет. Да, я уверен. Ради Бога, пусти меня в эфир! Дай мне эфир, черт побери!

 Он слышал ругань и выкрики из контрольной комнаты в Чикаго, а потом только постоянное шипение.

 – Пропала связь. Твою мать! – Холодными глазами Финн смотрел на разыгравшееся огненное шоу. Он даже и на мгновение не задумался, что один из этих смертоносных огней мог попасть в их здание. Для него не существовало ничего, кроме вопроса: как передать сообщение? – Снимай, не выключай камеру.

 – Мне дважды повторять не надо. – Керт чуть ли не перегнулся через перила. – Посмотри на это! – заорал он высоким от волнения и возбуждения голосом. Вой сирен перекрывался грохотом взрывающихся снарядов. – Мы попали на место в первом ряду.

 Крайне разочарованный. Финн вытянул вперед свой микрофон, чтобы записать звуки битвы.

 – Дайте мне обратно Чикаго!

 – Я пытаюсь. – Инженер дрожащими руками щелкал тумблерами. – Я пытаюсь, черт побери.

 Сузив глаза, Финн подошел к перилам балкона, потом повернулся к камере. Если они не могли пойти прямо в эфир, то по меньшей мере могли все заснять на пленку.

 – Ночное небо Багдада взорвалось примерно в два тридцать пять сегодня утром. Вокруг – вспышки взрывов и ответных выстрелов противовоздушной артиллерии. На горизонте то и дело вспыхивает огонь пожаров. – Повернувшись, он ощутил одновременно трепет и тупое недоверие: прямо перед его глазами пронесся трассирующий снаряд с ярким, как у кометы, хвостом. От этой смертоносной, жуткой красоты у него кровь закипела в жилах. Что за зрелище! – О Боже, Керт, ты это заснял? Заснял?

 Здание вздрогнуло, и он услышал, как негромко выругался инженер. Финн смахнул с лица растрепанные волосы и заорал в микрофон:

 – Город содрогнулся от воздушного удара! Ожидание закончилось! Началось!

 Он опять повернулся к инженеру.

 – Нет?

 – Нет. – Все такой же бледный, инженер выдавил из себя дрожащую улыбку. – Думаю, наши дружелюбные хозяева вот-вот придут нас выселять.

 Теперь усмехнулся Финн. Его улыбка была похожа на быструю безрассудную вспышку, такую же смертоносную, как ружейный выстрел.

 – Пусть они нас сперва найдут.

 

 Пока Финн записывал свой военный репортаж, Дина сидела, погибая от скуки, на очередном бесконечном ужине, на этот раз в отеле в Индианаполисе. Из танцевального зала доносились монотонные звуки пианино. В дополнение к произносимым после ужина речам, посредственному вину и резиновому цыпленку ей еще предстояла долгая дорога домой, в Чикаго.

 Ну что ж, эгоистично подумала Дина, по крайней мере не ей одной страдать. Она притащила с собой в Индианаполис Джефа Хайата.

 – Это не так уж и плохо, – пробормотал он, проглотив кусочек цыпленка, – если как следует посолить.

 Она бросила на него взгляд, почти такой же «нежный», как и поданное блюдо.

 – За это я и люблю тебя, Джеф. Ты всегда оптимист. Давай-ка посмотрим, сможешь ли ты улыбаться, когда узнаешь, что после цыпленка нас ждут выступления менеджера станции, директора по продаже и двух рекламодателей.

 Мгновение он обдумывал ее слова, потом отпил воды вместо вина и произнес:

 – Что ж, могло быть и хуже.

 – Например?

 – Нас могло завалить снегом. Она вздрогнула.

 – Пожалуйста, не надо так шутить.

 – А мне нравятся эти поездки, правда. – Он наклонил голову, посмотрел на нее, потом обратно на тарелку. – Ходить по станции, встречаться с разными людьми, смотреть, как они расстилают перед тобой красную ковровую дорожку.

 – Эта часть и мне нравится. Побывать в филиале и лично убедиться, как все обожают наше шоу. Здесь работают потрясающие люди. – Дина вздохнула, переворачивая комок риса рядом со своим цыпленком. «Я просто устала», – подумала она. Всю свою жизнь она страдала от избытка энергии, а теперь казалось, что все силы на исходе. Все потому, что она уже не могла больше самостоятельно распоряжаться ни своим временем, ни головой, ни телом.

 Популярность, обнаружила Дина, это не только восторг и лимузины. За каждый шаг вверх надо было платить. За каждый «богатый и известный» локоть, с которым ей удавалось соприкоснуться, приходилось отсиживать по полдюжины банкетов или поздних собраний. Ради каждой журнальной обложки приходилось отменять свои личные планы. Возглавлять ежедневное шоу – это значило не только сидеть перед камерой и уметь задавать вопросы. Это значило работать по двадцать четыре часа в сутки.

 «Ди, ты получила то, что хотела, – напомнила она сама себе. – А теперь прекрати хныкать и принимайся за работу». С решительной улыбкой она повернулась к мужчине, сидевшему рядом. Фред Бэнкс, вспомнила Дина, владелец станции, любитель гольфа и патриот родного города.

 – Передать не могу, как мне понравился сегодня ваш стиль руководства, – начала она. – У вас прекрасная команда.

 Он раздулся от гордости.

 – Мне нравится так думать. Сейчас мы на втором месте, но через год собираемся занять первое. С помощью вашего шоу.

 – Надеюсь на это. – Она всячески старалась не замечать, как напряглись ее нервы. Шесть месяцев почти истекли. – Мне говорили, что вы родились здесь, в Индианаполисе.

 – Правильно. Здесь родился, здесь и вырос. Пока он расписывал красоты родного города, Дина делала соответствующие комментарии, а глазами осматривала зал. За всеми столами сидели люди, которые так или иначе зависели от ее работы. И сделать просто хорошее шоу было уже недостаточно. Сегодня утром тоже вела шоу, отстранение подумала Дина. Почти десять часов назад – если не считать времени на макияж, прическу, одевание и подготовку. Потом были интервью, собрание, телефонные звонки, на которые надо было ответить, почта, которую надо было разобрать…

 В почте было еще одно странное письмо от незнакомца, которого Дина теперь считала своим самым настойчивым поклонником.

 С короткими волосами ты похожа на сексапильного ангела Я люблю твой облик. Я люблю тебя.

 Она отложила письмо в сторону и ответила на три дюжины других. Все это еще до того, как они с Джефом прыгнули в самолет, улетавший в Индианаполис, чтобы осмотреть филиал, встретиться и пожать руки местному Персоналу, затем деловой обед, интервью для местных новостей и вот теперь – этот бесконечный банкет.

 Нет, просто хорошего шоу было недостаточно. Ей приходилось быть и дипломатом, и послом, и боссом, и деловым партнером, и знаменитостью. И каждую роль она должна была играть правдиво, в то же время притворяясь, что ей не одиноко, что она не волнуется о Финне или что не скучает по тем спокойным часам, когда могла уютно свернуться клубочком с книгой в руках и читать потому, что интересно, а не потому, что предстоит брать интервью у автора.

 Но именно этого я и хотела, сказала себе Дина и лучезарно улыбнулась официанту, подававшему десерт из персиков.

 – Ты сможешь поспать в самолете по пути обратно, – шепнул ей в ухо Джеф.

 – Что, заметно?

 – Немного.

 Она извинилась и отодвинула стул от стола. Если усталость не была ей подвластна, то внешние признаки – вполне.

 Дина уже была в дверях, когда услышала, как кто-то постучал по микрофону на подиуме. Она автоматически обернулась и увидела на сцене Фреда Бэнкса.

 – Прошу вас, минуточку внимания. Я только что получил сообщение, что Багдад атакован силами ООН!

 В ушах у Дины зазвенело. Она смутно услышала в зале гул, похожий на шум морского прибоя. Невдалеке от нее официант победным жестом поднял кверху кулак.

 – Надеюсь, они врежут под зад этому мерзавцу! Вся ее усталость разом исчезла, и Дина медленно вернулась обратно к столу. Ей еще предстояло закончить работу.

 

 Финн сидел на полу гостиничного номера, держа на коленях свой «лэп-топ». Он выстукивал текст репортажа с такой скоростью, с какой только слова успевали доходить от головы до пальцев. Уже почти рассвело, и хотя его глаза слипались, он не чувствовал усталости. Снаружи продолжалась огневая битва. Внутри шла игра в «кошки-мышки».

 За последние три часа они дважды переезжали, перетаскивая с собой оборудование и провизию. Пока иракские солдаты обыскивали здание, переселяя гостей и международные группы журналистов в подвал отеля, Финну и его команде удалось незаметно проскользнуть из номера в номер. От удачного завершения авантюры у него в жилах бурлила кровь.

 Пришла его очередь заступить на вахту, пока оба напарника завалились на кровати и пытались урвать хоть немного сна.

 Удовлетворившись текстом, который он решил пока что закончить, Финн выключил компьютер. Он встал, потянулся, разминая спину и шею, и тоскливо размечтался о завтраке: блины с черносмородиновым джемом и галлон горячего кофе. Потом распутал тянувшиеся за Кертом провода и поднял камеру.

 Стоя у окна, он снимал последние кадры первого дня войны, молниеносные вспышки летевших ракет и бомб, следы трассирующих снарядов. Он мысленно представлял, сколько они увидят руин, когда рассветет. И сколько они смогут заснять.

 – Приятель, я буду жаловаться на тебя в свой профсоюз.

 Финн опустил камеру и повернулся к Керту. Оператор стоял возле кровати и протирал усталые глаза.

 – Психуешь, потому что я умею обращаться с этой малышкой так же хорошо, как и ты?

 – Дерьмо собачье! – Возмущенный Керт подошел к нему и забрал камеру. – Ни черта ты не умеешь делать, кроме как красиво выглядеть на пленке!

 – Тогда будь готов это доказать. Мне надо прочитать текст.

 – Ты здесь начальник. – Он молча перематывал кассету, прислушиваясь к взрывам бомб. – Мы собираемся отсюда выбираться?

 – У меня в Багдаде есть друзья. – Финн смотрел на огни, вспыхивавшие на горизонте. – Может быть.

 

 Как только последняя речь была завершена, последняя рука пожата, последняя щечка поцелована, Дина стремглав бросилась к телефону. Пока она звонила Фрэн и Ричарду, Джеф из соседней кабинки набирал номер комнаты новостей в Чикаго.

 – Что? – зарычал в трубку Ричард. – Что там такое?

 – Ричард? Ричард, это Дина. Я в Индианаполисе, еду в аэропорт. Я слышала про воздушный налет и…

 – Ага, точно. Мы тоже слышали. Но у нас здесь свои небольшие проблемы. У Фрэн начались роды. Мы сейчас как раз собираемся в больницу.

 – Сейчас? – Дина почувствовала, что в ее нервах вот-вот произойдет короткое замыкание, поэтому изо всех сил прижала пальцы к виску. – Я думала, у нас есть еще десять дней.

 – Скажешь об этом Большому Эду. Дыши, Фрэн, не забывай дышать.

 – Слушай, я не хочу тебя задерживать. Только скажи мне, что с ней все в порядке.

 – Она только что доела полпиццы, поэтому и не говорила мне, что у нее начались схватки! Она уже позвонила Бачу. Похоже, что завтрашнее шоу отменяется. Нет, черт побери, ты не будешь с ней разговаривать, Фрэн, ты будешь дышать!

 – Я приеду как можно скорее. Скажи ей… О Господи, просто скажи ей, что я еду!

 – Я рассчитываю на тебя. Э-ге-гей, у нас будет малыш! Все, пока.

 В трубке послышались короткие гудки, а Дина застыла, прижавшись лбом к стене.

 – Что за день!..

 – Финн Райли сообщил о воздушном ударе.

 – Что? – Опять встрепенувшись. Дина рывком повернулась к Джефу. – Финн? Значит, с ним все в порядке?

 – Он был на связи со студией, когда начался обстрел. Он передал примерно пять секунд репортажа, а потом связь прервалась.

 – Так что мы не знаем… – медленно проговорила она.

 – Эй, перестань, он и раньше выбирался из похожих переделок, верно? – Джеф обнял ее за плечи и повел к машине.

 – Да, конечно. Конечно, он выберется.

 – И посмотри на это с другой стороны. Мы удираем отсюда как минимум на час раньше, потому что все захотели пойти домой и включить телевизор.

 Она чуть не рассмеялась.

 – Ты молодец, Джеф.

 Он радостно ей улыбнулся.

 – Ты тоже.

 

 Было шесть часов утра, когда Дина наконец-то открыла дверь своей квартиры и, шатаясь, вошла. Она провела на ногах ровно двадцать четыре часа и умирала от усталости.

 Но зато, напомнила себе Дина, выполнила свои профессиональные обязанности и увидела свою новорожденную крестную дочку.

 Обри Дина Майерс, думала она и сонно улыбалась, направляясь прямо в спальню. Восьмифунтовое чудо с рыжими волосами.

 После того, как прямо на ее глазах в мире появилась эта новая, невероятно красивая жизнь, было трудно поверить, что на другом конце света сейчас бушевала война.

 Но, стянув с себя одежду и чувствуя бесконечную благодарность за то, что ее утреннее шоу отменили, Дина включила телевизор, и эта война ворвалась в ее дом.

 Который час сейчас в Багдаде? – задалась она вопросом, но ее ум был уже не в состоянии справиться с математическими вычислениями. Оставшись в нижнем белье. Дина медленно опустилась на край кровати и попыталась сосредоточиться на кадрах и сообщениях. «Будь поосторожней, черт тебя побери!» С этой мыслью она скользнула под покрывало и провалилась в глубокий сон.

 Поздно вечером первого дня войны в Персидском заливе Финн обосновался на саудовской базе. Он устал, проголодался и страстно мечтал о ванне. Он слышал гул реактивных самолетов, подымавшихся с летного поля и направлявшихся в сторону Ирака. Другие репортеры, думал Финн, сейчас передают свои сообщения.

 У него было ужасное настроение. В результате ограничений, наложенных Пентагоном на прессу, ему приходилось ждать своей очереди для того, чтобы попасть на фронт, и даже тогда он смог бы поехать только туда, куда разрешат военные власти. Впервые со времен второй мировой войны все сообщения должны были подвергаться цензуре.

 Для Финна слово «цензура» звучало хуже любого ругательства.

 – Не хочешь побрить свою хорошенькую мордашку?

 – Заткнись, Керт. Мы идем в десять. – Он прислушался к обратному отсчету в своем наушнике. – В эти предрассветные часы второго дня «Бури в пустыне»…

 

 Сидя на своей кушетке в Чикаго, Дина наклонилась вперед и внимательно изучала изображение Финна на экране. «Устал», – подумала она. Он выглядел ужасно уставшим. Но жестким и настороженным. И живым.

 Она отсалютовала ему стаканом с диетической содовой, одновременно откусывая от бутерброда с арахисовым маслом – это был ее ужин.

 «Интересно, – спрашивала себя Дина, – что он думает, что чувствует, когда говорит о вылетах, о статистике или отвечает на вопросы ведущего новостей?» У него за спиной простиралось арабское небо; ему то и дело приходилось повышать голос, чтобы перекрыть гул реактивных двигателей.

 – Мы рады, что ты благополучно выбрался из Багдада, Финн. И ждем дальнейших сообщений.

 – Спасибо, Мартин. Для Си-би-си Финн Райли из Саудовской Аравии.

 – Как хорошо увидеть тебя, Финн! – прошептала Дина, потом вздохнула и понесла свои тарелки на кухню. Проходя мимо автоответчика, она заметила, что на нем мелькает индикатор сообщений.

 – Ох, черт, как же я могла забыть!

 Отставив тарелки в сторону, Дина нажала на «перемотку». Она блаженно проспала шесть часов, потом опять сразу же умчалась из дома. Заехала в больницу, несколько часов провела в офисе, где царил полнейший хаос. Из-за этой неразберихи и разговоров о войне она сбежала оттуда, нагруженная толстой папкой газетных вырезок и полной сумкой писем. Весь остаток дня проработала, забыв о телефоне. Забыв даже проверить, кто ей звонил.

 Появление ребенка и начало войны – это, несомненно, очень отвлекает, подумала Дина и нажала на «ход».

 Первый звонок от ее матери. Следующий – от Саймона. Она послушно записала их сообщения в блокнот. Дважды повесили трубку, оба раза долго молчали.

 – Канзас? – Дина выронила карандаш, когда в комнате раздался голос Финна. – Черт побери, где ты ходишь? У вас сейчас должно быть пять часов утра. Мне дали эту линию только на одну минуту. Мы выбрались из Багдада. Боже, что там творится! Не знаю, когда опять смогу позвонить, так что смотри меня в новостях. Я буду думать о тебе, Дина. Господи, трудно думать о чем-нибудь другом! Купи себе пару фланелевых рубашек, ладно? И что-нибудь вроде высоких сапог. В хижине может быть холодно. Пиши, ладно? Пришли мне пленку, сигнальный экземпляр. И объясни: какого черта ты не берешь трубку? Пока.

 И он исчез.

 Дина опустила руку, чтобы перемотать пленку обратно и послушать его еще раз, но в этот момент зазвучал голос Лорена Бача.

 – Боже мой, как тебя трудно застать! Я звонил к тебе в офис, но секретарь сказала, что ты в больнице. Испугался до смерти, пока она не объяснила, что у Фрэн родился ребенок. Уже знаю, что девочка. Не знаю, какого черта тебя до сих пор нет дома, но вот в чем дело: «Делакорт» хотел бы продлить ваш контракт еще на два года. Мы свяжемся с твоим агентом, но прежде всего я хотел сообщить это тебе. Поздравляю, Дина.

 Дина не смогла бы объяснить почему, но она опустилась на пол, закрыла лицо руками и заплакала.

 В следующие пять недель все происходило очень быстро – и дома, и за границей. Когда новый контракт с «Делакорт» был подписан и скреплен печатями, Дина обнаружила, что ее бюджет вырос, а надежды расцвели. Теперь она могла увеличить свой штат, обставить мебелью отдельный офис для Фрэн, пока та была в отпуске по уходу за ребенком.

 Но самое главное – в течение первых недель нового года ее шоу медленно, но верш) поползло вверх в таблице рейтингов.

 Теперь у нее было десять городов, и хотя Дина все еще отставала от «У Анджелы» там, где их программы шли в одно и то же время, но расстояние между ними сократилось.

 Чтобы отметить свой успех, она купила ковер «Обюссон» с мягким рисунком и положила его в гостиной, на место старого коврика с блошиного рынка. Он идеально подходит к письменному столу, думала Дина.

 Она сфотографировалась на обложку апрельского номера «Вуменз дей», про нее напечатали статью в «Пипл», и еще, в память о былых временах, она согласилась выступить в «Вумен ток». «Чикаго трибюн» посвятил ей разворот в воскресном номере, назвав «восходящей звездой».

 Испытывая смешанные чувства удивления и ужаса, она отказалась от предложения позировать для «Плейбоя».

 Когда красный огонек загорелся, Дина сидела в своем кресле. Она улыбнулась, легко и по-дружески входя в тысячи домов.

 – Вы помните свою первую любовь? Первый поцелуй, от которого ваше сердце забилось быстрее? Долгие разговоры, взгляды исподтишка? – Она вздохнула, и аудитория вздохнула вместе с ней. – Сегодня вместе с нами в этой студии встретятся три пары, которые очень хорошо все помнят. Дженет Хорнсби было всего шестнадцать лет, когда она впервые влюбилась. Это случилось пятьдесят лет тому назад, но она не забыла юношу, укравшего той весной ее сердце.

 Камера снимала зрителей крупным планом, их легкомысленные, взволнованные улыбки, а Дина продолжала:

 – Роберту Сайнфилду только исполнилось восемнадцать, когда он расстался со своей школьной подружкой и переехал за тысячи миль вместе с родителями. Хотя с тех пор прошло уже десять лет, но он все еще думает о Розе, девушке, которая написала ему первое любовное письмо. Двадцать три года назад колледж и давление семьи разлучили Терезу Джемисон с человеком, за которого она собиралась выйти замуж. Думаю, наши сегодняшние гости спрашивают себя: а что, если бы?.. Мне это тоже интересно. И мы с вами сейчас все выясним.

 

 – Боже, какое шоу! – Фрэн с Обри, удобно устроенной в рюкзачке для детей у нее на груди, вошла в студию. – Думаю, миссис Хорнсби и ее парень должны попробовать еще раз.

 – Что ты здесь делаешь?

 – Мне хотелось, чтобы Обри посмотрела, где работает ее мама. – Прижимая к себе ребенка, Фрэн с тоской оглядела студию. – Я так скучала по этому месту.

 – Фрэн, ты же только что родила!

 – Ага, я об этом слышала. Знаешь, Ди, тебе стоит подумать о шоу-продолжении. Люди любят такие сентиментальные штучки. Если кто-нибудь из этих трех пар опять сойдется, можно будет сделать нечто вроде праздника-поздравления.

 – Я уже думала об этом. – Дина отступила назад, держа руки на бедрах. – Ну, – через минуту сказала она, – ты хорошо выглядишь. В самом деле.

 – Я и чувствую себя хорошо. В самом деле. Но хоти мне очень нравится быть мамой, я ненавижу роль домохозяйки. Мне надо работать, иначе я наверняка сделаю что-нибудь странное. Например, займусь вышиванием.

 – Нет, этого мы не допустим. Пошли наверх, поговорим.

 – Я хочу вначале поздороваться с ребятами.

 – Я буду наверху, в офисе. Приходи, когда закончишь. – Хитро улыбаясь, Дина направилась к лифту. Она выиграла у Ричарда спор на пятьдесят долларов. Он считал, что Фрэн продержится полных два месяца.

 Пока лифт поднимался на шестнадцатый этаж, Дина посмотрела на часы и подсчитала время.

 – Кесси, – начала она, заходя в приемную, – попробуй перенести мою встречу за обедом на час тридцать.

 – Нет проблем. Кстати, замечательное шоу. Говорят, все телефоны как взбесились.

 – Наша задача – делать людям приятное. – Думая о своем расписании, она плюхнулась за стол, чтобы просмотреть приготовленную Кесси почту. – Там внизу Фрэн. Она поднимется через несколько минут – вместе с малышкой.

 – Она принесла малышку? Ой, как я хочу ее увидеть! – Кесси остановилась, испуганная выражением Дининого лица. – Что-то случилось?

 – Случилось? – Сбитая с толку, Дина отрицательно качнула головой. – Не знаю. Кесси, ты не в курсе, откуда здесь вот это? – Она подняла вверх обыкновенный белый конверт, на котором было написано только ее имя.

 – Он уже лежал у тебя на столе, когда я принесла остальную почту. А что такое?

 – Просто это странно. Я получаю такие письма еще с прошлой весны. – Она повернула листок к Кесси, чтобы та могла его прочитать.

 Дина, ты такая красивая. Твои глаза смотрят прямо мне в душу.

 Я буду любить тебя вечно. Кесси поджала губы.

 – Мне кажется, это даже приятно. Такое замечательное признание в любви, особенно если сравнить с некоторыми другими письмами, которые ты получаешь. Ты беспокоишься из-за этого?

 – Не беспокоюсь. Но мне делается немного не по себе. По-моему, это не совсем нормально – так долго слать мне эти письма.

 – Ты уверена, что они все от одного и того же человека?

 – Одинаковые конверты, однотипные послания, напечатанные одним и тем же красным шрифтом. – Дина чувствовала смутную тревогу. – Может, этот человек работает в нашем здании?

 Кто-нибудь, кого она видит каждый день. С кем разговаривает. Работает.

 – И никто не предлагал тебе встретиться, никто не заходил тебя проведать?

 – Что? Нет? – Дина с усилием стряхнула с себя мрачное настроение, пожала плечами. – Это глупо. Но безвредно, – произнесла она, словно стараясь убедить саму себя. Потом медленно разорвала лист на две части и бросила его в корзинку для бумаг. – Давай посмотрим, Кесси, что мы еще успеем сделать до обеда.

 – Хорошо. Ты вчера случайно не видела специальной программы Анджелы?

 – Конечно, видела. – Дина усмехнулась. – Ты ведь не думаешь, что я пропустила бы первое шоу моей основной соперницы, пущенное в лучшее эфирное время, а? Она неплохо поработала.

 – Не все критики так считают. – Кесси стукнула пальцем по вырезкам на столе у Дины. – Статья в «Таймс» была просто убийственной.

 Дина автоматически потянулась к стопке вырезок и прочла лежавшую сверху критическую статью.

 «Помпезное и поверхностное. – Она вздрогнула. – Временами то жеманное, то лицемерное».

 – Результаты опросов тоже оказались не совсем такими, как она рассчитывала, – сказала Кесси. – Они еще не приводят в замешательство, но их уже сложно назвать звездными. «Пост» назвала ее шоу «самовозвеличиванием».

 – Это как раз ее стиль.

 – Она немного переборщила с этим туром по своему новому дому и воркованием о Нью-Йорке. И ее снимали больше, чем гостей. – Кесси пожала плечами, усмехнулась. – Я посчитала.

 – Представляю, как трудно ей будет с этим примириться. – Дина опять отложила рецензии в сторону. – Но она оправится. – Дина бросила предостерегающий взгляд в сторону Кесси. – У нас с ней были свои проблемы, но я никому не желаю такой убийственной критики.

 – Я тоже. Но я просто не хочу, чтобы она сделала тебе больно.

 – Ничего, пули отскакивают от меня, – сухо отозвалась Дина. – А теперь давай забудем об Анджеле. Я уверена, что ей сегодня не до меня.

 

 Поначалу гнев Анджелы по поводу рецензий вылился в снежную бурю из мелко разодранной газеты. Мятые клочки усеяли пол ее офиса. Маршируя взад-вперед, она целенаправленно топтала розовую газетную бумагу.

 – Этим мерзавцам не удастся мне навредить! Дэн Гарднер, новый исполнительный продюсер шоу «У Анджелы», мудро ждал, пока этот шторм немного поутихнет. Ему исполнилось тридцать, а сложен он был как борец среднего веса – с плотным, мускулистым телом. Аккуратная классическая стрижка шла к его мальчишескому лицу, темные волосы подчеркивали ярко-синий цвет глаз и небольшую ямочку на подбородке.

 У него был проницательный ум, и перед ним стояла простая задача: попасть наверх на любой лошадке, лишь бы везла побыстрее.

 – Анджела, все знают, что критики – дерьмо. – Он налил ей чашечку успокаивающего чая. Очень жаль, размышлял Дэн, что провалилась их затея не давать предварительного обзора первого нового шоу. – Эти кретины всегда рады дешевым выпадам против любого, кто находится наверху. А ты именно там, – он протянул ей хрупкую чашечку китайского фарфора, – на самом верху.

 – Вот именно, черт побери! – Она вихрем рванулась прочь, и чай выплеснулся на блюдце. Ярость лучше, чем слезы, знала Анджела. Никто, абсолютно никто не смеет наслаждаться ее болью, ее обидой. Она так гордилась, показывая свой новый дом, делясь своей личной жизнью со зрителями!..

 А они назвали это «жеманничаньем»!

 – И рейтинг это доказал бы, – огрызнулась она, – если бы не эта сволочная война! Чертовы зрители, им никак не надоест вся эта хреновина! Днем и ночью, ночью и днем нас, видите ли, бомбят. Да стереть с лица земли эту чертову страну и скорее обо всем забыть!

 Слезы были близко, опасно близко. Она попыталась их прогнать и отпила чаю вместо лекарства.

 Ей хотелось выпить.

 – Нам это не навредит. Твое вступление к новостям в шесть часов пошло вверх на пяти рынках. И зрителям очень понравилась твоя поездка на воздушную базу «Эндрюз» на прошлой неделе.

 – Черт, меня от этого тошнит! – Она с размаху швырнула чашку о стену; разлетелись осколки, а серебряные обои покрылись пятнами чая. – И от той маленькой сучки в Чикаго, которая пытается подорвать мой рейтинг!

 – Да, она – искра под сковородкой. – Дэн даже не вздрогнул от этого взрыва ярости. Он его ждал. Теперь она начнет понемногу успокаиваться. А когда успокоится, Дэн знал, ей потребуется его участие.

 Уже несколько месяцев он не отказывал Анджеле в разнообразном участии.

 – Через год о ней никто и не вспомнит, а ты все так же будешь номером первым.

 Анджела опустилась за стол, откинулась назад, закрыла глаза. Она что-то делала не так. Казалось, что все идет совершенно не так, как она планировала, когда создавала свою собственную продюсерскую фирму. Она была главной, да, но оказалось, здесь столько работы! Столько требований, запросов, так много, страшно много возможностей поскользнуться!

 Но она не могла поскользнуться. Она не пережила бы провала. Анджела медленно и глубоко дышала, пытаясь успокоиться, как она обычно делала, чтобы прогнать нервную лихорадку. В таких случаях, напомнила себе Анджела, намного полезнее подумать о чужих неудачах.

 – Ты прав. Когда Дину вышвырнут, ей и смешок от публики будет за счастье. – И у Анджелы было кое-что, чтобы приблизить этот прекрасный день.

 Когда губы Анджелы изогнулись в улыбке, Дэн подошел к ней сзади и принялся массировать ей плечи, чтобы снять напряжение.

 – Главное, расслабься. Давай я буду волноваться за нас обоих.

 Ей нравились прикосновения его рук – мягких, умелых, уверенных. Благодаря им Анджела чувствовала себя защищенной, неуязвимой. Она так отчаянно нуждалась сейчас в этой поддержке.

 – Они любят меня, правда, Дэн?

 – Конечно, любят. – Руки Дэна медленно поднялись к ее шее, а затем соскользнули вниз, на груди. Они были такими мягкими, тяжелыми и всегда одинаково сильно его возбуждали. Он легонько пощипывал соски, пока не почувствовал, как они затвердели под его пальцами, и тогда его голос невольно зазвучал ниже:

 – Все любят Анджелу.

 – Они всегда будут меня смотреть. – Она вздохнула, расслабляясь под мявшими ее руками.

 – Каждый день. От побережья до побережья.

 – Каждый день, – шепотом повторила она и улыбнулась шире. – Пойди запри дверь, Дэн. И скажи Лорейн, пусть никого со мной не соединяет.

 – С удовольствием.

 Холодными ночами в пустыне было трудно вспомнить ослепляющий дневной зной. Точно так же, как после первых взрывов бомб забылась смертельная скука долгих недель «Щита пустыни».

 Финн был и на других войнах, но никогда еще не чувствовал, чтобы военные правила так сильно подрезали ему крылышки. Но для предприимчивого репортера всегда найдется способ обойти ограничения. Финн никогда не отрицал, что нельзя передавать информацию, представлявшую ценность для вражеской разведки, чтобы не поставить под удар свои же войска. Но он не был дураком или слепым честолюбцем. Он видел свою работу и свой долг в том, чтобы выяснить, что происходит вокруг на самом деле, а не по сводкам официальных сообщений.

 Дважды они с Кертом забирались во взятый напрокат фургончик с переносной спутниковой антенной, вмонтированной в кровать, и уезжали куда глаза глядят. По едва обозначенным дорогам и песчаным барханам им удавалось добраться до расположений американских войск. Финн выслушивал солдатские жалобы и надежды, а потом возвращался на базу, чтобы передать сообщение и о том, и о другом.

 Он наблюдал, как летали «Скады» и как их перехватывали «Патриоты». Он спал урывками и жил в постоянном ожидании химической атаки.

 Когда война спустилась с небес на землю, он был готов и страстно желал идти за солдатами в столицу Кувейта.

 Позднее это сражение назовут решающим – сотни часов ожесточенной борьбы за освобождение Кувейта. Когда войска союзников заняли позиции вдоль реки Евфрат и дорог, связывавших столицу с другими городами, иракские части обратились в бегство. Торопясь, как сказал Финну один военный, «поскорее унести ноги от американцев».

 На дорогах были гигантские пробки, застрявшие танки, брошенное имущество. Двигаясь в сторону города на своем пыльном фургончике, Финн обозревал результаты отступления. Миля за милей вдоль дороги стояли разбитые вдребезги машины. В воронках от бомб валялись перевернутые, полуразобранные на запчасти автомобили. Везде были разбросаны личные вещи – матрасы, одеяла, сковородки и предметы амуниции. Невероятно, но однажды он заметил на песке люстру – ее стеклянные кристаллы сверкали на солнце, как раздавленные драгоценности. Но страшнее, намного страшнее, было наткнуться на труп.

 – Давай здесь немного поснимаем. – Финн вышел из фургончика, и под его сапогом треснула одна из видеокассет, разбросанных прямо по проезжей части.

 – Похоже на распродажу вещей из ада, – прокомментировал Керт. – Кажется, чертовы мерзавцы ограбили город перед тем, как смыться.

 – Как всегда, они решили подумать о себе. – Финн показал на трепетавший на ветру ярко-розовый лоскут, выбившийся из кузова перевернутого грузовика. Это было сверкающее блестками вечернее платье. – Где, черт побери, она собиралась его носить?

 Он выбирал место для съемки, пока Керт устанавливал оборудование. Финн не думал, что что-нибудь еще сможет его удивить Особенно после того, как на его глазах жалкие, изможденные иракские солдаты безропотно сдавались войскам союзников. После того, как он видел на их лицах страх, усталость и облегчение, когда они вылезали из своих лисьих нор в пустыне. Нет, он не думал, что что-нибудь еще сможет задеть его на этой войне – ни разорванные тела, ни жестокость мародеров, ни смрад смерти под безжалостным солнцем.

 Но от этого трепетания розового шелка, соблазнительно шелестевшего на ветру пустыни, его чуть не вырвало.

 В городе оказалось еще хуже: нервы на взводе, гнев, опустошенность. Все было покрыто слоем маслянистой сажи от пожаров, пожиравших нефтяную кровь Кувейта.

 Когда ветер дул в сторону города, небо становилось черным от дыма. Полдень превращался в полночь. Побережье было усеяно минами, и несколько раз на дню город содрогался от взрывов Орудийный огонь продолжался, и не отдельными залпами, а волнами свирепых атак на кувейтских солдат. Уцелевшие жители искали на кладбищах останки любимых и близких, не выдержавших пыток или подвергнутых мучительной казни.

 И хотя Финн все это видел и рассказывал в своих репортажах, но он постоянно думал о том блестящем вечернем платье, рвавшемся прочь из-под песка.

 Как и весь остальной мир, Дина видела конец войны по телевизору. Она следила за репортажами об освобождении Кувейта, официальном прекращении огня, статистике победы У нее вошло в привычку каждый день забегать в комнату новостей перед уходом из здания Си-би-си, надеясь застать там клочки новой информации, которая еще не попала в эфир Но ежедневные работа и ответственность не давали ей отвлечься. Если выпадал свободный вечер, она смотрела поздние новости, потом ставила кассету с записью своего утреннего шоу. Уединившись в квартире, она могла критически взглянуть на себя, размышляя, как улучшить свой стиль или как и в чем подтянуть все шоу.

 Скрестив ноги. Дина сидела на полу в свитере и джинсах, с открытым блокнотом на коленях. Сережки выбраны не правильно, заметила она. Всякий раз, когда она поворачивала голову, сережки раскачивались – и отвлекали зрителей, решила Дина, записав: нельзя надевать серьги с подвесками.

 И руками она размахивала слишком широко. Если не следить за своими жестами, то кончится тем, что на нее покажут пародию в «Субботней ночной жизни». Если ей так повезет, с усмешкой подумала Дина и что-то нацарапала в блокноте.

 Не слишком ли часто она прикасалась к людям? Покусывая нижнюю губу. Дина наблюдала. Возникало впечатление, что она постоянно брала гостя за руку или обнимала за плечи зрителей из аудитории. Может быть, ей надо…

 Послышался стук в дверь, и Дина выругалась. Ее расписание не позволяло принимать неожиданных гостей после десяти. Она неохотно выключила видеомагнитофон, подошла к двери, посмотрела в «глазок». Потом набросилась на замки, рывком отшвырнула цепочку.

 – Финн! Я не знала, что ты вернулся!

 Она не поняла, кто сделал первое движение. В одно мгновение их тела слились вместе, он сильно прижался губами к ее губам, она запустила ладони в его длинные волосы. Вспышка желания оглушила их обоих – как облако жара, как мощная волна энергии. Внутри се словно взорвалась бомба, и все ее чувства хлынули наружу, обнажая сердце и душу. Он пинком захлопнул за собой дверь, и они оба опустились на пол.

 Дина не думала. Она просто не могла думать. Не теперь, когда его рот жег ее губы, а руки нетерпеливо охватывали тело. Как дерущиеся дети, они катались по ковру, издавая только невнятные звуки и напряженно дыша.

 Это не было похоже на сон, нет, только на правду. На ту самую единственно важную правду. Его руки грубо пытались содрать с нее рубашку, свирепо впивались в бедра, все крепче прижимая ее к себе.

 Ее тело содрогалось под ним короткими резкими толчками, как от взрывов энергии. Ее кожа была горячей, гладкой, непереносимо мягкой. Ему хотелось искусать ее, сожрать, поглотить аромат ее плоти и крови. Губ было уже недостаточно – он кусал ее шею, плечо, с которого стянул рубашку. Финн чувствовал себя животным, голодным бешеным зверем, и наслаждался этим ощущением. Но он уже понимал, что мог сделать ей больно, что он наверняка сделает ей больно, если не сдержит своего желания.

 – Дина. – Он искренне хотел найти хоть искру нежности в том пламени, которое пожирало его изнутри. – Дай мне… – Финн поднял голову, стараясь привести в порядок свои мысли. Он вдруг понял, что толком даже не посмотрел на нее. В то мгновение, когда Дина открыла дверь и произнесла его имя, он сразу потерял всякий контроль над собой.

 Теперь она дрожала, как натянутая струна, глядя на него огромными темными глазами. Ее губы припухли, а кожа… Он дотронулся кончиками пальцев до ее щеки, горячей и влажной.

 Слезы. Финн всегда считал их самым сильным женским оружием. Потрясенный, он вытер ее щеку и откашлялся.

 – Ты ударилась?

 – Не знаю. – Она растерялась, чувствуя внутри спутанный клубок из нервов и искр. – Мне все равно. – На ее лице медленно и прекрасно расцвела улыбка. Она взяла его лицо в свои ладони. – Добро пожаловать домой. – И они оба утонули в долгом, нежном, успокаивающем поцелуе.

 – Мне говорили, что я умею обращаться с женщинами. – Взяв ее ладонь, он сложил пальцы в слабый кулачок и прижал его к своим губам. – Наверное, тебе сейчас трудно в это поверить.

 – На твоем месте я не стала бы ждать подтверждения.

 Финн ослепительно улыбнулся.

 – Послушай, может, мы… – Он внезапно замолчал, проведя рукой по ее волосам. Потом, растерявшись, отпрянул и, прищурившись, внимательно посмотрел на Дину. – Черт побери, что ты сделала со своими волосами?

 Автоматически защищаясь, она пригладила растрепавшуюся стрижку.

 – Обрезала. Перед Новым годом. – Дина неуверенно улыбнулась. – Зрителям понравилось: троим против одного. Мы провели опрос.

 – Они теперь короче моих. – Усмехнувшись, он отодвинулся назад и встал на четвереньки. – Ну-ка, дай мне получше тебя рассмотреть. – Не дожидаясь согласия. Финн рывком поднял ее.

 Теперь Дина сидела на полу, немного нахмурившись, но вызывающе глядя ему в глаза. Гладкая черная шапка волос блестела под электрическим светом.

 – Я устала с ними возиться, – прошептала она, а Финн все так же молча смотрел на нее. – Стрижка экономит мне несколько часов времени в неделю, к тому же она подчеркивает форму лица. И хорошо смотрится на пленке.

 – Ага. – Словно зачарованный, он протянул к Дине руку, погладил по мочке уха, потом провел пальцем по шее. – Или несколько месяцев воздержания играют дурацкие шутки с моим либидо, или ты самая сексапильная женщина в мире.

 Восхищенная и взволнованная, Дина обхватила колени.

 – Ты тоже неплохо выглядишь. Знаешь, теперь все зовут тебя Героем Пустыни.

 Он вздрогнул. После всех насмешек, которые ему довелось выслушать от своих коллег. Финн с трудом находил хоть каплю юмора в таком прозвище.

 – Это пройдет.

 – Не знаю. В Чикаго уже образовался клуб твоих поклонников. – Его смущение только позабавило Дину. – Ты и правда классно смотрелся на фоне «Скадов», которые летали над тобой в небе, или танков, которые шли по песку у тебя за спиной. Особенно если несколько дней перед этим не брился.

 – Когда началась война на земле, вода стала как премия.

 Ее веселье исчезло.

 – Что, было так плохо?

 – Довольно плохо. – Финн опять взял ее руку, теперь уже нежно, обходительно, даже изящно. Именно это и нужно было ему сейчас – чувствовать ее тепло, знать, что она рядом. Может быть, через день-другой то, что он видел и слышал, начнет постепенно стираться из его памяти.

 – Ты хочешь мне рассказать?

 – Нет.

 – У тебя усталый вид. – Только теперь она поняла, насколько он изможден, хоть это и не бросалось в глаза благодаря загару. – Когда ты вернулся?

 – Час назад. Я приехал прямо сюда. Ее сердце опять забилось быстрее, но Дина уже не могла не видеть усталости в его глазах.

 – Давай я приготовлю тебе что-нибудь поесть. А ты пока немного отдохнешь.

 Он не отпускал ее руку, не зная, как объяснить и ей, и себе, насколько легче ему стало здесь, просто рядом с ней.

 – Я не отказался бы от сандвича, особенно вместе с пивом.

 – Кажется, это я смогу организовать. – Она встала и потянула его за руку. – Пошли, ляжешь на диване, расслабишься вместе с Карсоном. Пока ты будешь есть, я расскажу тебе все новости и сплетни Си-би-си.

 Он встал на ноги, подождал, пока она нажмет на дистанционный пульт.

 – Дина, ты разрешишь мне остаться на ночь? Она повернулась к нему. Ее глаза казались огромными, но взгляд был твердым.

 – Да.

 Быстро отвернувшись, она ушла на кухню. «У меня дрожат руки», – вдруг поняла Дина. И это было замечательно. Все ее тело трепетало в ответ на его последний долгий взгляд перед тем, как она убежала. Дина не знала, как все это будет, но знала, что ничего другого ей не надо. Месяцы разлуки не ослабили тех чувств, которые росли у нее в душе.

 А тот первый жадный поцелуй, когда они безрассудно упали на пол, был еще более ошеломляющим, более эротическим, чем любая из фантазий, сочиненных Диной с тех пор, как она ждала его возвращения.

 Он пришел к ней! Дина прижала руку к животу. Как нервы разыгрались, подумала она. Но это было приятное волнение, сильное и горячее, а не холодное, трусливое.

 Сегодня ночью она сделает этот шаг. Она изменится. Потому что сама этого хотела, думала Дина. Потому что сделала свой выбор.

 Положив на деревянную тарелку сандвич с ветчиной и сыром, она добавила к нему банку пива. Поднимая поднос. Дина улыбнулась своим мыслям. Страсть – такое же основное человеческое желание, как и голод. Как только они разберутся со вторым, она пустит его в свою постель и в свое тело.

 – Я могу приготовить и что-нибудь горячее, – сказала она, внося поднос в гостиную. – У меня есть банка консервированного супа и… – Увидев его, Дина внезапно замолчала.

 Карнак Великолепный придуривался на экране, и Эд улюлюкал ему в ответ. А Финн Райли, Герой Пустыни, спал как ребенок.

 Он стащил с ног свои стоптанные башмаки, но даже не снял куртки. Беспощадная работа, перелет и опоздание самолета в конце концов дали о себе знать. Финн лежал на животе, уткнув лицо в одну из атласных подушечек Дины, одна рука вяло свисала с дивана.

 – Финн! – Дина поставила поднос рядом и прикоснулась к его плечу. Она легонько встряхнула его, но он даже не пошевелился – измученный спящий мужчина в сто шестьдесят фунтов весом.

 Уступив, Дина пошла за одеялом и завернула в него Финна. Потом заперла входную дверь, повесила цепочку. Выключив верхний свет, села на пол перед диваном.

 – Вот оно, наше время, – тихонько сказала она, целуя его в щеку. – Его все так же не хватает. – Вздохнув, Дина взяла сандвич и попыталась заполнить пустоту сексуального разочарования едой и телевидением.

 

 Финн вырвался из сна, обливаясь холодным потом. Меркнувшее перед его глазами видение было ужасно – изрешеченное пулями тело у его ног, пятна свежей и запекшейся крови на розовом шелке и блестках изорванного вечернего платья. Вокруг тихий утренний свет. Он рывком сел, растирая лицо руками.

 Не узнавая места, Финн попытался сообразить, что с ним стряслось. Номер в гостинице? В каком городе? В какой стране? Самолет? Такси?

 Дина. Вспомнив вчерашний вечер, Финн упал обратно на подушки и застонал. Вначале он столкнул ее на пол, потом отключился. Бурная часть увлекательного дневника их романа.

 Финн удивлялся, что она еще не выволокла его за ноги из квартиры и не оставила храпеть на лестничной площадке. Сбросив одеяло, он встал, шатаясь. Мгновение покачивался, чувствуя усталость во всем теле. Сейчас ради чашки кофе он был готов на убийство. Наверное, поэтому ему показалось, что откуда-то доносился запах свежесваренного напитка. После стольких месяцев в пустыне Финн хорошо знал, что миражи – это результат не только жары, но и отчаянных человеческих желаний.

 Он пошевелил затекшими плечами и выругался. Боже, сейчас ему нельзя было думать о желаниях.

 Но может быть, еще не поздно? Быстрая инъекция растворимого кофе, и они могли бы завалиться в постель вместе с Диной, чтобы наверстать упущенное вчера.

 С затуманенными глазами, спотыкаясь, он бросился на кухню.

 Она не была миражом. Стоя в лучах солнца, свежая и прекрасная в брюках и свитере, Дина наливала фантастически пахнувший кофе в красную керамическую чашку.

 – Дина.

 – Ой! – Она вздрогнула, чуть не пролив кофе. Ты меня испугал. Я задумалась о вопросах для сегодняшнего шоу. – Поставив кофейник, Дина вытерла внезапно вспотевшие ладони о бедра. – Как ты спал?

 – Как мертвый. Не знаю, что лучше: смущаться или извиняться, но, если ты поделишься со мной кофе, я сделаю все, что прикажешь.

 – Тебе не надо ни смущаться, ни извиняться. – Она не осмелилась встретиться с ним глазами, доставая еще одну чашку. – Ты так устал.

 Он легонько погладил ее по волосам.

 – Ты сильно сердишься?

 – Я не сержусь, – ответила Дина, хотя продолжала отводить глаза, передавая ему чашку. – С молоком? С сахаром?

 – Нет, не надо. Если не сердишься, то что тогда?

 – Трудно объяснить. – Как тесно на кухне, вдруг поняла Дина. Но Финн стоял в дверях, закрывая ей выход. – Мне в самом деле уже пора идти. Финн. Через несколько минут приедет мой шофер.

 Он не шелохнулся.

 – Постарайся объяснить.

 – Это не так просто, – огрызнулась Дина, совершенно лишившись самообладания, и отвернулась. – У меня нет опыта в утренних объяснениях.

 – Но ничего же не было.

 – Дело не в этом, не совсем в этом. Вчера вечером я ни о чем не думала. Не могла. Когда я увидела тебя, то была просто потрясена тем, что происходило, тем, что я чувствовала. Никто и никогда не хотел меня так, как ты вчера вечером.

 – И я все испортил. – Уже забыв о кофе, он осторожно поставил чашку на стол. – Извини меня. Может быть, не надо было прекращать тот первый сумасшедший натиск, но я боялся сделать тебе больно.

 Дина медленно повернулась, в ее глазах ясно читалось смущение.

 – Ты не сделал бы мне больно.

 – Сделал бы. Господи, Дина, я мог бы сожрать тебя живьем. А наброситься на тебя на полу, это было… – он с горечью подумал об Анджеле, – это было слишком легкомысленно.

 – Дело во мне, Финн. Не в тебе, а во мне. Вчера я была легкомысленной, а это так не похоже на меня. – Она совершенно не знала, что делать со своими руками. Наконец подняла их вверх, потом безвольно опустила. Финн стоял на прежнем месте и внимательно смотрел на нее. – Ты возбудил во мне чувства, о которых я раньше и не подозревала. Но то, что было потом… – она дернула себя за мочку уха, – дало мне время подумать.

 – Замечательно. – Он опять схватил чашку и сделал большой глоток. – Потрясающе!

 – Я не передумала, – проговорила Дина, видя, как потемнели его глаза. – Но вначале нам надо поговорить. Когда я все объясню, а ты все поймешь, тогда, надеюсь, все пойдет своим чередом.

 Она смотрела на него умоляющими глазами. Видимо, и в самом деле это было важно для нее. Чтобы ответить, Финну не обязательно было знать, о чем шла речь. Подойдя к Дине, он взял ее за подбородок и нежно поцеловал.

 – Хорошо. Мы поговорим. Сегодня вечером? Ее нервное напряжение исчезло.

 – Да, сегодня вечером. Кажется, сама судьба заботится о нас. Это мой первый выходной за последние два месяца.

 – Приезжай ко мне. – Она мягко прижалась к нему всем телом, и он поцеловал ее еще, медленно, настойчиво. – Угадай, чего я хочу больше всего? – Он ущипнул ее за нижнюю губу; опущенные ресницы Дины дрогнули.

 – Ну?

 – Я очень, м-мм, очень хочу… – он провел языком по ее губам, между ними, глубже, чтобы насладиться вкусом поцелуя, – приготовить для тебя ужин…

 

 – Ну и что же он собирается готовить?.

 – Я не спросила. – Дина быстро пробежалась по списку своего гардероба, обращая внимание на даты, когда она надевала какие юбки, пиджаки, блузки, аксессуары. Ассистент продюсера отмечал каждую ее вещь, и не только когда ее надевали, но и в сочетании с какими другими предметами.

 – Это очень серьезно, когда мужчина собирается для тебя готовить, особенно в пятницу вечером. – Одним глазом Фрэн присматривала за Обри, мирно посапывавшей в переносной люльке. – Очень продуктивный способ ухаживания.

 – Может быть. – От этой мысли Дина улыбнулась. И начала тщательно подбирать костюмы для следующей недели. – Надеюсь, что мне это понравится.

 – Моя интуиция подсказывает, что он – то, что тебе надо. Жаль, у меня мало времени, чтобы познакомиться с ним поближе, но выражение твоего лица, когда ты вошла сегодня утром, было достаточно красноречиво.

 – Какое еще выражение?

 – Счастливое. Просто по-женски счастливое. Совсем не такой блеск в глазах, как когда «Делакорт» продлил с нами контракт или когда к нам подключились еще шесть новых станций.

 – А как насчет того раза, когда мы поднялись на первое место в «Колумбусе»?

 – И опять не такое. Это все важные события. Это шоу, и то, что ты можешь для него сделать. Точно так же, как ты все здесь переставила, чтобы я могла приносить Обри на работу.

 – Я хотела, чтобы она была здесь, – напомнила ей Дина. – Никто из персонала не должен выбирать между детьми и карьерой. Кстати, на эту тему у меня возникла одна идея.

 Фрэн взяла в руки блокнот.

 – Давай.

 – Надо выяснить, как можно организовать дневные ясли прямо на рабочем месте. В здании с офисами или на фабрике. Я прочитала одну статью про ресторан, так вот он принадлежит семье, и они организовали нечто вроде дошкольной группы прямо рядом с кухней. Я уже отдала эту статью Маргарет.

 – Я проверю.

 – Хорошо. Теперь давай расскажу тебе, что я думаю о Джефе.

 – О Джефе? А что с ним такое?

 – Он хорошо работает, правда?

 – Я сказала бы, что отлично. – Обри вздохнула в своей люльке, и Фрэн бросила на нее быстрый взгляд. – Он полностью предан тебе и шоу и просто волшебник, когда надо что-нибудь достать.

 – Он хочет руководить. – Довольная, что смогла удивить Фрэн, Дина откинулась на спинку стула. – Он ничего не говорил ни мне, никому. Он и не скажет. Но Я наблюдала за ним. Об этом можно легко догадаться, если посмотришь, как он ходит по студии, как разговаривает с операторами, техниками. Всякий раз, когда у нас появляется новый директор, Джеф только что не допрашивает его.

 – Но его дело – монтаж.

 – Я тоже была когда-то репортером, – заметила Дина. – Я хочу дать ему шанс. Одному Богу известно, как нам нужен постоянный директор, причем такой, чтобы вписался в коллектив, чтобы принял наш ритм работы. Мне кажется, он подошел бы на эту должность. Что ты думаешь – как исполнительный продюсер?

 – Я поговорю с ним, – задумавшись, ответила Фрэн. – Если его это заинтересует, то на следующей неделе у нас будет шоу про знакомство по видеообъявлениям. Это легкая тема. Мы могли бы устроить ему проверку.

 – Хорошо.

 – Дина. – У двери стояла Кесси, крепко сжимая в руке газету.

 – Нет, ничего не говори. У меня только двадцать минут до съемок нового ролика, а потом надо лететь через весь город и очаровывать чикагское отделение НАУ^[3]. Клянусь, босс, что не пытаюсь уклониться от работы.

 – Дина, – повторила Кесси. В ее глазах не было смеха, только печаль. – Мне кажется, ты должна это увидеть.

 – Что там такое? О нет, только не эти бульварные сплетни. – Приготовившись к очередной газетной «утке», она взяла у Кесси газету, развернула ее и бросила взгляд на кричащий заголовок. – О Боже мой! – Ее колени подогнулись, словно ватные; она нащупала стоявший сзади стул. – Боже мой, Фрэн!

 – Не волнуйся, солнышко. Дай мне посмотреть. – Фрэн помогла Дине сесть и забрала газету.

 «ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ АМЕРИКАНСКОЙ СОСЕДСКОЙ ДЕВЧОНКИ». «ЛЮБИМИЦА СРЕДНЕГО ЗАПАДА – ЗАВСЕГДАТАЙ ПЬЯНОК В КОЛЛЕДЖЕ». «БЫВШИЙ ЛЮБОВНИК ДИНЫ РАССКАЗЫВАЕТ ВСЕ!»

 В углу большими красными буквами было напечатано: «ЭКСКЛЮЗИВ!», а сбоку – «ДИКИЕ НОЧИ! ПЬЯНЫЕ ОРГИИ! СЕКС НА ЛИНИИ ПЯТИДЕСЯТИ ЯРДОВ!» под недавней фотографией Дины. А рядом была мелкая фотография мужчины, которого она так старалась забыть.

 – Вот сукин сын! – взорвалась Фрэн. – Врун и ублюдок! Какого черта он пошел с этим в газету? У него же полно денег.

 – Разве можно понять другого человека! – слабо произнесла Дина, не сводя глаз с жирных заголовков. Она опять, как много лет назад, превратилась в испуганную, сломленную девочку. – Зато они напечатали его фотографию… вот и причина…

 – Солнышко, – Фрэн быстро перевернула газетный лист, – никто не поверит этой грязи.

 – Конечно, поверят, Фрэн. – Ее взгляд был блестящим и тяжелым. – Поверят, потому что это такой яркий выпуск. Большинство людей ни за что не пройдут мимо этих заголовков. Они их заметят, потом просмотрят еще раз, в супермаркете. Может быть, они прочитают то, что на первой странице, даже заглянут вовнутрь. Затем они пойдут домой и обсудят эту историю со своими соседями.

 – Дерьмо! Дешевое дерьмо, и это поймет любой, у кого есть хоть грамм мозгов!

 – Я просто подумала, что тебе лучше быть в курсе. – Кесси протянула Дине стакан воды. – Я не хотела, чтобы ты узнала это от кого-нибудь чужого.

 – Ты правильно сделала. Кесси сжала губы.

 – Тебе уже несколько раз звонили из-за этой статьи. – В их числе был и Маршалл Пайк, о котором она не собиралась даже упоминать.

 – Я потом с ними разберусь. Дай мне посмотреть, Фрэн.

 – Я сейчас сожгу этот вонючий лист!

 – Дай мне посмотреть, – повторила Дина. – Как я смогу с этим справиться, если даже не знаю, что они написали?

 Фрэн неохотно протянула ей газету. Как и полагается самым худшим газетным «уткам», это была не только ложь, но полуложь-полуправда, ровно настолько, чтобы вся история производила соответствующее впечатление. Она действительно училась в Йельском университете. И встречалась с Джеми Томасом, похожим на киноактера. И действительно пошла вместе с ним на веселую вечеринку в конце своего первого учебного года. Она танцевала, кокетничала. И выпила больше, чем требовалось для девушки ее возраста.

 И действительно она пошла с ним гулять на футбольное поле в тот прохладный, свежий вечер. И смеялась, когда он носился по траве, энергично сражаясь с воображаемыми противниками. Она смеялась, даже когда он столкнул ее на землю. Но в газете не говорилось, что очень скоро ей стало не до смеха. Там не было ни слова о ее ужасе, о насилии и слезах.

 По воспоминаниям Джеми, она не отбивалась. Не кричала. По его версии, он не оставлял ее одну на поле в разорванной одежде и с саднившим телом. Он не сказал ни слова о том, как она, ничего не соображая, рыдала в этой холодной траве, грубо и жестоко лишенная девственности.

 – Ну, – Дина смахнула слезу со щеки, – за эти годы его версия не изменилась. Возможно, он ее немного приукрасил, но этого следовало ожидать.

 – Думаю, нам надо обратиться в суд. – Фрэн требовалось все ее самообладание, чтобы говорить спокойным голосом. – Тебе надо возбудить дело против Джеми Томаса и газеты за клевету, Ди. Ты же не допустишь, чтобы он остался безнаказанным?

 – Я допустила, чтобы он остался безнаказанным после гораздо худшего, разве нет? – Очень аккуратно, очень медленно она сложила газету и убрала ее в сумочку. – Кесси, пожалуйста, отмени все мои встречи после НАУ. Я понимаю, могут возникнуть проблемы…

 – Никаких проблем, – тотчас же сказала Кесси. – Я все улажу.

 – Отмени все, – повернулась к ней Фрэн.

 – Нет, я сделаю то, что обязана сделать. – Дина взяла свитер. Хоть голос ее звучал твердо, но глаза и движения выдавали полное смятение чувств.

 – Тогда я поеду с тобой. Одну я тебя домой не отпущу.

 – Я и не еду домой. Мне надо поговорить с одним человеком. Все будет в порядке. – Она сжала руку Фрэн. – Правда. Увидимся в понедельник.

 – Черт побери, Ди, я хочу тебе помочь!

 – Ты всегда помогаешь, Фрэн. Но с этим я должна справиться одна. Я позвоню.

 

 Она не думала, что объяснение будет легким. Но не ожидала, что так долго просидит в машине перед красивым старинным домом Финна, пока не наберется мужества, чтобы подойти к двери и постучать.

 Дина сидела и смотрела на голые ветви раскидистых каштанов, дрожавшие от резкого мартовского ветра. Она не могла отвести взгляда от высоких изящных окон, в которых то и дело отражались яркие белые солнечные лучи, от блеска искр, вспыхивавших на чешуйках слюды в выветренных камнях стен.

 Какой крепкий старый дом, думала она, с изогнутыми фронтонами и прямыми, как стрелы, каминными трубами. Он казался надежным прибежищем от бурь и ветра. Интересно, спрашивала себя Дина, не потому ли Финн выбрал этот дом, что здесь, вдали от хаоса своей работы, чувствовал себя спокойно и уютно?

 Интересно, сможет ли она здесь успокоиться?

 Взяв себя в руки, она вышла из машины, прошла по выложенной камнем дорожке к подъезду с навесом, который он выкрасил темно-синей блестящей краской.

 Стучать в дверь надо было латунной ручкой в форме ирландской арфы. Дина долго смотрела на нее, потом наконец постучала.

 – Дина! – Он улыбнулся, приветливо протягивая ей руку. – Немного рано для ужина, но я сейчас соображу что-нибудь для позднего обеда.

 – Мне надо с тобой поговорить.

 – Я помню. – Его рука опустилась, так и не дождавшись Дининого пожатия. Финн запер дверь. – Ты немного бледная. – «Черт, – подумал он, – да она выглядит такой хрупкой, словно из стекла». – Проходи и садись.

 – Да, я лучше сяду. – Она пошла за ним в первую от холла комнату.

 Ее первый рассеянный взгляд отметил только то, что здесь жил мужчина. Никаких оборок и цветочков, лишь крепкие, солидные вещи, свидетельствовавшие о неплохом достатке и мужественном вкусе. Дина выбрала кресло с высокой спинкой перед камином, в котором слабо теплился огонь. От тепла она почувствовала себя уютнее.

 Не спрашивая, он подошел к изогнутому шкафчику и достал графин с бренди. Дине необходимо было хоть немного отвлечься от того, что так сильно терзало ее ум.

 – Вначале выпей вот это, а потом расскажешь, в чем дело.

 Она отпила, потом открыла было рот…

 – Допей до конца, – нетерпеливо прервал ее Финн. – Я видел раненых солдат, которые смотрелись здоровее, чем ты сейчас.

 Дина выпила еще, побольше, и почувствовала, как тепло растопило льдинки, дрожавшие у нее в желудке.

 – Я хочу тебе кое-что показать. – Она открыла сумочку и достала газету. – Сперва прочитай вот это. Финн посмотрел вниз.

 – Это я уже видел, – презрительным жестом он отшвырнул газету в сторону. – Ты достаточно разумна, чтобы не обращать внимания на подобную дрянь.

 – Ты читал эту статью?

 – Я еще в десять лет перестал читать плохо написанную фантастику.

 – Прочти сейчас, – настаивала Дина. – Пожалуйста.

 Он внимательно посмотрел на нее, серьезную и смущенную.

 – Хорошо.

 Она не могла усидеть на месте. Пока он читал, Дина вскочила и принялась расхаживать по комнате, нервно трогая руками стоявшие кое-где сувениры и безделушки. Она слышала, как шелестела бумага в его руках, как он тихо и зло ругался, но ни разу не повернулась.

 – Знаешь, – сказал Финн, – в конце концов они начали нанимать людей, которые в состоянии составить нормальное предложение. – Бросив взгляд на ее окаменевшую спину, он вздохнул и опять бросил газету в сторону. Встав, он подошел к ней и положил руки ей на плечи. – Дина…

 – Не надо! – Она быстро отступила, тряся головой.

 – Да ради Бога, ты слишком разумна, чтобы позволить каким-то грязным писакам выворачивать тебя наизнанку! – Он едва сдерживал возмущение, чувствуя смутную досаду из-за ее бурной реакции. – Ты у всех на виду. Ты сама сделала выбор. Держи себя в руках, Канзас, или увольняйся и возвращайся обратно читать дневные новости!

 – Ты веришь?.. – Она резко повернулась, руки крест-накрест сложены на груди.

 Финн никак не мог сообразить, как должен себя вести, чтобы она побыстрее успокоилась. Он попробовал пошутить:

 – Что ты была кем-то вроде юной нимфоманки?

 Если это правда, то как же ты смогла так долго сопротивляться моему обаянию?

 Он надеялся услышать ее смех, но на крайний случай приготовился к сердитому отпору. Ответом было ледяное молчание.

 – Там не все ложь, – медленно проговорила она.

 – Ты хочешь сказать, что действительно была на нескольких вечеринках в колледже? Выпила пару бутылок пива и веселилась с каким-нибудь парнишкой? – Он покачал головой. – Ну, я потрясен и разочарован. И рад, что узнал это до того, как предложил тебе выйти за меня замуж и стать матерью моих детей.

 И опять его шутка не рассмешила Дину. Вместо этого ее оцепеневший взгляд вдруг стал растерянным, и она зарыдала.

 – О Господи! Не надо, малышка. Ну, перестань же, Дина, не надо. – Ничто другое не могло бы обезоружить его сильнее, чем женские слезы. Ругая себя в душе, он неловко обнял ее и крепко прижал, решив не обращать внимания на ее сопротивление. – Извини меня, – хоть и сам не знал за что. – Извини меня, малышка.

 – Он изнасиловал меня! – выкрикнула Дина, вырываясь из его ослабевших рук. – Он изнасиловал меня, – повторила она, закрыв лицо руками, а из ее глаз текли жгучие слезы. – А я ничего не стала предпринимать против него. И теперь не буду. Потому что мне так больно! – Ее голос дрожал, а тело сотрясалось от рыданий. – Эта боль никогда, никогда не прекращалась.

 Финн и представить себе не мог, что это его так потрясет и ужаснет. На мгновение все в нем замерло, и он только стоял и смотрел на истерически рыдавшую Дину на фоне окна, освещенного солнцем, и весело потрескивавшего огня в камине.

 Затем лед внутри его треснул, взорвался вспышкой ярости такой мощной, что даже в глазах потемнело. Руки сжались в кулаки, словно рядом находилось нечто осязаемое, что он мог тотчас же измолотить.

 Но рядом не было никого, кроме плачущей Дины. Его руки опять безвольно опустились, и Финн почувствовал себя жалким и беспомощным. Полагаясь только на интуицию, он подхватил Дину, отнес к дивану и сел, покачивая ее на коленях, пока она не начала успокаиваться.

 – Я собиралась тебе все рассказать, – наконец проговорила Дина. – Думала об этом прошлой ночью. Я хотела, чтобы ты все узнал до того, как мы попробуем… быть вместе.

 Финну надо было как-то справиться со своей яростью. Но его челюсти были все так же сжаты, и слова прозвучали слишком резко:

 – Ты думала, что это отразится на моих к тебе чувствах?

 – Не знаю. Но я знаю, что от этого на моей жизни остался шрам и, что бы я ни делала, он всегда будет со мной. С тех пор, как это случилось… – она взяла из его рук платок и вытерла глаза, – я никак не могу этого забыть или притвориться, будто ничего не было, и почувствовать себя в состоянии заниматься любовью с мужчиной.

 Рука, гладившая ее волосы, замерла лишь на мгновение. Он ясно вспомнил, как набросился на нее накануне вечером. И понял, что на этом их отношения закончились бы, если бы что-то не остановило его.

 – Я не ледышка, – сдавленно и горько произнесла она. – Нет, не ледышка.

 – Дина, – он слегка запрокинул ее голову, чтобы они встретились глазами, – ты самая горячая женщина из тех, кого я знаю.

 – Вчера вечером не существовало ничего, кроме тебя; у меня даже не было времени подумать. Сегодня утром мне показалось несправедливым ничего тебе не рассказать. Потому что если бы у нас ничего не получилось, то виновата была бы только я. Не ты.

 – Кажется, вот первая настоящая глупость, которую я от тебя слышу. Но давай пока что это отложим. Если ты хочешь все мне рассказать, то я слушаю.

 – Да, хочу. – Она отодвинулась и теперь сидела рядом с ним на диване. – Все в университете знали Джеми Томаса. Он был на год старше меня, и, как большинство женщин в университете, я была в него влюблена. Так что когда он вдруг начал ухаживать за мной, я была польщена и ослеплена. Он был звездой футбольной команды и еще чемпионом по бегу. Я восхищалась этим, как и его планами работать в семейной фирме. Он неплохо соображал, был честолюбивым, с хорошим чувством юмора. Он всем нравился. И мне тоже.

 Дина вздохнула, чтобы успокоиться и получше все вспомнить.

 – Мы часто встречались в том семестре. Мы вместе учились, часто подолгу гуляли и вели глубокие философские споры, которые типичны для студентов. Я сидела на трибуне во время футбольных матчей и подбадривала его.

 Она замолчала.

 – Мы пошли на вечеринку после самой решающей игры сезона. В тот день он потрясающе играл. Все отмечали победу, и мы немного напились. Мы вернулись обратно на поле, только он и я, и он начал бегать, показывая мне разные футбольные движения и хитрости.

 Просто дурачился. Внезапно он перестал дурачиться и повалил меня на землю. Вначале мне показалось, что это очередная шутка. Но он был таким грубым, что я испугалась. Я сказала, чтобы он прекратил. Только он совсем не собирался прекращать.

 Хватит кокетничать, Ди. Ты сама этого хочешь. Ты весь вечер на это напрашивалась.

 Она вздрогнула, крепко сжав руки.

 – И я закричала, заплакала, стала умолять его. Но он был таким сильным, что вырваться и убежать было невозможно. Он разорвал на мне одежду. Мне было так больно.

 Чертова дразнилка.

 – Я звала на помощь, но рядом никого не было. Я завопила изо всех сил. И тогда он закрыл мне рот рукой. У него были такие широкие ладони. Я видела только его лицо.

 Тебе это понравится, малышка.

 – У него были мутные, словно стеклянные глаза. И он вошел в меня. Было так больно, что я подумала: сейчас он убьет меня. Но он не останавливался. Он не остановился, пока не кончил. А потом – казалось, что прошла целая вечность, – он скатился с меня и засмеялся.

 Ну брось, Ди, ты же знаешь, что тебе повезло. Спроси у кого хочешь. Никто не может так осчастливить женщину, как славный старик Джеми.

 – Потом он перестал смеяться и разозлился, потому что я ревела. Я ревела и никак не могла остановиться.

 Не подумай вывалять меня в дерьме. Мы оба этого хотели. Попробуй только рассказать что-нибудь другое, и пол футбольной команды скажет, что ты трахалась и с ними, прямо здесь. Прямо здесь, черт тебя побери, на пятидесятиярдовой линии.

 – Он рывком поставил меня на ноги и уперся лицом в мое лицо. И пригрозил: если я буду настаивать, что не хотела, то мне никто не поверит. Потому что он был Джеми Томасом. И все любили Джеми Томаса. Потом он бросил меня там, на поле, и я не стала ничего предпринимать. Потому что мне было стыдно.

 Перед глазами Финна возникло лицо с мелкой газетной фотографии, и он почувствовал, как в нем закипает ярость. Но постарался говорить спокойно:

 – И тебе не к кому было пойти?

 – Я рассказала Фрэн. – Ее ногти глубоко впились в ладонь, но она заставила себя расслабить руку. – Прошло две недели, я больше не могла скрывать это от нее. Она хотела пойти к декану, но я не разрешила. – Она смотрела вниз, на свои руки, покраснев от горячего, удушающего стыда. – В конце концов она силой отвела меня к психоаналитику. Через некоторое время я постепенно пришла в себя. Я не хочу, чтобы это влияло на всю мою жизнь, Финн. – Теперь она смотрела на него опухшими горестными глазами. – Я не хочу, чтобы это испортило все, что могло бы быть между нами.

 Он боялся ответить – сейчас любые слова прозвучали бы ложью.

 – Дина, я не могу сказать, что это не имеет значения, потому что это не так. – Она опустила взгляд, и он дотронулся до ее щеки, чтобы она опять посмотрела на него. – Потому что я не могу смириться с мыслью, что кто-то причинил тебе такую боль. И еще потому, что теперь, возможно, ты не будешь доверять мне.

 – Дело не в этом, – быстро отозвалась она. – Дело во мне.

 – Тогда я знаю, как тебе помочь. – Он нежно поцеловал ее в лоб. – Поехали вместе в мою хижину. Сейчас. Сегодня. За выходные мы сможем там расслабиться.

 – Финн, не знаю, могу ли я дать тебе то, что ты хочешь.

 – Мне все равно, что ты можешь мне дать. Гораздо важнее – что мы сможем дать друг другу.

 Дина решила, что Финн называл свой дом хижиной потому, что тот был построен из дерева. Это было совсем не такое примитивное жилище, как она себе представляла, а нарядное двухэтажное строение с верхней и нижней крытыми верандами, которые соединяла открытая лестница. Снаружи – кедровые доски, посеребренные погодой и временем темно-синие ставни. Высокие разросшиеся тисовые деревья нависали над домом, почти скрывая его от посторонних глаз.

 Вместо лужайки перед домом были разбросаны камни, росли низкие вечнозеленые кустарники, дикие цветы и травы, выносливые многолетние растения. Из земли уже пробивалось несколько отважных крокусов.

 – Твой сад? Как ты этому научился?

 – Я прочел много книжек. – Финн вытащил из багажника их сумки, пока Дина стояла на обочине посыпанной гравием дорожки и смотрела по сторонам. – Я никогда не знаю, сколько времени буду отсутствовать, так что сеять траву было бы непрактично. И мне не хотелось просить кого-нибудь чужого ухаживать за лужайкой. Здесь все – только мое, – немного смущенный собственным утверждением, он пожал плечами, – так что за несколько недель я посадил здесь то, что не требует особого ухода.

 – Это красиво.

 Ему очень хотелось, чтобы этот садик ей понравился, вдруг понял Финн.

 – Через месяц-другой он будет выглядеть еще лучше. Пошли в дом. Я разведу огонь, потом все тебе покажу.

 Дина пошла за ним до двери, погладила рукой подлокотник кресла-качалки.

 – Трудно представить, что ты иногда сидишь здесь, смотришь на камни и совершенно ничего не делаешь.

 – Дальше будет легче, – пообещал Финн и Пропустил ее в дом.

 Хижина начиналась с широкой комнаты, над которой был надстроен чердак; потолок украшала четверка ярких ламп. У одной стены был камин, выложенный из речных камней, у другой – стеллаж, плотно заставленный книгами. Стены медового цвета, как и пол, на котором вперемежку лежали ковры – восточные, французский, английский, индийский. И еще – невероятно! – черный блеск медвежьей шкуры с настоящей оскаленной мордой и когтями.

 Заметив ее взгляд. Финн усмехнулся.

 – Это был подарок – от приятелей со станции.

 – Он настоящий?

 – Боюсь, что да. – Он подошел к камину, где, как большая черная клякса, распластался медведь. – Я зову его Бруно. Так как не я его подстрелил, то мы вместе отлично уживаемся.

 – Думаю… это хорошая компания.

 – Главное – он мало ест. – Финн чувствовал, как она напряжена и почти дрожит в прохладной комнате. Он хорошо понимал, в чем дело. Они уехали из Чикаго слишком быстро, и Дина не успела что-либо обдумать. Теперь она осталась наедине с ним. – Да, здесь холоднее, чем снаружи.

 – Да. – Дина потерла руки и подошла к окну, чтобы оценить открывшийся перед ней вид. Поблизости не было никаких других строений, которые могли бы нарушить чистоту панорамы, только раскидистые тисы и еще не покрывшиеся зеленью лиственные деревья. – Не верится, что отсюда до города – всего один час.

 – Мне хотелось иметь такое место, куда можно удрать. – Он быстро и умело разводил огонь. – И откуда можно быстро вернуться, если что-нибудь случится. В другой комнате есть телевизор, радио и факс.

 – А, понятно. У тебя постоянная связь с комнатой новостей… Здорово, здорово. – Она подошла к камину, где уже потрескивали и вспыхивали искрами дрова.

 – Наверху есть еще один камин. – Он взял ее сумку и махнул рукой в сторону лестницы, которая вела наверх.

 На втором этаже была всего одна большая спальня с такой же простой меблировкой, как и в гостиной. Перед окном стояло двойное кресло темно-зеленого цвета, еще одно кресло-качалка, низкий сосновый столик и трехногий стул. Блестящая латунная кровать, накрытая темно-красным вельветовым покрывалом, располагалась перед небольшим каменным камином. Еще в спальне стояли сосновый туалетный столик и большой шкаф.

 – Ванная вон там. – Финн кивком показал на дверь, присев на корточки у камина.

 Дина с интересом толкнула дверь. И ошеломленно замерла на пороге, не зная, то ли засмеяться, то ли захлопать в ладоши. Если во всей хижине царствовала по-деревенски строгая элегантность, то ванную комнату Финн оформил в театральном духе.

 Огромная черная ванна с блестящими кранами и бортиком, уютно расположенная против широкого окна. Отдельный душ в кабине из стекла и белого кафеля. Зеркало во всю стену над раковиной, а под ним – длинная стойка из черного и белого кафеля, похожая на шахматную доску. На ней стоял переносной телеприемник экраном к ванне.

 – Вот так ванная!

 – Если хочешь расслабиться, – заметил Финн, вставая, – то надо расслабляться по-настоящему.

 – А в спальне нет телевизора? Он открыл дверь шкафа. Оттуда, с высоты трех ящиков, смотрел черный глаз телевизора.

 – В шкафу есть коротковолновый приемник. – Она засмеялась, и он махнул рукой. – Пошли, составишь мне компанию, пока я буду стряпать.

 – Ой, а ты забыл принести свои сумки, – сказала Дина, когда они направились вниз.

 – Внизу есть еще одна спальня.

 – А-а… – Ее напряжение рассеялось, но в то же время она ощутила легкий укол досады.

 Финн остановился у самой лестницы, повернулся, положил ладони ей на плечи и нежно поцеловал.

 – Все в порядке?

 На мгновение она замерла, прижавшись к нему лбом.

 – Да, все в порядке.

 И действительно, все было в порядке. Сидя за кухонным столом, Дина перемешивала салат, пока Финн резал картофель соломкой. Снаружи завывал холодный мартовский ветер, раскачивал ветви кустов, стучал в окна. Оказалось, что это легко: сидеть, расслабившись, в этой большой деревянной кухне и, пока жарились картошка и цыпленок, смеяться над рассказами Финна о его приключениях на рынках Касабланки.

 Кухонный телевизор все время что-то бормотал о событиях в мире, и в этой атмосфере они чувствовали себя все ближе и ближе друг другу.

 Комната была теплой и уютной, с темными занавесками на окнах и свечами, мерцавшими на кухонном столе.

 – Замечательно, – произнесла Дина, распробовав цыпленка. – Ты готовишь так же хорошо, как и Бобби Маркс.

 – И я намного симпатичнее.

 – Ну, у тебя просто, больше волос. Похоже, завтра будет моя очередь стряпать.

 – Не обязательно. – Он сжал ее пальцы, поднес ко рту и прикоснулся к руке зубами. – Ты умеешь готовить уху из свежей рыбы?

 – А что, это наше меню на завтра?

 – Если повезет. Может быть, завтра утром нам удастся поймать в озере пару рыбешек.

 – Утром? – Она моргнула. – Утром мы будем ловить рыбу?

 – Конечно. А как ты думаешь, зачем еще я тебя сюда привез? – Дина захохотала, а Финн покачал головой. – Канзас, ты не понимаешь генерального плана. После того, как мы посидим несколько часов вместе с удочками, поймаем своих форелей, почистим их…

 – Почистим?

 – Конечно. После всего этого ты не сможешь устоять против меня. Возбуждение, страсть, стихийная сексуальность рыбной ловли – все это ошеломит тебя.

 – Или наскучит до безумия.

 – Верь мне. Ничто так не возбуждает кровь в человеке – и в женщине тоже, – как соприкосновение с природой.

 – Вот так план! – Она откинулась на спинку кресла, чувствуя себя удивительно спокойной и уверенной. – И ты всегда удачлив в рыбной ловле?

 Он только усмехнулся и долил ей вина.

 – Хочешь посмотреть, какие у меня блесны?

 – Нет, не думаю. Ты сможешь удивить меня завтра.

 – Я разбужу тебя в пять. Бокал замер в дюйме от ее губ.

 – В пять? Утра?

 – Одевайся потеплее, – предупредил Финн. Дина была уверена, что не сможет уснуть; она думала, что все волнения прошедшего дня вернутся к ней в тот момент, когда в доме все затихнет. Но как только ее голова коснулась подушки, она провалилась в глубокий сон без сновидений. Который был прерван трясущей ее рукой.

 Она открыла глаза, заморгала в темноте и закрыла снова.

 – Давай, Канзас, вставай – и за дело!

 – Что, где-то война? – пробормотала Дина в подушку.

 – Где-то плавает рыба, на которой написано твое имя, – ответил Финн. – Кофе будет готов через десять минут.

 Она села, потирая глаза, и наконец увидела рядом с кроватью его силуэт. И почувствовала его запах – запах мыла и влажной кожи.

 – Ну почему рыбу надо удить именно на заре?

 – Некоторые традиции священны. – Он наклонился, безошибочно отыскав ее теплые сонные губы своими. Она вздохнула в ответ, отчего все его мышцы напряглись, а он переключился на совсем другую разновидность утренней активности. – Надень ту длинную рубашку, которую я сказал тебе взять. – Финн кашлянул и заставил себя быстрее сделать шаг назад, пока не сдался и не влез к ней под одеяло. – На озере будет холодно.

 Он ушел, а она осталась, свернувшись калачиком, в постели.

 Он плохо выспался. Неудивительно, хмуро подумал Финн. Ей необходимо время, напомнил он себе. И забота. И терпение. И он ни за что не должен выпустить наружу свою страсть, которая терзала его изнутри. Дина испугалась бы, решил Финн, если бы поняла, как сильно он ее хотел.

 Он и сам уже почти боялся этого.

 

 На озере был туман. От легкого бриза его светлые пряди рвались, как вата, и заглушали звук лодочного мотора. На востоке небо постепенно светлело, серебряное солнце выглядывало из-за дымки, пронизанное радужными лучами. Она чувствовала запахи воды и сосен, а также мыла из душевой Финна. Дина сидела на носу лодки, руки сложены на коленях, воротник куртки поднят.

 – Как красиво! – У нее изо рта вырвалось облачко пара. – Кажется, что, кроме нас, здесь никого нет на много миль.

 – В Синечвайне полно отдыхающих и туристов. – Он заглушил мотор, и лодка тихо закачалась на спокойной, как стекло, воде. – Возможно, даже на озере у нас уже есть компания.

 – Здесь так спокойно. – Но она уже услышала вдалеке тарахтение другого мотора, крик встревоженной птицы и слабое шлепанье воды о корпус лодки.

 – Этим-то и хороша рыбалка. – Бросив якорь, он протянул ей удочку. – Ее нельзя ускорить. Нельзя собрать здесь толпу. От тебя требуется только сидеть на одном месте, пока твоя голова отдыхает.

 – Пока голова отдыхает, – повторила Дина.

 – Сейчас мы будем удить рыбу самым обыкновенным, проверенным способом, – начал он. – Для него требуется больше ловкости, чем когда рыбу заранее приманивают к месту ловли.

 – Правильно.

 – Пожалуйста, без сарказма. Это искусство.

 – Искусство? В самом деле?

 – Искусство, – продолжал Финн, – состоит в том, чтобы тихо ждать на поверхности воды, подманить рыбу и потом умело подсечь ее.

 Дина оторвалась от изучения красивых блесен и посмотрела на воду.

 – Не вижу никакой рыбы.

 – Увидишь. Поверь мне. Теперь закидывай удочку. Одним движением руки.

 – Так мой отец всегда говорит о лошадиных подковах.

 – Это так же серьезно. – Он уверенно шагнул на нос.

 – Подковы – это серьезно?

 – О Господи, Дина, неужели ты вообще ничего не понимаешь? Когда мужчине надо расслабиться, перевести дух, это еще не значит, что он не хочет соревнования.

 Она усмехнулась, когда он передвинул ее руки на удилище.

 – Ты понравился бы моему отцу.

 – Похоже, что он разумный человек. Теперь крепко сожми руки, а запястья расслабь. – Он поставил Дину в устойчивое положение, закинул удочку так, что крючок шлепнулся в спокойную воду с тихим шлепком. От блесны, словно по волшебству, по воде побежали расходящиеся круги, приводя Дину в восторг.

 – У меня получилось! – Сияя от счастья, она посмотрела через плечо Финна. – Ладно, у тебя получилось, но я тоже помогала.

 – Неплохо. У тебя хорошие задатки. – Теперь он взял свою удочку, выбрал блесну. Бесшумный взмах удилищем, едва заметная рябь на поверхности воды.

 Несмотря на свою радость. Дина ощутила дух соперничества.

 – Я хочу еще раз!

 – Хочешь или нет, тебе придется повторить. Но вначале надо смотать леску.

 Она подняла брови.

 – Я знаю.

 – Медленно, – поучал ее Финн, усмехаясь одними уголками губ и показывая на своей удочке. – Плавно.

 Терпение – это такое же искусство, как и умение закинуть крючок.

 – Так что же, мы просто будем здесь сидеть и то забрасывать крючок, то сматывать леску назад?

 – Хорошая мысль. Я вполне могу здесь сидеть и смотреть на тебя. Не такой уж плохой способ провести утро. Теперь, если бы ты была мужчиной, мы развлекались бы, рассказывая друг другу небылицы – про рыбу и женщин.

 Сосредоточенно наморщив лоб, она опять забросила удочку. У нее не получилось, чтобы блесна вошла в воду беззвучно, но Дина с удовольствием прислушалась к победному шлепку.

 – И, по-видимому, именно в таком порядке.

 – Как правило, эти темы пересекаются. Мы с Бэрлоу Джеймсом однажды провели здесь шесть часов. Не думаю, что тогда мы сказали друг другу хоть одно слово правды.

 – Я тоже могу врать.

 – Не-а. С такими глазами у тебя ничего не получится. Но я могу облегчить твою задачу: расскажи мне о своей семье.

 – У меня три брата. – Она не сводила глаз с поплавка, готовая к решительным действиям. – Двое старше и один младше. Старшие женаты, а младший учится в университете. Может быть, мне надо как-то водить по кругу или что-нибудь в этом роде?

 – Нет, просто расслабься. Они все живут в Канзасе?

 – Ага. У моего отца скобяная лавка, и старший брат работает вместе с ним. Мама заведует бухгалтерией. Что ты делаешь?

 – Вытаскиваю форель, – спокойно ответил он, сматывая леску. – Уже попалась на крючок.

 – Ты уже поймал рыбу? – Дина наклонилась вперед, дернув свою удочку. – Уже?

 – Ты росла в городе или в предместье?

 – В предместье, – нетерпеливо ответила она. – Как это получилось, что ты уже поймал рыбу? Ой, посмотри! – Словно зачарованная, она таращила глаза на форель, которую Финн достал из воды. Та извивалась, а набиравшие силу солнечные лучи блестели на ее плавниках. Финн положил рыбу в сетку и шлепнул о корму, а Дина все никак не могла отвести от нее взгляда. – Конечно, у тебя блесна лучше, чем у меня, – наконец произнесла она, когда Финн извлек крючок и положил рыбу на лед.

 – Хочешь поменяться?

 Упрямая складка прорезала ее лоб.

 – Нет.

 Она внимательно наблюдала, как Финн опять закинул удочку. Потом решительно смотала леску, поменяла положение и закинула с другой стороны лодки – больше с энтузиазмом, чем с умением.

 Финн только ухмыльнулся, глядя на нее, и Дина задрала нос кверху.

 – Ну, расскажи теперь о своей семье.

 – Мне нечего рассказывать. Родители развелись, когда мне было пятнадцать лет. Я был единственным ребенком. Они оба адвокаты. – Он закрепил удочку, чтобы открыть термос с кофе, и наполнил стаканчики для себя и Дины. – Они очень цивилизованно похоронили друг друга под горами бумаг и решили разделить все имущество пополам. Меня в том числе.

 – Мне очень жаль.

 – Почему? – просто, без горечи спросил Финн. – В семье Райли не было прочных связей. У каждого из нас теперь своя жизнь, и всех это устраивает.

 – Я не хочу критиковать, но это звучит так ужасно холодно.

 – Так оно и есть. – Он отхлебнул кофе, наслаждаясь спокойствием прохладного утра, любуясь отражением солнца на воде. – Но и разумно. У нас нет ничего общего, кроме крови. Зачем притворяться, что это не так?

 Дина не нашлась, что ответить. Она жила далеко от своей семьи, но всегда чувствовала с ней связь.

 – Они могли бы гордиться тобой.

 – Уверен, они довольны, что деньги, потраченные на мое образование, не пропали зря. Не смотри так. – Он вытянул руку и похлопал ее по лодыжке. – Я не переживал и не расстраивался. На самом деле это даже благоприятно отразилось на моей карьере. Если у тебя нет корней, то их не приходится обрывать всякий раз, когда получаешь новое задание.

 Возможно, этот взрослый человек уже не нуждался в ее сочувствии, но Дина не могла не пожалеть того маленького мальчика, которым он когда-то был.

 – Корни не обязательно должны держать тебя на одном месте, – тихо сказала она. – Нет, если ты их умеешь пересаживать.

 – Канзас!

 – Да?

 – У тебя клюет.

 – У меня… Ой! – Ее леска дернулась снова. Дина чуть было не подпрыгнула, и, если бы Финн не бросился вперед и не удержал ее, она наверняка перевернула бы лодку. – Что мне теперь делать? Я забыла. Подожди, подожди, – выпалила она до того, как он успел ответить. – Я хочу все сделать сама.

 Нахмурившись, Дина сосредоточенно наматывала леску на катушку, чувствуя упрямое сопротивление форели. В какой-то момент она поняла, что надо немного ослабить натяжение. Потом леска опять туго натянулась, и дух соревнования подавил все остальные мысли и чувства.

 Когда в конце концов Дина неуклюже бросила свой улов в корму лодки, то со смехом закричала:

 – Моя рыба больше твоей!

 – Возможно.

 Она шлепнула Финна по руке до того, как он успел освободить крючок:

 – Я сама.

 На востоке солнце уже высоко поднялось над горизонтом, а они ухмылялись друг другу, склонившись над пятифунтовой форелью.

 

 Обратно в хижину они вернулись с четырьмя рыбинами. По две у каждого. Дина горячо требовала, чтобы они остались, пока кто-нибудь не поймает еще одну рыбу, но Финн завел мотор. Не надо ловить больше, чем сможешь съесть, сказал он ей потом, разделывая форель.

 – Это было классно! – Дина возбужденно ходила кругами по кухне. – В самом деле классно. Я чувствовала себя первооткрывательницей. Значит, на обед у нас будет рыбное блюдо?

 – Конечно. Мы ее поджарим. Подожди, вначале я разведу огонь в гостиной.

 – Я действительно думала, что это будет скучно! – Она ходила за ним по пятам. – Не имею в виду ничего плохого… – Засмеявшись, Дина пригладила волосы рукой. – Но это было так захватывающе, что ли. Не знаю. Я так рада. – Она опять засмеялась.

 – У тебя хорошо получается. – Финн добавил еще одно полено, сидя на корточках перед камином. – Можем пойти порыбачить еще несколько часов завтра утром, до того, как вернемся в город.

 – Здорово. – Она смотрела на отблеск света, упавший на его руку, пока он ворошил угли, раздувая пламя. Финн сидел к ней боком и, расслабившись, наблюдал за огнем. Его глаза казались совершенно темными, волосы спереди падали на лоб, сзади завивались колечками у воротника рубашки; – Я рада, что ты привез меня сюда.

 Он повернул голову, улыбнулся.

 – Я тоже.

 – Не только из-за урока рыбной ловли.

 Его улыбка исчезла, но он не отвел взгляда.

 – Я знаю.

 – Ты привез меня сюда, подальше от бумаг, болтовни и всего этого уродства. – Дина смотрела мимо него, в камин, где пламя разгоралось все сильнее. – Ты больше ни о чем не стал у меня спрашивать.

 Финн положил кочергу и повернулся к ней лицом.

 – А ты хотела?

 – Не знаю. – Она попыталась улыбнуться. – А что бы ты спросил?

 И он спросил то, что не давало ему успокоиться всю ночь:

 – Ты боишься меня? Дина заколебалась.

 – Немного, – услышала она свой собственный голос. – Я больше боюсь того, что будет дальше в наших отношениях.

 Финн перевел взгляд на огонь.

 – Я не стану давить на тебя, Дина. Между нами ничего не произойдет, пока ты сама этого не захочешь. – Он опять посмотрел на нее темными строгими глазами. – Обещаю.

 Но вместо облегчения ее желудок сжался от напряжения; от его слов и уверенности, что он сдержит слово, Дине стало еще труднее.

 – Это не такой страх. Финн. Это… соблазн.

 От его взгляда она почувствовала томление во всем теле. И резко отвернулась, чтобы сказать ему все и как можно быстрее:

 – Из-за того, что произошло, я никогда не могла вернуть все то, что потеряла. Пока не появился ты. – Она медленно повернулась обратно. Нервы были напряжены до предела, сердце сильно и стремительно билось в груди. – Да, пока не появился ты. И я боюсь этого. Да, я боюсь, что могу все испортить.

 Финн встал, но не сделал ни одного движения ей навстречу.

 – Что бы ни случилось между нами, это случится с нами обоими и из-за нас обоих. И это может подождать, пока ты не будешь готова.

 Она опустила взгляд вниз, на свои крепко сжатые руки.

 – Я хотела бы задать тебе один вопрос.

 – Давай.

 – Ты боишься меня?

 Она стояла с опущенными ресницами, тоненькая и хрупкая, в рубашке слишком большого размера. У него за спиной, в камине, лениво треснуло полено, разразившись небольшим фейерверком искр.

 – Дина, я никогда в жизни ничего так не боялся, как боюсь тебя и своих чувств к тебе.

 Ее ресницы медленно поднялись. И она уже не казалась хрупкой и слабой, нет: слишком большими и дымчатыми были ее глаза, слишком нежными – приоткрытые губы. Первый шаг был самым трудным. Потом вдруг все стало так просто: подойти к нему, обнять, прижаться головой к плечу.

 – Я и сама не смогла бы придумать лучшего ответа, Финн. Не хочу потерять то, что чувствую сейчас. – Он не пошевелился, тогда она посмотрела вверх, подняла руки к его груди. – Но думаю, все останется по-прежнему, если мы с тобой займемся любовью.

 Он ожидал от себя всего, что угодно, но только не испуга. И все-таки его первым чувством был испуг, мгновенный и всепоглощающий. Дина не сводила с него своих огромных глаз, в которых боролись доверие и сомнение.

 – Нас ничто не торопит, Дина.

 – Торопит. Не тебя. Меня. – Неужели это его сердце колотилось у нее под ладонью? Как же оно могло биться так быстро, если Финн выглядел совершенно спокойным и даже его руки как-то непринужденно задержались у нее на плечах? – Ты мне нужен.

 От этих слов его словно захлестнула волна – но не просто желания. Нет, это было иное чувство, более острое и горячее. От плеч его руки скользнули вверх, к ее лицу, и Финн наклонился вперед, губами к ее губам. – Я не сделаю тебе больно.

 – Я знаю, – отвечала Дина, но все равно она вся дрожала. – Я этого и не боюсь.

 – Нет, боишься, – с горечью и жалостью произнес Финн. – Но потом ты не будешь бояться, – пылко пообещал он. – Если захочешь, чтобы я остановился, только скажи.

 – Я не захочу. – В ее глазах снова возникла отчаянная решимость. Финн мысленно поклялся себе, что скоро она будет помнить только об удовольствии.

 Пока он расстегивал ее рубашку, у Дины пересохло во рту. Медленно, не отрывая взгляда от ее глаз, он снял с нее первую одежку, бросил в сторону. Потом улыбнулся:

 – На это потребуется некоторое время. Она нервно, прерывисто засмеялась.

 – Я никуда не спешу.

 Ее глаза были закрыты, лицо обращено к нему. Все было так естественно и так просто. Естественно и просто было прижаться к нему всем телом, обнять его и притянуть к себе еще ближе. Дина снова задрожала, когда он сдернул платок с ее шеи. Но не от холода. И не от страха. Хотя невольно затаила дыхание, когда он взял ее на руки и уложил на теплую медвежью шкуру у камина.

 – Я хочу, чтобы ты не думала ни о чем, кроме меня. – Он опять поцеловал ее в губы, на мгновение замер, потом сел, чтобы снять с нее ботинки. – Ни о чем и ни о ком, только обо мне.

 – Не буду. Просто не смогу.

 Солнце и отблески пламени плясали на ее закрытых веках. Дина вслушивалась в шипение и треск огня, шорох одежды – это Финн снимал свою рубашку, стягивал обувь. Потом он оказался рядом с ней, нежно прикоснулся к лицу. Она открыла глаза и посмотрела на него.

 – Я хотел тебя с того самого момента, когда впервые увидел.

 Она улыбнулась, желая расслабиться, прогнать прочь эти гадкие уколы сомнения.

 – Почти год тому назад…

 – Больше. – Он ласкал губами ее губы, согревал их своим дыханием, ждал от нее ответа. – Ты вбежала в комнату новостей и бросилась прямо к своему столу, а потом завязала волосы красной лентой и стала печатать текст. Это было за несколько дней до того, как я уехал в Лондон. – Его рука скользнула по шелку, покрывавшему ее тело, почти не касаясь его, словно показывая, как это могло бы быть. – Я тогда долго смотрел на тебя. Было такое ощущение, будто меня ударили молотком по голове. И столько месяцев спустя я вдруг вижу тебя на посадочной полосе под дождем.

 – И ты поцеловал меня.

 – Я жил этим целых шесть месяцев.

 – А потом украл мой репортаж.

 – Ага. – Он усмехнулся и накрыл ее губы своими. – А теперь и тебя тоже.

 Она инстинктивно напряглась, когда его рука скользнула под шелк. Но не было ни спешки, ни грубых прикосновений. Через несколько секунд ее мышцы расслабились от легкой и нежной ласки – одними кончиками пальцев. И когда его рука направилась выше, к груди, тело Дины само изогнулось ей навстречу.

 Это ощущение было приятным, мягким и успокаивающим, как теплый дождь. Она приняла его, впитала и страстно захотела еще, пока Финн медленно снимал с нее шелковое белье.

 От камина шел жар, но она чувствовала только нежные движения его рук – ищущие, возбуждающие. Они то останавливались, то скользили дальше, разжигая огонь, в котором вспыхивали эти крохотные капли удовольствия. Теперь если она вздрагивала, то только от жара. От возбуждения у нее перехватило дыхание.

 Финн уже больше не чувствовал в себе клыкастого зверя. В нем остались лишь нежность и сила. Опускаясь губами от ее лица к выпуклостям грудей, он знал, что Дина принадлежала только ему – абсолютно и беспредельно, словно они любили друг друга уже много-много лет.

 Ее тело было как вода в его руках, оно подымалось и опадало волнами наслаждения, которое они дарили друг другу. Он слышал стук ветра в окна, треск огня в камине. И звук своего имени, которое шептали ее губы.

 Он знал, что научит ее летать, и она летала сейчас, с затуманенными глазами и телом словно из теплого воска. Ему лишь надо было приподнять ее повыше, чуть-чуть повыше, и увидеть, как сквозь линию облаков она войдет в зону бури.

 Она почувствовала прикосновение его зубов к своему бедру, и рука, гладившая его волосы, остановилась. Он лизнул языком ее кожу, и горячий жар вспыхнул у Дины внизу живота. Она качнула головой, чтобы остановить все это, прогнать прочь внезапный неуправляемый трепет. Но ее охватил этот быстро разгоревшийся огонь. Дина корчилась, как от боли; одна сила влекла ее вперед, другая отталкивала назад. Она хотела было закричать, попросить, чтобы Финн остановился и дал ей прийти в себя… Но наслаждение уже взорвалось внутри ее, разлилось обжигающей лавой по всему телу.

 Он тоже ощутил порыв резкого отказа, потом – оглушающую панику, потом – безрассудное наслаждение. Все, что чувствовала Дина, эхом отразилось внутри его. Прерывисто дыша, Финн опустился над ней, осыпая поцелуями ее горячее лицо, пока она не обвила его руками, неистово прижалась к его телу, и он уже не мог больше сдерживать рвавшейся наружу страсти.

 – Посмотри на меня, – с трудом выдавил он неповоротливыми губами. – Посмотри на меня.

 Она послушалась, и, когда глаза их встретились, он вошел в нее. Его ладони, лежавшие на ковре, медленно сжались в кулаки, словно это могло ему чем-то помочь; опускаясь, Финн почувствовал, как Дина подалась вверх, ему навстречу… и их тела задвигались вместе, в одном скользящем ритме.

 Когда ее губы изогнулись, он прижался лицом к ее шее и унес их обоих за край наслаждения.

 Еще не проснувшись, она повернулась к нему, и он был здесь. Его руки нежно обхватили ее, тело было готово к любви. В теплом свете зари, лениво падавшем сквозь окно комнаты, они опять слились вместе. Плавный ритм, теплая плоть, одна страсть на двоих. Это было так просто – скользить без усилий, без спешки без мыслей, пока воздух вокруг них не затрепетал так же быстро, как их пульс.

 Приливы и отливы их тел, движения любви, столь же естественные, как дыхание, – от этого губы Дины изогнулись в улыбке, а потом встретились с его губами в долгом, глубоком, опьяняющем поцелуе.

 На вершине их страсти, такой же нежной, как само утро, она прошептала его имя и перенеслась из сна в действительность, все еще ощущая, как он пульсировал внутри ее тела, словно второе сердце.

 – Финн, – повторила она, улыбаясь тихому утреннему свету. Его нательный крест врезался ей в кожу как раз под сердцем.

 – М-мм?

 – Начинать с этого день даже лучше, чем заканчивать.

 Он хохотнул, уткнувшись носом в ее шею.

 – Вчера утром я думал только о том, чтобы завалиться вместе с тобой в эту постель.

 Она улыбнулась еще шире. – Ну вот, теперь ты здесь.

 – Похоже, что да. – Он поднял голову и внимательно посмотрел на Дину, поглаживая локон на ее виске. Ее глаза были большими и заспанными, но кожа светилась от блестящего румянца – верного признака счастливой любви. – Мы проспали. – Нет. – Восхищенная тем, как это было легко, она провела ладонями вниз по его спине до упругой кожи ягодиц. – Мы отлично выспались. Просто отлично.

 – Ты знаешь… – Он накрыл ее грудь ладонью, потирая сосок большим пальцем и наблюдая, как приоткрылись ее губы от неровного дыхания. – Сегодня утром я собирался научить тебя удить на муху.

 От его нежного прикосновения Дина почувствовала внизу живота новую волну возбуждения.

 – Правда?

 – Те, кто умеет удить на муху, – настоящие аристократы рыбной ловли. Для этого нужна… рука мастера.

 Она повернула голову, а Финн прижался губами к ее шее.

 – Я могла бы научиться.

 – Думаю, что да. – Он приоткрыл рот, накрывая зубами то место, где бился ее пульс, словно птичье крыло. Нет ничего более эротического, решил он, чем вид женщины, предавшейся наслаждению. – Мне кажется, у тебя безграничные возможности.

 Она вздохнула и напряглась, ощутив, как он наливался силой внутри ее.

 – Я всегда хочу быть самой лучшей. Возможно, это недостаток.

 – Не думаю, – прошептал Финн. Она изогнулась ему навстречу, уже дрожа от первого укола удовольствия. – Определенно, это достоинство.

 – Дина, почему такая умная женщина, как ты, не хочет отказаться от этой нелепой привязанности к неудачнику?

 – Не нелепой! – фыркнула Дина, открывая ключом дверь в свою квартиру. – Это обоснованная самой жизнью преданность. В этом году «Кабз» еще всех удивит.

 – Ага, точно! – Презрительно усмехнувшись, Финн вошел вслед за ней. – Они всех удивили бы, если бы выбрались из основания таблицы. Когда в последний раз они поднимались выше третьего места?

 Она почувствовала себя уязвленной.

 – Дело не в этом. – Ее голос, как она ни сдерживалась, звучал крайне высокомерно. – Они такие сердечные.

 – Жалко, что неумелые.

 Дина вздернула нос и повернулась к автоответчику.

 – Извини. Мне надо проверить, кто звонил.

 – Никаких проблем, – улыбаясь, он шлепнулся на диван. – Закончим потом. Я не говорил, что в университете был капитаном команды дискуссионного клуба? И в этом споре я не проиграю!

 Чтобы продемонстрировать свое презрение, она нажала на кнопку «пуск».

 – Дина, это Кесси. Извини, что беспокою тебя дома – даже если тебя там нет. У нас произошли изменения в расписании на понедельник. Я сейчас отправлю их тебе по факсу. Если возникнут вопросы, то ты знаешь, где меня найти. И еще, о черт, у нас было много звонков в связи со статьей. Я всех их отослала, но если ты захочешь ответить, то у меня есть список интересовавшихся репортеров. В выходные я буду дома. Позвони, если захочешь устроить с кем-нибудь из них встречу.

 – Она никогда не задает вопросы, – пробормотала Дина. – Никто в офисе никогда не задает вопросы.

 – Они знают тебя.

 Она кивнула, на время остановив автоответчик.

 – Ты знаешь, Финн, какой трудной ни была бы моя работа, сколько сил на нее ни уходило бы, но иногда утром я просыпаюсь с ощущением, что меня ждет цветущий луг.

 – Если ты спросишь меня, то я скажу, что зарабатывать на жизнь, болтая по часу в день, – скорее пахнет подгоревшим соусом.

 Она улыбнулась.

 – Твое дело – землетрясения, мое – человеческая боль.

 Он стянул куртку.

 – Просто позор, что ты растрачиваешь свои мозги напрасно.

 – Я их не растрачиваю, – горячо запротестовала Дина. – Я… – Заметив блеск в его глазах, она замолчала. Он только пытался опять втянуть ее в спор. – Нет, спасибо, капитан. Я не собираюсь с тобой дискутировать. – Она повернулась было к автоответчику, но остановилась. – А ты думал о том, что однажды кто-нибудь может забрать все это у тебя? Что однажды тебе скажут: все кончилось, и перед тобой никогда больше не будет камеры?

 – Не-а. – От его самоуверенности и нахального вида ее улыбка стала еще шире. – И ты тоже не должна. – Он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы. – Ты умеешь пудрить мозги.

 – Заткнись, Финн. – Она опять стукнула по кнопке «пуск», нацарапала в блокноте короткое послание от Саймона о проблемах, которые могли возникнуть во время завтрашнего шоу, и следующее, от Фрэн, что завтрашние проблемы уже решены. Подождала, пока перемоталась чистая лента – кто-то долго молчал и в конце концов повесил трубку; потом заскрипела зубами – три звонка от репортеров, которые как-то ухитрились раздобыть ее номер телефона, не внесенный в телефонную книгу.

 – Ты в порядке? – Финн подошел сзади и потер ее плечи, чтобы снять напряжение.

 – Да. – Она позволила себе на мгновение прислониться к нему спиной. – Все нормально. Мне надо решить, то ли отказаться от комментариев, то ли сделать заявление. Кажется, я еще не готова об этом думать.

 – Тогда не думай.

 – Засунуть голову в песок, как страус? Это не поможет. – Она выпрямилась и шагнула в сторону. – Я хочу принять правильное решение. Ненавижу делать ошибки.

 – Тогда у тебя есть два варианта на выбор. Или послушайся своих чувств, или своего инстинкта репортера. Нахмурив лоб. Дина обдумала его слова.

 – Или надо объединить оба этих варианта, – тихо произнесла она. – Вот что уже приходило мне в голову: надо сделать шоу об изнасилованиях во время свиданий. Я это откладывала, потому что думала, что такая тема слишком близка к моей личной жизни. Но, может быть, близка как раз настолько, насколько надо?

 – Зачем тебе проходить через это испытание, Дина?

 – Затем, что я действительно прошла через него. Потому что люди типа Джеми всегда остаются безнаказанными. И еще потому… – Она глубоко вздохнула, чтобы от волнения не перехватило горло. – Мне стыдно, что тогда я ничего не сделала. Я устала от этого стыда. Теперь у меня есть шанс наверстать упущенное.

 – Тебе будет слишком больно…

 – Не настолько, как было когда-то. – Она бросилась к нему. – Теперь – нет.

 Финн крепко обнял ее. Черт побери, ему надо ее защитить. Но и ей надо настоять на своем. Единственное, что он мог сейчас сделать, – найти Джеми Томаса и поболтать с ним… мило, по-дружески, без спешки.

 – Если ты решишь сделать такое шоу, обязательно скажи мне. Я хочу прийти, если смогу.

 – Хорошо. – Повернув голову. Дина быстро поцеловала его и вырвалась из его рук. – Давай откроем бутылку вина. И забудем обо всем хотя бы на время.

 Ей это было необходимо. Он видел, как напряжение, крадучись, словно вор, возвращалось в ее глаза.

 – Если только ты разрешишь мне остаться. Но в этот раз я не усну на диване.

 – Я не дам тебе такой возможности, – пообещала Дина и ушла на кухню.

 Против обыкновения, он направился вначале к телевизору, включив его точно в тот момент, когда начались вечерние новости. Повернувшись к дивану, Финн решил снять ботинки и лечь, задрав ноги повыше. И тут заметил конверт, лежавший на коврике перед самой дверью.

 – У нас есть чипсы. – Дина внесла в комнату поднос и поставила его на сервировочный столик. – По дороге у меня разгорелся аппетит. – Ее улыбка напряженно застыла, когда она увидела конверт в его руке. – Откуда у тебя это?

 – Он лежал под дверью. – Финн протянул было ей конверт, но остановился, заметив, что Дина побледнела. – В чем дело?

 – Нет, ничего. – Разозлившись на себя, она стряхнула неясный, нелепый страх. – Это глупо, вот и все. – Пытаясь убедить обоих, что ее это совершенно не беспокоит, Дина взяла конверт и распечатала его.

 Дина, что бы они ни говорили, это не изменит моих чувств. Я знаю – это все ложь. Я всегда буду тебе верить. Я всегда буду любить тебя.

 – Застенчивый поклонник, – сказала она, пожимая плечами. Но это движение получилось похожим больше на оборонительный толчок. – Которому обязательно надо поучаствовать в моей жизни.

 Финн взял у нее листок и изучающе посмотрел на него.

 – Можно сказать, что это ответ на статью.

 – Похоже на то. – Но безымянное признание в верности не обрадовало ее.

 – Я так понимаю, что ты уже получала похожие послания. – Если бы я их собирала, то у меня была бы целая коллекция. – Она взяла свой бокал вина. – Они приходят ко мне уже целый год.

 – Год? – Он поднял на нее серьезный взгляд. – Точно такие?

 – Сюда, в комнату новостей, в офис. – Она опять беспокойно повела плечами. – Всегда одинаковый конверт и примерно одинаковый текст.

 – А ты сообщала об этом?

 – Куда? В полицию? – Дина рассмеялась, и вся ее тревога испарилась вместе со смехом. – Зачем? И что мне им сказать? Офицер, я получаю анонимные любовные письма. Приведите собак.

 – Целый год – это не просто безвредные письма.

 Это навязчивая идея. А навязчивая идея – это уже болезнь.

 – Не думаю, что дюжина колоритных записок за год – характеристика навязчивой идеи. Финн, это просто какой-то телезритель или кто-нибудь, кто работает в нашем здании. Ему нравится мое изображение, но он слишком робок, чтобы подойти и попросить автограф. – Тут ей в голову пришла мысль о звонках, этих безмолвных посланиях посреди ночи. И что он смог просунуть записку ей под дверь. – Это все немного странно, но не опасно.

 – Мне это не нравится.

 Дина взяла его за руку и повела за собой к дивану.

 – Просто ты привык все преувеличивать. Типичный порок репортера. – Его губы опьяняли ее гораздо больше вина, поэтому Дина отставила бокал в сторону. – Конечно, если ты хочешь немного поревновать…

 Ее глаза смеялись. Финн улыбнулся в ответ, решив не портить ей настроения. Но думал он о белом листке, лежавшем на сервировочном столике, и клятве верности, красной, как кровь.

 

 – Ни одного заявления, – хихикнула себе под нос Анджела и вытянулась на животе на розовых сатиновых простынях своей огромной кровати. Телевизор был включен, а на полу валялись разные газеты и журналы.

 Это была красивая и внушительная комната, чем-то похожая на музей благодаря причудливой позолочен ной старинной мебели и пышным женственным оборкам. Одна из горничных язвительно поделилась со своей подругой, что для полного сходства здесь не хватало только бархатной веревки поперек двери и платы за осмотр.

 На всех стенах висели зеркала – овальные, квадратные и продолговатые, отражая как ее изображение, так и вкус в выборе приобретений.

 Единственными цветами, кроме золотого и тонов дерева, здесь были розовый и белый – как леденец на палочке, который она могла лизать долго, жадно и с наслаждением.

 Здесь же стояли корзины с розами, каждый день свежими, так что любой ее вдох был наполнен сильным восхитительным ароматом, который Анджела отождествляла с успехом. В изголовье кровати из золоченого дерева возвышалась гора подушек, все из гладкого шелка и пенистых кружев. Она стучала по ним пальчиками с розовым маникюром и любовалась своим отражением.

 Рядом с кроватью стояло широкое кресло, на которое Анджела небрежно бросила один из своих многочисленных пеньюаров.

 Когда-то, очень давно, она завидовала другим, потому что они обладали похожими красивыми вещами. Ей же – девочке, а потом молодой женщине – оставалось только смотреть на витрины магазинов и желать, желать, желать… Теперь она имела, могла иметь все, что захочет.

 И кого захочет.

 Обнаженный, с блестящими изящными мускулами, Дэн Гарднер сидел верхом на ее ягодицах и втирал ароматное масло в ее плечи и спину.

 – Уже прошла целая неделя, – напомнила ему Анджела, – и она даже не пискнула.

 – Ты хочешь, чтобы она связалась с Джеми Томасом?

 – М-мм… – Анджела с удовольствием потянулась под его руками. Она чувствовала себя неженкой и победительницей. И спокойной, восхитительно спокойной! – Да, давай, и скажи ему, пусть еще разок поболтает с репортерами, может быть, немного расширит свою историю. Напомни ему, что если он не приложит всех усилий, чтобы у нашей Ди постоянно болела голова, то в прессу просочится информация о его любви к Белой Китаянке.

 – Это сработает. – Дэн восхищался лежавшим под ним телом так же сильно или почти так же сильно, как восхищался умом Анджелы. – Если всплывет то, что он подворовывает из фондов фирмы на кокаин, его карьера сразу закончится. Пусть даже это фирма его папочки.

 – Напомнишь ему, если он заартачится. Богатому мальчугану придется заплатить, – прошептала она. Она могла бы ненавидеть Джеми за то, что он родился с богатством и привилегиями, но все промотал из-за слабости к наркотикам. Но после того, как он так трогательно сдался при первой же ее угрозе, Анджела испытывала к нему только презрение.

 – Да, и пошли Бикеру ящик «Дом Периньона». – Анджела рассматривала свои ногти, нахмурившись из-за едва заметного дефекта леденцово-розовой поверхности. – Он хорошо поработал. Но пусть ищет дальше. Нам надо найти побольше грязи, которую малышка Ди смела под коврик, чтобы забросать ее с головы до ног.

 – Как я люблю твой ум, Анджела! – Почувствовав возбуждение, он сильно укусил ее за плечо. – Такой очаровательно изощренный!

 – Мне наплевать, что ты думаешь о моем уме. – Усмехнувшись, она приподнялась так, чтобы он мог просунуть свои скользкие от масла руки под ее груди. – В данном случае он работает нормально и правильно. Однако же, что бы ни происходило, она постепенно ползет вверх в таблице рейтингов. Я не допущу этого, Дэн, тем более после того, как она предала нашу дружбу. Так что держи свое мнение… – Внезапно она вскочила на колени, издав протестующий вопль: на экране возникло изображение Дины с Финном.

 – Далее в светских новостях, – продолжал диктор. – Звезда ток-шоу Дина Рейнольдс сопровождала иностранного корреспондента Си-би-си Финна Райли на банкете Национального пресс-клуба в Чикаго, где Райли был награжден за свою работу во время войны в Персидском заливе. Ходят слухи, что Райли, американский Герой Пустыни, рассматривает предложение возглавить еженедельный обзор политических новостей Си-би-си. Райли отказался прокомментировать этот проект, как и его личные отношения с любимицей Чикаго Диной.

 – Нет! – Анджела слетела с кровати, словно пущенная ракета. – Я пригласила ее! Я предложила ей такие возможности, дала ей свою любовь! А теперь она перешагивает через меня!

 Она бросилась обнаженной к открытой бутылке шампанского и налила себе целый бокал. Ее глаза обожгли слезы – такие же искренние и горькие, как ее боль.

 – И этот сукин сын отвернулся от меня! – Одним резким движением она опрокинула бокал с пенящимся вином. Живое тепло, словно любовь, разлилось по ее желудку. – Отвернулся от меня и повернулся к ней! К ней! Потому что она моложе. – Анджела внезапно испугалась, увидев, что бокал пуст, и в ярости швырнула его в телевизор. Бокал стукнулся об угол подставки, изящно расколовшись пополам. – Она ничтожество. Даже меньше, чем ничтожество. Смазливая мордашка и крепкое тельце. Это есть у всех. Она не удержит Финна. Он бросит ее, и зрители тоже. – Она смахнула слезы; ее губы дрожали. – Они будут хотеть только меня. Они всегда будут хотеть только меня.

 – Она никогда не сможет догнать тебя, Анджела. – Дэн медленно подошел к ней, стараясь, чтобы его взгляд изображал понимание и желание. – Ты самая лучшая. Для всех. – Он нежно повернул ее так, чтобы они оба стали лицом к зеркалу в полный рост. – И для меня. – Он наблюдал, как Анджела следила за ласкавшими ее руками. – Ты такая красивая. Она сложена как мальчишка, а ты… Ты – женщина.

 В отчаянии от своей неуверенности, она накрыла его ладони своими, сжимая их все сильнее, пока он не стиснул ее груди до боли.

 – Мне необходимо, чтобы меня хотели, Дэн. Чтобы люди любили меня. Без этого я не выживу.

 – Они любят тебя, Анджела. И я тоже. – Он уже привык к ее истерикам и желаниям. И научился использовать и то, и другое в своих целях. – Когда я вижу тебя на съемках, такую спокойную, такую хладнокровную, ты просто ослепляешь меня. – Его рука скользнула между ее бедер, терпеливо лаская, пока его пальцы не почувствовали влажность и Анджела не задрожала. И он тоже. – Я с трудом могу дождаться, когда мы останемся с тобой наедине, как сейчас.

 Она прерывисто дышала, но не отводила взгляда от зеркала, пристально наблюдая, как его руки мяли ее тело. Анджела все еще чувствовала на языке вкус шампанского, и ей безумно хотелось выпить еще. Она умирала от жажды. Сглотнув слюну, она заставила себя сосредоточиться на том, что происходило в зеркале.

 – Ты все сделал бы для меня.

 – Все.

 – И мне.

 Дэн засмеялся. Он знал, в чем его сила. Чем большего ей хотелось, чем больше интриг она замышляла, тем больше зависела от него. Да и по правде говоря, секс с Анджелой был похож на безумную ночную гонку по дороге, ведущей прямо в ад.

 – А что ты хочешь, чтобы я сделал, Анджела?

 – Возьми меня прямо здесь, прямо здесь, чтобы я все видела.

 Опять он засмеялся. Она дрожала, словно охваченная похотью сука, не отрывая глаз от собственного тела. Ее чрезмерное тщеславие и крайняя неуверенность в своих силах – вот еще один козырь в колоде Дэна. Но когда он пошевелился, Анджела оттолкнула его.

 – Нет. – Она с трудом могла дышать. На полных белых грудях остались грубые красные следы от его рук. Ей это нравилось, нравилось, как доказательство его желания. – Сзади. Как животные.

 От этой мысли его рот наполнился слюной. Вставший член саднил, как открытая рана. Не в силах больше ждать, он резко толкнул ее на колени. Диким взглядом, с оскаленными зубами Анджела смотрела, как он набросился на нее. Вцепившись в волосы, Дэн запрокинул ее голову назад, прошипев в ответ на ее горловой стон:

 – Я не остановлюсь. Даже если ты будешь умолять об этом.

 – Трахни меня. – Ее улыбка сияла, как окровавленный клинок. – А когда ты кончишь, мы вместе придумаем, как ей отомстить.

 – Смотри. – Он все еще держал ее голову одной рукой. – Я хочу, чтобы ты смотрела.

 Он с яростной силой вошел в нее, и кровь только что не взорвалась в его венах, когда она закричала от боли, неожиданности и жадного удовольствия. Его пальцы впились в ее бедра, и он опять и опять вбивал свой член в ее чрево, пока их тела не покрылись потом, как каплями дождя, и его взор не помутнел.

 Но она все смотрела в зеркало. Анджела видела кровь на своей прокушенной нижней губе, блеск от пота и слез на лице. И когда ужасный, безжалостный оргазм смел ее тревогу и обиду, лицо Дэна превратилось в лицо Финна. Он выкрикнул ее имя, и она улыбнулась, а их тела содрогались, содрогались, содрогались…

 Ее любили. Ее хотели. Она была самой лучшей.

 

 – Дина, ты уверена, что хочешь этого? – Фрэн стояла перед столом Дины и грызла ноготь на большом пальце – очень старая привычка, от которой она отучилась много лет тому назад.

 – Совершенно уверена. – Дина все так же спокойно подписывала письма. Ее движения были быстрыми, четкими и автоматическими. – Я хочу сделать это шоу.

 Сколько карточек нам вернули?

 Нахмурившись, Фрэн опустила взгляд на отпечатанные формы, которые она держала в руке. Они раздавали зрителям подобные карточки после каждой программы. На этих было напечатано просто: знаете ли вы кого-нибудь, кто стал жертвой изнасилования во время свидания? Хотели бы вы обсудить эту тему на «Часе с Диной»?

 Там было место для комментариев, имени и номеров телефонов. Из двухсот карточек Фрэн выбрала только две.

 – Я подумала, что ты захочешь их увидеть. – Она неохотно положила карточки на стол. – Это будет слишком больно для тебя, Дина.

 – Я справлюсь.

 Она пробежала глазами по первой карточке, потом остановилась и опять прочитала каждое слово:

 «Он сказал, что я сама этого просила. Это не правда. Он сказал, что я сама виновата. Я в этом не уверена. Я хотела бы попробовать поговорить на эту тему, но не знаю, смогу ли».

 Отложив карточку в сторону, она взяла другую. «Это было мое первое свидание после развода. Это произошло три года назад, и с тех пор я ни разу не была с мужчиной. Я все еще боюсь, но доверяю вам».

 – Две женщины, – прошептала Дина. Да, это действительно было больно. Как будто ее ударили в грудь крепким злым кулаком. – Прямо из аудитории студии. А сколько еще, Фрэн? Сколько еще женщин спрашивают себя, не были ли они сами виноваты? Сколько еще боятся?

 – Я не могу видеть тебя в таком состоянии. Ты понимаешь, что если сделать шоу, то придется говорить о Джеми Томасе?

 – Знаю. Я уже консультировалась в юридическом отделе.

 – А если он подаст в суд?

 Дина вздохнула, едва сдерживаясь, чтобы не потереть глаза и не смазать макияж. Она плохо выспалась, хотя сейчас, пока Финн был в Москве, она спала одна. Но ей не спалось из-за сомнений. Из-за предвкушения.

 – Значит, он подаст в суд. Если коротко обобщить то, что мне сказали юристы, он уже объявил публично свою версию происшедшего. Все сводится к его свидетельству против моего свидетельства, поэтому я тоже объявлю публично свою версию. С момента выхода статьи я могла бы это сделать уже в дюжине интервью. В двух дюжинах, – поправила она себя с хмурой усмешкой. – Но я предпочитаю делать это иначе, по-своему, на моем собственном шоу.

 – Ты знаешь, что будет твориться с газетами?

 – Знаю. – Теперь она была спокойна, мертвенно спокойна. – Поэтому мы проведем его во время майских конкурсов.

 – Боже мой, Ди!..

 – Я расскажу все на людях, Фрэн, и надеюсь, что это поможет хотя бы одной из женщин, которые увидят мое шоу. – Она смахнула слезинку со щеки. – И, Богом клянусь, этой передачей я уничтожу своих соперников по таблице рейтингов.

 Перед шоу ее нервы были абсолютно спокойны, словно стальные. Дотошно, как всегда, Дина пробежалась по карточкам с подготовленными вопросами, пока Марси последними штрихами завершала ее макияж. Чувствуя себя готовой и энергичной, она повернулась в своем кресле к Лорену Бачу.

 – Ну, ты пришел посмотреть, Лорен, или дать мне совет?

 – И для того, и для другого. – Он сложил вместе свои длинные белые пальцы. – Как тебе известно, у меня нет привычки вмешиваться в содержание шоу.

 – Да, я знаю и очень благодарна тебе за это.

 – Но у меня есть привычка защищать своих людей. – Он замолчал на мгновение, собираясь с мыслями и машинально осматривая опрятную комнату, заполненную стопками свежих газет и журналов, полку с аккуратно подписанными видеокассетами рядом с видеомагнитофоном. Здесь витал слабый аромат косметики и парфюмерии. «Женские, – думал Лорен, – но тоже инструменты профессии». Гримерная была для Дины таким же рабочим местом, как и офис.

 – Ты могла бы провести это шоу и сделать это отлично, не упоминая о собственном неприятном опыте.

 – Возможно. – Она встала, чтобы закрыть за Марси дверь. – И что, Лорен, ты хочешь, чтобы я так и поступила?

 – Нет. Я просто напоминаю.

 – Тогда разреши напомнить тебе, что я – часть шоу, а не просто хозяйка. Неотрывная часть. Именно это так важно для меня и, кажется, для зрителей тоже.

 Он улыбнулся, не сводя с нее пристального взгляда. «Она выглядит спокойной и элегантной», – подумалось ему.

 – Не буду с этим спорить. Но, Дина, если ты хоть чуть-чуть сомневаешься насчет того, что собираешься сделать, то делать это совершенно не обязательно.

 – Я не сомневаюсь, Лорен. Но очень боюсь. Мне кажется, по крайней мере я надеюсь, что встретиться лицом к лицу со своими страхами – это и станет моим ответом. Может быть, тебя волнует то, что Джеми Томас попробует подать в суд на программу, но… Лорен махнул рукой.

 – Для этого у нас есть адвокаты. В любом случае похоже, что он и сам не рад этой публичной головомойке. В настоящий момент он уехал в отпуск в Европу на неопределенный срок.

 – Ага, понятно. – Она глубоко вздохнула. – Ну ладно.

 – Ты не против, если я останусь и посмотрю шоу? – Он встал следом за ней.

 – Я буду очень рада. – Внезапно Дина наклонилась и поцеловала его в щеку. Лорен заморгал от изумления, а она улыбнулась. – Это не для моего делового партнера. Просто за твою поддержку.

 Открыв дверь, она тотчас же оказалась в объятиях Финна.

 – Ты же должен быть в Москве!

 – Я вернулся. – Он экономил каждую минуту, где только мог, лишь бы успеть в Чикаго к началу шоу. – Ты хорошо выглядишь, Канзас. А как самочувствие?

 – Вся дрожу, – она прижала руку к животу, – но готова.

 – Все будет хорошо. – Обнимая ее одной рукой за плечи, он кивнул Лорену. – Рад тебя видеть.

 – Я тоже. Составишь мне компанию, пока Дина будет работать?

 – Чудесно. – Финн проводил Дину до дверей студии. – Ты работаешь сегодня вечером?

 – В семь у меня ужин с представителями станции. Думаю, что в десять я уже освобожусь.

 – Хочешь, приезжай ко мне.

 – Да, – она крепко сжала его руку. Чем ближе они подходили к студии, тем сильнее сжимался ее желудок. Дина быстро взглянула на Финна, собралась с духом. – Как прыжок в холодный бассейн.

 – Что?

 Выдавив улыбку, она подняла глаза на Финна.

 – Просто однажды мне дали такой совет. Увидимся через час, ага?

 – Я буду здесь.

 Дина села на свое место на сцене рядом с двумя взволнованными женщинами. Она тихонько поздоровалась с каждой из них, прикрепила микрофоны, подождала сигнала.

 Музыка, аплодисменты. Внимательный красный глаз камеры.

 – Добро пожаловать на «Час с Диной». Наше сегодняшнее шоу расскажет о болезненной теме. Изнасилование в любой форме – трагично и ужасно. Но оно приобретает совсем другие масштабы, когда жертва знает насильника и доверяет ему. Все женщины на этой сцене стали жертвами того, что принято называть «изнасилованием во время свидания». У каждой из нас своя история. Когда это случилось со мной почти десять лет тому назад, я не стала ничего делать. Надеюсь, что сделаю сейчас.

 Чтобы отметить Динину годовщину в эфире, Лорен Бач устроил прием в своем доме над озером Мичиган. Звуки тихой музыки и звон бокалов заглушались гудением голосов. Из соседней игровой комнаты слабо доносились свистки и звонки видеоигр.

 Кроме работающих над шоу и руководства Си-би-си и «Делакорт», Бач пригласил нескольких тщательно выбранных критиков и репортеров. После майских конкурсов пресса писала о Дине, не умолкая. Лорен не собирался давать им передышку.

 Рейтинг передачи шел вверх, а за ним – и цены на рекламу. Любимица Чикаго быстро становилась любимицей всей Америки, и растущая известность Дины открывала ей двери к популярным звездам. Теперь они тоже появлялись на шоу, чтобы прорекламировать новые фильмы или концертные турне. Дина чередовала встречи со знаменитостями с проблемами ревнивых супругов, правильным выбором купальника и знакомствами через компьютер.

 В результате у нее выходило мастерски организованное шоу, которое всегда получалось привлекательным, домашним и ненавязчивым. Дина была его сердцевиной: то преисполненная благоговения вместе с аудиторией при выходе блистательной кинозвезды, то озадаченная вместе со зрителями, что кто-то доверяет машине выбор спутника жизни, то настороженная и взволнованная, как любая женщина в бикини на общественном пляже.

 Зрителей привлекал образ «девушки из соседнего дома». А скрывавшийся за ним острый и практический ум помогал увидеть то, что хотела Дина.

 – Похоже, ты добилась своего, малышка. Дина улыбнулась Роджеру, целуя его в щеку.

 – Во всяком случае, первый год уже закончился.

 – Каких только чудес не бывает в нашем деле. – Он выбрал маленькую морковку со своей тарелки с закусками и со вздохом надкусил ее. За последние несколько месяцев он поправился на пару фунтов. Камера остро подмечала каждую лишнюю унцию. – Очень жаль, что Финн не смог прийти.

 – Советы решили отметить мою годовщину на телеэкране государственным переворотом. – Она старалась не волноваться о Финне, который опять уехал в Москву.

 – От него было что-то новенькое?

 – Уже несколько дней – ничего. Я видела его в новостях. Кстати, и вашу новую рекламу тоже. Отлично сделано.

 – Наша команда новостей – это ваша команда новостей, – произнес Роджер дикторским голосом. – Мы держим Чикаго в курсе событий.

 – У вас с твоей новой партнершей хороший ритм.

 – Да, она ничего. – Он переключился на сельдерей, но нашел его таким же безвкусным. – Приятный голос, славное личико. Но она не понимает моих шуток.

 – Родж, никто не понимает твоих шуток.

 – Ты понимала.

 – Нет, – она погладила его по щеке. – Я притворялась из любви к тебе.

 Он почувствовал, как что-то кольнуло его в сердце.

 – Мы до сих пор скучаем по тебе в команде новостей.

 – Я тоже скучаю, Роджер. Мне очень жаль, что у вас так получилось с Дебби.

 Он пожал плечами, хотя рана недавнего развода еще не затянулась.

 – Ты же знаешь, как это бывает, Ди. Дерьмово, конечно. Может быть, мне тоже надо обратиться за помощью к компьютеру.

 Она фыркнула и сжала его руку.

 – По этому поводу я могу дать тебе один совет. Не надо.

 – Ну, раз уж Финн скачет по всему земному шару, может быть, тебя заинтересует уравновешенный мужчина немного постарше?

 Она опять засмеялась бы, если бы была полностью уверена, что это только шутка.

 – Здесь есть как раз один уравновешенный мужчина немного постарше, чья дружба для меня много значит.

 – Привет, Ди.

 – Джеф!

 – Я заметил, что у тебя нет бокала, и подумал, что надо принести шампанского.

 – Спасибо. Ты никогда не упустишь ни единой детали. Моим самым удачным ходом было похитить Джефа из комнаты новостей, – сказала Дина Роджеру. – Без него «Час с Диной» никогда не появился бы.

 Джеф сиял от счастья.

 – Я только распутываю спутанные концы.

 – И связываешь их в банты.

 – Извините меня. – Позади Дины возник Бэрлоу Джеймс и обнял ее рукой за талию. – Джентльмены, я должен ненадолго похитить нашу звезду. Ты отлично выглядишь, Роджер.

 – Спасибо, мистер Джеймс, – тускло улыбнувшись, Роджер подцепил еще одну морковку. – Я работаю над собой.

 – Она скоро к вам вернется, – пообещал Бэрлоу, уводя Дину к открытым дверям террасы. – А ты выглядишь не просто отлично, – заметил он. – Ты вся светишься.

 Она засмеялась.

 – Я работаю над собой.

 – Кажется, у меня есть одна вещица, от которой это сияние станет еще ярче. Сегодня утром мне звонил Финн.

 Облегчение и со следующим ударом сердца – радость.

 – Как он там?

 – Как рыба в воде.

 – Да. – Она посмотрела на озеро, в котором отражались пробившиеся сквозь облака бледные пальцы лунного света. Едва различимые лодки тихо покачивались на волнах. – Именно как рыба в воде.

 – Послушай, между нами говоря, мы могли бы надавить на него и уговорить стать ведущим специальной программы новостей. Тогда Финн осел бы здесь, в Чикаго.

 – Я не могу, – сказала она, хотя ей очень этого хотелось бы. – Он должен делать то, что ему больше подходит.

 – А мы все разве нет? – со вздохом переспросил Бэрлоу. – Ну вот, из-за меня твое сияние немного потухло. Ничего, сейчас вернется. – Он достал из внутреннего кармана пиджака длинный изящный футляр. – Финн попросил, чтобы я забрал и передал тебе вот это. Он заказал это для тебя еще до того, как уехал в командировку. Еще я должен сказать, что ему очень жаль, что он не смог вручить этот подарок лично.

 Затаив дыхание. Дина не отводила взгляда от содержимого футляра. Это был браслет, сделанный из изящных отполированных золотых звеньев, соединяющих разноцветную радугу из драгоценных камней. Изумруды, сапфиры, рубины, турмалины блестели и переливались в лунном свете. В центре филигранные Д и Р обрамляли звезду из сияющих брилиантов.

 – Звезда говорит сама за себя, – заметил Бэрлоу. – Это чтобы отметить твою первую годовщину. Мы уверены, что впереди будет много других годовщин.

 – Как красиво!

 – Как и женщина, для которой он сделан. – Бэрлоу вынул браслет из футляра и застегнул у Дины на запястье. – У мальчика несомненно есть вкус. Ты знаешь, Дина, нам нужна сильная программа на вечер вторника. Может быть, тебе неудобно использовать свое влияние, чтобы уговорить его. Но мне удобно. – Подмигнув, он погладил ее по плечу и ушел.

 – Но ты, черт побери, слишком далеко, – тихо проговорила Дина, гладя пальцем браслет.

 «Я добилась всего, чего хотела, – напомнила она себе. – Всего, к чему стремилась. Так почему же опять чувствую себя такой неустроенной? Почти как те лодки внизу на воде, – думала Дина. – Их держит якорь, да, но все равно они раскачиваются, дергаются от ударов волн».

 Ее шоу быстро становилось национальным. Но ей еще предстояло решить, как жить дальше. Дине нравилось, что пресса всей страны писала о ней, большей частью похвально. Но сейчас она стояла в одиночестве посреди праздника, устроенного в ее честь, чувствуя себя потерянной и недовольной.

 Впервые в жизни оказалось, что ее профессиональные цели не вполне совпадали с личными. Дина точно знала, чего хотела добиться в своей карьере, и ясно, шаг за шагом представляла себе путь наверх. Спокойно и уверенно она думала о том, чтобы поднять «Час с Диной» на первое место в таблице рейтингов. А когда стояла перед камерой, то чувствовала себя на удивление оживленной и сдержанной. У нее только чуть-чуть кружилась голова от удовольствия, и поэтому при мысли о работе Дину всегда охватывал радостный трепет.

 Она не считала успех чем-то само собой разумеющимся, потому что слишком хорошо знала, как капризно телевидение. Но теперь Дина была уверена, что если бы завтра шоу отменили, то она смогла бы удержаться на ногах, пойти дальше и все начать сначала.

 Но вот ни ее личные цели, ни путь, которым она собиралась идти, не были такими же ясными. Стремилась ли она к обычному дому, свадьбе, семье? Если оставалась хотя бы надежда, что такую идеальную картину можно совместить со стремительной и всепоглощающей карьерой, то Дина добилась бы своего.

 Или она хотела того, что уже имела? Свою собственную квартиру, приятные, но до странности независимые отношения с очаровательным мужчиной. Мужчиной, которого Дина любила до безумия. И который, хотя эти слова никогда не звучали вслух, точно так же сильно любил ее.

 Если отношения между ними изменятся, то, возможно, исчезнет и это восторженное, трепетное возбуждение. А может быть, взамен она откроет для себя что-нибудь более нежное и волнующее?

 И вот потому, что она не знала ответа, потому, что путаница в сердце слепила ей глаза. Дина все настойчивее старалась отделить доводы разума от доводов чувств.

 – А-а, вот ты где! – На балкон вышел Лорен Бач с бутылкой шампанского в одной руке, бокалом в другой. – Негоже почетному гостю прятаться в тени. – Он долил ее бокал доверху и поставил бутылку на стоявший рядом стеклянный столик. – Особенно когда там тебя ждет пресса.

 – Я просто наслаждалась видом с балкона, – возразила Дина. – Даю прессе возможность меня подождать.

 – Какая ты язвительная женщина, Дина! – Он чокнулся с ней. – Сегодня вечером я чувствую себя крайне довольным, что послушался своей интуиции и подписал с тобой контракт.

 – Я и сама чувствую себя крайне довольной… по тому же поводу.

 – Главное – ты не должна этого показывать. Энтузиасты с широко открытыми глазами – вот что сейчас в ходу на телерынке, Ди. Вот что любят зрители. Она скорчила гримаску.

 – Я и есть энтузиаст с широко открытыми глазами, Лорен. Это не игра.

 – Я знаю. – Ничто другое не могло сделать его более довольным. – Поэтому твой образ безупречен. Что я недавно прочитал про тебя… – Он постучал пальцем по виску, словно вызывая в памяти забытую фразу. – Чувствительность Среднего Запада, острый ум, лицо, от которого мужчины начинают тосковать по своим школьным подружкам, – все это вместе со сдержанным лоском высшего класса.

 – Ты забыл мой быстрый сексапильный смешок, – сухо добавила Дина.

 – Ты жалуешься?

 – Нет. – Удобно облокотившись о перила, она посмотрела ему в лицо. Запах гибискусов, пышных красных цветов в горшках, экзотически смешивался с ароматом шампанского и озерной воды. – Ни единой минуты. Мне нравится все, что происходит вокруг. Разворот в «Премьере», обложка «МакКолла», номинация «Пипл чойс»…

 – Ты должна была победить, – пробормотал Лорен.

 – Я побью Анджелу в следующий раз. – Дина улыбнулась ему. Легкий ветерок раздувал ее челку, бриллианты на запястье блестели в свете звезд. – Я хотела «Эмми» Чикаго, я получила ее. Теперь собираюсь выиграть «Эмми» США, когда придет мое время. Я не спешу, Лорен, потому что мне нравится сама гонка. Очень нравится.

 – Благодаря тебе она выглядит легкой, Ди, и веселой, – он подмигнул ей. – Точно так же, как я продаю компьютерные игры. Точно так же, как ты входишь с экрана в дома телезрителей. Именно так ты поднимаешься в таблицах рейтингов. – Его улыбка вдруг стала жесткой, даже злой в сумрачном свете. – И точно так же ты столкнешь Анджелу с первого места.

 Заметив блеск в его глазах, Дина почувствовала себя неловко и осторожно подобрала слова для ответа:

 – Это не основная моя цель. Может быть, это звучит наивно, Лорен, но все, что я хочу, – это хорошо выполнять свою работу и делать интересное шоу.

 – Продолжай в том же духе, а я возьму на себя все остальное. – «Даже странно, – подумал Бач, – но я никогда не осознавал, как сильно горит во мне желание отомстить Анджеле. Пока не появилась Дина». – Не собираюсь заявлять, что именно я сделал из нее звезду номер один, потому что все это было намного сложнее. Но, конечно же, я ускорил этот процесс. Моей ошибкой было то, что я поддался обманчивому впечатлению от изображения на экране и женился на женщине, которая никогда не существовала вне объектива камеры.

 – Лорен, ты не должен мне этого говорить.

 – Нет, никто не должен ничего тебе говорить, но все говорят. Это из-за твоего обаяния, Дина. Я хочу сказать, что Анджела бросила меня, как змея сбрасывает кожу, когда решила, что меня переросла. Я с огромным удовольствием помогу тебе, Дина, сбить ее с ног. – Он с наслаждением отпил шампанского. – С огромным удовольствием.

 – Лорен, я не хочу объявлять Анджеле войну.

 – Все в порядке, – Бач снова прикоснулся бокалом к ее бокалу. – Я хочу.

 

 Лью Макнейл был так же одержимо заинтересован в успехе Анджелы, как Лорен Бач – в ее провале. От этого зависело его будущее. Он надеялся уйти на пенсию в следующем десятилетии, скопив к тому времени значительную сумму. Лью не собирался оставаться с Анджелой на столь уж длительный срок. Лучшее, чего он мог ожидать, – доработать до конца контракта, пока шоу оставалось «хитом номер один», а потом незаметно перейти на продюсерскую должность в какой-нибудь другой программе.

 У него были свои причины волноваться. Пока что «У Анджелы» все еще держалось на высшей ступеньке, а в коллекции наград шоу появилась еще одна «Эмми», но его звезда начинала постепенно изнашиваться по краям. В Чикаго Анджеле удавалось командовать персоналом с помощью своей стальной воли и страсти к совершенству, периодически сдабривая отношения значительными дозами очарования.

 После переезда в Нью-Йорк большая часть ее очарования исчезла из-за постоянного стресса, а стресс Анджела пыталась утопить во французском шампанском.

 Лью знал – не пожалел сил, чтобы это выяснить, – что она вложила немало своих денег в неоперившуюся компанию «Эй-пи продакшнс». Знаменитое шоу удерживало компанию от банкротства, но пробы Анджелы в постановке телефильмов до сих пор были просто катастрофическими. Ее последний специальный выпуск снискал тепловато-равнодушные отзывы критиков, но в таблице рейтингов шоу вошло в первую десятку.

 Это было удачей, но в августе ежедневный рейтинг Анджелы сильно упал, когда она настояла на продолжительном отдыхе на Карибском море и в эфир пустили повторы.

 Никто не спорил, что она действительно нуждалась в отдыхе. Но никто не смог бы отрицать, что время для этого было выбрано как нельзя хуже: «Час с Диной» шел за ними по пятам, постепенно сокращая разрыв в очках.

 Были и другие оплошности и ошибки, самая крупная из которых – Дэн Гарднер. Власть постепенно переходила из рук Анджелы к ее любовнику и исполнительному продюсеру, а вслед за этим неуловимо менялся и общий тон шоу.

 – Опять жалобы, Лью?

 – Это не жалоба, Анджела. – Интересно, сколько часов своей жизни он провел, стоя за спинкой ее кресла в гримерной? – Я только хотел сказать, что, кажется, не правильно было бы пригласить на передачу семью бездомных вместе с таким человеком, как Трент Вокер. Анджела, он же мошенник.

 – Разве? – Она медленно затянулась сигаретой. – А я нашла его таким очаровательным.

 – Конечно, он очарователен. Он в самом деле очарователен, когда покупает дряхлую лачугу, а потом превращает ее в дорогой кооперативный дом.

 – Это называется реконструкцией города. Лью. В любом случае интересно посмотреть, как он будет спорить с семьей из четырех человек, которые сейчас живут в вагончике. Это не просто хорошая тема, – Анджела раздавила сигарету, – но и замечательное зрелище. Надеюсь, он надел золотые запонки.

 – Если разговор пойдет не в том русле, это может выглядеть, как будто ты не симпатизируешь беднякам и бездомным.

 – А если это так и есть? – Ее голос был резок, словно удар кнутом. – У нас полно рабочих мест. Слишком многие предпочитают просить милостыню с протянутой рукой, чем честно зарабатывать на жизнь. – Она вспомнила, как сама обслуживала столики в ресторанах и чистила одежду, чтобы заплатить за учебу. Как это было унизительно! – Не все мы были рождены для хорошей жизни, Лью. Когда в следующем месяце выйдет моя книга, ты вместе со всеми остальными сможешь прочитать, как я преодолевала препятствия в начале пути и своим трудом пробилась наверх. – Вздохнув, она отпустила парикмахершу. – Прекрасно, дорогая, ступай. Во-первых, Лью, хочу сказать, что мне не нравится, когда ты споришь со мной в присутствии персонала.

 – Анджела, я не…

 – И, во-вторых, – перебила она все так же холодно-вежливо, – не стоит переживать. Я не собираюсь допускать никаких ошибок или создавать у мягкосердечной публики неблагоприятное впечатление о себе самой. Я лично стану спонсором этой семьи, которая выступит на шоу, и Дэн уже позаботился, чтобы эта новость просочилась в аудиторию. Вначале я из скромности воздержусь от комментариев, а потом неохотно соглашусь, что нашла работу для обоих родителей, плюс шестимесячная квартплата и пособие на еду и одежду. А теперь… – вставая, Анджела в последний раз поправила прическу, – я хочу посмотреть на них до начала передачи.

 – Они в зеленой гостиной, – пробормотал Лью. – Я решил пока что не сводить их вместе с Вокером.

 – Прекрасно. – Она проскользнула мимо него в коридор. Сама благосклонность и доброжелательность, тепло поздоровалась с семьей из четырех человек, которые сидели на диване перед телевизором, нервно прижавшись друг к другу. Отмахнувшись от благодарностей, сунула им в руки печенье и чашки, погладила младшего мальчика по голове и пощекотала старшего под подбородком.

 Но ее улыбка исчезла бесследно, как только она повернула обратно, в гримерную.

 – Они совершенно не похожи на людей, которые уже шесть недель живут на улице! Почему у них такая опрятная одежда? Почему они такие чистые?

 – Я… Они знали, что их покажут по национальному телевидению, Анджела. Поэтому оделись во все самое лучшее. У них тоже есть гордость.

 – Ну, тогда пойди и испачкай их! – бросила Анджела, как отрезала. Она чувствовала приближение мигрени, словно груженый состав мчался к ней на всех парах, и страстно хотела принять таблетки. – Я хочу, чтобы они выглядели бедняками, а не средним классом, которым просто временно не везет!

 – Но они и есть средний класс, – начал было Лью. Она застыла, повернулась, пронзив его ледяным, как у куклы, взглядом.

 – Мне плевать, даже если у них всех есть эти чертовы степени бакалавров из Гарварда! Ты меня понимаешь? Телевидение передает картинку. Возможно, ты об этом забыл. Я хочу, чтобы они выглядели так, словно мы только что подобрали их прямо на улице. Посыпь детей какой-нибудь грязью. И чтобы их одежда стала дырявой!

 – Анджела, мы не можем этого сделать. Это не театр. Это переходит границу…

 – Не говори мне, чего ты не можешь! – Она резко ткнула розовым ноготком ему в грудь. – Я говорю тебе, что надо сделать! Это мое шоу, не забывай. Теперь убирайся и делай что-нибудь, чтобы отработать свою зарплату! – Анджела вытолкнула его из комнаты и захлопнула за ним дверь.

 Приступ паники чуть не охватил ее еще в коридоре. По коже бегали мурашки; вся дрожа, Анджела прислонилась к двери. Скоро ей придется выйти отсюда. Выйти и пойти прямо в студию, к зрителям. Они будут выжидать, пока она сделает неверное движение, скажет не правильную реплику. И если она допустит хотя бы одну ошибку, они бросятся на нее, словно стая диких собак.

 И она все потеряет. Все.

 Переступая ватными ногами, Анджела бросилась через комнату. Дрожащими руками налила себе шампанского. Это поможет, знала она. После многих лет отрицания вдруг оказалось, что всего один бокал перед шоу мог прогнать прочь эту холодную, липкую дрожь. Второй успокаивал грызущие ее страхи.

 Жадными глотками Анджела осушила бокал, затем налила второй уже более твердой рукой. «Третий бокал не помешает, – заверила она себя. – Только сгладит острые углы. Интересно, где я слышала это раньше?» – подумала Анджела, поднося хрусталь к губам.

 Ее мать. О Господи, ее мать!

 Только сгладишь острые углы, Анджи. Несколько глотков джина сразу же сгладят их все, малышка.

 В ужасе она уронила полный бокал, расплескивая пенящееся вино по ковру. Шампанское разлилось, словно кровь, а Анджела, дрожа, отвернулась.

 Нет, ей этого не надо. Она не такая, как ее мать. Она – Анджела Перкинс. И – самая лучшая.

 «Не будет никаких ошибок», – пообещала она себе, поворачиваясь к зеркалу. Собственное отражение, холеное и элегантное, успокоило Анджелу. Она сейчас выйдет к зрителям и сделает все как надо. И опять эти дикие псы будут слушаться ее, как домашние болонки. Она приручит их и заставит себя полюбить!

 

 – Доволен, Лью? – Все еще сопровождаемая эхом аплодисментов, Анджела упала в кресло за своим столом. – Я же говорила тебе, что все получится!

 – Ты была великолепна, Анджела, – сказал он, потому что она ждала именно такой реакции.

 – Нет, она была не правдоподобно хороша. – Дэн присел на угол стола и наклонился вперед, чтобы поцеловать Анджелу. – Посадить малыша к себе на колени – это было гениально.

 – Я люблю детей, – соврала Анджела. – А этот, кажется, сообразительный парнишка. Мы еще посмотрим, как он будет успевать в школе. Теперь… – она откинулась назад, вытряхивая бездомную семью из своих мыслей так же небрежно, как стряхнула бы с ног домашние тапочки, – перейдем к делу. Кого она собирается пригласить в следующем месяце?

 Лью покорно передал Анджеле список. Ему не надо было объяснять, что речь шла о Дине.

 – Те, где против имени стоит звездочка, уже приглашены.

 – Ого, да она начала охотиться за крупной рыбкой, – рассуждала Анджела. – Кино, мода. Все так же держится подальше от политики.

 – Дерьмо всегда плавает на поверхности, – поддакнул Дэн, зная, что это замечание ей понравится.

 – Дерьмо или нет, но нам не по душе, когда ей везет. Она и так уже собрала слишком много прессы. С этим чертовым Джеми Томасом. – Ее губы сжались в узкую гримаску отвращения, когда Анджела вспомнила, что мерзавец теперь разгуливает по Риму.

 – У нас есть еще информация на него, – напомнил Дэн. – Можно легко сделать так, чтобы его проблемы с наркотиками просочились в прессу.

 – Это нам ничего не даст, а публика будет еще больше сочувствовать Дине. Черт с ним. – Она еще раз пробежала глазами список. – Давайте посмотрим, кого мы здесь знаем настолько хорошо, чтобы убедить их отказаться от Дининого приглашения. – Подняв голову, она равнодушно улыбнулась Лью. – Можешь идти. Ты мне больше не нужен.

 Когда Лью тихо закрыл за собой дверь, Дэн подал Анджеле зажженную сигарету.

 – Ну у него и рожа!.. Он быстро стареет.

 – Но от него тоже есть польза. – Она довольно постучала наманикюренным ноготком по списку. – Ужасно удобно узнавать, кого собирается пригласить наша малышка Ди, чуть ли не раньше ее самой. – Анджела отметила два имени. – Об этих двоих я смогу позаботиться, всего лишь позвонив по телефону. Ах, это так удобно, когда важные персоны тебе чем-нибудь обязаны! Ну-ка, посмотрите: Кейт Лавел.

 – Горячо. – Дэн встал, чтобы налить им обоим «Перье». – Одна из тех редких штучек, благодаря которым выражение «актриса-манекенщица» звучит как комплимент.

 – Да, она очень красива и очень талантлива. И очень популярна, особенно сейчас, когда ее новый фильм бьет все рекорды по сборам. – Анджела медленно и на удивление сладко улыбнулась. – Так случилось, что Дина знает Кейт. Они вместе проводили каникулы в Топеке. И еще случилось, что мне известен маленький интересный секрет Кейт. Этого секрета достаточно, чтобы мы были уверены: она не станет болтать со своей старой подружкой перед камерой. На самом деле, я думаю, нам стоит самим ее пригласить. Я об этом позабочусь. Лично.

 

 – Я просто не могу этого понять. Финн. – Лежа на диване, Дина ласково прижалась к нему, положив голову на грудь. – Вот мы уже заказываем ей билеты, а через минуту нам звонит ее продюсер и сообщает о неожиданных накладках в расписании.

 – Так бывает. – Ему было гораздо интересней целовать ее пальцы, чем говорить о деле.

 – Нет, не бывает. Мы попытались изменить план, предложили им самим выбирать день и опять получили отказ. Мне действительно очень хотелось, чтобы она выступила у нас в ноябре, но я не стала звонить ей лично. Не хотелось, чтобы казалось, что прошу подругу об одолжении. – Дина покачала головой, вспомнив, какой радушной, а потом отстраненной была Кейт, когда они встретились у Анджелы в офисе. – Черт побери, мы же так дружили!

 – Очень часто дружба – первое, чем жертвуют в этом бизнесе. Не стоит падать из-за этого духом, Ди.

 – Стараюсь. Конечно, мы пригласим кого-нибудь другого. Наверное, я просто обижена и лично, и профессионально. – Она сделала усилие, пытаясь больше не думать об этом. Их время было слишком дорого, чтобы тратить его на ерунду. – Как это мило!

 – Что?

 – Просто здесь сидеть и ничего не делать. Вместе с тобой.

 – Мне тоже это нравится. Я даже начинаю привыкать. – Он погладил пальцем браслет на ее руке. С тех пор, как Финн вернулся из Москвы, Дина все время носила это украшение. – Бэрлоу Джеймс в городе.

 – М-м… Я слышала. Ты хочешь поесть?

 – Нет.

 – Хорошо, – радостно отозвалась Дина. – Я тоже не хочу. Давай весь день проведем дома. Все это замечательное воскресенье.

 Совершенно свободное воскресенье у них обоих, размышляла Дина. И она не хотела испортить его упоминанием о последней анонимке, которую нашла в. своей почте.

 Я знаю, на самом деле ты не любишь его, Дина. Финн Райли не может значить для тебя столько, сколько буду значить я. Я могу подождать. Я буду ждать тебя вечно.

 Конечно, эта записка была просто пустяком по сравнению с письмом от водителя грузовика из Алабамы, который приглашал ее «посмотреть страну» из постели в его шестнадцатиколесном гиганте. Или от самим-собой-назначенного министра, который объявил, что ему было видение – Дина обнаженная – божественный знак, что она должна присоединиться к нему в его работе… вместе со своей чековой книжкой.

 Так что волноваться было не о чем. Правда, совершенно не о чем.

 – Я вчера с ним встречался. Дина непонимающе моргнула.

 – С кем?

 – С Бэрлоу Джеймсом. – Финн увидел, что она думала о чем-то своем, и игриво дернул Дину за ухо. – Не спи, ладно?

 – Извини. Куда он теперь тебя посылает?

 – Мне придется съездить в Париж на несколько дней. Я подумал, что, может быть, ты захочешь ко мне присоединиться на следующие выходные.

 – Полететь в Париж? – Она повернулась и посмотрела на него. – На выходные?

 – Полетишь на «Конкорде». Мы пойдем во французский ресторан, посмотрим достопримечательности и займемся любовью во французском отеле. Наверное, я даже смогу вернуться вместе с тобой обратно.

 От такого предложения Дина даже села.

 – Полететь на выходные в Париж! Я не могу этого даже представить.

 – Ты же знаменитость, – напомнил ей Финн. – Ты должна все время вытворять что-нибудь в таком духе. Или никогда не читала журналов для поклонников звезд?

 Ее глаза горели огнем предвкушения.

 – Я никогда не была в Европе.

 – Но у тебя есть паспорт, правда?

 – Конечно. Я даже недавно продлила его – привычка, оставшаяся еще от репортерских дней. Тогда, помнится, я вынашивала смутную надежду, что меня отправят в какую-нибудь потрясающую командировку за границу.

 – Вот я и стану твоей потрясающей командировкой за границу.

 – Если бы я могла освободить эти два дня… Нет, я освобожу эти два дня! – Дина бросилась к нему и крепко обхватила его обеими руками.

 – Ты куда? – спросил Финн, сжимая ее в своих объятиях, когда она вдруг попыталась освободиться.

 – Мне надо составить список. Надо купить пленку для фотоаппарата, путеводитель и…

 – Потом, – смеясь. Финн поцеловал ее. – Боже, какая же ты предсказуемая, Канзас! Что бы я ни предложил, ты тотчас же бросаешься составлять списки.

 – Я организованная! – Она стукнула его кулаком в грудь. – Это еще не значит – предсказуемая!

 – Потом можешь составить хоть шесть списков. Я еще не рассказал о своей встрече с Бэрлоу.

 Но Дина не слушала. Ей понадобится еще мини-видеокамера, решила она. Как у Кесси. И разговорник.

 – Что? – переспросила она, когда Финн вдруг дернул ее за волосы. – Ваша встреча с Бэрлоу. – Дина мысленно отодвинула свой список в сторону… на время. – Ты только что сказал, что он посылает тебя в Париж.

 – Но мы встречались не из-за этого. Это было продолжение спора, который мы ведем с ним уже примерно год.

 – А, программа новостей. – Дина ухмыльнулась. – Он не сдается, правда?

 – Нет, но я собираюсь сдаваться.

 – Я думаю, это… Что? – Она подпрыгнула на месте и опять села. – Ты согласишься?

 Финн ожидал, что Дина удивится. Теперь он надеялся, что она обрадуется.

 – Мы долго не могли договориться об условиях и продолжительности.

 – Но я думала, что тебя это совершенно не интересует. Тебе ведь нравится, что ты совершенно свободен и можешь в любой момент умчаться туда, где происходит что-то интересное! Походную сумку на плечо, «лэп-топ» под мышку – и вперед.

 – Паладин политических новостей. – Он играл с ее сережкой. – Я и дальше буду это делать, до определенного предела. Если где-нибудь что-нибудь произойдет, я поеду туда, но только теперь буду освещать это событие для своей передачи. Когда понадобится, мы будем снимать выездные передачи, но офис и студия будут здесь, в Чикаго. – Это был важный пункт, потому что Бэрлоу хотел, чтобы Финн переехал в Нью-Йорк. – Я смогу рассмотреть интересное событие под разными углами, проанализировать его вместо того, чтобы впихнуть в трехминутный репортаж для выпуска новостей. И буду проводить больше времени здесь. С тобой.

 – Я не хочу, чтобы ты делал это из-за меня! – Дина быстро вскочила на ноги. – Не стану отрицать, что мне тяжело так часто с тобой расставаться, но…

 – Ты никогда этого не говорила.

 – Это было бы несправедливо. О Боже, Финн, – она пригладила волосы руками, – что я могла сказать? Не уезжай? Я знаю, что эти события могут изменить мир, но ты лучше останься дома вместе со мной?

 Он тоже встал и погладил ее по щеке согнутым пальцем.

 – Моему «эго» было бы приятно это услышать. От его спокойных слов Дина вздрогнула.

 – Это было бы несправедливо по отношению к нам обоим. И если ты изменишь из-за меня свою карьеру – это тоже будет несправедливо.

 – Я делаю это не только из-за тебя. Из-за меня самого тоже.

 – Ты говорил, что не хочешь пускать корни. – Дина была в отчаянии, понимая, что еще чуть-чуть – и она заплачет. Она не смогла бы объяснить причину своих слез ни Финну, ни даже себе самой. – Я это помню. Финн, мы же профессионалы, мы оба понимаем, чего требует карьера. Я не хочу, чтобы ты чувствовал давление с моей стороны.

 – Ты и не давишь на меня, правда? – Им овладело нетерпение. – Нет ничего, что я не сделал бы ради тебя, Дина. За последний год для меня многое изменилось. Теперь мне уже не так просто вскакивать и уезжать. Мне больше не нравится засыпать в каком-нибудь отеле на другом конце света. Я скучаю без тебя.

 – Я тоже скучаю без тебя, – отозвалась она. – Ты чувствуешь себя от этого счастливее?

 – Да, черт побери! – Финн притянул ее к себе и принялся целовать – нежно, мягко, пока ее губы не стали жадными и горячими. – Я хочу, чтобы ты скучала без меня. Я хочу этого так сильно, что готов убить тебя всякий раз, когда надо уезжать. И я хочу, чтобы ты чувствовала себя так же неуютно, такой же сбитой с толку и расстроенной, как и я, из-за всей этой путаницы, которую мы сами себе придумали.

 – Ну что же, именно так я себя и чувствую… так что все в порядке.

 – В идеальном порядке. – Финн отпустил ее. Если Дине нужны были доводы, то он мог предоставить их сколько угодно. В конце концов, умения найти объективные доводы ему было не занимать. – Мне все равно придется уезжать. Я буду сам решать, куда и насколько, но уезжать придется все равно. И я хочу, чтобы ты переживала, когда меня не будет в городе.

 – Ты, – медленно проговорила Дина, – можешь катиться в преисподнюю.

 – Только вместе с тобой. – Он поймал ее лицо рукой и не дал ей отвернуться. – Черт побери, я люблю тебя. Дина!

 Когда его рука обмякла, Дина дрожащими ногами сделала шаг назад. Ее широко распахнутые глаза замерли на лице Финна. Вначале она просто не могла произнести ни звука. Потом – сформулировать вразумительной фразы. Наконец произнесла:

 – Ты никогда не говорил этого раньше. Ее реакция была не совсем такой, какую он ожидал. Правда, Финн должен был признать, что его объяснение в любви тоже отличалось от общепринятых.

 – Теперь говорю. Тебе это не нравится?

 – А тебе?

 – Я первый спросил.

 Она только покачала головой.

 – Не думаю. Теперь все становится довольно удобным, потому что я тоже люблю тебя. – Дина тихонько вздохнула. – Даже не понимала, как сильно мне хотелось это услышать.

 – Не только тебе надо, чтобы все развивалось постепенно. – Он протянул руку, погладил ее по щеке. – Страшно было, а?

 – Ага. – Сжав пальцами его запястье, Дина почувствовала, как в ее венах быстрее заструилась кровь. – Но я не против испугаться. На самом деле мне это даже нравится. Так что, если хочешь, можешь повторить.

 – Я люблю тебя. – Финн подхватил ее на руки, Дина захохотала, и они оба повалились на диван. – Держись за меня крепче, – предупредил он, стягивая с нее свитер. – А то я испугаю тебя до смерти.

 Премьера «Взгляда изнутри» с Финном Райли состоялась в январе, прямо посреди телесезона. Новая передача заменила жуткую «мыльную оперу» на больничные темы. Руководство телестанции возлагало большие надежды на то, что еженедельный обзор политических новостей с легко узнаваемым лицом вытянет вечер вторника из отстающих по рейтингу. У Финна были и опыт, и репутация, а самое главное, он пользовался безграничной любовью всех женщин в возрасте от восемнадцати до сорока лет.

 Си-би-си не поскупилось на рекламу. По телевизору постоянно крутили рекламные ролики, в газетах печатали фотографии, специально для «Взгляда изнутри» была написана музыка. К тому времени, когда декорации были закончены – объемная карта мира и гладкий стеклянный стол, – Финн и еще трое репортеров уже полностью погрузились в работу.

 Финн представлял себе этот проект намного проще – без сверхшикарного ролика или дорогостоящей обстановки.

 Он объяснил Дине, что наконец-то решился заняться тем, о чем всегда мечтал. Теперь Финн чувствовал себя свежим бойцом на бейсбольном поле. Оставалось только перехватить мячи у уставшей команды противника.

 Первой же программой ему удалось отбить у соперников целых тридцать процентов зрителей. На следующее утро во время перекуров американцы болтали о шансах США на олимпийское «золото» и уклончивом интервью, взятом Финном у Бориса Ельцина.

 Из чувства дружеского соревнования Дина поставила себе в план встречу с Робом Винтерсом, ветераном кино, недавно дебютировавшим в новом качестве режиссера. Его первый фильм снискал шумное одобрение как критиков, так и публики.

 Очаровательный, привлекательный и совершенно непринужденный перед камерой. Роб в течение часа развлекал зрителей в студии и у телевизоров. Его последний анекдот про то, как во время съемок жаркой любовной сцены на актеров неожиданно напала целая стая морских чаек, завершил шоу, вызвав гомерический хохот.

 – Не знаю, как тебя благодарить за выступление. – Дина горячо сжала его руку, когда он закончил раздавать автографы поклонникам из аудитории.

 – Меня могло здесь и не быть. – Пока охрана провожала из студии последних зрителей, он внимательно смотрел на Дину. – Если честно, единственная причина, почему я согласился приехать, это то, что от меня ультимативно потребовали не приезжать. – Тут вспыхнула его знаменитая улыбка. – Недаром же у меня репутация тяжелого человека.

 – Кажется, я не понимаю. Твой агент советовал тебе не приезжать?

 – Не только агент. – Недоумевая, Дина не сводила с него глаз. – У тебя есть минутка? – спросил Роб.

 – Конечно. Может, поднимемся наверх, в мой офис?

 – Прекрасно. Я с удовольствием промочу горло. – Опять быстрая улыбка. – В Голливуде с такими глазами ты не продержалась бы и двадцати минут. – Он по-дружески взял ее за руку, и они направились к лифту. – Там, если кто-нибудь догадывается, о чем ты думаешь, тебя сразу съедают со всеми потрохами.

 Дина шагнула в кабину лифта и нажала на кнопку шестнадцатого этажа.

 – И что же я думаю?

 – Что сейчас только десять часов утра, а я уже готов к двойному виски. – Его усмешка была такой же быстрой и горячей, как глоток спиртного. – Ты думаешь, что мне следовало подольше задержаться в Бетти-Форде.

 – Но ведь во время шоу ты сказал, что больше не пьешь.

 – Я и не пью – алкоголь. Мой последний наркотик – диет-пепси и пара капель лимонного сока. Неловко признаваться, но я мужчина и могу с этим справиться.

 – Дина… – Кесси повернулась к ним, оторвавшись от своих бумаг. Увидев человека рядом с Диной, она широко открыла глаза.

 – Я тебе зачем-нибудь нужна, Кесси?

 – Что? – Она вздрогнула, покраснела, но не отвела взгляда от лица Роба. – Нет-нет, ничего.

 – Роб, это Кесси, мой секретарь и оруженосец.

 – Приятно познакомиться. – Роб двумя руками пожал ее вялую ладонь.

 – Мне очень нравится ваша работа, мистер Винтере. Мы все восхищены, как вы выступали сегодня на шоу.

 – Всегда рад.

 – Кесси, не соединяй меня ни с кем, ладно? Сейчас приготовлю твой любимый напиток, – сказала она Робу, приглашая его в свой кабинет.

 В этой комнате произошли значительные изменения. Стены были покрашены в цвет крепкого чая, на полу вместо толстого ковра оказался дубовый паркет и геометрические коврики. Вдоль стен стояла удобная современная мебель. Жестом пригласив Роба сесть в кресло. Дина открыла компактный холодильник.

 – Кажется, в последний раз я был здесь четыре или пять лет назад. – Он вытянул длинные ноги и осмотрелся. – Явное улучшение. – Он опять перевел взгляд на Дину. – Возможно, пастельно-розовый – это не твой стиль.

 – Думаю, нет. – Она нарезала лимон и добавила его к двум бокалам с охлажденной пепси. – Мне интересно, почему твой агент советовал тебе не выступать на моем шоу? – «Интересно» было не то слово, но Дина старалась, чтобы ее голос звучал спокойно и мягко. – Мы делаем все, что можем, лишь бы наши гости чувствовали себя удобно.

 – Может быть, это как-то связано со звонком из Нью-Йорка. – Роб взял бокал и подождал, пока Дина села. – От Анджелы Перкинс.

 – От Анджелы? – совершенно сбитая с толку. Дина покачала головой. – Анджела звонила твоему агенту из-за приглашения на мое шоу?

 – На следующий день после того, как твои люди связались со мной. – Роб сделал большой глоток. – Она сказала, что ей сорока на хвосте принесла, будто я собираюсь заехать в Чикаго.

 – Звучит похоже на нее, – пробормотала Дина. – Но я не понимаю, как она могла так быстро это узнать!

 – Она не объяснила. – Наблюдая за лицом Дины, он поболтал льдом в бокале. – Ни моему агенту, ни мне. Мне она позвонила два дня спустя. С моим агентом Анджела была само очарование, напомнила ему, что приглашала меня к себе на шоу, когда моя карьера была под угрозой, и если я соглашусь сейчас выступить у тебя, то она не сможет пригласить меня в Нью-Йорк, как собиралась. Она хотела, чтобы я приехал на ее следующий специальный выпуск, и обещала использовать свое влияние, чтобы помочь мне получить «Оскара». Что значит – говорить о фильме на публике и с друзьями, способствуя рекламной кампании.

 – Что-то вроде не слишком изящного подкупа. – Голос Дины напрягся от гнева, который она всячески старалась держать под контролем. – Но ты здесь.

 – Может, меня здесь не было бы, если бы она ограничилась подкупом. Я хочу эту награду Дина. Когда началось лечение, очень многие, включая меня самого, думали, что мне конец. Мне пришлось выпрашивать деньги, чтобы сделать этот фильм. Я шел на сделки, давал обещания, врал. Все, что угодно. Пока шли съемки, пресса писала, что на него не придет ни один зритель, потому что всем плевать на эпические любовные истории. Я хочу эту награду.

 Он замолчал, отпил еще.

 – Я как раз собирался последовать совету своего агента и послать тебе отказ. Но тут Анджела позвонила мне. От ее очарования не осталось и следа… Она угрожала мне. И это была ее ошибка.

 Дина встала, чтобы вновь наполнить его бокал.

 – Она угрожала, что не станет поддерживать твой фильм, если ты приедешь на мое шоу?

 – Нет, кое-что получше. – Он достал сигарету и пожал плечами. – Ты не возражаешь? От этого недостатка я еще не избавился. – Продолжай.

 – Я приехал сюда, потому что распсиховался, – он чиркнул спичкой, выдохнул облачко дыма. – Таким образом я говорю Анджеле катиться ко всем чертям. Не собираюсь все это рассказывать, но есть в тебе что-то такое… особенное… – Он прищурился. – Хочется доверять человеку с таким, как у тебя, лицом. – Я это уже слышала. – Она выдавила улыбку, хотя в душе у нее кипела горечь. – Какой бы ни была причина, я рада, что ты приехал.

 – И ты не спрашиваешь, чем же она мне угрожала? Дина опять улыбнулась, уже естественнее. – Пытаюсь.

 Роб засмеялся и поставил бокал с пепси на стол. – Она сказала мне, что ты – хитрое чудовище, интриганка, готовая на все, лишь бы остаться у публики на виду. Что ты воспользовалась ее доверием и дружбой, и единственная причина, почему ты еще на экране, – твои шашни с Лореном Бачем. Дина едва подняла брови.

 – Уверена, что Лорен будет удивлен, когда это услышит.

 – А мне это больше напоминает ее автопортрет, – он затянулся и нервно постучал сигаретой о край пепельницы. – Я знаю, что это значит – иметь врагов, Дина, и раз уж теперь у нас есть один общий враг, то я расскажу, чем мне угрожала Анджела. Мне надо, чтобы ты сохранила это в тайне в течение двадцати четырех часов, пока я вернусь обратно на побережье и устрою пресс-конференцию.

 Холодные мурашки побежали у Дины по позвоночнику.

 – Хорошо.

 – Примерно шесть месяцев назад я проходил обычное медицинское обследование. Я был совершенно измучен: целый год, пока шли съемки фильма, я работал почти круглосуточно, следил за монтажом, руководил рекламной кампанией… Мне часто приходилось обращаться за помощью во время запоев, и мой лечащий врач умел хранить тайны. Но тайны – тайнами, а Анджеле удалось как-то узнать о результатах анализов. – Роб затянулся в последний раз и раздавил сигарету. – У меня положительная реакция на СПИД.

 – О Боже, мне так жаль! – Дина бросилась к нему и крепко сжала его руку. – Мне так жаль!

 – Всегда думал, что меня прикончит бутылка. Никогда не представлял, что это окажется секс.

 Он поднял бокал. Его рука дрожала, и в бокале мелодично позвякивали льдинки.

 – Но опять же я так часто напивался, что не знаю, сколько у меня было женщин, ни, тем более, кто они такие…

 – Каждый день мы узнаем все больше… – сказала Дина и резко замолчала. «Это было так банально, – подумала она, – и так трогательно безнадежно». – Ты имеешь право на свои частные тайны, Роб.

 – Странное заявление для бывшего репортера.

 – Даже если Анджела пустит такой слух, тебе не обязательно подтверждать это.

 Повеселев, он откинулся назад.

 – Теперь ты распсиховалась.

 – Конечно! Она использовала тебя, чтобы отомстить мне! Но ради Бога, это только телевидение. Это телевидение! Мы спорим из-за очков рейтинга, не из-за событий мировой важности. Что же это за бизнес, если кто-то готов использовать твою трагедию, чтобы просто вырваться вперед?

 Настроение Роба заметно улучшилось, он опять отпил пепси.

 – Это шоу-бизнес, малышка. Нет ничего ближе к жизни и смерти, чем жизнь и смерть. – Роб криво улыбнулся. – Мне-то следовало это знать.

 – Извини. – Дина закрыла глаза, постаралась успокоиться. – Приступ гнева или истерика тебе не помогут. Что я могу для тебя сделать?

 – У тебя есть друзья с правом голоса в Академии? Дина улыбнулась ему в ответ.

 – Несколько человек найдется.

 – Ты можешь… ты можешь им позвонить и своим сексапильным, убедительным голосом повлиять на их решение. А потом вернешься к камере и спустишь штаны с «У Анджелы».

 Ее глаза вспыхнули.

 – Ты прав, черт побери, так я и сделаю.

 В тот день после обеда Дина созвала в своем офисе общее собрание. Она сидела за столом, чтобы наглядно олицетворять власть. Ярость еще не утихла и медленно кипела глубоко в душе. В результате ее голос звучал резко, холодно и официально.

 – У нас возникла серьезная проблема, которая только недавно попала в поле моего внимания, – произнесла Дина, осматривая собравшихся и отмечая удивленные лица. Их собрания часто бывали утомительными, иногда – жаркими, но всегда – неофициально-дружескими и доброжелательными.

 – Маргарет, – продолжала Дина, – ты разговаривала с представителями Кейт Лавел, правильно?

 – Правильно. – Нервничая от царившего в комнате напряжения, Маргарет грызла дужку своих очков для чтения. – Они были очень заинтересованы в том, чтобы она приехала на шоу. У нас был отличный крючок: еще подростком она несколько лет жила в Чикаго. Потом они все отклонили. Накладки в расписании.

 – И как часто подобное происходило за последние шесть месяцев?

 Маргарет заморгала.

 – Очень сложно ответить сразу. Многие темы так и остаются идеями.

 – Я имею в виду те шоу, которые были специально ориентированы как встреча со знаменитостью.

 – А, понятно. – Маргарет подвинулась на стуле. – У нас их не очень много, потому что в основном мы ориентированы на встречи с обычными людьми, которые у тебя так хорошо получаются. Но думаю, что за последние шесть месяцев знаменитости пять или шесть раз срывались у нас с крючка.

 – А как мы обращаемся со списком предполагаемых гостей? Саймон? Он вспыхнул.

 – Как всегда, Ди. Мы обмениваемся идеями, спорим, когда появляются какие-нибудь интересные идеи или гости, мы проводим исследование, а потом звоним и приглашаем.

 – И список гостей держится в секрете, пока мы не получаем подтверждения?

 – Конечно. – Он нервно провел рукой по волосам. – Это обычная рабочая процедура. Мы не хотим, чтобы конкуренты узнали о наших планах.

 Дина взяла со стеклянной поверхности стола валявшийся без дела карандаш, бесцельно постучала.

 – Сегодня мне стало известно, что Анджела Перкинс узнала, что мы хотим пригласить Роба Винтерса, через несколько часов после того, как мы связались с его агентом. – Все собравшиеся разом что-то забормотали. – И я подозреваю, – продолжала Дина, – из того, что мне сообщили, что она знала и о некоторых других наших планах. Кейт Лавел появилась «У Анджелы» две недели спустя после того, как ее агент заявил нам о «накладках в расписании». И не только она. Вот здесь у меня есть список тех, кого мы пытались пригласить и кто оказался на шоу «У Анджелы» через две недели после нашего приглашения.

 – У нас где-то течь. – Фрэн крепко сжала челюсти. – Сукин сын!

 – Перестань, Фрэн, – Джеф взволнованно осматривал комнату. Нервным движением поправил очки. – Большинство из нас здесь с первого дня. Мы все – как одна семья. – Он потянул за ворот футболки и опять повернулся к Дине. – О Боже, Дина, ты ведь не думаешь, что кто-нибудь из нас захочет навредить тебе или шоу!

 – Нет, не думаю, – она пригладила волосы рукой, – поэтому жду идей или предложений.

 – Господи! Господи Боже мой! – пробормотал вдруг Саймон, закрыв глаза руками. – Это я виноват. – Опустив руки, он сокрушенно посмотрел на Дину. – Лью Макнейл. Мы все время поддерживали отношения. Черт, ведь мы дружим уже десять лет! Я никогда не думал… Мне плохо, – проговорил он. – Богом клянусь, мне плохо от одной этой мысли.

 – О чем ты говоришь? – спокойно спросила Дина, хотя была уверена, что уже знает его ответ.

 – Мы с ним болтаем один-два раза в месяц. – Он отодвинулся от стола, встал и прошел через комнату, чтобы налить себе воды. – Обыкновенная болтовня обо всем понемногу. – Доставая бутылку, Саймон положил себе на ладонь две таблетки. – Он всегда поливал Анджелу грязью. Он знал, что со мной это можно, что это никуда дальше не пойдет. Он рассказывал о разных дурацких идеях, которые они придумывали для шоу, потом спрашивал, кого мы собираемся приглашать. И я ему говорил. – Он громко проглотил таблетки. – Я ему говорил, потому что мы были просто двумя старыми друзьями, которые болтали о пустяках. До этой минуты я никогда не связывал отказы с нашими разговорами, Ди. Богом клянусь!

 – Хорошо, Саймон. Теперь мы знаем как и мы знаем почему. Что будем делать дальше?

 – Наймем кого-нибудь и отправим в Нью-Йорк, чтобы Лью Макнейлу все пальцы переломал! – предложила Фрэн, встав со стула и подойдя к откровенно страдающему Саймону.

 – Я над этим подумаю. А пока наша новая политика – не обсуждать ни с кем кандидатуру гостей вне офиса, темы или идеи на всех стадиях подготовки. Согласны?

 Общий гул одобрения. Никто не смотрел друг другу в глаза.

 – И у нас будет новая цель. Цель, на которой мы сосредоточим все свои усилия. – Дина замолчала, переводя взгляд с одного на другого, пока не посмотрела в лицо каждому из присутствующих. – За этот год мы должны вытеснить «У Анджелы» с первого места. – Ей пришлось поднять руку, чтобы остановить внезапный гром аплодисментов. – Я хочу, чтобы все начали думать о темах для выездных шоу. Наша программа отправляется в путешествие. Нам нужны забавные, привлекательные места. Я хочу чего-нибудь экзотического, хочу «главную улицу» США.

 – Дисней Уорлд, – предложила Фрэн.

 – Новый Орлеан, Марди Гра, – вставила Кесси и Повела плечами. – Мне всегда хотелось туда поехать.

 – Уточни насчет этого, – приказала Дина. – Мне надо шесть мест, куда мы реально можем поехать. И я хочу, чтобы к концу рабочего дня на моем столе лежали все новые идеи о темах для шоу. Кесси, составь список тех, кто просил, чтобы я выступила или дала интервью, и сообщи им, что я согласна.

 – Скольким из них?

 – Всем. Назначь с ними встречи и вставь их в мое расписание. И соедини меня с Лореном Бачем. – Она откинулась на спинку стула, положив руки на стол. – Ну, принимаемся за работу.

 – Дина, – Саймон шагнул вперед, пока остальные выходили из офиса, – у тебя найдется минутка?

 – Только минутка, – ответила она и улыбнулась. – Мне не терпится начать эту кампанию. Он напряженно стоял перед ее столом.

 – Я понимаю, что тебе понадобится некоторое время, чтобы меня заменить, и что, наверное, ты захочешь, чтобы я передавал дела постепенно. Я напишу заявление об уходе, как только ты скажешь, Дина.

 Дина уже писала какой-то список в лежащем перед ней блокноте.

 – Я не хочу, чтобы ты уходил, Саймон. Я еще собираюсь использовать твои коварные мозги, чтобы забраться на самый верх.

 – Я все испортил, Ди. Ну и дела!

 – Ты верил другу.

 – Конкуренту, – поправил он. – Одному Богу известно, сколько шоу я сорвал тем, что открыл свой большой рот. Вот дерьмо, Ди, я ведь хвастался, чуть ли не пел: «Моя работа важнее твоей». Мне хотелось завести его, потому что только так я мог уколоть Анджелу.

 – Я даю тебе другую возможность это сделать. – Впившись в него глазами, Дина наклонилась вперед. Она чувствовала в себе огромную силу и знала, что сумеет использовать ее, чтобы закончить то, что начала Анджела. – Помоги мне столкнуть ее с первого места, Саймон. Если ты уволишься, то ведь не сможешь этого сделать!

 – Не представляю, как ты теперь сможешь мне доверять.

 – У меня было четкое представление, откуда могла просочиться эта информация. Саймон, я провела здесь достаточно много времени, чтобы знать, что вы с Лью дружили. – Она растопырила пальцы. – Если бы ты ничего не сказал, то тебе не пришлось бы предлагать уволиться. Я уволила бы тебя сама.

 Саймон потер лицо рукой.

 – Значит, я признался, что дурак, и сохранил работу.

 – Да, примерно так. И надеюсь, раз уж ты себя так чувствуешь, то будешь работать еще больше, чтобы поднять меня на самый верх.

 Ошеломленный, Саймон покачал головой.

 – Все-таки ты кое-чему научилась у Анджелы.

 – Тому, что мне было надо, – коротко ответила Дина. Она сняла трубку зазвонившего телефона. – Да, Кесси?

 – Лорен Бач на первой линии. Дина.

 – Спасибо. – Ее палец замер над кнопкой, и она опять подняла взгляд на Саймона. – Мы все выяснили?

 – Совершенно.

 Дождавшись, пока за ним закрылась дверь, Дина сделала глубокий вдох.

 – Лорен, – произнесла она, нажав на кнопку, – я готова объявить войну.

 

 Холодным и мрачным февральским утром Лью, как обычно, на прощание поцеловал жену. Она сонно заворочалась и погладила его по щеке перед тем, как забраться обратно под стеганое одеяло и подремать еще полчаса.

 – Сегодня вечером будет тушеный цыпленок, – пробормотала она. – Я вернусь в три часа и поставлю его в духовку.

 Их дети уже выросли, поэтому каждое утро проходило привычно и одинаково. Лью оставил свою жену поспать подольше и спустился вниз, чтобы позавтракать в одиночестве и послушать последние новости. От прогноза погоды он вздрогнул, хотя и одного взгляда, брошенного через окно, было достаточно, чтобы понять: сегодня ничего хорошего ждать не приходится. Дорога от Бруклина до студии в Манхэттене обещала стать подлинным испытанием. Лью закутался в пальто, натянул перчатки, а на голову надел меховую шапку в русском стиле, которую младший сын подарил ему на Рождество.

 Дул сильный ветер, швыряя в лицо гадким мокрым снегом, который все норовил пробраться Лью за воротник. Еще не было семи, поэтому на улице тоскливо горели фонари. Снег заглушал все звуки и, казалось, мешал дышать.

 У опрятных соседских домиков Лью не заметил никого, кроме одного несчастного кота, который жалобно скребся в парадную дверь своего хозяина.

 Слишком привычный к чикагским зимам, чтобы пожаловаться на февральскую непогоду, Лью дотащился до своей машины и принялся чистить лобовое стекло.

 Он не обращал внимания на сказочный мир, возникавший у него за спиной. Низкие вечнозеленые кусты в белоснежной изморози, нетронутый мягкий ковер на зимней траве и тротуаре, кружащиеся, танцующие хлопья в сумрачном свете фонарей.

 Он думал только о том, как это тяжело и скучно – соскребать снег с лобового стекла, как неприятно ощущать холодный снег у себя за воротником и что от ветра у него мерзнут уши. И о дороге на работу, которую ему еще предстояло преодолеть.

 Он услышал, как кто-то тихо окликнул его по имени, и повернулся, пристально вглядываясь в падающий снег.

 Вначале он не видел ничего, кроме белого и тусклого от снега света фонарей.

 А потом он увидел. Но только на одно мгновение. Выстрел грянул прямо ему в лицо, перебросив тело через капот машины. Где-то вдалеке пронзительно и возбужденно залаяла собака. Кот стрелой метнулся в сторону, чтобы спрятаться в занесенном снегом можжевельнике. Эхо от выстрела быстро затихло – почти так же быстро, как и Лью Макнейл.

 – Это за Дину, – прошептал убийца и медленно поехал прочь.

 

 Когда несколько часов спустя Дина услышала новость, она была слишком потрясена, чтобы подумать о найденном на столе конверте. В записке было только:

 Дина, для тебя я всегда буду рядом.

 Дина лежала, развалившись в огромной ванне Финна, а горячая вода кружилась и пульсировала вокруг ее тела. Ее глаза были полузакрыты, в руке – бокал с пенистым коктейлем «Мимоза». Было позднее субботнее утро, и у Дины оставалось еще больше часа до того момента, как приедет Тим О'Мэлли, ее шофер, чтобы забрать ее на встречу в Меррилвилле, Индиана.

 Она чувствовала себя ленивой и самодовольной, как кошка, скрутившаяся клубочком под лучами солнца.

 – Так что мы празднуем?

 – Ты в городе, я в городе. И если не считать твоей сегодняшней поездки на обед в соседний штат, то, похоже, это продлится еще целую неделю.

 С другого конца ванны Финн наблюдал, как ее напряжение постепенно, понемногу ослабевает. Уже много недель Дина была похожа на туго сжатую пружину. Даже дольше, думал он, отхлебывая из ледяного стакана. Еще до случайного и бессмысленного убийства Лью Макнейла она была сплошным комком нервов. За несколько недель после гибели Лью ее чувства прошли весь диапазон – от угрызений совести до гнева, от ощущения собственной вины до разочарования в людях. И это из-за человека, который делал все, что было в его силах, лишь бы сорвать ее шоу ради своих собственных целей. Или ради целей Анджелы, размышлял Финн.

 Но теперь она улыбалась, и в ее взгляде явно читалось удовольствие.

 – В последнее время все шло так беспорядочно…

 – Ты летишь во Флориду, я гоняюсь по штатам за кандидатами в президенты. И мы оба пытаемся выпускать приличные программы, пока пресса и папарацци кусают нас за пятки. – Он пожал плечами и провел своей ступней вверх по ее гладкой и скользкой ноге.

 И ей, и ему, и их персоналу было нелегко работать в условиях, когда утомительное внимание средств массовой информации было по-прежнему приковано к их отношениям. По непонятным для них обоих причинам Финн и Дина стали для Америки чуть ли не «парой года». Как раз сегодня утром Дина прочитала очередную статью о собственных планах на замужество – в газете, которую какая-то добрая душа подбросила ей на коврик перед дверью.

 Все это, вместе взятое, заставляло ее чувствовать себя тревожно, неуверенно и слишком не в своей тарелке.

 – И это ты называешь «беспорядочно»? – продолжал Финн, отвлекая ее от размышлений.

 – Ты прав, просто еще один день обыкновенной жизни. – Дина глубоко вздохнула. – По крайней мере, наши дела идут своим чередом. Мне очень понравилась твоя передача о разрушающейся инфраструктуре Чикаго, хотя теперь я все время волнуюсь, что улица провалится вниз прямо под моей машиной.

 – Да, в ней было всего понемногу: и паника, и комедия, и полусумасшедшие служащие из мэрии. Но все-таки она была не такой захватывающей, как твое интервью с Микки и Минни Маус. Один глаз Дины приоткрылся.

 – Эй, поосторожней, приятель!

 – Нет, в самом деле. – Финн безнравственно ухмылялся. – Вся Америка только об этом и говорила. Какие же все-таки у них отношения и какую роль в этом играет Гуфи? Эти злободневные вопросы требуют немедленного ответа, и кто знает, может быть, они отвлекут от нас часть общественного внимания?

 – Таковы американские традиции, – отпарировала Дина. – Развлечения и фантазии превратились в целую гигантскую индустрию, которая точно так же важна, как и наблюдения за оскорбляющими друг друга политиками. Даже больше. – Дина взмахнула своим бокалом. – Людям необходим какой-нибудь способ ускользнуть от действительности, особенно во время экономического спада. В своих передачах ты рассказываешь о потеплении климата на земном шаре или социально-экономических проблемах в бывшем Советском Союзе, Райли. Я же беру ежедневные темы, которые касаются любого среднего человека.

 Финн все так же ухмылялся. Дина отпила глоток «Мимозы» и обиженно посмотрела на него.

 – Ты специально заводишь меня!

 – Мне нравится, когда твои глаза становятся темными и пронзительными. – Он поставил свой бокал и скользнул вперед, накрыв ее тело своим. Волна лениво преодолевала край ванны, выплескиваясь наружу. – И вот здесь у тебя складочка, – он потер большим пальцем между бровями у Дины, – которую я сейчас разглажу.

 Свободной рукой он уже разглаживал что-то совершенно другое.

 – Некоторые наши знакомые сказали бы, что ты коварный мерзавец. Финн.

 – Да, некоторые уже говорили, – он укусил ее за губу. – А некоторые еще скажут. Кстати, о Микки и Минни… – Его руки гладили ее горячую мягкую кожу.

 – Мы разве о них говорили?

 – Мне интересно, можно ли сравнивать их отношения с нашими. Неопределенные и длительные.

 Струи воды пенились вокруг них и между ними. Дина взъерошила рукой его влажные волосы. Было так хорошо лежать рядом с ним и знать, что в любой момент уютное тепло может взорваться обжигающим жаром.

 – Я могу сформулировать определение: мы – два человека, которые любят друг друга, наслаждаются друг другом и хотят быть вместе.

 – Мы могли бы быть вместе почаще, если бы ты переехала ко мне.

 Они уже обсуждали раньше этот вопрос. И были не в состоянии его разрешить. Дина прижалась губами к плечу Финна.

 – Мне легче жить в своей квартире, когда ты уезжаешь.

 – В последнее время я провожу больше времени здесь, чем в отъездах.

 – Знаю. – Ее губы скользнули вверх, к его шее, словно Дина пыталась отвлечь его. – Дай мне какое-то время, чтобы все обдумать.

 – Иногда надо доверять своим желаниям, Дина, своему инстинкту. – Его губы встретились с ее, и она почувствовала вкус разочарования и желания. Финн знал, что, если он будет настаивать, Дина согласится, но интуиция подсказывала, что на нее нельзя давить. – Я могу подождать. Только не заставляй меня ждать слишком долго.

 – Мы можем попробовать. – Ее кровь пульсировала так же сильно, как пенящаяся вода. – Я перевезу сюда некоторые вещи и буду жить здесь всю следующую неделю.

 – Я постараюсь, чтобы тебе было нелегко отсюда уехать.

 – Уж ясно, что постараешься. – Она улыбнулась, отбросила его волосы назад, взяла лицо в свои ладони. – Я так влюблена в тебя. Финн. Можешь мне верить. Клянусь, что все слухи про меня и Гуфи – не правда. Мы с ним только друзья.

 Он боднул ее головой так, что Дина еще глубже ушла под воду.

 – Я не доверяю этому длинноухому сукину сыну!

 – Я просто использовала его, чтобы заставить тебя ревновать, хотя в нем есть какое-то простодушное очарование, которое я нахожу странно привлекательным.

 – Ах, так ты хочешь очарования? Почему бы мне не… Черт! – Финн отбросил со лба мокрые волосы и потянулся к стоявшему рядом телефону. – Не забудь, о чем мы говорили, – сказал он Дине. – Да, Райли.

 Дина размышляла, как бы поинтересней отвлечь его от разговора, как вдруг заметила, что выражение лица Финна изменилось. Расплескивая и проливая воду, он вылез из ванной и бросился к полотенцу.

 – Найди Керта, – говорил он, обматывая полотенце вокруг талии и не обращая внимания на лившую с него воду. – И сообщи Бэрлоу Джеймсу. Чтобы вся группа с камерой была на месте еще пять минут тому назад. Я буду там через двадцать. – Он шепотом выругался и сказал довольно грубо:

 – Если я говорю, что ты можешь, значит, можешь.

 – Что случилось? – Дина выключила воду и встала. С нее струями текла вода; она потянулась за полотенцем, уже понимая, что Финн уходит.

 – В Гриктауне какой-то бандит захватил заложников. – Быстрым движением руки он включил телевизор, хотя сам уже мчался из ванной за одеждой. – Плохо дело. Трое уже убиты.

 Она вздрогнула. Точно так же быстро и резко, как Финн, бросилась к халату. Ей хотелось сказать, что она едет вместе с ним. Но, конечно же, это было невозможно. Несколько сотен человек уже ждали ее появления в бальном зале отеля в Индиане.

 «Почему мне вдруг стало так холодно?» – с удивлением подумала Дина, торопливо закутываясь в халат. Финн уже заправлял рубашку в брюки, спокойный, словно человек, идущий в свой офис разбираться с налоговыми декларациями. Он возвращался живым после воздушных налетов и землетрясений. Конечно, не стоило волноваться из-за этой стычки в Гриктауне.

 – Будь осторожен.

 Он схватил галстук и пиджак.

 – Я буду молодцом. – И когда она направилась к шкафу за костюмом для приема, Финн быстро крутанул ее к себе и поцеловал. – Наверняка вернусь раньше тебя.

 Самая страшная война – это та, в которой нет ни линии фронта, ни планов сражений. Та, которая замешена на злобе, страхе и слепом желании разрушать. Когда-то опрятный ресторанчик с симпатичным полосатым навесом и столиками на улице уже был почти разрушен. Осколки разбитого окна блестели на тротуаре, как раздавленные драгоценности. Хлопанье навеса на сыром весеннем ветру заглушалось постоянным гудением полицейских раций. Репортеры жадно напирали на заграждение, словно голодные волки.

 Изнутри послышалась еще одна очередь выстрелов. И длинный ужасающий крик.

 – Боже. – Пот выступил у Керта на лбу, но рука твердо держала камеру. – Он их убивает.

 – Сними вон того полицейского, – приказал Финн. – С мегафоном.

 – Ты здесь хозяин. – Керт сфокусировал камеру на полицейском в ярко-оранжевом плаще, с виноватым лицом и седеющими волосами. В ответ на стоны, крики, слезы, горькие угрозы и ругань, доносившиеся из ресторана, коп со стальными глазами продолжал спокойно и размеренно уговаривать преступника.

 – Хладнокровный клиент, – заметил Керт, потом по сигналу Финна перевел камеру и присел, чтобы поймать в кадр взвод специального назначения, занимавший свои позиции.

 – Да, довольно хладнокровный, – согласился Финн. – Если он так и будет продолжать, то снайперы им могут не понадобиться. Снимай дальше. Пойду посмотрю, что здесь можно сделать, и выясню, кто такой этот тип.

 

 Бальный зал был переполнен. С помоста, на котором сидела Дина, ей были видны все триста пятьдесят человек, пришедших послушать ее выступление о роли женщин в телебизнесе. Она собиралась честно отработать их деньги. По дороге из Чикаго еще раз тщательно просмотрела свои записи, только один раз позволив. себе отвлечься, когда на экране телевизора лимузина мелькнуло лицо Финна.

 Он был там, выражаясь словами Бэрлоу Джеймса, как рыба в воде. А Дина, получалось, тоже была как рыба в воде, но только здесь.

 Выслушав лестное представление и последовавшие за ним аплодисменты. Дина встала и поднялась на подиум. Она оглядела зал и улыбнулась.

 – Добрый день. Первое, что мы узнаем, приходя в телебизнес, это что нам придется работать по субботам и воскресеньям. Раз уж так получается, то я надеюсь, что следующий час будет для нас и интересным, и насыщенным информационно. По-моему, это и есть телевидение, и я обнаружила, что еще это замечательный образ жизни. Мне пришло в голову, что поскольку вы все здесь – профессионалы, то у вас, наверное, нет особой возможности смотреть телевизор днем. Поэтому надеюсь, что мне удастся вас убедить запрограммировать свои видеомагнитофоны на утро понедельника. Здесь, в Меррилвилле, нас транслируют ровно в девять. Этим Дина заработала первый взрыв смеха и определила тон выступления на следующие двадцать минут, пока не пришло время вопросов и ответов.

 Одним из первых был вопрос: приехал ли Финн Райли вместе с ней?

 – К сожалению, нет. Как все мы знаем, горячая новость – это и счастье, и проклятие нашего бизнеса. Финн прямо сейчас ведет репортаж с места событий, но вы можете увидеть его по вторникам вечером во «Взгляде изнутри». Я всегда смотрю.

 – Мисс Рейнольдс, как вы относитесь к тому, что внешний вид стал таким же важным критерием для работы в эфире, как и образование, и талант?

 – Конечно, я полностью согласна с руководством телекомпаний, что телевидение – это зрительное средство информации. До определенной степени. Вот что я могу вам сказать: если через тридцать лет Финн Райли все еще будет вести репортажи и считаться деятелем государственного масштаба, то я, как женщина, стану не просто ждать, но и требовать к себе такого же уважения.

 

 Финн не думал о будущем. Он был слишком занят настоящим. Благодаря хитрости, уловкам и нахальству ему удалось пробраться на место рядом с лейтенантом Арнольдом Дженнером, ведущим переговоры об освобождении заложников. Дженнер все так же держал в руке мегафон, но сейчас он решил сделать короткий перерыв в призывах к затаившейся добыче.

 – Лейтенант, я узнал, что его зовут Джонсон. Правильно, Элмер Джонсон?

 – Он откликается на это имя, – мягко ответил Дженнер.

 – Он страдал депрессией. В его карте в Ви-Эй…

 – Вы не смогли бы забраться в его медицинскую карту, мистер Райли.

 – Я и не забирался. – Однако у Финна были свои знакомства, и он умел их использовать. – Но мне удалось узнать, что Джонсон служил в армии и после увольнения в марте прошлого года у него возникло немало проблем. А на прошлой неделе он потерял жену и работу.

 – Вы хорошо информированы.

 – Мне за это платят. Он пришел сюда, в ресторанчик, ровно в десять утра – то есть примерно три часа назад, – вооруженный «магнумом» сорок четвертого калибра, «бушмастером», карабином и с противогазом. Он сразу застрелил двух официантов и одного посетителя, потом захватил пятерых заложников, среди которых две женщины и двенадцатилетняя девочка, дочь владельца.

 – Десять, – слабо произнес Дженнер. – Ребенку десять лет. Мистер Райли, вы хорошо делаете свою работу, и обычно она мне нравится. Но моя работа сейчас – вытащить оттуда этих людей живыми.

 Финн огляделся, отметив, где находились снайперы. Они не станут ждать слишком долго.

 – Какие у него требования? Вы можете мне это сказать?

 Навряд ли это будет иметь какое-нибудь значение, решил Дженнер. Требование было только одно, и он не мог его выполнить.

 – Он хочет свою жену, мистер Райли. Она уехала в Чикаго четыре дня назад. Мы пытаемся ее найти, но пока что нам не повезло.

 – Я могу передать это в эфир. Если она увидит выпуск, то, может быть, свяжется с полицией. Дайте мне с ним поговорить. Есть надежда, что удастся заключить с ним сделку, если я пообещаю, что все мои люди сейчас займутся ее поисками.

 – Вам так отчаянно хочется сделать этот репортаж? В своей работе Финну слишком часто приходилось слышать оскорбления, чтобы он вообще обращал на них внимание.

 – Я всегда на все готов ради репортажа, лейтенант. – Прищурившись, он оценивающе посмотрел на человека рядом с собой. – Но смотрите, ребенку десять лет. Дайте мне попробовать.

 Дженнер доверял своей интуиции и уже больше не сомневался в том, что не сможет удержать ситуацию от трагического завершения. Задумавшись на мгновение, он протянул Финну мегафон.

 – Не обещайте того, чего не сможете сделать.

 – Мистер Джонсон! Элмер! Это Финн Райли. Я репортер.

 – Я знаю, кто ты, – послышался голос из ресторана – пронзительный вопль сквозь разбитое стекло. – Или ты думаешь, я идиот?

 – Ты был в Персидском заливе, правильно? Я тоже там был.

 – Дерьмо! Думаешь, от этого мы с тобой стали братанами?

 – Думаю, что любой, кто там был, уже прошел через ад. – Послышался шлепок навеса, напомнивший Финну о дороге на Кувейт и искрящихся розовых блестках. – И еще я думал, что мы могли бы договориться.

 – Никаких договоров! Сюда приезжает моя жена, и я их отпускаю. Она не приезжает – мы все отправляемся в ад. В настоящий ад.

 – Копы сейчас пытаются ее найти, но я подумал, что мы могли бы развернуть это дело гораздо шире. У меня надежные связи. Я могу рассказать о тебе по национальному телевидению, показать фотографию твоей жены на всех экранах от побережья до побережья. Даже если она сама не смотрит, то кто-нибудь, кто ее знает, обязательно это увидит. Мы дадим номер телефона, специальный номер, куда она сможет позвонить. Ты сможешь поговорить с ней, Элмер.

 «Неплохо, – решил Дженнер, хоть он и был готов в любой момент выхватить мегафон из рук Финна, если возникнет такая необходимость. – Обращение по имени, предложение не только надежды, но и нескольких минут известности…» Может быть, начальству это не понравится, но Дженнер считал, что попробовать стоило.

 – Тогда сделай это! – выкрикнул Джонсон. – Сделай это, черт тебя побери!

 – Я бы рад, но не могу, если ты не сделаешь что-нибудь взамен. Отпусти девочку наружу, Элмер, и через десять минут о тебе будет знать вся страна! Я смогу даже сделать так, чтобы ты сам обратился к своей жене. Ты сам, своими собственными словами!

 – Я никого отсюда не выпущу, разве что в мешке для покойников!

 – Она еще только ребенок, Элмер. Твоя жена, наверное, любит детей. – О Господи, он очень на это надеялся! – Если ты отпустишь девочку, твоя жена узнает об этом и захочет с тобой поговорить.

 – Это все полицейские уловки!

 – У меня прямо здесь камера. – Финн бросил взгляд на Керта. – У тебя там в баре есть телевизор?

 – Ну и что, если есть?

 – Ты можешь видеть все, что я делаю. Все, что я говорю. Сейчас они пустят меня в прямом эфире.

 – Ну, сделай это. У тебя есть пять минут, черт побери, пять минут, или у меня здесь будет еще один труп!

 – Вызови студию! – заорал Финн. – Подключи меня. Готовься к прямому эфиру. – Он опять повернулся к Дженнеру.

 – Ты очень неплохой полицейский – для репортера.

 – Спасибо. – Финн протянул Дженнеру мегафон. – Скажи ему, чтобы выпустил девочку, когда я появлюсь в эфире, – или мы прервем передачу.

 

 Ровно через пять минут Финн стоял перед камерой. Хотя внутри у него все кипело, но глаза были холодными, а речь – спокойной и размеренной. За ним были видны полуразрушенные внутренности ресторана.

 – Сегодня утром в Гриктауне, районе Чикаго, этот принадлежащий семье ресторан взорвался от насилия. Насколько нам известно, трое человек убиты и их тела находятся на нейтральной территории между полицией и Элмером Джонсоном, бывшим механиком, который выбрал это место своей трибуной. Единственное требование Джонсона – переговорить с оставившей его женой Арлен.

 Хотя Финн чувствовал, что за спиной у него что-то происходит, его глаза оставались прикованными к объективу.

 – Джонсон, вооруженный до зубов, захватил пятерых заложников. По его просьбе…

 Позади раздался крик. Финн немедленно отодвинулся в сторону, чтобы не мешать Керту снимать.

 Все произошло очень быстро, словно один этот момент подвел итог нескольким часам. Дрожащая и плачущая девочка шагнула из ресторана на улицу. Когда тень от навеса упала на ее лицо, следом выскочил мужчина с дикими глазами. Что-то выкрикивая, он бросился бежать. Шквал ружейного огня со стороны здания толкнул его вперед, сбивая с ног. Финн увидел, как Дженнер метнулся вперед и накрыл собой девочку как раз в тот момент, когда Джонсон рухнул у входа в ресторан.

 Пуля снайпера попала ему прямо в лоб.

 – Ох, черт! – шепотом повторял Керт, крепко держа камеру в руках. – Черт, ох, черт! Черт побери!

 Финн только качал головой. Странное жжение в левой руке заставило его удивленно посмотреть вниз. Нахмурив брови, он прикоснулся к дыре в рукаве. На пальцах осталась кровь.

 – Вот черт, – пробормотал Финн, – я купил это пальто в Милане.

 – Дерьмо, Райли, – вытаращил глаза Керт. – Что за дерьмо! Ты ранен!

 – Ага. – Он еще не чувствовал никакой боли, только тупое раздражение. – И дырку на рукаве уже не залатаешь.

 

 В понедельник утром, сразу после съемки шоу, Дина стояла посреди своего офиса, не отрывая глаз от экрана телевизора. Казалось невероятным, что она слышала голос Финна, повествующий о подробностях субботней трагедии.

 Словно его глазами она видела разбитое стекло, окровавленное тело. Камера дрогнула и покачнулась, когда выстрелил снайпер. Динино сердце замирало от звуков выстрелов и ударов пуль.

 И поверх всего этого голос Финна оставался спокойным и холодным, с едва различимым оттенком ярости. Дина сомневалась, что кто-нибудь из зрителей сумеет это почувствовать. Она стояла, прижав кулак к сердцу, а камера уже показывала ребенка, рыдавшего в руках взъерошенного седеющего мужчины.

 – Дина… – Джеф нерешительно остановился на пороге, потом подошел к ней.

 – Это ужасно, – прошептала Дина. – Невероятно. Если бы этот человек не испугался и не бросился бежать, если бы он этого не сделал, все могло бы кончиться совсем иначе. А малышка, она же могла попасть под перекрестный огонь. И Финн…

 – С ним уже все в порядке. Перестань, он ведь здесь, внизу, снова на работе.

 – Снова на работе.

 – Дина, – опять повторил Джеф и положил ладонь ей на плечо. – Я знаю, как тебе тяжело. Не просто знать, что случилось, но и смотреть сейчас, как все произошло. – Он подошел к телевизору и выключил его. – Но с ним уже все в порядке.

 – В него стреляли. – Она отвернулась от темного экрана и попыталась взять себя в руки. – А я была в Индиане. Ты не представляешь, как это было ужасно, когда Тим пришел в зал и рассказал, что видел по телевизору в лимузине. И я ничего не могла сделать. Не могла даже быть рядом, когда его отвезли в больницу.

 – Если тебя это так огорчает, попроси его – может быть, он подыщет себе какую-нибудь сидячую работу. Впервые за все утро Дина искренне улыбнулась.

 – Ничего не получится. Да я этого и не хочу. Лучше давай займемся работой. – Она быстро пожала его руку и, обойдя стол, села. – Спасибо, что выслушал.

 – Брось. Для этого я и здесь.

 

 – Сегодня все остаются после работы, – объявила Анджела на срочном собрании персонала. – Никто не уходит, пока мы не подготовим это шоу. Мне нужен «круглый стол» и дискуссия без компромиссов. Трое белых представителей власти, трое из НААСП ^[4]. Я хочу только радикалов. – Она сидела за столом, нетерпеливо постукивая пальцами по его поверхности. – Проверьте, чтобы каждая сторона получила по меньшей мере дюжину билетов, тогда и у тех, и у других будет поддержка в аудитории. Я хочу устроить здесь такую бурю, чтобы даже крыша слетела.

 Она ткнула пальцем в главного консультанта.

 – У нас здесь есть статистика по Нью-Йорку.

 Найди мне их родственников.

 – Скорее всего их будет непросто уговорить…

 – Тогда заплати им, – оборвала Анджела. – Деньги всегда всех уговаривают. Еще я хочу какую-нибудь пленку с митинга, как можно более наглядную. Каких-нибудь свидетелей расовых преступлений, лучше самих преступников. Обещай, что мы сохраним их имена в тайне. Обещай им что угодно, лишь бы они пришли.

 Когда она замолчала, Дэн кивнул, что означало конец собрания. Он дождался, пока дверь закрылась.

 – Ты знаешь, Анджела, здесь может оказаться, что мы ходим по тонкому льду.

 Она рывком подняла голову.

 – Ты разговариваешь совершенно как Лью!

 – Я не хочу тебя отговаривать. Я только советую тебе быть осторожнее и не попасть под перекрестный огонь.

 – Я знаю, что делаю. – Она видела репортаж Финна, как практически любой американец, у которого был телевизор. Теперь она собиралась переплюнуть и его, и Дину. – Нам надо что-нибудь горяченькое, и время сейчас – лучше не придумаешь. Вся страна волнуется из-за расовых конфликтов, и в городе творится черт знает что.

 – Ты беспокоишься из-за Дины Рейнольдс. – Он улыбнулся, понимая, что надо срочно разогнать тучи гнева, собиравшиеся в глазах у Анджелы.

 – Она что, уже лезет мне на спину?

 – Ничего, сорвется. – Он сжал в ладонях ее напряженную руку. – Что тебе сейчас надо, так это шумную рекламу. Что-нибудь такое, что привлечет внимание публики. – Дэн поднял ее руку, любуясь, как бриллианты в часах играют в лучах солнца. – И у меня есть одна идея, как это сделать.

 – Хорошо, если это удачная идея.

 – Не просто удачная. Это гениальная идея. – Дэн поцеловал ей руку, помедлил, исподлобья глядя на Анджелу. – Есть одна вещь, которую американская публика любит больше, чем взятки, секс и насилие. Это свадьбы. – Он нежно потянул ее руку вверх, помогая Анджеле встать. – Большие, шикарные свадьбы – частные свадьбы с гостями-знаменитостями. Выходи за меня замуж, Анджела. – Его взгляд был таким ласковым. – Я не просто сделаю тебя счастливой, я позабочусь, чтобы твои фотографии появились во всех основных газетах и журналах страны.

 Ее сердце трепетало.

 – А что ты за это хочешь, Дэн?

 – Тебя. – Прекрасно понимая, о чем она думает, Дэн наклонился и поцеловал ее. – Все, чего я хочу, – это ты.

 Во второе воскресенье июня Анджела нарядилась в перламутрово-розовое шелковое платье от Веры Ванг, все расшитое крохотными жемчужинами. Вырез сердечком дразняще приоткрывал ее круглые груди, а пышная сложная юбка подчеркивала узкую талию. На голову невеста надела широкую шляпу с короткой вуалью, в руках держала букет белых орхидей.

 Церемония проходила в недавно купленном загородном доме в Коннектикуте, а гости представляли собой целый звездопад. Некоторые приехали сюда с удовольствием, влекомые то ли симпатией, то ли желанием увидеть свое имя и фотографию в обзорах прессы. Другие – потому, что было легче согласиться, чем испытать на себе гнев Анджелы.

 Изысканные подарки заполнили всю гостиную и под присмотром охранника в форме были выставлены на обзор для избранных представителей прессы. «Любой, увидевший все это, – думала Анджела, – не усомнится в том, как сильно все меня любят».

 Прием проходил на воздухе, посреди розария, где пенился фонтан с шампанским и ворковали белые голуби.

 Над местом действия то и дело появлялись жужжащие вертолеты, переполненные бульварной прессой и папарацци. Анджела решила, что это полный успех. Как любая невеста, она сияла от счастья. А когда они с Дэном позировали для фотографий, лучи солнца сверкали на гранях бриллианта в пять карат, украсившего ее левую руку.

 Анджела печально поведала репортерам, что ее мать, единственный близкий ей человек, очень больна и не смогла присутствовать на церемонии. На самом деле она была надежно спрятана в частной клинике, где ее пытались лечить от алкоголизма. Кейт Лавел, молодая и свежая, в струящемся платье солнечного цвета, поцеловала Анджелу в щеку под пристальными взглядами камер. Ее длинные волосы струились вдоль обнаженной спины, как расплавленная медь над зрелыми персиками. Ее лицо божественно смотрелось на экране и в жизни: треугольные скулы, полные губы, огромные золотые глаза. Эту картину завершали гибкое тело, ноги убийственной длины и низкий зажигательный смех.

 Даже благодаря одной только своей удивительной внешности Кейт Лавел уже могла бы стать звездой. Это само по себе стало бы значительным вкладом. Но у Кейт было кое-что еще – талант и очарование, такие же незаурядные и яркие, как внешняя привлекательность. Плюс сильное честолюбие.

 Она привела в восторг фотографа, ослепительно ему улыбнувшись, потом подставила щеку Анджеле.

 – Я ненавижу тебя, – тихо произнесла Кейт.

 – Знаю, дорогая. – Анджела, сияя, обняла ее одной рукой за талию, безжалостно впиваясь пальцами в ее тело, пока камера смотрела на них с противоположной стороны. – А теперь улыбайся, покажи, что ты действительно самая красивая самка Америки.

 Кейт послушалась. Казалось, ее улыбка могла бы растопить стальной барьер на расстоянии пяти метров.

 – Я желаю тебе умереть.

 – Ты и многие другие. – Взяв Кейт под руку, Анджела повела ее прочь. Две близкие подруги, улучившие мгновение для разговора наедине. – Ну-ка, скажи мне, это правда, что вы с Робом Винтерсом выбираете сценарий для телефильма?

 – Без комментариев.

 – Ну что ты, что ты, дорогуша, – промурлыкала Анджела, как большая опасная кошка. – Разве мы не договорились чесать друг другу спины?

 – Я хотела бы выцарапать тебе глаза, а не чесать спину. – Но Кейт знала, что не могла этого сделать. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы позволить себе подобную выходку. Но у нее было и другое оружие. Наклонив голову, Кейт внимательно посмотрела в лицо Анджелы.

 – Кстати, отличная подтяжка. Почти ничего не заметно. – Она быстро и искренне улыбнулась, когда Анджела вспыхнула от гнева. – Не волнуйся, дорогая, это будет наш с тобой секрет. В конце концов, всем девочкам приходится делать все возможное, чтобы сохранить иллюзию молодости. Особенно если они выходят замуж за мужчин моложе себя.

 Под кокетливой вуалькой глаза Анджелы были жесткими, как две мраморные гальки. Это был ее день, черт побери! Ее! Никто и ничто не могло его испортить.

 – У меня как раз есть один телесценарий, Кейти, дорогуша. Думаю, он должен тебе понравиться. И еще я думаю, ты сумеешь обратить на него внимание Роба. Вы с ним дружите уже много лет, и чисто по-дружески ты сможешь его уговорить выбрать именно этот сценарий. К тому же у него осталось не так уж много времени, чтобы перебирать, правда?

 – Ты сука.

 Анджела переливчато засмеялась. Ничто не могло обрадовать ее сильнее, чем то, как сразу поблекла самодовольная улыбка Кейт.

 – Вся беда с артистами в том, что всегда нужен человек, который напишет для них умные диалоги. Ты получишь этот сценарий в понедельник, дорогуша. И сделай мне одолжение, прочитай его побыстрее.

 – Я начинаю уставать от этих одолжений, Анджела. Другие могут назвать это шантажом.

 – Я ведь не другие. Все дело в том, что просто у меня есть некоторая информация, которую я предпочитаю хранить в секрете. Я делаю тебе одолжение, дорогая. В благодарность ты должна мне помочь. Это называется сотрудничеством.

 – Когда-нибудь ты попадешь прямо в ад со своим сотрудничеством!

 – Это только бизнес, – вздохнув, Анджела похлопала Кейт по пунцовой щеке. – Ты уже достаточно давно в этом деле, чтобы принимать все так близко к сердцу. Обсудим условия, когда закончится мой медовый месяц. А сейчас тебе придется меня извинить. Я не могу забывать о своих гостях Может быть, воображения Кейт не хватало для диалога, но со зрительными образами у нее все было в порядке. Пока Анджела величественно удалялась, Кейт ясно увидела на ее шикарном платье расплывающиеся пятна крови.

 – Однажды, – прошептала она, срывая с куста розовый бутон и раздавливая его в кулаке, – однажды кто-нибудь все-таки наберется смелости и сделает это!

 

 – Она замечательно выглядит. – Облокотившись на спинку дивана в хижине. Дина внимательно рассматривала первую обложку «Пипл». – Вся светится.

 Финн лениво приподнялся и тоже бросил взгляд на фотографию. Им наконец-то удалось одновременно взять три выходных дня. Если телефон не зазвонит, факс не завизжит и мир не провалится в тартарары в течение следующих двадцати четырех часов, то можно будет сказать, что им повезло и они провели все эти дни вместе.

 – Она похожа на свадебный реквизитный торт. Красивое мороженое сверху – ненастоящее, а внутри – тоже нечто несъедобное.

 – Ты злишься на Анджелу, поэтому у тебя о ней, такое извращенное мнение.

 – Ты тоже должна бы.

 Дина только вздохнула и пробежала глазами текст к фотографии.

 – Мне не надо ее любить, чтобы признать, что она красива. И что она выглядит счастливой, по-настоящему счастливой. Может быть, после этой свадьбы она станет помягче?

 Он только фыркнул.

 – Поскольку это ее третья попытка, то… сомнительно.

 – Нет, если она сделала правильный выбор. Я не желаю ей неудач ни в личной жизни, ни в работе. – Она раскрыла журнал. – Да, я хочу отхлестать ее по заднице, но это будет за дело.

 – Ты уже хлещешь ее по заднице.

 – На телерынке Чикаго и еще кое-где. Но из-за этой свадьбы все наверняка повернется вспять по меньшей мере на некоторое время.

 Финн потянулся, играя мышцами. Дина могла видеть светлый шрам на том месте, где пуля вошла в его руку.

 – А как ты думаешь, зачем еще она это сделала?

 – Ну, перестань. Финн, поверь ей хоть немного! Женщина не станет выходить замуж только для того, чтобы парочка журналов напечатала ее фотографию!

 – Канзас, – изумленный, что Дина могла быть такой наивной. Финн забрал у нее журнал, – когда падаешь с лестницы, хватаешься за любую соломинку.

 – Думаю, это какая-то смешанная пословица.

 – А ты считаешь, что всему причина – любовь? – Засмеявшись, он отшвырнул журнал. Анджела, счастливая невеста, приземлилась физиономией в пол. – Она получила шесть недель бесплатной рекламы начиная с того дня, когда ее тайная помолвка странным образом просочилась в печать.

 – Это действительно могло просочиться. – Дина шутливо ткнула его ногой в носочке. – И даже если Анджела сама пустила этот слух, причина свадьбы от этого не меняется. Красивая, трепещущая от страсти женщина влюбилась в великолепного, магнетического мужчину.

 – Великолепного? – Финн поймал ее за лодыжку. – Ты считаешь его великолепным?

 – Да, он… – Она взвизгнула и задергалась, потому что Финн принялся щекотать ее пятку. – Перестань!

 – И магнетический?

 – И сексапильный. – Судорожно хохоча, Дина пыталась выдернуть ногу. – Порочно-привлекательный. – Она попробовала укусить Финна, но тот быстро уложил ее на лопатки.

 – Ты дерешься, как девчонка. Она сдула волосы с глаз и начала брыкаться, чтобы его свалить.

 – Ну и что?

 – Мне это нравится. И теперь для меня дело чести – стереть у тебя из памяти этого Дэна, как его там.

 – Дэн Гарднер, – высокомерно ответила Дина. – Не знаю, получится ли это у тебя. То есть он такой элегантный, такой холеный, такой… – она наигранно вздрогнула. – Такой романтический!

 – А мы поставим на контрасты.

 Взмахнув рукой, он резко дернул ее яркую ситцевую блузу, да так, что пуговицы посыпались в разные стороны.

 – Финн! – рассмеявшись от неожиданности, Дина попыталась оттолкнуть его. Но протестующий хохот завершился сдавленным вздохом, когда Финн прижался губами к ее груди.

 Моментальный жар. Моментальное желание. Оно пронзило ее, как яркий, ослепляющий свет. Руки, только что игриво давившие ему на плечи, сжались, как тиски: полумесяцы коротких аккуратных ноготков впились ему в плоть. Ее сердце запнулось под его жадными губами, сбилось с ритма, а потом бросилось вперед в бешеной скачке.

 Руки Финна уже стягивали в стороны остатки блузы, страстно и требовательно ласкали обнаженную кожу. Яркое летнее солнце светило в окна, заливая Дину горячим белым светом. От солнца и грубых, нетерпеливых прикосновений ее кожа покрылась испариной. Не отрываясь губами от ее рта, Финн сунул руку под мешковатую штанину шорт и безжалостно бросил Дину в быстрый неистовый оргазм.

 – Еще! – Такой же возбужденный, не отрывая рта от ее губ, он проглотил Динин крик и подвинул ее повыше.

 Он хотел ее именно так. Финну часто нравилось, чтобы они шли к любви медленно, наслаждаясь каждым прикосновением, каждым поцелуем в течение длинного ленивого дня – до самого завершения. Он любил чувствовать, как ее тело становилось податливым и мягким, как его собственные желания разгорались все ярче и ярче.

 Но сейчас он хотел только скачки, стремительной, как расплавленный металл, только бездумного, торопливого, немедленного секса. Он хотел овладеть ею, обжечь ее, ощутить под собой судорожное биение ее тела, чтобы потом самому утонуть в этой пучине.

 Финн срывал с Дины шорты, пока она дергала и стягивала его одежду. Он чувствовал на своей коже ее горячее дыхание; ее губы жадно искали его рот; она тихонько постанывала от непереносимого возбуждения.

 Он отодвинулся, схватил ее за ягодицы и приподнял так, что от напряжения задрожали руки. Потом Финн вошел в нее. Их двойной радостный крик эхом разнесся в знойном воздухе комнаты.

 С запрокинутой назад головой и блестящим от пота длинным гибким телом Дина приняла его глубже, глубже, распаляя Финна так же безжалостно и неутомимо, как он распалял ее. Она схватила его руки и принялась гладить ими свое влажное тело, отчего его страсть становилась все сильнее и сильнее. Вырываясь из груди, сердце Дины колотилось в безумной скачке.

 И тогда оргазм, словно потный кулак, ударил ее снова и снова, пока все ее тело не превратилось в комок неописуемо изысканной боли. Воздух, густой и горячий, обжигал Динины легкие. Она всхлипнула, чтобы выдохнуть его, потом еще раз, чтобы вдохнуть.

 Ее тело содрогнулось и выгнулось от последнего, самого пронзительного удара, уносящего сознание за край. Как расплавленный солнцем воск, она соскользнула вниз, к Финну, и расслабленно легла рядом с ним.

 Его мысли постепенно прояснялись. Все вокруг затихало, как ветер после бури, пока не осталось никаких звуков, кроме ее тихого дыхания. Темная дымка у него перед глазами постепенно рассеялась, и Финн зажмурился от яркого солнечного света.

 – Кажется, я сумел защитить свою честь, – пробормотал он. Дина сдавленно засмеялась.

 – Не знала… О Господи, я не могу дышать! – Она попробовала еще раз. – Не знала, что уколы твоего «эго» так щедро… м-м… вознаграждаются.

 – Ты расслабилась? Она вздохнула.

 – Да, очень.

 – Счастлива?

 – Совершенно.

 – Тогда, наверное, сейчас подходящий момент попросить тебя кое о чем подумать. – М-м… Не думаю, что я сейчас вообще могу думать.

 – Тогда просто запомни, а подумаешь потом. – Его рука нежно гладила ее спину. – У тебя будет тема для размышлении. – О чем же я должна буду размышлять?

 – Выходи за меня замуж. Дина резко отпрянула. – Выйти за тебя замуж?

 – Твой потрясенный вид – это еще одна попытка уколоть мое «это»?

 – Нет. – Пораженная, Дина прижала руку к груди. – Боже, финн, ты знаешь, когда подать левый мяч!

 – О бейсболе мы поговорим позднее, к тому же «Кабз» все еще внизу таблицы. – «Чертовы нервы», – подумал Финн, чувствуя, как похолодело у него в желудке. Ему казались нелепыми эти мурашки паники вдоль позвоночника, но все, что он мог себе представить, – это ее отказ. Ее категорическое «нет».

 Впервые в жизни Финн не был уверен, что сможет добиться того, чего хочет.

 Он приподнялся и сел. Они смотрели друг на друга, оба обнаженные, оба уставшие и пресытившиеся сексом. «По задумке, – напомнил себе Финн, – все должно было выглядеть легко и естественно».

 – Почему тебя это удивляет, Дина? Мы уже больше года любовники.

 – Да, но… Мы даже еще не решили жить вместе…

 – Об этом я уже давно говорю. По моей стратегии, вначале тебе надо переехать ко мне; потом нам будет легче говорить о свадьбе.

 – По твоей стратегии?

 Финн не имел ничего против иронии, прозвучавшей в ее голосе. Это полностью соответствовало его собственной интонации.

 – Канзас, единственный способ с тобой справиться – это все просчитывать, как в шахматной партии. Приходится думать на полдюжины ходов вперед.

 – Я не в восторге от такого сравнения.

 – Зато оно точное. – Он легонько ущипнул ее за подбородок. – Ты тратишь столько времени на то, чтобы все обдумать и взвесить, стараешься ни в чем не ошибиться. Приходится тебя подталкивать.

 – Что значит подталкивать? – Она шлепнула его по руке. – Пинок в нижнюю часть спины?

 – Давай лучше скажем: легкий толчок локтем. Ведь я хочу дать тебе время подумать.

 – Как великодушно, – процедила Дина сквозь сжатые зубы.

 – На самом деле, – продолжал Финн, – я даю время нам обоим. Не могу сказать, что я сам уже полностью на это решился.

 Дина заморгала.

 – Что-что?

 «Это было гениально, – понял Финн. – Абсолютно гениально». Уколы «эго» одинаково действовали в обоих направлениях.

 – У нас с тобой противоположные представления об институте брака. Ты из большой счастливой семьи, где всегда соблюдались традиции и где «пока нас не разлучит смерть» что-то действительно значит. Для меня свадьба всегда значила «пока нас не разлучит развод».

 Вне себя от ярости. Дина схватила блузу, выругалась, отшвырнула ее в сторону.

 – Удивляюсь, почему такому цинику, как ты, вообще пришла в голову эта мысль!

 Он ухмыльнулся, наблюдая, как она натягивала его футболку.

 – Я не циник, я реалист. Семья теперь стала похожа на газету: прочитав, ты ее выбрасываешь, и мало кто заботится о том, чтобы пустить бумагу в переработку.

 – Тогда в чем же дело?

 – Я люблю тебя, – тихо и просто ответил Финн, так что Дина, уже собиравшаяся пулей вылететь из компоты, остановилась. – Мне нравится думать о том, как мы могли бы жить с тобой вместе, растить детей и попробовать соблюсти те самые традиции.

 От этих слов весь ее гнев испарился.

 – Черт тебя побери, Финн! – беспомощно произнесла она.

 Он усмехнулся.

 – Тогда подумай об этом.

 Дэн Гарднер женился на Анджеле не из-за денег. Не совсем. Хотя именно так считали многие недоброжелатели, а некоторые даже говорили. В течение нескольких первых недель после их свадьбы бульварная пресса печатала немало домыслов на эту тему, параллельно обсасывая разницу в возрасте: десять лет почти день в день. Твердо веря в пользу любой рекламы, Дэн сам позаботился о появлении большинства этих статей.

 Но у его женитьбы были совсем другие причины. Дэн восхищался способностями Анджелы. Он знал ее недостатки и, самое главное, умел извлекать из них пользу для себя. Именно он, чувствуя ее неуверенность и подозрительность, настоял на подписании брачного контракта. Развод не принес бы ему никакой выгоды. Но Дэн и не собирался разводиться, разве что если это вдруг окажется для него прибыльным делом. Именно он, зная ее слабость к романтике и стремление быть центром любви, устраивал ужины на двоих при свечах, тихие загородные поездки на уик-энд. Если Анджеле хотелось еще больше внимания, Дэн устраивал и это. Пока Анджела все больше и больше психовала из-за снижающихся рейтингов, он подхватил нити управления несколькими проектами «Эй-пи продакшнс» и ловко увеличил прибыль.

 Может быть, Дэн женился на ней не из-за денег, но теперь он собирался пожить в свое удовольствие.

 – Ты только посмотри! – Анджела швырнула через комнату последний номер «Спутника телезрителя». Он шлепнулся на пол Дининой фотографией кверху. – Нет, только посмотри! «Новая принцесса дневного эфира», говнюшка она этакая! – Ее шелковое платье раздувалось, как парус, пока Анджела носилась по снежно-белому ковру своей гостиной. – «Душевная и дружелюбная, привлекательная и остроумная». Они все сюсюкают над ней, Дэн! Черт подери, они отдали ей обложку и целых две страницы!

 – Не обращай на это внимания. – Вечером они оставались дома, поэтому Дэн налил ей полный бокал шампанского. С Анджелой было легче обращаться, когда она напивалась и начинала плакать. А если ее охватывало желание, то трахалась она просто изумительно. – Чем выше она забирается, тем больнее будет падать, вот и все.

 – Это не все. – Анджела выхватила у него бокал. Ее возмущало собственное желание выпить, но она была не в том настроении, чтобы с ним бороться. – Ты же видел ее рейтинг. За последние три недели он поднялся на двадцать процентов.

 – А ты закончила год номером первым, – напомнил он ей.

 – Уже идет другой год, – огрызнулась Анджела. – Вчера не считается. – Она жадно выпила, потом изящным каблучком своего домашнего сабо с опушкой из перьев наступила прямо на левый глаз Дины. – Что, теперь ты уже не такая красотка, а? – Разжигаемая завистью, она отфутболила журнал в сторону. – Что бы я ни делала, она поднимается все выше и выше. А теперь начала забирать у меня мою прессу! – Осушив бокал, она сунула его Дэну обратно.

 – Твои интересы не ограничиваются шоу «У Анджелы». – Он послушно наполнил бокал. – У тебя еще есть специальные выпуски, проекты, в которых участвует «Эй-пи продакшнс». Твоя работа намного разнообразнее, чем ее, и, значит, важнее. – Анджела поднесла бокал к губам. По ее глазам Дэн видел, что она подумывала его слова. – У Дины есть только одна нота, Анджела. Она неплохо ее играет, но это только одна нота.

 Это сравнение немного утешило дрожавшую Анджелу.

 – Она всегда была такой ограниченной со своими расписаниями и карточками. – Ярость Анджелы улетучивалась, но на ее место постепенно закрадывалось отчаяние. – Я не хочу, чтобы она догнала меня, Дэн. – Глаза Анджелы заблестели, наполнившись горячими слезами. Она большими глотками осушила бокал. – Я не смогу этого вынести! Кто угодно, но только не она!

 – Воспринимай это как работу, а не как личное дело, – с сочувствием произнес Дэн и опять долил ей шампанского. Он знал, что после третьего бокала Анджела станет уступчивой, как ребенок с полным животиком.

 – Но это и есть личное дело. – Слезы брызнули из ее глаз, и Анджела уже не сопротивлялась, когда Дэн отвел ее к дивану и усадил к себе на колени. Прижимаясь к нему, она чувствовала в душе странную смесь тревоги и удовлетворения. Почти точно так же, как в детстве, когда она сидела на коленях у отца – в те редкие дни, когда он приходил домой и не был пьян. – Она хочет уничтожить меня, Дэн. Она и этот мерзавец Лорен Бач. Они пойдут на все, лишь бы уничтожить меня.

 – Никто не причинит тебе вреда. – Дэн наклонил бокал к ее губам, как мать, которая заставляет больного ребенка выпить лекарство.

 – Они знают, что я самая лучшая.

 – Конечно, знают. – Ее слабость возбуждала его. Как только Анджела начинала рыдать, Дэн чувствовал, что пришла его очередь. Отставив бокал в сторону, он расстегнул ее платье и прижался лицом к грудям. – Ты только предоставь все мне, – шептал он. – Я обо всем позабочусь.

 

 – Заканчивается ли обычно ваша ссора с супругой серьезным военным конфликтом, при котором в воздухе летают тарелки и взаимные обвинения? «Как драться честно» – смотрите завтра в программе «Час с Диной».

 – Хорошо, Ди, нам еще надо отснять рекламу для филиалов.

 Она закатила глаза на ассистента директора, но послушно прочитала карточку с репликой:

 – Смотрите лучше, что есть в Талсе лучшего! Кей-джей-эй-би, девятый канал. Хорошо, давайте снимать.

 В течение следующего часа они снимали рекламные ролики для филиалов по всей стране. Для этой работы даже слова «утомительная и скучная» звучали бы комплиментом, но Дина никогда от нее не отказывалась.

 Когда съемки наконец закончились, на сцену вышла Фрэн с запотевшей бутылкой пепси в руке. Она опять ходила вперевалку, уже вынашивая второго ребенка.

 – Вот она, цена славы, – сказала Фрэн.

 – Я могу ее заплатить. – Дина с благодарностью прижала прохладную бутылку к губам и сделала большой глоток. – Я разве не говорила, чтобы ты пораньше ушла домой?

 – А я разве не отвечала, что прекрасно себя чувствую? У меня еще целых три недели.

 – Еще три недели, и ты не пролезешь ни в одну дверь.

 – Это еще что такое?

 – Ничего. – Дина отпила еще и только потом спустилась со сцены. Она остановилась у большого зеркала, взяв Фрэн под руку, так, что они стояли рядом, бок о бок. – Тебе не кажется, что сейчас ты намного больше, чем в первый раз, с Обри?

 Фрэн сунула в рот горошину «Эм-энд-эмс».

 – Это все жидкость.

 Но Дина заметила мелькнувшую в зеркале конфетку и подняла брови.

 – Конечно, это не имеет отношения ко всем шоколадкам и пирожкам, которые ты постоянно уминаешь?

 – Малыш их просто обожает. Что я могу сделать? Все, что он хочет, должно сначала пройти через меня. – Наклонив голову, Фрэн изучала свое отражение. – Новая стрижка длиной до подбородка смотрелась бы неплохо, – размышляла она. – Если бы лицо не выглядело, как надутый воздушный шар. Боже, за чем я купила этот коричневый костюм? Я в нем похожа на шерстистую мамонтиху.

 – Ты это сама сказала, я тут ни при чем. – Дина повернулась к лифту и нажала на кнопку вызова, искоса посматривая на Фрэн.

 – Никаких шуток на тему ограничений по весу, подруга. – Со всем достоинством, на которое была способна, Фрэн вперевалку вошла в кабину и стукнула по цифре 16. – Не дождусь, когда наступит твоя очередь. Если ты все же сдашься и выйдешь замуж за Финна, то у вас тоже будет семья. И ты тоже сможешь испытать псе радости материнства. Отекшие ноги, несварение желудка, пигментные пятна и самое замечательное – проблемы с мочевым пузырем.

 – В твоем исполнении все это звучит так привлекательно…

 – Вся беда и причина, почему я опять приближаюсь к размерам небольшой планеты, то, что это действительно привлекательно. – Фрэн прижала руку к животу, так как малыш – опять прозванный Большим Эдом – пытался пробиться наружу своим способом. – Ничто на это не похоже, – прошептала она. Двери открылись. – Ну, так ты выйдешь замуж за парня или как?

 – Я пока еще думаю.

 – Ты уже несколько недель об этом думаешь. – Пока они шли к офису, Фрэн погладила подругу по спине.

 – Но он тоже думает. – Дина понимала, что этой фразой как будто защищается. Она раздраженно пробежала сквозь пустую приемную в свой кабинет. – Сейчас все так сложно.

 – В жизни всегда все сложно. Те, кто ждет идеального момента, обычно прежде умирают.

 – Это успокаивает.

 – Я не хотела бы на тебя давить.

 – Да что ты? – Дина опять улыбнулась.

 – Подтолкнуть, солнышко, а не давить. Что это? – Фрэн подняла белую розу, одиноко лежавшую поперек Дининого стола. – Потрясающе! – Она понюхала ее. – Какая романтика! Прелесть! – Она бросила взгляд на белый конверт, пристроившийся на пресс-папье. – Финн?

 «Нет, – подумала Дина, почувствовав, как по коже побежали мурашки. – Не Финн». С нарочитой небрежностью она взяла стопку писем, напечатанных Кесси.

 – Возможно.

 – Ты не прочитаешь записку?

 – Потом. Хочу, чтобы Кесси наверняка успела отправить эти письма до конца рабочего дня.

 – А ты крепкий орешек, Ди. Если бы это мой парень прислал белую розу, то я растаяла бы от счастья.

 – Я занята.

 От перемены в ее голосе Фрэн резко вскинула голову.

 – Я это вижу. Не буду тебе мешать.

 – Извини. – Искренне раскаиваясь, Дина бросилась к ней. – Правда, Фрэн, я не хотела на тебя набрасываться. Кажется, я немного не в себе. Приближается день вручения «Эмми». На прошлой неделе появилась эта дурацкая статья о нашей секретной связи с Лореном Бачем.

 – Солнышко, не позволяй себе из-за этого расстраиваться. Перестань. Уверена, что Лорен от этой статьи только обрадовался.

 – Он может себе это позволить. Не про него ведь написали, что он с помощью секса пробивается к тридцати процентам акций телепередачи.

 – Никто в это не верит. – Глядя на выражение лица Дины, Фрэн даже испугалась. – Ну, во всяком случае, никто с индексом интеллекта из трехзначной цифры. А что касается «Эмми», то об этом тебе тоже нечего волноваться. Ты обязательно выиграешь.

 – То же самое, наверное, говорит и Сьюзан Люччи. – Дина засмеялась и отмахнулась от Фрэн. – Уходи отсюда. И на этот раз иди домой. Уже почти пять часов.

 – Это ты меня заболтала. – Фрэн положила розу обратно на стол, не заметив, как Дина невольно отпрянула. – Увидимся завтра.

 – Ага. – Оставшись одна, Дина осторожно протянула руку к конверту. Взяв со стола нож для бумаг с эбонитовой ручкой, она аккуратно его разрезала.

 Дина, я сделал бы для тебя все, что угодно, если бы ты только посмотрела на меня, только посмотрела? Я отдал бы тебе все, что угодно!

 Я так долго ждал тебя.

 Дина начинала верить, что все это говорилось всерьез. Она аккуратно вложила записку обратно в конверт И открыла нижний ящик стола. Там постепенно накопились уже целая стопка похожих посланий. Решив отнестись к ситуации как практик, она взяла розу и внимательно всмотрелась в бледные хрупкие лепестки, словно в них таился ключ к имени поклонника.

 «Наваждение. Пугающее слово, – подумала Дики, – но, конечно же, многие формы наваждений довольно безобидны». Хотя появление цветка нарушало привычный порядок. До этого она не получала никаких подарков, только темно-красные признания в любви. Без сомнения, роза была знаком привязанности и уважения, ароматным и нежным. Но шипы, украшавшие изящный стебель, могли уколоть до крови.

 «Ты рассуждаешь как дура», – сказала себе Дина. Встав, она налила в высокий стакан воды и поставила туда розу. Нельзя было допустить, чтобы прекрасный цветок завял и умер у нее на глазах. Тем не менее Дина оставила импровизированную вазу на столике в противоположном углу комнаты и только потом вернулась к своему месту.

 В течение двадцати минут она подписывала письма. Дина еще не успела положить ручку, когда зазвонил внутренний телефон.

 – Да, Кесси.

 – Финн Райли на второй линии.

 – Спасибо. Я закончила с этими письмами. Ты сможешь завезти их на почту по дороге домой?

 – Конечно.

 – Финн, ты внизу? Извини, у нас здесь небольшие накладки, и я отстаю от графика. – Бросив взгляд на часы, она скорчила гримасу. – Ни за что не успеваю к ужину в семь.

 – Я тоже. Бегал по городу, задержался на собрании.

 Похоже, тоже не успею все закончить.

 – Тогда я сниму заказ. Мы поедим позднее. – Дина посмотрела вверх на Кесси, пока та собирала со стола подписанные письма. – Кесси, откажись от заказа на семь, ладно?

 – Хорошо. Тебе нужно что-нибудь еще до того, как я уйду? Дина, я могу остаться и помочь тебе с этими пленками.

 – Нет, спасибо. Увидимся завтра. Финн!

 – Я слушаю.

 – Мне здесь еще надо пересмотреть некоторые пленки. Может, ты зайдешь сюда за мной перед уходом домой? Тогда я отпущу своего шофера.

 – Это будет не раньше восьми, может быть, и позднее.

 – Лучше позднее. Мне надо еще по крайней мере три часа, чтобы все закончить. Но все равно, мне лучше работается, когда все уходят домой и рядом никого нет. Я устрою налет на запасы еды в столе у Фрэн и буду работать, пока ты не придешь.

 – Если у меня что-нибудь не получится, то я позвоню.

 – Я буду здесь. Пока.

 Дина положила трубку и повернулась на стуле лицом к окну. Солнце уже садилось, небо темнело, а линия горизонта казалась мрачно-кровавой. Внизу зажигались огни, как булавочные головки на фоне вторгавшихся в город сумерек.

 Она представила себе, как постепенно пустеют здания, улицы заполняются потоками машин. Дома люди включат вечерние новости и будут готовиться к ужину.

 Если бы она вышла замуж за Финна, они бы тоже приходили домой. К себе домой – не к нему, не к ней.

 Если бы она вышла замуж за Финна… Дина погладила браслет, который носила постоянно. Он стал для нее таким же талисманом, каким был крест для Финна, Если бы она вышла за него замуж, то ей пришлось бы дать клятву в вечной верности.

 А Дина верила в то, что клятвы надо исполнять.

 У них была бы настоящая семья.

 Она всем сердцем верила в семью.

 И ей пришлось бы придумывать, как сделать по-хорошему, по-настоящему, по-умному, чтобы у них все получилось. Чтобы у них в семье все находилось в равновесии.

 Именно это ее и останавливало.

 Неважно, сколько раз она пыталась остановиться и все обдумать или начинала составлять список своих приоритетов плюс план атаки – и всякий раз отпрыгивала обратно, как пугливая белка.

 Дина не была уверена, что все получится.

 «Торопиться некуда», – напомнила она себе. А прямо сейчас самым важным для нее было подняться еще на одну ступеньку вверх по лестнице.

 Она посмотрела на часы и подсчитала, сколько ей надо было времени и сколько у нее было. «Достаточно много, – решила Дина. – Можно позволить себе ненадолго расслабиться перед тем, как опять вернуться к работе».

 «Надо попробовать метод для снятия стресса, которому меня научил один из гостей шоу», – подумала Дина, закрывая глаза и стараясь дышать как можно спокойней и легче. Вначале она должна представить дверь, обычную закрытую дверь. А потом надо будет открыть эту дверь и шагнуть туда, где она почувствует себя спокойной, расслабившейся и счастливой.

 Как всегда, она открыла дверь быстро, слишком быстро, потому что ей не терпелось увидеть, что же находится по ту сторону.

 Порог хижины Финна. Весна. Бабочки порхают над пышной травой и цветами в его «саду камней». Она слышит сонное гудение пчел, парящих над алыми азалиями, которые сама помогала ему сажать. Небо чистое, ошеломительно синее, как во сне.

 Дина вздохнула, удивительно счастливая. Послышалась музыка. Вихрь рыдающих скрипок лился сквозь открытые окна у нее за спиной.

 Теперь она лежала на этой мягкой цветущей траве, протягивая руки к Финну. Солнце, как ореол, сияло вокруг его волос, бросало тени на его лицо, углубляло глаза, пока они не стали такими синими, что в них можно было утонуть. И Дина хотела утонуть. Она обнимала его теплое сильное тело, чувствовала его уверенные настойчивые губы. Все тело Дины напряглось от желания, кожа покрылась испариной. Они двигались вместе, медленно и мягко, изящно, как танцоры; над ними был синий купол неба, а жужжание пчел отдавалось в ушах, как биение пульса.

 Она услышала свое имя – шепот, пробравшийся сквозь музыку сна. И, улыбнувшись, открыла глаза, чтобы посмотреть на него.

 Но это был не Финн! Тучи набежали на солнце, небо потемнело, как чернила, и она не смогла рассмотреть его лица. Но это был не Финн! Тело Дины отпрянуло, а он опять произнес ее имя.

 – Я думаю о тебе. Всегда.

 Вздрогнув, она проснулась. Кожа казалась холодной и липкой, сердце тяжело билось. Чисто автоматически Дина крепко обхватила себя руками, чтобы предотвратить приступ внезапной сильной дрожи. «К черту медитацию», – решила она, пытаясь стряхнуть с себя последние остатки сна. У нее достаточно стрессов по работе. Она хотела было засмеяться над собой, но получившийся звук больше походил на всхлипывание.

 «Меня все еще шатает, – подумала Дина. – Вздремнула не по плану, а теперь еще никак не могу проснуться». Но ее глаза широко раскрылись, когда она посмотрела на часы. Проспала почти целый час!

 «По-дурацки потраченное время, – рассердилась Дина и, потягиваясь, встала со стула. – За работу», – твердо сказала она себе. Повернулась к столу, на ходу расстегивая пиджак…

 И увидела розы. Два идеально похожих цветка стояли в стакане с водой прямо у нее на столе. Не веря собственным глазам, Дина шагнула вперед. Ее взгляд метнулся через комнату, туда, где она оставила первый бутон. Но его там уже не было. «Его там нет, – тупо подумала Дина, – потому что теперь он стоит у меня на столе вместе со своей сестричкой».

 Не отводя взгляда от роз, она прижала руку к груди. «Это могла сделать Кесси, – мелькнуло у нее в голове, – или Саймон, или Джеф, или Маргарет. Любой, кто задержался на работе. Кто-то из них где-то нашел вторую розу и принес сюда, поставил в воду вместе с первой. Увидел, что я сплю, и просто оставил цветы на столе».

 Увидел, что она спит. Дина вздрогнула, колени подогнулись. В одиночестве, беззащитная. Борясь со слабостью, она оперлась на подлокотник кресла и вдруг заметила на пресс-папье видеокассету. По этикетке фирмы-изготовителя Дина могла с уверенностью сказать: они не пользовались такими кассетами для съемки шоу.

 Никакой записки. Возможно, на этот раз в записке не было необходимости. Дина вспомнила о беготне и суете, царившей за стенами офиса. В комнате новостей сейчас полным-полно людей. Обычно в промежутке между вечерними и последними новостями оставались работать несколько бригад.

 Она была не одна.

 По телефонному звонку сюда примчится служба безопасности. Лифт тотчас же доставит ее несколькими этажами ниже – в суматоху активной деятельности.

 Нет, она была не одна, и не было никаких причин для страха. Наоборот, все говорило за то, чтобы сразу посмотреть эту кассету.

 Дина вытерла вспотевшие ладони о бедра и только потом достала кассету из коробки и вставила ее в видеомагнитофон.

 Первые несколько секунд после того, как она нажала кнопку «пуск», экран был просто синим. Потом на нем появилось изображение, и Дина напряженно нахмурилась. Она узнала свой дом, услышала шум машин на проезжей части. По тротуару мимо камеры прошло несколько человек в рубашках – значит, было теплое время года.

 Она увидела себя, вышедшую из подъезда, с длинными волосами, рассыпавшимися по плечам. Ошеломленная, Дина подняла руку и прикоснулась к голове, запустив руку в короткую пушистую стрижку. Та, что была на экране, посмотрела на часы. Камера показала ее лицо крупным планом, глаза, потемневшие от нетерпения. Дина с ужасом поняла, что слышала звуки неровного дыхания снимавшего.

 К обочине тротуара подкатил фургон Си-би-си. Изображение померкло.

 И появилось опять. Она прогуливалась вместе с Фрэн по берегу Мичигана. В руках – сумки с покупками. На ней был толстый свитер и замшевая куртка. Засмеявшись, она повернулась к Фрэн, и изображение застыло. На экране было только ее смеющееся лицо, потом оно постепенно растаяло.

 На кассете было больше дюжины клипов, нарезов из ее жизни. Поход на рынок, посещение благотворительного вечера, прогулка у Вотер-Тауер, а вот она играет с Обри в парке, раздает автографы в супермаркете. У нее уже короткие волосы, по одежде можно догадаться о смене времен года.

 И за кадром – постоянный, одинаковый звук тихого дыхания.

 На последнем отрезке пленки Дина спала, свернувшись на стуле в своем офисе.

 Экран замигал черно-белыми пятнами падающего снега, а она все смотрела и смотрела на него. Ужас опять прокрался в ее сердце, кровь заледенела. Дина дрожала, стоя в конусе света своей настольной лампы.

 «Он много лет наблюдал за мной», – думала Дина. Подкрадывался тайком. По минутам воровал ее личную жизнь и присваивал эти минуты себе. И она никогда его не замечала!

 Теперь он хотел, чтобы она это узнала. Чтобы поняла, как близко он был. И насколько ближе мог стать.

 Прыгнув вперед, она никак не могла нащупать кнопку выброса и в конце концов ударила по ней кулаком. Схватив сумку. Дина затолкнула кассету внутрь и бросилась прочь из офиса. В коридоре было темно и пусто – никого, кроме мрачных теней от света лампы, оставшейся в ее офисе. Она бежала к лифту, слыша только стук собственного сердца.

 Всхлипывая и задыхаясь, нажала на кнопку вызова лифта. Дико озираясь, прижалась спиной к стене. Ей казалось, что тени вокруг движутся.

 – Быстрее, быстрее! – закричала она и закрыла рот рукой. Ее голос насмешливым эхо отразился от стен пустого коридора.

 От грохота лифта Дина подскочила. Чуть ли не закричав от облегчения, она бросилась к дверям, но сразу отпрянула, увидев в кабине шагнувшего к ней человека.

 – Привет, Ди. Я что, тебя испугал? – Роджер шагнул ближе, а двери плавно закрылись у него за спиной. – Эй, малышка, да ты вся белая как полотно!

 – Нет! – Пригнувшись, Дина отпрыгнула назад. Ее глаза метнулись к двери, ведущей на лестницу. Но, чтобы туда попасть, ей пришлось бы пробежать мимо Роджера. Она должна была пробежать мимо него.

 – Эй, в чем дело? – Услышав беспокойство в голосе Роджера, она опять осторожно посмотрела на него. – Ты вся дрожишь. Может быть, тебе лучше присесть?

 – Со мной все отлично. Я уже ухожу.

 – Ты лучше вначале отдышись. Иди сюда. Давай… Дина дернулась в сторону, уклоняясь от его руки.

 – Что ты хочешь?

 – К нам зашла Кесси… По дороге домой. – Роджер говорил очень медленно и спокойно, незаметно опустив руку вниз. – Она сказала, что ты будешь работать допоздна. Вот я и подумал, что надо подняться наверх и предложить тебе поужинать вместе.

 – Сейчас придет Финн. – Дина облизнула губы. – Он уже вот-вот будет здесь.

 – Это была только идея. Ди, у тебя все в порядке? У твоих родителей все хорошо?

 Новая волна ужаса сжала ей горло, вонзила в шею острые когти.

 – Почему? Почему ты это спрашиваешь?

 – Да тебя ведь трясет. Я подумал, что ты узнала какую-то плохую новость.

 – Нет. – Чувствуя, как от паники кружится голова, Дина потихоньку отступала назад. – Просто у меня слишком много всего в голове. – Она едва сдержалась, чтобы не закричать, опять услышав громыхание лифта.

 – Господи, Ди, да успокойся же ты! – Роджер автоматически схватил ее за руку, когда она бросилась мимо него на лестницу. Поворачиваясь, Дина замахнулась, и тут двери лифта открылись.

 – Черт побери, что здесь происходит?

 – О Боже! – вырвавшись из рук Роджера, Дина упала Финну на грудь. – Слава Богу, ты здесь! Словно защищая, он сжал Дину в объятиях, не отводя глаз от Роджера.

 – Я спрашиваю: что, черт побери, здесь происходит?

 – Ты у меня спрашиваешь? – Роджер потрясенно пригладил волосы рукой. – Я поднялся сюда минуту назад, и она уже была готова выпрыгнуть из собственной шкуры. Я и сам пытался выяснить, что здесь происходит.

 – Он тебе что-нибудь сделал? – спросил Финн у Дины и заработал длинное ругательство от разгневанного Роджера.

 – Нет! – Она не отнимала лица от его плеча. Дрожь, ужасная, жуткая дрожь все не прекращалась. Дине казалось, что она слышит, как стучат ее собственные кости. – Я так испугалась. Я не могу думать. Увези меня домой.

 

 По дороге домой Финну удалось вытянуть из нее бессвязное объяснение; потом, заставив ее выпить бренди, он тоже посмотрел пленку.

 Дина не сопротивлялась, когда он взял телефон и позвонил в полицию. Уже спокойнее она еще раз рассказала о случившемся. Она понимала, как важны детали, точное время, объяснения. Детектив, разговаривавший с ней в гостиной Финна, терпеливо слушал и делал пометки в блокноте.

 Она узнала того самого седовласого мужчину, которого видела в репортаже из Гриктауна, – это он выхватил девочку из-под огня.

 Арнольд Дженнер был спокойным и дотошным полицейским. Его квадратное лицо украшал когда-то сломанный нос – не на работе, а в прорыве во время игры в бейсбол в команде от своего полицейского участка. Он был одет в темно-коричневый костюм, самую малость натянутый там, где начинало расти небольшое брюшко. Волосы каштановые пополам с сединой, безжалостно коротко остриженные. Вокруг рта и глаз – морщины, говорившие о том, что этот человек смеялся также часто, как и хмурился. Глаза бледного, сонно-зеленого цвета казались такими же неопределенными, как и все остальное. Но Дина смотрела в эти глаза и чувствовала себя спокойнее, потому что в них было доверие.

 – Я хотел бы взглянуть на письма.

 – Я не все их сохранила, – ответила Дина, чувствуя стыд от усталого понимания в его взгляде, – Самые первые… ну, они казались совсем безобидными. На телевидении репортеры получают много почты, иногда очень странной.

 – Тогда те, что у вас есть.

 – Некоторые у меня в офисе, некоторые в моей квартире.

 – Вы живете не здесь?

 – Нет. – Она бросила взгляд на Финна. – Не совсем.

 – М-мм… – Дженнер сделал еще одну пометку. – Мисс Рейнольдс, вы говорили, что последняя часть пленки была снята сегодня вечером, между пятью тридцатью и шестью тридцатью.

 – Да. Я вам рассказывала, что уснула. Я устала и решила попробовать то, что советовал один из гостей на шоу. Нечто вроде медитации, расслабления. – Она пожала плечами, чувствуя себя полной дурой. – Наверное, это просто не мой стиль. Я или сплю, или бодрствую. Когда я проснулась, то увидела на столе вторую розу. И кассету.

 Он хмыкнул.

 «Как доктор», – подумала Дина.

 – Кто мог бы войти в ваш офис в это время?

 – Кто угодно. Мои служащие, любой, кто работает внизу.

 – Значит, вход в здание разрешен только работающим в Си-би-си?

 – Нет, не обязательно. Задний вход в это время еще был открыт. Кто-то уходит со смены, кто-то приходит, кто-то за кем-то заезжает, кто-то заходит проведать приятелей. Иногда у нас даже проводят экскурсии.

 – Значит, много народу.

 – Да.

 Он опять поднял голову, глядя ей прямо в глаза, и Дина поняла, что взгляд Дженнера не был неопределенным. Детектив не просто смотрел на нее: он смотрел в нее, в ее душу. Финн тоже обладал этой способностью – таким же быстрым взглядом-скальпелем, вонзавшимся прямо в мысли собеседника. Может быть, именно поэтому Дженнер показался ей таким знакомым и успокаивающим?

 – Подозреваете ли вы кого-нибудь? Кого-нибудь, кому вы отказали? Кого-нибудь, кто проявлял к вам не просто случайный или дружеский интерес?

 – Нет. На самом деле, мне даже в голову не приходит, кто мог бы это сделать. Я уверена, что это какой-то незнакомец, скорее всего из зрителей. Иначе я, наверное, заметила бы, как он снимает меня камерой.

 – Ну, если учесть, как растет популярность вашего шоу, это не сужает возможный круг подозреваемых. – По старой привычке он машинально рисовал в блокноте. Рисунок постепенно превращался в лицо Дины – напуганные глаза и губы, которые никак не подчинялись ее попыткам улыбнуться. – Вы часто появляетесь на публике. Не помните кого-нибудь, чье лицо уже кажется вам знакомым?

 – Нет. Я уже думала об этом.

 – Я возьму с собой кассету. – Дженнер встал и аккуратно засунул блокнот в карман. – И кого-нибудь пришлю за письмами.

 – Но на кассете больше ничего нет, правда? – Дина тоже встала. – Действительно, больше ничего.

 – Никогда нельзя предугадать, что еще мы сможем выудить с этой пленки. Особенности оборудования или какой-нибудь характерный звук. А пока что постарайтесь не волноваться. Такое случается чаще, чем вы думаете. – Она все еще только силилась улыбнуться, поэтому Дженнер решил ее подбодрить. – Вы узнаете лишь о крупных происшествиях, например, про ту женщину, которая неоднократно пробиралась в дом к Леттерману, но на самом деле не только знаменитостям приходится сталкиваться с навязчивыми идеями. Не так давно у нас был случай, когда женщина не давала покоя одному парню, брокеру. Симпатичный, но далеко не АДОНИС. Тем не менее она звонила ему на работу, домой, посылала телеграммы, оставляла любовные записки на лобовом стекле его автомобиля. Она даже сфотографировалась в свадебном платье, раздобыла карточку, на которой он в смокинге, и сделала фотомонтаж. Потом показывала это его соседям, чтобы доказать, что они женаты.

 – И что было дальше?

 – Он бегал от нее, как только мог, и кончилось тем, что она устроила сидячую забастовку на пороге его дома. Мы отправили ее на освидетельствование к психиатру. Выйдя из больницы, она решила, что уже не влюблена в него. Теперь говорит, что развелась с ним.

 – Мораль: все на свете проходит, и навязчивые идеи тоже.

 – Возможно и так. Все дело в том, что некоторые люди управляют своей жизнью в меньшей мере, чем могли бы. Думаю, вы почувствовали бы себя лучше, если бы усилили свою безопасность.

 – Я займусь этим. Спасибо вам, детектив Дженнер.

 – Я буду поддерживать связь. Было приятно лично познакомиться с вами, мисс Рейнольдс, и увидеться с вами, мистер Райли. Я провожу немало времени вместе с вами обоими в своей гостиной.

 – Значит, вот так, – произнесла Дина, закрывая дверь за Дженнером.

 – Видишь, вот и все. – Финн крепко обнял ее за плечи. Во время ее разговора с Дженнером он молчал. Но теперь наступила его очередь. – Ты больше не должна оставаться на работе одна и допоздна.

 – В самом деле. Финн…

 – Не будем об этом спорить, так что даже не расстраивай меня. Ты знаешь, что я почувствовал, когда увидел тебя в холле, испуганную, отбивающуюся от Крауелла?

 – Он хотел мне помочь… – начала Дина, потом закрыла глаза и вздохнула. – Да-да. Кажется, знаю. Извини меня. Если у меня будет много работы, я буду брать ее домой.

 – Пока все это не разрешится, тебе нужна круглосуточная защита.

 – Телохранитель? – Она засмеялась бы, если бы не боялась, что он набросится на нее. – Финн, я не буду задерживаться на работе. Я даже постараюсь брать с собой кого-нибудь из друзей на встречи и выступления. Но я не собираюсь нанимать этакого головореза по имени Рено, чтобы он ходил за мной по пятам.

 – Для женщины в твоем положении нет ничего странного в том, чтобы нанять частного телохранителя.

 – Каким бы ни было мое положение, я все еще Дина Рейнольдс из Топеки и не хочу, чтобы какой-то широкоплечий громила отпугивал всех тех, с кем я пытаюсь поговорить! Я не выдержу этого. Финн! Для меня это слишком отдает Голливудом. Все это так тяжело, – продолжала она. – Поверь, я буду серьезно относиться к своей безопасности. Но ведь мне никто не угрожал.

 – За тобой следили, подсматривали, тайком снимали камерой, изводили анонимными письмами и звонками.

 – И признаю: меня это напугало. Ты был прав насчет полиции. Я должна была заявить раньше. Но теперь я чувствую, что ситуация находится под контролем. Пусть полиция делает то, за что мы ей платим.

 Финн расстроенно прошелся по холлу, вернулся к Дине.

 – Компромисс, – наконец сказал он. – Боже, с тобой я должен постоянно придумывать какие-то компромиссы!

 Решив, что шторм уже миновал, Дина подошла к нему и обняла, крепко прижавшись.

 – Поэтому у нас с тобой такие здоровые отношения. И что за компромисс – телохранитель по имени Шейла?

 – Ты переедешь сюда. Я больше не уступлю тебе, Дина. Можешь оставить свою квартиру за собой, мне все равно. Но жить ты будешь здесь, со мной.

 – Забавно. – Чтобы скрепить хрупкий мирный договор, она чмокнула его в щеку. – Я собиралась предложить то же самое.

 Финн наклонился к ее лицу. Ему очень хотелось спросить, согласилась ли она потому, что боялась, или потому, что он был ей нужен. Но он не стал этого спрашивать.

 – А когда меня не будет в городе?

 – Я как раз хотела узнать: а как ты относишься к собакам? – Дина улыбнулась. – В ближайший выходной мы могли бы заехать в приют для собак. Вокруг столько брошенных животных, что, по-моему, это неплохая мысль.

 Награды не имеют значения. Добросовестный труд и удовлетворение от хорошо выполненной работы сами по себе главные награды. Звания и речи – не больше чем приемы рекламы.

 Но Дина в это не верила.

 Девчонка из Канзаса, чье первое появление в эфире было репортажем с выставки собак, чувствовала волнующую дрожь, выходя из лимузина в Лос-Анджелесе в качестве претендентки на приз «Эмми». И, не стесняясь, признавала это.

 Был прекрасный день. Над городом стоял легкий смог, но Дина не видела его. Она видела только глубокое, акварельно-голубое небо и ослепительно сияющее белое солнце. Ароматный бриз заигрывал с элегантными вечерними платьями и тщательно уложенными прическами гостей, разнося запахи духов и цветов над восторженной толпой.

 – Поверить не могу, что я здесь! – От Дины требовалось все ее самообладание, чтобы не подпрыгивать на сиденье лимузина, как ребенок в цирке. Но потом она сдалась и все равно подпрыгнула.

 – Ты это заслужила. – Очарованный ее реакцией, Финн взял руку Дины и поднес к губам.

 – Я это понимаю здесь, – она постучала пальцем по виску. – Но здесь, – она опустила руку на сердце, – боюсь, что кто-нибудь меня ущипнет, я проснусь и пойму, что это только сон. Уф!

 – Смотри, ты не спишь. – Он усмехнулся, глядя, как Дина потерла лоб. – И все еще здесь.

 Хоть у нее и кружилась голова, она изящно выскользнула из лимузина, подняв подбородок, выпрямилась и оглядела толпу. Солнце ярко сверкало на ее коротком расшитом бисером платье, отражаясь мелкими искрами света.

 Финн подумал, что она сделала правильный выбор: в этом прямом сверкающем алом платье Дина выглядела молодой, свежей – и на все сто процентов звездой. В толпе ее тотчас же узнали и принялись выкрикивать ее имя.

 «Такая реакция, очевидно, удивила ее», – понял Финн, улыбаясь одними уголками губ. Она выглядела ошеломленной, потом ослепленной и, наконец, восхищенной. Дина замахала поклонникам рукой – не с небрежным безразличием закаленного ветерана, а с искренним удовольствием и энтузиазмом.

 – Я чувствую себя так, словно попала в какой-нибудь фильм. – Она хихикнула и взяла Финна за руку. – Нет, как будто я вышла из фильма и увела с собой главного героя.

 Он решил угодить Дине и толпе тем, что вместо ответа поцеловал ее. Не клюнул по-дружески в щеку, а поцеловал по-настоящему, в губы, отчего папарацци с удвоенной энергией защелкали фотоаппаратами. На мгновение они застыли под сияющим солнцем – идеально красивая пара в вечерних туалетах.

 – Это было потому, что ты красивая. – Он поцеловал ее еще раз под взрыв радостных возгласов. – А это – на счастье.

 – Спасибо. И за то, и за другое.

 Они направились к зданию по проходу между ограждениями, с помощью которых полиция сдерживала толпу фанатов и поклонников. Знаменитостей встречали представители прессы с микрофонами и камерами: эти микрорепортажи уже вечером можно будет увидеть в разделе светских новостей.

 «Я отлично знаю многих из этих людей», – думала Дина. Кто-то был гостем на ее шоу, они сидели рядом и болтали, как заправские друзья. С другими приходилось встречаться на благотворительных мероприятиях или светских раутах, которые уже давно были частью ее работы. Она здоровалась и спрашивала, как дела, целовала в щечку и подставляла свою, пожимала руки – все это по дороге к фойе.

 К Дине и Финну поворачивались все камеры и микрофоны, мешая пройти.

 – Дина, как вы себя чувствуете здесь и сегодня?

 – Кто модельер вашего платья?

 – Финн, как вам удается настолько популярное шоу, когда так много других политических обзоров оказываются неудачными?

 – Как насчет свадебных планов?

 – Боже, это все равно что бег с препятствиями, – пробормотал Финн, когда они все-таки пробились сквозь запруду из репортеров.

 – А мне все так нравится, каждое мгновение! – Она пододвинулась поближе, стреляя глазами. – Ты разве не знаешь, что, когда они спрашивают про модельера, это значит, что тебя признали!

 – А меня они не спрашивали. Дина повернулась и возбужденно поправила его галстук.

 – Да? А ты тоже выглядишь очень мило. Отличная фотомодель.

 Финн скривился.

 – Пожалуйста. Поверить не могу, что они и мне заговорили зубы, чтобы щелкнуть.

 – Это было потрясающе.

 – Я обозреватель новостей, а не фотомодель.

 – Но у тебя такие славные ямочки. Но он не улыбнулся. Только прищурился и подмигнул ей, не отводя пристального стального взгляда.

 – Продолжай в том же духе, и я пущу слух, что ты сегодня трижды меняла белье перед тем, как влезть в это платье.

 – Хорошо, хорошо, они не славные. Неважно, что Мэри Харт сказала на прошлой неделе по радио.

 – Она сказала… хотя неважно… – Нет, он не даст вовлечь себя в эту дискуссию. – Пошли лучше выпьем.

 – Учитывая торжественность момента, это должно быть шампанское. Только один бокал, – добавила она, прижав руку к животу. – Не думаю, что мой организм сможет справиться с большей дозой.

 – Подожди здесь. Я пошел сражаться за шампанское.

 – Я же говорила, что ты мой герой.

 Она повернулась, чтобы удрать в какой-нибудь уголок, притаиться там и понаблюдать, но столкнулась нос к носу с Кейт Лавел.

 – Привет, Ди.

 – Привет, Кейт. – Дина протянула руку. Они обменялись рукопожатием, словно были незнакомы. – Рада тебя видеть.

 – По твоему голосу этого не скажешь, – отозвалась Кейт, распрямляя плечи. – Ты выглядишь потрясающе. Готовой к победе.

 – Надеюсь.

 – Я хотела бы пожелать тебе удачи. На самом деле, настоящей удачи… учитывая твою конкурентку, – Спасибо.

 – Не надо. Я желаю тебе этого ради себя самой. Кстати, Роб Винтере просил передать тебе привет. Застывшая улыбка Дины смягчилась.

 – Как он?

 – Умирает, – коротко ответила Кейт, резко выдыхая воздух сквозь сжатые зубы. – Извини. Мы так долго были друзьями, что на это трудно смотреть.

 – Ты не должна извиняться. Я все понимаю про дружбу и преданность. Кейт опустила глаза.

 – Прямой удар, Ди.

 – Дешевый удар, – поправила Дина. Чисто инстинктивно она опять прикоснулась к руке Кейт. Теперь это уже не был жест вежливости или проявление хороших манер. Только поддержка, простая и естественная. – Я не могу даже представить, что это такое… для тебя.

 Кейт посмотрела на их соединенные руки и вспомнила, как легко это было когда-то.

 – Ди, почему ты не объявила о состоянии Роба, когда он все тебе рассказал?

 – Потому что он попросил меня не делать этого. Кейт покачала головой.

 – Для тебя этого всегда было достаточно. Мне было интересно, изменилась ли ты.

 – Я изменилась, но это – нет.

 – Я правда надеюсь, что ты победишь сегодня. Надеюсь, что ты собьешь ее на колени. – На этих словах Кейт резко повернулась и ушла прочь.

 Дина смотрела вслед подруге, пробиравшейся сквозь толпу, и думала, что понятны слезы, блестевшие в глазах Кейт, но не понятна ядовитая злоба в ее голосе.

 – Ну, вот и мы вышли в свет. – Перед Диной возникла Анджела, вся как пенистая мечта из леденцово-розового шелка и ледяных брилиантов. – Улыбайся для камеры, дорогуша, – прошептала она, наклоняясь вперед и делая вид, что целует Дину в обе щеки. – Ты же не могла забыть все, чему я тебя учила.

 – Нет, я ничего не забыла. – Дина позволила себе улыбнуться. Она ненавидела нервное ощущение холода, возникшее в животе. И еще больше ненавидела то, что с трудом могла скрывать свои чувства. – Хотя это было давно.

 – Да, конечно, давно. Думаю, ты незнакома с моим мужем. Дэн, это Дина Рейнольдс.

 – Очень приятно. – Отполированный, как драгоценный камень, Дэн пожал Дине руку. – Вы совершенно такая же очаровательная, как рассказывала Анджела.

 – Уверена, что ничего подобного она не рассказывала, но все равно спасибо. Я смотрела твою специальную программу «Пред-Эмми» вчера вечером, Анджела.

 Мне понравилось.

 – Правда? – Анджела потянулась к Дэну с сигаретой, тот щелкнул зажигалкой. – Мне самой в последнее время совершенно некогда смотреть телевизор.

 – Интересно. А ты не боишься отдалиться от зрителей? Я люблю смотреть телевизор. Кажется, я действительно средний зритель.

 – Середина – это то, что меня совсем не устраивает. – Анджела обострившимся взглядом устремилась через плечо Дины. – Привет, Финн. Разве не забавно, что мы все собрались здесь, в Лос-Анджелесе?

 – Анджела, – Финн спокойно передал Дине бокал с шампанским, затем обнял ее за талию, – ты хорошо выглядишь.

 – Раньше он был намного изобретательней в комплиментах, – сказала Анджела Дэну. Она представила их друг другу и, заметив краем глаза камеру, заняла выгодное положение. – Мне надо напудрить носик перед тем, как мы пойдем в зал. Дина, пойдем со мной. Женщине неприлично заходить в туалетную комнату одной.

 Хотя Финн сжал ее еще крепче. Дина высвободилась из его объятий.

 «Конечно, лучше прямо сейчас услышать все те гадости, которые Анджела держит в голове, – решила она, – чем дожидаться, пока концерт состоится на публике».

 – Финн, я вернусь через минуту.

 Изображая дружескую сцену для фоторепортеров, Анджела взяла Дину под руку.

 – Мы с тобой уже сотню лет не болтали наедине, правда?

 – Это было бы трудно, ведь мы уже два года не виделись.

 – Ты все так буквально понимаешь. – С легким смешком Анджела впорхнула в туалетную комнату. Как она и надеялась, там было почти пусто. Позднее здесь будет полно народу, но сейчас зрители спешили занять свои места. Анджела подошла к зеркалу, отодвинула стул, села и сделала именно то, что собиралась: напудрила нос. – Ты съела почти всю свою помаду, – сухо заметила она. – Нервничаешь?

 – Волнуюсь. – Дина осталась стоять, но поставила свой бокал и полезла в вечернюю сумочку за помадой. – Думаю, это естественная реакция для претендента на награду.

 – Через некоторое время все это становится таким обыденным. У меня много наград, ты знаешь. Забавно, что тебя назвали претенденткой благодаря тому шоу про изнасилования. Мне показалось, что это был целый час исповеди, а не обсуждение различных мнений, – Анджела взбила волосы, повернула голову направо, налево, проверяя, не выбилась ли какая-нибудь прядь из прически. – Я представляю, как Финн заработает одну из премий за передачи в лучшее эфирное время, когда его обзор закрепится на экране. А что? Его все любят, и он сумел создать шоу, которое нравится и тем, кто следит за политикой, и тем, кто любит развлечения.

 – Я думала, что ты не смотришь телевизор. Ответом был острый, как кинжал, взгляд. Дина даже удивилась, что отражение глаз Анджелы не оставило царапин на стекле зеркала.

 – Смотрю иногда… если думаю, что какая-нибудь передача может оказаться интересной. Конечно, Финн всегда был мне интересен. – Медленно, с наслаждением она провела языком по губам. – Скажи-ка, а его глаза все так же делаются злыми и темно-серыми, когда он возбуждается? – Она достала духи и слегка подушила запястья. – Тебе же иногда удается его возбудить, правда?

 – Почему бы тебе не спросить об этом у него?

 – Может быть, я так и сделаю, если застану его одного. Но опять же, если мы останемся с Финном наедине, он может полностью позабыть о твоем существовании. – Улыбаясь, она открыла тюбик ярко-розовой помады. – Ну и что тогда?

 Дина уже не нервничала; все, что она чувствовала, было утомительное раздражение.

 – Тогда то, что ты уже замужем, а Финн уже очень давно перестал тобой интересоваться.

 – Ты действительно в это веришь? – Смех Анджелы был свежим и холодным, как порыв декабрьского ветра. – Дорогуша, если бы я решила иметь что-нибудь с Финном, – а Дэн очень понимающий человек, так что мой брак не стал бы помехой, – то он не просто сам бы этого хотел, а был бы мне благодарен!

 Раздражаясь все больше и больше, Дина почувствовала, что ее кровь начинает бурлить от напряжения, но только спокойно улыбнулась.

 – Анджела, – в ее голосе послышался смех, – ты хочешь, чтобы я ревновала? Напрасно тратишь время. Вы с Финном занимались сексом. Я это знаю. И я не настолько наивна, чтобы воображать, что он не был тобой увлечен или что ты не казалась ему потрясающе привлекательной. Но то, что теперь у нас с ним, – это совершенно другой уровень отношений. Ты только сама себя выставляешь на смех, пытаясь мне внушить, что Финн, как какой-нибудь дрессированный баран, помчится к тебе, едва ты щелкнешь пальцами.

 Анджела чуть не размазала помаду.

 – Ты так хладнокровна?

 – Нет, не хладнокровна. Я просто счастлива. – Теперь Дина села, надеясь, что самое худшее уже позади. – Анджела, мы когда-то были друзьями, по меньшей мере приятельницами. Я благодарна тебе за то, что ты дала мне возможность наблюдать и учиться. Наверное, прошли те времена, когда мы могли дружить, но не понимаю, почему мы должны задирать все время друг друга? Мы конкурентки, но на этом рынке для нас обеих достаточно места.

 – Думаешь, что можешь соперничать со мной? – Анджела затряслась от плеч до пояса. – Ты в самом деле считаешь, что можешь хотя бы приблизиться к тому, чего я достигла, что имею, что меня ждет?!

 – Да, – ответила Дина, вставая. – Да, я так думаю. И для этого мне не надо будет прибегать к вранью в дешевых газетах или к низкопробному шантажу. Ты уже достаточно давно в этом деле, Анджела, пора и тебе смириться с конкуренткой.

 – Ах ты, чертова сучка! Да я закопаю тебя!..

 – Нет, не закопаешь. – У Дины в ушах уже стучали маленькие барабанчики, выбивая простейший боевой ритм, который наполнял ее кровь предчувствием драки. – Ты еще потратишь черт знает сколько времени и сил, чтоб только удержаться со мной вровень.

 С криком ярости Анджела схватила бокал с шампанским и выплеснула его содержимое Дине в лицо. Две женщины, вошедшие в комнату, замерли, как статуи. А вслед за шампанским Анджела злобно ударила Дину по щеке.

 – Ты ничтожество! – завизжала Анджела с лицом такого же пунцового цвета, как ее шелковое платье. – Ты меньше, чем ничтожество! Я – самая лучшая! Я, черт побери!

 Она бросилась вперед – пальцы скрючены и растопырены, как когти. От бешенства у Дины потемнело в глазах, она подняла руку и с размаха влепила Анджеле пощечину – раскрытой ладонью по ее пылающей щеке. В то же мгновение все замерло. Наконец-то они обе обошлись друг с другом на равных. Две женщины в дверях, потрясенные, ловили воздух ртами и пялили глаза.

 – Леди, извините нас. – Из глубины туалетной комнаты появилась Кейт Лавел и решительно направилась к свидетельницам. Те тотчас же исчезли, явно спеша разнести ошеломляющие новости. – Ну-ну, а я-то думала, что основное соперничество развернется в зале.

 Дина озадаченно посмотрела вниз, на свою руку, все еще горевшую от удара. Моргнув, смахнула шампанское, которое жгло глаза.

 – Ох, черт!

 Кейт кивнула на входную дверь, только что закрывшуюся за убежавшими дамами.

 – Да, будет интересно почитать завтрашний отчет о церемонии вручения «Эмми». – Внезапно она улыбнулась, блеснув безупречными зубами. – Не хотите ли, чтобы я стала вашим рефери?

 – Держись отсюда подальше. – Сжав зубы, Анджела шагнула к Дине Ее унизили, унизили прилюдно. Это было верхом всего, это было невыносимо! – А ты убирайся с дороги! Ты перешла черту.

 – Я не подставила другую щеку, – огрызнулась Дина, – и не собираюсь. Почему бы каждой из нас не убраться с чужой дороги?

 – Ты не победишь сегодня! – Дрожащей рукой Анджела схватила сумочку. – Ни сегодня и никогда!

 – Выход для проигравших, – заметила Кейт, когда за Анджелой с шумом захлопнулась дверь.

 – Не знаю. Все могло сложиться и иначе. – Дина закрыла горевшие глаза. – А что теперь?

 – Умойся – Кейт быстро намочила холодной водой белоснежное полотенце. – Приведи себя в порядок и иди в зал.

 – Я вышла из себя… – начала было Дина, но тут заметила свое отражение в зеркале. – О Боже! – Ее щеки пылали от жара, с них капало вино. Глаза сверкали из черных пятен потекшей туши.

 – Накрасься заново, – посоветовала Кейт, протягивая ей влажное полотенце. – И не забудь улыбаться, когда будешь выходить.

 – Наверно, мне надо… – Готовая к самому худшему, Дина рывком повернулась к распахнувшейся двери. Ее и так горевшие щеки вспыхнули еще сильнее, когда в комнату шагнул Финн.

 – Извините, леди, но мой долг, как репортера, выяснить, что, черт побери, здесь происходит? Мне сказали… – Он запнулся, с первого быстрого взгляда оценив ситуацию. – Боже, Канзас, тебя ни на минуту нельзя оставить одну. – Вздохнув, Финн подхватил со стойки сухое пушистое полотенце для рук и протянул Дине. – Не думаю, что то, что я заметил на щеке у Анджелы, было девичьим румянцем. Кто из вас дал ей пощечину?

 – Это удовольствие досталось Дине. Он наклонился, чтобы поцеловать Дину в мокрую щеку.

 – Молодец, чемпионка! – Высунув язык, Финн лизнул ее губы. – Малышка, шампанское надо было пить, а не умываться им.

 Дина расправила плечи и повернулась обратно к зеркалу, чтобы устранить нанесенный ее внешности ущерб. «Анджеле не удастся меня запугать», – пообещала она себе. Нет, она просто не испугается.

 – Проследите, чтобы пять минут сюда никто не входил, ладно?

 – Приближается твоя категория, – небрежно заметил Финн, направляясь к двери.

 – Сейчас иду.

 Свежий макияж, начесанные волосы, нервы на пределе. Дина сидела рядом с Финном, судорожно сжав его руку. Хотелось верить, что ее дрожавшие пальцы никак не попадут в поле зрения телекамер.

 С обостренным вниманием Дина наблюдала за тем, что происходило на сцене. Вначале выходили те, кто представлял победителей. Одни вдохновенно щебетали, другие мямлили, пробираясь сквозь заготовленные сценаристом шутки и путая имена претендентов. Она аплодировала – вежливо, иногда с искренним энтузиазмом, – когда наконец называли победителей и те поднимались на сцену.

 Казалось, каждое мгновение, каждый жест, каждое слово навсегда останутся в ее памяти. Потому что все это было ужасно важно для Дины. То сладкое возбуждение, которое она чувствовала в лимузине, теперь почти целиком испарилось. «Нет, – думала она, – я уже больше не та девчонка из Канзаса, ослепленная огнями и звездами. Я – Дина Рейнольдс, и я такая же знаменитость, как и они».

 Теперь это была уже не просто награда – как хлопок по плечу за хорошо выполненную работу.

 Теперь это был символ. Кульминация ее восхождения наверх. Символ триумфа над обманом, манипуляциями, уродливой интригой, завершившейся театральным столкновением в туалетной комнате.

 Камера смотрела прямо на нее. Дина почти чувствовала ее холодный внимательный взгляд. Оставалось только надеяться, что хоть сейчас, исключения ради, все ее мысли не слишком явно отражаются на лице. Вот объявили имя Анджелы, затем ее собственное…

 Сдавило горло, она задыхалась. Тогда Финн поднял ее руку к губам, и самое страшное напряжение внезапно прошло.

 – И «Эмми» получает…

 Боже, как можно так долго открывать один-единственный конверт?

 – …Дина Рейнольдс за «Час с Диной» – «Когда ты его знаешь».

 – О-о! – В этом длинном звуке она выдохнула весь воздух, который был у нее в легких. И не успела сделать вдох, как Финн накрыл ее губы своими.

 – Я даже не сомневался.

 – Я тоже, – соврала Дина, засмеялась и встала, чтобы сквозь бурю аплодисментов выйти на сцену.

 На ощупь статуэтка казалась холодной и гладкой. И твердой, как камень. Дина боялась, что если посмотрит на нее, то не выдержит и разревется. Поэтому она смотрела только в сторону, на зал и огни.

 – Я хочу поблагодарить мою команду, каждого из них. Они – самые лучшие. И еще я хочу поблагодарить женщин, которые участвовали в этом шоу. Они сумели побороть свой страх и вынести на свет эту болезненную тему. Не могу даже представить, чтобы какое-нибудь другое шоу, которое я уже сделала или еще сделаю, было бы таким же сложным… или чтобы я была так же вознаграждена за него! Спасибо за вашу награду – она останется у меня на память об этом шоу. А теперь я ухожу со сцены, чтобы как следует рассмотреть эту прекрасную леди.

 

 После речей, аплодисментов, интервью и застолья Дина лежала в постели, подпершись рукой и удобно устроившись на плече у Финна. Ее ноги были небрежно скрещены.

 – Я думаю, что моя «Эмми» красивее, чем твоя награда Национальной прессы, – сказала она.

 – Моя более профессиональна. Поджав губы. Дина внимательно разглядывала золотую статуэтку, стоявшую на столе.

 – Моя больше блестит.

 – Дина, – он повернул голову и поцеловал ее в висок, – ты так и съела бы ее.

 – Ага. Я взгляда от нее отвести не могу. У тебя же столько разных наград – Пресс-клуба заморских территорий, Джорджа Полка. Ты уже пресытился ими.

 – Кто сказал, что я пресытился? И когда я выиграю свою «Эмми», она будет блестеть так же, как и твоя.

 Со счастливым смешком она перекатилась на него сверху.

 – Я победила! Даже сама себе не признавалась, как сильно мне хотелось победить! После этой сцены с Анджелой я почувствовала, что должна, просто обязана получить эту «Эмми». Когда они назвали мое имя, Я словно взлетела! Я правда летела. Это было так здорово.

 – Да, это был интересный вечер. – Финн погладил Дину по спине, наслаждаясь тем, как ее тело выгибалось навстречу его ладони. – Расскажи мне еще раз, как ты ее отлупила.

 Дина опустила ресницы.

 – Я ее не лупила. Это была на удивление удачная, но совершенно дамская пощечина.

 – Черта с два! – Усмехаясь, он приподнял кверху ее лицо и громко засмеялся, увидев в ее глазах порочное ликование.

 – Зря я так этим горжусь. – Дина хихикнула и, привстав, села на Финна верхом. Ее тело было бледным и обнаженным. – Но на одно мгновение, перед тем как испугаться, я почувствовала себя просто чудесно. Потом я словно оцепенела, а потом опять пришла в ярость. – Сцепив пальцы, она подняла руки вверх. – К тому же это она начала.

 – А ты закончила. Теперь можешь твердо рассчитывать, что она будет палить по тебе из всех стволов.

 – Пусть. Я чувствую себя неуязвимой. Непробиваемой. – Она потянулась. – Невероятно. Лучше просто и быть не может.

 – Нет, может. – Чтобы доказать это, он приподнялся и покрыл ее тело быстрыми поцелуями. Дина тихо вздохнула. Ее руки мягко опустились вниз, и она обняла его за шею.

 – Может быть, ты прав.

 Небо уже покрылось жемчугом зари, прогоняя тени из комнаты. Ее тело гибко вытянулось назад, опять готовое для любви. Этой ночью они уже были вместе, соединившись с исступленной торопливостью, и теперь двигались медленно; их желание разгоралось, а воздух вокруг вспыхивал искрами.

 Нежные ласки самыми кончиками пальцев, шепот, вздохи, тлеющая страсть. Они крепко прижались друг к другу телами, вокруг были разбросаны измятые простыни, а в комнату тихо входило сумеречное утро. Прикосновение, поцелуй, едва уловимые ритмичные движения. Они лениво вытянулись на постели, вместе повернулись…

 Ни суеты, ни спешки. Приглушенные волны, словно шелковые, бились в ее жилах, а потом отхлынули, и им на смену пришли новые. Дина нашла его губы своими, и их вздохи слились в один, языки сплетались. Даже когда он вошел в нее, заполнив собой, вспышка тепла была такой же уютной, как солнечный луч.

 

 В городе был еще один гостиничный номер, в котором в это время не спали, но и не занимались любовью. Анджела сидела на краю кровати в застегнутом на груди пеньюаре. Платье, которое было на ней вечером, пало жертвой ее гнева, превратившись в кучу изодранных лохмотьев.

 Но теперь ее ярость почти прошла, и, свернувшись калачиком на большой кровати, она, как ребенок, старалась побороть слезы.

 – Это ничего не значит, любовь моя. – Дэн поднес к ее губам бокал с шампанским. У него был вид родителя, говорящего: «Дай поцелую, где больно». – Все знают, что эти награды – сплошное притворство.

 – Люди смотрели. – Взгляд Анджелы был направлен в никуда, она послушно отпила вина. Они приказали охладить это шампанское, чтобы отметить победу, а теперь оно пригодилось, чтобы смягчить разочарование. – Тысячи людей, Дэн, смотрели, как она вышла на сцену, когда это должна была быть я. Как она взяла мою награду! Мою награду, черт побери!

 – И они завтра же об этом забудут. – Он задыхался от нетерпения и отвращения. Единственным способом совладать с Анджелой и удержать ее в нужном состоянии было льстить, придумывать и врать. – Когда церемония заканчивается, никто не помнит, кто что получил.

 – Я помню! – Она выпрямилась, теперь ее лицо казалось ледяным и жутковато-спокойным. – Я помню. Я этого так не оставлю. Ничего ей не прощу. Сделаю все, что смогу, но она мне заплатит. И за пощечину, и за награду. За все.

 – Поговорим об этом потом. – Он уже успел обсудить кое с кем этот инцидент. Слишком многие, причем те, кого не так просто было подкупить, знали, что Анджела ударила первой. – Сейчас надо расслабиться.

 Сегодня ты должна отлично выглядеть, когда мы полетим домой.

 – Расслабиться? – огрызнулась она. – Расслабиться? Дина Рейнольдс забирает мою прессу, моих зрителей, а теперь и мою награду. – «И еще Финна», – подумала Анджела. Нет, она не забыла о Финне. – Как, черт побери, ты можешь советовать мне расслабиться?

 – Потому что ты не сможешь победить, если будешь выглядеть, как обиженная героиня вчерашнего дня.

 Ее глаза вспыхнули от ярости, потом похолодели, сверкая ледяным блеском.

 – Как ты осмелился так со мной разговаривать? И именно сегодня, именно в этот вечер?

 – Я тебе говорю для твоего же собственного блага, – продолжал он, убедившись, что не допустил промашки, так как ее губы задрожали. – Ты должна излучать достоинство, зрелость, уверенность.

 – Она разрушает мою жизнь. Совсем как тогда, когда я была еще ребенком. Кто-нибудь всегда забирал то, что я хотела.

 – Ты уже больше не ребенок, Анджела. Будут и другие награды.

 Она хотела эту.

 Но промолчала. Он только бы еще больше отдалился и рассердился. Она сейчас нуждалась в нем, в его поддержке, в его вере.

 – Ты прав. Совершенно прав. Завтра, на людях, я буду снисходительной, спокойной и величественной. И поверь мне, Дина Рейнольдс больше не получит ни одной из моих наград. – Выдавив из себя улыбку, она протянула руку и привлекла его к себе. – Я просто так расстроена, Дэн. За нас обоих. Ради этой «Эмми» ты работал так же упорно, как и я.

 – Ради следующей мы будем работать еще больше, – с облегчением он поцеловал ее в лоб.

 – Иногда одной работы недостаточно. Одному Богу известно, сколько у меня опыта в этих делах. – Анджела вздохнула и опять отпила вина. Сегодня ночью она будет пить столько, сколько захочет, пообещала она себе. По крайней мере это она заслужила. – Когда я была ребенком, то делала всю работу в доме. Если бы не я, то мы жили бы в свинарнике. Мне всегда нравилось, чтобы вещи были чистыми, красивыми, лежали на своих местах. Чтобы все вокруг выглядело как можно лучше. Я стала ходить убирать к другим людям. Я тебе это когда-нибудь рассказывала?

 – Нет. – Удивленный, что она решила рассказать это теперь, Дэн встал и принес бутылку. – Ты не любишь говорить о своем детстве. Я это понимаю.

 – Сейчас у меня подходящее настроение. – Она выпила и показала Дэну на сигареты. Он послушно потянулся за пачкой и зажег одну для Анджелы. – Так я зарабатывала деньги на карманные расходы, могла себе что-то купить. Сама выбирать и купить. Но дело было не только в деньгах. Ты знаешь… – Она задумчиво затянулась. – Удивительно, сколько всякой лжи спрятано в домах. Заперто в ящиках, закрыто в коробках. Я всегда была очень любопытной. Наверно, поэтому и стала ведущей ток-шоу. Я узнала очень много интересного про тех людей, у которых работала. То, что они предпочитали хранить в секрете. Я могла словно невзначай упомянуть в разговоре с какой-нибудь замужней дамой имя мужчины… только не ее мужа. А потом похвалить какие-нибудь серьги, или браслет, или платье. – Глядя сквозь дымок от сигареты, она улыбалась своим воспоминаниям. – И удивительно, как быстро то, что я хвалила, становилось моим. Только за небольшое одолжение – оставить эту информацию при себе.

 – Ты рано начала, – заметил Дэн. Анджела говорила еще совсем отчетливо, поэтому он добавил шампанского в ее бокал.

 – Пришлось. Никто не собирался бороться за меня. Никто не вытащил бы меня из этой чертовой дыры, в которой я жила. Только я сама. Мама пила, папа или играл, или шлялся по бабам.

 – Да, суровая у тебя была жизнь.

 – От этого и я стала такой суровой, – вздохнула Анджела. – Я смотрела, как живут люди, и мне хотелось жить точно так же. Я придумывала, как получить то, что мне хотелось. Я стремилась наверх, я так вкалывала, чтобы стать самой лучшей! Никто не сможет столкнуть меня вниз, Ден. И уж, конечно, не Дина Рейнольдс.

 Он взял ее за подбородок и наклонился для поцелуя.

 – Вот это Анджела, которую я знаю и люблю. Она улыбнулась. Ее голова немного кружилась и казалась совершенно легкой, тело – свободным. «Почему, – удивилась Анджела, – раньше я так боялась расслабиться с бутылкой-другой?»

 – Докажи! – потребовала она, сбрасывая с плеч пеньюар.

 Вокруг хижины лежал белый сказочный снег. Белый покров вздыбился холмиками над кустами и камнями, словно одеяло, под которым в ожидании весны притаилась дюжина гномов. Ни облачка не было на мрачноватом, сине-ледяном небе, и лучи солнца отражались от блестящей коры деревьев.

 Из окна Дина наблюдала за тем, как Финн и Ричард помогали Обри лепить снежную бабу. В своем ярком синем комбинезончике малышка выглядела как крохотная экзотическая птичка, потерявшаяся по дороге на юг. Из-под ее шапочки торчали вьющиеся пряди волос, красные, как перья птицы-кардинала.

 Рядом с ней мужчины казались гигантами, неуклюжими в своих тяжелых куртках и ботинках. Дина смотрела, как Ричард учил Обри лепить снежки. Он показал ей на Финна, и с хохотом, который донесся через стекло, Обри легонько бросила снежок Финну по колену. Тот сразу же убедительно шлепнулся на землю, словно в него попал целый валун.

 Собака, лохматая дворняжка, которую Финн с Диной прозвали Кронкайтом, громко затявкала, отчаянно прыгая вокруг и осыпая всех снегом. Ей тоже хотелось поиграть.

 – По звукам не очень похоже, что это снежная баба. – Фрэн переложила младшую дочку от правой груди к левой. Келси тотчас же вцепилась в нее, счастливо посасывая.

 – Там началась войнушка, – сообщила Дина. – Потери пока невелики, но, кажется, это будет большая битва.

 – Ты тоже можешь выйти сбросить нервное напряжение. Не надо сидеть здесь вместе со мной.

 – Нет, я люблю наблюдать. Я так рада, что вы все смогли приехать сюда на выходные.

 – У тебя это первый свободный уик-энд за последние шесть недель. Не понимаю, почему ты решила нас пригласить?

 – Уехать куда-нибудь с друзьями – это та роскошь, которую я редко могу себе позволить. – Дина тихо вздохнула. Бесполезно было думать о всех выходных, праздниках и спокойных, проведенных дома вечерах, которых ей так не хватало. Она получила то, что хотела. – Я обнаружила, что для полноценной работы мне необходимо что-нибудь подобное.

 – Рада помочь. Эта идея ловить рыбу в такую погоду показалась Ричарду достаточно первобытной, чтобы привлечь его внимание. Занятие для настоящих мужчин. Что же касается меня… – Она погладила дочурку по щеке, тихонько раскачиваясь в кресле-качалке, которое Финн перенес с веранды и вычистил как раз для этого случая. – Я была готова поехать куда угодно. Еще только начало ноября, а уже выпал снег. Нас ждет долгая зима.

 – И не особенно приятная. – «Фрэн была права насчет нервного напряжения», – поняла Дина. Она чувствовала, как что-то пульсировало внутри ее – как струя ледяной воды в потоке горячей крови. Дина отвернулась от окна и присела у камина, где потрескивал жаркий и яркий огонь. – У меня такое ощущение, Фрэн, будто мне пришлось выдержать длительную осаду. И все из-за шумихи вокруг нашей с Анджелой стычки в туалетной комнате во время вручения «Эмми».

 – Солнышко, все уже почти забылось, да и с самого начала всем было ясно, что это сплошное дерьмо.

 – Почти всем. – Не находя себе покоя, Дина опять встала и принялась бродить по комнате. – А эти дурацкие выдумки прессы о ее стоическом терпении после того, как я якобы отвергла предложенную дружбу? Дружбу! Вот задница! – Она засунула руки в карманы и тотчас же вытащила их снова. – А этот гадкий радостный подтекст в отдельных статьях? «Королевы ток-шоу дерутся по-кошачьи». «В туалетной комнате обнажились когти». И все ровно настолько близко к истине, чтобы мы обе выглядели как идиотки! Конечно, Лорен был просто счастлив. После «Эмми» наш рейтинг стрелой взлетел вверх и падать пока не собирается. Теперь все те, кому совершенно наплевать на содержание шоу, включают его, чтобы посмотреть, как я себя веду и не обижаю ли гостей!

 Фрэн тихонько хихикнула, но, поймав быстрый Динин взгляд, сразу добавила:

 – Извини.

 – Хотела бы я воспринимать это как шутку. – Схватив кочергу, Дина яростно набросилась на пылающие поленья. – Да, я действительно считала, что это только потешное недоразумение… пока не начали приходить письма.

 – Ой, Ди, большей частью они тебя поддерживали, а некоторые даже хвалили.

 – Значит, я извращенка. – Ее плечи вздрогнули. О, как Дина ненавидела себя за то, что сейчас выглядела полной дурой! Но еще больше за то, что все равно никак не могла перестать думать и вспоминать о том омерзительном инциденте. – Ты знаешь, мне на память все время приходят другие письма. Те, которые попали в ряд от «Вам должно быть стыдно за себя» до «Тебя надо выпороть хлыстом за неблагодарность к такому хрупкому нежному цветочку, как Анджела Перкинс». – Ее сузившиеся глаза сверкали ярче пламени. – Белладонна, наверное, тоже похожа на хрупкий нежный цветочек!

 – Вот уж не знаю. – Фрэн передвинула малышку повыше, к плечу. – Все это уже практически затихло.

 Почему ты не хочешь мне рассказать, что тебя мучает на самом деле?

 Дина в последний раз ткнула кочергой в камин.

 – Я боюсь. – Она произнесла это спокойно, но волна ледяной дрожи опять пробежала у нее по позвоночнику. – Я получила еще одну записку.

 – О Боже! Когда?

 – В пятницу, сразу после встречи с группой повышения грамотности в «Дрейке».

 – С тобой была Кесси.

 – Да, – Дина потерла затылок, чтобы прогнать оттуда тупую боль. – Кажется, я уже никуда не хожу одна.

 Всегда с кем-нибудь.

 – Кесси с трудом можно назвать кем-нибудь. – Но Фрэн признавала, что ее невольная попытка сменить тему объясняется скорее желанием уйти от вопроса. – Расскажи про эту записку, Ди.

 – После встречи мы там немного задержались для фотографий. Кесси ушла – ей надо было кое-что закончить в офисе до выходных.

 Картина возникла у Дины перед глазами с такой четкостью, как если бы она просто перемотала назад пленку в видеокассете. Она опять пожимает кому-то руки, опять щелкает камера. Вокруг столпились люди, они ждут от нее кто слова, кто взгляда…

 – Еще только один снимок, Дина, пожалуйста. Ты и жена мэра.

 – Только один, – вмешалась Кесси. Очаровательная улыбка, но твердый голос:

 – Мисс Рейнольдс опаздывает на следующую встречу.

 Дина помнила, что в тот момент она ощутила веселое возбуждение. Следующая встреча, слава Богу, была с чемоданом, в который требовалось швырнуть несколько свитеров перед тем, как отправиться за город.

 Она опять повернулась к объективу, став рядом с женой мэра и держа в руках почетный знак за свою работу в области всеобщей грамотности, затем направилась к выходу, за ней Кесси, прикрывавшая тылы.

 – Отлично сделано, Ди. Ну-ка, дай я заберу вот это. – Кесси опустила почетный знак в портфель, пока Дина застегивала пальто.

 – Я даже не почувствовала, что была на работе. Они такие молодцы!

 – Они молодцы – и ты молодец. – Кесси искоса посмотрела через плечо. В элегантном вестибюле «Дрейка» все еще толпились люди. – Поверь мне на слово. А теперь иди прямо и не оглядывайся, иначе до полуночи отсюда не выберешься. – Чтобы Дина поторопилась, Кесси взяла ее за руку и вывела из холла на тротуар. – Послушай, я возьму такси, мне надо вернуться в офис.

 – Не говори глупостей. Мы забросим тебя по дороге.

 – Если ты окажешься поблизости от офиса, то сразу же вспомнишь о чем-нибудь, что надо срочно сделать. Нет. Поезжай прямо домой, – приказала Кесси. – Собирайся и уезжай. И не показывайся в городе раньше воскресного вечера.

 Это было слишком хорошо, чтобы спорить.

 – Да, мэм.

 Засмеявшись, Кесси поцеловала ее в щеку.

 – Желаю чудесно провести выходные.

 – Тебе тоже.

 И они простились, разойдясь в разные стороны под пронизывающим ветром и кружащимся снегом.

 – Извини, что я задержалась, Тим.

 – Ничего страшного, мисс Рейнольдс. – Тим в длинном черном пальто, шлепавшем его по коленям, открыл ей дверцу лимузина. – Как все прошло?

 – Отлично. В самом деле, отлично, спасибо. Все еще излучая энергию после хорошо выполненной работы, Дина проскользнула внутрь, в приятное тепло.

 И там была эта записка. Обыкновенный конверт, белый квадрат на бордовой коже сиденья…

 – Я спросила Тима, подходил ли кто-нибудь к машине, – продолжала Дина, – но он никого не видел. Было холодно, и он заходил в гостиницу, чтобы погреться. Он сказал, что дверцы были заперты, и, зная, какой Тим добросовестный, я уверена, что так и было.

 «Слишком много записок», – подумала Фрэн, и внутри у нее все сжалось. За последние несколько месяцев Дина получала их слишком часто.

 – Ты сообщила в полицию?

 – Я позвонила лейтенанту Дженнеру прямо из машины. Но я ничего не в состоянии с этим поделать. – Ее голос дрожал как от разочарования, так и от страха. «И было бы легче, – поняла Дина, – чувствовать что-нибудь еще, кроме страха – что угодно». – Я никак не могу в этом разобраться, определить происходящее на свое место… Не могу ни принять, ни отказаться. – Пытаясь успокоиться, она потерла лицо руками, словно надеясь, что так защитится от паники; – Не могу спокойно говорить об этом. И всякий раз, когда напоминаю себе, что мне не угрожали, не причиняли никакого вреда, то чувствую, что у меня вот-вот начнется истерика. Он везде находит меня. Я готова на коленях умолять его, чтобы он оставил меня в покое. Просто оставил меня в покое. Фрэн, – беспомощно произнесла Дина, – я не знаю, что делать.

 Фрэн встала и положила Келси в манеж. Потом подошла к Дине и взяла ее руки в свои. В этом прикосновении была не только поддержка, но и тихо бурлившая досада.

 – Почему ты не говорила мне это раньше? Почему ты ни разу не дала понять, как сильно тебя это расстраивает?

 – У тебя и так много дел. Обри, малышка.

 – Так что, ты пожалела молодую мать и притворилась, для тебя все это так, ерунда, побочный продукт славы? – Внезапно разозлившись, Фрэн шлепнула обеими руками себя по бедрам. – Это же чепуха, Ди! Обидная, несправедливая чепуха!

 – Я не видела никакой причины для беспокойства! – огрызнулась Дина. – Сейчас у нас и так столько всяких дел: шоу, козни Анджелы, сын Маргарет разбил ее машину, у Саймона умерла мать. – Презирая себя за то, что приходилось оправдываться, она опять повернулась к окну. – Финн летит на Гаити на следующей неделе. – Снаружи пес прыгал вслед за летавшими туда-сюда снежками. Дине хотелось плакать. Прижавшись лбом к холодному стеклу, она ждала, пока ее нервы немного успокоятся. – Я думала, что смогу справиться сама. Я хотела справиться сама…

 – А Финн? – Фрэн подошла к Дине сзади и потерла ладонью ее окаменевшую спину. – Он знает, что с тобой сейчас происходит?

 – У него очень много других забот.

 Фрэн даже не постаралась сдержать негодующее фырканье.

 – Это значит, что и с ним ты вела такую же игру. Ты сказала ему о последнем письме?

 – Наверное, лучше подождать, пока он вернется из предстоящей поездки.

 – Ты просто эгоистка!

 – Эгоистка? – Ее голос дрогнул от удивления и боли. – Как ты можешь это говорить? Я не хочу, чтобы он волновался обо мне, находясь за тысячи миль отсюда!

 – Он хочет волноваться о тебе. Боже, Ди, как может такой тонкий и внимательный человек, как ты, быть одновременно таким упрямым? Финн любит тебя. И хочет разделить с тобой все – и хорошее, и плохое. Он заслуживает того, чтобы знать, что ты чувствуешь. Если ты любишь его хотя бы вполовину так же сильно, как он тебя, то не имеешь права ничего скрывать от него.

 – Я не собиралась скрывать…

 – Но именно это ты и делаешь. Это несправедливо по отношению к нему, Ди. Как и… – резко оборвав фразу, Фрэн выругалась. – Извини, – но ее голос звучал напряженно и холодно. – Это совершенно не мое дело, какие у вас с Финном отношения.

 – Нет, теперь уже не останавливайся, – так же холодно проговорила Дина. – Договаривай до конца. Как что?

 – Ладно. – Фрэн набрала в легкие побольше воздуха. Они дружили уже больше десяти лет. Можно было надеяться, что их дружба выдержит и эту бурю. – Несправедливо с твоей стороны требовать, чтобы он сдерживал свои желания.

 – Не понимаю, что ты имеешь в виду?

 – Ради Бога, посмотри на него, Ди! Посмотри на него с Обри. – Она схватила Дину за руку и развернула ее обратно к окну. – Посмотри внимательно.

 За окном Финн кружил Обри в воздухе, еще, еще и еще, а из-под ног у него летел снег. Эхо от восторженного визга девочки разносилось по округе, как песня.

 – Этот человек хочет семью. Он хочет тебя. А ты отказываешь ему и в том, и в другом, потому что еще не все разложила по полочкам. Это не просто эгоистично, Ди. Не просто несправедливо. Это грустно. – Дина промолчала, и Фрэн отвернулась в сторону. – Мне надо переодеть малышку. – Подхватив Келси на руки, она вышла из комнаты.

 Дина долго стояла, не сходя с места. Она могла бы увидеть, как финн боролся с собакой, пока Обри прыгала в руках у отца, чтобы надеть рваную кепку на голову пузатому снеговику.

 Но у нее перед глазами вставали совершенно иные картины. Финн с нахальной ухмылкой на лице, самодовольно шагающий по аэродрому под проливным дождем. Финн, измученный и спящий у нее на диване или хохочущий, когда она выудила свою первую жирную форель. Нежный и ласковый, укладывающий ее на кровать. Мрачный, с колючими глазами, вернувшийся после какого-нибудь нового несчастья.

 «Он всегда был рядом, – вдруг поняла Дина. – Всегда».

 Весь вечер Дина притворялась. Она накладывала в большие тарелки тушеную говядину, смеялась над шутками Ричарда. Если бы кто-нибудь подсматривал за ними через кухонное окно, то он увидел бы за столом веселую компанию друзей. Все славные, привлекательные, в хорошем настроении. Постороннему было бы сложно заметить какое-то напряжение или диссонанс.

 Но Финн был опытным соглядатаем. Хоть он сейчас и не работал, но Динино настроение мог определить даже по одному движению ее ресниц.

 Он не стал спрашивать ее о причинах этого, надеясь, что Дина сама все расскажет. Но время шло, и нетерпеливый Финн понял, что ее надо подтолкнуть. Возможно, он был навсегда обречен ее подталкивать.

 Финн наблюдал, как Дина устроилась поудобнее на диване в гостиной. С улыбкой на лице и с несчастными глазами.

 Боже, эта женщина расстраивала все его планы!

 Околдовывала его. Они были любовниками уже почти два года, и так близки друг другу физически, как только можно себе представить. Но неважно, какой она была открытой и честной, ей все равно удавалось что-то от него прятать. Скрывать, утаивать и ни за что не рассказывать.

 Вот и сейчас происходило то же самое, понял Финн.

 Она могла спокойно взять его за руку, как сделал бы близкий человек. Но мысли ее были далеко – они методично трудились над какой-то проблемой, которую Дина не желала с ним разделить.

 «Моя проблема», – сказала бы она рассудительным тоном, который временами удивлял его, а временами приводил в ярость. Она могла со всем справиться сама. И абсолютно не нуждалась в помощи Финна.

 Расстроившись, Финн поставил свой стакан и молча поднялся наверх.

 Он развел огонь и грустно задумался, сидя у камина. «Интересно, сколько мне придется ждать, пока Дина сделает следующий шаг? Вечно», – выругавшись, ответил он себе. Она стала такой же его частью, как плоть и кровь.

 Его усиливающееся желание иметь семью и размеренную, упорядоченную жизнь не шло ни в какое сравнение с желанием быть вместе с Диной.

 А еще, что было намного хуже и совершенно неожиданно, – Финн отчаянно хотел, чтобы Дина так же сильно нуждалась в нем, как он в ней.

 «Что-то новенькое для Райли», – подумал он и искренне захотел обнаружить хоть каплю юмора в осознании этого желания. Желания быть кому-то нужным, быть связанным по рукам и ногам, остепениться, – понял Финн. Не очень-то приятное ощущение, но шли месяцы, а оно не проходило.

 И он уже начинал ненавидеть сложившийся статус-кво.

 Она нашла его сидящим на корточках у камина. Финн смотрел на огонь. Тихо закрыв дверь за спиной, Дина подошла к нему и погладила рукой по голове.

 – Черт побери, Дина, что происходит? – Он не отрывал взгляда от огня. – Ты как на иголках со вчерашнего вечера, когда мы сюда только приехали, но притворяешься, что все в порядке. Когда я зашел в спальню перед ужином, ты плакала. И еще – вы с Фрэн ходите вокруг друг друга, как боксеры на ринге.

 – Фрэн рассердилась на меня. – Дина села на лежавшую на полу подушечку и сложила руки на коленях. Она чувствовала, как он напряжен. – Кажется, ты тоже рассердишься. – Опустив глаза, она рассказала ему о новой записке, отвечая на короткие вопросы и ожидая его реакции.

 Долго ждать ей не пришлось.

 Финн выпрямился; у него за спиной трещал огонь. Он не отводил беспокойного взгляда от лица Дины.

 Слишком спокойного.

 – Почему ты мне сразу ничего не сказала?

 – Подумала, что будет лучше подождать, пока я сама в этом немного разберусь.

 – Ты подумала, – кивнул он, засовывая руки в карманы, – ты подумала, что меня это не касается.

 – Нет, конечно, нет! – Дина ненавидела его репортерскую привычку задавать вопросы слегка безразличным тоном, отчего ей всегда приходилось защищаться. – Я просто не хотела испортить выходные. Все равно ты ничего не смог бы сделать.

 От этих слов его глаза потемнели – они сделались того самого злого темно-серого цвета, который вспоминала Анджела. Это был проверенный признак страсти. Но когда Финн заговорил, его голос не изменился почти ни на йоту. Это был признак самообладания.

 – Черт тебя побери. Дина, вот ты сидишь передо мной и ведешь себя так, словно я незнакомец, который берет у тебя интервью! Я должен клещами вытягивать из тебя каждую деталь. – У Финна в душе бушевали страх и ярость. – Я этого не потерплю. С меня хватит! Ты постоянно что-то утаиваешь, скрываешь и собираешь в папочку с надписью «Только для Дины». – Он неожиданно быстро шагнул вперед. Дина и глазом моргнуть не успела, как он рывком поднял ее на ноги. Она предполагала, что Финн разозлится, но никак не ожидала, что он будет настолько взбешен.

 – Финн, – тихо сказала она, – ты делаешь мне больно.

 – А как ты думаешь, что ты мне делаешь? – Он так стремительно отпустил ее, что Дина отшатнулась назад.

 Финн отвернулся, запустив кулаки в карманы. – Нет, ты не понимаешь. Знаешь, Дина, как мне хочется схватить этого мерзавца вот этими руками? Что я готов разорвать его пополам за одну только минуту твоего страха? Каким беспомощным я себя чувствую, когда ты получаешь эти чертовы записки и белеешь у меня на глазах? И что еще хуже, еще тяжелее? Что после всего этого ты мне не доверяешь!

 – Дело не в доверии. – От бешенства в его глазах сердце Дины колотилось так сильно, что чуть было не выпрыгивало из груди. За все то время, пока они были вместе, она ни разу не видела его таким, на грани срыва. – Нет, Финн. Это гордость. Я не хотела признать, что не могу сама с этим справиться.

 Финн долго молчал, и единственными звуками в комнате было потрескивание сухих поленьев, весело пожираемых огнем.

 – Черт бы побрал твою гордость, Дина! – наконец тихо произнес он. – Я устал биться об нее лбом.

 Ее охватила паника, забив ключом, словно гейзер. Его слова прозвучали финальным аккордом, завершающей фразой. У Дины вырвался тревожный крик, и она вцепилась в его руку прежде, чем он успел выйти.

 – Финн, пожалуйста!

 – Я пойду погуляю. – Он попятился назад, подняв ладони кверху, словно боясь, что может нанести им обоим непоправимый ущерб, если хотя бы прикоснется к ней. – Есть разные способы, чтобы успокоиться. Самый действенный – пойти погулять.

 – Я не хотела тебя обидеть. Я люблю тебя.

 – Это удобно, потому что я тоже люблю тебя. – В этот момент он действительно чувствовал любовь, хотя она и убивала его. – Но, кажется, этого недостаточно.

 – Мне все равно, что ты злишься. – Она опять бросилась вперед и прильнула к нему. – Ты и должен был разозлиться. Ты должен орать и психовать.

 Очень осторожно, пока он еще мог собой управлять, Финн высвободился из ее рук.

 – Из нас двоих орать должна ты. Я сказал бы, что это у тебя в генах. Все мои предки предпочитали вести переговоры. Но так случилось, что я уже не способен больше на компромиссы.

 – Я же не прошу тебя идти на компромисс! Я только хочу, чтобы ты выслушал меня!

 – Прекрасно. – Он отошел от нее и сел в тень, на диванчик у окна. – В конце концов, разговоры – это твоя сторона. Давай, Дина, вперед. Будь рассудительной, объективной, понимающей. А я буду твоей аудиторией.

 Вместо того чтобы возмутиться в ответ на его насмешки, она молча села.

 – Я даже не представляла, что ты настолько зол на меня. Дело не только в том, что я не сказала тебе про последнюю записку, правда?

 – А ты как думаешь?

 За много лет ей приходилось беседовать с дюжинами враждебно настроенных гостей. Но Дина сомневалась, что кто-либо из них был менее сговорчивым, чем Финн Райли с его ирландской кровью.

 – Я воспринимала наши с тобой отношения как нечто само собой разумеющееся. Это было несправедливо. А ты позволял мне это делать.

 – Неплохо, – сухо прокомментировал он. – Начать с самообличения, потом развить тему. Неудивительно, что ты наверху.

 – Не надо. – Она вздернула голову, ее глаза блеснули, отражая огонь камина. – Дай мне закончить. По крайней мере, дай мне закончить до того, как ты скажешь, что все кончилось.

 Воцарилась тишина. Дина не могла видеть его лица, но, когда Финн заговорил, в его голосе звучала слабость:

 – Думаешь, я смог бы?

 – Не знаю. – Ей на глаза набежали слезы, блестя в мерцании пламени. – До этого я никогда не разрешала себе об этом думать.

 – Боже, только не плачь! Дина услышала, как он завертелся на диване, но не встал и не подошел.

 – Не буду. – Она смахнула слезу и постаралась проглотить остальные, уже комком стоявшие в горле. Дина понимала, что с помощью слез могла бы добиться от Финна чего угодно. И что потом презирала бы себя за это. – Я всегда думала, что смогу справиться с любым делом, если буду прилежно над этим трудиться. Если я все внимательно распланирую. Поэтому я всегда составляла списки, придерживалась расписаний. Я мучила нас обоих тем, что воспринимала наши отношения как работу – пусть удивительную, но все же работу, с которой надо было справиться. – Она говорила быстро и не могла остановиться. Слова сыпались друг за другом, но Дина торопилась, чтобы успеть все сказать. – Кажется, я даже несколько самодовольно воспринимала все то, что происходило между нами. Мы так хорошо подошли друг другу, мне нравилось быть твоей любовницей… И только сегодня, пока я смотрела, как вы играли на улице, я вдруг впервые поняла, как же плохо и неумело все это делала. – Боже, как ей хотелось сейчас увидеть его лицо, его глаза! – Ты знаешь, как я ненавижу допускать ошибки.

 – Да, знаю. – Ему надо было воспользоваться моментом. Ведь не только у Дины была гордость. – Похоже, это ты говоришь, что все кончилось, Дина.

 – Нет! – Она вскочила. – Нет, я пытаюсь попросить тебя жениться на мне.

 За решеткой с шумом упало полено, зашипев и вспыхнув взрывом искр. Когда опять все затихло, единственным звуком, который слышала Дина, осталось ее собственное прерывистое дыхание. Финн встал и вышел из тени на свет. Его глаза казались осторожными и загадочными, как у блефующего картежника.

 – Ты испугалась, что я уйду, если ты этого не скажешь?

 – Я представила, какая пропасть возникнет в моей жизни, если ты уйдешь, и испугалась. И еще я испугалась, потому что сама не понимаю, почему я ждала так долго? Возможно, я ошибаюсь и ты уже больше не хочешь на мне жениться. Если так, то я подожду. – Дина подумала, что если он и дальше будет смотреть на нее с таким же кротким изумлением, то она закричит. – Скажи что-нибудь, черт побери! Да, нет, иди к черту! Что-нибудь.

 – Почему? Почему именно сейчас, Дина?

 – Не превращай это в интервью!

 – Почему? – повторил Финн и крепко схватил ее за руки. Тогда стало ясно, что в его теперешнем настроении не было и намека на кротость.

 – Потому что сейчас все так запуталось, – высоким и дрожащим голосом ответила Дина. Она запнулась:

 – Потому что… жизнь не помещается ни в один из моих планов, ни в одно из расписаний, и я не хочу, чтобы наш с тобой брак был чем-то аккуратненьким и опрятным. Потому что приближаются безумные ноябрьские конкурсы, и вся эта сумасшедшая пресса из-за нас с Анджелой, а ты уезжаешь на Гаити, так что, наверное, менее подходящее время для замужества выбрать невозможно. Поэтому получается, что это самое лучшее время.

 Несмотря на смятение чувств, Финн засмеялся.

 – Твоя логика впервые полностью ускользает от меня.

 – Я не хочу, чтобы жизнь была безупречной, Финн. Впервые мне это не нужно. Пусть она будет такой, какая есть. И мы с тобой совершенно правы… – Она моргнула было, чтобы смахнуть опять набежавшие слезы, но сдалась и заплакала. – Ты женишься на мне?

 Финн приподнял ее голову и внимательно посмотрел в лицо. И медленно улыбнулся, а его сумбурные чувства вдруг сменились спокойным и ровным состоянием, словно уверенная рука разгладила их как мягкий и податливый шелк.

 – Ну знаешь ли, Канзас, это ужасно неожиданно.

 

 Новость о помолвке распространилась быстро. После официального заявления не прошло и двадцати четырех часов, а телефоны в офисе Дины раскалились от звонков. Просьбы дать интервью, предложения от дизайнеров, поставщиков продуктов, шеф-поваров, поздравления от друзей. Любопытствующие звонки от других репортеров.

 Их отбивала Кесси, соединяя Дину лишь с теми, где действительно требовалось личное общение.

 Странно, но не было ни звонков, ни записок – вообще ничего от того человека, который годами следовал за Диной тенью. Неважно, как часто она повторяла себе, что должна бы радоваться передышке, это пугало ее даже больше, чем очередной аккуратный белый конверт на столе или у порога под дверью.

 Но записки не приходили, потому что ничего не было написано. В затемненной маленькой комнате, где любовно сделанные фотографии Дины блестели на стенах и в рамках на столе, не слышалось никаких звуков, кроме рыданий. Горячие, горькие слезы падали на газетный лист, который объявлял о помолвке двух самых популярных телезвезд.

 Он так долго, так долго был один. Он ждал, терпеливо ждал. Он был уверен, что Финн никогда не остепенится. И Дина, расставшись с Финном, еще будет принадлежать ему. Теперь его надежда, питавшая терпение, разбилась вдребезги. Так разбивается хрупкий кубок из тонкого стекла, грубо отброшенный в сторону, когда, против ожидания, он оказался совершенно пуст.

 В нем не было сладкого вина триумфа, которое они выпили бы вместе. И не было рядом Дины, чтобы заполнить все эти пустые часы.

 Но как только слезы высохли, он начал размышлять. Дине просто нужно показать, что никто не сможет любить ее сильнее. Конечно же, этого будет достаточно. Нужно показать, потрясти ее так, чтобы она поняла. И еще – она заслужила наказание. Небольшое.

 Все это можно было организовать.

 

 Дина считала, что их свадьба должна быть небольшой и скромной.

 – Частная церемония, – говорила она Финну, когда тот упаковывал сумку для поездки на Гаити. – Только родственники и друзья.

 Но он ответил неожиданным броском.

 – Ну уж нет! Мы зададим им жару, Канзас. – Застегнув «молнию» на сумке, он набросил ремень на плечо. – Венчание в церкви, органная музыка, цветочные арки и парочка рыдающих родственников, которых никто из нас не помнит. Затем прием невиданного размаха, где некоторые из этих самых родственников напьются так, что даже смутят своих уважаемых супруг.

 Дина бросилась за ним вниз по лестнице.

 – Ты хоть представляешь, сколько времени потребуется, чтобы организовать что-нибудь подобное?

 – Ага. У тебя есть пять месяцев. – Он притянул ее к себе и крепко поцеловал в губы. – Крайний срок – апрель, Дина. Когда я вернусь, мы вместе посмотрим на твой список.

 – Но, Финн… – Ей пришлось присесть и ухватить пса за ошейник до того, как он радостно кинулся в открытую Финном дверь.

 – На этот раз я хочу, чтобы все было безупречно. Позвоню, как только смогу, – пообещал он и начал спускаться вниз, где его уже ждал шофер. Потом повернулся, сверкая улыбкой и ямочками на щеках. – Оставайся в эфире.

 Так что теперь Дина готовилась к свадьбе по полной программе. И это, естественно, подсказало новую идею для шоу – предсвадебные хлопоты и связанный с ними стресс – Мы могли бы пригласить пары, которые расстались из-за того, что споры и даже драки во время подготовки к свадебной церемонии подорвали их отношения.

 Со своего места во главе длинного стола для совещаний Дина, как сова, уставилась на Саймона.

 – Спасибо. Именно этого мне и не хватало.

 – Нет, в самом деле. – Он кашлянул, чтобы подавить смешок. – У меня есть племянница. Маргарет застонала и поправила очки с пурпурной оправой на своем поросячьем носике. – У него всегда есть племянница, или племянник, или двоюродный брат.

 – Что я могу сделать, если у меня большая семья?

 – Дети, дети, – надеясь восстановить порядок, Фрэн затрясла погремушкой Келси. – Давайте притворимся, что мы – достойная и организованная группа из лучшего в стране шоу.

 – Мы-номер-первый, – начал скандировать Джеф, усмехнувшись, когда и все остальные подхватили речевку. – Мы-номер-первый!

 – И мы хотим остаться номером первым, – засмеявшись, Дина подняла обе руки. – Ладно, хотя меня это отнюдь не успокаивает, но у Саймона появилась хорошая идея. Как вы думаете, сколько пар расстается где-то между «станешь ли ты…» и «мы стали»?

 – Да сколько угодно, – с наслаждением произнес Саймон. – Возьмите мою племянницу… – Он оставил без внимания бумажный самолетик, запущенный Маргарет в его сторону. – Нет, в самом деле, они сняли церковь, зал, нашли поставщика продуктов. Все это время, если верить моей сестре, они дрались, как тигры. Но причиной главного взрыва стали платья для подружек невесты. Они так и не смогли выбрать цвет.

 – Они решили не жениться из-за платьев для подружек невесты? – Дина прищурилась. – Ты это выдумал!

 – Клянусь Господом Богом! – В доказательство Саймон прижал ладонь к сердцу. – Она хотела цвет морской волны, а он – бледно-лиловый. Конечно, цветы тоже внесли свою лепту. Если вы не можете договориться даже об этом, то как решать, в какой колледж отправить ваших детей? Эге! – Его лицо просветлело. – Может быть, они согласятся прийти.

 – Мы возьмем это на заметку. – Дина что-то кратко записывала в блокноте. Там же появилось предупреждение не спорить с Финном о цвете. – Я думаю, что главное здесь то, что приготовления к свадьбе требуют немалого напряжения и существуют какие-нибудь способы, чтобы уменьшить стресс. Нам понадобится эксперт. Но не психолог, – быстро добавила она, вспомнив о Маршалле.

 – Координатор свадьбы, – предложил Джеф, наблюдая за лицом Дины, в надежде заметить признаки одобрения. – Человек, который профессионально заправляет всем этим делом. Ведь это действительно дело, – добавил он, оглядывая собравшихся в поисках поддержки. – Свадьба.

 – Спрашиваешь еще. – Фрэн стукнула погремушкой о стол. – Координатор – это неплохо. Мы могли бы поговорить о том, как организовать свадьбу в соответствии с вашими средствами и ожиданиями. И как сделать, чтобы ваши фантазии о совершенстве не заставили забыть об истинном смысле свадьбы.

 – И о средствах. – Дина откинулась назад. – Мы могли бы пригласить родителей невесты. Традиционно они отвечают за чековую книжку. Какое напряжение приходится пережить им как в личном плане, так и в финансовом? И как мы принимаем решения, рассудительно и радостно, о приглашениях, приеме, музыке, цветах, фотографе? Предпочитаем ли мы шведский стол или общий ужин с единым меню? Устраиваем ли представления? Свадебный прием, украшения, список гостей. – В ее голосе появился едва заметный намек на отчаяние. – Где, черт побери, вы размещаете своих гостей из других городов и как все это можно организовать за пять месяцев?

 Дина опустила голову на руки.

 – Мне кажется, – медленно произнесла она, – проще убежать с женихом.

 – Э-э-э, а это здорово! – взвизгнул Саймон. – Альтернатива свадебному стрессу. У меня есть двоюродный брат…

 На этот раз самолетик Маргарет ткнул его прямо между глаз.

 Через несколько недель обычно идеально организованный стол Дины был завален рисунками свадебных платьев – от тщательно разработанных до странно-футуристических.

 У нее за спиной стояла та же самая некрасивая пластиковая елка, которую Джеф притащил в офис в их первое Рождество. Теперь ее предусмотрительно прислонили к стене, чтобы деревце не обрушилось под тяжестью шаров и гирлянд.

 Кто-то – предположительно Кесси – обрызгал все вокруг освежителем воздуха с сосновым ароматом. От бодрящего запаха неживые ветки казались еще более трогательными. И Дине это нравилось.

 Теперь это уже было традицией, суеверием. И она не поменяла бы уродливое деревце на самую пышную голубую ель в городе.

 – Я что-то не очень представляю себя говорящей «да» в чем-нибудь такого плана! – Она протянула один из рисунков Фрэн на цензуру. Над коротким обтягивающим платьицем возвышалась шляпа, напоминающая пропеллер вертолета.

 – Ну почему? Поток Финн сможет крутануть, тебя раз-другой, и ты спланируешь с алтаря. Вот это что-то интересное. – Она взяла рисунок, на котором вытянутая модель стояла, широко расставив ноги, в мини-юбке с опущенной талией и высоких сапогах со шпорами.

 – Только если я возьму хлыст вместо букета.

 – Пресса была бы в восторге. – Фрэн бросила рисунок. – Но у тебя осталось не так уж много времени, чтобы определиться. Ты и оглянуться не успеешь, как наступит апрель.

 – Не напоминай. – Дина вытащила еще один рисунок и положила его сверху, блеснув обручальным кольцом с двумя бриллиантами. «По бриллианту на каждый год, который потребовался, чтобы тебя уговорить», – объяснил Финн, когда надевал кольцо Дине на палец. – Вот это симпатичное.

 Фрэн посмотрела ей через плечо.

 – Да это просто великолепно! – Она грустно вздохнула, глядя на пышные юбки и рукава. Высокий лиф, расшитый жемчугом и кружевами по рисунку, который повторялся на струящемся шлейфе. На голове – простая круглая шляпка с пышной ниспадающей вуалью.

 – Обалдеть можно. Почти что средневековье. Вот уж действительно платье для единственного раза в жизни!

 – Ты так считаешь?

 Почувствовав ее интерес, Фрэн прищурилась.

 – Ты ведь уже решила, что это будет оно.

 – Я хочу услышать совершенно непредвзятое мнение. Оно – да, – засмеявшись, согласилась Дина. – Я поняла это в ту же минуту, когда его увидела. – Она сложила эскизы в стопку, оставив выбранный рисунок наверху. – Хорошо бы, если бы и все остальное было так же просто. Фотограф…

 – За это отвечаю я.

 – Продукты…

 – Это дело Кесси.

 – Музыка, салфетки, цветы, приглашения, – быстро протараторила Дина, пока Фрэн не успела опять ее перебить. – Ну дай по крайней мере притвориться, что все это сводит меня с ума.

 – Сложно, ведь ты никогда в жизни не выглядела счастливее.

 – За это я должна благодарить тебя. Ты пнула меня в задницу как раз тогда, когда надо было.

 – Рада услужить. А теперь, раз уж у тебя свободный вечер, мы смываемся отсюда и едем в центр, на Мичиган-авеню, чтобы пройтись по магазинам и купить что-нибудь из приданого. Это мой единственный шанс, пока Финн на съемках в другом конце города. Не будем терять ни минуты.

 – Я готова. – Она схватила свою сумочку, и тут зазвонил телефон. – Почти. – Так как Кесси уже ушла, Дина сама сняла трубку. – Рейнольдс, – по обыкновению представилась она, и ее сияющая улыбка дрогнула. – Анджела! – Подняв глаза, она заметила, что Фрэн явно заинтересовалась разговором. – Очень мило с твоей стороны. Я уверена, что мы с Финном будем очень счастливы.

 – Конечно, ты уверена, – ворковала в трубку Анджела, продолжая полосовать обложку с фотографией Финна и Дины ножом для бумаг. – Ты всегда была самоуверенной, Дина.

 Чтобы сохранить спокойствие, Дина повернулась и посмотрела на покачивавшуюся рождественскую елку.

 – Чем могу быть тебе полезна, Анджела?

 – Что ты, ничем. Это я могу быть тебе кое-чем полезна, дорогуша. Давай назовем это подарком к помолвке. Немного информации, которая покажется тебе интересной… о твоем женихе.

 – Ты не сможешь рассказать мне про Финна ничего такого, что показалось бы мне интересным, Анджела. Спасибо за пожелания, а теперь извини, мне надо идти.

 – Не спеши. Помнится, у тебя было развито здоровое чувство любопытства. Сомневаюсь, чтобы ты так сильно изменилась. Поверь, будет крайне разумно и для тебя, и для Финна, если ты выслушаешь то, что я хочу сказать.

 – Хорошо. – Сжав зубы, Дина опять опустилась на стул. – Я слушаю.

 – О нет, дорогая, не по телефону. Так случилось, что я сейчас в Чикаго. Немного дела, немного удовольствия.

 – Да, твой завтрашний обед с Лигой женщин-избирателей. Я читала об этом – Да, это и еще одно маленькое дельце. Но я смогу выбраться, чтобы поболтать, скажем, в полночь.

 – В час ведьм? Анджела, это слишком откровенно, даже для тебя.

 – Следи за тем, что говоришь, или у тебя не будет возможности все услышать до того, как я расскажу это прессе. Ты можешь рассматривать мое великодушие как сочетание подарков по поводу помолвки и Рождества, дорогуша. В полночь, – повторила она. – В студии. В моей старой студии.

 – Я не… Черт побери! – Вслед за Анджелой Дина швырнула трубку на рычаг.

 – Что она задумала?

 – Я толком не поняла. – От ее праздничного настроения не осталось и следа. Дина задумчиво смотрела в пустоту. – Она хочет встретиться со мной. Заявляет, что у нее есть какая-то информация, которую мне надо знать – Она хочет только доставить тебе неприятности, Ди – Беспокойство слышалось в голосе Фрэн, было видно в ее глазах – У нее самой сейчас много проблем За последние шесть месяцев популярность ее передачи резко упала из-за слухов о ее пьянстве, о том, что она заранее ставит шоу, дает взятки гостям. Неудивительно, что она решилась прилететь сюда на метле и угостить тебя отравленным яблочком.

 – Меня это не пугает. – Дина стряхнула с себя дурное настроение и опять встала – Нет, не пугает. Нам двоим пора все выяснить – раз и навсегда. Наедине. Она не сможет ни сказать, ни сделать ничего такого, что причинило бы мне боль.