• Ирландская трилогия, #1

19

 Смешно! Она поставила деньги на то, что не выйдет замуж за Эйдана. Смешно и досадно.

 Гнев, загнавший ее в ловушку, несвойственен ей, ведь тихая, кроткая, благоразумная Джуд всегда успешно подавляла вспышки гнева.

 Ничего, к назначенному времени и она, и Эйдан забудут о пари. Какой смысл вспоминать? Они оба только поставят себя в глупое положение.

 А пока у нее полно домашних дел, и у нее есть работа. Нужно сводить Финна на прогулку, вернуть посуду Молли О'Тул. И давно пора позвонить домой, поговорить с родными. А потом, если позволит погода, она расположится с компьютером в саду.

 Мысленно Джуд отчетливо представляла себе и белую птицу, и черного волка. Ей не терпелось записать историю, рассказанную Эйданом накануне. Вряд ли ей удастся передать всю прелесть этой легенды, но она попытается.

 Джуд собрала посуду, сложила в пластмассовый контейнер собственноручно испеченное сахарное печенье и огляделась в поисках щенка… Он сидел под кухонным столом, и под ним растекалась огромная лужа, естественно, в стороне от подложенной газеты.

 — Неужели ты не мог подождать еще минутку? — В ответ Финн бодро повилял хвостиком, и Джуд, не удержавшись, хмыкнула и поставила посуду на стол.

 Пока она вытирала лужу, щенок прыгал, облизывал ее лицо, тихонько урчал, и она даже забыла отругать его. А потом минут десять шутливо боролась с ним, почесывала животик и была счастлива не меньше его.

 Джуд понимала, что балует его, но кто мог знать, что в ней столько нерастраченной любви?

 — Мне почти тридцать, — прошептала она, поглаживая длинные, шелковистые уши Финна. — Я хочу, чтобы у меня был свой дом, своя семья. Я хочу, что бы рядом со мной был мужчина, который бы любил меня. — Она прижала к себе щенка, и тот, извернувшись, лизнул ее руку. — Я не соглашусь на меньшее. Я не стану довольствоваться объедками, даже если кажется, что лучшего не смогу получить. Поэтому…

 Она подняла Финна, ткнулась носом в его носик.

 — Пока только ты и я, приятель.

 Как только открылась задняя дверь, щенок стрелой метнулся в сад, и Джуд умилилась, хотя он нацелился на ее цветы. Она резко окликнула его. Он замер, подскользнулся, перекувыркнулся, и Джуд сочла это значительным успехом, ведь пострадал только один ряд агератума.

 Они направились к дому О'Тулов. Финн обгонял ее, возвращался, бегал вокруг ее ног и отскакивал, чтобы понюхать то, что вдруг вызывало его интерес.

 Джуд представила, каким он вырастет. Большим, красивым псом, любителем побегать по холмам.

 Господи, что делать с ним в Чикаго?

 Джуд тряхнула головой, отгоняя этот вопрос. Зачем портить удовольствие от чудесной прогулки?

 Воздух был прозрачным, солнце пронзало тонкими лучами легкие облака, плывшие в сторону Англии. Внизу плескались темно-зеленые воды Ардморской бухты. Если остановиться и прислушаться, в этой мерцающей тишине можно услышать музыку. В такую погоду на пляж потянутся туристы и даже кое-кто из местных, если выпадет свободный час-другой.

 Молодые матери разрешат своим малышам босиком побегать по линии прибоя и наполнить мокрым песком пластмассовые ведерки. Сколько сегодня будет построено и смыто волшебных замков!

 Живые изгороди вдоль дороги покрылись цветами, трава пружинила под ногами и сверкала утренней росой. Зеленые холмы простирались до высоких гор на севере, упиравшихся вершинами в облака.

 Джуд нравилась скромная красота этой земли, древние замки, разрушенные временем и врагами и навевающие мысли о доблестных рыцарях и прекрасных дамах, о королях, ничтожных и великих, о верных слугах и коварных врагах. И, разумеется, о магии и колдовстве, о музыке фей.

 Сколько еще легенд предстоит узнать, размышляла Джуд. О жертвах ради любви и славы, о торжестве доблести и чести, о наложенных и разрушенных заклятьях.

 Здесь можно годами собирать легенды, создавать их, делиться ими. Можно гулять ясным утром и представлять дождливый день в уютном доме. Вечером, после наполненного делами дня, можно устроиться перед камином, смотреть на картины, которые рисует огонь, или заглянуть в паб, где шумно и весело и звучит музыка.

 Это была бы чудесная жизнь, прекрасная и волшебная.

 Потрясенная этой мыслью, еще более потрясенная тем, откуда эта мысль взялась, Джуд остановилась как вкопанная. Она могла бы остаться здесь не на три месяца, а навсегда и записывала бы легенды, те, что рассказывают ей, и те, что рождаются в ее голове.

 Нет, нет, это невозможно, о чем она думает?! Она должна вернуться в Чикаго, как запланировала, найти работу, которая обеспечила бы ее жизнь и дала возможность реализовать ее мечту. Она не имеет права думать о чем-то другом.

 Почему?

 Она сделала два шага и повторила вопрос вслух.

 — Почему? Разумеется, есть причина. Масса причин. Я живу в Чикаго, я всегда жила в Чикаго.

 Однако нет такого закона, по которому она должна жить в Чикаго. Ее же не бросят в тюрьму за перемену места жительства?

 — Нет, конечно, но… я должна работать.

 Но ты же не бездельничаешь здесь три месяца?

 — Но это не работа! — возразила она себе вслух. — Это баловство.

 Почему?

 Джуд закрыла глаза.

 — Потому что мне это нравится. Я получаю от этого удовольствие, значит, это баловство. И вообще, глупости.

 Заросший кустарником холм — странное место для прозрения, но, пожалуй, для нее идеальное.

 — Почему я не могу делать то, что люблю? Почему я не могу жить там, где чувствую себя дома больше, чем где бы то ни было? Кто управляет моей жизнью, — Джуд озадаченно хмыкнула, — если не я сама?

 Я могу это сделать, если хватит смелости. Я могу продать квартиру. Я могу сделать все, что не решалась делать, боясь неудачи и провала. Я могу попытать удачи и послать отрывок из книги литературному агенту.

 Я могу наконец попытаться построить для себя такую жизнь, о какой мечтаю, и будь что будет. Только надо все хорошенько обдумать.

 Джуд ускорила шаг, пытаясь заглушить внутренний голос, подстрекающий ее действовать немедленно, пока не нашлась куча отговорок. Это серьезный шаг, очень серьезный. Разумный человек заранее продумывает серьезные шаги…

 Из-за холма показался дом О'Тулов. Отлично! Пора отвлечься хоть ненадолго.

 На веревке сохло белье. Неужели Молли стирает двадцать четыре часа в сутки? Бетти очнулась от утренней дремы, приветственно залаяла, почуяв приближение Финна. Щенок радостно затявкал в ответ и помчался вниз с холма.

 Джуд последовала за ним и только подошла к забору, как открылась дверь кухни, и Молли помахала ей.

 — Доброе утро вам, Джуд. Вы сегодня ранняя пташка.

 — Похоже, не такая ранняя, как вы.

 — Когда в доме куча болтливых девчонок и мужчина, который любит выпить чашечку чаю раньше, чем откроет глаза, не понежишься в постели. Заходите, выпейте чаю, поболтайте со мной, пока я пеку хлеб.

 — Я принесла вашу посуду и сахарное печенье. Я вчера испекла. Вроде получилось лучше, чем в прошлый раз.

 — Вот попробуем их с чаем и узнаем.

 Молли придержала дверь, пропуская Джуд в теплую уютную кухню. Под раковиной гремела инструментами Бренна.

 — Мам, я почти закончила.

 — Я надеюсь. — Молли прошла к плите. — Вот что я вам скажу, Джуд. Я в этом доме жена того сапожника, который без сапог. Мик и эта девица только и делают, что всем что-то ремонтируют, а у меня день и ночь все течет и громыхает.

 — Ну, у тебя же на жизнь не заработаешь, — заявила Бренна, за что мать легонько ткнула ее ногой.

 — На жизнь не заработаешь? А кто сегодня утром съел гору яиц и огромный тост с джемом?

 — Только чтобы набить рот и не сказать Морин, чтобы она прекратила болтать о своей свадьбе. Девчонка с ума нас сводит. О, Джуд, она причитает и стонет, и ревет без всякой причины.

 — Замужество и другие заботы приносит. — Молли расставила чашки, печенье, пригласила Джуд за стол и погрузила руки в огромный ком теста. — Посмотрю я на тебя, когда придет твое время.

 — Ха! Если я решу выйти замуж, то приволоку парня к священнику, скажу все нужные слова, и дело с концом. Не по мне вся эта суета с платьями, цветами и музыкой. Месяцы мучений ради одного-единственного дня. Платье, которое никогда больше не наденешь. Цветы, которые завянут, и песни, которые можно петь, когда захочешь.

 Бренна вынырнула из-под раковины и взмахнула гаечным ключом.

 — А сколько денег ухлопаешь, уму непостижимо.

 — Бренна, ты ничего не понимаешь. — Молли присыпала тесто мукой и перевернула. — Этот один-единственный день — начало жизни, и он стоит каждой минуты подготовки и каждого потраченного пенни. — Она вздохнула. — Правда, иногда так трудно успокоить ее, нашу Морин.

 — Вот именно. — Бренна сунула гаечный ключ в помятый ящик с инструментами и взяла печенье. — Посмотри, мам, на Джуд. Видишь, какая она спокойная. Она не станет рассуждать, какие розы выбрать для букета, розовые или белые. — Бренна сунула в рот печенье и плюхнулась на стул. — Спокойная и разумная.

 — Спасибо. Я стараюсь. Но о чем ты?

 — О разнице между тобой и моей полоумной сестрицей. У вас обеих свадьбы на носу, но ты же не мечешься по дому, заламывая руки и меняя решение о величине торта каждые две минуты, верно?

 — Верно, — согласилась Джуд. — Я не заламываю руки, потому что на моем носу нет никакой свадьбы.

 — Даже если у вас с Эйданом будет скромная церемония — хотя как это получится, если каждый второй в округе его знает, — это все равно свадьба.

 Джуд сделала глубокий вдох. Выдохнула.

 — С чего ты взяла, что я выхожу замуж за Эйдана?

 — Дарси сказала. — Бренна потянулась за вторым печеньем. — А она узнала из надежного источника.

 — Это идиотский источник, — сердито сказала Джуд.

 Молли перестала месить тесто. Бренна заморгала и открыла рот, но Молли бросила на нее предостерегающий взгляд.

 — Набей рот печеньем, девочка, пока не поздно.

 — Но Дарси сказала…

 — Возможно, Дарси не так поняла, — предположила Молли.

 — Думаю, она поняла правильно. — Джуд резко поднялась со стула. — Откуда у мужчин столько самоуверенности?

 — Некоторые такими рождаются, — ответила Бренна и тут же съежилась под грозным взглядом матери.

 — Должна сказать, Джуд, что, глядя на вас двоих, я сама думала, что свадьба не за горами, — мягко сказала Молли, не сводя с Джуд глаз. — Когда Бренна вчера за ужином сообщила нам, никто из нас не удивился, мы очень обрадовались.

 — Сообщила вам за ужином? — Джуд оперлась руками о стол и наклонилась к Бренне. — Ты сообщила всей своей семье?

 — Ну, почему бы и нет…

 — Кому еще? Кто еще услышал от тебя эту нелепую новость?

 — Ну… — Бренна откашлялась. Она сама была вспыльчива и могла разглядеть признаки надвигающейся бури. — Ну, точно не помню. Не многим я и сказала-то. Нескольким. Да почти никому. Понимаешь, мы все так обрадовались. И Дарси, и я. Мы же любим тебя и Эйдана, а он такой медлительный, ну, мы и понадеялись, что вечеринка его подтолкнет.

 — Вечеринка?

 — Ага. Летнее солнцестояние, луна и все такое. Ты же помнишь, мам? — Бренна повернулась к Молли и с надеждой посмотрела на нее. — Помнишь, ты рассказывала, как папочка сделал тебе предложение, когда вы танцевали под луной как раз на вечеринке? И тоже в доме Старой Мод.

 — Помню. — Молли похлопала дочь по плечу. — У тебя ведь были добрые намерения?

 — Да, мы… О-ой! — Морщась, Бренна потерла нос, только что больно сжатый матерью.

 — Это чтобы ты помнила: не суй нос не в свое дело даже с самыми добрыми намерениями.

 — Она не виновата. — Джуд вскинула руки, но вовремя сдержала себя. — Виноват Эйдан. О чем он думал, когда говорил своей сестре, что мы поженимся? Я же сказала «нет». Очень ясно и определенно. Даже повторила несколько раз.

 — Ты сказала «нет»? — изумленно воскликнули в один голос Бренна и Молли.

 — Теперь я понимаю, что он задумал. — Джуд нервно мерила шагами кухню. — Ему нужна жена, и тут подвернулась я. Я должна подчиниться, потому что все видят, какая я бесхребетная. Но он ошибается, у меня есть хребет. И крепкий. Может, это не так очевидно, но он есть. Я не выйду замуж ни за него, ни за кого другого. И никто никогда не будет мне диктовать, что делать, где жить и как жить, и кем я должна быть. Никто и никогда.

 Молли внимательно посмотрела на раскрасневшееся лицо, сжатые кулаки и медленно кивнула:

 — Ну и умница! Присядьте, дорогая, переведите дух и расскажите нам, что случилось. Мы же ваши друзья.

 — Я расскажу вам, что случилось. А потом ты, — она ткнула пальцем в Бренну, — можешь обойти всю деревню и рассказать всем, какой безмозглый тупица ваш хваленый Эйдан Галлахер, и что Джуд Мюррей не выходит за него замуж.

 — Это я могу, — согласилась Бренна, вымученно улыбаясь.

 — Отлично. — Джуд перевела дух, как советовала Молли, села за стол и начала рассказывать свою историю.

* * *

 Выговорившись, Джуд немного успокоилась и даже испытала некоторое удовлетворение, когда обе женщины дружно осудили Эйдана. Слава богу, что у нее есть друзья, которым можно излить душу.

 Когда Джуд уходила, ее обнимали и хвалили за решительное сопротивление самонадеянному хвастуну. Знала бы она, что как только за ней захлопнулась дверь, мать с дочерью достали по двадцатке и поставили на Эйдана.

 Им очень нравилась Джуд, и они искренне верили, что она знает, чего хочет, но еще больше они верили в судьбу и в хорошее пари.

 С деньгами, поставленными на спор, в кармане Бренна поехала в деревню сообщить Дарси, как опростоволосился ее братец… и начать принимать новые ставки.

 В счастливом неведении, с легким сердцем и вновь обретенной решимостью Джуд возвращалась домой. Она не будет спорить с Эйданом. Он не стоит ее переживаний. Она будет сохранять спокойствие и твердость, и на этот раз унижен будет он!

 Войдя в дом, она сразу же направилась к телефону и без колебаний сделала следующий шаг.

 Тридцать минут спустя она сидела за столом, опустив голову на руки.

 Она это сделала! Поверить невозможно, но она это сделала.

 Ее чикагская квартира выставлена на продажу. Поскольку пара, снимавшая квартиру, уже интересовалась возможностью покупки, риелтор уверил, что сделка пройдет быстро и без особых хлопот. На конец месяца Джуд забронировала авиабилет до Чикаго, чтобы разобраться со своими вещами, отправить в Ирландию или сдать на хранение то, что хочется сохранить, и продать или раздать остальное.

 Вот и конец жизни, которую она строила в соответствии с чужими ожиданиями. Ну и что она теперь чувствует?

 Панику? Сожаления? Уныние?

 Ничего подобного. Наоборот, словно тяжесть свалилась с плеч. Облегчение, вот что она чувствует. Облегчение, предвкушение, удовлетворение. И странное, озорное волнение.

 Джуд Фрэнсис Мюррей больше не живет в Чикаго. Джуд Фрэнсис Мюррей живет в доме на Эльфийском холме, графство Уотерфорд, Ирландия.

 Родители упадут в обморок.

 Джуд распрямилась, прижала ладони ко рту, сдерживая истерический смех. Они подумают, что она потеряла голову. Они никогда не поймут, что все наоборот: она здраво обо всем подумала и поняла, что нашла и свое место в жизни, и свое сердце, и свой дом.

 Нашла себя, настоящую Джуд Ф. Мюррей, за то короткое время, что прожила здесь. Ну, не чудо ли? Именно так скажет она своей бабушке.

 Звонок в Нью-Йорк дался Джуд тяжелее, чем первый, он был более важным. Продажа квартиры — разумеется, серьезный шаг, — но, в конце концов, это всего лишь деньги, а от этого звонка зависит ее будущее, осуществление мечты.

 Джуд так и не поняла, действительно ли Холли Картер Фрей, ее знакомая по колледжу и ныне литературный агент, действительно вспомнила ее или из вежливости сделала вид, что вспомнила. Но она внимательно выслушала Джуд и задала ей несколько вопросов. Джуд, правда, плохо помнила, что говорила сама и что говорила ей Холли. Но одно она поняла: Холли Фрай заинтересовалась ее предложением и попросила безотлагательно прислать подробную аннотацию и наиболее яркие куски текста.

 От мысли, что придется показать кому-то свою работу, Джуд даже стало подташнивать, но она заставила себя встать и подняться на второй этаж. Хотя ее руки и дрожали, когда она печатала сопроводительное письмо, ей удалось изложить свои мысли вполне профессионально.

 Правда, один раз ей пришлось прерваться. Она несколько минут неподвижно сидела, обхватив голову руками.

 Затем Джуд взяла несколько страниц пролога, первые три легенды и свои рисунки к книге и, чуть не плача от волнения, вложила в плотный большой конверт.

 Она посылает свое сердце через океан, рискуя разбить его. А может быть, не стоит торопиться… Потирая заледеневшие руки, Джуд подошла к окну, устремила взгляд на зеленые холмы. Может, сделать вид, что некуда спешить, что лучше послать попозже… когда-нибудь. Еще есть время отступить и убедить себя, что это просто ее увлечение, проба пера… Ничего серьезного или жизненно важного.

 Отправив конверт, она отрежет себе путь назад. Не останется места притворству и подстраховке.

 Старая история! Гораздо легче убеждать себя, что ты глупая неумеха, потому что, если наберешься смелости попробовать что-то, надо быть готовым к неудаче.

 Она потерпела неудачу в браке и в преподавании, а ведь была уверена, что годится и для того, и для другого. Однако вокруг так много неизведанного, о чем она мечтала и от чего отказывалась. Вечно она твердила себе, что должна быть разумной, должна соответствовать чужим ожиданиям.

 Но главная причина ее колебаний и страхов была в другом. Джуд понимала: если потерпит неудачу, с этим придется жить, а сумеет ли она выдержать очередной удар? Этого она не знала и боялась даже думать об этом.

 Джуд снова взглянула на пухлый конверт. Она должна это сделать сейчас, отбросив все страхи и сомнения. Если она не попытается, то не сможет жить с этим, она не простит себе трусости. У нее есть мечта, и она должна попытаться ее осуществить.

 — Пожелайте мне удачи, — шепотом попросила она невидимых духов, парящих в ее доме, и взяла конверт в руки.

 Ведя машину к деревне, Джуд мужественно боролась с сомнениями. Она отправит письмо и забудет о нем. Она не будет психовать дни и ночи напролет, терзаться и представлять свой провал. Она просто дождется ответа, и если ее труд недостаточно хорош, она постарается сделать его лучше.

 А пока она ждет приговора, можно закончить книгу. Шлифовать и совершенствовать ее, пока она не засверкает, как бриллиант. А потом начать другую. Это будут истории, рожденные ее собственным воображением. Русалки и лесные эльфы, оборотни и духи. Ее воображение вырвалось на свободу, и сдержать его уже было не в ее власти.

 Когда Джуд припарковалась у почтового отделения, у нее шумело в ушах, сердце билось так часто и сильно, что болела грудь. Ноги подкашивались, когда она подошла к двери и открыла ее.

 Начальница почтового отделения — снежно-белые волосы, свежая, почти девичья кожа — радушно улыбнулась Джуд.

 — Здравствуйте, мисс Мюррей. Как поживаете?

 — Спасибо, хорошо. — «Лгунья, лгунья, лгунья, — зазвенело в голове. — В любую секунду меня стошнит, и позора не оберешься».

 — Чудесный день! Такого прекрасного лета у нас уж давно не было. Может, это вы привезли нам удачу.

 — Приятно так думать. — С трудом растягивая губы в улыбке, Джуд положила на прилавок конверт.

 — О, вы что-то посылаете своим друзьям в Америку?

 — Да. — Джуд старательно удерживала на губах улыбку, пока женщина читала адрес. — Давней подруге по колледжу. Она теперь живет в Нью-Йорке.

 — Мой внук Деннис с женой и детьми живет в Нью-Йорке. Деннис работает в шикарном отеле и получает хорошие денежки за то, что возит гостям багаж в лифте. Он говорит, что некоторые номера там похожи на дворцы.

 Джуд продолжала терпеливо улыбаться, хотя и не была уверена, что ее терпения хватит надолго. За три месяца она успела узнать то, что знал весь Ардмор: невозможно заскочить в почтовое отделение, сделать свое дело и отправиться дальше, не поговорив со старушкой.

 — Ему нравится эта работа? — вежливо поинтересовалась Джуд.

 — Да, нравится, а его красавица жена работала в парикмахерской, пока не родился второй ребенок.

 — Чудесно! Я бы хотела, чтобы этот конверт добрался до Нью-Йорка как можно скорее.

 — Если вы хотите послать его экспресс-почтой, это будет стоить дороже.

 — Хорошо. — Джуд, как в тумане, потянулась в сумку за кошельком. Как в тумане смотрела, как взвешивают ее конверт и рассчитывают стоимость, передавала фунты и получала сдачу.

 — Благодарю вас.

 — Ради бога. Никаких проблем. Ваша подруга из Нью-Йорка приедет на свадьбу?

 — Что?

 — Ваша семья, разумеется, приедет, но всегда приятно увидеть и старых друзей.

 Гул в ушах превратился в рев. Ярость вышибла всю ее нервозность и лишила дара речи.

 — Мы с моим Джоном женаты почти пятьдесят лет, а я до сих пор так ясно помню день, когда мы поженились. Дождь лил, как из ведра, а мне было наплевать. Вся моя родня понаехала, и родня Джона, разумеется. Все набились в маленькую церковь, и запах мокрой шерсти перебивал ароматы цветов. Мой отец, упокой Господь его душу, рыдал, как дитя, когда вел меня к алтарю, ведь я была его единственной дочкой.

 — Как это трогательно, — с трудом выдавила из себя Джуд, когда наконец к ней вернулся дар речи. — Но я замуж не выхожу.

 — Ой, бросьте! Вы что, уже поссорились с Эйданом? — Женщина поцокала языком. — Не переживайте, дорогая. Милые бранятся, только тешатся.

 — Мы не ссорились. — Правда, у нее самой появилось предчувствие, что в скором времени они станут чемпионами по ссорам. — Я просто не выхожу замуж.

 — Правильно, дорогая. Он еще должен это заработать. — Старушка подмигнула. — Мужчинам это не вредит. Только лучшие мужьями становятся. Да, о свадебном торте непременно договоритесь с Кейти Даффи. Она такой испечет, не налюбуетесь.

 — Мне не нужен торт, — процедила Джуд.

 — Ой, милочка, если вы выходите замуж второй раз, это вовсе не значит, что вы не заслуживаете торта. Каждой невесте нужен торт. А насчет платья поговорите с Молли О'Тул. Для своей дочки она нашла чудесный магазинчик в Уотерфорд-Сити.

 — Мне не нужны ни платье, ни торт, — теряя терпение, проговорила Джуд, — потому что я не выхожу замуж. Спасибо.

 Она повернулась и направилась к двери.

 Выйдя на улицу, Джуд глубоко вдохнула и в гневе уставилась на вывеску паба Галлахеров.

 Нельзя сейчас идти туда. Если она туда войдет, то точно убьет его.

 А почему бы и не войти? Он заслужил смерть.

 Широким решительным шагом она подошла к пабу. И распахнула дверь.

 — Эйдан Галлахер!

 Набившиеся в зал местные жители и приезжие туристы замерли кто с поднесенной ко рту кружкой, кто с надкусанным сэндвичем, и воцарилась мертвая тишина.

 Эйдан не шелохнулся, но, когда Джуд подошла к бару, закрыл кран и поставил кружку на стойку. Джуд совершенно не походила на сонную женщину, которую он покинул на рассвете. Та женщина была нежной, умиротворенной. Эта явно жаждала крови.

 — Ты мне нужен на пару слов, — заявила Джуд. И вряд ли это будут приятные слова, подумал он.

 — Хорошо. Через минуту мы можем подняться ко мне. Там и поговорим наедине.

 — Теперь он хочет уединения. Забудь! — Джуд повернулась к залу. На этот раз заинтересованные взгляды ее не смутили. На этот раз наличие публики лишь подхлестнуло ее ярость.

 — Раз уж каждый житель этой деревни обсуждает мои дела, можете выслушать то, что я хочу сказать.

 — Позвольте прояснить: я не выхожу замуж за этого павиана, вырядившегося мужчиной.

 Несколько человек, не сдержавшись, захихикали, кухонная дверь чуть приоткрылась. Джуд резко развернулась.

 — Не прячься за дверью, Шон. Можешь выйти. Не твоя голова мне нужна.

 — Какое счастье, — пробормотал Шон, но, как преданный брат, встал рядом с Эйданом.

 — Красавчики, — фыркнула Джуд и повернулась к Дарси. — И ты тоже. Надеюсь, у вас двоих больше ума, чем у вашего братца, который, похоже, думает, что если у него красивое личико, то женщины должны падать к его ногам по первому зову.

 — Джуд, дорогая…

 — Хватит! — Джуд перегнулась через стойку и ткнула его кулаком в грудь. — И брось этот терпеливый, снисходительный тон, я тебе не избалованный ребенок, чертов болван.

 Глаза Эйдана угрожающе вспыхнули. Большим пальцем он показал Шону на краны и кивнул Джуд:

 — Мы поднимемся наверх и договорим там.

 — Никуда я с тобой не пойду. — Она снова ткнула его кулаком в грудь, наслаждаясь новыми ощущениями. — Ты меня не запугаешь.

 — Я? Кто кого пугает, хотелось бы знать. И это ты в меня тычешь кулаком.

 — Могу и хуже. — Какое наслаждение вдруг понять, что это правда! — Ты думаешь, что если направо-налево будешь трепаться о нашей свадьбе, то заставишь меня выйти за тебя замуж? Ну, тебя ждет большой сюрприз. Измором меня не возьмешь. И на чужое мнение мне плевать. Никто никогда больше не будет диктовать мне, как жить. Ни ты и никто другой.

 Она снова резко развернулась. Теперь к зрителям, с интересом наблюдающим за спектаклем.

 — Всем присутствующим советую запомнить: я не побегу за свадебным тортом по щелчку его пальцев только потому, что сплю с ним. И спать я буду с кем захочу.

 — Я свободен! — выкрикнул кто-то, и многие захохотали.

 — Хватит. — Эйдан хлопнул кулаком по стойке так, что подпрыгнули стаканы. — Это личное дело. — Он проскользнул мимо Шона, поднял откидную доску. — Наверх, Джуд Фрэнсис.

 Она вскинула голову.

 — Нет! И поскольку у тебя с этим словом явные проблемы, хотелось бы знать, какую часть «нет» ты не понимаешь.

 — Наверх, — повторил Эйдан, схватив ее за руку. — Здесь не место.

 — Это твое место, — напомнила Джуд. — И твое дело. Отпусти немедленно.

 — Мы обсудим это наедине.

 — Я покончила с обсуждениями. — Она попыталась выдернуть руку, но Эйдан просто поволок ее к кухне. Оттого, что люди расступались перед ними, оттого, что он был настолько сильнее, что легко тащил ее, терпение ее лопнуло окончательно, и то отвратительное, что бурлило в ней, вырвалось наружу.

 — Я сказала, отпусти, сукин сын! — В тумане, замутившем ее зрение и голову, она даже не осознала, что делает, но услышала звонкий звук удара, когда ее свободная рука, сжатая в кулак, впечаталась в его лицо.

 — Господи! — Звезды посыпались из его глаз. Потрясенный и тем, что она сделала, и силой удара, Эйдан поднес руку к лицу. Из носа текла кровь.

 — И держись от меня подальше, — бросила Джуд, направляясь к выходу. Притихший зал взорвался аплодисментами.

 — Держи, — Шон передал брату тряпку. — Отличный удар правой у нашей Джуд.

 — Я понял. — Ему просто необходимо было присесть, и Дарси, почувствовав это, подтолкнула его к свободному табурету. — Какой бес в нее вселился? — Он с благодарностью взял у Шона лед.

 В зале оживленно делались новые ставки на будущую свадьбу.

 С изумлением и отвращением Эйдан уставился на окровавленную тряпку.

 — Эта женщина сделала то, что тридцать один год не удавалось никому. Она сломала мой чертов нос.