• Следствие ведет Ева Даллас, #4

8

 Ева последовала совету доктора Миры и заказала улиток. За едой она рассказала об обстоятельствах смерти Фицхью и постаралась обрисовать его психологический портрет.

 – Вы хотите, чтобы я сказала, мог ли он лишить себя жизни? То есть была ли у него предрасположенность к такому поступку?

 – Да, – кивнула Ева.

 – К сожалению, этого я сказать не могу. Любой человек при определенных обстоятельствах и в определенном состоянии способен на самоубийство.

 – Не верю, – решительно заявила Ева, и доктор Мира улыбнулась.

 – Вы сильная женщина, Ева. Вернее – стали сильной. Вы сделали себя собранной, рассудительной, твердой, вы освоили науку выживания. Но вспомните, что такое отчаяние, безнадежность, беспомощность.

 Ева помнила это слишком хорошо.

 – Фицхью не был беспомощным человеком.

 – Под внешней оболочкой могут скрываться такие вещи, о которых мы не подозреваем. – Заметив, что Ева снова хочет ее перебить, доктор Мира предупреждающе подняла руку. – Но во многом я с вами согласна. Судя по его психологическому портрету, воспитанию, образу жизни, этот человек не был склонен к самоубийству, тем более – к столь внезапному.

 – Да, все действительно случилось внезапно, – подтвердила Ева. – Утром того дня я встречалась с ним в суде. Он был абсолютно уверен в себе и преисполнен чувства собственного достоинства. Как, впрочем, и всегда.

 – Наверное, так оно и было. Могу лишь сказать, что многие из нас, оказавшись в кризисной ситуации, предпочитают разорвать узел вместо того, чтобы постараться распутать его. Мы с вами не можем знать, что произошло с Фицхью в ночь его смерти.

 – Но моя задача в том и состоит, чтобы это узнать, – пробормотала Ева. – А что вы скажете про два других случая? – И она коротко и ясно рассказала про самоубийства Перли и Матиаса.

 – Признаться, я не усматриваю здесь связи. Да и что они могли иметь общего? Политик, юрист и инженер.

 – Все эти три случая связывает только одно: внезапность самоубийства, его полная неожиданность для окружающих. – Ева вдруг вспомнила доктора Морриса и нахмурилась. – Причина может быть не психологическая, а физиологическая. Так или иначе, если между этими самоубийствами есть связь, я ее нащупаю.

 – Вы будете искать в областях, в которых я некомпетентна, но, если вам удастся найти нечто общее, я с удовольствием вам помогу.

 – Я рассчитывала на это, – улыбнулась Ева. – К сожалению, времени у меня немного. Чтобы заставить начальство не закрывать дело Фицхью, я должна раздобыть новые сведения. Но пока что…

 – Ева? – К их столику подошла Рианна Отт в очаровательном платье радужной расцветки. – Как мило! Я была здесь с приятельницей и вдруг увидела вас.

 – Рианна! – Ева не без труда выдавила из себя улыбку. Ее не слишком беспокоило, что рядом с этой яркой женщиной сама Ева выглядела серой мышкой, но было обидно, что прервали такой важный для нее разговор. – Позвольте познакомить. Доктор Мира, Рианна Отт.

 – Доктор Отт! – Мира протянула ей руку. – Я много слышала о вашей работе и искренне ею восхищаюсь.

 – Благодарю вас и могу ответить тем же. Для меня большая честь познакомиться с вами. Я читала несколько ваших статей, по-моему, ваши публикации очень интересны.

 – Вы мне льстите. Присоединяйтесь к нам, может быть, выпьете кофе?

 – С удовольствием. Если только я вам не помешаю. – Рианна вопросительно взглянула на Еву.

 – Нисколько. С деловой частью мы уже покончили. – Ева обернулась к официантке, которую подозвала Мира. – Кофе. Черный.

 – Мне то же самое, – сказала Мира. – И черничные бисквиты. Сладкое – моя слабость.

 – И моя. – Рианна ослепительно улыбнулась официантке. – Двойной кофе с молоком и кусочек шоколадного торта. Обычно я стараюсь соблюдать диету, – пояснила она доктору Мире, – но в отпуске я решила себя баловать.

 – Вы долго здесь пробудете?

 – Во многом это зависит от Рорка. – Рианна улыбнулась Еве. – У меня есть предчувствие, что через несколько недель он снова сошлет нас с Уильямом в «Олимпус».

 – Я слышала, что Рорк затеял нечто грандиозное, – сказала Мира. – Об этом курорте не раз рассказывали в теленовостях.

 – Он хочет, чтобы там все было готово к следующей весне. – Рианна перебирала пальцами три золотые цепочки, висевшие у нее на шее. – Посмотрим, что получится. Но обычно Рорк добивается того, чего хочет. Так ведь, Ева?

 – Иначе он не стал бы тем, кем стал.

 – Вот именно. Вы ведь сами только что вернулись из «Олимпуса». Вы видели галерею с аниматроникой?

 – Мельком. – Ева чуть заметно улыбнулась. – Там было столько всего интересного…

 Рианна лукаво прищурилась.

 – Могу себе представить. Медовый месяц… Но, надеюсь, вы поиграли в новые игры? Уильям ими ужасно гордится. Насколько я помню, вы говорили, что были в виртуальном зале отеля.

 – Да. Несколько раз. Очень впечатляет.

 – Все это создано в основном Уильямом: дизайн разрабатывал он. Но и я кое в чем поучаствовала. Мы хотим использовать эти игровые комплексы для лечения наркомании и некоторых психозов. – Подали кофе и десерт. – Это может быть интересно и вам, доктор Мира.

 – Наверняка. Новый подход?

 – Совершенно новый. Правда, сейчас это дорогое удовольствие, но надеюсь, со временем цена на такие комплексы упадет. Ну а Рорк, разумеется, хочет для «Олимпуса» все самое лучшее. Мы с Уильямом… – Она запнулась и виновато рассмеялась. – Прошу прощения. Все время говорю о работе.

 – Но это так интересно! – Доктор Мира отломила кусочек бисквита. – Ваши работы по изучению мозга поразительны. А тем, как вы используете при этом электронику, восхищаемся даже мы, люди, занимающиеся психологией и классической психиатрией. Кстати, Ева, вы могли бы посоветоваться с Рианной относительно вашего последнего дела.

 – Всегда к вашим услугам. – Рианна отправила в рот солидный кусок торта.

 – Разумеется, это будет чисто теоретический разговор, – поспешно добавила доктор Мира: она отлично помнила о запрете привлекать к делу частных лиц.

 – Естественно.

 Ева задумчиво барабанила пальцами по столу. Вообще-то она собиралась ограничиться консультацией с доктором Мирой, но, подумав немного, решила, что еще один взгляд на проблему может оказаться полезен.

 – Я могу изложить дело в общих чертах. Все выглядит как самоубийство, но мотива нет, и расположенности к самоубийству не было. Поведение погибшего накануне абсолютно нормальное, никаких причин для депрессии или личных переживаний. Возраст – сорок два года, высокооплачиваемая работа, устойчивое финансовое положение. Бисексуал, многолетнее сожительство с лицом того же пола.

 – Какие-либо заболевания?

 – Никаких. Медицинская карта чистая.

 Рианна сосредоточенно прищурилась, задумавшись то ли над психологическим портретом, то ли над стоявшим перед ней десертом.

 – Проходил курс психологического обследования?

 – Нет.

 – Интересно… Я бы хотела посмотреть результаты исследования мозга. Это возможно?

 – Они готовятся.

 – Хм-м. – Рианна задумчиво отхлебнула кофе. – Если не было ни физических, ни психологических отклонений, не было злоупотребления лекарствами или наркотиками, то я бы сочла, что дело в мозге. Возможно, злокачественная опухоль. Насколько я понимаю, при вскрытии опухоли обнаружено не было?

 Ева думала о странном пятнышке в мозге погибшего, но решила промолчать.

 – Нет, никакой опухоли.

 – В некоторых случаях опухоль трудно выявить. Мозг – очень сложный орган, и пока что мы не можем проводить его доскональное исследование. Если бы я могла ознакомиться с генетической историей семьи… Знаете, я могу сейчас наугад предположить, что в данном случае мы имеем дело с генетической миной замедленного действия. Настало время – и в мозгу произошел некий взрыв.

 – Это случается? – удивилась Ева.

 – Конечно. – Рианна наклонилась к ней. – Мы ведь все закодированы, Ева, закодированы с момента зачатия. В человека закладывается не только цвет глаз и форма носа, но и задатки личности, умственные способности, тип темперамента. Генетический код впечатан в нас уже в утробе матери. Его можно до некоторой степени подправить, но основа остается. И ее изменить нельзя.

 – Так, значит, все заложено с самого начала? – Ева подумала о вонючей комнатушке, тусклой лампочке под потрескавшимся потолком и о девчушке с окровавленным ножом в руках, съежившейся в углу.

 – Безусловно, – лучезарно улыбнулась Рианна.

 – Но неужели вы не берете в расчет окружение, свободу воли, естественное для человека стремление стать лучше? – вмешалась доктор Мира. – Если мы будем считать человека просто физическим организмом, без души, без возможности выбора, то низведем его до уровня животного.

 – А мы и есть животные, – спокойно ответила Рианна, ковыряя вилкой торт. – Я понимаю вашу точку зрения, доктор Мира: вы же все-таки психотерапевт и не можете считать иначе. Но я, будучи физиологом, стою на других позициях. Решения, которые мы принимаем, то, как мы живем, чем мы становимся, – все это уже закодировано в клетках мозга эмбриона. Полагаю, что вашему самоубийце, Ева, было суждено покончить с жизнью именно таким образом. Обстоятельства могли на что-то повлиять, но результат все равно был бы тем же. Одним словом, такова была его судьба.

 «Судьба? – подумала Ева. – Неужели издевательства отца были моей судьбой? И, чтобы пробиться к свету, мне нужно было перейти через все это скотство?»

 Мира медленно покачала головой.

 – Я не могу с этим согласиться. Ребенок, рожденный в нищете в какой-нибудь африканской деревне, отнятый от матери и воспитанный в холе и неге в Париже, неизбежно испытает на себе решающее влияние воспитания и образования. Нельзя сбрасывать со счетов эмоциональную атмосферу и человеческое стремление к совершенству, – сказала она убежденно.

 – Я согласна с вами, но только до некоторой степени, – кивнула Рианна. – Но то, что несет в себе генетический код – предрасположенность к победам или поражениям, к добру или злу, – пересиливает все. Чудовища вырастают порой в самых нежных и заботливых семьях, а в трущобах вырастают люди добрые и талантливые. Что бы с нами ни происходило, мы останемся такими, какие есть.

 – Стало быть, если придерживаться вашей теории, этому самоубийце суждено было погибнуть? – задумчиво произнесла Ева. – И никакие обстоятельства не могли это предотвратить.

 – Совершенно верно. У него была к этому скрытая предрасположенность. Вероятно, что-то послужило толчком, но это могло быть событие совершенно незначительное, которое на кого-то другого так не повлияло бы. В Институте Бауэрса ведутся исследования мозга именно в этом аспекте. Если хотите, я могу дать вам некоторые любопытные материалы.

 – Изучение мозга – это из области вашей с доктором Мирой деятельности. – Ева решительно отодвинула в сторону чашку с недопитым кофе. – Мне надо возвращаться в участок. Благодарю вас за то, что вы уделили мне время, доктор Мира. А вас, Рианна, за то, что познакомили меня со столь интересной теорией. – И Ева встала.

 – С радостью продолжу этот разговор. В любое удобное для вас время. – Рианна тоже поднялась и пожала Еве руку. – Передавайте Рорку нежнейший привет.

 Доктор Мира поцеловала Еву в щеку.

 – Обязательно свяжитесь со мной, Ева. И не только по поводу вашего расследования. Увидите Мэвис – кланяйтесь ей.

 – Хорошо. – Ева повесила сумку на плечо и направилась к выходу, напоследок не забыв бросить презрительный взгляд на метрдотеля.

 – Потрясающая женщина! – Рианна с явным удовольствием облизнула ложку. – Сдержанная, немного колючая, очень целеустремленная, до последнего времени явно обделенная лаской и вниманием. – Поймав удивленный взгляд Миры, Рианна расхохоталась: – Извините, профессиональная привычка. Уильям от этого просто в бешенство приходит. Я не хотела никого обидеть.

 – Да вы и не обидели, – улыбнулась доктор Мира. – Я часто ловлю себя на том же. Вы правы, Ева – потрясающая женщина. Причем добившаяся всего сама, что, я думаю, может немного поколебать вашу стройную теорию.

 – Правда? – спросила Рианна заинтересованно. – Вы хорошо ее знаете?

 – Насколько это возможно. Ева… довольно скрытный человек.

 – Судя по всему, вы ей симпатизируете, – заметила Рианна. – Надеюсь, вы не поймете меня неправильно, но, узнав, что Рорк женится, предполагала увидеть нечто совсем другое. Сама весть о женитьбе была абсолютно неожиданной, но я думала, что он выберет даму светскую и искушенную. Никак не могла себе представить, что выбор Рорка падет на женщину-полицейского, которая носит под мышкой кобуру с той же легкостью, с какой другие женщины носят жемчужные ожерелья. Но, как ни странно, они хорошо смотрятся вместе, видно, что они – пара. Можно сказать, – улыбнулась она, – что они друг для друга созданы.

 – Вот с этим я полностью согласна.

 – Скажите, доктор Мира, а что вы думаете о выращивании цепочек ДНК?

 – Ну, по этому поводу… – И доктор Мира с удовольствием поддержала разговор, понятный только им двоим.

 

 Ева сидела у себя в кабинете и просматривала информацию о Фицхью, Матиасе и Перли. Ни одной зацепки, ничего общего… Единственное, что их объединяло, – так это то, что никто из них не был предрасположен к самоубийству и не имел для этого никаких причин.

 «Какова вероятность того, что между этими делами есть связь? – спросила себя Ева. И сама же ответила: – Практически никакой. А каков процент вероятности убийства в деле Фицхью? Самый минимальный. Ну что ж, Даллас, пора сдаваться. Пусть все идет как идет…»

 Она развернулась к окну и стала наблюдать за людским потоком на улице. Люди спешили по своим делам, и каждый был, вероятно, уверен, что движется к намеченной цели.

 Предопределение, судьба, генетический код… Если верить во все это, то какой смысл в ее работе, а следовательно, и в том, для чего она живет? Если нет выбора, если нельзя ничего изменить, зачем бороться за чужие жизни, зачем вставать на защиту тех, чьи жизни спасти не удалось?

 Если все закодировано на физиологическом уровне, то, значит, отправившись в Нью-Йорк, борясь за то, чтобы что-то собой представлять, она просто шла по предначертанному пути? Был сбой в коде, и поэтому она так долго не могла вспомнить своего детства, а теперь ее прошлая жизнь возвращается к ней в обрывочных воспоминаниях и ночных кошмарах.

 Неужели этот код может сыграть с ней злую шутку и в один прекрасный день она станет таким же чудовищем, каким был ее отец?

 Ева не знала ни одного из своих кровных родственников, кроме него. О матери – ничего. Может, у нее и были братья и сестры, дяди, тети, бабушки, дедушки, но в своей памяти она не могла найти никаких следов. Единственный, с кем можно было связать ее генетический код, – ее отец, который измывался над ней, пока она была маленькой девочкой. И длилось это до тех пор, пока она не нанесла ответный удар, – и убила его…

 Кровь на руках восьмилетней девочки! Неужели поэтому она стала полицейским? Неужели она с тех пор старалась смыть с рук эту кровь, встав на сторону закона, правил, правосудия?

 – Лейтенант! – Пибоди положила Еве руку на плечо, и она от неожиданности вздрогнула. – Прошу прощения. С вами все в порядке?

 – Да, конечно. – Ева протерла глаза. Разговор в «Виллидж-бистро» растревожил ее больше, чем она думала. – Просто голова разболелась.

 – У меня есть таблетки от головной боли.

 – Не надо. – Ева не любила принимать лекарства. – Сама пройдет. Увы, Пибоди, у меня нет никаких идей по делу Фицхью. Фини добыл мне всю информацию о пареньке из «Олимпуса», но я не могу отыскать ничего, что бы связывало его, Фицхью и сенатора. У меня вообще нет ничего, кроме разборок Леоноры и Фокса. Можно, конечно, потребовать проверки на детекторе лжи, но мне ее вряд ли разрешат. Через двадцать четыре часа дело придется закрыть.

 – Вы по-прежнему считаете, что между этими делами есть связь?

 – Мне, наверное, просто хочется так считать. А это совсем другое дело. Да, чуть не забыла. Я вам еще не сказала, что вы отлично справились с ролью моей помощницы.

 – Быть вашей помощницей – самая лучшая награда, о которой я и мечтать не смела. – Пибоди залилась краской смущения. – Я была бы счастлива, если бы мне удалось проработать с вами еще полгода.

 – Немного же вам надо, Пибоди, – заметила Ева, откинувшись на спинку кресла.

 – Вовсе нет, лейтенант, – сказала Пибоди, глядя ей прямо в глаза. – Я думаю, мне многие завидуют.

 Ева рассмеялась, взъерошила волосы.

 – Хотите подлизаться ко мне?

 – Нет, мэм. Если бы хотела – сказала бы какой-нибудь комплимент, например, насчет того, что замужество вам к лицу. Что вы никогда так прекрасно не выглядели, как все говорят. – Ева только фыркнула. – Вот тогда бы я подлизывалась.

 – Буду иметь в виду. – Ева задумалась на минуту, а потом спросила: – Вы ведь, кажется, из семьи мормонов, Пибоди?

 Пибоди вздохнула и кивнула:

 – Да, мэм.

 – Странно… Дети из таких семей редко становятся полицейскими. Художники, фермеры, ремесленники, иногда – ученые.

 – Мне не нравилось плести коврики.

 – А вы умеете?

 – Под дулом пистолета, наверное, сплела бы.

 – Так что же, вам надоела ваша семья и вы решили сломать устои и заняться делом, максимально далеким от пацифизма?

 – Нет, мэм. – Пибоди была немного озадачена темой беседы. – У меня отличная семья, мы все очень дружим. Они никогда не поймут, почему я этим занимаюсь, но и препятствовать не станут. Я просто хотела служить в полиции, так же, как мой брат хотел стать плотником, а сестра – фермершей. Мормоны вообще тяготеют к самовыражению.

 – Но вы выпадаете из своего генетического кода, – тихо сказала Ева и начала барабанить пальцами по столу. – Не вписываетесь в него. Наследственность, среда, генетические данные – все это должно было повлиять на вас совсем иначе.

 – Я вам когда-нибудь расскажу, что именно на меня повлияло, – грустно сказала Пибоди. – Так или иначе, я здесь, и я стою на страже города.

 – Если у вас вдруг возникнет потребность плести коврики…

 – Вы будете первой, кого я об этом извещу.

 Евин компьютер пискнул дважды, сообщая о том, что идет передача новой информации.

 – Подойдите-ка поближе, Пибоди. Это дополнительный отчет о вскрытии того парня из «Олимпуса».

 На мониторе возник перечень отклонений. «Микроскопическое затемнение в левом полушарии мозга, лобная доля. Происхождение неизвестно. Исследование продолжается».

 – Так-так, кажется, мы что-то нащупали… – Ева вызвала на экран изображение лобной доли. – Вот тут! Видите? Это затемнение, размером с булавочную головку, видите?

 – С трудом. – Пибоди наклонилась к монитору. – Похоже на дефект экрана.

 – Нет, это дефект мозга. Сейчас я увеличу этот сектор.

 Картинка изменилась: сектор, в котором было затемнение, занял весь экран.

 – Похоже на ожог, правда? – сказала Ева скорее себе, чем Пибоди. – Интересно, как такое повреждение могло повлиять на личность, на поведение, на принятие решений?

 – Увы, в академии я не уделяла должного внимания физиологии и анатомии человека, – сказала Пибоди растерянно. – Мне лучше давалась психология. А в этом я ничего не смыслю.

 – Я тоже, – призналась Ева. – Но это – наша первая ниточка. Давайте-ка сравним со снимком мозга Фицхью.

 Экран замигал, потом посерел. Ева выругалась, стукнула по нему кулаком, и в центре экрана появилась наконец мерцающая картинка.

 – Черт побери! На каком дерьмовом оборудовании приходится работать! Странно, как мы хоть что-то успеваем делать.

 – Может быть, стоит отправить компьютер в ремонт? – робко заметила Пибоди.

 – Его должны были наладить, пока меня не было. Этим сволочам в ремонтном отделе лень пальцем пошевелить! Вот что, я заберу эти дискеты домой и поработаю на одном из компьютеров Рорка. – Обернувшись к Пибоди, Ева заметила ее удивленный взгляд. – Вас что-то смущает, сержант?

 – Нет, мэм. – Пибоди решила не напоминать Еве о том, какие правила будут при этом нарушены. – Ничего.

 – Отлично. А вы просмотрите отчет о вскрытии сенатора. Меня интересует его мозг.

 У Пибоди вытянулось лицо.

 – Вы хотите, чтобы я затребовала это у парней из Вашингтона?

 – Думаю, это вам под силу. – Ева вытащила из компьютера дискету и сунула ее в карман. – Сообщите, когда получите информацию. Сразу же.

 – Хорошо, мэм. Я думаю, если мы найдем что-то общее, нам понадобится заключение эксперта.

 – Разумеется. – Ева подумала о Рианне. – У меня есть один на примете. Ну, за дело, Пибоди.

 – Будет исполнено, лейтенант.