Глава 5

 Утром небо было серым, лениво моросил дождь. Адаму безумно хотелось повернуться на бок, закрыть глаза и притвориться, что он снова в своем идеальном доме, где домработница следит за хозяйством и за углом не подстерегают горгульи. Однако любопытство и храбрость одолели, он поднялся навстречу новому дню.

 Вспомнив о подслушанном разговоре, подумал, что вряд ли удастся выудить что-нибудь из Кирби. Очевидно, она знала о ценности Рембрандта еще меньше его. И не важно, сколько он будет пихать и пинать Фэйрчайлда, тот все равно не расколется. «Невинный и безобидный, но весьма проницательный. И потенциально опасный!» – заключил Адам, вспомнив о Хиллере.

 Самое большее, что он мог сейчас сделать, – продолжать ночные поиски, используя паутину секретных ходов. Дни же посвятить живописи, сохранив, таким образом, остатки здравомыслия.

 «Во-первых, я не должен быть здесь, – подумал Адам, встав под сильную струю холодной воды. – Если бы Мак не дразнил меня Рембрандтом, меня бы здесь не было. Это последний раз, – пообещал он себе, вытираясь полотенцем. – В самый последний раз».

 Как только он разберется с Фэйрчайлдом, живопись больше не будет просто прикрытием, а станет главным занятием.

 Одевшись, с наслаждением предвкушая быстрый финал своей тайной карьеры, Адам спустился вниз, мечтая о кофе. Дверь Кирби была открыта нараспашку. Проходя мимо, Адам заглянул внутрь. Нахмурившись, отступил.

 – Доброе утро, Адам. Сегодня прекрасный день, правда? – Она улыбнулась, стоя на голове в углу комнаты.

 Он посмотрел в окно, желая убедиться, что мир не перевернулся и он все еще на земле.

 – Идет дождь.

 – Вы не любите дождь? А я люблю. – Она вытерла нос тыльной стороной руки. – Посмотрите на это с другой стороны, например, в дюжине мест светит солнце. Все относительно. Вы хорошо спали?

 Несмотря на неестественную позицию Кирби, Адам видел, что ее лицо сияло, ни малейшего признака бессонной ночи.

 – Заходите и подождите минутку. Спустимся к завтраку вместе.

 Адам приблизился к ней:

 – Почему вы стоите на голове?

 – Это моя теория. – Она скрестила лодыжки, пока голова утопала в ковре. – Вы не могли бы присесть на минутку? Мне сложно говорить, когда ваша голова сверху, а моя – снизу.

 Прекрасно понимая, что будет потом об этом жалеть, Адам присел на корточки. Свитер Кирби соскользнул, обнажив тонкую линию талии.

 – Спасибо. Моя теория состоит в том, что всю ночь я нахожусь в горизонтальном положении, а весь день хожу вверх головой, поэтому… – Каким-то невероятным образом ей удалось пожать плечами. – Я стою на голове по утрам и перед сном. Так лучше разгоняется кровь.

 Адам потер нос:

 – Думаю, понял. Это ужасает меня.

 – Вы должны попробовать.

 – Спасибо. Пожалуй, позволю моей крови застояться.

 – Дело ваше. Отойдите, я встаю.

 Она опустила ноги на пол с атлетическим проворством, поразив Адама. Отбросила волосы, застилавшие глаза. Медленно улыбнулась.

 – У вас лицо красное, – пробормотал он, словно защищаясь.

 – Ничего не поделаешь. Это часть процесса. – Всю оставшуюся часть ночи она потратила на споры с самой собой, а утром решила оставить все как есть. – Только так я краснею, – объяснила она. – Если хотите сказать нечто смущающее… польстить мне…

 Почти против воли Адам коснулся ее, обвив руками тонкую талию. Она не двигалась, ждала.

 – Ваш румянец почти исчез, я упустил свой шанс.

 – Вы можете попытать удачи завтра. Есть хотите?

 – Да. – Ее губы заставляли его чувствовать голод, но он пока не был готов к очередному раунду. – Я хочу просмотреть вашу одежду после завтрака.

 – Правда? – протянула она, облизнув губы.

 Его брови поползли вверх.

 – Для работы.

 – Вы не хотите писать обнаженную фигуру. – Веселые искорки в ее глазах уступили место скуке. – Обычно это говорят в таких случаях.

 – Я не трачу время на обычное. – Он рассматривал Кирби – холодные серые глаза теплели, когда она смеялась, надменный рот мог приглашать и обещать. – Я собираюсь написать вас, потому что вы для этого созданы. И по той же самой причине намерен заняться с вами любовью.

 Выражение ее лица не изменилось, но пульс участился. Кирби не настолько глупа, чтобы притворяться даже перед самой собой, что ее охватил гнев. Она хорошо умела отличать гнев от волнения.

 – Самонадеянно и высокомерно с вашей стороны, – протянула она.

 Подойдя к комоду, она взяла щетку и быстро пробежала ею по волосам.

 – Я не согласна позировать вам, Адам, и тем более с вами спать. – Она в последний раз провела по голове щеткой и положила ее. – На самом деле, вряд ли я это сделаю. Пойдемте?

 Прежде чем она успела подойти к двери, Адам схватил ее. К его силе она уже привыкла, ее удивила скорость. Она всего лишь хотела досадить ему, но, откинув голову и заглянув ему в глаза, не заметила вспышки чувств, только холод и решительность. Ничто не могло опечалить ее сильнее.

 Они стояли очень близко, черты его лица стали размытыми, взгляд Кирби сосредоточился на губах. Она не противилась. Вообще редко сопротивлялась тому, что хотела получить. Она позволила теплому ветру просачиваться сквозь ее тело медленным непрерывным потоком, пугающим и умиротворяющим одновременно.

 Желание. Неужели ее, наконец, осенило то, о чем она грезила, то, что должно было произойти с правильным мужчиной? То ли это, чего она жаждала с того момента, как открыла в себе женщину? Да, именно так. Кирби раскрыла ему объятия.

 Сердце Адама билось как сумасшедшее, сознание помутилось. Как он мог переиграть ее, если земля уходила из-под ног всякий раз, едва она оказывалась рядом? Если он выполнит обещание – или угрозу – и займется с ней любовью, что он теряет? И что приобретет взамен? Игра стоила свеч.

 – Вы будете мне позировать, – прошептал он ей в губы. – И вы займетесь со мной любовью. У вас нет выбора.

 Именно это слово остановило Кирби. Заставило отказаться от соблазна. У нее всегда есть выбор.

 – Я не…

 – Ни у кого из нас его нет. – Адам отпустил ее. – Мы решим насчет одежды после завтрака.

 Не допуская возражений, Адам вытолкал ее из комнаты.

 А часом позже затолкал обратно.

 За завтраком Кирби выглядела безмятежно. Но Адама не так просто одурачить. Она злилась, и он хотел ее именно такой – в гневе. Она не могла допустить, чтобы ее перехитрили, даже в мелочах. На Адама нахлынула волна удовлетворения от осознания того, что он может это сделать. У нее был непокорный, мрачный взгляд, именно такой он хотел запечатлеть на полотне.

 – Красное, думаю, – решил он. – Этот цвет подойдет вам лучше всего.

 Кирби махнула в сторону шкафа и упала на кровать. Уставившись в потолок, принялась обдумывать свое положение. На самом деле она никому, кроме отца, не позволяла писать с нее портрет. Не хотела, чтобы кто-нибудь имел возможность приблизиться к ней. Она знала, насколько тесные отношения связывают творца и объект изображения, не важно, будь то человек или чаша с фруктами. Она никогда не стала бы делить себя с кем-то.

 Тем временем Адам потрошил ее шкаф.

 Он изменился. Кирби могла бы убедить себя, что это из-за его таланта, из желания изобразить ее настоящую, а не польстить ей. Это пусть и не ложь, но и не абсолютная истина. Иногда лучше признать половину правды – удобнее. Честно говоря, ей было любопытно увидеть себя его глазами, и все равно что-то мешало.

 Адам не должен догадаться, что творится в ее голове. В обычных обстоятельствах она умела держать мысли при себе, но под проницательным взглядом художника это не просто.

 Пока Кирби спорила с собственным «я», Адам перебирал гору разнообразных нарядов. Некоторые из них словно принадлежали нищенке, другие больше подходили эксцентричному подростку. Ему стало интересно, действительно ли Кирби носила фиолетовую мини-юбку и как она в ней смотрелась. Изящные платья из Парижа и Нью-Йорка висели вперемешку с фрагментами военной формы. Если одежда отражала человека, то тут явно присутствовала не одна Кирби Фэйрчайлд. Как много она позволит ему увидеть?

 Адам отшвыривал один наряд за другим. Это слишком тусклое, это слишком роскошное… Он обнаружил пару мешковатых рабочих брюк на одной вешалке с облегающим платьем из блестящей ткани с ценником в две тысячи долларов. Отодвинув в сторону костюм-тройку, который идеально подошел бы ассистенту доктора гуманитарных наук, он, наконец, нашел. Его.

 Алый шелк. Несомненно безумно дорогой, но не настолько актуальный, как те модели, что создает, как он предполагал, Мелани Бэрджесс. Лиф сужался к талии, затем ткань переходила в пышную юбку. Края и нижняя юбка обшиты оборками белого, черного и розового шелка. Короткие рукава с буфами украшали полосы тех же цветов. Наряд принадлежал богатой цыганке и был великолепен.

 – Это. – Адам взял платье и навис над Кирби. Вздохнув, она продолжала рассматривать потолок. – Наденьте это и поднимайтесь в студию. Я сделаю несколько эскизов.

 Она произнесла, не глядя на него:

 – Вы понимаете, что даже ни разу не попросили меня вам позировать? Вы говорили, что хотите написать мой портрет, напишете портрет, но никогда не просили разрешения. – Она принялась постукивать пальцем. – Интуиция подсказывает мне, Адам, что вы – джентльмен. Возможно, просто забыли о волшебном слове – пожалуйста.

 – Не забыл. – Адам бросил платье на кровать. – Но думаю, вы слышали от мужчин слишком много подобных слов. Вы – женщина, которая ставит мужчин на колени одним взглядом. А я не собираюсь стоять на коленях. – Нет, он никогда не встанет на колени, поэтому самоконтроль – единственный выход для них обоих. Наклонившись, он поставил руки по обе стороны от ее головы и сел. – И я привык получать то, что хочу, так же как и вы.

 Кирби смотрела на Адама, обдумывая его слова и собственное положение.

 – Но я еще не испытывала на вас свой взгляд.

 – Разве? – пробормотал он.

 Почувствовал дикий волнующий аромат, напоминавший об одиноких зимних ночах. Она раздраженно надула губы – именно так она соблазнила его. Он должен был попробовать их – совсем чуть-чуть. Всего лишь легкое касание, только вкус… потом вернется к работе. Ее губы ответили ему. Или покорились.

 Желание опалило его. И всепоглощающий огонь. Пламя, жар, дым… Таков ее вкус. Дым и соблазн, и обещание невероятного наслаждения.

 Он попробовал, но этого оказалось мало. Хотелось прикосновений.

 Ее тело было маленьким и хрупким, таким, что мужчина боялся бы его взять. И Адам боялся, но не за нее. За себя. Кирби могла рассечь мужчину пополам. В этом он был абсолютно уверен. Но, лаская и смакуя ее, Адам понимал, что ему наплевать.

 Он никогда так сильно не хотел женщину, а с ней чувствовал себя подростком на заднем сиденье машины, мужчиной, заказавшим лучшую шлюху во французском борделе или падающим в объятия жены. Ее противоречивость эротичнее, чем атлас, кружево и тусклый свет. Мягкий проворный рот, сильные решительные руки… Вряд ли он сможет когда-нибудь вырваться из этих объятий. В обладании ею он познал бы бесконечный круговорот сложностей, битв, возбуждения. Она – наркотик. Прыжок со скалы. Если он не будет осторожен, то умрет от передоза и разобьется о камни.

 Каких огромных усилий ему стоило отступить. Она лежит перед ним с полузакрытыми глазами.

 «Не поддавайся! – в отчаянии кричал он себе. – Достань Рембрандта и уходи! Ты здесь только за этим».

 – Адам… – Кирби прошептала имя так, словно никогда раньше его не произносила. Оно ласкало язык. Она могла думать только о том, что никто и никогда не заставлял ее чувствовать подобное. И никто не заставит. Что-то пробудилось внутри ее, и она не хотела этому препятствовать. Сдалась.

 Адама вновь охватило пламя желания.

 «Она – ведьма, – решил он. – Цирцея. Сирена. Пора отступить».

 – Вам надо переодеться.

 – Адам… – Кирби приподнялась и коснулась его лица.

 – Подчеркните глаза. – Он поднялся, стараясь держать себя в руках.

 – Глаза? – Она уставилась на него – тело дрожало, голова не работала.

 – И оставьте волосы распущенными. – Он направился к двери. – Двадцать минут.

 Кирби оперлась на локти. Она не позволит ему увидеть ее боль, а себе – страдать из-за отказа.

 – Вы хладнокровный, – мягко произнесла она. – И самый сдержанный из всех, кого я когда-либо встречала. Но вы еще можете оказаться на коленях.

 Она была права.

 – Это риск, на который я готов пойти. – Кивнув, он хлопнул дверью. – Двадцать минут, – донеслось снаружи.

 Кирби сжала пальцы в кулак, затем расслабила их.

 – Ты будешь на коленях, – пообещала она. – Клянусь.

 

 Оказавшись в студии, он принялся искать рычаг, открывавший тайный проход, так, из любопытства, не имея намерения рисковать и обшаривать помещение, куда мог войти в любой момент. Наконец, панель, скрипнув, как и предыдущие, открылась. Адам заглянул внутрь, тут же закрыл проход, решив приступить к главному – творчеству.

 Для него живопись была не работой, скорее развлечением. Возникала, правда, потребность в живописи, но либо мягкая и спокойная, либо острая и резкая.

 Адам был дотошным художником и дотошным человеком. Возможно, консервативным, как заметила Кирби. Но не упертым. В отличие от Кирби – организованным, хотя творческий процесс протекал у них одинаково. Она часами могла разглядывать кусок древесины, выискивая в нем искорку жизни. Он так же смотрел на холст. Она чувствовала внутренний толчок, физическое освобождение, когда, наконец, обнаруживала желаемое. Он ощущал то же самое, когда нечто обрушивалось на него из дюжины эскизов.

 Сейчас Адам был спокоен и сосредоточен. Прикрепил к мольберту чистый холст, тщательно отобрал три куска угля. Решил работать именно углем. Просматривая свои предыдущие наброски, Адам услышал шаги.

 Она остановилась у двери, высоко подняв голову и уставившись на него. Он осторожно положил блокнот на стол.

 Ее волосы шелковой волной ниспадали на плечи. Золотые кольца в ушах и золотые браслеты на запястьях позвякивали при малейшем движении. В глазах, темных и опасных, все еще теплился гнев. Он с легкостью мог изобразить ее, кружащуюся в огненном вихре под звуки скрипки и бубнов.

 Кирби положила руки на бедра и вплыла в студию, прекрасно понимая, какое впечатление производит. Пышная юбка алым пламенем ласкала ноги. На секунду замерев перед ним, дважды крутанулась, каждый раз поворачивая голову и глядя на него через плечо. Запах паленой древесины и роз наполнил комнату.

 – Ты хочешь написать Катрину, а? – с жутким славянским акцентом произнесла она и повела пальцем по его щеке. Дерзость, вызов, а затем и смех горячей волной коснулись его кожи. – Но сначала ты должен посеребрить ей ручку.

 Он отдал бы ей все, что угодно. Любой мужчина отдал бы. Борясь с ней и самим собой, вынул сигарету.

 – К восточному окну, – холодно произнес он. – Там свет лучше.

 Нет, так легко он не отделается. Кирби пыталась быть дерзкой, наглой, но ее тело до сих пор дрожало. Она не позволит ему догадаться.

 – Как будешь платить? – потребовала она, кружась в огненном вихре алого шелка. – Катрина не приходит бесплатно.

 – Деньгами. – Адам едва устоял перед соблазном схватить Кирби за волосы и притянуть к себе. – И ты не получишь ни цента, пока я не закончу.

 Резко остановившись, она отряхнула и расправила юбку.

 – Что-то не так? – тихо спросила она. – Тебе не нравится платье?

 Адам раздавил сигарету.

 – Давай начнем.

 – Я думала, мы уже начали, – пробормотала она. Ее глаза светились удивлением. – Ты настаивал на портрете.

 – Не дави на меня, Кирби. Что за привычка – пробуждать мою темную сторону.

 – Я в этом не виновата. Может, ты прятал ее слишком долго? – Достигнув желаемого эффекта, она решила побыть послушной. – Так куда мне встать?

 – К восточному окну.

 «Ничья», – удовлетворенно подумала она.

 Он обращался к ней лишь по необходимости – подними подбородок выше, поверни голову… Гнев и желание уступили место сосредоточенности.

 Снаружи шел дождь, но его шелест приглушали толстые оконные стекла. Дверь была закрыта, никаких других звуков не доносилось.

 Адам смотрел на нее, изучая, впитывал, мужчина и художник трудились вместе. Возможно, запечатлев образ Кирби на холсте, он поймет ее… и себя.

 Теперь Кирби получила шанс рассмотреть Адама, она знала, что он ушел глубоко в себя. Она видела множество художников за работой: молодых и старых, талантливых и не очень. Адам совершенно иной.

 Он не надел рабочий халат. Даже просто делая наброски, стоял прямо, словно кто-то требовал от него постоянной сосредоточенности. Кирби заметила это сразу же. Он всегда наблюдал. Настоящий художник вел себя так же – она хорошо это знала, – но тут было нечто большее…

 Что-то не вписывалось в форму, из которой он вылеплен. Высокий, худощавый, привлекательный, благородный, богатый, успешный и… дерзкий? Почему-то именно это определение пришло ей в голову. Чувствовалось в нем некое безрассудство, взывавшее к ней, впрочем, оно уравновешивалось зрелостью и надежностью, которые она, сама того не осознавая, хотела видеть в мужчине. Он был скалой, за которую можно было ухватиться во время землетрясения. И он сам мог стать землетрясением.

 Адам поднял глаза и увидел, как Кирби улыбается. Улыбка была спокойной, милой и легкой. Чутье подсказывало ему, что так она еще опаснее, однако он решил на время сложить оружие.

 – Хиллер занимается живописью?

 Ее улыбка увяла, и Адам пожалел об этом.

 – Немного.

 – Ему ты позировала?

 – Нет.

 – Почему?

 В глазах Кирби сверкнул холод, Адам не хотел изображать его на своем полотне.

 – Скажем так, я не очень интересовалась его работой.

 – Воспринимаю это как комплимент моей работе.

 Кирби равнодушно посмотрела на него:

 – Если хочешь.

 «Обман – часть работы», – вспомнил Адам. Подслушанный им разговор Фэйрчайлда не оставлял ему выбора.

 – Странно, что он не просил об этом. Он же был влюблен в тебя.

 – Не был, – отрезала она.

 – Он же предлагал тебе руку.

 – Это никак не связано с любовью.

 – Неужели?

 – Я согласилась выйти за него без любви.

 Уголек в руке Адама замер в дюйме от холста.

 – Зачем?

 Он чувствовал, что гнев Кирби постепенно угасает, она стала просто женщиной, слабой и ранимой.

 – Время, – пробормотала она. – Важнейший фактор, управляющий нашей жизнью. Если бы не он, Ромео и Джульетта воспитали бы дюжину детей.

 Адам начал понимать, и от этого ему сделалось еще более неуютно.

 – Ты посчитала, что пришло время выйти замуж?

 – Стюарт привлекательный, образованный, обаятельный и, как мне казалось, безобидный. Я понимала, что не хочу иметь мужа, обладающего подобными качествами. И все же думала, что он любил меня. Я долго не решалась разорвать помолвку, считала его подходящей партией, не требующей от меня слишком многого. – Ее слова звучали пусто. – Он мог подарить мне детей.

 – Ты хочешь детей?

 Гнев вспыхнул с новой силой.

 – А что в этом такого?! Что странного в том, что я хочу семью? – Кирби яростно взмахнула рукой – браслеты снова зазвенели. – Возможно, тебя это шокирует, но у меня есть чувства и потребности, как у любого нормального человека. И я не должна извиняться за это перед тобой.

 Она была уже на полпути к двери, когда Адам остановил ее:

 – Кирби, прости. – Она попыталась вырваться из его захвата, но он лишь крепче сжал руку. – Прости.

 – За что? – Она обернулась.

 – За то, что ранил тебя своими глупыми словами.

 Ее плечи медленно расслабились под его руками, он знал, чего ей это стоило. Чувство вины жгло его.

 – Ладно. Ты всего лишь затронул больное место.

 Кирби сбросила с плеч его руки, но лучше бы ударила.

 – Дай мне сигарету. Когда я приняла предложение Стюарта…

 – Ты не обязана ничего объяснять.

 – Я всегда довожу дело до конца. – Вернулось ее нахальство, почему-то притупив чувство вины Адама. – Когда я приняла его предложение, предупредила, что не люблю его. Иначе нечестно. Если люди собираются строить отношения, они должны хотя бы начинаться с честности, как считаешь?

 Адам подумал о передатчике, спрятанном в его портфеле, и о Макинтайре, с нетерпением ожидавшем очередного доклада.

 – Согласен.

 Кирби кивнула. В этом вопросе она была непреклонна.

 – Все, что мне было от него нужно, – верность и дети, и я готова была дать ему столько, сколько могла. – Она поигрывала сигаретой. – Когда я поняла, что так у нас ничего не получится, отправилась увидеться с ним. Я не относилась к отношениям легкомысленно. Для меня все было очень сложно. Понимаешь?

 – Да.

 Ей стало легче. Проявленное Адамом понимание помогло Кирби больше, чем сочувствие Мелани, больше даже, чем молчаливая поддержка отца.

 – Все оказалось хуже некуда. Я ждала ссоры, но не думала, что все зайдет так далеко. Он сделал замечание по поводу моих материальных возможностей и достижений. Короче, настоящая причина его желания жениться на мне выплыла наружу. – Она последний раз затянулась, выкинула окурок и упала в кресло. – Он никогда не любил меня. Все время изменял. Не думаю, что это имело значение. – Она замолчала, понимая, что имело. – Притворялся, будто заботится обо мне, а на самом деле просто использовал. – Кирби посмотрела на Адама с болью в глазах. – Можешь себе представить, каково это, когда человек, который обнимал тебя, общался с тобой, постоянно думал только о том, как тебя можно использовать? – Кирби взяла кусок древесины, который должен был выразить ее гнев. – Использовать, – повторила она. – Какое отвратительное слово. Я все еще не оправилась от этого.

 Адам напрочь позабыл о Макинтайре, Рембрандте, работе, которую все еще должен был выполнить. Он сел рядом и накрыл ее руки своими. Под ними клокотал гнев.

 – Я не могу представить ни одного человека, который хотел бы тебя использовать.

 Подняв на него глаза, она почти улыбалась.

 – Какую хорошую вещь ты сказал. Прекрасную вещь. – Ее защита уже дала трещину. – Я рада, что ты будешь там в субботу.

 – На вечеринке?

 – Ты можешь смотреть на меня долгим соблазнительным взглядом, и все подумают, что я бросила Стюарта ради тебя. Мне по вкусу маленькая месть.

 Адам улыбнулся и поднес ее руку к губам.

 – Не меняйся, – с неожиданным напором произнес он, заставив Кирби вновь ощутить неуверенность.

 – Я и не собиралась, Адам, я… Ох, куриный жир, что ты здесь делаешь? Это личный разговор.

 Насторожившись, Адам обернулся и увидел Монти, вломившегося в комнату.

 – Он не будет сплетничать.

 – Дело не в этом. Я говорила, что тебе сюда нельзя.

 Проигнорировав замечание Кирби, Монти пронесся по студии и неуклюже врезался в колени Адама.

 – Милый маленький чертенок, – сказал он и почесал мягкие уши.

 – Адам, я не стала бы этого делать.

 – Почему?

 – Ты напрашиваешься на неприятности.

 – Не говори ерунды. Он безобиден.

 – Он – да, она – нет. – Кирби кивнула в сторону двери, в комнату проскользнула Изабель. – Ну, теперь ты влип. Я ведь предупреждала. – Обернувшись, она спокойно встретила взгляд Изабель. – Я тут ни при чем.

 Изабель моргнула дважды, затем уставилась на Адама.

 С чувством исполненного долга Кирби вздохнула и встала.

 – Больше я ничего не могу сделать, – сказала она и пожала плечами. – Ты сам попросил его. – И вылетела из студии.

 – Я не просил его приходить сюда, – ответил Адам, хмуро глядя на Изабель. – И не будет никакого вреда… О боже, – простонал он.