Луна над Каролиной

 Она не могла войти туда. И не могла заставить себя уйти.

 Помощник шерифа скептически воспринял звонок, но все-таки приехал. Поправив портупею и сняв фуражку, он постучал в дверь. Тори могла бы ему заранее сказать, что Шерри не ответит, но он бы не стал слушать.

 Когда через две минуты он вышел из дома, на лице его уже не было прежней раздраженно-недоверчивой усмешки. Машина завертелась. Когда прибыл Карл Расс, место действия было уже оцеплено желтой лентой.

 Тори сидела на земле и ждала.

 — Я позвонила Уэйду, — и Фэйф села рядом. — Он должен дождаться Максин, чтобы она присмотрела за Монго, но он приедет.

 — Ему здесь нечего делать.

 — Нам всем здесь делать нечего… А как ты узнала, что она мертва?

 — Я поняла, что это смерть, когда подошла к двери. У смерти темная аура. Особенно у насильственной смерти. И он тоже оставил какой-то след. Может быть, сгусток безумия. Это все тот же убийца. Я-то думала, что следующей буду я, не представляла, что Шерри.

 — Ты хочешь сказать, что тот, кто сделал такое с Шерри, убил Хоуп? Спустя столько лет? — И Фэйф прижала щенка к груди.

 — Нет, точно сказать не могу.

 Уэйд окликнул Фэйф, и та тут же вскочила. Тори смотрела, как они обнялись и застыли, забыв обо всем. «Он любит ее, — подумала Тори. — Она для него — центр вселенной».

 — Ты в порядке? — И он обхватил ладонями лицо Фэйф.

 — Наверное, мне лучше присесть.

 — Садись сюда. — Уэйд бережно опустил ее на траву, встал на колени и, держа Фэйф за руку, внимательно посмотрел на Тори. — Почему бы вам обеим не поехать сейчас со мной? Вам не стоит здесь оставаться.

 — Я не могу, — покачала головой Тори, — но ты должен взять с собой Фэйф.

 — Значит, ты все увидишь до конца, а я нет? — возразила Фэйф.

 — Но это же не соревнования.

 — Между нами с тобой? Так было всегда. А вот и Дуайт.

 Слухи разносились по Прогрессу молниеносно, уже стали собираться любопытные. Тори тупо смотрела, как Дуайт прошел сквозь толпу и сразу вошел в дом.

 — Может, ты поговоришь с ним, Уэйд? — Фэйф махнула в сторону двери. — Может, он что-нибудь расскажет.

 Уэйд дотронулся до коленки Тори.

 — Хорошо. Кейд едет сюда.

 — Зачем?

 — Я ему позвонил. Жди его здесь.

 — В этом нет никакой необходимости, — сказала Тори вслед Уэйду.

 — Заткнись. — И Фэйф стала искать в сумке резиновую косточку для Королевы. — Ты не более железная, чем я. Нам приходится опираться на мужчину.

 — Я не собираюсь опираться на Кейда, — возразила Тори.

 — О ради бога! Если он достаточно хорош, чтобы спать с ним, он достаточно надежен, чтобы держаться за него в такое время. Ой… здесь Билли Клэмпетт. Однажды, тысячу лет назад, я была в очень гадком настроении и очень пьяна и переспала с ним. По счастью, я вовремя очухалась, но он все время пытается напомнить мне о себе.

 Тори смотрела, как Билли не спеша приближается к ним. Большие пальцы в карманах, остальные выстукивают дробь по обе стороны ширинки.

 — Чтобы переспать, надо выпить не меньше бочки.

 — Ну наконец-то мы пришли к согласию. Здравствуй, Билли.

 — Привет, леди, — и он присел рядом на корточки. — Слышал, что здесь происходит кутерьма. Какая-то девушка покончила с собой.

 — Какое легкомыслие с ее стороны.

 Фэйф не отвернулась, она не доставит ему такого удовольствия, хотя от Билли разило пивом, как из бочки.

 — Слышал, что ее звали Шерри Беллоуз. Все бегала по городу с такой лохматой собакой. Ходила в шортиках и майках с большим вырезом. Демонстрировала, так сказать, свои товарные данные… Продал ей рассаду однолетников пару недель назад. Она держалась очень по-дружески, если вы понимаете, что я хочу сказать.

 — Скажи, Билли, ты специально тренируешься, чтобы быть таким мерзким, или это у тебя врожденное?

 До него не сразу дошел смысл вопроса, но, когда дошел, ухмылка стала кислой. Он чиркнул спичкой и раскурил сигарету.

 — Что это, мисс, ты вдруг стала такая заносчивая?

 — Ничего не вдруг. Я всегда была такая, правда, Тори?

 — Другой я тебя не знала. Это у тебя как родимое пятно.

 — Точно, — и Фэйф вынула свою сигарету. — Мы, Лэвеллы, — начала она, хладнокровно закурив и выдохнув дым прямо в лицо Билли, — самой своей судьбой предназначены быть людьми высокого положения. Это как штамп нашей ДНК.

 — Ну, ты была не очень-то заносчивая в ту ночь, когда я щупал твои титьки, — хмыкнул Билли. — С тех пор, как они у тебя выросли, ты всегда была шлюшкой, и тебе надо вести себя поосторожнее, — и он значительно посмотрел на дверь Шерри. — Шлюшки кончают таким вот образом.

 — А я тебя вспомнила, — сказала тихо Тори, — ты часто привязывал бенгальский огонь к хвостам кошек и зажигал его, а потом шел домой и занимался онанизмом.

 Билли отшатнулся. В глазах его промелькнул испуг.

 — А тебе вообще здесь нечего делать. Нам такие, как ты, не требуются.

 Он бы и кончил на этом, он здорово испугался, но Королева решила, что его штанина интереснее искусственной косточки, и Билли с силой ее отшвырнул. С гневным воплем Фэйф вскочила и нагнулась за визжащим щенком.

 — Ах ты, желтопузый пьяница. Неудивительно, что твоя жена поглядывает по сторонам. Свой-то хвост приходится кулаком подпирать.

 Он набычился и двинулся на Фэйф. Потом Тори никак не могла понять, как это произошло, но ее кулак угодил ему прямо в глаз. От боли и неожиданности Билли приземлился на зад, потом вскочил.

 — Ах ты, сука!

 Тори ощутила, как вся злость и отвращение вдруг слились внутри в жаркий комок. Она уже хотела ударить, но в это время рядом раздался голос Кейда:

 — Давай подерись со мной.

 Схватив Билли за шиворот, Кейд поставил его на ноги.

 — Не лезьте! — крикнул он подбежавшим мужчинам, которые хотели их разнять. — Давай, Билли. Посмотрим, как ты управишься со мной, а не с женщиной вполовину тебя ниже.

 — Ну ты сейчас получишь, — с усмешкой ответил Билли. Ему во что бы то ни стало надо было восстановить свою репутацию в глазах зевак, что он и собирался сделать, расквасив физиономию одному из этих Лэвеллов. — А когда я с тобой покончу, то развлекусь с твоей шлюхой-сестрой и твоей подстилкой.

 Потребовался только один мощный удар и вдобавок молниеносный и жесткий пинок в пах, и Билли рухнул. Нагнувшись к поверженному врагу, Кейд прошептал:

 — Если ты хоть пальцем когда-нибудь тронешь мою сестру или мою женщину, или заговоришь с ними, или хотя бы посмотришь в их сторону, я замотаю твои причиндалы вокруг твоей глотки и удавлю тебя ими.

 И он направился к Тори, даже не оглянувшись.

 — Вам здесь обеим не место.

 Тори словно онемела. Ей еще не приходилось видеть, чтобы ярость так быстро улеглась. «Почти элегантно, — подумала она. — Он уложил мерзавца на обе лопатки и даже не вспотел, и голос у него мягкий. А взгляд ледяной».

 — Поедем со мной.

 — Я должна остаться.

 — Нет, не должна.

 — Извините, но ей действительно придется остаться.

 К ним подошел Карл Расс и взглянул на все еще распростертого Билли.

 — А здесь что происходит?

 — Билли Клэмпетт делал всякие оскорбительные замечания. — В одно мгновение слезы навернулись на глаза Фэйф, и они стали похожи на голубые колокольчики, омытые росой. — Он… я даже выговорить не могу, но он допустил оскорбления насчет меня и Тори и потом… — Она шмыгнула носом. — …Он ударил мою малышку Королеву, а когда Тори хотела его остановить… Ну, если бы Кейд не подоспел, не знаю, чем бы все это кончилось. — Она повернулась к Тори и прорыдала: — Ты бы с ним, с этим жирным котом, не справилась.

 Карл усмехнулся. После того, что он видел в доме, эта маленькая комедия его немного развеселила.

 — Все было так? — спросил он Кейда.

 — Более или менее.

 — Надо его отвезти в участок, чтобы немного поостыл. А мне надо поговорить с Тори и Фэйф тоже. В участке.

 — Шеф, — присоединился к ним Уэйд, небрежно перешагнув через Билли, — моя приемная ближе. И леди там будет удобнее.

 — Ну что ж, для начала сойдет. Мой помощник их туда проводит. А вас с Кейдом я бы просил оказать любезность, уговорить этих людей разойтись.

 — Но мы и сами можем туда добраться, — возразила Фэйф.

 — Нет, мисс Фэйф. Вас проводит мой человек.

 — Господи, ну как такое может случиться в самом центре города? — И подошедший Дуайт потер затылок.

 Он выпроводил любопытствующих из дома, и теперь в надвигающейся темноте мэр стоял со своими давними друзьями на тихой лужайке возле дома, где поселилась смерть.

 — Ты знаешь, как это случилось? — спросил Уэйд.

 — Не больше других. Такое впечатление, что кто-то забрался к ней вчера. Может быть, с целью ограбления. Да только вряд ли у нее было что брать.

 — Но как же они прошли мимо собаки?

 — Собака? — Дуайт недоумевающе вздернул бровь. — Вот не знаю. Может быть, это был знакомый ей человек. Может, они поссорились и дело зашло так далеко. Она была в спальне, — вздохнул он. — Вот и все, что я знаю. Из обрывков разговора понял, что ее изнасиловали. Господи, Уэйд, а мы с тобой как раз о ней говорили позавчера, помнишь? Я столкнулся с ней в дверях твоей приемной.

 — Да, помню.

 И он вспомнил, как Шерри все время возбужденно болтала, пока он осматривал Монго, и открыто флиртовала.

 — И еще поговаривают насчет Тори Боден. Всякие, знаешь, намеки. Как бы чего не случилось. — И он вздохнул. — Я хочу, чтобы вы об этом знали. И я ужасно беспокоюсь о Лисси. Черт возьми, случается же такое среди бела дня.

 — Завтра наши сограждане опустошат оружейные лавки. И поставят новые замки, — заметил Кейд.

 — Постараюсь успокоить людей. Надеюсь, что к завтрашнему дню Карл что-нибудь разузнает. А сейчас мне надо к Лисси. Она здорово, наверное, перепугалась.

 — Я только вчера с ней познакомилась.

 Тори сидела на диване в гостиной Уэйда, аккуратно сложив руки на коленях. С полицией надо говорить спокойно и давать ясные ответы на вопросы. Они всегда стараются выведать больше, чем ты хочешь сказать. А потом еще насмехаются. И предают.

 — Вы встречались с ней лишь однажды. — Карл сделал пометки в блокноте. — А почему вы сегодня оказались у ее дома?

 — Она просила меня принять ее на работу в магазин.

 — Неужели? А я думал, что у нее уже есть место. Учительницы в средней школе.

 — Да, но пока у нее неполная нагрузка до осени, и она хотела в свободное время подрабатывать.

 — Понятно. И вы ее наняли? Не знал, что вы уже нанимаете помощников.

 — До ее прихода я конкретно об этом не думала. Однако она меня почти убедила. Сегодня утром я проверила ее рекомендации, а потом ей позвонила. Оставила на автоответчике сообщение.

 — Ага.

 Он уже прослушал это сообщение и звонки из приемной Уэйда, от соседки сверху и Лисси Фрэзир. Шерри Беллоуз была общительная леди.

 — И тогда вы решили сами к ней зайти.

 — После работы мне захотелось погулять, и я решила пройти через парк и обговорить с ней детали.

 — И вы пошли к ней вместе с Фэйф Лэвелл?

 — Нет, я пошла одна. Я встретила Фэйф у дома, у черного хода. Она сказала, что с псом Шерри случилось несчастье и Уэйд оказал ему срочную помощь. Фэйф зашла по просьбе Уэйда, потому что он не мог дозвониться до Шерри.

 — Значит, вы пришли одновременно.

 — Да, более или менее. Примерно в шесть тридцать. Я ушла из магазина в десять или пятнадцать минут седьмого.

 — И когда мисс Беллоуз не ответила на стук, вы решили взглянуть, в чем дело.

 — Нет, ни я, ни Фэйф в дом не вошли.

 — Но вы увидели нечто, что вас встревожило.

 Она молчала.

 — Вас что-то так встревожило, что вы вызвали полицию.

 — Она не позвонила мне в ответ, хотя очень добивалась работы. Она не позвонила Уэйду, хотя, судя по нашей единственной встрече, она обожала свою собаку. Занавески были опущены, дверь закрыта. Я вызвала полицию. Но мы с Фэйф внутрь не входили. Мы, ни она, ни я, ничего не видели. Поэтому мне нечего больше сказать.

 Он погрыз кончик карандаша.

 — Но вы пытались открыть дверь?

 — Нет.

 — Дверь не была заперта.

 Повисла тяжелая пауза. Карл достал жвачку и предложил Тори. Когда она покачала головой, он вынул пластинку, развернул и аккуратно сложил обертку.

 — Итак, — Карл сунул жвачку в рот, — вы двое приходите туда. Зная Фэйф Лэвелл, я могу предположить, что она хотя бы из любопытства, наверно, заглянула бы в дверь.

 — Нет, она не заглядывала.

 — Вы стучали? Звали?

 — Нет, мы… — И она замолчала.

 — Вы остановились и вызвали полицию. У вас, наверное, появилось предчувствие.

 — Возможно.

 — У некоторых людей в таких случаях появляется предчувствие. Или предвидения. У вас такое было восемнадцать лет назад, когда вы привели нас туда, где была Хоуп Лэвелл. У вас они повторялись и в Нью-Йорке. И многим это помогло.

 — То, что произошло в Нью-Йорке, не имеет никакого отношения к происходящему.

 — Но это имеет отношение к вам. Вы вернули домой шесть ребятишек. Благодаря вашим видениям.

 — Один не вернулся.

 — Но шесть вернулись.

 — Я ничего не могу добавить к тому, что уже сказала.

 — Да, очевидно, не можете. Но мне кажется, что и не хотите. Я был там, куда вы нас привели восемнадцать лет назад. И я был сегодня в том доме. И видел эту молодую женщину и то, что с ней сделали. И я вспомнил о Хоуп Лэвелл. Я как бы сразу был в двух местах. И видел сразу то и это. И вы тоже видели.

 — Но я не входила, — упрямо повторила Тори.

 — Но вы все видели.

 — Нет! Я не видела. Я это почувствовала. И ничего не могла поделать. Ничем помочь. Как не могла помочь Хоуп. Или другим. Я не хочу снова это пережить. Я рассказала вам обо всем, что мне известно. Неужели этого недостаточно?

 — Хорошо, хорошо, мисс Тори, успокойтесь, посидите здесь. А я спущусь вниз и поговорю с Фэйф.

 — Я бы предпочла уехать домой.

 — Да нет, посидите здесь, переведите дух. Мы скоро сами вас отвезем.

 Спускаясь вниз, он размышлял о ней и ее реакции на его вопросы. «Да, — решил он, — девушке этой живется трудно». И он ей сочувствует. Но он ее все равно использует в своих целях, если понадобится.

 У него тоже есть свои предчувствия. Они ему подсказывают, что у Тори Боден в руках ключ к разгадке.

 Он увидел Кейда, расхаживающего внизу около лестницы.

 — Вы можете к ней подняться. Думаю, ее нужно ободрить. А где ваша сестра?

 — Она в послеоперационной. С Уэйдом. Он осматривает собаку.

 — Какая жалость, что собаки не умеют говорить. Это Пайни его сбил, да?

 — Так говорят.

 — Да, очень жаль, что собаки не разговаривают.

 И он пошел в послеоперационную.

 Кейд застал Тори неподвижно сидящей на диване.

 — Надо мне было не мешать Фэйф войти. Она бы ее нашла, мы бы позвонили в полицию, и не было бы всех этих допросов.

 Кейд сел рядом.

 — А почему ты помешала?

 — Я не хотела, чтобы она увидела… И сама тоже не хотела. А теперь шеф Расс хочет, чтобы я вошла в транс и сообщила ему имя убийцы. Но, черт возьми, это же не театр.

 — Не сердись на него. Такая у него профессия. Но почему ты сердита на самое себя?

 — Я не сердита. С чего бы мне сердиться?

 Она взглянула вниз на их соединенные руки:

 — У тебя ободраны костяшки.

 — Рука чертовски болит.

 — Но никто бы не догадался, когда ты разделывался с Билли. Ты был так спокоен.

 Он поднес ее руку к губам.

 — Как представитель семейства Лэвелл я обязан сохранять чувство собственного достоинства.

 — Этот Билли отвратительный тип, и он постарается тебе отомстить, но ударит в спину, потому что боится тебя. Нет, это не очередное видение, а просто я знаю и понимаю психику таких людей.

 — Он меня не беспокоит. И ты тоже не беспокойся.

 Она встала:

 — Но я хочу беспокоиться. Это отвлекло бы меня от моих мыслей. Почему я чувствую себя виноватой?

 — Не знаю, Тори. И не понимаю, откуда это чувство вины.

 — Я едва была знакома с Шерри Беллоуз. Мне жаль, что такое с ней случилось, но я не хочу во все это вмешиваться.

 — Понимаю.

 — Ведь это ничего не изменит. Так в чем же дело? Зачем мне выставлять себя на посмешище? Что ты молчишь?

 — Я жду, когда ты передумаешь.

 — Ты считаешь, что очень умный, да? Ты думаешь, что так хорошо меня знаешь! Ты совершенно не знаешь меня. Я приехала сюда не для того, чтобы отомстить за погибшую подругу. Я приехала потому, что захотела вернуться домой и заняться своим бизнесом.

 — Правильно.

 — Не смей мне говорить «правильно» таким покладистым тоном, когда глаза твои говорят, что я вру.

 Он встал и подошел к Тори.

 — Я буду рядом с тобой.

 Она поглядела на него и обмякла в его объятиях.

 — Мы сойдем вниз, и ты скажешь шефу, что согласна. А я все время буду рядом.

 Она кивнула, хотя понимала, что после того, как он побывает в квартире Шерри, он может и не захотеть обнять ее снова. 

 — Вам что-нибудь требуется?

 Тори еще боролась с волнением, но встретила взгляд Карла прямо.

 — Что вы имеете в виду: магический кристалл или карты Таро?

 Он прошел вперед, как она просила, и открыл дверь внутреннего дворика изнутри. С этой стороны можно было войти почти незаметно, и убийца, видимо, об этом знал.

 — Вы вроде на меня обижаетесь. — Карл поскреб широкий лоб.

 — Вы меня насильно сюда привели. Это мне очень неприятно и, возможно, будет бесполезно для вас.

 — Мисс Тори, на столе в морге лежит тело молодой женщины. И завтра утром приезжают ее родственники. Это никому не может быть приятно.

 Он ведь хочет только, чтобы она мысленно представила себе картину убийства.

 — Вы, оказывается, более жестокий человек, чем я вас представляла раньше.

 — А вы — более жестокая женщина. И у нас обоих есть для этого основания.

 Тори открыла дверь и вошла. Она заговорила после долгого молчания. Надо было проникнуться атмосферой комнаты.

 — Она любила музыку, любила поговорить. Не любила одиночество. Она любила знакомиться с людьми. Она была очень счастлива в этой квартире.

 Тори помолчала, провела пальцами по рамкам фотографий, ручке кресла.

 — Большинство людей не любят слушать других, а она любила. И еще любила читать, — сказала Тори, подойдя к полке, забитой книгами.

 Она видела молодую хорошенькую женщину. Вот она переставляет книги на полке, выбирает одну, идет во внутренний дворик, садится в шезлонг, а у ее ног сопит во сне большая лохматая собака.

 Тори почувствовала вкус картофельных чипсов во рту и ощутила полное удовлетворение.

 …Собака бродит повсюду, забирается на диван, на кровать, и все в шерсти, поэтому приходится пылесосить каждый день. И чтобы заглушить шум, всегда можно включить музыку.

 Мистер Райс, сосед, жаловался, что музыка ему мешает. Но она испекла печенье, принесла ему и извинилась. В городе все такие приветливые. Хорошо здесь жить…

 Тори отвернулась от полки. Взгляд у нее был туманный, пустой, но она улыбалась.

 Сердце Кейда забилось, когда ее дымчатый взгляд скользнул по нему, не узнавая.

 Тори подошла к двери во внутренний дворик. Начинает смеркаться. Монго растянулся на цементном полу и слегка похрапывает.

 У нее большие планы. Столько всего надо успеть. Надо устроить вечеринку, пофлиртовать с этим замечательным ветеринаром и таким любезным Кейдом Лэвеллом. Господи, Прогресс, наверное, рассадник красивых мужчин. Надо бы, однако, что-нибудь приготовить поесть. И собаку надо покормить. И, может быть, выпить еще бокал вина…

 Она вошла в кухню, мурлыча под нос песенку Шерил Кроу. Салат. Большую миску. Потому что Монго тоже любит морковку. Где его миска? Она взялась за ручку ящика и отшатнулась, коротко вскрикнув.

 Кейд инстинктивно рванулся к Тори, но Карл схватил его за руку:

 — Не надо, не мешайте ей.

 — Он здесь, — задыхаясь, сказала Тори. И поднесла кулаки к шее. — Кто он — не видно. Только нож. У него есть нож. Он зажимает ей рот. Приставляет нож к горлу. Как страшно! И нет сил крикнуть.

 А голос у него тихий, спокойный. Что он сделал с Монго? Но все это нереально. Такого быть не может. Это сон. А нож такой острый. Он толкает ее в спину.

 Тори, спотыкаясь, просеменила в спальню.

 — Занавески опущены. Никто не увидит. Никто не придет на помощь… Он хочет, чтобы она шла в спальню…

 К горлу Тори подступает тошнота.

 — Не могу… Не могу… Не хочу это видеть…

 — Довольно! — И Кейд оттолкнул руку Карла. — Черт побери, довольно!..

 — Он бросает ее на кровать вниз лицом. Она сопротивляется, она борется. И он бьет ее. По основанию шеи. Как больно! Опять удар. Во рту кровь. Он завязывает ей руки за спиной. Больно и темно. Играет музыка. Он затыкает рот кляпом и опять бьет по голове. Потом разрезает платье. Нож царапает плечо. Но его руки, то, что он делает руками, еще хуже…

 Тори согнулась, обхватила живот и начала раскачиваться из стороны в сторону. Поскорее бы это кончилось…

 Она в изнеможении положила голову на край постели. В ушах гремит тысяча колоколов, и холодный липкий пот покрывает тело.

 Надо вернуться. Надо снова воплотиться в свое собственное тело.

 — Когда он кончил, он задушил ее. Потом разрезал веревку на руках. И взял ее с собой. Он не хотел оставлять ни малейшего следа. Но оставил… Я не могу больше здесь оставаться. Уведите меня. Уведите отсюда!

 — Все в порядке, — и Кейд поднял ее на руки, — все в порядке, детка.

 — Мне плохо. Я не могу здесь дышать.

 Она положила ему голову на плечо, и он вынес ее из комнаты.

 Тори молчала всю дорогу, ни разу не пошевелилась. Сидела бледная, как привидение, а ветер дул в окна машины, ей в лицо, развевая волосы.

 Кейд разозлился на Карла, когда тот сказал, что проводит их домой, но она сказала: «Пусть едет». И это были ее последние слова.

 Он затормозил у Дома на болоте, и она выскользнула из автомобиля быстрее, чем он успел подать ей руку.

 — Тебе не обязательно с ним говорить.

 — Нет, это нужно. А тебе оставаться у меня не надо.

 — Не глупи, — огрызнулся Кейд и стал ждать, когда подъедет Карл. — Долго вы еще собираетесь ее мучить? — набросился он на шефа полиции.

 — Я так и думал, что вы расстроитесь.

 — Расстроюсь? — И Кейд схватил полицейского за рубашку. — Вы ее доконали.

 — Возьмите себя в руки, Кейд. Мне совсем не хочется причинять вред Тори. Я постараюсь быть с ней как можно осторожнее. Я, наверное, всю жизнь буду помнить ее лицо, там, в доме.

 — Я тоже, — и Кейд отвернулся.

 Она заваривала травяной чай, надеясь, что он ее успокоит и руки перестанут дрожать. Когда мужчины вошли, она молча достала бутылку «Бурбона», поставила на стол и села.

 — Пожалуй, я выпил бы стаканчик. На службе не полагается, но у нас чрезвычайное положение.

 Кейд достал стаканы и налил в каждый двойную порцию.

 — Он вошел через черный ход, — начала Тори, — вы уже это знаете.

 — Я ценю ваши усилия, — ответил Карл. — И очень рассчитываю на вашу помощь.

 — Шерри была дома одна. Выпила два бокала вина. У нее было приподнятое настроение. Она была в кухне, когда он вошел. Он напал сзади…

 Голос у Тори был тусклый и монотонный. Она сделала глоток чаю.

 — Она его не видела, он все время был у нее за спиной. Он опустил занавески. Думаю, запер и дверь, но это не имело значения. Она не собиралась бежать, она слишком боялась ножа.

 И рассеянно Тори поднесла руку к горлу.

 — Он даже не слишком ее хотел. Она была заменой, просто ему подвернулась возможность удовлетворить потребность. Когда он ее насиловал, то представлял себе другую. Он ножом разрезал ее одежду, очень осторожно, но все-таки оцарапал ей спину и плечо.

 — Да, — кивнул Карл. — У нее две царапины и следы от веревки на запястьях. Но веревку мы так и не нашли.

 — Я же сказала, что он унес ее с собой. Он никогда не насиловал в доме. И его возбуждало, что он все это проделывает в постели. Когда он бил ее, то получал удовольствие. Ему нравится бить женщин. Ему нравится доказывать каждый раз, что он настоящий мужчина. Женщина только и живет, по его мнению, чтобы ее брали и господствовали над ней. И в то же время он очень осторожен. Он всегда использует презервативы. Как знать, с кем она спит. А он очень печется о своем здоровье.

 — Кто же он?

 — Я не вижу его лица. Я улавливаю только его мысли и чувства.

 — Он ее знал прежде?

 — Встречался. Видел ее, возможно, разговаривал. А собаке он дал снотворное. С гамбургером. Рискованно, однако риск его только возбуждает. Возможно, его кто-нибудь видел. Все прошлые случаи свидетелей не было.

 — Какие прошлые случаи? — насторожился Карл.

 — Первой была Хоуп. Потом последовали четыре других, о которых я знаю. За последние восемнадцать лет это случилось пять раз. Все убийства произошли в августе, все убитые — молодые блондинки. Все они того возраста, в котором была бы Хоуп, будь она жива. Шерри, наверное, была моложе, но он не ее хотел.

 — Серийный убийца? И в течение восемнадцати лет!

 — Можете сверить мои слова с данными ФБР. И он все еще продолжает убивать Хоуп в лице других женщин…

 Она встала, и чашка застучала на блюдце, так дрожали у нее руки.

 — Боюсь, что убийца — мой отец.

 — Но почему ты так решила? — спросил Кейд.

 — Когда он бил меня, то сексуально возбуждался. Он не прикасался ко мне в этом смысле, но, причиняя мне боль, он доставлял себе удовлетворение. Вспоминая тот вечер, думаю, что он знал о наших планах с Хоуп встретиться поздним вечером. Он вышел к обеду в прекрасном настроении, а это было редкостью. Он словно ждал, что я совершу какой-нибудь промах. И когда я его совершила, он так меня избил, что в ту ночь я не способна была куда-нибудь пойти.

 Когда он заявился в магазин, там как раз была Шерри. Она написала адрес и телефон, чтобы я могла сообщить ей о своем решении. Отец знал, что я никому не скажу о его приходе. И звонить в полицию тоже не стану. Но на ее счет у него такой уверенности быть не могло.

 — Вы думаете, что Ханнибал Боден убил Шерри Беллоуз потому, что она его видела?

 — Он мог использовать это как оправдание для убийства. И я знаю, что он способен убить. Извините. Я плохо себя чувствую.

 Она вышла из кухни и направилась в спальню. Собравшись с силами, Тори встала под горячий душ. Ей было холодно. Казалось, ничто в целом мире не сможет ее согреть. Затем, завернувшись в большое полотенце, она приняла сразу три таблетки аспирина и уже хотела лечь в постель, чтобы все позабыть во сне.

 У окна спальни стоял Кейд и смотрел в ночь, посеребренную луной.

 — А я думала, что ты ушел.

 — Ты лучше себя чувствуешь?

 — Да, я чувствую себя прекрасно.

 — Вряд ли.

 — Да, — она надела халат, — мне гораздо лучше. Спасибо. Ты можешь ехать. Теперь я сама со всем справлюсь.

 — Ты хочешь, чтобы я ушел? Хочешь отодвинуть меня на удобное расстояние. Удобное для кого? Для тебя? Меня?

 — Для нас обоих, я думаю…

 — И больше ты ничего не думаешь обо мне? О нас?

 — Я ужасно устала. И ты, уверена, тоже. Все это вряд ли доставило тебе удовольствие.

 Он подошел к ней. Глаза у него полыхали гневом.

 — Ради бога, Тори! — Он провел рукой по ее щеке, запутался пальцами в мокрой копне волос. — Неужели все тебя предавали в трудное время?

 Она не ответила. Не могла. Слеза скатилась у нее по щеке. Он подвел ее к кровати и усадил себе на колени.

 — Отдохни, — сказал он, — я никуда не собираюсь уходить.

 Тори прижалась лицом к его плечу, ощущая его тепло, силу, его надежность.

 Нежно, очень нежно он провел руками по ее телу, медленно ослабил узел пояса и снял с нее халат. И положил свою руку ей на сердце. Оно бешено застучало.

 — Думай обо мне, — сказал Кейд, — посмотри на меня.

 Он поцеловал ее шею, погрузил руки в ее волосы, а она стала расстегивать его рубашку.

 — Как хорошо, что ты со мной, — прошептала она. — Ты такой теплый. Настоящий.

 Он коснулся губами ее груди. Кровь у нее побежала быстрее по жилам. Его руки, сильные, терпеливые, словно выметали колючий сор из ее подсознания.

 А в мире Кейда сейчас не было никого, кроме нее. Темно-серый дым ее глаз поглощал все вокруг… Она легла на него сверху, прильнула всем телом, и он ощутил судорогу, пронзившую ее…

 — А теперь тебе надо поспать, — мягко сказал он.

 — Я боюсь спать.

 — Но я же буду с тобой.

 — Ты не принесешь мне стакан воды?

 Когда он вернулся, она сидела на краю постели. В халате.

 — Мне надо поговорить с тобой. Я должна рассказать тебе о своей жизни в Нью-Йорке.

 — Я знаю, что там произошло, но ты ни в чем не виновата.

 — Ты знаешь далеко не все. Только то, что слышал в новостях.

 Он провел рукой по ее волосам.

 — У тебя была другая прическа. Ты стриглась короче и осветляла волосы.

 — Пыталась обрести новое «я». — Она выдавила из себя смешок.

 — А мне больше нравится, какая ты сегодня.

 — С тех пор во мне многое изменилось, не только прическа. Я сбежала в Нью-Йорк, когда мне исполнилось восемнадцать. У меня были небольшие сбережения. Я всегда умела копить, да еще бабушка дала мне две тысячи долларов. Наверное, это спасло мне жизнь. Я смогла снять себе квартиру. Ну, не квартиру, а комнату в Вест-Сайде. Маленькую, тесную комнатушку, но я ее очень полюбила. Она была моя. Потом я получила работу в магазинчике сувениров. Через два месяца я нашла работу получше. Ездить на работу было далеко, но здесь немного больше платили и было так приятно находиться в окружении красивых вещей. Меня повысили в должности, я стала помощником менеджера, и у меня появились друзья. Я стала ходить на свидания. Я оторвалась от прошлого. — И она взглянула на Кейда. — Я забыла про Хоуп.

 — Ты имела право жить собственной жизнью, Тори.

 — Однажды я поехала навестить родителей. Надеялась наладить с ними нормальные отношения, но главным образом мне хотелось показать, чего я достигла независимо от них, только своими силами. Вот я какая: у меня есть красивые платья, хорошая работа, и я счастлива. Я потерпела поражение по всем статьям.

 — Это они потерпели поражение.

 — Неважно. Вернулась я в Нью-Йорк немного не в себе. Как-то я кое-что купила в супермаркете, пришла домой и стала выкладывать покупки. И помню, как я стояла в своей крошечной кухне, держа пакет молока. А на нем был портрет девочки, Карен Анни Уилкокс, четырех лет. Она пропала. Но я видела не картинку. Я видела саму Карен, только она была не светленькая, как на картинке, а шатенка и коротко подстрижена. Она сидела в комнате и играла в куклы. Стоял февраль, но в окне ее комнаты я видела голубое ясное небо и слышала плеск воды. То был шум моря. «Значит, Карен во Флориде, — подумала я. — Она живет на побережье». И когда я опомнилась, картонный пакет был на полу и молоко разлилось.

 Тори отпила глоток воды и отставила стакан в сторону.

 — Я ужасно на себя разозлилась: какое мне дело до всего этого? Но затем я вспомнила о Хоуп.

 Тори встала и подошла к окну.

 — Я все время думала о маленькой Карен и пошла в полицию. Они приняли меня за сумасшедшую. Я не знала, что делать, но не могла выбросить из головы девочку. Разговаривая с двумя сыщиками, я вспомнила и сказала одному из них, что если бы он не был таким ограниченным и нелюбопытным, то выслушал бы меня, а не думал бы, сколько денег сдерет с него механик, ремонтирующий его машину.

 И они обратили на эти мои слова внимание. Поверить они мне не поверили, но заинтересовались. Один из них принес пластиковую сумку, а в ней были красные перчатки. Я взяла сумку и вдруг так ясно увидела Карен в красном пальтишке. Вокруг толпа, все покупают подарки, потому что скоро Рождество. Ее мама стоит у прилавка, выбирает свитер. Она не замечает, как дочка отходит от нее. Какая-то женщина берет девочку на руки, проталкивается сквозь толпу и выходит на улицу. Никто не обращает на них внимания. Женщина говорит Карен, что если она хочет увидеть Санта-Клауса, то пусть ведет себя тихо как мышка. И очень быстро идет по улице туда, где ее ждет белый «Шевроле» с нью-йоркским номером… Я даже запомнила номер. Я им все это рассказала, и о том, что, сев в машину, женщина сняла черный парик, что у нее каштановые волосы и светло-голубые глаза. И что она худощава, что на ней большое мешковатое пальто с подстежкой.

 Кейд сел на кровать и стал внимательно слушать.

 — Она планировала похищение несколько недель. Женщине очень хотелось иметь маленькую хорошенькую дочку. Поэтому она ее украла, и дело с концом. Они с мужем сразу помчались во Флориду. Там девочку остригли, перекрасили в другой цвет волосы и не выпускали из дома. Полицейские нашли ее. Похитители не причинили Карен вреда. Они покупали ей игрушки и кормили ее. Они были уверены, что Карен забудет прошлое. Люди полагают, что детям свойственно все забывать, но это не так.

 И Тори вздохнула. За окном ухнула сова.

 — Родители Карен приходили благодарить меня. Они плакали. Оба. И я подумала, что это дар свыше и, может быть, я сумею помогать людям. Мою способность стали исследовать. А я начала встречаться с молодым сыщиком Джеком Кренцем, который расследовал похищение Карен. Я влюбилась в него.

 После случая с Карен были другие. И я решила, что у меня есть все на свете. Мой дар. И любовь. Я была безумно влюблена в человека, который, как мне казалось, меня тоже любил. Мне очень нравилось ему помогать. Негласно. Мне не нужна была известность, но о моих поисках детей узнали, на меня обрушился шквал писем, звонков, меня просили, умоляли — и днем и ночью. И я очень хотела помогать людям.

 Тори отставила подальше пустой стакан и снова подошла к окну.

 — Наша связь с Джеком продолжалась чуть больше года, а потом отношения стали портиться. Он начал встречаться с другой женщиной. Она все время присутствовала в его мыслях, от него пахло ее духами, когда он приходил ко мне. Он меня предал. Я взорвалась и обрушилась на него с упреками. На это он ответил, что не может жить с женщиной, которая все время вторгается в его мысли.

 — Он обратил все против тебя. Он тебя обманывал, и ты же в этом оказалась виноватой.

 — Мне было только двадцать два. Он был моим первым и единственным возлюбленным. И неосознанно, не желая этого, я действительно шпионила за его мыслями. Поэтому я признала свою вину, но этого оказалось недостаточно. Он начал обвинять меня в том, что я присваиваю себе результаты его работы. И как раз в это время возникло дело Джонаса. Джонаса Мэнсфилда.

 Тори прижала руку к груди и зажмурилась.

 — Мне и сейчас трудно говорить об этом. Джонасу было восемь лет, и его похитила бывшая экономка его родителей. Полиция это знала с самого начала. Последовало требование о выкупе в два миллиона долларов. Джек входил в бригаду, которая занималась расследованием. Он мне это дело не показал. Это сделали Мэнсфилды. Они просили меня помочь, я обещала сделать все, что в моих силах. Джек, узнав об этом, впал в ярость. Он не желал слушать моих оправданий. Он спросил меня, неужели я способна рискнуть жизнью мальчика, только чтобы все узнали, каким чудесным даром я обладаю. И я не знала, что отвечать. Он все время разрушал мою уверенность в собственных силах.

 И Тори прерывисто вздохнула.

 — Я могла видеть мальчика. И похитительницу. Ей нужны были только деньги, и еще она хотела отомстить Мэнсфилдам за то, что они ее уволили. Я советовала родителям заплатить выкуп, и тогда их сын вернется к ним. Кого я не видела, так это сообщников женщины. Я говорила Джеку, что мужчин двое, но в полиции считали, что там только один. А мне они сказали, что я только все путаю и сбиваю их с толку. Когда деньги были уплачены, сообщники похитительницы не выполнили условия, они убили Джонаса и женщину.

 Тори глубоко вздохнула.

 — Я узнала об этом из новостей. Меня сразу же осадили репортеры, а Джек отвернулся от меня. Мужчин схватили. Двое офицеров полиции погибли в перестрелке. Один из похитителей был смертельно ранен. Я не смогла спасти мальчика, и во мне что-то сломалось. Я несколько недель пролежала в больнице и потом лечилась, но по-настоящему не выздоровела. Нет, Кейд, в этом есть доля моей вины. Меня мучил страх потерять Джека, и я недостаточно уделяла внимания делу. Я пыталась удержать Джека, но, даже когда он в прессе обвинил меня в смерти Джонаса, я его за это не осуждала. Я и сейчас не осуждаю.

 — Он больше заботился о своей карьере, чем о тебе и ребенке.

 — Не знаю. Он тоже был несчастлив. Несчастлив со мной.

 — Значит, он оставил висеть тебя на веревке, которую сам и сплел. И ты думаешь, Тори, что я тоже на такое способен?

 — Я вообще не знаю, что можно от тебя ожидать. Хочу понять тебя.

 — Все просто, Тори. Он тебя не любил. А я люблю… Что ты собираешься в связи с этим предпринять?

 — Я… — У Тори перехватило горло. Нет, не страх ощущала она, глядя на Кейда, а надежду. И она бросилась в его объятия. 

 На следующий день убийство Шерри стало восприниматься как фильм, а не реальное событие. И Фэйф не собиралась торчать в «Прекрасных грезах», когда можно было потолкаться в городе и узнать последние новости. Лайла, разумеется, нагрузила ее поручениями. «Если она собирается сплетничать, — сказала Лайла, подавая ей список покупок, — то пусть сплетничает продуктивно. И пусть все запомнит до словечка, чтобы рассказать, когда приедет домой».

 А сплетен и разнотолков было немало.

 В аптеке считали, что к Шерри приезжал ее прежний бойфренд, который хотел снова наладить отношения, и впал в безумие, когда она ему отказала. Ведь у такой хорошенькой молодой женщины обязательно должен быть дружок, а то и двое.

 На почте тоже не сомневались, что тут замешан секс. У женщины с такой внешностью обязательно должен быть любовник, но он, конечно, женат, иначе почему же о нем никто ничего не знает? А из этого следует, что Шерри, наверное, угрожала пойти к его жене и все ей рассказать, возникла ссора, которая и привела к убийству. У этой теории было немало сторонников, из-за чего все женатые мужчины в городе от тридцати до шестидесяти попали в число подозреваемых, особенно это касалось преподавателей и администратора средней школы.

 Фэйф, однако, помнила, что сказала Тори, когда они сидели на траве у квартиры Шерри. И она помнила, что случилось с Хоуп. Не мешало бы поэтому зайти в «Южный комфорт» и послушать, что обо всем этом сегодня думает Тори.

 Но сначала она зашла на рынок и стала прицениваться к бананам. Рядом Максин укладывала в сумку яблоки, все время шмыгая носом. Фэйф подошла поближе и взяла гроздь бананов.

 — Привет, Максин, ты в порядке, детка?

 Максин покачала головой и смахнула навернувшиеся слезы.

 — Нет, я никак не могу прийти в себя. Уэйд дал мне выходной день, но мне так грустно, что я просто не могу сидеть дома.

 — Максин, милочка моя. — Фэйф ругнула себя за непредусмотрительность: к ним с сумкой на колесиках подплыла Бутс Муни, а Фэйф была не в настроении снова общаться с матерью Уэйда.

 Бутс заворковала при виде плачущей Максин и подала ей чистый носовой платок.

 — Ну, успокойся, дорогая, мы все расстроены тем, что случилось с бедняжкой Шерри.

 — Я просто не понимаю, как такое могло случиться, — всхлипнула Максин.

 — Да, конечно. Все же ты не переживай так остро — большинство думают, что это возлюбленный, который сошел с ума.

 — Но у нее не было возлюбленного, она ни с кем не встречалась, хотя ей немного нравился Уэйд.

 — Уэйд? — С лица Фэйф исчезло выражение сочувствия. Ее глаза встретились со взглядом Бутс.

 — Ей нравилось приходить к нам и флиртовать с ним. Она старалась побольше узнать о нем, женат ли он, есть ли у него подружка и так далее. Он же такой красивый. Мне он самой нравился, так что я понимала ее.

 И Максин виновато взглянула на Бутс.

 — Извините, мисс Бутс. Сам Уэйд никогда…

 — Ну, разумеется. — Бутс потрепала Максин по спине. — Только ненормальной мог не понравиться мой Уэйд, — и она, прищурившись, поглядела на Фэйф. — Он же просто замечательный.

 — Да, мэм, он такой, и нельзя осуждать Шерри, что она положила на него глаз… И мы с ней подружились, — продолжала Максин. — Она иногда мне помогала в занятиях, и мы собирались с ней куда-нибудь пойти и отпраздновать окончание семестра. Она говорила, что сейчас у нее нет близкого мужчины и ей хочется мужского общества. Ей хотелось выйти замуж, иметь семью.

 И Максин вытерла слезы.

 — Я не знала, что вы были так близко знакомы, — заметила Бутс.

 — Ой, она была такая милая. И умная, и ловкая, и у нас было много общих интересов. Она тоже работала, когда училась в колледже. Точно как я. Мы с ней обо всем могли говорить: и как одеваться, и о мужчинах. Обе любили собак. Не знаю, что теперь будет с бедным Монго. Я бы взяла его, но у меня просто нет возможности.

 И она снова заплакала, на этот раз жалея собаку.

 — Ну не расстраивайся так, Максин, — сказала Фэйф. — Уэйд найдет для него хороших хозяев.

 — У меня так тоскливо на душе. Ведь только вчера Шерри смеялась и радовалась жизни. Она собиралась работать в новом магазине Тори Боден. Во всяком случае, она очень на это надеялась. Она была так полна планов, полна жизни, и вдруг… И это так печально.

 — Понимаю. Иди, детка, домой. Хочешь, я тебя провожу? — спросила Фэйф.

 — Нет-нет, спасибо. Мне все кажется, что я сейчас встречу ее и Монго. — И, вытерев снова слезы, Максин направилась к выходу.

 — Бедная Максин, — сказала Бутс и начала выбирать яблоки. — Как ей, наверное, тяжело. Ты проявила сочувствие, предложив проводить ее. Мне приятно видеть, что у женщины, которую любит мой сын, доброе сердце. И я заметила, что ты немного его ревнуешь. Передай привет маме и Лайле.

 Бутс вместе со своими яблоками уплыла прочь, и Фэйф, нахмурившись, посмотрела ей вслед, а потом продолжила свой поход по рынку, сверяясь со списком Лайлы.

 Неужели Уэйд тоже флиртовал с Шерри? И, очень возможно, не собирался ограничиваться только флиртом. Вот мерзавец!

 Господи помилуй, да что это она? Настраивает себя против Уэйда из-за возможного флирта с уже мертвой женщиной? Погибшей так ужасно? Какая мелочность, и как она может быть такой гадиной?

 — Фэйф?

 — Что? — И она резко обернулась, настроенная весьма агрессивно.

 Дуайт поднял руки вверх:

 — Извини.

 — Нет, это ты извини. — И, сделав над собой усилие, она лучезарно улыбнулась и нагнулась к колясочке, в которой восседал Люк. — Ну разве ты не самый красивый мальчик на свете? Вы сегодня вместе с папочкой делаете покупки?

 Люк протянул Фэйф пачку шоколадного печенья.

 — Питенице.

 — Вижу-вижу.

 Печенье Люку, видно, очень нравилось: вся мордашка была вымазана шоколадом.

 — Его матушка меня оскальпирует заживо, если увидит, что я накормил его сладким.

 — Ну, его надо умыть, и все. — Фэйф благоразумно отодвинулась подальше от перемазанных шоколадом пальчиков. — Лисси сегодня отправила тебя за покупками?

 — Она не очень хорошо себя чувствует. Очень разволновалась насчет того, что вчера стряслось. Сказала, что сегодня носа не высунет из дому, а меня заставила ночью раз шесть проверять замки.

 — Да, все мы немного нервничаем, — сочувственно кивнула Фэйф.

 — Я очень беспокоюсь о ней, Фэйф, ведь через месяц должен родиться малыш. Сейчас с ней ее мать, а мы с Чемпионом улизнули, — и он взъерошил волосенки Люка, — пусть побудет в тишине и спокойствии.

 — Какой ты заботливый муж. А что слышно нового? Карл узнал что-нибудь?

 — Нет, он в процессе расследования и ничего не рассказывает. Наверное, еще слишком рано ожидать результаты. Карл — очень хороший человек, но такие события… Он к ним не привык. Да и никто из нас.

 — Но ведь такое случается не впервые.

 Он посмотрел на нее с удивлением, затем его взгляд затуманился.

 — Извини, Фэйф. Я сказал, не подумав. У тебя это вызывает тяжелые воспоминания.

 — Воспоминания всегда при мне. Я надеюсь, что его поймают, повесят за ноги и отрежут ему…

 — Да-да. — Дуайт растерянно улыбнулся и взглянул на сына. — У маленьких кувшинчиков большие ушки…

 — Извини, — и Фэйф посмотрела на Люка, который разукрасил свои солнечные локоны шоколадом. — По-моему, Лисси оборвет тебе уши.

 — Придется закупить побольше продуктов.

 — Продуктами тут не обойдешься. Ты мэр, большой человек, так что не мелочись, откупайся драгоценностями, по большому счету.

 — Да я, знаешь, как раз хотел купить ей подарок. — И Дуайт поскреб в затылке. — Наверное, надо зайти в аптеку и купить ей духи.

 — Но у них нет ничего хорошего. Запахи, которые любят только старухи. Ты зайди в магазин к Тори и найдешь, что ищешь. Лисси точно угодишь.

 Дуайт озабоченно взглянул на Люка, уже измазавшего шоколадным печеньем красную ручку коляски.

 — Ты думаешь, меня пустят в эту посудную лавку с моим бычком?

 — Ты прав. Я тебе скажу, что надо делать. Дай мне деньги, я пойду и подыщу тебе такое, что ты в глазах Лисси станешь прямо героем. А когда закончишь закупки провианта, приходи к магазину, и я к тебе выйду.

 — Правда? Ты это сделаешь?

 — Я все равно туда хотела зайти. Ну а кроме того, для чего нужны друзья. — И она протянула ему руку ладонью вверх.

 — Очень хорошо. Я только что заходил в банк, и у меня есть денежки.

 Дуайт достал бумажник и стал отсчитывать деньги. Когда он остановился, Фэйф жалостливо на него посмотрела.

 — Накинь, Дуайт, меньше чем за две сотни долларов ты героем не станешь.

 — Две сотни? Иисусе, Фэйф, у меня останется только доллар.

 — Ну, значит, тебе придется наведаться в банк снова, — и Фэйф выхватила из бумажника почти все, что там оставалось, — а я тем временем похожу, повыбираю.

 — А твоя сумка с покупками?

 — Я потом за ней зайду.

 Дуайт вздохнул и сунул в карман почти опустошенный бумажник.

 — Знаешь, — сказал он сыну, — нас сейчас просто-напросто ограбили.

 Чудесно. Она сейчас зайдет в магазин, заставит Тори пораскинуть умом и выбрать что-нибудь стоящее. А от магазина до приемной Уэйда два шага. И она по дороге успеет решить, стоит ли его наказывать за то, что она вообразила, будто он представлял, какова Шерри Беллоуз в постели.

 Она вынула из машины Королеву, нежно приговаривая:

 — Ты будешь вести себя как хорошая девочка, чтобы злая тетя Тори не могла жаловаться. Будешь сидеть тихонечко, а я дам тебе за это хорошую косточку. Вот умница, мамина дочка.

 — Ты опять с собакой? Нельзя! — И Тори в одно мгновение выскочила из-за прилавка.

 — Ну не будь такой злючкой. Она будет смирно вести себя, как куколка.

 — Черт побери, Фэйф.

 — Да она настоящее золотко. Погляди.

 Для страховки Фэйф сначала вынула из сумки косточку и затем посадила Королеву на пол.

 — А кроме того, ты плохо встречаешь гостей, которым дано поручение, а также деньги. — И Фэйф помахала пачкой банкнот.

 — Если эта псина напустит лужу на пол…

 — У нее слишком развито чувство собственного достоинства. А я хочу сделать Дуайту маленькое одолжение. Лисси плохо себя чувствует, и он хочет порадовать ее каким-нибудь приятным подарочком.

 Тори тяжело вздохнула, но, прикинув на глаз количество банкнот в руке Фэйф, сдалась.

 — Что-нибудь для дома или украшение?

 — Украшение.

 — Что ж, давай посмотрим.

 — Дуайту повезло, что он на меня наткнулся. Ну-ка, давай покажи вот это ожерелье с розовыми топазами и лунным камнем.

 — Тебя не обманешь.

 — Да уж, можешь прозакладывать голову. Женщина должна хорошо разбираться в камнях, чтобы поймать мужчину за руку, когда он зеленый перидот выдаст за изумруд. Да, красивое ожерелье. — И Фэйф подняла его, чтобы полюбоваться игрой света в камнях. — Но здесь слишком много металла. Лисси это не подойдет. Скорее это мой стиль.

 — Вот, значит, как ты выполняешь свою миссию?

 — Давай его отложим, я еще подумаю.

 Фэйф прошлась по магазину:

 — Ты хорошо себя чувствуешь?

 — Да.

 — Если не хочешь разговаривать, не надо.

 Тори открыла рот, опять закрыла и наконец выдавила из себя:

 — Все в порядке, только внутри какая-то дрожь осталась. А ты как?

 — Я ничего. Собирала слухи и сплетни. И не гляди так высокомерно. Тебе тоже интересно узнать, что говорят люди.

 — Я уже слышала, что они говорят. Здесь у меня много народу перебывало. Люди заглядывают в магазин, любуются вещами и, конечно, разговаривают. У тебя это все по-другому, Фэйф. Ты одна из них. А я нет и вряд ли когда-нибудь стану.

 — Не понимаю, почему тебе хочется быть такой же, но если тебе этого хочется, то надо просто постараться. Люди к тебе привыкнут. Они привыкнут даже к хромому карлику, если он здесь появится.

 — Утешительная мысль.

 — Давай-ка посмотрим вот этот браслет. А Кейд, по-видимому, уже здорово к тебе привык.

 — Розовые и голубые топазы в серебре.

 — Очень красивый и как раз во вкусе Лисси. И к нему серьги.

 — Странно, что ты выбираешь для нее подарок, — заметила Тори. — Ты вроде не слишком ей симпатизируешь.

 — Слишком она глупа, по-моему, чтобы тратить на нее свои чувства. Дуайт с ней счастлив, а он мне нравится. Заверни серьги и положи в хорошенькую коробочку. Дуайт будет мне здорово обязан. А это ожерелье я возьму для себя. Для поднятия настроения.

 — Ты становишься моим лучшим покупателем, — и Тори понесла украшения на прилавок. — Вот не думала.

 — Но у тебя есть восхитительные вещи.

 Королева заснула с косточкой во рту. Фэйф остановилась, чтобы полюбоваться ею.

 — К тому же ты делаешь Кейда счастливым, а он мне нравится еще больше, чем Дуайт… Между прочим, ты спишь с моим родным братом, а я с твоим двоюродным.

 — Что ж! Можно сказать, что между нами любовная связь.

 Фэйф заморгала, фыркнула и, откинув голову, расхохоталась.

 — Господи, какой ужас! Хватит и того, если мы станем друзьями. Вчера, когда мы сидели там, на траве, и чувства, и мысли у нас были, наверное, одинаковые.

 Тори с особой тщательностью завязывала ленточку.

 — С твоей стороны было очень мило остаться со мной. Обычно я предпочитаю одиночество, но иногда быть одной очень трудно.

 — А я ненавижу быть одна. Мне очень не нравится мое собственное общество. Ну, теперь я расплачусь вот этими хорошенькими банкнотами Дуайта, а потом заплачу за себя.

 Она достала деньги, но слова Тори заставили ее замереть на месте:

 — У меня в жизни не было друга, кроме Хоуп. Не знаю, можно ли с кем дружить так, как дружишь в детстве, но мне бы сейчас подруга очень пригодилась.

 Фэйф в замешательстве уставилась на Тори.

 — Вряд ли из меня получится хороший друг.

 — Давай попробуем. Я, кажется, люблю твоего брата. А если это так, то, наверное, и мне и тебе будет хорошо, если мы станем друзьями.

 — Я тоже люблю брата, хотя он иногда как репей в боку. В жизни бывают ужасно противные ангелы, но они все-таки ангелы.

 Фэйф положила на прилавок деньги Дуайта и вынула свою кредитную карточку.

 — Ты закрываешься в шесть?

 — Да.

 — Почему бы нам не встретиться после работы? Посидим, немного выпьем?

 — Хорошо. А где?

 — У мемориала Хоуп подойдет? — Глаза Фэйф блеснули.

 — Где?

 — На болоте. Ну ты знаешь где. Я еще там не бывала. А ты? Пожалуй, пора. И там проверим, можем ли мы подружиться.

 — Ну что ж, если ты так хочешь, я согласна.

 Фэйф завезла покупки домой и на упреки Лайлы, почему она так поздно, задиристо отвечала:

 — И пожалуйста, не жалуйся, что помидоры слишком мягкие, а бананы чересчур зеленые. Иначе больше я никогда не буду твоей девочкой на побегушках.

 — Но ты ведь ешь? Не так ли? И больше ничего по дому не делаешь, так что можешь один раз после дождичка в четверг доставить домой еду.

 — Четверги что-то стали повторяться чуть не каждый день.

 Фэйф достала кувшин со льдом и два стакана.

 — Ну рассказывай, о чем болтают в городе? — И Лайла устроилась поудобнее.

 — Слухи ходят самые разные. Говорят, что Шерри убил прежний бойфренд или новый любовник, женатый. Я встретила Максин, которая, оказывается, дружила с Шерри, так вот Максин говорит, что у нее сейчас не было возлюбленного.

 — Но это не значит, что какой-нибудь идиот не вообразил себя им, — возразила Лайла и достала из сумочки губную помаду. — Но ведь она сама его впустила, и собака не залаяла.

 — Но впустить мужчину в дом не значит пригласить его изнасиловать тебя.

 — Женщина должна быть осторожнее, — глубокомысленно заметила Лайла и стала красить губы. — Если открываешь дверь мужчине, будь готова, в случае чего, дать ему пинка под зад.

 — Ах, как это романтично, Лайла, — ехидно сказала Фэйф.

 — Я люблю романтику, мисс Фэйф, но у меня столько же здравого смысла. А вот тебе его как раз не хватает. И той бедняжке, по-видимому, не хватало тоже.

 — Ну, у меня хватило здравого смысла, чтобы дать пинка под зад не одному.

 — Но сначала ты вышла за них замуж, да?

 — Я могла бы не два раза выйти замуж, а больше. По крайней мере, я не старая дева.

 — Что толку в браке, если он кончается, едва начавшись.

 — Фэйф! — На пороге кухни стояла Маргарет. Лицо у нее было суровое. — Мне нужно поговорить с тобой. В гостиной.

 — Ладно. — Фэйф раздавила в пепельнице сигарету. — Эх, надо мне было подольше задержаться в городе.

 — Прояви к маме уважение.

 — Ладно, Лайла. Однако меня бы удар хватил, если бы она проявила ко мне уважение тоже.

 И Фэйф с независимым видом не спеша направилась в гостиную.

 Мать сидела в кресле, несгибаемая, как затвердевший алебастр.

 — Я не одобряю твою манеру сплетничать со слугами.

 — Я сплетничала с Лайлой.

 — Оставь этот тон. Лайла, возможно, не просто прислуга у нас в доме, но тебе не подобает сидеть в кухне и болтать с ней.

 — А тебе подобает подслушивать? Мне двадцать шесть лет, мама. И давно прошло время, когда ты могла читать мне нотации.

 — Да, я не сумела научить тебя хорошим манерам. Мне сказали, что ты вчера много времени провела с Викторией Боден. Вы вместе вызывали полицию.

 — Верно.

 — Плохо уже то, что ты оказалась замешанной в неприглядной ситуации, но совершенно нетерпима твоя связь с этой женщиной. И я не потерплю подобного поведения или…

 — Или что? Мама, я буду ходить куда хочу и иметь отношения с кем мне заблагорассудится. Так было всегда. Тем более напрасно ты завела об этом разговор сейчас.

 — Я думала, что из уважения к памяти сестры ты прервешь отношения с особой, которую я считаю виновной в смерти Хоуп.

 — Но, может быть, именно из уважения к ее памяти я вступила в эти отношения. Ты никогда не могла терпеть Тори. И ты бы, конечно, запретила Хоуп дружить с ней, однако ты не решалась запретить Хоуп что бы то ни было. А если бы запретила, она сумела бы обойти запрет. В этом смысле она была гораздо умнее меня.

 — Не смей говорить в таком тоне о моей дочери!

 — Вот именно. Твоей дочери. Мне вот никак не удавалось стать ею в той же степени. Вот об этом ты, наверное, никогда не думала. Тори не виновата в том, что случилось с Хоуп, но очень вероятно, что в ее руках ключ к разгадке, почему Хоуп погибла. Может быть, тебе легче вспоминать о Хоуп как о непогрешимом ангеле, чья жизнь была не прожита, но и ничем не замутнена. Я же хочу знать, почему она умерла. И кто убил ее.

 — Но эта женщина не даст тебе ответа на эти вопросы. Вся ее жизнь — одна сплошная ложь.

 — Что ж, — и Фэйф, ослепительно улыбнувшись, встала, — значит, у нас с Тори гораздо больше общего, чем я думала.

 И она, покачивая бедрами, удалилась.

 Маргарет поспешно прошла в библиотеку и сразу же позвонила Джеральду Перселлу с просьбой приехать как можно скорее.

 Получив заверения, что не пройдет и часа, как он прибудет, она открыла потайной сейф за картиной с изображением «Прекрасных грез» и вынула оттуда две папки с документами.

 Потом она приказала подать на террасу чай с булочками и любимыми пирожными Джеральда. Она очень любила ритуал дневного чаепития: тончайшие фарфоровые чашки, серебро, почти прозрачные ломтики лимона, кубики коричневого и белого сахара в сахарнице. Пожалуй, для чая еще жарковато, но белый тент давал достаточно тени, а растения создавали достойный антураж: вьющиеся по кирпичным стенам дома розы и ярко-красный гибискус.

 Она села у стола, сложив руки, и оглядела свои владения. Она работала в этом саду, она его растила, и она все это сумеет защитить.

 Маргарет подняла глаза на входящего Джеральда. «Он изжарится в костюме и галстуке», — мелькнула у нее ленивая мысль, и она подала ему руку.

 — Очень благодарна за столь быстрое появление. Хотите чаю?

 — Чудесно бы. Маргарет, у вас был встревоженный голос.

 — И я действительно пребываю в тревоге.

 Однако рука у нее была тверда как скала, когда она приподняла чайник веджвудовского фаянса и стала разливать чай.

 — Это касается моих детей и «Прекрасных грез»… Вы знаете, что семьдесят процентов всего состояния перешло Кинкейду, двадцатью располагаю я, у Фэйф — десять.

 — Правильно. Проценты и доходы делятся соответственно и ежегодно.

 — Как вы думаете, что, если я изыму свои двадцать процентов с тем, чтобы заставить Кейда вернуться к более традиционному ведению хозяйства?

 — Ему это причинило бы значительные неудобства, но его доля состояния гораздо больше.

 — А если бы я убедила Фэйф отдать мне свои проценты?

 — Ну это, конечно, усилило бы ваши позиции. Но могу я спросить вас, как друг и ваш адвокат, вы разочарованы тем, как Кейд управляет «Прекрасными грезами»?

 — Я разочарована моим сыном и уверена, что он должен использовать свое владение в более достойных целях. А попросту говоря, я желаю, — и Маргарет намазала маслом горячую булочку, — чтобы Виктория Боден покинула Прогресс. В данный момент мне трудно уладить необходимые детали с Фэйф, но она образумится. Она всегда повиновалась минутному настроению. Думаю, я сумею уговорить ее продать мне ее акции недвижимого имущества. Тогда я буду осуществлять контроль над третью состояния. Полагаю, что эта девица Боден заключила годичные арендные соглашения на дом и магазин. И я хочу, чтобы эти соглашения были расторгнуты.

 — Маргарет, — Джеральд похлопал ее по руке, — оставьте все как есть.

 — Нет, я не потерплю ее связи с моим сыном. Я сделаю все необходимое, чтобы положить ей конец. Я хочу, чтобы вы составили новое завещание и вычеркнули оттуда и Кейда, и Фэйф.

 — Пожалуйста, Маргарет, не действуйте сгоряча.

 — Я не пущу в ход завещание до тех пор, пока не лишусь выбора. Но мне надо доказать Фэйф, что намерения мои серьезны.

 И Маргарет поджала губы.

 — Уверена, что, когда она осознает угрозу потери такой крупной суммы, она станет сговорчивой. Я желаю, Джеральд, чтобы в моем доме снова воцарился порядок. Вы сделаете мне огромное одолжение, если найдете способ в кратчайшее время расторгнуть и арендные соглашения.

 — Но вы рискуете тем, что ваш сын выступит против вас.

 — Лучше это, чем бездеятельно наблюдать, как он пятнает доброе имя семьи. 

 «Я с детства не веду дневника. Свои секреты лучше держать при себе. Но сейчас я все время думаю о Хоуп. О том месте, где она погибла.

 Папа, наш с ней папа, воздвиг в ее память красивую статую, окруженную благоухающими цветами. И это место больше подходит ей, чем могила, в которой ее погребли в то ужасное влажное серое утро. Я никогда туда не ходила. Не хотела иметь ничего общего, как при ее жизни не желала делить ее глупые игры и дружить с ее странной невоспитанной подружкой.

 Нет, я так отчаянно этого хотела, что отвергала все предложения присоединиться к ним. У меня тяжелый характер. Иногда мне это нравится. Во всяком случае, у меня натура такая — на все возражать, ни с чем не соглашаться.

 Мне нравилось сердиться и дуться, особенно когда меня хотели развеселить. Мне нравилось, когда мне уделяли внимание.

 Я знала уже тогда, что из нас троих я у родителей на последнем месте. Кейд был наследником. И я завидовала тому, что он мальчик, пока не обнаружила, что принадлежность к женскому полу имеет свои прелести. Я рано познакомилась с сексом и наслаждалась этим открытием без зазрения совести.

 Но в восемь лет половые различия меня волновали мало. Я только знала, что Кейд станет хозяином «Прекрасных грез», так как он мальчик. Отец взирал на него с такой гордостью. Отец существовал для сына. А я не могла стать еще одним сыном.

 Не могла я и стать его ангелом, как Хоуп. Он ее обожал. Он и меня любил, ведь он был человек справедливый. Но слишком очевидно было, что его сердце отдано Хоуп, как надежды связаны с Кейдом. А я была придатком к его ангелу.

 Для матери Кейд, очевидно, тоже был источником гордости. У Лэвеллов будет наследник рода, ибо она исполнила свой долг: понесла и родила мальчика. Она с радостью уступила его воспитание отцу. Интересно, чувствовал ли Кейд, как его искусно и умело отдаляют? Наверное, да, но это не помешало ему вырасти цельным, замечательным человеком. Несмотря на удаленность от матери. А может быть, благодаря этой удаленности.

 Конечно, мама учила его хорошим манерам, следила за тем, чтобы он был всегда чисто вымыт и одет, но его учеба, его досуг, его судьба были отцовской заботой.

 А Хоуп была наградой маме за хорошо проделанную работу. Она всегда любила Хоуп за милый характер, за податливость и так и не распознала, что внутри таится маленькая мятежница. Я уверена, что, если бы Хоуп выжила, она бы тоже делала что хотела, только бы сумела уверить маму, будто поступает в точном соответствии с ее желаниями.

 Она обвела ее вокруг пальца, сдружившись с Тори. Да, она всегда и во всем сумела бы поставить на своем.

 Господи, как я по ней скучаю. Мне недостает моей половинки, той, которая любила смех и веселье. Я ужасно по ней тоскую.

 Я же для мамы всегда была испытанием. Она очень часто говорила об этом, значит, это правда. У меня нет кротости Хоуп, покладистости, очарования. Я все время задавала каверзные вопросы, яростно спорила, мне было все равно, лишь бы на меня обратили внимание, заметили бы меня.

 Хоуп подружилась с Тори за год до того лета. И почти с самого начала знакомства они стали неразлучны. Больше близнецами, чем мы с Хоуп.

 Уже только за это одно я невзлюбила Викторию Боден. Я насмехалась над Тори при каждом удобном случае, я делала вид, что не вижу ее в упор. Я притворялась. На самом деле я зорко следила за ней и за Хоуп. Я тщательно выискивала малейшую трещинку в их отношениях, чтобы расширить ее и разрушить их дружбу.

 В день смерти Хоуп они играли вдвоем у нас дома, так как Хоуп было строжайше запрещено бывать у Тори. Она, конечно, бывала тайком, но большую часть времени они проводили в «Прекрасных грезах» или на болоте.

 Мама ничего о болоте не знала. Она бы этого не одобрила, но мы все там играли. А папа знал, но только просил нас, чтобы мы там не бывали после захода солнца.

 Перед ужином Хоуп играла одна на террасе в шашки. Я наказала ее, не согласившись играть вместе. Но это не испортило ей удовольствия, и я отправилась к себе в комнату и никуда не выходила, пока не позвали ужинать. Есть я не хотела и все еще злилась на Хоуп. И теперь сама себя наказала за это, устроив скандал из-за зеленого горошка, потом нагрубила матери, и меня выгнали из-за стола, велев идти к себе в комнату. Я очень не любила, когда меня вот так выгоняли, это было отлучение. Я была аутсайдером, который радуется своей независимости, а с другой стороны — яростно желает быть частью целого, в данном случае — семьи. Я пошла к себе с таким видом, словно только этого и желала. На самом деле я была вне себя от горя. Кучка зеленого горошка для них оказалась важнее дочери. Я лежала на постели и мечтала о том дне, когда совершенно освобожусь от семьи, которая во мне не нуждается. Никто мне не сможет помешать. А я буду богата, знаменита и прекрасна. Я обдумывала побег: может быть, остановиться у моей тети Рози. Это, я знала, очень уязвит чувства моей матери, так как она всегда стеснялась своей сестры, к которой в их семье когда-то относились так же, как ко мне в моей.

 Но бежать мне не хотелось. Мне хотелось, чтобы меня любили, и это мое желание связывало меня по рукам и ногам.

 Лайла тайком принесла мне ужин, конечно, без зеленого горошка. Она не уговаривала меня, не приласкала, но одним этим маленьким актом уважения к моим вкусам словно погладила меня по головке. Да благословит ее господь, она всегда была рядом, твердая как скала и горячая сердцем, словно пирожок с пылу с жару.

 Я поела, потому что это она принесла еду. И еще по той причине, что, будучи тоже непокорного нрава, она втайне сочувствовала моему бунту. А потом я лежала одна в темноте и воображала, как мама расчесывает Хоуп волосы, как всегда, после ванны. По правде говоря, она бы и мои расчесывала, но я ни минуты не могла спокойно усидеть на месте. Я знала, что потом Хоуп пойдет к папе пожелать ему спокойной ночи. Но, делая то, что от нее ожидали, она все время будет обдумывать свой тайный план. Свой тайный акт неповиновения.

 Я слышала, как она прошла по коридору и задержалась у моей комнаты. Хотела бы я тогда вскочить с постели и заставить ее войти и побыть со мной. Все могло бы тогда сложиться по-другому. Она бы рассказала мне о своих планах, и я бы могла пойти с ней назло маме. Она бы не была одна.

 Но я лежала, застывшая в своем мрачном упрямстве, и услышала, как она уходит прочь.

 Я не знала, что она покинула дом. Ведь я могла выглянуть в окно и увидеть ее. Вместо этого я дулась и злилась. А потом заснула. Когда я спала, она умерла. Я не почувствовала ничего, когда порвалась нить, та связь, которая, как говорят, всегда существует между близнецами. Я не чувствовала ни ее страха, ни ее боли. Я спала, как обычно спят дети, глубоким, беззаботным сном, в то время как делившая со мной утробу матери и рожденная одновременно со мной погибла в одиночестве.

 Это Тори почувствовала разрыв связи, боль и страх. Я тогда в это не поверила, не хотела поверить. Хоуп была моей сестрой, а не ее, как она смела утверждать, будто чувствовала то же, что Хоуп. Я предпочитала верить, как многие другие, что Тори была в ту ночь на болоте, но убежала и оставила Хоуп одну в этом ужасе.

 Я верила в это, несмотря на то, что увидела ее на следующее утро. Она шла, хромая, по аллее рано утром. Она шла как старуха, словно каждый шаг ей стоил неимоверных усилий. Дверь открыл Кейд, но я прокралась на цыпочках к лестнице и все видела. Лицо Тори было бледным, как у привидения. А глаза казались огромными.

 Она сказала: «Хоуп в беде. Нужна помощь».

 Я юркнула к себе, а Кейд пошел в комнату Хоуп. А затем все завертелось очень быстро. Кейд сбежал вниз, громко позвал папу. Мама присоединилась к ним. Все говорили одновременно, не обращая внимания на меня. Мама схватила Тори за плечи, стала трясти ее и кричать на нее. А Тори стояла тихо-тихо.

 Папа оттащил маму от Тори и велел ей сразу же позвонить в полицию. И стал расспрашивать Тори дрожащим голосом. Она рассказала ему об их планах и как она не могла прийти, потому что упала и больно ушиблась. Но Хоуп пошла, и кто-то ее выследил. Все это Тори говорила тусклым, бесцветным голосом, как взрослая. И не сводила с папы глаз. Она сказала, что может отвести его к Хоуп.

 Позднее я узнала, что именно так она и сделала, отвела папу и Кейда, а за ними следовала полиция, к болоту, к Хоуп.

 После этого жизнь стала совсем другая для всех нас».

 Фэйф захлопнула блокнот и откинулась на спинку скамьи. Птицы щебетали, в воздухе стоял густой запах влажной земли и цветов. Мраморная статуя, вечно юная, молча улыбалась.

 «Как это похоже на папу, — подумала Фэйф, — прикрыть ужасающее, отталкивающее покровом красоты. Может быть, претенциозное, но — утверждение: «Хоуп жила и живет. И она принадлежит мне». Интересно, приводил ли он сюда свою женщину? И эта женщина, ради которой он отвернулся от семьи, слушала его воспоминания, была свидетельницей его горя? Почему же он приводил сюда ее, а не меня?»

 Фэйф достала сигарету. И внезапно, к собственному удивлению, расплакалась. Она плакала о Хоуп, об отце, о себе. О тщете жизни, о тщете грез. О тщетных усилиях любви.

 Тори остановилась у клумбы первоцвета. Этот островок цветов произвел на нее потрясающее впечатление, но мысленным взором она видела болото, заросшее буйной зеленью. И эти два образа никак не могли слиться воедино. Усилием воли она прогнала видение прошлого.

 Перед ней стояла Хоуп, навечно заключенная в камень. А перед Хоуп сидела Фэйф и плакала.

 Тори сделала над собой усилие и подошла, опустилась на скамью и стала ждать.

 — Я сюда никогда не приходила, — сказала Фэйф. И, достав платок, высморкалась. — И думаю, потому, что не понимаю, ужасное это место или прекрасное.

 — Нужно обладать мужеством, чтобы из этого ужасного места создать уголок покоя.

 — Мужеством? — Фэйф сунула платок в сумочку, резким движением зажгла сигарету. — Ты думаешь, это было смелым поступком?

 — Да. Твой отец был хорошим человеком. Он всегда был добр ко мне. Даже после… — Тори не смогла выговорить страшных слов. — Даже после он по-прежнему оставался ко мне добр. А это было нелегко.

 — Он нас бросил. В эмоциональном плане — как сказали бы психотерапевты. Он бросил нас всех ради мертвой дочери.

 — Не знаю, что и сказать тебе. Нам не дано с тобой знать, что это такое — потерять свое дитя.

 — Я потеряла сестру.

 — Я тоже, — тихо ответила Тори.

 — Мне не нравятся твои слова. И не нравится, что мне они не нравятся, так как это правда.

 Фэйф вздохнула и сунула руку под скамью.

 — У меня тут большой кувшин с охлажденной «Маргаритой». Подходящее питье в теплый вечер.

 — За Хоуп, — и Фэйф чокнулась пластиковым стаканчиком с Тори. — Горчит больше, чем лимонад, который мы с ней здесь пили. Она любила лимонад.

 — Лайла всегда для нее готовила по-особому, много мякоти и сахара.

 — В ту ночь она принесла с собой бутылку колы. Она стала теплой за дорогу сюда, и Хоуп… — Голос Тори дрогнул.

 — Ты все еще так ясно себе представляешь?

 — Да, и лучше будет, если ты не станешь меня расспрашивать. Я ни разу не приходила сюда со времени приезда. Я не трусиха, но я должна как-то справляться с прошлым и жить.

 — Я тоже не из трусливых. Возьми оба мои брака. Лично я считаю себя победительницей, так как сумела разделаться с ними без рубцов и шрамов.

 — Ты любила?

 — Когда?

 — В том и другом браке?

 — Нет. В первый раз меня просто мучила неотступная похоть. А этот парень мог спариваться как кролик, чуть не сутки напролет, и он исполнял свои супружеские обязанности сполна. Он в точности соответствовал всему тому, что презирала моя матушка. Разве я могла не выскочить за него замуж?

 — Но ты могла бы просто заниматься с ним сексом.

 — Я и занималась, но брак был как пощечина матери. Вот тебе, мама.

 Фэйф откинула голову и рассмеялась.

 — Господи, ну какая же я была идиотка. Во второй раз это было скорее импульсивным поступком. Ну и, конечно, секс тоже играл роль. Мой второй муж был слишком стар для меня и еще женат, когда началась наша связь, что было маленькой местью отцу. Сначала он был мне верен, но быстро надоел. А потом я ему тоже надоела, и он стал изменять мне. Я не осталась в долгу, а после развода получила немалый куш, и надо сказать, что заработала из этих денег каждый цент.

 — А почему ты сейчас с Уэйдом?

 — Сама не знаю. — Фэйф передернула плечами. — Он красив, он просто потрясающий любовник. Но ветеринар? Это никогда не входило в мои планы. А он все усложняет тем, что любит меня. — Она сделала большой глоток. — И я чувствую какое-то обязательство перед ним.

 — Ну, это его проблема.

 Фэйф быстро, словно ее ударили, повернулась:

 — Ну от тебя я никак не думала услышать такое.

 — Мне кажется, Уэйд всегда поступал как хотел и добивался чего хотел. И, возможно, он знает тебя лучше, чем ты думаешь. Хотя я в мужчинах плохо разбираюсь.

 — Ну, это легко. — И Фэйф наполнила стакан Тори. — Половину времени они думают своими причиндалами, а половину о своих игрушках.

 — Не очень-то любезное мнение для женщины, у которой есть и любовник, и брат.

 — Но я не сказала ничего дурного. Я люблю мужчин. Некоторые даже говорят, что чересчур люблю и чересчур многих… Я всегда предпочитала мужскую компанию. Женщины гораздо хитрее мужчин и склонны остальных женщин считать своими соперницами. Мужчины же видят в себе подобных — конкурентов, а это совсем другое дело.

 Фэйф взяла блокнот.

 — Мне вдруг захотелось кое-что записать, а я редко подавляю свои желания. Не хочешь прочесть?

 Она встала и прошлась немного со стаканом в руке и сигаретой в другой. Она остановилась возле статуи сестры и всмотрелась в лицо. Когда-то и у нее было такое же. И она оглянулась на Тори. Такая спокойная. Холодная. Хотя внутри кипят страсти. Она раздавила сигарету.

 — Может, мне стоит заняться сочинительством, — сказала она беззаботно, подходя к Тори, — ты как будто увлеклась.

 Да, Тори захватил ритм слов и образов. Было и забавно, и грустно читать все это. А затем грудь стеснило, она чувствовала тяжесть на сердце, и оно забилось гулко и часто. Оно и понятно. Место, воспоминания Фэйф и ее собственные — все обрушилось на нее. Внезапный холодок пробежал по спине, и боковым зрением она увидела, как со всех сторон подступает мрак. Блокнот выскользнул у нее из рук, упал на землю, и слабый ветерок зашелестел страницами.

 — Кто-то за нами следит.

 — Что? Милая, ты выпила только два стаканчика.

 — Здесь кто-то есть! — Она схватила Фэйф за руку. — Бежим!

 — Да что с тобой? — И Фэйф похлопала Тори по щеке. — Приди в себя. Очнись.

 — Он следит за нами. Из-за деревьев. Он поджидает тебя, беги, Фэйф.

 Однако холодок страха пронзил и Фэйф.

 — Я же не Хоуп.

 — Фэйф, он где-то за деревьями. Я чувствую его. Он следит. Выжидает.

 Глаза у Фэйф округлились от страха. Теперь и она услышала — едва внятный шорох за просекой.

 — Но ведь нас двое, черт возьми! — Она схватила сумку. — И нам не восемь лет. И мы не беззащитны.

 И Фэйф вынула из сумки изящный, инкрустированный перламутром револьвер двадцать второго калибра.

 — Мы сами его поймаем.

 — Ты с ума сошла?

 — Давай, давай, выходи, сукин сын.

 Хрустнул сучок под чьей-то ногой.

 — Струсил, ублюдок!

 — Фэйф, не надо.

 Но та уже бросилась в чащу, и Тори не оставалось ничего, как последовать за ней.

 — Я думаю, он побежал к реке. Может быть, мы его и не поймаем, но он здорово оцарапает себе задницу в кустарнике.

 Фэйф выстрелила в воздух. Птицы вспорхнули с деревьев вверх. Раздался плеск воды, и Фэйф кровожадно улыбнулась:

 — Надеюсь, его сожрет крокодил. Вперед.

 Тори ощутила запах воды, теплый, густой. Земля стала вязкой, но Фэйф летела вперед как шальная.

 — Ради бога, осторожней, не выстрели ненароком в себя.

 — Я умею управляться с этой штукой, но болото ты знаешь лучше, ступай вперед.

 — Поставь на предохранитель. Мне не хочется получить пулю в спину. И берегись змей.

 — Да, я теперь понимаю, почему всегда ненавидела это место.

 Приток адреналина иссяк, и ее охватило отвращение ко всему, что ползает и прыгает. Однако Тори быстро шла вперед, и самолюбие не оставляло Фэйф иного выбора, как следовать за ней.

 — И почему это место так нравилось вам с Хоуп?

 — Прекрасное место. И дикое.

 Тори услышала, как кто-то, тяжело ступая, идет от реки.

 — Вернулся? Ну я сейчас ему покажу. Давай, давай, иди сюда, сукин ты сын. Я сумею пустить пулю тебе в лоб.

 Раздался шум, словно что-то упало.

 — Господи Иисусе, не стреляйте!

 — Давай выходи, покажись, сукин сын.

 — Не стреляйте. Мисс Фэйф, это вы? Мисс Фэйф, это я, Пайни.

 Он показался из-за деревьев и поднял вверх дрожащие руки.

 — Какого черта ты здесь шныряешь и следишь за нами?

 — Я не следил. Клянусь богом. Даже не знал, что вы здесь, пока не услышал выстрелы. Ну и нагнали вы на меня страху. Я ловил лягушек. Босс ничего не имеет против моего лягушачьего промысла на его земле.

 — А где лягушки?

 — Уронил мешок, когда вы стали кричать, чтобы я выходил. Вы мне жизнь скостили лет на десять, мисс Фэйф.

 Тори усмотрела в лице Пайни только страх и не почувствовала ничего опасного. От него разило виски и потом.

 — Покажи сумку.

 — О’кей. Она тут, рядышком.

 И он ткнул пальцем в сторону.

 — Осторожней, Пайни. У меня нервы расходились. Смотри, нажму курок нечаянно.

 И Фэйф навела на него револьвер, пока Тори осторожно подходила поближе.

 — Видите? Вон там, видите?

 Тори присела на корточки и заглянула внутрь старой сумки. С полдюжины лягушек горестно уставились на нее в ответ.

 — Ну не больно богатая добыча за целый час охоты.

 — Да когда я уронил сумку, большая часть упрыгала назад. А я дважды ронял сумку. Я чуть в штаны не наложил, по правде говоря, когда вы стрельнули в первый раз. Мне показалось, что кто-то бежит, и потом снова выстрел. Я и подумал, что надо улепетывать, покуда цел.

 — Ну, что ты об этом думаешь? — спросила Фэйф у Тори.

 — Не знаю. Лягушки при нем, хотя их и мало.

 «Пайни не молод, — тем временем думала она, — но болото он знает, и от полевой работы мускулы у него крепкие. Хотя это еще ничего не доказывает».

 — Извините, что мы вас напугали, но кто-то шнырял около просеки.

 — Не я. — Он перевел глаза с Тори на револьвер, потом обратно. — Я слышал, что кто-то бежит, но это я уже вам сказал. Отсюда есть много путей-дорожек.

 Тори кивнула и отошла. Пайни поспешно поднял сумку.

 — Ну, я тогда пойду, если не возражаете.

 — Ладно, иди, — согласилась Фэйф, — но на твоем месте я бы предупредила Кейда, когда тебе вздумается снова половить лягушек.

 — Точно. Я теперь обязательно предупрежу.

 Пайни попятился, глядя на Фэйф, и скользнул в чащу. 

 Вот уже почти тридцать пять лет Джей Ар и Карл Расс в воскресенье днем обычно удили рыбу. Они стеснялись это называть традицией. Для них это был просто способ расслабиться и хорошо провести время. Каждое воскресенье, за редким исключением по случаю праздников или болезней, оба сидели рядом с удочками на берегу реки.

 Когда Джей Ар ухаживал за Бутс и после, в первые месяцы после женитьбы, она готовила им разные замысловатые закуски, чтобы они могли перекусить во время рыбалки. Джей Ару понадобилось некоторое время, чтобы убедить ее, не задевая ее чувств, перестать о них заботиться. Они с большим удовольствием обходились не салатом с цыпленком, а пивом и пекановым пирогом.

 Так оно и шло без перемен много лет. И река мало менялась, и берег. Как всегда, река текла плавно и неспешно, и в нее гляделась старая ива, касаясь вод кружевной листвой.

 Время от времени рыба брала наживу. Иногда они обсуждали политические темы и, поскольку Джей Ар был республиканцем, а Карл Расс демократом, ожесточенно спорили. Им обоим эти споры ужасно нравились, но все больше и чаще с течением лет в их разговоры вторгались семейные проблемы и жизнь города. Оба знали, что один может твердо положиться на другого и все сказанное на берегу реки здесь и останется.

 Карл начал разговор издалека:

 — Скоро день рождения у Айды Мэй, и мне пора позаботиться о подарке.

 — Женщины всегда радуются чему-нибудь бесполезному, — заметил Джей Ар, припомнив, что предыдущий подарок Карла — электрическую сковородку — жена не оценила по достоинству.

 — Я голову себе свихнул, думая, что бы ей купить. Думаю, надо наведаться к твоей племяннице, может, она что-нибудь посоветует.

 — Это верно. Тори хорошо разбирается в таких вещах.

 — Хороший у нее магазин. Работы вот только много.

 — Она всегда была труженицей. И на плечах у нее хорошая голова. И подумать только, из какой семьи вышла.

 Вот этого поворота разговора Карл и ожидал, но по-прежнему направлял разговор в нужное ему русло очень осторожно. Он вынул новую пластинку жвачки и приступил к обычному ритуалу разворачивания и свертывания бумажки.

 — Да, ей сильно досталось. У твоего зятя рука была тяжелая.

 — Знаю, — и Джей Ар помрачнел. — Хотел бы я тогда знать об этом.

 — Но теперь ты знаешь. А мы его разыскиваем по этому делу в Хартсвилле.

 — Хорошо бы ты его нашел. В любом случае жизнь сестры пропала к черту, но если его засадят за решетку, Тори будет спокойнее спать по ночам.

 — Твои слова снимают у меня тяжесть с души, Джей Ар. Ведь у нас дело-то похуже, чем в Хартсвилле.

 — Ты о чем?

 — Да о том, что случилось с Шерри Беллоуз.

 — Господь всемогущий! Ты же не думаешь, что и к этому Ханнибал руку приложил?

 — А иначе бы я этого разговора не заводил. Я почти всю ночь не спал, всю голову свернул, обмозговывая это. Я, как официальное лицо, должен об этом молчать, но не могу. Сейчас, Джей Ар, твой зять единственный подозреваемый по этому убийству.

 Джей Ар вскочил и зашагал по берегу. Стояла тишина, только птицы щебетали.

 — Не могу в это поверить, Карл. Ханнибал — негодяй и мерзавец. Я о нем ничего хорошего не могу сказать, но убить девушку!

 — Но он не раз оскорблял женщин действием.

 — Знаю. Знаю и не ищу для него оправданий. Но между грубым обращением и убийством есть все же дистанция, и немалая.

 — Она сокращается со временем, особенно если для убийства есть причина.

 — Какая? — Джей Ар подошел к Карлу, присел на корточки и взглянул ему прямо в глаза. — Ведь он даже не был знаком с этой девушкой.

 — Он познакомился с ней в магазине твоей племянницы в день убийства. Познакомился, поговорил с ней, и только Тори и Шерри знали, что он в городе. Более того, тебе это не понравится, но я скажу. Мне очень неприятно, что в этом деле замешана твоя семья, но я при исполнении служебного долга, и, как бы я ни сожалел обо всем, меня ничто не остановит.

 — Я и не прошу тебя об этом. Просто мне кажется, что ты роешь не в том направлении.

 И Джей Ар снова сел рядом с Карлом.

 — Не могу сказать, что у меня у самого не возникало подозрений на этот счет, но именно Тори прямо мне указала на него.

 — Тори?

 — Я привозил ее на место убийства.

 — На место убийства? — ужаснулся Джей Ар. — Господи, зачем ты это сделал? Зачем было подвергать ее такому испытанию?

 — Джей Ар, я использую все средства, чтобы найти убийцу.

 — Но Тори к этому не имеет никакого отношения.

 — Ты ошибаешься. Она имеет к этому самое непосредственное отношение. И послушай, прежде чем накидываться на меня. Я ее туда привез и очень сожалею, что ей это досталось так тяжело. Но я снова это сделаю, если потребуется. Она знает то, чего не видела. Я и прежде слышал о таких вещах, но никогда сам не присутствовал при этом. И никогда не забуду, как все было.

 — Оставь ее в покое. Ты не имеешь права использовать ее в этих делах.

 — Ты, Джей Ар, не видел убитую девушку. И, надеюсь, никогда не увидишь такого. Но если бы ты видел, ты не стал бы говорить, что я не имею права. А я вижу такое уже второй раз в жизни. И если бы мы тогда обратили внимание на слова Тори, это бы, наверное, не случилось снова.

 — О чем ты, черт возьми, говоришь? У нас в Прогрессе никогда не насиловали и не убивали.

 — В первый раз это был ребенок. И случилось это не в городе. Но Тори была там. В том же смысле, что была здесь и сейчас. И когда она говорит, что Шерри Беллоуз убил тот же человек, который убил малышку Хоуп Лэвелл, я склонен ей верить.

 Во рту у Джей Ара пересохло.

 — Но Хоуп Лэвелл убил какой-то бродяга.

 — Так говорилось в полицейском отчете, но я в это не верю. Я не собираюсь вешать убийство Шерри на какого-нибудь проходимца. Есть и другие, и Тори знает о них. ФБР тоже знает об этих убийствах. Оно охотится за убийцей, и люди из ФБР собираются поговорить с Тори и ее матерью, твоей сестрой. И с тобой тоже.

 — Ханнибал Боден! — И Джей Ар обхватил голову руками. — Это же убьет Сару. Просто убьет. Он вернется домой, к Саре и…

 — Я разговаривал с тамошним шерифом. Он приставил человека присматривать за твоей сестрой.

 — Нет, я сам должен туда поехать. И перевезти ее сюда.

 — Думаю, что и я поступил бы так же на твоем месте. Я поеду с тобой и возьму на себя отношения с полицейскими.

 — Я и один справлюсь.

 — Да, ты сможешь и один, но я все равно поеду. Мне надо поговорить с твоей сестрой, и я бы хотел это сделать до того, как туда прибудут мальчики из ФБР и отнимут у меня мое дело.

 — Ты поедешь туда как полицейский или мой друг?

 — И то, и другое. Если хочешь, давай поедем вместе, в моей машине. Это будет скорее.

 Джей Ар проглотил слова, которые навсегда положили бы конец их дружбе, и с усилием улыбнулся:

 — Что ж, включи сирену, и мы помчимся, как настоящие мужчины.

 Карл почувствовал, как на сердце у него полегчало.

 — Да уж я посигналю, во всяком случае, хоть часть пути…

 Кейд изо всех сил пытался сдержать свои бурные чувства. Каждый раз, думая о том, какой страшной опасности накануне вечером подвергли себя его сестра и Тори, он впадал в ярость.

 Однако нотации, упреки и угрозы ничего бы не дали, и надо было выбрать наиболее верное средство воздействия.

 Он не верил в быстроту действий. Скоро хорошо не бывает. Самое лучшее, конечно, задержать ее подольше в постели. Это бы смягчило и его раздражение. Он приготовил завтрак, так как проголодался, а кроме того, надеялся, что после второй чашки кофе и у Тори проснется аппетит.

 Кейд предполагал, что она не замечает того, как часто он поглядывает в окно настороженным, ищущим взглядом, но сам он все замечал. И то, как у нее дрожат руки, и то, как она прислушивается к звукам за окном, и вздрогнула, когда, скрипнув дверью, он вышел посмотреть, как она поливает цветы.

 Сколько раз в жизни он видел, как мать работает в своем саду. Вот так же он был не способен догадаться, о чем она думает, выпалывая сорняки и отщипывая лишние побеги. Как тщательно и аккуратно они обе работают. Как безжалостно обрывают увядающие цветы. Как обе разгневались бы, если бы он вслух сравнил их.

 Все утро Тори оставалась внешне невозмутимой, и одно это приводило его в ярость. Она не хочет делиться с ним своими тревогами. Все еще держит дистанцию, сохраняет недоступной для него часть души. Вот так же и мать всегда блюла свою отстраненность, и он ничего не мог поделать, не мог достучаться.

 Но до Тори, до ее души он достучится.

 — Давай поедем прогуляемся. Мне нужно кое-что проверить. Поедем со мной.

 Сначала она обрадовалась. Он уедет один, а у нее будет несколько часов одиночества, и она сможет привести в порядок мысли.

 — Но у меня много дел. Поезжай один.

 — Сегодня воскресенье.

 — Я знаю, какой сегодня день недели. А завтра, как ни странно, наступит понедельник. Я ожидаю новые поступления, в частности, с лэвелловской ткацкой фабрики. У меня много работы с документацией.

 — Которая может подождать до понедельника. — И он снял с ее рук садовые перчатки. — Мне надо кое-что тебе показать. — Кейд потянул ее за руку к машине.

 — Ну дай мне хотя бы причесаться.

 Он сорвал с нее садовую шляпу и кинул ее на заднее сиденье.

 — И так прекрасно, а когда ветер растреплет тебе волосы, ты будешь выглядеть еще сексуальнее. И, знаешь, когда ты сердишься, ты становишься еще миловиднее.

 — Ну, значит, в данную минуту я просто ослепительна.

 — И это правда, дорогая. Но ты мне нравишься в любом настроении. Это очень удобно, правда? Как давно мы знаем друг друга, Тори?

 — Наверное, лет около двадцати.

 — Нет, мы знаем друг друга два с половиной месяца. Ты не хочешь узнать, что я понял про тебя за это время?

 — Я не уверена, что хочу это знать.

 — Вот это я понял прежде всего. Виктория Боден — женщина осторожная. Она семь раз отмерит, прежде чем один раз отрежет. Она не верит людям. Даже самой себе.

 — Если не отмерять семь раз, прежде чем отрезать, можно испортить всю ткань, — резонно заметила Тори.

 — Но в ней есть еще одно достоинство, кроме осторожности, — умение логически мыслить. К этому надо прибавить также решительность, ум и доброту. И, в довершение всего, эти достоинства таятся в очень приятной на вид упаковке.

 — Да это прямо аналитический подход.

 — Вовсе нет, это лишь поверхностный взгляд. На самом деле ты сложнее и очаровательнее.

 Она промолчала, только сцепила руки, и это был верный признак внутренней напряженности.

 — А отсюда мы пойдем пешком.

 Он остановил машину и вылез. По обе стороны от них расстилались поля с рядами хлопка, ровными, словно шеренги марширующих солдат. Она неуверенно последовала за Кейдом. Молодые побеги мягко гладили ее ноги, что напоминало о детстве.

 Он присел на корточки, снял темные очки, зацепил их за ворот рубашки и кончиком пальца приподнял туго свернутую коробочку.

 — Через пару месяцев они откроются. Мой отец вел хозяйство по старинке. Когда отступаешь от заведенных правил, тебя недолюбливают и надо доказывать свою правоту. Скажи, Тори, сколько мне еще придется доказывать мою правоту и тебе?

 — Не понимаю, о чем ты?

 — К тебе отношение тоже устоявшееся. Я к тебе отношусь иначе. И ты это знаешь.

 — Ты сердишься на меня.

 — О да. Я на тебя сержусь. И я спрашиваю тебя: чего ты от меня хочешь? Скажи определенно и точно: чего?

 — Ничего, Кейд.

 — Проклятие! Это же не тот ответ. — И он рванулся вперед, а она поспешила за ним.

 — В чем дело? Почему я должна чего-то хотеть от тебя? Или желать, чтобы ты делал то или это, ведь я и так счастлива с тобой, насколько я способна быть счастливой.

 Кейд остановился и повернулся к ней. Солнце палило немилосердно, и он чувствовал, что жара проникает во все поры.

 — Но ведь я-то кое-чего от тебя хочу, и ничего у нас с тобой не получится, если это будет одностороннее движение. Никто из нас не сможет быть счастливым долго, если такое положение сохранится.

 Тори почувствовала, как больно сжалось сердце.

 — Ты хочешь поэтому кончить наши отношения? А я не хочу, — слезы навернулись у нее на глазах, — ты не можешь… — И она замолчала, не зная, как выразить свою мысль.

 — Я сказал, что люблю тебя. Я привез тебя сюда, чтобы показать: я могу довести до конца начатое. И я держусь за то, что имею. Я устал доказывать тебе это. Тори, я хочу также получать. Я люблю и хочу быть любимым.

 — Но я боюсь своих чувств к тебе. Неужели ты не можешь этого понять?

 — Я бы смог, если бы ты сказала, какие чувства ты ко мне испытываешь.

 — Я не могу представить свою жизнь без тебя. Однако я не хочу так нуждаться в тебе.

 — Как будто другим очень нравится так нуждаться. — Он положил руки ей на плечи. — Я люблю тебя, Виктория, и любовь доставляет мне очень тяжелые моменты. — Он прижался губами к ее лбу. — Но я уже ничего не могу изменить, даже если бы захотел. Ты меня любишь, Тори?

 — Да, кажется…

 — Достаточно одного «да». Ты меня любишь, Тори?

 Она засмеялась:

 — Да.

 — Ты выйдешь за меня, Тори?

 — Да… — И она сама испугалась сказанного.

 — Я принимаю твой ответ.

 И он, подхватив ее на руки, прильнул к ее губам поцелуем, таким долгим и крепким, что у нее закружилась голова.

 — Нет, отпусти меня. Я должна еще подумать.

 — Извините, сударыня, но, боюсь, вы уже отрезали, не отмерив, как положено, семь раз. Придется вам с этим смириться.

 — Ты обвел меня вокруг пальца.

 — Нет, это просто умелый маневр. — И он понес ее к автомобилю. — Чертовски удачный маневр, сказал бы я.

 — Кейд, брак — не повод для шуток. Я должна подумать…

 — Ну тогда думай скорее. Потому что, если ты хочешь закатить пышную свадьбу, то мы отложим ее до осени, до сбора урожая. А если скромную, без претензий, тогда следующий уик-энд меня бы устроил.

 — Перестань. Я не дала согласия…

 — Нет, дала. И это факт. Я люблю тебя. Ты любишь меня. И мы хотим пожениться. Я хочу жить с тобой, Тори. Я хочу с тобой завести семью.

 — Но сейчас не время, Кейд. Слишком много других событий вокруг.

 — Вот почему это самое подходящее время, — упорствовал Кейд.

 — Надо обо всем поговорить спокойно и разумно, — начала она, когда они уже ехали обратно, и вдруг сердце у нее подпрыгнуло. — Ты куда повернул?

 — В «Прекрасные грезы». Мне там кое-что надо взять.

 — Но я туда не поеду. Не могу.

 — Нет, можешь. Это дом, Тори, только дом. И этот дом мой.

 — И твоей матери тоже, Кейд.

 — Это мой дом, — холодно поправил он ее, — а скоро будет нашим. И моей матери придется с этим как-нибудь справиться. — «Но и Тори тоже», — подумал Кейд. 

 Дом был просто чудесный. Не роскошный, как многие особняки в Чарлстоне, но исполненный величия, жизни и мощи. Единственный в своем роде. В детстве она считала его замком, где живут мечты, красота и сила.

 И сейчас он был так же прекрасен, как в прошлые годы, величественно, гордо вздымающий в небо свои башни, и с цветущим садом у подножия и старым парком, охраняющим ворота.

 Кейд вышел из машины.

 — Добро пожаловать, Виктория.

 — Ты напрашиваешься на неприятности.

 Он открыл дверцу с ее стороны.

 — Я прошу любимую женщину войти в мой дом.

 Кейд взял ее за руку и буквально вытащил из машины. И Тори вспомнила, что он не только джентльмен, но джентльмен упрямый.

 — Если возникнут неприятности, мы с ними справимся.

 — Тебе легче. Ты стоишь на прочном фундаменте, как сам дом. Я же всегда лавировала по болотистой почве, так что приходилось следить, куда ступаешь. Тебе необходимо, чтобы я сделала этот шаг?

 — Да.

 — Попомни это, когда я начну увязать.

 Они поднялись на веранду. Тори вспомнила, как они здесь с Хоуп играли в шашки или рассматривали вместе свою «пиратскую» карту местности. Тонкие высокие бокалы лимонада, запотевшие от холода. Печенье с белой глазурью. Ароматы роз и лаванды.

 Он распахнул дверь, и перед ней открылся величественный холл с зеленой дорожкой.

 — Кейд!

 — Доверься мне.

 В доме было прохладно. Как всегда. Воздух был свеж и ароматен. Она хорошо помнила этот контраст: здешняя прохлада и влажная жаркая духота в ее собственном доме, с его запахами вчерашнего обеда.

 И она вспомнила, как Кейд давным-давно стоял на пороге дома.

 — Ты был высокий для своего возраста. И такой хорошенький. Настоящий принц в своем замке. Ты по-прежнему такой же. Мало что изменилось.

 — Традиция для Лэвеллов — та же религия. Это и удобство, и ловушка. Пойдем в гостиную. Я дам тебе что-нибудь прохладительное.

 В гостиную ей прежде входить не дозволялось. Лайла угощала ее чаем со льдом или кока-колой, печеньем или еще чем-нибудь сладким на кухне. И если она помогала в уборке, то получала четвертак, который потом прятала в глиняный кувшин под кроватью.

 Но в жилые комнаты ей входить не разрешалось, и сейчас она с трудом отогнала воспоминания.

 На мраморном круглом столе под изгибом лестницы стояла ваза с только что расцветшими лилиями. У них был удивительно сильный аромат. Все было на своих, однажды и навсегда определенных местах. И вот теперь она вторглась в этот постоянный, со своими давно установленными законами мир.

 В тот самый момент, когда она вступила в холл, на верху лестницы появилась Маргарет.

 — Кинкейд. — Голос был резок и полон желчи. Она ухватилась за перила, чтобы не было видно, как дрожат ее руки. — Я хотела бы с тобой поговорить.

 — Да, разумеется. — Он узнал этот тон, увидел позу матери и не счел нужным вежливо улыбнуться. — Я провожу Тори в гостиную. Ты не хочешь к нам присоединиться?

 — Я предпочту говорить с тобой с глазу на глаз. Пожалуйста, поднимись наверх. — И она повернулась было, чтобы уйти, уверенная, что сын сразу последует за ней.

 — Боюсь, тебе придется подождать, — откликнулся он, — у меня гостья.

 Маргарет остановилась как от удара хлыста и успела увидеть, как Кейд подвел Тори к гостиной.

 — Кейд, не надо. Это бессмысленно, — вмешалась Тори.

 — Да нет, все это исполнено высочайшего смысла. У Лайлы, конечно, найдется для нас чай со льдом или охлажденная минеральная вода.

 — Мне ничего не нужно. И не используй меня как оружие в единоборстве с матерью.

 — Любимая, — и он поцеловал Тори в лоб, — я тебя не использую.

 — Как ты смеешь?!

 На пороге гостиной стояла бледная Маргарет. Глаза у нее гневно сверкали.

 — Как смеешь ты бросать мне вызов с помощью этой женщины? Я, кажется, совершенно ясно высказала свое пожелание. Я не потерплю ее присутствия в своем доме.

 — А я, может быть, не ясно выразил свои мысли. — И Кейд положил руку на плечо Тори. — Тори пришла со мной, и она здесь желанная гостья.

 — Что ж, если ты желаешь вести разговор в ее присутствии, мне незачем заботиться о соблюдении необходимых приличий.

 Маргарет вошла. Она была одета с удивительным изяществом. Само совершенство.

 — Ты можешь спать с кем тебе заблагорассудится, но ты не смеешь приводить ее под крышу моего дома.

 — Осторожнее, матушка. — Голос Кейда стал обманчиво, опасно мягок. — Ты говоришь о женщине, на которой я собираюсь жениться.

 Маргарет попятилась к двери. Теперь лицо ее вспыхнуло.

 — Ты что же, совсем ума лишился?

 — А мне твое одобрение не требуется. Мне очень жаль, что мой выбор тебе не нравится, но тебе придется с этим примириться.

 — Кейд, твоя мать предпочла бы говорить с тобой наедине, — подала голос Тори.

 — Не вмешивайся! — прикрикнула Маргарет. — Если ты будешь упрямиться, если не удалишь эту женщину, ты рискуешь потерять «Прекрасные грезы». Я использую все свое влияние, чтобы уговорить совет директоров лишить тебя места председателя.

 — Можешь попробовать, — согласился Кейд снисходительно, — но у тебя не получится. Я буду сражаться, я буду мешать тебе на каждом шагу. Преимущество на моей стороне. И даже если тебе удастся подорвать мое влияние на фабрике, до поместья тебе не добраться.

 — Так вот какова твоя благодарность? И все это по ее милости. — И Маргарет ринулась вперед, так что Кейд едва успел встать между нею и Тори.

 — Ой, какая у нас замечательная вечеринка, — и в гостиную впорхнула вместе с Королевой Фэйф. — Привет, Тори! Какая ты сегодня хорошенькая. Как насчет капельки вина?

 — Прекрасная мысль, Фэйф. Налей Тори немного. — Кейд повернулся к матери: — Не вмешивайся в мою жизнь.

 — Ты предаешь честь семьи и память твоей сестры.

 — Нет, это ты так поступаешь. Это бесчестно винить одного ребенка в смерти другого. Впрочем, говорить с тобой бесполезно. Ты никогда не знала, чем живут твои дети.

 — Как ты смеешь мне это говорить?

 — Я не могу противиться тому образу жизни, который ты для себя избрала в последние восемнадцать лет. Это дело твое. Но у нас с Фэйф есть право жить так, как мы хотим. И свою жизнь я собираюсь провести с Тори.

 — Что ж, примите мои поздравления, — и Фэйф подняла бокал, который только что наполнила, и осушила его. — Наверное, надо бы выпить шампанского по этому случаю, но это еще успеется. Я рада поздравить тебя, Тори, с вступлением в наше дружное семейство.

 — Замолчи, — прошипела Маргарет, но ее дочь лишь передернула плечиком. — Ты думаешь, я не знаю, зачем ты это делаешь? — спросила она Кейда. — Назло мне. Чтобы наказать меня за воображаемые провинности. Но я твоя мать и делала все, что в моих силах, ради тебя со дня твоего рождения.

 — Я это знаю. Мне незачем ни злить тебя, ни наказывать, мама. Я не для тебя все это затеял. Только для себя. В моей жизни случилось чудо. В нее снова вернулась Тори.

 Он взял Тори за руку — она была ледяная — и прижал к себе.

 — И я узнал, что способен на многое, о чем раньше не подозревал. Что я способен любить. И для меня это главное.

 — К завтрашнему дню судья Перселл приготовит мое новое завещание. Я вычеркиваю из него вас с Фэйф. Вы не получите ни цента! — И Маргарет устремила яростный взгляд на Фэйф: — Ни цента, пока вы не примете мои условия. У тебя же нет никакой личной заинтересованности в этой женщине, и я тогда позабочусь, чтобы ты получила и свою долю наследства, и принадлежащую Кейду. И начну с того, что отдам тебе рыночную стоимость помещения на Маркет-стрит и Дома на болоте.

 Фэйф задумчиво созерцала вино в бокале.

 — Гм-м. Ну и какова эта рыночная стоимость?

 — Приблизительно сто тысяч долларов, — вмешался Кейд. — Не могу сказать точно, какая доля материнского состояния принадлежит мне, однако полагаю, что это приблизительно семизначная цифра.

 — Ух ты! — Фэйф вытянула губы. — Подумать только. И это все я получу только за то, что пошлю Кейда ко всем чертям и буду покорной дочерью? — Она выдержала паузу. — Но скажи мне, мама, хоть раз в жизни я исполнила хоть одно твое желание?

 — Тебе стоит обдумать мое предложение.

 — Тогда второй вопрос. Когда в жизни я что-либо обдумывала? Кейд, тебе вина или ты хочешь пива?

 — Второй раз я такого предложения не сделаю, — холодно сказала Маргарет, — и если ты будешь участвовать и далее в этом фарсе, я покину этот дом и больше никогда не обменяюсь с тобой ни единым словом.

 — Мне будет очень жаль, — спокойно ответил Кейд. — Я думаю, что через некоторое время ты переменишь свое намерение.

 — Ты выбираешь ее вопреки воле семьи?

 — Не колеблясь ни минуты. И мне жаль, что за всю свою жизнь ты не испытала ни к кому такого чувства. Будь иначе, ты не задавала бы подобных вопросов.

 — Она тебя погубит. — И Маргарет, взяв себя в руки, взглянула на Тори. — Ты думаешь, что поступаешь умно, что отстоял свои позиции, но ты ошибаешься. В конце концов ты убедишься, что проиграл.

 — Миссис Лэвелл, пожалуйста, не заставляйте Кейда выбирать между нами, — вмешалась Тори. — Не отягощайте этим бременем нашу жизнь.

 — У меня было еще дитя, которое выбрало тебя, и оно очень дорого за это заплатило. А теперь ты хочешь отнять у меня и второе. Я немедленно покидаю этот дом, — обратилась она уже к Кейду, — имей совесть и держи ее подальше от меня, пока я не закончу сборы.

 — Ну и ну! — Фэйф налила себе еще бокал вина. — Вот это спектакль.

 — Фэйф!

 — О, пожалуйста, не смотри на меня таким взглядом, Кейд. Не думаю, что ты и мама получили от него большое удовольствие, но я получила огромное. Возьми-ка, — и она сунула бокал в руку Тори, — мне кажется, тебе сейчас не вредно выпить.

 — Кейд, пойди поговори с матерью. Нельзя это так оставить.

 — Если он пойдет, я перестану его уважать и восхищаться им. — И Фэйф, став на цыпочки, поцеловала Кейда в щеку. — Такое впечатление, что ей все же не удалось перекроить нас по своему образцу.

 Кейд пожал руку сестры:

 — Я рад, что мы вместе.

 Фэйф плюхнулась в кресло, и Королева вскочила ей на колени. Вытянув руку с бокалом и улыбаясь, Фэйф воскликнула:

 — Давайте это отпразднуем!

 — Что именно, объявление Кейда о нашей свадьбе или то, что так разгневало твою мать?

 Фэйф вздернула носик:

 — Я бы выпила и за то, и за другое, но ты, по-видимому, не собираешься. Слишком уж ты чувствительна. И добра. А она это ненавидит. Вот еще повод отметить. — И она сделала большой глоток.

 — Не надо так, Фэйф, — пробормотал Кейд.

 — Но не все же такие высоконравственные, как ты и Тори. Господи, вы действительно подходящая пара. Кто бы подумал? И я за вас рада. Я искренне рада.

 Кейд повернулся к Тори и погладил ее руки.

 — Мне кое-что надо взять из кабинета, и мы уедем. С тобой все в порядке?

 — Кейд, поговори с матерью, — снова попросила она.

 — Нет, — и он поцеловал ее в щеку. — Я недолго.

 — Выпей свое вино, — сказала Фэйф, — и ты немного порозовеешь.

 — Мне не хочется пить.

 Тори отставила бокал и подошла к окну. Ей очень хотелось выйти, чтобы вздохнуть полной грудью.

 — Если ты будешь выглядеть такой несчастной, то лишь испортишь Кейду настроение. Ведь он все это предпринял из любви к тебе.

 — А ты почему так вела себя?

 — Интересный вопрос. Год назад, да нет, черт возьми, месяц назад, я бы ее поддержала. Она предлагала большой куш, а я люблю деньги. За их покупательную способность.

 — Нет, ты никогда бы так не поступила, — возразила Тори, — и я тебе скажу почему. Во-первых, тебе приятно бросить ей деньги в лицо, но, главное, это из-за Кейда. Ты любишь его.

 — Да, люблю. И не так давно поняла это. Наша мать об этом позаботилась.

 — Ты и дальше станешь винить ее за все?

 — Нет, в соответствии с ее претензиями. Я сама испортила свою жизнь. Но Кейд всегда поступал как должно. Он никогда никому не причинял вреда. И я его люблю просто до умопомрачения.

 Тори удивленно взглянула на Фэйф. У той глаза были полны слез.

 — Он выложил ей все не для того, чтобы ее уязвить, но потому, что это все правда. Вот я говорила с ней, чтобы сделать ей больно. Если хочешь, можешь ей сочувствовать, но от меня этого не жди. У Кейда есть шанс быть с тобой счастливым, и я хочу, чтобы это случилось.

 — А почему бы тебе об этом не сказать ему?

 — Я говорю это тебе. Я понимаю, что он к тебе чувствует, и мне бы хотелось к кому-нибудь относиться так же. Не для того, чтобы стать лучше. Я себе нравлюсь такая, как есть. Но если кто-нибудь может так много для тебя значить… — Она взглянула на вошедшего в гостиную Кейда. — Ну, я полагаю, что вы хотите побыть вдвоем.

 — Да.

 — Ну тогда мы с Королевой уйдем отсюда. — Фэйф пощекотала собачку и спустила ее на пол. — И я вам советую сделать то же самое.

 Кейд подождал, пока захлопнется дверь, вынул из кармана бархатную коробочку и открыл ее. Солнечный луч преломился в бриллианте, и камень засверкал.

 — Это кольцо моей бабушки. Оно перешло ко мне по наследству.

 — Не надо! — Тори хотела отдернуть руку, но он удержал ее пальцы.

 — Оно завещано мне в надежде, что когда-нибудь я отдам его женщине, на которой захочу жениться. Дебре я его не отдал. Мне и в голову это не приходило. Я знал, я чувствовал, что его надо сохранить для другой. И я ждал. Посмотри на меня, Тори.

 — Все это так неожиданно.

 Он прижал ее руку к сердцу, и она почувствовала, как на душе у нее стало тепло и надежно.

 — Выходи за меня замуж.

 — Да, я выйду за тебя. — Она глубоко вздохнула. — Какое оно прекрасное! У меня голова кружится при взгляде на него.

 — Оно тебе немного велико, — и он провел большим пальцем по золотому ободку. — Но мы подгоним его по размеру.

 — Потом, сначала я должна к нему привыкнуть. — И Тори сжала руку в кулак. — Она любила это кольцо. Твоя бабушка. Ее звали Лора. И она была счастлива.

 — И мы будем счастливы тоже, — пообещал Кейд.

 И она позволила себе поверить.

 Карл сигналил почти всю дорогу и выжимал на спидометре восемьдесят миль в час. Ему хотелось доставить Джей Ару удовольствие. Но когда они подъехали к повороту, он выключил сирену.

 — Наверное, вместо рыбалки нам надо вот так иногда прокатиться с ветерком.

 — Да, чтобы кровь резвее бежала по жилам, — согласился Джей Ар. — Когда ты так гонишь, трудно ощущать себя старой песочницей.

 — Это кто же старая песочница? Вот что я предлагаю тебе, Джей Ар. Я могу тебя завезти домой к сестре, а потом поеду на свидание с шерифом. Дам тебе время поговорить с ней и обсудить, что к чему.

 — Ценю твою тактичность, — ответил Джей Ар. — Я ей скажу, что муженек ее где-то в окрестностях Прогресса и она будет ближе к нему, если переберется ко мне.

 — И это вполне может быть так. А это значит, что я должен буду увеличить число патрульных на твоей улице. И хорошо бы ты стал использовать ту новую систему охраны, которую Бутс уговорила тебя установить пару лет назад.

 — Но мы ее используем с того самого дня, как убили эту бедняжку Беллоуз. Бутс говорит, что она не знает ни минуты покоя, если система не включена.

 — Поворачивать здесь? — спросил Карл.

 — Ага. Дорога здесь плохая. Мне будет стыдно, когда ты увидишь, Карл, в каких условиях она живет.

 — Это к делу не относится. Мы слишком давние с тобой друзья, чтобы чего-то стыдиться.

 Карл вгляделся вперед и прищурился.

 — Что за чертовщина? Что-то случилось, — и нажал на газ, так что остаток пути они тряслись на ухабах.

 Около дома, нос к носу, стояли две полицейские машины. Двор был обнесен желтой полицейской лентой. Когда Карл остановил машину, с крыльца быстро спустился человек в форме.

 — Шеф полиции Расс из Прогресса, — и Карл показал удостоверение. — Что случилось?

 — У нас здесь происшествие, сэр. — Лицо офицера было непроницаемо, взгляд скрывался за темными очками. — Я должен просить вас оставаться на месте. В доме шериф…

 — Это дом моей сестры. — Джей Ар схватил офицера за рукав. — Моя сестра живет здесь. Где она?

 — Вам надо переговорить с шерифом. Пожалуйста, не заходите за ограждение! — приказал он и направился в дом.

 — С Сарой что-то случилось. Мне надо…

 — Погоди. — Карл удержал Джей Ара на месте. — Ты ничего все равно сделать не сможешь. Давай подождем.

 Он уже заметил темное пятно на траве у цыплячьего загона.

 Шериф Бриджер, загорелый, с лицом, изборожденным морщинами как от груза лет, так и беспощадных лучей солнца, показавшись на крыльце, вытер крупные капли пота со лба и направился к ожидавшим его мужчинам.

 — Шеф Расс?

 — Правильно, шериф. Это мистер Муни, он приехал за своей сестрой, Сарой Боден. Что произошло?

 Бриджер перевел взгляд бледно-голубых глаз на Джей Ара:

 — Вы брат Сары Боден?

 — Да. Где моя сестра?

 — Мне прискорбно сообщать вам об этом, мистер Муни, случилось несчастье. Сегодня рано утром ваша сестра умерла.

 — Умерла? О чем вы? Не может этого быть. Я позавчера разговаривал с ней по телефону. Карл, ты же сказал, что послал сюда полицейских, наблюдать, чтобы все было в порядке.

 — Да мы и следили, — подтвердил Бриджер. — И сегодня утром один из моих людей погиб. Хороший человек, отец семейства. Я выражаю вам сочувствие, мистер Муни, по случаю вашей потери и очень соболезную родственникам погибшего.

 — Джей Ар, сядь. Тебя ноги не держат.

 Карл открыл дверцу машины и втолкнул туда приятеля. Лицо Джей Ара угрожающе побагровело, его трясло.

 — Шериф, попросите кого-нибудь принести ему воды.

 Бриджер кивнул и сделал знак человеку в форме:

 — Перти, принеси мистеру Муни стакан воды.

 — Сиди и постарайся дышать глубже, — сказал ему Карл.

 — Да я вот только что говорил с ней, — повторил Джей Ар, — в пятницу вечером. Я с ней говорил!

 — Знаю. Ты посиди здесь, пока я не вернусь.

 Карл отошел подальше, чтобы Джей Ар не мог его услышать.

 — Вы не можете мне рассказать, что здесь произошло?

 — Пока только могу изложить факты: Флинт, полицейский, дежурил с двух ночи до десяти утра. Когда пришел сменщик, он нашел его вон там, — и шериф показал на загон. — Флинт был молодой, сильный. Он прополз, истекая кровью, шагов пятнадцать. Кто-то смертельно ранил его выстрелом в голову. Мы знали, что Боден опасен, но мы не предполагали, что он вооружен. Он никогда во всех своих выходках не применял оружие. Этот мерзавец убил моего человека.

 — А миссис Боден?

 — Я думаю, что она догадывалась о его приходе. Мы нашли чемодан с вещами, в спальне — пустую банку из-под кофе. Сдается, она держала там деньги на домашние расходы. Дверь была открыта. Не взломана. Он дважды в нее выстрелил. В грудь и в затылок.

 Карл взял себя в руки.

 — Надеюсь, вы опросили соседей.

 — Да, один из них сказал, что слышал выстрелы примерно в пять — пять тридцать утра. Но здешние люди мало обращают внимание на то, что происходит вокруг.

 Солнце палило немилосердно. Карл вытер лицо платком, пот насквозь промочил рубашку.

 — Но каким образом, черт возьми, он сумел добраться сюда?

 — Сказать не могу, но, наверное, кто-то подвез на попутной. А может, он украл машину. Мы это сейчас расследуем.

 — Убил из-за денег в банке из-под кофе? Странно. У нее был уже чемодан уложен.

 — Да, в нем ее одежда и кое-что из его вещей. Она знала, что он должен прийти. Он звонил ей насчет закладной на землю. Она не слишком-то любезно вела себя с нашими людьми. Мистер Муни сможет опознать труп?

 — Да, он это сделает. Вы уже сообщили матери убитой о смерти дочери?

 — Нет, но я как раз собирался это сделать, когда доберусь до участка.

 — Был бы признателен, если бы это дело вы доверили мне, шериф Бриджер. Она меня знает.

 — Пожалуйста. Сообщать такие новости не очень-то приятно.

 — Я возьму с собой Джей Ара. Им вдвоем будет легче перенести такое сообщение.

 — Ладно. Однако теперь на Бодене повисло и убийство полицейского, шеф Расс. Если это сможет утешить вашего приятеля, то пусть будет уверен: этот ублюдок далеко не уйдет.

 — Держите меня постоянно в курсе, шериф, и я тоже буду давать вам знать обо всем. Сегодня-завтра ко мне приезжают федералы. Они и сюда наведаются.

 — Что ж, добро пожаловать. Но здесь мой участок, и это моего человека увезли сегодня в морг. И пусть Боден молит господа всемогущего, чтобы федералы поймали его раньше, чем я доберусь до него.

 И Бриджер сплюнул на землю.

 А за несколько миль отсюда Ханнибал Боден вонзил зубы в свиную отбивную. Он украл ее, а заодно хлеб, сыр и бутылку виски «Джим Бим» в одном доме, все обитатели которого ушли в церковь на воскресную службу. Лицемеры! Идут в церковь в лучших своих нарядах, чтобы похвастаться материальным благополучием, бросить вызов господу.

 И господь накажет их, как наказывает всех гордецов; и господь позаботится о нем и подаст ему хлеб насущный — и Ханнибал снова вонзил зубы в отбивную.

 В том большом доме он нашел много еды. Мясо, оставшееся от ужина. Его хватит, чтобы восстановить силы. И питье, чтобы поддержать в час испытания. А он сейчас блуждает в пустыне одиночества, и подкрепить силы необходимо. Он отшвырнул кость и жадно прильнул к горлышку бутылки. Пока ему не везет. За что господь наказывает его, праведника? Да, он понимает. Господь испытывает его на путях несчастья. Он, Ханнибал Боден, должен доказать, что во всем прав. Но господь насылает на него несчастья, искушает его. Да, бывали дни, когда он становился слаб, поддавался соблазну, но вот господь опять ниспослал ему шанс.

 В его доме жил сатана, жил целые восемнадцать лет. Он делал все, чтобы изгнать из дочери дьявола, но потерпел поражение. Однако теперь он сатану одолеет.

 Он снова запрокинул бутылку. Скоро, очень скоро он исполнит свой долг. Только сначала немного отдохнет.

 Он закрыл глаза. Надо поспать. С помощью господа он победит. И Ханнибал положил руку на ружье, лежащее рядом. 

 Тори смотрела, как автомобиль шефа Расса медленно выехал с подъездной дороги и повернул к Прогрессу. Она осталась там, где ее застало сообщение дяди о смерти матери. Ее неподвижность обеспокоила Кейда. Неподвижность и молчание.

 — Тори, иди в дом, приляг.

 — Я не хочу ложиться. Все в порядке. Странно, но я ничего не чувствую. Во мне там, где должно быть горе, одна пустота… Что же я за человек, если не скорблю о смерти матери?

 — Не растравляй себя.

 — Я больше горевала, когда погибла Шерри Беллоуз, женщина, которую я видела один раз в жизни. У меня даже нет для нее слез.

 — Может быть, ты раньше все их выплакала.

 Он подошел и встал перед ней на колени.

 — Она перестала быть частью твоей жизни. И легче жалеть о незнакомке, чем о том, кто должен был стать частью тебя и не стал.

 — Моя мать погибла. И думают, что убил ее мой отец. И главный вопрос сейчас для меня — следующий. Неужели ты хочешь быть с женщиной, рожденной в такой семье?

 — Ты знаешь мой ответ. И если нельзя все объяснить любовью, то обратимся к здравому смыслу. Ты не больше похожа на своих родителей, чем я на своих. И жизнь, которую мы построим, будет только наша.

 — С точки зрения здравого смысла я должна была бы тебя оставить. Но я не могу. И не хочу. Ты мне нужен. Так что я не буду мужественной и не уйду.

 Она провела рукой по его волосам с выгоревшими золотистыми прядями.

 — Как ты думаешь, мы сошлись бы, если бы Хоуп была жива? Если бы ничего не случилось и мы выросли в нормальной обстановке?

 — Да.

 — Твоя убежденность меня утешает.

 Тори подошла к ступенькам и стала смотреть на деревья, окаймляющие болото.

 — Со времени моего приезда погибает уже второй человек. Я думала, что наступил мой черед. Но он еще придет за мной.

 — Ему и подойти к тебе не удастся.

 — Но он должен прийти. Он должен попытаться. Ты можешь дать мне оружие?

 — Тори…

 — Не говори, что сумеешь меня защитить, что его схватит, остановит полиция. Он явится за мной, Кейд. Я знаю это так же точно, как то, что сейчас разговариваю с тобой. И я хочу быть способной себя защитить сама. Я не колеблясь убью его, чтобы спасти свою жизнь. Раньше я могла бы колебаться, но сейчас слишком многое поставлено на карту. Теперь у меня есть ты.

 Кейд не стал спорить. Он молча подошел к своей машине, открыл отделение для перчаток. После убийства Шерри Беллоуз он всюду ездил вооруженным.

 — Оружие моего отца. — Кейд повертел в руках старый «смит-и-вессон». — Ты знаешь, как стрелять?

 Тори сжала губы. Револьвер в руке Кейда выглядел зловещим и внушительным.

 — Нажать на курок?

 — Ну, тут умения требуется немного больше. Ты уверена, что он тебе нужен, Тори?

 — Да, — и она вздохнула. — Да, я уверена.

 — Ну, тогда идем во двор. Дам тебе урок стрельбы.

 Фэйф напевала песенку, поднимаясь в квартиру Уэйда с покупками. Королевка карабкалась за ней, вдыхая воздух, хранящий воспоминания о бесчисленном множестве собак, кошек и прочих домашних питомцев. Фэйф перехватила обе сумки одной рукой, нажала на ручку двери и наддала дверь бедром. На истертой подстилке в гостиной лежал Монго. Он поднял голову и приветственно застучал хвостом при виде Фэйф.

 — Эй, привет. Ты выглядишь намного лучше, старина. Королевка, Монго выздоравливает. Не вздумай жевать его уши. Он тебя проглотит живьем. — Но Королевка уже обнюхивала Монго и теребила его. — Ну, ладно, познакомьтесь. А где доктор?

 Уэйд сидел в кухне, уставившись взглядом в чашку с кофе.

 — А вот и он!

 Она опустила сумки на пол, подошла к нему сзади и поцеловала в макушку.

 — А у меня для вас, док Уэйд, есть сюрприз. Сегодня вас ждет домашний ужин. И если вы будете хорошо вести себя, то за десертом последует романтическая интерлюдия.

 Из гостиной раздался оглушительный собачий лай, и Фэйф поспешила туда.

 — Ну разве это не прелесть? Уэйд, иди сюда. Посмотри, они играют.

 Все еще смеясь, она опять вошла в кухню, и смех оборвался, когда она увидела лицо Уэйда.

 — Милый, в чем дело? Той лошади, что ты лечил, стало хуже?

 — Нет, с кобылой дело обстоит прекрасно. Но моя тетя — сестра отца — умерла. Сегодня рано утром ее убили.

 — Какой ужас! Что же происходит вокруг? — Фэйф села напротив, не зная, что сказать.

 — Ты говоришь, сестра отца? Мать Тори?

 — Да. И не припомню, когда видел ее в последний раз. Даже лица ее себе не представляю.

 — Ну, значит, не о чем особенно расстраиваться.

 — Да нет, расстраиваться есть о чем. Господи, Фэйф, ее убил мой дядя, ее муж.

 — Он плохой человек, Уэйд. Плохой и опасный человек. Мне жаль Тори. Честное слово. И твою тетю жалею, и всю вашу семью. Но… я скажу, даже если ты рассердишься на меня. Ведь она сама его выбрала. И она всю жизнь прожила с ним. Может быть, это такой вид любви.

 — Мы не знаем, что происходит в жизни других людей.

 — Черта с два! — горячо возразила Фэйф. — Мы всегда так говорим, но мы знаем. Я знала, что происходит между моими родителями. Я уверена, что, если бы у них было побольше силы воли, они смогли бы сохранить свой брак или же покончить с ним. А вместо этого мать несла бремя имени Лэвеллов, словно это награда, а папа вступил в связь с другой женщиной. И чья это была вина? Долгое время я уверяла себя, что виновата та, другая женщина. Но это было не так. Виноват был папа: он нарушил брачные обеты. И мама была виновата, потому что терпела такое положение. Может быть, легче считать, что во всем виноват Ханнибал Боден. Но это не так. И, разумеется, ты нисколько не виноват в том, что случилось, и Тори, и твой отец тоже… Мне хотелось бы сказать тебе что-нибудь приятное, ласковое, но я в этом не очень сильна. Догадываюсь, что ты хочешь сейчас пойти к отцу.

 — Нет, — сказал Уэйд, пристально глядя на Фэйф, — ему сейчас лучше с моей матерью. Она знает, что надо сделать для него. Но кто бы мог подумать, что тебе известно, как меня утешить. — И он протянул к ней руки. — Останься… Ты останешься? — И Уэйд уткнулся лицом в ее живот.

 — Конечно, останусь.

 И она погладила его по голове. «Странное ощущение, — подумала Фэйф, — почему это у нее сердце вдруг дрогнуло?»

 — Я здесь сижу с тех самых пор, как позвонил отец. Не знаю, как долго, полчаса, час… Не знаю, как помочь своей семье.

 — Когда время придет, ты узнаешь. Хочешь, я сварю кофе?

 — Нет. Спасибо. Нет. Мне надо позвонить бабушке. И Тори.

 Все в том же положении, закрыв глаза и прижимаясь к Фэйф лицом, слушая собачий лай, он сказал:

 — Я собираюсь оставить Монго у себя.

 — Я знаю, дорогой.

 — Лапа у него хорошо заживает. Может быть, это неожиданное решение. Я собирался найти ему хорошее пристанище. — Он вдруг удивился. — Как это ты знала? Я никогда не держал собак.

 — Просто тебе до сих пор не попадалась своя, настоящая. Вот и все.

 — Что это ты так поумнела? Мне даже стало не по себе.

 — Да, это что-то новое во мне, — согласилась Фэйф. — И мне даже нравится.

 — Ты умеешь готовить?

 — Мне редко доводится это делать. Я принесла пару бифштексов и еще кое-что вкусненькое.

 Она взяла сумку и вынула две белых свечи.

 — Люси с рынка спросила, что же это будет за ужин со свечами.

 Уэйд улыбнулся и тоже встал.

 — И что же ты ответила Люси с рынка?

 — Я ответила, что собираюсь устроить романтический ужин на две персоны, для себя и доктора Уэйда. Ну, конечно, любопытные навострили уши при такой информации. Надеюсь, ты ничего не имеешь против моей нескромности и того, что мы станем объектом слухов, сплетен и разных умозаключений?

 — Нет.

 Он обнял Фэйф и коснулся щекой ее волос.

 — Нисколько не возражаю.

 — Лисси, милая, мне кажется, это не очень удобно.

 — Нет, Дуайт, надо всегда наносить визиты соболезнования друзьям и соседям. — Стараясь найти удобное положение, Лисси ерзала на сиденье, придерживая рукой живот. — Тори только что потеряла мать, и она оценит мое сочувствие.

 — Но, может быть, лучше отложить до завтра? — нерешительно предложил Дуайт.

 — Но Тори сейчас не в состоянии приготовить себе поесть, поэтому я захватила фрикасе из цыплят. Ей надо поддержать свои силы. Господи боже, какое, наверное, для нее испытание.

 Несмотря на заботливый тон, в глазах Лисси светилось искреннее любопытство. Подумать только, отец Тори застрелил ее мать. Прямо сенсационная газетная новость или кадр из голливудского фильма. Она вытащила Дуайта из банка, и часа не прошло, как до нее дошла эта новость, и они, конечно, первыми увидят, как все это переживает Тори.

 — Но она может и не захотеть сейчас видеть посторонних, — упорствовал Дуайт.

 — Мы не посторонние. Я училась вместе с Тори в школе, и мы с тобой знаем ее с самого детства. Нет, мне просто невыносимо думать, что в такие минуты она одна. А кроме того, Дуайт Фрэзир, ты мэр. И это твой долг посещать пострадавших. Господи, какие ухабы. Внимательнее, дорогой. И я опять хочу попикать.

 — А я хочу, чтобы ты не волновалась и не расстраивалась, — и он погладил ее по руке. — А то, чего доброго, родишь на дороге.

 — Не беспокойся, — но Лисси очень нравилось его беспокойство. — Еще три недели до родов. Как я выгляжу? — И она вытащила из сумки зеркальце. — Наверно, страхолюдина. Большая, толстая корова.

 — По-прежнему ты самая хорошенькая девушка Прогресса. И вся моя.

 — Ой, Дуайт! — Она порозовела от радости и взбила прическу. — Ты такой милый. А я все эти дни чувствую себя такой безобразной. И необъятной. А Тори такая стройная и худенькая.

 — Кожа и кости. Нет, у моей женщины должны быть формы.

 Он дотронулся до ее груди, и Лисси взвизгнула.

 — Прекрати. Стыдись. Мы, можно сказать, уже приехали, а ты меня возбудил.

 Она сунула руку между его ног.

 — И сам тоже хорош. А помнишь, как мы ездили сюда, когда были молоды и глупы?

 — И я однажды уговорил тебя испробовать заднее сиденье в машине моего отца.

 — Ну, не очень-то долго пришлось меня уговаривать. Я была от тебя без ума. И впервые мы занимались любовью как раз здесь. Дуайт, — и она пробежалась пальцами по его бедру. — Когда ребенок родится и у меня опять будет хорошая фигура, давай попросим как-нибудь маму посидеть с маленьким, а сами поедем сюда. И, посмотрим, сумеешь ли ты опять уговорить меня на заднее сиденье.

 — Ты договоришься до того, Лисси, что я не смогу выйти из машины.

 — Поезжай помедленнее. Мне надо подкрасить губы.

 И Лисси достала из сумочки помаду.

 — Мама сказала, что она оставит у себя Люка на ночь. После Тори мы сможем навестить Бутс и Джей Ара. Наверное, похороны состоятся во Флоренсе. И мы, конечно, должны будем туда поехать как представители от города. Но у меня нет черного платья. Ладно, сойдет и темно-синее с белым воротничком. Люди ведь меня не осудят, правда, за темно-синее?

 Лисси болтала, пока они не свернули на дорогу к дому. Дуайт уже не чувствовал возбуждения. У него начиналась головная боль. «Только пятнадцать минут», — пообещал он себе. Он даст Лисси возможность сочувствовать Тори только пятнадцать минут. После чего отвезет ее домой, заставит лечь и поднять ноги вверх. А это даст ему возможность осушить банку пива и посмотреть спортивную передачу. В Прогрессе никто не будет сокрушаться о смерти Сары Боден, за исключением близких родственников.

 Ладно, он отдаст долг вежливости и забудет об этом.

 — Не представляю, как можно жить так далеко от города и в полном одиночестве, — сказала Лисси, когда Дуайт помогал ей выйти из машины. — Ну, да Тори всегда была странная: такая же редкость, как двухголовая утка. И еще… — Лисси умолкла, многозначительно взглянув на припаркованный у дома автомобиль Кейда. — Она вроде бы не испытывает недостатка в обществе. Честное слово, Дуайт, они вместе совершенно не смотрятся. Не могу понять, что в ней такого нашел Кейд. Человек его положения может выбирать лучшую из лучших. Бог знает скольких я ему подсылала.

 Дуайт ограничивался преимущественно односложными замечаниями вроде «ага», «гм-м», «ух ты» и соглашался, «да, дорогая», вынимая из машины блюдо с фрикасе. Он давно усвоил, что жену можно и не слушать, когда она сядет на любимого конька. Достаточно было в паузах вставлять междометия, даже не зная, о чем она в данный момент толкует.

 — Думаю, что она ему надоест и они расстанутся. Так всегда бывает с людьми, между которыми нет истинной связи, как у нас с тобой.

 Она взмахнула ресницами и похлопала его по руке. Дуайт понял сигнал и в свою очередь одарил ее теплым и любящим взглядом.

 — Когда он освободится, мы его пригласим к нам поужинать и Кристал Бин тоже. Я, может, подыщу какого-нибудь подходящего партнера и для Тори, человека ее круга. Хотя это будет нелегко, немногим могут понравиться такие странные особы. Иногда она так смотрит на меня, что у меня просто мороз по коже подирает. Тори! — без всякого перехода воскликнула Лисси, когда Тори открыла дверь, и распахнула ей свои объятия. — Дорогая моя, я так расстроилась, услышав о смерти твоей матери. Мы с Дуайтом выехали сразу, как только узнали. Бедняжка! — И Лисси пылко обняла Тори. — Конечно, ты чувствуешь себя плохо, и не надо притворяться перед нами, старыми друзьями. Садись, а я приготовлю тебе чашечку чая. И еще я привезла фрикасе. Тебе нужна сейчас горячая пища, чтобы поддержать силы. Кейд!

 Она выпустила Тори из объятий и обратила все внимание к вышедшему из кухни Кейду.

 — Я рада, что ты здесь и заботишься о Тори. В такое время ей необходима поддержка друзей. — Лисси чувствовала себя в чужом доме полновластной хозяйкой. — Дуайт, отнеси фрикасе на кухню, чтобы я его могла разогреть.

 — Лисси, ты очень добра… — начала было Тори.

 — Не надо благодарностей, мы же друзья. Мы с тобой, и ты во всем можешь рассчитывать на нас, правда, Дуайт?

 — Разумеется. — И он с беспокойством взглянул на Кейда и на Лисси, которая увлекла Тори на кухню. — Я не могу ее остановить. Она думает, что так надо.

 — Я в этом уверен.

 — Ужасное событие. Ужасное. Как Тори держится?

 — Она справляется. Я за нее тревожусь, но она на высоте.

 — Говорят, что это дело рук Ханнибала Бодена. Слухи у нас распространяются быстро. Обстановка обостряется. И будет еще хуже.

 — Не думаю. Шеф Расс уже наметил план действий? Он знает, кто это сделал?

 — У него есть свои соображения, — уклончиво ответил Дуайт.

 — Создается впечатление, что Боден убил и Хоуп.

 — Убил Хоуп? — Дуайт опасливо взглянул в сторону кухни. — Боже милостивый, Кейд. Просто не знаю, что и сказать. Что и подумать.

 — И я тоже. Пока.

 — Дуайт, иди скорее и принеси блюдо, — позвала Лисси.

 — Иду… Я постараюсь увезти Лисси как можно скорее. Я знаю, что сейчас вам не до компании.

 — Спасибо. И буду тебе также благодарен, если ты не станешь распространяться относительно Ханнибала Бодена в связи с Хоуп. Особенно при Лисси. Тори сейчас и так непросто.

 — Можешь на меня положиться. И дай мне знать, чем я могу помочь. — И он, сделав над собой усилие, улыбнулся. — Ты, я и Уэйд. Мы снова возвращаемся в прошлое.

 Из кухни вдруг раздался взвизг, и Дуайт одним прыжком преодолел расстояние до двери. Лисси, вытаращив глаза, разинув рот, вцепилась в руку Тори.

 — Они помолвлены! Дуайт, ты только взгляни, что у Тори на пальце, а они даже словечком об этом не обмолвились.

 Дуайт взглянул на старинное кольцо, потом перевел взгляд на Тори. Вид у нее был усталый и одновременно смущенный.

 — Надеюсь, вы будете очень счастливы.

 — Конечно, они будут счастливы, — и Лисси бросилась обнимать Кейда. — Ах ты, хитрец! Так долго не поддавался, а потом взял и выбрал Тори. Мы должны это отметить. Выпить за счастливую парочку. Ой!

 Лисси, смутившись, умолкла.

 — О чем я думаю? Дорогая, ты, наверное, просто разрываешься между горем и счастьем. Помолвка — и одновременно смерть матери. Но жизнь продолжается, помни об этом.

 — Спасибо, Лисси. — Тори сумела наконец освободить руку.

 — Тори, дай мне знать, не могу ли я быть чем-нибудь полезна. Я все сделаю. Все абсолютно. Мы с Дуайтом будем просто счастливы, если потребуется наша помощь. Правда, Дуайт?

 — Правда. — И он обнял Лисси. — А теперь мы пойдем, но вы звоните, если что понадобится. Не провожайте, мы найдем дорогу.

 И он повел Лисси к выходу.

 — Спасибо.

 — Вообрази! Только вообрази, — начала Лисси, едва они вышли за порог, — у нее помолвка, и как раз сегодня она узнает, что ее папочка убил ее мамочку. Не знаю, Дуайт, что и думать. Она планирует свадьбу и похороны одновременно. Я же говорила тебе, что она очень странная.

 — Да, ты говорила, милая. — Дуайт втолкнул ее в машину и захлопнул дверцу. — Да, ты точно мне об этом говорила.

 Кейд сел за стол. С минуту они с Тори молча, внимательно глядели друг на друга.

 — Извини, — сказал он наконец.

 — За что?

 — Дуайт мой друг, но он к тому же муж Лисси.

 — Она глупая женщина. Не слишком хитрая и не очень плохая. Она живет тем, что сует нос в чужие дела, дурные и хорошие. Сейчас она просто ума не приложит, как ей себя вести. Виктория Боден в центре скандала, и в то же время она помолвлена с одним из самых выдающихся людей округа. Дуайту не удалось бы вытащить ее отсюда так быстро, если бы она не жаждала поскорее припасть к телефонной трубке и приступить к распространению информации.

 — И это тебя беспокоит?

 — Да. — Тори вышла из-за стола. — Я знала, что, когда приеду, все мои действия будут рассматриваться под микроскопом. И я была готова к этому. Я приехала сюда, чтобы наконец решить загадку, что случилось с Хоуп, или по крайней мере научиться с этим жить. Я знала, что будут разговоры, пересуды, взгляды, любопытство. Я хотела их использовать в своих целях, привлечь любопытных в магазин. И я это сделала. Это холодный расчет.

 — Нет, это здравый смысл, — возразил Кейд. — Может быть, жестковатый, но не холодный.

 — Я приехала, чтобы вернуться к себе самой. Доказать, что я многое смогу. И знала, что за это придется платить. Но я не ожидала, что со мной будешь ты.

 Он встал, подошел и откинул ей волосы со лба.

 — Придется тебе к этому привыкать.

 — Кейд, мой отец… Что бы он ни представлял собой, это частично передалось и мне. И ты должен все взвесить еще раз, прежде чем связать свою жизнь с моей.

 — Наверное, ты права. — И Кейд увлек ее в спальню. — Но тогда ты должна знать о моем прадедушке Горэсе, который состоял в плотской связи с братом жены. Когда она узнала об этом и пригрозила ему, что обо всем расскажет, Горэс и его любовник расчленили ее и скормили крокодилам.

 — Ты это выдумал.

 — Нет, честное слово, нет.

 И он положил ее на постель.

 — Ну, крокодилы — это семейная легенда. Некоторые говорят, что жена Горэса просто-напросто сбежала в Саванну и прожила там в тоскливом одиночестве до девяноста шести лет. Но как бы то ни было, этот эпизод не украшает родословную Лэвеллов.

 Тори повернулась к Кейду и положила голову ему на плечо.

 — Хорошо, что у меня нет братьев.

 — Это точно. А теперь поспи, Тори. Главное, что мы с тобой вместе. И это единственное, что имеет значение.

 Она заснула, а он лежал без сна и прислушивался к звукам в ночи. 

 — Кейд, мне не стоит идти туда. — Тори окинула взглядом башни «Прекрасных грез». — Я не хочу видеться с твоей матерью. Это никому из нас не пойдет на пользу.

 — Но мне необходимо с ней поговорить, и я не хочу отпускать тебя одну в город. Не хочу спускать с тебя глаз, пока эта история не кончится.

 — Но ведь я могу подождать в машине, — предложила Тори.

 — Давай заключим компромисс. Ты подождешь меня в кухне. Моя мать нечасто там появляется.

 Тори снова хотела возразить, но уступила. Слишком она устала, чтобы спорить. От многочисленных ночных сновидений. От множества дневных образов, теснящихся в мозгу. «Пока эта история не кончится», — сказал он, словно она может закончиться.

 Она вышла из машины и пошла с ним по дорожке между кустами цветущих роз, мимо камелии с блестящими листьями, где однажды маленькая девочка спрятала свой хорошенький розовый велосипед, мимо отцветших азалий и ароматных зарослей лаванды, которая будет благоухать вплоть до самой зимы…

 Это был мир Маргарет, такой же совершенный, как мир внутри дома. Ничто не должно его омрачать, ничто не должно меняться. И какое несчастье, если чужаку удастся проникнуть в эти заповедные края и нарушить хорошо сбалансированное здешнее бытие.

 — Ты ее не понимаешь.

 — Извини, что ты сказала?

 — Ты совершенно не понимаешь свою мать. Это ее мир, Кейд. Это ее жизнь. Ее дом и сад. Вид из окон. Она много лет сохраняла этот мир, в то же время его совершенствуя. Она должна владеть им, прикасаться к нему и делать все, чтобы ничто не менялось. Не отнимай этот мир у нее.

 — Я не отнимаю. — Кейд обхватил ладонями лицо Тори и прижался к нему своим. — Но я также не позволю ей использовать дом или поместье как оружие против меня, как средство удержать меня под своей пятой.

 — Но можно поискать компромисс. Ты сам об этом сказал.

 — Да, но не со всеми людьми он возможен. Не проси меня об этом, Виктория. Не проси меня покупать ее одобрение за счет нашего счастья. И если хочешь знать, она никогда не одобряла мои поступки.

 Это было так странно: Кейд вырос в сказочном замке, но был так же обделен вниманием, как она.

 — Тебе это больно. Извини, я этого не понимала раньше.

 — Старая рана. Она уже не так кровоточит, как раньше.

 «Но все же иногда бывает», — подумала она, идя рядом с ним. Здесь были другие методы расправы с ребенком, обходились без ремня и не пускали в ход кулаки.

 — Я хочу детей.

 Кейд остановился, словно споткнувшись.

 — Что ты сказала?

 — Хочу детей, — повторила она. — Устала от пустых дворов, тихих садов и чопорных комнат. Если мы будем здесь жить, пусть будет шумно и весело, пусть на полу валяются игрушки и фантики от конфет. Я не хочу жить в безжизненном доме.

 Он улыбнулся, вспомнив о мальчике, который так хотел построить на дворе крепость.

 — Интересное совпадение. Я тоже думал о парочке ребят для начала.

 Он наклонился и сорвал веточку розмарина. «Чтобы помнила, — с чувством произнес он и подал ей, — что нам предстоит спланировать нашу общую жизнь с маленькими детьми и беспорядком в комнатах».

 Они вошли в дом через кухню и увидели Лайлу. Пахло кофе, бисквитом и розовой водой, которой каждое утро Лайла опрыскивала стены.

 — Поздновато вы пришли к завтраку, — ворчливо сказала она, — но, к счастью для вас, я сегодня в хорошем настроении.

 Она уже несколько минут наблюдала за ними из окна. Они хорошо смотрелись вместе. А Лайла уже давно хотела видеть своего мальчика вместе с подходящей ему женщиной.

 — Ну, садитесь. Кофе еще горячий.

 — Мать наверху?

 — Она заседает с судьей в парадной гостиной.

 Лайла уже ставила на стол кружки.

 — Она даже ни словечка мне сегодня не сказала. Долго разговаривала по телефону, сидя у себя в комнате с закрытой дверью. Твоя сестрица не удосужилась ночевать сегодня дома.

 — Фэйф нет? — В душе Кейда закралась тревога.

 — Не беспокойся, она у дока Уэйда. Упорхнула вчера, сказав, куда направляется, но, когда вернется, не знает. Никто, кроме меня, наверное, не ночует в своей постели… Садитесь и поешьте.

 — Мне надо поговорить с матерью. А ее покорми, — распорядился Кейд, кивнув на Тори.

 — Но я не щенок, — пробормотала Тори, — не беспокойся, Лайла, мне ничего не надо.

 — Садись и убери с лица страдальческое выражение. Это его дом, и он сам уладит дела со своей матушкой, тебе незачем ломать себе голову, как все устроить. — Лайла поставила на стол кофейник. — И съешь все, что я положу тебе на тарелку.

 — Начинаю понимать, на кого похож Кейд.

 — А почему бы и нет? Я главным образом и воспитывала его. Ничего не хочу сказать плохого о мисс Маргарет. Некоторые женщины не созданы быть матерями, вот и все. Это не делает их хуже. Просто они такие, какие есть.

 Она положила на тарелку большой кусок пышного бисквита.

 — Сожалею о том, что случилось с твоей матерью.

 — Спасибо.

 — Некоторые женщины не созданы для материнства. Вот почему, как в песне поется, господь да благословит детей, которые создают себя сами. Ты, девочка, из таких. И всегда была такая.

 И в первый раз, после того, как Тори узнала о смерти матери, она заплакала.

 Кейд застал в гостиной одного судью.

 — Добрый день, судья.

 Джеральд обернулся, и суровые черты его лица смягчились, когда он увидел Кейда.

 — Я надеялся, что смогу поговорить с тобой сегодня утром. Удели мне минуту.

 — Конечно. — Кейд вошел и пригласил судью сесть. — Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо?

 — Иногда напоминает о себе небольшой артрит. Что поделаешь, возраст.

 — Я уверен, что мать уже говорила с вами о некоторых изменениях в своем завещании. — Кейд решил сразу перейти к делу.

 — Она гордая женщина. И ее беспокоит твое будущее.

 — Беспокоит? Ее? Но для этого нет причин. Я живу прекрасно. Если же она беспокоится о судьбе «Прекрасных грез» — то ее беспокойство тоже беспочвенно. У нас очень удачный год.

 Джеральд откашлялся:

 — Кейд, я хорошо знал твоего отца, был его другом. И я надеюсь, что ты воспримешь мои слова тоже как дружеские. Не торопись с осуществлением своих личных планов и поразмысли над ними еще. Я полностью осознаю, что такое мужские потребности и желания, но нельзя их ставить во главу угла, нельзя ради них поступаться долгом, практическими интересами и прежде всего интересами семьи. Это никогда ни к чему хорошему не приводит.

 — Я просил Тори выйти за меня. Мне не нужно для этого материнское благословение и ваше тоже.

 — Кейд, ты молод, вся жизнь у тебя впереди. Я только прошу, как друг твоих родителей, подумать еще некоторое время. Особенно теперь, когда в жизни Тори Боден произошла такая трагедия. Трагедия, которая очень многое говорит и о ней, и о той среде, из которой она вышла. Когда она здесь жила в детстве, ты тоже был еще мальчиком, и тебя ограждали от грубых фактов жизни.

 — Каких?

 Джеральд вздохнул:

 — Ханнибал Боден опасный человек. И, несомненно, человек с больной психикой. Такие вещи передаются по наследству, ты это знаешь. Поверь, я ей очень сочувствую, но того, что есть, не изменить.

 — То есть «яблоко падает недалеко от яблони»? Или «кривой сучок — потому и растет»?

 Лицо Джеральда вспыхнуло от раздражения.

 — И то, и другое — справедливо. Виктория Боден слишком долго жила под тяжелой рукой отца, чтобы искривиться душой. Много лет назад бабушка Виктории с материнской стороны, Айрис Муни, приходила ко мне. Она хотела отсудить у Боденов опекунство над девочкой. Она говорила, что Боден избивает дочь.

 — Она хотела нанять вас?

 — Да. Однако у нее не было достаточно веских доказательств, что он бьет девочку. Я не сомневаюсь, не сомневался и тогда, что она говорит правду, но…

 — Вы знали, — очень тихо сказал Кейд, — вы знали, что он бьет ребенка, и ничего не сделали?

 — Но закон…

 — К чертовой матери такой закон, — сказал Кейд очень холодно, вставая с места. — Она приходила к вам за помощью, она хотела вызволить ребенка из этого ада. И вы ничего не сделали.

 — Это были семейные, родственные дела. И у нее не было доказательств.

 Джеральд, разгорячившись, тоже встал. Он не привык, чтобы с ним разговаривали как на допросе и смотрели на него с таким презрением.

 — Не было на этот счет ни полицейских рапортов, ни заявлений со стороны социальных служб. Если бы я принял дело к ведению, все равно бы ничего не вышло.

 — Но вы даже не попытались. Тори прошла через все это одна, ей никто не помог. А теперь, извините, у меня есть личное дело.

 Кейд быстро поднялся по лестнице и постучался в комнату матери. В доме все двери всегда были закрыты. Барьеры недоступности падали только после вежливой просьбы войти. Это он переменит. Его дети не будут ожидать дозволения войти.

 — Войдите.

 Маргарет даже не повернулась к сыну, продолжая укладывать вещи. Она видела, как Кейд подъехал к дому с этой женщиной. И знала, что скоро он постучится в ее дверь. Он, разумеется, попросит ее изменить решение и не уезжать. Он прежде всего делец и будет стремиться к компромиссу. Она выслушает его просьбы и предложения и — отвергнет их.

 — Извини, что беспокою тебя. — Он говорил это сотни раз, получив разрешение войти. — Мне жаль, что мы с тобой не сошлись во мнениях.

 Она не дала себе труда даже повернуться к нему лицом.

 — Я распорядилась, чтобы мой багаж увезли сегодня днем. Естественно, я желаю, чтобы остальное мое имущество переслали мне позднее. Я составила список моих собственных вещей. За годы жизни в этом доме я многое приобрела на свои средства.

 — Разумеется. Ты решила, где будешь жить?

 Вопрос, заданный ровным и спокойным тоном, заставил ее опустить руки. Ее взгляд устремился на него.

 — Нет, никаких планов на постоянное место жительства я не имею. Это нужно тщательно обдумать.

 — Да, мне кажется, тебе будет удобнее в своем собственном доме и где-нибудь поблизости, так как ты связана с социальными службами. У нас есть дом на углу улиц Главной и Магнолий. Приятный на вид, кирпичный двухэтажный дом, с хорошо ухоженным садом и двором. В настоящее время там живут, но аренда кончается через два месяца. Если тебя это интересует, я уведомлю жильцов об окончании срока аренды.

 Она потрясенно смотрела на Кейда.

 — Как же легко ты выставляешь меня вон!

 — Я тебя не выставляю. Я буду рад, если ты останешься. Это твой дом и таким и останется, но он станет также домом и для Тори.

 — Когда-нибудь ты поймешь, что она собой представляет, но до этого времени она успеет разрушить твою жизнь. Ее мать нищенка. Ее отец убийца. И сама она расчетливая выскочка, забывшая, кто она и где ее место.

 — Ее место здесь, со мной. Если ты не можешь ее принять, тогда тебе придется поискать другое место себе. Дом на улице Магнолий твой, если пожелаешь. Если ты предпочтешь что-нибудь другое, я приобрету для тебя это место в собственность.

 — Ты это предлагаешь из чувства вины?

 — Нет, мама. Я не чувствую себя виноватым из-за того, что счастлив и хочу жениться на женщине, которую люблю и уважаю.

 — Уважаешь? — словно выплюнула Маргарет. — Ты смеешь говорить об уважении?

 — Да. И я никого в жизни не уважал больше, чем уважаю ее. Так что чувство вины в моем тебе предложении не играет никакой роли. Но я позабочусь о том, чтобы тебе жилось удобно.

 — Мне от тебя ничего не надо. У меня есть собственные средства.

 — Я знаю. Ты можешь не спешить с решением этого вопроса. Но какое бы ты ни приняла решение, я надеюсь, ты будешь довольна. По крайней мере — удовлетворена.

 Он закрыл глаза — от усталости соответствовать хорошему тону и блюсти манеры.

 — Я хотел бы, чтобы наши отношения значили больше для нас обоих. И хотел бы знать, почему это не так. Мы разочаровали друг друга, мама. И мне очень жаль.

 Маргарет плотно сжала губы, чтобы он не заметил, как они дрожат.

 — Когда я покину этот дом, ты перестанешь существовать для меня.

 Глаза его на мгновение затуманила горечь. И потом исчезла.

 — Да, я это знаю.

 Кейд вышел и затворил разделившую их дверь.

 Маргарет в одиночестве опустилась на кровать. Все стихло.

 Кейд собрал бумаги, которые должны были ему понадобиться в течение одного-двух ближайших дней. Перебрал в уме дела, которые можно отложить. Ежеквартальную встречу с бухгалтером отменить нельзя. Значит, необходимо найти для Тори безопасное пристанище на несколько дней. Он взглянул на часы и набрал телефонный номер. Сонным голосом ответила Фэйф.

 — Где Уэйд?

 — Внизу с каким-то больным кокер-спаниелем. А сколько времени?

 — Десятый час.

 — Я сплю. Отвали.

 — Я еду в город. Тори со мной. Тори хочет чем-то заняться в магазине, хотя открывать его сегодня не будет. Я хочу, чтобы ты побыла с ней.

 — Ты что, не расслышал? Я еще сплю.

 — Вставай. Мы заедем за тобой через полчаса.

 — Что это ты раскомандовался сегодня? — недовольно поинтересовалась Фэйф.

 — Я хочу, чтобы вы были все время вместе, пока Бодена не засадят за решетку. Ты будешь с ней, поняла? А я вернусь, как только смогу.

 — Что я, нянька? Какого черта мне с ней делать?

 — Пораскинешь на досуге мозгами. Поднимайся, — повторил он и положил трубку.

 Первое, что он заметил, войдя в кухню, — тарелка Тори почти пуста. А второе — что она плакала.

 — Что случилось? Что ты ей сказала? — повернулся он к Лайле.

 — Перестань шуметь, — и Лайла отмахнулась от него, как от мухи. — Она всласть поплакала и теперь будет лучше себя чувствовать. Правда, моя девочка?

 — Да, спасибо. Я больше ни кусочка не могу съесть, Лайла. Действительно не могу.

 Лайла, наморщив губы, посмотрела на тарелку и кивнула.

 — Ладно, ты вполне справилась. — Она взглянула на Кейда: — Может, миссис Маргарет и судья будут завтракать?

 — Не думаю. Мама собирается уехать днем.

 — Совсем?

 — Наверное. И я не хочу, чтобы ты оставалась одна в доме, Лайла. Может, ты уедешь к своей сестре на пару дней?

 — Что ж, ладно.

 Она отнесла тарелку Тори в раковину.

 — Вот как все обернулось, Кейд. Может, и к лучшему, если она уедет. Она освободится от этого дома и в конце концов почувствует себя счастливее.

 — Надеюсь, ты права. Позвони своей сестре.

 И он протянул Тори руку. Она встала и, слегка поколебавшись, прижалась щекой к щеке Лайлы.

 — Спасибо.

 — Ты хорошая девочка. Только помни, что тебе надо держаться за свое.

 — Я и собираюсь.

 Когда они отъехали от дома, Тори вдруг сказала:

 — Я не хочу пышной свадьбы. Я бы хотела, чтобы все было как можно тише и как…

 — И как?

 Он повернул на шоссе, и Тори взглянула в сторону болота.

 — И как можно скорее.

 — Почему?

 — Потому что мне хочется поскорее начать нашу общую жизнь.

 — Завтра же мы получим лицензию на брак. Это тебя устроит?

 — Да. Это меня очень устроит.

 Она смотрела на Кейда и улыбалась. Она больше ничего не видела. И не чувствовала ничего. Даже близости болота. И того, что там скрывалось.

 Фэйф как раз свернула к магазину «Южный комфорт», когда к нему подъехал автомобиль Кейда. Она широко улыбнулась брату:

 — А вот и ты. Я думала, что ты уже забыл.

 — Забыл? О чем? — Кейд с недоумением посмотрел на нее.

 — Ты говорил, что я сегодня могу взять твою машину.

 Ключи от своей она вложила ему в руку и кокетливо взмахнула ресницами.

 — Как ты мил. Правда, он самый лучший брат на свете, Тори? Кейд знает, что я питаю слабость к его маленькому «Конвертиблу», и всегда мне его одалживает.

 Выхватив из пальцев Кейда его ключи, она подарила ему звучный поцелуй.

 — Тори, Уэйд очень занят сегодня, и мне ужасно скучно. Можно составить тебе компанию? А заодно куплю для Уэйда кое-какие милые мелочи, которые у тебя водятся. Я собираюсь проводить теперь больше времени у него, так что нужно навести уют в его холостяцком жилище. Мой автомобиль припаркован у дома Уэйда, но там мало бензина! — крикнула она Кейду. И, взяв Тори под руку, повела ее к магазину. — Он меня сегодня разбудил слишком рано. Вот пусть и расплачивается. Он хочет, чтобы мы стерегли друг друга.

 — А где твой щенок?

 — Резвится в доме Уэйда. У тебя есть выпить чего-нибудь холодненького?

 — В подсобке. Достань сама.

 — Ты сегодня откроешь магазин?

 — Нет. Я не хочу ни с кем встречаться.

 Фэйф скользнула в подсобное помещение и вскоре появилась с двумя бутылками кока-колы. Тори завела тихую музыку и стала протирать стекла.

 — А мне ты поручишь что-нибудь? Не то я умру от скуки.

 — Протирай стекла, — решила Тори. — У меня много дел в подсобке. И никого, пожалуйста, не впускай.

 — Все ясно.

 Фэйф отыскала ключи от витрины с украшениями и примерила несколько пар сережек, восхитилась браслетом в виде серебряной змейки и его примерила тоже. Когда раздался стук в дверь, она проворно заперла витрину. За стеклянной дверью стояли незнакомые ей мужчина и женщина, которые разглядывали ее так же внимательно, как и она их. «Это очень некстати, — подумала Фэйф, — что Тори не открыла сегодня магазин. Покупатели бы развлекли ее».

 Фэйф лучезарно улыбнулась и постучала по табличке «Закрыто». Женщина в ответ показала удостоверение.

 «Ух ты! Из ФБР, — подумала она. — Еще интереснее». И Фэйф открыла дверь.

 — Мисс Боден?

 — Нет, она в подсобном помещении.

 Фэйф окинула вошедших оценивающим взглядом. Женщина была высокая, с жестким выражением лица, с коротко подстриженными темными волосами, черноглазая. По мнению Фэйф, женщине совсем не шел ее серый костюм, а на ногах были очень некрасивые туфли.

 Мужчина казался приличнее на вид: шатен, волнистые волосы и квадратная челюсть с маленькой соблазнительной ямочкой посередине. Она кокетливо ему улыбнулась, но лицо агента ФБР осталось непроницаемым.

 — Вы не попросите мисс Боден выйти к нам? — обратилась к ней женщина.

 — Разумеется. Извините, на минуту отлучусь. Подождите. — И Фэйф побежала в кладовую, плотно закрыв за собой дверь. — Здесь ФБР.

 — Здесь? — испуганно вскинула голову Тори.

 — Да, в магазине. Мужчина и женщина. И совсем не похожи на тех, каких показывают по телевидению. Он не очень противный, а она в таком костюме, который я ни за что не соглашусь надеть даже в гроб. И она — янки. Насчет него — не знаю. Он и рта не раскрыл. По-моему, она главная.

 — Ради бога, какое это имеет значение?

 Тори встала, но колени у нее дрожали. Не успела она взять себя в руки, как в дверь постучали.

 — Мисс Боден?

 — Да, это я.

 — Я специальный агент Линн Уильямс. — И женщина указала на свой значок. — А это — агент по особым делам Маркус. Нам необходимо поговорить с вами.

 — Вы нашли моего отца?

 — Еще нет. Он с вами связывался?

 — Нет, я его не видела и ничего о нем не слышала. Он знает, что я ему не стану помогать.

 — Мы хотели бы задать вам несколько вопросов. — И Уильямс многозначительно взглянула на Фэйф.

 И Фэйф, молниеносно подскочив к Тори, обняла ее за плечи:

 — Это невеста моего брата. Я обещала ему не оставлять Тори ни на минуту.

 Маркус перелистал блокнот.

 — А кто вы будете?

 — Фэйф Лэвелл. У Тори сейчас очень тяжелая полоса жизни. И я останусь с ней.

 — Вы знакомы с Ханнибалом Боденом?

 — Да, я его знаю. Я думаю, что это он убил мою сестру восемнадцать лет назад.

 — Но у нас нет доказательств этого. Мисс Боден, когда вы видели свою мать в последний раз?

 — В апреле. Мы с дядей ездили к ней. Несколько лет я не поддерживала с родителями никаких отношений. Мать я не видела до апреля с тех пор, как мне исполнилось двадцать лет. Отца тоже, пока он сам не появился здесь, в моем магазине.

 — И вы уже знали, что он в бегах?

 — Да.

 — И все-таки дали ему деньги.

 — Нет, он сам их взял. Но я бы ему их отдала, лишь бы не встречаться с ним.

 — Ваш отец осуществлял в отношении вас насильственные действия?

 — Да.

 И Тори, обессилев, села.

 — А вашу мать он бил?

 — Я этого не видела. Думаю, что он избивал ее раньше, когда меня еще не было на свете. Но это только мои предположения.

 — Мне говорили, что вам нет надобности предполагать . Вы утверждаете, что являетесь ясновидящей.

 — Я ничего не утверждаю.

 — Вы дружили с Хоуп Лэвелл. — И Маркус сел тоже, а его напарница осталась стоять.

 — Да, дружила.

 — И это вы привели ее родственников и полицейских к ее телу.

 — Да. И я уверена, что вы получили на этот счет донесения. Я ничего не могу к ним добавить.

 — Вы утверждали, что видели, как ее убивают.

 Тори промолчала. Маркус наклонился вперед.

 — Недавно вы обратились за помощью к Абигейл Лоренс, адвокату из Чарлстона. Вас интересовали серийные убийства на сексуальной почве. Почему?

 — Потому что все жертвы погибли от рук одного и того же человека, того самого, кто убил Хоуп.

 — Вы это… чувствуете?

 — Я это знаю. Но не жду, что вы мне поверите.

 — Но если вы знаете, тогда почему вы об этом не заявили?

 — С какой целью? Чтобы опять на свет извлекли дело Джонаса Мэнсфилда и указали бы мне на мою роль в этом деле? Вы знаете обо мне все, агент Уильямс, все.

 Маркус достал из кармана целлофановый пакетик и бросил его на стол. В нем была серьга в виде гладкого золотистого обруча.

 — Что вы можете сказать об этом?

 — Она принадлежала моей матери? — И Тори, выхватив у него пакет, сломала печать и вытряхнула на ладонь серьгу.

 И ощущения нахлынули на нее мощным потоком. Она вздрогнула и уронила серьгу на стол.

 — Вторая у вас в кармане, — сказала она агенту Уильямс. — Вы взяли их с собой, отправляясь в город, и одну положили в пакет.

 — Извините… — И Уильямс взяла серьгу со стола. — Я много чего знаю о вас, мисс Боден. Я интересовалась вашей работой в Нью-Йорке. И внимательно изучила дело Мэнсфилда.

 И она сунула серьгу в карман.

 — Они должны были бы прислушаться к вашим советам. — Агент Уильямс взглянула на своего напарника. — Я, по крайней мере, так и поступлю.

 — Но мне нечего больше вам сказать. — И Тори встала. — Фэйф, ты не проводишь посетителей?

 — Конечно.

 Уильямс достала визитную карточку, положила ее на стол, и в сопровождении Фэйф агенты вышли из подсобки. Через несколько минут она вернулась, достала еще одну бутылку колы и устроилась в кресле, которое только что занимал Маркус.

 — Ты все узнала, едва прикоснувшись к сережке? И так все выглядело серьезно, черт возьми. Мы должны с тобой пойти и купить кучу лотерейных билетов или на бега. Ты можешь угадывать, какая лошадь придет первой? Наверное, можешь!

 — Ради бога, Фэйф!

 — Ну а почему нет? Почему бы не поразвлечься немного? Нет, лучше давай поедем в Лас-Вегас и сыграем в «блек-джек». Господи, Тори, да мы с тобой сорвем банк в каждом казино.

 — Эта способность дается не для наживы.

 Но Фэйф не так-то легко было остановить.

 — Поедем со мной к Уэйду. Ты к нему прикоснешься и прочитаешь его мысли. Скажешь, что он думает обо мне.

 — Не хочу.

 — Ну будь другом.

 — Нет! — отрезала Тори.

 — Ну ты и стервочка.

 — Это правда. А теперь уходи. И положи браслет туда, откуда его взяла.

 — Положу, не беспокойся. Красть не в моих привычках. — Фэйф совсем не обиделась. — А что я думаю вот сейчас, в эту самую минуту?

 Тори взглянула на нее и улыбнулась:

 — Изобретательно, однако с анатомической точки зрения невозможно. Спасибо тебе, Фэйф.

 — За что?

 — За то, что развеселила меня.

 — Ну, это я с удовольствием. Не так уж это и трудно. 

 — Уэйд, милый? — Фэйф прижала телефонную трубку к плечу и посмотрела в сторону подсобки, где, как ей казалось, Тори затворилась навечно. — Ты занят?

 — Нет, конечно. Только что кончил стерилизовать гончую.

 — А как там моя малышка?

 — Радуется жизни.

 — А я помогаю Тори. — Фэйф с чувством большого удовлетворения оглядела стекло, которое она отполировала до блеска. — Ты когда думаешь приехать?

 — Я закончу в пять тридцать. А что ты имеешь в виду?

 — У меня «Конвертибл» Кейда, и я подумываю насчет поездки вдвоем куда-нибудь подальше отсюда. На мне одно красное платье… Ты помнишь мое красное платье, милый?

 Последовала долгая-долгая пауза.

 — Ты хочешь убить меня?

 Она удовлетворенно рассмеялась:

 — Тогда почему бы нам не предпринять такую поездку? Мы сможем остановиться в каком-нибудь мотельчике под видом бродячих продавцов?

 — А что ты собираешься продавать?

 В ответ раздался волнующий низкий смех.

 — Ну, дорогой, ты уж положись в этом отношении на меня. Найду что, и цена будет соответствующая.

 — Тогда я покупаю. А обратно мы можем выехать рано утром.

 — Ну и чудесно. Уэйд? Помнишь, ты сказал, что любишь меня?

 — Да, кажется, что-то такое припоминаю.

 — Ну, и я тоже, наверное, тебя люблю. И знаешь что? Это довольно приятно.

 Последовала еще одна долгая пауза.

 — Думаю, что сумею выбраться отсюда в пять с четвертью.

 — Я тебя подхвачу. — Фэйф повесила трубку и протанцевала вокруг прилавка несколько па. — Тори, да выходи ты оттуда. Засела как в тюрьме. — И она открыла дверь в подсобку.

 Тори оторвала взгляд от инвентарного списка.

 — Ты, наверное, никогда не работала?

 — А зачем? У меня есть наследство.

 — Для полноты жизни, для самоудовлетворения, для того, чтобы чувствовать радость от хорошо сделанного дела.

 — Ну ладно, я немного поработаю у тебя, мы об этом после поговорим. А теперь поедем со мной. Мне надо заскочить в «Прекрасные грезы» и взять кое-какие вещи.

 — Ну и поезжай.

 — Куда я, туда и ты. Я обещала Кейду… Ой, почти четыре часа.

 — Но я еще не кончила работу.

 — А я кончила. И если мы еще задержимся, эти люди из ФБР снова могут нагрянуть.

 — Хорошо. Но я обещала бабушке, что в пять часов буду у дяди Джимми.

 — И чудесно. Я тебя подвезу, а потом поеду к Уэйду. Возьми нам парочку кока-колы. Я просто изжарилась.

 И Фэйф склонилась к одному из зеркал, чтобы освежить губную помаду.

 — С каких это пор ты отражаешься в зеркале? — невольно спросила Тори, доставая две бутылки.

 Фэйф, нисколько не обидевшись намеком на свою близость вампирам, бросила в сумочку губную помаду.

 — Ты грубишь потому, что целый день торчала в своей дыре без воздуха. Ты еще меня поблагодаришь, когда мы выедем на шоссе и я включу полную скорость. Ты еще насладишься игрушкой Кейда. А когда ветер немного растреплет тебе волосы, у тебя будет очень стильный вид.

 — У меня и так вполне подходящая прическа, — отмахнулась Тори.

 — Ничего подобного. Ты выглядишь как старая дева-библиотекарша.

 — Ну, это банальное сравнение и довольно оскорбительное для всего профессионального цеха. — Тори невольно усмехнулась. — Заткнись, — и она сунула в руки Фэйф бутылку.

 — Вот это мне в тебе нравится. В карман за ответом не полезешь.

 Фэйф в последний раз взбила локоны и двинулась к выходу.

 Тори последовала за ней, заперла магазин и вдруг почувствовала, что у нее легко на душе. Быть рядом с Фэйф и оставаться в грустном настроении невозможно. Ей очень захотелось промчаться как ветер в машине с откидным верхом. Она отдастся наслаждению быстрой ездой, а все остальное пусть подождет.

 — Пристегнись, — скомандовала она Фэйф и села рядом.

 — А воздух-то какой густой. Прямо жевать хочется.

 Фэйф пристегнулась, надела темные очки и включила зажигание. И, злорадно улыбнувшись, нажала кнопку, запустив на полную мощность Пита Сигера с его рок-н-ролльскими воплями.

 Тори также достала солнцезащитные очки.

 — Подходящая музыка.

 И Фэйф стрелой помчалась вперед на зеленый свет, успев проскочить в считаные секунды перед тем, как зажегся красный.

 — Тебя оштрафуют, прежде чем мы выберемся из города.

 — Ну, нашим блюстителям порядка сейчас не до нас, в городе ФБР. Господи, неужели тебе не нравится такая чудесная машина?

 — Почему бы тебе не приобрести свою, такую же?

 — Но тогда я лишусь удовольствия одалживать ее у Кейда.

 Она промчалась через город и уже вовсю шпарила по шоссе. Ветер хлестал Тори в лицо, трепал волосы и будоражил кровь. «Приключение, — подумала она и тут же одернула себя: — Какая, однако, глупость». Так много лет прошло с тех пор, когда она радовалась в ожидании очередного приключения.

 Скорость. Хоуп тоже любила быструю езду, воображая, что ее велосипед быстроногий жеребец или ракета. Она бросала вызов дьяволу, отрывая руки от руля и отдаваясь быстрой езде. И Тори тоже отдалась ритмам бешеной скорости и неистовой музыки. Пахло летом, летом ее детства. Под жарким солнцем плавился асфальт, запах стоячих болотных вод насыщал воздух.

 — Вон Кейд стоит.

 — Что?

 Тори откинулась назад. Голова была необыкновенна легка, волосы спутались, глаза затуманились.

 — Вон там, — и Фэйф небрежно ткнула пальцем в сторону поля, где над зеленым морем хлопка возвышались две мужские фигуры. Она весело просигналила, помахала рукой и рассмеялась. — Он сейчас ругает на чем свет стоит свою безответственную сестру. И развращающее влияние, которое я на тебя оказываю.

 — Ну, со мной все в порядке. Я чувствую себя превосходно.

 Фэйф пытливо посмотрела на Тори.

 — Да, хотя ты побледнела. Неужели ты… О черт!..

 Через дорогу шмыгнул кролик. Фэйф инстинктивно нажала на тормоза. Машина вздрогнула, взвизгнула, резко подалась назад, но Фэйф опытной, твердой рукой успела ее выровнять.

 — Почему они скачут под колеса, одному богу известно. Такое впечатление, будто они специально выжидают, когда покажется машина, и… ой!

 Бутылка с колой опрокинулась, и содержимое расплескалось на блузку Тори. Она двумя пальцами приподняла прилипшую к коже ткань и укоризненно взглянула на Фэйф.

 — Пожалуйста, завези меня домой, мне надо переодеться.

 Фэйф свернула к дому Тори и взметнула тучи пыли и гравия, резко затормозив.

 — Давай переоденься, а я пока замочу твою блузку в холодной воде. Хотя она заурядна и скучна, все же нельзя, чтобы она пропала.

 — Она классического покроя, — возразила Тори.

 — Ты так полагаешь? — Фэйф поднялась по ступенькам вслед за Тори, а потом вошла в спальню. Чувствуя себя как дома, она открыла встроенный шкаф и стала разглядывать вещи. — Нет, кое-что совсем неплохо.

 — Не трогай мои вещи.

 — А вот эта мне пойдет. — И Фэйф вытащила блузку темно-синего с серым отливом цвета и прикинула ее к себе, смотрясь в зеркало. — Подчеркивает цвет моих глаз.

 Раздевшись до пояса, Тори выдернула блузку у Фэйф и сунула ей в руки мокрую.

 — Займись полезным делом.

 Фэйф недовольно поджала губы, но все же направилась в ванную.

 — Если ты не будешь носить ее на следующей неделе, одолжи ее мне. Завтра мы с Уэйдом проведем вечер в домашней обстановке, и, во всяком случае, долго мне в блузке сидеть не придется.

 — Но тогда не имеет значения, что на тебе будет надето, — заметила Тори.

 — То, что женщина на себя надевает, неразрывно связано с тем, какую реакцию со стороны мужчины она ожидает.

 Тори хотела достать белую рубашку, потом оглядела шелковую блузку. Почему бы и нет?

 Она застегнула пуговицы и подошла к зеркалу, чтобы причесаться. Тори подняла руки и стала заплетать волосы в косичку. Монотонное, привычное движение и жужжание вентилятора под потолком производило убаюкивающее действие, и, полузакрыв глаза, она, мечтательно улыбаясь, смотрела в зеркало. И вдруг увидела кролика, перебегающего дорогу. Испуганный коричневый комочек, прошмыгнувший перед самым носом машины. Он бежал, потому что почуял запах человека. Кто-то тогда шел. Кто-то идет. Кто-то высматривает. Панический страх сжал сердце. В воздухе запахло перегаром виски. Она явственно ощутила его и себя как добычу, за которой охотятся.

 Одним прыжком Тори подскочила к ночному столику и выхватила из ящика револьвер. И бросилась из комнаты как раз в тот момент, когда Фэйф выходила из ванной.

 — Я намочила ее, тебе остается прополоскать и… — Она увидела револьвер и потом лицо Тори. — О господи!..

 Тори схватила ее за руку.

 — Слушай и не задавай вопросов. Времени мало. Садись в машину и поезжай за помощью. Я его остановлю, если смогу.

 — Поедем со мной. Я тебя не оставлю одну.

 — Нет! — Тори вырвалась и побежала на кухню, чтобы дать Фэйф время уехать. И столкнулась лицом к лицу с отцом.

 Он ударом ноги распахнул дверь черного хода. От его одежды несло зловонием, руки были в царапинах и укусах насекомых. Он нетвердо держался на ногах, но взгляд, устремленный прямо в лицо дочери, был цепкий и неподвижный. В одной руке он держал пустую бутылку, в другой ружье.

 — Я тебя поджидал.

 Тори сжала покрепче револьвер.

 — Знаю.

 — А где эта шлюха Лэвелл?

 — Здесь только я.

 — Ах ты, лживая стерва. Ты и шагу не можешь ступить без этой богачки. Желаю с нею говорить. Желаю говорить с вами обеими.

 — Здесь только я, — повторила Тори.

 — Ну да, это верно. Одна-то убита. Напросилась сама. Вы обе напрашивались. Все время врали, повсюду шныряли. И бесстыдно трогали друг друга…

 — Ты совсем спятил!

 — Ты думаешь, я не видел, как вы купались голышом?

 Ее чуть не стошнило при мысли, в каком извращенном виде он воспринимал простую детскую забаву.

 — Нам было по восемь лет. Но тебе-то значительно больше. Грех сидел в тебе. И так было всегда. Назад, — и она дрожащей рукой подняла револьвер. — Ты больше никогда не дотронешься до меня. Или до кого-нибудь еще. Неужели мама на этот раз не отдала тебе все свои деньги? Неужели она замешкалась и ты поэтому ее убил?

 — Я никогда не поднимал руку на твою мать, разве только для ее же пользы. Господь сделал мужчину хозяином в своем доме. Опусти эту игрушку и дай мне выпить.

 — Полиция сюда уже едет. Она повсюду ищет тебя. И ты ответишь за Хоуп, за маму и всех остальных.

 Револьвер дрогнул в ее руке, когда он шагнул вперед. В ушах раздался свист кожаного ремня.

 — Только подойди, и ждать полицию не придется. Я сама покончу с этим.

 — Подумаешь, испугала. Да у тебя духу не хватит.

 — А вот у меня хватит. — За спиной Тори показалась Фэйф. В ее руке блестел маленький перламутровый револьвер. — Если она не сможет застрелить тебя, то это сделаю я.

 — Так она мертва!

 Он изо всей силы толкнул Тори. В ту же минуту прогремел выстрел.

 Тори упала на Фэйф, а ее отец с воем выскочил из кухонной двери.

 — Я же велела тебе уехать, — сказала Тори, приподнимаясь.

 — А я редко кого-то слушаюсь. — Фэйф прислонилась к стене. — Но я взяла из машины телефонную трубку и позвонила в полицию.

 — Но ты вернулась.

 — Ты тоже меня бы не бросила.

 — Но была кровь. Я ощущала запах крови. Он тебя ранил?

 — Нет, ты ранила его, Тори.

 Тори взглянула на свою руку. Она все еще держала в ней револьвер. Вздрогнув, она разжала пальцы, и он упал.

 — Так это я его застрелила?

 — Нет, твой револьвер выстрелил, когда он тебя оттолкнул. У него на рубашке было пятно крови. А я не стреляла.

 Издалека донесся вой полицейских сирен. Услышав их, Фэйф прислонилась спиной к стене.

 — Слава богу, вот и они. — Но тут она услышала, как взревел мотор. — Господи! Автомобиль Кейда. Я оставила ключи в машине.

 И она бросилась на крыльцо, а за ней Тори, и обе увидели, как машина, взвизгнув тормозами, выскочила на дорогу.

 — Кейд меня теперь убьет.

 — Мы только что отделались от убийцы-психопата, — истерически засмеялась Тори, — а ты боишься, что тебя отшлепает старший брат!

 — Ну знаешь, Кейд может рассвирепеть. — И Фэйф обняла Тори, чтобы поддержать ее.

 Тори, положив голову ей на плечо, закрыла глаза.

 Пронзительные звуки сирен оглушали. Она видела руки на руле. Руки отца, все в глубоких ссадинах и ранках. Она чувствовала безумную скорость, гремящий пульсирующий рок. Все ближе огни полицейских машин. Их можно видеть в зеркало заднего обзора. Они все приближаются. Раненая рука горит как в огне. Капает кровь. Но бог поможет. Это он припас для него машину. Скорее. Скорее.

 Это испытание. Еще одно испытание, которое ему ниспослал господь. О, я вернусь, и я заставлю ее заплатить за все. Руки стали скользкими от крови, руль не слушается. Кто-то кричит. Неужели это кричит он?

 — Тори! Ради бога! Очнись!

 Она пришла в себя, лежа ничком на дороге, содрогаясь всем телом. В ушах звучал ужасный крик.

 — Я не знаю, что делать, как тебе помочь… — растерянно повторяла Фэйф.

 — Все в порядке.

 Тори перекатилась на спину и заслонила глаза ладонью.

 — Подожди минуту. Я сейчас.

 — Все в порядке? Ты выскочила на дорогу. Прямо под машины. А потом упала…

 — Все в порядке. Он мертв.

 — Да, я уже поняла. Посмотри туда. — И Фэйф показала на дорогу, где к небу вздымался столб дыма и пламени и солнце ослепительно сияло на стекле и хроме полицейских машин, окруживших пожар.

 — Смерть в огне, — прошептала Тори. — Это я на него навлекла. Я этого хотела.

 — Нет, он сам на себя навлек такую смерть. Но я хочу к Уэйду! Господи, как мне нужен сейчас Уэйд!

 — Мы сейчас попросим кого-нибудь ему позвонить. — Тори встала на ноги и протянула руку Фэйф. — Пойдем попросим кого-нибудь ему позвонить.

 — Я шатаюсь, как пьяная.

 — Я тоже. Давай поддерживать друг друга.

 Они обняли друг друга и, спотыкаясь, пошли по дороге. Жара немилосердно плавила не только асфальт, но, казалось, и воздух. Тори увидела впереди светло-бежевый автомобиль с агентами ФБР.

 — Ты видишь, где он разбился? Как раз напротив того места, где Хоуп…

 За спиной послышался шум приближающегося автомобиля. Они остановились. Кейд выскочил из машины и обнял сразу обеих.

 — Вы в порядке. В порядке. Господи, я думал, что…

 — Нет, он нас не тронул. Он мертв. Я чувствую это, — сказала Тори едва слышно.

 — Тише. Молчи. Сейчас я отвезу тебя домой. Вас обеих.

 — Я хочу к Уэйду.

 Он поцеловал Фэйф в макушку.

 — Мы заедем к нему, миленькая. А теперь держитесь за меня.

 — Кейд, он захватил твой автомобиль, — и Фэйф уткнулась лицом в грудь брату. — Прости меня…

 Кейд похлопал ее по плечу:

 — Не думай об этом. Главное, вы живы.

 Он посадил их в машину и уже тронулся с места, когда агент Уильямс сделала знак рукой остановиться.

 — Мисс Боден, вы можете засвидетельствовать, что это ваш отец? — И она указала рукой на груду обгоревшего металла. — То, что за рулем был Ханнибал Боден?

 — Да. И он мертв.

 — Мне надо задать вам несколько вопросов.

 — Не здесь, не сейчас. — Кейд снова нажал на газ. — Приезжайте в «Прекрасные грезы», когда покончите со своими делами здесь. Я везу их домой.

 Некоторое время она ощущала все как во сне. Кейд привез ее домой, помог подняться по лестнице и уложил на кровать. Она открыла глаза.

 — Все в порядке. Я только немного устала.

 — Я взял у Фэйф ночную рубашку. Сейчас ты переоденешься, и тебе станет легче.

 — Нет. — Тори села и обняла его. — Мне уже лучше.

 Он нежно пригладил ей волосы.

 — Я видел, как вы промчались мимо. Фэйф неслась вперед, как безумная. Я ей еще задам.

 — Она просто хотела заставить тебя немного поволноваться.

 — И заставила. Я ковылял по полю, ругая ее на чем свет стоит, а Пайни ковылял рядом и идиотски посмеивался. А затем я услышал выстрел. У меня сердце едва не остановилось. Я побежал, но до дороги было довольно далеко, и тут я увидел, как мимо промчалась полицейская машина. Потом я увидел взрыв. И подумал, что потерял тебя.

 Он стал ее покачивать, как ребенка, и повторил:

 — Я думал, что потерял тебя, Тори.

 — Нет. И он больше никого не тронет.

 Она положила голову ему на плечо.

 — Где Фэйф?

 — Внизу с Уэйдом. Она очень возбуждена. Она так и будет крутиться, как волчок, пока не упадет в изнеможении. Но он будет рядом.

 — Она осталась со мной. Как ты ее просил… А мне нужно ехать к бабушке, — вспомнила Тори.

 — Она сама сюда едет. Я ей позвонил. И теперь этот дом — твой, Тори. Мы перевезем сюда твои вещи.

 — Что ж, идея очень хорошая.

 Уже в сумерках она вышла с бабушкой в сад.

 — Мне хочется, чтобы ты осталась здесь, ба, и Сесил тоже.

 — Но я нужна Джей Ару. Он потерял сестру, а я свое дитя. — Ее голос дрогнул, охрип. — Да, я потеряла ее давно. И все же, несмотря ни на какие доводы рассудка, упрямо надеешься, что все вернется на круги своя, все наладится. А теперь и эта надежда погибла.

 — Я не знаю, как тебе помочь.

 — А ты мне помогаешь. Тем, что живешь. Тем, что счастлива.

 И она крепко сжала руку Тори и, казалось, не может оторваться от внучки.

 — Все мы должны примириться с тем, что случилось, все по-своему. — И Айрис вздохнула. — Я хочу похоронить ее здесь, в Прогрессе. И Джей Ар этого хочет. Я не хочу церковного отпевания. Мы похороним ее послезавтра утром. Священник скажет несколько слов у могилы. И я не стану осуждать тебя, Тори, если ты не придешь.

 — Но я, разумеется, приду.

 — Я буду рада.

 И Айрис села на скамью. В бархатной темноте ночи летали светлячки, оставляя призрачный след.

 — Похороны нужны для остающихся жить. Чтобы сомкнуть ряды. Тебе это надо.

 И она притянула Тори к себе.

 — Я чувствую себя такой старой.

 — Не говори так.

 — Это пройдет. Старости я не поддамся. Но сегодня я чувствую себя старой и уставшей. Говорят, что родители не должны переживать своих детей, но у природы и судьбы свои на этот счет взгляды. И надо жить. И мы все живем, как хотят они. Тори, я хочу быть уверена, что ты будешь держаться обеими руками за то, что тебе дано, и держаться очень крепко.

 — Да. Буду. Сестра Хоуп знает, как это делается. И я научусь у нее.

 — А мне она всегда нравилась. Она хочет выйти замуж за моего Уэйда?

 — Я думаю, он хочет жениться на ней, уверив ее в том, что это ее идея, — улыбнулась Тори.

 — Умный мальчик. И последовательный. Он сумеет удержать ее на привязи, не поранив ей крылышки. Хочу, чтобы мои внук и внучка были счастливы. И крепко буду на это надеяться, Тори. 

 Уэйд никак не мог справиться с галстуком. Он ненавидит все эти прибамбасы. Галстуки надевают на свадьбы. И на похороны тоже. И никуда не денешься, даже если, по счастью, твоя профессия не требует, чтобы ты носил удавку ежедневно.

 Через час будут хоронить тетю. И от этого тоже никуда не денешься.

 Шел дождь, была настоящая гроза. Для похорон скверная погода просто необходима, как необходимы галстуки, черный креп и сладко пахнущие цветы. Он бы сейчас год жизни отдал за возможность залечь в постель, натянуть одеяло на голову, и пусть все идет своим чередом, но без него.

 — Максин сказала, что приглядит за собаками, — объявила Фэйф, одетая в самое скромное черное платье, которое могла отыскать в своем гардеробе. — Уэйд, что ты сделал с галстуком?

 — Завязал его. Что еще делают с галстуками?

 — Нет, ты скорее смял его. Постой, может, я сделаю.

 — Оставь это, Фэйф. И поезжай домой. Зачем нам обоим мокнуть под дождем два часа? Ты и так уже хлебнула…

 — Ты не хочешь, чтобы я пошла с тобой?

 — Тебе совсем ни к чему присутствовать на похоронах моей тети.

 — Почему?

 — Ради бога, Фэйф. Моя тетя была замужем за человеком, который убил твою сестру и который два дня назад мог бы убить и тебя. Если ты об этом позабыла, то я нет.

 — Нет, я об этом помню.

 Она повернулась к зеркалу, взяла щетку и с очень спокойным видом провела ею по волосам.

 — Знаешь, очень многие думают, что я безмозглая дурочка, легкомысленная, пустая и не умеющая любить. И это верно.

 Фэйф положила щетку, взяла флакон с духами и капельку нанесла на ключицу.

 — Это верно, — повторила она, — во всяком случае, так думает большинство. Но я полагала, что ты обо мне лучшего мнения. Во всяком случае, я надеялась, что лучшего, даже чем я сама думаю о себе.

 — Я о тебе очень хорошо думаю.

 — Неужели, Уэйд? И в то же время размышляешь, куда бы меня сплавить. Например, в парикмахерскую, уложить волосы, пока ты будешь хоронить свою тетю. А в следующий раз, когда тебе придется иметь дело с чем-нибудь печальным или неприятным, я пройдусь по магазинам. А в следующий раз я еще куда-нибудь прошвырнусь. Подумаешь — важность.

 — Ну, Фэйф, это не так.

 — Я тоже так думала. Я надеялась, что это не так. Но если ты не хочешь, чтобы я сегодня была с тобой, значит, тебе все равно, какая я есть.

 — Ты не понимаешь. — И он сжал кулаки. — Мне невыносимо видеть, как мучится отец от того, что ваша семья опять страдает от моей. Я в ужасе от того, что Боден был рядом с тобой и что он мог с тобой сделать.

 — И мне невыносимо об этом думать. Но сегодня я иду с тобой и буду с тобой рядом, и постараюсь хоть немного утешить тебя. Или же я вернусь в «Прекрасные грезы» и заставлю себя покончить с нашими отношениями.

 — Да, ты это смогла бы, — тихо ответил Уэйд. — Как ты сказала? Ты легкомысленная, пустая? Нет, Фэйф, ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю. Будь со мной. Останься со мной.

 — Это я и собираюсь сделать. — И она обняла его. — Я хочу быть с тобой. Для меня это внове. И это ты виноват. Ты требовал от меня только любви. Но не поддержки… А теперь идем. — И она быстро поцеловала его в щеку. — Мы опоздаем, а похороны не такая церемония, которую можно отложить.

 — Возьмем зонтик?

 — Конечно, нет.

 — Ну, я возьму хоть один.

 Она наклонила голову набок и вдруг лукаво спросила:

 — Уэйд, а когда мы обручимся, ты подаришь мне кольцо с сапфиром, а не с бриллиантом?

 Он мертвой хваткой сжал руку зонтика.

 — А разве мы собираемся обручиться?

 — С хорошим таким сапфирчиком, не слишком большим. Квадратной формы. Первый тип, за которого я вышла, вообще никакого кольца не подарил, а второй подарил такой безвкусный бриллиант.

 Она взяла черную соломенную шляпу, небрежно брошенную на кровать, подошла к зеркалу и надела на голову.

 — Я потом продала это кольцо и провела очень приятные две недели на морском курорте. Поэтому я и хочу иметь сапфир квадратной формы.

 — Ты мне делаешь предложение, Фэйф?

 — Разумеется, нет. И если я даю тебе некоторые руководящие указания, это не освобождает тебя от обязанности просить моей руки. Я ожидаю действий в соответствии с традицией. Ты опустишься на колено и попросишь выйти за тебя замуж, а в руке будешь держать кольцо с квадратным сапфиром.

 — Возьму это на заметку.

 — Чудесно. Ты готов?

 — Мне казалось, что да, но кто же может быть уверен в этом рядом с тобой? — И он крепко переплел пальцы с пальцами Фэйф.

 Они похоронили ее мать под дробным дождем, немилосердно бьющим по земле, точно в мишень. «Насилие», — думала Тори. Ее мать всю жизнь жила рядом с насилием, умерла от насилия и даже ложится в землю под словно угрожающий насилием стук дождя.

 Тори не прислушивалась к словам священника, хотя они говорились с желанием утешить. Она никогда не знала женщины, которая лежала внутри ящика, украшенного сверху цветами. Никогда ее не понимала, никогда на нее не надеялась. Она слушала, как дробно стучит дождь о крышку гроба и по зонтику, и желала, чтобы все поскорее кончилось.

 Пришло больше людей, чем она ожидала, и теперь они печально стояли вокруг могилы темным кольцом. Она сама и дядя поддерживали бабушку. А плотный надежный Сесил стоял за ними. А рядом с Тори был Кейд. Бутс, да благословит господь ее отзывчивое сердце, тихо плакала, стоя между мужем и сыном.

 Все склонили головы, слушая слова молитвы, но Фэйф вдруг взглянула на Тори, и она почувствовала удовлетворение, встретив ее понимающий взгляд.

 Явился и Дуайт. «В качестве мэра, — подумала Тори. — И как друг Уэйда». Он стоял немного поодаль, солидный и респектабельный. Наверное, хочет поскорее исполнить свой долг и опять вернуться к Лисси.

 Была здесь Лайла, надежная как скала. Она шептала слова молитвы заодно со священником. Глаза ее были сухи. И очень странно, однако с Кейдом приехала тетя Рози, во всем черном, в черной шляпе с вуалью. Она нагрянула в «Прекрасные грезы» совершенно неожиданно накануне вечером с большим чемоданом. Маргарет временно остановилась у нее, объявила Рози, а это означало, что Рози, тоже временно, уедет куда глаза глядят. Она предложила Тори свадебное платье своей матери, от времени сильно пожелтевшее и насквозь пропахшее нафталином, а затем надела его на себя и не снимала весь вечер.

 Когда гроб опустили в свежевырытую могилу и священник закрыл молитвенник, выступил вперед Джей Ар.

 — Жизнь обошлась с ней суровее, чем надо бы. — И он откашлялся. — И смерть ее была жестокой, чего она не заслуживала. Теперь она покоится с миром. Когда она была маленькой девочкой, она больше всего любила желтые маргаритки.

 Он поцеловал маргаритку, которую держал в руке, уронил ее в могилу и снова прислонился к жене.

 — Брат ее сделал бы для нее больше, — сказала Айрис, — если бы она ему это позволила. Я хочу немного побыть у Джимми, — обратилась она к Тори, — а затем мы поедем домой. — И она поцеловала Тори в обе щеки. — Я счастлива за тебя, Тори. И горжусь тобой. Кинкейд, а ты береги мою девочку.

 — Да, мэм. Я надеюсь, вы приедете к нам погостить, и вы, и Сесил, когда надумаете побывать в Прогрессе.

 Сесил нагнулся и тоже осторожно поцеловал Тори в щеку.

 — Я за ней присмотрю, — прошептал он, — вы не беспокойтесь.

 — Я не беспокоюсь. — И она повернулась к остальным, зная, что теперь надо принять соболезнования. Рози была тут как тут. Ее птичьи глазки поблескивали из-под вуали.

 — Хорошая была служба. Достойная и короткая.

 — Спасибо, мисс Рози.

 Она вздернула подбородок и посмотрела на племянника.

 — Ты сделал правильный выбор. Маргарет смирится, а может быть, и нет, но пусть это тебя не беспокоит. А сейчас я хочу поговорить с Айрис, узнать, кто этот громадный мужчина рядом с ней.

 И она помчалась к Айрис под проливным дождем в своем двухтысячедолларовом траурном платье. Не зная, плакать или смеяться, Тори тронула за руку Кейда:

 — Отдай ей твой зонт. Я обойдусь.

 — Тори, я очень сожалею. — Дуайт крепко сжал руку Тори и поцеловал ее в щеку, одновременно прикрывая ее своим зонтиком от дождя. — Лисси хотела прийти, но я заставил ее остаться дома.

 — И правильно сделал. Ей не надо выходить в такую погоду. Я ценю твою доброту, Дуайт, то, что ты сам пришел.

 — Ну, мы давно с тобой знакомы. И с Уэйдом. Он ведь один из самых близких моих друзей. Тори, я могу быть тебе чем-нибудь полезен?

 — Нет, но спасибо. Я хочу пройти на могилу Хоуп. А ты поезжай к Лисси.

 — Да, я поеду. А ты возьми вот это. — И он вложил ей в руку зонтик.

 — Нет, все в порядке.

 — Возьми, — настойчиво повторил он.

 Благодарная, Тори повернулась и пошла по высокой траве, мимо надгробий, к Хоуп.

 Дождь стекал по лицу ангела каплями, как слезы, и барабанил по прекрасным личикам роз. В стеклянном шаре летал крылатый конь.

 — Я никогда не приношу сюда цветы, — сказала Фэйф за ее спиной, — сама не знаю почему.

 — У нее всегда есть розы.

 — Но они не мои. Не я их принесла.

 Тори оглянулась и встала рядом с Фэйф.

 — А я не хочу, когда придет мой час, быть похороненной в земле, — серьезно сказала Фэйф. — Я хочу, чтобы мой пепел развеяли. Над морем, например. И еще хочу, чтобы Уэйд сделал мне предложение тоже на морском берегу. Хоуп, наверное, хотелось того же, но она предпочла бы реку или даже болото.

 — Да, это так.

 Тори крепко сжала руку Фэйф.

 — В саду «Прекрасных грез» много цветов. Когда дождь пройдет, я срежу их и принесу на болото. К реке. И брошу в волны. Наверное, это лучше — бросать цветы в воду, чем класть на могилу, где они засыхают. Ты пойдешь со мной?

 — Я терпеть не могла делить ее с тобой. — И Фэйф, закрыв глаза, помолчала. — А теперь могу. После полудня погода прояснится. Я скажу Уэйду.

 Она пошла прочь, но остановилась.

 — Тори, если ты придешь туда первая…

 — Я тебя подожду.

 Тори смотрела, как она уходит, сквозь завесу дождя, поднимающийся туман. Там, поодаль, стояла ее бабушка с Сесилом. Рози под вуалью и Лайла, державшая над ее головой зонт.

 И там же, в ожидании, стояли Кейд и его друзья. Когда она шла к Кейду, дождь становился все тише и на небе появился первый солнечный просвет.

 — Ты понимаешь, почему я хочу это сделать?

 — Я понимаю, что ты этого хочешь.

 Тори улыбнулась и отряхнула со стеблей срезанной лаванды капли дождя.

 — Ты обижаешься, что я не зову тебя пойти со мной.

 — Да, немного. Но мне приятно, что ты подружилась с Фэйф. Вот только я обречен делить общество тети Рози до твоего возвращения. Она привезла мне подарок. Это шляпа с высокой тульей, она рассчитывает, что я надену ее на свадьбу.

 — Шляпа будет под стать моему пропахшему нафталином свадебному платью. Мы вот что сделаем. Ты наденешь шляпу, я платье, и мы попросим Лайлу сфотографировать нас. Вставим карточку в красивую рамку специально для мисс Рози, а затем спрячем их куда-нибудь подальше.

 — Блестящая мысль. Я женюсь на очень умной женщине. Но сфотографироваться надо сегодня. Завтра мы с тобой поженимся.

 — Завтра? Но…

 — Здесь, — и он обнял Тори, — здесь, в саду, тихо и спокойно. Я уже почти все подготовил. Остальное доделаю сегодня днем.

 — Но моя бабушка…

 — Я уже поговорил с ней. Они с Сесилом останутся еще на одну ночь. И будут на свадьбе.

 — Но у меня не было времени купить платье.

 — Твоя бабушка мне об этом сказала и надеется, что ты согласишься надеть ее свадебное платье, в котором она выходила за твоего дедушку. Она съездит за ним во Флоренс сегодня днем. И она придает этому очень большое значение.

 — Все обо всем подумали, правда?

 — Есть какие-нибудь проблемы?

 — В ближайшие пятьдесят-шестьдесят лет их будет немало, но сейчас нет ни одной. Ни одной.

 — Хорошо, Лайла испечет свадебный пирог. Джей Ар привезет ящик шампанского. Узнав, для чего, он немного повеселел.

 — Спасибо.

 — Надеюсь, ты не будешь возражать против пения, потому что тетя Рози собирается петь.

 — Замолчи, не омрачай мгновения. Впрочем, если все одобряют план в целом и подробностях, мне не пристало возражать. А ты уже знаешь, где мы проведем медовый месяц?

 — Ты не будешь возражать против Парижа? Конечно, не будешь. Бутс проработает несколько дней в магазине, и у Фэйф есть некоторые идеи на этот счет.

 — О господи!

 — Но решение за тобой.

 — Спасибо тебе большое, но мы все окончательно обсудим, когда я вернусь.

 — Ладно. Я человек сговорчивый.

 — Черта с два! Ты, — пробормотала она, — ты только притворяешься сговорчивым.

 И она подняла корзину с цветами.

 — Не начинай давать нашим детям имена до моего возвращения.

 «Безнадежный он человек, — подумала Тори, садясь в машину и ставя корзину с цветами на сиденье. — Все спланировал, всю свадьбу, у меня за спиной, но свадьба будет совершенно в моем вкусе».

 Как это прекрасно и как возмутительно, что он так хорошо ее знает.

 Так почему же она в таком напряжении? Тори передернула плечами. Напряжение не проходило. Но ведь это все понятно. Позади жуткое испытание, а через сутки она выйдет замуж. Надо начинать все сызнова. Надо закрыть дверь в прошлое. И открыть следующую. В будущее. Она взглянула на цветы. И это будущее скоро настанет.

 Она съехала на обочину, в том месте, где Хоуп когда-то поставила свой велосипед, вышла из машины, прошла через мостик, около которого пышным цветом цвели тигровые лилии. И углубилась в чащу по тропинке, по которой тогда прошла Хоуп.

 Дождь кончился, в воздухе повисла влажная пелена. Туман клубился у щиколоток и поднимался вверх. Пахло сыростью, буйной зеленью и гниением.

 Когда она подошла к просеке, то пожалела, что не принесла немного хворосту. Она бы сложила небольшой костер, как это сделала тогда Хоуп.

 И, вспомнив об этом, она почуяла запах дыма. Там горел огонь, тщательно защищенный от ветра, а около лежали заостренные сучья, на которые они с Хоуп обычно насаживали куски сахарного тростника.

 Тори заморгала, не веря своим глазам, но огонь горел, хворост потрескивал, шипя от сырости. Тори как зачарованная ступила на просеку и уронила корзину с цветами, которые рассыпались у ее ног.

 — Хоуп?

 Она прижала руку к груди, ей казалось, что вот-вот сердце перестанет биться. Но мраморная девочка молчала.

 Дрожащей рукой Тори взяла заостренную палку и увидела свежие следы ножа.

 Это не сон, не видение. Это реальность. И это не Хоуп. Хоуп больше никогда не появится.

 Напряжение все нарастало, ее охватила жаркая волна страха. И понимания. В кустарнике раздался шорох, близкий, зловещий.

 И она молниеносно повернулась навстречу…

 Кейд расхаживал по саду, прикидывая, куда поставить столы для свадебного приема, когда подъехал шеф полиции Расс.

 — Рад, что застал вас. Я только что получил информацию, которую вам надо знать.

 — Идите сюда, здесь прохладнее, — пригласил его Кейд.

 — Нет, спасибо, я тороплюсь. Мы получили результаты баллистической экспертизы в связи с убийством Сары Боден. Оружие, из которого ее убили, другое, что было у Бодена.

 Кейд почувствовал укол страха.

 — Боюсь, что не совсем вас понял.

 — Выходит, что ружье, которое было с ним, когда он вломился в дом Тори и угрожал ей и вашей сестре, он украл из дома, что в пятнадцати милях отсюда, в то утро, когда была убита мать Тори. Но она была убита рано утром, а кража произошла между девятью и десятью часами.

 — Но как это может быть?

 — Только единственным образом. Или Боден на крыльях прилетел сюда из округа Дарлингтон, или кто-то другой всадил пули в миссис Боден.

 Я посовещался с федералами. У них сведения, что кто-то позвонил миссис Боден в два часа ночи с платного телефона из Винн-Дикси, к северу от Прогресса. Мы думали, что это был Боден, который сообщил, что собирается приехать. Но дальше начинается непонятное.

 — Но звонил, конечно, Боден. Зачем иначе ей было упаковывать вещи?

 — Я этого сказать не могу. Но если он звонил отсюда в два часа ночи, то затем помчался туда, совершил убийство между пятью и пятью тридцатью, затем опять примчался сюда, а это опять пятнадцать миль, влез в чужой дом, украл ружье, бутылку и остатки от вчерашнего ужина. К чему такие броски туда-обратно?

 — Он был сумасшедший.

 — Не спорю, но это не значит, что он мог ставить рекорды скорости, и все за одно лишь утро. Тем более что у него, по-видимому, не было колес. Я не могу сказать, что это все невозможно, однако противоречит здравому смыслу.

 — Но кто же еще, кроме него, мог убить мать Тори?

 — На этот вопрос я ответить не могу. Я просто излагаю факты. Оружие Бодена было другого калибра. И нет никаких доказательств, что он располагал машиной. Недостает одного звена. Мы еще не нашли оружия, из которого была убита его жена.

 Карл Расс вынул из кармана носовой платок и вытер шею.

 — И сдается мне, что если он не убил миссис Боден, то и других тоже не убивал. А это значит, что, кто бы он ни был, убийца еще расхаживает на свободе. Я хотел бы поговорить сейчас с Тори.

 — Но ее здесь нет. Она… — И ужас сжал сердце Кейда: — Она ушла на болота…

 Тори напрягла все чувства, пытаясь увидеть его, ощутить, но она видела только пустоту. Холодную, пустую тьму. Шорох приближался, словно кто-то петлял вокруг, и она поворачивалась на звук. Во рту пересохло, но она сказала, устремив взгляд вперед:

 — А сегодня кто из нас тебе нужен? Или это не имеет значения?

 — О, ты мне никогда нужна не была. Да и зачем мне хотеть тебя? Это она была прекрасна.

 — Но она же была ребенком?

 — Да, верно, — и на просеку вышел Дуайт. — Однако я тоже.

 Сердце у нее оборвалось.

 — Но ты же дружил с Кейдом.

 — Точно. Кейд и Уэйд были как два близнеца. Богатые, обладающие от рождения всеми привилегиями, красивые. А я был толстым, неуклюжим придатком к ним, постоянной мишенью для шуток, Дуайт Коротышка. Ну что ж, я их всех одурачил, не так ли?

 — Зачем ты это сделал?

 — Ну знаешь, каприз переходного возраста. Они всегда были во всем первыми. А я решил быть первым в том, кто сделает это .

 В его глазах она не видела ничего, кроме веселья. Ему было весело, забавно. Всего лишь.

 — Я только не мог этим похвастаться. Словно я Бэтмен.

 — Господи боже, Дуайт!

 — Тебе это трудно понять. Мы это называли «мальчиковой штучкой». И мне все время хотелось. И я все время расчесывал эту болячку, прикидывая, а почему бы не пустить в ход свою «штучку» с драгоценной сестрицей моего верного дружка Кейда?

 Он говорил так спокойно, так беззаботно, что птицы снова начали петь. Но это были странные, словно плачущие звуки.

 — Я не знал, что убью ее. Это произошло как-то само собой. Я для храбрости выпил отцовского виски. Выпил крепко, по-мужски, понимаешь? И в голове у меня зашумело.

 — Но тебе было всего двенадцать. Как ты мог в этом возрасте…

 Он подвигался к ней, но медленно, спокойно, терпеливо, с предвкушением, как кошка на мягких лапах еле заметно приближается к мыши.

 — А я обычно следил за вами двумя, когда вы купались голышом и лежали на солнышке после купания. И твой старик тоже за вами подглядывал, — ухмыльнулся он, — можно сказать, это он меня вдохновлял. Он хотел тебя. Твой отец хотел сделать с тобой это самое , но у него не хватало решимости. Я был посмелее. Я был смелее их всех. И в ту ночь я это доказал. В ту ночь я стал мужчиной.

 Городской мэр, заботливый отец, любящий муж, верный друг, а под этим покровом мрак и безумие. Но как же ему удавалось так хорошо это скрывать?

 — Ты изнасиловал и убил ребенка. И это сделало тебя мужчиной?

 — Всю свою жизнь я только и слышал: «Будь мужчиной, Дуайт». — Веселье исчезло из его глаз. Взгляд стал холодным и пустым. — «Ради бога, стань же наконец мужчиной». Но какой же ты мужчина, если ты девственник, а? И еще: ни одна девчонка на меня не смотрела. И я это переиначил. Та ночь изменила всю мою жизнь. Посмотри-ка на меня теперь.

 Он раскинул руки и подошел ближе, зорко наблюдая за каждым ее движением.

 — Я поверил в себя, я привел свое тело в порядок и разве не заполучил самую хорошенькую девушку Прогресса? Я пользуюсь уважением. У меня красивая жена, сын. У меня прочное положение в обществе. И все это началось в ту ночь.

 — И продолжалось убийствами других девушек.

 — А почему бы и нет? Ты и вообразить не можешь, что при этом чувствуешь. Впрочем, ты, наверное, можешь это почувствовать. Ты умеешь чувствовать за других. Ты чувствовала их страх. Когда это совершается, я для них владыка мира. Я властелин. Это чертовски приятное ощущение.

 Тори подумала, что надо попробовать бежать, но мысль эта так же быстро исчезла, как появилась. По блеску его глаз она поняла, что он ждет от нее того же. Она опять настроилась на него, пытаясь прочесть его чувства. И снова ощутила только пустоту и мрак, как в бездне, в которой затаился отвратительный, похотливый голод.

 — Но ты даже не знал тех девушек, Дуайт, они все были тебе незнакомы.

 — Но я воображал, что это Хоуп. И все это снова из-за той ночи. Они же были обычными потаскушками, а я преображал их в Хоуп.

 — Но с Шерри тебе не понравилось, — заметила Тори, стремясь затянуть разговор.

 — Ждать было невмоготу. Сама знаешь, Лисси сейчас не до секса. И я не могу ее за это винить. А эта сексуальная учительница хотела. Правда, ей, глупой шлюшке, хотелось иметь секс с Уэйдом. Ну она и получила, только от меня. Но с ней было не очень хорошо. Вот с Фэйф получится прекрасно.

 Тори отшатнулась, и от него это не укрылось.

 — Да, ты в последнее время с ней сильно подружилась. Я и сам планирую с ней сойтись поближе, но подождать до августа, чтобы исполнить свой, тебе известный, маленький ритуал. Но пришлось немного изменить расписание. Она тоже сегодня придет, только попозже. Я попросил Лисси заехать к ней, а моя девочка заговорит ее, задержит, и я этим воспользуюсь.

 — На этот раз тебе не удастся это скрыть, Дуайт. Тебе не удастся свалить это на кого-то другого.

 — Да, твой папаша мне очень пригодился. Я тебе еще не говорил, что убил твою мать? Позвонил ей, сказал, что звонит друг, что ее любящий муж направляется к ней, забрать ее с собой. Она, несчастная, поверила и бросилась собирать вещички.

 — Но она-то для тебя не представляла никакого интереса.

 — Да никто, по сути дела, не представлял. Одна только Хоуп. А за меня ты не беспокойся. Никто в мою сторону и не посмотрит. Я достойный, выдающийся гражданин, и в данный момент я нахожусь на ярмарке, покупаю мишку для своего, еще не родившегося, младенца. Большого желтого мишку. Лисси он обязательно понравится.

 — Да, я никогда не могла тебя почувствовать, — тихо сказала Тори, — потому что чувствовать нечего. Внутри тебя — пустота.

 — Ты права. Я сегодня пожал твою руку, ну, ради эксперимента, а ты ничего не почувствовала. Но меня ты почувствуешь, прежде чем все будет покончено. А почему ты не убегаешь? Как Хоуп? Ты же знаешь, что она побежала и звала на помощь. Даю тебе шанс.

 — Нет, я сама себе его дам.

 И, без малейшего колебания, Тори схватила заостренную палку и нацелилась прямо ему в глаз.

 Он отпрянул, и она побежала, как Хоуп. Мох на деревьях цеплялся за волосы, влажная болотистая почва жадно чавкала под ногами, и туфли скользили по кочкам. Ветки хлестали по лицу.

 Она видела все, как это видела тогда Хоуп. И чувствовала то же, что тогда чувствовала Хоуп. Но это был не детский ужас. Это были страх, но и ярость. И она слышала, как слышала Хоуп, топот бегущих ног, треск ломаемых на бегу веток.

 И ярость ее остановила еще прежде, чем в голове созрело намерение. И она вцепилась в него зубами и ногтями. От неожиданного нападения, полуослепший от крови, стекающей из рассеченной брови, он упал к ее ногам, воя от боли, а она вонзила зубы в его плечо. Он ударил, но Тори стала драть ногтями его лицо.

 Никто, никто не пытался ему сопротивляться. Только она одна. И помоги ей господь.

 Даже когда его руки сомкнулись у нее на горле, она царапала его. В глазах уже меркнул свет, но из последних сил она боролась за свою жизнь.

 Кто-то громко звал ее по имени, и крик отдавался эхом в голове. В ушах оглушительно стучала кровь. Она вцепилась ногтями в руки, душившие ее, когда почувствовала, что хватка ослабла.

 — А теперь-то я тебя чувствую. Твой страх и твою боль. Теперь ты их тоже узнал, тоже узнал. Подонок!

 Ее подняли, но она продолжала сопротивляться, вцепившись взглядом в окровавленное, искаженное злобой лицо Дуайта.

 — Теперь ты знаешь! Знаешь!

 — Тори, остановись, посмотри на меня!

 Лицо у него было бледное. С него градом катился пот. Постепенно взгляд ее прояснился, и она узнала Кейда.

 — Это он убил ее! Это он всех убивал! Он ненавидел тебя всю свою жизнь. Он ненавидел всех вас.

 — Ты ранена.

 — Нет, я — нет. Это его кровь.

 — Кейд… Господи, она сошла с ума.

 Дуайт с трудом встал на четвереньки. Казалось, что кровь течет у него из тысячи ран. Правый глаз был красен, как горящий уголь, но мысль его работала четко и хладнокровно.

 — Она приняла меня за своего отца.

 — Лжец! — Ярость снова вспыхнула в душе Тори, и она изо всей силы забарабанила кулаками в грудь Кейда. — Это он убил Хоуп. И он поджидал меня здесь.

 — Убил Хоуп?

 Дуайт встал на колени, из разорванной губы сочилась кровь.

 — Она безумна, Кейд. Любому ясно, что она не в себе. Господи, что с моим глазом! Ты должен мне помочь.

 Он хотел встать, но, к его ужасу, ноги не подчинялись.

 — Ради бога, Кейд, вызови помощь. Я, черт возьми, рискую потерять глаз.

 — Ты знал, что они сюда приходили, — сказал Кейд, крепко держа Тори за руки и внимательно разглядывая расцарапанное лицо своего старого друга. — Ты знал, что они пробираются сюда ночью. Я тебе сам об этом рассказывал. И мы над ними потешались.

 — Да какое это имеет отношение к тому, что произошло сейчас?

 И Дуайт вытаращил здоровый глаз, услышав, как зашумели влажные ветки. Появился запыхавшийся Карл Расс.

 — О, слава тебе, господи! Шеф, вызовите «Скорую помощь». У Тори психический припадок. Посмотрите, что она со мной сделала!

 — Иисусе милосердный, — пробормотал Карл и поспешил к Дуайту.

 Тори перестала вырываться из рук Кейда, а Карл тем временем стал завязывать своим носовым платком пострадавший глаз Дуайта.

 — Это он убил Хоуп и других. Это он убил мою мать.

 — Говорю вам, что она спятила! — заорал Дуайт. — Она не может смириться с тем фактом, что это дело рук ее отца.

 — Мы вас сейчас отправим в больницу, Дуайт, а потом со всем этим разберемся.

 И Карл оглядел Тори.

 — Вы ранены?

 — Нет, я не ранена. Но вы не хотите мне верить. Вы не хотите поверить, потому что жили бок о бок с ним все эти долгие годы. Но это сделал он. — И она взглянула на Кейда: — Прости, ведь это твой друг.

 — Я тоже не хочу тебе верить. Но я верю.

 — Знаю, — и она выпрямилась. — Револьвер, из которого он застрелил мою мать, спрятан на чердаке его дома под стропилами с южной стороны.

 Тори осторожно потерла горло там, где его пальцы оставили метку.

 — Ты совершил большую ошибку, Дуайт, дотронувшись до меня. И надо бы тебе было не распространяться так о своих ощущениях и придержать свои мысли.

 — Она врет. Она сама подложила туда револьвер. Она сумасшедшая.

 И он споткнулся, когда Карл рывком поставил его на ноги.

 — Кейд, мы же дружили всю нашу жизнь. Ты должен поверить мне.

 — А ты должен поверить мне: если бы я успел примчаться сюда раньше, то ты был бы уже мертв. Поверь мне. И запомни.

 — Придется вам поехать со мной, Дуайт. — Карл защелкнул на его запястьях наручники.

 — Что вы делаете? Какого черта? Вы больше верите этой сумасшедшей, чем мне?

 — Если револьвер окажется не там, где она говорит, или если он другого калибра, чем тот, из которого были застрелены полицейский и миссис Боден, я принесу вам свои извинения. Идите со мной. Мисс Тори, вам самой не помешало бы показаться врачу.

 — Нет, — и она вытерла кровь со рта тыльной стороной руки, — я еще не закончила дело, ради которого сюда пришла.

 — Ну так идите, — сказал Карл, — а я обо всем позабочусь. Мисс Тори, я попозже загляну к вам.

 — Она спятила! — снова выкрикнул Дуайт и продолжал кричать, пока Карл вел его к автомобилю.

 — Он оскорбился, — и Тори истерически рассмеялась, прижав пальцы к глазам. — Он чувствует себя оскорбленным, и для него это важнее всего. Он оскорблен, что с ним будут обращаться как с преступником. И это сильнее, чем ненависть и похоть.

 — Я во второй раз едва тебя не лишился. Будь я проклят, если такое случится опять.

 — Ты мне поверил. Я чувствую, как тебе было больно, но ты мне поверил. Я выразить не могу, как это для меня важно. — И она крепко обняла Кейда. — Ты его любил. Извини.

 — И даже не подозревал, какой он, — горестно сказал Кейд, — если бы можно было вернуться в прошлое…

 — Но мы не можем. И мне много пришлось пережить, прежде чем я это поняла.

 — У тебя все лицо в ссадинах. — Кейд нежно коснулся ее щеки губами.

 — Ну ему досталось гораздо больше. — Она положила голову ему на плечо, и они тихо пошли по просеке.

 — Я побежала, и вдруг я почувствовала в себе яростное желание жить. Ему не суждено было на этот раз выиграть, загнать женщину, как лиса загоняет кролика. На этот раз ему предстояло узнать, что это такое — поражение.

 Кейд знал, что он никогда не забудет и что всегда мысленным взором он будет видеть то, что представилось глазам: Тори с окровавленным лицом вцепилась, как кошка, в Дуайта, и его руки, сжимающие ее горло.

 — Он будет все отрицать, — сказал Кейд. — Он наймет адвокатов. Но ничего не получится.

 — Да, можешь положиться на агента Уильямс. Она завяжет его узлом. Бедная Лисси, — и Тори вздохнула, — как ей теперь жить?

 Тори остановилась и стала собирать рассыпавшиеся из корзины цветы. Огонь в костре догорал, и угасающие его стрелы пронзали нависшую тень.

 — Я в другой раз приду сюда с Фэйф. А сейчас мы побудем здесь вдвоем, ты и я.

 И вместе они дошли до берега реки.

 — Мы любили Хоуп и всегда будем ее помнить.

 И Тори бросила в воду цветы.

 — Наконец-то, Хоуп, я могу проститься с тобой как подобает.

 На щеках у нее блестели слезы, когда она повернулась к Кейду.

 — Я бы хотела завтра утром, в саду, в платье моей бабушки, выйти за тебя замуж.

 Он поцеловал ее руку.

 — Ты этого действительно хочешь?

 — Да, хочу. Очень-очень хочу. И мне хочется полететь с тобой в Париж и сидеть за столиком уличного кафе и пить вино, и любить тебя на рассвете. А затем я хочу вернуться сюда и строить нашу с тобой жизнь.

 — Мы ее уже строим.

 Он притянул ее к себе.

 Сквозь ветви на них скользили тонкие лучики солнечного света. С моха капало после дождя.

 А по реке, тихо покачиваясь, плыли яркие цветы.

 Примечания

 1

 Hope — «надежда» (англ.). (Здесь и далее примеч. перев.)

 2

 Faith — «вера» (англ.) .

 3

 Ennui — скука (фр.) .

 4

 Вечер 31 октября накануне Дня Всех Святых традиционно отмечается в США как «праздник всякой нечисти».