- Святые грехи, #1
Глава 5
Эд вел машину вниз по Шестнадцатой. Неторопливую езду он любил так же, или почти так же, как визг тормозов на полной скорости. Для простого, более или менее добродушного человека уличные гонки — не такой уж большой грех. Рядом с ним сидел молчаливый Бен, обычно не упускавший случая сделать несколько колких замечаний по поводу езды напарника. В конторе к этому все давно привыкли. А сейчас молчание свидетельствовало о том, что его мысли были далеко, но где именно, Эд не мог сказать. Даже включенную напарником кассету Тани Такер Бен не заметил. Здесь нужен более привычный к рефлексии ум, которым Эд не обладал.
— С делом Борелли у меня все. — Он с удовольствием слушал, как Таня жалуется на ложь и предательство.
— Что? Ах да, у меня тоже бумаги готовы. Думаю, суду больше двух дней в следующем месяце не понадобится. Окружной прокурор быстро закончит дело.
— Хотелось бы! Зря, что ли, мы бегали как очумелые в поисках свидетельских показаний?
Молчание опять заполнило машину. Эд мурлыкал что-то вслед за Таней, потом пропел несколько нот вместе с хором, затем снова замурлыкал.
— Слышал, что случилось у Лоуэнстайн? — спросил он. — Муж всю кухню залил водой. Опять что-то сломалось в системе стока.
— Так всегда бывает, когда с гаечным ключом по квартире расхаживает бухгалтер.
Бен зажег сигарету и приоткрыл окно, чтобы выпустить дым наружу.
— Пятнадцатая, — заметил Эд. — Вряд ли ты добьешься чего-нибудь, если обкуришь всех на пресс-конференции.
— Я никого не собираюсь обкуривать, я просто люблю курить. — И в доказательство он глубоко затянулся, выпуская дым в сторону. — Это одно из самых больших наслаждений, какие изобрело человечество.
— Ну да, вместе с попойками, после которых блюешь себе под ноги.
— У меня с башмаками все в порядке, Джексон. А вот один мой приятель, помню, свалился, как подпиленное дерево, влив в себя предварительно полгаллона водки, смешанной с морковным соком.
— Мне просто захотелось вздремнуть.
— Ну да, уткнувшись лицом в пол. Если бы я не подхватил тебя, едва не получив грыжу, то был бы сломан твой большой нос. Что ты, черт возьми, улыбаешься?
— Если ругаешься, значит, траур по себе уже не поносишь. Знаешь, Бен, а она на самом деле хорошо держалась.
— А кто спорит? — При очередной затяжке Бен буквально вонзил зубы в фильтр. — И кто сказал, что я вообще думаю о ней?
— О ком — «о ней»?
— О Тэсс.
— Разве я назвал это имя? — Увидев желтый свет, Эд прибавил газу и успел проскочить перекресток, пока не загорелся красный.
— Перестань валять дурака; кстати, ты проехал на красный.
— На желтый.
— Это был красный, дальтоник, у тебя давно пора отобрать права. Всякий раз, когда я сажусь с тобой в машину, прощаюсь с жизнью. Мне нужно за это орден дать.
— И выглядела здорово, — продолжал Эд, — ноги — просто потрясающие.
— То-то ты сразу возбудился. — Даже через узкое отверстие в окне ветер пронизывал до костей, и Бен включил обогреватель. — А мне кажется, что она выглядела так, словно способна была на расстоянии двадцати шагов превратить любого в ледышку.
— От нее сквозь одежду идут сигналы: уверенность — нерешительность — уверенность. Казалось, что она искала середину; не успела и рта открыть, как все репортеры были у нее в руках.
— Надо бы аннулировать твою подписку на «Ридерз дайджест», — пробормотал Бен.
Большие старые деревья, окаймлявшие дорогу, горели осенними красками. Сейчас листья на ощупь мягкие: красные, желтые, оранжевые, — они словно трепещут, достаточно лишь взять их в руки. Не пройдет и недели, как они высохнут, опадут на тротуар, заполнят водосточные канавы, зашуршат под ногами. Бен щелчком отправил окурок в окно и наглухо закрыл его.
— Ладно, допустим, держалась она хорошо. К сожалению, газеты будут пережевывать эту «жвачку» бог знает сколько времени! У прессы особый интерес к психам. — Он смотрел на старые надежные дома, скрывавшиеся за старыми раскидистыми деревьями. Тэсс под стать именно такие дома, а он смотрит на них только снаружи. — И, черт возьми, у нее действительно потрясающие ноги.
— Да и умом не обделена. А мужчина способен оценить женский ум.
— Ты-то что о нем знаешь? У твоей последней девчонки интеллектуальное развитие было на уровне яйца всмятку. Что за бред мы слушаем?
Довольный тем, что напарник вошел наконец в колею, Эд улыбнулся:
— Таня Такер.
— О Боже! — Бен откинулся на спинку и за крыл глаза.
— Кажется, сегодня вы гораздо лучше себя чувствуете, миссис Холдермен.
— О да. Это правда. — Симпатичная смуглая женщина не легла на кушетку и даже не присела — она почти танцевала по кабинету Тэсс. Швырнув соболью накидку на подлокотник кресла, она приняла позу манекенщицы на подиуме: — Что скажете о моем новом платье?
— Оно вам очень идет.
— Правда идет? — Миссис Холдермен разгладила тонкую шерсть на шелковой подкладке. — Красное притягивает взгляды, а я обожаю, когда на меня смотрят!
— Снова ходили по магазинам, миссис Холдермен?
— Да, — ответила она, улыбаясь. Тут же ее кукольное личико исказила недовольная гримаса. — Да не волнуйтесь вы, доктор Курт. Я помню, что вы рекомендовали мне на некоторое время забыть о магазинах. Я последовала вашему совету — почти неделю не была у Наймана.
— Я абсолютно спокойна, миссис Холдермен… — Гримаса вновь сменилась широкой улыбкой. — У вас отличный вкус, — и слава Богу. По натуре Эллен Холдермен была женщиной одержимой. Понравившееся ей платье покупалось тотчас, но, надев его один раз, она моментально забывала о нем или выбрасывала. Точно так же миссис Холдермен поступала с мужчинами.
— Спасибо, доктор. — Она, как маленькая девочка, сделала пируэт, чтобы показать юбку. — Я так замечательно походила по магазинам! Вы можете мной гордиться: я купила всего два костюма, ах нет, три, — поправила она себя, — белье не в счет, правда? Потом я пошла выпить чашечку кофе в чудесный ресторанчик в Мазза-гэлери, откуда все так хорошо видно: и люди, и магазины…
— Да. — Тэсс присела на краешек стола. Миссис Холдермен не сводила с нее глаз. Она закусывала нижнюю губу, не проявляя ни смущения, ни беспокойства, — ее переполняла рвущаяся наружу радость. Она подошла к стулу, села и застыла в неестественной позе.
— Я заказала кофе. Хотела взять булочку, но передумала: нужно следить за фигурой, а то неинтересно будет покупать платья. И знаете, доктор Курт, тут я увидела мужчину и сразу поняла: это Он. Сердце у меня бешено забилось. — Она прижала руку к груди, словно оно продолжало так же учащенно биться. — Он такой красивый! Здесь слегка пробивается седина. — Она прикоснулась пальцами к вискам, и тут же в глазах появилось мягкое, мечтательное выражение, которое Тэсс видела так часто, что уже потеряла счет. — Загорелый, словно он катался где-то на лыжах; скорее всего в Сент-Морице, подумала я, для Вермонта еще слишком рано. В руках у него был кожаный портфель с небольшой монограммой. Я пыталась разгадать инициалы: М.У. — Она глубоко вздохнула. Тэсс знала, что в своем воображении она уже меняет монограмму на собственных банных полотенцах. — Вы и представить себе не можете, сколько вариантов я перебрала!
— Ну и что же выяснилось?
— Максвелл Уизерспун. Чудесное имя, правда?
— Весьма аристократическое.
— Вот-вот, так я ему и сказала.
— Значит, вы разговаривали?
— Видите ли, у меня упало портмоне. — Она прижала палец к губам, пытаясь скрыть улыбку. — У девушки всегда должны быть уловки для знакомства с приятным мужчиной.
— Так вы нарочно уронили портмоне под стол?
— Оно упало прямо у его ног. Вы знаете, это портмоне — такое славное, черно-белое, из змеиной кожи. Максвелл наклонился за ним. Возвращал он его мне с улыбкой. Сердце мое замерло. Все было как во сне. Я не слышала шума за соседними столиками, не видела никого и ничего вокруг. Наши пальцы соприкоснулись, и… Обещайте, доктор Курт, что не будете смеяться.
— Разумеется, не буду.
— Он будто не пальцев — души моей коснулся.
Этого Тэсс и боялась. Она поднялась со стола и села напротив пациентки.
— Миссис Холдермен, помните Асанти?
— Ах этого! — Миссис Холдермен наморщила нос, не желая говорить о своем четвертом муже.
— Встретив его в картинной галерее, у его собственного полотна с видом Венеции, вы тоже почувствовали, что он «тронул вашу душу».
— Тогда все было иначе. Асанти — итальянец, а вы знаете, каковы итальянцы с женщинами. Максвелл из Бостона.
Тэсс подавила вздох. Да, ей предстоят долгие пятьдесят минут.
Приемная Тэсс, куда вошел Бен, полностью соответствовала его воображению. Здесь царили спокойствие и стиль, как и дома. Мягкие цвета — темно-розовый и пепельно-серый — должны успокаивающе действовать на пациентов. В горшках на подоконнике стояли папоротники с влажными листьями, будто их только что обрызгали водой. Свежие цветы и коллекция статуэток в застекленном шкафу напоминали скорее всего домашнюю гостиную, нежели приемную. По экземпляру «Bогa», лежащему открытым на кофейном столике, Бен понял, что в кабинете женщина.
Увиденное ни в малейшей степени не напомнило ему кабинет другого врача: там были белые стены и стоял запах кожи.
При входе в кабинет у него не было ни дрожи в ногах, ни испарины на затылке. Брата он здесь не мог встретить, потому что Джош умер.
Секретарша Тэсс сидела за небольшим полированным столиком и работала на компьютере. При появлении детективов она подняла голову. Вид у нее был такой же невозмутимый и спокойный, как и у самой комнаты.
— Чем могу быть полезна?
— Детективы Пэрис и Джексон.
— О да, конечно. Доктор Курт ждет вас. Но сейчас у нее пациент. Если можете немного подождать, я приготовлю кофе.
— Мне просто кипяток, — сказал Эд и достал из кармана пакетик с чаем.
Секретарша и глазом не моргнула.
— Как прикажете…
— Ты вечно заставляешь меня краснеть, — пробормотал Бен, глядя вслед секретарше, выходящей в соседнюю комнату.
— Не собираюсь накачиваться кофеином только ради того, чтобы вести себя по правилам. — Не выпуская из рук свой пакетик травяного чая, Эд огляделся. — Ну, как тебе комната? Класс, а?
— Да. — Бен еще раз окинул приемную беглым взглядом. — Соответствует ей.
— Не понимаю, почему это тебя так задевает, — невозмутимо произнес Эд, разглядывая литографии Моне: восход на реке, приглушенные краски, едва пробивающиеся первые солнечные лучи — такая живопись ему нравилась. Впрочем, он вообще любил живопись и восхищался теми, у кого хватало воображения, терпения и мастерства заниматься ею. На весь род человеческий он смотрел примерно так же. — Привлекательная, стильная женщина с острым умом не должна устрашать мужчину, который знает себе цену.
— Боже правый, да тебе только статьи писать!
Дверь кабинета Тэсс открылась, и вышла миссис Холдермен с перекинутой через руку собольей накидкой. Увидев мужчин, она остановилась, улыбнулась и облизала верхнюю губу, словно маленькая девочка при виде вазочки с шоколадным мороженым.
— Привет!
— Привет! — Бен сжал руки в карманах.
— Пришли к доктору Курт?
— Точно.
Она немного постояла, а затем, оглядев с ног до головы Эда, удивленно раскрыла глаза.
— Ничего себе… а рост-то у вас ого-го!
У Эда запершило в горле. Он откашлялся и произнес:
— Не смею спорить, мэм.
— От крупных мужчин… я просто без ума. — Она подошла к нему поближе и, хлопая ресницами, принялась буквально пожирать его глазами. — При них чувствуешь себя такой беспомощной, такой слабой… А какой у вас рост, мистер…
Ухмыляясь и все еще не разжимая кулаки в кармане, Бен пошел к двери в кабинет, предоставив Эду самостоятельно выпутываться из сложившейся ситуации.
Тэсс сидела за столом, закинув голову и прикрыв глаза. Волосы были собраны в пучок, но недоступной она не выглядела. «Устала, — подумал он, — и не только физически». Она потерла висок — начиналась головная боль.
— Похоже, вам не помешает таблетка аспирина, доктор.
Тэсс открыла глаза и опустила голову — расслабляться она позволяла себе только наедине. Тэсс была небольшого роста, но все в интерьере кабинета ей идеально подходило — и стол, и диплом в черной рамке за спиной.
— Не люблю принимать таблетки.
— Только прописываете? Она подняла голову еще выше:
— Надеюсь, вы недолго ждали. Погодите, сейчас возьму портфель. Она начала было подниматься, но Бен поспешно подошел к столу.
— У нас есть немного времени. Тяжелый был день?
— Пожалуй. А у вас?
— Да вроде никого не прикончил. — Он взял со стола маленький аметист и перебросил его из руки в руку. — Хотел сказать, что утром у вас все отлично получилось.
Она взяла карандаш, поиграла им, положила на место. Значит, судя по всему, очередная стычка откладывается.
— Спасибо. У вас тоже.
Он как-то сразу почувствовал, что в этом кабинете можно чувствовать себя спокойно, несмотря на то, что он психиатрический.
— Как насчет того, чтобы сходить в кино в субботу днем?
— Открыта для переговоров. Он невольно усмехнулся:
— Так я и думал. Дают ретроспективу фильмов Винсента Прайса.
— «Дом со свечами»?
— И «Муху». Ну как?
— Почему бы нет? — Она встала. Головная боль проявлялась лишь слабым жжением в одном виске, на которое можно не обращать внимания. — Если только программа включает пакетик жареной кукурузы.
— Она включает даже пиццу после сеанса.
— Продано.
— Тэсс, — Бен положил руку ей на плечо, хотя ее строгий серый костюм по-прежнему смущал его, — насчет вчерашнего…
— Мы ведь вроде уже извинились друг перед другом.
— Да. — Теперь она не выглядела ни утомленной, ни доступной. Все в момент исчезло, и она стала недоступной, неприкосновенной. Он отступил, все еще держа аметист, который был как раз под цвет ее глаз. — Занимались здесь когда-нибудь любовью?
Тэсс приподняла бровь. Она поняла, что он хочет шокировать или по крайней мере задеть ее.
— Информация не для разглашения. — Она подхватила портфель и направилась к двери. — Пошли?
На какое-то мгновение у него появилось искушение сунуть аметист в карман. Подавляя раздражение, он аккуратно положил его на стол и пошел вслед за Тэсс.
Эд стоял у стола секретарши, потягивая чай. Лицо у него было почти таким же огненно-красным, как и волосы.
— Это из-за миссис Холдермен, — пояснила секретарша, сочувственно улыбнувшись Эду. — Мне удалось выпроводить ее, пока она его не съела.
— Право, мне очень жаль, Эд. — В глазах у Тэсс плясали смешинки. — Может, присядете ненадолго?
— Нет, спасибо. — Он посмотрел на напарника многообещающе. — Можно тебя на минутку, Пэрис?
— Не сейчас. — Само воплощенное простодушие, Бен подошел к двери и открыл ее. Пропустив Эда, он пристроился рядом. — Так ты у нас, стало быть, великан, а?
— Заткнись!
Монсеньор Тимоти Логан совершенно не соответствовал образу священника, какой сложился у Бена в детстве. Вместо рясы на нем был твидовый пиджак, а под пиджаком — бледно-желтый свитер с высоким воротом. Он был похож на широколицего ирландца с сединой в ярко-рыжих волосах.
В кабинете его не было почтительной тишины, характерной для дома священника, где о возвышенном свидетельствуют сами запахи и потемневшие от старости деревянные стены. Здесь пахло трубочным табаком и пылью, словно это была обитель обыкновенного человека.
На стенах — ни изображений святых, ни самого Спасителя, ни керамических статуэток Девы Марии с печальным, всепонимающим взглядом. Кругом — книги, десятки и сотни книг: по теологии, психиатрии, рыбной ловле… На месте распятия висел серебряный корнет. На возвышении лежала старинная Библия в кожаном переплете, на столе — другая, поновее; ею, видно, пользовались чаще. Рядом были четки с крупными деревянными бусинами.
— Рада видеть вас, монсеньор Логан. — Тэсс протянула хозяину руку, как коллега коллеге, и Бену это понравилось. Этот человек, хотя и в твидовом пиджаке, — священник, а священников следует уважать, почитать и даже немного побаиваться. Слуги Господни, так, помнится, называла их мать. Они отправляют обряды, отпускают грехи и провожают человека в последний путь.
Бен вспомнил, как после смерти Джоша пришел священник. Семье было выражено сочувствие, произнесены добрые слова. Но отпевания не последовало, поскольку самоубийство считается самым смертным из всех смертных грехов.
— Взаимно, доктор Курт. — У Логана был чистый грудной голос: можно с легкостью представить, как он заполняет все пространство собора. Но чувствовалась в нем чуждая нотка, какая-то жесткость, напоминающая, подумалось Бену, жесткость рефери, ведущего счет на ринге. — Я был на вашей лекции по проблемам деменции. К сожалению, не I удалось поговорить с вами сразу по окончании и выразить вам свое восхищение.
— Спасибо. Монсеньор, это детективы Пэрис и Джексон. Они возглавляют расследование.
— Детективы.
Бен ответил на рукопожатие и почувствовал угрызения совести: как можно было усомниться, даже на самое короткое мгновение, что это будет просто рука человека из плоти и крови?
— Устраивайтесь поудобнее. — Логан указал на кресла. — Портрет, составленный вами, и отчет у меня на столе, доктор Курт. — Он расхаживал по комнате легкой, свободной походкой игрока в гольф. — Сегодня утром я прочитал их. Тонкая работа. Заставляет задуматься.
— Так вы согласны?
— Да, опираясь на данные расследования, я нарисовал бы такой же портрет. Религиозные мотивировки в данном случае несомненны. Впрочем, религиозные иллюзии и иллюзии вообще характерны для шизофрении.
— Жанна д'Арк слышала голоса, — пробормотал Бен.
Логан улыбнулся и скрестил свои большие, сильные руки на груди.
— Точно так же, как любой святой или мученик. Впрочем, есть люди, которые говорят, что после сорокадневного поста всякий будет слышать голоса. Другие возражают — только избранные. В данном случае следует признать, что мы имеем дело не со святым, а с человеком с сильно расстроенной психикой.
— Никто не спорит, — негромко откликнулся Эд, сжимая в руке записную книжку. Он вспомнил, что после трехдневного поста сам ощущал некоторый духовный подъем.
— Как врач и как священник я вижу в акте убийства преступление против Бога, грех, а также выражение крайнего душевного смятения. На последнее нам и следует обратить первоочередное внимание, чтобы не дать повториться греху.
Логан открыл папку Тэсс и постучал по ней пальцами.
— Похоже, что религиозные мотивы в данном случае католического происхождения. Должен согласиться с вами и в том, что использование епитрахили как орудия убийства можно рассматривать либо как бунт против церкви, либо, напротив, как знак веры.
Тэсс наклонилась к нему:
— Как вы думаете, он может быть священником? Или, допустим, бывшим священником? Или, хотя бы, несостоявшимся священником?
— Вполне вероятно, что он получил соответствующую подготовку. — Логан нахмурился, посередине лба пролегла морщина. — Для удушения можно было бы использовать и иные предметы священнического облачения. Но епитрахиль носят на шее, и поэтому, как ни жестоко это звучит, она подходит лучше всего.
— А что скажете насчет белого цвета?
— Он символизирует отпущение грехов, спасение. — Логан непроизвольно раскинул руки ладонями вверх, как это веками делалось до него.
Тэсс согласно кивнула:
— Отпущение грехов согрешившим против Него?
— Возможно. Но, возможно также, что результатом греха стала смерть или потеря женщины, которую он продолжает спасать.
— Так он ставит себя на место Христа? Считает себя Спасителем? — резко спросил Бен. — При этом первым кидает камень?
Будучи человеком, привыкшим сначала думать, а потом говорить, Логан откинулся на спинку и потер лоб.
— Нет, Христом себя он не воображает, по крайней мере пока. Знаете, детектив, он, видимо, считает себя работником Бога и знает, что смертен. Поэтому принимает меры предосторожности, защищает себя. Он догадывается, что общество не признает его миссию, но повинуется высшему зову, зову высшей власти.
— Снова голоса. — Бен зажег сигарету.
— Голоса, видения. Для шизофреника они так же или еще более реальны, чем реальный мир. Это не раздвоение личности, детектив, это болезнь, биологическая дисфункция. Не исключено, что болезнь его продолжается уже много лет.
— Первое убийство было совершено в августе, — сказал Бен. — Мы связались с отделами по расследованию убийств по всей стране, но такие убийства нигде не фиксировались, их просто нигде не было.
Логана заинтересовали полицейские детали, но не поколебали его мнения.
— Возможно, он выздоравливал, а потом произошел какой-то стресс, пробудивший прежние симптомы и разрешившийся насилием. В настоящий момент он разрывается между тем, что есть, и тем, что ему кажется. Он агонизирует — и молится.
— И убивает, — резко добавил Бен.
— Я и не ожидаю вашего к нему сочувствия. — Человек с темными глазами и сильными руками говорил совершенно спокойно. — Это моя сфера, моя и доктора Курт; а вашей — имея в виду характер вашей работы — она и быть не может. Но ни кому из нас не хочется, чтобы он продолжал убивать, детектив Пэрис.
— Значит, вы не думаете, что он воображает себя Иисусом Христом? — прервал его Эд, продолжая делать заметки. — А почему? Только потому, что он принимает меры предосторожности? Но ведь Христа тоже уничтожили физически.
— Превосходное замечание. — Чистый голос священника зазвенел. Больше всего монсеньор Логан любил, когда кто-нибудь из студентов начинал сомневаться в его теории. Он поочередно посмотрел на обоих детективов и решил для себя, что они составляют прекрасную пару. — И все-таки мне кажется, что он считает себя всего лишь инструментом, орудием. Религия, со всеми ее структурами, ограничениями, традициями, имеет более определенный характер, чем теология. Он убивает как священник независимо от того, является ли таковым на самом деле. Он дарует прощение и отпускает грехи как посланец Господа, — добавил он и увидел, что Бен вздрогнул, — не как Сын Божий. Я тут развил любопытную теорию, доктор Курт, вы, кажется, кое-что оставили без должного внимания.
— В самом деле? — вскинулась Тэсс.
Он снова улыбнулся, на сей раз с оттенком профессиональной гордости.
— Теория достаточно проста. Вы ведь не католичка, верно?
— Нет.
Полицейские тоже упустили этот момент.
— Я методист, — заметил Бен, не отрываясь от записей.
— Я никого не собираюсь обращать в свою веру. — Логан взял трубку и принялся набивать ее.
— Пальцы у него были большие и короткие, ногти аккуратно подстрижены. Выпавшие из рук несколько крошек табака прилипли к свитеру. — Первое убийство было совершено пятнадцатого августа, по религиозному календарю это святой день.
— Успение, — автоматически пробормотал Бен.
— Совершенно верно. — Логан, улыбаясь, продолжал возиться с трубкой.
— Раньше я был католиком. — Бен вспомнил, что на уроках Закона Божьего всегда отвечал правильно.
— Случай нередкий, — заметил Логан, разжигая трубку.
Ни тебе лекций, ни благочестивых нравоучений. Бен почувствовал облегчение, и сразу же заработал его мозг.
— Я не сопоставлял дат. Думаете, это может иметь значение…
— Возможно. — Логан тщательно стряхнул со свитера крошки табака.
— Прошу прощения, монсеньор. — Тэсс подняла руку. — Может, все-таки объясните, что к чему?
— Пятнадцатое августа церковь считает днем упокоения души Богородицы. Божья Матерь была смертной женщиной, но она зачала Спасителя. Мы чтим ее как самую благословенную и самую чистую из женщин.
— Чистую, — повторила Тэсс.
— На любую другую дату я бы, наверное, не обратил внимания, — продолжал Логан, — но эту дату я сверил с церковным календарем. Второе убийство произошло в день Рождества Пресвятой Богородицы.
— Значит, он выбирает дни, когда церковь отдает почести Святой Деве Марии? — Ожидая подтверждения, Бен оторвался от записной книжки.
— Третье убийство пришлось на день Введения во Храм Пресвятой Богородицы. Я приложил к вашему отчету, доктор Курт, церковный календарь. Если все три убийства произошли в определенные дни, то вряд ли дело в простом совпадении.
— Согласна. — Тэсс встала, ей не терпелось взглянуть на даты. Она открыла календарь и посмотрела на числа, обведенные Логаном в кружок. Смеркалось. Логан зажег лампу, и на бумаги, которые она держала в руках, упал яркий луч света. Следующий день — восьмое декабря. Это день Непорочного зачатия, — проговорил Логан, куря трубку.
— Следовательно, пройдет восемь недель, — быстро подсчитал Эд, — а раньше разрыв составлял не больше четырех.
— Нельзя быть уверенным, что он окажется способным на такое долгое ожидание чисто эмоционально, — задумчиво сказала Тэсс. — Возможно, он внесет изменения в свою схему. Наверняка есть причина, которая подтолкнет его к этому. Он может выбрать дату, важную для него лично.
— Может, день рождения или смерти кого-нибудь из близких. — Бен закурил очередную сигарету.
— Женщина. — Тэсс закрыла календарь. — Женщина.
— Я согласен, что его эмоциональное напряжение постоянно возрастает. — Логан отложил трубку и наклонился вперед. — И желание сбросить его может оказаться настолько сильным, что он не выдержит и нападет на очередную жертву раньше срока.
— Не исключено, что его мучит какая-то физическая боль. — Тэсс положила календарь в свой портфель. — Мигрень, тошнота… И если она окажется невыносимой…
— Вот именно. — Логан снова скрестил на груди руки. — Жаль, что больше ничем не могу быть полезен. Доктор Курт, мне бы хотелось еще раз поговорить с вами обо всем этом.
— Кое-что сдвинулось — у нас появилось расписание. — Бен встал и затушил сигарету. — Будем думать о восьмом декабря.
— Конечно, это крохи, — сказал Бен, выходя на морозный воздух, — но тоже хлеб.
— А я и не знала, что вы католик. — Тэсс застегнула пальто на все пуговицы — ветер пронизывал до костей. — Это может пригодиться.
— Был католиком. Кстати, о крохах. Вы не голодны?
— Умираю от голода.
— Отлично. — Он обнял ее за плечи. — В таком случае Эда мы забаллотируем.
— Вы ведь не будете настаивать на йогурте и брюссельской капусте?
— Э-э…
— Ну, Бен будет доволен каким-нибудь паршивым гамбургером. С ума можно сойти, если знать, чем он набивает свой желудок!
— Как насчет китайского ресторана? — Не придумав ничего лучшего, Тэсс забралась в машину. — Рядом с моей работой, на углу, есть чудесное местечко.
— Говорил же я тебе — стильная женщина, — заметил Эд, садясь за руль. Он пристегнулся и ждал, когда Бен последует его примеру. — Китайцы с уважением относятся к пище.
— Ну да, ублажают рисом. — Обернувшись, Бен увидел, что Тэсс, устроившись на заднем сиденье, развернула папку. — Эй, док, отдохните не много.
— Просто хочу кое-что проверить.
— Вам приходилось когда-нибудь лечить трудоголиков?
Она уткнулась было в папку, но тут же подняла голову.
— Послушайте, ведь я могу решить, что мне больше всего хочется йогурта.
— Только не Таню Такер. — Не успели прозвучать первые такты, как Бен нажал кнопку «стоп». — Хватит с нас дневного сеанса.
— Но мне хочется.
— Кретин. Давай-ка лучше я поставлю… Эй, смотри-ка, винная лавка.
Эд притормозил.
— Похоже, чистят.
— Что-что? — Тэсс выпрямилась и попыталась разглядеть происходящее.
— Ограбление. — Бен уже отстегивал привязной ремень. — Пора браться за работу.
— Ограбление? Где?
Бен выругался сквозь зубы и включил радиосвязь.
— До чего же хочется свинины в кисло-сладком соусе…
— Свинина — яд. — Эд тоже расстегнул ремень.
— Патруль 6-0, — передал Бен, — на углу Третьей и Дуглас-стрит ограбление. Необходим наряд.
— У нас в машине гражданское лицо. Ах ты, черт, выходит! Нужна помощь. Преступник движется в южном направлении. Белый, пять футов десять дюймов, сто восемьдесят фунтов. Черная куртка, джинсы.
Радио прохрипело что-то в ответ.
— Да-да, следим за ним.
Эд немного прибавил скорость и завернул за угол. Тэсс, не отрываясь, наблюдала за происходящим.
Он заметила, как из винной лавки вышел рослый мужчина в черной куртке и неторопливо побежал вверх по улице. Повернув голову, он увидел «мустанг» и припустил со всех ног.
— Он засек нас. — Бен вытащил небольшой пистолет, — Не двигайтесь, док.
— Бежит к переулку, — невозмутимо заметил Эд. Он резко вывернул руль и нажал на тормоз. Не успела Тэсс и рта раскрыть, как оба выскочили и бросились вперед.
— Оставайтесь в машине! — крикнул Бен.
Ее терпения хватило на десять секунд. С силой хлопнув дверью, она тоже побежала к перекрестку.
Эд был крупнее, а Бен проворнее. На глазах Тэсс человек, которого они преследовали, полез в карман. Она увидела пистолет, но даже не успела испугаться: Бен бросился в ноги преступнику, и тот беспомощно распластался у мусорных баков. Раздался выстрел, затем — звон металла.
Тэсс добежала до середины переулка, когда Бен рывком поднял этого типа на ноги. Вокруг были пятна крови, отвратительно пахло объедками: мусорные ящики опорожняют регулярно, но чистят редко. Пойманный не пытался сопротивляться — возможно, потому, что увидел Эда с полицейским жетоном в руке. Он сплюнул сгусток крови.
«По телевизору все это выглядит иначе», — подумала Тэсс, не сводя глаз с преступника, который мог выстрелить Бену прямо в лицо, стоило тому хоть чуточку замешкаться. И в романах такие сцены описываются иначе, и даже в одиннадцатичасовом выпуске новостей все не так: там подробности тщательно монтируются, и события разворачиваются со скоростью тушения пожара. А в жизни полно вонючих переулков и блевотины. С ее профессией, ее работой она мысленно бывала в таких местах.
Тэсс глубоко вздохнула, довольная, что в ней проснулся не страх, а только любопытство. Правда, немного захватило дух.
Бен живо скрутил пленнику руки за спиной и надел наручники.
— Ты что, совсем спятил — стрелять в полицейского?
— У тебя все брюки в каком-то жиру, — заметил Эд, засовывая пистолет в кобуру.
Бен посмотрел вниз: действительно, от бедра до колена шла сальная полоса.
— Проклятие! Эй ты, ублюдок, я служу в отделе по расследованию убийств, — бросил он пленнику, — и не люблю, когда у меня на штанах появляется грязь, меня тошнит, когда это случается. — Бен раздраженно передал пленника Эду и вытащил жетон. — Ты арестован, малыш. Можешь ничего не говорить, ты имеешь право… черт побери, Тэсс, разве я не говорил, чтобы вы оставались в машине?
— У него был пистолет…
— Плохие парни всегда носят пистолеты. — Глядя на нее, одетую в кашемировое пальто пепельного цвета, Бен с особой остротой ощутил запах пота, исходивший от несчастного воришки.
— Она выглядит так, словно отправляется на велико светский прием.
— Возвращайтесь в машину, здесь вам делать нечего.
Не обращая внимания на его замечание, Тэсс разглядывала грабителя. У него на лбу на месте удара об асфальт виднелась глубокая царапина. Он, наверное, получил небольшое сотрясение мозга — отсюда несколько затуманенный взгляд. Кожа и зрачки были желтоватого оттенка. На лбу выступили капли пота, куртка раздувалась от ветра.
— Похоже, у него желтуха.
— Ничего, времени подлечиться у него будет достаточно. — Бен услышал рев сирен и посмотрел за спину. — А вот и кавалерия. Они и объяснят ему его права.
Бен взял ее за руку. Тэсс покачала головой:
— Вы неслись за ним, а ведь у него было оружие.
— Так ведь и у меня оно было, — заметил Бен, направляясь с ней к машине. По дороге он приостановился и показал подъехавшим полицейским в форме свой жетон.
— Но он был у вас в кармане. Этот парень мог убить вас.
— Так плохие парни всегда и поступают. Они совершают преступление, мы гонимся за ними, а они стараются убежать.
— Перестаньте делать вид, что это только игра.
— Ну да, игра.
— Он собирался убить вас, а вы, видите ли, приходите в ярость оттого, что у вас брюки запачкались.
Это заставило Бена снова взглянуть на свои брюки.
— Придется выставить счет конторе. Жир не отстираешь.
— Вы просто чокнутый!
— Это диагноз специалиста? Ей очень захотелось рассмеяться, повод был, но она воздержалась.
— Я пытаюсь его сформулировать.
— Не торопитесь. — Бен все еще был возбужден. Подойдя к машине, он увидел, что к месту происшествия подъехали три полицейских автомобиля. И все из-за какого-то мерзавца, больного желтухой! Может, вообще все посходили с ума? — Ладно, подождите меня немного в машине, я только объясню ребятам ситуацию.
— У вас кровь на губах.
— Да ну? — Он провел по рту тыльной стороной ладони. Осталось розовое пятно. — Действительно. Может, мне необходим доктор?
Она достала из кармана бумажную салфетку и приложила ее к ранке.
— Может быть.
Где-то позади них арестованный вдруг начал громко ругаться. Собиралась толпа.
