• Следствие ведет Ева Даллас, #1

9

 – Со слежкой я расправился в два счета, – похвастался Фини, уплетая неаппетитный завтрак в столовой управления полиции. – Он, конечно, клюнул на меня. То есть искал-то тебя, но в такой толчее не разберешь, где кто. Залезаю я в этот хренов самолет… – Фини, не поморщившись, запил яичницу с беконом кофе без молока. – Он тоже садится, только, разумеется, в первый класс. Выхожу, а он тут как тут, ждет. Только тогда до него и дошло, что тебя нет. Видела бы ты его физиономию! Он куда-то звонит, и мы с ним меняемся ролями – теперь я сажусь ему на хвост. Дотащился за ним до отеля «Реджент». А в «Редженте» работают одни придурки: полицейский значок принимают за грязное оскорбление и отказываются с тобой разговаривать.

 – Но ты все равно, со свойственным тебе тактом, напомнил им об их гражданском долге?

 – Вот-вот. – Фини сунул пустую тарелку в отверстие для использованной посуды, раздавил пустой пластиковый стакан и отправил его следом за тарелкой. – Он звонил в три места: в Вашингтон, в Виргинию и нашему шефу полиции.

 – Черт!

 – Полностью с тобой согласен. Симпсон, бесспорно, считается с Деблассом. Интересно, на какие кнопки он нажимает?

 Прежде чем Ева успела ответить, раздался писк ее телефона. Звонил майор Уитни.

 – Даллас! Через двадцать минут вам следует явиться на тестирование.

 – Но, сэр, ровно в девять у меня встреча с осведомителем по делу Колби.

 – Перенесите! – отрезал начальник не терпящим возражений тоном. – У вас есть двадцать минут.

 Ева медленно опустила телефон.

 – Одна кнопка уже обозначила себя…

 – Кажется, Дебласс питает к тебе личный интерес. – Фини вглядывался в ее лицо: все полицейские дружно ненавидели тестирование. – Пройдешь без проблем?

 – Не сомневаюсь. Но это займет почти весь день. Окажи услугу, Фини! Проверь манхэттенские банки. Мне надо узнать, был ли у Шерон Дебласс сейф в банковском хранилище. Если ничего не найдешь здесь, займись остальными районами Нью-Йорка.

 – Будет сделано.

 

 Отдел психологического тестирования представлял собой сеть длинных коридоров – частью стеклянных, частью окрашенных в светло-зеленый, якобы успокаивающий, цвет. Врачи и прочий персонал носили белую форму – цвет невинности и, конечно же, силы. За первой же дверью из бронированного стекла Еве было предложено сдать оружие. Она вытащила револьвер из кобуры, положила на поддон и проследила взглядом, как он уезжает.

 Уже по пути в кабинет тестирования 1-С она почувствовала себя голой. В кабинете ей было велено раздеться.

 Складывая на лавке одежду, она старалась не думать о людях, наблюдающих за ней по мониторам, и о приборах, зловеще помигивающих огоньками.

 Медицинский осмотр был самой легкой частью. Ей только и пришлось, что стоять в центре камеры и наблюдать за перемигиванием приборов, проверяющих ее внутренние органы и кости.

 Потом ей разрешили надеть синий комбинезон и присесть, пока проверялись ее зрение и слух и проводился стандартный тест на рефлексы. Кровь на анализ взял лаборант.

 Просьба пройти в дверь с табличкой «Тестирование 2-С». Первый этап завершен.

 В соседнем кабинете Еве было приказано улечься на стол с подушками для сканирования головного мозга. В самом деле, зачем им полицейские с опухолью мозга, пускающие в расход законопослушных граждан?

 Пока ей на голову надевали шлем, она наблюдала через прозрачную стену за своими мучителями. Потом начались компьютерные игры.

 Ева приняла сидячее положение и была погружена в виртуальную реальность. Ей предстояло вести скоростное преследование. В ушах раздались оглушительные звуки: вой сирен, противоречивые команды из переговорного устройства. Она узнала стандартную полицейскую машину с полным оснащением. Управление машиной было доверено ей, и Ева принялась отчаянно вилять, чтобы не угробить пешеходов, швыряемых ей под колеса по прихоти компьютера.

 Она мучилась от невероятной духоты и ни на секунду не забывала, что все это время контролируются ее жизненные функции: давление, пульс, пото– и слюноотделение. От столкновения с грузовым фургоном ее спасло только чудо.

 Знакомое место: старый порт на восточной окраине Манхэттена. Ева даже почувствовала характерные запахи воды, гниющей рыбы, застарелого пота. Безработные в синей униформе ждали удачи: разового поручения или работы на весь день. Она пролетела мимо синей очереди, караулящей вход в Центр трудоустройства.

 Преступник вооружен: помповое ружье, ручная граната. Убийство с целью ограбления.

 «Отлично! – подумала Ева, продолжая гонку. – Лучше не бывает». Она надавила на акселератор, вывернула руль и поддела преследуемую машину за задний бампер, высекая сноп искр. Мимо ее уха пронесся сгусток пламени: преследуемый произвел выстрел. Уличный торговец и несколько его покупателей отпрыгнули в сторону, на мостовую свалился котел с рисовой лапшой, до слуха донеслась брань.

 Ева снова поддела машину беглеца, намереваясь прижать ее к стене. На сей раз беглец не справился с управлением, его занесло. Ева развернулась перед ним и вынудила остановиться. В следующее мгновение она выскочила из машины, громко называя себя и предупреждая о бессмысленности сопротивления. Преступник вывалился из дверцы, и она прижала его к асфальту. Ева увидела, как он дрожит, мочится в штаны и теряет сознание.

 Не успела она перевести дух, как мучители перенесли ее в новую обстановку. Снова послышались крики – так кричала та девочка. А потом раздался безумный рев мужчины – ее папаши…

 Они почти без изъянов восстановили ситуацию, воспользовавшись ее рапортом. И видеосъемкой места преступления. Еве очень хотелось осыпать их проклятиями, но она стиснула зубы, подавила ненависть, забыла о своем несчастье и побежала вверх по лестнице – назад в свой кошмар.

 Девочка больше не кричит. Ева колотит в дверь, называет свое имя и звание, предостерегает человека за дверью от опрометчивых действий, пытается его успокоить.

 – Сучки! Все вы сучки! Попробуй войди, гадина, я и тебя пырну!

 Дверь, не выдержав удара плечом, вываливается, как картонка. Она врывается в квартиру, держа оружие наготове.

 – Она была такая же, как ее мать, чтоб ей сдохнуть! Думали от меня удрать! Но ничего, я с ними разобрался. И с тобой разберусь, полицейская сучка!

 Девочка смотрит на нее огромными мертвыми глазами. Кукольными глазами. Маленькое беспомощное тельце изуродовано, вокруг лужа крови. Кровь все еще стекает с лезвия ножа.

 Она велит ему стоять на месте:

 – Сукин сын, брось нож! Брось свой нож!

 Но он продолжает идти на нее. Она пытается его оглушить, но он не останавливается.

 Ева забыла, что перед ней всего лишь компьютерное воспроизведение ситуации. Ей кажется, что в комнате пахнет кровью, мочой, подгоревшей едой. Свет так ярок, что впору ослепнуть; она видит все до мельчайших подробностей. Кукла с оторванной рукой на просиженном диване, перекошенные ставни, не спасающие от мигания красной неоновой рекламы на противоположной стороне улицы, перевернутый стол из дешевой пластмассы, треснувший экран неработающего телевизора.

 Девочка с мертвыми глазами, растекающаяся лужа крови. И зловещее поблескивание ножа.

 – Знаешь, куда я его сейчас тебе воткну? Погоди, сейчас узнаешь!

 У него сумасшедший взгляд – последствия приема самодельного наркотика, который превращает людей в богов, не знающих предела своему могуществу, уверенных в собственном бессмертии.

 Нож с окровавленным лезвием взмывает в воздух. Что еще ей остается?

 Она спускает курок, тело преступника дергается, глаза стекленеют. Давясь, чтобы не закричать, Ева ударом ноги вышибает нож из сжимающего его кулака и бросается к ребенку.

 Огромные кукольные глаза снова напоминают ей, что она опоздала.

 Она приказывает себе расслабиться и не думать ни о чем, кроме рапорта…

 Итак, с виртуальной реальностью покончено. Новый замер основных параметров жизнедеятельности перед финальной стадией тестирования – беседой с глазу на глаз с психиатром.

 Ева ничего не имела против доктора Миры – женщины, свято верящей в свое призвание. Занявшись частной практикой, она зарабатывала бы втрое больше, чем в управлении полиции и безопасности, и тем не менее уже много лет работала там. У нее был тихий голос с легким оттенком высокомерия – визитная карточка уроженки Новой Англии, воспитанной в хорошей семье со старыми традициями. Ее светло-голубые глаза смотрели сочувственно и зорко. Шестидесятилетняя женщина, не оплакивающая ушедших лет и не превратившаяся в степенную пожилую даму. Темно-каштановые волосы были собраны на затылке в аккуратный узел. Одета она была в приятный розовый костюм с золотым кружочком на лацкане.

 Нет, лично против нее Ева ничего не имела – просто ненавидела всех психиатров скопом.

 – Здравствуйте, лейтенант Даллас. – При появлении Евы Мира привстала в кресле.

 В кабинете не было ни стола, ни компьютера. Ева знала, что это один из способов успокоить испытуемого, заставить его забыть, что за ним неустанно наблюдают.

 – Здравствуйте, доктор. – Ева села в указанное Мирой кресло.

 – Я как раз собиралась попить чаю. Составите компанию?

 – С удовольствием.

 Мира легкой походкой прошла в соседний закуток и вернулась с двумя чашками.

 – Жаль, что мы тестируем вас несвоевременно, лейтенант, – начала она с улыбкой, пробуя чай. – Результаты проверки гораздо достовернее, если провести ее не позднее суток после происшествия.

 – Я ничего не могла поделать, – пожала плечами Ева.

 – Меня предупредили. Должна сказать, что с физическим состоянием у вас все в порядке.

 – Прекрасно.

 – Вы все еще возражаете против гипноза?

 – Но ведь это добровольная процедура!

 Ева ненавидела собственный оборонительный тон.

 – Совершенно верно. – Мира положила ногу на ногу. – Но вы прошли через тяжелое испытание, лейтенант. Налицо признаки эмоционального утомления.

 – Я расследую новое, очень непростое дело. Оно отнимает у меня много сил.

 – Этой информацией я располагаю. Вы принимаете предписанные медикаменты для улучшения сна?

 Ева попробовала чай. Как она и опасалась, чай был цветочный.

 – Нет. Мы с вами это уже обсуждали. Решение насчет снотворного принимается самостоятельно, и я решила воздержаться.

 – Потому что оно ограничивает самоконтроль?

 Ева посмотрела ей в глаза.

 – Да, поэтому. Мне не нравится, когда меня усыпляют, как не нравится находиться здесь. Не люблю насилия над мозгами!

 – Вы считаете тестирование насилием над мозгами?

 Так считал всякий полицейский с мозгами.

 – Кажется, мне не предоставлено выбора?

 Мира вздохнула:

 – Вы ведь прекрасно знаете, Ева, что применение оружия с летальным исходом, независимо от обстоятельств, травмирует психику сотрудника полиции. Если травма сказывается на эмоциях, реакции, настроении, не могут не пострадать показатели работы. Если же применение силы на поражение спровоцировано сбоем в работе организма, этот сбой должен быть идентифицирован и устранен.

 – Я знакома с принципами вашей работы, доктор, и готова сотрудничать. Но любить все это я не обязана.

 – Не обязаны, – согласилась Мира, ловко удерживая чашку с чаем на колене. – У вас это второе по счету применение оружия с летальным исходом, лейтенант. Учитывая ваш служебный стаж, нельзя сказать, что вы злоупотребляете своим положением. Однако многие обходятся без этого на протяжении всей службы. Хотелось бы услышать, как вы сами расцениваете свой поступок и его результаты.

 «Предпочла бы оказаться порасторопнее, – подумала Ева. – Предпочла бы, чтобы ребенок играл сейчас в свои игрушки, а не превратился в кучку пепла после кремации!»

 – Передо мной стоял простой выбор: либо позволить ему изрубить меня на куски, либо остановить его. Я не подвергаю сомнению принятое решение. Мое предупреждение было проигнорировано. Попытка оглушить его к успеху не привела. А доказательство того, что он приведет угрозу в исполнение, лежало между ним и мной на полу, в луже крови! Так что результат моего решения не вызывает у меня угрызений совести, доктор.

 – Вас глубоко взволновала смерть ребенка?

 – По-моему, смерть ребенка любого взволнует. Особенно такое зверское убийство беззащитного существа.

 – Вы не усматриваете параллели между той девочкой и собой? – вдруг тихо спросила Мира и увидела, как напряглась ее пациентка. – Я думаю, для вас, лейтенант, не является сюрпризом моя осведомленность о вашем происхождении. Я знаю, что в детстве вы подвергались физическому и сексуальному насилию. В возрасте восьми лет вас бросили родители.

 – Это не имеет отношения к…

 – Я считаю, что это имеет прямое отношение к вашему психическому и эмоциональному состоянию, – перебила ее Мира. – Два года – с восьми до десяти лет – вы жили в приюте, пока ваши родители находились в розыске. Мне известно также, что первые восемь лет жизни стерлись из вашей памяти. Вы не помните ни своего настоящего имени, ни места рождения, ни каких-либо обстоятельств.

 Взгляд Миры только казался безмятежным, на самом деле он был очень пристальным.

 – Вам дали новое имя, а позже – новую семью. Вы никак не могли влиять на происходящее с вами. Вы были отвергнутым ребенком, полностью зависимым от системы, которая во многом оказалась несовершенной.

 Еве потребовалось нечеловеческое усилие, чтобы не спрятать глаза и не повысить голос.

 – Потом я сама стала частью системы и тоже оказалась несовершенной – не смогла спасти девочку… Вам хочется знать, как я к этому отношусь, доктор Мира?

 Меньше всего Ева собиралась сейчас рассказывать о своей боли, о своих ночных кошмарах.

 – Я уверена, что сделала все возможное! Вы, очевидно, уже знаете, что в вашей виртуальной реальности я повторила то же самое. Мне нечего было изменить в своем поведении. Если бы у меня была возможность спасти девочку, я бы ее спасла. Если бы была возможность арестовать преступника, он был бы арестован.

 – Но все это от вас не зависело…

 Вот въедливая стерва!

 – В моей власти было применить оружие на поражение. И, исчерпав все стандартные приемы, я его применила. Вы знакомы с моим рапортом, доктор. Я считаю, что летальный исход полностью оправдан.

 Мира помолчала. Она давно знала, что ее умения хватает лишь на то, чтобы слегка поцарапать Евину оборонительную стену без малейшего шанса ее сокрушить.

 – Хорошо, лейтенант. Вам разрешается вернуться к исполнению служебных обязанностей без всяких ограничений. – Видя, что Ева встает, Мира подняла руку: – Одну минуту. Я хотела бы вам сказать еще пару слов – между нами, не под запись.

 Ева нахмурилась, но осталась сидеть. Мира улыбнулась.

 – Человеческий рассудок часто находится в глухой самозащите. Ваш, например, упорно отказывается восстановить первые восемь лет жизни. Однако эти годы – часть вашей личности. Когда вы будете готовы, я смогу их вам вернуть. И поверьте, Ева, – заключила она тихо, – я сумею помочь вам с этим ужиться.

 – Я сама сделала из себя то, что я есть, и прекрасно уживаюсь с собой. Любые новые откровения относительно моего прошлого неизбежно вызовут стресс и необходимость все пересматривать. Я не хочу идти на такой риск.

 Ева встала и направилась к двери, но на пороге обернулась. Мира сидела в прежней позе: нога на ногу, чашечка в руке. В воздухе плавал аромат цветочного чая.

 – Если можно, один вопрос, доктор. – Мира кивнула, и Ева вернулась в свое кресло. – Женщина с прекрасным общественным и финансовым положением сознательно выбирает профессию шлюхи. – Заметив укоризненно приподнятую бровь собеседницы, Ева нетерпеливо махнула рукой. – Мы здесь не для того, чтобы упражняться в эвфемизмах. Она решила зарабатывать на жизнь сексом. Плюнула в лицо своей изысканной семейке, включая архиконсервативного дедулю. Зачем?

 Мира пожала плечами:

 – При столь отрывочных, неконкретных сведениях трудно выделить единственную мотивировку. Первым приходит на ум самое очевидное: женщина не видела иного способа самоутвердиться, кроме секса. Сам половой акт она либо обожает, либо презирает.

 Это звучало интригующе.

 – Если ненавидишь половой акт, зачем становиться проституткой?

 – Ради наказания.

 – Самой себя?

 – И себя, и близких.

 Такая мысль не приходила Еве в голову. Она снова вспомнила о дневнике Шерон и подумала, что надо добраться до него как можно скорее.

 – Ее убили, доктор. Жестокое, извращенное убийство, связанное с сексом и отмеченное неповторимым почерком. Убийца снял на видеокамеру процесс умерщвления, предварительно обманув бдительность современной системы охраны. Запись подбросил следователю, а на месте преступления оставил хвастливую записку. Как по-вашему, что представляет собой убийца?

 – Маловато информации, – пожаловалась Мира, но Ева поняла, что завладела ее вниманием. – Судя по всему, он изобретателен, любит строить планы и наблюдать их воплощение. Самоуверен – возможно, до самодовольства. Говорите, неповторимый почерк? Вероятно, преступник испытывает желание оставить некий след, продемонстрировать ловкость, хитроумие. Ну-ка, используйте свой талант наблюдателя и дедуктивные способности, лейтенант: он получал наслаждение от убийства?

 – Да! Думаю, он не просто наслаждался, а упивался.

 Мира кивнула:

 – Значит, обязательно захочет повторения удовольствия.

 – Это уже произошло. Два убийства с разрывом не более недели. Боюсь, он не стерпит и скоро совершит третье.

 – Наверное. – Мира невозмутимо прихлебывала чай, словно речь шла о модах последнего весеннего сезона. – Есть ли между двумя убийствами какая-либо связь – кроме автора и метода?

 – Секс, – коротко бросила Ева.

 – Так… – Мира наклонила голову. – При всем прогрессе технологий, несмотря на потрясающие достижения в генетике, мы по-прежнему не в состоянии контролировать людские достоинства и пороки. Возможно, мы слишком гуманны, чтобы позволить себе вторжение в эти деликатные сферы. Человеческому духу жизненно необходимы страсти. К сожалению, иногда страсти принимают уродливые формы. Секс и насилие – некоторые до сих пор находят это сочетание естественным.

 Она встала и отнесла чашки в раковину.

 – Хотелось бы узнать об этом человеке побольше, лейтенант. Если вам понадобится его психологический портрет, надеюсь, вы обратитесь ко мне.

 – Расследование проводится по пятой категории.

 Мира оглянулась.

 – Понимаю…

 – Но если нам не удастся его сцапать до того, как он нанесет следующий удар, я думаю, что смогу обойти запрет.

 – Я к вашим услугам.

 – Спасибо.

 – И последнее, Ева. Я хочу, чтобы вы поняли: даже у сильных, самостоятельных женщин всегда есть слабые места. Не надо их бояться.

 Ева выдержала взгляд психиатра, не опустив глаз.

 – Меня ждет работа.

 

 После проверки у Евы дрожали ноги и руки. Она никак не могла успокоиться и в результате агрессивно повела себя с осведомителем, чуть было не выпустив из рук ниточку по делу о запрещенных психотропных химикатах. В департамент полиции она вернулась не в лучшем расположении духа. Вестей от Фини не было.

 Коллеги, зная, как Ева провела день, старались с ней не сталкиваться, так что она целый час проработала в одиночестве, кипя от раздражения.

 Уверенная, что день все равно пропал, Ева тем не менее на всякий случай позвонила Рорку. Не застав его, она не удивилась и даже не особенно расстроилась. Она оставила на его автоответчике сообщение с предложением деловой встречи, чем и закончила свой рабочий день.

 Необходимо было расслабиться. Ева приняла решение утопить дурное настроение в дешевом спиртном и посредственной музыке в «Синей белке» – ночном клубе, где выступала Мэвис. Заведению оставался всего шаг – причем совсем коротенький – до притона. Тусклое освещение, сомнительный контингент, дурное обслуживание… Но именно это Еве сейчас и требовалось.

 На входе ее оглушила музыка. Мэвис ухитрялась перекрикивать оркестр, вернее, одного испещренного татуировками юнца за синтезатором. Отклонив предложение какого-то типа в капюшоне угостить ее в кабинетике для курящих, Ева протолкалась к свободному столику, заказала коктейль «Хохотун» и стала наблюдать за Мэвис.

 Не так уж плохо, решила она, хотя, разумеется, не слишком хорошо. Впрочем, здешние слушатели – не самая изысканная публика.

 Все тело Мэвис покрывали разноцветные полосы с преобладанием оранжевых, фиолетовых и – в стратегически важных местечках – изумрудных тонов. Под звон браслетов и цепей она извивалась на маленькой сцене, вознесенная над потной людской массой.

 Ева заметила, что у края сцены кочует по рукам маленький запечатанный пакетик. Наркотик! Как только не пытались покончить с этим злом: объявляли ему войну и легализовывали, игнорировали и регулировали – все без толку.

 Ей даже не пришло в голову ринуться в толпу и арестовать кого-нибудь. Вместо этого она помахала Мэвис рукой.

 Вокальная часть композиции завершилась. Мэвис спрыгнула со сцены, рассекла толпу и водрузила свой расписной зад на столик Евы.

 – Привет, незнакомка!

 – Отличная живопись, Мэвис. Кто художник?

 – Один знакомый. – Она указала дюймовым ногтем на свою левую ягодицу. – Он называет себя Карузо. Видишь подпись? Я для него ходячая реклама, поэтому ничего не плачу за гардеробчик.

 Мэвис вытаращила глаза, когда официантка поставила перед Евой высокий узкий стакан с пенистой синеватой жижей.

 – «Хохотун»?! Слушай, лучше я раздобуду молоток и одним ударом свалю тебя на пол!

 – У меня был паршивый денек, – процедила Ева, делая смелый глоток. – Боже, какая дрянь! Когда у них здесь появится совесть?

 Мэвис обеспокоенно наклонилась к ней.

 – Хочешь, чтобы я убралась?

 – Нет, все в порядке. – Ева рискнула и сделала еще один глоток. – Захотелось взглянуть, как ты тут надрываешься, и выпустить пар. Слушай, а наркотиками ты часом не злоупотребляешь?..

 – Перестань! – Мэвис тряхнула Еву за плечо, не столько обидевшись, сколько испугавшись. – Я чиста, как стеклышко, поняла? Тут, конечно, приторговывают, но все больше по мелочи: успокоительными средствами и прочей детской дребеденью. Знаешь, если тебе обязательно надо кого-нибудь замести, то, сделай милость, заявись лучше в мой выходной.

 – Прости, – злясь на саму себя, Ева потерла руками лицо. – Сейчас людям лучше держаться от меня подальше. Ступай пой. Мне нравится тебя слушать.

 – Так я и поверила! В общем, если соскучишься, мигни мне – я подберу тебе веселую компанию.

 – Спасибо.

 Ева откинулась в кресле и закрыла глаза. Как ни странно, в этот раз зазвучала более медленная, приятная мелодия. Если не смотреть вокруг, обстановка могла даже показаться пристойной.

 Ева знала, что в любой момент может купить средство для повышения настроения и увидеть яркий свет и причудливые фигуры, соответствующие музыке. Но сейчас она предпочитала полную темноту перед глазами.

 – Как вы оказались в этом гнезде беззакония, лейтенант?!

 Ева открыла глаза и увидела Рорка. «Ну вот, уже начинаются галлюцинации», – подумала она.

 – Откуда ты взялся?

 Рорк уселся напротив. Столик был такой маленький, что они упирались друг в друга коленями.

 – Ты забыла, что перед уходом звонила мне и оставила этот адрес?

 – Я думала, ты просто позвонишь. Мне нужна деловая встреча, а не собутыльник!

 Он посмотрел на ее напиток, принюхался.

 – Если будешь лакать этот яд, то не доживешь ни до какой встречи.

 – Такое уж это место. Здесь не подают марочных вин и выдержанного виски.

 Он дотронулся до ее руки, хотя и знал, что она наверняка ощетинится и отдернет руку.

 – Почему бы нам не пойти туда, где есть то и другое?

 – У меня паршивое настроение, Рорк. Назначь мне встречу в удобное для тебя время и проваливай.

 – Меня интересует цель встречи. – Рорк откинулся на спинку стула, и в этот момент его внимание привлекла Мэвис. Он приподнял бровь, заметив, как она жестикулирует и вращает глазами. – Послушай, либо у певицы припадок, либо она обращается к тебе.

 Ева безразлично покачала головой.

 – Это моя подружка. – Мэвис улыбалась и показывала два больших пальца, Ева яростно покрутила головой. – Она думает, что мне повезло.

 – Так и есть! – Рорк взял ее коктейль и поставил на соседний столик, где к нему потянулось сразу несколько жадных рук. – Только что я спас тебе жизнь.

 – Какого черта?!

 – Хочешь напиться – так хотя бы употребляй напитки, которые не сожгут тебе внутренности. – Он придирчиво изучил меню. – Здесь таких днем с огнем не сыщешь. – Рорк взял ее за руку и встал. – Пошли-ка отсюда.

 – Мне и тут хорошо!

 Он терпеливо наклонился и заглянул ей в лицо.

 – Я тебя раскусил. Тебе хочется нализаться и затеять драку, не опасаясь за последствия. Так вот, со мной тебе не обязательно напиваться и совершенно нечего опасаться. Можешь скандалить сколько влезет.

 – Почему ты решил, что я собираюсь скандалить?

 – Потому что в глазах у тебя печаль. А копить ее в себе очень вредно.

 Пока Ева переваривала эти неожиданные слова, Рорк решительно поволок ее к выходу.

 – Я поеду домой, – упрямо заявила она.

 – Не поедешь!

 – Слушай, приятель…

 Больше Ева ничего не успела вымолвить: он прижал ее к стене и впился губами в рот. Она не сопротивлялась: внезапность нападения перекрыла ей кислород. Она молча задыхалась от ярости, смешанной с внезапным приступом желания.

 Все это длилось считаные секунды, но, когда Рорк отпустил ее, Еве показалось, что он тоже борется с волнением.

 – Не знаю, что ты там себе думаешь, – произнес он, слегка задыхаясь, – но бывают моменты, когда человеку нужен другой человек. Сейчас другой – это я. – Не говоря больше ни слова, он снова схватил ее за руку и потащил на улицу.

 – Где твоя машина?

 Ева беспомощно ткнула пальцем в темноту.

 – Не понимаю, зачем тебе-то это надо, – пробормотала она, еле поспевая за ним. – В чем твоя проблема?

 – Моя проблема – ты! Знаешь, какой у тебя был вид? – Он рывком распахнул дверцу машины. – Сидит там с закрытыми глазами, а под ними тени на полщеки… – Вспомнив эту картину, Рорк еще больше рассвирепел, толкнул ее на сиденье и быстро занял водительское место. – Вот и машину забыла запереть. Давай ключи!

 Побежденная его напором, она протянула ему ключи, и машина сорвалась с места.

 – Я хотела расслабиться, – сказала Ева, опасливо косясь на него.

 – Ты не умеешь расслабляться! – рявкнул Рорк. – Ты всасываешь в себя все невзгоды, и они накапливаются внутри, как шлаки. Ты движешься по прямой, но дорожка, по которой ты ступаешь, слишком узка.

 – Ничего, я тренированная.

 – В этот раз ты сама не представляешь, с чем имеешь дело!

 Ева незаметно сжала кулаки.

 – А ты представляешь?

 Он немного помолчал, пытаясь унять волнение.

 – Поговорим об этом позже.

 – А мне бы хотелось сейчас! Вчера я навещала Элизабет Барристер.

 – Знаю. – Он уже пришел в себя и прибавил скорость. – Ты замерзла. Включи обогрев.

 – Система не работает. Почему ты мне не сказал, что это она попросила тебя встретиться с Шерон?

 – Потому что Бет просила меня держать язык за зубами.

 – В каких ты отношениях с Элизабет Барристер?

 – В дружеских! – Рорк бросил на нее негодующий взгляд. – Представь, у меня есть друзья. Она и Ричард – в их числе.

 – А сенатор?

 – Этого напыщенного, лицемерного болтуна я ненавижу, – тихо ответил Рорк. – Если партия выдвинет его кандидатом в президенты, я вложу все, что имею, в предвыборную кампанию его соперника. Пусть бы даже это был сам дьявол!

 – Тебе тоже надо почаще делиться с кем-нибудь наболевшим, Рорк, – сказала она, пытаясь улыбнуться. – Ты знаешь, что Шерон вела дневник?

 – Почему бы и нет? Для деловой женщины это нормально.

 – Речь не о журнале посещений, а о личном дневнике. Она записывала туда свои маленькие секреты, Рорк. И чужие – тоже. Не исключаю, что она пыталась кого-то шантажировать.

 Он нахмурился и некоторое время молчал, раздумывая об услышанном.

 – Ну вот, ты как раз хотела найти мотив.

 – Еще посмотрим, нашла ли я его. У тебя, кстати, тоже много секретов, Рорк.

 Он усмехнулся, затормозив у ворот своего особняка.

 – Ты всерьез считаешь меня жертвой шантажа, Ева? Неужели такое жалкое, заблудшее создание, как Шерон, могло разузнать обо мне нечто, неведомое тебе, и использовать свои сведения против меня?

 Но Ева уже не слушала: ей совсем не понравилось, куда он ее привез.

 – К тебе я не пойду, – заявила она.

 – Брось! Если бы я притащил тебя сюда для секса, мы занялись бы сексом. Мы оба это знаем. Но ты хотела поговорить со мной. Кроме того, тебе необходимо расслабиться. Хочешь пострелять из такого же оружия, как то, из которого была убита Шерон и другая девушка?

 – Да! – выдохнула она.

 – Ну, так воспользуйся шансом.

 Ворота открылись, и он тронулся с места.