Первые впечатления

О книге

 Бывшая школьная учительница Шейн Эббот возвращается в родную деревушку, чтобы устроить здесь музей и антикварный магазин. Полуразрушенный дом по соседству покупает нелюдимый безработный Вэнс Бэннинг, и, проникнувшись сочувствием к его положению, Шейн предлагает ему работу. Между ними вспыхивает чувство, но девушка не догадывается, кто на самом деле ее таинственный сосед.


Глава 1

 

 Утреннее солнце осветило вершины гор. Красные и золотые искры вспыхнули и за­сверкали среди густой темно-зеленой листвы. Где-то в глубине чащи кролик с шорохом и хрустом метнулся в свою нору, заслышав веселый резкий возглас ранней пташки. Жимолость, росшая вдоль заборов у дороги, уже отцвела, и лишь редкие запоздалые цветки источали слабый аромат. С дальнего поля, где фермер с сыном убирали последнее летнее сено, доносился отчетливый, мерный стрекот комбайна.

 На пути в город ей встретилась всего одна машина. Водитель приветливо взмахнул рукой, и Шейн помахала в ответ. Приятно быть дома!

 Идя по траве на обочине, она сорвала цветок жимолости и, как в детстве, стала высасывать из него сладкий нектар. Резкий запах от смятого в пальцах цветка был так же неразрывно связан с летом, как барбекю или свежая трава. Но лето уже подходило к концу.

 Шейн предвкушала наступление осени, лучшее время в горах, изумительные краски, прозрачный и свежий воздух. А потом придет зима, и мир наполнится шорохом парящих в воздухе листьев, древесным дымом и опавшими желудями.

 Странно, но у нее было чувство, что она никуда не уезжала, будто ей по-прежнему двадцать один год и она идет от бабушки в Шарпсберг за молоком и хлебом. Шумные улицы Балтимора, толпы на тротуарах, ставшие привычными за четыре года, казалось, приснились. Словно и не работала она эти четыре года в городской школе, не проверяла тетради и не сидела на совещаниях.

 И все же это был не сон. Теперь длинный двухэтажный бабушкин дом принадлежал Шейн, как и три акра поросшей лесом земли. Горы и лес были прежние, но Шейн изменилась. Хотя с виду она осталась той же девочкой, что уехала из восточного Мэриленда на работу в Балтимор. Хрупкая и невысокая, она нисколько не располнела, не приобрела женственных форм, как ей бы хотелось. У нее был заостренный подбородок и нежно-розовый бархатный румянец, отчего к ней прилипло прозвище «персик», заслышав которое она морщилась. Она мечтала иметь точеные скулы, но вместо того у нее на щеках появлялись ямочки, когда она улыбалась. Ее огорчали веснушки, пестревшие на ее маленьком вздернутом носике. В больших темных глазах под тонкими изогнутыми бровями отражались все ее чувства. Они редко бывали спокойными. Обычно она носила короткую стрижку, и кудри цвета меда свободно вились вокруг лица. Благодаря неунывающему характеру лицо Шейн всегда было оживленное, а маленький рот был готов расплыться в улыбке. Милашка, говорили все о ней. Она терпеть этого не могла, но постепенно свыклась. Что поделать, если не родилась роковой красавицей.

 На последнем перед городом повороте на нее нахлынуло ощущение дежавю: она много раз ходила здесь раньше — в детстве, отрочестве, юности. Здесь было безопасно, здесь она была среди своих. В Балтиморе у нее никогда не возникало этого приятного ощущения принадлежности. Там она всегда была чужой.

 Она засмеялась и помчалась вприпрыжку к дверям магазина. Бешено затрезвонили колокольчики, дверь громко захлопнулась.

 — Привет!

 — И тебе привет! — улыбнулась ей молодая женщина за прилавком. — Ты сегодня ранняя пташка.

 — Да. Встала вот и смотрю — а кофе-то у меня кончился! — Заметив на прилавке коробку со свежими пончиками, Шейн обрадовалась: — С кремом, Донна?

 — Ага. — Донна завистливо вздохнула, глядя, как Шейн берет пончик и впивается в него зубами. Все те без малого двадцать лет, что они были знакомы, Шейн ела все подряд и нисколько не толстела.

 Хотя подруги вместе выросли, они были разные, как день и ночь. Шейн — блондинка, Донна — брюнетка. Шейн — маленькая и худая, Донна — высокая и фигуристая. Шейн любила приключения и всегда была заводилой. Донна обожала всласть раскритиковать любую идею Шейн, чтобы затем всем сердцем ее поддержать.

 — Ну как ты там устроилась?

 — Неплохо, — промычала Шейн с набитым ртом.

 — Совсем не заходишь.

 — У меня дел невпроворот. Последние пять лет у бабушки руки не доходили до дома. Она занималась только своим огородом, а что крыша течет — это ее не волновало. Может быть, если бы я не уехала…

 — Ах, перестань себя винить, — перебила Донна, сдвинув черные брови. — Ты знаешь, что она сама хотела, чтобы ты стала учительницей. Фей Эббот дожила до девяноста четырех лет. Многие и мечтать о таком не смеют. И ведь до самого конца всем давала прикурить.

 Шейн рассмеялась:

 — И правда. Иногда у меня такое чувство, что сейчас войду в кухню, а там она сидит в своем кресле-качалке, готовая устроить мне головомойку за то, что я вовремя не помыла посуду. — От этой мысли на Шейн накатила тоска о прошедшем детстве, но она прогнала ее прочь. — Я видела сегодня в поле Амоса Месснера с сыном. Они убирали сено. — Шейн прикончила пончик и вытерла руки о штаны. — А я думала, Боб в армии.

 — На прошлой неделе вернулся. Он собирается жениться на девушке, с которой познакомился в Северной Каролине.

 — Да что ты!

 Донна хитро улыбнулась. Она, как владелица единственного магазина в городке, была его глазами и ушами, и ей нравилась эта роль.

 — Приедет в следующем месяце погостить. Работает секретарем в суде.

 — А сколько ей лет? — поинтересовалась Шейн.

 — Двадцать два года.

 Шейн расхохоталась, запрокинув голову.

 — Ах, Донна, ты бесподобна. Я как будто и не уезжала отсюда.

 Донна с улыбкой слушала знакомый хохот.

 — Я рада, что ты вернулась. Нам тебя не хватало.

 Шейн облокотилась о прилавок.

 — А где Бенджи?

 — Он с Дейвом наверху, — довольно подбоченясь, ответила Донна. — Спусти этого чертенка вниз, и хлопот не оберешься. После обеда мы поменяемся.

 — Как хорошо жить над собственным магазином.

 Донна, только ждавшая предлога, тут же спросила:

 — Шейн, ты все надеешься переделать дом?

 — А я не надеюсь, — поправила ее Шейн, — я собираюсь его переделать. — Зная, что сейчас последует, она поспешила объяснить: — Антикварная лавка здесь не будет лишней. А если еще и музей открыть, то это будет совершенно особенный магазин.

 — Но это такой риск, — возразила Донна. Видя возбужденный блеск в глазах Шейн, она еще больше встревожилась. Так было всегда, когда Шейн загоралась очередной дерзкой идеей. — Подумай о расходах…

 — Мне хватит, чтобы открыть дело, — передернула плечами Шейн, словно прогоняя сомнения. — В доме полно вещей, которые можно продать. Мне это нужно, Донна, — продолжала она убеждать свою хмурящуюся подругу. — Собственный дом, собственное дело. — Она оглядела набитый товарами магазин. — Уж ты-то должна меня понимать.

 — Да, но мне помогает Дейв. Не думаю, что я смогла бы управляться со всем одна, без такой поддержки.

 — У меня получится. — Взгляд Шейн мечтательно устремился вдаль. — Так и вижу, как там будет, когда я все устрою.

 — Придется многое перестраивать…

 — Дом не надо перестраивать, — возразила Шейн. — Только кое-что подправить, отремонтировать. — Она решительно встряхнула рукой. — Без ремонта все равно не обойтись, если я собираюсь там жить.

 — Лицензии, разрешения…

 — Я уже все это запросила.

 — Налоги…

 — Проконсультировалась с бухгалтером. — Шейн улыбнулась, и Донна вздохнула. — Дом у меня выгодно расположен, я хорошо разбираюсь в разных древностях и могу подробно описать любое сражение Гражданской войны.

 — Да уж, тебе только дай повод.

 — Берегись, — предостерегла Шейн, — а не то я снова выложу тебе все, что знаю о битве при Энтитеме.

 Тут снова зазвонили колокольчики, и Донна с облегчением вздохнула:

 — Привет, Стью!

 Следующие десять минут прошли за сплетнями, пока Донна отвешивала товар и пробивала чек. Как оказалось, Шейн пропустила совсем немногое, отсутствуя в городке четыре года.

 Она знала, что выглядит белой вороной — девушка из местных, которая побывала в большом городе и вернулась домой с большими планами. Однако она оставалась внучкой Фей Эббот, и все соседи считали ее своей. Пусть она уехала, а не вышла замуж за сына Сая Трейнера, как ей прочили, но она вернулась.

 — А Стью совсем не изменился, — сказала Донна, когда они с Шейн снова остались одни. — Помнишь, в школе, мы были в восьмом, а он в десятом, капитан футбольной команды и самый симпатичный парень из всех?

 — И самый безмозглый, — сухо заметила Шейн.

 — Ах, ну ты всегда млела от зубрил и умников. Кстати, — поспешила прибавить Донна, прежде чем Шейн успела возразить, — у меня для тебя есть один.

 — Есть один — кто?

 — Умник. По крайней мере, таким он мне показался. Он твой сосед, между прочим. — Донна расплылась в улыбке.

 — Мой сосед?

 — Он купил старый дом Фарли. Недели две только, как переехал сюда.

 — Дом Фарли? — Брови Шейн изогнулись, к удовольствию Донны, которая получила возможность сообщить свежие новости. — Но он же сгорел почти дотла. Какой идиот позарился на эту развалину?

 — Его зовут Вэнс Бэннинг, — сказала Донна. — Он приехал из Вашингтона.

 Немного поразмыслив над услышанным, Шейн пожала плечами:

 — Наверное, ему просто земля нужна. — Она взяла с полки фунтовую банку кофе и поставила ее на прилавок, не взглянув на ценник. — А старый дом — так, чтобы меньше платить налогов.

 — Не думаю. — Донна пробила чек и ждала, пока Шейн вытащит деньги из заднего кармана. — Он его ремонтирует.

 — Какой смельчак, надо же. — Шейн сунула сдачу в карман.

 — И тоже все делает сам, — заметила Донна, раскладывая на прилавке шоколадные батончики. — У него, кажется, нет лишних денег. Он безработный.

 — Ах вот оно что. — Шейн мысленно посочувствовала незнакомцу. Работы становится все меньше, безработных все больше. В прошлом году в их школе сократили три процента учителей.

 — Но, как говорят, у него золотые руки, — продолжала Донна. — Арчи Молер на днях завозил ему бревна, так он уже построил новое крыльцо. Вот только мебели у него совсем нет. Ящики с книгами, и больше ничего.

 Шейн уже мысленно прикидывала, чем она могла бы поделиться с новым соседом. У нее были лишние стулья…

 — А еще он такой красивый, — мечтательно прибавила Донна.

 — Ты замужняя женщина, — напомнила ей Шейн и прищелкнула языком.

 — Ну, посмотреть-то можно. Он высокий, — вздохнула Донна. Имея рост пять футов восемь дюймов, Донна ценила высоких мужчин. — Он смуглый, лицо сухое. Ну представляешь — костистый, морщины на лбу. А плечи…

 — Широкие плечи — это твоя слабость.

 Донна усмехнулась:

 — На мой вкус, он немного тощеват, зато хорош собой. А еще он молчун, слова лишнего не скажет.

 — Чужакам нелегко приходится, — заметила Шейн, изведавшая это на собственном опыте. — И безработным. А что ты думаешь…

 Она не договорила, потому что снова зазвонили колокольчики. Обернулась через плечо и забыла, о чем собиралась спросить.

 Он и вправду был высокий, как сказала Донна. За те мгновения, что они смотрели друг на друга, Шейн успела оценить его внешность. Да, он худощавый, но широкоплечий, закатанные по локоть рукава рубашки обнажали крепкие, мускулистые руки. Лицо загорелое, коротко стриженная борода. Густые, прямые черные волосы небрежно падают на высокий лоб.

 Красивый, резко очерченный рот свидетельствует о том, что он не чужд жестокости. Глаза чисто-голубого цвета холодны. Их взгляд, без сомнения, может становиться ледяным. Вид высокомерный и отчужденный. Казалось, равнодушие борется в нем с внутренней энергией.

 Он заворожил Шейн, что явилось для нее полной неожиданностью. Ее всегда привлекали веселые и добрые мужчины. А этот человек явно был ни тем и ни другим, но все ее существо потянулось к нему под воздействием некоего чувства, такого же естественного, как взаимная симпатия, и такого же неуловимого, как сон. Это продолжалось не более пяти секунд. Больше и не требовалось.

 Шейн улыбнулась. Мужчина коротко, едва заметно, кивнул и направился к полкам.

 — И сколько времени, по-твоему, тебе понадобится, чтобы все приготовить? — весело спросила Донна, одним глазом следя за покупателем.

 — Что? — Мыслями Шейн была далеко.

 — Ну чтобы все подготовить для открытия, — многозначительно повторила Донна.

 — Месяца три, наверное. — Шейн рассеянно огляделась. — Там много работы.

 Мужчина вернулся с пакетом молока, поставил его на прилавок, полез за бумажником. Донна пробила чек и, прежде чем отсчитать сдачу, метнула на Шейн взгляд из-под ресниц. Мужчина вышел, не сказав ни слова.

 — И это, — торжественно объявила Донна, — был Вэнс Бэннинг.

 — Да, — выдохнула Шейн, — я так и подумала.

 — Ты понимаешь, о чем я. Красавец, но не слишком дружелюбный.

 — Не слишком. — Шейн направилась к двери. — До скорого, Донна.

 — Шейн, — с усмешкой окликнула ее Донна, — ты забыла кофе!

 — Да? Нет, спасибо, — рассеянно пробормотала Шейн, — пожалуй, сейчас не хочу.

 Донна, взяв банку кофе, с удивлением посмотрела на закрывшуюся за Шейн дверь и сказала:

 — И что это на нее нашло?

 Шейн шла домой и недоумевала. Будучи от природы эмоциональной, она тем не менее могла весьма неплохо проанализировать какое-нибудь событие. Вот и сейчас она пыталась понять, что с ней стряслось в те несколько мгновений.

 Ей отчего-то казалось, будто она всю жизнь ждала этой краткой молчаливой встречи. Оно его узнала. Эти слова возникли в ее сознании словно ниоткуда. Она узнала его, но не по описанию Донны, а как будто благодаря своему собственному глубинному пониманию того, что ей на самом деле нужно. Это был он.

 «Чушь, — сказала она себе, — ерунда». Они не были знакомы, она даже не слышала его голоса. Глупо было влюбиться в абсолютно незнакомого человека. Скорее всего, на нее просто произвел впечатление тот факт, что они с Донной говорили о нем и тут он вошел.

 Свернув с дороги, она начала карабкаться по крутой тропе, ведущей к дому. «Он, конечно, повел себя недружелюбно», — размышляла она. Не улыбнулся ей в ответ, не проявил ни намека на вежливость. Взгляд его холодных голубых глаз принуждал сохранять дистанцию. И все-таки он источал такой магнетизм, что слово «понравился» было слишком слабым для описания ее волнения.

 

 Всякий раз при виде своего дома Шейн испытывала прилив удовольствия. Этот дом принадлежал ей. Лес, густой и тронутый первым дыханием осени, узкий бурный ручей, камни, повсюду торчащие из земли, — это все принадлежало ей.

 Шейн стояла на деревянном мостике через ручей и смотрела на дом. Да, ему требовался ремонт. Доски на крыльце прогнили, крыша обветшала. И все же это был милый домик, уютно примостившийся у самого леса, с видом на далекие зеленые холмы и синие горы. Этому дому, сделанному из местного камня, было более ста лет. Под дождем старые стены сияли как новые. Теперь же, когда светило солнце, они были уютного серого цвета.

 Тропа подходила к самому крыльцу с просевшей нижней ступенькой. Дерево, в отличие от камня, нуждалось в замене. Любуясь своим домом, Шейн предпочитала не обращать внимания на недостатки, чтобы они не заслоняли красоту его строгой простоты.

 Летние цветы уже увяли. Розы побурели и пожухли. Но зато первые осенние бутоны уже наливались жизнью. Слышно было, как журчит и плещет о камни ручей, ветерок тихонько перебирает листву на деревьях и лениво гудят пчелы.

 Бабушка Шейн тщательно оберегала свое уединение. Все ее соседи находились не ближе чем в четверти мили поодаль. И теперь, после четырех лет, проведенных в переполненных классах в стенах городской школы, Шейн только рада была остаться наедине с природой.

 «Если повезет, — думала она, шагая по тропинке, — я открою магазин еще до Рождества. Лавка древностей «Энтитем» и музей. Очень достойно и к месту. Только сначала нужно закончить ремонт — снаружи и внутри». В голове у нее сложилась предельно ясная картина.

 Первый этаж она поделит на две половины. Вход в музей будет свободным, для привлечения покупателей в магазин. У Шейн имелось достаточно семейных древностей, чтобы обставить и укомплектовать музей и магазин, — одной старой мебели целых шесть комнат. Это все требовалось разобрать и описать. Может быть, придется также поездить по аукционам и распродажам и подыскивать вещи там, но это в будущем. Для начала хватит того, что ей досталось в наследство.

 Дом и земля были давно выкуплены, так что оставалось лишь платить ежегодные налоги. Кредит за машину она тоже успела выплатить. Каждое лишнее пенни пойдет в дело. Она собиралась стать успешной и независимой, и второе было более важным, чем первое.

 Не доходя до дома, Шейн остановилась у заросшей просеки, которая вела на участок Фарли. Ей было интересно взглянуть, как Вэнс Бэннинг ремонтирует старый дом. А еще, признаться, ей хотелось увидеть его снова.

 Как бы там ни было, они ведь соседи, сказала она себе, отбрасывая последние сомнения. По крайней мере, надо представиться, чтобы положить доброе начало знакомству. С этими мыслями Шейн углубилась в лес.

 Она с детства хорошо знала здесь каждое дерево. Сколько раз, играя, она бегала по лесным лужайкам. Некоторые деревья от старости повалились на землю и гнили теперь в толще опавших листьев. Над головой ветви сплелись в виде навеса, сквозь который проникали рассеянные лучи утреннего солнца. Она уверенно шла по узкой, извилистой тропке. Еще издалека до нее донеслись приглушенные удары молотка.

 Эти звуки тревожили лесную тишину, но Шейн они нравились. Они означали работу и прогресс. Она прибавила шагу.

 Выйдя на опушку, она увидела его. Вэнс стоял на новом крыльце старого дома Фарли и прибивал перила. Он снял рубашку, и его смуглая кожа блестела от пота. Темные волосы курчавились на груди, поношенные джинсы плотно облегали ягодицы и ноги. Когда он поднимал наверх тяжелый брус перил, на его спине и плечах бугрились мышцы. Поглощенный работой, Вэнс не знал, что со стороны леса за ним наблюдает женщина. Несмотря на физическое напряжение, он был спокоен. Вокруг рта не было суровых складок, а во взгляде — льда.

 Шейн вышла из-за деревьев, и Вэнс, резко подняв голову, посмотрел на нее с досадой и подозрением. Не придав этому значения, Шейн приблизилась.

 — Здравствуйте. — Она дружески улыбнулась, и на щеках ее обозначились ямочки. — Я живу по ту сторону тропинки.

 Его брови приподнялись. Он узнал ее. «Какого черта ей нужно?» — подумал он, опуская молоток на перила.

 Шейн снова улыбнулась и окинула дом долгим, внимательным взглядом.

 — Ну и работы вам привалило, — весело заметила она, засовывая руки в задние карманы джинсов. — Огромный дом. Говорят, когда-то он был красивый. Мне кажется, вдоль всего второго этажа проходил балкон. — Она посмотрела вверх. — Жаль, что внутри почти все выгорело, да и не следил за ним никто. — Ее большие темные глаза с интересом посмотрели на Вэнса. — А вы плотник?

 — Да, — не сразу ответил тот, пожимая плечами. Это было близко к правде.

 — Какая удача, — сказала Шейн, подумав, что его смущает статус безработного и оттого он такой нерешительный. — После Вашингтона вам, наверное, непривычно в горах. — Его подвижные брови снова взлетели вверх, и она усмехнулась. — Простите. Но в маленьких городах слухи быстро распространяются, особенно если приезжает новый человек. И если даже вы проживете тут двадцать лет, все равно останетесь приезжим, а это место все равно будет называться усадьбой старого Фарли.

 — Не важно, как оно называется, — холодно проговорил Вэнс.

 Легкая тень омрачила лицо Шейн при этих словах. У него был такой замкнутый вид, что она поняла — он, конечно, отвергнет ее дружеское участие.

 — У меня в доме тоже ремонт, — начала она. — Моя бабушка любила беспорядок. Вам не пригодилась бы пара стульев? Если не удастся сбыть их с рук, придется просто свалить их на чердаке.

 Вэнс в упор глядел на нее, не меняя выражения лица.

 — У меня есть все необходимое.

 Поскольку другого ответа Шейн не ожидала, она не приняла его близко к сердцу.

 — Если вы не передумаете, то пылиться им на чердаке. У вас отличный участок, — похвалила она, оглядывая пастбище вдалеке. Там виднелись постройки, которые также срочно нуждались в ремонте, иначе грозили не дожить до зимы. — Вы собираетесь завести скотину?

 Вэнс нахмурился, глядя, как ее глаза обшаривают его собственность.

 — А что?

 Вопрос прозвучал слишком враждебно. Шейн сделала вид, что не заметила этого.

 — Помню, как в детстве, еще до пожара, я лежала ночью в постели с открытыми окнами. Коровы Фарли мычали так близко, что казалось, будто они забрели к бабушке в огород. Это было мило.

 — Нет, я не планирую заводить скотину, — отрывисто бросил Вэнс и взял с перил молоток, как нельзя более ясно давая понять, что разговор окончен.

 Озадаченная Шейн смотрела на него. Он не застенчивый, решила она, он грубый. Грубый, как солдатский сапог.

 — Простите, что отвлекла вас от работы, — бесстрастно проговорила она. — Поскольку вы приезжий, я дам вам один совет. Вам следует обозначить границы своего участка, если вы не хотите, чтобы их нарушали.

 И она, возмущенно развернувшись, пошла по тропинке обратно и вскоре скрылась за деревьями.