• Чесапикский залив, #2

20

 Грейс понимала, что, прежде чем появиться у родителей, необходимо остыть. Она никогда и ни от кого не могла скрыть свои волнения, Что уж говорить о матери и очень чуткой Обри!

 И последнее, что ей нужно сейчас, так это расспросы. Последнее, на что она способна, — объяснения.

 Она высказала Этану все, что накипело, все, что должна была сказать. И к черту сожаления. Если ее выступление приведет к концу старой дружбы, дружбы, которой она всегда дорожила, ничего не поделаешь. Уж как-нибудь они с Этаном постараются быть вежливыми на людях, в конце концов, они достаточно взрослые, чтобы не втягивать в свои отношения посторонних.

 Конечно, это будет нелегко, но все получится. Получалось же целых три года с отцом, разве нет?

 Грейс кружила по городку до тех пор, пока пальцы не перестали сжимать руль, как клещи, а лицо, отражавшееся в зеркале заднего вида, уже не отпугнуло бы детей и маленьких собак, и она уверила себя, что восстановила пошатнувшееся самообладание. Восстановила настолько, что, пожалуй, можно свозить Обри в «Макдоналдс» и устроить маленький праздник. А в ближайший же выходной они поедут в Оксфорд на фестиваль пожарников. Она не собирается сидеть в четырех стенах и хандрить. Не дождешься, Этан Куин, черт тебя побери!

 Вылезая из машины возле уютного родительского особняка, Грейс даже не хлопнула дверцей. Отличное доказательство ее ровного настроения. Она не взбежала торопливо по ступенькам, а остановилась насладиться красотой петуний, розовым облаком паривших над подвесным кашпо у венецианского окна рядом с парадной дверью.

 И если ее взгляд метнулся на несколько дюймов в сторону и уперся в отца, отдыхавшего в шезлонге, как король на троне, так это просто каприз судьбы и неудачное стечение обстоятельств.

 Гнев вскипел в ней с новой силой и бросил, как камень из рогатки в намеченную цель.

 — Я кое-что должна сказать тебе. — Грейс не придержала дверь и, вполне удовлетворенная громким выстрелом за спиной, промаршировала к отцу. — Накопилось.

 Секунд пять он молча таращился на нее, стараясь придать своему лицу обычное невозмутимое выражение.

 — Если ты хочешь поговорить со мной, попытайся сделать это вежливо.

 — Мне надоела вежливость. Приличия у меня уже вот где, — выпалила она, резко проводя ребром ладони по горлу.

 — Грейс! Грейс! — Из кухни появилась Кэрол с Обри на руках. Раскрасневшаяся, с округлившимися от испуга глазами. — Что с тобой стряслось? Ты расстроишь ребенка.

 — Мама, унеси Обри в кухню. И если она услышит, что ее мать повысила голос, вряд ли это травмирует ее на всю жизнь.

 Накаляя и без того напряженную атмосферу, Обри откинула головку и заревела. Грейс едва сдержала порыв схватить дочку и вылететь из дома, покрывая поцелуями зареванное личико, пока не иссякнут слезы.

 — Обри, прекрати немедленно. Я злюсь не на тебя. Отправляйся с бабушкой в кухню и выпей сока.

 — Сока! — прорыдала Обри во всю мощь своих легких, протягивая ручки к Грейс.

 — Кэрол, забери ребенка в кухню и успокой. — Пит нетерпеливо помахал жене рукой. Крупные слезы, дрожащие на ресницах Обри, действовали на него точно так же, как на Грейс, и он осуждающе посмотрел на дочь. — За весь день ребенок не пролил ни одной слезинки.

 — Так прольет сейчас, — отрезала Грейс, не в силах избавиться от угрызений совести. — И она забудет о них через пять минут. В этом прелесть двухлетнего возраста. Когда становишься старше, обиды так быстро не забываются. Ты заставил меня пролить много слез.

 — Нельзя вырастить ребенка и не заставить его немного поплакать.

 — Но некоторые родители умудряются делать это, даже не попытавшись понять своего ребенка.

 «Когда мужчина лежит в шезлонге босой, — подумал Пит, — он лишается всех преимуществ в споре».

 — Я не понимаю, о чем ты говоришь.

 — Не надо делать вид, что это для тебя новость. Тебе было безразлично, о чем я думаю, потому что это не укладывалось в твою схему. Ты знал, — продолжала она тихо, но ее тихий голос звучал угрожающе, — ты знал, что я хотела стать балериной, и не мешал мне брать уроки. Не возражал. Да, время от времени ты ворчал из-за их стоимости, но платил.

 — И за все те годы потратил целое состояние! — Зачем, папа?

 Пит растерянно заморгал. Никто не называл его папой почти три года, и его сердце мучительно сжалось.

 — Потому что ты очень хотела.

 — Но зачем ты платил, если никогда не верил в меня, не верил настолько, чтобы поддержать в решающий момент?

 — Зачем ворошить прошлое, Грейс? Ты была слишком молода, чтобы ехать в Нью-Йорк. Это был простой каприз.

 — Я была молода, но не слишком. И если это был каприз, то это был мой каприз. Я теперь никогда не узнаю, было ли у меня достаточно способностей. Никогда не узнаю, могла ли моя мечта воплотиться в жизнь, потому что ты — когда я попросила у тебя помощи, — сказал, что я слишком взрослая для ерунды. Слишком взрослая для ерунды, — с горечью повторила Грейс, — но слишком маленькая, чтобы доверять мне.

 — Я доверял тебе. — Пит рывком поднял спинку шезлонга. — И смотри, к чему это привело.

 — Ты говоришь о моей беременности? Ты это имеешь в виду? И ты решил, что я забеременела только для того, чтобы отомстить тебе?

 — Джек Кейси был ничтожеством. Я понял это с одного взгляда.

 — И не уставал повторять это до тех пор, пока он не стал в моих глазах чем-то вроде запретного плода, и я не удержалась от того, чтобы попробовать.

 Глаза Пита засверкали гневом, и он вскочил с шезлонга.

 — Ты винишь меня в своих неприятностях?

 — Нет, не виню и не собираюсь считать Обри неприятностями. И не оправдываюсь. Но скажу тебе вот что: Джек не был таким плохим, как ты выставлял его.

 — Ну, конечно! Разве не он обобрал и бросил тебя?

 — Как и ты, папа.

 Его рука взметнулась, и они оба застыли, шокированные. Но рука не дотянулась до Грейс и, задрожав, опустилась. За всю жизнь Пит ни разу не ударил дочь, разве что шлепал легонько, когда она была совсем маленькой, и даже тогда переживал больше, чем она.

 — Если бы ты ударил меня, — сказала Грейс, изо всех сил стараясь не повышать голос и говорить спокойно, — это было бы первое настоящее проявление чувств за последние три года. Я знала, что ты рассердишься, когда пришла сказать о своей беременности, что тебе будет больно, что ты будешь разочарован, и мне было очень страшно. Но все оказалось еще хуже, чем я ожидала. Потому что ты не поддержал меня. Во второй раз, папа, и в самый важный момент ты меня не поддержал.

 — А как я должен был реагировать? — возмутился Пит. — Ты явилась и сообщила, что беременна, что встречалась с мужчиной, от которого я тебя предостерегал.

 — Ты стыдился меня. Тебя больше всего волновало, что скажут соседи. И вместо того чтобы посмотреть на меня и увидеть, как мне страшно, ты увидел только то, что я совершила ошибку.

 Грейс отвернулась и стояла так до тех пор, пока ей не удалось подавить слезы.

 — Обри — не ошибка. Она — дар.

 — Я очень люблю ее. Я не мог бы любить ее больше, даже если б захотел.

 — А меня — меньше.

 — Это неправда. — Разговор с дочерью терзал сердце Пита. — Это неправда.

 — Ты отдалился от меня, когда я вышла замуж за Джека.

 — Ты сама отдалилась.

 — Может быть. Я старалась обойтись без тебя, откладывала деньги для поездки в Нью-Йорк. Но не смогла заработать достаточно. Я надеялась создать нормальную семью без чьей-либо помощи, но и это не вышло. Все, что у меня осталось, — ребенок во мне, и я решила сделать все, чтобы не потерпеть неудачу и в этом. А ты даже не пришел в больницу, когда я рожала.

 — Я приходил. — Пит на ощупь схватил со стола журнал, свернул его в трубку и стал нервно теребить его. — Я пришел и посмотрел на малышку через стекло. Она была так похожа на тебя. Длинные ножки, и длинные пальчики, и светлый пушок на голове. Я заглянул в твою палату. Ты спала. И я ушел. Я не знал, что сказать тебе. Он развернул журнал, хмуро уставился на улыбающуюся манекенщицу на обложке, бросил журнал на столик.

 — У тебя был ребенок и не было мужа, и я не знал, как себя вести в этой ситуации. Наверное, поэтому я снова разозлился. У меня были строгие принципы в таких делах. Нельзя в один момент поменять их.

 — Я и не ждала от тебя этого.

 — Я надеялся, что ты дашь мне шанс. Когда этот сукин сын бросил тебя, я думал, ты поймешь, что тебе нужна помощь, и вернешься домой.

 — Чтобы ты мог сказать, как ты был прав во всем.

 Что-то мелькнуло в глазах Пита, что-то очень похожее на печаль.

 — Наверное, я все это заслужил.

 Неожиданный вопрос Грейс сбил его с толку.

 — Ты назвал бы меня хрупкой женщиной, папа?

 Впервые за долгие годы она увидела в его лазах веселые искорки.

 — Черта с два, девочка. Ты так же хрупка, как стальной стержень.

 — Ну, уже какое-то достижение.

 — Мне всегда хотелось, чтобы ты была более гибкой. Только раз, один только раз пришла бы и попросила помощи, а не убирала бы чужие дома, не работала бы полночи в баре.

 — Господи, и ты туда же, — прошептала Грейс, отходя к окну.

 — Почти каждый раз, как я встречал тебя, я видел тени под твоими глазами. Правда, твоя мать мне все уши прожужжала, что это скоро изменится.

 Грейс оглянулась через плечо:

 — Изменится? Почему?

 — Этан Куин — не из тех мужчин, что позволяют своим женам работать до изнеможения. Вот на такого мужчину ты с самого начала должна была обратить внимание. Честного, надежного.

 Грейс грустно рассмеялась, взъерошила свои волосы.

 — Мама ошиблась. Я не выхожу замуж за Этана.

 Пит хотел что-то сказать, но спохватился. Слава богу, у него хватает ума учиться на собственных ошибках. Если он подтолкнул дочь к одному мужчине, указывая на его недостатки, то с тем же успехом может оттолкнуть ее от другого, перечисляя его достоинства.

 — Ну, ты же знаешь свою мать, у нее богатое воображение, — сказал Пит и решил не продолжать эту тему. Ему хотелось сказать дочери что-то важное, только он никак не мог подобрать нужные слова. — Я боялся отпустить тебя в Нью-Йорк, — наконец признался он, чувствуя себя не слишком уверенно под пристальным взглядом Грейс. — Я боялся, что ты не вернешься. Конечно, я боялся за твою безопасность, ведь Нью-Йорк — страшный город, но больше всего, что ты не вернешься домой. Грейси, тебе было всего восемнадцать… совсем девчонка. Я знал, что у тебя талант к танцам. Все это говорили. И ты была такой красивой, такой юной, беззащитной… а большой город так жесток. Я знал, что, если не дам тебе денег, ты не сможешь уехать. Я рассчитывал, что это блажь и она со временем пройдет.

 Не дождавшись от дочери никакой ответной реакции, Пит вздохнул, откинулся на спинку шезлонга.

 — Каждый мужчина мечтает о том дне, когда он передаст свое дело своему ребенку. Мой отец передал свой бизнес мне, и я всегда мечтал передать его своему сыну. У меня родилась дочь, и это было прекрасно. Я никогда не сожалел об этом. Только ты не проявляла никакого интереса к нашему семейному бизнесу.

 — Я не догадывалась о твоих чувствах.

 — Теперь мои чувства не имеют значения. Ты мечтала о другом, вот и все. Я начал думать, что, когда ты выйдешь замуж, может, твой муж войдет в дело. И так оно перейдет к тебе, к твоим детям.

 — А потом я вышла замуж за Джека, и эта твоя мечта лопнула.

 — Может, Обри проявит интерес, когда вырастет. Я не скоро собираюсь отойти от дел.

 — Может быть.

 — Она хорошая девочка, — сказал Пит, не отрывая взгляда от своих рук. — Счастливая. Ты… ты прекрасная мать, Грейс.

 Ее сердце дрогнуло от этих, таких долгожданных, слов.

 — Спасибо. Спасибо, папа.

 — А… твоя мать была бы рада, если б ты осталась поужинать. — Наконец Пит поднял глаза, и они уже не были холодными, отчужденными. — Я тоже.

 — И я. — Без лишних слов Грейс подошла к отцу, опустилась рядом с ним и уткнулась лицом в его плечо. — О, папа, я так скучала по тебе.

 — Я тоже скучал, Грейси. — Не в силах больше сдерживаться, Пит заплакал. — Я так скучал по тебе, дочка…

 

 Этан сидел на верхней ступеньке крыльца Грейс, положив рядом ее сумку. Надо признать, несколько раз у, него возникало искушение открыть ее и заглянуть внутрь… просто посмотреть, что за тяжести, без которых невозможно обойтись, таскают с собой женщины.

 До сих пор ему удавалось усмирять свое любопытство, может, потому, что он пытался понять, куда девалась Грейс. Два часа назад по пути на верфь он проезжал мимо ее дома, но, поскольку ее машины не было на дорожке, он не остановился. Конечно, Грейс могла оставить свою дверь незапертой, и он просто положил бы сумку в гостиной, но не стал делать этого.

 Работая, он беспрерывно размышлял. Ему было над чем подумать. И один из главных вопросов, который занимал его: сколько времени ей понадобится, чтобы перейти от буйной ярости к легкому раздражению.

 Этан решил, что с легким раздражением он смог бы справиться.

 Может, и к лучшему, что ее еще нет дома. Им обоим остается больше времени, чтобы утихомирить свои эмоции.

 — Ну, разобрался наконец?

 Этан вздохнул. Он ощутил присутствие отца еще до того, как услышал вопрос. До того, как увидел отца, удобно устроившегося на ступеньках. На коленях Рэя лежал пакетик с соленым арахисом, который он просто обожал.

 — Не во всем.

 — У тебя отличная интуиция, Этан. Иногда надо слушаться инстинктов, а не разума, — посоветовал Рэй.

 — Инстинкты меня и довели до этого состояния. Если бы я не дотронулся до нее…

 — Если бы ты до нее не дотронулся, то лишил бы и себя, и Грейс того, что многие ищут всю жизнь, да так и не находят. — Рэй встряхнул пакет и протянул сыну горсть орешков. — Зачем сожалеть о чем-то редком и бесценном?

 — Я обидел ее. Я знал, что обижу.

 — Ты ошибся не тогда, когда принял ее любовь, а когда отказался следовать этой любви. Ты разочаровываешь меня, Этан.

 Этан уставился на засыхающие анютины глазки у порога. Ему легче было бы получить пощечину, чем услышать эти слова, и отец это знал.

 — Я старался делать то, что считал правильным.

 — Для кого? Для женщины, которая хотела разделить с тобой жизнь? Для детей, которые родились или, может, не родились бы у вас? Человек встает на опасный путь, когда пытается перехитрить бога.

 Этан покосился на отца.

 — А он есть?

 — Кто? — не понял Рэй.

 — Бог. Теперь ты знаешь это.

 Рэй рассмеялся:

 — Ах, Этан, Этан. Я всегда ценил твое чувство юмора. И я хотел бы поделиться с тобой тайнами Вселенной, но время идет, а у нас его так мало. — Рэй внимательно посмотрел на сына, и в его взгляде было столько теплоты и любви. — У тебя сердце большое, как твой залив. Надеюсь, ты доверишься ему. Я хочу, чтобы ты был счастлив, мой мальчик. Вас всех ждут тяжелые испытания.

 — Сет?

 — Ему так необходима семья. Без вашей поддержки мальчишка пропадет, — прошептал Рэй, качая головой. — Этан, жизнь слишком коротка, а горя в ней слишком много, чтобы не ценить моменты счастья. — Вдруг глаза Рэя засверкали. — Пора делать решительный шаг, сынок. Время на размышления истекло.

 Услышав шум автомобиля, Этан повернулся к дорожке и сразу же почувствовал, что отца уже нет рядом.

 Когда Грейс увидела Этана на своем крыльце, ей захотелось развернуться и уехать. Вряд ли она выдержит еще одно выяснение отношений… Но она вылезла из машины, обошла ее, отстегнула спящую в детском креслице Обри. И со спящей дочкой на руках пошла к дому. Этан поднялся при ее появлении.

 — Этан, я не хотела бы снова спорить с тобой.

 — Я завез твою сумку. Ты оставила ее у нас.

 Грейс хмуро взглянула на протянутую сумку.

 Она даже не заметила, что последние часы обходилась без нее.

 — Спасибо.

 — Грейс, мне необходимо поговорить с тобой.

 — Прости, я должна уложить Обри.

 — Я подожду.

 — Я сказала, что больше нам не о чем разговаривать.

 — Нам нужно поговорить, — упрямо повторил Этан. — Я подожду.

 — Тогда запасись терпением. — С этими словами Грейс прошла мимо Этана в дом.

 Она еще не остыла, как он надеялся, но он снова сел на ступеньку. И стал ждать.

 Грейс не спеша раздела Обри, уложила в кроватку, прикрыла фланелевой простынкой, привела в порядок детскую. Затем она спустилась в кухню и налила себе стакан лимонада. Ей совсем не хотелось пить, но она выпила все, до последней капли.

 Через дверь, затянутую противомоскитной сеткой, Грейс видела Этана, сидевшего на ступеньках. На мгновение ей пришла в голову мысль закрыть дверь перед его носом и задвинуть засов, давая понять, что между ними все кончено, но… в ней не осталось злости на мелочную месть, и она открыла дверь.

 — Обри спит?

 — Да, у нее был нелегкий день. Как и у меня. Надеюсь, разговор не займет много времени.

 — Я тоже. Хочу извиниться за то, что обидел тебя, сделал тебя несчастной. — Поскольку Грейс не спустилась к нему, Этан встал и повернулся к ней. — Я был не прав, я не был честен с тобой.

 — Этан, я не сомневаюсь, что ты искренне сожалеешь. — Грейс подошла к перилам, оперлась на них, устремив взгляд на свой маленький дворик. — Я не знаю, сможем ли мы остаться друзьями, но тяжело враждовать с кем-то, кто тебе небезразличен. Я помирилась с отцом сегодня.

 — Правда?

 Этан шагнул к ней и тут же остановился, потому что она отодвинулась. Совсем чуть-чуть. Лишь настолько, чтобы он понял: он больше не имеет права касаться ее.

 — Я рад.

 — Наверное, я должна за это благодарить тебя. Если бы я так не злилась на тебя, то сдержалась бы и не выложила ему все, что думала.

 Я благодарна тебе за это и высоко ценю твои извинения. А теперь я устала, так что…

 Этан решил, что не позволит ей отмахнуться от него… пока не выговорится.

 — Ты мне много всякого наговорила сегодня.

 — Да.

 Грейс снова отодвинулась, продолжая смотреть прямо перед собой.

 — В чем-то ты была права, но не во всем. У меня не было выбора.

 — Это ты так решил.

 — Грейс, все так сложно. Тебе было всего четырнадцать, когда я понял, что люблю тебя. Я на восемь лет старше. Я был мужчиной, а ты еще совсем девчонкой. Может, я ждал слишком долго. — Этан умолк, тряхнул головой. — Я действительно ждал слишком долго. Зато у меня было время все продумать, и я пообещал себе, что никогда не дотронусь до тебя. Где-то в глубине души я знал: если когда-нибудь дотронусь до тебя, то уже не смогу отпустить.

 — А теперь решил, что отпустишь.

 — Я решил прожить жизнь в одиночестве. И мне это неплохо удавалось до недавнего времени.

 — Ты считаешь это благородной жертвой, а я — глупостью. — Грейс поняла, что снова распаляется, и взмахнула руками. — Давай лучше закончим на этом.

 — Уверен, что, если мы поженимся, ты захочешь иметь еще детей.

 — Да, захочу. Но если тебя останавливает только это… Когда люди по-настоящему любят друг друга, они находят выход из любого положения. Мы могли бы усыновить детей.

 Этан изумленно смотрел на нее:

 — Я как-то не подумал об этом…

 — Да, я была бы счастлива растить твоего ребенка вместе с тобой, но, если это невозможно, что-нибудь бы придумала. Послушай, Этан, а что, если бы я не могла иметь детей? Что, если бы мы полюбили друг друга, решили пожениться и вдруг обнаружили, что я не могу иметь детей? Ты перестал бы любить меня? Ты сказал бы, что не можешь жениться на мне?

 — Нет, конечно, нет…

 — Дело не в том, что ты не можешь жениться на мне, просто ты не хочешь. Я постаралась бы понять твои чувства, если бы ты не скрывал их от меня. Компромисс между нами невозможен. Я не буду встречаться с человеком, который не уважает мои чувства и не хочет разделить со мной свои проблемы. Который не любит меня настолько, чтобы остаться со мной, стать отцом моего ребенка, пообещать мне состариться вместе со мной. И я не буду крутить с тобой роман, а потом объяснять своей дочери, почему ты не любишь и не уважаешь меня настолько, чтобы жениться.

 Грейс отступила к двери.

 — Не надо. — Этан закрыл глаза, подавляя панику. — Не бросай меня, Грейс.

 — Не я бросаю, Этан. Разве ты не видишь? Это ты уходил от меня все это время.

 — И закончил там, где начал. Смотрю на тебя. Нуждаюсь в тебе. И понимаю, что не могу без тебя. Я дал себе столько обещаний и нарушаю их одно за другим. Она и на нашу любовь наложила лапу. Я позволил ей замарать то, что у нас есть. Я хочу все исправить, если ты дашь мне шанс… Я тут немного подумал.

 Губы Грейс дрогнули в насмешке.

 — Тоже мне новости.

 — Выслушай меня, Грейс. Я хочу заботиться о тебе, и не потому, что считаю тебя слабой. Только потому, что ты дорога мне.

 Грейс знала, что не сможет сопротивляться, что еще немного — и она уступит ему.

 — Этан, не надо…

 — И я думаю, что не смогу жить без тебя.

 Он взял ее руки в свои и не отпустил, когда она попыталась высвободиться. И смотрел ей в глаза, притягивая к себе, увлекая с веранды во двор, позолоченный последними лучами заходящего солнца.

 — Я никогда не предам тебя. Ты делаешь меня счастливым, Грейс. Я люблю тебя и всегда буду любить. — Этан коснулся губами ее лба. — Солнце заходит. Ты говорила, что закат — лучшее время для грез. Может, это лучшее время, чтобы поймать мечту и удержать ее. Посмотри на меня, — тихо сказал он, поднимая ее лицо. — Ты выйдешь за меня замуж?

 Радость и надежда вновь расцвели в ней.

 — Этан…

 — Подожди, пока не отвечай. — Но он видел ответ в глазах Грейс и, благодарный до глубины души, поднес ее пальцы к своим губам. — Ты доверишь мне Обри, позволишь дать ей мое имя? Позволишь мне стать ее отцом?

 Слезы навернулись на ее глаза, но это были слезы счастья.

 — Ты знаешь…

 — Нет, пока нет, — прошептал он и коснулся губами ее губ. — И еще одно. Ты родишь мне детей, Грейс?

 Слезы все-таки хлынули из ее глаз, и Этан искренне не смог понять, как он мог даже подумать о том, чтобы лишить их обоих этого права, этой радости, этого счастья.

 — У нас будут дети — добрые, красивые, талантливые. Я действительно был идиотом, если мог думать иначе.

 Грейс обхватила его лицо ладонями:

 — Прежде чем я отвечу, я должна знать, что ты хочешь этого не только ради меня, но и ради себя.

 — Я хочу иметь семью. Я хочу строить то, что строили мои родители, и я хочу это строить с тобой.

 Ее губы медленно изогнулись в улыбке.

 — Этан, я выйду за тебя замуж. Я доверю тебе мою дочь. Я рожу тебе детей. И мы будем любить друг друга всю жизнь.

 Этан притянул ее еще ближе к себе и замер. Ее сердце билось быстро и легко. Ее единственный вздох лишь на секунду предвосхитил вечернюю песню козодоя, поселившегося в соседском сливовом дереве.

 — Я боялся, что ты не сможешь простить меня.

 — Я тоже.

 — Если не спешишь, то, в конце концов, получаешь самое лучшее. — Этан спрятал лицо в ее волосах, вдыхая их аромат, наслаждаясь их шелковистостью. — И я получил лучшее. Хорошую крепкую керамику.

 Грейс чуть отстранилась, чтобы видеть его глаза. Пожалуй, он смеется не только над ней, но и над собой.

 — Ты умный мужчина, Этан.

 — Несколько часов назад ты обзывала меня идиотом.

 — Тогда ты был идиотом. — Она чмокнула его в щеку. — Теперь стал умным.

 — Я скучал по тебе, Грейс.

 Она закрыла глаза, крепко сжала веки. Каким чудесным все-таки оказался этот день. День прощения. День надежды. День всех начал.

 — И я скучала по тебе, Этан. — Грейс вздохнула и вдруг озадаченно потянула носом воздух. — Арахис? — Она снова принюхалась. — Странно. Могу поклясться, я чувствую запах арахиса.

 — Я все объясню тебе. — Этан приподнял ее лицо за подбородок и нежно поцеловал в губы. — Но не сейчас.