Пролог

 Молодая женщина исчезла. Это был очень старый фокус в современной обработке, но зрители все так же замирали от изумления. Простофили-фермеры на карнавале или лоснящаяся толпа Рейдио Сити – всех их было одинаково легко обмануть.

 Ступив на стеклянный пьедестал, Роксана почувствовала, как зал замер в предвкушении чуда, на серебряном лезвии между надеждой и неверием. Все: от президента до слуги – подались вперед на своих креслах.

 Все равны перед магией.

 Так говорил Макс, вспомнила она. Много, много раз.

 Среди кружащегося дыма и танцующих лучей пьедестал медленно поднимался, торжественно поворачиваясь под звуки Голубой рапсодии Гершвина. Полный оборот своей оси, чтобы все смогли хорошо разглядеть прозрачный, как лед, постамент со стройной женщиной на нем. И забыть, что из вот-вот обманут.

 Представление, учил ее Макс, это грань между шарлатанством и искусством.

 Соответственно музыке Роксана надела томно-синее блестящее платье, которое плотно облегало ее длинное, гибкое тело – так плотно, что ни один внимательный зритель не поверил бы, что под украшенным блестками шелком есть еще что-нибудь, кроме кожи. В длинных рыжих волосах, как в каскаде огня, сияли тысячи перламутровых звездочек.

 Огонь и лед. Как они могут сочетаться в одной женщине? – невольно спрашивали себя люди.

 Как во сне или в трансе, ее глаза были – или казались – закрытыми, а тонкое лицо запрокинуто вверх, к украшенному звездами потолку сцены.

 Пьедестал все поднимался, а руки теперь медленно и плавно двигались под музыку, пока не замерли вверху, над головой. Изумительное зрелище, но и практическая необходимость – иначе волшебство не сможет состояться.

 Она знала, что это был красивый номер. Дым, огни, музыка, прекрасная волшебница. Ее привлекала театральность происходящего, хотя и забавляло то, что для публики она невольно становилась извечным символом прекрасной одинокой женщины, замершей на пьедестале выше всех мужских тревог и стремлений.

 Одновременно этот номер был и чертовски сложным. Для него требовался отличный самоконтроль и чувство времени с точностью до доли секунды. Но даже те, кому повезло достать билеты в первый ряд, не могли бы разглядеть и тени напряжения на ее безмятежном лице. Никто из них не знал, сколько утомительных часов она провела, оттачивая и повторяя каждый жест из этого номера сначала на бумаге, потом на сцене. Бесконечные и безжалостные репетиции.

 Медленно и плавно, она поворачивалась, наклонялась, раскачивалась под музыку Гершвина. Танец без партнера в десяти футах над сценой, весь из красок и легких движений. Из зала послышался восхищенный шепот, кто-то зааплодировал.

 Они прекрасно видели ее сквозь голубоватый дым и кружившиеся огни. Блестящее темное платье, струящиеся огненные волосы, светлая алебастровая кожа…

 И вдруг вздох изумления пронесся по залу – она исчезла. Она исчезла, а на пьедестале рычал и бил передними лапами гибкий бенгальский тигр.

 На мгновение воцарилась тишина, та самая упоительная для актера тишина, когда весь зал затаил дыхание от восхищения и за которой грянет овация. Аплодисменты не затихали, пока пьедестал не опустился на прежнее место. Огромная кошка спрыгнула вниз и мягко двинулась вперед по сцене. У черного ящика тигр остановился и опять зарычал, отчего какая-то женщина в первом ряду нервно захихикала. Как по команде, все четыре стенки ящика разом упали.

 И там оказалась Роксана, уже не в блестящем синем платье, а в серебряном костюме кошки. Она раскланялась так, как ее учили почти с самого рождения – грациозно и с шиком.

 Гром смеха еще гремел над залом, когда она вскочила на тигра верхом и они вдвоем скрылись за кулисами.

 – Отличная работа, Оскар, – с легким вздохом она наклонилась и почесала кошку за ушами.

 – Ты отлично выглядишь, Рокси, – ее большой и мощный ассистент защелкнул поводок на блестящем ошейнике Оскара.

 – Спасибо, Мышка, – слезая со спины тигра, она откинула волосы за спину. Помещения за сценой были уже закрыты от посторонних. Ее помощники соберут реквизит и укроют его от излишне любопытных глаз. Пресс-конференция назначена на завтра, сейчас она не хочет видеть репортеров. Роксана мечтала о бутылке ледяного шампанского и массажной ванне с обжигающе горячей водой.

 В одиночестве.

 Задумавшись, она сжала руки – старая привычка, которую, как думал Мышка, она переняла у отца.

 – Я почему-то нервничаю, – со смешком проговорила Роксана. – Всю ночь мне какая-то чертовщина мерещилась. Словно кто-то смотрит в затылок…

 – Ну, а … – Мышка не уходил, а Оскар, пользуясь моментом, терся о его колени. Мышка никогда не был хорошим оратором, а сейчас и вовсе не знал, что сказать. – У тебя там гости, Рокси. В костюмерной.

 – Да? – она нахмурилась, и между бровями появилась тонкая нетерпеливая морщинка. – Кто именно?

 – Золотко, выйди поклонись еще раз, – Лили, приемная мать и постоянная ассистентка Роксаны на сцене, подбежав, схватила ее за руку. – Это фурор! Ты всех потрясла, – она промокнула платочком глаза, стараясь не задеть накладные ресницы. – Макс так гордился бы тобой!

 Внутри у Роксаны что-то сжалось, а к горлу подступили слезы. Но они не навернулись на глаза: Роксана никогда не позволяла себе плакать на людях. Она повернулась и пошла обратно, к аплодирующей публике, спросив через плечо:

 – Так кто меня ждет? – но Мышка уже уводил большую кошку.

 Хозяин не напрасно учил его, что если хочешь выжить – надо уметь вовремя промолчать.

 Десять минут спустя, сияя от успеха, Роксана открыла дверь в свою уборную. На нее обрушилась волна двух запахов: роз и грима. Эта смесь ароматов стала для нее настолько привычной, что она вдыхала ее, как свежий воздух. Но сейчас к знакомому букету примешивалось еще что-то: острый запах дорогого табака. Изысканного, экзотического, французского. Ее пальцы дрогнули на дверной ручке и толчком она распахнула дверь настежь.

 Только один человек на свете был связан для нее с этим ароматом. Один мужчина, любивший курить тонкие французские сигары.

 Увидев его, она ничего не сказала. Он поднялся со стула, оторвавшись от ее шампанского и своей сигары, а она молчала. О Боже, как было волнующе и страшно было увидеть его тонко очерченные губы, скривившиеся в знакомой усмешке, встретить взгляд его неправдоподобно синих глаз…

 У него все те же длинные волосы, грива черных, отброшенных с лица, вьющихся волос. Даже ребенком он был удивительно красив – этакий цыганенок с глазами, которые умели казаться то горячими, то ледяными. Годы лишь подчеркнули одухотворенность его прекрасного лица – продолговатого, с голубыми тенями под глазами и маленькой ямочкой на подбородке. Знакомый облик теперь приобрел оттенок трагизма.

 Женщины всегда хотели его и домогались его внимания.

 И она. Да, она тоже, и еще как!

 Пять лет прошло с тех пор, как она видела последний раз эту улыбку, играла этими густыми прядями, уступала натиску этих сильных губ. Пять лет, чтобы оплакать, относить траур и начать ненавидеть.

 «Почему он не умер?» – подумала Роксана, неохотно закрывая дверь за спиной. У него даже не хватило порядочности пасть жертвой какой-нибудь из этих разнообразный и жутких трагедий, которые мерещились ей все эти годы.

 И как ей быть с этим ужасным влечением, которое она почувствовала опять, едва взглянув на него?

 – Роксана, – самообладание не подвело Люка, и его голос даже не дрогнул. Много лет он наблюдал за ней. Сегодня, стоя за сценой, он рассмотрел каждое ее движение. Оценивая, взвешивая. Любя. Но только теперь, лицом к лицу, он понял, насколько же она красива. – Это было хорошее шоу. Удачный финал.

 – Спасибо.

 Его рука не дрогнула, когда он наливал ей шампанского, ее – когда она приняла высокий холодный бокал. Неудивительно – ведь они были актерами, созданными по одному и тому же образу и подобию. По Максу.

 – Мне очень жаль, что Макс так болен.

 – Тебе жаль? – ее глаза ничего не выражали.

 Люк чувствовал, что заслужил большего, чем эту саркастическую оплеуху, поэтому он просто кивнул и опустил глаза на пенящееся вино, вспоминая. Потом его губы искривились и он опять посмотрел на нее.

 – Рубины в Кале – это твоя работа?

 Она пригубила бока и небрежно пожала плечами. По костюму пробежали серебряные искры.

 – Конечно.

 – Ага, – он довольно кивнул еще раз. Он хотел убедиться, что Роксана не растеряла свой дар – ни в магии, ни в воровстве. – Я слышал, что в Лондоне из сейфа было похищено первое издание «Дома Ашеров» По.

 – У тебя всегда был хороший слух, Каллахан.

 Он опять улыбнулся, спрашивая себя: научилась ли она контролировать влечение так же, как дыхание? Он вспоминал сообразительного ребенка, игривого подростка, пышный расцвет молодости девушки. Теперь она стала еще красивее, еще соблазнительнее. И он чувствовал, как их опять тянет друг к другу. Он использует это, не без угрызений, но использует, чтобы добиться своей цели.

 Цель оправдывает средства. Еще одно изречение Максимилиана Нувеля.

 – У меня есть предложение для тебя, Рокс.

 – Да что ты? – она сделал последний глоток и отставила бокал в сторону. Ей показалось, что шампанское немного горчило.

 – Деловое, – небрежно откликнулся он, вытащив изо рта окурок сигары. Взяв ее руку, поднес к губам. – И личное. Я скучал по тебе, Роксана, – Люк сказал правду. Одна-единственная искра истинной правды за годы фокусов, иллюзий и притворства. Пойманный в тиски собственного чувства, он не заметил опасного блеска в ее взгляде.

 – Правда, Люк? В самом деле?

 – Даже не могу передать, как сильно, – потрясенный воспоминаниями и желанием, он привлек ее ближе и почувствовал, как быстрее забилось сердце, когда их тела соприкоснулись. Она всегда была единственной. Сколько раз он пытался сбежать, но так и не смог высвободиться из ловушки, в которую его поймала Роксана Нувель. – Пошли ко мне в гостиницу, – прошептал он ей в лицо, обнимая гибкое тело. – Поужинаем вместе, поговорим.

 – Поговорим? – она обвила его руками; блеснули кольца, когда она запустила пальцы в его густые волосы. Трельяж на туалетном столике трижды отразил обнявшихся Люка и Роксану. Словно показывая им прошлое, настоящее и будущее. Она заговорила, и голос ее был похож на дым, в котором она исчезала – такой же темный, густой и загадочный. – Ты только этого от меня и ждешь, Люк?

 Он забыл о самообладании, забыл обо всем, кроме одного: их рты разделяло не больше дюйма. Он никогда не мог насытиться ее поцелуями…

 – Нет, – и потянулся к ней. Тут же у него потемнело в глазах от боли, дыхание сперло – Роксана резко двинула его коленом между ног. Люк сложился пополам, а она изо всех сил вмазала ему кулаком по подбородку.

 Его удивленное хрюканье и летящие во все стороны щепки от сбитого столика – от этого Роксана почувствовала огромное удовлетворение. Розы разлетелись, вода разлилась. Несколько изящных бутонов упали на свалившегося на пол Люка. Ковер под ним быстро намокал.

 – Ты… – хмурясь, он вытащил запутавшуюся в волосах розу. Мерзавка еще малышкой норовила ударить исподтишка, подумал он. – Ты сейчас еще шустрее чем была, Рокс.

 Упершись руками в бока, она стояла над ним тонкой серебряной воительницей, так и не научившейся спокойно смаковать свою победу.

 – И много другое, чем я раньше вообще не была, – костяшки на правой руке саднили, и она на мгновение забыла, как саднило и болело ее сердце. – А теперь ты, лживый ирландский подонок, убирайся обратно в свою нору – туда, куда уполз пять лет назад! Подойди только ко мне еще раз, и клянусь, я сделаю так, чтобы тебя вообще больше не было на этом свете!

 Довольная своим финальным монологом, она развернулась было на каблуках и пронзительно вскрикнула: Люк схватил ее за лодыжку. Она тяжело плюхнулась задом на пол и не успела пустить в ход когти и зубы, как он уже навалился на нее сверху. Она, оказывается, забыла, каким он может быть быстрым и сильным.

 Неверный расчет, сказал бы Макс. Неверные расчеты – вот причина всех провалов и неудач.

 – Ладно, Рокс, мы и здесь можем поговорить, – ему еще было больно, и он никак не мог отдышаться, но все-таки ухмыльнулся: – Сама выбрала.

 – В аду я тебя видала…

 – Очень может быть, – его усмешка поблекла. – Черт побери, Рокси, перед тобой я никогда не мог устоять, – и, впившись губами в ее рот, он отшвырнул их обоих обратно, в прошлое.