- Королевская семья Кордины, #2
Глава 6
— Этель, мне нужна другая комбинация для «Кошки». — Ева перебирала артистические костюмы в сопровождении своей верной помощницы — старшего костюмера.
— Белая комбинация. Размер тридцать четыре, — предложила та.
— Не очень большой вырез. Скромную, но изящную.
— Изящная комбинация, размер тридцать четыре, — повторила Этель.
Ева хмыкнула и продолжила перебирать вещи для первого спектакля.
— И давайте не выходить из бюджета. Пусть будет нейлон, если он похож на шелк.
— Линда захочет нечто волшебное.
— Как всегда. И надо немного ушить костюмы для отца…
Этель, жуя ментоловую жвачку, записывала указания. Она работала костюмером двадцать два года. И могла в течение сорока пяти минут раздобыть нужную вещь.
— Если актеры станут есть как вчера за ужином, они растолстеют, и все костюмы придется менять.
— Я за ними присмотрю.
— Не сомневаюсь. — Этель критически взглянула на Еву снизу вверх через свои «бабушкины очки» с половинными стеклами. — Но кому-то не мешало бы присмотреть и за вами. Вы спите по ночам?
— Сплю. — Ева проверила детские костюмы. — Завтра я стану прослушивать детей. Надеюсь, нам удастся подобрать двоих, чтобы сыграть маленьких монстров.
— У меня есть парочка, могу вам одолжить на время, — раздался голос Габриелы, которая входила в гардеробную.
— Бри, я ждала тебя! — Ева, зажав ежедневник под мышкой, другой рукой обняла принцессу.
— Я бы вчера зашла, но для детей были назначены стоматолог и парикмахер, а потом у меня было долгое совещание в комитете по бюджету. Очень напряженное.
— Ясно. Все это вместо того, чтобы сидеть у бассейна, полируя ногти и обдумывая наряды. Принцесса Габриела, позвольте вам представить Этель Коэн, мою волшебницу нитки и иголки.
Этель неуклюже поклонилась:
— Ваше королевское высочество.
— Достаточно вашего высочества, как принято в Кордине. — Габриела с улыбкой протянула руку Этель. Потом посмотрела на огромное количество костюмов, аксессуаров, подносы с бижутерией, потрогала нитку стеклянных бус, давая время Этель прийти в себя. — Как только вы умудряетесь справляться со всем этим?
— У меня своя система, ваше высочество. Удерживаю некоторых подальше, чтобы они не мешали и не путали. — Костюмерша бросила ехидный взгляд на Еву.
— Да я только проверяю и ничего не трогаю.
— Это пока, — вздохнула Этель.
— Я подслушала нечаянно, как вы жаловались, что Ева слишком много работает, и хотели, чтобы за ней кто-нибудь присмотрел.
— Да, мадам. То есть ваше высочество. Слишком много работает и не высыпается как следует. Хорошо бы ее отвлечь и дать мне немного передохнуть.
— Где твое почтение к продюсеру? — сказала Ева с деланным негодованием.
— Важнее почтения бывают иногда участие и забота, — заметила на это Габриела. — Кажется, я смогу вам помочь, мисс Коэн. У меня есть двадцать свободных минут, Ева, и мне хочется выпить чашку кофе.
— Но, Бри, поверь, мне совершенно некогда…
— Ты хочешь, чтобы я тебе приказала?
В ответ раздался продолжительный вздох.
— Я знаю, ты так и сделаешь. Ладно, но только пятнадцать минут и в моем офисе.
— Вот и хорошо. — Бри взяла Еву под руку и повела к выходу, потом обернулась и шепнула Этель: — Двадцать минут.
— Но я не понимаю, каким образом ты сама выкроила двадцать свободных минут днем?
— Просто повезло. Няня с детьми на ферме, Рив с папой и Алексом на конференции, а мое деловое свидание после обеда не состоится, потому что мой визави подхватил вирус.
— Ты произнесла это без сочувствия.
— Я испытала облегчение. Ты не представляешь, что меня ожидало — давиться отвратительными сэндвичами с водяным крессом и составлять план пополнения фонда с женщиной, совершенно лишенной воображения. Надеюсь, она проведет дома дня три-четыре, и я смогу составить план без нее.
— Да, в таких случаях у нас говорят — даже деньги тут бессильны. — Ева открыла дверь офиса и пропустила вперед Габриелу.
— Вполне прилично, — оценила та обстановку, — только надо поставить свежие цветы и сменить ужасную картину на стене.
— Я, по правде говоря, ее и не заметила. Гораздо важнее, что у меня есть своя кофеварка. — Ева включила аппарат. — Через минуту кофе будет готов.
Габриела положила сумочку на стол и подошла к окну:
— Жаль, вид отсюда неважный.
— В Кордине не может быть плохого вида.
Габриела повернулась:
— Ева, я подвозила Рива и зашла домой. Александр выглядит не лучше твоего.
Ева отвернулась, изображая, что занята чашками.
— У него много обязанностей.
— Но мне кажется, дело здесь не только в этом. Вы поссорились?
— Мы просто обменялись парой слов. Тебе кофе черный или с этим ужасным порошковым молоком?
— Черный. — Габриела подождала, пока Ева протянет ей чашку, и спросила: — Хочешь поговорить о нем? Я люблю вас обоих и могу быть объективной. Тебе с ним трудно? Он человек нелегкий.
— Что я могу сказать? Ведь он твой брат.
— А ты — моя подруга. — Габриела поставила чашку на край стола. Легкая улыбка скользнула по ее губам. — В его защиту могу сказать, что его надо принимать таким, какой он есть. Так что случилось? Ты с ним поссорилась?
— Он невыносим.
— Но в чем дело? Что он сделал?
Ева залпом выпила кофе и встала, чтобы налить еще.
— Он меня поцеловал.
Габриела удивленно приподняла бровь и, немного подумав, сказала:
— Но это не кажется мне ужасным.
— Брось, Бри. Я же говорю об Александре. Тот, что Само Совершенство. Но он не только меня поцеловал, — вдруг неожиданно для самой себя добавила она, — он старался меня совратить.
— Не могу поверить, что он так долго мешкал! — Ева хотела возразить, но Габриела жестом заставила ее молчать. — Алекс, конечно, неловок и слишком привык заботиться о своем имидже, но он далеко не глуп. Тебе трудно будет меня убедить, что ты была этим удивлена.
— Я была просто в шоке. — Поморщившись, Ева добавила: — Ну ладно, я не была в шоке, но уж точно удивлена.
— Ты ответила на поцелуй?
Если бы речь шла не об Александре, Ева бы засмеялась.
— Но, Бри, разве в этом дело? Об этом не принято говорить.
— Конечно, я сую нос куда меня не просят…
— Я не хотела тебя обидеть.
— Но ты права, если так подумала. Позволь, однако, сказать: если ты настолько сердита, значит, это гораздо больше для тебя, чем просто поцелуй.
Ева вдруг вскочила и начала расхаживать по комнате. Трудно было объяснить, что ее смущало и почему она так разозлилась. А главная причина — непонятное поведение Александра и его слова о Беннете. Она решилась.
— Он поцеловал меня из-за Беннета.
Бри поставила чашку на стол и с удивлением посмотрела на Еву:
— Какое отношение имеет Беннет к тому, что произошло?
Ева ругала себя за откровенность. Ведь она давала себе слово забыть о поступке и словах Александра и больше никогда не вспоминать. А если и вспомнит, то выбросит поспешно из головы, чтобы не расстраивать себя. И тем не менее она пустилась в объяснения.
— Понимаешь, он как маленький мальчик, он хочет красный блестящий мячик, который в руках у другого мальчика. Но я не красный мячик! — Она так стукнула чашкой о блюдце, что расплескала кофе. — И я не принадлежу никому.
Габриела помолчала, обдумывая слова подруги, потом сказала:
— Знаешь, я тебя поняла. Поправь, если ошибусь. Алекс хочет тебя, потому что считает, что ты принадлежала его брату.
— В яблочко!
— Но, Ева, это же абсурд.
— Могу поклясться, что это так. Я ему так и сказала, но немного в других словах.
— О, нет, нет и нет! — Габриела рассмеялась. Ее забавляло негодование Евы. — Абсурд думать, что Александр и Бен ревниво соперничают друг с другом. Это просто не в их характере.
Ева не нуждалась в симпатии и снисходительности. Ясно, что брат и сестра всегда будут стоять друг за друга, тем более в замкнутом семейном кругу королевской семьи. Но Габриела была еще и просто женщиной. Еве нужна была реакция не сестры, а женщины.
— Тогда как ты объяснишь следующее. Он сказал, что я спала с Беном.
— Алекс сказал такое?
— Да, сказал. Ты что, считаешь, я выдумала?
Улыбка исчезла с лица Габриелы, она стала серьезной:
— Нет. Не считаю. Но, возможно, возникло недопонимание, и ты истолковала его слова неверно.
— Но он выразился ясно, Бри. Что мы с Беном… — Ева вспомнила все слухи и многочисленные фотографии их с Беном в газетах. — Впрочем, наверняка все так считают.
— Нет, не все. Достаточно увидеть вас вместе, сразу становится ясно, что между вами только дружба и искренняя привязанность.
— Прости, но я не понимаю, почему ты находишь все таким забавным?
— Просто не могу скрыть своего удовольствия, что наконец Александр остановил выбор на той, которую я очень люблю и уважаю.
— Но у нас с ним ничего нет.
— Хм-м…
— Твое «хм-м» напомнило мне сестрицу Крис.
— Значит, ты прислушаешься к моему совету.
Теперь засмеялась Ева:
— Ну если бы Крис сейчас слышала, она первая сказала бы тебе, что я редко следую ее советам, впрочем как и остальных.
— Тогда сделай для меня исключение. Я знаю, что такое испытывать чувства к человеку, который тебе никак не подходит.
— Я не говорила, что испытываю к нему нежные чувства. А если бы испытывала, это было бы еще хуже. Ведь я не подхожу ему, и у меня карьера, вот что самое главное сейчас в жизни. Я хочу жить без оглядки на прессу и не желаю, чтобы мои привязанности и связи с мужчинами обсуждали все кому не лень. Я не соблюдаю никаких правил, не слушаю советов, за это меня ругали еще в школе. А Александр — сплошной этикет, сплошные условности.
— Верно. Твои аргументы очень конкретны и обоснованны.
— Ты согласна?
— Я сказала, что понимаю тебя. Потому что была на твоем месте. У меня тоже был «неподходящий» мужчина.
Ева налила еще кофе. Кажется, она жила на одном кофеине.
— И как ты поступила?
— Я вышла за него замуж.
Ева сухо ответила:
— Спасибо за совет.
Габриела заметила, что Ева выпила три чашки кофе. Но сейчас это мало ей поможет. Она вспомнила свой роман с Ривом, смятение чувств, надлом. Она хотела любить его и боялась. Только любовь может вылечить Еву и дать ей спокойствие.
— Ты любишь Алекса?
Любовь? Ева могла все отрицать, но хотелось быть честной перед собой и перед Бри.
— Я об этом не думала.
— Но любовь не подлежит разуму. Либо ты любишь, либо раздумываешь. Впрочем, не хочу оказывать на тебя давление. — Габриела дотронулась до руки подруги.
— Ты никогда не оказываешь давления, ты не такая.
— Нет, могу, и еще как, — сказала Габриела серьезно, — хотя иногда бываю не права. Но скажу тебе так — Алексу приходится нелегко, и он в силу своего положения обязан быть непробиваемым, иметь на себе защитный панцирь, чтобы никто не заметил его эмоций. Это нелегко и для него, и для тех людей, которые его окружают. А главное — он не вправе выбирать свою судьбу.
— Дело не в моих чувствах к Алексу.
Ева боялась заглянуть в свое сердце и обнаружить там нечто большее, чем просто влечение. Даже если это так, она не смирится. Потому что таким образом признает свое поражение.
— Бри, я люблю вашу семью и не могу себе позволить чувства к человеку, для которого всегда на первом месте будет долг перед страной, а я где-то на заднем плане. Это звучит эгоистично, но…
— Нет, это естественно.
— Спасибо. Ты знаешь… — Она не договорила, потому что в этот момент на столе громко зазвонил телефон. — Нет, не уходи, подожди минутку, — сказала Ева, снимая трубку и видя, что Габриела начала вставать. — Слушаю.
— Ева Гамильтон?
— Да, это я.
— Вы близки к правящей семье. И если вам дорога жизнь ее членов, вы передадите им наше предупреждение. — Голос был какой-то механический, как у робота, бесполый, отчего Ева почувствовала ледяной ужас.
— Кто говорит?
— Борец за справедливость. Это предупреждение единственное. Франсуа Дебок должен покинуть тюрьму в течение сорока восьми часов, иначе умрет кто-то из королевской семьи.
Ева бросила взгляд на Габриелу. Угроза была направлена на людей, которые ей дороги. Она сжала трубку, отгоняя ужас, и попыталась дать отпор:
— Только трус способен на анонимные угрозы.
— Это предупреждение, — поправил механический голос, — сорок восемь часов.
Раздался щелчок, разговор был окончен.
Ева осторожно положила трубку.
Габриела, видя испуг на ее лице, участливо дотронулась до ее руки:
— Что случилось?
Ева взглянула на Габриелу и резко встала:
— Где твоя охрана?
— В холле.
— Твой автомобиль внизу?
— Да, у подъезда.
— А водитель?
— Я вожу сама.
— Нам надо ехать во дворец. Один из твоих телохранителей сядет с нами в машину. Все объясню по дороге.
В кабинете князя Арманда сидели трое мужчин, обстановка была напряженной. Сигаретный дым заполнил комнату, запах табака перебивал запах цветов и кожаной мебели. Кабинет напоминал своего хозяина — в нем царили железная воля и властность. Решения, которые здесь выносились, никогда не принимались в спешке, тем более под влиянием эмоций. Они должны оставаться верными даже после того, как схлынут волнение, печаль или гнев.
Князь Арманд сидел за своим письменным столом и слушал зятя. Рив был не только членом семьи, но и другом. Его прежняя работа в секретной службе делала его советы неоценимыми. Хотя Рив отказывался занять государственную должность или принять титул, он согласился работать в качестве тайного советника семьи в вопросах безопасности.
— Вы мало что можете предпринять для усиления мер безопасности во дворце, если не будет официального заявления.
— У меня нет никакого желания делать заявление, — ответил князь Арманд, перекладывая из одной руки в другую белый гладкий камень по давней привычке. Немного помолчав, он спросил: — А как насчет посольства?
— Там, разумеется, меры усилены. Но вряд ли они вновь станут устраивать покушения в Париже, когда вы здесь.
Арманд в знак согласия слегка наклонил голову. Он понимал, что в тот раз целью был он, и ни на секунду не забывал, что вместо него погиб другой человек. Это он будет помнить до конца своих дней.
— Итак?
Рив понял, что князь спрашивает о Дебоке.
— Система охраны в тюрьме очень надежна, но это не мешает ему передавать свои инструкции на волю. Его корреспонденция проверяется, но он слишком умен, чтобы открытым текстом писать о том, что потом можно ему инкриминировать. У него есть право на посещения.
— Значит, делаем вывод — взрыв в Париже и более мелкие теракты в стране — дело рук Дебока.
— Он спланировал и давал инструкции, как подложить бомбу в посольстве в Париже, как и в том случае, когда из музея два года назад похитили бриллианты Лоримара. Кроме того, он управляет наркотрафиком, сидя в камере. Но что будет, если он выйдет на свободу через три года, а может быть, и через два, после досрочного освобождения.
— Таков был приговор.
— Выйдет, если мы не докажем, что Сьюард был убит именно по его приказу.
— Верно. Но доказать это очень трудно.
— Мы рассуждаем о мерах безопасности и их усилении, — заговорил Александр. Он раздавил сигарету в пепельнице, уже полной окурков. Голос его был спокоен, хотя внутри все кипело. — А когда перейдем в наступление?
Арманд задержал камень в руке, потом положил на стол. Он понимал Александра лучше других, чувствуя его скрытый гнев, вернее, хорошо контролируемую ярость, которую сын вынужден скрывать под маской спокойствия. Он гордился им и одновременно ему сочувствовал.
— Твои предложения?
— Мы тут сидим и думаем об усилении охраны, а Дебок не теряет времени даром и составляет планы.
— Он по закону может встречаться с посетителями. И мы знаем всех, кто к нему приходит.
— Но ведь тот, кто приходит к Дебоку, — Александр с трудом выговорил ненавистное имя, — и есть его проводник. Уверен, что Рив может нам представить подробный доклад обо всех посетителях этого мерзавца за последние семь лет. — Он взглянул на своего шурина, и тот согласно кивнул. — Если мы узнаем, кто они, где находятся, может быть, сумеем перейти к делу и прижать их как следует.
— За ними ведется наблюдение, — напомнил Арманд.
— Но наблюдение за сообщниками Дебока не спасло от смерти Сьюарда. — Эта утрата до сих пор ныла незаживающей раной в сердцах отца и сына. Наступила тишина, которую нарушил щелчок зажигалки Рива. — Нам необходимо внедрить к нему своего агента.
— Александр прав. — Рив затянулся, выпустил струю дыма. — Я давно обдумывал такую возможность. Но на решение этой проблемы уйдут месяцы.
— Зато Дебок умудрился очень оперативно подсунуть секретаршу для Бри, которая ее чуть не убила. — Гнев Александра не утих, хотя прошло семь лет с тех пор, когда похитили Бри. Чувство мщения не оставляло его никогда.
Рив обдумывал предложение.
— Легче устроить ему побег. Втереться в доверие будет трудно. Его смогли упрятать в тюрьму только после пяти лет розысков Интерпола. Если мы сможем внедрить нашего человека, тот будет входить в доверие очень долго. Нам нужен свидетель, которому Дебок лично передаст приказ к действию.
Александр встал и принялся расхаживать по комнате, не в силах больше сидеть и копить напряжение. Он понимал, что Рив прав. Чтобы уличить Дебока, понадобится время. Но можно сломить его эмоционально. Александр не торопился высказываться, как всегда, он должен был спокойно все обдумать, не давая возобладать гневу.
— У тебя есть кто-нибудь на примете? — спросил он у Рива.
— Найду в течение недели.
— А пока?
— А пока продолжим усиливать бдительность, примем меры безопасности, станем вести наблюдение за людьми Дебока. — Рив перевел взгляд с Александра на князя Арманда: — Мы найдем выход.
Арманд кивнул:
— Ты свяжешься с Жерменом в посольстве в Париже. И жду доклад об усилении охраны дворца.
— Завтра он будет готов.
— Отлично. А теперь я хочу хотя бы несколько минут посвятить внукам, расскажи, как они. — Глаза князя потеплели, на губах появилась добрая улыбка.
— Неистощимы на выдумки и шалости.
Князь одобрительно рассмеялся:
— И слава богу. Может быть, наступит день, когда наибольшей неприятностью будут сломанные Дамианом цветы в саду.
В дверь кабинета постучали — громко и нетерпеливо. Князь недоуменно приподнял брови.
Все повернулись к двери. Арманд сделал знак, и Александр открыл дверь. На пороге стояла Ева. Бледная и перепуганная. От страха ее глаза сделались огромными и лихорадочно блестели. Она тяжело дышала. Из-за ее спины выглядывала Габриела. Увидев Александра, Ева с облегчением перевела дыхание. Он жив. По дороге сюда в ее голову приходили самые ужасные мысли.
— Нам надо срочно поговорить с папой. А где Беннет? — спросила Габриела.
— Он в Гавре, приедет завтра утром. — Александр ждал объяснений, но по голосу сестры и встревоженному лицу Евы уже понял, что причина их появления носит серьезный характер.
Ева, забыв о протоколе, ринулась вперед, но ее остановил властный взгляд князя Арманда, говорящий, что перед ней сейчас правитель Кордины.
— Ваша светлость, мне позвонили с полчаса назад в театр. Они дают сорок восемь часов, чтобы освободить Дебока.
— О чем идет речь? Ультиматум? Предупреждение?
Габриела взяла подругу за руку, пытаясь успокоить:
— Телефонный звонок поступил в офис Евы в театре, человек, который не представился, сказал, что если не освободят Дебока в течение сорока восьми часов, то погибнет один из членов королевской семьи.
Ева не сводила глаз с князя. Никакого следа тревоги. Он невозмутимо показал ей на стул:
— Александр, налей Еве бренди.
— Но, ваша светлость, сейчас не обо мне надо беспокоиться, со мной все в порядке. Поймите, угрожают вам и вашим детям.
— Прошу, сядь, Ева.
Габриела потянула подругу за руку, принуждая к повиновению.
Но Ева, все еще сопротивляясь, упрямо продолжала:
— Ваша светлость, это не пустая угроза. Они скоро предпримут попытку устранить кого-то из вас.
Ей все-таки пришлось сесть, и Александр настойчиво всунул стакан с бренди ей в руку. Она взглянула на него снизу вверх. Все сразу исчезло, остался только он. Если его убьют, ее жизнь кончена. Она посмотрела растерянно на стакан в своей руке. Не стоит больше отрицать и убеждать себя, что она сможет справиться со своим чувством. Конечно же она любит его. Всегда любила. При этом Ева сознавала, что эта любовь не может принести ей счастья и не приведет ни к чему. Тщательно скрываемое чувство вырвалось на свободу, как только она поняла, что Александру угрожает опасность. Голова вдруг закружилась, перед глазами все поплыло…
— Ева? — с беспокойством спросила Габриела.
— Простите, я плохо соображаю…
Рив повторил с терпеливой настойчивостью профессионала:
— Помогите нам. Надо точно передать слова, которые вам сказали. Припомните их как можно точнее.
— Хорошо, хорошо. — Ева отпила бренди, надеясь, что это поможет справиться с дурнотой. Немного погодя слабость отступила, и она стала вспоминать. — Он назвал меня по имени.
— Это был мужчина?
— Нет, я не уверена. Какой-то механический голос, хотя не запись, скорее он просто повторял слова, которые ему диктовали.
— Это вполне возможно, продолжайте.
— Он сказал… что я близка к семье, поэтому должна передать ультиматум. Когда я спросила, кто говорит, он ответил — борец за справедливость, и добавил, что второго предупреждения не будет. Франсуа Дебок должен быть освобожден из тюрьмы в течение сорока восьми часов, иначе умрет кто-то из членов королевской семьи. — Она сделала глоток бренди. — Я ответила, что только трус прибегает к анонимной угрозе.
Она не заметила ни одобрительного блеска в глазах князя, ни того, что Александр положил руку на спинку стула и потихоньку гладит ее по волосам, она не чувствовала его прикосновений.
— Вы не заметили акцента? — спросил Рив. — Например, был это американец или европеец?
Она прижала пальцы к вискам, как будто это могло помочь ей вспомнить.
— Никакого акцента. Голос ровный и лишен выражения.
— Он звонил через оператора?
Она посмотрела на свои руки:
— Я не знаю.
— Проверим. Они снова могут выйти на вас. Надо поставить ваш телефон на прослушивание и дать вам охрану.
Ева гордо выпрямилась и отставила стакан:
— Мне не нужна охрана, я не боюсь.
В глазах князя вновь сверкнула искорка.
— Я беспокоюсь только за вас, ваша светлость, и вашу семью, мне лично никто не угрожал!
На этот раз князь вышел из-за стола, подошел к Еве, наклонился и расцеловал в обе щеки:
— Твое беспокойство идет от чистого сердца, мы тебе благодарны. Но позволь нам тоже побеспокоиться о тебе.
— Если вам будет так удобнее.
Эта молодая особа все больше нравилась Арманду. В ней есть характер, она не струсила и проявила благородство и ум.
— Что вы собираетесь делать? — решительно спросила Ева, посмотрев на князя.
— Примем все необходимые меры.
— Но вы не освободите Дебока?
— Нет.
Она это знала. Разумеется, князь не капитулирует перед угрозой.
— Но вы примете меры предосторожности? Все вы?
Она увидела в его взгляде одобрение, потом ее глаза устремились на Александра. Ему показалось, что они не просто выражают сочувствие и дружескую тревогу, но нечто большее. И хотя ему хотелось обнять ее и прижать к себе, он не тронулся с места.
— Не первый раз Кордина подвергается угрозам террористов. И не последний.
В голосе Александра явственно прозвучала угроза и жажда мести, которые на этот раз ему не удалось скрыть.
Ева повернулась к принцессе:
— Габриела…
— Ева, мы не можем позволить им управлять нашими жизнями. Мы несем ответственность за нашу страну и народ. Мы принадлежим народу, дорогая. — Князь наклонился и взял руки Евы в свои. — Стены этого дворца выстроены не для того, чтобы за ними прятаться, а от внешней угрозы и для обороны.
— Но вы не можете вести себя так, как будто ничего не произошло.
— Все меры будут приняты, — его тон изменился, перед ней снова был правитель Кордины, — но, поверь, я не стану безрассудно рисковать своей семьей.
Ева видела их сплоченность, они стояли друг за друга стеной — Александр, Габриела и даже Рив. Она вспомнила Бена, беспечного и легкомысленного Бена, но понимала, что сейчас он встал бы рядом с ними.
— Придется удовлетвориться этим.
— Ты для меня как родная дочь, — князь поцеловал ей руку, — и я прошу тебя как отец, как друг — поверь мне.
— Но не лишайте меня права беспокоиться за вас.
— На это я даю свое позволение, — улыбнулся князь.
Ева была бессильна что-либо изменить. Как бы они к ней ни относились, она не член семьи, она для них чужая.
— Я, пожалуй, вернусь в Центр. — Она взяла свою сумку и перед уходом сказала Риву: — Берегите их, — коротко поклонилась и вышла.
На полпути к выходу она вспомнила, что у нее нет машины. И вдруг эта мелочь так потрясла ее, что захотелось зарыдать. Она сделала три глубоких вдоха и выдоха, дала себе слово не распускаться и впредь держать себя в руках.
— Ева, как вы доберетесь, у вас нет автомобиля.
Она остановилась у последней ступеньки лестницы и обернулась. За ней следом спускался Александр. У нее сжалось сердце от восхищения. Он выглядел таким сильным, красивым, таким уверенным в себе. Он показался ей воином, готовым к бою. Сказочным грозным королем, готовым карать, а не миловать. Настоящий мужчина, который привык брать, а не просить.
И пока он к ней спускался, ее душа определилась. Да, она полюбила Александра, потому что именно его ей не хватало — его поддержки, уверенной силы и даже некоторого превосходства, контроля. Как и доли высокомерия. Слова вылетели прежде, чем она успела их обдумать:
— Я не переживу, если с вами что-то случится.
Сказанное проникло ему прямо в сердце, согрело. Но он был рыцарем, воином, и он должен ее защищать, а не думать о себе.
— Это мой отец дал вам позволение волноваться за нас. Я такого не давал.
Он смотрел на поднятое к нему лицо, восторженно погружаясь в глубину темно-голубых глаз. Только что обожающие, они мгновенно превратились в синие льдинки.
— Тогда я беру свои слова обратно. И даже если вы вздумаете прыгнуть в бездну, я пальцем не пошевельну, даже не взгляну в вашу сторону.
— Как быстро вы меняетесь, из меда превращаетесь в уксус. Пламя и лед. Но в этом ваш шарм.
— Я больше не предлагаю сочувствия.
— Я не хочу сочувствия. — Александр спустился с последней ступеньки, на которой стоял, возвышаясь над Евой. — Мне надо больше. Много больше.
— К сожалению, ничем не могу помочь, — отрезала она и вдруг поняла, что прижата к перилам и оказалась в ловушке. Она даже не поняла, как это произошло.
— Нет, можете. — Он взял ее лицо в свои руки. В этот момент это было все, что он мог позволить себе. — Но ваши глаза говорят мне совсем другое, и я им верю.
В голове Евы пронеслась мысль: она не станет такой легкой добычей. Ей еще надо разобраться в том, что на нее нахлынуло там, наверху, и разобраться как следует, не поддаваясь эмоциям.
— Вы уже забыли Беннета? — Пальцы Александра стали железными, они причиняли боль, но она не выдала себя ничем, только моргнула. — Ведь могу поклясться, вы не думали о Беннете в моих объятиях, а когда очутитесь в моей постели, не станете больше думать ни о ком, кроме меня.
Ева прекрасно понимала, что, если это случится, она найдет в его объятиях все, о чем только могла мечтать, даже много больше. Но она дала себе слово, что никогда ему не уступит.
— Меня нельзя приказом загнать в вашу постель, Алекс. — Ледяными руками она оторвала его пальцы от своего лица. — Вы хотите лишь одного — заполучить любовницу вашего брата. Такие примеры в истории никогда хорошо не кончались.
Она страдала, произнося жестокие слова, но тем не менее продолжала, и голос ее ранил, впиваясь в его сердце, как осколки разбитого стекла.
Обвинение было хлестким. Александру трудно было сдерживаться, тем более что терпение истощилось там, наверху, но он вынужден был признать, что встретил в ее лице не слабую жертву, готовую упасть к его ногам, а достойного противника. И это только усилило желание получить эту женщину любой ценой.
— Вы хотите того же, что и я. Я вижу это в ваших глазах.
— Да, не стану отрицать. — Теперь в ее взгляде были вызов и торжество. — Но, как и вы, я привыкла скрывать свои желания и отставлять их на второй план. И однажды, Алекс, вы придете ко мне не как властитель, а как простой мужчина. И тогда вы станете меня просить, умолять, а не заявлять и требовать. — Она резко повернулась и пошла к выходу. У дверей обернулась. — Я оценила ваше предложение подвезти меня, ваше высочество, но предпочитаю пройтись.
