- О'Харли, #3
Глава 11
По требованию Шантел они с Квином улетели в Лос-Анджелес ночным рейсом в субботу. Нью-Йорк не оправдал надежд актрисы. Когда свадьба закончилась и Мадди отправилась в свадебное путешествие на острова Карибского моря. Шантел думала о том, как бы поскорее вернуться домой.
На приеме она чувствовала себя неуютно. Шантел поймала себя на том, что наблюдает за незнакомыми ей людьми, с сомнением вглядывается в знакомые лица и бесцельно бродит по залу. Перед тем как уснуть на борту самолета, она дала себе обещание, что в следующий раз приедет в Нью-Йорк без страха.
А что она могла сказать Квину? Он молчал, и она чувствовала себя преданной. А разве она, учитывая степень ее зависимости от него, заслужила это? Неужели она выглядит настолько слабой и трусливой женщиной, что он посчитал необходимым не говорить ей ничего? Она хотела, чтобы он защищал ее, но одновременно и уважал. А может, она сама во всем виновата, ведь она не захотела слушать его ответов и позволила ему перехватывать письма, приходившие в ее адрес, и скрывать от нее их содержание? Пора положить этому конец. Всю свою жизнь, за исключением очень краткого периода, она полностью контролировала ситуацию. Теперь, из-за страха, она выпустила ее из-под своего контроля. Начиная с этого дня она снова возьмет бразды правления в свои руки.
Квин ломал голову, сколько времени потребуется Шантел, чтобы растаять. Весь день и вечер она была с ним холодна. Холодная, отстраненная и замкнутая женщина. Ему пришлось смириться с этим. Но, когда он увидел, как она шествует по проходу церкви впереди своей сестры, одетая в бледно-голубое платье, словно героиня голливудской мелодрамы, ему захотелось вскочить со своего сиденья, схватить ее в охапку и унести куда-нибудь. Подальше отсюда.
Интересно, что бы он чувствовал, стоя там, где стоял Рид Валлентайн, и глядел бы на Шантел, как глядел на Мадди, идущую к нему в белом кружевном платье, Рид? Что бы он ощутил, слушая, как Шантел дает ему обещания, которые давала Риду ее сестра? Он встряхнул головой, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей.
Самолет уже шел на посадку, а Шантел все безмятежно спала рядом с ним. Неужели она не понимает, что он сделал это только ради нее, потому что ему очень хотелось, чтобы она расслабилась хоть на пару дней? Она не понимала или не хотела понять, а он не пытался объяснить ей. Потому что не знал как.
Он не имел того чутья, которым обладал главный мужчина в ее жизни. У него не было напечатанного сценария, где аккуратно расписано все, что он должен говорить. У него была только интуиция. Слова — это ведь не чувства, а фразы — не эмоции. А кроме эмоций, у него ничего не было.
Когда они приземлились, Шантел выглядела свежей и отдохнувшей, словно она проспала шесть часов в своей мягкой постели, а не в кресле самолета. Они безо всяких происшествий забрали свой багаж и через двадцать минут уже ехали в лимузине к Беверли-Хиллз.
Шантел закурила и небрежно поглядела на часы. Сейчас на нее снова навалились усталость и тревога. Завтра она будет мучиться от перемены часовых поясов, но все равно будет работать.
— Завтра, к полудню, я хотела бы увидеть все твои отчеты о работе, все без исключения.
В окнах лимузина мелькали уличные огни. Лицо Квина находилось в тени, но Шантел знала, что все равно не увидела бы изменения выражения его лица.
— Отлично, Я принесу тебе папку.
— Я хотела бы также ознакомиться с информацией, которую ты получил в Нью-Йорке.
— Ты здесь командуешь, а не я.
— Я рада, что ты об этом помнишь.
Ему хотелось задушить ее. Он подумал о том, как бы сделать это побыстрее и потише, но потом откинулся на спинку сиденья в ожидании окончания поездки. Он вышел из машины у ворот. Когда Шантел уезжала, Квин приказал охранникам по-прежнему дежурить круглосуточно. Обменявшись с ними несколькими словами, он сел в лимузин, и они въехали в ворота.
В дверях дома Шантел прошла мимо него. Она уже поднималась по лестнице, когда он догнал ее.
— Что тебя гнетет, ангел мой?
— Не понимаю, о чем ты говоришь. Извини меня, Квин, но сейчас мне больше всего хочется лечь в горячую воду и полежать там подольше. — Она осторожно отцепила пальцы Квина от своей руки.
Никто не мог лучше ее отбрить мужчину. Квин подумал об этом, глядя, как она идет по коридору в свою комнату. Она могла одним взглядом, одной интонацией разрезать мужчину на части, не пролив при этом ни капли крови.
Он решил, что спокоен. Надеялся, что сохраняет над собой контроль — пока не услышал, как в ее двери щелкнул замок. И тут гнев, который он сдерживал весь день, прорвался наружу. Квин не сомневался ни минуты. Быть может, он даже перестал соображать. Он подошел к спальне Шантел и изо всех сил ударил ногой по двери.
Шантел не часто теряла дар речи. Но сейчас был именно тот случай. Она уже успела снять жакет и была теперь в бледно-розовой блузке и розовой юбке. Она приподняла руку, чтобы заколоть волосы, да так и замерла, не в силах сменить позу.
Шантел приходилось видеть людей в ярости — подлинной и хорошо сыгранной, — но никогда еще она не видела такого бешеного гнева, какой полыхал сейчас в глазах Квина.
— Не смей запирать передо мной дверь! — После недавнего грохота его голос прозвучал пугающе тихо, и Шантел пробила дрожь страха. — И не смей уходить от меня!
Она медленно опустила руку, и волосы рассылались по ее плечам.
— Я прошу тебя уйти.
— Тебе давно уже пора понять, что даже ты не можешь получать все, что тебе захочется. Я пришел сюда, чтобы остаться, и для того, чтобы избавиться от меня, тебе придется приложить гораздо больше усилий, чем просто повернуть ключ в замке!
Когда он подошел к ней, она замерла на месте, но не отступила ни на шаг. Она не привыкла отступать ни перед кем, даже перед ним. Он взял прядь ее волос и намотал ее на руку.
— Ты хочешь избить меня? Отлично! Но ты ошибаешься, если думаешь, что я потерплю такое отношение от человека, которому плачу деньги!
— А я не хочу, чтобы со мной обращались как с придурком или слабаком.
Шантел судорожно вздохнула, и кружева на ее блузке, прикрывавшие грудь, затрепетали.
— Ты знал, что он собирается лететь за мной в Нью-Йорк. Ты знал, что там мне будет угрожать такая же опасность, как и здесь.
— Да, я знал. Я знал, а ты не знала. Поэтому у тебя была одна ночь, когда ты спокойно спала, а не ворочалась в постели до утра.
— У тебя нет никакого права…
Рука, сжимавшая ее волосы, напряглась. Она хотела отклониться, но поняла, что не сможет даже шевельнуться.
— Ты ошибаешься, у меня есть право делать все, что поможет обеспечить твою безопасность, что поможет тебе обрести душевный покой. И я буду продолжать делать свое дело, потому что ничто не значит в этом мире для меня больше, чем ты.
Шантел глубоко вздохнула — а она и не заметила, что задержала дыхание. Взгляд Квина, несмотря на его гнев и отчаяние, ясно говорил ей, что он любит ее, но она не могла поверить в это.
— Неужели ты… — Шантел замолчала, сжав губы. Нельзя допустить, чтобы ее голос дрогнул. Она хотела быть сильной — и в его глазах, и в своих. — Неужели ты таким способом хочешь доказать мне, что любишь меня?
Он посмотрел на нее, изумленный своими словами не меньше, чем она. Он вовсе не хотел, чтобы они прозвучали как угроза. Он хотел дать им обоим время и возможность привыкнуть друг к другу, хотел ухаживать за ней до тех пор, пока она не поймет, что он ей нужен. Все беда в том, что он никогда не умел ухаживать за женщинами.
— Принимай меня таким, какой я есть, или я уйду.
— «Принимай меня таким, какой я есть, или я уйду», — шепотом повторила она. Как это на него похоже! — Не мог бы ты отпустить мои волосы? Мне они еще понадобятся на съемках в понедельник. Кроме того, у тебя освободятся руки, и ты сможешь меня обнять.
Но перед тем как он обнял ее, она крепко прижалась к нему и стала молиться, чтобы все это не оказалось сном.
— Я понимаю это так, что ты меня принимаешь. — Он зарылся лицом в ее волосы. Как он раньше мог жить без ее запаха, без ее прикосновений!
— Да. А я все время искала способ заставить тебя так сильно полюбить меня, чтобы ты не смог уйти. — Она откинула назад голову и посмотрела на него. — Обещай, что ты никогда от меня не уйдешь.
— Я никуда не собираюсь уходить. — Скрепив свое заявление поцелуем, он попросил: — А теперь ты скажи, что никуда не уйдешь. — Он снова мягко приподнял ее голову и заглянул в глаза. — Посмотри прямо на меня и скажи это. Без ламп, без камер, без сценария.
— Я люблю тебя, Квин. Я никогда не думала, что смогу так сильно полюбить. И мне от этого очень страшно.
— Это хорошо. — Он снова поцеловал ее, на этот раз крепче. — Мне тоже очень страшно.
— Нам столько нужно обсудить!
— Позже. — Опьяненный близостью ее тела, он уже расстегивал молнию на ее юбке.
— Хорошо, давай позже, — согласилась она, вытаскивая из его брюк рубашку. — Хочешь принять ванну? — Спрашивая это, она уже снимала с него рубашку.
— Да, хочу.
— До? — Рассмеявшись, она куснула его за подбородок. — Или после?
— После. — И он упал вместе с ней на кровать.
До этого они любили друг друга с дикой, бешеной, неукротимой страстью, но временами в ней проглядывала нежность. Теперь же это была истинная любовь — прочувствованная, названная своим именем и взаимная.
Шантел нужно было только протянуть руку и взять ее. Во время взрыва чувств они слились друг с другом, жадно хватая ртом воздух, и их ненасытные тела горели от страсти. Шантел услышала, как Квин судорожно вздохнул, словно только что понял, какой подарок он получил.
Ей показалось, что в нем что-то изменилось. Ее руки, прижатые к его спине, ощутили быстрое напряжение его мышц. Но она не хотела, чтобы он расслаблялся. Она хотела, чтобы он оставался таким же, как и был, — изумленным, слегка напуганным и до безумия счастливым. Прижав губы к шее Квина, она ощутила на вкус его тело. Одним длинным, властным движением она провела руками вниз по его спине, а потом снова вверх. Он принадлежит ей. С этого момента он принадлежит ей.
Она лежала под ним, мягкая, податливая, но и достаточно сильная, чтобы удержать его. Он не искал ее. Квин очень хорошо знал себя и понимал, что никогда не искал женщину, с которой хотел бы связать свою жизнь. И тем не менее он нашел такую женщину в вместе с ней нашел все. Любовницу? Партнера? Нет — подругу. В этом слове было что-то примитивное, но вместе с тем и успокаивающее. С ней он будет падать на кровать жаркими, страстными ночами. С ней он будет просыпаться холодным утром, когда тянет поваляться в постели. У него теперь есть человек, которому обо всем можно рассказать, которого необходимо защищать, к которому хочется прижаться.
При этой мысли он закрыл глаза, словно не хотел, чтобы его мечты исчезли. Кончиками пальцев он провел по лицу Шантел, словно желая навсегда сохранить в памяти ее образ.
— Ты такая красивая, — прошептал он. — Здесь… — Его палец задержался на ее щеке. — И здесь. — Он медленно провел рукой по ее телу. Потом открыл глаза и заглянул в ее глаза. — И внутри.
— Нет, я…
— Не возражай человеку, который тебя любит. — Он поднес ее ладонь к губам, не сводя с нее взгляда. Потом перевернул ладонь и стал целовать каждый ее пальчик. На одном из них сверкнул бриллиант, символ того, чем она была в мире. Холодная, сексуальная красотка с сильным характером. Но ее рука трепетала, как у юной девушки.
Он покрыл легкими поцелуями ее щеку, и она задышала медленно и глубоко. Ей казалось, что ее кожа давно нуждалась в легких прикосновениях его пальцев. С каждым его движением она все глубже погружалась в темный, текучий мир, где единственным руководителем были эмоции.
Только он мог заставить ее позабыть о границах, которые она однажды установила для самой себя. Только он мог заставить позабыть о том, что тот, кто любит, всегда рискует. Но ему она может отдаваться безо всякого страха, без утайки и ограничений. С Квином у нее есть завтра. И целая жизнь.
Он не был уверен, что знает, как выразить свою любовь. Он не умел баловать женщин. Романтическая любовь, по его мнению, существовала только в книгах и фильмах. В нее верили только молодые и глупые. Однако у него появилась потребность, которая становилась все сильнее, показать Шантел, что его чувства не ограничиваются одним лишь физическим влечением и что он сам не знает их силы.
Приподнявшись на локте, он осторожно убрал волосы с ее лица, пропустив через них пальцы. В первых лучах восходящего солнца, упавших на ее кожу, она показалась ему необыкновенно красивой.
Он провел большим пальцем по ее губам, восхищаясь их формой, мягкостью и ароматом, который, он был уверен, еще долго сохранится на его губах. Он приник к ее губам своими — словно в первый раз. А может, так оно и было.
Ее тело обмякло. Губы Квина впились в рот Шантел, и ее рука, прижатая к его спине, бессильно соскользнула вниз. Она думала, что знает, что значит обладать мужчиной, но оказалось, что она ошибалась. Она думала, что представляет себе, что значит быть любимой, но оказалось, она не имела об этом ни малейшего понятия. И в ней будто что-то переключилось, не ясно, но вполне ощутимо, словно во сне. Осознание этого все усиливалось, и тогда она дала себе обещание.
Жар все возрастал и наконец сфокусировался в одной точке. Тело Шантел наполнилось силой и такой огромной страстью, что она застонала от наслаждения, Они перевернулись, и она оказалась наверху. И тогда они выпустили на волю свою страсть.
Руки Квина двигались быстро, но ее руки оказались не менее требовательными. Его губы жаждали ее губ, но его страстное стремление натолкнулось на не менее страстное стремление Шантел. Благоразумие было отброшено, словно шелк и кружева. Оргазм накрыл их, как гроза, которая гремела всю ночь и закончилась только под утро. И когда наступил рассвет, они погрузились в сон.
— Хорошо, что сегодня воскресенье, — произнесла Шантел, погрузившись в горячую пенистую воду по самую шею. Она взяла бокал с вином, который стоял на краю ванны, и улыбнулась Квину, лежавшему рядом. — Нельзя сердиться на пузырьки пены, надо наслаждаться ими.
Квин потянулся, чтобы взять свой бокал. Ванна Шантел была такой большой, что они легко уместились в ней вдвоем, В окне над головой виднелось ярко-синее небо. Вода, поднявшаяся почти до самого края, была покрыта белой ароматной пеной.
— От меня будет пахнуть, как от женщины.
— Милый ты мой. — Шантел дотронулась языком до края своего бокала. — Никто, кроме меня, не будет тебя нюхать.
— Ты ухитрилась уместить здесь столько пены, что я и за неделю ее не смою. — Он снова фыркнул и положил ноги поверх ее ног. — Впрочем, мы сможем это кое-чем компенсировать.
— М-м-м. — Прикрыв глаза, Шантел откинулась на спину. — Хорошо бы. Такая ванна мне очень нужна. График съемок на следующую неделю просто убийственный. Там будут три сцены, которые измотают меня вконец. В одной из них Брэд с Хейли чуть было не погибают во время пожара. Эта сцена — самая тяжелая.
— Какого пожара?
— Почитай сценарий, — небрежно произнесла Шантел и улыбнулась, когда Квин бросил в нее пеной. — Я знаю, конечно, что спецэффекты безопасны, но ползать по полу сарая, когда пиротехнические установки изрыгают пламя и дым, не так уж приятно. Вот почему я радуюсь, что сегодня воскресенье и можно понежиться в ванне и помечтать о том, как мы с тобой займемся любовью. — Она посмотрела на него, сузив глаза до щелочек. — В который уже раз.
— Но ты можешь и лежа в ванне заниматься со мной любовью. — Он повернулся и приблизил к ней свое лицо. — Одно другому не мешает.
Шантел рассмеялась и обняла его за шею, а вода выплеснулась из ванны и залила пол.
— Это — твоя работа, — шутливо упрекнул он.
— Да, я налила слишком много воды. Обычно я купаюсь одна.
— Больше ты не будешь купаться одна. — Он поцеловал ее, любуясь, как из-под пузырьков пены проступает ее грудь. — Почему бы тебе не вытащить затычку?
— Я не могу ее найти. — Шантел наклонил голову, чтобы следующий поцелуй пришелся в другое место. — А, вот она, позади меня. И я думаю, что такой большой и сильный мужчина легко с ней справится.
— Где она? — Рука Квина прошлась по груди Шантел и скользнула на талию.
— Близко. Еще ближе. — Она почувствовала, как его пальцы скользнули по ее бедру. — Совсем близко. Почему бы нам… — Но фраза осталась незаконченной, потому что он крепко поцеловал ее, и она погрузилась в воду с головой. Вынырнув, она глотнула воздуха, вытерла лицо и воскликнула: — Квин!
— Вот она. — Он легко нашел затычку и выдернул ее.
— Я рада. Но мне в глаза попала пена.
Он хотел было улыбнуться, но когда увидел, что она встала и взяла полотенце, во рту у него сразу же пересохло. Своей неуклюжей шуткой он мог обидеть ее!
— Шантел!
Она прижимала полотенце к лицу, но опустила его с полуулыбкой. А когда он поднялся рядом с ней, улыбка тут же исчезла с ее лица. Не говоря ни слова, он привлек ее к себе. Так они и стояли, прижавшись, а белые пузырьки пены лопались у них на коже и высыхали.
— Я и не подозревала, что любовь может быть такой, — прошептала Шантел.
— Я тоже не подозревал. — Да, он нашел ее. Ему казалось невероятным, что он нашел все, что было ему нужно в жизни, причем безо всяких поисков. — Ты замерзла. — Почувствовав, что ее кожа стала холодной, он взял полотенце и обернул вокруг нее. — Я думаю, что мне открутят голову, если ты завтра придешь на съемки с красным носом.
— У меня никогда не бывает красного носа. — Она тоже взяла полотенце и набросила его на Квина. — Это оговорено в моем контракте.
— А ты не сможешь уехать в отпуск после окончания съемок?
— Это будет зависеть с кем и куда, — улыбнулась она.
— Со мной. А куда — мы решим.
— Я освобожусь через три недели. А ты придумаешь, куда мы поедем. — Она хотела было вылезти из ванны, но отступила к стене. — Ой, смотри, мы залили весь пол!
— Брось туда пару полотенец. — Квин взял с полки полотенце и бросил его на пол, чтобы промокнуть воду.
— Моя горничная будет от тебя в восторге. — Шантел привычным жестом взяла с полки увлажнитель для кожи и принялась втирать его в кожу.
— Когда мы поженимся, правила пользования ванной будут изменены. — Он смотрел на полотенце на своей талии и не заметил, как пальцы Шантел замерли у нее на щеке. — Пусть будет пена, но только без запаха. Одно дело, когда за твоей спиной шепчутся слуги, совсем другое — когда дети задают себе вопрос — почему их папа пользуется туалетной водой?
Шантел каким-то образом удалось надеть крышку на флакончик с увлажнителем и поставить его на полку, не уронив.
— Ты сказал: «Когда мы поженимся?»
Ему не надо было смотреть на нее, чтобы понять, что она отошла на три шага назад. Он догадался об этом по ее голосу.
— Разумеется.
Сердце Шантел стучало где-то в самом горле, но она давно уже научилась не выдавать своего волнения.
— Ты хочешь иметь детей?
— Да. — Мышцы его живота напряглись. — А в чем дело?
— Я… Ты слишком торопишься, — сумела выдавить она из себя.
— Но мы же с тобой не подростки, Шантел Я думаю, мы оба знаем, чего хотим.
— Мне надо сесть. — Она не была уверена, что ноги удержат ее, поэтому быстро прошла в спальню и села. Она так сильно скрутила угол полотенца, что костяшки ее пальцев побелели.
Квин немного подождал. Зеркало, занимавшее всю стену напротив ванны, запотело, и он представил себе, как она сидит в ней, и в этом зеркале отражается ее красота — юная и совершенная.
Она была мечтой, более того — звездой, освещающей тьму и порождающей в душах людей разные фантазии. Когда он вошел в спальню, его лицо выдавало легкое смущение.
— Похоже, я нажал какую-то не ту кнопку. — Из кармана рубашки он вытащил сигареты. — Я думал, ты тоже этого хочешь. — Закурив, он глубоко затянулся. — Я так понимаю, что муж и дети никак не вписываются в твой образ.
Шантел медленно подняла голову. Ее глаза были сухими, но Квин увидел в них боль, затаенную, глухую и, видимо, уже привычную.
— Шантел…
— Помолчи. — Она остановила его жестом. — Наверное, я это заслужила.
Поднявшись со стула, она прошла в гардеробную и выбрала себе платье. Рассчитанным движением она отбросила полотенце и оделась. Затем вышла к нему.
— Я хочу тебе кое-что рассказать, пока мы не зашли слишком далеко. Очень трудно, по крайней мере мне, признаваться в своих ошибках, но ты имеешь право о них знать. Если бы я послушалась своей матери, я рассказала бы тебе обо всем гораздо раньше. Тогда нам было бы, наверное, гораздо легче.
— Послушай, если ты хочешь сказать, что у тебя были другие мужчины…
Тихий смех Шантел заставил его замолчать — сдавленный, горький смех.
— Не совсем так. Это тоже не соответствует моему образу, но у меня до тебя был всего лишь один мужчина. Ты удивлен, — тихо произнесла она, увидев изумление на его лице. Она подошла к окну. — Я встретила его, когда мне только исполнилось двадцать лет. Я посещала курсы актерского мастерства и снималась в рекламных роликах. И еще я продавала журналы но телефону. Я говорила себе, что все это временно, и верила, что стану настоящей актрисой, хотя мне приходилось очень туго. О боже, как тяжело было быть одной! Потом позвонил Мэт и сказал, что договорился, чтобы я прошла пробы на маленькую роль в художественном фильме. «Беззаконие» — так назывался этот фильм. Его продюсером был…
— Дастин Прайс.
Шантел отвернулась от окна. Ее рука была сжата в кулак.
— Да, а ты откуда знаешь?
— Любители кино много чего знают, но на самом деле я в курсе твоих отношений с Прайсом. Его имя всплыло, когда я собирал материал о тебе.
— Ты собирал материал обо мне?! — Она прижалась к подоконнику. — Обо мне?
— Это же обычная процедура, Шантел. Я проверял твои связи на тот случай, если твоим преследователем окажется человек, которого ты уже не помнишь или просто забыла упомянуть. Вроде Дастина Прайса. Кстати, он совершенно чист, поскольку последние восемнадцать месяцев находился в Англии.
— «Обычная процедура», — повторила она, не обратив внимания на объяснения Квина. — Этого следовало ожидать.
— Какая разница? Ты спала с ним. Ты мечтала сниматься в кино, а он тебе помог. Это было мною лет назад, и мне нет до этого никакого дела.
Все мышцы ее тела заныли.
— Так вот значит, как ты думаешь? Ты решил, что я спала с ним, чтобы получить роль?
— Я же сказал, что мне это совершенно безразлично.
— Не прикасайся ко мне. — Она ускользнула от него, заметив его протянутые руки. — Мне не нужно было ни с кем спать, чтобы получить роль, и я никогда этим не занималась. Да, я шла на компромиссы, да, я отдавала больше, чем надо было бы, но я никогда себя не продавала!
— Прости меня. — На этот раз ему удалось взять руки Шантел в свои, невзирая на ее сопротивление. — Я хотел сказать, что все, что произошло между тобой и Прайсом не имеет никакого значения.
— Нет, имеет. — Она выскользнула из его рук и налила себе вина в чистый бокал. — Имеет большое значение. Когда Мэт позвонил мне и сказал, что я получила роль в фильме «Беззаконие», я была на седьмом небе от счастья, я знала, что это только начало. Я буду сниматься, я стану актрисой. — Она прижала пальцы к губам и заговорила только после того, как немного успокоилась. — Дастин прислал мне дюжину роз, бутылку шампанского и очень милое письмо с поздравлениями. Он писал, что не сомневается в том, что я стану звездой, и предложил поужинать вместе, чтобы обсудить работу в съемочной группе и мою будущую карьеру.
Шантел выпила вино — у нее пересохло в горле — и отставила бокал, понимая, что ничего ей сейчас не поможет.
— Разумеется, я согласилась. Прайс был одним из ведущих продюсеров — к тому времени он снял три картины, которые побили все кассовые сборы. Конечно, он был женат, но я тогда об этом не думала. — В ее голосе прозвучала издевка над собой, даже презрение к себе.
— Шантел, это было так давно.
— Есть вещи, за которые приходится расплачиваться всю жизнь. Но мне еще только предстояло это понять. Мы поужинали как простые коллеги. О боже, каким он был обаятельным! — Память о Прайсе все еще причиняла ей боль, но она уже притупилась, а рана в душе успела затянуться. — Он продолжал посылать мне цветы, приглашать в рестораны. Он прекрасно знал мир кинобизнеса и людей, занятых в нем. Он подсказывал мне, с кем надо поговорить, с кем появиться на публике. Все это было очень важно для меня. Я думала, что смогу держать ситуацию под контролем. Но я была наивной девчонкой, которая только- только вступила в самостоятельную жизнь.
Словом, я влюбилась в него. Я верила ему, когда он говорил, что они живут с женой только для вида, что уже договорились потихоньку развестись. И что мы с ним составим самую яркую и самую талантливую пару со времен золотого века Голливуда. И наши отношения придут к своему естественному завершению после того, как я немного поумнею и ему будет о чем говорить со мной. Но я сделала большую ошибку. —
Она провела мокрыми пальцами по платью, а потом соединила ладони. — Я забеременела. — Она с трудом проглотила комок в горле. — Ты не сумел узнать об этом, собирая материалы обо мне, правда?
Квина передернуло, но он подавил гнев.
— Да, не сумел.
— У него были деньги и связи, и никто ничего не узнал. Все было сделано очень быстро.
Квин боролся с собой, отчаянно пытаясь ее понять.
— Ты сделала аборт?
— Этого хотел Прайс. Он был в ярости. Я думаю, многие мужчины приходят в ярость, когда их любовницы — а ведь я на самом деле была его любовницей, — так сказать, «подводят» их и это грозит разрушить размеренную семейную жизнь. Разумеется, он совсем не собирался разводиться и жениться на мне. Все это выяснилось, когда я сказала ему, что жду ребенка.
— Он тебя просто использовал, бросил Квин. — Тебе было двадцать лет, и он попользовался тобой и бросил.
— Нет. — Странно, что теперь она могла произнести это слово совсем спокойно. — Мне было двадцать, но я делала вид, что знаю правила игры. У меня это очень хорошо получалось. Я совершила одну ошибку, а потом и вторую. Я сказала, что он может убираться к черту, а я сохраню ребенка. После этого начался настоящий кошмар. Он стал угрожать, что разрушит мою карьеру, если я поступлю не так, как нужно ему. Я не хочу говорить тебе, чем он еще мне угрожал, но дело было сделано, а я навсегда избавилась от своей наивности.
— Тебе до сих пор больно вспоминать об этом? — тихо спросил Квин.
— Да, но не по той причине, о которой ты подумал. Я считала, что люблю Прайса, но как только с моих глаз спала розовая пелена, я поняла, что никогда его не любила. Я позвонила родителям, я готова была бросить все и бежать под их крылышко. Я уже купила билет на самолет. Не знаю, что бы я сотворила с собой от отчаяния. Хуже всего, когда не знаешь, что надо делать. Но по пути в аэропорт наше такси попало в аварию. — Шантел глубоко вздохнула — говорить было очень тяжело. — Ничего серьезного, шофер сломал всего лишь пару костей, а я — я потеряла ребенка.
Тихонько всхлипнув, она закрыла лицо руками.
— Я потеряла ребенка и пыталась убедить себя, что это к лучшему. Но я могла думать только об одном — у ребенка не было никаких шансов. Я была только на седьмой неделе беременности. На седьмой! И вот его не стало. Мэт вытащил меня из этого состояния, заставил вернуться к работе, как только я выписалась из больницы. Мне в ту пору было безразлично все — роли, люди, слава, о которой я всегда мечтала. Я думала только об одном — о погибшем ребенке.
— Шантел. — Он подошел к ней и стал гладить по лицу, голове, плечам. — Я не знаю, что сказать. Не знаю, что делать.
— Но это еще не все.
— Не надо больше ничего говорить. — Он хотел было обнять ее, но она отстранилась:
— Когда я потеряла ребенка, у меня были осложнения. Врачи сказали мне… они сказали, что я могу иметь детей, хотя гарантий они не дают. Я могу иметь детей, но вероятность этого невелика. Так что вполне возможно, что у меня никогда не будет ребенка. Ты понял?
Он взял ее руки в свои:
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Квин, ты что, не слышал меня? Я же сказала тебе…
— Я все слышал. — Его пальцы переплелись с ее пальцами, и он сжал их. — У тебя, возможно, не будет детей. Я хочу детей, Шантел, твоих, своих. Если они у меня будут — отлично. Но знай… Во-первых… — он наклонился и поцеловал ее, — я хочу тебя. Я нуждаюсь в тебе, ангел мой. А во всем остальном положимся на судьбу.
— Квин, я люблю тебя.
— Тогда давай поженимся завтра же.
— Нет. — Шантел положила ему руки на грудь и отстранилась. — Я хочу, чтобы ты все тщательно обдумал. А тебе на это потребуется время.
— Мне нужна ты, — поправил ее он. — Времени мне не нужно.
— Я чувствую, что должна дать тебе время подумать. Пусть все остается так, как есть. Хотя бы на несколько дней.
Он мог бы надавить на нее. Мог бы уже сегодня добиться согласия. Но он понимал, что надо дать ей время успокоиться.
— Несколько дней? Хорошо. Иди ко мне. — На этот раз она охотно подошла к нему, и он обнял ее. — Я не допущу, чтобы тебя кто-нибудь снова обидел, — прошептал он.
Она закрыла глаза, надеясь, что сможет обещать ему то же самое.