• Следствие ведет Ева Даллас, #25

ГЛАВА 9

 Ева поела, потому что иначе Рорк бы от нее не отстал. И механический акт заправки тела горючим дал ей время подумать. Она выпила вина, растянув один бокал на весь ужин. Маленькими глоточками, как лекарство, принимаемое через «не могу».

 Настенный экран она оставила включенным в режиме обновления данных. К информации об уже известных ей игроках по кусочкам добавлялись новые сведения. Добавлялись и новые игроки. Сама Труди, Бобби, Зана, партнер Бобби Дензил К. Истон.

 Финансы вполне солидные, хотя и не грандиозные. Истон окончил тот же колледж, что и Бобби, дипломы они получали вместе. Он был женат, имел ребенка. Получил по рукам за буйное поведение в последний год учебы в колледже. Никаких других осложнений с законом. И все же хороший кандидат. Если предположить, что у Труди был партнер или любовник, кто лучше знает все личные и профессиональные детали, если не деловой партнер сына?

 Добраться из Техаса до Нью-Йорка – что может быть проще? Сказал жене, что надо отлучиться из города по делам, и кати себе.

 Убийца хорошо продумал детали. Не забыл прихватить телефон Труди. Либо захватил оружие с собой, либо воспользовался чем-то подходящим на месте, а потом избавился от улики.

 Однако он вспыльчив: вышиб мозги женщине парой сильных ударов. Но это не бешенство, не ярость. Умысел.

 В чем умысел?

 – Почему бы тебе не поговорить об этом? – предложил Рорк, салютуя ей бокалом. – Может, тебе так легче будет.

 – Да я пока на дальних подступах. Мне надо еще раз взглянуть на тело, еще раз поговорить с Бобби и с его женой, проверить этого Дензила Истона, партнерa no бизнесу, надо узнать, были ли у жертвы любовники или близкие друзья. «Чистильщики» мало что обнаружили. Отпечатков море. Убитой, сына, невестки, горничной. Пара других, принадлежащих, как оказалось, предыдущим постояльцам. Они ни при чем. Вернулись домой, имеют алиби на время убийства. На платформе пожарной лестницы и на самих перекладинах никаких отпечатков нет. Там есть кровь и размазанное птичье дерьмо.

 – Замечательно.

 – Немного крови в стоке, и я держу пари – это кровь убитой.

 – Значит, убийца не стал мыться на месте преступления и либо стер все свои отпечатки, либо заизолировался. То есть пришел в полной готовности.

 – Может, и так, а может, просто воспользовался ситуацией. – Ева надолго замолчала. – Я не чувствую.

 – Чего не чувствуешь?

 – Того, что привыкла чувствовать. Начальство сомневается, смогу ли я сохранить объективность, потому что я лично ее знала, но это не проблема. Я не чувствую… наверное, это нужно назвать связью. Я всегда чувствую какую-то связь. Я ее знала, но я ничего не чувствовала. Абсолютно ничего. Я помогала отскребать двух мужчин от тротуара несколько дней назад. Макс Лоренс по прозвищу Тюфяк в костюме Санта-Клауса и Лео Джейкобс, муж и отец.

 – Родные матери не узнали бы их, – продолжала Ева. – Я их не знала, но я чувствовала жалость и негодование. Чувства полагается отставлять в сторону. Они не помогают ни жертвам, ни расследованию. Жалость, негодование… Считается, что они никому не нужны. Но они нужны мне. Мне бы только ухватиться за эти чувства, и они поведут меня за собой. А тут их нет. Я не могу ухватиться за то, чего у меня нет.

 – С какой стати ты должна что-то чувствовать?

 Ева резко вскинула голову.

 – Потому что…

 – Потому что она мертва? Смерть – удобная штука. Она делает Труди Ломбард достойной твоей жалости, твоего сострадания? Почему? Она тебя эксплуатировала – ни в чем не повинную, несчастную маленькую девочку. А сколько их еще было, Ева? Ты об этом подумала?

 Лицо ее горело. Но Ева поняла, что это его негодование обжигает ее, а не ее собственное.

 – Да, да, я думала об этом. И еще я подумала: раз я ничего не чувствую, мне следует отказаться от дела. Но я не могу отказаться, потому что если сможешь уйти, если хоть раз сможешь повернуться спиной, значит, в тебе больше нет того, что сделало тебя следователем.

 – Ну, тогда используй на этот раз что-нибудь другое. – Рорк потянулся через стол и взял ее за руку. – Твое любопытство, профессиональный интерес. Кто, почему, как? Ты же хочешь знать?

 – Да. – Ева оглянулась на экран. – Да, я хочу знать.

 – Ну, стало быть, на один раз этого хватит. Всего лишь на этот раз.

 – Да, придется довольствоваться любопытством, раз ничего другого нет.

 Итак, она подготовила доску, просмотрела свои записи, составила списки, проверила данные. Когда телефон в ее кабинете зазвонил, она взглянула на определитель и перевела взгляд на Рорка.

 – Это Бобби. Даллас, – сказала Ева в трубку.

 – Э-э-э… прошу прощения. Извини, что звоню тебе домой, да еще так поздно Это Бобби Ломбард.

 – Да все в порядке. В чем проблема? «Помимо того, что твоя мать убита, – добавила она мысленно, – а сам ты смахиваешь на покойника третьесуточной свежести».

 – Я хотел спросить, нельзя ли нам переехать? То есть, я хочу сказать, можно ли нам куда-нибудь в другую гостиницу? Нам тяжело тут оставаться, совсем рядом с… Это тяжело.

 – Ты имеешь в виду какое-то конкретное место?

 – Нет. Я звонил в пару мест. Всюду занято – Рождество. Но Зана сказала, может, мы должны оставаться здесь. Я об этом не подумал, вот и решил спросить.

 – Подожди, не клади трубку. – Ева перевела телефон в режим ожидания. – Ты видел, в какой ночлежке они живут. У тебя есть что-нибудь скромное, примерно того же класса, и чтоб нашелся свободный номер на несколько дней?

 – Всегда что-то есть, – ответил Рорк.

 – Спасибо. – Ева опять переключила режим. – Послушай, Бобби, у меня будет для тебя место завтра. Пожалуйста, продержись там до завтра, а с утра у меня будет для тебя новое место.

 – Это очень любезно с твоей стороны. Прости, что доставляю тебе столько хлопот. У меня голова не работает. Не могу думать.

 – Ты до завтра там продержишься?

 – Да. Я не знаю, что нам делать.

 – Просто оставайтесь на месте. Мы с моей напарницей приедем утром. Где-то около восьми. Проведем повторный осмотр, а потом вы сможете переехать.

 – Хорошо. Ладно. Это хорошо. А ты не можешь мне сказать… Может, ты знаешь что-нибудь о… Ты больше ничего не знаешь?

 – Мы поговорим утром, Бобби.

 – Да, – вздохнул он. – Утром. Спасибо. Извини.

 – Без проблем. Спокойной ночи!

 Когда она отключила связь, Рорк встал, зашел за спинку ее стула и положил руки ей на плечи.

 – У тебя есть жалость, – тихо сказал он.

 Ева боялась заснуть. Она опасалась, что кошмары будут преследовать ее во сне. Но они так и остались тенями, не приняли определенной формы. Дважды она просыпалась, ее тело было напряжено и готово к борьбе, которой так и не последовало. Утром, разбитая и раздраженная, она попыталась взбодрить себя горячим душем и крепким кофе.

 В конце концов, Ева взяла свой жетон в виде щита, пристегнула кобуру. Она сделает свою работу, сказала она себе. Если внутри у нее пустота, ничего другого не остается, как заполнить эту пустоту работой.

 Вошел Рорк – уже в деловом костюме. Эти потрясающие, немыслимо синие глаза смотрели настороженно. Когда-то – и не так уж давно это было! – у нее ничего не было, кроме работы и этой пустоты. Зато теперь у нее был он.

 – Я уж думала, за ночь ад замерз. – Ева отпила большой глоток из второй за утро кружки. – Раз уж ты не сидел здесь, просматривая сводки, когда я встала.

 – Я их просмотрел у себя в кабинете, так что не волнуйся, ад – по-прежнему огнедышащая пропасть, если это может тебя утешить. – Он бросил ей мемо-кубик. – Об этом я тоже позаботился в кабинете. Средний уровень, гостиница «Большое Яблоко».[9] Им это подойдет.

 – Спасибо. – Ева сунула кубик в карман. Склонив голову набок, Рорк наблюдал за ней с интересом.

 – Не сказать, что у тебя отдохнувший вид.

 – Будь я девушкой, я бы жутко обиделась.

 Вот теперь он улыбнулся, подошел к ней и поцеловал в губы.

 – Ну, значит, нам обоим повезло, что ты не девушка. – Он потерся щекой о ее щеку. – Рождество уже совсем близко.

 – Знаю. Вся комната пропахла этой здоровущей елкой, что ты сюда притаранил.

 Он оглянулся на елку через плечо и улыбнулся.

 – Тебе же нравилось развешивать игрушки.

 – Да, это было здорово. Но мне еще больше понравилось заниматься с тобой любовью под этой елкой.

 – Да, это было приятное дополнение к рождественской атмосфере. – Рорк отстранился и коснулся пальцами припухлостей у нее под глазами. – Не нравятся мне эти тени.

 – Ты купил участок, умник. Тени прилагаются.

 – Хочу назначить вам свидание, лейтенант, раз уж наши воскресные планы сорвались.

 – Я думала, свидания теряют актуальность после сцены у алтаря. Разве в Уставе супружеской жизни не это сказано?

 – Ты не прочла, что написано мелким шрифтом. В канун Рождества, если только ничего экстренного не случится. Только мы с тобой, в гостиной. Мы откроем подарки, выпьем море яичного коктейля и будем заниматься любовью до умопомрачения.

 – А печенье будет?

 – Вне всякого сомнения.

 – Я в игре. А теперь мне пора. – Ева сунула ему свою кофейную кружку. – Пибоди ждет меня на месте. – Потом она схватила его за волосы, притянула к себе и наградила звонким поцелуем. – Увидимся.

 Он гораздо лучше горячего душа и крепкого кофе умел взбодрить ее и настроить на рабочий лад, решила Ева. И у нее был в запасе еще один классный трюк для поднятия настроения.

 Она сбежала по ступеням, схватила с перил свое пальто и, набрасывая его на плечи, послала Соммерсету широкую зубастую улыбку.

 – Я придумала, что подарить тебе на Рождество – новенький, блестящий стальной штырь тебе в задницу. Тот, что ты носишь последние лет двадцать, небось уже весь истерся.

 Ева направилась к машине. Улыбка все еще играла у нее на лице. Надо было признать, что, несмотря на паршиво проведенную ночь, чувствовала она себя неплохо.

 Пибоди топала взад-вперед перед входом в гостиницу, когда Ева подъехала. Судя по тому, как она утюжила тротуар, либо она пыталась сбросить лишние калории, либо ей было холодно, но это вряд ли, так как ее шея была в шесть слоев обмотана чем-то длинным и непонятным, либо она была жутко обозлена.

 Стоило только заглянуть в лицо напарнице, как третья гипотеза возобладала.

 – Что это такое? – спросила Ева.

 – Что «что такое»?

 – Эта штука, которая тебя душит? Может, мне вызвать службу борьбы с насекомыми?

 – Это шарф. Моя бабушка его соткала, прислала мне и велела открыть посылку прямо сейчас. Я так и сделала.

 Ева, поджав губы, изучила зигзагообразные красные и зеленые полосы.

 – Нарядно.

 – Он теплый, и красивый, и как раз по сезону, мать его, не так ли?

 – Так, насколько я понимаю. Ну, так все-таки: вызвать санобработку или тебе нравится та муха, что тебя укусила?

 – Он такой ублюдок! И как меня угораздило связаться с таким кретином?

 – Не спрашивай меня. Нет, серьезно, – Ева вскинула руку, – меня не спрашивай.

 – Разве я виновата, что у нас туго с бюджетом? Нет, не виновата, – объявила Пибоди, тыча пальцем в лицо Еве. – Разве я виновата, что его дурацкая семья живет в дурацкой Шотландии? Нет, я так не думаю. Ну и что, если мы провели какие-то жалкие пару деньков с моей семьей на День благодарения?[10] – Конец длинного шарфа взлетел и затрепетал на ветру, когда Пибоди взмахнула руками. – Моим родственникам хватило ума жить в Соединенных Штатах Америки! Разве не так?

 – Я не знаю, – опасливо ответила Ева, потому что глаза Пибоди загорелись маниакальным блеском. – Их так много.

 – Ну, тогда я скажу: да, им хватило ума! И я упомянула – мимоходом, просто к слову, – что, может, нам лучше остаться дома на Рождество. Ну, вы понимаете, это же как-никак наше первое Рождество вместе, хотя, судя по тому, как он себя ведет, оно может оказаться последним. Тупой недоумок. Эй, ты чего пялишься? – набросилась Пибоди на мужчину, который оглянулся на нее, проходя мимо. – Давай-давай, топай!

 – Это всего лишь ни в чем не повинный прохожий. Один из тех, кого мы присягали защищать.

 – Все мужики – тупые! Все до единого. Он обозвал меня эгоисткой! Сказал, что я не желаю делиться. Ну, уж это полная чушь! Разве он не носит мои серьги? Разве он…

 – Если он еще что-то твое носит, я категорически не желаю об этом знать. Мы на работе, Пибоди.

 – И вовсе я не эгоистка, и вовсе не глупо я себя веду. А если ему так приспичило ехать жарить каштаны в Шотландии, пусть катится! Я этих людей не знаю.

 По ее щекам покатились слезы, и Евин желудок взбунтовался.

 – Нет, нет, нет! Никаких слез на работе! Никаких слез на тротуаре, перед местом преступления, черт тебя дери!

 – Его родители, его семья. Его кузина Шейла. Вы же знаете, как он всегда о ней рассказывает. Нет, я просто не могу туда поехать. Мне еще надо сбросить пять фунтов, и я еще не прошла до конца курс по уходу за кожей. Мне надо сузить мои поры, а то сейчас они похожи на лунные кратеры. А на билеты уйдет весь наш месячный бюджет. Мы должны остаться дома. Почему мы не можем просто остаться дома?

 – Я не знаю. Не знаю. Ну, может, потому, что он-то уже гостил в твоей семье на праздники и…

 – Но он уже знал моих родителей! Разве не так?

 В глазах у Пибоди все еще стояли слезы, заметила Ева, но сами эти карие глаза горели такой яростью, что непонятно было, как слезы до сих пор не превратились в пар.

 – Он же заранее познакомился с моими родителями! Ему же не пришлось ехать в первый раз к незнакомым людям. И потом, моя семья – это совсем другое дело.

 Ева знала, что не следует задавать этот вопрос, но слова сами собой выскочили у нее изо рта:

 – Откуда ты знаешь?

 – Потому что это моя семья. И я же не отказываюсь знакомиться с его родными! Когда-нибудь. В свое время. Но почему я обязана ехать в чужую страну и есть какой-то хаггис,[11] или как там его? Это омерзительно…

 – Да уж, десерт из соевого сыра с семьей на День благодарения гораздо вкуснее.

 Полные ярости глаза Пибоди превратились в убийственные щелочки.

 – Эй, вы на чьей стороне?

 – Ни на чьей. Я нейтральна. Как эта – как ее? – Швейцария. Теперь мы можем приступить к работе?

 – Он спал на кушетке, – дрожащим голосом призналась Пибоди. – А когда я утром встала, оказалось, он уже ушел.

 Ева испустила тяжелый вздох.

 – Когда у него смена начинается?

 – В восемь, как у меня.

 Ева вынула рацию и связалась с Отделом электронного сыска.

 – Не надо! – Пибоди в панике заплясала на месте. – Пусть не думает, что я за него беспокоюсь.

 – Заткнись. Лейтенант Даллас, сержант. Детектив Макнаб заступил на смену? – Получив утвердительный ответ, Ева кивнула. – Спасибо. Это все. – Она отключила связь. – Вот видишь, он на работе. Вот и нам пора.

 – Ублюдок. – Слезы высохли, взгляд Пибоди окаменел, губы сжались и стали тонкими, как лезвие скальпеля. – Идет на работу как ни в чем не бывало.

 – Господи милостивый боже! Моя голова… – Ева обхватила ее руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – Я собиралась сделать это позже. – Она сунула руку в карман и извлекла маленькую коробочку. – Ладно, бери сейчас.

 – Мой рождественский подарок? Как мило! Но я сейчас не в настроении…

 – Открывай эту штуку, а не то убью на месте.

 – Есть, мэм. Открываю. – Пибоди сорвала нарядную оберточную бумагу, торопливо сунула ее в карман и открыла крышечку. – Это кодовый ключ?

 – Точно. Он от машины, которая будет ждать в аэропорту заокеанской страны. Воздушная перевозка на двоих будет организована на одном из самолетов Рорка. Туда и обратно. Счастливого Рождества! Делай с ним, что хочешь.

 – Я… мы… на самолете Рорка? Бесплатно? – Щеки Пибоди порозовели, как майская роза. – И… и… и… машина, когда мы туда доберемся? Это обалденно!

 – Отлично. Теперь мы можем идти?

 – Даллас!

 – Нет. Нет. Никаких объятий. Отстань! Нет! О, черт! – пробормотала Ева, когда Пибоди обхватила ее и сжала в медвежьих объятиях. – Мы на дежурстве, мы в общественном месте. Отпусти меня немедленно, а не то я так врежу, что твои лишние пять фунтов, которыми ты уже всех достала, улетят прямо в Трентон.[12]

 Ответ Пибоди прозвучал невнятно: в эту минуту она прижималась лицом к плечу Евы.

 – Вот только попробуй оставить сопли на моем пальто, и я тебе не только врежу, но еще и задушу твоим шарфом.

 – Поверить не могу! Я просто поверить не могу! – Всхлипывая, Пибоди отодвинулась. – Это же такой супер! Супер, супер, супер! Умереть, не встать. Спасибо! О боже! Чтоб мне пропасть! Спасибо.

 – Да, да, да.

 – Теперь придется туда ехать? – Пибоди взглянула на ключ в коробочке. – Я хочу сказать, теперь мне нечем отговариваться… Главный повод отпал… То есть, я хочу сказать – причина. Главная причина отпала, так что… О, черт!

 – Как скажешь. – Ева вспомнила, как предвкушала момент вручения подарка, какое у нее было хорошее настроение. Теперь от досады у нее разболелась голова. – Ну а теперь мы можем заняться убийством? Ну, хоть на пару минут, а? У тебя найдется для него окошко в твоем расписании?

 – Да, попробую выкроить время. Спасибо, Даллас. Честное слово, спасибо огромное. Теперь мне действительно придется ехать. Боже, даже не верится. Я поеду в Шотландию?!

 – Пибоди, – грозно проговорила Ева, когда они входили в гостиницу, – лед все тоньше.

 – Все, я уже почти перестала психовать. Еще минутку.

 Тот же клерк сидел за стойкой администратора. Ева даже не стала утруждать себя и вынимать жетон, она просто двинулась вверх по ступеням, пока Пибоди что-то бормотала себе под нос насчет сборов, красного свитера и пяти фунтов.

 Не обращая на нее внимания, Ева проверила полицейскую печать на двери, за которой совершилось убийство. Убедившись, что печать не потревожена, она двинулась дальше по коридору.

 – Как только они освободят номер, пусть им займутся «чистильщики». По полной программе, – добавила она.

 Ева постучала, и Бобби через секунду открыл дверь. Его лицо осунулось, как будто горе выело плоть. От него пахло мылом, а за его плечом, через открытую дверь ванной, было видно все еще запотевшее зеркало над раковиной.

 Телевизор что-то глухо бормотал: диктор сообщал заголовки утренних новостей.

 – Входите, э-э-э… входите. Я думал, это Зана. Думал, может, она забыла ключ.

 – Ее здесь нет?

 – Она пошла купить кофе, пончиков и все такое. Пора бы ей уже вернуться. Мы еще вчера вещи собрали, – пояснил Бобби, когда Ева бросила взгляд на два чемодана, стоящие у двери. – Мы хотели быть готовы к отъезду. Мы просто не хотим больше оставаться здесь.

 – Почему бы нам не присесть, Бобби? Мы успеем кое-что прояснить еще до прихода Заны.

 – Она уже должна была вернуться. В записи говорилось, что она отлучится на двадцать минут.

 – В записи?

 – Э-э-э… – Бобби окинул беспомощным взглядом комнату, ероша одной рукой свои светлые волосы. – Она оставила мне запись на будильнике и будильник завела. Она иногда так делает. Сказала, что проснулась рано и решила сходить в продуктовый магазинчик в паре кварталов отсюда, купить кое-чего, чтобы вы могли выпить кофе вместе с нами, когда придете. Я волнуюсь, что она пошла одна. После того, что случилось с мамой…

 – Ну, может, в магазине очередь, вот и все. Она сказала, в каком магазине?

 – Я не помню.

 Но он подошел к кровати, взял маленькие дорожные часы-будильник с магнитолой и нажал кнопку воспроизведения.

 «Доброе утро, милый. Пора вставать. Твоя одежда на сегодня в верхнем ящике комода, не забыл? Я уже встала, не хочу тебя будить. Знаю, ты плохо спал. Я выбегу на минутку, куплю кофе и пончиков на завтрак. Нехорошо, если придет твоя знакомая, а у нас даже предложить нечего. Вернусь через двадцать минут: сбегаю в магазинчик в паре кварталов вниз по улице. Или вверх. Ничего не понимаю в этом городе. У меня будет для тебя кофе к тому времени, как ты выйдешь из душа. Целую, милый».

 Заметив время записи на таймере, Ева бросила быстрый взгляд на Пибоди.

 – Давайте я выйду и встречу ее, – предложила Пибоди.

 Ева одобрительно кивнула, и Пибоди вышла.

 – Присядь, Бобби, – сказала Ева. – У меня есть несколько вопросов.

 – Хорошо. – Он, не отрываясь, смотрел на дверь, за которой скрылась Пибоди. – Зря я так волнуюсь. Просто она никогда не была в Нью-Йорке. Наверно, свернула не в ту сторону и теперь ходит кругами.

 – Пибоди ее найдет. Бобби, давно ты знаешь своего партнера?

 – Дензила? С колледжа.

 – Значит, вы с ним друзья?

 – Да, конечно. Я был шафером у него на свадьбе, он у меня. А что?

 – Значит, он был знаком с твоей матерью?

 – Мне пришлось ему сказать. Я позвонил ему вчера и сказал. – У Бобби задрожали губы, но он справился с собой. – Он меня прикрывает на работе. Говорит, что готов приехать, если нужно, но я не хочу, чтобы он сюда ехал. Все-таки скоро Рождество, а у него семья. – Бобби обхватил голову руками. – Все равно он ничего не сможет сделать. Ничего сделать нельзя.

 – Какие у него были отношения с твоей матерью?

 – Осторожные. – Когда Бобби поднял голову, на его губах показалось бледное подобие улыбки. – Вода и масло, понимаешь?

 – Может, ты мне объяснишь?

 – Ну, Дензил, он, если можно так сказать, человек рисковый. Я бы никогда не решился выделиться и организовать собственный бизнес, если бы он меня не подтолкнул. А моя мама… Она была строга к людям. Даже, пожалуй, придирчива. Она не верила, что мы продержимся в бизнесе, но у нас дела идут неплохо.

 – Они не ладили?

 – По большей части Дензил и Марита старались с ней не сталкиваться. Марита – это его жена.

 – С кем еще твоя мать не ладила?

 – Ну, наверно, можно сказать, что мама не была душой общества.

 – Хорошо, как насчет тех, с кем у нее были хорошие отношения? С кем она была близка?

 – Я и Зана. Всегда мне твердила, что ей никто, кроме меня, не нужен, но для Заны она сделала исключение. Она ведь меня одна воспитывала, ты же знаешь. Это было нелегко. Она многим пожертвовала, чтобы обеспечить мне хорошее детство. Я был для нее важнее всех. Она всегда говорила, что у нее на первом месте я.

 – Я понимаю, как это тяжело, но я обязана спросить. Что насчет ее имущества? Дом принадлежал ей, так?

 – Это хорошее место. Когда имеешь сына, торгующего недвижимостью, сам бог велит иметь хорошую собственность. Она была неплохо обеспечена. Работала, не покладая рук всю свою жизнь, экономила, с деньгами обращалась аккуратно. Она была бережлива.

 – А наследуешь все ты?

 Это не вызвало у Бобби никакой реакции.

 – Да, наверно. Мы об этом никогда не говорили.

 – Как она ладила с Заной?

 – Хорошо. Ну, поначалу у них бывали трения. Мама… я же говорил, кроме меня, у нее никого не было… В общем, поначалу она не обрадовалась, когда появилась Зана. Ну, ты же знаешь, как матери себя ведут. – Тут Бобби спохватился и покраснел. – Извини, я сморозил глупость.

 – Все нормально. Значит, она была недовольна, когда ты женился на Зане?

 – Я бы сказал: она была недовольна, когда я женился, точка. Но Зана ее очаровала. Они прекрасно ладят… ладили.

 – Бобби, тебе известно, что в пятницу твоя мать нанесла визит моему мужу?

 – Твоему мужу? Зачем?

 – Она хотела денег. Много денег.

 Он просто уставился на нее, а потом медленно покачал головой.

 – Этого не может быть.

 Ева заметила, что он не шокирован, всего лишь озадачен.

 – Ты знаешь, кто такой мой муж?

 – Да, конечно. Мы смотрели все эти репортажи по телевизору после скандала с клонированием. Я глазам своим не поверил, когда увидел тебя на экране. Поверить не мог, что это ты. Поначалу я тебя даже не вспомнил. Все-таки столько времени прошло. Но мама вспомнила. Она…

 – Бобби, твоя мать приехала в Нью-Йорк с определенной целью. Она хотела снова встретиться со мной именно потому, что я замужем за человеком, у которого много денег. Она хотела получить долю этих денег.

 Он не возмутился, но проговорил твердо и уверенно:

 – Это неправда. Это не может быть правдой.

 – Это правда, и, судя по всему, у нее был сообщник. И, похоже, именно этот сообщник убил ее, когда денег не дали. Держу пари, тебе не помешала бы пара миллионов, Бобби.

 – Пара миллионов… Ты думаешь, я сделал такое с мамой? – Бобби, шатаясь, поднялся на ноги. – Чтобы я поднял руку на родную мать? Пара миллионов долларов! – Он стиснул ладонями виски. – Это безумие. Не знаю, зачем ты говоришь такие вещи. Кто-то вломился в номер, влез в окно и убил мою мать. Он оставил ее там лежать в крови на полу. Думаешь, я мог такое сделать со своей родной матерью?

 Ева осталась на месте и заговорила тем же твердым, деловитым тоном:

 – Я не думаю, что кто-то вломился в номер через окно, Бобби. Я думаю, кто-то вошел в номер. Я думаю, она этих людей знала. Помимо смертельных ударов, у нее были и другие повреждения, нанесенные больше чем за сутки до смерти.

 – О чем ты говоришь?

 – Кровоподтеки на лице и теле. Все они были нанесены приблизительно вечером в пятницу. Ты говоришь, что тебе о них ничего не известно.

 – Я ничего не знал. Этого не может быть! – Теперь слова словно выскакивали у него изо рта. – Она бы мне сказала, если бы кто-то ее обидел. Она бы мне сказала, если бы кто-то ее побил. Господи боже, да это же просто безумие!

 – Тем не менее, кто-то все-таки избил ее. Через несколько часов после того, как она вышла из кабинета моего мужа, где пыталась вымогать у него два миллиона. Она ушла с пустыми руками. Это мне подсказывает, что она работала в паре с кем-то и этот «кто-то» здорово разозлился. Она пришла в кабинет Рорка и потребовала два миллиона за то, что вернется в Техас и оставит меня в покое. Это записано на диске, Бобби.

 Теперь в его лице не осталось ни кровинки.

 – Может быть… может быть, она просила взаймы? Может быть, она хотела помочь мне с бизнесом? Мы с Заной подумывали о ребенке. Может быть, мама… Я ничего не понимаю. Ты так говоришь, как будто мама… как будто она была…

 – Я сообщаю тебе факты, Бобби. – Ева сознавала, что поступает жестоко, но ее жестокость могла помочь ему выйти из списка подозреваемых. – Я спрашиваю, кому она настолько доверяла, с кем была так близка, чтобы работать над этим вместе? Мне приходит в голову только один вариант: ты и твоя жена.

 – Я и Зана? Думаешь, кто-то из нас мог ее убить? Мог оставить ее истекать кровью на полу в гостиничном номере? Ради денег? Ради денег, которых даже не было? Да ради чего угодно! – воскликнул он и рухнул обратно на кровать. – За что ты так со мной поступаешь?

 – Потому что кто-то оставил ее истекать кровью на полу в гостиничном номере. И, я думаю, это было из-за денег.

 – А может, это был твой муж? – Бобби вскинул голову, его глаза запылали яростью. – Может, это он убил мою мать?

 – Ты думаешь, будь хоть шанс, хоть полшанса, что это правда, я стала бы тебе все это рассказывать? Если бы я не была абсолютно уверена, если бы факты не свидетельствовали стопроцентно в его пользу, как ты думаешь, что бы я сделала? Открытое окно, платформа пожарной эвакуации. Неизвестный взломщик, неудавшаяся попытка ограбления. Сочувствую вашей утрате. И все, конец. Посмотри на меня. – Ева выждала, давая ему возможность пристально вглядеться в свое лицо. – Я могла бы это сделать, Бобби. Я коп. У меня есть офицерское звание, авторитет. Меня уважают. Я могла бы закрыть это дело так, что уже никто никогда не заглянул бы в него. Но я собираюсь найти того, кто убил твою мать и оставил ее истекать кровью на полу в гостиничном номере. Можешь на это рассчитывать.

 – Почему? Что тебе за дело? Ты от нее сбежала. Ты сбежала, хотя она изо всех сил для тебя старалась. А ты…

 – Ты прекрасно знаешь, как было дело, Бобби. – Ева говорила спокойно и ровно, не повышая голоса. – Ты все прекрасно знаешь. Ты был там.

 Он опустил глаза.

 – У нее было трудное время, вот и все. Нелегко растить ребенка в одиночку, сводить концы с концами.

 – Возможно. Я скажу тебе, зачем я это делаю, Бобби. Я это делаю для себя и готова допустить, что и для тебя тоже. Для того мальчишки, который тайком носил мне еду. Но предупреждаю сразу: если выяснится, что это ты ее убил, я посажу тебя за решетку.

 Он выпрямился и откашлялся. Его лицо и голос теперь выражали твердую решимость.

 – Я не убивал свою мать. Я ни разу в жизни руки на нее не поднял. Ни разу в жизни. Если она приехала ради денег, значит, она поступила плохо. Это было неправильно, но она сделала это ради меня. Жаль, что она мне не сказала. Если бы она мне сказала… А может, ее кто-то заставил? Может, ей кто-то угрожал? Может, кто-то пригрозил что-нибудь сделать со мной или…

 – Или с кем?

 – Я не знаю. – Его голос сорвался. – Не знаю.

 – Кто знал, что вы едете в Нью-Йорк?

 – Дензил, Марита, наши сотрудники, кое-кто из клиентов. Ну, кто еще? Соседи. Ради всего святого, мы не делали из этого секрета!

 – Составь мне список имен. Всех, кого сможешь вспомнить. С этого мы и начнем.

 Тут дверь открылась, и Ева встала. Вошла Пибоди, буквально волоча на себе бледную, трясущуюся Зану.

 – Зана! Дорогая! – Бобби вскочил с постели и бросился к жене. Он обнял ее. – Что случилось?

 – Я не знаю. Мужчина. Я не знаю… – Она разрыдалась и бросилась ему на грудь. – О Бобби!

 – Нашла ее в квартале отсюда, – доложила Пибоди. – Вид у нее был потерянный, напуганный. Говорит, ее схватил мужчина, затолкал в какой-то дом.

 – О мой бог, Зана, милая! Он сделал тебе больно?

 – У него был нож. Он сказал, что зарежет меня, если я закричу или попытаюсь сбежать. Я сказала, что он может взять мою сумку. Я ему сказала, чтобы он ее взял. О Бобби, он сказал, что убил твою маму!

 Ева прервала новый поток слез и с трудом оторвала 3ану от Бобби.

 – Сядьте. Хватит плакать. Вы не пострадали.

 – Я думаю, он… – Дрожащей рукой Зана принялась ощупывать поясницу.

 – Снимите пальто.

 Ева заметила маленькую дырочку в красной ткани. Надетый под пальто свитер тоже был прорван. На нем виднелись несколько кровавых пятен. Задрав свитер, Ева осмотрела неглубокий порез.

 – Царапина, – сказала она.

 – Он ударил тебя ножом?

 Бобби в ужасе оттолкнул руки Евы. Он хотел посмотреть сам.

 – Это всего лишь царапина, – повторила Ева.

 – Мне дурно, – пролепетала Зана.

 Ее глаза закатились. Ева подхватила и встряхнула ее.

 – Вы не упадете в обморок. Сейчас вы сядете, успокоитесь и расскажете мне, что случилось. – Она толкнула Зану в кресло и, с силой нажимая ладонью на затылок, заставила ее нагнуть голову между колен. Длинные серебряные сережки в ушах у Заны качнулись вперед. – Дышите. Пибоди!

 – Уже. – Ко всему готовая Пибоди вышла из ванной со смоченным полотенчиком. – Это действительно всего лишь царапина, – терпеливо сказала она Бобби. – Но немного антисептика не помешает.

 – Он у меня в косметичке. Только она уже упакована, – раздался слабый, дрожащий голос Заны. – Моя маленькая косметичка в чемодане. О боже, можно нам вернуться домой? Почему мы не можем просто уехать домой?

 – Вам придется сделать заявление. Под запись, – сказала Ева и показала Зане камеру. – Вы встали и вышли купить кофе.

 – Мне нехорошо. Меня немного тошнит.

 – Нет, с вами все в порядке, – решительно отмела ее жалобы Ева. – Вы вышли из гостиницы…

 – Я… я хотела, чтобы было, что вам предложить, когда вы придете. Да и Бобби… он так ничего и не съел с тех самых пор, как… Я подумала: просто выбегу и куплю что-нибудь, пока он не проснулся. Мы прошлой ночью почти не спали.

 – Это я поняла. Вы спустились вниз…

 – Я спустилась вниз и поздоровалась с администратором. А потом я вышла. Мне показалось, что погода хорошая, хотя было прохладно. Вот я и начала застегивать пальто на ходу. А потом… он появился ниоткуда. Обхватил меня одной рукой, и я почувствовала острие ножа. Он сказал, если я закричу, он меня проткнет. Велел мне идти не останавливаясь, просто идти вперед, смотреть вниз, под ноги, и идти вперед. Мне было так страшно! Можно мне немного воды?

 – Я принесу. – Пибоди двинулась в кухню.

 – Он шел очень быстро, я все время боялась споткнуться. Он убил бы меня на месте.

 Опять ее глаза остекленели.

 – Возьмите себя в руки. Сосредоточьтесь, – приказала Ева. – Что вы делали?

 – Ничего. – Зана задрожала и обхватила себя руками. – Я сказала: «Возьмите мою сумку», но он ничего не ответил. Я боялась поднять глаза. Я думала, может, если я побегу… Но он был так силен, а мне было так страшно… Потом он распахнул какую-то дверь и втолкнул меня внутрь. Мне кажется, это был бар. Там было темно и пусто, но запах стоял такой, как в баре, понимаете? Спасибо. – Она взяла стакан обеими руками, и все равно вода выплеснулась через край, когда она поднесла его к губам. – Меня все время бьет дрожь, никак не могу остановиться. Я думала, он хочет меня изнасиловать и убить, а я ничего не могла поделать. Но он велел мне сесть, и я села. Он приказал мне держать руки на столе, и я так и сделала. Он сказал, что ему нужны деньги, и я опять предложила ему мою сумку. А он сказал, что хочет два миллиона, а не то он сделает со мной то же, что с Труди. Но он сказал, он меня так изрежет, что никто меня не узнает, когда он со мной покончит.

 Слезы катились по ее лицу, сверкали на ресницах.

 – Я сказала: «Вы убили маму Тру, вы убили ее?» А он сказал, что сделает мне и Бобби еще хуже, если мы не достанем ему деньги. Два миллиона долларов. У нас нет двух миллионов долларов, Бобби. Я ему говорю: «Боже, где же нам достать такие деньги?» А он мне говорит: «Спроси у копа». И он дал мне номер счета. Велел мне повторять снова и снова, сказал, что, если я перепутаю, если забуду номер, он вырежет его у меня на заду. Вот что он сказал. 505748711094463, 505748711094463, 505…

 – Порядок, мы уже записали. Продолжайте.

 – Он велел мне оставаться там. Просто сидеть. «Сиди тут, сучка», – вот что он сказал. – Зана отерла слезы со щек. – «Сиди тут пятнадцать минут. Выйдешь раньше, убью». И оставил меня там. Я так и осталась сидеть в темноте. Я боялась встать, боялась, что он вернется. Я просто сидела там, пока время не истекло. А когда я вышла, то не могла понять, где нахожусь. У меня все в голове перепуталось. Кругом было так шумно. Я бросилась бежать, но ноги не держали меня, и я не могла найти дорогу назад. А потом появилась детектив Пибоди. Она мне помогла. Я потеряла сумку. Должно быть, оставила ее там. А может, он ее взял. Я не купила кофе…

 Она опять разрыдалась. Ева дала ей поплакать целую минуту, а затем продолжила допрос:

 – Как он выглядел, Зана?

 – Я не знаю. Я его почти не видела. На нем была лыжная шапочка, низко надвинутая, и темные очки. Мне кажется, он был высокий. На нем были черные джинсы и черные башмаки. Я все время смотрела вниз, как он велел, и хорошо разглядела башмаки. Старомодные, со шнурками, и носки поцарапаны. Я все время смотрела на башмаки. У него большие ноги.

 – Насколько большие?

 – Больше, чем у Бобби. Ненамного, но все-таки больше, мне кажется.

 – А кожа у него была какого цвета?

 – Да я почти ничего не видела. Мне кажется, белая. Он был в черных перчатках. Но, мне кажется, он был белый. Я видела только мельком, когда он втащил меня внутрь. Было темно. Он все время держался у меня за спиной, и там было темно.

 – Брови, ресницы, шрамы, какие-нибудь отметины, татуировки?

 – Я ничего не видела.

 – Его голос? У него был акцент?

 – Он говорил тихо, голос шел откуда-то из груди. Я не знаю. – Зана бросила умоляющий взгляд на Бобби. – Мне было так страшно.

 Ева задала еще несколько уточняющих вопросов, но ответы становились все более расплывчатыми.

 – Я организую вам эскорт на новое место и дам охранника. Если еще что-то вспомните, любую мелочь, немедленно свяжитесь со мной.

 – Я не понимаю. Я ничего не понимаю. За что он убил маму Тру? Почему он думает, что мы можем дать ему столько денег?

 Ева взглянула на Бобби. Потом она сделала знак Пибоди организовать эскорт.

 – Бобби объяснит вам, что к чему.