• Королевская семья Кордины, #2

Глава 11

 Она проснулась в его объятиях. Рассвет только начинался, небо было серым и туманным, но скоро с восходом солнца туман рассеется. Сквозь приоткрытое окно доносился едва слышный плеск волн. Свечи давно догорели, но их аромат еще витал в воздухе. Он поцеловал ее в лоб, и она открыла глаза.

 — Александр, — тихо пробормотала Ева и тесно прижалась к нему, теплая и сонная.

 — Спи, еще рано.

 Она почувствовала, что он отодвигается.

 — Ты уже уходишь?

 — Да, я должен.

 Она притянула его, не давая подняться:

 — Но почему? Еще так рано.

 Ее сонный лепет вызвал у него улыбку. Он взял ее руку, которой она пыталась его удержать, и поднес к губам:

 — У меня сегодня назначено совещание у отца, очень рано.

 — Но не сейчас же. — Ева, наконец сделав усилие, проснулась окончательно.

 Волосы у Александра были смешно взлохмачены, но взгляд оказался серьезным.

 — Разве ты не можешь побыть со мной хотя бы час? Еще совсем-совсем рано.

 Он очень хотел этого, хотел сказать, что мечтает быть с ней не час, а весь день не отходить от нее. И не смог себя заставить.

 — Это будет неблагоразумно.

 — Неблагоразумно? — Он увидел, как радость в ее глазах померкла. — Понимаю, ты не хочешь, чтобы тебя застали выходящим из моих комнат.

 — Так будет лучше.

 — Для кого?

 Александр приподнял бровь. Он не привык, чтобы его так настойчиво допрашивали.

 — То, что происходит между нами, пусть и останется между нами, — к нему вдруг вернулось прежнее высокомерие, — я не позволю, чтобы твое имя трепали в газетах и перешептывались за твоей спиной.

 — Как это уже было с Беннетом? — Она начинала злиться. Приподнялась и села в подушках, опираясь спиной об изголовье кровати. Упрямо скрестила руки на груди. — Но я сама привыкла заботиться о своей репутации.

 Александр ласково погладил ее обнаженное плечо:

 — Ты, конечно, имеешь на это право. Но позволь и мне побеспокоиться о тебе.

 — Обо мне или о себе?

 Александр по природе был вспыльчив, но подавлял эту черту характера в течение многих лет, тренировал выдержку и теперь старался сдерживаться.

 — Ева, уже пошли слухи, после того как наши фотографии после взрыва в театре появились в газетах.

 Она отбросила волосы назад:

 — Я не боюсь прослыть твоей любовницей.

 — Ты думаешь, я стыжусь тебя?

 — Ты приходишь ко мне очень поздно и уходишь до рассвета — разве это не признак того, то ты стыдишься меня и хочешь скрыть, где провел ночь и с кем?

 Его рука вдруг легла на ее горло, так что она ощутила всю сдерживаемую им ярость, но спокойно встретила его взгляд.

 — Никогда не произноси подобных слов. Как ты могла так подумать обо мне?

 — А что я должна думать?

 Его пальцы сдавили ей горло так, что она замолчала, глаза расширились, но он тут же с силой ее поцеловал, причинив боль. Она попыталась вырваться, ей хотелось не этого, хотелось нежных слов, объяснений, но его руки уже заскользили по изгибам ее тела, и бунт был подавлен. Она обхватила его за спину и ответила на поцелуй с такой же страстью.

 

 Этот сокрушительный эмоциональный взрыв опустошил их. Они лежали рядом, не касаясь друг друга. Солнце уже начало пробиваться сквозь туманную дымку. Наконец Александр произнес:

 — Я не хочу, чтобы ты из-за меня страдала.

 Голос Евы прозвучал ясно и очень спокойно:

 — Меня нелегко заставить страдать.

 — Правда? — Он приподнялся на локте и заглянул ей в глаза. — Нам нужно поговорить, но не здесь и не сейчас.

 — Хорошо, не сейчас.

 Она осталась лежать, закрыв глаза, чтобы слышать, как он одевается, как за ним закроется дверь, но вместо этого почувствовала легкое прикосновение руки к плечу.

 — Я испытываю к тебе много разных чувств, но среди них не числится стыд. Ты подождешь меня сегодня в театре? Я постараюсь быть там к шести.

 Она не взглянула на него, потому что боялась, что начнет умолять остаться.

 — Да, я подожду.

 — Поспи еще немного.

 Она ничего не ответила, и он ушел.

 Ева продолжала лежать с закрытыми глазами, испытывая отчаяние. Александр подарил ей свою страсть, но не захотел открыть душу. Раньше она была убеждена, что страсти будет достаточно. И была потрясена, осознав, что ей этого уже мало. Ей нужно его сердце, чтобы он ее любил, оберегал. Она уже не сможет жить без этого.

 Когда все окончательно встало на свои места, она, смирившись, поднялась с постели. Пора готовиться к новому дню. Не стоит напрасно терзаться, надо снова жить.

 

 Александр вошел в библиотеку и обнаружил, что его уже ждут. Отец курил, сидя в кресле, Рив расположился на диване рядом с Беннетом, на столе и у всех на коленях были разложены бумаги. Мэлори, начальник службы безопасности князя, сидел на стуле с извечной трубкой в зубах.

 Они собирались в этом же составе накануне вечером и должны были продолжить совещание с целью обсудить угрозы, которые поступают со стороны Дебока. Рив начал с отчета о принятых мерах безопасности и системах, установленных во дворце, в театре и в Центре помощи детям-инвалидам. А также в их с Габриелой доме. Были также усилены полицейские кордоны в аэропорту и в морском порту.

 — Ты приставил к нам еще по одному агенту секретной службы, — сказал Беннет. — Зачем? Их и так было достаточно.

 — Пока в этом есть необходимость.

 Беннет не стал спорить.

 — Ты думаешь, они повторят попытку покушения на Еву? — спросил Арманд. — Ведь теперь всем ясно, что ее телефон прослушивается и ее постоянно охраняют.

 Мэлори пыхнул трубкой:

 — Дебок очень настойчив, ваша светлость, уверяю, скоро попытка покушения на мисс Гамильтон повторится.

 — Я уже говорил вчера, — с горячностью произнес Александр, — ее надо отправить в Америку.

 Мэлори постучал трубкой о подлокотник:

 — Дебока это не остановит, ваше высочество.

 — Пока идет расследование, — мягко сказал Рив, — Ева нужна здесь. Конечно, если она захочет уехать, я сам лично посажу ее в самолет. Но дело в том, что она настаивает на продолжении пребывания, и наша задача обеспечить ей безопасность. И ждать.

 — Ждать, когда она снова окажется в смертельной опасности? А если, как ты предполагаешь, в труппе есть человек Дебока, который звонит ей, подкладывает бомбы, она в опасности постоянно.

 — Не она является целью Дебока, — сказал Мэлори. — Через мисс Гамильтон он пытается добиться своего.

 — И значит, по-вашему, ее можно уничтожить как подсадную утку? — вспыхнул Александр.

 Раздался властный голос князя Арманда. Тон не допускал возражений:

 — Мы должны действовать хладнокровно, как это делает Дебок. Я опасаюсь за Еву так же, как и за своих родных детей. Должные меры будут приняты.

 — Она не гражданка Кордины. — Александр с трудом сдерживался. — Она гостья нашей страны. Мы несем за нее ответственность.

 — Мы не забываем об ответственности. Более того, если один из людей в труппе Евы является агентом Дебока, мы узнаем, кто он. Дебок, сообразуясь с элементарной логикой, не отдаст приказа ее уничтожить, потому что его агенту тогда не будет причин оставаться в Кордине.

 — Но ведь ее уже пытались взорвать! И разве Дебок владеет логикой?

 — Такими людьми, как он, владеет расчет. У этих мерзавцев нет сердца.

 — Бывают исключения, как в прошлый раз, и тогда, в Париже. Когда его действия не подчинялись логике.

 — Да. — Арманд вспомнил о погибшем помощнике Сьюарде. — И нам надо все продумать, чтобы не произошло больше подобных трагических ошибок. — Князь посмотрел на Рива: — Я надеюсь на тебя в этом вопросе.

 — Все, что можно предпринять, будет сделано. А пока мы внедрим нашего агента к Дебо- ку. — Он протянул Арманду папку. — Его имя будут знать только три человека — вы, я и Мэлори.

 — Разве это не касается нас всех? — спросил Беннет.

 — Да, конечно, — кивнул Рив, — но мы рискуем жизнью этого человека, и чем меньше людей будет знать его имя, тем он в большей безопасности. Операция займет, может быть, месяцы или даже годы. Следует понимать, что мы только собираемся посадить зерно, и понадобится время, чтобы оно пустило росток.

 — Я лишь хочу, чтобы Дебок исчез из нашей жизни. — Арманд не стал открывать папку. Он просмотрит ее позже, а пока поместит в сейф. — Докладывайте мне постоянно обо всех ваших шагах.

 — Конечно. — Рив собрал бумаги. — Если мы поймаем агента Дебока и допросим его, может быть, тогда дальнейшие шаги и не понадобятся.

 Мужчины поднялись. Александр обратился к отцу:

 — У тебя не найдется несколько минут для меня лично? Нам надо поговорить.

 Беннет с пониманием отнесся к просьбе брата и сочувственно дотронулся до его руки:

 — Я собираюсь утром поехать в театр. Буду рядом с Евой.

 Александр ответил брату благодарным кивком, слова были лишними.

 — Только не показывай виду, что ты ее охраняешь, потому что она тебя быстро выставит.

 — Я прикинусь наивным, и она меня простит. — Беннет подошел к отцу, поцеловал его в щеку. — Мы с тобой, папа.

 Арманд молчал, пока за мужчинами не закрылась дверь. Никакие доклады помощников не могли развеять его тяжелых мыслей. Но простые слова сына, его поцелуй сделали свое дело, и напряжение немного отпустило князя.

 — Из всех моих детей Беннет для меня абсолютно непредсказуем.

 — Он был бы рад это услышать, — сказал Александр.

 — В детстве он нес домой всех выпавших из гнезда птенцов, искалеченных котят и верил, что может им помочь. Иногда так и было. Меня всегда немного беспокоила его чувствительность. Он так похож на мать. — Арманд покачал головой и поднялся. — Хочешь, я прикажу, чтобы принесли нам кофе?

 — Нет, не стоит. Я должен ехать в Гавр. Там спускают на воду корабль.

 — Хорошо. Ты хочешь поговорить о Еве?

 — Да.

 Арманд подошел к окну и распахнул его. Может быть, утренний бриз поможет разогнать атмосферу напряжения, скопившегося в комнате.

 — Алекс, у меня есть глаза. Я понимаю, что происходит.

 — Возможно. Только я сам начал это понимать недавно.

 — Когда я был молод, моложе, чем ты сейчас, я неожиданно получил власть управлять Кординой. Разумеется, я был к этому подготовлен, меня готовили, как и тебя, чуть ли не с рождения. Но никто, особенно я сам, не ожидал, что все случится так быстро. Твой дед вдруг заболел и скоропостижно за три дня скончался. Мне было двадцать четыре. Наступили трудные времена. Многие члены Совета сомневались, что я справлюсь. Из-за моего возраста и темперамента, — князь скупо улыбнулся, — я не всегда был так благоразумен, как ты.

 — Беннет унаследовал от тебя некоторые черты характера.

 Арманд, впервые за несколько дней, рассмеялся от души:

 — Ну, таким неблагоразумным и легкомысленным, как он, я никогда не был. Так вот, я правил страной уже год, когда поехал с официальным визитом в Лондон. Там я встретил Элизабет, и сразу все мои сомнения, неуверенность, исчезли, кусочки мозаики нашли свое место. Любить, как любил ее я, — означает не только любовь, но и страдания.

 — Я знаю.

 Арманд внимательно посмотрел на сына:

 — Я это предполагал. Но понимаешь ли ты, на что она должна пойти ради тебя? Ты имеешь право просить ее об этом?

 — Я снова и снова не устаю повторять себе, что нет. Хотя знаю, что она пойдет на все жертвы и все условия. Но мало представляет, какой станет ее жизнь.

 — Она любит тебя?

 — Да. — Александр вдруг устало прикрыл глаза рукой. — Я на это надеюсь. Видишь ли, мне трудно быть уверенным в ее чувствах, когда я еще продолжаю бороться со своими.

 Арманд прекрасно понял сына.

 — Ты хочешь моего совета или одобрения?

 Александр отнял руку от лица:

 — И того, и другого.

 — Твой выбор мне нравится, а значит, я его одобряю. — Князь улыбнулся. — Она станет принцессой, которой сможет гордиться Кордина.

 — Благодарю тебя. Но вот только боюсь, что саму Еву положение принцессы вряд ли устроит.

 — Ох уж эти американцы! — ухмыльнулся Арманд. — Как и твой шурин, она чужда титулов, и ее не привлекает положение королевской особы, скорее отталкивает.

 — В отличие от Рива, у нее не будет выбора.

 — Если она любит тебя, то ноша не покажется ей тяжелой. Как и тебе, когда настанет ваш час.

 — Если настанет.

 Они помолчали.

 — Я ценю твое одобрение, отец. А теперь прошу совета.

 Арманд заметил:

 — Немногим людям можно открыть до конца душу. Но, если найдешь женщину, с которой захочешь разделить жизнь, никогда и ничего не скрывай от нее. Женские плечи очень сильны. И ты можешь этим пользоваться, жена поможет нести тебе тяжелую ношу, но если будешь с ней откровенен.

 — Я хочу служить ей защитой.

 — Конечно. Одно другому не мешает. У меня есть кое-что для тебя. — Князь прошел из библиотеки в кабинет. И вскоре вернулся с маленькой бархатной коробочкой. Он подошел к Александру: — Я горжусь, что у меня есть сын, которому я могу оставить свой трон. — На его лице, обычно сдержанном, промелькнул вихрь эмоций. — Мой сын настоящий мужчина, которого я уважаю, а не только мальчик, которого я люблю. — Он помолчал. — Время проходит так быстро, — тихо сказал он, — здесь кольцо, которое я подарил твоей матери, когда просил выйти за меня. Мне будет приятно, если ты подаришь его Еве.

 — Ничего на свете не может быть дороже этого подарка. — Александр взял протянутую коробочку, но не открыл, только бережно держал, как только что отец. — Спасибо, папа.

 Арманд смотрел на сына. Вспоминал его детские годы и думал, как быстро тот вырос, как незаметно стал мужчиной, на которого он теперь может положиться. Потом обнял сына:

 — Приведи ее ко мне, когда она наденет кольцо.

 

 Ева смотрела на рабочих, красивших из баллончика часть декораций. Подавив зевок, она взяла себе на заметку, что надо обновить оборудование, когда труппа вернется в Штаты. Это будет через пять недель. А через два дня премьера, потом один за другим последуют остальные спектакли, что займет месяц. Два дня отдыха перед последним, и гастроли будут закончены.

 В планах компании уже значилось турне на осень. В январе — Лос-Анджелес. Если интуиция не подводит, после гастролей в Кордине ее стол будет завален новыми предложениями. Но все это после возвращения в Штаты.

 Ева подошла к столу режиссера, находившемуся недалеко от сцены в центральном проходе, и постаралась сосредоточиться на генеральной репетиции. Актеры были уже в костюмах и гриме, все казалось пока безупречным. Большая красная ваза, о которой она просила позаботиться бутафора Пита, сияла как маяк, подчеркивая невзрачность остальной меблировки. Именно так Ева и рисовала в своем воображении атмосферу запустения. Салфетки хоть и накрахмалены, но обивка на диване потертая.

 Все идеально. Только настроение не становится лучше. Ей бы радоваться, но она ни в чем не находила прежнего удовлетворения.

 — Великолепно! — раздался громкий шепот за ее спиной.

 Ева живо обернулась.

 — Бен, — от неожиданности она прижала блокнот к груди, — а ты что здесь делаешь? Это генеральная репетиция, и в зале не должно быть посторонних.

 — Но разве это касается меня? Я так и объяснил вашему швейцару. Кстати, скажи, ты обращаешься к нему «папаша», как в ваших фильмах?

 — Я бы не осмелилась. — Она сразу заметила чуть поодаль несколько человек охраны.

 — У тебя разве нет сегодня никаких дел?

 — Не надо мне читать нотации. Я работал как раб всю неделю и выкроил пару часов, но не потратил их на своих драгоценных лошадей, а заехал посмотреть, как у тебя идут дела.

 — Если ты ищешь Дорин, — сухо сказала Ева, — она наверху в репетиционном зале Б. У нас ведь впереди еще другие спектакли.

 — Ладно, намек понял. Я не стану отвлекать Дорин, пусть репетирует. — На самом деле Бен забыл о ней. Он обвел взглядом сцену. — Большинство актеров с тобой уже давно.

 — Есть и новенькие. Послушай, мне надо работать. С этой точки я еще не видела действие.

 Он сел вместе с ней, охрана расположилась на три ряда позади. Ева не заметила, что она увеличилась еще на два человека. Они были прикреплены лично к ней.

 — Кажется, выглядит неплохо, — заметила она, — я смотрела и слушала с верхних рядов балкона, оттуда тоже все видно и слышно. Акустика в зале просто потрясающая.

 — Наверное, ты хорошо знаешь своих актеров, — вернулся к прежней теме Беннет. — Я имею в виду не их игру, а что они представляют собой в жизни.

 — На гастролях узнаешь труппу очень близко. Актеры и служащие театра такие же люди, как все. — Ева улыбнулась. — Одни более общительны, другие нет. Хочешь к нам присоединиться?

 — А на меня пойдут зрители?

 — Ты можешь больше помочь в качестве рабочего сцены. Кстати, у них неплохие возможности пофлиртовать.

 — Я подумаю. Сколько человек у тебя работает?

 — Это зависит от занятости в спектаклях.

 — А сейчас? Можешь сказать?

 Ева сдвинула брови и внимательно посмотрела на Бена:

 — Почему ты спрашиваешь?

 — Из простого любопытства.

 — Вдруг ни с того ни с сего? Ты задаешь слишком много вопросов, раньше тебя это не интересовало.

 — Время идет, все меняется.

 — Бен, я хорошо тебя знаю. Тем более что вчера Рив задавал мне такие же вопросы. Но какое отношение имеют мои люди к вашему расследованию?

 Бен положил ноги на спинку впереди стоявшего кресла:

 — Я не веду расследование и не могу ответить. — Он решил переменить тему: — Кажется, меня еще не представили той леди, которая сейчас на сцене в одной белой комбинации.

 — Беннет, не играй со мной в игры. Я думала, мы друзья.

 — Конечно, мы друзья.

 — Тогда скажи прямо, я вижу, ты что-то скрываешь.

 Бен колебался. И все-таки дружба пересилила. Он любил и уважал Еву, поэтому решился:

 — Разве ты не понимаешь, что надо все просчитывать.

 — Говори правду.

 — Второй звонок тебе поступил откуда-то из этого комплекса.

 У Евы расширились глаза.

 — Они не сказали тебе, но я считаю, что ты должна знать.

 — Ты имеешь в виду, что звонили прямо из театра?

 — К сожалению, точнее не смогли засечь. Но ясно одно — звонок был сделан изнутри, а не извне. В тот день все входы и выходы усиленно охранялись. Никто из посторонних не входил и не выходил, иначе это было бы сразу замечено. Бомбу подложил кто-то из находившихся в Центре.

 — И ты почему-то решил, что этот кто-то из моих людей, — Ева бросилась на защиту своих. — В комплексе еще три театра! Представляешь, сколько там работает актеров, музыкантов, служащих, рабочих?

 — Знаю, знаю. — Бен накрыл своей рукой ее руку, успокаивая. — Но дело в том, что это был тот, кто свободно входит и выходит и кого не станут спрашивать, почему он здесь находится, если даже он окажется на сцене, за кулисами и даже у тебя в офисе. Кому придет в голову останавливать твоих непосредственных сотрудников?

 — Но зачем моим людям угрожать вашей семье?

 — Дебок очень хорошо за это платит.

 — Не верю, Бен. — Ева снова стала смотреть на сцену. Ее актеры, ее друзья, ее труппа, они как одна семья. — Если бы я в это верила, то сейчас же прекратила бы репетиции и отослала всех домой. Это люди искусства, все, включая осветителей и рабочих, они не убийцы.

 — Я же не сказал, что это так. Но исключать такой возможности нельзя. Подумай об этом хорошенько. — Бен сжал ее руку. — И о себе тоже. Знаешь, как я тебя люблю.

 Ева не могла не согласиться с доводами Бена.

 — При одной мысли, что я сама привезла сюда человека, который… — сказала она.

 — Стой, не продолжай. Ты не несешь ответственности за него. Это дело рук Дебока.

 — Дебок. Всегда Дебок. Я его никогда не видела. Не знаю даже, какой он, как выглядит, но он проникает в мою жизнь уже не в первый раз. Его надо остановить. Кто-нибудь может это сделать?

 — Его остановят. — Принц стал вдруг непривычно серьезен, в его голосе прозвучала угроза. Ева подумала, что она, оказывается, не так хорошо знала своего Бена. — Рив уже принял меры. Но нужно время. И надеюсь, я смогу ускорить процесс.

 — Нет, держись-ка лучше подальше, я не хочу, чтобы тебя снова подстрелили.

 Бен ухмыльнулся:

 — Не волнуйся за меня. — Он снова стал прежним легкомысленным балагуром. — Ты же знаешь, меня больше волнуют женщины и лошади.

 — Вот ими и занимайся. — Ева встала и тряхнула волосами. — А сейчас мне надо идти на другую репетицию.

 — Ты слишком много работаешь, дорогая, и это начинает сказываться на твоем здоровье, ты неважно выглядишь, — сказал Бен.

 — Какая галантность.

 — Прекрати тревожиться за Алекса.

 — Каким образом?

 — Ладно, это невозможно. Тогда привыкай. — Он ласково погладил ее по голове. — Алекс и сейчас на виду, а когда станет правителем Кордины, каждый шаг его станут рассматривать под микроскопом. Слава богу, мне повезло, и меня сия чаша миновала. Не волнуйся, его так охраняют, что ничего не может случиться.

 — Когда я с ним рядом, мне спокойнее. Самое тяжелое, что я даже не знаю, где он, и постоянно об этом думаю. — Ева поцеловала Бена, потом, как будто решив, что этого недостаточно, обняла. — Увидимся вечером.

 — Сыграем в джин рамми.

 — Ты мне уже должен пятьдесят три доллара с прошлого раза.

 — Что за счеты между друзьями?

 — Деньги любят счет. — Она улыбнулась.

 Он смотрел, как она удаляется по проходу и исчезает за кулисами. Немного погодя за ней направились два человека из охраны.

 

 Габриела и Крис зашли к Еве, хотели уговорить посидеть с ними в приморском кафе, но безуспешно. Ассистент принесла кофе и печенье и взглянула на нее с жалостью. Но ничего не сказала, только недовольно прищелкнула языком. Один из актеров предложил свою комнату, чтобы она хоть немного вздремнула, гример предложила крем, чтобы убрать тени под глазами.

 К концу дня она стала закипать от этого навязчивого внимания.

 — Если хоть один, еще один человек скажет, что я должна отдохнуть, я его ударю, — бормотала она, шагая по коридору. И чуть не споткнулась о бутафора, стоявшего на коленях и укладывавшего свой драгоценный реквизит в коробку.

 Услышав ее угрозу, он усмехнулся:

 — От меня не дождетесь.

 — Я думала, все уже ушли.

 — Почти. Я должен убедиться, что все убрано на место. — Пит встал и звякнул ключами. — Не могу найти подходящую коробку, чтобы убрать эту вазу, если это чудовище можно так назвать.

 — Оставь ее там, где стоит. Кому она нужна? Слишком безобразна, чтобы ее украли.

 — Ну вот. Сами сказали, не дороже тридцатки.

 — Ты прекрасно справился. — Ева потерла затекший затылок. — Ваза — то, что мне было надо. Правда, Пит. И салфеточки. Не надо опасаться за вещи. Сейчас театр охраняется так, что никто сюда не проникнет. Хватит возиться. Иди поешь.

 — Сам думал об этом. — Пит стоял, задумчиво играя ключами.

 — Есть проблемы?

 — Да нет. Просто хотел сказать одну вещь.

 Ева с любопытством посмотрела на бутафора:

 — Так говори.

 — Я помню, как вы меня вытолкали в тот день, когда взорвалась бомба, прямо за шиворот тащили. Даже пригрозили уволить.

 — Мне показалось, тебе тогда это не понравилось.

 — Но я бы сам был расторопнее, если бы знал, что происходит. — Он поскреб щеку и посмотрел на носки ботинок. — Расс Тальбот рассказал нам, как вы остались, чтобы проверить второй этаж, хотя все уже смылись, зная, что может взорваться бомба. Это был поступок. Большая глупость, конечно, но и героизм. Вы — героическая женщина, мисс Гамильтон.

 — Это не глупость и не геройство. Простая ответственность, и ты бы так поступил на моем месте. Но спасибо, что так подумал.

 — Выпьете со мной? Я угощаю.

 Ева на мгновение потеряла дар речи. Сколько лет она знала Пита, он никогда не шел на такой контакт с товарищами, будучи самым необщительным из всех.

 — Я бы с радостью. Но сегодня у меня встреча в шесть. А если завтра после репетиции, что скажешь?

 — Заметано. — Пит снова поскреб щеку и, подтянув пояс, пошел по коридору, потом обернулся и добавил: — А еще вы хороший человек.

 — Ты тоже, — пробормотала она, и впервые за день ей стало легко на душе.

 Она пошла в противоположную сторону, минуя свой разгромленный офис и направляясь к новому небольшому кабинету, где временно расположилась. Взглянула мимоходом на часы. Шесть пятнадцать. Александр запаздывает. Она нервничала весь день, думая о нем, страх не оставлял ее, она срывала свое волнение на людях, была несправедлива, отвечая почти грубостью на их сочувствие и заботу. Ждала и не могла дождаться шести часов. И вот теперь ожидание затягивалось.

 О чем он хочет с ней поговорить? Объяснить, что между ними невозможны дальнейшие отношения? Хочет узнать, любит ли она его и как сильно? Боится, что она станет страдать. Так он сказал. И хочет порвать сейчас, пока расставание не стало слишком трудно и болезненно.

 Но он не потерял к ней влечения, он хотел ее, как и раньше, может быть даже сильнее. В этом у нее не было сомнений. Задета его честь, потому что он может ей предложить всего несколько ночных часов и те украдкой. Против этого протестует и его воспитание, и чувство порядочности. Такие отношения не могут продлиться долго. Он честен перед ней, и таким она любит его.

 Никаких сожалений, напомнила она себе. Она с самого начала знала, на что шла. Было ясно, что они не могут быть вместе. Принцы и дворцы — не из ее жизни. Она вздохнула и открыла маленькую книжку, которую положила в портфель сегодня утром. В ней между страниц лежал засушенный цветок, который Александр сорвал для нее в саду, и она воткнула его в волосы, кокетничая. Когда это было? Две недели назад. Казалось, прошла вечность. Она закрыла книгу и решила, что даже того, что между ними было, достаточно, чтобы жить воспоминаниями до конца жизни.

 Как сказал Пит? «Вы — героическая женщина, мисс Гамильтон». Нуда, она просто молодец, такой и останется, чтобы и дальше героически преодолевать жизненные невзгоды.

 Ева села за стол и, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, принялась за работу. В театре было очень тихо. И вдруг за дверью раздался стук, словно упал тяжелый предмет.