• Следствие ведет Ева Даллас, #30

20

 Ева стояла, упираясь стиснутыми кулаками в бока, и изучала данные, которые Рорк вывел на стенной экран.

 – Эта недвижимость не вылезла при первоначальном поиске, потому что несколько раз передавалась из рук в руки, причем официально она не принадлежала какому-то определенному лицу, лицам или компании в период, который ты просила проверить. Но при более глубоком вторичном поиске я обнаружил, что недвижимость – причем она глубоко замаскирована – принадлежит трастовому фонду семьи Лоуэлл.

 – Ритуальная фирма. Похоронное бюро. Дом смерти.

 – Совершенно верно. Как видишь, под рубрикой «История» на сайте указано, что само здание принадлежало семейству Лоуэллов с двадцатых годов двадцатого века. Использовалось и как место жительства, и как похоронное бюро. Некий Джеймс Лоуэлл основал там свой бизнес и проживал по тому же адресу со своей женой, двумя сыновьями и дочерью. Старший сын был убит во Второй мировой войне, а младший – Роберт Лоуэлл – вошел в семейные бизнес и возглавил его после смерти отца. Он расширил дело, открыл другие бюро ритуальных услуг в Нью-Йорке и Нью-Джерси.

 – Смерть – доходный бизнес, – прокомментировала Ева.

 – Похоже на то. А уж тем более в военное время. Старший сын Роберта Лоуэлла, названный Джеймсом, тоже вошел в семейное дело, но проживал он в их доме по адресу в Нижнем Уэст-Сайде: к тому времени у них была вторая собственность. В период Городских войн первый дом использовался как клиника и базовый лагерь внутренних войск. Сюда привозили множество мертвых тел и передавали Лоуэллам для захоронения. Было известно, что они решительно поддерживали внутренние войска.

 – Второй Джеймс Лоуэлл слишком стар. – По-прежнему подбоченившись, Ева изучала данные. – Я ничего не хочу сказать, бывают резвые столетники, но все-таки такое им не под силу.

 – Согласен. Но у него тоже был сын. Единственный сын от первого брака. Джеймс Лоуэлл рано овдовел. Его жена умерла от осложнений после родов. Женился во второй раз через шесть лет после смерти первой жены.

 – Есть, – тихо сказала Ева. – Что насчет второй жены? Сына? Они у нас есть?

 – О второй жене мы пока ничего не нашли. Многие записи были уничтожены во время Городских войн. К тому же базы данных изначально были далеко несовершенны.

 – Вот почему эти клоуны – эти Лоуэллы – сумели подделать данные, – заметил Фини.

 – Вероятно, первоначально они это сделали, чтобы уйти от налогов, – предположил Рорк. – Во время Городских войн перекрестили свой бизнес в «Манхэттенскую похоронную контору» – с фиктивной продажей здания. Потом это стал ритуальный центр «Закатный час». Еще одна перепродажа – примерно двадцать лет назад. Пять лет назад контора вернулась к первоначальному названию, при этом по официальным документам она опять перешла из рук в руки.

 – Все время один и тот же трюк с разными именами.

 – Плюс к тому немного творческой бухгалтерии, я полагаю, – добавил Рорк. – Я обратил на них внимание, когда прочитал, что Лоуэллы стояли во главе дела на протяжении четырех поколений. Меня это заинтересовало, вот я и начал снимать пласты.

 – У этого парня золотой электронный заступ, – вставил Фини, хлопнув Рорка по плечу.

 – Мы начали копать и выяснили, что трастовый фонд Лоуэллов владеет компаниями, которые владеют компаниями, и так далее, и так далее, включая те компании, которые якобы покупали и перекупали это здание.

 – То есть они были тут все это время.

 – Именно так. Представитель последнего поколения – Роберт – был назван так в честь деда. Вот он.

 Рорк вывел на экран фото с удостоверения личности и данные. Ева подошла поближе и нахмурилась.

 – Он не похож на портрет Янси. Глаза – да, пожалуй. Рот тоже. И все-таки на портрет он не похож. Возраст совпадает, профессиональные данные в порядке. Адрес в Лондоне.

 – Это адрес Королевского оперного театра, – вмешался Фини. – Мы его уже прокачали. – Он постучал ногтем по изображению на экране. – Неужели Янси мог так промахнуться?

 – Никогда раньше не промахивался. К тому же у нас есть двое свидетелей. Они подтверждают сходство с портретом. Это не он. – Ева провела пальцами по волосам. – Пора двигаться. – Распечатайте это. Мне нужна команда из пяти человек: Фини, Рорк, Пибоди, Макнаб, Ньюкирк. Мы нанесем им визит. Пусть команда идет за мной с опозданием на десять минут.

 – Десять? – переспросил Рорк.

 – Именно. Пора открыть нашу форточку пошире. Пора прийти на помощь Ариэль Гринфельд. Может, он сделает свой ход. Попытается взять меня – или по пути туда, или прямо там, внутри.

 Тут вошел Янси, и Ева предупреждающе вскинула руку.

 – Фини, добудь нам ордер. Я хочу пройти по зданию беспрепятственно. Янси, дай мне портрет.

 – Вот она.

 Сильное лицо, подумала Ева. Сильное и очень женственное. Миндалевидные глаза, тонкий нос, крупный рот, полные губы и каскад темных волос. Она улыбалась, глядя прямо перед собой. Плечи были обнажены, если не считать двух тонких, сверкающих алмазами бретелек. А на шее блестящая цепочка с кулоном в виде дерева.

 «Древо жизни», – вспомнила Ева.

 – Разрази меня гром! Еще одно очко в пользу румынской цыганки. Каллендар, скопируй это лицо. Найди ее. Прокачай данные, найди совпадение с портретом. Ищи в газетах, в журналах, в теленовостях с 1980 по 2015 год. Пересечения ее с оперой.

 – Слушаюсь.

 – Янси. – Ева дернула подбородком, указывая на изображение на экране. – Вот как он выглядит на официальном удостоверении личности.

 – Нет. – Янси решительно покачал головой. – Ни в коем случае. Трина его точно описала. Может, это родственник? Брат, кузен… Но это не тот парень, которого мне описала Трина. И миссис Прюитт из «Тиффани» видела не его.

 – Ладно! Моррис, ты можешь один поработать по препаратам?

 – Я справлюсь.

 – Что-то будет – звони. Все, люди, давайте двигаться. С отставанием на десять минут. И внутрь никто не сунется, пока я не дам сигнал.

 – Там будет проходить прощание с Сарифиной Йорк, – вмешался в разговор Рорк. – Будет выглядеть вполне логично, если я там появлюсь. Разве я не могу отдать последний долг?

 Ева задумалась.

 – С отставанием на десять минут, – повторила она. – Если только я не дам сигнал раньше, войдешь через десять минут после меня и отдашь последний долг. Фини, добудь нам ордер.

 – Жилет и прослушка, – строго напомнил Рорк.

 – Ладно, ладно.

 И Ева вышла из зала.

 Выезжая из гаража, она сосредоточила все свои ощущения и инстинкты на возможном «хвосте». А все ее мысли были обращены к Ариэль.

 

 Она молилась, чтобы бог послал ей обморок, но боль не давала забыться. Даже когда он остановился, когда он наконец-то остановился, непрекращающаяся боль продолжала держать ее в сознании. Ариэль попыталась вспомнить о друзьях, о родственниках, о жизни, которую вела до сих пор, но все это казалось таким далеким, таким нереальным. Ей не удавалось четко представить себе ни одну деталь своего прошлого.

 Было только сейчас, только боль, только он.

 И часы на стене, старомодные тикающие часы, отмеряющие время. Семь часов, двадцать три минуты, бегущие секунды.

 Тогда Ариэль начала думать о том, как отомстит ему за все, что он у нее отнял. Ее жизнь, стремление к порядку, ее удовольствия, ее надежды. Если бы только она могла освободиться, уж она бы заставила его заплатить за то, что он у нее отнял.

 «Говори, – напомнила она себе. – Найди способ заставить его опять заговорить. Пока он говорит, ты жива».

 

 Ева не заметила «хвоста», и это ее жутко злило. Неужели он передумал? Неужели она для него больше не объект? Что, если каким-то образом она его отпугнула, и он прямо сейчас нацеливается на другую ни о чем не подозревающую женщину?

 – На месте, – сказала она. – Направляюсь внутрь. Фини, заставь меня улыбнуться.

 – Ордер сейчас будет.

 – Отлично. Прекратить болтовню. Через десять минут.

 Изучая взглядом здание, она пересекла улицу. Четыре этажа, включая подвальный. Защитные решетки, надежная система сигнализации. Крепкие, хотя и поблекшие от старости, кирпичные стены. Два входа спереди, два сзади, на третьем этаже спереди и сзади лестницы пожарной эвакуации.

 Если Ариэль где-то внутри, то в подвале. На первом этаже – клиенты, публика, на втором и третьем – служащие.

 Ева поднялась по ступенькам к двери, нажала кнопку звонка.

 Дверь открыла темнокожая женщина в подобающем такому заведению черном костюме.

 – Добрый день. Чем я могу вам помочь?

 Ева показала жетон.

 – Сарифина Йорк.

 – Да, мы собираемся в Зале Упокоения. Входите, пожалуйста.

 Ева вошла и огляделась. Широкий центральный коридор разделял первый этаж на две части. В воздухе стоял запах цветов и полировочного воска. Слева от себя Ева увидела сквозь открытые раздвижные двери, что кое-какие люди уже собрались, чтобы проститься с Сарифиной.

 – Мне нужно поговорить с тем, кто тут за все отвечает.

 – О ритуале?

 – О деле.

 – Вот как. Да, конечно. Мистер Трэверс в настоящую минуту занят с клиентом, но…

 – Как насчет мистера Лоуэлла?

 – Мистера Лоуэлла здесь нет. Он живет в Европе. Бизнесом руководит мистер Трэверс.

 – Когда мистер Лоуэлл был здесь в последний раз?

 – Не могу сказать. Я работаю у Лоуэллов уже два года и за это время ни разу его не видела. Пожалуй, можно сказать, что он, по сути, ушел на покой. Желаете поговорить с мистером Трэверсом?

 – Да. Вам придется его прервать. Это официальное полицейское расследование.

 – Да, конечно. – Женщина понимающе улыбнулась, словно ей чуть ли не каждый день приходилось слышать слова «официальное полицейское расследование», и сделала приглашающий жест рукой. – Прошу вас, следуйте за мной, я провожу вас в одну из комнат ожидания наверху.

 Проходя мимо, Ева заглянула в Зал Упокоения. Фотографии Сарифины, горы цветов, музыка в стиле ретро: джазовый оркестр в записи играл музыку сороковых годов прошлого века, которую любила покойная.

 – Что у вас в подвале? – спросила Ева, когда они поднимались на второй этаж.

 – Это рабочая зона. Там идет подготовка. Родные и близкие многих покойных требуют, чтобы тело во время церемонии прощания было в открытом гробу.

 – Бальзамирование? Косметика?

 – Да.

 – Сколько человек там, внизу, обычно работает?

 – У нас в штате состоят бальзамировщик, гробовщик и косметолог-стилист.

 «Косметолог-стилист, – подумала Ева. – Даже в смерти нельзя обойтись без стилиста».

 Женщина провела ее в небольшую комнату ожидания, обставленную мягкой мебелью. Здесь царила тишина, и было много цветов.

 – Я передам мистеру Трэверсу, что вы его ждете. Располагайтесь поудобнее.

 Оставшись одна, Ева обошла комнату. «Не здесь, – думала она. – Ему нет смысла привозить сюда Ариэль и других. Тут повсюду идет работа. Слишком много людей. Слишком много суеты».

 Он не был членом труппы, он был солистом.

 Но здесь имелась связь, в этом она была уверена. И она была столь же твердо уверена, что Роберт Лоуэлл, или как там он себя теперь называет, пребывает вовсе не в Лондоне.

 Вошел Трэверс. Высокий, тощий как жердь, с приличествующим случаю похоронным выражением на лице. Если бы Еве пришлось подбирать актера на роль директора похоронной конторы, он возглавил бы первую десятку.

 – Офицер?

 – Лейтенант Даллас.

 – Кеннет Трэверс. – Поскольку он протянул руку, подойдя к ней, Ева пожала ее. – Я здешний директор. Чем я могу вам помочь?

 – Я ищу Роберта Лоуэлла.

 – Да, Мэри-Ли мне так и сказала. Мистер Лоуэлл живет в Европе вот уже несколько лет. Хотя формально он владеет предприятием, он практически не участвует в повседневной работе.

 – Как вы с ним связываетесь?

 – Через его адвокатов в Лондоне.

 – Мне нужно название фирмы и контактный номер.

 – Да, конечно. – Трэверс сложил руки на поясе. – Прошу прощения, могу я узнать, в связи с чем вам нужны эти данные?

 – Мы полагаем, что он связан с одним ведущимся в настоящее время расследованием.

 – Вы расследуете убийства двух женщин. Их тела были найдены на днях. Я правильно понимаю?

 – Вы правильно понимаете.

 – Но мистер Лоуэлл в Лондоне. – Трэверс повторил это медленно и терпеливо. – А если его там нет, значит, он путешествует. Насколько я понимаю, он очень много путешествует. По всему миру.

 – Когда вы видели его в последний раз?

 – Пять или шесть лет назад. Да, я полагаю, шесть лет назад. Это будет точнее.

 Ева извлекла из сумки распечатку фотографии с удостоверения личности.

 – Это Роберт Лоуэлл?

 – Да, это он. Я ничего не понимаю, лейтенант. Это Роберт Лоуэлл-старший. Он умер… О мой бог, он мертв вот уже скоро сорок лет. Его портрет висит у меня в кабинете.

 – Вот оно что? – «Умно, – подумала Ева. – Хитер сукин сын». Она вынула портрет, сделанный детективом Янси. – Как насчет вот этого человека?

 – Это ныне здравствующий мистер Лоуэлл. Во всяком случае, портрет очень на него похож. – Трэверс заметно побледнел, переводя взгляд с портрета на Еву. – Я видел это изображение в новостях по телевизору. Честно говоря, я не связал его с… Я… как я уже говорил, я не видел мистера Лоуэлла последние несколько лет, и я никогда… Я просто не видел его в этой картинке, пока вы только что не спросили. Но, видите ли, тут наверняка допущена какая-то ошибка. Мистер Лоуэлл – человек очень тихий, он любит одиночество. Он абсолютно не мог…

 – Все они так говорят. Через несколько минут прибудет моя бригада с ордером. Нам нужно осмотреть это здание. От подвала до крыши.

 – Но, лейтенант Даллас, уверяю вас, его здесь нет.

 – Представьте, я вам верю. И тем не менее нам нужно осмотреть это здание. Где он останавливается, когда приезжает в Нью-Йорк?

 – Честное слово, я не знаю. Это так редко бывало… И я не считал себя вправе об этом спрашивать.

 Пальцы Трэверса метнулись к узлу строгого галстука и дважды поправили его, хотя в этом не было никакой нужды.

 – Во время Городских войн было еще одно здание в Нижнем Вест-Сайде, не так ли?

 – Да-да, кажется, было. Но мы являемся единственным предприятием в Нижней части города с тех пор, как я работаю в компании.

 – И как давно вы работаете в компании?

 – Лейтенант, я занимаю директорский пост последние пятнадцать лет. И за это время можно по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз я лично контактировал с мистером Лоуэллом. Он ясно дал понять, что просит его не беспокоить, ему это не нравится.

 – Не сомневаюсь. Мне нужна адвокатская фирма, мистер Трэверс, и любая другая имеющаяся у вас информация о Роберте Лоуэлле. Что вам известно о его мачехе?

 – О мачехе? Насколько мне помнится, она была убита во время Городских войн. Поскольку она никак не была связана с бизнесом, мне о ней практически ничего не известно.

 – Имя?

 – Простите, пожалуйста, но я так сразу и не вспомню. Возможно, ее имя есть в наших архивах. Еще раз простите, но все это крайне неприятно.

 – Да уж, – сухо усмехнулась Ева. – Убийство может запросто испортить даже самые шикарные похороны.

 – Я только хотел сказать… – Трэверс залился краской и тут же снова побледнел. – Я понимаю, вы должны делать свою работу. Но, лейтенант, у нас прямо сейчас происходит прощание с одной из убитых женщин. Я должен просить вас и ваших людей действовать осмотрительно. Для родных и близких мисс Йорк это чрезвычайно тяжелый и печальный момент.

 – Я позабочусь, чтобы родные и близкие Ариэль Гринфельд не попали в ваш Зал Упокоения в ближайшем будущем.

 

 Они действовали осмотрительно, насколько это вообще возможно для дюжины копов. Фини и Макнаб атаковали электронику. Ева спустилась в подвал вместе с Рорком.

 – Не слишком отличается от нашего морга, только меньше, – заметила она, оглядывая рабочие столы из нержавейки с желобками по краям, шланги, трубки и инструменты. – Я думаю, он получил свои первые знания по анатомии именно здесь. Вероятно, с самого начала практиковался на трупах.

 – Вдохновляющая мысль!

 – Да уж. Они же были уже мертвы, так? Хотелось бы надеяться. Стало быть, – опять-таки надо надеяться, – им эти манипуляции не доставляли мучений. Да, кстати, знаешь, что еще? Когда придет мой час, я не хочу бальзамирования и стилиста. Можешь сложить большой костер и запихнуть меня внутрь. А потом можешь сам броситься в костер – продемонстрировать свое безумное горе и вечную преданность.

 – Погоди, я это запишу, чтобы не забыть.

 – Тут для нас ничего нет, – подытожила Ева. – Мне нужен второй адрес, по которому действовала контора во время Городских войн. И любая другая недвижимость, которой владел Лоуэлл в любом своем обличье, под любым именем.

 – Я этим займусь, – пообещал Рорк.

 Ева извлекла рацию и нахмурилась: сети не было, один только треск разрядов.

 – Тут паршивая связь, пошли наверх. Хочу узнать, удалось ли Каллендар что-нибудь накопать на мачеху. У нее могла быть недвижимость на ее собственное имя, – продолжала Ева, поднимаясь по лестнице. – Может, он этим пользуется. Адвокаты упираются, чинят нам всякие препоны. Ну это уж порода такая, чего еще от них ждать? Уитни и Тиббл сумеют пробиться через все это дерьмо довольно скоро.

 – Если он такой умный, каким кажется, – заметил Рорк, – адвокаты приведут тебя всего лишь к цифровому счету и к службе передачи сообщений. Он здорово наловчился прикрывать свою задницу.

 – Ну тогда мы пойдем в атаку на цифровой счет и службу передачи сообщений. Этот сукин сын сейчас в Нью-Йорке. Тут у него свое логово, рабочее пространство, транспорт. Будем тянуть за все ниточки. Одна из них приведет нас к нему.

 Не успела Ева добраться до основного уровня, как рация ожила и засигналила.

 – Даллас.

 – Я ее нашла! – чуть ли не пропела Каллендар. – Эдвина Спринг. Нашла ее, прорыв старые номера «Таймс», на страницах раздела музыки и развлечений. Сенсация оперной сцены, если верить рекламе. Чудо-девочка. Покорила Нью-Йорк, взяла штурмом «Метрополитен», едва ей исполнилось восемнадцать. Скоро будет еще информация. Теперь, когда я знаю, как ее зовут, это нетрудно.

 – Проведи многоцелевой поиск. Попробуй найти недвижимость на ее имя в этом городе.

 – Уже работаю.

 – Собери все вместе, Каллендар. Мне надо кое-куда заглянуть по дороге, потом я еду в управление.

 – Куда это ты собираешься заглянуть? – спросил Рорк, когда Ева отключила связь.

 – Пелла. Он что-то знает. Медкарта подтверждает, что время его на исходе, он еле-еле может пересечь комнату. Но он что-то знает, и я из него это выжму.

 – За тобой не следили по дороге сюда.

 – Знаю.

 – Значит, вряд ли за тобой будут следить по дороге отсюда. Поскольку Пибоди занята здесь, я поеду с тобой к этому Пелле.

 – Я сама справлюсь.

 – Конечно, справишься. Но ты же не хочешь выдергивать сюда на прослушку кого-нибудь из своей команды? Будет быстрее и проще, если я поеду с тобой, а с ними мы встретимся потом в управлении.

 – Ну может быть. – В прагматических целях Ева добавила, пожав плечами: – Прекрасно.

 Когда они прибыли в дом Томаса Пеллы, оба робота – прислуга и сиделка – засуетились, всячески возражая против нарушения хозяйского покоя. Ева просто пробилась в дом мимо них.

 – Если у вас есть жалобы, обращайтесь к шефу полиции. Или к мэру. Да-да, к мэру. Он обожает получать жалобы от роботов.

 – Мы обязаны заботиться о здоровье и удобствах мистера Пеллы. – Видимо, какой-то шутник запрограммировал голос робота-домоправительницы на нытье.

 – Вам всем придется забыть о здоровье и удобствах, если я отволоку вас в полицейское управление. А теперь прочь с дороги, а не то я привлеку вас за воспрепятствование правосудию.

 Отодвинув в сторону робота-сиделку, Ева открыла дверь спальни.

 – Держись подальше, чтобы он тебя не видел, – шепнула она Рорку. – Он откажется говорить, если увидит, что я привела тебя за компанию.

 В спальне было темно, как и в прошлый раз. До нее доносилось равномерно-хриплое дыхание Пеллы, тянущего воздух через маску.

 – Я же сказал, чтоб не беспокоила меня, пока не позову. – Его голос звучал сварливо и сипло. Он как будто состарился на много лет со вчерашнего дня. – Дай мне хоть минуту покоя, черт возьми, а не то я прикажу тебя на запчасти разобрать.

 – Ну это будет для тебя трудновато, – заметила Ева. – Можешь попробовать, но вряд ли получится.

 Он зашевелился, глаза открылись и уставились прямо на нее.

 – А тебе чего надо? Я не обязан с тобой разговаривать. Я посоветовался с адвокатом.

 – Прекрасно. Давай, посоветуйся с ним еще разок и заодно передай, чтоб подтягивался к нам в управление. Он тебе объяснит, что я имею право держать тебя там двадцать четыре часа как важного свидетеля по делу об убийстве.

 – Что за хрень? Какой я свидетель? Да я за последние полгода ничего не видел, кроме этих чертовых роботов, а они кружат надо мной как стервятники.

 – Ты мне расскажешь все, что знаешь, Пелла, а не то тебе придется провести в моем обществе добрую часть времени, что тебе еще отпущено на этом свете. Роберт Лоуэлл. Эдвина Спринг. Вперед.

 Он беспокойно завозился на постели, вцепился в простыню.

 – Ну если ты так много знаешь, на кой хрен я тебе сдался?

 – Слушай ты, сукин сын! – Ева склонилась над ним. – Двадцать пять женщин мертвы, еще одна в критическом состоянии. Возможно, она умирает.

 – Это я умираю! Я воевал за этот город. Я за него кровь проливал. Я потерял единственное, что мне в этой жизни было дорого, и с тех пор мне все стало безразлично. Что мне за дело до каких-то женщин?

 – Ее зовут Ариэль. Она зарабатывает на жизнь выпечкой. У нее есть сосед по лестничной клетке, он живет напротив ее хорошенькой квартирки. Вроде бы славный парень. Она не знает, что он влюблен в нее, не знает, что он сегодня приходил ко мне. Он был перепуган. Он был в отчаянии. Умолял меня найти ее. Ее зовут Ариэль, а ты – ты расскажешь мне все, что знаешь.

 Пелла отвернулся и уставился на занавешенные окна.

 – Ничего я не знаю.

 – Ты лживый сукин сын. – Ева схватилась за край кислородной маски и увидела, как у него округлились глаза. На самом деле она не собиралась отнимать у него маску, скорее всего, она бы этого не сделала. Но он-то этого не знал! – Хочешь сделать следующий вдох?

 – Роботы знают, что ты здесь. Если со мной что-нибудь случится…

 – Что именно? Например, ты – ой-ей-ей! – откинешь копыта, пока – чисто случайно! – мы с тобой беседуем? Я офицер полиции, приносила присягу, клялась служить и защищать. Да при том еще у меня есть свидетель. Он подтвердит мои слова.

 – Какой еще свидетель?

 Ева оглянулась и кивком подозвала Рорка. Он подошел поближе, чтобы Пелла увидел его.

 – Если этот гребаный ублюдок чисто случайно склеит ласты в то время как я должным образом допрашиваю его о подозреваемом, это будет считаться несчастным случаем?

 – Безусловно. – Улыбка Рорка была холодна, как камень. – Непредвиденным происшествием.

 – Ты знаешь, кто он такой, – продолжала Ева, когда взгляд Пеллы метнулся к Рорку. – Знаешь, кто я такая. «Коп Рорка» – так ты меня назвал. И поверь моим словам: если ты чисто случайно испустишь дух, а я солгу о том, как это могло случиться, он присягнет, что я говорю правду.

 – На гребаной куче библий, – подтвердил Рорк.

 – Но ведь ты еще не готов умереть, верно, Пелла? – Пелла попытался оттолкнуть ее руку, но Ева крепко сжимала край маски. – Когда человек не готов умереть, это по глазам видно. Итак, если хочешь сделать следующий вдох, расскажешь мне всю чертову правду. Ты знаешь Роберта Лоуэлла. Ты знал Эдвину Спринг.

 – Отпусти. Не трогай маску. – Пелла со свистом втянул в себя воздух. – Я на тебя в суд подам.

 – Ты будешь трупом, а я трупешников не боюсь. Ты их знал. На следующем вдохе, Пелла, скажи да.

 – Да, да! – Он опять оттолкнул руку Евы. Она убрала руку, и его судорожное, захлебывающееся дыхание стало ровнее. – Да, я их знал. Но они меня не знали. Они были белой костью, элитой, а я – простым солдатом. А теперь катись отсюда ко всем чертям.

 – Даже не надейся. Выкладывай все, что знаешь. Пелла перевел взгляд на Рорка и опять вернулся к Еве. Потом на миг просто закрыл глаза.

 – Он был моего возраста… ну… помладше на пару лет. Но в армии не служил. Неженка. – Опять Пелла поднял дрожащую руку и ощупал маску, словно хотел проверить, правильно ли она надета. – Он и выглядел неженкой, избалованным недорослем, а за плечами у него, конечно, были все семейные деньги. Такие, как он, своих беленьких ручек никогда не пачкают и шкурой своей не рискуют. А она… Мне нужно воды.

 Ева огляделась, увидела чашку с соломинкой на столе. Она взяла чашку и протянула ее Пелле.

 – Мне эту чертову штуку не удержать. Скверный выдался день. А с тех пор, как ты приперлась, стало еще хуже.

 Не говоря ни слова, Ева поднесла ему чашку так, чтобы он дрожащей рукой смог направить соломинку в рот через прорезь в маске.

 – Что насчет нее?

 – Она была красавицей. Молодая, элегантная, пела, как ангел. Она иногда приезжала к нам на базу, пела для нас. Оперные арии, почти всегда из итальянских опер. Сердце разрывалось от каждой ноты.

 – Ты к ней неровно дышал, да, Пелла?

 – Стерва, – пробормотал Пелла. – Что ты понимаешь в настоящей любви? Тереза была для меня всем. Но мне нравилась Эдвина, я был ей благодарен за то, что она нам дарила. Красоту и надежду.

 – Она приезжала на базу на Брум-стрит?

 – Да, на Брум-стрит.

 – Но ведь они там жили, разве нет?

 – Нет. Может, раньше, перед войной… Но не в военное время, когда там были размещены солдаты. Потом, после войны? Кто их знает? Какая, к черту, разница? Короче, пока я был приписан к этой базе, они не жили на Брум-стрит. У них был другой дом. Другой дом, в Вест-Сайде.

 – Где?

 – Это было давно. Я там никогда не бывал. Кто я такой? Всего лишь рядовой солдат. Но кое-кто из офицеров там бывал. Слухи ходили. Да, кое-кто из офицеров плюс еще нелегалы.

 Еще одна деталь головоломки встала на место в голове у Евы.

 – Тайные агенты?

 – Да. Слухи доходили. Я кое-что слышал. – Пелла закрыл глаза. – Больно об этом вспоминать. – Впервые за все время его голос смягчился. – Но я все время вспоминаю. Не могу не вспоминать.

 – Я глубоко сожалею о вашей утрате, мистер Пелла. – В эту минуту Ева говорила искренне. – Но Ариэль Гринфельд жива, она нуждается в помощи. Что вы слышали в то время? Как это могло бы ей помочь?

 – Откуда мне, черт побери, знать?

 – Это имеет отношение к ней, к Эдвине Спринг. Она умерла, не так ли?

 – Все умирают. – Но Пелла опять дрожащей рукой ощупал маску. Его глаза над маской с опаской смотрели на Еву. – Я как-то раз слышал ее разговор с одним из знакомых офицеров. Нечаянно подслушал. Молодой младший лейтенант, прислан к нам из северной части штата. Не помню, как его звали. Они уединялись, когда она приезжала к нам петь. Все было понятно по тому, как они смотрели друг на друга. Вот точно так же мы с Терезой смотрели друг на друга.

 – Они были любовниками?

 – Может быть. А может, только хотели. Она была молода, гораздо моложе Приемщика.

 – Кого? Приемщика?

 – Так называли Лоуэлла. Джеймса Лоуэлла.

 – Он принимал тела, которые привозили в труповозке, – задумчиво проговорила Ева, вспомнив, что рассказывал Доббинс.

 – Так и есть. Она была вдвое моложе его. Живая, красивая. Он был слишком стар для нее, черт бы его побрал. И кроме того… было у него что-то в глазах. И у старика тоже, у его отца. Было у них что-то такое в глазах… Как глянешь – волосы дыбом встают.

 – Они узнали про нее и младшего лейтенанта?

 – Да, – подтвердил Пелла. – Я думаю, они хотели сбежать. Он стал бы не первым дезертиром, да и не последним. Стояло лето. Мы оцепили весь сектор, там было безопасно, по крайней мере на время. Я вышел из казармы, просто хотел пройтись, напомнить себе, за что мы сражаемся. Услышал, как они разговаривают за одной из палаток с провиантом. Ее голос ни с каким другим невозможно было спутать. Они говорили, что уйдут из города, переберутся на север, в горы. Многие люди бежали из города в горы, в деревню… А у него там жили родственники.

 – Она собиралась бросить мужа и сбежать с лейтенантом.

 А Роберту Лоуэллу, подсчитала Ева, в то время было лет восемнадцать. Максимум двадцать.

 – Я себя не обнаружил, не дал им знать, что я там и все слышу. Я бы его не сдал. Знал, каково это – любить женщину и бояться за нее. Я немного отступил назад и перешел на другую сторону улицы, чтобы они не догадались, что я их подслушал. Хотел дать им возможность побыть наедине, понимаешь? В те времена чертовски трудно было остаться с кем-то наедине. И тут я увидел его. Он стоял по другую сторону палатки и слушал.

 – Лоуэлл, – догадалась Ева. – Лоуэлл-младший.

 – Вид у него был такой, будто он в трансе. Я слыхал, что у него проблемы с головой. Так говорили, хотя я-то думал, это была просто отмазка, чтобы в армии не служить. Но когда я увидел его в тот раз… Я посмотрел на него и понял, что с ним и вправду что-то не так. Нет, было в нем что-то прямо-таки жуткое. Мне нужно воды.

 Ева снова взяла чашку с соломинкой и поднесла к его губам.

 – Он их сдал.

 – Наверняка. Больше некому. Я ничего не мог поделать, пока он был там. Я собирался предупредить их позднее, предупредить лейтенанта, что мальчишка их подслушал. Но случай так и не представился. Я дошел до конца квартала, не зная, что предпринять: говорить или не говорить. Мне надо было посоветоваться с Терезой. Когда я вернулся, их уже не было. Лейтенанта послали на задание, а Эдвина уехала домой. Я больше не видел их живыми.

 – Что с ними случилось?

 – С того вечера прошло больше недели. – Голос Пеллы заметно слабел, и, как показалось Еве, он не притворялся. Вряд ли она сумеет выкачать из него много больше. – Лейтенанта объявили ушедшим в самоволку, она так больше и не вернулась на базу. Я думал, им удалось сбежать. А потом как-то раз меня выставили в дозор. Она лежала на тротуаре. Никто так и не смог объяснить, каким образом тот, кто ее выбросил, пробрался через посты охранения. Она была мертва. – Слеза выскользнула из уголка его глаза и поползла по щеке, обтекая кислородную маску. – Я уже видел такие тела раньше, знал, отчего они так изуродованы.

 – Пытки?

 – Они сотворили с ней нечто чудовищное, а потом выбросили ее, голую и изуродованную, на улицу, как мусор. Они обрезали ей волосы и изуродовали лицо, но я узнал ее. Они оставили у нее на шее ожерелье «Древо жизни». Она носила его, не снимая. Они как будто хотели, чтобы ее опознали безошибочно.

 – Думаете, это сделали Лоуэллы? Ее муж, свекор, пасынок?

 – По официальной версии считалось, что ее схватили и пытали враги, но это неправда. Мне уже и раньше приходилось видеть такую работу, и враги тут ни при чем. Старый Лоуэлл был заплечных дел мастером. Все об этом знали, но старались не говорить об этом слишком громко. Мы захватывали пленных. Если возникало подозрение, что у пленника есть информация, его отводили к Роберту Лоуэллу – я имею в виду старшего. Когда за ней пришли, он рыдал как ребенок, – тот, которого ты ищешь. Младший. – Пелла открыл глаза. Они неистово горели, хотя его голос прерывался и слабел. – Мы накрыли ее простыней, а он, как увидел ее под этой простыней, разрыдался, словно малое дитя. Через два дня я потерял Терезу. После этого для меня уже ничто не имело значения. Все потеряло смысл.

 – Почему вы не рассказали об этом полиции девять лет назад, когда начались эти убийства?

 – Да я даже не вспомнил о женщине, убитой еще в прошлой жизни. Я не подумал об этом, не подумал о ней. С какой стати я должен был вспоминать? А потом я увидел портрет. Давно все это было, но я подумал: знакомое лицо. Когда вы приходили вчера, я уже понял, что это он.

 – Если б ты, сукин сын, рассказал мне все это вчера, назвал бы его имя, ты мог бы избавить Ариэль Гринфельд от двадцати четырех часов страданий.

 Пелла отвернулся и закрыл глаза.

 – Мы все страдаем.

 Охваченная гневом, Ева стремительно покинула дом Пеллы.

 – Мерзкий ублюдок! Мне нужна любая недвижимость, которой владели Лоуэллы или Эдвина Спринг в период Городских войн. Доставай свой чертов золотой заступ и начинай копать.

 – Тогда ты садись за руль, а я займусь работой, – сказал Рорк. Он уже работал на своем ППК.

 Усевшись за руль, Ева позвонила Каллендар в управление.

 – Есть новые данные?

 – Данные есть, а вот недвижимости нет. Могу сказать вам, что Спринг ушла со сцены – любители оперы были просто в трауре – в двадцатилетнем возрасте: вышла замуж за известного богача Джеймса Лоуэлла. После этого – только светские новости. Тут гала-представление, там банкет. Потом новости о ней вообще пропали. Но я нашла запись о ее смерти. Она значится под именем Эдвина Роберти. В записи указано, что она была оперной певицей и что ее пережил супруг – Лоуэлл Роберт. В качестве причины смерти указано самоубийство. Фотографии нет, лейтенант, но это наверняка она.

 – Это она.

 – И еще, лейтенант, у Морриса что-то есть.

 – Соедини меня с ним.

 – Даллас, Манхэттенский семейный центр на Первой авеню. Там есть отделение детской психиатрии, основанное Лоуэллами еще в конце двадцатых. Пожертвования поступают через благотворительный фонд. Я поговорил с его директором. В субботу к ним нагрянул с неожиданным визитом представитель семейного благотворительного фонда Лоуэллов. Некий мистер Эдвард Сингер. Он потребовал, чтобы его провели по всему отделению. После этого они обнаружили, что у них не хватает некоторых препаратов.

 Ева рассчитала расстояние.

 – Я пошлю туда кого-нибудь. Пусть сделают официальное заявление.

 – Даллас, они хранят диски с записями камер наблюдения. Целиком и полностью, в течение семи суток. Он есть у них на диске.

 – Мы возьмем этот диск. Пошлем «чистильщиков», пусть прочешут провизорскую. Может, нам и дальше повезет. Отличная работа, Моррис.

 – Да, мне тоже понравилось.

 – Как я тебя понимаю! Конец связи. – Отключив связь, Ева бросила взгляд на погруженного в работу Рорка и сказала в микрофон прослушки специально для Пибоди: – Мы строим камеру. Все, что нам осталось, – это бросить туда ублюдка.