Глава 10

 — Пациентов больше нет, доктор Такер.

 — Что? — Брэди, читавший карту, поднял голову от стола и посмотрел на свою ассистентку. — Что вы говорите?

 — Пациентов на сегодня больше нет. — Она повесила сумку на плечо. — Мне закрывать?

 — Да. Спасибо. До завтра.

 Затем он вполуха слышал грохот ящиков и щелканье замков. Четвертый двенадцатичасовой рабочий день подошел к концу. Четвертый день подряд длиной двенадцать часов. Пусть Хайтаун маленький провинциальный город, но работы у местного семейного врача здесь было не меньше, чем у главного врача в крупной клинике Нью-Йорка. Обычный поток пациентов на приеме, а также вызовы на дом резко возросли, неделю назад началась вспышка ветрянки и острого фарингита — полгорода чесалось и хрипело. Кроме того, он должен был вести обычную бумажную работу и ездить в больницу, и в результате у него не оставалось времени даже нормально поесть. Брэди успел уже сто раз пожалеть, что в приемной они держат игрушки и надувные шары для маленьких пациентов, а не леденцы, как раньше. Он мог неделю обходиться полуфабрикатами, разогретыми в микроволновке, и спать урывками, но он не мог долго обходиться без Ванессы. Со дня свадьбы их родителей они почти не виделись — с того уик-энда, который они провели в постели. Три раза он отменял их свидания, понимая, что для некоторых женщин этого было бы достаточно, чтобы прекратить отношения. Пусть заранее составит себе представление о том, каково быть женой врача, что это сулит много неудобств — отмена обедов, ночные вызовы и отсроченный отпуск.

 Он закрыл карту и потер глаза. Она выйдет за него замуж. Он так решил. Если только ему удастся урвать минутку, чтобы сделать ей предложение.

 Брэди взял со стола открытку из Мексики — закат на море, пальмы, песок. «Ты отдыхай там получше, папочка, — мысленно обратился он к отцу, рассматривая открытку, — потому что, когда ты вернешься, мы с тобой посчитаемся». Интересно, захочет ли Ванесса поехать в тропики в их медовый месяц? Мексика, Багамы, Гавайи… Солнце, ленивые дни на пляже… Горячие страстные ночи. Нет, загадывать пока рано. Какой же медовый месяц до свадьбы? А свадьбы не может быть, пока не уломаешь женщину выйти за тебя замуж. Ах, если бы они были женаты, он мог бы сейчас отвезти свои усталые кости домой. Пока он не увидел ее, он и не знал, как ему хочется иметь свой дом, как у всех, — любимая женщина и их дети, Рождество и воскресные обеды.

 Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Он, видел это все прямо как наяву, только наяву так не бывает. Но сейчас он слишком устал, чтобы смотреть правде в глаза. Он слишком нуждался в ней, чтобы помнить о благоразумии.

 Стоя в дверях, Ванесса наблюдала за ним со смесью удивления и благоговения. Это же Брэди. Ее Брэди. Но таким она его еще не видела — серьезным и деловым, в белом халате, среди своих дипломов и сертификатов, развешанных по стенам. На столе лежала аккуратная стопка бумаг, из кармана торчал офтальмоскоп. В этом Брэди не было ничего от юнца, готового чуть что показать всему миру удар левой. Это был солидный, надежный мужчина, которому люди доверяли свое здоровье. Он, как говорится, заполнил свою нишу.

 Он принял решение и нашел свое место в жизни, а она? Она по сей день колебалась.

 Но вот насчет Брэди она не мучилась сомнениями — он ее неотразимо притягивал. Она всегда к нему возвращалась.

 С легкой улыбкой на лице она вошла в кабинет.

 — Вы заняты, доктор Такер?

 — Что? — Глаза Брэди распахнулись от изумления. Он смотрел на Ванессу, не вполне понимая, грезит он или все происходит наяву. Нет, настоящая Ванесса стояла у стола, в легкой блузке и брюках, и улыбалась.

 — Привет, — сказала она, ставя на стол корзинку. — Я уж подумала, не уйти ли мне… У тебя был такой грозный вид… Я даже испугалась.

 — Испугалась?

 — Ну да. Я боюсь врачей. У них шприцы, иглы, они говорят непонятные слова и потом вписывают их в какие-то таблицы неразборчивым почерком.

 — Хм, — сказал Брэди. — Может быть, мне снять халат?

 — Нет, не стоит. Халат, пожалуй, мне нравится. Только не засовывай мне в рот свой шпатель. Кстати, твоя ассистентка сказала мне, что прием на сегодня закончен. Я столкнулась с ней в дверях, когда она уходила.

 — В общем, да, — подтвердил Брэди, чувствуя, что писанину придется отложить. — А что в корзинке?

 — Всякая еда. Раз ты не приезжаешь ко мне домой, я решила узнать, не примешь ли ты меня здесь.

 — По удивительному совпадению я сейчас совершенно свободен. — Стоило ему взглянуть на Ванессу, и усталости как не бывало. Она не нанесла макияж, и на переносице была хорошо заметна россыпь веснушек. — Ну что ж, расскажи, какие у тебя проблемы.

 — Видите ли, доктор, — начала Ванесса, садясь на стул напротив, — у меня что-то с головой. Страшная рассеянность. Начав какое-то дело, я останавливаюсь и забываю, что я делала, и сижу, уставившись в пустоту.

 — Хм…

 — А еще эти боли, — она положила руку на грудь, — вот здесь, и очень сильное сердцебиение.

 — Ага…

 — А по ночам, — она закусила нижнюю губу, — я вижу сны.

 — Вот как? — Он поднялся и пересел на угол стола, ловя легкий, летучий аромат ее духов. — Какого рода сны?

 — Личного. — Она надула губы.

 — Но я же врач.

 — Да? А почему тогда вы не предлагаете мне раздеться?

 — Хороший вопрос. — Он встал со стола и взял ее за руку. — Идемте со мной.

 — Куда?

 — Ваш случай требует полного осмотра.

 — Брэди…

 — Для вас я доктор Брэди. — Он включил свет в соседнем кабинете. — Так где, вы говорите, у вас болит?

 Она смерила его долгим внимательным взглядом.

 — По-моему, вы злоупотребляете медицинским спиртом, доктор.

 Он толкнул ее к кушетке.

 — Расслабьтесь. Я вам помогу, ведь недаром меня называют доктор Неболит. — Он вынул свой офтальмоскоп и посветил ей в глаза. — Так, глаза определенно зеленые.

 — Ах, какое облегчение.

 — А что я говорил? Расстегните блузку, я проверю ваши рефлексы.

 — Что ж… — она задумчиво провела языком по кромке верхних зубов, — раз я пришла… — Ее пальцы стали неторопливо расстегивать пуговицы. Из-под блузки сверкнул прозрачный голубой шелк.

 Он не дыша смотрел, как она раздевается.

 — С виду вы совершенно здоровы. Я бы даже сказал, вы выглядите великолепно.

 — Но у меня боли в этом месте. — Она прижала его руку к груди. — Чувствуете? Сердце стучит как сумасшедшее.

 — Ага, — согласился он, смакуя свои ощущения. — Думаю, что это заразно.

 — У меня жар, — пробормотала Ванесса, — и слабость в ногах.

 — Без сомнения, заразное заболевание. — Он пальцем спустил одну шелковую бретельку. — Вам нужно в карантин.

 — Надеюсь, вместе с вами?

 Он расстегнул ей брюки.

 — А это идея. — Когда он наклонился, чтобы расстегнуть сандалии, вторая бретелька соскользнула с плеча.

 — Так что со мной, доктор? — спросила она хриплым прерывистым голосом.

 Он стянул с нее брюки.

 — Моцарт-грипп.

 — Ах вот оно что… — Она обвила руками его шею. Сто лет, кажется, прошло с их последнего объятия. Он ткнулся губами в ямочку на ее шее. — А вы мне поможете, доктор?

 — А я что делаю?

 Его губы скользнули вверх и нашли ее губы. Это было как вернуться домой, ибо он чувствовал, что там и есть их законное место. Она прильнула к нему, смакуя его вкус, и их вздохи и шепот смешались. Чем бы она ни болела, он все-таки был для нее лучшим лекарством.

 — Мне уже лучше, — промычала она, прикусывая его губу, — но нужно еще.

 — Ван?

 Она с улыбкой перебирала его волосы, и в ее глазах лучился теплый свет. Он видел себя там, в ее дымчатых глазах. Все, чего он когда-либо желал, к чему стремился, о чем мечтал, — все было там. В долю секунды дразнящее влечение обернулось мучительной тягой, и он со стоном впился в ее губы: на этот раз он не будет с ней терпелив. Такая перемена удивила ее, но совсем не испугала; его внезапная и отчаянная горячность захватила ее и увлекла. Она прильнула к нему, повторяя про себя, точно в бреду: еще, еще, еще. Казалось, она никогда не насытится его бешеным желанием. Ее руки стаскивали с него халат и футболку, пока зубы кусали его рот. Страсть разгоралась в ней, точно полыхающий огонь. Ей хотелось осязать его плоть, его жаркую плоть, отведать ее вкус и ощутить на своих губах.

 Не в силах более сдерживаться, он опрокинул ее на узкую кушетку и сорвал шелковую майку. Его жадные руки были повсюду, пока она покрывала жгучими поцелуями его лицо, плечи и грудь, сводя его с ума. Грохот ее пульса у него под пальцами отдавался в ушах, когда он схватил ее за бедра и раздвинул их, понимая, что если он сейчас не возьмет ее, то умрет от желания. Она выгнулась навстречу,' впуская его. А он видел только ее, с пышными волосами, струящимися по плечам, точно полноводная река; ее нежное, бледное в ярком свете тело. Ее лицо светилось силой, которой он раньше не ведал. Это было чудо. И торжество. Не помня себя, она подчинилась своему счастью. Никакая музыка не могла быть столь волнующей и страстной. Дрожа и задыхаясь, она требовала еще. И в этой жадности была свобода. Экстаз от понимания, что нет пределов ее жадности, но также и щедрости. Сердце грохотало у нее в ушах. За миг до того, как они вместе достигли пика, она ощупью нашла его руки, их пальцы сплелись.

 Затем они, влажные и обмякшие, держали друг друга в объятиях. Сердце у нее забилось ровнее, головокружение прошло. Она имела право гордиться собой — она сумела доставить удовольствие ему и себе. Это был совершенно новый и необыкновенный опыт.

 — Доктор, — шепотом позвала Ванесса, кусая его за ухо.

 — М-м-м… — Он открыл сонные глаза.

 — Я чувствую себя гораздо лучше.

 — Хорошо. — Он сделал глубокий вдох и выдох — единственное физическое упражнение, доступное ему в течение последних нескольких дней. — Помни, что твое здоровье — это моя забота.

 — Я очень этому рада. — Она пощекотала ему грудь, и его мышцы под ее пальцами мгновенно напряглись. — Потому что мне потребуется еще не один лечебный сеанс. — Кончик ее языка пробежался сверху вниз по его шее. — Я все еще чувствую боль.

 — Прими две таблетки аспирина, а через час позвони мне.

 От ее приглушенного и хриплого смеха кровь у него вскипела.

 — Я думала, ты примешь участие. Боже, какой ты вкусный. — Она медленно целовала его лицо, а затем впилась глубоким поцелуем ему в рот. Рука ее тем временем скользнула вниз, проверяя его готовность. Проверка показала, что его участие не исключено. Она внутренне возликовала. Это не укрылось от внимания Брэди, который еще пару минут назад готов был уснуть, довольный, но теперь от его сонливости не осталось и следа.

 — Ванесса… ты играешь с огнем…

 — Ага, — она куснула его за губу, — пусть вспыхнет пламя!

 К их обоюдному удовольствию, пламя вспыхнуло.

 — Боже, — сказал Брэди, когда уже мог говорить, — я поставлю у этой кушетки бронзовую табличку.

 — Кажется, я здорова, — заявила Ванесса, откидывая волосы, и встала. — На сегодня.

 Он, с тихим вздохом, спустил ноги.

 — Вот погоди, я пришлю тебе счет.

 — Буду ждать с нетерпением. — Она вручила ему брюки, затем надела шелковую майку. — Подумать только, я ведь собиралась всего лишь накормить тебя бутербродами.

 — Бутербродами? — Он застегнул молнию на джинсах. — А еще что-нибудь есть?

 — Картошка фри.

 У Брэди потекли слюнки.

 — Отлично. Считай, что ты полностью оплатила счет.

 — То есть ты хочешь сказать, что проголодался?

 — Я с утра ничего не ел. Ветрянка, будь она проклята, — объяснял Брэди, пока она застегивала блузку. — За бутерброд с ветчиной я готов ноги целовать тому, кто мне его даст.

 — Звучит заманчиво, — оценила Ванесса, надевая сандалии. — Подожди, я принесу корзинку.

 — Нет, — он удержал ее за руку, — боюсь, завтра моя ассистентка откроет дверь и упадет в обморок.

 — Хорошо. Тогда берем корзинку и едем ко мне, — предложила Ванесса. — Поесть, кстати, можно и в постели.

 Она подняла с пола его футболку и потерлась щекой о мягкую ткань.

 — Правильно мыслишь, — похвалил Брэди.

 

 Час спустя они лежали растянувшись на постели Ванессы, и Брэди допивал последние капли шардоне. Ванесса нашла в доме свечи и расставила их у себя в комнате. Теперь они подмигивали им под тихую музыку Шопена, звучавшую по радио у кровати.

 — Самый лучший пикник в моей жизни, — сказал Брэди, — если не считать еще одного потрясающего пикника. Это когда мне было тринадцать лет и мы с приятелями совершили набег на девчачий скаутский лагерь.

 — Мне рассказывали. — Ванесса подобрала последний ломтик картошки, подумала и разломила его надвое. — Ты был несносный мальчишка. — Самой Ванессе в детстве было недосуг ездить в лагеря.

 — Может быть. Зато мне повезло увидеть голую Бетти-Джин Баумгартнер. Ну ладно — почти голую. В купальнике то есть. Для тринадцати лет очень сексапильно. Потрясающее зрелище.

 — Паршивец.

 — Это все гормоны. На твое счастье, у меня их полно. — Брэди с довольным вздохом откинулся на подушки. — Пусть они и не такие свежие.

 Чувствуя себя романтической дурочкой, она наклонилась, чтобы поцеловать его колено.

 — Я по тебе скучала, Брэди.

 — Я по тебе тоже скучал. Но я не виноват, что эта неделя выдалась такой сумасшедшей.

 — Я знаю. Ветрянка. У меня она двоих учеников подкосила. Еще я слышала, что ты принял роды — мальчик семь фунтов шесть унций, вырезал пару гланд… Зашил рану на руке Джека, вправил вывихнутый палец… И это все помимо ежедневного кашля, чихания, ангины и профилактических осмотров.

 — А ты откуда знаешь?

 — У меня свои источники информации, — усмехнулась она, касаясь его щеки. — Ты, наверное, страшно устал.

 — Было дело. Но потом тебя увидел и все прошло. Так или иначе, скоро приедет отец и мне полегчает. Ты получила от них открытку?

 — Да, получила сегодня. — Она откинулась на подушку с бокалом вина в руке. — Пальмы, пляж, марьячи и закатное солнце. Похоже, медовый месяц задался.

 — Надеюсь. Потому что, когда они приедут, мы с ними поменяемся.

 — Как это?

 — Я хочу уехать куда-нибудь с тобой, Ван. — Он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Куда ты захочешь.

 — Уехать? — переспросила она, а его нервы затрепетали. — Зачем?

 — Потому что я хочу побыть с тобой вдвоем, только вдвоем, как никогда еще не было.

 — Мы сейчас вдвоем.

 Он взял у нее бокал и поставил на тумбочку, туда же поставил и свой.

 — Ван, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

 Она не удивилась — она ждала этого с тех пор, как прозвучало слово «люблю». Страха она тоже не почувствовала, вопреки своим подозрениям. Но его слова смутили ее. Речь о браке заходила и раньше, но тогда они были детьми и совместная жизнь представлялась им прекрасной мечтой. Теперь она знала, что брак — это труд, обязательства, общие взгляды.

 — Брэди, я…

 — Я планировал, что все будет не так, — перебил он, — я хотел, чтобы все было по-другому: я хотел преподнести тебе кольцо, произнести романтическую речь. И вот выдался подходящий случай, а кольца у меня нет, и все, что я могу тебе сказать, так это что я тебя люблю, всегда любил и буду любить.

 — Брэди, ничего более романтичного и представить себе нельзя. Как бы мне хотелось согласиться. Я только сейчас поняла, как я на самом деле этого хочу.

 — Ну так соглашайся.

 Она подняла на него свои большие и влажные от слез глаза:

 — Я не могу. Это слишком скоро. Нет, — она заторопилась, боясь, что он сейчас взорвется, — я знаю, ты скажешь, что мы знаем друг друга почти всю жизнь. И это правда. Но в некотором смысле мы встретились всего несколько недель назад.

 — Для меня всегда существовала только ты, — медленно проговорил он. — Я был с другими женщинами, но думал о тебе. Твой призрак преследовал меня повсюду, и всякий раз, когда я протягивал руку, чтобы коснуться его, он исчезал.

 Никакие другие слова не могли бы сильнее тронуть и разжалобить ее, однако она проявила настойчивость.

 — С возвращением сюда моя жизнь пошла кувырком. Я и не думала тебя когда-нибудь снова встретить. Во всяком случае, я не думала, что наша встреча будет иметь какое-то значение, пробудит старые чувства. Но все вышло иначе и стало еще сложнее.

 — Отчего же сложнее? Разве не наоборот?

 — К сожалению, нет. Я не могу выйти за тебя замуж, Брэди, пока, глядя в зеркало, не увижу там себя.

 — Я ни черта не понимаю, о чем ты говоришь.

 — Еще бы! — Она судорожно провела рукой по волосам. — Я и сама едва понимаю. Но только знаю, что не могу дать тебе того, чего ты хочешь. И смогу ли когда-нибудь — большой вопрос.

 — Мы созданы друг для друга, Ван. — Ему приходилось сдерживаться, чтобы не закричать. — И ты прекрасно это знаешь!

 — Да. — Она сама нестерпимо страдала, причиняя ему боль. — Но, Брэди, пожалуйста, давай не будем об этом. Я не могу сейчас говорить о замужестве и обсуждать планы на будущее.

 — На этот раз ты от меня не ускользнешь, — предупредил он. — Я тебя не отпущу. Если ты уедешь тайком, я тебя догоню, где бы ты ни была.

 — Ты мне угрожаешь?

 Гордость боролась в ней с сожалением.

 — Да.

 — Я этого не люблю, Брэди. — Она вызывающе и раздраженно откинула назад волосы. — Не забывай об этом.

 Он схватил ее за плечи и нарочито небрежным движением притянул к себе.

 — Ты принадлежишь мне, Ванесса. Рано или поздно я заставлю тебя это понять.

 По ее спине пробежала дрожь, как всегда, когда она видела опасный огонь в его глазах. Но подбородок упрямо задрался вверх.

 — Я принадлежу только себе, Брэди, и заруби это на носу. Тогда, может быть, у нас что-то получится.

 — У нас обычно неплохо получается. — Его рот имел вкус гнева, отчаяния и желания. — Ты не станешь этого отрицать.

 — Вот и хорошо, и этого пока достаточно. Я здесь, с тобой. — Ее глаза потемнели, как и его глаза. В них горела решимость. — И пока я здесь, никого и ничего другого не будет. — Ее руки потянулись, чтобы обнять его. — Нам и этого хватает.

 Ничего подобного. Когда он бросился на нее, жадно сминая ее губы свои ртом, с кипящей кровью, он понимал, чего им не хватает.

 Она проснулась утром одна и, чувствуя его запах на остывающих простынях, подумала, что им всегда будет мало.