Глава 5

 Пятый сет. Седьмой гейм. Около задней линии пригнулся Тай, готовясь принять подачу Майкла. Было душно, на небе висели низкие грозовые облака, дневной свет был тусклый, сумрачный. Но Тай не замечал погоду, как и трибун, заполненных зрителями до отказа, их криков, свиста, которые раздавались как за, так и против него.

 Теннис — игра индивидуалистов. Как раз этим она и привлекла его. Некого обвинять в неудаче или похвалить за победу, как бывает в командной игре, все зависит только от тебя самого. Теннис требует непрерывного движения и эмоций.

 Он готовился к встрече с Майклом в полуфинале. Австралиец играл в страстной манере, полной театральных жестов на публику, и не стеснялся в выражениях как по поводу, так без повода. Он был в числе семи самых достойных, по мнению Тая, соперников, может быть, потому, что игра с ним всегда была такой, какую он любил. Победа могла прийти только с полной отдачей сил, и он привык с детства побеждать именно так. Ракетка стала как будто продолжением руки. Игра — схватка. Один на один. Для него теннис никогда не был и не будет просто игрой.

 Австралиец был твердым орешком, и пока в его игре Тай не мог отыскать ни одной бреши, которая могла бы позволить вырвать победу. Сейчас он полностью сосредоточился на мысли взять подачу Майкла, от этого зависит исход игры. Как боксер, он все время наблюдал за противником, ожидая, когда тот откроется для удара.

 Он услышал звук, с которым мяч ударился точно в середину ракетки перед тем, как пулей понесся к нему и, приземлившись в самом углу площадки, почти на линии, все-таки попал в игровую зону. Тай среагировал мгновенно, угадав направление, в долю секунды выработав стратегию: прием, ответ, направление и сила удара. Оба игрока не уступали друг другу, хотя пот градом катился по их лицам, а трибуны встречали взрывом эмоций каждый прием и каждый ответ.

 Пока они играли довольно ровно, ни один не рисковал, шел изматывающий продолжительный обмен ударами. Тай решил сменить тактику и послал резаный, слева направо, удар. От неожиданности, привыкший к стандартной игре Майкл, немного замешкался, и ответ получился слабым.

 Тай послал укороченный свинг, а потом буквально прикончил соперника резаным с лету.

 0:15.

 Отбросив с лица мокрые пряди волос, Тай вернулся к задней линии. Женский голос с трибун крикнул ему что-то, в голосе звучало восхищение и, кажется, предложение. Тай не настолько был силен во французском языке, чтобы понять смысл.

 Он принял очередную подачу, отбил и, прежде чем мяч перелетел через сетку, занял позицию в центре в ожидании ответного удара. Перелет, прием, ответ. Обмен ударами. Хитроумный, крученый, от Майкла, в ответ на него — резаный с лету от Тая. Решение Майкла послать мяч через голову Тая к задней линии было ошибкой. Мяч улетел далеко на трибуну.

 0:30.

 Майкл, изрыгая проклятия, чтобы успокоиться, сделал круг на своей стороне, прежде чем занять место у задней линии. Тай терпеливо ждал, хотя его лихорадило от нетерпения. Он покачивался с ноги на ногу, пригнувшись, выжидая, сосредоточившись до предела. Подача. Вновь последовал длительный обмен ударами, не желая уступать, каждый ждал промаха соперника. Казалось, они просто разыгрывают красивое представление для публики, но очевидное напряжение и шумные выдохи и вскрики игроков, максимально использовавших последний резерв сил, говорили о том, что оба играют на пределе возможностей.

 Фотограф от «Юнайтед Пресс» снимал непрерывно. Он взял в фокус Тая — ноги широко расставлены, руки разведены в стороны, лицо выражает непреклонное, яростное желание победить. У фотографа мелькнула мысль, что он не хотел бы иметь этого американца своим соперником на любом игровом поле.

 Грациозно, элегантно, что противоречило свирепому выражению лица, Тай снова осуществил крученый удар слева направо, и опять Майкл не смог его взять — ответ пришелся в сетку.

 0:40.

 Разозлившись, теряя самоконтроль, Майкл послал подачу в сетку. Со второй был осторожнее. Тай ответил резаным ударом с лету. Обмен, который последовал, был быстрым и яростным, оба двигались, повинуясь скорее инстинкту, толпа взорвалась криками на смеси языков. Мяч метался от ракетки к ракетке на бешеной скорости.

 И снова Тай, мгновенно изменив тактику, переломил ход игры. Конечно, он рисковал, когда под следующий ответ просто подставил ракетку, и мяч слабо перекатился через сетку. Слишком рискованно, сказали бы эксперты. Но болельщики и фанаты Тая так не думали — это вызвало у них бурный восторг. Таю сейчас было безразлично мнение и тех и других, потому что он взял гейм и сет.

 — О, Мак! — Джесс со вздохом громадного облегчения откинулась назад. — Я почти забыла, какое волнение испытываю каждый раз, когда наблюдаю за игрой Тая.

 — Ты видела его игру всего несколько недель назад. — Мак вытер уже мокрым платком шею и подумал о прохладе своего офиса, где работал кондиционер.

 — По телевизору, — уточнила Джесс, — а это совсем другое дело. Но находиться на трибуне, здесь… Неужели ты сам не понимаешь… А что ты чувствуешь?

 — Дикую влажность.

 Джесс покачала головой и рассмеялась:

 — Всегда крепко стоишь на земле, Мак. И поэтому я тебя люблю.

 От ее улыбки у него, как всегда, потеплело на сердце.

 — Тогда я остаюсь и терплю дальше, — пробормотал Мак и поцеловал пальцы жены, от волнения сжатые в кулак.

 Он вдруг почувствовал, что она напряглась. Удивленно подняв голову, Мак взглянул на Джесс. Она повернула голову и смотрела на кого-то, сидевшего позади. Он с любопытством обернулся, заметил несколько знаменитых теннисистов и среди них — Эшер Вольф. Это с ней переглядывалась его жена.

 — Это же наша леди Уикертон, — небрежно заметил он. — Как всегда, ослепительна.

 — Да, — Джесс оторвала взгляд от Эшер, — да, это она.

 — Она выиграла сегодня утром. У нас теперь есть американка в финале. — Мак вытер платком лицо и, поскольку Джесс промолчала, продолжил: — Она ведь долго не играла?

 — Да.

 Удивленный столь краткими ответами жены, он попробовал уточнить:

 — Кажется, у них с Таем был роман?

 — Ничего особенного. — Джесс молилась про себя, чтобы это оказалось правдой. — Они встречались, но недолго. Она совсем не в его вкусе. Эшер слишком холодна, она больше подходила для лорда Уикертона, чем для нашего Тая. Брат увлекся ею на некоторое время, и это все. — Она облизала пересохшие губы. — Вероятно, сама Эшер тоже относилась к связи несерьезно, иначе она бы не вышла за Уикертона. Это она сделала Тая несчастным.

 — Понятно, — ответил Мак, хотя мало что понял. Джесс говорила слишком горячо, нелогично, как будто пыталась его убедить. Она слишком защищала брата. Мак взглянул на профиль жены. — Кажется, Тай был всегда слишком увлечен своей карьерой, чтобы серьезно относиться к женщинам.

 — Ты совершенно прав. Тай никогда бы не дал ей уйти, если бы любил. Хотя вообще он ужасный собственник, — вздохнула Джесс.

 — И гордец каких мало, — напомнил ей муж спокойно, — и мне кажется, он не станет бегать за женщиной, какие бы чувства к ней ни испытывал.

 Джесс промолчала, не в силах больше говорить на эту тему. И вернулась к игре, глядя, как брат готовится к подаче.

 Мысли ее были далеко. Вместо душного серого дня она видела ясный солнечный день в сентябре и не грунт Ролан Гарроса, а тщательно возделанное травяное покрытие кортов Форест-Хиллз. И Тая, облокотившегося на изгородь и смотревшего на центральный корт, с видом капитана корабля, вглядывающегося в безбрежное море. Тогда в ее мире существовал только он, и она любила брата больше всех на свете. Он был ей и братом, и отцом. Он давал все — одежду, образование, дом, ничего не требуя взамен. Она готова была на все ради него.

 Приблизившись, она обняла его за плечи и положила голову на плечо.

 — Думаешь о сегодняшней игре? — Тай собирался встретиться с Чаком Принсом в финале Открытого чемпионата США. — Беспокоишься? Как себя чувствуешь?

 — Что? — Оторвавшись от своих мыслей, Тай пожал плечами. — Да нет, не очень.

 — Наверное, странное чувство, когда надо выходить против лучшего друга.

 — Просто нужно забыть о дружбе на два часа.

 Он грустит. И кажется, несчастен. Она сразу почувствовала его настроение. Не было человека на свете, который бы любил его так, как она. За исключением мамы. Она обняла его сильнее.

 — Тай, что с тобой?

 — Просто неважное настроение.

 — Поссорился с Эшер?

 Он шутливо взъерошил ее волосы.

 — Нет, я не ссорился с Эшер.

 И замолчал так надолго, что она забеспокоилась не на шутку. Он явно скрывает от нее правду. Ее уже давно беспокоили их отношения с Эшер. Джесс принимала сдержанность Эшер за холодность, а ее независимость за безразличие. Она никогда не показывала своей любви, не вешалась при всех на шею Тая, как делали до нее раньше другие женщины, не слушала с открытым восхищенно ртом все его высказывания, ловя каждое слово, вообще не проявляла обожания.

 — Ты часто вспоминаешь прошлое, Джесс? — спросил брат неожиданно.

 — Что именно?

 — Ну, наше детство. — Он продолжал смотреть на безукоризненно приготовленный корт, но, кажется, не видел его. — Нашу убогую квартирку с бумажными обоями. С семейством Де Марко за стеной, которые скандалили среди ночи. Лестницу, пропахшую гнилью.

 Его тон вызвал у Джесс тревогу. Она прижалась к нему, ища успокоения.

 — Не часто. Кажется, я не помню так хорошо, как ты. Мне было четырнадцать, когда ты нас оттуда увез.

 — Иногда я думаю, можно ли избежать этих воспоминаний, если повернуться к ним спиной и постараться забыть.

 Ей все больше не нравились его невидящий взгляд и его настроение.

 — Отбросы и запах немытого тела, — повторил он спокойно, — я не могу этого забыть. Знаешь, я спросил Эшер, что она помнит из своего детства. Она ответила — глицинии за окном спальни.

 — Тай, я ничего не понимаю.

 Он вдруг тихо выругался.

 — Я тоже.

 — Но это давно в прошлом.

 — В прошлом. Но это не значит, что воспоминания о нашем детстве покинули меня. Прошлым вечером, когда мы с Эшер ужинали, к нам подсел Уикертон и завел разговор о французских импрессионистах. Прошло пять минут, а я не понимал ни черта из того, о чем они говорят.

 Джесс молчала. Тай послал ее учиться в колледж. Она знала о французских импрессионистах потому, что Тай предоставил ей такую возможность — учиться.

 — Сказал бы ему, чтобы проваливал, — сердито сказала она.

 Тай засмеялся и поцеловал ее в щеку.

 — Сначала я тоже так решил. — Он снова посерьезнел. — А потом стал наблюдать за ними. Они понимали друг друга, говорили на одном языке.

 И мне пришло в голову, что есть стена, через которую мне не перепрыгнуть.

 — Если ты захочешь, то сможешь.

 — Может быть. Но я не хочу. — Он тяжело вздохнул. — Мне наплевать на французских импрессионистов. Мне наплевать, что у кого-то общие друзья являются отдаленной родней королевы Англии или что кто-то выиграл скачки в Аскоте в прошлом месяце. — В его глазах появились признаки приближавшегося шторма, но он сдерживался. Пожал плечами. — Даже если бы я знал, о чем они говорят, то все равно не вписался бы в этот круг, потому что всегда помню о трущобе, где мы росли, и о запахах нищеты.

 — Почему Эшер позволяет этому человеку ухаживать за собой? — спросила Джесс с возмущением. — Он преследует ее после встречи в Париже.

 Тай невесело засмеялся:

 — Она его не поощряет и не отталкивает. Салонные разговоры, хорошие манеры. Она не нашего полета, Джесс, и я знал это с самого начала.

 — Если бы она сказала ему, чтобы проваливал…

 — Она никому никогда не скажет таких слов, это так же немыслимо, как если бы она оторвала крылья у мухи.

 — Она слишком холодная.

 — Она просто другая, — поправил сестру Тай и слегка ущипнул за щеку. — Ты и я — мы одинаковые. Все, что думаем, у нас на лице. Если захотим кричать — кричим, если хотим швырнуть что-то — швыряем. Но есть люди, которые этого никогда не сделают.

 — Тогда они просто глупцы.

 Он снова засмеялся, тепло и искренне.

 — Я люблю тебя, Джесс.

 Она обняла брата и крепко-крепко прижала к себе.

 — Не могу видеть тебя несчастным. Почему ты позволяешь ей так поступать с тобой?

 Он снова нахмурился и погладил ее по волосам.

 — Я сам пытался это понять. Может быть… мне просто нужен толчок в нужном направлении.

 Она только обняла его крепче, потому что сама терялась в поисках ответа.

 

 Седьмой сет. Девятый гейм. Болельщики сходили с ума, шум, крики, свист. Они жаждали крови, волнение зашкаливало. Наклонившись вперед, Чак, сидевший между Эшер и Мадж, не отрывал глаз от мяча.

 — На какую лошадку ставишь, ковбой? — поинтересовалась Мадж как будто между делом, хотя у самой сердце подпрыгивало от волнения.

 Чак должен был в финале встретиться с победителем этого матча.

 — Это лучшая игра из всех, что я видел за последние пять лет, — отозвался он.

 Его мышцы были напряжены так, будто играл он сам. Мяч летал с такой скоростью, что иногда казался просто размытым белым пятном.

 Эшер не вступала в разговор. Ее объективность была давно разрушена. Оба соперника демонстрировали одинаковый уровень, то есть высочайший, вызывали у всех наблюдающих за игрой товарищей по профессии восхищение и неизбежную зависть. Оба были безжалостны по отношению друг другу, истощая силы врага. Но для Эшер существовал только Тай. Как всегда, он один занимал все ее мысли и вызывал клокотание эмоций.

 Она могла восхищаться Майклом, его блестящей игрой, но он не вызывал щемящего, похожего на боль напряжения, которое вызывал Тай. Если бы она не была раньше его любовницей, если бы они не были даже знакомы, испытывала бы она подобное? Почему такую женщину, как она, воспитанную в традициях, предписывающих уметь скрывать свои чувства, из другого круга, влекло так неудержимо к человеку с неуправляемым, диким и взрывным темпераментом? Притяжение противоположностей? Говорят, так бывает. Нет, это было бы слишком простым объяснением.

 Сидя на трибуне, заполненной до отказа тесно прижатыми друг к другу болельщиками, она смотрела только на него, и ее переполняло желание быть любимой, она помнила, как недавно, под деревом, он держал ее в объятиях. Она жаждала близости с ним каждой своей клеточкой, не испытывая смущения за свое обнаженное чувство, она считала его естественным. Было ясно одно — их встреча неотвратима. И сразу закончатся все эти дни, которые вдали от него тянулись нестерпимо медленно. Сколько времени потеряно. Нет, поправила она себя, они не потеряны, ничто не проходит зря. Все случится сегодня вечером. Решение было принято, хотя она еще недавно пыталась противиться ему. Сегодня они снова будут вместе. И даже если это будет всего один раз — пусть. Она слишком долго ждала. Ее вдруг так переполнило чувство радости, что она засмеялась. Чувство вырвалась наружу. Чак посмотрел на нее с недоумением.

 — Он выиграет, — сказала она и снова засмеялась. И, облокотившись на перегородку, спрятала лицо в ладонях. — О, я знаю, он обязательно выиграет.

 Тай не обращал внимания на тупую боль в руке. Знал, что мышцы ног откажут в тот же момент, как только игра закончится. Но он никогда не сдавался и не собирается сдаваться этому сопернику, который так упорно сопротивляется и еще может победить. Одно в нем оставалось неизменным — он ненавидел проигрывать.

 И хотя одним очком мог решиться исход матча, Тай боролся за него с таким же упорством, как будто это было начало игры. Обмен ударами был продолжителен и мучителен. Мяч свистел в воздухе, пот струился, заливая глаза. За последние двадцать минут Тай забыл о зрелищности и артистизме, он все поставил на маневр, стараясь перехитрить Майкла. Это сработало.

 Они были равны — сила против силы, и казалось, не будет конца их противостоянию. Но его тактика себя оправдала. Тай почувствовал, что победа близко. Два раза счет был равным. Публика сходила с ума. Но вот последовал мощный эйс, который переломил ход игры, дал Таю преимущество и подавил все-таки волю противника. Тай прибавил агрессивности. И вот это случилось. Последовал неудачный прием Майкла, после которого Тай получил возможность ударить с лету, и измотанный противник даже не сделал попытки достать мяч — он понимал, что это бесполезно. Майкл проиграл. Конец.

 Гейм. Сет. И матч.

 И сразу накатили жар и изнеможение. Тай с трудом удержался на ногах, хотелось упасть на колени, чтобы немного стало легче. Но он заставил себя подойти к сетке.

 Они обменялись рукопожатиями, потом Майкл обнял Тая одной рукой.

 — Будь ты проклят, Старбак, — задыхаясь, выговорил он, — ты меня чуть не убил.

 Тай рассмеялся и некоторое время держался за Майкла, чтобы не рухнуть.

 — Я умру, если не выпью сейчас. — Майкл ухмыльнулся. — Пошли напьемся.

 — Принято.

 Они разошлись, победитель и поверженный, чтобы встретиться с прессой, и только потом в душ и на массажный стол. Тай схватил протянутое кем-то полотенце, кивая на поздравления и вопросы, которые сыпались со всех сторон. Сквозь ткань слышал щелчки и жужжание камер. Но слишком устал, не имея сил даже выругаться. Кто-то рядом собирал его ракетки. Он отбросил мокрое насквозь полотенце, и его глаза встретились с глазами Эшер.

 Какие необыкновенные у нее глаза, мелькнула мысль. Глубокие, холодные и необыкновенно-голубые. Он с наслаждением мог утонуть в них. И сразу, как будто открыли окно, ворвалась струя свежего воздуха, охладив его разгоряченное тело.

 — Поздравляю.

 От ее улыбки всегда исчезала усталость. На место усталости не приходило желание, а наступал просто покой. Благословенный покой.

 — Спасибо. — Он взял у нее из рук сумку с ракетками, и их руки встретились.

 — Пресса, наверное, ждет тебя.

 Он ответил гримасой, показывая, что чувствует по этому поводу. Она засмеялась и подвинулась ближе.

 — Могу я угостить тебя ужином?

 И заметила, как на его лице мелькнуло удивление. Он ответил:

 — Конечно.

 — Жду тебя в семь в холле отеля.

 — Договорились.

 — Старбак, как вы думаете, что явилось поворотной точкой матча?

 — Какой стратегии будете придерживаться в финале с Принсом?

 Тай, не отвечая репортерам, даже не слушая их, смотрел вслед Эшер, которая прокладывала путь в толпе. А сверху за этой сценой наблюдала Джесс, которая испытала состояние дежавю. Да, подумала она, это уже было.

 Тай встал под душ, как был, прямо в форме, стоя сбрасывал ее под хлещущими струями. Репортер из «Мира спорта», прислонясь к кафельной стене, спрашивал. Стоя голым, с комком сброшенной одежды у ног, Тай отвечал. Он никогда не стеснялся и вообще никак не озадачивался по поводу прессы, ему было все равно, что они напишут. Он знал, что мать собирает все отзывы, но сам никогда не читал ни интервью, ни критики. Намыливая обеими руками лицо, он смывал липкий слой пота. Кто-то протянул ему пластиковую бутылку с фруктовым соком. Он выпил ее до дна, восполняя потерю жидкости. Слабость и боль возвращались. Поскорее выбрался из душа и вскоре без сил лежал на массажном столе.

 Сильные пальцы массажиста начали свою работу. Вопросы все еще жужжали прямо над его ухом, но он игнорировал их. Просто закрыл глаза и выключил все посторонние звуки из сознания. Боль волнами пробегала в икроножных мышцах, когда их мяли опытные пальцы, он терпел, зная, что потом наступит облегчение. Десять минут он буквально агонизировал от боли. Потом начал дремать. Боль постепенно стала забываться, как у женщины забываются схватки и муки родов. Он вспоминал победу и взгляд темно-голубых глаз. И это были последние видения, после которых он погрузился в сон.

 

 Пол в холле был выложен белой и розовой плиткой. Мадж сказала, что, наверное, стоит тяжелого труда его мыть, на что ее муж сухо заметил, что вряд ли она отличит, каким концом швабры надо мыть полы. Эшер слушала молча их шутливую перебранку и уговаривала себя не волноваться. На часах было шесть тридцать.

 Она тщательно оделась к ужину, выбрав простое платье из крепдешина, нежного цвета персика. Волосы убраны от лица, в ушах маленькие, каплями, сережки из коралла и жемчуга. Руки без колец.

 — Ты где ужинаешь? — спросила ее Мадж.

 — В маленьком ресторане на левом берегу. — Эшер помнила, что там играл скрипач. Тай ему дал тогда двадцать долларов и весело посоветовал проваливать от их столика.

 Раздались раскаты грома. Мадж, взглянув в сторону входной двери, сказала:

 — Сегодня чертовски трудно будет найти такси, — и добавила: — Ты видела Тая после игры?

 — Нет.

 — Чак сказал, что они с Майклом заснули прямо за столом, как младенцы. — Она хихикнула, скрестив крепкие коротковатые ноги. — Кто-то из репортеров сделал пару удачных снимков.

 — Спортсмены на отдыхе, — прокомментировал ее муж.

 — Это подмочит имидж наших стальных парней.

 Эшер улыбнулась, вспомнив, как выглядит Тай во сне — беспомощным и юным. Когда ресницы опускались на эти горящие глаза, он сразу напоминал ей маленького усталого мальчика. Во сне выключалась его неуемная энергия. Что-то больно шевельнулось в ее душе. Если бы ребенок остался жив… Она поспешно отбросила эту мысль.

 — Эй, смотрите, ведь это же сестра Тая! Эшер повернулась и увидела, как Джесс и Мак пересекают холл.

 — Да.

 Их взгляды встретились. Выбора не было. Держа мужа за руку, Джесс подошла к компании:

 — Привет, Эшер.

 — Джесс.

 Джесс быстро провела языком по губам, что у нее всегда означало волнение.

 — Вы незнакомы с моим мужем. Маккензи Дерик, леди Уикертон.

 — Эшер Вольф. — Она потянула руку Маку. Вы не родственник Мартина?

 — Это мой дядя. Вы его знаете?

 Эшер улыбнулась, глаза потеплели.

 — И очень хорошо.

 Она представила друзей так естественно и приветливо, что сразу понравилась Маку. Да, внешне холодна, но только внешне. Он не согласился с характеристикой Эшер, данной его женой. Мужчина лучше распознает, когда под холодноватой оболочкой таится темперамент и характер. И может быть, мнение Джесс в отношении чувств Тая к Эшер ошибка?

 — Вы тоже поклонник тенниса, мистер Дерек?

 — Мак, — поправил он, — только в связи с братом жены. Но сам не играю. И это вызывает негодование у дяди Мартина.

 Эшер рассмеялась, оценив юмор. Сильный характер, настоящий мужчина. Он не станет терпеть второе место у жены после Тая.

 — Мартин должен быть счастлив, что вырастил чемпиона! — Ее глаза устремились на Джесс, которая сидела рядом с Мадж, прислушиваясь с напряженным вниманием к разговору. — Как поживает ваша мама?

 — Спасибо. С ней все в порядке. — Мадж нервно затеребила ткань на юбке. — Она осталась дома с Питом.

 — Питом?

 — Нашим сыном.

 У Эшер перехватило дыхание. Мак с удивлением заметил, как она стиснула руку, лежавшую на ручке кресла, так что побелели костяшки пальцев.

 — Я и не знала, что у вас есть ребенок. И как, наверное, ваша мама счастлива, что у нее есть внук! — Сердце у нее так сдавило, что стало трудно дышать. Но она все-таки смогла улыбнуться. — Сколько ему?

 — Четырнадцать месяцев. — Напряжение Эшер передалось Джесс. Она полезла в сумочку за бумажником. — Он не пошел, как все, а сразу побежал. Мама говорит, что он очень похож на Тая. И у него такого же цвета кожа. — Она достала и протянула Эшер снимок Пита. Той ничего не оставалось, как взять.

 Мальчик был похож на отца овалом лица. Но гены Старбаков были сильнее. Волосы ребенка густые и черные, как у матери Тая и у него самого. Глаза огромные серые. Эшер даже показалось, что она ощутила энергию, исходившую от них. У другого ребенка тоже могли быть серые глаза и черные волосы. Она воображала мысленно его лицо сотни раз.

 — Он прелесть, — услышала она издалека свой голос. — Вы, должно быть, гордитесь им. — И когда протянула снимок обратно, рука ее не дрожала.

 — Джесс считает, что он подождет до двенадцатого дня рождения, а потом выставит свою кандидатуру на пост американского президента, — сказал Мак.

 Эшер улыбнулась, но в этот раз он не уловил теплой искорки в ее глазах.

 — Тай еще не купил ему ракетку?

 — А вы знаете его очень хорошо, — заметил Мак.

 — Да, пожалуй. — Эшер посмотрела на Джесс. — Теннис и его семья всегда были на первом месте.

 Мадж вздохнула:

 — Не хотела упоминать о времени, но помню, как лет двенадцать назад один тощий двенадцатилетний подросток грыз ногти, наблюдая за игрой Тая, присутствуя на всех его играх. А теперь — вы мама.

 Джесс ухмыльнулась и протянула руку, демонстрируя ногти:

 — И я все еще это делаю, когда он играет.

 Первой его заметила Эшер. Но, вероятно, потому, что она ждала его появления каждую минуту. Он вышел из лифта в черных брюках и темно-серой рубашке. Она знала, что он не подбирал специально именно эту, чтобы оттенить цвет глаз. Как всегда, просто схватил первую подвернувшуюся под руку вещь из шкафа. Он был из тех мужчин, кто в одежде небрежен, но тем не менее всегда великолепно выглядит. Этому способствовали натренированное тело и уверенная грация движений. Он остановился, оглядываясь, и ее сердце глухо стукнуло и потом забилось часто-часто.

 — О, вот и Тай! — Джесс вскочила и понеслась через холл навстречу брату. — Я еще не поздравила тебя. Как ты был великолепен!

 Он обвил рукой ее талию, и она заметила его ищущий взгляд поверх ее головы.

 Она знала, не спрашивая, кого он ищет. Эшер встретила его молча.

 — Ну, Старбак, ты сегодня отработал свои деньги, — сказала Мадж. — Мы с Дином идем в «Лидо», чтобы держать за руку бедного Майкла.

 — Скажите ему, что я потерял сегодня три фунта на корте. — Тай говорил легко, обращаясь к Мадж, но глаза не отрывались от Эшер.

 — Знаешь, — продолжала Мадж, — боюсь, даже это его не утешит сегодня. — Она подтолкнула мужа, поднимаясь. — Ну, мы пошли сражаться за свободное такси. Кому-нибудь с нами по пути?

 — Вообще-то, — Мак подхватил намек, — мы с Джесс тоже собирались уходить.

 — Хочешь, подвезем, Тай? — Муж Мадж поморщился, потому что она незаметно, но чувствительно пнула его по ноге, и он сразу захлопнул рот.

 Маленькая группа как будто вмиг забыла о присутствии Тая и Эшер. Взглянув на молчаливую парочку, Дин поправил очки и ухмыльнулся жене:

 — Очевидно, нет.

 — Ты сообразителен, беби. — И Мадж уверенно направила всех к выходу. — Кто-нибудь знает французские ругательства? Лучший способ добыть такси в такой дождь.

 Эшер, так и не проронив ни слова, встала. Услышала, как на стойке звякнул колокольчик, шумно открылись и захлопнулись двери. Тай вдруг подумал, что она выглядит сейчас как произведение искусства, которое надо поместить под стекло и любоваться издали, не дотрагиваясь. Он взял ее руку. Она была теплой — из плоти и крови. Не сговариваясь, они повернулись и пошли к лифту.