- Инн-Бунсборо, #1
1
Стены особняка стояли как и два с лишним века назад: простые, мощные, крепкие. Сложенные из камня, добытого в горах и долинах, они стали свидетельством извечного стремления человека творить и созидать, плодом неистребимого желания оставить свой след в истории.
Два века люди соединяли камень с кирпичом, деревом и стеклом, расширяя, трансформируя, совершенствуя воздвигнутое здание в угоду потребностям, эпохам и вкусам. Все это время особняк на перекрестке наблюдал, как росли дома по соседству и постепенно скромная улица превращалась в город. Проселочную дорогу покрыли асфальтом; экипажи, запряженные лошадьми, уступили место автомобилям. Моды и стили менялись в мгновение ока, а особняк молчаливо высился на углу площади, словно незыблемая веха в череде времен.
Он познал войну, слышал отзвуки канонады, стоны раненых и молитвы объятых страхом, видел кровь и слезы, радость и гнев, рождение и смерть. Он пережил периоды процветания и разрухи, смену хозяев и предназначений, но его каменные стены стояли по-прежнему твердо.
С годами доски изящных двойных террас проседали, известка — потрескалась и осыпалась, от стекол остались лишь осколки. Одного случайного взгляда из окна автомобиля, притормозившего на светофоре у площади, достаточно, чтобы приметить стайку голубей, которые теперь порхали в разбитых окнах. Невольный свидетель разрухи задавался вопросом: что было в этом здании раньше? Но светофор вспыхивал зеленым, и автомобиль уезжал прочь.
Бекетт знал ответ на этот вопрос.
Он стоял на противоположной стороне площади, засунув большие пальцы рук в карманы джинсов. В густом воздухе, напитанном летним теплом, не чувствовалось ни малейшего дуновения. Машин не было, и Бекетт мог бы пересечь Главную улицу на красный, однако он ждал. Щиты из плотного синего брезента закрывали здание сверху донизу, пряча фасад. Зимой они помогали удержать тепло, согревая тех, кто находился внутри, а сейчас защищали от беспощадных лучей солнца — и посторонних глаз.
Тем не менее Бекетт знал и как все выглядит теперь, и как будет выглядеть по завершении реставрации. В конце концов, он сам спланировал весь проект. Да, вместе с ним в деле еще два брата и мать, но именно он значится на всех чертежах архитектором и именно эти функции выполняет как партнер в «Семейном подряде Монтгомери».
Бекетт перешел дорогу; в недвижной тишине глубокой ночи — было три часа — его кроссовки ступали почти бесшумно. Он нырнул под строительные леса и двинулся вдоль здания, по улице Святого Павла, радуясь тому, как хорошо смотрится в свете уличного фонаря обновленная кладка, сложенная из камня и кирпича.
От нее веяло стариной. «Впрочем, она на самом деле старинная, — подумал Бекетт, — в этом отчасти и заключается ее притягательная красота. И все же впервые на моей памяти стена имеет ухоженный вид».
Он завернул за угол, перепрыгнул через засохшую грязь, прошел через обломки строительного камня, разбросанные по будущему внутреннему двору. С этой стороны террасы второго и третьего этажа тянулись ровно, ничуть не покосившись. Изготовленные на заказ планки штакетника — по архитектурному замыслу точные копии тех, что видны на старых фотографиях здания, а также найдены во время земляных работ, — только что прошли обработку и теперь сушились на проволоке.
Бекетт был уверен, что его старший брат Райдер в качестве генерального подрядчика уже распорядился насчет установки штакетника и перил. А знал он это потому, что Оуэн, средний из трех братьев Монтгомери, вечно допекал всех по поводу графиков, календарных сроков, конструкторских и бухгалтерских бумаг, а также сообщал Бекетту о каждом забитом гвозде, хотел того младший брат или нет.
Парень вытащил из кармана ключи. Вообще-то ему нравилось быть в курсе. Старый отель превратился для всей семьи в навязчивую идею. Проект буквально держит его за горло, мысленно признал Бекетт, отпирая грубую временную дверь, за которой начинался будущий холл гостиницы. За горло, за душу и, черт побери, кое за что еще. Ни один из прошлых проектов не трогал его — да и остальных членов семьи — так сильно и вряд ли когда-либо так еще зацепит.
Бекетт щелкнул выключателем. Дежурная лампочка, свисавшая с потолка, вспыхнула и осветила голый бетонный пол, оштукатуренные стены, инструмент, куски парусины, стройматериалы. Пахло деревом, пылью от штукатурки и едва заметно — жареным луком, который кто-то, должно быть, заказывал на ленч.
Утром, когда освещение будет получше, он осмотрит первый и второй этажи более тщательно. Глупая идея — приходить сюда в такой час: все равно ничего не разглядеть, к тому же он устал как собака. И все же Бекетт не удержался.
...Держит мертвой хваткой, вновь подумал он, минуя широкий арочный проем, каменные своды которого пока что стояли как есть, без отделки. Бекетт включил фонарик и двинулся вперед, к строительной лестнице, ведущей наверх.
Было что-то особенное в этом месте посреди глубокой ночи, когда стихал грохот пневматических молотков, жужжание пил, умолкали радиоприемники и человеческие голоса. Что-то неуловимое, беспокойное, заставлявшее волоски на затылке Бекетта вставать дыбом: да, будоражащее и притягательное.
Луч фонаря скользнул по стенам второго этажа. Коричневый цвет напомнил Бекетту о бумажных пакетах для завтраков. Как всегда, отчет Оуэна максимально точен. Рай и его команда закончили с утеплением.
Поначалу Бекетт хотел немедля пройти наверх, но отчего-то задержался здесь. На его скуластом, резко очерченном лице расцвела широкая улыбка, в темно-синих глазах засветилось удовольствие. «Так держать», — хрипловатым от недосыпа голосом произнес он окружающему безмолвию.
Он двинулся сквозь темноту вслед за лучом фонаря — высокий узкобедрый мужчина с длинными ногами, фамильной чертой Монтгомери, и развевающейся гривой рыжевато-каштановых волос, унаследованных по материнской линии от семейства Райли.
Бекетт напомнил себе, что стоит поторопиться, если он намерен хоть немного поспать, и поднялся на третий этаж. «Есть!» — мысленно воскликнул он, проводя пальцем по аккуратно разделанному шву между свеженавешенными листами гипсокар-тона. Чистый восторг захлестнул Бекетта и прогнал всякие мысли о сне.
Он осветил фонариком отверстия, вырезанные под электрические розетки, прошел дальше, в будущие апартаменты управляющего гостиницы, и убедился, что в кухне и ванной также оставлены необходимые отверстия под водопроводные трубы. Какое-то время ушло у архитектора на осмотр люкса, наиболее тщательно разработанного и самого роскошного номера в отеле. Глядя на подвижную стену, которая отделяла просторную ванную, он одобрительно кивнул. «Все-таки ты гений, Бек, черт тебя дери!» А сейчас, ради всего святого, — домой. От усталости и возбуждения у Бекетта кружилась голова, однако, прежде чем спуститься, он еще раз обвел помещение долгим взглядом.
Как вдруг парень услышал этона втором этаже. Негромкое пение, явно женское. Одновременно до ноздрей Бекетта донесся аромат. Пахло жимолостью, спелой, сладкой, напоенной летом. В животе у него екнуло, но фонарик уверенно осветил коридор, по обе стороны которого располагались еще не отделанные номера. Бекетт тряхнул головой: и звук, и запах растаяли.
—Я знаю, что ты здесь, — отчетливо проговорил он. — И приходишь не впервые. Да, мы возродим гостиницу к жизни, вот посмотришь. Она того заслуживает. И я очень надеюсь, что тебе понравится, когда все будет готово. Иначе и быть не может.
Архитектор подождал минуту-другую, представив — то ли от избытка фантазии, то ли от переутомления, — что таинственный обитатель этого места, кем бы или чем бы он (она?) ни был, занял выжидательную позицию.
—По крайней мере, — Бекетт пожал плечами, — мы отдаемся делу полностью, и у нас дьявольски здорово выходит!
Спустившись на первый этаж, он обратил внимание, что дежурная лампочка не горит. Бекетт включил ее и снова выключил, опять пожав плечами: нынешний «жилец» не первый раз так шутил.
—Спокойной ночи! — крикнул Бекетт и запер за собой дверь.
Не дожидаясь зеленого сигнала светофора, он зашагал наискосок. На противоположной стороне площади, по диагонали, размещалась пиццерия и семейный ресторан «Веста», а над заведением — квартира и офис Бекетта. Тротуар, полого сбегавший вниз, привел его на парковку, расположенную с торца здания. Парень забрал из кабины пикапа сумку и, решив, что убьет всякого, кто посмеет позвонить ему раньше восьми утра, отпер ключом дверь на лестничную площадку, а затем поднялся на второй этаж, к себе.
Лампу он зажигать не стал — ориентировался и так, по памяти; вдобавок в квартиру проникал отсвет уличных фонарей. Бекетт разделся возле кровати; бросив одежду на пол, рухнул лицом вниз на постель и заснул, все еще ощущая аромат жимолости.
* * *
Сотовый телефон, оставленный в кармане джинсов, зазвонил в 6:55.
—Ах, чтоб тебя!
Бекетт сполз с кровати, нагнулся и выудил из кармана телефон. Не услышав в трубке ответа, сообразил, что прижимает к уху бумажник.
—Проклятье!
Швырнул бумажник на пол, кое-как извлек из недр джинсов мобильный.
—Какого дьявола тебе надо?
—И тебе доброго утра, — отозвался Оуэн. — Выхожу из «Шитца»[2] с кофе и пончиками. В утреннюю смену у них работает новенькая. Между прочим, очень даже ничего!
—Я размозжу тебе башку кувалдой!
—В таком случае останешься без кофе и пончиков: Я еду на участок. Рай, должно быть, уже там. Утренняя летучка.
—Постой, сбор же назначен на десять.
—Ты разве не читал мое сообщение?
—Которое из них? За два дня, пока меня не было, ты накидал тысячу идиотских сообщений.
—То, в котором говорилось, что летучка переносится на семь пятнадцать. Давай, натягивай штаны, — посоветовал Оуэн и нажал на отбой.
—Ч-черт...
Бекетт по-быстрому принял душ и натянул штаны.
Облака, клубившиеся еще с ночи, прочно удерживали жару, поэтому выйти на улицу было все равно что окунуться в теплую реку полностью одетым.
Перейдя улицу, Бекетт заслышал глухие удары гвоздезабивных пистолетов, звуки музыки, жалобный визг пил. Внутри здания кто-то хохотал как сумасшедший.
Бекетт как раз свернул за угол, когда Оуэн припарковал свой фургон на стоянке позади будущего внутреннего двора отеля. Автомобиль сиял после недавней помывки, серебристые ящики с инструментами по бокам кузова блестели так, что резало глаз.
Оуэн спрыгнул с подножки. Джинсы, белая футболка, заправленная под ремень (а на ремне — чертов телефон, первый помощник Оуэна, который разве что не целует хозяина на ночь... хотя кто знает, может, и целует), и немного сбитые рабочие ботинки. Жесткие каштановые волосы аккуратно причесаны. «У него-то небось было время побрить смазливую мордашку», — обиженно подумал Бекетт.
Брат сверкнул улыбкой, и Бекетту показалось, что глаза цвета меди, скрытые от собеседника солнцезащитными очками, смотрят живо и внимательно.
—Давай свой дурацкий кофе.
Оуэн вытащил из подставки на приборной панели кабины высокий бумажный стаканчик с крышкой, помеченный буквой «Б».
—Добрался до дома только в три часа утра, — сообщил Бекетт и сделал первый большой глоток, вернувший его к жизни.
—Что так?
—Выехал из Ричмонда почти в десять, потом застрял в жуткой пробке на 95-м шоссе. И ради бога, не говори, что надо было заранее уточнить ситуацию на дорогах. Гони лучше пончик!
Оуэн открыл невероятных размеров коробку, и горячий воздух наполнился запахом свежеисчепенной сдобы, сахара и фритюра. Бекетт схватил угощение, разом откусил половину пончика и запил кофе.
—Штакетник смотрится неплохо, — по обыкновению непринужденно произнес Оуэн. — Не зря с ним возились. — Он вскинул голову и посмотрел на фургон. — На третьем этаже стены уже обшиты гипсокартоном. На сегодня запланирована повторная заливка полов. У кровельщиков закончилась медь, поэтому график немного сдвинется; пока не привезут медный лист, они работают с шиферной плиткой.
—Да уж слышно, — прокомментировал Бекетт жужжание камнерезных пил.
Оуэн продолжал отчет, пока братья не подошли к дверям вестибюля. Наконец кофе начал действовать, и Бекетт взбодрился.
Уровень шума достиг пика, но для слуха Бекетта, чей организм получил порцию сахара и кофеина, он казался сладкой музыкой. Архитектор поздоровался с бригадой, занятой утеплением, вслед за Оуэном миновал боковую арку и вошел в будущую прачечную, которая временно выполняла роль офиса при стройплощадке.
Райдер сурово разглядывал чертежи на импровизированном столе, сооруженном из листа фанеры и козел. У ног Райдера, развалившись, похрапывал его неизменный спутник, беспородный пес по кличке Балбес — страшный на вид и бесконечно добрый. Учуяв запах пончиков, дворняга, однако, мгновенно открыла глаза и завиляла лохматым хвостом. Бекетт отломил кусок пончика, подкинул вверх — пес проглотил его на лету. Вообще-то Балбес не видел смысла в том, чтобы приносить палку или гоняться за мячиком, вместо этого он сосредоточивал все свои способности на добывании пищи — любой, какая попадется.
—Если ты опять потребуешь внести изменения в план, я оставлю в покое Оуэна и убью тебя! — пригрозил Бекетт.
В ответ Райдер лишь протянул руку за стаканом кофе и пробубнил:
—Нужно убрать отсюда щит управления, тогда мы сможем использовать это пространство для коммуникаций второго этажа.
Жуя пончик, Бекетт слушал Райдера, перечислявшего необходимые, на его взгляд, изменения.
Архитектор пришел к выводу, что маленькие поправки не принесут вреда и даже пойдут на пользу. В конце концов, Райдер лучше всех знает и чувствовует это здание, почти сроднившись с ним.
И все же, когда тот заявил, что нужно избавиться от кессонированного потолка в столовой — этакого яблока раздора между братьями, Бекетт решительно уперся.
—Потолок входит в план, значит, таким и останется. Он станет изюминкой дизайна.
—Очень нужен нам этот твой изюм!
—В каждом помещении здания должен быть свой акцент. В столовой это, наряду с прочими деталями, — кессонированный потолок. Он впишется в стиль комнаты и выгодно оттенит панели, которыми мы обошьем стену с окнами. Если ты не заметил, здесь все органично сочетается: глубина окон, потолок, каменная арка на торцевой стене.
—Один геморрой с этим потолком, — буркнул Райдер. Изучив взглядом пончики и булочки, он остановил выбор на «плетенке» с корицей. Не оборачиваясь на Балбеса, бешено молотящего по полу хвостом, он отломил кусочек и подбросил в воздух. Зубы клацнули — лакомство исчезло в пасти.
—Как все прошло в Ричмонде?
—В следующий раз, когда я вызовусь спроектировать для друга крытую веранду и помочь с ее постройкой, двинь мне как следует в ухо.
—Охотно, — ухмыльнулся поверх пончика Райдер. Пряди его шевелюры насыщенного темно-каштанового, почти черного цвета выбивались из-под заляпанной краской бейсболки с эмблемой местной футбольной команды. Брови над зелеными в золотистую крапинку глазами удивленно поползли вверх. — А я-то думал, ты старался в основном ради того, чтобы залезть в трусики к сестрице Дрю.
—Ну, отчасти.
—И как, удалось?
—Пару недель назад она нашла себе дружка — мелочь, о которой никто не потрудился меня предупредить. Я даже не увиделся с ней. По вечерам торчал в гостевой комнате Дрю и притворялся, будто не слышу, как он собачится с Джен. Вдобавок каждый божий день мне приходилось выслушивать его жалобы на жену: дескать, превратила всю жизнь в сплошной ад. — Бекетт допил кофе. — Зато веранда вышла на славу.
—Ну, раз ты вернулся, поможешь мне со встроенными стеллажами для библиотеки, — встрял в разговор Оуэн.
—Я должен наверстать кое-что по работе, но после полудня найду для тебя немного времени.
—Договорились. — Оуэн вручил ему скоросшиватель. — Мама заглянула к. Басту, — продолжил он, имея в виду мебельный магазин на этой же улице. — Вот то, что ей нужно, с габаритами под размер комнаты. Она хочет, чтобы ты подготовил эскизы.
—Я же сделал последнюю пачку эскизов прямо перед поездкой к Дрю! С какой скоростью она совершает покупки?
—Завтра она встречается с тетей Кароли. Нужно определиться с обивкой, поэтому ей не терпится выяснить, насколько удачен ее выбор. Это ведь ты взял отпуск, рассчитывая на перепих, — напомнил младшему брату Оуэн.
—И обломался, — вставил Райдер.
—Заткнись, Рай. — Бекетт сунул скоросшиватель под мышку. — Пожалуй, пора браться за дело.
—Не хочешь подняться, посмотреть?
—Я уже все видел.
—В три часа ночи? — фыркнул Оуэн.
—Угу, именно. Мне понравилось.
Один из рабочих просунул голову в дверь:
—Привет, Бек. Рай, у облицовщика в пятом номере есть вопрос.
—Поднимусь через минуту. — Райдер вытащил из планшета с клипсой листок бумаги, исписанный от руки, и передал его Оуэну. — Материалы. Заказывай, не мешкай. Я хочу, чтобы каркас парадного крыльца был поскорее готов.
—Сделаем. Я тебе еще нужен с утра? — осведомился Оуэн.
—Сам как думаешь? Нам всего-то и надо, что прибить пару миллионов штакетин, уложить милю-другую утеплителя, да еще ждет терраса на втором этаже.
—Ладно, закажу материалы и сразу надеваю плотницкий пояс.
—Я еще загляну сюда перед тем, как отправлюсь в мебельный магазин, — пообещал Бекетт и вышел, мечтая расстрелять братьев из гвоздезабивного пистолета.
* * *
Дома он сунул кружку в кофемашину, проверил уровень воды и кофейных зерен. Пока машина перемалывала зерна, Бекетт просмотрел письма, сложенные Оуэном на кухонной стойке. «Он еще и напоминалки оставил, — покачал головой младший брат, — ишь ты, посчитал, сколько раз ему пришлось поливать цветы!» Вообще-то Бекетт не просил Оуэна (или кого-либо другого) брать на себя эти маленькие обязанности в его отсутствие и все же не удивился, обнаружив, что они выполнены. Что бы ни случилось — спустило колесо или грянул ядерный апокалипсис, — на Оуэна можно положиться.
Бекетт выбросил почтовый мусор в корзину, забрал с собой письма, требующие ответа, кружку кофе и направился в кабинет.
Ему нравилась эта комната, дизайн которой он спроектировал лично, когда семейство Монтгомери несколько лет назад приобрело здание в собственность. Старинный письменный стол — Бекетт нашел его на блошином рынке и заново отполировал — стоял у окна, выходившего на Центральную улицу. Сидя за ним, Бекетт мог сколько угодно смотреть на отель.
Он имел собственный участок за городом и план по постройке дома. Бекетт едва приступил к разработке проекта и с удовольствием уделял бы ему время, но на пути постоянно вставали другие задачи. Впрочем, никакой спешки нет. Его вполне устраивает и этот «скворечник» на Центральной улице, над «Вестой». К тому же здесь есть дополнительное преимущество: чтобы слегка перекусить посреди рабочего дня, достаточно позвонить в пиццерию, а если желаешь основательной еды и компании — спускаешься вниз, и все.
Отсюда рукой подать до банка, парикмахерской и заведения Кроуфорда, если захотелось съесть бургер или горячий завтрак. Книжный магазин и почта тоже совсем рядом. Бекетт знаком со всеми местными жителями и торговцами, с ритмом жизни Бунсборо. Нет, решительно, торопиться некуда.
Он перевел взгляд на скоросшиватель, который дал ему Оуэн, и почувствовал искушение заняться вопросом немедленно, посмотреть, что придумали мама и тетушка. Но прямо сейчас его ждали другие дела.
Целый час Бекетт занимался оплатой счетов, вносил поправки в другие проекты, отвечал на электронные письма, скопившиеся за время его поездки в Ричмонд. Сверился с рабочим графиком Райдера. Оуэн настоял на еженедельной рассылке каждому из них обновленной копии графика, хотя все и так постоянно виделись или разговаривали по телефону. Почти все работы шли с соблюдением сроков — учитывая масштабы проекта, это определенно можно было считать чудом.
Наконец архитектор обратия взор на толстую белую папку с файлами, заполненную отдельными листами, компьютерными распечатками, схемами — по всем помещениям отдельно — отопления и кондиционирования воздуха, систем пожаротушения, расположения каждой ванны, унитаза, раковины, вентилей, электропроводки, перечнями бытовых приборов, а также фотографиями утвержденных образцов плитки, выбранной мебели и предметов интерьера. Скоро эта папка распухнет еще больше, так что стоит не откладывая посмотреть, на чем остановила выбор мама.
Бекетт открыл скоросшиватель, разложил перед собой листы. Комнаты, для которых приобретался тот или иной предмет мебели, были помечены инициалами. Райдер и его рабочие до сих пор для удобства пользовались цифровыми обозначениями стандартных номеров и люксов, однако Бекетт знал, что аббревиатура «Дж. & Р.» — ей соответствует люкс на втором этаже в конце коридора, один из двух с отдельным входом и камином, — расшифровывается как «Джейн и Рочестер».
Идея матери — кстати, первоклассная, по мнению Бекетта, — заключалась в том, чтобы назвать все номера в гостинице в честь знаменитых влюбленных пар из литературных произведений со счастливым концом. Она уже дала имена всем комнатам, за исключением люкса, окна которого выходили на фасад: его мама окрестила пентхаусом.
Бекетт внимательно рассмотрел кровать, которую планировала купить мама, и решил, что деревянный полог чудесно вписался бы в стиль Торнфилд-холла[3]. Он широко улыбнулся, разглядывая изогнутую тахту. По замыслу мамы, пухлый диванчик должен стоять в изножье кровати. Она выбрала и комод с зеркалом, хотя в качестве альтернативы предлагала секретер с ящиками для белья. Пожалуй, второй вариант более интересен, более оригинален, решил Бекетт.
С чем мама действительно определилась, так это с кроватью для «Уэстли и Баттеркап»[4], второго люкса с торца здания. Тут не ошибешься: через весь лист огромными буквами написано «ОНО САМОЕ!!!». Бекетт просмотрел остальные листы («Да, мама потрудилась!») и повернулся к компьютеру.
Следующие два часа он просидел в проектировочной программе — чертил; подгонял, размещал под различными углами. Время от времени Бекетт открывал белую папку — освежал в памяти обстановку ванной комнаты либо сверялся со схемами проводки электричества и укладки кабелей под плазменные ТВ-панели в каждой спальне.
Закончив, он отправил матери (и в копии братьям) электронное письмо с результатами своей работы с указанием габаритов всей мебели, какой только можно «нафаршировать» гостиничный номер, вплоть до тумбочек и стульев.
Бекетт почувствовал, что пора отдохнуть и выпить кофе, а еще лучше — капучино со льдом. Чем не повод сходить в книжный с говорящим названием «Переверни страницу» и заказать чашечку? Кофе в книжном магазине подают отличный. Заодно и ноги размять можно, пройтись по Центральной улице.
Он предпочел игнорировать тот факт, что дорогая кофе-машина, которой он обзавелся, тоже готовит капучино и что в холодильнике есть лед. Зато напомнил себе, что надо бы побриться, ведь ходить с трехдевной щетиной в такую жару просто невозможно.
Бекетт вышел из дома, зашагал по Центральной улице, остановился у салона красоты Шерри, чтобы переброситься парой слов с парикмахером Диком, пока у того короткий перерыв.
—Ну, как идет строительство? — поинтересовался Дик.
—Обшиваем стены гипсокартоном, — сообщил Бекетт.
—А-а, я как раз помогал с разгрузкой.
—Придется включить тебя в платежную ведомость.
Дик широко ухмыльнулся, мотнул головой в сторону гостиницы:
—Мне нравится наблюдать за ее возрождением.
—Мне тоже. Ладно, еще увидимся. — Бекетт двинулся дальше.
Он взбежал по низким ступенькам на крытое крыльцо книжного магазина и толкнул дверь. Мелодично звякнул колокольчик. Бекетт взмахом ладони поприветствовал Лори — продавщица выбивала на кассе чек за покупку. Ожидая, пока она освободится, Бекетт подошел к центральному стенду, на котором были выставлены бестселлеры и последние поступления. Он взял в руки свежий роман Джона Сэндфорда[5] в мягкой обложке — как это он пропустил новинку? — пробежал глазами отзывы критиков на первой странице и, сунув книгу под мышку, отправился гулять между стеллажами.
Магазин обладал удивительно приятной, расслабляющей атмосферой. Небольшие залы, плавно переходящие один в другой, изогнутая скрипучая лестница на второй этаж, где размещался офис хозяйки и книгохранилище, пара прилавков с безделушками, картами, местными сувенирами, прочими мелочами, и, самое главное, книги, множество книг на полках, столах, в коробках — все это неуловимо притягивало, вызывало желание просто бродить по магазинчику.
Еще одно почтенное здание... Оно тоже повидало войну, перемены, процветание и разруху. Даже сейчас магазин с его выцветшими красками и старыми деревянными полами умудрялся сохранять дух городского дома, каким некогда был. Для Бекетта в нем всегда пахло книгами и женщинами, и вполне Логично, если учесть, что персонал магазина на сто процентов состоял из представительниц слабого пола.
На глаза Бекетту попалась новая книга Уолтера Мосли[6]; ее он тоже взял с собой. Бросив взгляд наверх, в сторону кабинета, Бекетт прошел через раскрытые двери в дальнюю часть магазина. Услышав чьи-то голоса, быстро сообразил, что они принадлежат девочке и женщине, которую малышка называла мамочкой.
«У Клэр ведь нет дочери, только сыновья, — подумал Бекетт. — Трое сыновей». Возможно, ее вообще нет сегодня либо она придет позже. Да и какое ему дело? Он-то пришел выпить кофе, а не полюбоваться на Клэр Мерфи — черт, нет, Клэр Брюстер. Она носит фамилию Брюстер уже десять лет, пора бы ему и привыкнуть.
Клэр Мерфи-Брюстер, хорошая мать троих детей, владелица книжного магазина. Просто подружка по школе, которая вышла замуж, уехала, но вернулась в родной город после того, как иракский снайпер сломал ей жизнь, оставив вдовой.
Бекетт не искал с ней встреч, видел лишь мельком, когда Клэр находилась в магазине. Он не имел морального права заглядываться на вдову парня, с которым вместе ходил в школу и к которому когда-то испытывал симпатию и зависть.
—Прости, что заставила ждать, Бек. Как поживаешь?
—А? — Бекетт очнулся от раздумий и повернулся к Лори. Дверь за покупателями закрылась, тренькнул колокольчик. — Ничего страшного. Вот, подобрал пару книжек.
—Надо же, — улыбнулась Лори.
—Представь себе. Ладно, каковы сегодня мои шансы? Хотя бы чашечку кофе со льдом я получу?
—Так уж и быть, не откажу. «Что угодно со льдом» — самое ходовое блюдо дня этим летом. — Из-за жары Лори подобрала золотисто-медовые волосы вверх, схватив заколкой. — Большую порцию? — Она указала на стаканчики.
—Еще спрашиваешь!
—Как дела со стройкой?
—Продвигаются понемножку.
Лори повернулась к кофемашине, Бекетт ждал у прилавка. «Хорошенькая штучка, — подумал он. — Работает у Клэр с самого открытия магазина, сперва даже совмещала работу и учебу в школе. Пять лет или, может быть, шесть? Неужели столько времени прошло?»
—Люди постоянно спрашивают, — начала Лори, продолжая ловко готовить кофе, — что да как. Особенно часто интересуются, когда вы снимете брезент и все смогут увидеть новый отель.
—Предлагаешь испортить большой сюрприз?
За разговором и шумом кофемашины Бекетт не услышал, а скорее почувствовал ее появление. Он поднял глаза: Клэр спускалась по лестнице, одной рукой слегка придерживаясь за перила.
«Ого», — удивился Бекетт, когда его сердце екнуло и бешено застучало. Хотя что уж тут: Клэр заставляла это самое сердце трепыхаться еще с тех пор, когда Бекетту было шестнадцать.
—Привет, Бек. Мне послышался твой голос, — с улыбкой произнесла она.
Его сердце остановилось.
