Женщины могут все

 — Не понимаю, зачем нам понадобилось возвращаться сюда.

 — Затем, что мне кое-что нужно.

 София сознавала, что могла бы обойтись без этих вещей. Но раз уж они попали в Сан-Франциско, не заехать к себе на квартиру она не могла. Разве она не пожалела Тая и не взяла вместо своей машины со складным верхом «СЮВ» Эли?

 — Послушай, — продолжила она, — я же с самого начала объяснила, что должна осмотреть кабинеты. Крис продолжает сопротивляться нововведениям. Ей нужно было показать, что мы с тобой одна команда.

 — Какая еще команда?

 — Команда, капитаном которой являюсь я. — Она заехала на стоянку и включила Тормоз. — Тай, я думаю, по случаю праздников нам следует заключить перемирие. Сейчас у меня нет времени сражаться с тобой.

 Она вышла, хлопнула дверью и сунула ключи в кейс.

 — В чем проблема?

 — У меня нет никаких проблем. Проблемы есть у тебя.

 Тайлер обошел машину и оперся о капот. В последние дни с ней просто нет никакого сладу, подумал он. Она может вывести из себя кого угодно. И стычка во время рождественского приема тут ни при чем. София вышла из нее победительницей.

 — Команда, говоришь? Ты все еще переживаешь из-за ангелов?

 — Нет. Я о них позаботилась, правда? Стали как новенькие.

 — Ну да, верно. Тогда в чем проблема?

 — Хочешь знать, в чем проблема? Ладно. Я терпеть не могу каждый день вставать на рассвете и мерзнуть в поле. Однако делаю это. Потом возвращаюсь и берусь за работу, которой училась. А еще мне приходится тайком удирать с виллы и приезжать в офис, где меня замещает та, которая не только спит с моим отцом, но и готова в любую минуту взбунтоваться.

 — Уволь ее.

 — А что, хорошая мысль. — София постучала себя пальцем по виску, но в ее голосе звучала насмешка. — И как это не пришло мне в голову? Не потому ли, что на реорганизацию у нас всего несколько недель и что в разгаре большая и жизненно важная рекламная кампания, а у меня нет ни одного квалифицированного работника, который мог бы ее заменить? Да, думаю, именно в этом и заключается причина, почему я не выгнала ее коленом под зад!

 — Послушай, если тебе в туфлю попал камешек, надо его вытряхнуть.

 — У меня нет для этого времени, — огрызнулась она и в доказательство сунула Тайлеру свой распухший органайзер. — Глянь сюда. Ты видишь мое расписание на ближайшие шесть недель? — Она пихнула филофакс обратно в чемоданчик.

 — Значит, ты попала в трудное положение? — Он пожал плечами: — Тогда возьми выходной и сделай то, что нужно. Я выручу тебя на винограднике.

 София смерила его убийственным взглядом.

 — Макмиллан, меня не выручит никто! Но ты чертовски прав, я в трудном положении. Я должна учить мать, которая не проявляет ни малейшего интереса к связям с общественностью. Мне пришлось отменить три свидания с тремя очень интересными мужчинами, потому что я занята по горло. Моя светская жизнь сошла на нет. Из-за этой чертовой Рене я два дня не могу связаться с отцом, которого нет в его кабинете. Я хотела приказать ему ближайшие сорок восемь часов заниматься одним из наших крупнейших заказчиков, а в это время выяснилось, что кто-то — к сожалению, не я — должен лететь в Сан-Диего на совещание, которое продлится минимум сорок девять часов!

 — А как насчет Маргарет? Я считал, что большинством крупных заказов занимается она.

 — Думаешь, я не пыталась? По-твоему, я дура? — Усталая, раздраженная и взвинченная, София подошла к клетке лифта и нажала на кнопку. — Вчера днем она улетела в Италию. К тому же ни она, ни ее служащие не контактировали с компанией «Туайнер», потому что та всегда была любимым детищем моего отца. А поскольку я не хочу, чтобы в «Туайнере» знали о наших трудностях, мне пришлось танцевать перед ними на задних лапках.

 — Значит, тебя не выручит никто, — кивнул Тайлер. — А ты сама выручаешь Авано.

 — Черта с два я стала бы его выручать. Я выручаю Джамбелли и именно поэтому прикрываю его изо всех сил. Мне это не нравится, меня это бесит и вызывает адскую головную боль.

 — О'кей. — Они вошли в лифт, и Тай начал массировать Софии затекшие плечи, изрядно удивив этим и ее, и себя самого. — Прими аспирин, а потом мы вместе что-нибудь придумаем.

 — Она не имеет права мешать мне разговаривать с собственным отцом. Ни о личных делах, ни о делах бизнеса.

 — Не имеет. — Вот в чем причина твоей головной боли, догадался Тай. — Это азартная игра. Она перестанет брыкаться, если ты покажешь ей, что тебя это не трогает. Плюнь ты на Тони.

 — Когда я плюю на него, у него становится такое лицо, что… Ладно, черт с ним. Он действительно дурак. Я злюсь на него за то, что он поставил меня в глупейшее положение. Если я не найду выхода до конца дня…

 — Ты найдешь выход до конца дня.

 — Угу. — Лифт остановился на нужном этаже. София шумно выдохнула и вышла. — Почему ты такой милый?

 — Потому что это тебя отвлекает. Кроме того, «Туайнер» — заказчик солидный. Я не все время торчу в полях, — промолвил он, когда удивленная София выгнула бровь. — Если бы ты сказала мне, что пытаешься разыскать отца, я бы помог тебе. Ты же не обратилась к Каттеру.

 Она сжала губы.

 — Нет. Но думаю, он что-то знает. И скоро начнет прицельную стрельбу.

 — Тогда мы должны опередить его. Ты сама сказала, что мы одна команда.

 — Только потому, что он не нравится тебе еще больше, чем я?

 — А ты сама как думаешь?

 Она рассмеялась и сунула ключ в скважину.

 — Эта причина ничем не хуже любой другой. Мне нужно взять несколько вещей, в том числе несколько старых папок, с помощью которых я буду учить мать. Думаю, что смогу найти кое-какие заметки о «Туайнере», которых хватит, чтобы заткнуть дыру. Так что к обеду будешь дома. София остановилась и обернулась.

 — Если только, — задумчиво улыбнувшись, добавила она, — тебе не захочется заказать обед на дом и попробовать составить со мной другую команду…

 — Перестань.

 — Тебе нравилось целовать меня.

 — Когда я был мальчишкой, то любил зеленые яблоки. Но потом понял, что они чертовски вредны для желудка.

 — Я давно созрела.

 Он нажал на ручку двери.

 — Уж об этом можешь мне не рассказывать. София обернулась и дружески сжала его предплечье.

 — Ты начинаешь мне нравиться, Макмиллан. И что мы будем с этим делать, черт побери? — Она толкнула дверь, вошла и застыла на месте.

 — Папа?

 София успела увидеть лишь туманное пятно, потому что Тай тут же оттолкнул ее в сторону. Но это пятно продолжало стоять перед ее глазами.

 Отец, ссутулившийся в ее кресле, его профиль, серебристый висок, рубашка, покрытая какой-то темной коркой. И его глаза, красивые, умные глаза, затянутые пленкой и смотрящие куда-то вдаль.

 — Папа. Он… Я должна… Мой отец.

 Она побледнела как полотно и задрожала всем телом. Таю пришлось прижать ее к стене.

 — София, ты меня слышишь? Воспользуйся своим сотовым телефоном. Набери девять-один-один. Сейчас же.

 — Я вызову «Скорую». — Она пыталась справиться с туманом, который стремительно окутывал ее мозг, и начала бороться с Тайлером. — Ему нужна «Скорая». Я должна подойти к нему.

 — Нет. — Тай сжал ее руки и коротко встряхнул. — Ты не можешь помочь ему. — Он прикидывал, не стоит ли ему самому осмотреть Тони, но Софию нельзя было оставить одну. Кроме того, он видел достаточно, чтобы понимать: тут ничего не поделаешь.

 Он посадил Софию на пол, сам открыл ее кейс и вынул оттуда сотовый телефон.

 — Я вызову полицию, — сказал он.

 Пока Тайлер соединялся с дежурным и сообщал ему о случившемся, София сидела, опустив голову на колени. Думать она не могла. Пока не могла. Нужно было взять себя в руки и держаться изо всех сил.

 — Я в порядке. — Ее голос был спокойным и ровным. Вот только руки дрожали. — Я знаю, он мертв. Я должна пройти к нему.

 — Нет. — Он опустился на пол рядом с Софией и обнял ее за плечи, насколько позволяла теснота. — Нет, не должна. София, мне очень жаль, но ты ничего не можешь сделать.

 — Всегда можно что-то сделать. — София подняла голову. Ее глаза были сухими. Обжигающе сухими. — Кто-то убил моего отца. Значит, я могу что-то сделать. — Наконец у нее сорвался голос; слезы, копившиеся в горле, поднялись к глазам и потекли по щекам. — Он все еще мой отец.

 — Я знаю. — Тайлер напряг руку и заставил Софию положить голову ему на плечо. «Всегда можно что-то сделать, — думал он, пока София плакала. — Или хотя бы просто ждать».

 Он не бросил ее. София велела себе запомнить это. Что бы ни произошло — или не произошло — между ними, в самое тяжелое для нее время на свете Тайлер оставался рядом.

 Она сидела на диване в квартире, расположенной напротив ее собственной. София вспомнила, что пару раз была здесь на вечеринках. Жившие в квартире супруги устраивали славные вечеринки. Художник-график Фрэнки, часто работавший на дому, открыл дверь ей и полиции. И, благослови его господь, закрылся у себя в спальне, чтобы дать им поговорить.

 Конечно, вскоре новость разнесется по всему дому, как пожар. Но сейчас он вел себя как добрый друг. И это нужно будет запомнить тоже.

 — Я не знаю, что он делал в моей квартире, — снова сказала София. Она пыталась рассмотреть лицо допрашивавшего ее мужчины. Детектив Ламонт… или Клермонт? Его черты расплывались.

 — У вашего отца или кого-нибудь еще был ключ? — Его фамилия была Клермонт. Александр Клермонт.

 — Нет, я… Да. — София подняла руку и прижала кончик пальца к виску, словно это могло помочь ей думать. — Мой отец. Я дала ему ключ вскоре после того, как въехала сюда. В его квартире делали ремонт, а я должна была уехать из страны. Я предложила ему пожить здесь, пока меня не будет. Сомневаюсь, что забрала у него ключ. Я напрочь забыла об этом.

 — Он часто пользовался вашей квартирой?

 — Нет. Он не пользовался ею даже тогда, когда я предложила. Остановился в гостинице.

 «Или сказал, что остановился, — подумала она. — Может быть, он все же иногда приходил сюда? И тогда, и сейчас? Разве по возвращении из-за границы она не чувствовала, что кто-то был здесь в ее отсутствие?»

 Всякие мелочи, лежавшие не на месте…

 Нет, глупости. Это наверняка сделала уборщица. У отца не было причины пользоваться ее квартирой. У него была своя, где он жил с Рене.

 Он обманывал твою мать, шептал ей внутренний голос. Он обманывал Рене.

 — Мисс Джамбелли…

 — Прошу прощения. Что вы сказали?

 — Дать тебе воды? Или чего-нибудь еще? — вставил Тайлер, давая ей время прийти в себя.

 — Нет, нет, спасибо… Прошу прощения, детектив. Кажется, я задумалась.

 — Все в порядке. Когда вы в последний раз видели своего отца?

 — В субботу вечером. Мы устраивали прием на винограднике. Ежегодный официальный прием. Мой отец был там.

 — В какое время он уехал?

 — Не могу сказать. Там было очень много народу. Он не попрощался со мной.

 — Он приехал один?

 — Нет, с ним была его жена Рене.

 — Ваш отец был женат?

 — Да. Он женился как раз в день приема. На Рене Фокс. Разве вы с ней еще не связались?

 — Я не знал о ее существовании. Ее можно застать на квартире вашего отца?

 — Да, я… Да, — повторила она, вовремя прикусив язык.

 — Мисс Джамбелли, у вас есть оружие?

 — Нет.

 — А в вашей квартире не было пистолета?

 — Нет. Я не люблю оружия.

 — У вашего отца был пистолет?

 — Не знаю. Насколько мне известно, нет.

 — Когда вы в последний раз были в своей квартире?

 — Неделю с лишним назад. Я уже говорила вам, что уже несколько месяцев живу главным образом в Напе. Сегодня мы с мистером Макмилланом приехали сюда из офиса в деловой части города, чтобы забрать кое-какие вещи.

 — В каких отношениях вы были с отцом?

 Она напряглась. Сидевший рядом Тай почувствовал это.

 — Детектив, он был моим отцом. Я избавлю вас от необходимости спрашивать, не я ли его убийца. Нет, не я. И не знаю ни того, кто его убил, ни почему он это сделал.

 Голос Клермонта остался спокойным.

 — У вашего отца были враги?

 — Очевидно.

 — И вы знали их, — продолжал гнуть свое сыщик.

 — Нет. Я не знаю никого, кто мог бы убить его. Клермонт заглянул в свой блокнот и начал изучать какие-то записи.

 — Как давно развелись ваши родители?

 — Они разъехались больше семи лет назад.

 — Разъехались?

 — Да. Они не жили вместе — как в буквальном, так и в переносном смысле — с тех пор, как я была ребенком.

 — Следовательно, Рене Фокс — вторая жена вашего отца?

 — Верно.

 — Причем они поженились лишь два дня назад.

 — Так мне сказали.

 — Когда развелись ваши родители, мисс Джамбелли?

 У Софии засосало под ложечкой. Но полицейский не должен был видеть, что она нервничает.

 — Думаю, суд вынес решение о расторжении брака за день до того, как отец женился на Рене. Детектив, это была всего лишь формальность.

 У Софии дрожали колени, но она все же встала.

 — Прошу прощения, но я должна вернуться к родным. Не хочу, чтобы они узнали о случившемся из вечернего выпуска новостей или от незнакомого человека. Мне нужно домой. Теперь вы можете сказать мне… что случилось с моим отцом? И какие распоряжения нужно отдать?

 — Мы продолжим расследование. Мой напарник сейчас работает в квартире напротив с бригадой криминалистов. А о распоряжениях я поговорю с другими близкими родственниками.

 — Я — его единственный ребенок.

 — Мисс Джамбелли, ближайшим родственником считается его законная жена.

 София открыла рот и тут же закрыла его. Тай бережно взял в ладони ее дрожавшую руку.

 — Понимаю. Конечно… Тай, мне нужно домой.

 — Сейчас едем.

 — Мистер Макмиллан, у меня есть к вам несколько вопросов.

 — Я дал вам свой адрес, — бросил через плечо Тай, ведя Софию к двери. — Вы знаете, где меня найти.

 — Угу. — Когда дверь закрылась, Клермонт постучал по блокноту. — Так я и сделаю. — Интуиция подсказывала детективу, что им с напарником придется совершить поездку за город. Причем очень скоро.

 Полицейский подошел к двери спальни. Он был уверен: стоит открыть ее, как сосед выпадет ухом вперед. Поэтому он постучал. Может, этот малый будет держаться полюбезнее, когда ему станут задавать вопросы.

 Александр Клермонт любил французское вино, итальянские туфли и американские блюзы. Он вырос в Сан-Франциско и был средним сыном в семье, принадлежавшей к твердому среднему классу. Его родители упорно работали, чтобы обеспечить своим трем мальчикам безбедную жизнь и дать им образование.

 Его старший брат был детским врачом, младший — профессором в Беркли. Алекс Клермонт хотел стать адвокатом.

 Но он родился копом.

 Закон копов не имел ничего общего с законом адвокатов. Адвокаты гнули, выкручивали и кроили его так, чтобы было удобно их клиенту.

 Он понимал это и по-своему даже уважал.

 Но для копов закон был буквой.

 Этой букве Клермонт поклонялся.

 И сейчас, оказавшись на месте преступления, он думал о букве закона.

 — Что ты думаешь о дочери?

 Он ответил не сразу, но напарница к этому привыкла. Она вела машину, потому что села в нее первой.

 — Богатая, — наконец сказат он. — Светская. Крепкий орешек. Не сказала ничего, кроме того, что хотела сказать. Ей было над чем подумать, но за своими словами она следила.

 — Богатая, важная семья. Большой, громкий скандал. — Морин Мейгир затормозила у фонаря и забарабанила пальцами по рулю.

 Они работали с Клермонтом уже три года и были полными противоположностями; по мнению Морин, это позволило им найти общий язык после первых стычек и хорошо сработаться.

 Она была классической белой женщиной. Ирландкой, веснушчатой блондинкой с розовой кожей, мягкими голубыми глазами и ямочкой на левой щеке. Морин было тридцать шесть лет, она была на четыре года старше Клермонта, состояла в счастливом браке и уютно жила в предместье; Алекс же был убежденным холостяком и горожанином.

 — Никто не видел, как этот малый вошел в квартиру. Никакого транспортного средства. Мы проверяем таксистов на случай, если он приехал сюда на такси. Судя по виду тела, он мертв по крайней мере тридцать шесть часов. Ключ от квартиры лежит в кармане вместе с тремя сотнями долларов, мелочью и уймой пластиковых карточек. Золотые часы «Ролекс», золотые запонки с симпатичными маленькими бриллиантами. В квартире много дорогих вещей, которые ничего не стоит вынести. Но никаких следов ограбления.

 Алекс бросил на нее быстрый взгляд.

 — Это уже серьезно.

 — Еще бы. Два бокала вина, один полный, другой полупустой. Отпечатки пальцев только на одном. Его собственные. Застрелен на месте. Никаких следов драки или борьбы. Судя по углу вхождения пули, убийца сидел на диване. Славная маленькая вечеринка с вином и сыром, а потом бах, бах, бах, и нет человека.

 — Малый развелся и через день снова женился. Романтическая интерлюдия, закончившаяся плохо?

 — Может быть. — Мейгир поджала губы. — По результатам осмотра места преступления сказать что-нибудь трудно. Три выстрела, двадцать пятый калибр. Причем с близкого расстояния. Бьет он не слишком громко, но удивительно, что в таком шикарном доме никто ничего не слышал.

 Она припарковалась и обвела взглядом еще один столь же шикарный дом.

 — Еще более странно, что новобрачный не приходит домой, а новобрачная не сообщает о его исчезновении.

 — Давай выясним, почему.

 Рене только что вернулась из салона красоты, проведя там три часа. Ничто не успокаивало ее так, как эти сеансы. Разве что посещение магазинов. Но она позаботилась и об этом, заскочив к «Нейману», где тоже как следует побаловала себя.

 Тони заплатит, причем дорого заплатит ей за свою маленькую выходку, подумала она, налив себе бокал вермута.

 Он иногда исчезал на пару дней, когда Рене припирала его к стене. Однако в этом была и своя приятная сторона: Тони всегда возвращался с какой-нибудь очень симпатичной безделушкой и безропотно делал то, на что прежде не соглашался.

 Рене не слишком возражала, поскольку это давало ей немного времени для себя. Кроме того, теперь все было законно и прилично. Она подняла левую руку и полюбовалась блеском своих колец. Она была миссис Энтони Авано и собиралась оставаться ею как можно дольше.

 Или снять с Тони скальп при разводе.

 Когда зазвонил звонок, она улыбнулась. Приполз все-таки! Он был достаточно сообразителен, чтобы в такие минуты не открывать дверь своим ключом. Когда он сделал это в прошлый раз, Рене встретила его с пистолетом в руках.

 У ее Тони была одна хорошая черта: учился он быстро.

 Она открыла дверь, готовая выслушать извинения мужа, но нахмурилась, увидев пару, показывавшую ей полицейские значки.

 — Миссис Авано?

 — Да. А в чем дело?

 — Я детектив Клермонт, а это моя напарница, детектив Мейгир. Департамент полиции Сан-Франциско. Можно войти?

 — С какой стати?

 — Прошу вас, миссис Авано. Можно войти?

 — Тони в тюрьме? — сквозь зубы прошипела она, сделав шаг назад. — Какого черта? Что он натворил?

 — Нет, мэм, не в тюрьме, — ответила Морин, вошедшая первой. — Мне очень жаль, миссис Авано, но ваш муж мертв.

 — Мертв? — Раздосадованная Рене шумно выдохнула. — Этого не может быть. Вы ошиблись.

 — Никакой ошибки, миссис Авано, — ответил Клермонт. — Разрешите присесть?

 Рене, у которой нехорошо засосало под ложечкой, попятилась.

 — Вы хотите, чтобы я поверила, будто Тони мертв? Действительно мертв?

 — Нам очень жаль, мэм. Может быть, присядем? — Мейгир хотела взять ее за руку, но Рене вырвалась.

 Она слегка побледнела, однако глаза ее сверкали, полные гнева.

 — Это был несчастный случай?

 — Нет, мэм. Не могли бы вы сказать, когда в последний раз видели своего мужа или выходили с ним на связь?

 Рене как-то сразу сникла и мрачно посмотрела на Клермонта.

 — Кажется, в субботу вечером и в воскресенье рано утром. Что случилось с Тони?

 — Вас не встревожило, что он не дал о себе знать?

 — Мы поссорились, — отрезала она. — Тони часто дуется и ненадолго уходит. Я ему не мать, чтобы следить за ним.

 — Нет, мэм, — кивнула Мейгир. — Вы ему жена. Вы недавно поженились, верно?

 — Верно. Что с ним случилось? Я имею право знать, что случилось!

 — Энтони Авано был убит. Застрелен.

 Голова Рене непроизвольно дернулась, но затем к ее щекам вновь прихлынула кровь.

 — Я знала это! Предупреждала его, что она сумасшедшая, но он не верил! Она угрожала нам, разве не так? Этим тихоням доверять нельзя!

 — О ком вы говорите, миссис Авано?

 — О его жене. — Она со свистом втянула в себя воздух, подошла к столу и взяла бокал. — Его бывшей жене. Пилар Джамбел-ли. Эта сука убила его. А если не она, то ее потаскуха-дочь!

 Он не знал, что с ней делать. София сидела на пассажирском сиденье с закрытыми глазами. Но Тай был уверен, что она не спит. Он не понимал ее душевного состояния и не знал, стоит ли ее из этого состояния выводить.

 Поэтому почти весь долгий путь на север прошел в молчании.

 Энергия и жизненная сила, которые были присущи Софии как дыхание, вдруг исчезли. Такой он ее еще никогда не видел. И это тревожило Тая сильнее всего. Казалось, рядом с ним сидит кукла. Наверно, это было что-то вроде пропасти между шоком и следующей стадией горя. Тай плохо разбирался в таких вещах. Он еще не терял дорогих ему людей. Тем более так жестоко и неожиданно.

 Когда машина свернула на подъездную аллею, София открыла глаза. Словно почувствовав дом. И сцепила руки, лежавшие на коленях, так, что побелели костяшки пальцев.

 — Я пойду с тобой.

 По инерции София начала было отказываться. Трудно смириться с мыслью, что есть вещи, с которыми ей в одиночку не справиться. Но он был членом семьи. Ей требовалась поддержка родных.

 — Спасибо. Моя мать… — Когда Тай остановил машину у подножия лестницы, София проглотила комок в горле. — Матери будет труднее всего.

 — София. — Он взял ее руки в свои и сжал их, когда София попыталась отстраниться. — София, — сказал Тай, она послушно подняла на него взгляд. — Некоторые люди считают, что они должны быть сильными всегда. Но это не так.

 — Джамбелли должны быть сильными. Тай, у меня внутри все онемело. И я боюсь того, что может случиться, когда я отойду. Боюсь начать думать. Боюсь начать чувствовать. Боюсь всего, что будет после.

 — Тогда нужно что-то делать.

 Он выбрался наружу, обошел машину и жестом, от которого Софии захотелось заплакать, протянул ей руку.

 В доме было тепло; пахло материнскими цветами. София обвела взглядом просторный вестибюль, как будто видела его впервые. Ничто не изменилось. Как это могло быть?

 Она следила за идущей по коридору Марией. «Я как во сне, — думала София. — Даже эхо шагов мне снится…»

 — Мария, где моя мать?

 — Наверху. Работает в вашем кабинете. Мисс София…

 — A La Signora?

 Мария смущенно посмотрела на Тайлера.

 — В поле. С мистером Маком.

 — Пожалуйста, пошли кого-нибудь за ними. За дедом и бабушкой.

 — Да, сейчас.

 Она быстро ушла, и София повернулась к лестнице. Ее рука крепко сжимала руку Тайлера. Из ее кабинета доносились звуки музыки. Мелодия была легкой и пустой. Остановившись на пороге, София увидела мать, склонившуюся над клавиатурой компьютера. Волосы Пилар были собраны на затылке.

 — «Неправильно задана функция». Что ты хочешь этим сказать? Господи, как я тебя ненавижу!

 Будь обстоятельства другими, досада матери показалась бы Софии забавной. Но теперь ей захотелось плакать.

 — Мама…

 — Ох, слава богу! София, я что-то сделала. Не знаю что. Я бьюсь с ней целый час, но все бесполезно.

 Она отодвинулась от стола, подняла взгляд… и застыла на месте.

 — Что? Что случилось? — Пилар знала каждую черточку, каждую линию, каждое выражение лица дочери. Она быстро встала и пошла к Софии, ощущая холодок под ложечкой. — В чем дело?

 — Мама…

 «Теперь все изменится, — думала София. — Как только я открою рот, все изменится и больше никогда не будет прежним».

 — Папа…

 — Ему плохо? Он болен?

 — Он… — София не могла вымолвить ни слова. Она выпустила руку Тая и обняла мать.

 Холодок под ложечкой стал еще сильнее. Все внутри застыло.

 — Боже… О господи… — Пилар прижалась лицом к макушке Софии и начала раскачиваться всем телом. — Нет. Ох, малышка, нет…

 — Мама, мне ужасно жаль… Мы нашли его. У меня на квартире. Кто-то… кто-то убил его.

 — Что? Подожди. — Она вздрогнула и отпрянула. — Нет!

 — Сядь, Пилар. — Тайлер уже вел обеих к широкому креслу у стены.

 — Нет, нет. Этого не может быть. Я должна…

 — Сядь, — повторил Тайлер и слегка подтолкнул обеих к креслу. — Послушай меня. Посмотри на меня. — Он подождал, пока Пилар возьмет Софию за руку. — Я знаю, как трудно вам обеим. Авано был в квартире Софии. Мы не знаем почему. Похоже, что он там с кем-то встречался.

 Пилар моргнула и уставилась на Тайлера. Ее разум буксовал, как будто в мозгу что-то сломалось.

 — В квартире Софии? Зачем ты это говоришь? Что ты имеешь в виду?

 — На столе стояла бутылка вина. Два бокала. — Он вспомнил обстановку квартиры. Спокойная элегантность, окоченевший труп. — Похоже, его убил тот, с кем он встречался. Полиция уже допросила Софию.

 — София. — Ее пальцы впились в руку дочери. — Полиция…

 — И они собираются задать ей новые вопросы. И тебе тоже. Может быть, всем нам. Я знаю, это трудно. Трудно связно мыслить, но ты должна подготовиться к их визиту. Наверно, тебе придется вызвать своего адвоката. Точнее, вам обеим.

 — Я не хочу адвоката. Мне не нужен адвокат. О господи, Тай, Тони убит!

 — Верно. В квартире его дочери, через несколько дней после развода с тобой и женитьбы на другой. Всего через несколько дней после публичной ссоры с Софией.

 Внутри Софии оскалило зубы чувство вины, яростное и безобразное.

 — Черт побери, Тай, если бы мы хотели убить его, то сделали бы это давным-давно!

 Тайлер посмотрел Софии в глаза и заметил, что они вновь полны гнева и энергии. «Это хорошо», — подумал он.

 — Именно это ты скажешь полиции? Именно это ты скажешь репортерам, когда они начнут звонить? София, связи с общественностью — твой конек. Думай.

 Ее дыхание участилось. Она ничего не могла с этим поделать. Что-то внутри готово было лопнуть, сорваться, прорвать хрупкую скорлупу сознания и просто закричать от ужаса. Но тут она ощутила, что рука матери дрожит в ее руке, и справилась с собой.

 — Ладно. Но потом. Не сейчас. Сейчас мы имеем право на скорбь. — Она притянула к себе мать и крепко обняла ее. — Мы имеем право быть просто людьми.

 Она встала и пошла к дверям. Ноги были ватными и тяжелыми, как гири.

 — Тай, ты не сможешь сам поговорить с бабушкой и Эли? Пожалуйста, спустись и скажи им то, что они должны услышать. Я хочу побыть наедине с мамой.

 — Хорошо. Пилар… — Тайлер наклонился и тронул ее колено. — Мне очень жаль.

 Выходя, Тай встретился взглядом с темными, бездонными глазами Софии. А потом она закрыла за ним дверь.

 Тай был прав, но София собиралась обдумать его слова позже. Может быть, ей станет легче, если придется ломать голову над всякими пустяками. Однако не прошло и десяти минут, после разговора с матерью, как начали звонить репортеры. София так и не успела спуститься и поговорить с бабушкой.

 Она знала, какого курса следует держаться. Сплоченность. София была готова схлестнуться с полицией, лишь бы смягчить удар, который это нанесет ее матери.

 Никаких комментариев прессе, пока она не сможет составить соответствующее заявление. Никаких интервью. Она прекрасно сознавала, что убийство ее отца вызовет бум в прессе, но Джамбелли не должны оказаться в центре внимания.

 Это означало, что ей придется позвонить всем членам семьи и руководству компании. Но первым делом — черт бы побрал Тайлера — Элен Мур.

 Им был нужен совет адвоката.

 — Я позвонила тете Элен, — сказала она Терезе.

 — Хорошо. — Тереза сидела в передней гостиной. Спина, как всегда, идеально прямая, лицо сосредоточено. — Как твоя мать?

 — Попросила на несколько минут оставить ее одну. Тереза кивнула и взяла внучку за руку. Этого жеста было достаточно, чтобы София ощутила поддержку.

 — Кто из твоих служащих мог бы написать заявление для прессы и отвечать на звонки?

 — Никто. Nonna, я хочу сделать это сама.

 — Хорошо. — Тереза сжала ее руку и тут же отпустила. — Сага, я сочувствую твоему горю. Тайлер рассказал нам все, что знал. Мне не нравится, что тебя допросили до того, как ты смогла поговорить с Элен или Джеймсом.

 — Мне было некуда деться. Я ничего не знаю. Моего отца застрелили, когда он сидел в моем кресле у меня на квартире. Я должна была сказать им все, что помогло бы найти убийцу.

 — Если ты ничего не знаешь, то не могла сказать им ничего полезного. — Тереза нетерпеливо махнула рукой. — Тайлер, дай Софии вина. — Тут зазвонил телефон, и она с досадой хлопнула ладонью по ручке кресла.

 — Я позабочусь об этом… — начал Тайлер.

 — Нет, сегодня с прессой никому из членов семьи общаться не следует. — София потерла лоб, пытаясь сосредоточиться. — Позвони Дэвиду. Попроси его прийти. Объясни ему все. Тем временем я начну работать над текстом заявления. А сейчас все просто. Семья никого не принимает. Без комментариев.

 — Я позвоню ему. — Тайлер подошел к Софии, взял за подбородок и заставил поднять лицо. — Тебе нужно не вино, а аспирин.

 — Мне не нужно ничего. — София попятилась. — Дай мне полчаса, — сказала она бабушке.

 — Софи… — Эли, сидевший рядом с Терезой, встал и обнял приемную внучку. — Передохни немного.

 — Не могу.

 — Хорошо, делай как знаешь. Я начну обзванивать людей.

 — Я сама могу это сделать.

 — Можешь, но звонить буду я. И прими аспирин.

 — Ладно. Но только ради тебя.

 Это помогло. Аспирин и дело. Через час она успокоилась, составила текст заявления и поговорила с Дэвидом.

 — София, я возьму прессу на себя. А вы позаботьтесь о себе и матери.

 — Мы справимся. Вам следует знать, что какой-нибудь предприимчивый репортер может подобраться к вилле и дому Макмилланов. У вас есть дети. Их тоже будут пытаться использовать.

 — Я поговорю с детьми. Они не станут продавать интервью бульварной прессе.

 — Прошу прощения. Я не хотела сказать ничего плохого. Но они еще дети. Их могут смутить и застать врасплох.

 — Я поговорю с ними, — повторил Каттер. — Я знаю, что это тяжело. Не могу представить, как бы я вел себя на вашем месте или на месте вашей матери. — Он поднялся. — Я сделаю все, что в моих силах. Только скажите.

 — Я вам очень признательна. — Она помедлила, раздумывая, как быть. Сейчас было не до соперничества и мелких обид. — Мои бабушка и дедушка доверяют вам. Иначе вас здесь не было бы. Поэтому я тоже доверюсь вам. Вы останетесь в доме и будете отвечать на звонки. Я бы отдала вам свой кабинет, но он может мне понадобиться.

 София шагнула к двери, но остановилась посреди комнаты. «Она выглядит опустошенной, — подумал Дэвид. — Как будто выключился какой-то внутренний механизм».

 — Вам стоило бы отдохнуть.

 — Не могу. Мне легче, когда я что-то делаю. Я знаю, что о нем думали. Знаю, что о нем будут говорить, шептаться во время коктейлей, писать в бульварных листках…

 «И я знаю, что о нем думала я сама, — мысленно добавила София. — Что я сказала ему. О боже, только не сейчас!»

 — Ему уже все равно. Но моей матери это причинит боль. Так что остановиться я не могу.

 София заторопилась.

 — Думаю, вам больше всего подойдет библиотека, — начала она. — Там вам никто не помешает. Если вам понадобится что-нибудь, что мы не предусмотрели, вызовите Марию.

 Она спускалась по лестнице, когда Мария открыла дверь полиции. Клермонт поднял голову и увидел Софию».

 — Еще раз здравствуйте, мисс Джамбелли.

 — Еще раз здравствуйте, детектив. Все в порядке, Мария. Ты свободна… Есть какие-нибудь новости? — спросила она, быстро сбежав по ступенькам.

 — Пока нет. Мы бы хотели еще раз поговорить с вами, а также с вашей матерью.

 — Моя мать отдыхает. Дэвид, это детектив…

 — Клермонт, — закончил Алекс. — И моя напарница, детектив Мейгир.

 — Знакомьтесь. Детективы Клермонт и Мейгир. Дэвид Каттер, главный менеджер компании «Джамбелли — Макмиллан». Вы можете разместиться в гостиной. Я присоединюсь к вам через минуту.

 — Мисс Джамбелли, ваша мать дома?

 — Я уже сказала, что моя мать отдыхает. В этот раз вам не удастся поговорить с ней.

 — София… — По лестнице спускалась Пилар, придерживаясь рукой за перила. За ней следом шла Элен. — Все в порядке. Я сделаю все, что могу.

 — Миссис Авано, — начала Элен, из осторожности воспользовавшись прежней фамилией Пилар, — желает ответить на ваши вопросы. Я уверена, что вы примете во внимание ее эмоциональное состояние. Судья Мур, — холодно кивнула она. — Старый друг этой семьи.

 Клермонт знал Элен. Ее муж как-то подверг его жестокому перекрестному допросу. «Юристы наготове», — подумал он.

 — Судья Мур, вы представляете интересы миссис Авано?

 — Я приехала, чтобы оказать подруге моральную поддержку и, если понадобится, дать ей совет.

 — Может быть, присядем? — спросила Пилар. — София, будь добра, попроси Марию подать нам кофе.

 — Сейчас, мама.

 «Воспитанная и культурная, — подумал Клермонт. — Теперь понятно, откуда у Софии взялись светские манеры. Но светские дамы убивают так же, как и все остальные».

 Особенно если их бросают ради молодых манекенщиц.

 И все же она прямо отвечала на вопросы.

 Не видела Тони и не разговаривала с ним после пресловутого праздника. Не была на квартире дочери уже месяц с лишним. Ключа не имела. Пистолета не имела, но призналась, что оружие в доме было. Прервать ее Элен не успела.

 — Вы были расстроены, когда муж развелся с вами, чтобы жениться на Рене Фокс?

 — Да, — ответила Пилар, не дав Элен открыть рот. — Элен, было бы глупо отрицать это. Естественно, я была расстроена. Я не считаю окончание брака поводом для праздника. Даже если брак был всего лишь формальностью. Он был отцом моей дочери.

 — Вы возражали против развода?

 — Нет. — У Пилар искривились губы, и Клермонту невольно вспомнилась скорбящая Мадонна. — Спорить с Тони было трудно. Тем более что он всегда избегал споров. Я дала ему то, что он хотел. Ничего другого мне не оставалось, правда?

 — Разводом миссис Авано занималась я, — вставила Элен. — Он состоялся с обоюдного согласия. С точки зрения закона дело было очень простым.

 — Но тем не менее вы были расстроены, — заявила Мейгир. — Достаточно расстроены, чтобы на прошлой неделе позвонить на квартиру бывшему мужу посреди ночи и высказать в его адрес угрозы и обвинения.

 — Ничего подобного я не делала. — В глазах Пилар впервые вспыхнул воинственный огонек. — Я никогда не звонила на квартиру Тони и никогда не разговаривала с Рене. Это только ее предположение!

 — Миссис Авано, мы можем проверить телефонные записи.

 — Пожалуйста, проверяйте. — Голос Пилар напрягся так же, как ее спина. — Я была недовольна выбором Тони, но это был его выбор. Я не привыкла звонить среди ночи кому бы то ни было. Тем более с угрозами и обвинениями.

 — Нынешняя миссис Авано утверждает обратное.

 — Значит, она либо ошибается, либо лжет. Она сама позвонила мне среди ночи, устроила скандал, наговорила мне гадостей и обвинила бог знает в чем… Детектив, этот разговор в книге регистрации вы найдете, но моего звонка там нет.

 — С какой стати ей лгать?

 — Не знаю. — Пилар вздохнула и потерла висок. — Может быть, она и не лгала. Думаю, кто-то действительно позвонил. Рене, а она решила, что это я, и разозлилась. Она вообще меня терпеть не может.

 — Вы знаете, в какое время мистер Авано уехал с вашего праздника?

 — Нет. Честно говоря, в тот вечер я всеми силами избегала его и Рене. Ситуация была неловкая и лично мне неприятная.

 — Вы знаете, почему он приехал на квартиру вашей дочери… — Слава богу, найти таксиста удалось. Клермонт заглянул в свой блокнот и добавил: — …в три часа утра?

 — Нет.

 — Где вы были в это время?

 — В постели. Большинство гостей разъехалось к часу ночи. Я поднялась к себе в комнату, когда еще не было двух. Одна, — добавила она, опередив вопрос. — Пожелала Софии спокойной ночи и сразу легла, потому что очень устала.

 — Не могли бы вы на минутку оставить нас наедине? — попросила Элен детективов, показав рукой на дверь.

 — Отсюда до Сан-Франциско можно добраться за час, — заметила Морин, оказавшись в коридоре. — Так что алиби на это время у нее нет. И мотив имеется.

 — Но зачем встречаться с бывшим мужем на квартире дочери?

 — Чтобы не выносить сор наружу.

 — Может быть, — задумчиво ответил Клермонт. Тут Элен позвала детективов, и они вернулись в гостиную.

 — Детективы, миссис Авано не пожелала сообщить вам некоторые факты. Энтони Авано много лет был ее мужем; кроме того, у них общая дочь. Ей не хотелось говорить то, что могло бы повредить его репутации. Однако мне удалось убедить ее, что эти сведения могли бы помочь следствию. Тем более что… Пилар, — тихо сказала Элен, — они все равно рано или поздно узнают это из других источников.

 — Ладно. — Пилар встала и начала расхаживать по комнате. — Ладно. Вы спросили, имею ли я представление, почему он мог поехать к Софии. Я не знаю наверняка, но… у Тони была слабость к женщинам. Некоторые пьют, некоторые играют в азартные игры, некоторые заводят любовниц. У Тони были любовницы. Он мог кому-то назначить там встречу, чтобы порвать с любовницей или…

 — Вы знаете, кто это мог быть?

 — Нет. Я перестала интересоваться такими вещами много лет назад. Но кто-то у него был. Я уверена, что он знал, кто звонил Рене в ту ночь. Во время праздника он был очень возбужден. На Тони это не похоже. Он редко волновался. Он нагрубил Дэвиду Каттеру и был не таким общительным, как обычно. Теперь я догадываюсь, что у него были какие-то сложности. Не знаю… Я не хотела этого знать, потому что ничего не могла поделать. Если бы я… А вдруг это что-нибудь изменило бы? Не знаю. И это больнее всего.

 Клермонт встал.

 — Мы благодарим вас за помощь, миссис Авано. Теперь нам хотелось бы поговорить с другими членами семьи, мистером Каттером и теми служащими которые присутствовали на приеме.

 Но больше всего Алексу хотелось снова допросить Софию. Они остались с глазу на глаз. Тем временем Морин допрашивала Дэвида Каттера.

 — Вы не упомянули о том, что вечером накануне убийства у вас с отцом произошла крупная ссора.

 — Нет, не упомянула. Потому что вы об этом не спрашивали. Но теперь, когда вы спросили, я должна кое-что уточнить. Ссоры не было. Как называется беседа двух людей, не согласных друг с другом?

 — А как бы вы сами назвали такую беседу?

 — Трудным разговором. Трудным разговором, который нужно было начать намного раньше. Детектив, мне тяжело сознавать, что это были последние слова, которые я ему сказала. Несмотря на то что я сказала правду и имела для этого все основания. Он женился через несколько часов после развода с моей матерью, не сообщив о своих планах ни мне, ни моей матери, и приехал на семейное торжество под ручку с новой женой. Это было вопиющей бестактностью. Совершенно в его духе. Именно это я ему и сказала.

 — По моим сведениям, вы угрожали ему.

 — Да? Может быть… Я была обижена, оскорблена и рассержена. Рене подстерегла мою мать и набросилась на нее с обвинениями. Повода для этого не было: она получила то, что хотела. Отец позволил этому случиться. Он вообще был мастер на такие вещи. Он ко всему относился слишком легко и старался не замечать боли и горя, которые сам же причинял другим.

 Новость быстро распространилась по всей стране и достигла противоположного берега Атлантического океана. Донато сидел в кабинете на первом этаже собственного дома, пил бренди и размышлял. В доме наконец-то наступила тишина. Впрочем, в любую минуту мог проснуться и заплакать младенец.

 Джина тоже спала. Если бы не полночь, он мог бы улизнуть и провести часок с любовницей.

 Но рисковать не следовало.

 Тони Авано был мертв.

 Совещание с Маргарет Боуэрс, назначенное на следующее утро, придется отменить. Это позволит ему выиграть время. Он. предпочитал вести деловые переговоры с Тони, так как хорошо знал все его сильные и слабые стороны.

 Но Тони мертв, и это для многих — большое потрясение. Начнутся разговоры, сплетни, задержки, препятствия… Этим можно будет воспользоваться.

 Конечно, ему придется вылететь в Калифорнию. Он окажет поддержку кузине, выразит ей сочувствие. А заодно заверит La Signora, что ради блага компании он готов на все.

 Поскольку после празднования Рождества прошло всего два дня, он убедит Джину остаться дома и не мучить детей. Ну что ж, неплохо. А для компании можно будет взять с собой юную красотку. Сейчас едва ли кто обратит на это внимание.

 А тем временем он подумает, что и как нужно сделать.

 «Бедняга Тони, — подумал Дон и поднял бокал с бренди. — Мир его праху».

 Джереми Деморне выключил телевизор и снял пиджак. Он был рад, что сегодня вернулся домой раньше обычного. Такие сногсшибательные новости лучше узнавать дома, наедине с собой, а не на людях.

 Никчемный ублюдок Тони Авано был мертв.

 Какая жалость… Последние события должны были заставить его дозреть. Джерри долго ждал этого.

 Он оставил после себя скорбящую бывшую жену, счастливую вдову и горюющую дочь. Куда больше, чем заслуживал.

 Раздеваясь, Джерри раздумывал, не стоит ли ему слетать в Калифорнию, чтобы присутствовать на заупокойной службе, которую наверняка закажут Джамбелли. Но в конце концов отверг эту мысль.

 Было слишком хорошо известно, что покойный — не тем будь помянут — спал с женой Джереми.

 О да, конечно, они отнеслись к этому как культурные люди. Не считая разбитой губы неверной жены в качестве прощального подарка, разъезда, финансовой независимости и сохранения видимости брака на людях.

 Что ж, подумал Джерри, все мы мастера притворяться.

 Он послал Джамбелли личное сообщение с соболезнованиями и выражением сочувствия. В свете близящихся перемен лучше держаться от этой семьи подальше.

 Он выйдет на сцену, когда все будет готово.

 Сейчас не следует мозолить людям глаза. Но будь он проклят, если не откроет бутылку шампанского и не отпразднует это убийство.

 София занималась убийством отца почти неделю и вела себя так, словно это было деловое поручение. Не давая воли чувствам, она звонила по телефону, отдавала распоряжения, задавала вопросы, отвечала на них и следила за матерью, как ястреб.

 Полиция не сообщала ей ничего нового. Точнее, твердила одно и то же: следствие продолжается. Все версии активно изучаются.

 Они обращались с Софией как с назойливым репортером. Или подозреваемым.

 Рене отказывалась отвечать на звонки, и София начинала уставать от десятков посланий, фиксировавшихся автоответчиком. Сочувствующих, заинтересованных, вежливых, гневных и горестных.

 Заупокойная служба по ее отцу состоится. С участием его вдовы или без оного.

 Она извинилась перед матерью, привела несколько причин, требовавших ее присутствия в городском офисе, и подготовилась к поездке в Сан-Франциско.

 Когда София вышла из дома, к крыльцу подъехал Тайлер.

 — Ты куда?

 — По делам.

 — Куда?

 Нервы у Софии были на взводе, но давать себе волю она не имела права.

 — В город. У меня есть работа.

 — Отлично. Садись в мою машину.

 — Сегодня ты мне не нужен.

 — Мы с тобой одна команда. Забыла? — Он видел, что София балансирует на краю пропасти, и не мог позволить ей упасть.

 — Я справлюсь сама, Макмиллан. — Какого черта она не сказала, что собирается кое-что купить?

 — Угу. Ты справишься с чем угодно. — Он взял ее за локоть, а другой рукой открыл дверь машины. — Садись.

 — Неужели до тебя не доходит, что я хочу побыть одна?

 — Неужели до тебя не доходит, что я на это чихать хотел? — Чтобы не затягивать спор, Тай взял ее в охапку и опустил на сиденье. — Пристегнись, — велел он и захлопнул дверь.

 Она долго раздумывала, что пнуть ногой — дверь или Тайлера. Но испугалась, что не сможет остановиться. Гнев боролся с горем. И тут она вспомнила то, что поклялась не забывать. Тай был с ней в самый тяжелый момент.

 Тайлер сел за руль. То ли потому, что он знал ее большую часть своей жизни, то ли потому, что за последние несколько недель уделил ей больше внимания, чем за предыдущие двадцать лет, но, как бы там ни было, думал Тай, он слишком хорошо знает это лицо и может читать по нему, как по открытой книге. Тем более без маски, как сейчас.

 — Итак… — он развернул машину и посмотрел на Софию, — куда ты собралась на самом деле?

 — В полицию. По телефону они не отвечают.

 — Ладно. — Тай включил первую скорость и поехал по аллее.

 — Тай, мне не нужна ни сторожевая собака, ни широкое плечо, ни жилетка, в которую можно плакаться.

 — О'кей, — он не моргнул и глазом. — Список неполон. Могла бы добавить, что тебе не нужна подушка для булавок.

 В ответ она сложила руки на груди и уставилась прямо перед собой. В тумане маячили холмы, покрытые снегом; панорама напоминала нечеткую фотографию. Но это зрелище не радовало Софию. Перед ее глазами стояла страница, вырванная из какого-то промышленного журнала и присланная накануне по почте.

 Фотография самой Софии, ее бабушки и матери, сделанная несколько месяцев назад, была испорчена так же, как ангелы Джамбелли. Теперь воспользовались ручкой. На лицах женщин Джамбелли красовалась надпись, сделанная красными чернилами и называвшая их не только суками, но и убийцами.

 Может быть, это был ответ на ее повторные звонки Рене? Неужели эта женщина считает, что ее можно отпугнуть таким детским способом? Когда София сжигала листок в камине, она чувствовала гнев и отвращение, но не страх.

 Однако прошел день, а она все еще не могла забыть об этом.

 — Это Эли попросил тебя присмотреть за мной?

 — Нет.

 — Бабушка?

 — Нет.

 — Тогда кто?

 — Послушай, София… Когда я на работе, то могу выполнить чей-нибудь приказ. Если нужно. Но не признаю их в личной жизни. А это дело личное. Ясно?

 — Нет. — Она оторвала взгляд от линии холмов на горизонте, повернулась и уставилась на не менее четкий профиль Тая. — Ты не любил моего отца и вовсе не сходишь по мне с ума.

 — Я не любил твоего отца, — подтвердил он, не выказывая ни сожаления, ни радости, просто констатируя факт. И поэтому София не обиделась. — О присутствующих не говорят. Но я люблю твою мать и очень не люблю Рене. В частности, за то, что она натравила на вас копов.

 — Тогда тебе будет приятно знать, что после полиции я собиралась к Рене. Мне нужно поговорить с ней насчет заупокойной службы.

 — Замечательно. И как это будет выглядеть? Вы станете вырывать друг другу волосы или кусаться?

 — Вы, мужчины, бросите все ради такого зрелища, правда?

 — Ага. — Тай завистливо вздохнул, заставив Софию рассмеяться. Это был ее первый искренний смех за последние дни.

 Вскоре Софи» вспомнила, что она никогда в жизни не была в полицейском участке. Он представлялся ей таким, как в книгах: длинные обшарпанные коридоры с протертым линолеумом, шумные и тесные кабинеты, рычащие субъекты с воспаленными глазами и дрянной кофе в бумажных стаканчиках.

 В глубине души она предвкушала новые ощущения.

 Однако полы в помещении оказались чистыми, а в широких коридорах слегка пахло лизолом. Здесь не было тихо, словно на кладбище, но когда София в сопровождении Тая шла в отдел сыска, было слышно, как ее каблуки цокают по полу.

 Отдел был заставлен письменными столами, бывшими в употреблении, но совсем не такими исцарапанными и убогими, как представлялось Софии. В комнате действительно пахло кофе, но крепким и вкусным. Оружие здесь было, но в кобурах, свисавших с пояса или плеча, выглядело как-то необычно. Было странно видеть его в хорошо освещенной комнате со множеством компьютеров.

 София осмотрела помещение и встретилась взглядом с Клермонтом. Тот покосился на дверь в соседнюю комнату, потом встал и пошел навстречу.

 — Здравствуйте, мисс Джамбелли.

 — Я должна поговорить с вами о моем отце. О распоряжениях и вашем расследовании.

 — Когда я говорил с вами по телефону…

 — Детектив, я помню то, что вы сказали мне по телефону. Практически ничего. Думаю, что я заслуживаю большего. В частности, заслуживаю знать, когда нам отдадут его тело. Хочу сказать, что буду действовать через вашу голову. Воспользуюсь своими связями. Можете мне поверить, у нашей семьи есть связи.

 — Я это знаю. Не хотите пройти в кабинет лейтенанта? — Он сделал жест и чертыхнулся себе под нос, когда оттуда вышла его напарница с Рене.

 Рене очень шло черное. Бледные щеки и собранные на затылке волосы, сверкавшие как солнце, делали ее идеальной вдовой из светского общества. София представила себе, как перед выходом Рене любуется на себя в зеркало и не может противиться искушению подчеркнуть роскошь черного наряда бриллиантовой брошью в виде сверкающей звезды.

 София долго смотрела на брошь, прежде чем сосредоточилась на самой Рене.

 — Что она здесь делает? — спросила Рене. — Я сказала вам, что она нарушала мой покой. Постоянно звонила и угрожала мне. — Она комкала в руке носовой платок. — Я хочу, чтобы ее подвергли предупредительному аресту. Всех их. Они убили моего бедного Тони!

 — Не слишком ли ты торопишься, Рене? — ледяным тоном спросила София. — Это еще нужно доказать.

 — Я требую защиты полиции. Они убили Тони из-за меня. Они итальянцы. И связаны с мафией.

 София начала смеяться. Сначала еле слышно, потом все громче и громче. Потом попятилась и села на скамью у стены.

 — О да, конечно! В доме моей бабушки — очаг организованной преступности. И разоблачает его бывшая манекенщица, корыстная авантюристка, проститутка, пытающаяся всеми правдами и неправдами пробиться в высшее общество!

 София не сознавала, что ее смех перешел в плач и что по ее щекам текут слезы.

 — Рене, я хочу похоронить отца. Дай мне сделать это. Дай мне принять в этом участие. А потом нам никогда не придется видеться или разговаривать друг с другом.

 Рене сунула носовой платок обратно в сумочку и шагнула вперед. В комнате сразу стало тихо. Все ждали, когда София встанет.

 — Он принадлежит мне. А тебе не достанется ничего.

 — Рене… — София протянула руку и со свистом втянула в себя воздух, получив по ней хлесткий удар.

 — Миссис Аванс.. — предупредил Клермонт и взял Рене за локоть.

 — Пусть она не прикасается ко мне! Если ты или кто-нибудь другой из вашей семьи еще раз позвонит мне, он будет иметь дело с моими адвокатами! — Рене вздернула подбородок и выплыла из комнаты.

 — Она делает это назло, — пробормотала София. — Просто назло…

 — Мисс Джамбелли… — Мейгир тронула ее за руку. — Присядьте, пожалуйста. Сейчас я принесу вам кофе.

 — Не хочу я никакого кофе. Скажите мне только одно. Ваше расследование сдвинулось с мертвой точки?

 — Мне очень жаль, но мы не можем сообщить вам ничего нового.

 — Когда нам выдадут тело моего отца?

 — Останки вашего отца были выданы сегодня утром его ближайшей родственнице.

 — Понятно. Я даром потратила свое и ваше время. — Она вышла, рывком вынула из сумочки мобильный телефон и набрала номер Элен Мур. Ей ответили, что та находится в зале суда и что связаться с ней невозможно.

 — Думаешь, она сможет остановить Рене?

 — Не знаю. Я должна попробовать. — Затем София позвонила Джеймсу Муру и с досадой узнала, что он на совещании. Придя в отчаяние, она попросила соединить ее с Линком.

 — Линк? Это София. Мне нужна помощь.

 Пилар сидела в саду на каменной скамье. Было холодно, но она отчаянно нуждалась в глотке свежего воздуха. В доме она чувствовала себя как в каменном мешке. Такого прежде не было. В каменном мешке со стенами и окнами, под охраной людей, которые любили ее больше всего на свете.

 «Эти люди следят за мной как за инвалидом, который может умереть в любой момент», — думала она.

 Они убеждены, что Пилар горюет. Ну и пусть. Это не самый большой из ее грехов. Пусть верят, что она безутешна.

 На самом деле она ничего не чувствует. Не может чувствовать.

 Разве что, к собственному ужасу, намек на облегчение.

 Да, сначала она испытала шок, ощутила горе, скорбь и печаль, но это быстро прошло. И Пилар было стыдно этой бесчувственности, так стыдно, что она изо всех сил избегала своих родных. Так стыдно, что она почти все рождественские каникулы провела у себя в комнате, боясь посмотреть дочери в глаза. А вдруг София увидит в них фальшь?

 «Неужели женщина может так быстро перейти от любви к равнодушию, а затем и к полному безразличию? Неужели я действительно никогда не испытывала ни настоящей страсти, ни сострадания? И не это ли оттолкнуло от меня Тони? — думала Пилар. — Или мои чувства убило его беспечное отношение к нашему браку?»

 Впрочем, сейчас это не имело значения. Тони мертв, а она пуста.

 Пилар встала и пошла к дому, но остановилась, увидев на тропинке Дэвида.

 — Я не хотел тревожить вас.

 — Все в порядке.

 — Я старался держаться от вас подальше.

 — В этом не было нужды.

 — А мне казалось, что была… Пилар, вы выглядите усталой. «И одинокой», — подумал он.

 — Наверно, все мы устали. Я знаю, что в последние дни вы взяли на себя множество дополнительных обязанностей. Надеюсь, вы знаете, как я ценю это. — Когда Дэвид шагнул вперед, она едва не попятилась, но заставила себя остаться на месте. — Как вы встретили Рождество?

 — Мне пришлось нелегко. Могу сказать только одно: я жду не дождусь, когда кончатся каникулы и дети пойдут в школу… Я могу вам чем-нибудь помочь?

 — Едва ли. — Пилар хотела извиниться и снова сбежать к себе. Но во взгляде этого человека было что-то, что не позволило ей так поступить. Она смотрела на него и слышала свой голос как бы со стороны. — Дэвид, от меня нет никакого толку. Я не могу помочь Софии. Она пытается забыть о своих делах и проводит много времени в кабинете, пытаясь научить меня секретарской работе. А я все порчу.

 — Извините, но это глупости.

 — Нет, правда. Я недолго работала в офисе, но это было больше двадцати пяти лет назад. За это время все изменилось. Я не умею пользоваться этим чертовым компьютером, не знаю иностранных языков и не догадываюсь о назначении половины документов. София должна была бы бить меня линейкой по рукам, а она гладит меня по головке, боясь огорчить. Но огорчается именно она, а я не могу помочь ей.

 Пилар прижала пальцы к виску.

 — Вот я и убежала. Это у меня чертовски хорошо получается. Я убегаю, потому что не могу смотреть ей в глаза. Она убивается из-за Тони, пытается уговорить Рене не предъявлять права на его тело. Она очень горюет. Просто не показывает виду. Вопрос остается открытым, и так будет, пока полиция не… Но ей нужен этот обряд, этот ритуал и то, чтобы тело ее отца не досталось Рене.

 — Она нуждается в нем по-своему. Вы знаете это. А вы — по-своему.

 — Я не знаю, нуждаюсь ли в нем вообще… Мне нужно идти. Не желая оставлять Пилар одну, Дэвид пошел с ней к дому.

 — Пилар, вы думаете, София не знает, как много она для вас значит?

 — Знает. Как и то, что для отца она не значила ничего. Ребенку трудно жить с этим.

 — Верно. И все же они живут.

 Она остановилась у террасы и посмотрела на Каттера:

 — Вы когда-нибудь боялись, что одной вашей любви им не хватит?

 — Каждый день.

 Она грустно усмехнулась:

 — Это ужасно, но ваши слова принесли мне облегчение…

 Пилар открыла боковую дверь и увидела бледную как полотно дочь, безвольно сидящую на софе, и Линка Мура, державшего ее за руку.

 — Что? — Пилар подбежала к дочери и опустилась перед ней на корточки. — Малышка, что с тобой?

 — Мы опоздали. Линк сделал попытку. Даже получил решение об отсрочке выдачи тела, но слишком поздно. Мама, она кремировала его. Договорилась обо всем заранее…

 — Мне очень жаль. — Расстроенный Линк, продолжавший держать Софию за руку, потянулся к Пилар. — Она забрала тело и сразу же отвезла в крематорий. Ритуал начался еще до того, как мы получили решение.

 — Мама, его больше нет…

 Всю долгую зиму лозы спали. Поля тянулись акр за акром, впитывая дождь, застывая от мороза и вновь оттаивая после недолгих, дразнящих оттепелей.

 Ближе к февралю обложные дожди приостановили обрезку. Чувство досады умерялось предвкушением обильного урожая, который сулила влажная зима. Над полями и холмами клубился туман.

 Февраль был месяцем ожидания. Кое-кому это ожидание казалось бесконечным.

 Кабинет Терезы располагался на третьем этаже виллы. Она предпочитала третий этаж, потому что остальная часть дома напоминала муравейник. Кроме того, ей нравилось обозревать свои владения с высоты.

 Каждый день она поднималась по лестнице, что было хорошим упражнением для тела, и работала там три часа. Не меньше, а в последние дни иногда больше. Комната была удобной. Она считала, что в удобной обстановке лучше работается. Кроме того, она была не прочь побаловать себя, если это шло на пользу делу.

 Письменный стол Терезы достался ей в наследство от отца. Он был старым, дубовым, с глубокими ящиками. Это было данью традиции. На столе стояли два телефона и мощный компьютер — символ прогресса.

 Под столом чихала старая Салли — добрый дух дома и семьи.

 Тереза безоговорочно верила в ценность и одного, и другого, и третьего.

 Именно поэтому сейчас в кабинете Терезы находились ее муж, внук, ее дочь и внучка, Дэвид Каттер и Паоло Борелли.

 Она ждала, пока подадут кофе. По крыше и окнам стучали крохотные кулачки дождя.

 — Спасибо, Мария. — Это означало конец светской беседы и переход к делам. Когда экономка неторопливо вышла, закрыв за собой дверь, Тереза сложила руки на коленях.

 — Прошу прощения, — начала она, — за то, что до сих пор мы не смогли встретиться в полном составе. Уход отца Софии и обстоятельства его смерти заставили отложить дела. А потом нам помешала болезнь Эли.

 Тереза посмотрела на мужа. Казалось, он еще не оправился. Эли бросало то в жар, то в холод, и это ее пугало.

 — Все в порядке, — ответил Эли, успокаивая скорее ее, чем остальных. — Еще слегка познабливает, но это скоро пройдет. У мужчины нет другого выхода, когда вокруг столько нянек.

 Тереза заставила себя улыбнуться, хотя слышала слабые хрипы в груди мужа.

 — Пока Эли выздоравливал, я пыталась рассказывать ему новости. София, я получила твой отчет и проект кампании по празднованию столетия. Мы еще обсудим его с глазу на глаз, но я бы хотела, чтобы ты ввела собравшихся в курс дела.

 — Конечно. — София поднялась и открыла портфель с набросками рекламных объявлений, полными отчетами о состоянии рынка и выборочными данными о потреблении продукции фирмы в определенных регионах.

 — Первый этап кампании начнется в июне с рекламных объявлений, размещенных так, как показано на рисунке…

 Пока она говорила, Таилер отвлекся. Все это он уже слышал. Господи помилуй, это делалось у него на глазах. Он научился ценить работу Софии, но интересом к рекламе так и не проникся.

 Долгосрочные прогнозы погоды сулили потепление. Слишком сильное, слишком быстрое и способное заставить некоторые сорта винограда преждевременно очнуться от спячки. За ними нужен был глаз да глаз. Нужно было вовремя заметить малейшие признаки набухания почек и слабое выделение влаги из шрамов на местах срезанных побегов.

 Ранний рост повышал опасность заморозков.

 Он был готов к этому, но…

 — Кажется, я мешаю Тайлеру спать, — негромко сказала София и потрепала его по спине.

 — Нет, не мешаешь. Но раз уж ты прервала мой сон, скажу: второй этап связан с общественными мероприятиями. С дегустацией, экскурсиями по винограднику, встречами, аукционами, праздниками как здесь, так и в Италии. Это будет способствовать повышению авторитета компании.

 Он поднялся, взял кофейник и налил себе еще чашечку.

 — София знает свое дело. Едва ли кто-нибудь из присутствующих станет с этим спорить.

 — А как у нее получается в поле? — спросила Тереза. — Там она тоже знает свое дело?

 Он выдержал паузу и сделал глоток кофе.

 — Для новичка неплохо. Способная ученица.

 — Перестань, Тай. Твои комплименты смущают меня.

 — Отлично, — пробормотала Тереза. — Дэвид, у вас есть какие-нибудь соображения насчет рекламной кампании?

 — Умно, стильно, тщательно продумано. Мое единственное замечание как отца двух подростков: реклама, рассчитанная на потребителя от двадцати одного до тридцати лет, чересчур заманчива.

 — Так и задумано, — ответила София.

 — Верно, — согласился Дэвид. — Но я побаиваюсь, что перед такой рекламой не устоит и более юная публика. Во мне говорит отец, — признался он. — Но я сам был мальчишкой и если хотел напиться, то делал это без всякого влияния рекламы.

 Казалось, Пилар хотела что-то сказать, но передумала. Однако Дэвид — естественно, сидевший рядом — почувствовал это.

 — Пилар, что вы об этом думаете?

 — Нет, я просто… ну, вообще-то я считаю, что кампания продумана отлично. Я знаю, как упорно София над ней работала… конечно, и Тай, и вся ее бригада. Но я думаю, что относительно этого третьего направления Дэвид прав. Трудно рекламировать товар, предназначенный для молодежи, чтобы не привлечь внимание более юной публики. Если бы можно было использовать что-нибудь вроде предупреждения…

 — Предупреждения вызывают скуку и снижают эффективность… — начала София, но тут же оборвала: — Конечно, если не сделать их забавными, остроумными и в то же время информативными. Дайте подумать…

 — Хорошо. Теперь ты, Паоли…

 Теперь не слушала уже София. Тем временем главный винодел рассказывал о лозах и состоянии вин различного урожая, хранившихся в бочках и металлических цистернах.

 Возраст, думала София. Возраст. Урожай такого-то года. Совершенство. Ей была нужна приманка. Терпение. Для получения хорошего вина требуется терпение. И награда за него. Возраст, награда, терпение. Кажется, нашла!

 У Софии зачесались руки. Ей лучше работалось, когда она видела слова на бумаге. Она встала, чтобы налить себе кофе, повернулась спиной к окружающим и что-то быстро набросала на. салфетке.

 Паоли закончил, и слово предоставили Дэвиду. София ожидала услышать проекты освоения рынка, анализ цены, прогнозы и множество цифр, однако бабушка отложила письменный отчет Каттера в сторону.

 — Все это мы обсудим позже. Сейчас меня интересует ваша оценка деятельности собравшихся здесь людей.

 — La Signora, все это есть в моем письменном отчете.

 — Да, — подтвердила она и красноречиво подняла бровь, ожидая продолжения.

 — Ладно. Тайлер справляется с виноградниками без моей помощи и знает это. По долгу службы я должен наблюдать за виноградниками и обладаю нужными для этого знаниями, однако сталкиваюсь с его сопротивлением. С сопротивлением, за которое не могу его осуждать, однако это не слишком эффективно. Помимо сказанного, могу добавить только то, что качество управления виноградниками Макмиллана отменное. Во всяком случае, не хуже, чем управление виноградниками Джам-белли. Кое-что можно улучшить, но то, как он соединяет операции и управляет бригадами, выше всяких похвал.

 София вполне прилично работает на виноградниках, хотя это не ее конек. Так же как реклама и маркетинг не конек Тай-лера. То, что она сосредоточивается на последних, в то время как он работает в поле, дает хорошие и очень интересные результаты. Однако в нашем городском офисе есть некоторые трудности.

 — Я знаю о трудностях, — сказала София. — И справляюсь с ними.

 — С ней, — поправил Дэвид. — София, у вас есть трудная, вспыльчивая, упрямая служащая, которая уже несколько недель пытается подорвать ваш авторитет.

 — Я встречусь с ней завтра днем. Дэвид, я знаю своих людей. И умею находить с ними общий язык.

 — Вам неинтересно знать, как я выяснил, что Кристин Дрейк упряма, несговорчива и вспыльчива? — Он слегка выждал. — Она ведет переговоры с конкурентами. За последние две недели ее характеристики поступили в пять-шесть компаний. Согласно моим источникам в «Ла Кер», если она считает, что нашла подходящего слушателя, то предъявляет вам множество упреков и обвинений.

 Услышав о предательстве, София досадливо кивнула:

 — Я поговорю с ней.

 — Подумай над этим как следует, — посоветовала Тереза. — Если служащий не может быть лояльным, то он по крайней мере обязан сохранять достоинство. Нельзя мириться с тем, что штатный сотрудник использует сплетни и наветы как средство для перехода в другую компанию… А как Пилар?

 — Учится, — ответил Дэвид. — Но бизнес не назовешь ее сильной стороной. La Signora, мне кажется, что вы используете ее не по назначению.

 — Простите, не поняла.

 — По моему мнению, вашу дочь следует использовать в представительских целях. Кабинетная работа приводит к тому, что ее обаяние и элегантность пропадают втуне. Меня удивляет, что вы не просите Пилар проводить экскурсии и дегустации. Посетители будут счастливы лично познакомиться с членом семьи, а это может принести компании дополнительную прибыль. La Signora, она отличная хозяйка, но отличным клерком ее не назовешь.

 — По-вашему, я совершила ошибку, ожидая, что моя дочь научится семейному бизнесу?

 — Да, — небрежно ответил Дэвид, заставив Эли закашляться.

 — Не нужно, не нужно! — замахал рукой старик, когда Тайлер встал, чтобы дать ему воды. — Я просто пытался побороть смех. Господи, Тереза, ты сама знаешь, что он прав. — Он взял у Тайлера стакан и осторожно отпил, восстанавливая дыхание. — Ты терпеть не можешь ошибаться, но иногда случается… София, мама тебе хорошо помогает?

 — У нее было слишком мало времени… Ужасно, — призналась София и прыснула со смеху. — Мама, извини, но худшего секретаря, чем ты, наверное, просто не бывает! Я ни за что не рискнула бы отправить тебя в город и взять в свой отдел… Ты высказываешь удачные мысли, — добавила она, видя, что мать молчит. — Например, сегодня, когда заговорила о предупреждениях. Но ты высказываешь их только под нажимом и не знаешь, как это использовать на практике. Более того, ты проклинаешь каждую минуту, проведенную в моем кабинете.

 — Я пытаюсь справиться, но ничего не получается, — тихо сказала Пилар и поднялась с места.

 — Мама…

 — Нет, все верно. Я предпочитаю, когда со мной говорят честно, а не опекают. Позвольте мне облегчить вашу задачу. Я ухожу. Постараюсь найти себе дело, с которым смогу справиться. Например, элегантно и обаятельно сидеть где-нибудь в углу.

 — Я поговорю с ней… — начала София.

 — Не нужно, — помахала рукой бабушка. — Она взрослая женщина, а не ребенок, и не нуждается в утешениях. Сядь. Совещание еще не окончено.

 «Ну вот, — довольно подумала Тереза, поднося к губам чашку с кофе. — Моя дочь проявила что-то похожее на характер». Наконец-то.

 У Дэвида не было времени для утешений. Однако он чувствовал себя слегка виноватым и поэтому отправился искать Пилар. В последние недели основным источником информации о том, что происходит в семье, стала Мария. С ее помощью он обнаружил Пилар в оранжерее.

 Пилар, облаченная в фартук и садовые рукавицы, возилась с рассадой.

 — У вас найдется свободная минутка?

 — Хоть все время на свете, — холодно сказала она, не удостаивая его взглядом. — Я ничего не делаю.

 — Вы ничего не делаете в кабинете. Потому что секретарская работа не приносит вам удовлетворения и кажется бессмысленной. Это совсем другое дело. Прошу прощения, что моя оценка обидела вас, но…

 — Но это бизнес. — Пилар подняла взгляд и мрачно посмотрела ему в глаза.

 — Да. Это бизнес. Пилар, вам нравится набирать тексты и создавать файлы? Нравится сидеть на совещаниях, посвященных рекламным кампаниям и рыночной политике?

 — Я хочу чувствовать себя полезной. — Пилар отложила лопатку.

 «Неужели они считают, что я похожа на здешние цветы? — подумала она. — Может быть, так оно и есть? Может быть, мне нужны искусственный климат и тщательный уход, чтобы ничего не делать, а только привлекательно выглядеть в подходящей вазе?»

 — Я устала. Устала чувствовать себя ненужной. Человеком, у которого нет ни умения, ни таланта, ни мозгов.

 — Значит, вы меня не слушали.

 — О нет. Я все слышала. — Она сняла рукавицы и швырнула их в сторону. — Я должна быть обаятельной и элегантной. Как нарядная кукла, которой играют в подходящее время и в подходящем месте, а потом прячут в шкаф. Спасибо, не надо. Я и так достаточно долго пролежала в шкафу.

 Дэвид накрыл ладонью ее руку, но Пилар вырвалась и попятилась. Однако когда он взял ее за другую руку и удержал на месте, потрясенная женщина уставилась на него во все глаза.

 К ней давно никто не прикасался. Это было просто невозможно.

 — Постойте.

 — Уберите руки.

 — Подождите минутку. Во-первых, обаяние — это талант. Элегантность — искусство. А без мозгов невозможно понять, что следует сказать в нужное время в нужном месте, чтобы люди почувствовали себя непринужденно. Вы это умеете, так почему бы не воспользоваться своим умением? Во-вторых, если вы считаете прием туристов и сбор заказов во время экскурсий и дегустаций синекурой, то вскоре поймете, что сильно ошибаетесь. Конечно, если у вас хватит смелости попробовать.

 — Я не нуждаюсь в том, чтобы мне говорили…

 — А по-моему, нуждаетесь.

 Пилар, не привыкшая, чтобы ее перебивали, чуть не ахнула. И тут она вспомнила, как Дэвид срезал Тони на празднике. Сейчас он разговаривал с ней тем же холодным и жестким тоном.

 — Напоминаю вам, что я не ваша служащая.

 — А я напоминаю вам, — возразил он, — что вы ошибаетесь. И до тех пор, пока вы не сбежите, как избалованный ребенок, вы будете считаться моей служащей.

 — Va… al diavolo.

 — Сейчас мне не до путешествия в ад, — в тон ответил он. — Я просто не хочу, чтобы вы зарывали в землю свои таланты. Вам будет нужно освоить правила проведения экскурсий и набраться терпения, чтобы без конца отвечать на одни и те же вопросы. Рекламировать свою продукцию так, чтобы никто этого не заподозрил. Быть изящной, любезной и сообщать людям нужные сведения. Но прежде чем вы приступите к этой работе, вам придется как следует порепетировать перед зеркалом и перестать выглядеть женщиной, брошенной человеком, который не ценил никого на свете, кроме себя самого.

 Пил ар лишилась дара речи.

 — Вы говорите ужасные вещи, — наконец дрожащими губами пролепетала она.

 — Может быть. Но рано или поздно кто-то должен был их сказать. Вы продолжаете чувствовать себя ненужной. Эта мысль приводит меня в бешенство.

 — Вы не имеете права говорить мне это. Пост, который вы занимаете в компании «Джамбелли», еще не повод быть жестоким.

 — Вы правы, пост в компании не дает мне права говорить правду в глаза. И на это тоже не дает права, — добавил он, притягивая Пилар к себе. — Это личное.

 Пилар была слишком потрясена, чтобы остановить его и выразить хотя бы малейший протест. И когда Дэвид припал к ее губам сердитым, жестким поцелуем, она просто замерла, отдавшись давно забытым ощущениям.

 Горячий, твердый мужской рот. Сильные и жадные мужские руки. Требовательные объятия, заставившие ее прижаться к нему, почувствовать его жар и возбуждение. Сексуальную угрозу.

 Кровь бросилась ей в голову, затопив удушливой волной. И ее тело, ее изголодавшаяся по мужской ласке душа погрузились в пучину наслаждения.

 С тихим стоном она обвила Каттера руками. Они натолкнулись на рабочий стол, и цветочные горшки попадали, ударяясь друг о друга со звоном скрещивающихся мечей. Долго дремавшие чувства и желания в одно мгновение вырвались наружу. Окружающее перестало существовать, колени Пилар ослабели, и она страстно прильнула к губам Дэвида.

 — Что? — задыхаясь, спросила она, когда Каттер поднял ее и опустил на стол. — Что мы делаем?

 — Решим потом.

 Он должен был прикоснуться к ней, ощутить руками ее плоть. Дэвид быстро задрал на ней свитер, чувствуя себя подростком, обнимающим свою первую подружку на заднем сиденье «Шевроле».

 Дождь стучал по стеклянным стенам, теплый и влажный воздух был пропитан ароматом цветов, земли и разгоряченных тел. Пилар сотрясала дрожь, с губ срывались негромкие блаженные стоны.

 Дэвиду хотелось проглотить ее целиком и ни о чем не думать. Он забыл, когда в последний раз испытывал столь же яростное желание.

 — Пилар, позволь мне… — Он боролся с пуговицей ее слаксов.

 Если бы Дэвид не назвал ее по имени, Пилар забыла бы, как ее зовут. Забыла бы все и просто подчинилась требованиям собственного тела. Но этот звук заставил ее опомниться. И удариться в панику.

 — Подожди… Нет.

 Она отпрянула, хотя мозг велел обратное, а тело дрожало от прикосновения его горячих губ.

 — Дэвид, нет. Подожди. Остановись.

 — Пилар… — Он не мог унять дыхание, не мог справиться с собой. — Я хочу тебя.

 Сколько лет прошло с тех пор, как она слышала эти слова? Сколько лет прошло с тех пор, как она видела это желание в мужских глазах? Столько, что потеряла рассудок, едва это случилось…

 — Дэвид… Я еще не готова.

 Он все еще сжимал руками талию Пилар. Обнаженная кожа под свитером была гладкой, теплой и трепещущей.

 — Не морочь мне голову.

 — Я не ожидала… — «У него такие сильные руки, — думала она. — Сильные и твердые ладони. Так непохожие на…» — Отодвинься. Пожалуйста…

 Он не стронулся с места.

 — Я мечтал о тебе с той самой минуты, как первый раз тебя увидел в дверях дома.

 Она ощущала удовольствие, страх и ошеломление одновременно.

 — Я…

 — Нет, — коротко бросил он. — Не говори, что ты польщена.

 — Конечно, польщена. Ты очень привлекательный и… — Но когда Дэвид прикасался к ней, она не могла связно мыслить. — Пожалуйста, отпусти меня.

 — Ладно. — Но это далось ему дорогой ценой. — Ты сама знаешь, что такое со мной случается нечасто.

 — Я думаю, мы застали друг друга врасплох… — начала она, осторожно сползая со стола.

 — Пилар, мы не дети.

 — Нет, не дети. — Она оправила свитер и вздрогнула, вспомнив, как касались его большие, горячие руки ее кожи. — И это одна из причин. Мне сорок восемь лет. А тебе… тебе меньше.

 Дэвид не думал, что в такой ситуации можно смеяться, но не смог с собой справиться.

 — По-твоему, разница в несколько лет — это предлог?

 — Это не предлог, а факт. Кроме того, мы знаем друг друга совсем недолго.

 — Восемь недель и два дня. И все это время я мечтал прикоснуться к тебе. — Каттер гладил волосы Пилар, а она не сводила с него глаз. — Я не собирался бросаться на тебя в оранжерее и стаскивать с тебя одежду в окружении цветочных горшков. Это получилось само собой. Ты хочешь, чтобы все произошло в более привычной обстановке? Тогда я заеду за тобой в семь часов и повезу обедать.

 — Дэвид… Мой муж умер всего несколько недель назад.

 — Бывший муж, — ледяным тоном отрезал он. — Пилар, не ссылайся на него. Я этого не выдержу.

 — Как бы там ни было, тридцать лет не забудешь за две недели.

 Дэвид обхватил ее плечи, заставив встать на цыпочки, и только тут Пилар поняла, что он взбешен.

 — Пилар, Тони Авано перестал быть твоим островком безопасности. Пойми это. И стань моей.

 Каттер снова поцеловал ее, долго и страстно, а затем отпустил.

 — В семь часов, — сказал он и вышел на дождь.

 «Этот никчемный сукин сын лежит в могиле и уже не сможет испортить жизнь ни мне, ни Пилар», — решил Дэвид. Он размашисто шагал, вобрав голову в плечи, весь кипя от гнева.

 Он не позволит этому случиться. Для этого понадобится один прямой разговор, после которого все тайны и недомолвки выйдут наружу. И этот разговор состоится. Причем очень скоро.

 Поскольку и Каттер, и София смотрели себе под ноги, столкновение было весьма ощутимым.

 — Ой! — воскликнула София и схватилась за шляпу, которая должна была защитить ее от дождя. — Я думала, вы ушли домой.

 — Сначала мне нужно было кое-что сделать. Я только что пытался соблазнить в оранжерее вашу мать. У вас есть возражения?

 Рука Софии бессильно повисла.

 — Простите, что вы сказали?

 — Вы меня отлично слышали. Меня тянет к вашей матери, и я веду себя соответствующим образом. Намереваюсь действовать так и в ближайшем будущем. Это вас не смущает?

 —Ах…

 — Что, ни возмущения, ни паники, ни призыва к благоразумию?

 Потрясение не помешало Софии понять, что перед ней стоит сердитый, крайне раздосадованный человек.

 — Пока нет. Я подумаю.

 — Черт побери, когда закончите, пришлете мне ответ по факсу!

 Каттер яростно зашагал дальше; Софии даже на миг показалось, что из его ушей валил дым. Ошарашенная, сгоравшая от любопытства, она водрузила на место шляпу и помчалась вперед.

 Когда она влетела в оранжерею, Пилар стояла и задумчиво смотрела на рабочий стол. Горшки раскатились, некоторые разбились, а часть рассады безвозвратно погибла.

 Теперь было понятно не только «что», но и «где».

 — Мама…

 Пилар вздрогнула и схватила садовые рукавицы.

 — Да?

 София медленно шагнула вперед. Щеки матери пылали, волосы были взлохмачены прикосновением мужской руки.

 — Я только что видела Дэвида.

 Пилар выронила рукавицы из онемевших пальцев и быстро нагнулась за ними.

 — И что?

 — Он сказал, что пытался соблазнить тебя.

 — Что?! — Теперь в голосе Пилар звучала не паника, а настоящий ужас.

 — Судя по тебе, начало было удачное.

 — Это было просто… — Пилар сняла с себя фартук, но так и не решила, куда его деть. — Мы поспорили, и он разозлился. Вот и все.

 — Мама… — София бережно взяла у нее перчатки и фартук и положила их на стол. — Что ты чувствуешь к Дэвиду?

 — София, что за вопрос?

 «Вопрос, на который ты не хочешь отвечать», — подумала София.

 — Попробуем разобраться. Тебя тянет к нему?

 — Он привлекательный мужчина.

 — Согласна.

 — Мы не… то есть я не… — Не зная, что делать, Пилар оперлась руками о стол. — Я слишком стара для этого.

 — Не говори глупостей. Ты красивая женщина в самом расцвете лет. Почему бы тебе не завести роман?

 — Мне не нужны романы.

 — Тогда секс.

 — Софи!

 — Мама! — тем же возмущенным тоном ответила София, а потом обняла мать. — Я испугалась, что обидела тебя, и хотела утешить. Прибежала сюда, увидела, что ты вся красная и взъерошенная, и поняла, что тут не обошлось без нашего нового и очень сексуального главного менеджера. Это же чудесно!

 — Ничего чудесного. Во всяком случае, это больше не повторится. София, я была замужем тридцать лет. Пойми, мне сейчас трудно думать о других мужчинах.

 — Мама, отца больше нет. — Объятия Софии стали крепче, а тон — мягче. — Мне трудно смириться с его смертью, с тем, как это случилось, и привыкнуть к мысли, что мне не дали с ним попрощаться. Это тяжело, хотя я знаю, что он не любил меня.

 — Ох, Софи, это не так!

 — Нет. — Она отпрянула. — Я не хотела, не искала и не нуждалась в его любви. Ты меня любила. Всегда. А он нет. И тебя тоже. Он просто не был на это способен. Но теперь все это в прошлом, и ты можешь порадовать человека, который обратил на тебя внимание.

 — Ох, малышка… — Пилар погладила дочь по щеке.

 — Я желаю тебе этого. И ужасно разозлюсь и огорчусь, если ты не воспользуешься этой возможностью, думая о том, чего никогда не было. Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты была счастлива.

 — Я знаю. — Пилар поцеловала дочь в обе щеки. — Знаю. Но мне нужно время. Ох, Сага, дело не в твоем отце и даже не в том, что с ним случилось. Дело во мне. Я не знаю, как мне вести себя с кем-то другим и хочу ли я сама иметь с ним дело.

 — А как ты узнаешь, если не попробуешь? — София хотела сесть на стол, но передумала. Обстоятельства этому не способствовали. — Он тебе нравится, правда?

 — Нуда, конечно. — «Нравится? — подумала она. — Едва ли женщина позволит себя раздеть и будет возиться в земле для цветов с мужчиной, который ей только нравится». — Он очень порядочный человек, — пролепетала она. — Хороший отец.

 — И тебя тянет к нему. У него потрясающая задница.

 — София…

 — Если ты скажешь, что не заметила этого, я плюну на приличия и назову свою мать лгуньей. А еще эта улыбка. Быстрая и насмешливая.

 — У него добрые глаза, — забывшись, пробормотала Пилар и заставила дочь вздохнуть.

 — Да… Ты куда-нибудь поедешь с ним?

 Смущенно отвернулась и начала собирать цветочные горшки.

 — Не знаю.

 — Съезди. Попробуй. Выясни, что это такое. И возьми у меня в тумбочке презерватив.

 — Ох, ради бога!

 — Я передумала. — София обвила рукой талию матери и хихикнула. — Возьми два.

 Мадди пристально следила за Дэвидом, завязывавшим галстук. Это был его праздничный галстук, серый в голубую полоску. Отец нарочно сказал, что едет обедать с госпожой Джамбелли, чтобы они с Тео подумали, будто это деловое мероприятие. Но галстук выдавал его с головой.

 Следовало разобраться, что она об этом думает.

 Но в данный момент она развлекалась тем, что испытывала отцовское терпение.

 — Это средство самовыражения.

 — Нет, это безумие.

 — Это древняя традиция.

 — В семье Каттер такой традиции не было. Нет, Маделин, нос ты протыкать не станешь. Ни за что.

 Мадди вздохнула и напустила на себя мрачный вид. На самом деле протыкать нос она не собиралась, но хотела в третий раз проткнуть левое ухо. Чтобы добиться этого, нужно было начинать с носа. Если отец когда-нибудь догадается об этой стратегии, то наверняка оценит ее по достоинству.

 — Это мое тело.

 — Нет, до восемнадцати лет не твое. Пока не настанет этот счастливый день, оно мое. Отстань от меня и переключись на своего братца.

 — Не могу. Я с ним не разговариваю.

 Мадди, лежавшая на отцовской кровати, перевернулась на спину и задрала ноги к потолку. Как обычно, она была одета в черное, но этот цвет уже начинал ей надоедать.

 — А можно вместо этого сделать татуировку?

 — О, конечно. Мы все сделаем себе татуировку. В ближайший уик-энд. — Он обернулся. — Как я выгляжу?

 Мадди задрала голову и задумалась.

 — Лучше среднего.

 — Мадди, ты мое последнее утешение.

 — Если я получу высший балл за научный доклад, мне можно будет проткнуть нос?

 — Если Тео получит высший балл за что угодно, я подумаю над тем, разрешить ли ему проткнуть нос.

 Девочка невольно рассмеялась. И то и другое было одинаково проблематично.

 — Хватит, па!

 — Поехали. — Он стащил дочь с кровати, обхватил рукой за талию и потащил к двери так, что ноги волочились по полу.

 Эта игра, существовавшая столько, сколько она себя помнила, неизменно заставляла Мадди визжать от восторга.

 — Если нельзя проткнуть нос, то можно сделать еще одну дырку в левом ухе? Для маленькой кнопки?

 — Не понимаю, зачем человеку сверлить в себе новые дырки, не предусмотренные природой. — Дэвид задержался у двери Тео и постучал в нее свободной рукой.

 — Отстань, пресмыкающееся! Дэвид посмотрел на Мадди.

 — Кажется, он имеет в виду тебя. — Он толкнул дверь. Вместо того чтобы сидеть за письменным столом и делать уроки, сын валялся на кровати с телефонной трубкой в руке.

 Дэвид испытал противоречивые чувства. Досаду от того, что задание не выполняется, и облегчение от того, что Тео уже обзавелся новыми друзьями, общение с которыми мешает его учебе.

 — Я перезвоню, — пробормотал Тео и дал отбой. — Я только сделал перерыв.

 — Ага, на целый месяц, — подхватила Мадди.

 — В холодильнике полно еды. Разогреете себе обед. Номер ресторана в блокноте у телефона. Номер моего мобильника вы знаете. Без особой надобности не звонить. Никаких драк, никаких голых незнакомцев и никаких набегов на бар с алкогольными напитками. Пока не сделаете уроки, никаких телефонных звонков и никакого телевизора. Не подожгите дом. Что я забыл?

 — Не пачкать кровью ковер, — вставила Мадди.

 — Верно. Если будете истекать кровью, пачкайте кафель. Он поцеловал Мадди в макушку и опустил на пол.

 — Я вернусь к полуночи.

 — Папа, мне нужна машина.

 — Угу. А мне нужна вилла на юге Франции. Я подумаю. Погасить свет в одиннадцать, — добавил он, отвернувшись.

 — Но я не могу без колес! — крикнул ему вслед Тео и негромко чертыхнулся, услышав, что отец спускается по лестнице. — Отбросить коньки можно и без машины. — Он упал на спину и мрачно уставился в потолок.

 Мадди только покачала головой:

 — Тео, ты болван.

 — А ты уродина.

 — Ты никогда не добьешься своего, если будешь ворчать. Если я помогу тебе получить машину, ты двенадцать раз отвезешь меня в парк и не пикнешь при этом ни слова.

 — Как ты поможешь мне получить машину, мерзкий гик? — И все же Тео задумался. Сестра почти всегда получала то, что хотела.

 Мадди прошлась по комнате, чувствуя себя здесь как дома.

 — Сначала дело. А разговоры потом.

 Тереза считала, что сколько бы лет ни было человеку, для своих родителей он или она всегда останется ребенком, нуждающимся в любви, участии, а иногда и поддержке. Разве мать может стоять на берегу, следить за тонущим ребенком любого возраста и не нырнуть к нему на помощь?

 То, что Пилар была взрослой женщиной, у которой выросла собственная взрослая дочь, не помешало Терезе направиться прямо к ней в комнату и высказать то, что было у нее на уме, пока Пилар выбирала наряд для вечера в ресторане.

 Для вечера с Дэвидом Каттером.

 — Люди начнут болтать.

 Пилар возилась с сережками. Каждый этап одевания требовал от нее колоссальных усилий.

 — Это всего лишь обед.

 С мужчиной. С привлекательным мужчиной, не скрывавшим, что он хочет спать с ней. Dio!

 — Для сплетен достаточно малейшего повода. Стоит тебе с Дэвидом где-нибудь появиться вместе, как слухи тут же уложат вас в постель.

 Пилар поднесла к шее жемчужное ожерелье. Слишком торжественно? Или старомодно?

 — Мама, тебя это беспокоит?

 — А тебя нет?

 — С какой стати? Да и кому я нужна? — Она боролась с застежкой. Казалось, пальцы внезапно стали чужими — огромными и неуклюжими.

 — Ты Джамбелли. — Тереза подошла, взяла у Пилар из рук ожерелье и застегнула ей на шее. — Достаточно одного этого. Думаешь, если ты занималась домом и воспитывала дочку, то уже никому не интересна?

 — Ты занималась домом, воспитывала дочку и создавала империю. Так что сравнивать нас не приходится. Сегодня это стало окончательно ясно.

 — Ты говоришь глупости.

 — В самом деле? — Она обернулась. — Два с лишним месяца назад ты заставила меня заняться бизнесом, но с первого дня стало ясно, что у меня для этого нет никаких талантов.

 — Мне не следовало так долго ждать. Под лежачий камень вода не течет. Много лет назад я приехала сюда с определенными целями. Возглавить компанию «Джамбелли» и сделать ее лучшей в мире. Выйти замуж, родить детей и следить за тем, чтобы они росли здоровыми и счастливыми.

 Она машинально начала переставлять баночки и пузырьки на трельяже Пилар.

 — И в один прекрасный день передать все сделанное им. Моя мечта о множестве детей не сбылась. Жаль. Но я никогда не жалела, что ты моя дочь. Пилар, можно жалеть о неудачном замужестве, но разве ты жалеешь, что у тебя есть София?

 — Конечно, нет.

 — Ты думаешь, что я в тебе разочаровалась. — Их взгляды встретились в зеркале. Глаза Терезы были спокойными и ясными. — Так оно и есть. Я разочарована. Потому что ты позволила мужчине командовать тобой. Позволила Тони убедить тебя в том, что ты ничтожество. И потому, что ты не ударила палец о палец, чтобы изменить это.

 — Я долго любила его. Может быть, я ошибалась, но сердцу не прикажешь.

 — Ты так думаешь? — спросила Тереза. — Впрочем, никакие мои слова тебя не переубедили бы. Но теперь я вижу свою ошибку. Я слишком легко смирилась с тем, что ты продолжала плыть по течению. Теперь этому настал конец. Ты слишком молода, чтобы не ставить перед собой новых целей. Я хочу, чтобы ты принимала участие в семейном бизнесе. В том, что досталось мне по наследству. Настаиваю на этом.

 — Даже ты не можешь сделать из меня деловую женщину.

 — Тогда сделай из себя что-нибудь другое, — нетерпеливо сказала Тереза, повернувшись лицом к Пилар. — Перестань считать себя тем, кем считал тебя Тони, и стань самой собой. Я недаром спросила, есть ли тебе дело до того, как другие люди оценивают твои поступки. Знаешь, что бы мне хотелось услышать? «Да плевать мне на них! Пусть болтают! Давно пора дать им повод для сплетен!»

 Пилар удивленно покачала головой:

 — Ты говоришь так же, как Софи.

 — Раз так, слушай нас. Если тебе хоть немного нравится Дэвид Каттер, возьми его. Женщина, которая сидит и ждет, пока ее выберут, обычно остается с пустыми руками.

 — Это всего лишь обед… — начала Пилар, но осеклась, когда в комнату вошла Мария.

 — Мистер Каттер ждет вас внизу.

 — Спасибо, Мария. Скажи ему, что мисс Пилар сейчас спустится. — Тереза повернулась к дочери, увидела в ее глазах искорку страха и одобрительно сказала: — Такое выражение лица было у тебя в шестнадцать лет, когда в гостиной тебя ждал молодой человек. Приятно видеть его снова. — Она наклонилась и коснулась губами щеки дочери. — Желаю приятно провести вечер.

 Оставшись одна, Пилар слегка помедлила. Нужно было немного успокоиться. «Мне не шестнадцать лет, и это всего лишь обед, — напомнила она себе. — Все будет просто, непринужденно и, возможно, даже приятно. Только и всего».

 Выйдя на лестничную площадку, Пилар нервно открыла сумочку и стала шарить в ней. А вдруг она что-нибудь забыла? Внезапно она недоуменно моргнула и разжала пальцы. На ладони лежали две пачки презервативов.

 «София, — подумала она и быстро закрыла сумочку. — О господи!» Горло щекотало от смеха, молодого и глупого. Когда этот смех вырвался наружу, она ощутила странное облегчение.

 Пилар спускалась по лестнице и гадала, что ждет ее сегодня вечером.

 Это было настоящее любовное свидание. Более подходящего слова не придумаешь, призналась себе Пилар. Ничем другим нельзя было объяснить розовое сияние вечера или этот знакомый холодок под ложечкой. Хотя со времени ее последнего свидания прошли десятки лет, но сомневаться в этом не приходилось.

 Она почти забыла, как приятно сидеть напротив мужчины за столом с горящими свечами и разговаривать. Просто разговаривать. Ощущать, что тебя внимательно слушают. И это чувство, это воспоминание были глотком холодной воды, предложенным человеку еще до того, как он понял, что умирает от жажды.

 Нет, конечно, она не собиралась позволять себе ничего, кроме… э-э… дружбы. Стоило Пилар подумать о том, что украдкой сунула ей собственная дочь, как у нее начинали потеть ладони.

 Но дружить с привлекательным, интересным мужчиной было бы приятно.

 — Пилар! Как я рада тебя видеть!

 Пилар узнала знакомый запах и веселый голос еще до того, как подняла глаза.

 — Сьюзен! — На ее лице появилась светская улыбка. — Чудесно выглядишь. Знакомьтесь, пожалуйста. Сьюзен Мэнли. Дэвид Каттер.

 — Нет, нет, не вставайте! — Ослепительная блондинка, только что оправившаяся после очередной косметической операции, обменялась с Дэвидом рукопожатиями. — Я ходила пудрить нос, возвращалась к своему столику и вдруг увидела тебя. Мы с Чарли привезли сюда его клиентов из другого города. Кстати говоря, смертельно скучных, — подмигнула она. — Только вчера я говорила Лауре, что хотела бы с тобой встретиться. Мы не виделись целую вечность. Милая, я ужасно рада, что ты стала выезжать. Ты замечательно выглядишь. Знаю, как тяжело тебе пришлось. Это было страшным ударом для всех нас.

 — Да. — Пилар почувствовала скрытый укол. Удовольствие от вечера тут же испарилось. — Спасибо за телеграмму с соболезнованиями.

 — Жалею, что не смогла сделать большего. Впрочем, зачем говорить о грустном? — Сьюзен слегка сжала руку Пилар, не сводя глаз с ее спутника. — Надеюсь, твоя мать в добром здравии.

 — Спасибо, вполне.

 — Мне нужно идти. Нельзя бросить Чарли на съедение этим занудам. Рада была познакомиться с вами, мистер Каттер. Пилар, я позвоню тебе на неделе и приглашу на ленч.

 — Буду ждать, — ответила Пилар, поднося к губам бокал. — Прошу прощения, — сказала она, когда Сьюзен отошла. — Долина Напа мало чем отличается от провинциального городка. Куда ни пойди, всюду встретишь знакомых.

 — Тогда за что же просить прощения?

 — Это неудобно. — Пилар снова поставила бокал и принялась водить пальцами по его ножке. — Люди начнут болтать. Именно это и предсказывала моя мать.

 — В самом деле? — Каттер заставил Пилар отпустить бокал и взял ее за руку. — Тогда дадим им повод для сплетен. — Он поднес ее руку к губам и непринужденно поцеловал. — Спасибо Сьюзен. — Когда у Пилар расширились глаза, он объяснил: — За повод сделать это… Как вы думаете, — задумчиво спросил Дэвид, — что она завтра утром скажет Лауре, когда позвонит ей?

 — Могу только представить. Дэвид… — По предплечью побежали мурашки. Они не прошли даже тогда, когда Пилар убрала руку. — Я ничего… не ищу.

 — Забавно. Я тоже ничего не искал. Пока не увидел вас. — Он наклонился поближе и негромко произнес: — Давайте сделаем что-нибудь греховное.

 К лицу Пилар прихлынула кровь.

 — Что?

 — Ну, например… — Его голос превратился в обольстительный шепот, — попросим подать десерт.

 Затаившая дыхание Пилар невольно рассмеялась:

 — Замечательно!

 И все действительно было замечательно. Вечерняя дорога домой под колючими звездами и холодной белой луной. Тихая музыка по радио, горячее обсуждение книги, которую оба недавно прочитали. Позже она удивлялась тому, что можно быть такой спокойной и возбужденной одновременно.

 Пилар чуть не вздохнула, когда увидела огни виллы. «Вот и дом», — подумала она. Вечер, начавшийся с волнений, заканчивался сожалением о том, что все так быстро кончилось.

 — Дети еще не спят, — сказал Дэвид, заметив, что флигель освещен, как казино в Лас-Вегасе. — Придется их убить.

 — Да, я заметила, что отец вы жестокий и ужасный. И что дети вас до смерти боятся.

 Он искоса взглянул на нее.

 — Я бы не возражал, если бы они иногда дрожали от моего взгляда.

 — Думаю, слишком поздно. Вы воспитали двух счастливых и послушных детей.

 — Если бы так… — Он побарабанил пальцами по рулю. — У Тео в Нью-Йорке были сложности. Кража в магазине, побеги из дома. Учиться тоже стал хуже, хотя и до того не блистал.

 — Мне очень жаль, Дэвид. С подростками всегда трудно. А отцу-одиночке — вдвойне. София в этом возрасте вела себя так, что волосы вставали дыбом. Ваш сын — славный мальчик. Думаю, его поведение было нормальной реакцией на происшедшее.

 — Наверно, это дало мне толчок, в котором я нуждался. Я позволял ему пользоваться свободой, потому что так было легче. Днем у меня не было времени, а вечером не было сил. Когда их мать ушла, мне было труднее с Мадди, чем с Тео и я занимался главным образом ею.

 — Позднее раскаяние, — кивнула она. — Это мне знакомо.

 — Да, пришлось поломать голову, как с ними быть. Это одна из причин, почему я предпочел купить микроавтобус и проехать на нем через всю страну, а не прилететь на самолете. У нас появилось время. Ничто так не сплачивает семью, как три тысячи миль, проделанные в одной машине. Особенно если вы в ней ночуете.

 — Это был очень смелый шаг.

 — Настоящая смелость потребовалась от меня позже. — Он свернул на подъездную аллею. — Когда я был главным дегустатором экспериментального вина Мадди. Это было ужасно.

 Она фыркнула.

 — Выходит, мы сами готовим себе конкурента? — Пилар хотела открыть дверь, но Дэвид положил руку ей на плечо.

 — Я выйду. Давайте закончим вечер как положено. Пилар снова занервничала. «Что он хотел этим сказать? — думала она, пока Дэвид обходил микроавтобус. — Что я должна пригласить его в дом, чтобы можно было обняться в гостиной? Конечно, нет. Об этом не может быть и речи».

 Он проводил Пилар до дверей. Можно было пожелать друг другу спокойной ночи и даже обменяться небрежным поцелуем. Как делают друзья, напомнила она себе. Когда Дэвид открыл дверь, Пилар слегка попятилась.

 — Спасибо за чудесный обед и чудесный вечер.

 — Это вам спасибо. — Дэвид взял ее за руку и ничуть не удивился тому, что рука дрожала. Он заметил тревогу в глазах Пилар еще тогда, когда открывал дверь. В том, что он заставил женщину нервничать, не было ничего страшного. Наоборот, льстило его самолюбию.

 — Пилар, я хотел бы увидеться с вами еще раз.

 — Ох… Да, конечно. Мы…

 — Не в деловой обстановке. — Они продолжали стоять на крыльце. Дэвид повернул ее лицом к себе. — Компания тут ни при чем. Наедине. — Он привлек ее к себе. — По очень личным мотивам.

 — Дэвид…

 Но он снова прильнул к ее губам. На этот раз нежно. Бережно. На смену внезапному жару, взбудоражившему доселе дремавшие желания, пришло неторопливое тепло, от которого все растаяло внутри. И появилось ощущение, что твои кости превратились в растопленный воск.

 Наконец Дэвид слегка отодвинулся, продолжая кончиками пальцев гладить лицо Пилар. Затем пальцы скользнули ниже, к шее…

 — Я позвоню вам.

 Она кивнула, пытаясь нашарить дверь за спиной.

 — Спокойной ночи, Дэвид.

 Пилар вошла в дом, закрыла за собой дверь и взлетела по лестнице как на крыльях. Неважно, что она вела себя как глупая школьница — за последние десять лет это был самый счастливый вечер в ее жизни.

 Погреба всегда казались Софии раем контрабандиста. Гулкие пространства, наполненные огромными бочками с созревающим вином. Она могла проводить здесь целые часы. Когда София была ребенком, один из виноделов сажал ее за маленький столик и наливал стаканчик из той или иной бочки.

 Она с детства умела определять разницу между коллекционным вином и простым ординаром — по внешнему виду, по запаху, по вкусу. Понимать тонкости, которые отличали одно вино от другого.

 И если она привыкла относиться к ординарным винам свысока, в этом не было ничего плохого. София искала, узнавала и требовала высшего качества, потому что ее приучили не соглашаться на второй сорт.

 Сейчас она думала не о вине, хотя находилась посреди бочек и стаканчиков с образцами. У нее на уме были мужчины.

 Она изучила и их тоже, потому что любила думать. С первого взгляда узнавала низкосортную смесь, распознавала тех, кто мог вызвать оскомину, и тех, чей вкус оставался во рту спустя долгое время.

 Именно поэтому у нее не было долгих и серьезных связей. Никто из тех, кого она пробовала, не обладал нужным вкусом и полным букетом, который мог бы убедить Софию довольствоваться только одним сортом.

 София была уверена в своей способности делать правильный выбор и наслаждаться дегустацией без особых последствий, но сомневалась, что ее мать обладает тем же искусством.

 — Это их третье свидание за две недели.

 — Угу. — Тай держал на свету бокал с кларетом, оценивая цвет вина. Он предпочитал старые, традиционные методы. Так же, как его дед и La Signora. Он одновременно проверял цвет и прозрачность и проставлял в ведомости оценки.

 — Моя мать и Дэвид. — София слегка ущипнула Тая за руку, пытаясь привлечь его внимание.

 — Ну и что?

 — Сегодня вечером они опять куда-то собираются. В третий раз за две недели.

 — Ты считаешь, что меня это касается? София шумно выдохнула:

 — Она слишком уязвима. Не могу сказать, что он мне не нравится, потому что это не так. Но их отношения мне не по душе. Когда он проявил к ней интерес, на первых порах я даже поощряла ее. Думала, что ей следует развеяться.

 — София, во-первых, я занят, а во-вторых, не хочу говорить о личных делах твоей матери.

 Тайлер слегка покрутил бокал, сунул в него нос и сделал вдох. Все его внимание было отдано этому процессу.

 — Секса у них не было.

 Тай сморщился и потерял концентрацию.

 — Черт побери, Софи!

 — Если бы они спали вместе, я бы не беспокоилась. Это означало бы, что у них нет ничего серьезного. А так… В самом деле, что мы знаем о Дэвиде? Кроме его профессиональных качеств. Он в разводе, а мы не знаем почему. Может быть, он бабник или ищет свою выгоду. В конце концов, он начал ухаживать за моей матерью сразу после того, как отец…

 Тайлер снова понюхал вино и проставил ему балл.

 — Ты хочешь сказать, что Пилар не может вызвать у мужчины серьезного чувства?

 — Ничего подобного! — Оскорбленная София схватила бокал с мерло и рассмотрела его на свет. — Она красива, умна, очаровательна и обладает всем, что ищет мужчина в женщине!

 Но не тем, что искал в женщинах ее отец, вспомнила она. Недовольство собой заставило Софию снизить образцу оценку за прозрачность.

 — Я не беспокоилась бы, если бы она делилась со мной. Но она говорит только одно: им с Дэвидом нравится быть вместе.

 — По-твоему, это плохо?

 — Ох, замолчи! — Она понюхала вино, проставила ему балл, затем сделала глоток, подержала вино под языком, прикоснулась к нему кончиком языка, определяя содержание сахара, а затем позволила жидкости попасть на небо. Таким образом оценивалась кислотность и содержание танина.

 Потом София определила общие вкусовые качества и выплюнула вино.

 — Еще не созрело.

 Тайлер проверил вино сам и согласился с ней.

 — Пусть постоит. Многое выясняется, если какое-то время не вмешиваться в процесс.

 — Очень философское замечание.

 — Тебе нужно мое мнение или согласие?

 — Хотеть и того и другого было, бы чересчур.

 — Тогда отстань. — Тай взял следующий бокал и поднес его к свету. Но на самом деле он смотрел на Софию. Не смотреть на нее было нельзя. И не думать о ней тоже. Они находились в холодном, влажном погребе, где потрескивал огонь, пахло дымом, деревом и землей и по стенам и полу плясали тени.

 Кое-кто счел бы эту обстановку романтичной. Но Тай изо всех сил старался не замечать этого. Он старался не думать о Софии как о человеке, тем более как о женщине. В лучшем случае она его партнерша. Партнерша, без которой он мог бы обойтись.

 Тем более что сейчас его партнерша была взволнована. Да, может быть, она искала неприятностей, совала свой хорошенький носик не в свое дело, но в том, что София любит мать всем сердцем, сомневаться не приходилось.

 — Бывшая жена бросила его и детей.

 София опустила бокал и посмотрела Таю в глаза.

 — Бросила?

 — Угу. Решила, что на свете есть другая жизнь и что она имеет на нее право. Но с мужем и парой детей нельзя узнать ни жизнь, ни самое себя. И ушла.

 — Как ты это узнал?

 — Мадди сказала. — Тай тут же почувствовал себя виноватым. Девочка рассказала о своей семейной жизни не слишком много, но достаточно, чтобы у него сложилась ясная картина. — Вообще-то она не болтушка. Так, одно слово здесь, другое там… Из услышанного я понял, что мать с ними почти не видится. Так что после ее ухода всю заботу о детях взял на себя Каттер. У Тео в Нью-Йорке были сложности, и Каттер принял этот пост, чтобы увезти сына из города.

 — Стало быть, он хороший отец. — Она по собственному опыту знала, что значит быть брошенной одним из родителей. — Но это не значит, что он достаточно хорош для моей матери.

 — Это должна решить она сама, верно? Ты ищешь недостатки в каждом мужчине и, конечно, что-нибудь находишь.

 — Ничего я не ищу!

 — Вот именно, ищешь.

 — С тобой и искать не надо, — медовым голосом пропела она. — Все на поверхности.

 — Рад за нас обоих.

 — Ну положим, сам-то ты вообще ничего не ищешь. Конечно, куда проще иметь дело с лозами, чем с живыми людьми.

 — Разве теперь мы говорим о моей половой жизни? Должно быть, я что-то пропустил.

 — У тебя ее нет.

 — По сравнению с тобой — да. — Он поставил бокал и сделал очередную запись. — Впрочем, как знать? Ты проходишь сквозь мужчин как нож сквозь масло. Долго, медленно режешь, откусываешь и выплевываешь. Но если ты думаешь, что это подходит для Пилар, то сильно ошибаешься.

 — Понятно. — София обиделась. Он по-прежнему считал ее потаскушкой. А ее отца — волокитой. Чтобы наказать его, она придвинулась ближе. — Но сквозь тебя я еще не проходила, правда? Даже не надрезала. Не потому ли, что ты боишься женщин, которые относятся к сексу, как мужчины?

 — Я не хочу иметь дела с женщиной, которая ко всему относится как мужчина. Здесь я придерживаюсь традиционных взглядов.

 — Почему бы тебе не расширить кругозор? — София подняла лицо, словно приглашая к поцелую. — Попробуй, — поддразнила она его.

 — Меня это не интересует.

 Не желая отступать, она обняла его за шею и напрягла руки, когда Тай попытался освободиться.

 — Кто из нас врет?

 Глаза Софии потемнели. От ее запаха у Тая кружилась голова. Легкое прикосновение ее губ к его губам было невыразимо обольстительным.

 — Может быть, попробуешь меня? — тихо спросила она. Это было его ошибкой — впрочем, не первой и не последней.

 Тай обхватил ее бедра и провел руками по бокам.

 Ее запах был ощутимым и неуловимым одновременно. Настоящая пытка для мужчины.

 — Смотри на меня, — велел Тай и прильнул к подставленным губам.

 Он получил то, к чему давно стремился. И овладел им так, как хотел. Медленно, тщательно, неторопливо. Попробовал на язык вкус ее губ так же, как пробовал хорошее вино, и позволил этому вкусу проникнуть в мозг.

 Прикосновение его губ заставило Софию вздрогнуть. Все переменилось в одну секунду, и искушаемый стал искусителем. Она понимала это, но уже не могла остановиться.

 Все оказалось куда важнее, чем она думала. Никогда в жизни она не предлагала и не получала большего.

 Тай пристально следил за ней. Даже тогда, когда от его поцелуев у Софии закружилась голова и затрепетало тело, он продолжал следить. Терпеливо, как кот. Одного этого было достаточно, чтобы свести ее с ума. До сих пор никто так никогда не вел себя с ней.

 Он снова провел руками по ее бокам, погладил грудь, а потом отстранил.

 — София, ты экспериментируешь на мне. Я этого не люблю.

 Он отвернулся и сделал глоток воды из бутылки, предназначенной для того, чтобы полоскать рот.

 — Винодел — это еще и ученый, — с трудом втягивая в себя воздух, пробормотала София. — Ты слышал про химические реакции…

 Тайлер повернулся и протянул ей бутылку.

 — Угу. Но хороший винодел знает еще кое-что. А с помощью одних химических реакций нельзя получить ничего, кроме бурды.

 Это спокойное замечание вызвало у нее жгучую досаду.

 — Неужели ты не можешь просто сказать, что хочешь меня?

 — Сказать могу. Я хочу тебя. Когда ты слишком близко, мне больно дышать.

 «Как сейчас, — подумал он. — Когда я еще ощущаю вкус твоих губ»..

 — Но когда ты ляжешь со мной в постель, то будешь смотреть на меня так, как смотрела только что. Не так, как смотришь на других. На свете останусь я, один я, и ты будешь знать, что других мужчин для тебя больше не существует.

 По коже Софии побежали мурашки. Она боролась с желанием растереть предплечья.

 — Почему ты говоришь так, словно угрожаешь мне?

 — Потому что это так и есть. — Он отодвинулся, поднял следующий бокал и начал рассматривать его содержимое.

 Клермонт штудировал дело Авано. Он потратил уйму времени на изучение данных, доказательств, места преступления и отчетов судмедэкспертов. И мог наизусть цитировать документы и протоколы допросов.

 После восьми недель работы стало ясно, что следствие зашло в тупик. Ни правдоподобных версий, ни серьезных доказательств, ни ясных ответов на все растущее число вопросов.

 Это приводило его в бешенство.

 Идеальных преступлений нет. Есть только проколы и ошибки следователя.

 Что же он просмотрел?

 — Алекс… — Мейгир остановилась рядом и села на угол письменного стола. Она была в пальто: февраль в Сан-Франциско выдался мерзкий. Ее младшему сыну завтра предстоял экзамен по истории, муж лежал с простудой, а обеда не было.

 В общем, все трещало по швам.

 — Иди домой, — сказала она.

 — Должна же быть какая-то зацепка, — проворчал он.

 — Угу. Должна. Но не всегда удается связать концы с концами. Похоже, дело Авано удастся закрыть только в том случае, если нам повезет и появятся новые улики.

 — Мне бы не хотелось рассчитывать на везение.

 — А мне рассчитывать больше не на что.

 — Он использует для встречи квартиру дочери, — начал Клермонт, не обращая внимания на протяжный вздох своей напарницы. — Никто не видит, как он входит, никто не слышит выстрелов, никто не видит, как входит или выходит его гость…

 — Потому что в три часа ночи соседи спят. Они привыкли к городскому шуму и не слышат выстрелов из пистолета двадцать пятого калибра.

 — Дерьмовый пистолет. Игрушка для женщины.

 — Прошу прощения… — Она похлопала по кобуре, в которой лежал девятимиллиметровый пистолет, бывший на вооружении полиции.

 — Для штатской женщины, — поправился он, еле заметно улыбнувшись. — Вино, сыр, встреча за полночь в пустой квартире. Тайком от жены. Жертва преступления — человек, привыкший обманывать жену. Здесь пахнет женщиной. Если только это не попытка сбить нас со следа.

 — Мы изучали и мужчин тоже.

 — Может быть, следует изучить их еще раз. Бывшую миссис Авано — будем называть ее так в отличие от вдовы Авано — часто встречают в компании некоего Дэвида Каттера.

 — Похоже, у нее улучшился вкус.

 — Но она прожила с этим сукиным сыном в законном браке почти тридцать лет. Почему?

 — Послушай, мой муж не бегает за юбками, и я очень люблю его. Но временами спрашиваю себя, почему я до сих пор состою с ним в законном браке… Она католичка. — Мейгир испустила еще один вздох, поняв, что скоро домой не попадет. — Итальянка, католичка и практичная женщина. Развод легко не дается.

 — Но когда Авано попросил развода, она согласилась.

 — Точнее, не стала ему мешать. Это разные вещи.

 — Да, но разведенные католички не могут снова выйти замуж, верно? И даже встречаться с другим мужчиной без одобрения церкви.

 — Стало быть, она убила его, чтобы расчистить себе путь? Приди в себя, Алекс. Убийство более тяжелый грех, чем развод. Даже для католиков.

 — Или кто-то сделал это за нее. Каттера приняли на работу через голову Авано. Это могло вызвать трения. Каттеру понравилась брошенная жена Авано, которой вскоре предстоял развод.

 — Мы проверили Каттера вдоль и поперек. Он чист как стеклышко.

 — Может быть. Или просто до сих пор у него не было причины пачкать руки… Послушай, мы выяснили, что у Авано были финансовые трудности. Судя по виду его вдовы, это был для нее очень неприятный сюрприз. Если только она не актриса, способная претендовать на «Оскара». Будем исходить из того, что о своих проблемах с деньгами Авано помалкивал. У кого он мог бы взять взаймы? Наверняка не у своих светских друзей, — размышлял вслух Клермонт. — Иначе он не смог бы появиться на следующем благотворительном балу. Он идет к Джамбелли, где пасся уже много лет. К бывшей жене.

 — Если следовать твоей логике, то она соглашается, и это выводит Каттера из себя. Или не соглашается, Авано затаивает на нее злобу, и это тоже выводит Каттера из себя. Но от выхода из себя до трех пуль в сердце далековато.

 И все же она почесала в затылке. Тут было над чем подумать. Для них могла оказаться важной любая мелочь.

 — Думаю, завтра нам стоит побеседовать с Дэвидом Каттером.

 Дэвид разрывался между офисом в Сан-Франциско, своим кабинетом на вилле, виноградниками и винодельней. С учетом двух подрастающих детей его рабочий день составлял не меньше четырнадцати часов.

 И все же он был счастлив как никогда.

 В «Ла Кер» он почти все время сидел за письменным столом напротив своего помощника. Иногда ездил в командировки, чтобы так же сидеть за столом, только напротив кого-нибудь другого. Занимался делом, которое было ему интересно, позволяло пользоваться уважением и хорошо оплачивалось.

 Но ужасно скучал, потому что особых мозгов для этого не требовалось.

 Индивидуальный подход, который в «Джамбелли — Мак-миллане» не только разрешался, но и приветствовался, превращал каждый день в маленькое приключение. Дэвид занимался теми сферами бизнеса, которые раньше казались ему сугубо теоретическими или канцелярскими.

 Розлив, распространение, транспортировка, маркетинг. И, кроме того, сам виноград. От лозы до стола.

 А виноградники!.. Какое счастье видеть их раскинувшимися от горизонта до горизонта, окутанными туманом и сумраком долины. Удивительное сочетание света и тени. А когда на рассвете лозы покрывал иней или в полночь освещал лунный свет, это было настоящее волшебство.

 Когда Дэвид шел между рядами в окружении извивающихся, как змеи, побегов, вдыхал в себя полный тайны влажный воздух, ему казалось, что он находился в центре ожившей картины. Картины, которую он писал собственноручно.

 Тут была романтика, о которой он совсем забыл, запертый в стальном и стеклянном Нью-Йорке.

 Однако его домашний уклад еще не устоялся. Тео бунтовал и не желал соблюдать распорядок дня. Дэвиду начинало казаться, что мальчик не сможет прижиться здесь.

 «Каков отец, таков и сын», — часто думал Каттер. Но постоянные стычки начинали ему надоедать. Дэвид не мог понять, почему его собственный отец не запирал своего мрачного, упрямого, несговорчивого отпрыска на чердаке и не держал его там до совершеннолетия.

 Впрочем, с Мадди было не легче. Казалось, она перестала мечтать о кольце в носу. Теперь ей приспичило выкрасить волосы в полоску. Дэвида ставило в тупик, почему нормальный ребенок стремится делать со своим телом столь странные вещи.

 Он не имел представления об образе мышления четырнадцатилетней девочки. И сомневался, что хочет иметь это представление.

 И все же дети постепенно осваивались. Обзаводились друзьями. Входили в ритм новой жизни.

 Дэвиду казалось странным, что Тео и Мадди никак не комментируют его связь с Пилар. Обычно они безжалостно дразнили отца, когда тот отправлялся на свидание. Может быть, дети считают их отношения сугубо деловыми? Дай-то бог…

 Каттер понял, что грезит. Такое бывало каждый раз, когда он думал о Пилар. Он покачал головой и заерзал в кресле. Давать себе волю было нельзя. Через двадцать минут ему предстояло совещание с заведующими отделами. Надо было просмотреть свои заметки.

 И именно в этот момент к нему нагрянула полиция.

 — Детективы… Чему обязан?

 — Хотим отнять у вас несколько минут, — сказал Клермонт. Тем временем Мейгир осматривала кабинет и изучала вид из окна.

 — Несколько минут у меня есть. Присаживайтесь.

 «Просторные, мягкие кожаные кресла, — подумала Мейгир. — Просторный, хорошо обставленный угловой кабинет с большими окнами, откуда открывается потрясающий вид на Сан-Франциско. Типичный кабинет удачливого бизнесмена. Кремово-красноватые тона и письменный стол красного дерева. Очень по-мужски».

 Интересно, что здесь было первичным? То ли человека подбирали под кабинет, то ли наоборот.

 — Я догадываюсь, что это имеет отношение к Энтони Авано, — начал Дэвид. — Как идет следствие? Есть что-нибудь новое?

 — Дело не закрыто, мистер Каттер. Не могли бы вы рассказать о своих отношениях с мистером Авано?

 — У нас не было никаких отношений, детектив Клермонт, — сухо ответил Дэвид.

 — Вы оба являлись руководящими сотрудниками одной и той же компании и работали в одном здании.

 — Очень недолго. Я пришел к Джамбелли менее чем за две недели до убийства Авано.

 — Но за пару недель у вас должно было сложиться о нем какое-то впечатление, — вставила Мейгир. — Вы встречались, вели деловые беседы…

 — Вы так думаете? Встретиться с ним по-настоящему я не успел. А беседа у нас была только одна. Во время рождественского праздника. Как раз накануне его убийства. Тогда я впервые увидел Авано, но времени для серьезного разговора не хватило.

 «Он ни словом не упомянул о своем впечатлении, — подумал Клермонт. — Любопытно…»

 — Почему вы с ним не встретились?

 — Из-за несовпадения расписаний, — любезно ответил Каттер.

 — Его или вашего?

 Дэвид откинулся на спинку кресло. Ему были безразличны как вопросы полицейских, так и их выводы.

 — Видимо, его. Несколько попыток связаться с ним оказались безуспешными. После моего приезда и до своей смерти Авано не появлялся в офисе — во всяком случае, одновременно со мной — и неютвечал на звонки.

 — Наверно, это вызывало у вас досаду.

 — Да, — кивнул Дэвид, глядя на Мейгир. — И я высказал ее во время нашей короткой встречи на винодельне. Я прямо сказал Авано, что рассчитывал встретиться с ним в рабочее время. Но этого так и не случилось.

 — Вам не доводилось встречаться с ним за пределами офиса?

 — Нет. Детективы, я не знал этого человека. Не имел причины думать о нем и не успел понять, нравится он мне или нет.

 Дэвид говорил тем самым ровным, но не слишком довольным тоном, которым пользовался во время неприятных деловых встреч.

 — Насколько я понимаю, вы пытаетесь найти новое направление следствия. Но если вы считаете меня предполагаемым убийцей, то заблуждаетесь.

 — Вы встречаетесь с его бывшей женой.

 У Дэвида засосало под ложечкой, но лицо сохранило невозмутимое выражение. Он медленно наклонился вперед.

 — Верно. С женщиной, которая стала бывшей женой Авано еще до его убийства. И уже была его бывшей женой, когда мы стали появляться с ней на людях.

 — Согласно нашим данным бывшая миссис Авано до последнего времени не появлялась с мужчинами на людях.

 — Не потому ли, — спросил Дэвид у Мейгир, — что она до сих пор не встречала мужчины, с которым бы ей хотелось появляться на людях? Это лестно, но вовсе не повод для убийства.

 — Ее бросили ради более молодой женщины, — небрежно сказала Мейгир и увидела, что в холодных глазах Дэвида что-то вспыхнуло. Видимо, появлением на людях дело не ограничилось, поняла она. Все куда серьезнее.

 — Что вы хотите этим сказать? — спросил Каттер. — Что Пилар убила его, потому что он решил уйти к другой? Или что вы считаете ее бессердечной, потому что она заинтересовалась другим мужчиной сразу вскоре после смерти бывшего мужа? Вам не кажется, что одно противоречит другому?

 «Он разгневан, но держит себя в руках, — подумала Мейгир. — Именно такой человек мог бы спокойно пить вино и всаживать пули в хозяина».

 — Мы никого не обвиняем, — сдержанно произнесла она. — Просто пытаемся составить общую картину.

 — Позвольте помочь вам. Авано двадцать лет жил своей жизнью. А Пилар Джамбелли — своей, что само по себе удивительно. Дело, которым в ту ночь занимался Авано, было его собственным и не имело к ней никакого отношения. Поэтому мои отношения с мисс Джамбелли касаются только нас с ней.

 — Вы предполагаете, что в ту ночь у Авано было дело. Почему?

 — Я ничего не предполагаю. — Дэвид кивнул Клермонту и поднялся. — Предоставляю это вам. У меня совещание.

 Клермонт не сдвинулся с места.

 — Вы знали, что у мистера Авано были финансовые трудности?

 — Финансовые дела Авано не имели ко мне отношения и не представляли для меня никакого интереса.

 — Но должны были представлять, поскольку они были связаны с делами Джамбелли. Вам неинтересно, почему мистер Авано избегал вас?

 — Меня пригласили со стороны. Можно было ждать, что он обидится.

 — Значит, он был обижен на вас.

 — Мог быть. Но мы никогда не обсуждали этот вопрос.

 — Вы уклоняетесь от ответа, мистер Каттер. — Клермонт поднялся. — У вас есть пистолет?

 — Нет. У меня двое детей-подростков. В моем доме нет оружия и никогда не было. В ночь убийства Авано я был дома с детьми.

 — Они могут подтвердить это?

 У Дэвида сжались кулаки.

 — Они бы знали, если бы я ушел из дома. — Он не собирался позволять полиции допрашивать детей. Тем более ради такого ничтожества, как Авано. — Об остальном мы будем разговаривать после того, как я проконсультируюсь со своим адвокатом.

 — Это ваше право. — Мейгир встала и выложила на стол то, что считала своей козырной картой. — Благодарим за прием, мистер Каттер. Мы зададим госпоже Джамбелли несколько вопросов о финансовых делах ее бывшего мужа.

 — Думаю, его вдова знает об этом больше.

 — Пилар Джамбелли была его женой намного дольше, — продолжила Морин. — Кроме того, она продолжает оставаться одной из владелиц компании, в которой работал Авано.

 Дэвид сунул руки в карманы.

 — Она знает о делах компании меньше, чем кто-нибудь из вас. — Мысль о ней заставила Каттера решиться на то, что при других обстоятельствах он никогда бы не сделал. — Последние три года Авано систематически присваивал деньги Джамбелли. Раздувал счета, завышал данные о продаже, присваивал расходы на поездки, которых он не совершал или совершал по личной необходимости. Суммы были сравнительно небольшими, и брал он их из разных мест, чтобы остаться незамеченным. Учитывая пост и положение Авано, никто не стал бы проверять его отчеты. И этого действительно никто не делал.

 Клермонт кивнул:

 — Но вы сделали.

 — Да, сделал. Я заметил это в день приема, решил проверить себя и начал искать систему. Мне было ясно, что он пользовался своим именем, именем Пилар и своей дочери. Авано не трудился подделывать подписи на документах. Просто подписывал их, и все. За последние три года общая сумма превысила шестьсот тысяч.

 — И вы сказали ему об этом в лицо, — кивнула Мейгир.

 — Нет. Только собирался. И во время нашего разговора на приеме прозрачно намекнул на это. Судя по впечатлению, он понял, что мне. кое-что известно. Детектив, это был бизнес, и решать проблему нужно было официально. На следующий день после приема я доложил о случившемся Терезе Джамбелли и Эли Макмиллану. Они решили, что я должен взять это на себя и сделать все, что в моих силах, чтобы заставить Авано вернуть эти деньги. Его должны были уволить из компании. Если бы он отказался, Джамбелли дали бы делу законный ход.

 — Почему эти сведения утаили от следствия?

 — Мисс Джамбелли-старшая не хотела, чтобы ее внучка чувствовала себя униженной из-за публичной огласки постыдного поведения отца. Меня просили ничего не говорить, если полиция не станет задавать прямых вопросов. Так что об этом знают только La Signora, Эли Макмиллан и я. Авано мертв, и нет необходимости раздувать скандал, называя бабника еще и вором. Тем более что к делу это не относится.

 — Мистер Каттер, — сказал Клермонт, — когда речь идет об убийстве, к делу относится все.

 Едва Дэвид выпроводил копов и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, как дверь открылась опять. Софии и в голову не приходило, что нужно постучаться.

 — Чего они хотели?

 Пришлось взять себя в руки и скрыть гнев и озабоченность.

 — Мы опаздываем на совещание. — Каттер взял свои заметки и сунул в кейс вместе с отчетами, графиками и факсами.

 — Дэвид… — София продолжала стоять спиной к двери. — Я могла бы обратиться через голову копов и попытаться получить ответы, которых не могу добиться от них. Я надеялась, что вы меня поймете.

 — София, у них были вопросы. Причем достаточно неприятные.

 — Но почему они обратились к вам, а не ко мне или кому-нибудь из старых служащих? Вы едва знали моего отца, никогда не работали с ним и, насколько я знаю, почти не общались. Что нового вы могли сообщить полиции?

 — Почти ничего… София, прошу прощения, но нам пора.

 Люди ждут.

 — Дэвид, будьте со мной откровенным. Они пришли к вам в кабинет и оставались в нем достаточно долго. Слухами земля полнится… Я имею право знать, — закончила она.

 Каттер помолчал и всмотрелся в ее лицо. Да, она имела право знать. А он не имел права молчать. Дэвид снял трубку.

 — Мы с мисс Джамбелли немного задержимся, — сказал он секретарше, положил трубку и кивком указал Софии на кресло. — Садитесь.

 — Я постою. Вы могли заметить, что я не неженка.

 — Я заметил, что вы умеете держать себя в руках. Вопросы полиции были частично вызваны тем, что я встречаюсь с вашей матерью.

 — Понимаю. Значит, они решили, что у вас с мамой была продолжительная тайная связь? Несмотря на то что еще два месяца назад вы жили на другом конце страны. И на то, что мой отец несколько лет открыто жил с другой женщиной. Нескольких совместных обедов для такой гипотезы маловато.

 — Я уверен, что они шарят в темноте.

 — Они подозревают вас или маму?

 — Думаю, что всех и каждого. Это особенность их профессии. Вы были осторожны и молчали о моих взаимоотношениях с вашей матерью. Во всяком случае, мне вы не сказали об этом ни слова.

 — Честно говоря, я еще не решила, как к этому относиться. Когда решу, скажу.

 — Справедливо, — спокойно ответил он. — А я знаю, как к этому отношусь, и поэтому скажу вам. Пилар очень дорога мне. Я не хочу ее огорчать. Огорчать вас я тоже не хочу. Мне будет жаль, если это случится. Во-первых, потому что она любит вас. Во-вторых, потому что вы мне нравитесь. Но я был вынужден выбирать между вашим огорчением, допросом моих детей и помощью следствию, которое продолжает блуждать в потемках.

 Теперь Софии захотелось сесть. Внутренний голос подсказывал ей, что это потребуется. Однако гордость заставляла ее стоять.

 — Что вы сказали полиции? Почему это должно огорчить меня?

 «Правду, как и горькое лекарство, следует глотать быстро», — подумал он.

 — Ваш отец несколько лет присваивал деньги компании. Суммы растягивались во времени и были относительно скромными. Это одна из причин, почему растрата так долго оставалась незамеченной.

 София побледнела, но не вздрогнула. Не вздрогнула даже тогда, когда у нее гулко заколотилось сердце.

 — Вы не ошиблись? — начала она, но махнула рукой, не дожидаясь ответа. — Нет, конечно, нет. Вы никогда не ошибаетесь. — В этом утверждении слышалась легкая горечь, которую она не смогла побороть. — И давно вы это знаете?

 — Со дня приема. Я собирался встретиться с вашим отцом в ближайшие дни, чтобы обсудить…

 — Чтобы уволить его, — поправила она.

 — Попросить его подать в отставку. В соответствии с решением ваших бабушки и деда. Я доложил им о растрате на следующий день после приема. Ему бы дали возможность покрыть недостачу, а затем отправили в отставку. Они делали это для вас. Для вашей матери, для компании, но главным образом для вас. Мне очень жаль.

 Она кивнула, отвернулась и начала растирать руки.

 — Да, конечно. Спасибо за откровенность.

 — София…

 — Пожалуйста, не надо. — Она повернулась навстречу шагнувшему к ней Дэвиду. — Не извиняйтесь. Я выдержу. Я уже знала, что он вор. Я видела на лацкане Рене брошь, доставшуюся моей матери по наследству. Эта брошь должна была перейти ко мне, поэтому я знаю, что мать не отдавала ее отцу. Когда я увидела эту брошь на траурном наряде Рене, я поняла, что отец украл ее. Безусловно, он сам так не считал. Как не считал кражей растрату денег компании. У Пилар так много побрякушек, думал он. Она возражать не станет. А компания может позволить себе безвозвратную ссуду. Да, по части самооправданий он был мастер.

 — Может быть, вместо совещания вы поедете домой?

 — Я не собираюсь пропускать совещание. — Она отвернулась. — Ну разве не странно? Все эти годы я знала, как он обращается с матерью. Видела это собственными глазами. Но умудрялась прощать его. Уговаривала себя, что, хотя его поступки не назовешь достойными, в них нет ничего страшного. Но кража денег и драгоценностей — это полбеды. Куда страшнее, что он украл у моей матери достоинство и самоуважение. Только теперь я поняла, что он был ничтожеством. И только теперь перестала оплакивать его… Ладно, увидимся на совещании.

 — Подождите несколько минут.

 — Нет. Он и так отнял у меня больше времени, чем заслуживал.

 «Да, — подумал Каттер, когда София вышла из кабинета. — Она очень похожа на свою бабушку».

 Поскольку вести машину была очередь Софии, они возвращались из города в тишине. Если не считать радио. Тайлер дважды уменьшал громкость, но София снова поворачивала ручку. Совещания в отделе рекламы вызывали у него головную боль. Так же как опера, звучавшая в наушниках. Но он решил терпеть. Во всяком случае, это полностью исключало возможность беседы.

 Впрочем, судя по виду Софии, она была не в том настроении, чтобы беседовать. Тай сомневался, что она была в подходящем настроении для занятий чем угодно, однако в том, что ей не хочется разговаривать, сомневаться не приходилось.

 Она ехала слишком быстро, но он к этому привык. Какие бы бури ни бушевали в душе Софии, она не была неосторожной и тщательно вписывалась во все повороты.

 И все же Тай едва не вздохнул, завидев крышу собственного дома. Наконец-то… Он вернулся целым и невредимым. Сейчас можно будет снять городскую одежду и насладиться блаженной тишиной и одиночеством.

 «Эта женщина утомляет меня даже тогда, когда молчит», — подумал он.

 Но София остановила машину в конце подъездной аллеи, выключила двигатель и выбралась наружу раньше, чем он.

 — Что ты делаешь?

 — Вхожу, — обернувшись, бросила София и добавила к этому лаконичному ответу короткий, но выразительный взгляд.

 — Почему?

 — Потому что мне не хочется домой. Он позвенел ключами.

 — День был долгий.

 — Ну и что?

 — У меня еще есть дела.

 — Вот и хорошо. Я как раз ищу себе занятие. Макмиллан, будь другом, дай мне выпить.

 Разозлившийся Тай сунул ключ в замочную скважину.

 — Возьмешь сама. Ты знаешь, где что лежит.

 — Ты крайне любезен. За что я тебя и ценю. — Она вошла в большую комнату и направилась прямиком к бару. — С тобой не надо ни кокетничать, ни притворяться. Ты такой, какой есть. Мрачный, грубый, предсказуемый.

 София взяла бутылку не глядя. В данный момент ни сорт, ни урожай значения не имели. Вынимая пробку, она рассматривала комнату. Камень и дерево. Хорошо обработанные, просто окрашенные твердые материалы служили достойной оправой для добротной громоздкой мебели.

 «Ни цветов, ни округлых линий, ни полировки», — думала она.

 — Возьмем для примера эту комнату. Ни суеты, ни спешки. Она говорит: здесь живет суровый мужчина, которому плевать на видимость. Я права, Тай? Тебе действительно плевать на видимость?

 — Наверно.

 — Это очень по-мужски. Ты закоренелый индивидуалист. — Она наполнила два бокала. — Знаешь, некоторые живут и умирают ради того, чтобы соблюдать видимость. Для них это самое главное. Слава богу, я отношусь к среднему типу. Но если не доверять тем, кто сделал этикет религией, и тем, кто на него плевать хотел, то в конце концов можно перестать доверять кому бы то ни было…

 — Если ты собираешься пить мое вино и пользоваться моим кровом, то могла хотя бы сказать, что именно вызвало у тебя такое настроение, и немного успокоиться.

 — О, у меня есть разные настроения. — Она выпила вино быстро, без всякого удовольствия, и налила еще. — Я многосторонняя женщина, Тайлер. Ты не знаешь и половины моих талантов.

 Она двинулась к нему походкой гордого собой сексуального маньяка.

 — Не хочешь узнать больше?

 — Нет.

 — Не ври, пожалуйста. Не разочаровывай меня. Помнишь? Ни кокетства, ни притворства. — Она провела пальцем по его рубашке. — На самом деле ты хочешь прикоснуться ко мне. А я хочу, чтобы ко мне прикасались. Очень удобно.

 — Хочешь напиться и лечь со мной в постель? К сожалению, у меня на этот вечер другие планы. — Тайлер забрал у нее бокал.

 — В чем дело? Ты хочешь, чтобы я сначала приготовила тебе обед?

 Он поставил бокал на стол.

 — Я ценю себя выше. И тебя тоже, как ни странно.

 — Ладно. Тогда я найду кого-нибудь другого. Не такого упрямого. — София сделала три шага к двери, прежде чем Тай схватил ее за руку. — Пусти. Тебе давали возможность.

 — Я отвезу тебя домой.

 — Я не хочу домой.

 — Ты поедешь туда, куда повезут.

 — Пусти, я сказала! — Она резко обернулась. София была готова драться, кусаться, царапаться, лишь бы освободиться от того, что жгло ее изнутри. И когда она вдруг ударилась в слезы, это удивило ее саму больше, чем Тайлера.

 — Черт побери… Хорошо… Ладно. — Тай сделал единственное, что пришло ему в голову. Он взял Софию на руки, подошел к креслу, сел и посадил ее к себе на колени. — Поплачь. Потом нам обоим станет легче.

 В это время зазвонил телефон, забытый Тайлером под диванной подушкой. Старинные каминные часы откликнулись ему торжественным звоном.

 Она не стыдилась слез. В конце концов, слезы были лишь другой формой страсти. Но София предпочитала успокаиваться иначе. Когда слезы закончились, она продолжала сидеть у Тая на коленях. Тут было намного теплее и уютнее, чем ей представлялось.

 Он не гладил ее, не похлопывал по спине, не качал и не бормотал глупостей, с помощью которых обычно утешают плачущих. Просто давал ей возможность выплакаться и успокоиться.

 В результате благодарность Софии также превысила ее ожидания.

 — Извини.

 — И ты меня.

 Этот ответ помог ей прийти в себя. София сделала глубокий вдох, втянула в себя запах чистого мужского тела, крепко обняла Тая, а потом отпустила.

 — Если бы ты отнес меня наверх и положил в постель, я бы не стала реветь.

 — Ну, если бы я знал, что у меня есть выбор…

 Она засмеялась, положила голову ему на плечо, а потом встала.

 — Наверно, лучше сказать правду. Мой отец обкрадывал компанию.

 Прежде чем Тайлер успел решить, как ему реагировать, София шагнула к нему.

 — Ты знал.

 — Нет.

 — Но ты не удивился.

 Он поднялся на ноги, от всей души надеясь, что новой стычки не последует.

 — Нет, не удивился.

 — Понятно. — София отвернулась и уставилась в камин, где догорали последние угольки. «Я тоже такая, — подумала она. — Холодная и пустая». — Ладно. — Она выпрямилась и вытерла щеки. — Я плачу свои долги. Так и быть, приготовлю тебе обед.

 Он хотел возразить, но передумал. Что лучше, одиночество или горячая еда? Он вспомнил, что эта женщина умеет готовить.

 — Ты знаешь, где кухня.

 — Знаю. — София подошла ближе, поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Плата наличными, — сказала она, сняла жакет и вышла из комнаты.

 — Ты не перезвонил мне.

 Маргарет поймала Тайлера в винодельне Макмилланов. После возвращения из Венеции она успешно закончила несколько дел. Ее карьера складывалась удачно. Перед прибытием в Калифорнию Маргарет совершила два продолжительных похода по магазинам и была уверена, что замечательно выглядит. Она приобрела тот самый лоск, который придают женщине заграничные поездки.

 Осталось достичь последней цели, которую она поставила перед собой, будучи за рубежом. Заарканить Тайлера Макмил-лана.

 — Извини. Дел было по горло. — Февраль не был для виноделов горячей порой, однако это не значило, что они сидели без работы. Согласно составленному Софией расписанию сегодня вечером дегустация должна была пройти у Макмилланов. Хотя Тайлер был не в восторге, но понимал важность этого мероприятия. И знал, что следует быть во всеоружии.

 — Могу себе представить. Я видела планы кампании по празднованию столетия. Ты проделал огромную работу.

 — Не я, а София.

 Тайлер пошел в дегустационный зал, и Маргарет увязалась за ним.

 — Тай, ты недооцениваешь себя. Когда ты собираешься знакомиться с работой итальянского отделения? Думаю, тебе понравится в Венеции. Там есть на что посмотреть.

 — Слышал. Но сейчас у меня нет на это времени.

 — Когда соберешься, я буду твоим гидом. Угощу пастой в одной потрясающей маленькой траттории, которую я обнаружила. Теперь там подают наше вино. А еще я договорилась с несколькими тамошними высотными гостиницами, что этим летом они разместят на своих зданиях нашу эмблему и подсветят ее прожекторами.

 — Выходит, ты тоже не сидела без дела.

 — Мне это нравится. Кое-кто из заказчиков, привыкших к Тони Авано и его методам, еще слегка сопротивляется. Но я найду с ними общий язык… Кстати, как продвигается следствие? Полиция сумела выяснить что-нибудь новенькое?

 — Не слышал. — «Интересно, скоро ли наружу просочится весть о растрате?» — подумал он.

 — Это ужасно. Его знали все заказчики. А в Италии просто обожали. Конечно… Ведь со мной не станешь курить сигары и тянуть граппу.

 Тай остановился и улыбнулся:

 — Могу себе представить эту картину…

 — Ничего, я знаю, как обращаться с мужчинами… В конце недели мне придется вернуться в Италию и по дороге сделать несколько остановок в Штатах. Я надеялась, что мы сможем побыть вместе. Я приготовлю тебе обед.

 Что случилось с этими женщинами? Каждая норовит накормить его. Неужели он выглядит таким голодным?

 — Послушай… — Он осекся, увидев приближавшуюся Мадди. При виде этой девочки у него всегда улучшалось настроение. — Привет! А вот и наш чокнутый ученый.

 Мадди насмешливо фыркнула, но почувствовала себя польщенной.

 — Я получила новое вещество. — Она подняла две баночки из-под орехового масла, наполненные темной жидкостью.

 — Выглядит зловеще. — Тай взял протянутую ему баночку, поболтал ее из стороны в сторону и рассмотрел содержимое.

 — Может быть, дашь его попробовать людям, которые соберутся вечером? Интересно, что они скажут.

 — Угу. — Представив себе, что скажут гурманы, отведав домашнего вина Мадди, Тай невольно улыбнулся. — А что, это мысль!

 — Ты не хочешь представить меня своей подружке? — Нельзя сказать, что Маргарет не любила детей. Любила. Особенно если те находились на безопасном расстоянии. Но в данный момент эта девочка ей мешала.

 — Ох, извини. Маргарет Боуэрс. Мадди Каттер.

 — Ах, так ты малышка Дэвида? Сегодня я видела твоего отца.

 — Серьезно? — Обида за то, что ее назвали малышкой, вырвалась наружу. — Надо же… Я тоже его видела. Можно мне остаться на дегустацию? — Она повернулась к Тайлеру, не обращая внимания на Маргарет. — Я хочу составить полный отчет, а для этого нужно наблюдать за реакцией людей.

 — Конечно. — Тай открыл баночку и понюхал. Его глаза смеялись. — Я и сам не прочь попробовать.

 — Тай, так как насчет завтрашнего вечера?

 — Завтрашнего?

 — Обед, — как можно небрежнее сказала Маргарет. — В Италии я обнаружила кое-что любопытное и хотела обсудить эти вопросы с тобой. Надеюсь, ты просветишь меня и восполнишь пробелы в моем образовании. Некоторые вещи для меня темный лес, и беседа с опытным виноделом, для которого английский язык является родным, могла бы мне помочь.

 — Конечно. — Но в данный момент Тайлера куда больше интересовало вино Мадди. Он пошел к бару за бокалом.

 — Значит, в семь? Я привезла с собой бутылку замечательного мерло.

 — Отлично. — Жидкость, которую Тай налил в бокал, никак не могла быть замечательной.

 — Тогда до завтра. Мадди, рада была познакомиться с тобой.

 — О'кей. — Когда Маргарет ушла, девочка насмешливо фыркнула: — Ты настоящий олух.

 — Простите, не понял?

 — Она на тебя запала, а ты без понятия.

 — Ничего она не запала. Тебе не следует так говорить.

 — Ну уж нет. — Мадди села на табуретку у бара. — Женщины разбираются в таких вещах.

 — Может быть, но ты еще не женщина.

 — У меня уже есть месячные.

 Тай чуть не поперхнулся, отставил бокал и сморщился.

 — Прекрати, пожалуйста.

 — Это биологическая функция. Женщина становится женщиной тогда, когда физически готова к зачатию.

 — Ладно. Согласен. — Он не собирался вступать с ней в спор. — А теперь помолчи минутку. — Тай сделал глоток и подержал вино на языке. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы почувствовать избыток кислоты и чрезмерно сладкий вкус. Мадди наверняка добавила в вино сахар.

 И все же она сумела сделать вино в кухонной посуде. Конечно, плохое, но это было не главное.

 — Ты сама его пила?

 — Может быть. — Она поставила на стойку вторую баночку. — А это «чудесное» вино. Без добавок. Я читала, что иногда в вино добавляют бычью кровь для цвета и плотности. Но не знала, где ее взять. Кроме того, это звучит омерзительно.

 — Мы такого не одобряем. Небольшая добавка карбоната кальция позволяет уменьшить содержание кислоты, но мы предпочитаем дать вину отстояться. Если тебе удалось сделать вино в кувшине, это уже победа. Ты молодец, девочка.

 Тай был смелым человеком. Он налил себе глоток «чудесного» вина, рассмотрел его, понюхал и пригубил.

 — Интересно. Мутное, незрелое, кислое, и все же это вино.

 — Когда я составлю отчет и заполню ведомость, ты их посмотришь?

 — Конечно.

 — Хорошо. — Она захлопала ресницами. — А я приготовлю тебе обед.

 О господи, да она дразнится!

 — Ах ты, язвочка.

 — Наконец-то нашелся человек, который со мной согласен, — промолвил вошедший Дэвид. Он подошел и обхватил шею дочери борцовским приемом. — И это у тебя называется пятью минутами?

 — Мы отвлеклись. Тай сказал, что я могу прийти на дегустацию.

 — Мадди…

 — Пожалуйста. Он даст посетителям попробовать мое вино. У Дэвида округлились глаза.

 — Вы отчаянный человек, Макмиллан.

 — Вам никогда не доводилось играть в «Беги, стой и падай»? Дэвид улыбнулся и прикрыл Мадди уши.

 — Пару раз доводилось. К счастью, я так к этому и не пристрастился. Но члены вашего винного клуба могут не согласиться на эксперимент.

 — Ничего. — Мысль об этом раззадорила Тайлера. — Это расширит их кругозор.

 — Или отравит.

 — Пожалуйста, папа. Это делается в научных целях.

 — Именно так ты говорила про тухлые яйца, которые держала у себя в спальне… Не думайте, что мы уехали из Нью-Йорка, руководствуясь профессиональными соображениями, — сказал он, обращаясь к Таю. — Наверно, новые квартиранты все еще проводят дезинфекцию. Ладно, так и быть, но если ты не вернешься к десяти часам, то превратишься в тыкву. Пошли. Тео сидит в машине. Он отвезет нас домой.

 — Мы все умрем, — мрачно сказала Мадди.

 — Глупости. Я буду рядом.

 Он стащил дочь с табуретки, слегка шлепнул по заду и подтолкнул к двери.

 — Спасибо за то, что вы позволяете ей крутиться возле вас.

 — Да она мне не мешает.

 — А я уверен, что мешает.

 Тайлер поставил бокалы в раковину под баром.

 — О'кей, вы правы. Но я не возражаю.

 — Если бы вы возражали, я бы давно прогнал ее. Думаю, вам легче найти общий язык с ней, чем со мной. Я стою у вас на пути, и вам это не нравится.

 — Я не нуждаюсь в надсмотрщике.

 — Не нуждаетесь. Но компания нуждалась и нуждается в притоке свежей крови. В человеке со стороны. В том, кто может посмотреть на происходящее под другим углом зрения и, если очень понадобится, предложить новое решение.

 — У вас есть для меня конкретные предложения?

 — Есть. Например, снять стружку с вашего плеча, вынуть колючку у вас из задницы, устроить из этого костер и распить вместе пару банок пива.

 Тайлер несколько секунд молчал, не зная, смеяться ему или злиться.

 — Если добавить к этому ваши стружки и колючки, то пламя будет изрядное.

 — А что, это мысль… Я привезу Мадди позже. И вернусь за ней к десяти.

 — Я сам подброшу ее, так что не беспокойтесь.

 — Весьма признателен. — Дэвид шагнул к двери, но остановился. — Послушайте, дайте мне знать, если она… если она начнет влюбляться в вас. Наверно, это нормально, но мне хотелось бы вовремя вмешаться, если дело примет такой оборот.

 — Это не так. Думаю, я для нее скорее старший брат или дядя. А вот ваш мальчик по уши влюбился в Софи.

 Дэвид широко открыл глаза, поморгал и потер ладонями лицо.

 — Я упустил это. Думал, все прошло в первую же неделю. Черт!

 — Она справится. Софи лучше всех на свете знает, как обращаться с нашим братом. Она не наставит ему синяков.

 — Он наставит их себе сам. — Дэвид подумал о Пилар и поморщился.

 — Но в отсутствии вкуса его не упрекнешь, правда? Учитывая обстоятельства.

 Дэвид смерил его насмешливым взглядом.

 — Везет мне на язв, — пробормотал он и вышел.

 Пилар остановилась на простом костюме для коктейлей, рассудив, что серовато-зеленые юбка и жакет с атласными лацканами прекрасно составят нечто среднее между деловым и праздничным стилем. Она считала, что дегустация как раз и является таким мероприятием.

 Дебют в роли хозяйки должен был помочь Пилар утвердиться и доказать семье, Дэвиду и самой себе, что она на что-то способна. Она потратила неделю, помогая проводить экскурсии и попутно обучаясь. Ей казалось, что она делала это ненавязчиво. Служащие относились к членам семьи очень любезно.

 Только теперь она поняла, как мало знает о винодельне, виноградниках, технологическом процессе, правилах приема посетителей и местах розничной торговли. Чтобы постичь такие сложные вещи, недели было явно недостаточно, но для приема в дегустационном зале полученных ею знаний должно было хватить.

 Однако это еще надо было доказать.

 Ей предстояло научиться многому. Главным образом тому, как управлять своей жизнью. А ведь частью этой жизни был секс. О господи…

 Эта мысль заставила ее сесть на край кровати. Перспектива интимной связи с Дэвидом приводила ее в ужас. А страх и досада на самое себя заставляли постоянно нервничать.

 Услышав стук в дверь, Пилар вскочила, схватила щетку и попыталась принять вид непринужденной, уверенной в себе женщины.

 — Да? Войдите.

 Увидев Элен, Пилар облегченно вздохнула и махнула рукой.

 — Слава богу, это ты. Я так устала притворяться дамой двадцать первого века.

 — Но ты выглядишь ею. Потрясающее платье.

 — А под ним все дрожит. Я рада, что вы с Джеймсом приехали на дегустацию.

 — Мы привезли с собой Линка. Его последняя подружка сегодня дежурит. — Элен села на прихотливо изогнутый бархатный диван, чувствуя себя здесь как дома. — Я начинаю думать, что это у них серьезно.

 — И как ты к этому относишься?

 — Не знаю. Она милая и развитая девушка. Целеустремленная и независимая. Но…

 — Но он твой ребенок.

 — Но он мой ребенок, — согласилась Элен. — Иногда я тоскую по маленькому мальчику с ободранными коленками и вечно развязанными шнурками. И до сих пор вижу этого мальчика в строго одетом, красивом высоком адвокате, который собирается жить своей жизнью… О боже, — со вздохом сказала она. — Я, кажется, старею. Кстати, как держится твой ребенок? Пилар опустила щетку.

 — Я вижу, ты знаешь о делах Тони.

 — Твоя мать сочла нужным ввести меня в курс дела, чтобы я могла начать против него процесс. Мне очень жаль, Пилар.

 — И мне тоже. В этом не было необходимости. — Она отвернулась. — Ты наверняка подумала: «Тони в своем репертуаре»…

 — Мои мысли не имеют значения. Кажется, ты начинаешь осуждать себя.

 — На этот раз нет. И надеюсь, что этого больше не будет. Но Софии очень тяжело.

 — Ничего, она справится. Пилар, наши дети выросли, стали сильными и уверенными в себе взрослыми людьми, а мы этого и Не заметили.

 — Знаю. Куда мы смотрели? Но мы не можем не волноваться за них, правда?

 — Они все в работе. Едва мы приехали, как София помчалась к Макмилланам. Прихватила с собой Линка на случай, если придется таскать что-нибудь тяжелое. Он отвлечет ее.

 — Приятно видеть их вместе. Они словно брат и сестра.

 — Угу… А теперь сядь. — Элен похлопала по дивану. — Соберись с духом и расскажи мне о своем романе с Дэвидом Каттером. У меня за плечами почти тридцать лет супружеской жизни, и я живу как монахиня.

 — Это не совсем… нам просто нравится быть вместе.

 — Значит, до секса еще не дошло?

 — Элен… — Пилар махнула рукой и опустилась на диван. — Это невозможно.

 — Если ты забыла, как это делается, то на свете есть множество хороших книг. Видео. Сайты в Интернете. — Глаза за очками весело блестели. — Я дам тебе перечень.

 — Я серьезно.

 — Я тоже. Там есть очень горячие штучки.

 — Перестань! — невольно рассмеялась Пилар. — Дэвид очень терпелив, но я не дура. Он стремится к сексу и не собирается довольствоваться объятиями на крыльце, но…

 — Объятиями на крыльце? Очень интересно. Продолжай, Пилар, пожалуйста, только давай подробнее.

 — Ну, он замечательно целуется, очень умело, так что в его объятиях я чувствовала себя двадцатилетней.

 — Ох… — Элен начала обмахиваться рукой.

 — Но мне не двадцать лет. Элен, как я могу показаться ему раздетой? У меня грудь обвисла до самой Мексики.

 — Если у тебя до Мексики, то у меня до Аргентины. Еще три года назад. Но Джеймсу это все равно.

 — Есть разница. Вы прожили почти тридцать лет. Именя-лись вместе. Но беда втом, что Дэвид моложе меня.

 — Беда? Мне приходилось сталкиваться с вещами и по-страшнее.

 — Поставь себя на мое место. Он сорокатрехлетний мужчина, а я сорокавосьмилетняя женщина. Разница огромная. В таком возрасте мужчины часто встречаются с женщинами моложе себя. В том числе и с совсем юными, у которых тела тугие и стройные.

 — А в головах полностью отсутствуют мозги, — закончила Элен. — Пилар, это он назначает тебе свидания, а не ты ему. Если ты так переживаешь из-за своего тела — хотя по сравнению со мной ты Афродита, — то позаботься о том, чтобы в вашу первую ночь в спальне было темно.

 — Спасибо за ценный совет.

 — Пожалуйста. Потому что он действительно ценный. Если мужику подавай непременно грудь двадцатилетки — значит, не стоит тратить на него время. Лучше проверить, чем маяться и переживать понапрасну. Тебе хочется переспать с ним? Да или нет? — И прежде чем Пилар успела ответить, Элен добавила: — Основной инстинкт. Чистая страсть. Ну, не раздумывая?

 —Да.

 — Тогда купи себе бельишко пороскошнее и валяй. Пилар закусила губу.

 — Уже купила.

 — Черт побери! Покажи.

 Прошло почти двадцать четыре часа, но стоило Тайлеру вспомнить о дегустации, как он начинал безудержно хохотать. Попробовав образец, который Тай назвал «Vin de Madelin», две дюжины чопорных и надменных членов клуба любителей вина испытали самое сильное потрясение в своей скучной жизни.

 — «Безыскусное, но созревшее», — повторил он, когда взял себя в руки. — О господи, какая чушь! «Созревшее»…

 — Не понимаю, чему ты радуешься. — Дело происходило на вилле. София сидела в своем кабинете за письменным столом и изучала фотографии моделей, которых Крис отобрала для рекламных объявлений. — Я буду тебе очень признательна, если в следующий раз ты заранее предупредишь меня, что решил добавить к отобранным образцам таинственное вино.

 — Кандидат, появившийся в последнюю минуту. Кроме того, это было сделано для блага науки.

 — А дегустации проводятся для блага традиции, репутации и рекламы. — Она подняла глаза, увидела улыбку Тая и махнула рукой: — Ну ладно, это действительно было смешно. Мы сможем сделаем из этого шуточную газетную статью. Она вызовет у людей дополнительный интерес и наверняка будет перепечатана юмористической прессой.

 — Тебя так влечет популярность?

 — Еще бы. Скажи спасибо, что я вовремя вмешалась, иначе некоторые члены клуба сочли бы себя смертельно обиженными.

 — Некоторые члены клуба — тупые и самодовольные идиоты.

 — Да, но эти тупые и самодовольные идиоты покупают изрядную долю нашего вина и говорят о нем в свете. Однако, поскольку винодел такой же безыскусный и созревший, как его вино, мы можем хорошо обыграть это. — Она что-то записала и прижала листок забавной лягушкой из зеленого стекла, подаренной Таем на Рождество. — Но когда решишь поэкспериментировать в следующий раз, предупреди меня.

 Он вытянул ноги.

 — Расслабься, Джамбелли.

 — Глянь-ка, король вечеринок… — София протянула ему глянцевую фотографию размером восемь на десять дюймов. — Что ты о ней думаешь?

 Он взял снимок и рассмотрел запечатленную на нем волоокую блондинку.

 — А номер своего телефона она не приложила?

 — Вот и я о том же, Она слишком сексуальна. Я говорила Крис, что мне нужно совсем другое. — София слегка нахмурилась. — Придется ее уволить. Она даже не пытается приспособиться к изменившимся требованиям. Хуже того, Крис не выполняет приказов и плохо влияет на остальных членов творческой группы. — Она вздохнула. — Мои шпионы доложили, что на другой день после праздника она встречалась с Джерри Деморне из «Ла Кер».

 — Если она вызывает сложности, почему ты ее не выгоняешь? Только не говори, что ее некем заменить во время рекламной кампании и реорганизации.

 — Ладно. Во-первых, я медлю, потому что она хороший работник и мне ужасно не хочется ее терять. Во-вторых, она прекрасно знает мои долгосрочные планы и может увести с собой кое-кого из членов творческой бригады. Кроме того, у меня есть и личные причины. Я уверена, что Крис путалась с моим отцом. Если ее уволить, она может предать это гласности. Что бы я ни сделала, это вызовет дополнительные трудности. Но так продолжаться не может. Завтра я займусь этим.

 — Если хочешь, я возьму это на себя. София закрыла папку:

 — Ты очень любезен. Но это должно исходить от меня. Должна предупредить: после ее увольнения у всех нас прибавится обязанностей. Тем более что моя мать не собирается заниматься черновой работой.

 — Это меня только радует.

 — Я подумываю спросить Тео, не хочет ли он поработать пару дней в неделю.

 — Отличная мысль. Тогда он получит законное право тереться возле тебя.

 — Чем сильнее влюбится, тем быстрее остынет. Ежедневный контакт остудит его гормоны.

 — Ты так думаешь? — пробормотал Тайлер.

 — Тай, это твой способ говорить комплименты или намек на то, что я тебя возбуждаю?

 — Ни то ни другое. — Он снова начал разглядывать фотографию. — Я люблю блондинок с томными глазами и губками бантиком.

 — Перекись водорода и коллаген.

 — Что?

 — О господи, как я люблю мужчин! — Она вышла из-за стола, подошла к Тайлеру, взяла его лицо в ладони и крепко поцеловала в губы. — Ты просто прелесть.

 Тай дернул ее за руку и заставил сесть к себе на колени. Спустя мгновение смех Софии оборвался; у нее гулко заколотилось сердце.

 Так ее еще не целовали. В этом жестоком поцелуе слились нетерпение, жар и голод. Тайлер целовал ее так, словно не мог насытиться. И не надеялся, что это когда-нибудь случится. Она затрепетала от удивления, страха и желания. Потом пальцы Софии запуталась в его волосах.

 «Еще, — думала София. — Ей было мало этого жара, головокружения и медленно разгоравшегрся физического желания».

 Когда Тай прервал поцелуй и отстранился, она потянулась следом и прильнула к нему, ощущая всем телом жесткие, твердые линии его крепкого мужского тела.

 Она нарочито медленно провела зубами по своей нижней губе и увидела, что Тай следит за этим движением.

 — Зачем это?

 — Мне так нравится.

 — Здорово. Давай еще раз.

 Он не собирался целоваться с ней. Но аппетит пришел во время еды.

 — А почему бы и нет, черт побери?

 Этот поцелуй уже не был жестким и отчаянным. Тайлер слишком хорошо представлял себе, как сладостно было бы овладеть этим нежным телом, проникнуть в его жаркую, влажную глубину… Но сомневался, что после этого мужчина сможет уцелеть и сохранить свободу.

 И все же эта мысль не мешала Таю расстегивать пуговицы ее блузки. Она не помешала ему и тогда, когда София потянула его на пол.

 — Скорее… — Почувствовав прикосновение рук Тайлера, она затаила дыхание и выгнулась всем телом.

 Скорее. Он мог представить себе это быстрое, страстное, отчаянное и бездумное. Один жар без проблеска света. Именно этого она и хотела. Нет, этого хотели они оба. Он приподнял Софию и снова впился в ее рот. Когда она рванула пряжку его ремня, от желания и ожидания у Тая напрягся живот.

 Дверь кабинета открылась.

 — Тай, мне нужно… — Эли остановился как вкопанный и уставился на внука и девушку, которую считал своей внучкой, полуобнаженных, лежавших на полу в объятиях друг друга. Он густо покраснел и попятился.

 — Извините.

 Когда хлопнула дверь, Тайлер уже сидел на корточках. Голова кружилась, тело горело… Он потер ладонями лицо.

 — Замечательно. Просто замечательно.

 — Уй…

 Услышав это междометие, Тайлер растопырил пальцы и сквозь них посмотрел на Софию.

 — Уй?

 — У меня мозги не работают. Ничего другого я сказать не могу. О господи… — Она села и запахнула на себе блузку. — Нетипичный случай для нашей семьи. — София махнула рукой и уткнулась лицом в колени. — О боже… И что мы будем делать?

 — Не знаю. Наверное, мне придется поговорить с ним. Она приподняла голову.

 — Если хочешь, я возьму это на себя.

 — Ты увольняешь плохих работников, а я разговариваю с шокированными дедами.

 — Справедливо. — Она опустила колени и начала застегивать блузку. — Тай, мне ужасно жаль. Я ни за что не стала бы огорчать Эли или осложнять ваши с ним отношения.

 — Я знаю. — Он поднялся и после короткого раздумья подал Софии руку, помогая встать.

 — Я хочу заняться с тобой любовью.

 Тай, и без того выбитый из колеи, зажмурился от боли.

 — И так ясно, что мы хотим друг друга. Вопрос в том, что с этим делать. Я пойду за ним.

 — Да.

 Когда Тай вышел, София, обхватив себя руками, подошла к окну. Ей отчаянно хотелось что-нибудь сделать. А вместо этого приходилось думать.

 Тайлер догнал деда на дороге, которая вела к винограднику. По пятам за стариком бежала верная Салли. Макмиллан-млад-ший пытался придумать, как объяснить случившееся, и открывать рот не торопился. Просто пристроился за Эли и вместе с ним начал обходить виноградник.

 — Как бы не было заморозков, — наконец буркнул Эли. — Оттепель разбудила лозу.

 — Угу. Я слежу за этим. Гм-м… Скоро надо будет дисковать почву.

 — Будем надеяться, что дождь этому не помешает. — Как и внук, Эли скреб в затылке, пытаясь найти нужные слова. — Я… должен был постучать.

 — Нет, я не должен был… — Тай наклонился и погладил собаку. — Так вышло.

 — Ну… — Эли откашлялся. Слава богу, ему не нужно было говорить с Таем о сексе. Он сделал это много лет назад. Его внук был взрослым мужчиной, все знавшим о птичках, пчелках и ответственности. И все же…

 — Черт побери, Тай. Вы с Софией…

 — Так вышло, — повторил Тайлер. — Этого не должно было случиться. И думаю, что больше не случится.

 — Это не мое дело. Просто… Черт возми, Тай, вы же росли вместе. Я знаю, вы не кровные родственники. Вам ничто не мешает. Просто это странно, вот и все.

 — Всем странно, — согласился Тай. Тогда Эли решился сделать следующий шаг.

 — Ты любишь ее?

 От чувства вины у Тая сводило внутренности.

 — Дед, это не всегда связано с любовью.

 Тут Эли остановился и повернулся к Тайлеру лицом.

 — Малыш, может, мои причиндалы старше твоих, но работают так же. Я знаю, что это не всегда связано с любовью. Просто спросил.

 — На нас накатило, вот и все. Если ты не против, я бы не хотел развивать эту тему.

 — Я не против. Вы оба взрослые, и мозги у вас есть. Оба вы выросли нормальными людьми, так что дело ваше. Только в следующий раз запирайте эту чертову дверь.

 Когда Тайлер пришел домой, было уже шесть часов. Он устал, был измотан и злился на самого себя. Может быть, холодное пиво и горячий душ помогут ему успокоиться… Он потянулся к ручке холодильника и увидел записку, которую сам себе оставил накануне.

 «Обед с М. в 7 часов».

 — Черт! — Тай прижался лбом к крышке. Он еще успеет, если поторопится. Но это невозможно. Он не в том настроении, чтобы говорить о бизнесе. Даже сидя за столом в хорошей компании.

 Сегодня вечером он никому не сможет составить компанию.

 Тай потянулся к телефону, но понял, что снова положил его не на место. Он выругался и рывком открыл холодильник, собираясь открыть бутылку, а потом начать искать проклятый мобильник. Тьфу, вот же он, между бутылкой «Короны» и пакетом молока!

 «Я договорюсь с Маргарет, — думал он, разыскивая номер ее телефона. — . Приглашу на обед или ленч. До того, как она уедет из города».

 Маргарет не слышала звонка. Потому что стояла под душем и пела. Она весь день ждала этого вечера. Пока проводила совещания, писала отчеты, звонила по телефону. А по дороге домой остановилась и купила большущий бифштекс и две огромные картофелины, которые растут только в штате Айдахо. Купила в пекарне яблочный пирог и решила выдать его за свое изделие.

 Мужчине этого знать не следует.

 Она знала, что именно такую еду любит Тай.

 Она уже накрыла на стол, расставила свечи, выбрала музыку и положила на кровать заранее выбранное платье. Взбила подушки и постелила чистые простыни.

 У них уже было два или три свидания. Маргарет не обольщалась: Тай едва ли назвал бы их свиданиями. Но надеялась, что сегодня вечером все изменится.

 Она вышла из-под душа и начала готовиться.

 Прихорашиваться перед приходом мужчины было очень приятно. Это являлось частью ритуала. Хотя по убеждениям она была феминисткой, это не мешало Маргарет получать удовольствие от ритуалов, которые позволяли ей чувствовать себя женщиной.

 Она пудрилась, душилась, облачалась в шелк и представляла себе, как будет обольщать Тайлера Макмиллана с помощью яблочного пирога.

 «Меня всегда тянуло к нему, — думала Маргарет, обходя квартиру и проверяя, все ли в порядке. — Повышение, командировка в Италию и новые обязанности придали ей уверенности в себе, необходимой для того, чтобы доказать Тайлеру свою любовь».

 Она вынула бутылку вина, которую выбрала для этого вечера. И тут заметила, что на автоответчике горит лампочка.

 — «Маргарет, это Тай. Слушай, я приду к тебе обедать как-нибудь в другой раз. Я должен был позвонить раньше, но… в офисе кое-что случилось. Извини. Я позвоню тебе завтра. Если у тебя не будет других планов, то мы куда-нибудь съездим и поговорим о делах. Прошу прощения за то, что не смог предупредить заранее».

 Маргарет смотрела на автоответчик и мечтала вырвать его из стены и разбить об пол. Конечно, это ничего не изменило бы, а она была слишком практичной женщиной, чтобы позволять себе такие капризы.

 «Слишком практичной, — думала она, борясь со слезами, — чтобы пренебрегать вкусной едой и вином из-за того, что какой-то идиот, какой-то безответственный мужчина пренебрег ею».

 Ну и черт с ним. На нем свет клином не сошелся. Есть и другие, напомнила себе Маргарет, рывком открыв духовку и сунув туда бифштекс. В Италии у нее было несколько интересных предложений. Когда она вернется туда, то воспользуется одним из них и посмотрит, к чему это приведет.

 А пока что откроет это чертово вино и как следует напьется.

 Пилар подходила к флигелю с черного хода — свидетельство того, что они с Тео постепенно становились друзьями. Стоило копнуть поглубже, как обнаружилось, что он весьма любопытный молодой человек. «А главное, этот мальчик отчаянно нуждается в материнской ласке», — думала она.

 Когда Тео приходил на виллу, чтобы поплавать в бассейне, то откровенно радовался ее компании, что очень трогало Пилар. Как-то раз она сумела заманить мальчика в музыкальную гостиную и дала ему поиграть — точнее, побренчать — на пианино. С этого начались их разговоры, а потом и споры о музыке.

 Пилар надеялась, что эти разговоры нравились Тео не меньше, чем ей.

 Мадди вела себя по-другому. Девочка разговаривала с ней вежливо, но довольно прохладно. И внимательно за ней следила. Ею руководила не обида, а стремление разобраться, что к чему. Пилар понимала, что это стремление вызвано ее связью с Каттером.

 Казалось, Тео не было до этого никакого дела. Но в глазах Мадди Пилар видела женскую пристрастность. Правда, пока что девочка никак не высказывала своего мнения о происходящем.

 Кажется, ни Дэвиду, ни Тео не приходило в голову, что Мадди охраняет свою территорию от посягательства другой женщины.

 Пилар поправила висевшую на плече сумку и пошла по дорожке, ведущей к черному ходу. Это не взятка, доказывала она себе. Скорее символы. Она не останется у них дольше, чем будет удобно. И все же в глубине души Пилар надеялась, что ей позволят остаться подольше. Попросят приготовить им ленч, принять участие в их разговорах…

 Ей очень не хватало материнских забот: хотелось быть кому-то нужной, хотелось дарить любовь…

 Если бы судьба сложилась по-другому, у нее была бы куча ребятишек и большая лохматая собака. Она чинила бы одежду, штопала и разнимала драки.

 Вместо этого у нее была одна умная и красивая дочка, меньше всего на свете нуждавшаяся в том, чтобы ее нянчили. А в сорок восемь лет остается только одно: ухаживать за цветами, а не за детьми, о которых она так тосковала…

 «Жалеть себя некрасиво», — подумала Пилар. Она бодро постучала в заднюю дверь и приготовилась улыбнуться.

 При виде Дэвида она слегка попятилась. Он был одет в рабочую рубашку, джинсы и держал чашку с кофе.

 — Легки на помине! — воскликнул Каттер. Он взял ее за руку и провел внутрь. — Я только что думал о вас.

 — Я не ожидала, что вы окажетесь дома.

 — Сегодня у детей выходной. — Дэвид, не выпуская руки Пилар, наклонился и поцеловал ее. Потому что хотел этого и знал, что от поцелуя ее бросит в дрожь.

 — Ах, вот оно что. Когда я не увидела микроавтобуса…

 — Тео и Мадди составили против меня заговор. День учителя — кошмар для родителей. Мы сошлись на том, что я дам Тео ключи от машины и разрешу на весь день уехать в рекреационный парк и в кино. Вот почему более удачного времени для вашего визита нельзя было придумать.

 — В самом деле? — Она отняла руку и начала теребить ремень сумки. — Правда?

 — Это избавит меня от необходимости сидеть здесь и воображать себе неприятные ситуации, в которые они могут попасть. Хотите кофе?

 — Нет. Вообще-то я… Я зашла только на минутку, чтобы подарить детям пару вещиц. — Пилар боялась остаться с ним наедине. До сих пор ей удавалось этого избегать. — Мадди очень интересуется процессом изготовления вина. Я подумала, что ей захочется узнать историю калифорнийских Джамбелли.

 Пилар вынула из сумки книжку, которую она купила на винодельне в киоске, торговавшем сувенирами.

 — Как раз по ее части. Она будет вам благодарна и засыплет нас с Таем новыми вопросами.

 — У нее пытливый ум.

 — Можете не рассказывать.

 — А это ноты для Тео. Он увлекается техно-роком, но я думаю, что ему не помешает послушать классику.

 — «Сержант Пеппер». — Дэвид задумчиво посмотрел на обложку. — Где вы это откопали?

 — Я постоянно играла вещи из репертуара «Битлз» и сводила мать с ума. Только этим и занималась.

 — И носили бусы и брюки-клеш? — поддразнил он.

 — Естественно. Я сшила себе потрясающий брючный костюм из двух шалей.

 — Сшили? Сколько в вас скрытых талантов… — Он придвигался все ближе, и Пилар пятилась, пока не уперлась спиной в кухонный буфет. — А мне вы подарок не принесли.

 — Я не знала, что вы здесь.

 — А где же мне быть? — Дэвид подошел вплотную и уперся ладонями в буфет, поймав Пилар в ловушку. — Неужели в вашей сумке для меня ничего нет?

 — Увы… — Она попыталась непринужденно засмеяться, но ощутила приступ удушья. — В следующий раз. Вообще-то мне нужно вернуться на винодельню. Сегодня днем я помогаю проводить экскурсию.

 — В какое время?

 — В половине пятого.

 — Гм-м… — Он посмотрел на кухонные часы. — Еще полтора часа. Что мы будем делать эти девяносто минут?

 — Могу приготовить вам ленч.

 — У меня есть идея получше. — С этими словами Каттер обнял ее за талию и повлек к двери.

 — Дэвид…

 — Дома никого нет. Только мы с вами. — Он медленно вел ее, он покрывая частыми поцелуями ее щеки, шею и наконец прильнул к губам. — Вы знаете, о чем я думаю второй день?

 — Нет. — Откуда она могла это знать? Она не знала даже, о чем сама думает сейчас.

 — Что ситуация сложная. Моя подружка живет с матерью. Мысль о том, что ее можно назвать чьей-то подружкой, рассмешила Пилар.

 — . А я живу с детьми. Реализовать свои мечты мне-негде. Знаете, что мне хотелось с вами сделать?

 — Могу себе представить… Дэвид, сейчас разгар дня.

 — Разгар дня. — У основания лестницы он помедлил. — И возможность. Я не люблю упускать возможности. А вы?

 Пилар вместе с ним поднималась по лестнице, что казалось ей чудом, потому что колени подгибались, а сердце стучало так, будто она уже поднялась на Эверест.

 — Я не ожидала… — еле слышно пробормотала она. — Я не готова.

 — Милая, я позабочусь об этом.

 Позаботится? А как быть с сексуальным нижним бельем, как быть с немилосердным дневным светом, который следовало выключить, чтобы оказаться в блаженной темноте с трепещущими тенями? Как быть с…

 Наконец Пилар поняла, что он имеет в виду предохранение, и почувствовала себя последней дурой.

 — Нет, я не о том… Дэвид, я немолода.

 — Я тоже. — Он медленно пятился к двери спальни. Тащить ее внутрь не следовало. Ей требовались слова. Впрочем, как и ему самому. — Пилар, я питаю к вам множество сложных чувств. Самым простым из них является то, что вы мне нужны. Целиком. Такая как есть.

 Ее бросало то в жар, то в холод.

 — Дэвид, вы должны меня понять… Тони был у меня первым. И последним. Так продолжалось очень долго. И я… О боже, я отвыкла…

 — Пилар, то, что у вас не было никого другого, льстит мне. — Дэвид провел губами по ее губам. — Трогает. — Еще раз. — И возбуждает. — Он в третий раз прикоснулся к ее рту, и этот трепетный поцелуй оказался самым страстным и обольстительным.

 — Давай ляжем. — Он вел ее к кровати, с удивлением слыша, что их сердца бьются в унисон. — Дай мне прикоснуться к тебе. И сама прикоснись ко мне.

 — Не могу справиться с дыханием. — Пока Дэвид снимал с нее жакет, Пилар пыталась сделать вдох. — Извините, я слишком волнуюсь и никак не могу успокоиться.

 — А я и не хочу, чтобы ты успокаивалась. — Каттер расстегивал на ней блузку, глядя Пилар прямо в глаза. Его пальцы ласкали обнаженную кожу. — Теперь это не нужно. Положи мне руки на плечи. Сбрось туфли.

 Пилар дрожала. И он тоже. Как в первый раз, подумал Дэвид. Для нее. Для него. Так же страшно и упоительно.

 В окно врывался свет позднего зимнего солнца. В доме было так тихо, что он слышал каждый ее вдох. Дэвид провел ладонями по ее нежной коже, покрытой мурашками.

 — Гладкая. Теплая. Чудесная…

 Он заставил ее поверить этим словам. Пилар стала расстегивать на нем рубашку. У нее дрожали руки, но Каттер не обращал на это внимания. Он расстегнул на ней брюки и даже не поморщился, когда Пилар дернулась от прикосновения его пальцев к ребрам.

 И, слава богу, не остановился.

 Его руки ласкали ее. Неторопливо, но решительно. И тут Пилар захотелось большего. Захотелось снова ощутить влажный жар внутри, а затем насладиться ощущением наполненности… Ей вдруг показалось так естественно — лечь и почувствовать на себе тяжесть твердого и сильного тела.

 И не просто естественно. — чудесно, восхитительно наконец-то снова отдаться мужчине.

 Она забыла про солнечный свет, про недостатки, которые тот мог обнаружить, и погрузилась в ожидание предстоящей близости.

 Он не хотел торопиться. Но ее скованность внезапно сменилась жадной требовательностью. Она задвигалась под ним, раздвинула бедра; пальцы Пилар вонзились в его кожу, царапая ее ногтями.

 Возбужденный Дэвид потерял терпение, забыл, что хотел действовать со всей возможной деликатностью, и рванулся вперед.

 Они рухнули на кровать. На мгновение их пальцы сплелись, потом разомкнулись и принялись изучать тела друг друга. Когда губы Дэвида коснулись ее груди, любовников пронзила сладостная дрожь. Пилар затопила волна наслаждения. Она выкрикнула его имя и тут же застонала, почувствовав прикосновение его зубов.

 Мгновение спустя Пилар ощутила небывалый прилив сил, мощная волна подхватила ее и понесла к той чудесной границе между возбуждением и освобождением, когда кровь ударяет в голову, а тело изнывает от желания.

 Когда рука Дэвида спустилась ниже, там уже было горячо и влажно.

 Ошеломленную Пилар не смущало, что все произошло так быстро. Она была слишком потрясена, чтобы сопротивляться собственному телу. Казалось, спальню озарила вспышка молнии, и Пилар с восторгом сдалась на милость его жадных рук и губ.

 «Наконец-то она моя», — думал Дэвид. Мягкая, влажная кожа, пахнущая весной, восхитительные изгибы тела, чистая страсть и полная открытость. Ему хотелось взять все это. И отдать все, что было у него. Она двигалась с ним в одном ритме, будто точно знала, что ему нужно. Будто они делали это уже тысячу раз. И тянулась к нему так, словно хотела обнимать вечно.

 Ему так много хотелось показать ей, так много взять у нее, в этот первый раз, такой важный для них обоих. Но ими обоими овладела безумная страсть, вырвавшаяся из-под контроля.

 Он снова прильнул к Пилар.

 И вновь она раскрыла объятия, выгнулась дугой ему навстречу и приняла его в себя.

 Тела, освещенные солнцем, двигались все быстрее, страсть сначала пульсировала, а потом потекла рекой.

 Пилар глухо вскрикнула, прижалась губами к его шее, ощутила вкус его кожи и блаженно вытянулась.

 В Сан-Франциско тоже светило солнце, но оно только усиливало головную боль Софии. По другую сторону письменного стола сидела Крис. Софии казалось, что она даже не догадывается о предстоящем увольнении. Неужели такое возможно? Все ее распоряжения и предупреждения только подливали масла в огонь.

 — Крис, ты не хочешь здесь работать. Ты доказала это всем своим поведением.

 — Я работала в этой компании лучше всех. Но тебе это не нравилось.

 — Напротив, я всегда с уважением относилась к твоей работе.

 — Вранье!

 София сделала глубокий вдох, приказала себе сохранять спокойствие и соблюдать служебную этику.

 — Я восхищаюсь твоим талантом. Но не собираюсь терпеть и смотреть сквозь пальцы на твое постоянное нежелание считаться с политикой компании и на твое отношение к начальству.

 — То есть на мое отношение к тебе.

 — Естественно. Поскольку я и есть твое непосредственное начальство.

 — Потому что твоя фамилия Джамбелли.

 — Во-первых, фамилия тут ни при чем. А во-вторых, это не твое дело.

 — Если бы Тони был жив, ты бы не сидела за этим столом. София почувствовала горечь во рту.

 — Значит, вот как он попал в твою постель? — насмешливо спросила она. — Пообещав тебе мое место? Это было умно с его стороны, но глупо с твоей. Мой отец никогда не руководил этой компанией и не пользовался в ней никаким влиянием.

 — Это вы так считали. Все три представительницы семьи Джамбелли.

 — Он считал так же. Но это не имеет отношения к делу. Я заведую этим отделом, и ты больше у меня не работаешь. Ты получишь обычное уведомление об увольнении вместе с двухнедельным жалованьем. К концу дня будь любезна забрать из кабинета свои личные вещи.

 Обе поднялись. Софии казалось, что если бы их не разделял стол, Крис не ограничилась бы словесным выпадом. Это лишний раз доказывало, в какой тупик зашли их отношения. София не возражала бы против пары боксерских раундов.

 — Вот и отлично. У меня есть другие предложения. Все в нашей сфере знают, кто чего стоит. Я имею в виду способность к творчеству.

 — Надеюсь, в «Ла Кер» тебя оценят по заслугам, — парировала София. У Крис отвисла челюсть от изумления. — Это не секрет. Но предупреждаю: когда ты поступала к нам в фирму, то дала подписку о неразглашении. Если ты передашь информацию о Джамбелли конкурентам, против тебя будет возбуждено дело.

 — Мне ничего не нужно передавать. Твоя предстоящая рекламная кампания — мертворожденное дитя. Увы.

 — В таком случае ты должна быть счастлива, что она пройдет без твоего участия. — София вышла из-за стола, в глубине души надеясь, что Крис ударит ее. Однако этого не случилось. Она подошла к двери и распахнула ее. — Думаю, мы сказали друг другу все, что должны были сказать.

 — Можешь поставить на отделе крест, потому что, если я уйду, другие уйдут со мной. Посмотрим, как ты справишься с делом вместе со своим фермером. — Крис пошла к выходу, но остановилась и издевательски бросила: — Мы с Тони так смеялись над вами!

 — Меня поражает, что у вас было время для бесед и юмора.

 — Он уважал меня! — выпалила Крис. — Он знал, кто на самом деле руководит этим отделом. У нас были интересные беседы о тебе, сука номер три!

 София схватила Крис за руку.

 — Значит, это была ты. Детский вандализм, анонимные письма. Скажи спасибо, что я тебя только увольняю, а не отдаю под суд!

 — Вызови полицию… а потом попробуй доказать. Посмотрим, кто будет смеяться последним! — Крис вырвалась и ушла.

 Оставив дверь открытой, София вернулась к письменному столу и позвонила в охрану. Она хотела, чтобы Крис выдворили из здания. Теперь, когда первый приступ гнева прошел, она ничуть не удивлялась тому, что именно Крис изуродовала ангелов и прислала фотографию.

 Но почувствовала омерзение.

 С этим ничего нельзя было поделать. Как и с тем, что Крис могла заранее скопировать и передать конкурентам кое-какие документы. Скорее всего, это началось давно.

 Рассерженная София вызвала к себе Пи-Джей и Трейса. В ожидании их она расхаживала по кабинету, пытаясь успокоиться. Тут открылась дверь, и вошел Тай.

 — Я видел, как Крис мчалась по коридору, — бросил он, устраиваясь в кресле. — Она назвала меня безмозглым фермером и подкаблучником. Похоже, она имела в виду твой каблук.

 — Это еще раз доказывает, что она дура. Мозги у тебя хорошие, а на мой каблук ты до сих пор не обращал никакого внимания. Черт побери, она довела меня до белого каления!

 — Я думал, что все прошло куда хуже. У нее из ушей дым валил.

 — Я надеялась, что она ударит меня. Ух, я бы ей врезала! Тогда мне было бы легче. Она назвала меня сукой номер три. Я бы с наслаждением показала ей, какой может быть настоящая итальянская сука, когда ее по-настоящему задевают. Эта тварь мазала лаком для ногтей наших ангелов и посылала мне анонимные письма!

 — Стоп, стоп… Какие письма?

 — Никакие. — Она махнула рукой и снова начала расхаживать из угла в угол.

 Тай поймал ее за руку и притянул к себе.

 — Какие письма?

 — Точнее, одно письмо с фотографией бабушки, мамы и меня. Пришло несколько месяцев назад. В тот раз она воспользовалась ручкой с красными чернилами, но надпись была почти такой же, как на ангелах Джамбелли.

 — Почему ты ничего мне не сказала?

 — Потому что письмо было адресовано мне, потому что оно разозлило меня и потому что разговоры о нем доставили бы удовольствие тому, кто его послал.

 — Если получишь еще одно, расскажешь мне, ясно?

 — Ясно. Ты будешь первым в очереди. — Разгневанная София не могла стоять на месте, а потому отстранилась. — Крис сказала, что отец хотел отдать ей мое место! Думаю, он действительно обещал ей помочь и испытывал при этом столько же угрызений совести, сколько их было в тот момент, когда он крал мамины драгоценности для Рене.

 «Ей больно, — думал Тай, следя за меняющимся выражением ее лица. — Даже сейчас Авано умудрялся пробивать защиту Софии и ранить в самое сердце».

 — Мне очень жаль.

 — Ты наверняка думаешь, что они заслуживают друг друга. Я тоже так думаю. И я успокоилась, совсем успокоилась, — повторила она как заклинание. — Все кончено и забыто. Злость не поможет. Нужно двигаться вперед. Но сначала я должна поговорить с Пи-Джей и Трейсом, а для этого мне нужно взять себя в руки и сосредоточиться.

 — Хочешь, чтобы я ушел?

 — Нет. Будет лучше, если мы станем действовать заодно. — София открыла верхний ящик стола и достала оттуда аспирин. — Мне следовало выгнать ее несколько недель назад. Ты был прав, когда предлагал это. А я ошибалась.

 — Я должен это записать. Не одолжишь карандаш?

 — Заткнись. — Благодарная Таю за то, что тот помог ей прийти в себя, София тяжело вздохнула и открыла бутылку воды. — Тай, скажи мне честно… Что ты думаешь о кампании по празднованию столетия фирмы?

 — Сколько раз тебе говорить, что это не моя область?

 — С точки зрения потребителя, черт побери! — Она убрала обратно три таблетки сильнодействующего тайленола и глотнула из бутылки. — Обо всем остальном на свете у тебя есть мнение, верно?

 — Я думаю, что все нормально, — буркнул он. — Что еще?

 — Этого достаточно. — Измученная София села на край стола. — Она меня достала. Не хочется признаваться, но это так. — Она посмотрела на часы. — Нужно поскорее закончить с этим делом, а потом встретиться с Маргарет.

 Чувство вины заставило Тайлера заерзать в кресле.

 — Вчера вечером я должен был приехать к ней обедать. Но пришлось отложить. А сегодня я не смог до нее дозвониться.

 — Она заканчивает в шесть.

 — Да? Черт побери… Можно воспользоваться твоим телефоном?

 София махнула рукой, вышла в соседнюю комнату и попросила секретаршу сварить кофе.

 — На работе ее нет, — сказал Тай, когда София вернулась. — Она пропустила две важных встречи.

 — Это не похоже на Маргарет. Попробуй еще раз позвонить ей домой… — начала она, но тут в кабинет вошли Пи-Джей и Трейс. — Садитесь. — София указала им на кресла и плотно закрыла дверь. — Вам следует знать, — сказала она, направляясь к своему столу, — что Крис у нас больше не работает.

 Пи-Джей и Трейс обменялись быстрыми взглядами.

 — Я вижу, что это для вас не сюрприз. — Не услышав ответа, София решила выложить карты на стол. — Надеюсь, вы оба знаете, как я к вам отношусь. Вы представляете большую ценность для отдела, для компании и для меня лично. Я догадываюсь, что изменения, прошедшие в конце прошлого года, могут вызывать недовольство. Если у кого-нибудь из вас есть трудности или замечания, я готова начать обсуждение.

 — А вопрос можно? — спросил Трейс.

 — Можно.

 — Кто заменит Крис?

 — Никто.

 — Ты не собираешься брать человека на ее место?

 — Предпочитаю разделить между вами ее работу, ее должность и ее жалованье.

 — Мы разыграем ее кабинет в кости, — заявила Пи-Джей.

 — Пусть катится к чертовой матери! — прошипел себе под нос Трейс.

 — Маленький перерыв. — София услышала стук в дверь и открыла секретарше, которая принесла кофе. — Вы не только не удивлены таким поворотом событий, но, если зрение и слух меня не обманывают, ничуть не огорчены и не расстроены.

 — О мертвых и недавно уволенных не принято говорить плохо. — Пи-Джей посмотрела в чашку, а потом подняла глаза на Софию. — Но… ты бываешь в офисе не каждый день, потому что такова твоя работа. Ты много путешествуешь, летаешь за границу. С декабря по меньшей мере три дня в неделю работаешь на дому. А мы сидим здесь.

 — И что же?

 — Если бы Пидж не боялась, что ее обвинят в недоброжелательстве, она сказала бы, что с Крис трудно работать. А под ее началом тем более, — объяснил Трейс. — Речь о том, как Крис вела себя в твое отсутствие. Она считала себя большой начальницей, а нас и всех остальных сотрудников отдела — «шестерками». А мне до чертиков надоело быть «шестеркой». Я подыскивал себе другую работу.

 — Проклятье, Трейс, ты же мог поговорить со мной!

 — Я собирался. До того как приму окончательное решение. Но сейчас проблема решилась сама собой. Если только мы с Пи-Джей не подеремся из-за кабинета Крис.

 — Я же предложила кости. Раз, два — и готово. София, она пыталась влиять на сотрудников. Подговаривала их поднять коллективный мятеж или что-то в этом роде. Думаю, у нее здесь остались сторонники. Если она уйдет, ты можешь потерять нескольких нужных людей.

 — Ладно. Сегодня днем я устрою общее собрание. Проверю, какой урон она нам нанесла. Жаль, что я это проглядела. Когда все закончится, я хотела бы получить от вас рекомендации. Кого из этих людей следует повысить, а кому поднять жалованье. С нынешнего дня вы оба менеджеры. Я подготовлю соответствующий приказ.

 — Отлично! — Пи-Джей вскочила. — Хочу поскорее набросать, как я отделаю свой новый кабинет. — Она повернулась к Таю. — Я должна сказать вам… Сильные и молчаливые мужчины совсем не обязательно подкаблучники. Чаще наоборот. Крис злилась на вас за то, что вы не полезли напролом и не сели в лужу. А вы говорили только тогда, когда вам было что сказать. И если открывали рот, то говорили дело.

 — Подлиза… — проворчал Трейс.

 — Подлизываться мне незачем. Меня и так повысили. — Она захлопала ресницами и вышла.

 — Мне нравится здесь работать. Нравится работать с вами. Я огорчился бы, если бы все пошло по-другому, — заявил Трейс и удалился, весело насвистывая.

 — Ну что, легче стало? — спросил Тай.

 — Значительно. Правда, я еще злюсь на себя за то, что проглядела назревающий конфликт и позволила ей зайти так далеко, но все остальное неплохо.

 — Вот и хорошо. Ты созывай совещание, а я тем временем попытаюсь найти Маргарет. Если она не станет возражать против делового обеда, ты пойдешь с нами?

 — Конечно. Но Маргарет едва ли обрадуется. Она положила на тебя глаз.

 — Отстань.

 — Куй железо, пока горячо, — небрежно посоветовала София, вышла в соседнюю комнату и заговорила с секретаршей.

 «Женщины! — думал Тайлер, разыскивая в роулдексе Софии номер домашнего телефона Маргарет. — И они еще обвиняют мужчин в том, что у тех на уме один секс. То, что они с Маргарет ладят и пару раз куда-то ездили вместе, еще не значит…»

 Додумать он не успел. После третьего гудка ему ответил мужской голос.

 — Не могли бы вы позвать к телефону Маргарет роуэрс?

 — Кто ее спрашивает?

 — Тайлер Макмиллан.

 — Мистер Макмиллан… — Настала крохотная пауза. — Это детектив Клермонт.

 — Клермонт? Извините. Должно быть, я ошибся номером.

 — Нет, не ошиблись. Я нахожусь в квартире мисс Боуэрс. Она мертва.