• Следствие ведет Ева Даллас, #26

Эпилог

 

 Когда Ева вышла из комнаты, к ней подошла Мира, наблюдавшая за допросом.

 — Можете ничего не говорить, — устало сказала ей Ева. — Она безумна.

 — Это слишком общий диагноз, но, думаю, после тестирования мы установим, что Мэйв Бьюкенен с юридической точки зрения невменяема и нуждается в неотложном лечении.

 — Пусть лечат, пока она остается в камере. Ни малейшего раскаяния, ни тени страха, никаких отпирательств.

 — Она считает, что все ее поступки были оправданными и даже необходимыми. Судя по этому первому разговору, у меня сложилось впечатление, что она говорит правду так, как она ее понимает. В ее семье с обеих сторон есть история психических расстройств, поэтому ее безумие вполне может иметь генетическую причину. Когда она узнала, кем была ее прабабушка, это могло вытолкнуть ее за край, на котором она балансировала.

 — Как она узнала? Вот в чем вопрос. Должно быть, ее отец где-то допустил промашку.

 — Может быть. А с вами, Ева, не бывало так, что вы просто знаете о чем-то? Или чувствуете это? Разумеется, такое случалось. И, судя по тому, что вы мне рассказали, сегодня вы встретились с призраком.

 Нахмурившись, Ева провела пальцами по саднящей щеке.

 — Я не собираюсь утверждать, что подралась с призраком. Во всяком случае, я никогда не упомяну об этом в своем отчете.

 — Тем не менее, вы можете, в конце концов, прийти к выводу, что единственным объяснением является некое мистическое знание, полученное Мэйв от самой Бобби Брэй. Из того же источника она узнала о месте, где были захоронены останки.

 — Это выходит за пределы разумного!

 — Разумного, но не вероятного. Что-то в ней надломилось от этого знания. Она нашла свой способ справиться с этим и отождествила себя с Бобби. Поверила, что является воплощением женщины, убитой прежде, чем она успела полностью раскрыть свой потенциал. Если бы эта женщина осталась в живых, она бы вернулась к своему ребенку и все было бы иначе.

 — Иными словами, Мэйв поверила, что является воплощением наркоманки, — сказала Ева. — Если вас интересует мое мнение, она воспользовалась женщиной, которую эксплуатировали, посадили на иглу, а потом убили, чтобы сделать собственную жизнь более значительной. — Ева потерла глаза. — Я собираюсь сначала выпить кофе, а потом снова допрошу ее отца. Спасибо, что пришли.

 — Для меня это было тоже весьма интересно. Я хотела бы лично протестировать ее, если вы не возражаете.

 — Когда я закончу с ней, она ваша.

 Поскольку только автоповар Евы готовил настоящий кофе, она сначала зашла к себе. Рорк сидел за столом в ее кабинете и возился со своим карманным компьютером.

 — Отправляйся домой, — сказала Ева. — Мне предстоит работать всю ночь.

 — Да, но я хотел сначала увидеть тебя. — Он встал и погладил ее щеку: — Смажь это чем-нибудь, ладно?

 Прежде чем она успела ответить, Рорк прикоснулся губами к ссадине на ее щеке.

 — Ты получила ее признание? — спросил он.

 — Она поет как птичка. Затвердила свою роль не хуже, чем Святое Писание. Мира согласна со мной, что она сумасшедшая, но это не спасет ее от камеры.

 — Печально, что одержимость одной женщиной может причинить столько горя в течение такого долгого времени.

 — Сегодня ночью кое-что закончится.

 — На этот раз Рорк нежно поцеловал Еву в губы.

 — Приезжай ко мне поскорее.

 — Можешь на это рассчитывать, — пообещала Ева.

 Оставшись в одиночестве, она уселась за стол. Она написала отчет и составила бумагу с обвинением Рэдклиффа С. Хопкинса I в убийстве первой степени Бобби Брэй. Потом она сложила документы в папку и после недолгого размышления достала еще один бланк.

 Ева написала запрос о выдаче останков Бобби Брэй — в том случае, если родственники не заявят о своих правах, — чтобы тихо и мирно похоронить их.

 — Кто-то должен это сделать, — сказала она вслух.

 Потом она выпила кофе и потянулась, разминая ноющие плечи, а затем снова вернулась к работе.

 А в доме номер двенадцать воцарилась тишина. Никто больше не пел, не плакал и не смеялся. Никто не расхаживал по дому.

 Дом номер двенадцать опустел впервые за восемьдесят пять лет.