- Следствие ведет Ева Даллас, #30
12
Ева прошла прямо к своему столу, указала Трине на кресло.
– Садись. Давай все это запишем. Начни с роста, веса, телосложения.
– Я думала, у тебя все это уже есть. – Трина огляделась по сторонам. Она уже бывала раньше в кабинете Евы, но не в качестве очевидицы. – А почему ты не захотела отделать тут все, как во всем остальном доме?
– Потому что это не весь остальной дом. Сосредоточься, Трина.
– Я просто не понимаю, что тебе за радость – работать в малобюджетном отделе Тадж-Махала?
– Я сентиментальная дура. Рост.
– Ладно, дай подумать. Невысокий. Меньше пяти футов восьми дюймов. Но больше, чем пять-четыре. Понимаешь, в кафетерии я сидела на высоком табурете, а он стоял и… – Трина задумчиво вытянула губы трубочкой и ребром ладони показала метку в воздухе. – Да. Пять футов шесть дюймов? Или семь? Да, я бы сказала так.
– Вес.
– Не знаю. Когда делаю массаж, люди передо мной голые. Не могу оценить, когда они одетые. Я бы сказала, он местами полноват, но не ПТ.
– Что такое ПТ?
– Плюшка-толстушка. Он был… – Трина округлила руки перед животом, а потом подняла их на уровень груди. – Он все нес впереди. У мужиков так бывает. Не трясется, как желе, но и Мистером Здоровье и Мускулатура его тоже не назовешь. Такой типичный американский дядюшка.
– Хотела бы я, чтобы у меня был дядюшка. Ладно, как насчет цвета волос?
– Соль с перцем. Зачесаны назад, на макушке густые, на висках коротко подстрижены. Но это была накладка, я же говорю.
– Значит, черные с проседью, короткие и густые.
– «Черные с проседью» – это скучно, если хочешь знать мое мнение. «Соль с перцем» звучит гораздо романтичнее. Но в общем правильно. Во второй раз, когда я видела его в баре, волосы были совершенно седые. Белоснежные. Если, конечно, это тот же человек, но я практически уверена, что это был он. Такой белый пух. Не знаю, зачем он выбрал соль с перцем, когда они у него и без того белоснежные.
– Итак, волосы седые. Ты говоришь, что это был не парик?
– Да я и видела-то его только мельком! Быстро так: «Эй, я знаю этого парня!» Но все равно на первый взгляд это были вроде бы его собственные волосы. Правда, стопроцентной гарантии дать не могу.
– Глаза?
– О боже. Слушай, Даллас, я точно не знаю. Мне кажется, светлые. Насчет цвета не знаю, может, голубые, может, серые, зеленые или светло-карие. Но я почти уверена, что не темные. Понимаешь, накладка показалась мне неподходящей с самого начала, потому что она была темной, а вот сам он темным не был. У него очень хорошая кожа.
– В каком смысле?
– Светлая, мягкая на вид. Ухоженная. Бледная. Морщины, конечно, есть, но не борозды. В смысле, неглубокие. Он заботится о своей коже, ухаживает за ней. Щеки не обвисли, второго подбородка нет, так что не исключено, что у него были подтяжки. Структура кожи хорошая, гладкая.
– Белый человек, – пробормотала Ева.
«Белые волосы, светлые глаза, бледная кожа. Пожалуй, румынская цыганка знала свое дело», – подумала она.
– Вот именно. Он подкрасил брови под цвет накладки. И смотрелись они немного фальшиво. Совсем чуть-чуть. Большинство людей не обратили бы внимания, но я-то профессионал. Это мое дело – подмечать такие вещи. А в баре, где я была с этим парнем, которого собиралась покатать в постели на карусели, волосы были совершенно седые. Белые.
– Ты назвала его Костюмчиком. Это в буквальном смысле, или он просто так выглядел?
– И то, и другое. Он был в костюме… по-моему, в сером. В темно-сером костюме, под цвет накладки и бровей. И выглядел он как парень, у которого дома полный шкаф костюмов. Костюм-тройка, – добавила Трина. – Да-да, брюки, жилет, пиджак. Платочек в нагрудном кармане, галстук. Щеголеватый, понимаешь? То же самое в баре. Темный костюм. Красиво контрастировал с белыми волосами.
Трина замолкла и потерла себе затылок.
– До меня только теперь начинает доходить. Я бы взялась за эту работу, понимаешь? Если бы он перезвонил, я бы согласилась. Работа на целый день, без спешки, хорошие деньги. Кто бы отказался? – Голос у нее задрожал, кровь отхлынула от лица. – Он казался таким милым и… Я хотела сказать «безобидным». Симпатичный пожилой господин, который хочет сделать что-то приятное для своей больной жены. Я бы запросила с него по максимуму, но я взялась бы за эту работу.
– Но ты же за нее не взялась, – напомнила ей Ева. – А вот он совершил серьезную ошибку, обратившись к тебе. Ты внимательна, ты подмечаешь детали, у тебя хорошая память. Послушай меня.
Ева наклонилась вперед. Она видела, что до Трины действительно только теперь стало доходить. Она не только побледнела, ее начала пробирать дрожь.
– Посмотри на меня и послушай, что я тебе скажу. Он сегодня захватил одну женщину. У нее есть немного времени, прежде чем он за нее возьмется. Он не торопится. Ты меня слышишь?
– Да. – Трина облизнула пересохшие губы. – Слышу.
– С тобой он совершил ошибку, – повторила Ева. – А то, что ты мне рассказала, то, что завтра расскажешь полицейскому художнику, поможет нам к нему подобраться. Ты поможешь спасти ей жизнь, Трина. А может, и не только ее жизнь. Ты это понимаешь?
Трина кивнула.
– Можно мне воды? Во рту вдруг пересохло.
– Ясное дело. Обожди минутку.
Ева направилась в кухню, и в ту же минуту в кабинет вошел Рорк.
– Ты отлично справляешься, – сказал он Трине.
– Меня всю трясет, – призналась Трина. – Я в шоке. Все время напоминаю себе, что я в замке Рорка, в палатах Даллас. Разве можно найти более безопасное место? А меня все равно трясет. Как там Мэвис?
– Звонит Леонардо. Если ты не против, все вы сегодня останетесь здесь.
– Это было бы просто суперклассно. Я до сих пор поверить не могу… Такое шикарное место, как «Блаженство». Просто в голове не укладывается, что сумасшедший маньяк-убийца может прийти туда на маникюр. Понимаешь?
– Этот маньяк-убийца любит работать с ухоженными ногтями, – заметила Ева, вернувшись в кабинет с бутылкой ледяной воды. – Мне понадобится книга записей из салона, – обратилась она к Рорку.
– Я об этом позабочусь. А кроме того, – повернулся он к Трине, – я позабочусь, чтобы тебя прикрыли на завтра. Не бери в голову.
– Спасибо. – Трина жадно глотнула воды. – Все в порядке.
Ева ждала, пока Трина утолит жажду.
– Расскажи мне, какой у него голос.
– Э-э-э… Тихий такой. Спокойный. Как бы это сказать? Культурный? Думаю, это правильное слово. Он человек образованный, и за этим стоят деньги, позволившие ему получить очень хорошее образование. Культурный, хорошо образованный человек без показухи, без нахальства. И теперь, когда я об этом думаю… вот еще и поэтому он показался мне таким милым и безобидным.
– Акцент у него был?
– Да нет. Он был образованный. Никакого акцента не было.
– Особые приметы, татуировки, шрамы?
– Нет. – К Трине постепенно возвращался нормальный цвет лица, голос перестал дрожать. – По крайней мере, на видных местах.
– Ладно. – «Хватит», – решила Ева. Если она будет слишком сильно давить, наутро Янси не сможет вытащить из Трины все, что нужно. – Если еще что-то вспомнишь, дай мне знать. Мне понадобятся имена всех, кто работал в тот день, когда он приходил. Всех, кто обслуживал прилавок в кафетерии, где ты с ним разговаривала, кто мог продать ему что-нибудь в магазине. Большую часть этих сведений я могу получить от Рорка. А ты постарайся как следует выспаться.
– Постараюсь. Пойду-ка я вниз, составлю компанию Мэвис и Белль. Мне надо хоть немного успокоиться.
– Соммерсет покажет тебе, где ты сегодня будешь спать. Если что-то понадобится, – добавил Рорк, – только попроси.
– Обязательно, но вряд ли. Ты обо всем подумал. – Трина поднялась и покачала головой. – Я собираюсь… – Она двинулась к двери и вдруг остановилась. – От него хорошо пахло.
– Чем?
– Какой-то хороший одеколон… и пользовался он этим одеколоном умеренно, не обливался ведрами. Некоторые люди просто не умеют сдерживаться. – Трина крепко-накрепко зажмурилась. – Еле ощутимый запах розмарина, слабый намек на ваниль. Очень мило.
Она пожала плечами и вышла из кабинета.
– Настоящий прорыв.
– Для тебя. – Рорк подошел и присел на краешек Евиного стола. – И, я сказал бы, для Трины.
– Да, ей повезло, что она обожает перекрашиваться. Мне надо вытащить из нее словесный портрет. Хочу прокачать его через архивы Интерпола. Вряд ли мы что-нибудь найдем. Вряд ли он оставил след в системе, но попробовать стоит. А ты поработай с результатами незарегистрированного. Может, у нас есть конкурент с такими приметами.
– Ладно, поработаю.
– Значит, Трину он забраковал и вместо нее выбрал Сарифину Йорк, – продолжала Ева.
– Господи! Не говори ей об этом.
Ева бросила на него испепеляющий взгляд.
– Я думала, ты меня лучше знаешь.
– Да, конечно. Я еще раз проверю недвижимость ниже Пятидесятых улиц. Доложусь, когда закончу.
– Годится. Шансы повышаются. События принимают новый оборот.
– Я тебе верю. – Рорк коснулся пальцем черных кругов у нее под глазами. – Постарайся не пить слишком много кофе.
«Постарайся не пить слишком много кофе». Она, конечно, постарается, но это не значит, что у нее получится. И вообще, сколько кофе считается «слишком много»? Ева записала данные и ввела словесный портрет в архив Интерпола.
Конечно, она получит бесчисленное множество совпадений при таком расплывчатом описании, и проверка отнимет у нее чертову уйму времени. Но пренебрегать этой возможностью нельзя.
Ева начала прокачивать вероятностные тесты. Подозреваемый жил, работал, имел связи в нижней части Манхэттена. Подозреваемый посещал магазины, рестораны, заведения в этом районе с целью поиска жертв. Подозреваемый использовал различные приспособления, чтобы изменить свою внешность и как-то замаскироваться при контактах с потенциальными жертвами.
Она провела поиск общественных и частных автомобильных стоянок и гаражей в нижней части Манхэттена, после чего начала обзванивать владельцев, менеджеров, дежурных. Потом она прокачала здания – все еще стоящие и уже снесенные, – в которых складировались тела или располагались клиники во времена Городских войн.
Когда пришел отчет Ньюкирка по обыску в доме, где жила Ариэль Гринфельд, Ева прочла его.
Ноль.
Но она отдала должное Ньюкирку: обыск он провел основательно. У нее были имена, адреса и точная запись каждого разговора. Может, это генетика? Ева полистала свои записи и отыскала контактный номер Гила Ньюкирка.
Он ответил сразу же, и голос у него был не сонный, хотя видео он блокировал. Черный экран напомнил Еве о том, что на дворе ночь.
– Офицер Ньюкирк, это лейтенант Даллас. Простите, что беспокою вас так поздно.
– Без проблем, лейтенант. Одну минутку.
Минутки не потребовалось. Ровно через тридцать секунд на экране включилось изображение, и она увидела слегка постаревший и потяжелевший вариант молодого Ньюкирка, с которым впервые встретилась на месте преступления.
– Что я могу для вас сделать?
– Я исследую новую версию. Хочу вам сразу сказать, что ваш сын – ценное приобретение для нашей опергруппы. Можете им гордиться.
– Всю дорогу, – согласился он. – Спасибо вам, лейтенант.
– А теперь просьба. Постарайтесь напрячь свою память, вспомните расследование девятилетней давности. Вы тогда проводили обыски и опрашивали свидетелей. Меня интересует один конкретный человек.
И Ева передала ему словесный портрет.
– Девять лет назад…
– Знаю, это нелегко. С тех пор он мог поправиться, тогда у него волосы могли быть темнее, хотя я думаю, что он и тогда уже был седым. Возможно, он жил, работал или имел собственность в районе одного или нескольких убийств.
– Я в то время многих опрашивал, лейтенант. И привлекли меня к работе только после второго убийства. Но дайте мне время, я проверю свои записи.
– Ваши записи так же сжаты и конкретны, как отчеты вашего сына?
Гил улыбнулся.
– Это ж я его учил!
– Буду вам благодарна, если вы уделите мне время по этому делу. К семи ноль-ноль я буду в управлении. Можете звонить мне туда в любое время. Если меня не будет на месте, вас выслушает любой член моей опергруппы. Я дам вам контактные телефоны.
Ньюкирк кивнул.
– Давайте. – Записав номера, он снова кивнул. – Я так и так перечитывал свои заметки по тому делу. Мы с капитаном Фини уже не раз об этом беседовали.
– Да, я знаю. Можете спокойно звонить ему, если меня не будет на месте. Простите, что пришлось вас разбудить.
– Я коп с тридцатитрехлетним стажем. Привык.
«Еще один выстрел наугад, – подумала Ева, отключив связь. – Но он может попасть в цель».
Когда вошел Рорк, ей с большим трудом удалось сфокусировать на нем взгляд. Глаза не желали ей повиноваться.
– Есть что-нибудь?
– По конкурентам – ничего. Нет чистых совпадений.
– А грязных?
– Есть кучка людей, примерно подпадающих под описание и занимающих высшие посты в конкурирующих компаниях. Ничего по-настоящему значимого. Кое-кого из них сейчас нет в стране и даже на планете. Когда я проверяю их по другим местам и периодам, никто из них не совпадает. Я спустился на несколько уровней. Вдруг кто-то из служащих низших эшелонов имеет на меня зуб? Или на мою организацию? Но я и там никого не нахожу. И, пока я этим занимался, понял, что гоняюсь за тенью.
– Ну, чтобы поймать, приходится гоняться.
– Ева, дело не во мне. И причиной всему вовсе не я, а ты.
Ева заморгала.
– Я…
– Не надо. Я же по лицу вижу. – В его голосе прорвался долго сдерживаемый гнев. – Хватит придуриваться. У тебя все равно ничего не выйдет, ты слишком устала. То, что я говорю, для тебя не новость. Ты даже не удивилась. Разрази меня гром! Ты уже давным-давно все знаешь, а мне голову морочишь. Загружаешь дурацкой, бессмысленной работой.
– Эй, погоди! Что ты такое говоришь?
Вместо ответа он подошел, схватил ее за плечи и силой поднял с кресла.
– Ты не имеешь никакого права. Тебе давно известно: он использует меня только потому, что я связан с тобой. Это ты с ним связана. Ты расследовала его первую серию.
– Отстань.
– Не надейся.
Рорк был страшен в гневе даже в лучшие времена, а уж сейчас, с учетом эмоциональной бури, недосыпания и чудовищной усталости он был просто смертельно опасен.
– Ты – его объект. Самый крупный бриллиант в его чертовой короне. Ты давно об этом думаешь, а мне слова не сказала! Ты могла бы проявить уважение и сказать мне.
– Ой, вот только этого не надо! Надоело слушать, что я могла бы проявить уважение. Это следствие по делу об убийстве, а учебник по этикету я оставила на работе. Отстань от меня!
Рорк приподнял ее, и ей пришлось встать на цыпочки.
– Если бы я не чувствовал себя таким виноватым, если бы не думал, что дело во мне, что он похищает моих служащих из-за того, что я собой представляю или делаю, из-за того, что у меня есть, я догадался бы уже давным-давно. А ты оставила меня в заблуждении.
– Ничего подобного. Я сама не знаю, в ком тут дело, в тебе или во мне. Но я точно знала – а ты только что доказал, что я была права! – что если бы я тебе сказала, ты бы сразу взвился под потолок.
– И поэтому ты мне солгала.
Ева пришла в такую неистовую ярость, что ей стоило немалых трудов удержаться и не врезать ему.
– Я тебе не лгала.
– Ты умолчала. – Рорк вновь поставил ее на пол. – А я-то думал, мы доверяем друг другу.
– Да пошел ты к черту. К черту! – Ева села и обхватила голову руками. – Тебя послушать, так я уже всех достала. Тебя, Фини… Вдоль и поперек, снизу вверх и по диагонали. Я тебе доверяю, и если я до сих пор не смогла тебе этого доказать, то уж и не знаю, как еще это сделать.
– Очень просто. Достаточно было просто упомянуть, что он охотится за тобой. Больше ничего не требовалось.
– Мне надо было самой обдумать. Мне и в голову не приходило, пока Мира об этом не заговорила. И это было всего-навсего сегодня, а не давным-давно. У меня самой времени не было, черт бы меня побрал! Я даже вероятности еще не прокачала!
– Ну, так прокачай сейчас.
Ева уронила руки и вскинула на него взгляд. Обуревавший ее гнев вдруг угас, как подмокший фитиль.
– Я не могу с этим справиться. Можешь считать меня бесхребетной слабачкой, но я не могу с этим справиться, когда вы оба на меня нападаете с двух сторон. И все это в один и тот же день. Думаешь, мне хотелось сделать больно тебе или Фини? У меня и в мыслях не было! Я просто делала свою работу, я ничего от тебя не скрывала, просто я сама еще не успела это осмыслить.
– Или еще не придумала, как этим воспользоваться, – горько усмехнулся Рорк. – Думаю, твое «осмысление» приведет именно к этому.
– Ну да. Если это будет иметь смысл, конечно, я этим воспользуюсь. И ты это прекрасно понимаешь, если знаешь меня хоть чуть-чуть.
– Да, знаю. – Рорк повернулся и отошел к окну.
– Было время, когда я принимала решения сама, ни с кем не советуясь. Было время, – продолжала Ева, – когда, принимая решение, я не обязана была считаться с чьим-то мнением или с чьими-то чувствами. Теперь все изменилось. Мне надо было все обдумать, оценить все возможности, а потом я бы тебе все сказала. Я бы не сделала ни одного шага, не сказав тебе.
«А ведь это правда», – вынужден был признать Рорк, стараясь подавить свой гнев и страх. Да, все это было правдой, хотя и служило слабым утешением.
– Но все равно, если сочтешь нужным, ты будешь действовать, не считаясь с моими чувствами.
– Да.
Рорк повернулся к ней.
– Я бы, наверно, не любил тебя до потери сознания, будь ты другой.
Ева осторожно перевела дух.
– Я бы, наверно, не любила тебя и так далее, и так далее, если бы ты не понимал, что другой я быть не могу.
– Ну что ж…
– Прости. Я понимаю, как тебе тяжело.
– Понимаешь. – Рорк вернулся к столу. – Да, понимаешь, но все-таки ты понимаешь не все. Да разве ты можешь понять? Да и с какой стати тебе это понимать? – Он коснулся пальцами ее щеки. – Я бы, наверно, так не злился, если бы раньше сообразил, что тут речь идет не обо мне, а о тебе.
– Речь не всегда идет о тебе, Умник.
Как она и рассчитывала, он улыбнулся. Но его взгляд остался серьезным.
– Мы подробно обсудим любые планы, любые шаги, если ты решишь использовать себя как наживку.
– Да, обещаю. Даю слово.
– Ну ладно. Нам нужно немного поспать. Это не обсуждается, лейтенант. Не надо спорить, будет так, как я сказал. Сейчас два часа ночи, а встать ты захочешь в пять, я же тебя знаю.
– Ладно, твоя взяла. Мы немного поспим.
Ева направилась вместе с ним в спальню, но запущенный Рорком мяч прыгал у нее в голове, и остановить его она не могла.
– Я обдумывала эту мысль, – начала она. – О том, чтобы сделать себя наживкой. Я много о чем думала. Тут есть о чем подумать.
– Я работал вместе с тобой над этим делом последние два дня и три ночи, и я примерно представляю, сколько данных тебе пришлось втискивать в свою голову.
– Да, но, понимаешь… О черт, я еще ничего не сказала, а уже чувствую, что начинаю рассуждать как женщина.
– О нет, этого допустить нельзя. Остановись.
– Я серьезно. – Слегка смутившись, Ева сунула руки в карманы. – Знаешь, как женщины думают о всякой ерунде и никак не могут выбросить ее из головы. Чувствую, что и я вот-вот начну гадать, какая губная помада подходит к моему цвету лица. Или к моим ботинкам.
Рорк засмеялся и покачал головой.
– Я думаю, этого мы можем не опасаться.
– Если я когда-нибудь двинусь по этой дорожке, врежь мне как следует, хорошо?
– С удовольствием.
– Но я должна признать, хоть это и очень противно, что даже не знаю, стоит ли разрабатывать эту версию. Я же не собираюсь заглянуть на дом к какому-то типу, чтобы организовать вечеринку или научить его танцевать самбу.
– Ты очень часто заглядываешь в чужие дома, чтобы снять показания или выслушать заявление.
– Ну, допустим. – Ева вошла в спальню, на ходу откидывая волосы со лба. – Но я редко хожу одна, фиксирую все свои передвижения и вообще, черт меня побери, Рорк, я же коп! Думаешь, какой-нибудь старпер может поймать меня в сеть вот просто так? – и она щелкнула пальцами.
– С тобой ему придется нелегко, согласен. Но чем трудней задача, тем интереснее.
– Вот об этом я тоже все время думаю. Но…
– Он мог выслеживать тебя, а не Ариэль Гринфельд. Если бы последние несколько дней… нет, скорее недель, если на то пошло, он следил за тобой, сегодня он мог захватить тебя, а не ее.
– Нет, не мог. – Вот, поняла Ева, раздеваясь, почему эта мысль не давала ей покоя. Надо объяснить Рорку, чтобы он понял и успокоился. – Подумай хорошенько. С вечера пятницы я буквально ни минуты не оставалась одна, даже у себя в кабинете. Вне стен этого дома или управления я все время была с Пибоди или с тобой. Допустим, ты считаешь, что он может поймать меня в сеть. Но неужели ты думаешь, что он будет ловить в сеть нас обоих? Или двух копов?
Рорк остановился и взглянул на нее. Стальной кулак у него в груди чуть-чуть ослабил хватку.
– Да, тут ты права. Но ты ведь уже подумываешь, как бы сыграть с ним в поддавки, верно?
– Подумываю. Если мы пойдем по этому пути – заметь, я говорю «если»! – я буду на прослушке. Я буду под наблюдением. Я буду вооружена.
– Я хочу, чтобы твою машину снабдили «маячком».
– Сделаем.
– Нет, я хочу, чтобы это было сделано до того, как мы утром выедем за ворота. Я об этом позабочусь.
«Хочешь что-то получить, надо что-то уступить», – напомнила себе Ева. Приходилось уступать, даже – особенно! – в тех случаях, когда с души воротит.
– Ладно, черт с тобой. Прощай, я собираюсь ускользнуть незаметно к Пабло, уборщику бассейна, на часок горячего и липкого секса.
– Нам всем приходится чем-то жертвовать. Мне, например, трижды пришлось переносить мои встречи с французской горничной Вивьен за последнюю пару дней.
– Она умеет делать французский поцелуй? – спросила Ева, когда они ложились в постель.
– Безусловно.
Ева фыркнула и шутливо толкнула его локтем, когда он обнял ее сзади и притянул к себе.
– Извращенец.
– Сама виновата. Нам поспать надо, а ты меня завела, – проворчал Рорк.
Его волшебные пальцы легко заскользили по ее груди, вниз по животу и снова вверх. Каждое прикосновение разливалось по ее коже приятной щекоткой.
Она со вздохом прижала его руку к своей груди, чтобы усилить ласку. Вот он, идеальный способ закончить длинный, тяжелый день. Скользящие, прижимающиеся друг к другу тела в темноте.
Когда его губы коснулись сзади ее шеи, Ева потянулась лениво, как кошка.
– Есть способы подзарядиться и помимо сна.
– Похоже на то. И я, похоже, никак не даю тебе заснуть. Руки сами так и тянутся.
Она всем телом ощутила его возбуждение и жар.
– Странное место для рук. Может, тебе к доктору обратиться? Это могло бы… Ой! – Ева содрогнулась, ей показалось, что ее тело тает, когда его пальцы скользнули внутрь.
– Есть место получше.
Пальцы пробрались еще глубже. Они дразнили и насыщали их обоих медленными, неторопливыми ласками.
Ева растаяла. Ее дыхание стало прерывистым, тело текло, как вино. Он мог трогать, брать, где хотел. Грудь, живот, волшебное теплое место, где их тела сливались.
Погружаясь в нее, Рорк чутко ловил каждый толчок, каждое движение ее вздрагивающего тела. Она окружила его со всех сторон, он тонул в ней, а она вздымалась над ним и обрушивалась на него, как волна. В полной темноте он познал ее всю – тело, сердце, ум, душу. Подхваченный волной, он шептал ей слова любви на языке своего разрушенного детства. С нею он обретал свою целостность.
А ей это единение, слияние, целостность казались простыми и естественными, как дыхание. Между ними не осталось пустот. Когда он был с ней, их обоих не преследовали страшные воспоминания о крови и смерти. Они погружались в покой и наслаждение. Его руки – такие искусные, такие терпеливые… Слова любви, произнесенные шепотом на чужом языке, были подняты на поверхность из глубокого, бездонного колодца.
С ним она становилась гибкой и уступчивой, ничем в себе не поступаясь. И она вскидывалась, дрожа, отчаянно цепляясь за последний – еще один, самый последний – миг наслаждения. Она держалась, стараясь продлить этот миг, и чувствовала, как он держится вместе с ней, как взмывает к небу вместе с ней.
И, обнявшись с ним, она скользнула обратно вниз, на землю.
В темноте она улыбнулась, прижала его руку к своей груди, и прошептала:
– Buenas noches, Pablo.[9]
– Bonne nuit, Vivien.[10]
Ева заснула с улыбкой на губах.
Ах, какая досада! Ужасная досада. Но он больше ничего не мог поделать с Джулией. Он ведь провел предварительное исследование, он так много узнал о ней, и ничто не указывало на то, что ее разум столь хрупок. Честно говоря, ему казалось, что они только начали, и вот уже приходится подводить черту.
Он поднялся рано, надеясь вопреки очевидности, что где-то в течение ночи она окрепнет, вернет себе форму. Он давал ей допамин, пробовал лоразепам – весьма дорогие и труднодоступные лекарства, – хотя и подозревал, что все его хлопоты ни к чему не приведут.
Он испробовал электрошок и должен был признать, что эксперимент оказался чрезвычайно любопытным. Но ничто – ни музыка, ни боль, ни лекарства, ни встряска всего организма – не проникли в глубину и не нашли замка к двери, за которой скрылся ее рассудок.
После поистине триумфального успеха с Сарифиной здесь его постигло жестокое разочарование. «Будем объективными, – напомнил он себе, – чтобы создать партнерство, нужны двое».
– Не хочу, чтобы ты считала себя виноватой, Джулия.
Он вытянул ее руки и уложил их в специальные желоба, тянущиеся вдоль всего стола, чтобы кровь стекала.
– Возможно, с тобой я несколько поспешил, неудачно начал, вообще неверно подошел к процессу. В конце концов, каждый из нас имеет свой индивидуальный болевой порог. Сопротивляемость стрессу, страху – все это очень индивидуально. Наше тело и разум запрограммированы на определенный предел выносливости. Конечно, – продолжал он, делая первый надрез на ее запястье, – физические упражнения, тренировки, диета, воспитание могут значительно расширить эти пределы, повысить пороги. Но я хочу, чтоб ты знала: ты сделала все, что было в твоих силах. Я это понимаю.
Вскрыв ей вены на правом запястье, он обогнул стол и взял ее левую руку.
– Я с наслаждением провел с тобой время, хотя – увы! – оно было слишком кратким. Но твое время истекло, вот в чем дело. Как учил меня мой дедушка, каждое живое существо – это всего лишь часы, часовая пружина, которая начинает раскручиваться с первым вдохом в момент рождения. Весь вопрос в том, как мы используем отпущенное нам время, не правда ли?
Покончив со своей работой, он отошел к раковине, вымыл и стерилизовал скальпель, отмыл кровь с пальцев и ладоней, после чего высушил их под теплым воздухом сушилки.
– Ну что ж, – добавил он жизнерадостно, – давай послушаем музыку. Я часто ставлю эту арию из «Аиды» для моих девочек, когда им настает пора уходить. Изумительная музыка. Я уверен, тебе понравится.
Он включил запись, и музыка заполнила помещение. А сам он сел и начал слушать. Его взгляд стал мечтательным, память унесла его вспять на десятилетия. К Ней.
Он вспоминал о Ней и наблюдал, как утекают последние минуты жизни Джулии Росси.
