Глава 31
Зеваки и репортеры толпились на широких ступенях здания суда. Пройти сквозь этот строй – только первое из сегодняшних испытаний, подумала Джулия, вспоминая инструкции Линкольна. Идти быстро, но не бежать. Не опускать голову – покажешься виноватой. Не задирать голову – покажешься высокомерной. Какие бы вопросы ни выкрикивали, ничего не отвечать, даже обычное «без комментариев».
Дождь удержал бы хоть часть любопытствующих и обвиняющих внутри. Джулия всю ночь молила о дожде, но вышла из лимузина в безоблачный калифорнийский день. С Линкольном по одну руку и с Полом по другую она приближалась к стене людей, жаждавших ее тайн и ее крови. Только страх споткнуться и упасть помогал ей игнорировать подступавшую к горлу тошноту и дрожь в ногах.
Внутри было больше воздуха, больше пространства. Скоро все кончится. Ей поверят, ей обязательно поверят. Она снова будет свободна и снова начнет жить.
Прошли годы с тех пор, как Джулия в последний раз была в здании суда. Во время летних каникул ей иногда разрешали смотреть, как работают ее родители, и они казались ей тогда необыкновенно величественными. Как актеры на сцене. Может, именно тогда в ней вспыхнуло желание стать актрисой… Нет. Это было в крови. Это от Евы.
Пол взял ее за руку.
– Пора идти в зал. Я буду сидеть прямо за тобой.
Джулия кивнула, ее пальцы словно по собственной воле коснулись золотой брошки, приколотой к лацкану жакета. Весы правосудия.
Зал был набит битком. В море лиц Джулия различила знакомые. Сесиль ободряюще улыбнулась ей. Треверс с каменным лицом застыла рядом с племянницей, глаза ее горели гневом. Нина потупилась, не желая встречаться с Джулией взглядом. Дельрико сидел между телохранителями, бесстрастно изучая ее. Глаза Глории, комкавшей в руках платок, сверкали слезами. Маркус Грант обнимал жену за плечи.
Мэгги подняла голову и сразу отвела взгляд. Кеннет что-то шептал на ухо Виктору.
Именно страдальческий взгляд Виктора пробил брешь в самообладании Джулии. Она хотела остановиться, закричать, что невиновна… но пришлось пройти дальше и занять свое место.
– Помни, – наклонился к ней Линкольн, – это только предварительные слушания. На них должны решить, есть ли достаточные основания для суда.
– Да, я знаю. Это только начало.
– Джулия!
Она напряглась, услышав голос Виктора, и заставила себя обернуться. Он состарился. За пару недель годы догнали его, оставив мешки под глазами, глубокие морщины вокруг рта. Джулия положила руку на разделявший их барьер. Кажется, большее не разрешалось ни обвиняемой, ни публике.
– Я не знаю, что сказать тебе… Если бы я знал, если бы она сказала мне… о тебе, все могло бы быть по-другому.
– Виктор, значит, так было суждено. Я очень, очень сожалела бы, если бы Ева использовала меня, чтобы изменить вашу жизнь.
– Я хотел бы… – Вернуться, подумал он. На тридцать лет назад, на тридцать дней. И то и другое одинаково невозможно. – Я не мог поддерживать тебя раньше. – Виктор опустил глаза, накрыл ее пальцы своей широкой ладонью. – Я хочу, чтобы ты знала: теперь я всегда буду рядом с тобой. И с мальчиком, с Брэндоном.
– Он… ему очень недостает дедушки. Когда все закончится, мы поговорим. Все мы. Виктор кивнул, убрал руку.
– Всем встать, – объявил судебный пристав.
Шорохи, шарканье ног. Судья занял свое место на возвышении. Круглолицый, румяный, с очень добрыми глазами. Он наверняка во всем разберется, подумала Джулия.
Окружной прокурор Уильямсон оказался энергичным худым человечком, коротко стриженным, с седыми бачками. Очень загорелый. Наверное, не принимает всерьез предупреждений об опасности солнечного излучения. Глаза, в контрасте с темным лицом, казались слишком светлыми.
Прокурор начал излагать обвинение. Не различая слов, Джулия следила за его интонациями. Как проповедник на церковной кафедре… что за глупые мысли лезут ей в голову?
Она смотрела на происходящее как сторонний наблюдатель. Прокурор представил отчеты экспертов, результаты вскрытия, фотографии. Орудие убийства. Костюм, который был в тот день на ней, с похожими на ржавчину пятнами – засохшая кровь Евы.
Один за другим поднимались на место для свидетельских показаний эксперты. Какая разница, что они говорят? Но Линкольн явно придерживался другого мнения, потому что время от времени вскакивал и заявлял протесты и очень тщательно формулировал свои вопросы.
Какой смысл в словах? Фотографии сказали все. Ева мертва.
Окружной прокурор вызвал Треверс. Со стянутыми на затылке волосами, в простом черном платье, Треверс поднялась на свидетельское место, тяжело волоча ноги, шаркая, будто не хотела тратить силы на то, чтобы поднять одну ногу, потом другую. Затем она обеими руками вцепилась в сумку и уставилась прямо перед собой… и не расслабилась после первых вопросов. Когда она объясняла свои отношения с Евой, ее голос стал более хриплым.
– И как доверенный друг и служащий, вы путешествовали с мисс Бенедикт в Швейцарию в… – обвинитель заглянул в свои записи, прежде чем объявить дату.
– Да.
– С какой целью, мисс Треверс?
– Ева была беременна.
По залу пронесся шепот и не затихал, пока судья не постучал молотком.
– Она родила ребенка, мисс Треверс?
– Ваша честь, – 'Линкольн встал, – защита готова подтвердить, что мисс Бенедикт родила ребенка, которого отдала приемным родителям. И что этот ребенок – Джулия Саммерс. Обвинение может не тратить время суда, доказывая уже установленное.
– Мистер Уильямсон?
– Очень хорошо, ваша честь. Мисс Треверс, дочь Евы Бенедикт – Джулия Саммерс?
– Да. – Треверс на мгновение скосила полные ненависти глаза на Джулию. – Ева мучилась, но она думала, что делает как лучше для ребенка. Она даже следила за ней все эти годы. Она очень сильно расстроилась, когда девочка забеременела. Сказала, что невыносимо думать о ее страданиях, которые она перенесла сама.
Линкольн склонил голову к Джулии.
– Пусть продолжает. Это устанавливает связь.
– И Ева гордилась, – продолжала Треверс. – Гордилась, когда девочка начала писать книги. Она говорила мне, потому что никто больше не знал.
– Вы единственная знали, что Джулия Саммерс – биологическая дочь Евы?
– Да.
– Вы можете рассказать нам, как мисс Саммерс появилась в поместье Евы?
– Все из-за книги. Проклятой книги. Я тогда не знала, как Еве это пришло в голову, но пыталась отговорить ее, и ничего у меня не вышло. Ева сказала, что убивает одним ударом двух зайцев. Что должна рассказать историю своей жизни и познакомиться с дочерью. И с внуком.
– И она поведала мисс Саммерс правду об их родственной связи?
– Не сразу. Она боялась, не знала, как девочка отреагирует.
– Протестую. – Линкольн встал. – Ваша честь, мисс Треверс не могла знать, что думала мисс Бенедикт. Треверс гордо вскинула голову:
– Я знала ее. Я знала ее лучше всех других.
– Я перефразирую вопрос, ваша честь. Мисс Треверс, вы были свидетельницей того, как мисс Саммерс отреагировала на признание мисс Бенедикт?
– Они были на веранде. Ужинали. Ева нервничала. Я была в гостиной. Я слышала, как она кричит.
– Она?
– Она. – Треверс ткнула пальцем в сторону Джулии. – Она визжала, кричала на Еву. Когда я выбежала, она перевернула стол. Весь хрусталь и фарфор разбились. Ее глаза горели жаждой убийства.
– Протестую, ваша честь.
– Протест принимается.
– Мисс Треверс, можете рассказать нам, что говорила мисс Саммерс во время этого инцидента?
– Она сказала: «Не подходите ко мне». И «Я никогда не прощу вас». Она сказала… – Треверс впилась горящими гневом глазами в Джулию. – Она сказала: «Я могла бы убить вас за это».
– И на следующий день Ева Бенедикт была убита?
– Протестую, ваша честь.
– Протест принимается. – Судья с легким осуждением посмотрел на обвинителя. – Мистер Уильямсон.
– Вопрос снимается, ваша честь. У обвинения больше нет вопросов.
Линкольн очень тонко провел перекрестный допрос. Верит ли свидетель, что каждый, кто в гневе говорит «Я мог бы убить», действительно угрожает убийством? Какие отношения установились между Евой и Джулией за недели совместной работы? Во время спора, порожденного естественным шоком, пыталась ли Джулия ударить Еву?
Очень умная линия поведения, но убежденность Треверс в виновности Джулии звучала в каждом ее слове.
Нина, шикарная и элегантная в розовом костюме от Шанель, поднялась на свидетельское место и поделилась своими впечатлениями о ссоре. Линкольн подумал, что ее сомнения, ее неуверенность гораздо губительнее убежденности Треверс.
– В ту же ночь мисс Бенедикт вызвала в дом своего адвоката?
– Да, она настояла на немедленном визите. Она хотела изменить завещание.
– Вы это знали?
– Да. То есть после того, как прибыл мистер Гринберг. Ева попросила меня застенографировать изменения и расшифровать их. Я засвидетельствовала ее предыдущее завещание. Не секрет, что большую часть состояния вместе с поместьем она тогда оставила Полу Уинтропу и щедрое содержание – своему племяннику, Дрейку Моррисону.
– А в этом?
– Она завещала трастовый фонд Брэндону, сыну Джулии, а все остальное, за вычетом даров и пожертвований, Полу и Джулии.
– И когда мистер Гринберг вернулся, чтобы мисс Бенедикт подписала новое завещание?
– На следующий день. Утром.
– Вы не можете сказать, было еще кому-нибудь известно о том, что мисс Бенедикт изменила свою волю?
– Я не могу знать наверняка.
– Не можете, мисс Соломен?
– Дрейк заезжал, но Ева не захотела его видеть. Я знаю, что Дрейк столкнулся с мистером Гринбергом, когда тот уходил.
– Мисс Бенедикт принимала еще кого-либо в тот день?
– Да. Мисс Дюбари. Мисс Дюбари уехала около часа.
– Мисс Бенедикт планировала встречу еще с кем-нибудь?
– Я… – Нина поджала губы. – Я знаю, что она звонила в гостевой дом.
– В гостевой дом, где жила мисс Саммерс?
– Я не разговаривала с ней, – зашептала Джулия Линкольну. – Я ни разу не разговаривала с ней после того вечера на веранде.
Он только похлопал ее по руке.
– И что было после телефонного звонка?
– Она казалась очень расстроенной. Я не знаю, дозвонилась ли она до Джулии, но она оставалась в своей комнате не больше двух минут. Когда Ева вышла, она сказала мне, что идет поговорить с Джулией. Она сказала… – Встревоженный взгляд Нины метнулся к Джулии, затем обратно к прокурору. – Ева сказала, что им необходимо выяснить отношения.
– И в котором часу это было?
– Ровно в час дня.
– Откуда такая уверенность?
– Ева дала мне отпечатать несколько писем. Когда она уходила, я вошла в свой кабинет и взглянула на часы на письменном столе.
Джулия отключилась. Ее тело не могло встать и уйти, но к мозгу это не относилось. Она представила себя в Коннектикуте. Она поливает цветы. Если будет желание, можно возиться с цветами целую неделю. Она заведет Брэндону собаку. Она давно собиралась это сделать, но откладывала, боясь, что он захочет забрать из приемника для бездомных животных всех его обитателей.
И качели на веранде. Она давно думала о том, чтобы повесить на веранде диван-качели. Целыми днями она будет работать, а по вечерам станет качаться и наслаждаться закатом.
– Штат вызывает Пола Уинтропа для дачи свидетельских показаний.
Наверное, она издала какой-то звук, потому что под столом Линкольн сжал ее руку. Не утешая, а предупреждая.
Пол ответил на предварительные вопросы, взвешивая каждое слово и не сводя глаз с Джулии.
– Будьте добры объяснить суду суть ваших отношений с мисс Саммерс.
– Я люблю мисс Саммерс. – Легкая улыбка тронула его губы. – Я по уши влюблен в мисс Саммерс.
– И у вас также были близкие отношения с мисс Бенедикт?
– Да.
– Вам не было трудно поддерживать близкие отношения с двумя женщинами, работавшими вместе? Женщинами, которые на самом деле были матерью и дочерью.
– Ваша честь! – Линкольн – олицетворение праведного гнева – вскочил на ноги.
– О, я с удовольствием отвечу на этот вопрос. – Тихий голос Пола прорвался сквозь рев публики. Его взгляд соскользнул с лица Джулии и пригвоздил к месту обвинителя. – Совсем не трудно. Ева была моей единственной матерью. Джулия – единственная женщина, с которой я хочу провести свою жизнь.
Уильямсон сложил руки на плоском животе, забарабанил указательными пальцами друг о друга.
– Значит, у вас лично не было проблем. Интересно, легко ли было двум энергичным женщинам делить одного мужчину?
В голубых глазах Пола вспыхнула ярость, но голос прозвучал холодно и презрительно:
– Ваши измышления не только глупы, они омерзительны.
Пол мог и не отвечать. Перекрывая шум в зале. Линкольн уже выкрикивал протест.
– Вопрос снимается, – охотно согласился Уильямсон. – Мистер Уинтроп, вы присутствовали при споре между покойной и мисс Саммерс?
– Нет.
– Но вы были в поместье.
– Я был в гостевом доме, присматривал за Брэндоном.
– Значит, вы присутствовали при возвращении мисс Саммерс сразу после инцидента.
– Да.
– Она описывала вам свои чувства?
– Да. Джулия была расстроена, потрясена, сбита с толку.
– Расстроена? – повторил Уильямсон, катая это слово на языке, словно пробуя его на вкус. – Два свидетеля показали, что мисс Саммерс покинула веранду в ярости. Вы говорите, что за пару минут ярость успела остыть и мисс Саммерс была всего лишь расстроена?
– Я писатель, мистер Уильямсон. Я тщательно подбираю слова. Ярость – не тот термин, которым я описал бы состояние Джулии, когда она вернулась в гостевой дом. Боль – было бы ближе к истине.
– Не будем тратить время суда на пустословие. Мисс Саммерс звонила вам в день убийства?
– Да.
– В котором часу?
– Около часа двадцати.
– Вы помните этот разговор?
– Его не было. Она едва могла говорить. Она попросила меня приехать, приехать немедленно. Сказала, что я ей нужен.
– Что вы ей нужны, – повторил Уильямсон, кивая. – Вы не находите странным, что она сочла необходимым вам позвонить, когда ее мать лежала мертвая всего в нескольких футах?
Когда суд удалился на двухчасовой перерыв, Линкольн спрятал Джулию в маленькой комнате. Там было блюдо с сандвичами и кофейник с горячим кофе, но она не дотронулась ни до того, ни до другого.
И ей не нужны были постоянные подсказки и репетиции. Она и так помнила, что после перерыва сама займет место для дачи показаний.
Два часа пролетели слишком быстро.
– Защита вызывает Джулию Саммерс для дачи показаний.
Джулия встала, чувствуя спиной пристальные взгляды, слыша шепотки и шушуканья. Подойдя к свидетельскому месту, она подняла правую руку и поклялась говорить правду и только правду.
– Мисс Саммерс, когда вы приехали в Калифорнию, вы знали, что Ева Бенедикт – ваша биологическая мать? – начал Линкольн.
– Нет.
– Вы пересекли всю страну, чтобы поселиться в ее поместье.
– Я согласилась написать ее биографию. Она предложила полное сотрудничество и определенный контроль над этим проектом. Мы решили, что я и мой сын останемся в ее поместье до одобрения первого черновика книги.
– Во время работы над книгой мисс Бенедикт делилась с вами сведениями о своей личной жизни?
Ева у бассейна. Ева потеет рядом с ней на тренажерах. Ева сидит на полу в ярком халате и строит с Брэндоном космопорт. Все эти образы промелькнули перед Джулией и обожгли глаза.
– Она была очень открыта, очень откровенна. Ей было важно, чтобы книга получилась подробной. И честной, – прошептала Джулия. – Она больше не хотела лжи.
– Вы имели возможность записывать беседы с ней и с близкими ей людьми?
– Да. Я работаю с записанными на диктофон интервью и заметками.
Линкольн вернулся к своему столу, приподнял коробку с кассетами.
– Вы узнаете копии интервью, которые вы брали с января этого года?
– Да, это мои наклейки.
– Я хотел бы предложить пленки суду в качестве вещественных доказательств.
– Ваша честь, штат возражает, – вскочил окружной прокурор. – Эти пленки содержат мнения и воспоминания покойной, ее личные наблюдения. И их подлинность не может быть подтверждена.
Джулия не обращала внимания на спор, кипящий вокруг нее. Она не видела смысла в предъявлении суду пленок. Полицейские прослушали оригиналы, и ничто из услышанного не повлияло на их мнение.
– Пленки не будут использованы на этих слушаниях, – заключил судья, – поскольку мистер Хэтуэй не может установить их прямое отношение к защите обвиняемой. Мое знакомство с мемуарами мисс Бенедикт лишь затуманит суть дела. Продолжайте.
– Мисс Саммерс, за время вашей работы вы получали какие-либо угрозы?
– Это были записки. Первую оставили у парадной двери гостевого дома.
– Эти записки вы получали?
Джулия взглянула на листочки в руках Линкольна.
– Да.
Линкольн спрашивал ее о реакции Евы на анонимки, о полете из Сосалито, о споре с Евой, о ее чувствах и о ее передвижениях в день убийства.
Она отвечала спокойно, четко, как он ее и инструктировал.
Затем к допросу приступил обвинитель:
– Мисс Саммерс, кто-либо присутствовал при получении вами этих посланий?
– Пол был со мной, когда я получила одну из записок в Лондоне.
– Он был с вами, когда ее вам вручили?
– Ее принесли в мой гостиничный номер вместе с заказанной едой.
– Но никто не видел, как она попала в отель и когда?
– Ее оставили на стойке портье.
– Понимаю. Значит, любой мог оставить ее там. Включая вас.
– Мог оставить любой. Я этого не делала.
– Мне трудно поверить, что кто-то может воспринять такие банальные фразы как угрозы.
– Даже банальное становится угрожающим, когда оно анонимно. Тем более что Ева делилась со мной взрывоопасной информацией.
– Ева, – повторил Уильямсон. – Давайте поговорим о Еве и взрывоопасной информации. Вы доверяли ей?
– Да.
– Вы полюбили ее?
– Да.
– И когда она призналась вам, что вы – ее внебрачный ребенок, вы были оскорблены и возмущены ее предательством?
– Да, – сказала Джулия и, не глядя на Линкольна, почувствовала, как он поморщился. – Я была ошеломлена. Мне было больно.
– В тот вечер вы использовали слово «манипулировала» – не так ли? Вы сказали, что Ева манипулировала вашей жизнью.
– Я так чувствовала. Я не помню, что сказала.
– Не помните?
– Не помню.
– Потому что ярость мешала вам думать?
– Протестую.
– Протест принимается.
– Вы были разгневаны?
– Да.
– Вы угрожали убить ее?
– Я не знаю.
– Вы не знаете? Мисс Саммерс, у вас часто возникает подобная проблема? Вы часто не можете вспомнить свои слова и поступки во время вспышек гнева?
– У меня не часто бывают вспышки гнева.
– Но бывают. Разве вы не напали на учительницу, наказавшую вашего сына?
– Ваша честь! Это неслыханно! – взвился Линкольн.
– Я просто уточняю темперамент обвиняемой, ваша честь. Ее предыдущие эмоциональные срывы.
– Протест отклоняется Обвиняемая ответит на вопрос.
Интересно, подумала Джулия, сможет ли она спустя годы найти в этом что-нибудь забавное.
– Учительница обидела и унизила моего сына за то, что у него нет отца. – Она взглянула прямо в глаза Линкольна. – Он не заслуживал наказания за обстоятельства его рождения.
– Вы чувствовали себя обиженной и униженной признанием мисс Бенедикт?
– Мне казалось, что она отобрала у меня мою личность.
– И вы ненавидели ее за это.
– Нет. – Джулия подняла глаза, встретила взгляд Виктора. – Я не могу ненавидеть ее. Я не могу ненавидеть человека, которого она любила так сильно, что дала мне жизнь.
– Два свидетеля показали под присягой, что вы кричали, будто ненавидите вашу мать.
– В тот момент я действительно ненавидела ее.
– И на следующий день, когда она пришла в гостевой дом, пришла – по ее собственным словам – выяснить с вами отношения, вы схватились за кочергу и, движимые той ненавистью, убили ее.
– Нет, – прошептала Джулия. – Я ее не убивала.
Под давлением вещественных доказательств ее приговорили к суду. Залог установили в пятьсот тысяч долларов – Джулия, мне очень жаль. – Линкольн уже царапал указания своему помощнику – Мы вытащим тебя. Я гарантирую оправдательный приговор.
– Как долго? – Когда на ее запястьях защелкнулись наручники, ей показалось, что лязгнули замки металлической решетки камеры. – Брэндон. О боже. Пол, он не должен знать.
– Держись. – Пол не мог сейчас коснуться ее. Мог только смотреть, как ее уводят. И вцепился в Линкольна. Ярость в его глазах не отражала той бури, что разразилась в его сердце. – Я заплачу залог. Ты ее вытащишь. Делай все, чтобы вытащить ее из камеры. Понял?
– Я не думаю…
– Не думай. Просто вытащи ее.
Когда ее освободили под залог, толпа еще не рассеялась. Джулия шла сквозь строй, как в кошмарном сне. Ей казалось, что она уже умерла. Она все еще чувствовала холод наручников.
Но ее ждал лимузин. Лимузин Евы. За рулем не Лайл. Новый шофер. Она скользнула внутрь. В чистоту, прохладу, безопасность. Закрыв глаза, она слышала, как льется жидкость в бокал. Коньяк, поняла она, когда Пол сунул бокал в ее руку. Затем она услышала его голос:
– Ну, Джулия, ты действительно убила ее? Вспыхнувший гнев мгновенно вывел ее из шока. Она сорвала солнечные очки и швырнула их на пол, но не успела заговорить, как Пол схватил ее за подбородок.
– Вот так и только так. Будь я проклят, если стану терпеть твой затравленный взгляд, твои поникшие плечи. Ты борешься не только за свою жизнь. – Пол стал растирать ее шею, снимая напряжение. Она нервно сплетала и расплетала пальцы. Изящные пальцы, думал Пол. С обгрызенными ногтями. Он поднес их к губам.
– Что бы ни случилось, я должна написать книгу.
– Я знаю. – Пол увидел набегающие слезы и поцелуями заставил ее закрыть глаза, потом прижал к себе. – Подремли. Мы скоро будем дома.
Когда они вошли в дом, телефон надрывался. По молчаливому согласию они сделали вид, что не замечают его.
– Думаю, я приму душ, – сказала Джулия. Она была уже на середине лестницы, когда включился автоответчик.
– Джулия Саммерс. – Голос дружелюбный, веселый. – Я понимаю, что день был не самый удачный, но окажите себе услугу и перезвоните мне. Мое имя – Хафнер. У меня есть интересная информация на продажу. Может, вам захочется узнать, кто еще шнырял по поместью в тот день, когда прикончили Еву Бенедикт.
Джулия замерла, вцепившись одной рукой в перила. Когда она обернулась, Пол уже снимал трубку и нажимал кнопку.
– Это Уинтроп, – сказал Пол. – Кто вы, черт побери?
– Просто заинтересованный прохожий. Я видел, как вы и прелестная Джулия покидали зал суда. Пахнет жареным.
– Я хочу знать, кто вы и что вы знаете.
– И я с удовольствием скажу вам, приятель. За определенную цену, конечно, скажем, двести пятьдесят тысяч наличными покроют мои расходы.
– За что я плачу?
– Вы платите за обоснованные сомнения, и я могу их обеспечить. Это все, что нужно для того, чтобы вытащить ту сексапильную дамочку из беды. Вы с дамочкой принесете половину денег к дорожному знаку «ГОЛЛИВУД» в девять часов. Послушаете и, если захотите, чтобы я поговорил с копами или с судьей, вручите вторую половину. И я весь ваш.
– Банки уже закрыты.
– Ах да. Какая жалость. Ну, я-то могу подождать, Уинтроп. Может ли она?
Пол оглянулся. Джулия уже стояла за его спиной. И в ее глазах он заметил то, чего не видел уже много дней, – надежду.
– Договорились. В девять часов.
– И не будем привлекать полицию к нашей маленькой сделке. Если почую хоть одного копа, только вы меня и видели.
Джулия стояла как статуя, и лишь ее взгляд двигался вслед за трубкой, которую Пол опускал на рычаг.
– Ты думаешь… он действительно кого-то видел?
– Я уверен, что там был кто-то еще. – Не успел Пол собраться с мыслями, как телефон снова зазвонил, и Пол схватил трубку. – Уинтроп.
– Пол, это Виктор. Я хотел узнать… как она? Пол взглянул на часы.
– Виктор, сколько наличными ты можешь собрать за два часа?
– Наличные? Зачем?
– Для Джулии.
– Господи, Пол, неужели она собирается бежать?
– Нет. У меня нет времени объяснять. Так сколько?
– Через два часа? Придется кое-кому позвонить… Сорок, может, пятьдесят тысяч.
– Ладно. Я заеду. Не позже восьми.
– Договорились.
Джулия прижала пальцы ко рту, затем беспомощно опустила руку.
– Вот так просто. Никаких вопросов. Никаких условий. Я не знаю, что сказать.
– Скажешь, когда придет время. Я могу набрать пятьдесят тысяч в автомате. Твой агент может выслать телеграфом остальные?
– Да-да. – Джулия уже набирала номер и чувствовала, как к глазам снова подступают слезы. Только на этот раз не от страха, а от надежды. – Пол, я верну тебе. Я имею в виду не только деньги.
– Звони быстрее. Мне нужно поговорить с Фрэнком.
– Полиция? Но он сказал…
– Фрэнк надежен. – В глазах Пола что-то вспыхнуло. Возбуждение. Опасный блеск. – Я не собираюсь спокойно смотреть, как этот тип уходит с деньгами. После того, как он выжидал, пока тебя протащут через ад. Мы захлопнем ловушку, Джил.
Хафнер закурил и облокотился о перекладину большой белой буквы. Ему тут нравилось. Отличное тихое место для сделки. Он отшвырнул ногой пустую банку из-под диетической колы и с удовольствием подумал о всех тех девочках, что откроют ему ворота в рай, и о путешествии, в которое можно отправиться со всеми этими деньгами. Йосемитский национальный парк, Йеллоустоун. Большой каньон. Он любил природу, и он заработал каникулы, в основном честно. Хорошим свидетелям всегда платят. Просто так случилось, что его гонорар побольше.
Расти услышал шум автомобильного мотора и, затоптав сигарету, отошел в тень. Если Уинтроп или дамочка попытаются выкинуть какой-нибудь фортель, он просто ускользнет к своей машине и был таков.
Они приближались. Хафнер увидел в руке Пола большую сумку и ухмыльнулся. Отлично. Все идет как по маслу.
– Его здесь нет.
Голос Джулии был так напряжен, что Хафнер даже немного пожалел ее.
– Он появится.
Она кивнула, потом огляделась.
– Может, надо было позвонить в полицию! Опасно приходить сюда одним.
– Ему нужны только деньги, – успокоил ее Пол. – Давай играть по его правилам.
– Отличная мысль. – Хафнер вышел к ним и поднял руку, защищая глаза от вспыхнувшего света – фонарика Пола, потом захихикал:
– Целься ниже, сынок, ни к чему ослеплять меня.
– Хафнер?
– Так меня и зовут. Ну, Джулия, приятно встретиться снова.
Изучая его, Джулия сунула руку в сумочку.
– Я знаю вас. Я вас видела.
– Естественно. Я следил за вами много недель. Небольшая работенка на клиента. Я частный сыщик. Ну, был раньше.
– В лифте перед кабинетом Дрейка. И в аэропорту в Сосалито.
– Хороший глаз, крошка.
– На кого работаешь? – спросил Пол.
– На кого я работал? Мои услуги больше не требуются, поскольку Ева мертва, а Джулия увязла по самую свою прелестную шейку.
Пол схватил Хафнера за рубашку, затрещали швы.
– Если ты имеешь отношение к убийству Евы…
– Тихо, тихо, приятель. Думаешь, я был бы здесь, если бы это сделал? – Расти поднял руки, все еще ухмыляясь. – Я всего-то занимался слежкой для заинтересованной стороны.
– А именно?
Хафнер обдумал вопрос.
– Поскольку мне больше не платят, могу и сказать. Энтони Кинкейд. Он хотел, чтобы я приглядывал за вами, Джулия. Он с ума сходил из-за вашей с Евой книги.
– Записки, – сказала Джулия. – Он посылал записки.
– Насчет записок ничего не знаю. Он хотел знать, куда вы ездите, с кем разговариваете. Купил мне отличное оборудование, чтобы я мог подслушивать. Потрясающая новость об аборте Дюбари. Кто бы мог подумать? Я следовал за вами, когда вы уехали от нее. Вы в тот день были очень непредсказуемы, Джулия. Должно быть, здорово расстроены. Потом я объехал поместье и… – Хафнер умолк, ухмыльнулся. – С удовольствием расскажу вам. Когда увижу денежки.
Пол швырнул ему сумку.
– Считай.
– Посмотрим, приятель. – Хафнер поставил сумку на камень и раскрыл, затем вытащил маленький фонарик и осветил пачки банкнот. Господи! – Я вам верю. В конце концов, мы просто оказываем друг другу небольшую услугу.
– Вы сказали, что видели кого-то в тот день, – подсказала Джулия. – Как вы могли попасть в поместье? Джо был на воротах.
– Таких парней, как я, обычно не приглашают в поместья Беверли-Хиллз. Я заметил автомобиль у стены, и мне стало любопытно. Так что я залез на крышу автомобиля, заглянул внутрь. И, как вы думаете, кого я уви дел? – Он перевел взгляд с Джулии на Пола. – Никаких догадок? Я увидел, как Дрейк Моррисон ковыляет через поле для гольфа прямо к гостевому дому.
– Дрейк? – Джулия вцепилась в руку Пола. – Вы видели Дрейка?
– Он был в жутком состоянии. Думаю, подвернул ногу, когда прыгал со стены. Эти администраторы – спортсмены никудышные.
– А как же сигнализация? – спросил Пол.
– Не могу сказать. Но, похоже, он о ней позаботился, иначе не стал бы перелезать через стену. Увидев, что дорожка расчищена, я прыгнул за ним. Подумал, что Кинкейд заплатит больше за подобную информацию. Я не мог близко подойти, там место открытое. Дрейк сначала направлялся к дому, к большому дому, потом вдруг остановился как вкопанный, бросился за ближайшую пальму, будто увидел кого-то. Потом он изменил направление и пошел к маленькому дому, все время оглядываясь. Он стал искать место, где можно поближе подобраться к окнам, и вдруг отшатнулся и бросился бежать, как будто за ним гнались демоны. Я нырнул в кусты. Хотел сам посмотреть, но не успел – вы приехали. – Хафнер кивнул Джулии. – Я видел, как вы вышли из машины, как пошли в сад, и решил убраться, пока кто-нибудь не включил сигнализацию.
– Вы видели меня. – Джулия оттолкнула Пола и оросилась на Хафнера. – Вы видели меня. Вы знали, что я говорила правду, и молчали.
– Эй, милашка, я же здесь. И как только вы придете с другой половиной, я пропою свою арию перед окружным прокурором. Между прочим, я могу сказать им только то, что видел. Откуда я знаю, может, вы вернулись из сада и прикончили старушку.
Джулия влепила ему такую увесистую оплеуху, что Хафнер зашатался и, споткнувшись о камень, упал.
– Вы знаете, что я ее не убивала. Вы знаете, что Дрейк видел, кто это сделал. И вы ждали, пока я от безысходности буду готова продать свою душу.
Хафнер поднялся на ноги, вытер рот.
– Потише, дамочка, а то я скажу окружному прокурору, что вы пытались подкупить меня и устроить себе алиби. Вы мне никто. Чихать я на вас хотел. Так что ведите себя прилично, а то я могу передумать и забыть о своем гражданском долге.
– Гражданский долг, будь я проклят. – Пол добавил еще одно очень выразительное ругательство. – Тебе достаточно, Фрэнк?
– О, более чем достаточно. Фрэнк, сияя, вышел из кустов.
– Сукин сын! – Хафнер успел сделать один только шаг и был сбит с ног правой в челюсть от Пола.
– Я сам не смог бы сказать лучше.
– Расти? Расти Хафнер? – Мило улыбаясь, Фрэнк схватил Расти за шиворот и поднял его на ноги. – Я тебя помню. А ты меня? Я лейтенант Фрэнсис Нидлмейер, и ты арестован за вымогательство, утаивание улик и вообще за то, что ты гвоздь в заднице. – Защелкнув наручники, Фрэнк вытащил портативную рацию. – Ребята, у меня тут мешок дерьма. Подберите.
– Едем, лейтенант. Между прочим, слышимость была отличная.
