- Женщины Калхоун, #1
Глава 3
— Итак, что он за человек?
Лила Калхоун скрестила длинные ноги, опершись лодыжками на один подлокотник кушетки и положив голову на другой. Полдюжины браслетов зазвенели на ее руке, когда она, жестикулируя, обратилась к Кики.
— Милая, я уже говорила тебе, что, кривя лицо, ты приобретаешь новые морщины и плохую энергию.
— Если не хочешь, чтобы я кривила лицо, не спрашивай меня о нем.
— Хорошо, я спрошу Сюзанну.
Лила перевела глаза цвета морской волны на старшую сестру.
— Давай, рассказывай.
— Привлекательный, хорошо воспитанный и умный.
— Как кокер-спаниель, — вставила Лила и вздохнула. — А я-то надеялась на питбуля. Как долго мы собираемся удерживать его?
— Тетя Коко как-то туманно выражается.
Сюзанна послала обеим сестрам удивленный взгляд.
— Она не говорит, что все это означает.
— Мэнди может что-нибудь выпытать у нее.
Лила пошевелила голыми пальцами ног и закрыла глаза. Она была из тех женщин, которые чувствовали, что с человеком что-то очень неправильно, если он растянулся на кушетке и не задремал.
— Сюзи, дети уже были здесь сегодня?
— Раз десять или пятнадцать. А что?
— Думаю, что лежу на пожарной машине.
— Считаю, мы должны избавиться от него.
Кики встала и заставила беспокойные руки напряженно трудиться, разжигая камин.
— Сюзанна сказала, что ты уже пыталась сбросить его с парапета.
— Нет, — поправила Сюзанна, — я сказала, что остановила ее до того, как она решила сбросить его с парапета. — Она поднялась, чтобы вручить Кики спички, про которые та забыла. — И в то же время я согласна, что неловко размещать его здесь, пока мы не решили, как поступить. Самое малое, что мы может сделать, — предоставить ему шанс высказаться.
— Ты, как всегда, миротворец, — сонно заметила Лила и пропустила, как Сюзанна слегка поморщилась. — И теперь это спорный вопрос, после того как он осмотрел дом. Предполагаю, что он найдет какое-то умное оправдание и быстренько укатит назад в Бостон.
— Чем скорее, тем лучше, — пробормотала Кики, наблюдая, как огонь облизывает яблоневые поленья.
— Меня отвергли, — объявила Аманда.
Она торопливо вошла в комнату, как спешила всегда и везде. Провела руками по медово-каштановым волосам длиной до плеч и устроилась на подлокотнике кресла.
— Она мне тоже ничего не сказала. — Аманда нашла работу рукам и поправила подол аккуратного делового костюма. — Но я знаю, что она что-то задумала, что-то большее, чем продажу недвижимости.
— Тетя Коко вечно что-то задумывает. — Сюзанна машинально подошла к старинной антикварной горке, чтобы налить сестре стакан минеральной воды. — Больше всего она счастлива, когда интригует.
— Да, правда. Спасибо, — добавила Мэнди, беря стакан. — Но я нервничаю, когда не могу выведать ее секреты. — Она задумчиво потягивала воду, затем обвела сестер пристальным взглядом. — Тетя вытащила лиможский фарфор [4].
— Лиможский фарфор? — Лила приподнялась на локтях. — Мы не доставали его после вечеринки по поводу помолвки Сюзанны. — И тут же прикусила язык. — Прости.
— Не глупи, — отмахнулась от извинения Сюзанна. — У нее было мало развлечений за прошедшие несколько лет. Уверена, она просто забыла про это. И, вероятно, очень возбуждена приемом гостя.
— Он не гость, — вставила Кики. — Он просто заноза в…
— Мистер Сент-Джеймс. — быстро произнесла Сюзанна, не позволяя сестре закончить мысль.
— Пожалуйста, зовите меня Трент.
Он улыбнулся ей, затем, слегка скривившись, и Кики.
«Очень живописная картина», — подумал Трент, наслаждаясь увиденным, наверное, целую минуту, прежде чем Сюзанна заметила его в дверном проеме. Все женщины Калхоун — и вместе, и по отдельности — составляли зрелище, которое любой мужчина, способный дышать, должен оценить по достоинству. Высокие, хрупкие и длинноногие, они сидели, стояли или прогуливались по комнате.
Сюзанна стояла спиной к окну, последние огни весеннего вечера создавали ореол вокруг волос. Он сказал бы, что она расслаблена, если бы не следы печали в глазах.
Та, что на диване, выглядела уж точно расслабленной настолько, что почти дремала. На ней была длинная юбка в цветочек, почти закрывавшая голые ноги, она оценивающе смотрела на него мечтательными удивленными глазами, пока откидывала назад вьющуюся массу рыжих волос по пояс длиной.
Еще одна устроилась на подлокотнике кресла, готовая вскочить и начать действовать при первом же услышанном звуке колокольчика. «На первый взгляд — холеная, симпатичная и деловая», — подумал он. Ее глаза не были мечтательными или грустными, просто оценивающими.
И Кики. Она сидела у каменного камина, положив подбородок на руки, задумчивая, как некая современная Золушка. Но потом быстро поднялась, словно приготовившись дать отпор, отметил он, и выхватила кочергу прямо из огня позади нее. Она совсем не та женщина, которая будет сидеть в комнатных туфлях и терпеливо ждать принца с приготовленным для него бокалом вина.
Он представил, как она ловко ударит его в голень или во что-нибудь более болезненное, если попытаться подойти к ней.
— Леди, — произнес он, но глаза были направлены на Кики, хотя Трент не осознавал этого. И не смог удержаться от легкого поклона в ее сторону. — Кэтрин.
— Позвольте мне представить вас, — быстро сказала Сюзанна. — Трентон Сент-Джеймс, мои сестры — Аманда и Лила. Не хотите ли чего-нибудь выпить, пока…
Остальная часть предложения была заглушена боевым кличем и звуками штурма. Близнецы Алекс и Дженни, как вихрь, ворвались в комнату. Тренту очень не повезло, что он, так случилось, попал на линию огня. Они врезались в него, как две ракеты, и заставили упасть на кушетку прямо на Лилу.
Та только рассмеялась и заявила, что очень рада встретиться с ним.
— Я очень сожалею. — Сюзанна подхватила детей и послала Тренту сочувствующий взгляд. — С вами все в порядке?
— Да.
Он выпутался и поднялся.
— Это мои дети — Бедствие и Несчастье. — Сюзанна крепко держала каждого материнской рукой. — Немедленно извинитесь.
— Простите, — вежливо произнесли сорванцы.
Алекс, на несколько дюймов выше сестры, поднял взгляд из-под гривы темных волос.
— Мы вас не заметили.
— Не заметили, — согласилась Дженни и победно улыбнулась.
Сюзанна решила попозже прочитать им лекцию о штурме комнат и направила обоих к двери.
— Идите и спросите у тети Коко, готов ли ужин. Вперед! — твердо добавила она, правда без особой надежды.
Но прежде чем кто-нибудь сумел возобновить беседу, раздался громкий повторяющийся гул.
— О, Господи, — сказала Аманда, глядя в стакан. — Она снова вытащила гонг.
— Это означает ужин. — Если и было что-то, способное быстро поднять Лилу, то это еда. Она встала, подхватила Трента под руку и просияла ему в лицо. — Я покажу вам дорогу. Скажите, Трент, что вы думаете об астральном проектировании?
— Ну…
Он кинул взгляд через плечо и увидел, что Кики усмехнулась.
Тетя Коко превзошла себя. Фарфор мерцал. Сверкало все, что осталось от грузинского серебра, которое было свадебным подарком Бьянке и Фергусу Калхоунам. Под фантастическим светом уотерфордской [5] люстры блестели стейки из ягненка. Не дожидаясь комментариев от любимых племянниц, Коко окунулась в чисто светскую беседу.
— За ужином мы придерживаемся официального стиля, Трентон. Только более уютного. Надеюсь, ваша комната вполне удобная.
— Все прекрасно, спасибо.
Комната, подумал он, большая, как сарай, продуваемая насквозь, с дырой в потолке размером с мужской кулак. Но кровать была широкой и мягкой, как облако. А вид из окна…
— Из моего окна можно увидеть даже острова.
— Острова Поркюпайн, — вставила Лила и передала ему серебряную корзиночку с булочками к ужину.
Коко наблюдала за всеми, как ястреб. Ей хотелось увидеть таинственную химию, какую-то искру. Лила флиртовала с ним, но не стоит слишком оптимистично расценивать это. Лила всегда флиртовала с мужчинами и обращала на Трента не больше внимания, чем на парня, укладывающего продукты в пакет в магазине.
Нет, искры там не было никакой. С обеих сторон. «Одна отпала, — философски подумала Коко, — но осталось еще трое».
— Трентон, а вы знаете, что Аманда тоже занимается гостиничным бизнесом? Мы все так гордимся нашей Мэнди. — Коко посмотрела на стол из розового дерева, потом на племянницу. — Она настоящая деловая женщина.
— Я помощник управляющего в «Страже залива», внизу в деревне. — Улыбка Аманды была и прохладной, и дружественной, точно так же она улыбалась любому измотанному туристу в расчетное время. — Конечно, она не сопоставима по размеру ни с одной из ваших гостиниц, но в сезон мы живем очень неплохо. Я слышала, вы добавляете подземный торговый центр в комплексе Cент-Джеймсов в Атланте.
Коко нахмурилась, глядя в вино, пока они обсуждали гостиницы. Мало того, что не было искры, не было даже слабого сияния. Когда Трент передал Аманде мятное желе и их руки соприкоснулись, не возникло никакой напряженной паузы, никакой встречи глаз. Аманда тут же отвернулась, чтобы похихикать с маленькой Дженни и вытереть пролитое молоко.
«Ах, вот оно что!» — торжествующе подумала Коко. Трент усмехнулся Алексу, когда мальчик пожаловался, что брюссельская капуста просто отвратительна. Итак, у него слабость к детям.
— Ну и не ешь ее, — разрешила Сюзанна своему подозрительному сыну, который тыкал вилкой запеченный картофель, желая убедиться, что внутри не запрятано ничего зеленого. — Лично я всегда думала, что она напоминает усохшие головы.
— Похоже. — Идея ему понравилась, на что и рассчитывала его мать. Мальчик пронзил вилкой маленький кочан, сунул в рот и усмехнулся. — Я каннибал. Хуба-буба.
— Мой милый мальчик, — слабо произнесла Коко. — Сюзанна проделала такую изумительную работу. Кажется, у нее такой же талант в обращении с детьми, как и с цветами. Все сады — работа нашей Сюзанны.
— Хуба-буба, — снова повторил Алекс, засовывая в рот еще одну воображаемую голову.
— Вот тебе немного ползающих. — Кики переложила овощи на его тарелку. — Есть еще целый ряд миссионеров.
— Я тоже хочу, — пожаловалась Дженни, затем просияла Тренту, когда тот передал ей шарик капусты.
Коко положила руку на грудь. «Кто бы мог представить?» — подумала она. Ее Кэтрин. Младшая из детей. Пока все вокруг беседовали за ужином, она сидела, тихо вздыхая. Коко не могла ошибиться. Когда Трент смотрел на ее маленькую девочку, а та на него, между ними пробегали не искры. Пылал испепеляющий жар.
Кики хмурилась, это правда, но у нее был очень страстный угрюмый вид. И Трент ухмылялся, но это была очень личная самодовольная улыбка. Явно интимная, решила Коко.
Сидя за столом и наблюдая за тем, как Алекс поглощает маленькие отрубленные головы, как Лила и Аманда обсуждают вероятность жизни на других планетах, Коко почти слышала нежные мысли Кики и Трента, посылаемые друг другу.
Высокомерный, с большим самомнением, зануда.
Невоспитанная, пребывающая в плохом настроении упрямая девчонка.
О чем, черт возьми, он думает, сидя за столом, как будто уже принадлежит нашей семье?
Жаль, что ее характер не соответствует внешности.
Коко нежно улыбалась им, в голове уже звенел «Свадебный марш». Как генерал, разработавший стратегию, она подождала, пока все покончили с кофе и десертом, и перешла в очередное наступление.
— Кики, почему бы тебе не показать Трентону сады?
— Что?
Кэт оторвалась от дружеского сражения с Алексом за последний кусок торта «Черный лес» [6].
— Сады, — повторила Коко. — После еды нет ничего лучшего, чем несколько глотков свежего воздуха. И в лунном свете цветы необыкновенно изящны.
— Пусть Сюзанна покажет сад.
— Извини. — Сюзанна с усталым видом уже подхватила Дженни на руки. — Я должна искупать эту парочку и уложить в кровать.
— Не понимаю, зачем… — Кики прервалась под хмурым взглядом тети. — Ладно. — Она поднялась. — Пошли, — сказала девушка Тренту и направилась к выходу, не дожидаясь его.
— Все было необыкновенно вкусно, Коко. Спасибо.
— Рада доставить вам удовольствие. — Коко сияла, представляя себе воркование и нежные тайные поцелуи. — Наслаждайтесь садами.
Трент вышел из дверей на террасу и нашел Кики, постукивающей ногой по каменному полу. «Настало время, — подумал он, — преподать зеленоглазой ведьме урок хороших манер».
— Я ничего не знаю о цветах, — заявила та, — или об учтивости. — Потом вздернула подбородок. — А теперь послушайте, приятель.
— Нет, это вы послушайте, приятель. — Он протянул руку и поймал ее ладонь. — Пойдемте. Дети вполне могут быть где-то рядом, и я не думаю, что они должны услышать что-нибудь из нашего разговора.
А он гораздо сильней, чем она себе представляла. Мужчина тащил ее вперед, игнорируя проклятия, которые она бормотала себе под нос. Они вышли с террасы на одну из извилистых дорожек, тянувшихся вокруг дома. По краям росли нарциссы и гиацинты.
Трент остановился в беседке из глицинии, которая должна расцвести в следующем месяце. Кики гадала, вызван ли рев в голове шумом моря или собственным задиристым нравом.
— Не начинайте все заново. — Она подняла руку, чтобы потереть место, где он держал ее. — Можете давить на людей в Бостоне, но не здесь. Ни на меня, ни на кого из моей семьи.
Он молчал, пытаясь, но так и не сумев обуздать собственный характер.
— Если бы вы знали меня или метод моих действий, то поняли бы, что у меня нет привычки давить на кого бы то ни было.
— Я точно знаю, как вы действуете.
— Включая вдов и сирот? Повзрослейте, Кики.
Она стиснула зубы.
— Можете самостоятельно осмотреть сады. Я ухожу.
Он просто передвинулся, загораживая дорожку. В лунном свете ее глаза пылали, как у кошки. Когда она подняла руки, чтобы отпихнуть его в сторону, он пальцами сжал ее запястья. В последовавшем коротком перетягивании каната, он совершенно некстати отметил про себя, что ее кожа — цвета свежих сливок и почти такая же мягкая.
— Мы не закончили. — Голос звучал резко, больше не прикрытый изысканным внешним лоском. — Вам пора узнать, что за преднамеренную грубость и умышленные оскорбления приходится платить.
— Хотите извинений? — она едва ли не выплевывала слова. — Хорошо. Я сожалею, но мне нечего сказать вам, что не прозвучит грубо или оскорбительно.
Он улыбнулся, удивив их обоих.
— С вами очень трудно иметь дело, Кэтрин Коллин Калхоун. Ради спасения собственной жизни не могу себе представить, почему пытаюсь быть разумным с вами.
— Разумным? — На сей раз она не выплюнула слово, а прорычала. — Вы называете это разумным — притащить меня сюда, как на буксире…
— Если вы называете это «притащить на буксире», то у вас была очень безмятежная жизнь.
Ее цвет лица изменился от сливочно-белого до ярко-розового.
— Моя жизнь — не ваша забота.
— И слава Богу.
Кики сжала кулаки. Она ненавидела, на самом деле ненавидела, что пульс вдвое участился под его захватом.
— Вы позволите мне уйти?
— Только если вы пообещаете не сбежать.
Он представил, как преследует ее, мысленная картинка и смущала, и притягивала.
— Я ни от кого не бегаю.
— Речь истинной амазонки, — пробормотал он, освобождая ее. Только быстрый рефлекс позволил уклониться от удара кулаком в лицо. — Учту на будущее. Никогда не пытались разговаривать как нормальные люди?
— Мне нечего вам сказать. — Ей было стыдно, что она набросилась на него с кулаками, и приводило в бешенство, что промахнулась. — Если хотите поговорить, идите и высасывайте соки у тети или еще кого-нибудь. — В ярости она шлепнулась на маленькую каменную скамью в беседке. — А еще лучше — возвращайтесь в Бостон и выпорите кого-нибудь из подчиненных.
— Я могу сделать это в любое время.
Трент покачал головой, уверенный, что возьмет ситуацию под контроль, и сел рядом с ней.
Здесь — среди азалий и герани — должно находиться самое мирное место на земле. Но пока он сидел, ощущая нежный аромат самых ранних весенних цветов, смешанных с запахом моря, и слушал щебет ночных птиц, призывающих партнера, то подумал, что никакой зал заседаний никогда не был таким напряженным и враждебным.
— Интересно, где вы набрались столь высокого мнения обо мне.
И почему, добавил он про себя, это имеет для него значение.
— Вы приехали сюда…
— По приглашению.
— Не по моему. — Кики откинулась головой на спинку скамьи. — Вы надеваете свой шикарный костюм, садитесь в свой большой автомобиль, приезжаете сюда и собираетесь выхватить мой дом у меня из рук.
— Я приехал, — поправил он, — лично взглянуть на предлагаемую собственность. Никто, и меньше всего я, не может заставить вас продать дом.
Но он неправ, несчастно подумала она. Есть люди, которые могли вынудить их продать. Люди, которые собирали налоги, а так же счета на обслуживание, закладные, которые они вынуждены оплачивать. Все расстройство и страх перед этими обстоятельствами вылились на человека, сидящего рядом.
— Знаю я таких типов, — пробормотала Кики. — Рожден богатым и считает себя выше остальных. Ваша единственная цель в жизни состоит в том, чтобы сделать побольше денег, независимо от того, кого надо затронуть или растоптать. Вы закатываете роскошные вечеринки в летнем домике с хозяйками по имени Подлиза.
Трент мудро проглотил насмешку.
— Я даже никогда не знал женщину по имени Подлиза.
— Да какое это имеет значение? — Она поднялась и зашагала по дорожке. — Куки, Ванесса, Ава — какая разница.
— Ну, раз вы так считаете.
Она великолепно выглядит, вынужден был признать Трент, вышагивающая по дорожке вверх и вниз, под лунным светом, сияющим вокруг нее, как белый огонь. Порыв влечения разозлил его больше, чем слегка, но он продолжал сидеть. Есть дело, которое должно быть сделано, напомнил он себе. И Кики Калхоун — главный камень преткновения.
Так что придется проявить терпение, сказал себе Трент, и коварство и найти какую-то ловушку.
— И откуда же вы столько знаете о таком типе мужчин?
— Моя сестра была замужем за одним из вас.
— Бакстер Дюмонт.
— Вы его знаете? — Потом покачала головой и запихнула руки в карманы. — Глупый вопрос. Вы, вероятно, каждую среду играете с ним в гольф.
— Нет, на самом деле мы едва знакомы. Я действительно знаю и его, и его семейство. Я также знаю, что он развелся с вашей сестрой год назад или около того.
— Он превратил ее жизнь в ад, растоптал чувство собственного достоинства, затем бросил ее и своих детей ради какой-то маленькой французской финтифлюшки. И поскольку он важная шишка — адвокат из семьи важных шишек, — то оставил ее ни с чем, с мизерными чеками на содержание детей, которые запаздывают каждый месяц.
— Мне очень жаль, что такое произошло с вашей сестрой. — Трент тоже поднялся. Его голос больше не был резким, скорее философским. — Брак часто бывает самой неприятной из всех деловых сделок. Но поведение Бакстера Дюмонта не свидетельствует о том, что каждый член любой знатной бостонской семьи неэтичен или безнравственен.
— С того места, где я стою, они все выглядят одинаково.
— Тогда, возможно, вам надо изменить свою позицию. Но вы не станете этого делать, потому что слишком твердолобы и самоуверенны.
— Или потому, что я достаточно умна, чтобы видеть вас насквозь.
— Вы ничего не знаете обо мне, но мы оба помним, что вы прониклись ко мне странной неприязнью до того, как узнали мое имя.
— Мне не понравились ваши ботинки.
Он остановился.
— Простите?
— Вы меня слышали. — Кики сложила руки и поняла, что начинает наслаждаться. — Мне не понравились ваши ботинки. — Она кинула взгляд вниз. — И до сих пор не нравятся.
— Ну, конечно… это все объясняет.
— И галстук не понравился тоже. — Она ткнула в него пальцем, пропустив быструю вспышку в его глазах. — И ваша причудливая золотая ручка.
Она слегка стукнула кулаком в его нагрудный карман.
Трент изучил ее джинсы, дырявые на коленях, футболку и обшарпанные ботинки.
— Очевидно, вы знаток моды.
— Вы здесь совершенно не к месту, мистер Сент-Джеймс III.
Он подошел ближе. Губы Кики изогнулись в сладкой улыбке.
— А я предполагаю, что вы одеваетесь как мужчина, потому что не умеете вести себя как женщина.
Это был точный выстрел, но стрела, попавшая в яблочко, только уколола ее.
— Тот факт, что я умею постоять за себя, вместо того чтобы в обмороке свалиться к вашим ногам, не делает меня менее женственной.
— Вы это так называете? — Трент положил ладони на ее предплечья. — Умение постоять за себя?
— Правильно. Я…
Она прервалась, когда он притянул ее к себе и их тела соприкоснулись. Трент видел, как боевой задор в ее глазах переходит в замешательство.
— И что это, по вашему мнению, вы делаете?
— Проверяю теорию.
Он посмотрел на ее рот. Полные губы слегка разомкнулись. Очень соблазнительно. «Почему я не заметил этого прежде?» — смутно удивился он. Этот высокомерный оскорбляющий рот невероятно привлекал.
— Не смейте.
Кики хотела, чтобы это прозвучало как приказ, но голос дрожал.
Его глаза встретились с ее.
— Боитесь?
Вопрос заставил напрячься позвоночник.
— Конечно, нет. Если только меня не соберется поцеловать бешеный скунс.
Она начала отступать, но оказалась плотно прижатой к нему, глаза и рты выстроились в одну линию, теплое дыхание смешалось. Разумеется, он не собирался целовать ее, нет… пока она не бросила последнее оскорбление в лицо.
— Вы не понимаете, когда надо остановиться, Кэтрин. Этот недостаток может навлечь на вас неприятности, как сейчас.
Кики не ожидала, что его рот окажется таким горячим, таким твердым, таким голодным. Она думала, что поцелуй будет искушенным и мимолетным. Легко отвергнуть, легко забыть. Но она была неправа. Опасно неправа. Его поцелуй походил на погружение в расплавленное серебро. Даже когда ей очень захотелось вдохнуть, он усилил натиск, глубоко погружая язык, насмешливо мучая и дразня ее. Кики пыталась покачать головой, но только изменила угол его атаки. Руки, которыми она пыталась протестующее упереться в его плечи, неожиданно скользнули вокруг его шеи.
Трент хотел преподать ей урок… и забыть. Но урок получил сам. Он узнал, что некоторые женщины — эта женщина — могли быть сильными и мягкими, печальными и восхитительными, все сразу. Как далеко внизу разбилась волна, так и он неожиданно почувствовал себя разбитым. И нежеланным.
Он подумал, совершенно по-дурацки, что увидел звездный свет на ее коже и почувствовал лунную пыль на ее губах. Низкий вибрирующий стон, который он услышал, был его собственным.
Трент поднял голову и покачал ею, словно пытаясь отогнать туман, застилающий рассудок. И увидел направленные на себя глаза — темные, ошеломленные.
— Простите меня. — Потрясенный собственным поведением, он настолько стремительно отпустил ее, что она оступилась, потом отдернула от него руки. — Это совершенно непростительно.
Девушка ничего не могла сказать, абсолютно ничего. Слишком много эмоций боролось в ней. Вместо этого беспомощно махнула руками, что заставило его почувствовать себя низшей формой жизни.
— Кэтрин… поверьте, у меня нет привычки…
Он вынужден был остановиться и прочистить пересохшее горло. «Господи, я хочу сделать это снова», — понял он. Он хотел целовать ее, впитывать ее дыхание, пока она стояла там, выглядя потерянной и беспомощной. И очень красивой.
— Я ужасно сожалею. Этого больше не повторится.
— Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое.
Никогда в жизни она не была так взволнована. И так опустошена. Он только что открыл дверь в какой-то тайный мир, затем снова захлопнул перед носом.
— Хорошо.
Трент вынужден был остановить себя и не протянуть к ней руку, чтобы коснуться волос. Он начал отступать по дорожке к дому. Когда оглянулся назад, она все еще стояла там, где он ее оставил, глядя на тени, и лунный свет обнимал ее.
Его зовут Кристиан. Я снова и снова обнаруживала себя, бродящей по утесам в надежде перекинуться с ним несколькими словами. Я говорила себе, что это потому, что очарована искусством, а не художником. Наверное, это правда. Должно быть правдой.
Я замужняя женщина и мать троих детей. И хотя Фергус — не романтичный муж из моих девичьих мечтаний, но он прекрасный кормилец семьи и иногда бывает даже ласковым. Возможно, какая-то маленькая часть меня, какая-то крохотная бунтарская часть жалеет, что я не устояла под напором родителей и вступила в хороший и правильный брак. Но это глупость, потому что дело сделано больше четырех лет назад.
Плохо сравнивать Фергуса с мужчиной, которого я едва знаю. И все же здесь, в моем личном дневнике, я могу дать себе поблажку. Пока Фергус думает только о бизнесе, следующей сделке или долларах, Кристиан говорит о мечтах, картинах и поэзии.
Как же мое сердце жаждет хоть немного поэзии.
Пока Фергус дарит мне — с прохладным и небрежным великодушием — изумруды на день рождения Этана, Кристиан однажды преподнес букет полевых цветов. Я сохранила их, уложив здесь между страницами. Насколько счастливее я чувствовала бы себя в них, чем в тех холодных и тяжелых драгоценных камнях.
Мы не говорили ни о чем личном, ни о чем, что можно счесть непристойным. И все же что-то было. В том, как он смотрел на меня, улыбался и говорил, присутствовало что-то великолепно непристойное. Так же как когда я искала его этими яркими летними днями, пока спали мои малыши, я вела себя не как примерная жена. Я предавала саму себя, когда сердце барабаном грохотало в груди.
Сегодня я сидела на скале и наблюдала, как он работает, воплощая на холсте эти розовые и серые камни и синюю, очень синюю воду. Там была и лодка, скользящая вперед, такая свободная, такая одинокая. На мгновение я представила нас двоих на ней, лицом к ветру. Не понимаю, откуда возникли эти мысли, но пока они кружились в голове, ясные, как кристалл, я спросила его имя.
— Кристиан, — ответил он. — Кристиан Брэдфорд. А вы — Бьянка.
Он так произнес мое имя, как никто не произносил его прежде. Я никогда не забуду этого. Я забавлялась с дикой травой, которая проросла сквозь трещины в камнях. Опустив глаза, спросила, почему его жена никогда не приходит понаблюдать за его работой.
— У меня нет жены, — ответил он. — Искусство — моя единственная госпожа.
Неправильно, что мое сердце так забилось от его слов. Неправильно, что я улыбнулась, и все же я улыбнулась. И он в ответ. Если бы судьба распорядилась по-другому, если бы — каким-то образом — изменилось время и место, возможно, я полюбила бы его.
Думаю, неизбежно полюбила бы.
Как будто поняв это, мы начали беседовать на пустяковые темы. Но когда я встала, понимая, что мне пора, он нагнулся, оторвал крошечный цветок золотого вереска и всунул мне в волосы. На мгновение его пальцы скользнули по моей щеке и его глаза встретились с моими. Потом он отступил и пожелал мне доброго дня.
Теперь я сижу, склонившись под лампой, и пишу, слушая недовольный голос Фергуса, который по соседству распекает своего камердинера. Он не придет ко мне сегодня вечером, за что я ему очень благодарна. Я родила ему троих детей — двух сыновей и дочь. Подарив ему наследников, я выполнила свои обязанности, и он не часто испытывает потребность прийти в мою кровать. Я существую, как ребенок, только для того, чтобы хорошо одеваться, демонстрировать в соответствующих случаях достойные манеры и подавать его гостям приличный кларет.
Не очень много требований, полагаю. У меня неплохая жизнь, и я должна быть довольна. Возможно, так и было до того дня, когда я впервые пошла гулять к скалам.
Так что сегодня вечером я буду в одиночестве спать в своей кровати и мечтать o мужчине, который не мой муж.
