• Следствие ведет Ева Даллас, #22

12

 — Я попросила Фини провести перекрестную проверку жителей района, — сказала Ева, затормозив на перекрестке. — Посмотреть, кто из них покупает в том магазине и ходит в спортзалы. Нам надо добыть списки этих покупателей и посетителей.

 — Финн проведет проверку быстрее нас обеих, хотя это все-таки займет какое-то время: район довольно велик, и имен будет много. Но люди обычно делают большую часть покупок поблизости от дома. Не говоря уж про посещение спортзалов.

 — Посмотрим, кто из них подойдет под психологический портрет. Начнем с неженатых.

 — Это правильно, — кивнула Пибоди. — Он, скорее всего, живет один, возраст от тридцати до пятидесяти.

 — Ближе к тридцати, — уточнила Ева. — Я думаю, ближе к возрасту его жертв.

 — Почему?

 — Не знаю, но что-то мне подсказывает: возраст — это пусковой механизм. Его собственный возраст, ее возраст — той, которую он убивает. Он отыскивает женщин определенного возраста; значит, в этом возрасте он ее и видит. Он вырос, и теперь он с ней на равных. Он может ее наказать. — Ева с досадой передернула плечами, — Я рассуждаю прямо как Мира.

 — Есть немного. Но, как и Мира, вы делаете это чертовски убедительно. Значит, берем за рабочую гипотезу, что ему около тридцати. Мы знаем, что он силен, у него большой размер ноги — это подтверждается вещественными доказательствами. Ну, а по утверждению нашего… гражданского консультанта, у него и руки большие, и рост много больше шести футов.

 С трудом лавируя в густом движении, Ева тем не менее покосилась на свою напарницу.

 — Похоже, тебя не очень убеждают утверждения нашего гражданского консультанта.

 — Нет, я ей верю, но видения к делу не пришьешь. Мы должны работать с фактами, а остальное только принимать к сведению.

 — Мне нравится этот здоровый скептицизм.

 — Она ничего не придумывает, и ее реакция на орудие убийства не была симуляцией. В туалете ее буквально выворачивало наизнанку. Еще минута — и я бы вызвала медиков. Но сами видения могут быть обманчивы.

 — Да ну?

 — В сарказме вам нет равных, сами знаете. Но тем не менее это правда: видения часто искажают действительность.

 Ева взглянула на нее с неподдельным интересом.

 — Например?

 — Например, Селина воспринимает убийцу как великана — высоченного, с огромными руками и так далее — потому, что он обладает могуществом. Дело не в физической силе, это мы и сами можем определить по почерку, а в том, что он убивает, и это приводит ее в ужас. Пугало всегда кажется огромным.

 — Ладно, — кивнула Ева, начиная искать место для парковки, — продолжай.

 — Мы знаем размер его ноги: значительно больше среднего. Отсюда мы можем заключить, что он сам значительно выше среднего роста. Мы знаем, что ему хватило сил перенести мертвое тело женщины на расстояние свыше пятидесяти ярдов и спуститься по невысокому, но довольно крутому утесу. Так что можно сказать, что его физический тип мы устанавливаем не с помощью видений, а обычными полицейскими методами.

 — Обычные полицейские методы подтверждают правдивость ее видений — или, наоборот, видения подтверждают действенность обычных полицейских методов?

 — И то и другое. Разве нет? — Пибоди затаила дыхание, пока Ева ловким маневром, практически на двух колесах, втискивала машину в узкое пространство у тротуара. И перевела дух, только когда маневр успешно сработал. — Гражданские консультанты — это всего лишь инструменты, но надо уметь ими пользоваться.

 Ева понаблюдала за движением, прикидывая свои шансы вылезти из машины и не быть вдавленной в мостовую.

 — Я с тобой согласна. Жаль только, что она не видит его лица. Вот уж этим я бы с удовольствием воспользовалась.

 — А может, он носит маску. Или просто ей так страшно его увидеть, что она блокирует лицо.

 Ева все-таки рискнула выйти из машины.

 — Разве она может это сделать?

 — Если она достаточно сильна как экстрасенс и достаточно напугана. А она таки сильно напугана. Она же не коп, Даллас, — на ходу объяснила Пибоди. — Она видит убийство не по своей воле. Для нее это не профессия, как для нас. Если кто-то не хочет видеть смерть, он не идет служить в полицию. И уж точно — не в отдел убийств. Я это выбрала, потому что хотела жить и работать в Нью-Йорке. Я всегда этого хотела. Я хотела быть полицейским, да не простым, а таким, который находит ответы на большие вопросы. Таким, который выступает на стороне людей, ставших жертвами, и против тех, кто сделал их жертвами. А вы?

 — Аналогично.

 — Ясно. А вот Селина не выбирала. Она не говорила: «Эй, я хочу быть экстрасенсом, это так клево!» Но она взяла то, что ей было дано, и превратила это в дело своей жизни.

 — Это вызывает уважение. — Ева бросила косой взгляд на чумазого, как трубочист, нищего с лицензией, болтающейся на шнурке вокруг шеи. Он с довольным видом позировал туристам.

 — А теперь еще и эти видения, — добавила Пибоди. — Мне кажется, больше всего она боится, что одним маньяком дело не ограничится. Что она увидит кого-то еще, когда мы поймаем этого и закроем дело. Ее это гнетет. Она, безусловно, старается нам помочь, но это дорого ей обходится. Ведь, в конечном счете, это же наше дело, а не ее — преступников ловить.

 — Согласна. — Ева остановилась у входа в магазин, торговавший разного рода принадлежностями для ремесел. — Использование экстрасенсов проблематично даже при самых благоприятных условиях. А благоприятные условия, по-моему, это когда экстрасенс прошел полицейскую подготовку и решил работать в команде. У нас ничего подобного нет. Но она связана с нашим делом. Неразрывно связана. Стало быть, выбора нет ни у кого из нас. Мы ее используем, задаем вопросы, проводим следственные действия по результатам ее видений. А ты кладешь ей руку на лоб, когда ее рвет. — Она нахмурилась. — Ладно, пойдем применять наши «обычные полицейские методы».

 

 — Ну и ну! Весьма необычное требование, — опешила управляющая магазином.

 Это была женщина лет сорока, с румяными щечками и постоянной улыбкой, не сошедшей с ее лица даже в минуту растерянности. В ее крошечном кабинетике помещалось одно-единственное кресло в чехле из множества пестрых кусочков; Еве показалось, что они соединены по велению некоего мстительного и, возможно, страдающего психопатией бога цвета.

 — Но вы же держите список клиентов, мисс Чанси?

 — Да, разумеется. Большинство наших клиентов приходят к нам постоянно, и они ценят, когда их извещают о новинках, распродажах, выставках. Например, не далее как на прошлой неделе у нас была…

 — Мисс Чанси, нам нужен этот список.

 — Да, но… Видите ли, мне никогда раньше не приходилось сталкиваться с подобными требованиями, и я просто не знаю, как это делается.

 — Позвольте мне вам помочь. — Ева начала терять терпение. — Вы дайте нам список, а мы поблагодарим вас за сотрудничество.

 — Но наши клиенты! Они будут возражать. Если им покажется, что я каким-то образом нарушила их частную сферу, они будут возражать, понимаете? И уйдут делать покупки в другом месте.

 В тесном помещении Пибоди нетрудно было незаметно толкнуть Еву локтем.

 — Мы можем вас заверить, что сохраним конфиденциальность, мисс Чанси, — сказала она. — Мы расследуем очень серьезное дело, и нам нужна ваша помощь. Но нам нет нужды открывать вашим клиентам, откуда мы узнали их фамилии.

 — Да, я понимаю. Понимаю.

 Но она продолжала стоять на месте, беспомощно покусывая губы.

 — Какой прелестный лоскутный чехол! — Пибоди провела по нему рукой. — Это ваша работа?

 — Да, моя. Этим креслом я особенно горжусь.

 — Прекрасно понимаю, почему. Исключительная работа.

 — Спасибо! Вы тоже занимаетесь плетением?

 — Немного. Я всем занимаюсь понемногу. Надеюсь выкроить время для рукоделия в ближайшем будущем. Видите ли, я скоро переезжаю на новую квартиру. Мне бы хотелось, чтобы обстановка отражала мои увлечения.

 — О да, конечно! — с энтузиазмом воскликнула мисс Чанси.

 — Я заметила, какой богатый выбор в вашем магазине, как он прекрасно организован. Я обязательно вернусь сюда в неофициальном качестве, как только освоюсь на новом месте.

 — Замечательно! Знаете, лейтенант, рукоделие не только позволяет создавать прекрасные вещи в вашем собственном неповторимом стиле, отдавая в то же время дань уважения вековым традициям, но и оказывает терапевтическое действие. Я полагаю, любой, кто занимается вашей работой, должен уметь расслабляться и очищать душу.

 — Верно. — Пибоди едва не поперхнулась смехом: управляющая произвела ее в лейтенанты прямо из детективов третьего класса. — Целиком с вами согласна. У меня есть друзья и коллеги по работе, которые тоже нуждаются в этом.

 — Правда?

 — Если бы мы могли получить список ваших покупателей, мисс Чанси, — Пибоди одарила ее задушевной улыбкой, — мы были бы вам очень благодарны за поддержку Нью-йоркского департамента полиции.

 — Гм… Ну, если вы так ставите вопрос… — Она откашлялась. — Но вы обещаете сохранить конфиденциальность?

 Улыбка Пибоди не дрогнула.

 — Безусловно.

 — Минутку, я сделаю вам копию.

 На улице улыбка Пибоди приобрела самодовольный оттенок. Она даже стала слегка подпрыгивать на ходу.

 — Ну?

 — Что «ну»?

 — Да ну вас! — Пибоди ткнула Еву локтем в бок. — Скажите, что я молодец.

 Ева остановилась у тележки разносчика и купила две банки пепси. Ей был необходим кофеин. Она чувствовала, что без него просто не продержаться.

 — Ты неплохо потрудилась. Конечно, мне было бы легче размазать Чанси лицом по ее столу, но это была бы грязная работа. С твоими реверансами все получилось чище.

 — Вот видите, теперь, когда мы партнеры, я тоже могу выступать как голос разума!

 — Угу. А что это чушь с креслом?

 — Плетеное кресло. Может стать доминирующей точкой в обстановке — внести нотку уюта, или добавить юмора, или драматизма. И это прекрасный способ утилизировать обрезки от других изделий. Мне не понравился ее выбор тканей, но работа отличная.

 — Надо же, сколько бесполезных вещей существует на белом свете, — заметила Ева. — Абсолютно бесполезных! Чем накачиваться диетической пепси, прибавь лучше шагу, Пибоди. Так ты быстрее сбросишь вес.

 — Я пью диетическую пепси и одновременно иду спортивным шагом. А это значит, что сегодня вечером в гостях я имею право съесть десерт. А вы что наденете?

 — Что я… о черт!

 — Мне кажется, это не самый подходящий наряд для званого ужина. Надеюсь, вы не собираетесь его проигнорировать, — продолжала Пибоди, не давая Еве возразить. — Дружеское общение и отдых… это не помешает расследованию, Даллас.

 — Господи боже! — Ева глотнула пепси, продолжая энергично шагать в направлении спортзала. — Мне вообще не по душе затея с этой дурацкой вечеринкой, а теперь еще придется торчать там после бессонной ночи, пока трупы продолжают накапливаться. А ведь когда-то моя жизнь была такой простой!

 — Как же, как же.

 — Да, была! А теперь в ней появилось слишком много… лишних людей.

 — Ну, если вам нужно кого-нибудь выкинуть, чтобы ее упростить, может, начнете сразу с Рорка? Понимаете, у нас с Макнабом есть уговор: если Рорк будет свободен, я попробую его заарканить. А Макнаб попытает счастья с вами.

 Ева поперхнулась последним глотком пепси, и Пибоди услужливо похлопала ее по спине.

 — Шучу. Вы что, шуток не понимаете?

 — У вас с Макнабом совершенно нездоровые отношения.

 — Верно, — просияла Пибоди. — Мы с ним очень, очень счастливы!

 

 Спортзал «Жим Джима» располагался в полуподвале. На неосвещенной лестнице можно было переломать ноги, а чтобы открыть железную дверь, требовалась недюжинная сила. Ева предположила, что это своего рода предупреждение неперспективным клиентам: не можешь совладать с дверью — катись отсюда подобру-поздорову со своими жидкими бицепсами.

 Запах в помещении стоял мужской, но неприятный: он бил прямо в лицо, как потный, обсыпанный спортивным тальком кулак. На стенах, выкрашенных в фабричный серый цвет, вероятно, в год ее рождения, облупилась краска; на потолке образовались ржавые разводы — следы многочисленных протечек. Покрытый унылым бежевым линолеумом пол так пропитался потом, что его испарения висели в воздухе подобно гнилостному туману.

 Ева предположила, что посещающие заведение мужчины вдыхают его как благовоние — иначе каждый из них выбрал бы другой спортзал.

 Оборудование было самое элементарное: гантели, штанги, брусья, перекладина, боксерские груши, скакалки и тому подобное. Было несколько допотопных тренажеров, судя по виду, изготовленных в середине прошлого века. На стене помещалось одно-единственное захватанное зеркало. Рядом с ним какой-то мужчина, сложением напоминавший грузовой космический корабль, накачивал бицепсы, поочередно поднимая гантели согнутыми в локте руками.

 Другой мужчина, с торсом, похожим на мамонтовое дерево, качал пресс со штангой из положения лежа. Третий молотил боксерскую грушу с таким ожесточением, словно это была его неверная жена.

 Все были в мешковатых серых трикотажных штанах и таких же фуфайках с обрезанными рукавами. «Как униформа, — подумал Ева. — Не хватает только эмблемы „Скверная задница“ на груди».

 Как только присутствующие заметили появление Евы и Пибоди, всякое движение прекратилось. Большой Бицепс так и застыл с пятидесятифунтовой гантелью в руке, Большой Пресс с грохотом обрушил штангу на держатель, Боксерская Груша, обливаясь потом, замер в бойцовской стойке.

 В наступившей тишине до Евы из соседнего помещения донеслись глухие удары, а затем подбадривающее: «Бей левой, тупой хрен!»

 Она обвела глазами присутствующих и направилась к Боксерской Груше, потому что он был ближе всех.

 — В заведении есть менеджер?

 К ее изумлению, он побагровел всей своей двухсотфунтовой тушей.

 — Э-э-э… только Джим. Он тут… э-э-э… хозяин. В смысле, это место принадлежит ему. Только он… э-э-э… сейчас занят на ринге. Тренирует Бинера в спарринге. Мэм.

 Ева двинулась через комнату. Большой Пресс, приняв сидячее положение на скамье, окинул ее взглядом, полным нескрываемой враждебности.

 — Джим тут баб не обслуживает!

 — Джим, должно быть, не в курсе, что дискриминация по половому признаку запрещена.

 Он разразился лающим хохотом.

 — Дискриминация! Никого он не дискриминирует. Просто не принимает баб.

 — Какое тонкое различие! Что там у тебя на штанге? Двести семьдесят пять фунтов? Это примерно твой вес?

 Громила стер пот с широкого лица цвета какао с молоком.

 — Если парень не может поднять свой вес, значит, он не парень, а девка.

 Ева кивнула, подошла к штанге и сняла несколько колец.

 — А вот это мой вес.

 Она поманила его пальцем, предлагая встать. Большой Пресс освободил место, и Ева легла на скамью. Боксерская Груша, явно встревожившись, подошел к скамье, пока она устраивалась поудобнее.

 — Мэм? Вы же не хотите себе что-нибудь повредить?

 — Нет, не хочу. Следи, Пибоди!

 — Ясное дело.

 Ева обхватила руками перекладину и выполнила десять медленных и четких отжиманий. Водрузив штангу на держатель, она соскользнула со скамьи.

 — Ну что, видели? Я тоже не девка!

 Она кивнула Боксерской Груше, который вновь залился краской, и направилась в соседнюю комнату.

 — А я еще не умею выжимать свой вес, — вполголоса призналась Пибоди. — Должно быть, я девка.

 — Тренируйся.

 Ева остановилась в дверях, чтобы полюбоваться на спарринг-матч.

 На ринге бился профессионал-тяжеловес, обтянутый лоснящейся черной кожей, до того блестящей, что казалось — его облили с головы до ног сырой нефтью. Его ноги были подобны бревнам, брюшные мышцы напоминали стальные поковки, Ева отметила, что у него мощный удар правой, но левое плечо провисает.

 Его оппонентом был златокудрый нордический бог, весьма резвый и проворный, судя по всему, приглашенный со стороны.

 А вокруг ринга носился тренер в серой трикотажной униформе, с одинаковым жаром выкрикивая указания и оскорбления. «За пятьдесят, — прикинула Ева, — рост — пять футов восемь дюймов». Расплющенный нос, видимо, достаточно часто и регулярно встречался с чьим-то кулаком. Когда он оскалил зубы, чтобы изрыгнуть очередную порцию проклятий, она заметила у него во рту старомодную металлическую «фиксу».

 Она дождалась конца раунда и подошла к канатам, когда черный тяжеловес, повесив голову, слушал, как его поносит тренер в весе мухи.

 — Извините, что помешала… — начала Ева. Голова Джима дернулась и повернулась, как на шарнире.

 — Эй, я не потерплю женщин в моем заведении! — Он бросил своему боксеру полотенце, а сам покатился на Еву, как маленький танк. — Вон отсюда!

 Ева извлекла свой жетон.

 — Почему бы нам не начать сначала?

 — Женщины-копы? Еще хуже, чем просто женщины. Это мое заведение! Мужчина имеет право делать, что ему вздумается, в своем собственном заведении! А женщинам-копам нечего совать сюда свой нос и указывать ему, что он обязан обслуживать женщин! — Он здорово распалился: шея у него раздувалась, как у бойцового голубя, глаза вылезали из орбит. Было ясно, что он уже имел по этому поводу столкновения с правоохранительными органами. — Да я скорее закроюсь, чем допущу сюда баб, чтоб они тут прыгали и требовали у меня этот чертов лимонад!

 — В таком случае считайте, что нам обоим повезло. Я не за тем пришла, чтобы капать вам на мозги из-за открытого нарушения закона о дискриминации.

 — Дискриминация? Черта с два! Просто это серьезный спортзал, а не заведение для кисейных барышень.

 — Я так и поняла. Я лейтенант Даллас, а это детектив Пибоди. Мы из отдела убийств.

 — Ну, я-то точно никого не убивал. В последнее время.

 — Как я рада это слышать, Джим! У меня камень с души свалился. У вас есть кабинет?

 — А что?

 — Ну, мы могли бы пойти туда и поговорить, тогда мне не пришлось бы надевать на вас наручники и тащить вашу упрямую задницу в Центральное управление на допрос. Я не собираюсь вас сажать. Мне плевать, блокируете вы доступ женщинам в ваш спортзал или привозите их сюда грузовиками, чтобы они плясали в голом виде в ваших душевых. Если, конечно, у вас есть душевые. Судя по запаху — вряд ли.

 — У меня есть душевые! У меня есть кабинет! Это мое заведение, и я им управляю, как хочу!

 — Прекрасно. Отлично. Ну и как? У вас в кабинете или у меня, Джим?

 — Чертовы бабы… — пробормотал он и ткнул пальцем в своего боксера, все еще стоявшего на ринге с опущенной головой. — Час будешь прыгать через скакалку. Пока не поймешь, что тебе делать с твоими косолапыми ногами. А мне надо пойти поговорить.

 И он направился к выходу из зала.

 — Дела пошли наперекосяк с тех самых пор, как нам, женщинам, дали право голоса, — заметила Пибоди, пока они шли за ним. — Держу пари, этот злосчастный день помечен трауром в его вечном календаре.

 Им пришлось взобраться следом за Джимом по ржавой железной лестнице на второй этаж. Неописуемый запах пота, плесени и дезинфекции, от которого слезились глаза, возвестил о приближении к душевым. Даже Ева, не считавшая себя слишком разборчивой, была вынуждена согласиться с оценкой Пибоди.

 Джим свернул в кабинет. Здесь стоял стол, заваленный боксерскими перчатками, загубниками, бумагами и побывавшими в употреблении полотенцами. Стены были увешаны фотографиями молодого Джима в боксерских трусах. На одной из них он держал на вытянутых руках призовой пояс. Поскольку правый глаз у него совершенно заплыл, из носа текла кровь, а весь корпус был изукрашен синяками, Ева решила, что победа досталась ему в честном бою.

 — В каком году вы взяли этот приз? — спросила она.

 — В восьмидесятом. Двенадцать раундов. Вогнал Харди в кому. Он только через три дня оклемался.

 — Что ж, вам есть чем гордиться. Так вот, Джим, мы проводим расследование по делу об изнасиловании и удушении двух женщин.

 — Ничего про это не знаю! — Он сбросил кучу грязного тряпья со стула и сел. — Я дважды был женат. И после второй поставил крест на женщинах.

 — Мудрое решение. Мы полагаем, что убийца либо живет, либо работает, либо часто бывает в этом районе.

 — Живет, работает или бывает? Как это похоже на женщин! Никогда не знаете толком, что вам нужно.

 — Я понимаю, откуда взялись две жены, Джим. Ваше обаяние просто неотразимо! Как бы то ни было — две женщины убиты. Их избили, изнасиловали, задушили и изуродовали по одной простой причине: они были женщинами.

 Нахальная усмешка сползла с его лица.

 — Вот почему я смотрю только спортивные каналы. Думаете, мне больше делать нечего, как избивать, насиловать и убивать женщин? Может, мне теперь адвоката пригласить?

 — Это вам решать. Вы не подозреваемый, но мы полагаем, что мужчина, убивший этих женщин, а возможно, и многих других, очень серьезно относится к поддержанию физической формы. Он высокий и очень сильный. У вас тут такие есть.

 — Господи ты боже мой! Что ж мне теперь делать? Спрашивать каждого, кто сюда приходит покачать мышцы, не собирается ли он, выйдя отсюда, придушить пару баб?

 — Я объясню, что вам теперь делать. Оказать содействие полиции и передать мне список членов вашего клуба.

 — Вы меня на понт не берите, я законы знаю! Ничего я вам не должен, пока не предъявите ордер!

 — Давайте лучше попробуем вот это. — Ева сунула руку в сумку Пибоди и извлекла оттуда идентификационное фото Элизы Мейплвуд. — Вот так выглядела одна из его жертв до встречи с ним. Что с ней стало после, я вам не покажу. Вы бы ее все равно не узнали после того, что он с ней сделал. У нее осталась четырехлетняя дочка.

 — Господи ты боже мой! — повторил Джим, отворачиваясь от снимка и уставившись в стену. — Я знаю всех парней, которые сюда приходят. Думаете, я пущу сюда какого-то ненормального убийцу? Да я скорее женщин пущу!

 — Мне нужен список членов клуба.

 Джим надул щеки.

 — Я насильников не признаю. Руки-то у каждого есть, верно? Стало быть, каждый может сам себя обслужить. А если уж кому приспичило непременно втыкать свой член во что-то, кругом полно проституток. Нет, я насильников не признаю. Хуже убийц, если хотите знать мое мнение.

 Он разгреб беспорядок на своем столе, и из-под мусора показался древний портативный компьютер.

 

 Пибоди с шумом перевела дух, когда они вышли на улицу.

 — Вот это да! Мое обоняние все еще в шоке. Мне потребуется неделя, чтобы оправиться. Вчера мы посетили несколько колоритных мест, и там тоже попахивало. Но это абсолютный чемпион!

 — Надо навестить еще один. Второй ремесленный магазин в двух кварталах к востоку. Пойдем сначала туда, а потом заглянем во второй спортзал.

 Пибоди прикинула уже пройденное и еще предстоящее расстояние.

 — Сегодня вечером я заслужила двойную порцию десерта.

 На все про все у них ушло два часа. Ушло бы и больше, но в магазине ремесел они наткнулись на помощницу менеджера, которую так взволновала перспектива принять хотя бы косвенное участие в расследовании убийства, что она беспрекословно выложила им все данные, какими располагала.

 Второй спортзал оказался чище, народу в нем было больше и не так воняло. Но менеджер настоял на разговоре с владельцем, а тот категорически отказался от сотрудничества в какой бы то ни было форме, пока сам не приедет и не разберется в ситуации.

 Владелец оказался атлетического вида азиатом ростом шесть футов три дюйма со светлой кожей и коротким ежиком черных с проседью волос на макушке. Он пожал Еве руку со всей бережностью большого человека, помнящего о своих размерах и силе.

 — Я слыхал об этих убийствах. Это ужасно.

 — Да, сэр, ужасно.

 — Почему бы нам не сесть?

 Его кабинет оказался таким же тесным, как у Джима, но его явно убирали ежедневно, а не раз в четверть века.

 — Как я понимаю, вам нужен список наших членов?

 — Совершенно верно. В ходе расследования мы установили, что убийца мог пользоваться услугами заведения, подобного вашему.

 — Мне не хотелось бы думать, что у меня может быть что-то общее с подобным субъектом. Я не отказываюсь сотрудничать, лейтенант, но мне следует прежде всего посоветоваться с моим адвокатом. Списки членов клуба — это конфиденциальная информация.

 — Это ваше право, мистер Линг. Можете не сомневаться, мы получим ордер. Для этого потребуется время, но мы его получим.

 — А за это время он убьет еще кого-нибудь? Я понял ваш намек. Хорошо, я дам вам список, но если понадобится что-нибудь еще, прошу вас обращаться прямо ко мне, а не к моему менеджеру. Мужчины сплетничают не меньше, чем женщины, лейтенант. Я не хочу терять клиентов. Им может не понравиться мысль о том, что они, возможно, выжимали гири или принимали душ рядом с серийным убийцей.

 — Никаких проблем. — Ева подождала, пока он отдавал приказ компьютеру вызвать из памяти список членов клуба и скопировать его на гибкий диск. — Вы не обслуживаете женщин?

 — Отчего же? Мы приветствуем участие женщин, — ответил мистер Линг с легкой улыбкой. — В противном случае я нарушил бы федеральные законы и законы штата в отношении дискриминации. Но, как ни странно, вы увидите, что в списках наших клиентов в настоящий момент женщин не числится.

 — Надо же, какой сюрприз!

 

 — Мы отдадим это Фини, пусть пока поиграет. А сами поспим пару часиков, — сказала Ева Пибоди по дороге в управление. — Нам нужны последние отчеты от Морса и Миры, и если к пятнадцати ноль-ноль у меня не будет отчета из лаборатории, придется дать пинка Дикхеду.

 — Хотите, я переброшу данные Фини?

 — Нет, я… — Ева запнулась, увидев великана, поднявшегося со скамьи у входа в ее отдел. — Да, давай. А потом возьми два часа личного времени.

 Только после того, как скрылась в «загоне», Ева двинулась вперед, глубоко спрятав руки в карманы.

 — Привет, Крэк.

 — Даллас! Вовремя ты появилась. Копы начинают нервничать, когда на горизонте появляется большой красивый черный парень.

 Большим он, безусловно, был. Черным — тоже. Но красивым? Ни с какого боку. Его лицом вряд ли стала бы восхищаться даже одержимая любовью мамаша — и это еще до того, как он разукрасил себя татуировками.

 На нем была обтягивающая серебристая футболка, а поверх нее длинный черный кожаный жилет. Черные эластичные брюки плотно облегали ноги толщиной с мачту и длиной в морскую милю. Черные сапоги на толстой подошве добавляли лишний дюйм к его и без того внушительному росту.

 Крэк владел секс-клубом «Даун энд Дерти», где музыка была оглушительной, напитки — почти смертельно ядовитыми, а посетители по полжизни проводили в тюрьме.

 Крэком он прозвал себя сам, утверждал, что именно такой звук издают человеческие головы, когда он сталкивает их. А прошлым летом он рыдал как ребенок на плече у Евы рядом с телом своей убитой сестры.

 — Ты пришел попугать полицейских? — спросила она.

 — Тебя ничем не испугаешь, Белая Девочка. Минутка найдется? Надо поговорить. Есть тут место, где не так много ушей?

 Ева провела его в свой кабинет и закрыла дверь.

 — Полиция! — пробормотал он с усмешкой. — Никогда не бывал здесь, так сказать, на добровольных началах.

 — Кофе хочешь?

 Крэк покачал головой и переместил свою внушительную тушу, чтобы выглянуть в окно.

 — А тут у тебя не больно-то много места, детка.

 — Зато все мое. Может, присядешь?

 Он опять покачал головой.

 — Давненько мы с тобой не виделись.

 — Да…

 Наступило минутное молчание: оба вспоминали обстоятельства, при которых им довелось свидеться в последний раз.

 — В тот раз ты пришла в мое заведение сообщить, что взяла ублюдка, убившего мою сестру. Я тебе тогда почти ничего не сказал…

 — Не о чем было говорить.

 Его могучие плечи поднялись и опали.

 — Наоборот. Слишком много надо было сказать.

 — Я заходила к тебе пару недель назад. Бармен сказал, что тебя нет в городе.

 — Не мог я оставаться здесь после того, что случилось с моей малышкой. Хотел выбраться отсюда хоть на время. Попутешествовал немного… Посмотрел на этот обдолбанный мир, так сказать. Так и не поблагодарил тебя за то, что ты сделала для меня и моей сестренки. Не мог выжать из себя ни слова.

 — Ты и сейчас не обязан, Крэк. Не мучайся.

 — Она была такая красивая!

 — Да, она была красивая. Я никогда не теряла близких мне людей, но…

 Вот теперь он повернулся к ней лицом.

 — Ты теряешь людей каждый день. Не знаю, как ты с этим справляешься. — Крэк судорожно втянул в себя воздух. — Я получил письмо от твоего парня. Он написал, как вы с ним посадили в парке дерево в память о моей малышке. Это было очень благородно. Я пошел туда, посмотрел, и я тебе говорю: это было очень благородно. Хочу тебя поблагодарить за это.

 — Не за что.

 — Ты все для нее сделала, вот что я хотел сказать. Ты о ней позаботилась, и я этого не забуду. Живым приходится жить дальше, что бы ни случилось. Вот этим я и намерен заняться, насколько смогу. Заглянешь в «Даун энд Дерти» — найдешь меня там. Буду пинать задницы и раскалывать головы, как всегда.

 — Я рада, что ты вернулся.

 — Если что надо — только скажи. А я должен тебе сказать, Белая Девочка, ты, бывало, выглядела и получше.

 — Выдалась пара горячих деньков.

 — Может, пора и тебе выбраться из города на время?

 — Может быть. — Ева склонила голову набок, разглядывая его. — Ты большой парень.

 — Детка! — Он похлопал себя по ширинке. — У меня тут живое доказательство на этот счет.

 — Не сомневаюсь. Но ты все-таки держи этого зверя на привязи. — Все это время она думала о своем. — А если большой красивый черный парень хочет держать себя в форме, он регулярно ходит в спортзал.

 — У меня есть собственное оборудование. — Крэк сладострастно подмигнул. — Но я хожу в одно место пару раз в неделю. Дисциплинирует ум и тело.

 — Знаешь клуб «Жим Джима»?

 — Отхожее место.

 — Да, до меня доходили слухи. А как насчет «Строителей тела»?

 — Там нет дам. Какого черта я должен тратить такое тело на кучку мужиков? И вообще, к мужчине с моими параметрами в таких местах начинают приставать. И что мне остается делать, как не размазать чью-то рожу по стенке? Для меня это пустая трата драгоценного времени, уж ты мне верь. Нет, я себе подобрал отличное местечко: «Часовые пояса». Там парню для расслабухи после тренировки делают полный массаж. Полный массаж, ты меня понимаешь?

 — Но ты знаешь и другие места, не так ли? И ты мог бы их проверить, если бы захотел?

 Крэк расплылся в широченной улыбке.

 — Мог бы, если бы какая-нибудь тощая белая девчонка-коп меня об этом попросила.

 — Я ищу одного парня. Рост — шесть футов с четвертью, вес около двухсот семидесяти фунтов. Кожа белая. Женоненавистник. Держится особняком. Очень силен.

 — Ну, я, конечно, мог бы заглянуть в пару мест: вроде как решил сменить спортзал. Может, и встретил бы такого.

 — Может быть. И тогда ты мог бы сказать мне.

 — Посмотрим, что я сумею сделать.