• Следствие ведет Ева Даллас, #25

ГЛАВА 19

 Она проснулась – ей показалось, что она проснулась, – в залитой ослепительным светом комнате со стеклянной стеной посредине. На ней были бриллиантовые серьги и зеленый кашемировый халат. В углу стояла огромная, до самого потолка, елка. Вместо игрушек ее прогнувшиеся ветки украшали трупы. Сотни тел, покрытых по-рождественски яркой красной кровью.

 Все женщины – только женщины – собрались вокруг елки.

 – Не слишком празднично, – заметила Макси, женщина-адвокат, и легонько толкнула Еву локтем в бок. – Но приходится довольствоваться тем, что есть, верно? Сколько из них твои?

 Ей не нужна была старинная лупа, оттягивающая карман, чтобы узнать мертвые тела и лица.

 – Все до одного.

 – А не многовато ли? По-моему, ты жадничаешь. – Макси повернулась и кивком указала на тело, простертое на полу в середине комнаты. – Ее пока туда не повесили.

 – Ее пока нельзя туда вешать. Она не готова.

 – А, по-моему, вполне готова. Но если ты так не считаешь… Вот держи. – Она бросила Еве белый носок, утяжеленный монетами. – Вперед.

 – Это не ответ.

 – Может, ты задаешь неправильный вопрос.

 Ева оказалась за стеклянной стеной с детьми. Девочка, которой она была когда-то, сидела на полу. Она подняла усталые глаза на Еву.

 – У меня нет подарков. Мне все равно.

 – Вот возьми это. – Ева присела на корточки и протянула ей свой жетон – Он тебе понадобится.

 – Все подарки у нее.

 Ева всмотрелась сквозь стекло и увидела, что подарки сложены грудами вокруг мертвого тела.

 – Много ей толку от них сейчас.

 – А знаешь, это одна из нас.

 Ева оглянулась на маленьких девочек. Вся комната была забита ими. Потом она опять заглянула в свои собственные глаза.

 – Да, я знаю.

 – И что ты будешь делать?

 – Я заберу ту, которая это сделала. Вот что бывает, когда убиваешь кого-нибудь. Приходится платить Должна быть расплата.

 Девочка, которой она была когда-то, подняла ручки. Они были испачканы кровью.

 – Ты и меня заберешь?

 – Нет. – Ева видела сон и знала, что это сон, но даже во сне она почувствовала боль в груди. – Нет, – повторила она, – тебя это не касается.

 – Но я не могу выбраться.

 – Когда-нибудь обязательно выберешься. – Ева опять выглянула за стекло и нахмурилась. – А где подарки? Минуту назад там было гораздо больше подарков.

 – Люди воруют. – Девочка приколола испачканный кровью жетон к своей рубашечке. – И вообще, люди просто ни к черту не годятся.

 Ева проснулась, дернувшись всем телом. Сон рассеялся. Странно, подумала она, разговаривать во сне с самой собой. И елка. Она вспомнила елку, увешанную мертвыми телами, как игрушками. Чтобы успокоиться, она повернулась и посмотрела на елку у окна. Потом она провела ладонью по простыне рядом с собой. Простыня была холодной.

 Ее не удивило, что Рорк встал раньше ее, причем встал так рано, что простыня успела остыть. Но она пришла в ужас, увидев, что уже почти одиннадцать утра.

 Она начала выбираться из-под одеяла и заметила, что на ночном столике мигает мемо-кубик. Ева включила его и услышала голос Рорка:

 – Доброе утро, дорогая Ева. Я в игровой комнате. Приходи, поиграй со мной.

 Это вызвало у нее улыбку.

 – Вот дурачок, – пробормотала она.

 Она приняла душ, оделась, наполнила кружку кофе и направилась вниз. И это неопровержимо доказывало, подумала Ева, что она тоже дурочка.

 У него был включен основной экран, и она снова дернулась, увидев на экране себя в отчаянном кровавом бою. Вот только почему она размахивала мечом вместо бластера, этого Ева объяснить не могла.

 Они сражались спина к спине. Как в жизни. Была на экране и Пибоди: раненная, но не побежденная. Только вот непонятно, во что ее напарница была одета.

 Нет, был вопрос поважнее: во что она сама была одета. Это было нечто кожаное, больше подходящее для садомазохистских игрищ, чем для сражения на мечах.

 Здорово, подумала Ева, увидев, как ее экранный двойник отрубает голову своему противнику. Через секунду Рорк тоже расправился со своим, и компьютер возвестил, что он достиг восьмого уровня.

 – Я здорово дерусь, – сказала Ева, подходя к нему.

 – Здорово. Не хуже меня.

 Она кивнула на фигуры, застывшие на экране.

 – Откуда взялись эти прикиды?

 – Финн добавил опцию с выбором костюмов. Я весьма продуктивно провел час. Подбирал костюмы, а заодно завоевывал большую часть Европы и Северной Америки. Как ты спала?

 – Опять странный сон. Наверно, во всем виновато шампанское. Или шоколадное суфле, которым я объедалась в два часа ночи.

 – А почему бы тебе не размяться здесь со мной? Тут предусмотрено участие нескольких игроков. Попробуй вторгнуться на мою территорию.

 – Может, позже. – Ева рассеянно провела рукой по волосам. – Никак не могу забыть этот сон. Ведь сны должны что-то означать, да? Там что-то есть. Я задаю неправильный вопрос, – добавила она. – Хотела бы я знать, в чем состоит правильный вопрос.

 Время игр кончилось, понял Рорк.

 – Давай устроим полдник. Поговорим об этом.

 – Да нет, продолжай игру. Мне и кофе хватит.

 – Я сам спал допоздна. Встал только около девяти.

 – Кто-нибудь выглянул в окно, проверил, как там обстоят дела? Мир еще вращается вокруг своей оси?

 – В указанный час, – продолжал Рорк официальным тоном, – я потренировался в зале: я ведь тоже ел шоколадное суфле. Затем, прежде чем перейти сюда и насладиться одним из моих подарков, я поработал около часа у себя в кабинете.

 Ева пристально посмотрела на него.

 – Ты работал?

 – Работал.

 – Рождественским утром?

 – Виновен.

 Она опустила кружку, улыбаясь.

 – Мы с тобой больные, да? Совершенно ненормальные.

 – Я предпочитаю думать, что мы абсолютно здоровые индивиды, знающие, что нам лучше всего подходит. – Он встал, гибкий, как пантера, в черных джинсах и свитере. – А больше всего нам подойдет, я полагаю, легкая закуска в солярии, где мы сможем обсудить твой последний странный сон.

 – Помнишь, что я сказала вчера вечером?

 – Трезвая или пьяная?

 – Не влияет. Я сказала, что люблю тебя. Это все еще в силе.

 Они поели свежих фруктов на последнем этаже дома, любуясь сквозь стеклянный купол на небо, которое решило сжалиться над Нью-Йорком и порадовать его голубизной.

 Рорк объявил, что в Рождество нужно пить «мимозу»,[21] и Ева не стала спорить.

 – Ты отдала ей, то есть себе, свой жетон.

 – Сама не понимаю, почему. Мира, конечно, выдала бы полную интерпретацию со всеми этими фрейдистскими штучками. Мне кажется, жетон – это именно то, что я больше всего хотела. Только я поняла это чуть позже.

 – Елочные игрушки – это элементарно.

 – Да, это даже я понимаю. Они мертвы, значит, они мои. Но Труди на елке не было.

 – Потому что ты с ней еще не закончила. Ты не можешь повесить ее на елку. Заметь, я не говорю «забыть о ней»: ты о них никогда не забываешь. Ты не повесишь ее на елку, пока не закроешь дело.

 – Все время возникает эта женщина-адвокат. Она в этом не замешана. Я знаю, что она не замешана, но во сне я говорила именно с ней. Оба раза.

 – Я бы сказал, именно ее ты лучше понимаешь. Она откровенно рассказала тебе о своих чувствах к Труди, она не темнила. И она, в конце концов, дала отпор шантажистке. – Рорк протянул ей ягоду малины. – Она дала отпор. Ты поступила бы точно так же.

 – «Одна из нас». Я это знала. Вернее, малышка знала.

 – В глубине души ты уже тогда была копом.

 – И еще она знала, что люди ни к черту не годятся. – Ева произнесла это с легкой улыбкой и взяла еще одну ягодку. Потом она вдруг выпрямилась. – Эй, погоди минутку! Подарки! Дай мне подумать.

 Ева вскочила и начала расхаживать по солярию, не замечая деревьев в кадках и музыкального фонтана.

 – Подарки, жадность, Рождество, покупки. Она покупала вещи. Я точно знаю, Труди покупала вещи до того, как отправилась шантажировать нас. Я просмотрела расходы по ее кредитной карте. Она устроила настоящий марш-бросок по магазинам.

 – И что же?

 – Пакеты в ее номере, пакеты с покупками. Все ее барахло в камере хранения вешдоков, у меня есть опись, но я так и не сверила каждую вещь по одной с распечаткой расходов. Она не покупала ничего такого, ну типа бриллиантов. Одежду, духи, туфли. Ее убили не ради новых туфель, и я не стала проверять все досконально. Просмотрела по-быстрому. Кое-чего не хватало, но некоторые вещи ей должны были доставить из магазинов на дом. Я это проверила, но только сам факт. Не сверялась с каждой мелочью.

 – А с какой стати тебе это делать?

 – Жадность, зависть, стяжательство. Знаешь, как женщины вечно ахают: «Ой, какое у тебя чудное платье, ой, какие туфельки, какие чудные сережки! Ой, и я такие хочу!» В этом роде. – Ева отмахнулась от Рорка, когда он засмеялся. – Они ходили по магазинам вместе, все втроем, когда приехали в город. Зана знала, что покупала Труди. Кое-что из этого Труди отправила домой. Но мы же не будем в этом ковыряться, проверять каждую блузочку: попала она в Техас или нет? Значит, для нее открывается сезон охоты, не так ли? – Ева стремительно повернулась к нему. – Она тщеславна, хотя и прикидывается овечкой. Всегда так тщательно одета, намазана. Держу пари, Труди купила себе несколько красивых вещичек, а они примерно одного размера. Мы проверим, не позаимствовала ли ее убийца пару тряпок, которые ей приглянулись. Бобби ничего не заметит. Мужчины никогда ничего не замечают. За исключением присутствующих.

 – И ты все это поняла, потому что тебе приснился труп, окруженный подарками.

 – Я все это поняла, потому что я ищу. И, я не знаю, может, мое подсознание что-то вырабатывает. Дело в том, что это совпадает с моим ощущением. С тем, как я понимаю Зану. Она оппортунистка. Если она что-то взяла, если я сумею доказать, что у нее есть что-то из этой комнаты… Все равно это все косвенные улики, и любой адвокатишка, заступивший на работу неделю назад, наделает в них дыр, но это зацепка. Я смогу ее этим поддеть. – Ева снова села. – Она была одной из нас. А нам хороших вещей не доставалось. Обноски, объедки. Крошки со стола, за которым остальные ели большой жирный торт.

 – Девочка моя бедная!

 – Да я об этом не ахаю. – Ева потерла рукой плечо. – Никогда об этом особенно не думала. Но я держу пари – она думает. Всегда думала. А тут такая возможность. – Она закрыла глаза, машинально потягивая «мимозу». – Здесь, в Нью-Йорке, в большом скверном городе, где с кем угодно может случиться что угодно. Ее свекровь затеяла крупную аферу. Для нее это все упрощает. Труди практически преподнесла ей себя на тарелочке. Орудие прямо под рукой. Легко использовать, легко выбросить. Ей пришлось вылезти в окно, но это тоже легко. Соседний номер пуст. Ей же надо было где-то вымыться, а мы точно знаем, что это было не в ее собственном номере и не в номере Труди. Значит, там, в пустом номере.

 Ева снова вскочила.

 – Черт, черт! Она спрятала там кистень, свою окровавленную одежду, полотенца. Это идеально. Опять золотая возможность. Спрятать улики и вернуться в свой собственный номер чистенькой. Там спит Бобби. Он никогда не заметит разницы. А кто оказался на месте на следующее утро? Кто стучит в дверь убитой женщины?

 – И тут появляешься ты.

 – Да, этого она не ожидала. Но она тут же приспособилась. Она хитра и действует быстро. И она терпелива. Выскочила на следующее утро, вытащила вещички из пустого номера. Она могла сунуть их куда угодно, в любой утилизатор мусора между гостиницей и баром, в котором разыграла похищение. Еще и сумку там оставила для достоверности. Но теперь уже все пропало. Черт. Мы искали оружие и окровавленную одежду, но не заходили так далеко.

 – Продолжай, – сказал Рорк, увидев, что она задумалась. – Я заворожен. Оторваться невозможно.

 – Да эта всего лишь умственные построения, больше ничего. Но я чувствую, что это правильно. – Впервые с тех самых пор, как это началось, Ева почувствовала, что все складывается, выстраивается в единую линию. – Теперь копы пляшут под ее дудку. Ищут какого-то неизвестного парня и раскапывают счет, которого не существует. Это дает ей время. Теперь она жертва. Диски Труди у нее. Дела подопечных и записи самой Труди, результаты ее изысканий.

 Да, Ева это видела. Видела, как Зана собирает улики, прихватывает, что понравилось, и уходит, не оставляя за собой никаких следов.

 – Она сохранит диск? Трудно отказаться от такой возможности на будущее. Когда-нибудь можно будет попытаться самой выжать сок из лимона.

 – Странно, что она не стала выжимать сейчас, когда лимон созрел и налился соком, – заметил Рорк. – Например, анонимная доставка копии записи – если запись существует – с указанием номера счета и инструкциями.

 – Лимон перезрел, может брызнуть соком. Стоит ли испытывать судьбу? Ей нужно время, чтобы как следует обдумать этот ход. Нарываться на копа, да еще и на парня с такими ресурсами, как у тебя? Может, и не стоит. А может, позже. Но если она не дура, а она отнюдь не дура, она должна проверить, есть ли у нас с тобой прочное алиби на момент убийства. Оказалось, что оно у нас есть. Конечно, мы могли нанять кого-то, но это еще надо доказать. Еще неизвестно, заплатим мы ей за это кучу денег или будем все отрицать. А может, мы ее раздавим, как муху. – Ева задумалась. – Нет, все же стоит подождать. Разве ты сам не пришел бы к такому же выводу?

 – Я уничтожил бы камеру и диски. Все, что связывает меня с той комнатой. Если у меня найдут вещи с места убийства, мне прямой путь за решетку. – Рорк налил им обоим кофе. – Дело того не стоит, тем более что я собираюсь загрести все накопления Труди.

 – Это верно. Конечно, ты все это получишь, если не будет Бобби. Что еще важнее, если с ним произойдет несчастный случай – со смертельным исходом или без оного, – копы будут вести расследование. И опять они начнут разыскивать человека-невидимку. А ты тем временем продолжаешь играть свою роль. Это был несчастный случай, и это все по моей вине, это я заставила его идти за покупками. Я пролила кофе. И прочая такая хрень.

 Рорк расхохотался.

 – Крепко ты ее не любишь.

 – С самого старта. Вот бывает такое, когда между лопатками зудит. – Ева пошевелила лопатками, словно прогоняя неприятное ощущение. – Теперь она отправила Бобби в больницу, а вслед за ним и всех остальных. Теперь она в центре, где, как она считает, ей самое место. Слишком долго старая сука оттесняла ее на задний план. Так?

 Ева взглянула на Рорка. Джинсы и свитер. Домашняя одежда в выходной. Ну и черт с ним.

 – Слушай, я хочу тебя кое о чем попросить. Знаю, это свинство, но все-таки попрошу. Запись с «прослушкой». Мне сильно повезет, если удастся заставить их поработать над этим завтра. А вот если бы мне удалось хотя бы прослушать очищенный вариант, „их голоса, интонации, отдельные звуки…

 – Компьютерная лаборатория?

 – Слушай, я тебе это возмещу.

 – Как? Попрошу конкретно.

 – Поиграю с тобой в игру. В голографическом режиме.

 – Ну, это уже кое-что для начала.

 – Надену прикид.

 – Правда? – Рорк двусмысленно растянул это слово. – А трофеи отойдут победителю?

 – Победителем буду я.

 – Мы в Средневековье, придется тебе называть меня сэром Рорком.

 – Осади назад.

 – Да, пожалуй, это слишком, – засмеялся Рорк. – Ладно, посмотрим, как пойдет. – Он вскочил на ноги. – Где запись?

 – Сейчас принесу. А я займусь походом по магазинам. Спасибо по гроб жизни, честное слово.

 Рорк протянул Еве кружку кофе, чтобы она могла пить на ходу.

 – Да ладно. Чем же нам еще заняться в день Рождества?

 Она приступила к работе, радуясь, что наконец-то может к ней вернуться. С целым кофейником горячего кофе и стопкой дисков. Ева понимала: вне зависимости от того, что она обнаружит, эта версия потребует опроса продавцов. То есть кошмарного похода по магазинам на следующий день после Рождества, когда все население города ринется обменивать подарки, искать, где что дают по дешевке, и делать покупки в кредит.

 Труди неплохо о себе позаботилась, решила Ева. Шесть пар туфель в одном магазине. Господи, и почему люди так зациклены на туфлях? Отослала все, кроме двух пар, домой. Что ж, носить их ей не суждено.

 Ева сверилась со своим инвентарным списком и нашла шесть пар туфель.

 А вот три сумки из одного магазина. Две отосланы домой, одну покупательница взяла с собой. Сверившись со списком, Ева улыбнулась.

 – Да, держу пари, трудно было удержаться и не взять сумочку за шестьсот долларов. – Она покачала головой. – Выложить шесть сотен только для того, чтобы таскать всякое барахло, которое ни одному разумному человеку вообще не придет в голову таскать с собой. Ну-ка посмотрим, чем еще ты соблазнилась.

 Но не успела она продолжить, как Рорк позвонил ей по домашнему телефону.

 – Задание выполнено, лейтенант.

 – Как? Уже? Да прошло-то всего полчаса.

 – Помнится, кто-то уже раньше об этом говорил: я гений.

 – Иду. Вижу, я серьезно переплатила за эту услугу.

 – Ставки сделаны, обратного хода нет, – сказал он и отключился.

 Ева нашла его в лаборатории, где он настроил группу компьютеров на выполнение индивидуальных заданий.

 – Таким образом, – объяснил Рорк, – можно запрашивать любую смесь или комбинацию. И еще я выделил образец ее голоса: вдруг ты захочешь с чем-нибудь сличить?

 – Может оказаться кстати. Давай сперва прокрутим так, как есть. У меня времени не было прослушать все от начала до конца.

 Ева прослушала запись. Гомон голосов, включая ее собственный, Бакстера, Трухарта. Переклички, перепроверки. Голоса Заны и Бобби, обсуждающие, куда бы им пойти. Шорох – это они надевают пальто.

 – Я так рада, что мы идем гулять! Нам обоим это пойдет на пользу. Зана.

 – Невеселая вышла поездка. Особенно для тебя. Бобби.

 – О, милый, не стоит беспокоиться обо мне. Я одного хочу: чтобы ты позабыл обо всех этих неприятных делах хоть на пару часиков. Помни: у тебя есть я, у меня есть ты. Это самое главное.

 Они вышли. Зана что-то весело стрекотала насчет елочки.

 Когда они вышли на улицу, Ева услышала Нью-Йорк. Гудки, голоса, звуковую рекламу, ни с чем не сравнимое пыхтение двухэтажного автобуса. Все это было фоном для новой порции болтовни. О погоде, о небоскребах, об уличном движении, о магазинах. Иногда сюда же примешивались голоса Бакстера и Трухарта. Они уточняли направление, отпускали посторонние замечания.

 – Эй, видал плакат? «Бог – человек, и Он на моей стороне». Бакстер.

 – Неизвестно, что за человек, сэр. Бог может оказаться женщиной и соблазнить вас тем, что недоступно. Трухарт.

 – Неплохо, малыш, – пробормотала Ева. – Видит бог, можно со скуки подохнуть, выслушивая всю эту муть. «О дорогой, ты только взгляни на это! О мой бог!» и т. д. и т. п.

 – Хочешь, прокрутим вперед? – предложил Рорк.

 – Нет. Вытерпим все до конца.

 Ева пила кофе и терпеливо слушала бесконечный треп о покупке настольной елочки и отдельных украшений к ней. Слушала, как хихикала Зана, когда Бобби заставил ее отвернуться и закрыть глаза, пока он покупал ей сережки. А потом – как она ворковала, что не откроет подарок до Рождества.

 – Меня сейчас стошнит.

 Бобби и Зана заговорили о ленче. Куда пойти, что сделать?

 – Боже, сделай что-нибудь! – взмолилась Ева. – Туристы меня убивают.

 Опять хихиканье, опять ахи-охи, на этот раз из-за сосисок. Из-за кишки, набитой фальшивым мясом, с отвращением подумала Ева, но тут же насторожилась и выпрямилась.

 – Погоди! Останови запись. Что она только что сказала?

 – Если хочешь, я прокручу назад, хотя, должен признать, восторги по поводу меню уличного разносчика – это чересчур даже для меня.

 – Нет, ты послушай, послушай, что она говорит. Как она это говорит.

 И почему эта сосиска кажется такой вкусной, если она зажарена на улице в Нью-Йорке? Богом клянусь, нигде не найти таких вкусных жареных сосисок, как в Нью-Йорке.

 – Остановить запись. Откуда она это знает? – спросила Ева. – Она не говорит: «Держу пари, нет такого места». Или: «Никогда в жизни не пробовала такой сосиски». Или еще что-то в этом роде. Нет, она заявляет: «нигде не найти». Со знанием дела. С ностальгией в голосе. Такими словами, таким тоном не будет говорить женщина, пробующая свою первую сосиску в тесте на углу Манхэттена. А ведь она именно это сказала, именно это решило спор в пользу уличной тележки. «Ой, я никогда раньше не пробовала, вот будет здорово!» Лживая девка!

 – Не стану спорить, но это могло быть просто оговоркой.

 – Могло, но не было. Слушаем дальше.

 Ева прослушала разговор о шляпах, шарфах и о том, что хочется еще немного погулять. Надо перейти улицу. Пролила кофе. Забота, легкий, едва заметный страх в его голосе, потом облегчение.

 А потом крики, визг, гудки, тормоза. Рыдания.

 Боже, боже, кто-нибудь, вызовите «Скорую». Леди, не двигайте его, не пытайтесь его двигать.

 Потом Бакстер, быстрый, энергичный, выдвигается на место, берет дело в свои руки.

 – Ладно, теперь мне нужны только они двое. Никаких фоновых шумов с того момента, как они покупают сосиски, и до того, как появляется Бакстер.

 Рорк завел программу, включил.

 Опять разговор – легкий, беспечный. Бобби говорит с ней ласково, снисходительно, как с избалованным ребенком, подумала Ева. Потом внезапный ахающий вздох, его мгновенный отклик. Раздражение в ее голосе. Потом крики.

 – Еще раз, – приказала Ева. – С того места, где она пролила кофе.

 Она следила и за графическим изображением голосов: дыхание, громкость, тон.

 – Вот, вот, ты слышал?

 – Кто-то втягивает в себя воздух. Как будто ахает. Естественно, раз он валится на проезжую часть.

 – За секунду до этого. За миг. Может, он поскользнулся, но, может, его и толкнули. А теперь слушай ее. Тот же отрезок, в той же последовательности.

 Ева подалась вперед всем телом. Она слушала, и сцена развернулась перед ее мысленным взором.

 – Втягивает в себя воздух. Короткий, глубокий вдох. Быстрый. За секунду до того, как он ахает. Вот, смотри на графике. Потом крошечная пауза, она выкрикивает его имя и поднимает визг. – Взгляд Евы стал острым и беспощадным. – Она толкнула его на проезжую часть. Зуб даю. Возможность. Соблазн. Опять минутный порыв. Давай пройдемся по фоновым шумам, по голосам индивидуально, в той же последовательности. Вдруг что-нибудь еще всплывет.

 Это была скучная работа, но она не успокоилась, пока не прослушала все варианты.

 – Все выстраивается, – холодно заявила Ева. – Для меня выстраивается. Предъявить ей обвинение я не могу. Даже если бы мне удалось протолкнуть это через Уитни, прокурор меня высмеет и выставит из кабинета. Но у меня сомнений нет. Сейчас весь вопрос в том, как пришить это ей.

 – Он любит ее.

 – Что?

 – Он любит ее, – повторил Рорк. – Это слышно по голосу. Это убьет его, Ева. С землей сровняет. И это после смерти матери. Если ты права, а у меня нет причин в тебе сомневаться, его это просто уничтожит.

 – Мне очень жаль. Но лучше уж узнать смертельную правду, чем жить с убийцей, обманываясь каждый день.

 Ева не могла, не хотела, не желала думать о том, какую боль эта новость причинит Бобби. Пока еще не могла. Только не сейчас.

 – Я не слишком продвинулась по своему списку, но уже обнаружила одну пропавшую сумку. Завтра я получу полное описание сумки и всего остального, чего не будет в описи. Мы найдем эти вещи у Заны. Завтра я вызову ее на допрос. Вот там-то я ее и достану. В комнате для допроса. Прямых улик у меня нет, куча косвенных, все разрозненно. Но это буду я против нее в комнате для допроса. И я своего добьюсь.

 Рорк внимательно следил за лицом Евы, пока она говорила.

 – Мне не раз приходилось слышать в разных ситуациях, что я бываю страшен. Могу сказать то же самое о вас, лейтенант.

 Жесткая улыбка искривила губы Евы.

 – Ты чертовски прав.