• В саду, #3

5

 Из кухонного окна Стеллы открывался вид на сад, внутренний двор, увитую зеленью беседку, домик в ветвях платана, сколоченный Логаном вместе с мальчиками. Логан качал Лили на красных качелях, подвешенных на ветку того же платана, а Люк и Гэвин бросали потрепанный мячик, за которым с восторженным лаем гонялся Паркер.

 Все это казалось Хейли ожившей картиной на тему «летний вечер». Такое бездумно-неспешное времяпрепровождение возможно только безветренным летним вечером как раз перед тем, как детей зовут обедать и зажигают фонарь над крыльцом. Желтоватый свет отгоняет мотыльков и приветливо провозглашает: «Мы дома!»

 Хейли прекрасно помнила свое детство, помнила, как любила августовскую жару, как старалась ухватить каждую частичку солнца, пока оно не закатилось за горизонт.

 Теперь она училась материнству. Пришла ее очередь смотреть со стороны и включать фонарь над крыльцом.

 —Ты привыкла или все еще иногда, глядя на них, думаешь: «Я самая удачливая женщина на свете?»

 Стелла подошла к окну, улыбнулась:

 —И то и другое. Может, выпьем лимонад во внутреннем дворике?

 —Через минуту. Я не хотела говорить об этом в питомнике, потому что там владения Харперов, где бродит она, а сюда наша новобрачная вроде прийти не может.

 Стелла обняла Хейли за плечи.

 —Роз рассказала мне о том, что с тобой случилось.

 —Я не призналась ей, что это был Харпер. То есть что я фантазировала о Харпере. Я просто не в силах говорить о том, как мечтаю заполучить ее сына в свою постель. Или оказаться в его постели...

 —Думаю, на данном этапе это упущение оправданно. С тех пор еще что-нибудь произошло?

 —Нет, ничего. И я не знаю, молиться о том, чтобы на этом все закончилось, или пусть продолжается.

 Логан подхватил подкатившийся к нему изжеванный обслюнявленный мячик, зашвырнул подальше, и мальчики с собакой наперегонки помчались за ним, а Лили захлопала в ладоши.

 —Одно я точно знаю: если уж приходится играть главную роль в чьей-то жизни, то я предпочла бы твою.

 —Хейли, я твоя верная подруга, но в постель Логана тебе ходу нет.

 Хейли хихикнула и ткнула Стеллу локтем.

 —Ну вот, все удовольствие испортила. И хотя мне не светит, думаю, это супер.

 Стелла лениво улыбнулась:

 —Правильно думаешь.

 —Ну, бог с ним. Я как раз размышляла, что бы чувствовала, если бы кто-то сходил по мне с ума так же, как Логан по тебе. Добавь парочку потрясающих детей, ваш прекрасный дом, и больше не о чем мечтать.

 —Придет день, и у тебя будет все, о чем ты мечтаешь.

 —Послушать меня, так можно подумать, что я несчастная падчерица у судьбы. Не знаю, что со мной творится в последнее время... — Хейли повела плечами, словно сбрасывая тяжелую ношу. — Я то и дело замечаю, что жалею себя. Стелла, на меня это не похоже. Я ведь счастлива. И даже когда не очень счастлива, нахожу предлог порадоваться. Я не тоскую, не злюсь. Ну, разве что чуточку.

 —Да, ты не привыкла унывать.

 —Может, я и втрескалась в Харпера, но мелким разочарованиям меня не сломить. В следующий раз, как услышишь, что я себя жалею, шлепни меня посильнее.

 — Непременно. А зачем же еще нужны подруги?

 

 «Я не собираюсь погружаться в депрессию, — думала Хейли, ведя машину к Харпер-хаусу. — Я не из тех, кто тоскливо перебирает негативные моменты жизни, забывая о ее радостях. Если что-то не заладилось, если чего-то не хватает, я действую. Я решаю проблему и иду дальше. А если проблема неразрешима, нужно просто придумать, как с ней жить.

 Когда сбежала мама, было грустно, обидно и страшно. Но не в моих силах было вернуть ее, так что пришлось обходиться без мамы, и, черт побери, я справилась. Я помогала папе, он помогал мне, и мы прекрасно жили. У нас была чудесная семья.

 И в школе я хорошо училась. И работала, чтобы помочь с расходами. Я умею работать и умею находить в работе радость. Я люблю узнавать новое и продавать людям то, что приносит им счастье.

 Если бы я осталась в Литл-Роке, стала бы управляющей книжным магазином, причем этот пост заработала бы честно.

 Все было так хорошо, пока не умер папа... Самое страшное потрясение в моей жизни. Он был для меня надежной опорой, как и я для него. После его смерти моя уверенность пошатнулась, горе превратилось в незаживающую рану, вот я и потянулась к другу... Он и был для меня только другом. Хороший парень, поддержавший меня в трудную минуту.

 От него осталась Лили, и я этого не стыжусь. Пусть поддержка не любовь, но в ней не было ничего плохого. И неужели следовало заставить парня жениться или возложить на него ответственность за ребенка, если к тому времени, когда я поняла, что беременна, он полюбил другую? Нельзя платить черной неблагодарностью за доброту.

 Я не жаловалась на судьбу... почти. Не проклинала ни небеса, ни мужчину. Я приняла ответственность за свои действия, как учил папочка, и сделала правильный для себя выбор: сохранить ребенка и вырастить его самостоятельно».

 Паркуя машину перед парадным входом Харпер-хауса, Хейли уже улыбалась. Получилось не совсем так, как она думала. Когда беременность стала заметной, Литл-Рок, книжный магазин, отцовский дом перестали быть комфортными зонами. Появились косые взгляды, начались расспросы и шепотки за спиной. Ей пришлось круто изменить жизнь.

 Она продала все, что смогла продать, запаковала остальное. Только позитив, только вперед. И когда она приехала сюда, к Розалинд, то надеялась лишь на работу, а получила семью.

 Еще одно доказательство того, что под лежачий камень вода не течет. Хорошее случается, если не опускаешь руки, работаешь... и, если повезет, найдутся люди, которые дадут тебе возможность проявить себя в полной мере.

 Хейли выскочила из машины, подошла к задней дверце, отстегнула Лили от автомобильного кресла, подхватила дочку и осыпала ее личико поцелуями.

 —Знаешь, кто мы, Лили? Мы парочка везучих девчонок!

 Перекинув через плечо сумку с памперсами, она бедром захлопнула дверцу и уже направилась было к дому, как вдруг в голове мелькнула озорная мысль. Не пора ли испытать удачу еще раз?

 Сидеть сложа руки и ждать, пока что-то произойдет? Ну нет! Надо действовать, а там будь что будет. Успех или провал лучше, чем неизвестность.

 Хейли обошла дом, проверяя, сумеет ли отговорить себя, но лишь убедилась в том, что шальная мысль угнездилась крепко, а веской причины выкорчевать ее не нашлось.

 Наверное, Харпер будет потрясен или даже ужаснется, но это его проблемы, а она, по крайней мере, что-то узнает и перестанет мучиться.

 За последним поворотом тропинки Хейли спустила Лили на землю, и малышка засеменила к жилищу Харпера.

 Может, его нет дома, отправился куда-то с женщиной. Или, еще хуже, женщина в его доме. Вот сейчас все и выяснится.

 Хотя было еще не совсем темно, вдоль мощеной дорожки, указывая путь, горели бледно-зеленые фонарики, над цветами мелькали и растворялись в тени деревьев ранние светлячки. Вечерний воздух был напоен ароматами гелиотропов, душистого горошка, травы и земли, и, что бы ни случилось, эти запахи всегда будут напоминать ей о Харпере и его доме.

 Хейли догнала дочку, постучалась и отступила в сторону. Лили осталась одна в круге теплого желтого света и захлопала ладошками по двери.

 Когда она открылась, малышка радостно взвизгнула и произнесла что-то похожее на «привет».

 —Вы только посмотрите, что я нашел у своей двери!

 Лили вскинула ручки, Харпер наклонился, подхватил ее, и девочка весело, правда неразборчиво, залепетала.

 —Да что ты говоришь? Просто решила заглянуть и поздороваться? Может, зайдешь и сьешь печеньице? Но сначала давай-ка поищем твою мамочку.

 —Она здесь, — Хейли рассмеялась и шагнула к двери. — Прости, но смотреть на вас было так приятно! Ты же знаешь, Лили не может пройти мимо, не повидав тебя, вот я и подумала, что постучу, а дальше пусть она сама справляется.

 Хейли потянулась к дочке, но, как обычно в присутствии Харпера, Лили затрясла головкой и прижалась к своему любимому мужчине.

 —Я упомянул о печенье. Заходи, и я дам ей обещанное.

 —Ты не занят?

 —Нет. Как раз думал выпить пива и просмотреть кое-какие документы. С удовольствием отложу бумажную работу.

 Харпер понес Лили через гостиную на кухню.

 —Я всегда с удовольствием прихожу сюда. — Хейли обвела взглядом помещение. — Для одинокого парня традиционной сексуальной ориентации ты дьявольски аккуратен.

 —Наверное, потому, что долго жил с мамой, она и приучила, — посадив Лили на бедро, Харпер открыл шкафчик и достал коробку крекеров в форме фигурок животных, которые держал специально для таких случаев. — Ой, откуда это у меня?

 Он открыл коробку, протянул малышке, и та запустила в нее ручку.

 —Хочешь пива?

 —Не откажусь. После работы я заскочила к Стелле. Там уже были готовы гамбургеры, но вино я пить не стала. Мне же предстояло вести машину...

 Харпер протянул ей пиво, взял бутылку и себе.

 —Как дела?

 Хейли не ответила, и он посмотрел ей прямо в глаза.

 —Я слышал о твоем приключении. В конце концов, мы все в это втянуты, так что от слухов никуда не денешься.

 —Не очень приятно, когда обсуждают твои эротические сны.

 —Это совсем другое. И потом, в хорошем эротическом сне нет ничего дурного.

 —Тем не менее я предпочла бы, чтобы следующий был моим собственным. — Не сводя глаз с Харпера, Хейли глотнула пива. — Знаешь, ты немного похож на него.

 —Прости, не понял.

 —Ты похож на Реджинальда. Сходство особенно заметно теперь, когда я видела его в... скажем, более интимной ситуации. Не сравнить со старой фотографией. У тебя такие же темные волосы и глаза, тот же овал лица... форма губ. Но сложен он хуже, чем ты.

 —А... понятно... — Харпер сделал большой глоток.

 —Он был стройным, но каким-то изнеженным. Ладони такие мягкие... И Реджинальд в том сне старше тебя. Немного седины в волосах и жесткость в линии рта, во взгляде. Но все равно он очень красивый, очень мужественный.

 Хейли достала из сумки герметичную чашечку Лили и музыкальный кубик. Уловка удалась. Девочку удалось без споров забрать у Харпера и посадить на пол.

 —У тебя плечи шире и ничего лишнего здесь, — Хейли ткнула себя в живот.

 —Ясно.

 Играя с кубиком, Лили переключила его с «Этого старичка» на «Бинго».

 —Я все это заметила, поскольку мы оба были обнаженные:

 —Ага...

 —Я так хорошо разглядела, в чем ваше сходство и различие, потому, что, когда начала фантазировать... ну моя собственная часть... В общем, это было с тобой.

 —Было... что?

 Хейли решила, что он немного шокирован, но больше смущен, и ринулась напролом.

 —Началось с тебя, что-то вроде этого.

 Она обвила рукой его шею, встала на цыпочки, замерла, смакуя момент, когда губы замирают, не соприкоснувшись, дыхание перехватывает, а сердце спотыкается.

 Волосы Харпера, мягкие, шелковистые, как она и представляла, приятно защекотали тыльную сторону ее ладони... А каким удовольствием было прижиматься к его телу!

 Хейли сократила расстояние и поцеловала его.

 Харпер окаменел. Весь, кроме сердца, бешено забившегося рядом с ее сердцем. Затем она почувствовала его руку на своей спине, почувствовала, как пальцы Харпера собрали в кулак ее блузку.

 Музыкальный кубик Лили разразился ликующим грохотом.

 Хейли с трудом отстранилась. «Не спешить!» — напомнила она себе. Хотя в животе все дрожало, она — старательно избегая напряженного взгляда темных глаз — глотнула пива.

 —Итак, что ты думаешь?

 Он поднял руку... опустил.

 —Кажется, я потерял способность соображать.

 —Дай мне знать, когда эта способность к тебе вернется.

 Хейли отвернулась, чтобы собрать дочкины вещи.

 —Хейли... — Харпер схватил ее за пояс джинсов и дернул. — Не-а.

 Сердце подпрыгнуло. Радостно. Она оглянулась через плечо.

 —И что это значит?

 —Самый короткий способ сказать, что ты не можешь прийти сюда, поцеловать меня и уйти. Вопрос. Ты хотела наглядно продемонстрировать, что случилось с Амелией, или это что-то другое?

 —Мне было интересно, что я почувствую, и я решила выяснить.

 —Ладно. — Харпер развернул ее, прижал к столу, предварительно посмотрев вниз и убедившись, что ребенок все еще занят.

 Он положил руки на бедра Хейли и поцеловал ее уже не так безобидно, как она его. Его ладони заскользили вверх, оставляя за собой покалывающие следы... и, наконец оторвавшись от нее, он провел большим пальцем по ее дрожащим губам.

 —Мне тоже было интересно. Так что, полагаю, теперь мы оба знаем.

 —Похоже на то, — еле выдавила Хейли.

 Лили забросила игрушку и потянула Харпера за штанину. Он наклонился, поднял девочку и усадил ее на бедро.

 —Кажется, ситуация осложнилась.

 —Да, очень. Нам нельзя спешить... Надо все продумать.

 —Разумеется. Или пошлем все к черту, и я попозже приду в твою комнату.

 —Я... я хочу сказать «да». В голове крутится только «да», — выпалила Хейли. — Не знаю только, почему это так трудно сказать. Я ведь этого хочу.

 —Но... Я понимаю, есть «но»... — Харпер кивнул. — Хорошо. Не будем спешить. Чтобы удостовериться.

 —Удостовериться, — повторила Хейли, быстро собирая вещи Лили. — Я должна уйти, пока не забыла, что не надо спешить, что нужно удостовериться. Господи, ну и здорово же ты целуешься... Мне пора готовить Лили ко сну. Харпер, я не хочу наделать ошибок. Я так не хочу все испортить!

 —Мы не испортим.

 —Нам нельзя испортить! — Хейли еле оторвала от Харпера жалобно захныкавшую Лили. — Увидимся на работе.

 —Конечно. Я могу проводить вас.

 —Нет. — Хейли бросилась к двери, с трудом удерживая извивающуюся и плачущую дочку, а тут еще сумка соскользнула с плеча и повисла на руке. — Не волнуйся. Она успокоится.

 Плач перерос в полноценную истерику с дергающимися ножками, выгнувшейся дугой спинкой и пронзительными криками.

 —Бога ради, Лили! Ты увидишься с ним завтра. Он же не уходит на войну.

 Бесполезные увещевания. Милый добродушный ребенок превратился в исчадие ада. Очаровательное личико раскраснелось, твердые туфельки заколотили Хейли по бедру и животу, наверняка оставляя синяки.

 —Знаешь, я тоже хотела бы остаться, — слишком резко от огорчения сказала Хейли. — Но мы не можем этого сделать. Тебе придется смириться.

 К вечеру жара не спала, и Хейли еле тащила извивающиеся, орущие двадцать фунтов[8] ярости. Пот стекал на глаза, затуманивал зрение... На мгновение Хейли показалось, что величественный старый особняк колышется в воздухе, как мираж, уплывающий все дальше и дальше.

 Недостижимая иллюзия. Недостижимая для нее. Ей не место в этом доме. Лучше, умнее, легче собрать вещи и уехать. Этот дом и Харпер не для нее, и пока она здесь остается, она сама иллюзия.

 —Ну-ну, что у нас тут случилось?

 В колеблющихся душных сумерках Хейли различила Роз. Зрение сфокусировалось так резко, что ее затошнило, и она покачнулась. Вопящая Лили оттолкнулась от нее и бросилась в руки Розалинд.

 —Она злится на меня, — прошептала Хейли, еле сдерживая слезы, когда Лили обняла Роз за шею и зарыдала, уткнувшись в ее плечо.

 —Не в последний раз. — Покачивая Лили, растирая ее спинку, Роз вгляделась в лицо Хейли. — Что ее расстроило?

 —Мы были у Харпера. Она хотела остаться с ним.

 —Тяжело покидать любимого парня.

 —Ее надо искупать и уложить. Давно пора. Простите, что побеспокоили вас. Она так кричала, что, наверное, вздрагивали и в Мемфисе.

 —Вы меня не побеспокоили. Лили не первый ребенок в истерике на моей памяти и не последний.

 —Я отнесу ее наверх.

 —Я сама, — Роз понесла девочку вверх по лестнице. — Вы измучили друг друга. Так и случается, когда дети хотят одного, а мамочки знают, что им нужно совсем другое. Ребенку кажется, что наступил конец его света, а ты страдаешь от чувства вины, думая, что подвела его.

 Хейли ожесточенно стерла скатившуюся слезу.

 —Я ненавижу подводить ее.

 —Как ты можешь ее подвести, делая то, что лучше для нее? Она просто устала и вспотела. — Роз открыла дверь в детскую, включила свет. — Мы ее сейчас искупаем, наденем рубашечку, поболтаем перед сном. Иди наполни ванну.

 —Не беспокойтесь, я все сделаю сама...

 —Милая, учись делиться.

 Розалинд унесла притихшую Лили, и Хейли пошла в ванную комнату, включила воду, добавила детскую пенку, в которой так любила плескаться дочка, побросала в воду резиновых лягушек и утку. И поймала себя на том, что глотает слезы.

 —У меня голенькая малышка, — услышала она воркующий голос Роз. — Голенькая-голенькая... Какой у нас милый животик, так и хочется его пощекотать.

 От дочкиного смеха слезы хлынули из глаз Хейли, и она едва успела стереть их до того, как вошла Роз.

 —Почему бы тебе самой не принять душ где-нибудь в другой ванной комнате? Ты тоже взмокла и перенервничала. А мы с Лили повеселимся здесь.

 —Я не хочу перекладывать на вас свои обязанности.

 —Ты живешь здесь достаточно долго, чтобы знать: я не предлагаю ничего, что не хотела бы сделать. Иди. Прими душ, успокойся.

 —Ладно.

 Боясь снова разреветься, Хейли вылетела из ванной комнаты.

 

 Вскоре она вернулась — чистая, более собранная, но почти такая же взвинченная. Роз как раз натягивала на сонную Лили хлопковую ночную рубашку. Пахло детской присыпкой и душистым мылом. От бурной истерики не осталось и воспоминаний.

 —Твоя мамочка пришла поцеловать тебя на ночь, — Розалинд подняла Лили, и та протянула ручки к Хейли. — Как уложишь ее, приходи в гостиную.

 —Хорошо, — Хейли прижала к себе дочку, вдохнула аромат ее волос, кожи и наконец успокоилась. — Спасибо, Роз... Мамочке так жаль, малышка. Если бы могла, я подарила бы тебе весь мир. Весь огромный-огромный мир и серебряную шкатулочку для него, — тихо шептала Хейли, опуская Лили в кроватку и укладывая рядом с дочкой любимую плюшевую собачку. Затем, оставив включенным ночник, она выскользнула из детской и прошла в гостиную.

 —Я принесла нам воду из твоих запасов. — Розалинд протянула Хейли бутылку. — Угадала?

 —Идеально. Ох, Роз... Я чувствую себя идиоткой. Не знаю, что бы я без вас делала.

 —Отлично справлялась бы, но со мной лучше... с кем угодно лучше. — Розалинд села на диван и вытянула босые ноги. Сегодня ее ноготки были ярко-розовыми, как леденцы. — Если будешь так убиваться из-за каждой детской истерики, к тридцати годам погрузишься в хроническую депрессию.

 —Я же знала, что она устала. Я должна была сразy принести ее домой, а не тащить к Харперу.

 —И держу пари, она наслаждалась этим визитом так же, как и он, а сейчас мирно спит в своей кроватке, будто и не было никакой истерики.

 —И я не ужасная мать?

 —О чем ты? Твоя дочка здорова, счастлива и любима. А еще она знает, чего хочет — когда действительно этого хочет, — и, на мой взгляд, это говорит о сильном характере. У Лили есть право вспылить, как и у любого другого, верно?

 —Ну конечно. Боже, что со мной творится? — Хейли отставила бутылку, даже не отвинтив крышечку. — То я нервничаю и злюсь, а через минуту уже на седьмом небе. Такие перепады настроения, будто я снова беременная, но это невозможно, если только в скором времени не ожидается второе пришествие Христа.

 —Ответ на поверхности. Ты молодая здоровая женщина. И неудовлетворенная. Секс — важная часть жизни.

 —Возможно, только в моем положении нелегко — и небезопасно — на него решиться.

 —И это я понимаю. Ты ведь знаешь, что, если захочешь встречаться с кем-то, здесь полно нянек, которые охотно посидят с Лили.

 —Знаю...

 —Между прочим, я думаю, что секс может быть одним из ключей к разгадке тайны Амелии.

 —Простите, Роз, ради общего дела я готова на многое, но заниматься сексом с Амелией не стану. Привидение, женщина, психопатка. Целых три веские причины.

 —Молодчина! — рассмеялась Роз. — Мы с Митчем обсуждали твой ночной инцидент и несколько развили наши теории. Амелия пользовалась своим телом, чтобы получить все, чего хотела от жизни. Тело было ее товаром, и мы сошлись на том, что она стала любовницей Реджинальда по расчету.

 —Ну... Может, она его любила! Амелия. Может, он ее соблазнил, но она его любила. Мы же судим о ней только по дневникам Беатрис, а Беатрис никак нельзя назвать объективным источником.

 —Хорошее возражение. Да, такая вероятность есть. — Роз задумалась, отпила воды. — Но каждый раз мы возвращаемся к сексу. Даже если она любила, а Реджинальд пользовался ею для удовольствия и достижения своих целей — она должна была зачать ребенка мужского пола, наследника, — все опять сводится к сексу. И мы вправе предположить, что отношение Амелии к сексу было весьма нездоровым.

 —Согласна.

 —Теперь собственно о призраке. В доме много лет не было никаких происшествий. До тех пор, пока мы не стали жить здесь втроем. Стелла слышит и видит Амелию — ничего нового, поскольку замешаны дети. Но когда между Логаном и Стеллой не только вспыхнули чувства, но и дошло до секса, Амелия злилась все сильнее и все более бурно выражала свою ярость. Переходим ко мне и Митчу. Новый сексуальный контакт, и еще больше насилия. Теперь ты.

 —Я не занимаюсь сексом.

 «Пока не занимаюсь, — мысленно добавила Хейли. — О боже!»

 —Но ты о нем думаешь. Ты рассматриваешь такую возможность. Как прежде Стелла. Как я.

 —Вы полагаете, что Амелию притягивает сексуальная энергия... Следовательно, нас ожидает усиление насилия.

 —Я полагаю, что это возможно, особенно если сексуальная энергия связана с искренней привязанностью. С любовью.

 —И если у меня с кем-то будет связь... эмоциональная, сексуальная, она может ему навредить. Или Лили. Она может...

 —Погоди! — Роз накрыла ладонью руку Хейли. — Амелия никогда не обижала детей. Ни разу за все эти годы. У нас нет абсолютно никаких причин думать, что она может причинить вред Лили. Другое дело ты.

 —Она может навредить мне... или попытаться. Понимаю, — Хейли судорожно вздохнула. — Значит, я должна принять меры, чтобы она не сделала ничего плохого и другим. Вам или Митчу, Дэвиду, любому из нас. И если мне кто-то небезразличен, если я его хочу, он оказывается самой вероятной целью, не так ли?

 —Возможно. Но я знаю, что нельзя жить с оглядкой. Ты имеешь право на свою жизнь. Хейли, я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной оставаться здесь и продолжать работать в питомнике.

 —Вы хотите, чтобы я уехала?

 —Ни в коем случае! — Роз крепче сжала ее руку. — По чисто эгоистическим соображениям. Видит бог, ты дочь, которой у меня никогда не было, а малышка, что спит сейчас в детской, одна из величайших радостей моей жизни. Именно потому, что вы так много значите для меня, я предлагаю тебе уехать.

 Хейли глубоко вздохнула, поднялась и подошла к окну. Посмотрела на летние сады, вызывающе яркие в сумеречной дымке. Представила за ними каретный сарай с освещенным крыльцом.

 —Моя мама нас бросила. Мы с папой не смогли ее удержать. Она нас не любила. Когда папа умер, я даже не знала, как сообщить ей. Она никогда не увидит свою внучку. Это, наверное, плохо для нее, но не для Лили. У Лили есть вы. У меня есть вы. Я уеду, если вы скажете. Я найду другой дом, другую работу. И буду держаться подальше от Харпер-хауса столько, сколько нужно. Но сначала вы должны мне кое-что сказать... Я знаю, что вы скажете правду. Вы никогда не лжете.

 —Спрашивай.

 Хейли обернулась и посмотрела Роз в глаза.

 —Если бы вы оказались на моем месте и вам пришлось решать, покинуть ли тех, кого вы любите — особенно если вы в силах помочь, — оставить дом, который вы любите, работу, которую вы любите... если бы вам пришлось это решать только потому, что что-то может случиться, что у вас могут возникнуть неприятности, трудности... Что бы вы сделали, Роз?

 Розалинд тоже поднялась.

 —Полагаю, ты остаешься.

 —Полагаю, да.

 —Дэвид испек пирог с персиками.

 —Ура!

 Роз протянула руку:

 —Пошли. Возьмем грех на душу, съедим по огромному куску, и я расскажу тебе о цветочном магазине, который хочу открыть в будущем году.

 

 Харпер покопался в холодильнике среди остатков и обнаружил жареного цыпленка. Слава Дэвиду! Перекусывая, он думал о Хейли.

 Она изменила расстановку сил на игровом поле, а он никак не мог решить, что делать с пойманным мячом. Последние полтора года он старательно подавлял свои чувства и предполагал, основываясь на поведении Хейли — черт побери, его внутренний радар за все это время не уловил ни малейшего иного сигнала, — что она считает его просто другом. Даже, помоги ему небо, почти братом.

 Он старательно играл свою роль и продолжал бы делать это дальше, как вдруг Хейли впорхнула и... что это было? Флирт? Соблазнение? Она поцеловала его так, что у него чуть мозги не взорвались... Под детскую песенку. Как она называется? «Бинго»! Теперь эта смешная песенка всегда будет возбуждать его.

 Что же делать? Пригласить Хейли на свидание? Он мастер приглашать женщин на свидания. В этом нет ничего особенного, это нормально. Однако о какой нормальности речь после того, как он убедил себя, что Хейли не интересуется им как мужчиной, а значит, и он не должен думать о ней как о женщине?

 К тому же они вместе работают, она живет в главном доме бок о бок с его матерью. И нельзя забывать о Лили. Его сердце кровоточило, когда Хейли уносила рвущуюся к нему с плачем малышку. Что будет, если он и Хейли сойдутся, а потом все разладится? Как это отразится на Лили?

 Пожалуй, для начала нужно убедиться, что девочка не пострадает, вот и все. Нужно проявить осторожность, не торопиться.

 Следовательно, необходимо в зародыше задавить забрезжившую на задворках сознания мысль о том, чтобы ночью пробраться в комнату Хейли, и будь что будет.

 Харпер навел порядок на кухне — это давно вошло у него в привычку — и поднялся на второй этаж, где размещались его спальня, ванная комната и крохотная комнатка, которой он пользовался как кабинетом. С час он занимался документами, усилием воли возвращаясь к работе каждый раз, как мысли переключались на Хейли, затем нашел спортивный канал, выбрал книжку и, читая, изредка поглядывал на экран — обычные его развлечения в последнее время. Часов в восемь, когда «Бостон» отставал на два очка, а раннер[9] «Янки» добрался до второй базы, Харпер задремал.

 Ему снилось, что он и Хейли занимаются любовью в Фенуэй-парке[10], голыми катаются по зеленой граве, а вокруг кипит игра. Даже когда длинные ноги Хейли обвивали его, когда, глядя в ее фантастические глаза, он погружался в нее, он откуда-то знал, что отбивающий пропустил два мяча и отбил три.

 Дремоту прорезал победный удар биты по мячу. Харпер успел подумать, что он пришелся явно за пределы поля, резко сел и затряс головой, чтобы прогнать остатки сна.

 Боже милостивый! Он потер ладонями лицо. Сверхъестественно переплелись два его любимых занятия. Спорт и секс. Посмеиваясь над собой, он хотел было отбросить книгу, но внизу снова грохнуло, будто выстрелили из револьвера. Сна как не бывало.

 Харпер вскочил на ноги, схватил знаменитую бейсбольную биту фирмы «Луисвилл Слаггер», подаренную ему на двенадцатый день рождения, и вылетел из комнаты.

 Первое, что пришло в голову: Брайс Кларк, бывший муж матери, вышел из тюрьмы и вернулся отомстить. «Ну, мерзавец пожалеет об этом», — мрачно подумал Харпер, крепче сжимая биту и бегом спускаясь по лестнице под несмолкающий грохот. Кровь кипела и мешала задуматься о последствиях.

 Он хлопнул ладонью по кухонному выключателю, успел увидеть летящую в лоб тарелку и инстинктивно пригнулся. Тарелка ударилась о дверной косяк и разлетелась дождем осколков.

 И тут же все стихло.

 Кухня, которую он тщательно прибрал пару часов назад, представляла собой ужасное зрелище. Она как будто подверглась нападению банды вандалов. Пол был усеян осколками посуды, разбитыми бутылками, из которых еще лилось пиво. Распахнутый холодильник зиял пустотой. Все его содержимое также валялось на полу. Шкафчики и стены были измазаны омерзительной смесью, похоже, кетчупа и горчицы.

 Ни единой живой души, кроме него самого. Ни движения, ни звука. Только облачко пара его собственного дыхания, растворяющееся в холодном воздухе.

 —Стерва. Ах ты, стерва!

 Харпер провел пятерней по волосам. Не Кларк. Амелия.

 На противоположной стене кетчупом — во всяком случае, он понадеялся, что кетчупом, а не кровью, как казалось, — было выведено послание:

 Я не успокоюсь.

 Харпер обвел взглядом разгромленную кухню и заорал:

 —Я тоже!