• Следствие ведет Ева Даллас, #18

ГЛАВА 14

 Ева и Пибоди явились к Лиэнн Браунинг без предупреждения. Профессор вышла к ним в длинной красной блузе, надетой поверх черного скинсьюта; ее волосы были заплетены в косу.

 – Здравствуйте, лейтенант Даллас. Здравствуйте, сержант. Вы нас чудом застали – мы с Анджи собрались уходить. – Она жестом пригласила их войти. – Хотели несколько часов поработать в Центральном парке. Жара выгоняет из дома множество интересных людей.

 – Включая нас, – сказала Анджи, вошедшая в комнату с большим ящиком для аппаратуры.

 Лиэнн негромко рассмеялась.

 – Еще бы! Чем мы можем вам помочь?

 – Я хочу задать вам несколько вопросов.

 – Ладно. Давайте присядем. Вы узнали что-нибудь новое о бедняжке Рэйчел? Завтра вечером состоятся похороны.

 – Да, я знаю. Посмотрите на снимки. Вы узнаете этого человека?

 Лиэнн взяла фотографию Кенби, стоявшего перед Джульярдом.

 – Нет. – Браунинг выпятила губы. – Нет, – повторила она. – Не думаю, что это один из моих студентов. Я бы запомнила его лицо. Потрясающее лицо.

 – И замечательная фигура, – добавила Анджи, перегнувшись через спинку дивана. – Стройная, изящная…

 – Отличная фотография. Хорошо сделано. Тот же самый, верно? – спросила Лиэнн. – Тот же самый фотохудожник? Неужели этот красивый юноша мертв?

 – А что вы скажете про это? – Ева протянула ей снимок балетной труппы.

 – А, танцовщик… Ну конечно, у него фигура танцора. – Она негромко вздохнула. – Нет, я его не знаю. И никого из них. Но это снимал другой фотограф, не правда ли?

 – Почему вы так думаете?

 – Другой стиль, другая техника. Очень драматично. Великолепное использование тени. Конечно, в первом портрете тоже есть драматизм, но… Мне кажется, тот, кто снимал труппу, более опытен, лучше подготовлен и, наконец, более талантлив. Могу предположить, что это работа Хастингса.

 Заинтригованная Ева опустилась на диван.

 – Вы можете определить автора по фотографии?

 – Да, если у художника есть свой стиль. Конечно, способный студент или любитель могут его скопировать, используя цифровую технику и прочее. Такое, знаете ли, стилистическое подобострастие. Но в первом снимке этого нет. У каждого из них свой стиль. Просто два художника заинтересовались одной натурой, но увидели ее с разных сторон.

 – Вы лично знакомы с Хастингсом?

 – Да. Не слишком близко… Я сомневаюсь, что кто-нибудь может похвастаться близким знакомством с ним. Он чересчур вспыльчивый. Но я часто использую его работы во время занятий. После долгих уговоров он даже позволил мне проводить семинары в его студии. Это продолжается уже несколько лет.

 – Ей пришлось заплатить Хастингсу из собственного кармана, – промурлыкала Анджи, опершись подбородком на плечо Лиэнн. – Хастингс любит денежки.

 – Это правда, – весело подтвердила Лиэнн. – Когда дело касается искусства, он бессребреник, но своей выгоды не упустит. Очень высоко ценит свою работу и свое время.

 У Евы тут же возникла идея.

 – Кто-нибудь из ваших студентов работал у него помощником или натурщиком?

 – О да! – хмыкнула Лиэнн. – И большинство возвращалось с целым грузовиком жалоб. Он грубый, нетерпеливый, жестокий, невозможный человек. Но даю вам честное слово, они многому у него научились.

 – Мне нужны фамилии.

 – О боже, лейтенант! Я посылала к Хастингсу студентов больше пяти лет.

 – Мне нужны фамилии, – повторила Ева. – Все, которые вы можете вспомнить. – Она протянула Браунинг посмертный портрет. – А что вы скажете об этом?

 – Ох… – Лиэнн вцепилась в руку Анджи. – Ужасно. И великолепно. Он совершенствуется.

 – Почему вы так говорите?

 – Танцы мертвых, вот как это называется. Использование света и тени. Черно-белый портрет, динамичная поза. Он мог бы поработать над лицом… да, тут есть что улучшать, – но все остальное прекрасно. И очень страшно.

 – Вы часто пользуетесь черно-белым, – заметила Ева. – Большая часть вашей книги посвящена искусству черно-белой фотографии.

 Лиэнн подняла на нее удивленный взгляд.

 – Вы читали мою книгу?

 – Просматривала. Там много говорится о свете – его использовании, фильтрах, размещении осветительных приборов и так далее. И о его отсутствии.

 – Без света нет изображения, а его нюансы определяют нюансы образа. То, как художник использует и видит свет, становится частью его искусства… Подождите минутку!

 Она встала и быстро вышла из комнаты, а Анджи выпрямилась и посмотрела Еве в глаза.

 – Неужели вы подозреваете ее? Да как вы можете?! Лиэнн и мухи не обидит, не то что ребенка! Она не способна на зло.

 – Я задаю вопросы. Это часть моей работы.

 Анджи покачала головой, обошла диван и села напротив Евы.

 – Эта работа дается вам нелегко. Когда вы смотрите на мертвых, у вас в глазах стоит жалость. – Она перевернула портрет Кенби. – Незачем на него смотреть. Вы его и так не забудете.

 – Он больше не нуждается в моей жалости.

 Тут в комнату вошла Лиэнн, державшая в руках небольшой ящичек.

 – Да это камера-обскура! – выпалила Пибоди и тут же покраснела. – У моего дяди была такая. Когда я была подростком, он показывал мне, как ею пользоваться.

 – Ясно. Это действительно очень старая техника. – Лиэнн поставила ящичек на стол, затем навела на Еву отверстие и сняла с него крышку. – Самодельный ящик с фотобумагой внутри. Свет поступает снаружи через отверстие, линза фокусирует луч и создает изображение. Пожалуйста, посидите неподвижно, – сказала она Еве.

 – Этот ящик создаст мой портрет?

 – Да. Понимаете, свет совершает здесь маленькое чудо. Я прошу каждого из моих студентов сделать такую камеру и поэкспериментировать с ней. Тот, кто не понимает этого чуда, никогда не создаст произведения искусства, хотя, знаете, может неплохо фотографировать, техника и технология – это вовсе не главное. Не все зависит от аппаратуры и умения ею пользоваться. Основа образа – свет и то, что мы видим благодаря ему.

 – То, что мы берем у натуры? – спросила Ева, следя за Лиэнн. – Что впитываем в себя?

 – Возможно. Некоторые первобытные народы боялись, что камера, воспроизводящая их изображение, крадет у человека душу; другие верили, что она дарит им бессмертие. В обоих этих верованиях есть доля истины. С одной стороны, мы увековечиваем модель, с другой – крадем моменты времени и присваиваем их. Иными словами, каждый раз что-то отнимаем у натуры. Этот миг, это настроение, этот свет… Они никогда не будут такими же. Даже секунду спустя. Уйдут – и навсегда сохранятся благодаря фотографии. В этом и заключается чудо.

 – Но в фотографиях мертвых нет ни мысли, ни настроения, ни света.

 – Нет, есть. Мысль, настроение и свет художника. В большинстве случаев смерть очищает человека. Отметает все лишнее и оставляет главное… А теперь посмотрим, что у нас получилось.

 Она закрыла отверстие крышкой и вынула лист бумаги с изображением Евы, напоминающим бледный набросок карандашом.

 – Свет выжигает образ на бумаге и тем самым сохраняет его, – сказала она, протянув листок Еве. – Свет – это инструмент, магия и душа одновременно.

 

 – Интересный она человек, – заметила Пибоди, когда они сели в машину. – Держу пари, что Браунинг – потрясающий учитель.

 – А поскольку она умеет манипулировать изображениями, то могла подделать показания видеокамер, подкрутив счетчик времени. Следовательно, ее алиби может оказаться фикцией. Во всяком случае, такая возможность существует. Придумай мотив.

 – Ну, я не…

 – Не обращай внимания на то, что она тебе нравится. – Ева выехала на улицу. – Зачем ей было преследовать и убивать двух красивых юных студентов?

 – Искусство. Все дело в искусстве.

 – Конкретнее, Пибоди!

 – О'кей. – Пибоди захотелось снять фуражку и почесать в затылке, но она сдержалась. – Управлять натурой, чувствовать свою власть над ней, чтобы творить?

 – Это первый уровень, – согласилась Ева. – Управление, творчество и в результате признание. Внимание, слава… Возьмем нашего профессора. Она учит студентов, отдает им свои знания, умения, опыт, а они берут это и становятся тем, кем она сама стать не смогла. Она написала пару книг, опубликовала несколько фотографий, но художником ее не считают, верно? Ее считают всего лишь учителем.

 – Это очень важная профессия, хотя ее часто недооценивают. Вот вы, например, хороший учитель.

 – Я никого ничему не учу. Может быть, готовлю к чему-то. Но это совсем другое дело.

 – Если бы вы не учили меня, я бы не получила возможность стать детективом. Во всяком случае, это произошло бы не так быстро.

 – Я просто готовила тебя, и не будем больше об этом говорить… Второй уровень – это что-то взять у натуры. Для убийцы натура – не личность, у которой есть своя жизнь, свои потребности или права. Натура – это что-то вроде дерева. Если для каких-то твоих нужд нужно срубить дерево – что ж, тем хуже для него. Деревьев на свете много.

 – Вы же знаете, что в нашей семье все сторонники «зеленых». – Пибоди передернула плечами. – При мысли о бездушно срубленных деревьях меня бросает в дрожь.

 – Как бы то ни было, этот убийца убивает не ради желания пощекотать себе нервы. Гнев и корысть тут ни при чем. И секс тоже. Это что-то глубоко личное. И интимное. Очевидно, он рассуждает так: «У этого человека, у этой особи есть то, что мне нужно, и я возьму это. Возьму то, что у них есть, и оно станет моим. Они станут моими, а результат – произведение искусства. Вот он я! Восхищайтесь мной!»

 – Это настоящее извращение.

 – У него очень извращенный ум. Извращенный, изощренный и хладнокровный.

 – Вы думаете, это профессор Браунинг?

 – Во всяком случае, она имеет к этому отношение. И мы должны выяснить, какое именно. Кто знает ее, Хастингса и двух жертв одновременно? Кто имел контакты с ними всеми? Постараемся узнать.

 

 Они поехали в Джульярд. Жизни Рэйчел Хоуард и Кенби Сулу должны были где-то пересекаться.

 Ева велела Пибоди побродить по театральному факультету с фотографией Рэйчел, а сама пошла в деканат. Когда зазвонил телефон, она стояла в задней части репетиционного зала и следила за группой молодых людей, изображавших различных животных.

 – Даллас.

 – Привет, лейтенант! – услышала она голос Рорка. – Господи, ты что, в зоопарке?

 – В каком-то смысле. – Чтобы было не так шумно, она вышла в коридор. – Все в порядке?

 – Более или менее. Ева, я должен на несколько дней улететь из города.

 – Ох…

 Собственно говоря, в его отлучках не было ничего необычного – у Рорка имелись деловые интересы во всех уголках Земли. Но время он выбрал неудачное.

 – Я должен лететь в Ирландию, – сказал Рорк, не дав ей возразить. – Должен вернуться и завершить то, что начал.

 – Послушай, мне понятны твои чувства, но, может быть, не стоит так спешить? Я сейчас веду дознание. Дай мне закончить дело. А потом я возьму отпуск. Подам заявление, как только вернусь в управление.

 – Я должен сделать это сам.

 Она сосчитала до десяти, а потом сделала глубокий вдох.

 – Рорк…

 – Ева, это нужно сделать. Тебе не о чем беспокоиться. Я не хочу, чтобы ты волновалась из-за меня. Извини, что я бросаю на тебя Соммерсета. Постараюсь вернуться как можно быстрее.

 Ева изо всех сил старалась казаться спокойной – это было необходимо им обоим.

 – Когда ты улетаешь?

 – Сейчас. Немедленно. Честно говоря, я уже на борту челнока. Не могу сказать точно, где я буду, потому что еще сам не знаю этого. Но сотовый телефон всегда при мне. Ты сможешь связаться со мной в любое время.

 – Ты знал, что улетаешь. – Она понизила голос и повернулась спиной к сновавшим по коридору студентам. – Еще утром.

 – Сначала мне нужно было уточнить кое-какие детали…

 – Но ты уже принял решение!

 – Да, принял.

 – И нарочно позвонил тогда, когда я уже не могу остановить тебя.

 – Ева, ты бы не остановила меня. А я не имел права отрывать тебя от дела и требовать, чтобы ты нянчилась со мной.

 – Но разве ты не делал то же самое, когда полетел со мной в Даллас? Не нянчился со мной?

 – Это было совсем другое дело.

 И тут Ева не выдержала:

 – О да, я забыла! Ты же у нас мужчина с железными яйцами!

 – Мы вылетаем, – холодно ответил Рорк. – Я при первой возможности сообщу тебе, где нахожусь. Вернусь через несколько дней. Возможно, скорее. Тогда ты сможешь пнуть меня в железные яйца. И все равно я люблю тебя. Как ни странно.

 – Рорк… – Но он уже дал отбой. – Черт бы все побрал!

 Ева дважды пнула ногой стену. Потом вернулась в репетиционный зал и выместила свою досаду на кравшихся тиграх и прыгавших шимпанзе, беспощадно растолкав их толпу.

 Занятия вела тоненькая, как карандаш, женщина с копной голубых волос.

 – Ах! – воскликнула она. – А вот и одинокий волк!

 – Заставьте их замолчать! – велела Ева.

 – Не понимаю, по какому праву…

 – Заставьте их замолчать! – Ева вынула значок. – Немедленно.

 – О черт, только облавы на наркоманов нам и не хватало!

 Голос тоненькой женщины оказался удивительно громким, и ее команда «стоп!» была выполнена немедленно.

 Ева встала перед преподавательницей.

 – Я лейтенант Ева Даллас из Нью-Йоркской городской полиции. – Это заявление вызвало у публики громкий стон, и два студента устремились к запасному выходу. – Стоять! Меня не интересует, что у вас в карманах или в крови. Но я проверю каждого, кто попытается улизнуть.

 Все тут же застыли на месте.

 – У меня есть фотография. Я хочу, чтобы вы по очереди подошли ко мне и посмотрели на нее. Мне нужно выяснить, знает ли кто-нибудь эту девушку, видел ли ее кто-нибудь и что ему о ней известно. Ты, – показала она на парнишку в черной майке и мешковатых шортах. – Подойди сюда.

 Парнишка насмешливо фыркнул, но подчинился.

 – Не знаю, никогда не видел. Я могу идти, сержант?

 – Лейтенант. Нет. Встань сюда. – Она показала на правую стену, а затем жестом пригласила к себе девушку, тоже одетую в черное.

 Та подняла взгляд и блеснула зубами, улыбнувшись пареньку, которой привалился к стене. Казалось, они смеются над какой-то шуткой. Но когда девушка посмотрела на снимок, улыбка тут же исчезла с ее лица.

 – В новостях. Я видела ее в новостях. Это та девушка из Колумбии, которую убили. Как Кенби.

 В толпе студентов начался ропот, но Ева махнула рукой, и все притихли.

 – Верно. Ты знала Кенби?

 – Конечно. Конечно, знала. Его все знали. О боже, это ужасно…

 – Ты видела эту девушку раньше?

 Та покачала головой, и в этот момент в толпе кто-то крикнул:

 – Я видел! То есть мне так кажется!

 Ева обернулась и заметила юношу, который стоял с поднятой рукой.

 – Подойди сюда. А ты встань туда, – сказала она девушке.

 – Кажется, я ее видел. – На юноше тоже была черная форма, в мочке уха торчал целый лес серебряных цепочек, кончик левой брови украшали три серебряных колечка.

 – Как тебя зовут?

 – Мика. Константин Мика. У нас с Кенби было много общих курсов, и иногда мы встречались. Близкими друзьями не были, но часто оказывались в одной компании.

 – Где ты видел эту девушку?

 – Я не уверен… Просто когда ее показали в новостях, я подумал, что где-то ее видел. А когда Кенби… когда я услышал, что с ним случилось то же, что и с ней, то подумал: не та ли это малышка из клуба?

 По спине Евы побежали мурашки.

 – Из какого клуба?

 – «Устрой сцену». Кое-кто из нас иногда ходит туда, и я думаю, что видел ее там. Кажется, пару раз она танцевала с Кенби. Я не уверен в этом, но мне так кажется.

 – Когда ты видел их вместе?

 – Не вместе. Они не были знакомы. Просто пару раз танцевали, и все. Примерно месяц назад. Я давно не был в клубе. И запомнил это только потому, что они хорошо смотрелись. Я записался на курс хореографии, чтобы научиться двигаться и владеть своим телом. Поэтому я следил за танцующими, а у них неплохо получалось. Держу пари, что другие тоже заметили их.

 

 Когда Ева встретилась с Пибоди, выяснилось, что Делия нашла трех свидетелей, видевших, как Рэйчел и Кенби танцевали в клубе.

 – Они приходили порознь, сидели порознь и уходили порознь, – подытожила Ева по дороге к машине. – Из того, что нам известно, следует, что в течение нескольких летних недель они танцевали вместе. Так что это не просто совпадение.

 – Кто-то увидел их там и задумал преступление?

 – Увидел там или где-нибудь еще. Порознь или вместе. Оба любили танцевать, так что могли познакомиться где угодно. Оба студенты, она могла прийти на его выступление… Диего и Хупер часто посещали клуб. Возможно, кто-нибудь из них видел Рэйчел и Кенби вместе. Давай-ка еще раз прочешем Колумбию. Вдруг кто-нибудь видел свою подругу и однокурсницу с Кенби? Или слышал о нем?

* * *

 Тем временем Рорк шел по улицам южного Дублина. Когда-то эти улицы были знакомы ему, как собственное лицо. Но со времен его юности многое изменилось. В основном к лучшему.

 Городские войны уничтожили часть Дублина, превратив проспекты в трущобы, а улицы – в поле битвы. Впрочем, он плохо помнил те времена: главное закончилось еще до его рождения. Но последствия этих войн ощущались еще целое поколение.

 Здесь продолжал витать дух бедности и воровства. Голод и гнев жили бок о бок. Впрочем, войны, конфликты, голод и бедность были ирландцам не в диковинку. Они писали об этом стихи, пели песни. И пили по вечерам. В том числе и в «Грошовом поросенке» – соседней пивной, где собирались все местные подонки.

 Впрочем, тогда и самого Рорка можно было назвать также.

 «Поросенок» тянул Рорка и ему подобных, как магнит. Там можно было выпить пинту пива, не боясь полицейской облавы. Там была девушка, которую он любил как мог, и друзья, которыми он дорожил.

 «Которых уже давно нет на свете, – подумал Рорк, остановившись у дверей. – Всех, кроме одного. Я вернулся в „Грошовый поросенок“, к другу детства. Может быть, этот друг поможет мне найти ответы».

 Он вошел в тускло освещенный зал, обитый панелями из темного дерева, где пахло пивом, виски, сигаретным дымом и негромко звучали бунтарские песни.

 Брайан нацеживал в кружку «Гиннесс» и беседовал с каким-то древним стариком. За низкими столиками сидели люди, пили и ели сандвичи. По видео передавали какую-то британскую «мыльную оперу», но звук был приглушен, и на экран никто не обращал внимания. День только начинался, но зайти в пивную можно когда угодно. Куда еще отправиться человеку, которому хочется поговорить или просто выпить в компании?

 Рорк подошел к бару и стал ждать. Когда Брайан поднял взгляд, его круглое лицо озарила улыбка.

 – Надо же, кто снова изволил пожаловать в мое скромное заведение! По этому поводу следовало бы распить бутылку французского шампанского. Вот только шампанского я не держу.

 – Сойдет и пинта пива.

 – Мистер О'Лири, сэр, вы узнаете этого малого?

 Старик поднял голову, и Рорк увидел лицо, узкое как бритва, и голубые глаза с красными прожилками. О'Лири взял протянутую Брайаном кружку и сделал глоток.

 – Рорк, верно? Только выросший и вырядившийся, как принц. Когда ты воровал товар у меня в магазине, то выглядел покруче.

 – А вы не раз гонялись за мной с метлой.

 – Да уж… Но можно было не сомневаться, что после таких визитов твои карманы изрядно тяжелели.

 – Верно. Рад снова видеть вас, мистер О'Лири.

 – Что, разбогател?

 – Есть немного.

 – Раз так, он заплатит и за себя, и за вас, – сказал Брайан и сунул кружку Рорку.

 – С удовольствием. – Рорк вынул кредитку, которой хватило бы, чтобы оплатить дюжину кружек, и положил ее на стойку. – Брайан, мне нужно поговорить с тобой наедине.

 Дружба дружбой, а денежки врозь… Купюра тут же исчезла в кармане Брайана.

 – Раз так, пойдем в кабинет. – Он повернулся и стукнул кулаком в дверь позади бара. – Джонни, поднимай свой ленивый зад и занимай место за стойкой!

 Брайан подошел к маленькой комнатке в конце зала, пропустил Рорка и закрыл дверь.

 – А где лейтенант Лапочка?

 – Осталась дома.

 – Как она поживает?

 – Спасибо, хорошо. Работает в поте лица.

 – По-прежнему рыщет по городу, разыскивая преступников? Поцелуй ее за меня и напомни, что я жду, когда ты ей надоешь? – Он сел на стул с веретенообразными ножками и улыбнулся. – Черт побери, до чего рад тебя видеть! Надеюсь, тебя привела ко мне не печальная причина, как в прошлый раз.

 – К счастью, нет. Я приехал не для того, чтобы похоронить еще одного друга.

 – Упокой господь его душу. – Брайан чокнулся Рорком. – За Мика.

 – За Мика и всех тех, кого нет с нами. – Рорк выпил и уставился в кружку.

 Брайан внимательно посмотрел на него.

 – Что тебя беспокоит?

 – Долго рассказывать.

 – А разве мы куда-то торопимся? Тем более что ты уже оплатил мое время.

 – Ты помнишь Мег Рорк?

 Брайан нахмурился и выпятил губы.

 – Я помню, что она жила здесь, потом уехала, и никто о ней не жалел.

 – А ты никогда не слышал… никто не говорил о девушке, которая жила с Патриком до прихода Мег?

 – Мне сдается, таких было много. Но до Мег? Не могу сказать. О господи, Рорк, тогда я был таким же грудным младенцем, как и ты.

 – Патрика знал твой отец, причем близко. В твоем доме или по соседству никогда не звучало имя Сиобан Броди?

 – Нет. Не помню. А что?

 – Брай, она была моей матерью. – У Рорка сжалось горло, и он откашлялся. – Я выяснил, что меня родила не Мег, а эта девушка из Клэра. – Он поднял глаза, – Брайан, этот ублюдок убил ее. Убил.

 – Боже милосердный… Я не знал этого. Клянусь тебе.

 – Я не думаю, что он сделал это один. Кто-то либо помогал ему, либо знал о случившемся.

 – Мой отец время от времени работал на него и проворачивал всякие темные делишки. Но убить девушку? – Брайан испуганно посмотрел на Рорка и покачал головой: – Он не стал бы участвовать в этом.

 – Нет. Я думал не о нем.

 – А о ком же? – Брайан тяжело вздохнул. – Время было ужасное. Кое-где еще вспыхивали бои. Смерть была повсюду, а человеческая жизнь ничего не стоила.

 – У него были дружки. Я хорошо помню двоих. Донал Грогин и Джимми Бенниган. Они должны были знать.

 – Может быть. Вполне возможно, – задумчиво сказал Брайан. – Но Бенниган умер в тюрьме несколько лет назад. Он не сумеет тебе помочь.

 – Знаю. – Рорк уже навел справки. – Однако Грогин жив и, кстати сказать, обитает неподалеку.

 – Верно. Правда, он не был здесь уже несколько лет. Зато часто появляется у реки, в пивной «Воровской притон». Туристы думают, что это всего лишь цветистое название, и валят туда валом. Но большинство тут же уходит.

 – Он может быть там, но в это время дня, скорее всего, сидит дома.

 – Скорее всего. – Брайан не сводил глаз с лица Рорка.

 – Я могу все сделать сам и не обижусь, если ты не пойдешь со мной. Но с напарником это будет проще и быстрее.

 – Сейчас?

 – Лучше не медлить.

 – Тогда пошли, – сказал Брайан.

 

 – Поэтому ты и прилетел без своего копа? – спросил Брайан, когда они вышли из переулка.

 – В частности. – Рорк рассеянно потрогал лежавший в кармане пистолет. – У нас разные методы опроса свидетелей.

 Брайан похлопал себя по карману, где лежала кожаная плетка.

 – Ну, положим, копы тоже не особенно церемонятся. Пару раз они давали мне в морду.

 – Она тоже может дать в морду, но позволяет сопернику нанести удар первым. Поверь мне, ее методы эффективны. Вот только времени требуют больше. А я тороплюсь.

 Он крутил на пальце обручальное кольцо и шел по улице, которую Ева узнала бы. Она не смогла бы прочесть надписи на стенах, потому что это был гэльский язык, вошедший в моду у местных бандитов, когда Рорк был ребенком. Но прекрасно поняла бы смысл этих надписей и выражение лиц тех, кто стоял в подворотнях.

 Здесь дети умели вытаскивать кошельки из карманов, еще не умея читать. И ложились спать после зуботычины, а не поцелуя.

 Рорк тоже знал эту улицу. Она породила его.

 – Ева обиделась на меня, – наконец сказал он. – Черт побери, она разозлилась, и имела на это право. Но я не мог взять ее с собой на такое дело. Брай, я убью его, если понадобится. И не хочу, чтобы она была причастна к этому.

 – Еще бы… Ни жене, ни копу тут делать нечего, верно?

 Верно. Верно, черт побери! Но Рорк знал, что, если придется убить человека, он будет вынужден рассказать об этом ей. И сомневался, что это пойдет на пользу их отношениям. Точнее, боялся, что после этого Ева не захочет смотреть на него.

 Они вошли в одну из уродливых железобетонных коробок, стоявших на краю района трущоб. Запах мочи заставил Рорка вспомнить детство. Острый запах мочи, тошнотворный запах блевотины… Тут крысы не ждали темноты, чтобы отправиться на охоту, а аура насилия клубилась в углах, как туман.

 Рорк посмотрел на лестницу. В доме было двадцать квартир. Официально занятыми числились двенадцать; в большинстве остальных обитали бродяги. Кое-кто из жильцов днем работал; таким образом, услышать их могли человек сорок-пятьдесят. Впрочем, он сомневался, что кто-нибудь вмешается. В подобных ситуациях люди чаще всего думают о собственной шкуре и лезут в чужие дела только тогда, когда это сулит им выгоду.

 В кармане Рорка лежал не только пистолет, но и кошелек. И он собирался пустить в ход то оружие, которое в данных обстоятельствах могло оказаться более действенным.

 – Грогин наверняка выбрал нижний этаж. Удобнее приходить и уходить, – сказал Рорк.

 – Хочешь, чтобы я постоял под окном? На случай, если он вздумает удрать от тебя?

 – Не удерет.

 Рорк постучал в дверь и отошел в сторону. Перед «глазком» остался только Брайан.

 – Какого черта надо?

 – Минуту вашего времени, мистер Грогин. У меня есть деловое предложение, которое может оказаться взаимно выгодным.

 – Да ну? – насмешливо спросили его. – Раз так, прошу пройти в мой офис.

 Дверь открылась, и Рорк переступил порог.

 Грогин был стар. Не так стар, как О'Лири, но сильно поношен. Его обвислые щеки были испещрены склеротическими жилками. Однако реакция у старика сохранилась – в следующее мгновение в руке Грогина очутился нож. Но, разглядев Рорка, он широко открыл глаза.

 – Ты мертв! Я сам видел твой труп! Падди, как ты сумел выбраться из ада?!

 – Это не тот Рорк.

 Рорк оскалил зубы и ударил Грогина кулаком в лицо. Потом поднял нож, выпавший из руки старого бандита, и приставил к его шее. Тем временем Брайан закрыл дверь.

 – Я вижу, прыти ты не утратил, – сказал он.

 – В чем дело? Какого черта?!

 – Сэр, вы помните меня? – вкрадчиво спросил Рорк, прижав кончик ножа к горлу Грогина. – В свое время вы часто давали мне пощечины шутки ради.

 – Сын Падди… – Грогин облизал разбитые губы. – Ты что, мстить пришел? Мальчишек нужно время от времени колотить, чтобы они выросли мужчинами. Я никогда не желал тебе зла.

 Рорк кольнул Грогина под челюсть.

 – Скажем так: я желаю тебе зла не больше, чем ты мне. Просто хочу задать несколько вопросов. Если ответы мне не понравятся, я перережу тебе глотку и брошу крысам. Но сначала дам Брайану отвести душу.

 Брайан улыбнулся, вынул из кармана плетку и хлопнул себя по ладони.

 – Меня ты бил тоже. Я хочу расквитаться и буду только рад, если твои ответы не удовлетворят моего друга.

 – Мне нечего вам сказать! – Бегающие глаза Грогина смотрели то на одного, то на другого. – Я ничего не знаю!

 – Будем надеяться, что знаешь. – Рорк рывком поднял его и толкнул на хлипкий диван. – Только попробуй! – сказал он, заметив, что Грогин покосился на окно. – Мы догоним тебя в два счета. Но тогда мне придется искать ответы у кого-то другого.

 – Чего ты хочешь? – заскулил Грогин. – Можно было обойтись и без этого. Ведь я тебе почти что дядя.

 – Ты мне никто. Только дурное воспоминание. – Рорк придвинул стул, сел, чиркнул ножом по кончику своего большого пальца и стал следить за тоненькой струйкой крови. – Острый. Вот и хорошо. Сначала я отрежу тебе яйца – конечно, если они еще есть. Ты помнишь Сиобан Броди?

 Грогин не сводил глаз с ножа.

 – Кого?

 – Если хочешь прожить еще час, вспомнишь. Сиобан Броди. Свеженькая, молоденькая, хорошенькая. Рыжая, зеленоглазая.

 – Парень, ты рехнулся? Сколько таких девушек на свете!

 – Меня интересует только одна. – Рорк с каменным лицом выжал кровь из пальца. – Та, которая жила с Патриком больше двух лет. Та, которой он сделал ребенка, и этим ребенком был я… Ага, – кивнул он, увидев, что у Грогина расширились зрачки. – Похоже, дело сдвинулось с мертвой точки.

 – Я не знаю, о чем ты говоришь!

 Не успел Брайан пошевелиться, как Рорк протянул руку и сломал Грогину указательный палец.

 – Это тебе за Сиобан. Я слышал, что он сломал ей три пальца, так что за тобой еще два.

 Грогин смертельно побледнел и издал тонкий протяжный вой.

 – По-моему, это лишнее, – проворчал Брайан, садясь на валик дивана.

 – Он бил ее, – бесстрастно ответил Рорк. – Подбивал глаза, ломал кости. Ей было всего девятнадцать. Грогин, он делился ею с тобой? Или держал для себя?

 – Я ее и пальцем не трогал! Ни разу! – Из глаз Грогина текли слезы; он баюкал больную руку, как младенца. – Она была женщиной Патрика. И не имела со мной ничего общего.

 – Ты знал, что он бил ее.

 – Парень, мужчина имеет право время от времени учить жену уму-разуму. У Падди была тяжелая рука, сам знаешь. Я тут ни при чем.

 – Какое-то время ее не было. Она забрала меня и ушла.

 – Не знаю… – Когда Рорк наклонился, Грогин вскрикнул и прикрыл голову руками: – Ради бога, пощади! Это не я! Откуда я знаю, что происходило в доме Патрика при закрытых дверях? Я им свечку не держал…

 – Брайан, берись за дело, – спокойно сказал Рорк.

 – Ладно, ладно! – крикнул Грогин. – Может, она и исчезала ненадолго. Кажется, он говорил что-то в этом роде.

 Рорк схватил его за запястье, и старик затрясся от страха.

 – Да! Я все скажу. Она убежала с тобой, и он взбесился. Женщина не имеет права уходить от мужчины и забирать его сына. Нужно показать ей ее место, понимаешь? Нужно ее проучить. Так он сказал. А потом она вернулась.

 – И он показал ей ее место?

 – Я не знаю, что было дальше. – Грогин заплакал навзрыд. – Можно мне выпить? Ради бога, дай мне выпить! У меня сломана рука.

 – Всего один палец, а он плачет, как девчонка. – Брайан презрительно фыркнул, взял с окна бутылку виски и плеснул немного в грязный стакан. – На, подавись…

 Грогин взял стакан здоровой рукой, поднес к губам и жадно выпил.

 – Тебе известно, что он мертв. Падди мертв, так какая разница? Это его рук дело. Сам знаешь, каким он был.

 – Да, знаю.

 – В тот вечер он позвонил мне. Пьяный вдребезги. Я слышал плач ребенка. Он сказал, чтобы я немедленно приехал. Взял тачку и приехал к нему. В то время слово Падди было законом. Тот, кто смел ослушаться, дорого платил за это. Поэтому я завел мотор и помчался к нему. Когда я приехал… Я не имел к этому отношения! Я ни в чем не виноват!

 – Когда ты приехал туда?..

 – Можно еще выпить? Просто промочить горло.

 – Рассказывай остальное, – велел Рорк. – Иначе нечего будет промачивать. Грогин дышал со свистом.

 – К тому времени она уже была мертва. На нее было страшно смотреть. Он просто взбесился! Ничего нельзя было сделать. Я ничего не мог сделать. Я думал, что он убил и тебя, потому что ты молчал. Но он дал тебе что-то, чтобы ты спал, только и всего. Ты лежал на диване и спал. Он вызвал и Джимми. Джимми Беннигана.

 – Налей ему еще, Брай.

 – Спасибо. – Грогин протянул стакан. – Понимаешь, когда я приехал, все уже было кончено.

 – Что вы с ней сделали? Ты, Джимми и тот, кто убил ее?

 – Мы… уф-ф… мы закатали ее в ковер и отнесли в машину. – Он сделал глоток и облизал губы. – Так велел Падди. Долго ехали вдоль реки. Потом привязали к телу несколько камней и утопили его. Ничего другого сделать было нельзя. Все равно она была мертва.

 – А потом?

 – Мы вернулись, все убрали и распустили слух, что она бросила мальчишку и убежала. Но предупредили, что если кто-нибудь заговорит об этом, то дорого заплатит. А Падди заставил Мег вернуться – не знаю, как. Думаю, заплатил ей или пообещал что-нибудь. И приказал всем соседям называть ее твоей матерью. Они боялись его, как огня.

 Грогин провел здоровой рукой под носом.

 – Он мог убить и тебя. Это ему ничего не стоило. Вышибить тебе мозги, придушить…

 – Почему же он этого не сделал?

 – Ты похож на него как две капли воды, разве не так? Вылитый отец… Мужчинам нужен наследник, верно? Нужен сын. Если бы ты был девчонкой, он швырнул бы тебя в реку вместе с мамочкой, но мужчине нужен сын.

 Рорк встал, и выражение его лица заставило Грогина сжаться в комок.

 – Этим делом занималась полиция?

 – Им было наплевать на нее.

 – Да, наплевать. Подумаешь, какая-то девушка, забитая до смерти и брошенная в реку… Но потом ее начали искать родные. Мне говорили, что ее брата подстерегли и избили. Кто это сделал?

 – Ох… Наверно, сам Падди.

 «Лжешь», – подумал Рорк.

 – Насколько я помню, такие мелочи он всегда поручал тебе.

 Рорк с быстротой молнии схватил Грогина за грязные волосы и снова приставил к горлу нож.

 – Откуда мне знать? – По дрожащим губам старика потекла слюна. – Ради бога, откуда мне знать? По его приказу я проломил столько голов, что и не сосчитать. Нельзя убивать меня за это! Прошло столько лет…

 «Всего одно движение, – думал Рорк. – Одно движение – и кровь этого человека обагрит мои руки».

 Мышцы его напряглись, готовые сделать это движение. Он слышал хриплые крики, доносившиеся с улицы, – кто-то громко ссорился. От перепуганного Грогина пахло потом и свежей кровью, на ширинке расплывалось пятно мочи. Какой-то миг, показавшийся Рорку вечностью, лезвие ножа прижималось к плоти. Потом Рорк отступил на шаг и сунул нож в ботинок.

 – Такое дерьмо не стоит того, чтобы его убивать.

 Они ушли, не оглядываясь на Грогина, который сидел в луже собственной мочи и рыдал.

 – В былые дни он бы у тебя одним сломанным пальцем не отделался, – заметил Брайан.

 – В былые дни… – Рорк сжал руку в кулак и представил себе, с каким удовольствием он несколько раз заехал бы этим кулаком в морду Грогину. – Не стоит он того. Он был всего лишь жалким подручным Патрика Рорка. И все же он долго будет просыпаться по ночам в холодном поту, боясь, что я вернусь.

 – Мне показалось, ты уже знал почти все из того, что он рассказал.

 – Мне требовалось услышать подтверждение. – Рорк передернул плечами. В Дублине было холоднее, чем в Нью-Йорке. Кроме того, они стояли у реки – у той самой реки, в которую они бросили ее изувеченное тело… – А еще мне было важно понять, как именно это случилось. Теперь можно переходить к следующему этапу.

 – К какому этапу?

 – У нее были родные. Они по-прежнему живут в Клэре. Нужно рассказать им, что с ней случилось и почему. О боже, Брайан… Я должен поговорить с ними, но сначала мне надо напиться.

 – Я знаю одно подходящее место. – Брайан обнял его за плечи и повел прочь от реки. – Сегодня ты ночуешь у меня.