Глава 5
По дороге к дому Ванесса мечтала выспаться. Опустить шторы, включить тихую музыку, расслабиться и уснуть, возмещая себе бессонную ночь. После отдыха ей, возможно, станет ясно, как и о чем говорить с матерью. Возможно, что сон поможет ей даже разобраться в своих чувствах к Брэди. Короче, попытаться стоило.
Когда она вышла из машины, ее окликнули. Она обернулась. По улице ковыляла миссис Дрискол, зажав в одной руке сумку и пачку газет, а в другой — огромный зонт с деревянной ручкой. Ванесса, чувствуя к ней искреннюю симпатию, улыбнулась:
— Ах, миссис Дрискол! Рада вас снова видеть.
Старушка вперила в нее острый взгляд своих маленьких глазок:
— Я слышала, что ты вернулась. Худая как щепка.
Ванесса, смеясь, наклонилась поцеловать пергаментную щеку своей старой учительницы со знакомым запахом сухих фиалок.
— Вы чудесно выглядите.
— На себя посмотри, — фыркнула миссис Дрискол. — Этот нахал Брэди советует мне ходить с палкой — думает, что он настоящий врач. По держи-ка это. — Она сунула Ванессе свой зонт, открыла сумку и дрожащими руками сложила туда почту. Она любила гулять под дождем, несмотря на то что в дождь кости ломило просто адски. — Наконец-то ты вернулась. Ты навсегда?
— Ну… не знаю…
— Пора тебе уделить внимание матери, — продолжала миссис Дрискол, не дослушав Ванессу. — Слышала, как ты играешь, когда проходила мимо вчера. Но я торопилась в банк, не могла остановиться.
— Может быть, зайдете сейчас? Выпьете чаю? — вежливо предложила Ванесса, сражаясь с ее огромным зонтом.
— Лишние хлопоты. А ты до сих пор чудесно играешь, Ванесса.
— Спасибо.
Затем миссис Дрискол отобрала у нее зонт, и Ванесса посчитала ее визит законченным, однако она поторопилась.
— Моя внучатая племянница берет уроки фортепиано в Хагерстауне. Ее бедной матери приходится возить ребенка к учительнице туда-обратно. Вот я и подумала, что, раз ты здесь, ты могла бы с ней позаниматься.
— Но…
— Она уже целый год занимается, раз в неделю. На Рождество она играла «Джингл Беллз», все были в восторге.
— Очень мило, — с отчаянием пробормотала Ванесса, чувствуя, что рискует промокнуть насквозь. — Однако у нее есть учитель, и мне не хотелось бы вмешиваться.
— Они живут напротив Лестера, до тебя тут пешком две минуты. А ее матери нужно передохнуть. Ее зовут Люси — средняя дочка моего младшего брата. Ей в будущем месяце рожать. Надеемся, что в этот раз будет мальчик, ведь у них уже есть две дочки. Девочки — это у них семейное.
— А…
— Тяжело ей ездить в Хагерстаун, сама понимаешь.
— Понимаю, но…
— У тебя ведь найдется свободный часок раз в неделю?
Ванесса с тоской запустила руку в свои мокрые волосы.
— Наверное, и все-таки…
— Начинайте прямо сегодня. Школьный автобус привозит ее примерно в полчетвертого, а в четыре она будет у тебя.
— Миссис Дрискол, — твердо сказала Ванесса, — мне бы очень хотелось вам помочь, но я никогда не давала уроков.
Миссис Дрискол захлопала черными глазками.
— Но играть-то ты умеешь?
— Конечно, но…
— Значит, ты сможешь и другому показать, как это делается. Если это, конечно, не наша Дори — моя старшая сестра. Сколько я ни пыталась научить ее вязать крючком, все без толку. Руки у нее как крюки. А у Энни — это моя внучатая племянница — хорошие руки, и соображает она хорошо. С ней у тебя не будет хлопот.
— Да-да, но я не о том…
— Я буду платить тебе десять долларов за урок. — Лицо миссис Дрискол уютно сморщилось в улыбке. — Ты славная девочка, Ванесса. И умница. Я же помню тебя в школе. Не то что этот Брэди. Вот уж кто шалопай был. Так я прослежу, чтоб Энни была у тебя в четыре.
И она заковыляла дальше, спрятавшись под своим необъятным зонтом. У Ванессы осталось ощущение, будто по ней проехался старый, но очень мощный паровой каток.
«Ученики, — со стоном думала она, глядя вслед удаляющемуся зонту, — как меня угораздило?» Наверное, тем же самым образом, что и в школе, когда она «вызывалась» мыть доску после уроков.
Откинув с лица мокрые волосы, она вошла в дом. Было пусто и тихо, но от идеи поспать ей пришлось отказаться. Если уж она согласилась долбить гаммы с будущим виртуозом, то надо хоть как-то подготовиться. Это, кстати, займет ее мысли.
В музыкальной комнате стоял новый резной шкаф с выдвижными ящиками. Оставалось только надеяться, что мать не выбросила ее старые сборники для начинающих. То, что лежало в верхнем ящике, показалось ей слишком сложным. Но ее собственные пальцы так и забегали от желания это сыграть.
Подходящие ноты обнаружились в нижнем ящике — потрепанные, с загнутыми углами хрестоматии. С первого по шестой год обучения. Поддавшись ностальгии, она села на полу, скрестив ноги, и принялась их листать.
Как хорошо она помнила эти первые трудные дни занятий. Упражнения, гаммы, совсем простенькие мелодии. Эхо того восторга, когда она поняла, что может превращать печатные ноты в музыку, до сих пор не покидало ее, хотя с тех пор минуло более двадцати лет. Ее отец был ее первым учителем, и он нещадно муштровал ее, но она не жаловалась, потому что ей нравилось заниматься. Она чуть не лопнула от гордости, ко гда он впервые похвалил ее. Его скупые похвалы воодушевляли ее, заставляя трудиться с удвоенным рвением.
Вздохнув, она продолжила разбирать ноты. Если Энни занимается второй год, то она, наверное, уже прошла начальный уровень. В этом же ящике Ванесса наткнулась на толстый альбом с вырезками и фотографиями, собранными матерью. Она с улыбкой открыла первую страницу. Там были фотографии за фортепиано — она с хвостиками и в белых гольфах. Первое выступление, грамоты, дипломы, награды. Первая победа на конкурсе их штата, затем на национальном конкурсе. Потные от ужаса ладони, звон в ушах, судороги в желудке. Как она умоляла отца позволить ей не участвовать, но он настоял на своем. И она победила.
Ванесса с удивлением обнаружила, что альбом на этом не заканчивался. Далее шла статья из «Лондон таймс», написанная через год после ее отъезда из Хайтауна. Там же фотография из Форт-Уэрта, где она выиграла конкурс Вэна Клайберна. Десятки — если не сотни — фотографий, заметок и статей, многие из которых она видела впервые. Казалось, что все, когда-либо напечатанное о ней, было тщательно собрано и сохранено здесь. Все. Вплоть до последнего интервью, которое она дала незадолго до концертов в Вашингтоне.
«Сначала письма, — думала она, сидя с тяжелым альбомом на полу, — а теперь это. И что мне прикажете думать? Что чувствовать?» Мать, которая, как считалось, забыла о ней, усердно писала ей письма, не получая ответов, и отслеживала каждый шаг ее карьеры, хотя была лишена права участвовать в жизни дочери. «И она же, — вздохнула Ванесса, — ничего не спросив, снова впустила меня в свой дом». Но все это не могло объяснить, почему мать без звука отпустила ее из дому. Не оправдывало годы разлуки.
«У меня не было выбора». Но что это значит? Связь на стороне разрушила ее брак, их семью, но почему их отношения полностью прекратились? Она должна это выяснить. Ей необходимо знать. Ванесса поднялась, не заботясь о том, чтобы собрать ноты, разбросанные на полу у шкафа. И она узнает это сегодня же.
Дождь перестал, и солнце робко пробивалось сквозь облака. Щебетали птички, из соседского окна неслись звуки работающего телевизора — там показывали какое-то детское шоу. До антикварного магазина отсюда было рукой подать, и в другой день Ванесса предпочла бы прогуляться, встречая по пути старых друзей и знакомых, — но сейчас ей было не до них, и потому она поехала на машине. Магазин находился в старом двухэтажном доме на окраине города. Во дворе дома сверкали металлическими полозьями старые сани, из старинной бочки из-под виски свешивались поникшие от дождя пурпурные и белые петуньи. Над входом красовалась вывеска «Чердак Лоретты», а по обе стороны в клумбах буйствовали весенние цветы. Ванесса толкнула дверь, украшенную виноградным венком с лентой, и вошла. Зазвенели колокольчики.
— Это вещь примерно тысяча восемьсот шестидесятого года, — услышала она голос матери, — одна из самых лучших. Ее заново отполировал один местный мастер, который часто выполняет мои заказы. Посмотрите, какая работа — точно стекло.
Мать в соседней комнате разговаривала с покупателем, что поначалу вызвало у нее досаду, но незаметно для себя она не без интереса начала рассматривать магазин. Здесь был тонкий старинный фарфор на полках за стеклом, статуэтки, витиеватые флаконы духов, хрупкие кубки. Мерцало дерево, сияла медь, сверкал хрусталь. Каждый дюйм в помещении был занят с пользой, однако оно более напоминало уютное семейное гнездышко, чем магазин. Кипел ароматический чайник, наполняя воздух запахом роз и корицы.
— Это чудесный гарнитур, — говорила Лоретта, появляясь на пороге с покупателем — молодым человеком в строгом костюме, — и если вдруг вам покажется, что он не вписывается в вашу обстановку, я с удовольствием заберу его обратно. Ах, Ванесса… Это моя дочь Ванесса, а это мистер Питерсон из округа Монтгомери.
— Мы с женой увидели этот гарнитур пару недель назад, — довольно объяснял мистер Питерсон, — с тех пор у нее только и разговоров, что о нем. И я решил сделать ей сюрприз.
— Не сомневаюсь, что она обрадуется, — сказала Лоретта, принимая у покупателя кредитную карту.
— У вас превосходный магазин, миссис Секстон, — продолжал он, — вам нужно перевести его в более людное место, тогда у вас не будет отбоя от покупателей.
— Мне нравится здесь, — Лоретта протянула ему чек, — я всю жизнь здесь живу.
— Приятный городок, да. Я обещаю, что после первой вечеринки у нас дома к вам нагрянет толпа новых клиентов.
— А я обещаю от них не отбиваться, — улыбнулась она. — Вам понадобится помощь, когда вы приедете забирать мебель?
— Нет, спасибо, я привезу с собой друзей. Спасибо, миссис Секстон. — Он пожал ей руку и повернулся к Ванессе: — Приятно было с вами познакомиться. Ваша мама — просто клад.
— Спасибо.
— Ну что ж, мне пора. — Он направился к выходу, но на полпути вдруг остановился и обернулся: — Ванесса Секстон, пианистка! Черт бы меня побрал! Я же был на вашем концерте в Вашингтоне на прошлой неделе. Вы потрясающе играли.
— Рада, что вам понравилось.
— Я сам от себя не ожидал, — признался мистер Питерсон, — это жена любит классику, она-то меня и вытащила на концерт. Я думал вздремнуть, но с вами мне не удалось.
— Я принимаю это как комплимент, — рассмеялась Ванесса.
— Нет, правда. Я совсем не разбираюсь в музыке, однако… Как бы поточнее выразиться? Вот: вы меня заворожили. Моя жена просто обомлеет, когда я расскажу ей, что познакомился с вами. — Он вынул из кармана записную книжку в кожаном переплете. — Подпишите ей, пожалуйста. Ее зовут Мелисса.
— С удовольствием.
— Кто бы мог подумать, что людей вроде вас можно встретить в таком месте? — удивлялся он, качая головой, пока она выводила подпись.
— Я здесь выросла.
— Обещаю, что моя жена приедет сюда не один раз, — подмигнул ей мистер Питерсон. — Большое спасибо еще раз, миссис Секстон.
— Пожалуйста. Счастливого пути. — Под перезвон колокольчиков он вышел. — Удивительно себя чувствуешь, видя, как твой ребенок раздает автографы.
— Здесь у меня никто еще не просил автограф. — Ванесса глубоко вздохнула. — Красиво у тебя. Видно, сколько труда вложено.
— Мне это доставляет удовольствие. Извини, что с утра я так рано убежала — товар привезли.
— Ничего страшного.
— Хочешь посмотреть, что тут еще есть?
— Конечно.
Лоретта повела ее в соседнюю комнату.
— Вот гарнитур, который только что купил твой поклонник. — Она провела пальцем по сияющей столешнице красного дерева. — Стол раскладывается. За ним спокойно поместятся двенадцать человек. Посмотри, какая красивая резьба. В наборе также идут стулья и буфет. Я приметила этот гарнитур на распродаже в одном поместье, он простоял там сто лет, им владела одна семья. Грустно все это… И потому я стремлюсь продавать такие вещи людям, которые наверняка будут о них заботиться.
Она открыла стеклянную дверцу одного из шкафчиков.
— Вот этот кобальтовый сервиз я откопала на блошином рынке. Вот эти солонки — французские. Их я предпочла бы продать кому-нибудь в коллекцию.
— Откуда ты все это знаешь? — удивилась Ванесса.
— Не забывай, что я долго работала здесь, прежде чем купить магазин. Я много читаю, езжу по аукционам. И все равно иногда случается прогадать. Но бывают и крупные прибыльные сделки.
— У тебя здесь так много красивых вещей. Ой, какая прелесть! — Ванесса осторожно взяла в руки шкатулку для колец из лиможского фарфора. Шкатулка была в виде фигурки девушки в голубой шляпке и голубом клетчатом платье. Лицо девушки сияло фарфоровым счастьем.
— Я никогда не упускаю случая купить лиможский фарфор — хоть старый, хоть новый.
— У меня у самой есть небольшая коллекция. Такие хрупкие штучки опасно брать в дорогу, однако с ними в любом гостиничном номере чувствуешь себя почти как дома.
— Возьми ее себе.
— Нет, я не могу.
— Пожалуйста, — уговаривала Лоретта, боясь, что Ванесса поставит статуэтку на место. — Я долго не дарила тебе ничего на дни рождения. Мне будет очень приятно, если она будет у тебя.
«С чего-то ведь надо начинать», — подумала Ванесса и сказала:
— Спасибо. Я буду ее беречь.
— У меня для нее есть коробка. Ой, кто-то опять пришел. Наверняка какой-то зевака. Я пойду, а ты, если хочешь, поднимись сама наверх.
— Я подожду тебя, — заверила ее Ванесса, беря у нее коробку.
Мать вышла в соседнюю комнату, откуда послышался голос доктора Такера, и Ванесса, поколебавшись, пошла поздороваться.
— Ах, Ван, ты здесь? Приехала с инспекцией?
— Да. — Одной рукой он обнимал покрасневшую Лоретту за плечи. Нетрудно было догадаться, что они только что целовались. — Чудесное место.
— Да, раньше-то она ерундой занималась, а теперь сидит здесь — калачом ее не выманишь. Но скоро это станет моей заботой.
— Хэм!
— Неужели ты ничего не сказала ребенку? Боже мой, Лоретта, что ты делала утром?
— Не сказала мне чего? — удивилась Ванесса.
— Я два года ее уламывал, и вот, наконец, она согласилась.
— Согласилась на что?
— Ван, я смотрю, вы с твоей матерью соображаете одинаково медленно. Мы женимся! — С этими словами он по-мальчишески чмокнул Ванессу в макушку.
— А… — растерялась Ванесса, — о…
— И это все, что ты можешь сказать? Почему ты не поздравишь меня и не поцелуешь?
— Поздравляю, — механически проговорила Ванесса, подошла и клюнула его в щеку.
— Целуют не так. — Свободной рукой он схватил ее и прижал к себе, и ей пришлось волей-неволей тоже его обнять.
— Желаю счастья, — пробормотала она. Впрочем, она искренне желала ему счастья.
— Спасибо. Разумеется, я буду счастлив. Я получаю двух таких красоток по цене одной.
— Выгодная сделка, — улыбнулась Ванесса. — Когда же великое событие?
— Джоани готовит сегодня праздничный ужин.
— О, я обязательно буду.
— Конечно. Но только после урока, — хитро подмигнул ей доктор Такер.
— Земля слухами полнится, — усмехнулась Ванесса.
— Что? После какого урока? — переспросила Лоретта.
— Миссис Дрискол наняла утром Ванессу в учителя ее внучатой племяннице Энни, — захохотал доктор Такер.
— Я не смогла ей отказать, — оправдывалась Ванесса, — я чувствовала себя так, будто снова очутилась во втором классе.
— Если хочешь, я поговорю с матерью Энни, — нахмурилась Лоретта.
— Нет, ничего страшного. Мы будем заниматься всего один раз в неделю, пока я здесь. А сейчас мне нужно возвращаться, чтобы подготовиться к занятию. Я хочу продумать для нее программу, а не просто мучить упражнениями. Еще раз спасибо за шкатулку.
— Ох, я ее не обернула.
— Ничего. Увидимся у Джоани, доктор Такер.
— Зови меня Хэм, теперь мы вроде как одна семья.
— Да-да, и правда. — Ванесса поцеловала мать, что далось ей легче, чем она ожидала. — Тебе очень повезло.
— Это точно, — согласилась Лоретта, крепко держа Хэма за руку. Другой рукой доктор Такер вытащил из кармана носовой платок.
Когда дверь за Ванессой, звеня, захлопнулась, Лоретта всплакнула.
— Извини, — сказала она Хэму, сморкаясь в платок.
— Ничего, сегодня тебе можно. Я же говорил, что она приедет.
— У нее есть все причины меня ненавидеть.
— Ты несправедлива к себе, Лоретта, и ты это брось, я этого не потерплю.
Она лишь покачала головой, комкая платок в кулаке.
— Ах, ничего нельзя исправить, Хэм. Прошлого не вернешь. Я бы все на свете отдала за один-единственный шанс.
— Подожди, нужно, чтобы прошло время. — Он приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал. — Дай ей время.
Ванесса сидела и слушала, как Энни монотонно долбит по клавишам, играя нехитрую мелодию. Может быть, у нее действительно были хорошие руки, но пока особой пользы от этого не наблюдалось. Энни была худенькая двенадцатилетняя девочка угрюмого вида, с пушистыми светлыми волосами и костлявыми коленками. У нее были широкие ладони и пальцы совсем не элегантные, но крепкие и упругие, как маленькие деревца.
«Потенциал есть», — решила Ванесса, пытаясь одобрительно улыбаться. Потенциал-то был, но вот где он скрывался?
— Сколько часов в неделю ты занимаешься, Энни? — спросила Ванесса, когда ребенок наконец закончил играть.
— Я не знаю.
— Но ты каждый день играешь упражнения?
— Я не знаю.
Ванесса заскрежетала зубами. Похоже, других ответов от Энни ей не дождаться.
— Ты регулярно ездишь к учительнице в течение года, так?
— Я не…
— Послушай, давай по-другому. Что еще за это время ты выучила?
Энни пожала плечами и стукнула коленкой о коленку.
Отчаявшись, Ванесса села на стул рядом.
— Энни… скажи мне честно: ты хочешь учиться играть на фортепиано?
Ноги Энни, обутые в оранжевые кроссовки, стукнулись пяткой о пятку.
— Наверное…
— Потому что твоя мама хочет?
— Я сама ее попросила. — Она угрюмо уставилась на клавиши. — Я думала, мне понравится.
— Но тебе не нравится, так?
— Нет, нравится. Иногда. Но я играю только детские песенки.
— Хм… а что ты хочешь играть?
— Ну, что-нибудь классное — что поет Мадонна, например. Ну, как по радио. — Она искоса взглянула на Ванессу. — Моя учительница говорит, что это не настоящая музыка.
— Вся музыка — настоящая. Давай с тобой заключим договор.
— Какой еще договор? — Бесцветные глаза девочки насторожились.
— Ты каждый день по часу будешь играть упражнения, — Энни издала сдавленный стон, но Ванесса не обращала внимания, — а я куплю тебе ноты — ноты песен Мадонны и научу тебя их играть.
Энни даже разинула рот:
— Честно?
— Честно. Но только если ты будешь заниматься каждый день, чтобы на следующем уроке я видела, что ты делаешь успехи.
— Ладно! — Энни впервые улыбнулась, едва не ослепив Ванессу блеском своих брекетов. — Подождите, я скажу Мери Эллен, мой лучшей подруге.
— Ты сможешь сообщить ей об этом через пятнадцать минут. — Ванесса встала, необычайно довольная собой. — А сейчас давай еще раз.
Скривив лицо от усилий, Энни снова заиграла. «Вот что значит стимул», — думала Ванесса. В конце концов, заниматься с этой девочкой, может быть, будет не так уж скучно. Кроме того, их занятия потрафят ее собственной любви к популярной музыке.
После урока, когда Энни ушла, Ванесса взяла в руки шкатулку — подарок матери. Как быстро все меняется. Ее мать совсем не та женщина, которую она думала встретить. Более человечная. А ее дом по-прежнему ее дом. Ее друзья — это ее друзья. А Брэди — это Брэди.
Она хотела быть с ним, чтобы их имена были связаны, как когда-то. В шестнадцать лет ей казалось, что все просто, а теперь она боялась допустить ошибку, боялась, что он ее обидит или что она обидит его и потеряет навсегда. Ах, если бы отношения можно было продолжить с того места, где они прервались. А новые отношения нельзя начать, пока не решены старые проблемы.
После некоторых раздумий о том, в чем ей пойти на праздничный ужин, она выбрала узкое синее платье, украшенное яркой вышивкой бисером по одному плечу, и золотые серьги в виде плетеной подвески с сапфирами. Прежде чем закрыть шкатулку, Ванесса вынула кольцо с изумрудом. Она покрутила его на пальце, полюбовалась и сняла, решив, что подобные фокусы не пройдут, если она хочет без помех провести вечер в компании Брэди. Ведь они друзья, и не более.
Просто друзья. Она давно не позволяла себе такой роскоши, как дружба. А если ее до сих пор влечет к нему, то это лишь придает их дружбе необычность, пикантность. Она не станет рисковать ни своим, ни его сердцем.
Ванесса прижала ладонь к желудку, проклиная надоевшую изжогу, и вынула из стола новый пузырек с лекарствами. Ничего себе праздник. Она сунула в рот таблетку и, глядя на свое отражение в зеркале, сказала: «Хватит быть такой неженкой, надо учиться преодолевать стресс». Она устала от того, что ее тело бунтует всякий раз, когда ей приходится иметь дело с чем-то неприятным или неудобным. В конце концов, она взрослая дисциплинированная женщина.
Взглянув на часы, она спустилась вниз. Ванесса Секстон никогда не опаздывает.
— Ну-ну. — Брэди стоял, лениво привалившись к перилам. Он был в сером твидовом костюме. — Ты по-прежнему секси Секстон.
Этого ей как раз и не хватало. Желудок немедленно сжался. И почему он так хорошо выглядит? Она покосилась на дверь, которую он не позаботился закрыть, затем снова взглянула на него:
— Ты даже костюм надел.
— Ну да.
— Я никогда не видела тебя в костюме, — глупо сказала она, останавливаясь ступенькой выше. Глаза в глаза. — Ты почему не поехал к Джоани?
— Потому что мы едем вместе.
— Глупости. У меня своя…
— Заткнись. — Брэди схватил ее за плечи, притянул к себе и поцеловал, подавляя сопротивление. — С каждым разом ты все вкуснее.
Ванессе пришлось подождать, пока ее сердце угомонится.
— Послушай, Брэди, нам нужно установить правила, которым мы будем следовать.
— Ненавижу правила. — Он снова поцеловал ее, на этот раз не торопясь. — Предстоящее родство сулит мне кучу преимуществ. — Он довольно улыбнулся. — Сестренка.
— Но ведешь ты себя совсем не по-братски, — заметила Ванесса.
— Ничего, ты у меня еще побегаешь за пивом, салага. А как тебе это вообще?
— Я всегда любила твоего отца.
— И что?
— Надеюсь, что я не настолько черства, чтобы пожалеть для матери счастья, которое может дать ей твой отец.
— Ну и хорошо. У тебя что, голова болит? — спросил он, видя, что она потирает висок. Она тут же опустила руку. — Дать тебе анальгин?
— Не надо, само пройдет.
Каких-то десять минут спустя им навстречу из дверей своего дома выбежала Джоани.
— Как здорово, правда? Ой, я просто не могу! — Она схватила Ванессу, и они вместе закружились. — Мы теперь сестры, представляешь? Как я рада за них и за нас! — восклицала она, душа подругу в объятиях.
— Эй, а как же я? — возмутился Брэди. — Со мной ты не поздороваешься?
— Ой, привет, Брэди! — Увидев, как он надулся, она бросилась ему на шею. — Надо же! Костюм надел!
— Ну да. Папа велел одеться поприличнее и все такое.
— Вот бы ты чаще его слушался! Вы оба красавцы! Боже мой, Ван, какое платье! Обалдеть! Чего бы я только ни сделала, чтобы мои бедра в такое влезли. Ну, что вы стоите? Проходите. У нас полно еды, шампанского — идемте!
— Вот это хозяйка, да? — подмигнул Брэди Ванессе, когда Джоани убежала вперед, зовя мужа.
Насчет угощения Джоани не преувеличивала. В столовой их встретил огромный глазированный окорок, гора картофельного пюре, блюда с овощами, фруктами, воздушным домашним печеньем. С кухни доносился аромат пирогов с яблоками. Свою лепту в обстановку праздника вносили свечи и хрустальные бокалы для вина.
Громкие и отрывочные разговоры за столом сопровождались аккомпанементом Лары, которая сидела на своем высоком детском стульчике и колотила ложкой о столик.
Ванесса слышала, что мать много и весело смеется. Кроме того, нельзя было не заметить, что она красавица. Наблюдая, как она улыбается Хэму, как наклоняется, чтобы приласкать Лару, Ванесса поняла, что это и есть счастье. Настоящее счастье. Ванесса не могла припомнить, чтобы вообще когда-нибудь видела мать счастливой.
До еды она почти не дотрагивалась, надеясь, что в суматохе никто не обратит на это внимания. Однако для Брэди, который то и дело бросал на нее подозрительные взгляды, она заставляла себя проглотить кусочек, пригубить шампанское, посмеяться над очередной шуткой Джека.
— Я считаю, такое событие требует тоста. — Брэди поднялся, а Ларе, издавшей в этот момент пронзительный вопль, он сказал: — Подожди своей очереди. — Он поднял бокал. — За моего отца, который оказался умнее, чем я думал. И за его прекрасную невесту, которая всегда смотрела в другую сторону, когда я приходил к ней на задний двор, чтобы полюбезничать с ее дочерью.
Все засмеялись, зазвенели бокалы.
Ванесса пила шампанское, надеясь, что позже ей представится шанс отомстить.
— Кому десерт? — спросила Джоани. Ответом ей был коллективный стон. — Ладно, десерт будет позже. Джек, помоги мне убрать со стола. Нет-нет! — воскликнула она, видя, что Лоретта начинает собирать тарелки. — Почетные гости не моют посуду.
— Глупости.
— Нет, я серьезно.
— Ладно, тогда я переодену Лару.
— Хорошо. А после вы с папой можете безбожно баловать ее, пока мы заняты на кухне. Ты тоже не трогай посуду, — эта реплика была в адрес Ванессы. — Только не в первый вечер у меня дома.
— Вот уж любительница всех построить, — заметил Брэди, когда его сестра исчезла на кухне. — Пойдем в гостиную? Поставим музыку.
— Нет, мне хочется выйти подышать.
— Отлично. Больше всего я люблю прогулки в сумерках под ручку с прекрасной женщиной. — Он с улыбкой протянул ей руку.
