- Следствие ведет Ева Даллас, #18
ГЛАВА 7
Вернувшись в управление, Ева прошла к себе в кабинет, села за письменный стол и вызвала на экран досье Рэйчел, чтобы проверить, пополнила ли его Пибоди нужными данными.
Когда на экране возник перечень предприятий со смежными жилыми помещениями, Ева откинулась на спинку кресла. О'кей, для этого потребуется время… Она выбрала те из них, которые имели отношение к фотографии, и составила первоочередной список, куда вошло девять наименований. А потом начала анализировать перечень возможных подозреваемых, пытаясь найти какую-нибудь ниточку.
Диего Фелисиано. Знал жертву, преследовал ее. Тратил на нее время и деньги, но так ничего и не добился. Несколько задержаний и арестов. Доступ к наркотикам. Алиби дырявое, как решето. Доступ в компьютерный клуб и к подходящему транспортному средству. Но при этом – маленького роста, не слишком сильный и скорее горячий, чем хладнокровный. Фотографировать не умеет.
Джексон Хупер. Знал жертву, был влюблен в нее. Знал место работы и домашний адрес. Работает в университете, знаком с планом студенческого городка и расписанием занятий. Алиби нет. Доступ в компьютерный клуб. Транспортное средство – под вопросом. Сильный, спортивный. Умный. Знаком с фотографией, поскольку работал натурщиком.
Профессор Лиэнн Браунинг. Знала жертву. Одна из последних, кто видел жертву живой. Преподает фотодело. Разочаровалась в практической фотографии? Алиби подтверждают сожительница и дискеты видеокамер. Обладает ли техническими знаниями, необходимыми для фальсификации дискет, – под вопросом. Женщина высокая, хорошо сложенная. Сильная. Знает план городка и расписание занятий жертвы.
Другие возможности: Анджела Брайтстар, сожительница Браунинг. Стив Одри, бармен компьютерного клуба. Компьютерная наркоманка из клуба, личность которой еще предстоит выяснить. Соученики, изучающие фотодело. Соседи. Преподаватели…
«У убийцы был хороший фотоаппарат и оборудование, – подумала Ева. – Нужно в первую очередь заняться этим».
Она разделила экран, вывела географическую карту в радиусе десяти кварталов от Колумбийского университета и высветила адреса, присутствующие в списке.
Когда на экране вспыхнула карта, Ева откинулась на спинку кресла и задумалась. Потом дала компьютеру задание высветить автостоянку Колумбийского университета на Бродвее и рассчитать самые короткие маршруты от этого места до отмеченных адресов.
«РАБОТАЮ…»
– Да уж, поработай, – пробормотала Ева и потерла пустой живот. Она была дома, торчала на кухне, так какого же черта выпила только чашку кофе?!
Она покосилась на открытую дверь. Из смежного помещения для детективов доносился шум голосов и телефонные звонки. Ева вышла из-за стола, подошла к двери, высунула голову и обвела комнату взглядом.
Удовлетворенная осмотром, она тихо закрыла дверь, заперла ее, влезла на стол, подняла руки и вынула из потолка мозаичную плитку. Потом запустила пальцы за соседнюю плитку, дотянулась до своей цели и злобно засмеялась, вынув лакомство.
– Я перехитрила тебя, Похититель Сладостей, хитрый ублюдок!
С жадностью, не уступавшей гордости, она погладила обертку. Да, это была вещь. Настоящий шоколад, дорогой, как золото. Ее шоколад! Только ее, и больше ничей!
Ева поставила плитку на место, посмотрела на нее под разными углами, убедилась, что та стоит правильно, и спрыгнула со стола. Потом открыла замок, села и начала тщательно, осторожно и сладострастно снимать обертку, как женщина, раздевающая своего возлюбленного.
Наконец она сделала глубокий вдох и откусила первый кусочек, насладившись вкусом шоколада и победы одновременно.
– О'кей, а теперь вернемся к делу.
Она выпрямилась, откусила еще кусочек и уставилась на экран.
У Браунинг и Брайтстар была шикарная квартира неподалеку от университета. Рэйчел доверяла своему преподавателю и ее подруге. В случае чего, она без колебаний пошла бы с одной из них или с обеими на автостоянку и даже к ним домой. Конечно, было бы сложно незаметно провести Рэйчел мимо швейцара и камер наблюдения. Но на свете нет ничего невозможного.
Мотив? Ревность к молодости и красоте. К успехам в искусстве. Или стремление к дурной славе, комплекс Герострата…
Она ввела данные в компьютер и провела анализ вероятности. На экране высветилась надпись:
«НА ОСНОВАНИИ ЭТИХ ДАННЫХ ВЕРОЯТНОСТЬ ТОГО, ЧТО РЭЙЧЕЛ ХОУАРД УБИЛИ БРАУНИНГ И/ИЛИ БРАЙТСТАР, СОСТАВЛЯЕТ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ И ШЕСТЬ ДЕСЯТЫХ ПРОЦЕНТА».
– Негусто, – вслух сказала Ева. – Но мы только начали.
– Лейтенант, я обнаружила кое-что… – В кабинет влетела Пибоди и, как зачарованная, уставилась на кусочек шоколада, оставшийся в руке Евы. – Что это? Шоколад? Настоящий шоколад?
– Что? – Перепуганная Ева спрятала руку за спину. – Не знаю, о чем ты говоришь. Я здесь работаю.
– Я чувствую запах! – Доказывая это, Пибоди потянула носом, как волк. – Это не заменитель шоколада, не соя. Это настоящий товар.
– Может быть. И он мой.
– Дайте кусочек… – Потрясенная Пибоди громко ахнула, когда Ева засунула остатки в рот. – Ох, Даллас… – Она проглотила слюну. – Вы ведете себя, как пятилетний ребенок.
– Угу… И мне очень вкусно, – с полным ртом добавила Ева. – Так что там у тебя?
– Черт побери, у меня нет только одного – шоколада! – Пибоди сделала бесстрастное лицо. – Пока другие, имен которых мы не будем называть, набивали рот шоколадом, я послушно вела расследование. И обнаружила один аспект, который мог бы представлять интерес для невероятно жадных пожирателей шоколада.
– Это был темный шоколад.
– Вы и есть эта отвратительная личность и непременно будете гореть в аду!
– Ничего, как-нибудь переживу. Так какой аспект вы обнаружили, сержант Пибоди?
– Мне пришло в голову, что кто-то из людей, владеющих предприятиями в районе университета, может иметь преступное прошлое. Поэтому имело смысл провести поиск указанных личностей в наших досье.
– Неплохо. – Именно это Ева и собиралась сделать. – Можешь понюхать обертку, – предложила она, протянув помощнице бумажку.
Пибоди скорчила гримасу, но обертку взяла.
– И каковы результаты?
– Есть новость хорошая и плохая. Плохая – то, что в городе полно преступников.
– О боже… Да неужели?
– А хорошая – что без работы мы не останемся. Большинство случаев оказалось мелочами, но парочка стоит внимания. У первого – угроза насилием и хранение наркотиков, у второго – неоднократные преследования.
– И на ком ты остановилась?
– Ну… – Пибоди внезапно занервничала и с трудом перевела дух. – Проверить нужно обоих, потому что… Конечно, угроза насилием не очень подходит, поскольку убийство было тщательно продумано и он ее не запугивал. Но наркотики могут иметь отношение к делу, потому что он пользовался транквилизатором. А вот преследование больше по нашей части. Я думаю, что следует начать с преследователя.
– Ближе к делу, Пибоди. Имя и адрес.
– Есть, мэм. Дирк Хастингс, «Портография», на Одиннадцатой Западной.
– Дирк? Дурацкое имя. Давай съездим к нему.
Доктор Луиза Диматто провела Рорка по только что построенному общежитию для жертв насилия. Он одобрил успокаивающие цвета обоев, простую мебель и жалюзи на окнах.
Убежище являлось для Рорка вечным напоминанием о том, от чего он и Ева когда-то сумели сбежать. Ему очень хотелось обеспечить жертвам безопасность и спокойствие.
Впрочем, сам он ни за что не стал бы пользоваться таким местом. «Я не пошел бы в убежище даже голодный, избитый и оборванный, – думал он. – Наверно, я был слишком гордым. Или слишком самонадеянным, черт побери».
Рорк ненавидел отца, но не доверял социальным работникам, копам, филантропам; он считал, что может попасть из огня да в полымя. Такие учреждения были не для него. Как и для избитой, окровавленной Евы, которую нашли в Далласе где-то на задворках.
Но если Ева научилась действовать вопреки существующей системе социального обеспечения, сам Рорк большую часть жизни служил ей. Постепенно став ее частью и сам превратившись в филантропа.
Порой это ставило его в тупик.
Рорк и Луиза прошли по широкому коридору, который вел в игротеку. Игравшие там дети казались чересчур тихими, но все же играли. Тут были и женщины, державшие на руках грудных младенцев. Женщины с лицами, разукрашенными синяками. Рорк видел устремленные на него взгляды – испуганные, подозрительные, косые и полные неподдельного ужаса.
Мужчины в этих стенах были редкостью, и при их виде многие сжимались в комок.
– Я на минутку прерву вас, – небрежно сказала Луиза, осмотрев комнату. – Это Рорк. Без него «Дочи» не было бы. Мы очень рады, что он сумел выбрать время, чтобы посетить нас и увидеть плоды своих трудов и своей щедрости.
– Луиза, ваших трудов здесь не меньше, если не больше. Хорошая комната. Здесь уютно, как дома.
Рорк обвел взглядом лица. Эти люди испытывали неловкость и чего-то ждали.
– Надеюсь, вы нашли здесь то, в чем нуждались, – пробормотал он и уже собрался уйти, но в этот момент вперед выступила маленькая девочка.
– А почему это место так странно называется?
– Ливви! – Худенькая женщина (Рорк дал бы ей не больше двадцати пяти) с лицом, покрытым побледневшими синяками, подхватила девочку на руки. – Прошу прощения. Она не имела в виду ничего плохого…
– Хороший вопрос. Только умный ребенок может задать хороший вопрос. Значит, тебя зовут Ливви?
– Угу. Вообще-то я Оливия.
– Оливия… Красивое имя. Когда речь идет о чем-то важном, нужно назвать это красиво. И человека, и место. Мама придумала тебе не совсем обычное, но очень подходящее имя.
Ливви, не сводившая с Рорка глаз, наклонилась к матери и громко прошептала ей на ухо:
– Как красиво он говорит!
– Ей всего три года, – нервно усмехнувшись, сказала мать. – Никогда не знаешь, что она скажет через минуту.
– Так и должно быть. – Увидев, что женщина слегка успокоилась, Рорк протянул руку и пригладил русые кудри Ливви. – Ты спросила, почему это место так называется? «Доча» – это гэльское слово. Там, где я родился, люди говорили на этом очень старом языке, а кое-кто говорит и сейчас. По-английски это означает «надежда».
– Надежда? Это когда надеешься, что вечером снова дадут мороженое?
На лице Рорка сверкнула улыбка. «Этого ребенка еще не сломали, – подумал он. – И, даст бог, никогда уже не сломают».
– Правильно. Я тоже буду надеяться, что дадут. – Он посмотрел на женщину. – Вы нашли здесь то, что искали?
Та молча кивнула.
– Вот и хорошо. Рад был познакомиться с тобой, Ливви.
Выйдя в коридор и убедившись, что их никто не слышит, Рорк спросил Луизу:
– Давно они здесь?
– Придется спросить кого-нибудь из служащих. Неделю назад я их здесь не видела… Мы помогаем им, Рорк. Не всем и не всегда, но достаточно. Конечно, мне трудно бросать клинику, приходить сюда и общаться с каждым персонально. – Хотя сама Луиза выросла в богатой и благополучной семье, она знала нужды, страхи и отчаяние бедноты. – Я могу уделять им всего несколько часов в неделю. Хотелось бы большего, но клиника…
– Мы рады, что вы согласились взять на себя эту заботу, – перебил ее Рорк. – Время здесь роли не играет.
– Здешние служащие – консультанты и социальные работники – замечательные люди. Могу поручиться за каждого. С большинством вы знакомы…
– И очень благодарен вам за то, что вы нашли подходящих людей. Ведь я в таких вещах не разбираюсь. Без вас мы просто не справились бы.
– Справились бы, но, может быть, не так успешно, – с улыбкой ответила она. – Кстати, о подходящих людях, – добавила Луиза, помедлив перед лестницей, которая вела на второй этаж. – Как вам понравилась медсестра Спенс?
Рорк тяжело вздохнул, зная, что по возвращении домой ему сильно достанется.
– Когда я уходил, она еще не успела уговорить Соммерсета поспать.
– Вот и хорошо: я хочу заехать к вам и посмотреть на него сама. – Она подняла взгляд и широко улыбнулась. – Мойра, ты-то мне и нужна! У тебя есть свободная минутка? Познакомься с нашим благотворителем.
– Ну вот… Я сразу почувствовал себя старым, бородатым и пузатым, – пробормотал Рорк.
Спустившаяся по лестнице женщина протянула ему руку:
– Чего на самом деле нет и в помине.
Рорк поднял бровь, услышав певучий ирландский акцент. Внешность Мойры говорила о том же. Нежная белая кожа, курносый носик и круглые щеки. Коротко подстриженные платиновые волосы. Умные дымчато-серые глаза. Он понял, что эта женщина видит все насквозь, но предпочитает держать язык за зубами.
– Рорк, это Мойра О'Баннион, наш главный консультант. У вас с ней много общего. Мойра тоже родом из Дублина.
– Да, – непринужденно ответил Рорк. – Слышу по выговору.
– Неужели так заметно? – улыбнулась Мойра. – Я прожила в Америке тридцать лет, но избавиться от акцента так и не сумела. Dia dhuit. Conas ta tu?
– Maith, go raibh maith agat.
– Я вижу, вы и вправду говорите на нашем старом языке, – заметила она.
– Немножко.
– Я поздоровалась и спросила, как он поживает, – объяснила Мойра Луизе. – Скажите, Рорк, у вас остались родные в Ирландии?
– Нет.
Если она и обратила внимание на его холодный односложный ответ, то не подала виду.
– Ну что ж… Теперь ваш дом – Нью-Йорк, верно? Я переехала сюда с мужем. Вышла замуж в двадцать шесть лет за янки и надеюсь, что теперь это и мой дом.
– Чему мы очень рады. – Луиза взяла ее за руку и повернулась к Рорку: – Я украла Мойру из Центра здоровья Карнеги. Их потеря – наше приобретение.
– Я думаю, что сделала правильный выбор, – откликнулась Мойра. – Рорк, вы сотворили настоящее чудо. Ничего подобного я не видела и очень рада, что могу принимать участие в происходящем.
– Похвала Мойры дорогого стоит, – рассмеялась Луиза. – От нее редко услышишь доброе слово.
– Редко, но метко… Вы уже осмотрели сад на крыше?
– Нет, мы не успели. – Луиза посмотрела на наручные часы и поморщилась: – Я надеялась, что у меня хватит для этого времени, но уже опаздываю. Рорк, вам следовало бы перед уходом взглянуть на него.
– Я с удовольствием покажу, – вызвалась Мойра. – Не будете возражать, если мы воспользуемся лифтом? Видите ли, на верхних этажах расположены жилые комнаты и комнаты для занятий. Я боюсь, что кое-кто из наших гостей, встретив вас, может почувствовать себя неловко.
– Согласен.
– Вы попали в хорошие руки. – Луиза поднялась на цыпочки и поцеловала Рорка в щеку. – Передайте привет Даллас. Я заскочу к вам и осмотрю Соммерсета при первой возможности.
– Он будет ждать с нетерпением.
– Спасибо, Мойра. Я наведаюсь через несколько дней. Если что-нибудь понадобится…
– Да-да. Ступайте и не беспокойтесь. – Мойра подтолкнула Луизу в спину. – Эта женщина предпочитает не ходить, а бегать, – добавила она, когда доктор Диматто устремилась к двери. – Энергична, предана своему делу, умна и добра. Я поговорила с ней всего полчаса, после чего бросила довольно ответственный пост в Центре Карнеги и перешла сюда. Несмотря на то, что сильно потеряла в деньгах.
– Такой женщине трудно сопротивляться.
– О да. Мне говорили, что ваша жена тоже из таких. – Мойра провела Рорка к маленькому лифту. – Энергичных и преданных своему делу.
– Это верно.
– Время от времени я вижу вас обоих в новостях. Или читаю о вас. – Майора вошла в кабину и нажала верхнюю кнопку. – Вы часто бываете в Дублине?
– От случая к случаю. – Рорк чувствовал, что его изучают и оценивают, и сам делал то же самое. – У меня есть там деловые интересы.
– А личных нет?
Рорк стойко выдержал взгляд умных глаз. Его явно прощупывали.
– Пара друзей. Но у меня есть друзья во многих местах, так что я связан с Дублином не больше, чем с каким-нибудь другим городом на Земле.
– Мой отец работал там адвокатом, а мать – врачом. Они до сих пор живут в Дублине. Я человек занятой, но все же выкраиваю время, чтобы выбираться в Ирландию раз в два года и проводить там несколько недель. Надо сказать, Дублин в последнее время сильно изменился.
– Да, довольно сильно. – Рорк вспомнил обитателей многоквартирных трущоб, с которыми в детстве жил бок о бок.
– Вот мы и приехали. – Двери открылись, и Мойра вышла наружу. – Ну разве это не чудо? Кусочек сельской местности в самом центре города.
Рорк увидел карликовые деревья, клумбы с цветами и овощные грядки, разделенные прямыми проходами. Пышную зелень орошала постоянная дождевальная система, умерявшая адскую жару.
– Наши пациенты – мы называем их гостями – имеют возможность что-то сажать и ухаживать за растениями. Разумеется, скорее для собственного удовольствия, чем для пропитания. Мы работаем здесь рано утром и по вечерам, когда становится прохладнее. Мне нравится копаться в земле. Всегда нравилось. Клянусь вам, за все прошедшие годы я так и не сумела привыкнуть к здешнему пеклу, черт бы его побрал!
Рорк был поражен и заинтригован.
– Луиза давно говорила мне о саде, но я и представления не имел, что это так замечательно. Тут действительно очень красиво. И в воздухе что-то такое слышится, верно?
– Что же?
Он погладил блестящие листья какого-то вьющегося растения.
– «Вы давили и глушили меня, но я выжил. Выжил и зацвел. И будьте вы все прокляты!» – пробормотал он и покачал головой. – Прошу прощения.
– Не за что. – Мойра еле заметно улыбнулась. – Я и сама так подумала, когда пришла сюда впервые. Кажется, Луиза не напрасно молится на вас.
– Она лицо заинтересованное, – усмехнулся Рорк. – Я даю ей деньги. Спасибо за то, что показали мне сад, миссис О'Баннион… К сожалению, мне пора уходить. Меня уже ждут.
– Должно быть, вы самый занятой человек на свете. Признаться, я не ожидала, что всемогущий Рорк станет любоваться садом на крыше. Какими-то бобами и турнепсом.
– На меня произвела сильное впечатление их живучесть… Рад был познакомиться с вами, миссис О'Баннион.
Он протянул руку, и Мойра задержала ее в своей.
– Я знала вашу мать, – неожиданно сказала она.
Рорк резко высвободил руку. Его глаза превратились в два куска льда.
– В самом деле? Я о себе этого сказать не могу.
– Значит, вы не помните ее? В самом деле, с какой стати… Я и вас знала в Дублине. Правда, тогда вам было всего полгода.
– Моя память не так сильна. – В голосе Рорка не осталось и следа благодушия; теперь он говорил тоном обитателя дублинских трущоб. – Чего вы хотите?
– Не денег, не услуг и ничего того, что люди пытаются из вас выжать. Понимаете, не все продаются, – с оттенком нетерпения ответила Мойра. – Мне нужно всего несколько минут вашего личного времени. Может быть, спустимся ко мне в кабинет? Там нам никто не помешает. Думаю, я смогу рассказать вам кое-что интересное.
– Если о ней, то это мне неинтересно. – Он вызвал лифт, явно желая как можно скорее оказаться подальше отсюда. – Мне наплевать, кто она, где находится и чем занимается.
– Это невежливо, а для ирландца и вовсе непростительно. Ирландцы любят своих матерей.
Рорк так посмотрел на нее, что Майора инстинктивно отпрянула.
– Она бросила меня, и с тех пор я прекрасно без нее обходился. Я не собираюсь тратить время на разговоры о ней. И на личные беседы с вами тоже. Луиза считает вас ценным приобретением, но лично мне так не кажется. Если вы будете мне надоедать, вылетите отсюда в два счета!
Мойра вздернула подбородок и расправила плечи.
– Десять минут в моем кабинете. Если после этого вы будете настаивать, я подам заявление об уходе. Я чувствую за собой долг и начинаю понимать, что слишком долго откладывала его возвращение. Мне не нужно от вас ничего, кроме времени!
– Десять минут, – бросил он.
Они миновали несколько комнат для занятий, маленькую библиотеку и оказались в кабинете Мойры. В прохладной комнате стояли аккуратный письменный стол, маленький диван и два удобных кресла.
Мойра молча достала из холодильника две бутылки лимонада.
– Я работала в Дублине на телефоне доверия, – начала она. – Только что закончила университет, писала диссертацию и думала, что знаю все на свете. Собиралась стать частным психотерапевтом и зарабатывать кучу денег. Дежурство на телефоне доверия было частью моей учебы.
Она протянула Рорку бутылку.
– Именно я сняла трубку, когда позвонила ваша мать. Я по голосу поняла, что она совсем молодая. Еще младше меня и смертельно напугана.
– Судя по тому, что я о ней знаю, едва ли.
– А что вы о ней знаете? – парировала Мойра. – Тогда вы были младенцем.
– Когда она ушла, я был немного старше.
– Ушла? Черта с два! Сиобан не бросила бы вас даже в том случае, если бы ей приставили нож к горлу!
– Сиобан? Я так и знал, что вы что-то путаете или просто лжете. Ее звали Мег, и она бросила меня, когда мне не исполнилось и шести лет. – Желая поскорее покончить с этим, Рорк поставил бутылку на стол. – Чего вы хотите?
– Ее звали Сиобан Броди, что бы ни говорил вам этот ублюдок. Когда она приехала в Дублин из графства Клэр в поисках работы, ей было восемнадцать. Но бедняжке пришлось несладко… Черт побери, посидите на месте хоть пять минут!
Мойра прижала ко лбу холодную бутылку.
– Я не догадывалась, что это будет так трудно, – пробормотала она. – Я всегда думала, что вы очень похожи на отца, а когда перешла сюда работать, усомнилась в этом. То, что вы построили это убежище, изменило мое мнение о вас. Раньше я считала вас вторым Патриком Рорком.
«Хорошая актриса, – подумал Рорк. – Внезапная перемена тона. Горечь и усталость…»
– Мне совершенно безразлично, что вы обо мне думаете. И что думает кто бы то ни было.
Мойра тоже поставила лимонад на стол.
– А то, что Патрик убил вашу мать, вам тоже безразлично? Я уверена в этом так же, как в том, что стою здесь.
Рорка бросило сначала в жар, потом в холод, но он не моргнул глазом.
– Она ушла.
– Сиобан бросила бы вас только мертвой! Она любила вас всем сердцем. Называла вас angel – своим ангелом…
– Миссис О'Баннион, ваше время истекает, а вы еще не предложили мне то, что я мог бы купить.
– Значит, вы тоже можете быть жестоким. – Она кивнула, взяла бутылку и машинально сделала глоток, словно только для того, чтобы чем-то занять руки. – Что ж, я этого ждала и не ошиблась. Я ничего вам не продаю. Просто говорю, что Патрик Рорк убил Сиобан Броди. Доказать это нельзя. Даже если бы я тогда набралась смелости и обратилась к копам, они не стали бы меня слушать. Вся полиция была у него в кармане. Любой из подонков, которыми он командовал, поклялся бы, что она просто сбежала. Но это была ложь.
– То, что мой отец убивал, для меня не новость. Как и то, что он подкупал полицейских, прикрывавших эти убийства. – Рорк пожал плечами. – Если вы хотите шантажировать меня его преступлениями…
– О, черт! Деньги – это еще не все!
– Но многое.
– Она была вашей матерью!
Рорк слегка наклонил голову, демонстрируя вежливый интерес.
– Почему я должен вам верить?
– Потому что это правда! Я ничего не приобретаю, рассказывая ее. И даже не избавляюсь от мук совести. Понимаете, я все тогда сделала не так. С самыми лучшими намерениями, но совершенно не так, потому что считала себя слишком умной. А поскольку я любила ее, это до сих пор не дает мне покоя.
Она тяжело вздохнула и вновь отставила бутылку.
– Когда в тот вечер она позвонила по телефону доверия, я сказала ей, куда нужно обратиться. Я слушала ее, успокаивала и говорила, что нужно сделать. Рассказывала то, чему меня учили. Повторяла то, что говорила уже много раз. Но у Сиобан началась истерика. Она была в ужасе, и я слышала плач ребенка. Поэтому я нарушила правила и пошла к ней сама.
– Могу поверить, что вы к кому-то ходили. Но вы ошибаетесь, если думаете, что моя мать была ко мне привязана.
Мойра снова подняла взгляд, и на этот раз в ее глазах была скорбь.
– Ты был самым красивым ребенком, которого мне доводилось видеть. Очаровательным малышом в голубой пижамке. Она выхватила тебя из колыбели и пошла со мной. Она не взяла с собой ничего. Ничего, кроме тебя.
Голос Мойры прервался, словно эта картина все еще стояла перед ее внутренним взором. Потом она восстановила душевное равновесие и продолжила:
– Сиобан прижимала тебя к себе изо всех сил, хотя у нее были сломаны три пальца на правой руке, а левый глаз заплыл. Кроме того, он дал ей несколько пинков, а потом отправился за новой порцией виски, хотя был уже пьян. Тогда она схватила тебя и убежала. Сиобан не могла обратиться в больницу или клинику, поскольку боялась, что он найдет ее. И изобьет так, что она не сможет заботиться о тебе. Я привела ее в убежище, и к ней вызвали врача. Но лекарств она не принимала, потому что тогда не смогла бы кормить тебя. Она говорила со мной всю ночь, несмотря на боль.
Рорк продолжал стоять, а Мойра села и тяжело вздохнула.
– Когда она приехала в Дублин, то сначала работала в пивной. Там он и обнаружил ее. Восемнадцатилетнюю, неиспорченную, наивную, жаждущую романов и приключений. Он был очень красивым мужчиной и, говорят, когда был в ударе, мог увлечь кого угодно. Она влюбилась в него. Девушки часто влюбляются именно в тех мужчин, от которых им следовало бы бежать. Он обольстил ее, обещал жениться, клялся в вечной любви и все такое прочее…
Мойра махнула рукой и подошла ко окну. Рорк стоял молча и ждал продолжения.
– Когда Сиобан забеременела, он перевез ее к себе. Твердил, что они скоро поженятся. Она призналась, что сказала родным, будто вышла замуж. Ей было стыдно признаться, что это не так. Время от времени навещая родителей, она притворялась, что счастлива. Глупышка… – тихо сказала Мойра. – Что ж, у нее был ребенок. Патрик был рад тому, что родился мальчик, и все еще поговаривал о женитьбе. Сиобан верила этому, поскольку хотела, чтобы у ее ребенка был настоящий отец. А потом он начал ее бить…
Мойра повернулась лицом к Рорку.
– Сначала все было не так уж страшно. Во всяком случае, так она говорила мне. Так говорят почти все. Что они сами виноваты, что они придирались к мужьям и злили их. Это входит в правила игры.
– Я знаю эти правила. И знаком со статистическими данными.
– В самом деле? Конечно, вы не стали бы браться за строительство, не выяснив подробностей. Но когда дело касается тебя лично, все выглядит по-другому.
Рорк нахмурился. «Все это фантазия, – сказал он себе. – Сказка, которую сочинила эта женщина с какой-то тайной целью».
– Я не знаю девушки, о которой вы говорите.
– Ее знала я, – просто ответила Мойра.
И этот тихий голос что-то всколыхнул в нем.
– Это вы так говорите…
– Да, говорю. В тот вечер, когда она позвонила по телефону доверия, он привел в дом другую женщину. Ничего не стесняясь. А когда Сиобан стала возражать, он сломал ей пальцы и подбил глаз.
У Рорка запершило в горле, но голос остался холодным.
– У вас есть доказательства?
– Никаких. Я говорю вам то, что знаю. А как вы распорядитесь этим – ваше дело. Может быть, вы такой же бессердечный, как и он… Но я закончу рассказ. Сиобан прожила в убежище неделю. Я видела ее каждый день. И решила, что выполнила свою миссию. Смилуйся господь над нами обеими… В Клэре у нее осталась семья – родители, двое братьев и сестра-двойняшка. Я убеждала ее написать им, потому что звонить она отказывалась. Говорила, что не вынесет позора, если об этом придется говорить вслух. В конце концов, я все-таки заставила Сиобан написать и сообщить, что она возвращается домой и привезет с собой сына. Я сама отнесла ее письмо на почту.
Тут зазвонил стоявший на столе телефон, заставив Мойру очнуться. Она судорожно вздохнула и продолжила, не обращая внимания на звонок:
– Рорк, я сама подтолкнула ее. Сделала это слишком поспешно, потому что считала себя умнее всех и думала, что поступаю правильно. А на следующий день Сиобан покинула убежище, оставив мне записку, что не может уйти от человека, не дав ему возможности загладить свою вину. У ее сына должен быть отец.
Она покачала головой.
– Я ужасно разозлилась. Все мои усилия пошли прахом, а драгоценное время оказалось потраченным впустую, потому что эта девушка продолжала цепляться за собственную непроходимую глупость. Я злилась несколько дней, а потом окончательно вышла из себя. Решила нарушить еще несколько правил – сходить на квартиру, где Сиобан жила с ним, и снова поговорить с ней. Решила, что спасу ее и этого чудесного мальчика во что бы то ни стало. Уверенность в собственной правоте и высокие принципы привели меня к дверям лачуги, в которой он держал ее.
В памяти Рорка тут же возникли картины и запахи детства. Запахи блевотины и мочи в закоулках, аура отчаяния…
– Если в этот момент на вас была форма социального работника, то вы были либо очень смелой, либо очень глупой.
– И то и другое. Точнее, тогда я была и той и другой. За такие вещи меня могли уволить. Но мне не было до этого дела. На кону стояла моя гордость. Моя, понимаете?
– Не ее ли вы и пытались спасти, миссис О'Баннион?
Насмешливый тон Рорка заставил ее поморщиться.
– Я хотела спасти ее и вас. Но и свою гордость тоже. Хотела сохранить самоуважение.
– В те времена мало кто из дублинцев мог себе это позволить. Одной гордостью не проживешь.
– Да, в конце концов я научилась этому. И Сиобан стала моим первым уроком. Жестоким уроком. У меня было с собой письмо от ее родителей. Я твердо решила забрать вас обоих и отправить в Клэр.
За дверью кабинета раздался взрыв детского смеха и топот бегущих ног. Вслед за тем прозвучали взволнованные женские голоса, и снова наступила тишина.
Мойра села и сложила руки на коленях, как школьница.
– Патрик сам открыл дверь и смерил меня наглым взглядом. Я сразу поняла, почему она влюбилась в него. Он был красив, как сто чертей. Я подняла подбородок повыше и сказала, что пришла поговорить с Сиобан.
Мойра на мгновение закрыла глаза, а потом снова открыла их.
– Патрик прислонился к дверному косяку и издевательски улыбнулся. Сказал, что она удрала, и слава богу. Украла пятьдесят фунтов, которые он заработал потом и кровью, и смылась. Но если я увижу ее, то должна буду передать, чтобы она не останавливалась… Он лгал так гладко, что я поверила ему. Подумала, что она в конце концов опомнилась и действительно вернулась в Клэр. А потом услышала плач младенца. Услышала твой плач! И ворвалась в дом. Я застала его врасплох, иначе это бы мне не удалось. «Она бы ни за что не бросила ребенка, – сказала я. – Где Сиобан? Что вы с ней сделали?»
Мойра сжала кулак и с силой ударила себя по колену. Она сама не заметила, что вдруг перешла на «ты».
– Из спальни вышла женщина, которая несла тебя так, как ты сам нес бы капусту. Твоя пижамка была мокрой, лицо грязным. А Сиобан обращалась с тобой как с маленьким принцем. Она бы никогда не довела тебя до такого состояния. Но эта пышнотелая женщина в распахнутом спереди халате была изрядно под мухой. «Вот моя жена, – сказал мне Патрик. – Это Мег Рорк, а у нее на руках наше отродье. – Потом он вынул из-за пояса нож и потрогал пальцем его кончик. – И каждый, кто посмеет утверждать другое, уже больше ничего не сможет сказать».
С тех пор прошло больше тридцати лет; Мойра находилась в своем тихом, прохладном кабинете, и все-таки она вздрогнула, вспомнив об этом.
– Он произнес мое имя. Должно быть, его назвала Сиобан. Когда Патрик Рорк произнес мое имя, я испугалась, как никогда в жизни. Я ушла. Так что если кто-то и бросил тебя там, с ним, то это была я.
– Выходит, вы знаете только одно; что она исчезла. Но она могла либо вернуться домой, либо убежать куда-то еще. С ребенком не очень-то поездишь.
Мойра наклонилась вперед. В ее глазах был не гнев, не нетерпение, а страсть. Этот взгляд заставил Рорка похолодеть.
– Ты был ее сердцем и душой! Ее ангелом! Ты думаешь, я не проверяла? На это, по крайней мере, у меня духу хватило. Я вскрыла письмо. Оказалось, что они были счастливы получить от нее весточку. Писали, что с нетерпением ждут и ее, и малыша. Спрашивали, не нужны ли ей деньги, и не прислать ли за ней отца и братьев. Сообщали ей семейные новости: что ее брат Нед женился и тоже родил сына, а сестра Синеад обручилась.
Майора машинально потянулась за лимонадом, но пить не стала, а начала вертеть бутылку между ладонями.
– Я сама связалась с ними и попросила сообщить о прибытии Сиобан. Через две недели родители позвонили мне и спросили, когда же она наконец приедет. И тут я поняла, что она мертва.
Мойра откинулась на спинку кресла.
– В глубине души я знала это еще тогда, когда вошла в эту лачугу и увидела тебя. Он убил ее собственной рукой! Я почувствовала это еще тогда, когда он посмотрел на меня и назвал по имени. Я связалась с ее родителями, и отец с братом Недом приехали в Дублин. Обратились в полицию, но от них отмахнулись. Нед не отступился, и его жестоко избили. А в окна моей квартиры бросали камни. Я очень испугалась. Патрик дважды появлялся у моих дверей и знал, что я его видела.
Она плотно сжала губы.
– И я отступилась. Хотя умирала от стыда. Неду удалось выяснить, что Патрик и Мег официально были мужем и женой в течение пяти лет. Свидетельства о твоем рождении не было, но Мег утверждала, что ребенок ее, и никто не возражал. Точнее, никому не было до этого дела. Девушки вроде Сиобан приезжали в Дублин каждый день. А я побоялась что-нибудь предпринять.
Рорку казалось, что на грудь его навалилась неимоверная тяжесть.
– И вы рассказали мне эту длинную, но малосодержательную историю, потому что…
– Я слышала о вас. Пристально следила за вами даже тогда, когда вышла замуж и переехала в Америку. Знала, что вы ведете себя в точности, как он. Много лет я думала, что кровь Сиобан сгорела дотла, а Патрик передал вам не только красивое лицо. «Яблоко от яблони недалеко падает», – говорила я себе. И на том успокаивалась. Это позволяло мне не просыпаться среди ночи от звука детского плача.
Мойра рассеянно взяла прозрачное стеклянное пресс-папье в виде сердечка и стала вертеть его в руках.
– Но в последние два года до меня стали доходить новые слухи, и я начала сомневаться. А когда ко мне пришла Луиза и рассказала о том, что вы строите убежище, я восприняла это как знамение свыше, что время пришло.
Она посмотрела ему в глаза.
– Может быть, уже слишком поздно что-то предпринимать. Но я обязана была рассказать вам обо всем. Если хотите, я повторю это перед детектором лжи. Или подам заявление об уходе, а вы его подпишете.
Рорк твердил себе, что не верит ни единому ее слову. Но боль была такой острой, словно кто-то ударил его ножом в бок. Так могла ранить только правда.
– Вы наверняка понимаете, что я могу проверить подлинность по крайней мере части рассказанного вами.
– От души надеюсь, что вы это сделаете. Но есть еще одно. Она носила на левой руке серебряное колечко, которое Патрик купил ей, когда родились вы. Он клялся, что перед богом и людьми вы будете одной семьей. Но когда Мег Рорк вышла из спальни, на ней было кольцо Сиобан. Та ни за что не сняла бы его с пальца. Несмотря на то, что Патрик бил ее. Эта сука надела его на мизинец, потому что у нее были слишком толстые пальцы! А когда Мег увидела, что я смотрю на кольцо, она… она улыбнулась.
По щекам Мойры покатились слезы.
– Он убил Сиобан, потому что она ушла и потому что вернулась. Потому что он мог это сделать. Я думаю, он оставил тебя, потому что ты был его копией. Если бы я не торопила ее и дала время прийти в себя… подумать…
Она вытерла слезы, подошла к столу, выдвинула ящик и достала маленькую фотографию.
– Это все, что у меня есть. Я сфотографировала вас обоих за день до того, как она ушла из убежища. Возьми… – Мойра протянула ему снимок.
Рорк увидел девушку с рыжими волосами и зелеными глазами, вокруг одного из которых еще красовался синяк. Волосы падали на гладкую голубую блузку. Девушка улыбалась, но ее глаза были печальными и усталыми. Она улыбалась и прижималась щекой к щеке ребенка. У этого ребенка лицо было круглым, нежным, невинным, но, несомненно, его собственным.
Малыш тоже улыбался. Счастливой улыбкой от уха до уха. А на длинном изящном пальце крепко державшей его руки сверкало дешевое серебряное колечко.
