Глава 3
Лиз припарковала свой мотоцикл под навесом за домом уже на закате. Всю обратную дорогу ей было весело. Пусть Джонас доставил ей много хлопот и пусть неимоверно раздражал ее, она заработала на нем целых двести долларов. А он, сам того не желая, выловил четырнадцатикилограммового марлина. Трофеи, как и было обещано, гарантированы, думала Лиз, звеня ключами.
Да, дело того стоило. Достаточно было взглянуть на его лицо, когда он неожиданно вытащил из воды крупную и довольно агрессивно настроенную рыбину! Лиз вспомнила: если бы она тогда не улыбнулась, ее пассажир наверняка отпустил бы улов обратно в море. Какой он все-таки упрямый! В любое другое время она бы восхитилась его упрямством — и им самим.
Хотя она оказалась не права, решив, что Джонас никогда не держал в руках удочки, он так ошеломленно смотрел на рыбину, бьющуюся на палубе у его ног, что Лиз его почти пожалела. Но его везение — а может, наоборот, невезение — помогло ей без труда удалиться, как только они причалили. Вокруг собралась целая толпа полюбоваться на улов и поздравить его, поэтому Джонас не успел ее задержать.
Надо бы пораньше лечь спать. Вечер, судя по всему, будет дождливым — с востока натягивает тучи. Лиз вошла в дом, оставив дверь открытой, чтобы немного проветрить. Ветер уже нес с собой вкус и запах дождя. Включив вентиляторы, она механически включила и радио. Пусть до сезона ураганов еще несколько месяцев, но шквалистые тропические грозы непредсказуемы. Она пережила уже столько гроз, что знала: к ним нельзя относиться легкомысленно.
Войдя в спальню, она приготовилась раздеваться. Срочно в душ, смыть с себя пот и соль! В сумерках она потянулась к выключателю, как вдруг ее остановила случайная мысль. Разве сегодня утром она не раздвинула шторы? Сейчас они были плотно задернуты. Странно, она была уверена, что утром подняла их. И почему шнур не намотан на крючок? Она очень педантично относилась к таким мелочам — наверное, привычка, ведь на море не бывает случайностей.
Она уже привыкла к темноте, но не двигалась с места. Потом пожала плечами. Наверное, сегодня утром она была рассеяннее, чем обычно. Она решила, что Джонас Шарп отнял у нее слишком много времени и занял слишком много ее мыслей. От такого, как он, другого и ожидать нельзя — ни при каких обстоятельствах. И все же прошло то время, когда мужчина мог указывать, что ей делать. Джонас Шарп волнует ее только потому, что отнимает у нее время, а ее время — вещь драгоценная. Да, один раз он настоял на своем, побеседовал с ней, и теперь вряд ли ее побеспокоит. Лиз стало немного не по себе, когда она вспомнила, как он улыбался ей. Наверное, подумала она, будет лучше всего, если он улетит туда, откуда приехал, а она вернется к прежней привычной жизни.
Дабы рассеять свои сомнения, Лиз подошла к окну, раздвинула шторы и закрепила шнур. Из другой комнаты диктор по радио объявил, что вечером ожидается ливень. Потом загремела музыка. Негромко подпевая, Лиз решила сделать себе куриный салат перед тем, как приступить к ежедневным подсчетам.
Она выпрямилась — и вдруг в глазах у нее потемнело: чья-то рука крепко схватила ее за горло. В свете заката что-то блеснуло. Лиз и ахнуть не успела, как почувствовала, что к ее горлу приставили нож.
—Где они? — прошипел кто-то по-испански.
Лиз инстинктивно вскинула руки вверх, пытаясь добраться до чужих рук, сдавивших ей горло. Она впилась ногтями в чужую плоть; пальцы скользнули по тонкому металлическому ободку. Она отчаянно ловила ртом воздух, но перестала вырываться, когда кожу пропороло острие ножа.
—Что вы хотите? — Мысли ее метались. Наличных у нее при себе меньше пятидесяти долларов, дорогих украшений никаких, кроме нитки жемчуга, доставшейся от бабушки. — Вон там, на столе, моя сумочка. Забирайте ее, если хотите!
Ее злобно дернули за волосы; она застонала от боли.
Куда он их дел?
Кто? Кого? Не знаю, что вам нужно.
Шарп. Не виляйте, дамочка! Если хотите жить, скажите, куда он дел деньги.
Я не знаю. — По шее у нее потекла теплая струйка. На грани истерики она закричала: — Не видела я никаких денег! Смотрите сами — здесь ничего нет!
Я уже смотрел. — Неизвестный сильнее сдавил ей шею; от недостатка воздуха перед глазами поплыли черные круги. — Шарп сдох быстро. Не всем так везет! Скажите, где они, и вам ничего не будет.
Он собирается ее убить! Лиз в ужасе соображала: она вот-вот умрет, а из-за чего — даже понятия не имеет. Деньги... ему нужны деньги, а у нее всего пятьдесят долларов. Вера... Уже теряя сознание, она вспомнила о дочери. Кто о ней позаботится? Лиз прикусила губу до крови; в голове немного прояснилось. Она не имеет права умирать!
—Прошу вас... — Она обмякла в его руках. — Я ничего не могу вам сказать... Вы мне дышать не даете.
Неизвестный слегка ослабил хватку. Лиз привалилась к нему, словно потому, что не держалась на ногах; но, едва он пошевелился, она что было силы ударила его локтем и, не оборачиваясь, бросилась бежать. Споткнулась о ковер, чуть не упала, но метнулась вперед. От ужаса она не смогла себя заставить посмотреть на него. Выбежав на крыльцо, она громко закричала, зовя на помощь.
Дом ближайшего соседа стоял от нее метрах в ста. Лиз перепрыгнула через низкую ограду, разделявшую палисадники, и бросилась к соседскому дому. Спотыкаясь и всхлипывая, взбежала по ступенькам. Когда дверь открылась, она услышала, как завизжали шины: машина у нее за спиной отъезжала прочь по гравиевой аллее.
Он хотел меня убить, — с трудом выговорила она и потеряла сознание.
* * *
—Мистер Шарп, больше я вам ничего сообщить не могу. — Капитан Моралас сидел в своем красивом кабинете окнами на море. Папка, лежащая у него на столе, была не такой пухлой, как ему бы хотелось. Следствию пока не удалось установить, почему убили Джерри Шарпа. Человек, сидящий напротив капитана, смотрел прямо перед собой. В папке у Мораласа лежит снимок жертвы, а сейчас совсем рядом — рукой подать — перед ним сидит точный двойник убитого. — Мистер Шарп, вполне возможно, что ваш брат погиб из-за чего-то, случившегося еще до его приезда на Косумель.
—Джерри ни от кого не спасался бегством.
Моралас поправил документы, лежащие на столе.
Тем не менее мы запросили о помощи власти Нового Орлеана. Там ваш брат проживал непосредственно перед тем, как приехал к нам. Во всяком случае, последний его постоянный адрес новоорлеанский.
Никогда у него не было постоянного адреса, — проворчал Джонас. Ни постоянного адреса, ни нормальной работы, ни постоянной спутницы жизни. Джерри был яркой кометой; он не жил, а горел — и по-другому просто не мог. — Я ведь передал вам слова мисс Палмер. Джерри готовился к какой-то сделке, и сделка у него намечалась здесь, на Косумеле.
Да, она имела отношение к дайвингу. — Не теряя выдержки, Моралас достал сигару. — Хотя мисс Палмер мы уже допросили, благодарю вас за то, что сообщили мне дополнительные сведения.
—Но ведь вы и понятия не имеете, что с этими сведениями делать!
Моралас щелкнул зажигалкой, глядя на Джонаса поверх язычка пламени.
Вы человек прямой. Отвечу вам так же прямо. Если и был след, способный привести нас к убийце вашего брата, след этот давно остыл. И с каждым днем он все холоднее. Мы не нашли ни отпечатков пальцев, ни орудия убийства, ни свидетелей. — Моралас взял со стола папку и помахал ею. — Но не думайте, что я собираюсь положить дело на полку и забыть о нем. Если по моему острову разгуливает убийца, я непременно его найду. Но мне кажется, что сейчас убийца уже очень далеко — может быть, в вашей стране. Первым делом мы обязаны выяснить, чем занимался ваш брат. Возможно, это поможет нам напасть на след убийцы. Откровенно говоря, мистер Шарп, ваше пребывание на Косумеле не приносит ни вам, ни мне никакой пользы.
Я никуда не уеду.
Разумеется, вы имеете право находиться здесь — только не вмешивайтесь в работу полиции.
Зажужжал стоящий на столе телефон; Моралас стряхнул пепел и снял трубку.
—Моралас! — Капитан надолго замолчал. Джонас увидел, что капитан сдвинул густые черные брови. — Да, соедините. Мисс Палмер, говорит капитан Моралас.
Джонас, который прикуривал, замер и стал прислушиваться. Он в который уже раз подумал: Лиз Палмер — ключ ко всему делу. Надо только выяснить, к какому замку этот ключ подходит.
—Когда? Вы ранены? Нет, прошу вас, оставайтесь там, где вы сейчас. Я сам к вам приеду. — Моралас повесил трубку, уже вставая. — На мисс Палмер напали.
Джонас кинулся к двери:
—Я еду с вами!
Полицейская машина понеслась из центра города по направлению к побережью. От напряжения у Джонаса заныло все тело. Вопросов он не задавал. В глубине души Джонас живо представлял себе Лиз такой, какая она стояла на капитанском мостике всего несколько часов назад — загорелая, стройная, слегка вызывающая. Он вспомнил самодовольную улыбку, которой она его наградила, когда он тащил из воды большую рыбину. И как ловко Лиз от него сбежала, едва они вернулись!
На нее напали. Почему? Потому что она знает больше, чем говорит? Кто она — лгунья, лицемерка или трусиха? Интересно, сильно ли она пострадала...
Они повернули на узкую дорогу; вскоре Джонас увидел дом Лиз. Дверь открыта, шторы задернуты. Она живет здесь совсем одна — такая ранимая, такая беззащитная!
С крыльца оштукатуренного соседнего домика спустилась женщина в легком платье и фартуке. В руках она сжимала бейсбольную биту.
Вы из полиции? — Моралас показал свое удостоверение, и соседка удовлетворенно кивнула. — Меня зовут сеньора Альдерес. Она внутри. Хвала Деве Марии, мы были дома, когда она к нам прибежала.
Спасибо вам.
Джонас вошел в дом следом за Мораласом и сразу увидел Лиз. Она свернулась калачиком на диване, закрытом покрывалом из лоскутков, и сжимала обеими руками бокал с вином. Руки у нее сильно дрожали; жидкость в бокале подрагивала и мерцала. Когда они вошли, Лиз медленно подняла голову; сначала покосилась на Мора аса и затем перевела взгляд на Джонаса. Ее глубоко посаженные карие глаза смотрели безо всякого выражения. Потом она медленно опустила взгляд назад, на свой бокал.
—Мисс Палмер! — ласково начал Моралас, присаживаясь рядом с ней. — Если вам не трудно, расскажите, пожалуйста, что случилось.
Она отпила маленький глоток, ненадолго поджала губы, вспоминая, и начала говорить — как будто рассказывала наизусть заученный рассказ:
—Я вернулась домой на закате. Входную дверь оставила открытой, чтобы проветрить дом. Пошла прямо в спальню. Шторы были задернуты, и я еще подумала, что утром, кажется, раздвигала их. И шнур не был закреплен, поэтому я подошла и закрепила его. Тогда-то он набросился на меня сзади, схватил, будто собирался задушить, и приставил к горлу нож. Он немного поранил меня. — Лиз инстинктивно дотронулась до небольшой царапины, которую соседка уже промыла и обработала. — Я не вырывалась, потому что мне показалось, что он меня убьет. Он и собирался убить меня. — Лиз вскинула голову и посмотрела Мораласу в глаза. — Это было ясно по его голосу.
Что он вам сказал, мисс Палмер?
Он спросил: «Где они?» Я не поняла, о чем он. Сказала, пусть забирает сумку со всеми моими деньгами. Он еще сильнее придушил меня и спросил: «Куда он их дел?» Он сказал: Шарп. — На сей раз Лиз посмотрела на Джонаса. Когда она подняла голову, Джонас заметил багровые кровоподтеки у нее на шее, которые уже начали синеть. — Он велел мне не вилять, если мне хочется жить. И если я не скажу ему, где деньги, он меня убьет... Джерри умер быстро, не всем так везет. Когда я ответила, что не знаю ни про какие деньги, он мне не поверил. — Теперь она обращалась непосредственно к Джонасу. Под ее взглядом в нем росло чувство вины.
Моралас терпеливо дотронулся до ее плеча, желая привлечь к себе ее внимание.
Он вас отпустил?
Нет, он собирался меня убить, — произнесла Лиз без всякого выражения и без страха. — Я поняла, что он в самом деле убьет меня, независимо от того, скажу я ему что-нибудь или нет, а я нужна... моей дочери. Я притворилась, будто теряю сознание, и нагнулась, а потом ударила его локтем. По-моему, попала в шею. И сразу убежала.
Вы сможете его опознать?
Я его не видела. Не смотрела на него.
А по голосу?
Он говорил по-испански. Мне показалось, что он невысокого роста, потому что шипел мне прямо в ухо. Больше я ничего не знаю. Ничего не знаю ни о деньгах, ни о Джерри и вообще ни о чем. — Она посмотрела на свой бокал; ей показалось, что она сейчас расплачется. — Я хочу домой!
Конечно, но только после того, как мои люди убедятся, что там безопасно. Мисс Палмер, полиция будет вас охранять. Пока отдыхайте. Я все проверю и сам провожу вас до дома.
Она не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она выбежала из своей двери, — несколько минут или несколько часов. Когда Моралас привел ее домой, уже стемнело и взошла луна. Он оставил полицейского в машине у крыльца; другие его подчиненные проверили все запоры на дверях и окнах. Не говоря ни слова, Лиз вошла в дом черным ходом.
—Ей повезло. — Моралас снова наскоро осмотрел гостиную. — Нападавший проявил беспечность и позволил застать себя врасплох.
Может, соседи что-нибудь заметили? — Джонас поправил стол, который перевернули в пылу схватки. На полу валялась треснувшая раковина.
Несколько человек видели сегодня вечером рядом с ее домом синюю малолитражку. Сеньора Альдерес видела, как малолитражка отъезжала, когда она открыла дверь мисс Палмер, но она не запомнила ни марки машины, ни номерных знаков. Разумеется, мы будем охранять мисс Палмер, пока не арестуем того, кто на нее напал.
—Судя по всему, убийца моего брата не покинул остров!
Встретив прямой взгляд Джонаса, Моралас не смутился.
Очевидно, сделка, которую собирался заключить ваш брат, стоила ему жизни. Мне не хочется, чтобы пострадала и мисс Палмер. Я отвезу вас назад, в город.
Нет. Я остаюсь здесь! — Джонас вертел в руках бледно-розовую морскую раковину с трещиной по всей длине. Трещина напоминала царапину на шее Лиз. — Она пострадала из-за моего брата. — Он осторожно положил треснутую раковину на стол. — Не могу оставить ее одну.
Как хотите. — Моралас собрался уходить, но Джонас его остановил:
—Капитан, теперь вы уже не считаете, что убийца далеко отсюда?
Моралас дотронулся до пистолета в набедренной кобуре.
—Да, мистер Шарп, теперь я так не считаю. Buenas noches!9
Джонас сам запер дверь и снова проверил все замки и задвижки, а потом пошел на кухню, где Лиз наливала себе уже вторую чашку кофе.
—Кофе вас взбодрит.
Пристально глядя на него, она разом выпила пол чашки. Сейчас она не чувствовала ничего — ни злости, ни страха.
Я думала, вы ушли.
Нет. — Джонас, не спрашивая, взял себе чашку и налил кофе.
Зачем вы здесь?
Глупый вопрос! — Он шагнул к ней и легонько провел подушечкой пальца по царапине у нее на шее.
Лиз попятилась, стараясь сохранять спокойствие, которое далось ей с таким трудом. При нем нельзя терять самообладание... как и вообще при посторонних.
—Я хочу остаться одна.
Джонас заметил, что руки у нее дрожат. Очевидно, она тоже это поняла, потому что крепче сжала чашку.
Не выйдет, к сожалению. Я поселюсь в комнате вашей дочери.
Нет! — С грохотом поставив чашку, она скрестила руки на груди. — Не желаю, чтобы вы здесь оставались!
С напускным спокойствием Джонас тоже поставил чашку на стол. Когда он взял девушку за плечи, руки у него были твердыми, а не ласковыми. Когда он заговорил, голос у него был отрывистым, а не успокаивающим.
—Я не оставлю вас одну. Особенно сейчас, когда поблизости рыщет убийца Джерри. Хотите вы того или нет, вы замешаны в деле. Да и я, черт побери, тоже!
Лиз задышала часто-часто, хотя приказывала себе успокоиться.
—Я вовсе не была ни в чем замешана, пока вы не явились ко мне и не начали меня преследовать!
Джонаса и самого мучила совесть из-за нее. Правда, им обоим пока неизвестно, в самом деле он виноват в ее злоключениях или нет. На всякий случай он внушал себе, что это пока не важно.
Хотите вы того или нет, вы оказались в самом центре событий. Убийца Джерри считает, будто вам что-то известно. В том, что на самом деле вы ни сном ни духом, вам легче убедить меня, чем убийц. Так что... лучше все-таки сотрудничать со мной.
Откуда мне знать, может, вы сами подослали ко мне того типа, чтобы он меня запугал?
Джонас устремил на нее холодный, немигающий взгляд.
Разумеется, вы ничего не знаете наверняка. Я мог бы сказать, что не нанимаю бандитов, которые убивают женщин, но верить мне вы не обязаны. И все-таки мне очень жаль. — Впервые за все время он как будто немного смягчился. Подошел поближе к Лиз и убрал прядь волос с ее щеки. Лицо ее показалось ему таким же красивым и хрупким, как та треснутая розовая раковина. — И еще. Мне очень хочется уйти и оставить вас в покое, повернуть время вспять, чтобы все опять стало как несколько недель назад. Но этого ни я, ни вы сделать не можем. Не получится. Так почему бы нам с вами не помочь друг другу?
Мне ваша помощь не нужна.
Знаю. Сядьте. Я приготовлю вам поесть. Лиз попятилась:
Вам нельзя здесь оставаться!
Я остаюсь. Завтра перевезу вещи из отеля.
Я сказала...
Я сниму у вас комнату, — перебил ее Джонас, отворачиваясь и открывая один за другим кухонные шкафчики. — У вас, наверное, болит горло. Разогрею-ка куриный бульон — он подойдет лучше всего.
Лиз выхватила у него из рук консервную банку.
Я сама в состоянии приготовить себе ужин, а комнату я вам не сдам.
Вы очень великодушны. — Он отнял у нее банку. — И все же предпочитаю решать вопросы по-деловому. По-моему, двадцать долларов в неделю — нормальная цена. Лучше соглашайтесь, Лиз, — добавил он, не давая ей ответить. — Я ведь все равно останусь так или иначе. Сядьте! — снова велел он и принялся искать кастрюлю.
Ей хотелось разозлиться. Злость поможет скрыть остальные чувства. Хорошо бы сейчас накричать на него и грубо вышвырнуть из дома. И все же она не двигалась с места, понимая, что вряд ли устоит на ногах: у нее подгибались колени.
Что с ней случилось? Целых десять лет она управляла своей жизнью, сама все решала и устраивала. Целых десять лет она ни у кого не спрашивала совета и никого не просила о помощи. А сейчас самообладание и решительность покинули ее; вместо них ею овладевает что-то неизведанное. На карту поставлена ее жизнь, а правила игры ей не известны.
Лиз опустила голову и заметила, как на руку капнула слезинка. Она быстро вытерла лицо, но слезы не останавливались. Только что ее лишили возможности выбора.
—Может, съедите тост? — предложил Джонас, перекладывая содержимое банки в кастрюлю.
Так как она молчала, он повернулся к ней. Побледневшая Лиз, не двигаясь, сидела за столом, а по ее лицу градом катились слезы. Чертыхнувшись про себя, он отвернулся, внушая себе, что сейчас ничем не может ей помочь и ничего не может ей предложить. Потом, не говоря ни слова, он придвинул себе стул, сел рядом с ней и стал ждать.
—Я думала, он меня убьет. — Лиз говорила приглушенно, потому что закрыла лицо руками. — Он кольнул меня ножом, и я подумала; вот сейчас я умру. Я так испугалась... Господи, как же я испугалась!
Джонас прижал ее к себе — пусть выплачется. Он не привык утешать женщин. Те дамы, с которыми он общался, отличались сдержанностью — разве что в исключительном случае позволят себе деликатно обронить слезинку-другую. А Лиз, уткнувшись ему в плечо и дрожа всем телом, захлебывалась в рыданиях.
Ее бил озноб — наверное, не случайно говорят, что от страха кровь стынет в жилах. Лиз понимала, что нужно собраться с силами, оторваться от него, уползти в свою норку и зализать раны. Она всегда поступала так в трудную минуту. Джонас не говорил ей, что все будет хорошо, не шептал ей на ухо слова утешения. Он просто был рядом. Не отпустил ее, даже когда она, наконец, отплакалась. Пошел дождь; капли застучали по стеклам и забарабанили по крыше. А он по-прежнему обнимал ее.
Когда она пошевелилась, Джонас встал и отошел к плите. Не говоря ни слова, включил конфорку. Через несколько минут он поставил перед ней полную тарелку. Он налил супа и себе. Лиз начала есть. Она так вымоталась, что ей даже не было стыдно. На кухне не было слышно ни звука, кроме монотонного стука дождя по дереву, жести и стеклу.
С супом Лиз покончила быстро — она даже не подозревала, что настолько голодна. Тихонько вздохнув, она отодвинула от себя тарелку. Джонас сидел рядом и молча курил.
Спасибо.
Пожалуйста. — С заплаканными глазами она показалась ему еще красивее и еще беззащитнее. Он не мог отвести взгляда от ее лица; от выражения ее глаз ему стало не по себе. Лицо — загорелое, цвета меда — побледнело, отчего она вдруг показалась ему хрупкой фарфоровой статуэткой. От такой женщины лучше держаться на расстоянии. Подойди слишком близко, и тебя затянет. И увлекаться ею не стоит — ведь он намерен использовать ее, чтобы помочь им обоим. Отныне ему придется сдерживать эмоции.
Даже не ожидала, что так расклеюсь.
Ничего удивительного.
Лиз кивнула, благодарная ему за то, что он молча сопереживал ей в мучительные минуты слабости.
—Вам незачем оставаться у меня.
—И все-таки я останусь.
Она сжала кулак и медленно разжала его. Как ни трудно признаться в этом даже самой себе, на самом деле она хочет, чтобы он остался. Впервые за много лет ей страшно остаться одной. Судя по всему, придется ему уступить. Но их отношения должны остаться сугубо деловыми.
—Хорошо. Комната стоит двадцать долларов, плата за первую неделю вперед.
Расплывшись в улыбке, он полез за бумажником.
Какая вы практичная!
Непрактичность мне не по карману. — Положив двадцатку на рабочий стол, Лиз принялась убирать посуду. — Готовить вам придется самостоятельно. Питание в плату не входит.
Она отнесла тарелки в раковину и вымыла их.
Ничего, как-нибудь справлюсь.
Утром я дам вам ключ. — Лиз взяла полотенце и тщательно вытерла тарелки. — По-вашему, он вернется? — Она собиралась спросить его об этом как бы между прочим, но голос ее выдал.
Не знаю. — Подойдя к ней, Джонас положил руку ей на плечо. — Но если он вернется, вы будете не одна.
Лиз повернулась к нему; при виде ее грустных глаз внутри у него как будто что-то надломилось.
Джонас, вы охраняете меня или хотите отомстить?
Охраняя вас, я, возможно, сумею отомстить. — Он накрутил на палец прядь ее темно-золотистых волос и залюбовался ими. — Вы ведь сами сказали, что я не очень-то приятный человек.
А какой вы на самом деле? — прошептала она.
Обыкновенный. — Посмотрев на нее, он понял, что она ему не поверила. Он совсем не обыкновенный. Он выдержанный, властный и сильный... — Кстати, Элизабет, вас обыкновенной женщиной не назовешь. У вас много тайн.
Лиз ахнула от изумления и инстинктивно выставила вперед руку, словно защищаясь:
—Мои тайны не имеют к вам никакого отношения!
—Может быть, не имеют, а может, и имеют.
Дальше все происходило очень медленно — так медленно, что она, пожалуй, вполне могла бы вырваться. И все почему-то не двигалась с места. Он обвил руками ее талию и почти небрежно привлек ее к себе — небрежно и как-то надменно. Лиз как завороженная следила за его губами, которые все ближе склонялись к ней.
Она считала его человеком жестким, даже жестоким, но его губы оказались неожиданно мягкими, хоть и настойчивыми. Они словно уговаривали ее. Так давно она никому не позволяла себя уговорить! Едва заметно прикасаясь к ней, он лишил ее силы воли, на которую Лиз всегда полагалась. Мысли в голове путались; потом она словно попала в полупрозрачный туман. Сама того не сознавая, Лиз робко и нежно ответила на его поцелуй.
Что бы им ни двигало, все сразу забылось, как только их губы соединились. Он думал, что Лиз начнет вырываться или, наоборот, ответит ему пылко и страстно. Она же оказалась такой нежной, податливой и неуверенной, что в нем с неведомой прежде силой вспыхнуло желание. Она вела себя так, словно ее прежде ни разу не обнимали и не целовали, словно она никогда не раскрывалась мужчине. Глупости, подумал Джонас. Она молода, красива, и у нее есть ребенок. Наверняка у нее было много любовников. И все же ему показалось, что он у нее первый и потому обязан беречь ее и заботиться о ней. У него просто нет другого выбора.
Чем больше она поддавалась, тем больше он жаждал ее. Острое, горячее желание не было для него внове. Он обнимал ее и хотел большего. Он отлично знал, что такое страсть. И все же в глубине души он, сам не зная почему, сдерживался и не давал волю страстям. Да, она тоже хочет его; ее желание несомненно. Кровь у него закипела, но руки почему-то разжались и как будто сами, по собственной воле, выпустили ее.
Такую страсть в ней давно никто не возбуждал. Лиз не сводила с Джонаса глаз. Она поняла, что ее желания снова ожили во всей своей мощи и полноте. Но... нет, она больше не повторит прежних ошибок! Почему же, хотя она и напоминает себе о прошлом и о своем зароке, по телу все равно пробегают горячие волны? Прошлое не должно повториться... Но зрачки у нее невольно расширились. Она посмотрела на него и увидела в его глазах собственное отражение. В ее лице смешались боль, смущение и надежда. Джонас смутился.
— Вам нужно поспать, — сказал он.
Вот и все, подумала Лиз. Угасла последняя искра надежды. Ничего не изменится — надеяться на что-то с ее стороны полная глупость! Она вскинула вверх подбородок и расправила плечи. Пусть она проявила слабость и позволила ему временно одержать над ней верх, но она по-прежнему властна над своим сердцем.
— Утром я выпишу вам квитанцию за комнату и дам ключ. Я встаю в шесть. — Она взяла двадцатидолларовый банкнот, оставленный на рабочем столе, и вышла.
