- Следствие ведет Ева Даллас, #25
18
Бобби полулежал в постели с закрытыми глазами, когда Ева вошла в палату. Развлекательный центр, как ей показалось, был настроен на чтение аудиокниги. Во всяком случае, доносившиеся из него голоса о чем-то ожесточенно и страстно спорили.
Если он спит, этот шум ему не нужен. Если не спит, его внимание нужно ей. Поэтому Ева подошла к устройству и скомандовала:
– Остановить программу.
Во внезапно наступившей тишине Бобби открыл глаза.
– Зана? А, это ты, Ева. Должно быть, я задремал. Слушал книгу. Книга была дурацкая, – добавил он и попытался улыбнуться. – Медсестра сказала мне, что скоро приедет Зана.
– Я с ней только что виделась. Распорядилась, чтобы за ней послали пару патрульных. Они привезут ее сюда, а потом доставят обратно. Погода ужасная.
– Да. – Он обернулся к окну и помрачнел.
– Как ты себя чувствуешь?
– Я не знаю. Чувствую себя неуклюжим и глупым. Злюсь на себя, что я здесь, жалею себя.
– Имеешь право.
– Вот и я так себе говорю. Цветы, елочка… Очень мило.
Он указал на маленькое синтетическое деревце, украшенное миниатюрными фигурками Санта-Клауса. Еве несчастный рождественский дед показался многократно символически повешенным.
– Зана мне сказала, что ты помогала их выбрать.
– Да нет, просто была с ней рядом.
– Она умеет позаботиться о таких вещах. О таких мелочах. Бедняжка, для нее это Рождество обернулось полным кошмаром.
– Для тебя тоже. Все очень паршиво, Бобби, и я еще добавлю, потому что я собираюсь спросить, не вспомнил ли ты что-нибудь. О том, что случилось с твоей матерью и с тобой.
– Ничего. Извини. А времени, чтобы вспомнить, у меня было много. Лежу тут как идиот, не умеющий улицу толком перейти. – Бобби вздохнул, поднял и бессильно уронил здоровую руку. – У меня было много времени подумать о том, что ты говорила. О том, что ты рассказывала о моей матери. О том, что она сделала… хотела сделать. Она действительно просила денег?
Ева подошла вплотную к постели. Ей хотелось проследить за его лицом.
– Сколько дерьма ты сможешь выдержать?
Бобби на секунду закрыл глаза, а когда открыл, Ева увидела в них мужество. Во всяком случае, она надеялась, что разгадала их выражение правильно.
– Можешь смело вывалить на меня все, что есть. Чего я тут зря лежу? Все равно больше делать нечего.
– У твоей матери было несколько кодированных счетов, на которые она складывала деньги, добытые шантажом у ее бывших подопечных.
– О мой бог! Нет, этого не может быть! Это какая-то ошибка, недоразумение!
– У меня есть заявления двух из этих женщин, подтверждающие, что твоя мать вступила с ними в прямой контакт и пригрозила обнародовать их уголовные досье, если они не заплатят ей требуемую сумму.
Ева следила, как обрушиваются удары на его и без того побитое лицо. Теперь он смотрел на нее не с недоверием и даже не в шоке. На его лице появилось сосредоточенное выражение человека, сознательно преодолевающего боль.
– Заявления, – повторил он. – Два заявления.
– Их будет еще больше, Бобби. Пока это только начало. Моему мужу она тоже сказала, что у нее есть копии моих файлов и что она продаст их заинтересованным СМИ, если он не заплатит. Она много лет шантажировала своих бывших подопечных.
– Они же были детьми, – прошептал он. – Все мы были тогда лишь детьми.
– Возможно, она воспользовалась помощью одной из своих бывших подопечных в попытке шантажировать меня через Рорка и была убита этим лицом.
– Я никогда не оставил бы ее без средств. Всякий раз, как ей чего-то хотелось, я делал все, что мог, чтобы ее порадовать. Зачем ей так поступать? Я знаю, что ты думаешь. – Он отвел глаза и устремил взгляд в окно за ее плечом. – Я понимаю, почему ты так думаешь. Ты думаешь, она использовала тебя и жестоко обращалась с тобой, когда ты была под ее опекой. Так почему бы не использовать тебя сегодня?
– А я не права, Бобби? Может быть, память меня подводит?
Он судорожно вздохнул.
– Нет. Она мне говорила, что ты… что все дети, которых она брала на воспитание… что им еще повезло, если кто-то предложил им крышу над головой в приличном доме. Им еще повезло, говорила она, что кто-то захотел их приютить, научить их хорошим манерам, дисциплине, уважению. Вот что она говорила, когда запирала тебя. Наказание за плохое поведение. Было бы гораздо хуже, если бы ты оказалась на улице.
– Ты в это верил, Бобби?
– Я не знаю. Может, и верил. Она никогда не делала мне больно. – Вот теперь он повернул голову и встретился взглядом с Евой. – Она никогда не обращалась так со мной. Она говорила, это потому, что я всегда был послушным. Но это не так, я не всегда был послушным. Иногда ей удавалось меня застукать, но она всегда смеялась и говорила: «Мальчишки есть мальчишки». Это девочек она… я не знаю, почему. Что-то такое у нее внутри. Она ненавидела свою мать. Часто говорила мне: нам повезло, что мы избавились от старой суки. Может быть… я не знаю… может быть, ее мать делала то же самое с ней. Это замкнутый круг, так? Разве не так говорят о насилии? Порочный круг.
– Да, так часто бывает. – «Может, эта мысль служит ему утешением?» – подумала Ева. – А что насчет тебя, Бобби? Может, ты тоже не вышел из порочного круга? Может, ты тоже избавился от своей матери? Наверняка она была для тебя помехой. Молодая жена, новый бизнес, а тут эта деспотичная женщина лезет в твою жизнь. Деспотичная женщина, у которой где-то припрятана целая куча денег.
На миг его глаза затуманились. Он сморгнул слезы.
– Я тебя не виню за то, что ты так говоришь. За то, что ты так думаешь. И можешь занести в протокол: я согласен пройти проверку на детекторе лжи. Я пройду ее добровольно, как только ты сможешь ее организовать. Я хочу, чтобы ты нашла тех, кто ее убил. – Бобби опять вздохнул. – Я любил свою мать, Ева. Не знаю, поймешь ли ты, но, даже зная, что она собой представляла, что она делала, я любил ее. Если бы я знал, что она делала, я нашел бы способ ее остановить. Я заставил бы ее это прекратить, вернуть деньги. Да, вот что я хочу сделать – вернуть деньги обратно. Ты должна помочь мне вернуть деньги тем, у кого она их вымогала. Может, этим уже ничего не исправишь, но я не знаю, что еще можно сделать.
– Да, я могу тебе с этим помочь. Каким образом ты заставил бы ее это прекратить, Бобби?
– Я не знаю. Она прислушалась бы ко мне, если бы знала, что меня это возмущает, что я этого не приемлю. Она послушалась бы меня. – Он грустно улыбнулся. – Или сделала бы вид, что слушается. Я больше ничего не понимаю. Не знаю, как рассказать обо всем этом Зане. Не знаю, как сказать ей, что все это правда. Ей столько всего пришлось перенести…
– Она была близка с твоей матерью?
– Они хорошо ладили. Зана умеет ладить со всеми. С мамой было нелегко… Ей пришлось приложить усилия.
– Знаешь, когда женщины сближаются, они рассказывают друг другу вещи, которые не доверили бы мужчине. Может быть, твоя мать рассказала Зане о том, что делала?
– Это невозможно. – Бобби попытался выпрямиться, словно хотел придать вес своим словам, и тихо выругался, когда сломанная рука его не пустила. – Зана… она честная. Я не знаю никого, кто был бы так щепетилен. Может, она не стала бы спорить с моей матерью, но она была бы в ужасе. И она обязательно рассказала бы мне. У нас нет друг от друга секретов.
Многие люди питают такую иллюзию, Ева это знала. Но вот откуда они черпают такую уверенность? Откуда каждому из них знать, что другой не утаивает секреты? Откуда каждый из них знает, что другой рассказывает ему все?
– Зана из тех, кто держит слово?
Его лицо светилось любовью.
– Она скорее дала бы отрезать себе палец, чем нарушила данное ею слово.
– В таком случае ей пришлось бы нелегко, если бы она дала твоей матери слово не рассказывать никому, включая тебя.
Бобби открыл рот, но так ничего и не сказал. Ева видела, что он пытается осмыслить эту новую возможность.
– Я не знаю, как она могла бы с этим справиться. Но она бы мне сказала, хотя бы после смерти матери. Она не стала бы держать это при себе. Хотел бы я знать, где она. – Его пальцы вцепились в простыню. – Я думаю, пора бы ей уже быть здесь.
– Я через минуту проверю, но думаю, она уже в пути. Врачи сказали, когда они тебя выписывают?
– Не раньше завтрашнего дня, но уж завтра – обязательно. Я хочу урвать хоть что-нибудь от Рождества. Для нас это первое Рождество вместе, я, наверно, тебе уже говорил. Хорошо, что я успел кое-что здесь купить. Ей хоть будет что развернуть. Черт… как ты это сказала? Ах да. Все очень паршиво.
Ева сунула руку в карман пальто и вытащила маленький пакетик.
– Вот, решила, что тебе понравится. Печенье, – пояснила она и вложила ему пакетик в здоровую руку. – Я подумала: вряд ли они тут дойдут до того, чтобы угощать больных рождественским печеньем.
– Спасибо. – Бобби заглянул в пакетик, и нечто вроде улыбки появилось на его лице. – Это здорово. Тут и вправду паршиво кормят.
Когда-то он приносил ей еду, и теперь она ответила ему тем же. Ева связалась с патрульными и заверила Бобби, что его жена скоро будет в больнице.
Еве предстоял долгий путь домой, и по дороге она начала обдумывать все, что узнала.
Ее сотовый телефон засигналил, и ей пришлось повозиться, прежде чем удалось перевести звонок на незнакомый интерфейс внедорожника, чтобы руки оставались свободными.
– Даллас. И не советую беспокоить меня по пустякам, потому что я тут лавирую на льду в паршивом трафике.
– А я нет! – В голосе Пибоди слышалось радостное возбуждение, бесконечно далекое от нью-йоркского ледяного дождя. На видеоэкране телефона, укрепленного на приборном щитке, ее лицо светилось как зажженная свеча. – Я в Шотландии, и тут идет снег. Большие, пухлые снежинки. Волшебство.
– Да иди ты!
– Ну не надо так. Я просто умираю, как хочу сказать тебе, что мы здесь и здесь суперклево. У Макнабов потрясающий дом, такой настоящий большой коттедж, и тут есть река и горы. А папа Макнаба грассирует.
– Ему что, больше делать нечего?
– Это акцент такой. Жутко клевый. Просто супер. И я им понравилась, Даллас. Они меня, можно сказать, всю облобызали.
– Да иди ты!
– Сама не понимаю, чего я так психовала, чего боялась? Тут так весело, так здорово! Самолет был такой шикарный, а потом, тут такие виды – обалдеть! Прямо как в кино! И еще…
– Пибоди, я рада, что ты хорошо проводишь время. Серьезно. Но я тут пытаюсь добраться до дому, мне тоже хочется урвать кусочек Рождества.
– Ой, извини. Погоди, сперва скажи, ты забрала подарки? Я тебе оставила на столе.
– Да, спасибо.
– У-у-у… – Лицо Пибоди прошло через несколько преображений. В конце концов она надулась. – На здоровье.
– Мы их еще не открывали, не дуйся.
– Да? Ну ладно. – Огорчение сменилось нервной улыбкой. – Хочешь подождать до завтра? Я просто спросила. Ну что ж… Есть что-нибудь по делу, что мне следует знать?
– Все может подождать до твоего возвращения. Иди поешь этого – как там называется их блюдо?!
– Попробую. Я уже выпила большую порцию виски, и мне в голову ударило. Но мне все равно! Это же Рождество. В прошлом году мы с тобой жутко разозлились друг на друга, но на этот-то раз у нас все нормально. Я люблю тебя, Даллас, и Рорка, и каждый дюйм моего Макнаба. И его кузину Шейлу. Счастливого Рождества, Даллас.
– И тебе того же.
Ева разъединила связь, пока Пибоди снова не завела свою песню. Но она улыбалась, въезжая в ворота.
Дом был весь освещен, как будто уже наступил поздний вечер. Ледяной туман, клубившийся над землей, слегка искрился в огнях. Ева видела мигающие на елках огоньки, мерцающие свечи и слышала беспощадный стук ледяного дождя, секущего по крыше машины.
Она на минуту остановилась посреди подъездной аллеи. Ей захотелось просто полюбоваться, подумать, вспомнить. Там, внутри, было тепло, горели камины, в них потрескивали настоящие дрова. Все, что случилось в ее жизни, каким-то чудесным образом вело ее сюда. Все пережитые ужасы, боль и кровь, все, что преследовало ее как свирепый пес в кошмарах, привело ее сюда. Она в это верила.
У нее было все это, потому что она сумела пережить все то. У нее было все это, потому что он ждал ее на другом конце дороги. Он оказался там, выбравшись из своих окопов.
У нее был дом, где мерцали свечи и горели камины. Так приятно было остановиться и подумать об этом, так приятно было знать, что какие бы испытания ни ждали ее впереди, это у нее будет всегда.
И впереди у нее двадцать четыре часа, чтобы наслаждаться всем этим. А иначе зачем жить?
Ева пробежала в дом, вытряхивая дождь из волос. На этот раз Соммерсета в вестибюле не было, но пока она снимала пальто, из гостиной вышел Рорк:
– А вот и ты.
– Пришлось задержаться, извини.
– Я сам вернулся всего несколько минут назад. Мы с Соммерсетом решили выпить по рюмочке у камина. Заходи, садись.
Соммерсет? Ну конечно! Придется им держаться друг с другом вежливо. Это было что-то вроде закона праздничного дня.
– Мне сперва надо кое-что сделать. – Ева спрятала небольшой сверток у себя за спиной. – Мне нужно несколько минут.
– Секреты?
Рорк подошел, чтобы ее поцеловать, а сам заглянул ей через плечо. Она ткнула его пальцем в живот.
– Прекрати. Я вернусь через минуту.
Он проводил ее взглядом, пока она поднималась, а потом вернулся в гостиную и сел у огня рядом с Соммерсетом, чтобы насладиться чашечкой кофе с ирландским виски.
– Она решила протащить сюда контрабандой какой-то запоздалый подарок.
– Вот как? Я сейчас пойду поставлю в гараж ее машину, без сомнения, оставленную под открытым небом в такую погоду.
– Без сомнения. И хотя вы оба, без сомнения, наслаждаетесь своей грызней, я предлагаю ввести мораторий хотя бы до Дня подарков[11].
Соммерсет пожал плечами.
– У тебя довольный вид.
– Я доволен.
– Было время – и совсем не так давно, – когда в такой день ты был бы далеко отсюда, боролся бы за какую-нибудь сделку до последнего момента. А потом улетел бы с очередной женщиной куда-нибудь подальше. Рождество в Сент-Морице, на Фиджи, куда бы ни увлек тебя твой каприз. Но только не здесь.
– Нет, не здесь. – Рорк взял печенье в сахарной глазури, одно из уложенных Соммерсетом на блестящем красном блюде. – Потому что – теперь я это понимаю – здесь было бы невозможно уйти от осознания того, что я одинок. Несмотря на всех женщин, сделки, вечеринки, приятелей, компаньонов и так далее. Я был одинок, потому что не было рядом никого, кто мог бы удержать меня здесь.
Рорк отпил кофе, задумчиво глядя на пламя.
– Ты дал мне эту жизнь. Не спорь, – остановил он Соммерсета, когда тот приготовился возразить. – И я работал, как мог, чтобы построить этот дом. Я попросил тебя быть моим домоправителем. Ты ни разу меня не подвел. Но мне нужна была она. Единственное, что могло сделать это место домом.
– Она – не то, что я выбрал бы для тебя.
Рорк засмеялся и откусил печенье.
– Это я знаю.
– Но она – та, кто тебе нужен. Одна-единственная. – Соммерсет улыбнулся. – Несмотря на ее многочисленные недостатки, а может быть, и благодаря им.
– Я полагаю, она точно так же думает о тебе.
Заслышав ее шаги, Рорк оглянулся. Она сняла кобуру, сменила ботинки на мягкие домашние туфли без задников. Она отнесла сверток к елке и положила его вместе с остальными.
Он наблюдал за выражением ее лица, пока она осматривала сложенные им горы подарков. Шок, растерянность и, наконец, смирение – что-то вроде безнадежности. Ему стало смешно.
– Зачем ты это делаешь? – спросила Ева, кивнув на подарки.
– Это болезнь.
– Да уж.
– Мы заправили кофе ирландским виски.
– Если ты имеешь в виду виски, то я пас. Не понимаю, что за охота портить прекрасный кофе этой ерундой.
– Тоже своего рода болезнь. Я налью тебе вина.
– Сама налью. Пибоди позвонила, пока я ехала домой. Она не только благополучно прибыла в Шотландию, она была пьяна от виски и вне себя от счастья. Да, кстати, она просила передать, что любит тебя, меня и Макнаба. И даже его кузину Шейлу. – Ева послала ехидную улыбочку Соммерсету. – Вас она не упомянула, но я уверена, что это просто по забывчивости. – Она села и вытянула ноги. – Да, этот подарок попал прямо в яблочко. Ты разобрался со всем, с чем надо было разобраться?
– Да, – ответил Рорк. – А ты?
– Нет, но к черту дела. Позвонила в лабораторию и нарвалась на запись «Звените, колокольчики» в джазовой версии. И почему такие песни никогда не умирают? Теперь она засела у меня в голове.
Кот покинул Соммерсета и вспрыгнул на колени к Еве. Он жалобно мяукнул и вцепился когтями ей в брюки.
– Это он тебя испытывает, – пояснил Рорк. – Просит печенья, но у нас с Соммерсетом он успеха не добился.
– И у меня не добьется. – Ева подняла кота так, чтобы они оказались нос к носу. – Забудь об этом, Жирнюга. Но у меня есть кое-что для тебя.
Спустив кота на пол, Ева подошла к елке, присела и начала рыться в груде подарков. Она нашла подарочный мешок, вынула пару миниатюрных оленьих рогов и игрушечную мышку.
– Он слишком себя уважает, чтобы носить рога или забавляться с глупой игрушкой, – возмутился Соммерсет.
Ева лишь фыркнула в ответ.
– Котовник. – Она подняла мышку за хвост перед мордочкой Галахада. – Вот-вот, именно так, – кивнула она, когда Галахад поднялся на задних лапах и схватил мышку передними. – «Зевс» для котов.
– Ай-яй-яй! И ты, офицер охраны правопорядка, распространяешь наркотики? – покачал головой Рорк.
– У меня есть свои источники. – Пока кот катался по полу в сладостном наслаждении со своей новой игрушкой, Ева нацепила ему рожки. – Ну вот, теперь ты выглядишь полным идиотом. Но учти: это только на сегодня. Мы, представители рода человеческого, тоже имеем право развлечься.
– Он пытается ее съесть, – спросил Рорк, – или изнасиловать?
– Не хочу я ломать над этим голову. Но он, слава богу, больше не думает о печенье.
Ева опять села и положила ноги на колени Рорку. И когда он рассеянно провел рукой вверх по ее голени, Соммерсет воспринял это как сигнал на выход.
– Я приготовил простой ужин, полагая, что вы захотите съесть его здесь. Я буду ужинать с друзьями в городе.
«У вас есть друзья?» – чуть было не сорвалось у Евы, но Рорк вовремя стиснул ее лодыжку.
– Все в кухне на плите.
– Ну что ж, приятного вам вечера, – пожелал Рорк.
– Спасибо, и вам того же.
Ева поморщилась, когда Рорк снова сжал ее лодыжку.
– Угу. Счастливо.
Когда они остались одни, она оттолкнула руку Рорка.
– Притормози, а? Я собиралась что-то сказать.
– Я прекрасно знаю, что ты собиралась сказать. У нас мир на нашем частном клочке земли и благоволение вплоть до Дня подарков.
– Хорошо. Если он это может, значит, и я могу. К тому же я собираюсь напиться по-настоящему.
– Давай, я тебе с этим помогу. – Рорк поднялся и налил ей вина.
– А себе?
– Я тоже выпью, но хоть один из нас должен сохранить голову на плечах. Кот в отключке, – заметил он, бросив взгляд на пол, где Галахад похотливо терся об мышку.
– Ну, я подумала: раз уж ему сделали укол и заниматься сексом он не может, пусть хоть так потешится на праздники. Кстати, я тоже собираюсь развлечься.
Рорк поднял бровь.
– И с этим я могу тебе помочь.
– А может, я говорила о печенье.
Он растянулся на диване во весь рост рядом с ней. И прижался губами к ее губам.
– Я еще не пьяна, – пробормотала Ева.
– Так и развлечения еще не начались.
– Надо закрыть дверь, если собираешься валять дурака. Может, Соммерсет и ушел, но дух его рыщет по этим коридорам.
– Я всего лишь целую свою жену.
Рорк сел и усадил ее вместе с собой, опираясь спиной о валик и не спуская ног с дивана. Так было удобнее пить вино и смотреть на огонь. И обниматься.
– Очень мило. – Ева вздохнула, вдохнула его запах и позволила себе расслабиться каждой клеточкой тела. – Мне кажется, я не выйду из этой комнаты – да что там! – не сойду с этого дивана до самого Дня подарков.
– Нам придется по очереди ходить за кормежкой. Надо подкармливать себя и огонь.
– Ладно. Чур, ты первый.
Рорк засмеялся и зарылся лицом в ее волосы.
– Ты чудесно пахнешь. – Он потерся носом об ее шею. – Ты надушилась.
– У меня нашлась минутка. Редко, но бывает.
– Вот и слава богу.
– Ты связался со своими родичами в Ирландии?
– Да. Там полный дурдом, все заняты выпечкой и младенцами, но все вроде бы счастливы. Все желают тебе счастливого Рождества.
– Ты не жалеешь, что не поехал туда?
– Я нахожусь именно там, где хочу. – Он повернул ее лицом к себе, и их губы встретились. – Именно в том самом месте. А тебе нужно еще вина.
– У меня уже шумит в голове.
– Это потому, что ты пропустила ленч.
– Черт, так и знала, что я что-то упустила. – Ева взяла наполненный им бокал вина. – Когда напьюсь вдрызг и обслужу тебя по полной, я съем целую тонну.
Поскольку Рорк уже был на ногах, он пошел закрывать дверь.
Ева усмехнулась, не вставая с дивана.
– Иди сюда и разверни свой подарок.
Развеселившись и чувствуя себя странно возбужденным, Рорк сел у ее ног.
– Почему бы мне не начать отсюда? – Он снял с нее туфли и нажал большими пальцами на свод стопы. Она замурлыкала, как кошка.
– Правильная точка. – Ева закрыла глаза и отпила еще вина. – Вот что я тебе скажу. Потом, позже, ты можешь напиться вдрызг и обслужить меня по полной.
– Вот он, рождественский дух. – Рорк браслетом из поцелуев окружил ее щиколотки.
– От него никуда не деться, он витает повсюду. – Ласковая легкая щекотка побежала вверх по ее ногам. – От него можно уклоняться, но рано или поздно он тебя достанет. – Ева открыла один глаз, когда Рорк расстегнул ее брюки. – Быстрая работа.
– Хочешь медленно?
– Черт, нет. – Она вскинулась всем телом и схватила его, расплескав вино. – Ой!
– Вот видишь, что ты наделала? Теперь нам придется вылезать из этой одежды. – Качая головой, Рорк начал стягивать с нее свитер. – Руки вверх. Вот, держи. – Он протянул Еве ее бокал, но заставил ее взять его обеими руками. – Смотри не пролей.
– Кажется, мне хватит.
– А мне нет.
Рорк раздел ее, разделся сам. Потом он забрал у нее бокал и перевернул его вверх дном. Вино разлилось по ее груди, по животу.
Ева посмотрела вниз, потом вверх.
– Ой, – повторила она и засмеялась.
Он слизывал вино с кожи, пьянея от головокружительного сочетания, а она двигалась и стонала под ним. Она выгнулась вверх, пока его руки жадно блуждали по ее телу.
Потом она замкнула его в кольцо рук и ног, хихикая, опрокинула на спину и навалилась на него.
– Тебе легко смеяться.
Она заставила его задохнуться – и не только в физическом смысле. Он решил отплатить и перевернул ее. Губами и пальцами он защекотал ее до того, что она начала кричать и задыхаться.
Ее несло на головокружительной волне безумия, страсти и вина. Когда он проник в нее, она обвила его шею руками.
– Счастливого Рождества. – Слова давались ей с трудом. – О боже!
Она кончила с задыхающимся смехом и увлекла его за собой.
– Счастливого Рождества, – ответил он на последнем содрогании.
Она лежала неподвижно, слепо глядя на елку.
– Сложено, упаковано и бантиком завязано.
Позже по его настоянию она открыла свой первый подарок. Это оказался длинный теплый кашемировый халат цвета молодой зелени.
– Просто чтобы тебе было удобнее, – сказал Рорк.
Они поели у огня, запивая шампанским омара – «простой» ужин, приготовленный Соммерсетом. Когда Рорк спросил о деле, Ева отрицательно покачала головой. Ей не хотелось говорить о делах в этот вечер. Она – они – имели право запереться на один вечер, на одну ночь и не пускать кровь и смерть в свой мир. Мир, где они сидели как дети под елкой, разрывая цветную бумагу.
– «Вселенная по Рорку»? – прочел он на коробке с диском.
– Фини помог мне это сделать. Ну ладно, Фини в основном все и сделал, но идея была моя. Годится для считчика голограмм или компьютера. – Ева взяла еще одно печенье. Было у нее смутное опасение, что ей станет плохо от такого количества сахара, но, черт возьми, на что ж тогда Рождество? – Персонализированная игра. Начинаешь с самого низа. И вначале у тебя нет ничего, кроме мозгов. А потом ты можешь заработать деньги, оружие, землю. Можешь строить, можешь вести войну. Можешь вовлечь других людей: мы все там есть. Можешь выбрать себе знаменитых врагов и сражаться с ними. Можешь жульничать, воровать, торговаться, убивать. Но там куча ловушек. Ты можешь разориться, пойти по миру, попасть в тюрьму или в плен к врагам, и они будут тебя пытать. А можешь стать властелином всей разведанной Вселенной. Графика обалденная.
– А ты там есть?
– Да.
– Ну, тогда как же я могу проиграть?
– Задачка не из легких. Фини гонял программу пару недель, он говорит, что не может пробиться выше двенадцатого уровня. Его это жутко злит. Но я решила: раз уж тебе в реальной жизни больше не приходится воровать, получай удовольствие хоть от виртуалки.
– Самый лучший подарок – это иметь женщину, которая меня понимает. – Рорк наклонился и поцеловал ее, ощутил вино и сладость у нее на губах. – Спасибо. Твоя очередь.
– Да я уже миллион пакетов открыла.
И в них было все: от милых пустячков до бриллиантов. Все было роскошно и сексуально.
– Почти закончили. Давай вот это.
Ева развязала ленточку и, хотя Рорк поморщился, повесила ее ему на шею. Она открыла коробку. Внутри лежала лупа с серебряной ручкой.
– Она старинная, – объяснил Рорк. – Я подумал: «Что за детектив без лупы?»
– Здорово. – Ева подняла руку и изучила ее сквозь лупу, потом, улыбаясь, навела лупу на Рорка. – Черт! Ты еще красивее. – Она перевела лупу на спящего кота. – А ты нет. Спасибо.
Рорк многозначительно постучал пальцем по губам. Ева сделала вид, что тяжело вздыхает, но потом наклонилась и поцеловала его.
– На, открой вот эту. – Она подвинула к нему коробку, продолжая играть с лупой. – Будь у меня такая штука в детстве, я доводила бы взрослых до белого каления.
– А для чего же еще нужны игрушки? – Рорк поднял голову и увидел, что она опять изучает его в лупу. Он бросил ей ленту с бантиком. – Вот, займись лучше этим. – Он открыл коробку и бережно извлек из нее карманные часы. – Ева, это замечательно!
– Тоже старинные. Я же знаю, как ты любишь всякое старье. Вот и решила, что ты можешь положить их где-нибудь на полку вместе с остальными игрушками. Гравировка уже была, – добавила Ева, увидев, что он открыл крышку, – но я подумала…
– «Время не в счет», – тихо произнес он, а потом поднял на нее свои ослепительно-синие глаза.
– Да, я тоже так подумала. – Ева протянула ему руку. – Так и есть.
Он обнял ее, прижался лицом к ее шее и, не отрывая губ, двинулся вверх, к щеке.
– Это сокровище. Нет, это ты – сокровище.
– Хорошо, – прошептала Ева. Она имела в виду не сами вещи и знала, что он ее поймет. Хорошо было делиться ими, обмениваться. Хорошо было просто быть. – Я люблю тебя. Я действительно начинаю понимать, что это значит.
Он засмеялся, еще раз поцеловал ее и отодвинулся.
– У тебя есть еще один подарок.
Опять драгоценности. Судя по размеру коробочки, это могли быть только они. Этот ненормальный обожает цеплять на нее блестящие побрякушки как на рождественскую елку. Открыв коробочку, Ева подумала, что они не просто блестят, они могут ослепить, как солнце.
Серьги представляли собой бриллиантовые слезинки: три безупречных продолговатых камешка – каждый следующий чуть больше предыдущего – свисали с грозди других бриллиантов, образующих лепестки ослепительного цветка.
– Обалдеть! – сказала Ева. Рорк лишь улыбнулся в ответ, и тут до нее дошло. – Бриллианты Большого Джека, ограбление на Сорок седьмой улице, те, что мы нашли.
– После того, как они чуть не полстолетия пролежали в тайнике.
– Они были приобщены к делу как вещественное доказательство.
– Я их не крал. – Рорк засмеялся и поднял свой диск с компьютерной игрой. – Помнишь? Мне осталась одна виртуалка. Я приобрел их совершенно легально. Путем купли-продажи. Они заслуживают света. Они заслуживают тебя. Если бы не ты, они до сих пор лежали бы в детской игрушке. Если бы не вы, лейтенант, Чед Дикс не праздновал бы сегодня Рождество.
Ева взглянула на серьги.
– Ты заказал их специально для меня. – Ее это растрогало. Она взяла лупу. – Ну-ка давай их проверим. – Она сделала вид, что изучает камни. – Неплохая работа.
– Можешь считать их медалями.
– Куда круче любых медалей, которые выдает департамент.
Ева вдела серьги в уши, зная, что ему это доставит удовольствие. Она не ошиблась.
– Они тебе идут.
– Такие брюлики любой мымре пойдут. – Она обняла его, прижалась к нему. – Но для меня это очень много значит… Зная, откуда они взялись, почему ты заказал их для меня… Я… – Она отшатнулась, глаза у нее округлились. – Ты купил всю партию?
Рорк склонил голову набок.
– Надо же, какая ты жадная.
– Да я-то нет, а вот ты – точно жадный. Ты купил все, я точно знаю.
Он провел пальцем по маленькой ямочке у нее на подбородке.
– По-моему, нам нужно еще шампанского. Ты слишком трезва.
Ева открыла было рот, но передумала. Человек имеет право тратить свои деньги, как ему нравится. И в одном он был прав: бриллианты Большого Джека заслуживали лучшей участи, чем лежать в подвале полицейского департамента.
– Там остался еще один, – заметил Рорк, поднимаясь. – Это тот, что ты принесла сегодня.
– А, да. Верно. – В глубине души она надеялась, что он забудет. – Да это так, ерунда. Ничего особенного.
– Я же жадный, разве ты забыла? Давай сюда.
– Да пожалуйста. – Ева дотянулась до свертка и бросила его на колени Рорку. – Я принесу шампанское.
Рорк схватил ее за руку, прежде чем она успела встать.
– Посиди минутку. Должен же я посмотреть, что тут у нас. – Он откинул слои папиросной бумаги, вытянул то, что под ними скрывалось, и сказал только: – О…
Ева изо всех сил старалась усидеть на месте, не ерзая.
– Ну, ты же сам говорил, что хочешь мою фотографию. До нашего знакомства.
– О, – повторил он и поглядел на нее так, что она покраснела. – Вот ты какая!
Рорк перевел взгляд с фотографии на женщину, и столько было в его взгляде радости, удивления, любви, что у нее перехватило дух.
– Да я просто ее откопала и рамку подобрала.
– Когда это было снято?
– Вскоре после поступления в академию. Там у нас была одна девушка, так вот она все время фотографировала. Я пыталась заниматься, а она…
– Твои волосы.
Ева окончательно смутилась. На снимке она сидела за рабочим столом, окруженная стопками дисков. На ней была тускло-серая фуфайка с эмблемой Полицейской академии на груди. У нее были длинные волосы, стянутые сзади в хвост.
– Да, я тогда носила длинные волосы. Думала, так будет меньше хлопот: завязала сзади и все, не мешают. А потом в классе единоборств мой противник схватился за них, дернул и повалил меня. И тогда я их остригла.
– Ты посмотри на свои глаза. Уже тогда это были глаза копа. Совсем юная, почти ребенок, но уже тогда ты знала.
– Я ей сказала, что, если она не перестанет соваться ко мне со своей камерой и мешать мне заниматься, я ей врежу.
Рорк засмеялся, взял ее за руку, но так и не смог оторвать глаз от фотографии.
– Что с ней сталось?
– Она отсеялась. Выдержала не больше месяца. Вообще-то она была ничего. Просто она не была…
– Копом, – закончил за нее Рорк. – Спасибо тебе за это. Это именно то, что я хотел.
Ева прижалась головой к его плечу, глядя на огоньки на елке, и подумала: «Кому нужно шампанское?»
