• Следствие ведет Ева Даллас, #18

ГЛАВА 8

 Ева отметила про себя, что от университета до фотостудии рукой подать. Здесь имелась двухъярусная автостоянка, которой пользовались как местные жители и клиенты. Стоянка, зажатая между студией и соседним зданием.

 – Проверь, нет ли на стоянке камер наблюдения, – сказала она Пибоди. – Если есть, мне понадобятся дискеты с записями, сделанными в вечер убийства Хоуард.

 Над стоянкой горела надпись «СВОБОДНЫХ МЕСТ НЕТ», но Ева все равно заехала туда, чтобы изучить обстановку. И включила маячок, припарковавшись за старым пикапом.

 – Мы проверим все транспортные средства, зарегистрированные на имена местных жителей и служащих. И посмотрим, не совпадут ли волокна ковриков. – Осмотрев стоянку, Ева увидела два фургончика и еще один пикап. – Неужели он настолько беспечен или дерзок? – вслух подумала она. – Все спланировать заранее и не подумать о таком пустяке?

 – Преступники всегда совершают ошибки, – заметила Пибоди.

 – Да. – Ева шагнула к металлической лестнице, которая вела на нижний ярус. – Всегда что-то есть. Так или иначе, это вполне возможно: заманить ее в машину около университета, одурманить, чтобы вела себя тихо, и отвезти на другую стоянку. Затащить в дом, сделать свое дело, затем снова погрузить в машину, отвезти в нижний город и сунуть в контейнер. Только и всего.

 «Конечно, слишком много риска, – ответила она самой себе. – Но если ты осторожен, то рассчитываешь степень риска заранее. Именно так он и поступает. Замышляет убийство, потом планирует его. Может быть, использует компьютерную программу, вычисляет маршруты, вероятности – в общем, оценивает все детали».

 – Когда он перехватил ее, было не так уж поздно, – напомнила Пибоди. – Между девятью и половиной десятого, верно? Может быть, кто-нибудь заметил, как он уезжал или приезжал.

 Ева обвела взглядом улицу, лестницы, лифты и ярусы стоянки.

 – Как он мог вынести из дома труп и втащить его в машину? Дождался, пока на улице не стихло? Летом здесь не так людно, так что ждать пришлось недолго. Студентов в городке осталось немного, а большинство тех, кто отправился в здешние кафе и клубы, сделали это еще до девяти часов и уходить не торопились. Музыка начинает играть в девять. Ему нужно было всего несколько минут. Конечно, это немало. Но если ты быстр, осторожен, согласен рискнуть…

 – И тащишь ее в нижний город, очень далекий от места убийства?.. Что и говорить, план хорош.

 – Может быть, – только и сказала Ева, подходя к двери дома.

 

 На первом этаже «Портографии» размещался магазин. Ева ничего не понимала в оптике и ее программном обеспечении – впрочем, как и в фотопринадлежностях. Один продавец демонстрировал покупателю достоинства сложной техники, пригодной для множества целей одновременно. Второй торговал дискетами. Два маленьких экрана, расположенные под разными углами, фиксировали все, что происходило в магазине, и зазывали покупателей: «СДЕЛАЙТЕ МОМЕНТАЛЬНЫЙ АВТОПОРТРЕТ! Испытайте адаптированный к потребителю „Подиак Имидж Мастер“. Новинка! Всего за 225,99 доллара!»

 Из динамика неслась громкая и назойливая музыка. Гордый владелец «Подиак Имидж Мастер» мог не только выбрать мелодию из уже имевшегося в меню, но и загрузить в память фотоаппарата свою любимую песню.

 «Интересно, зачем людям танцевать во время фотографирования?» – лениво подумала Ева. И тут Пибоди щелкнула затвором.

 – Я только хотела посмотреть, – объяснила она, вынимая отпечаток. – У нас нет ни одной общей фотографии. Гляньте-ка. Разве мы не душки?

 – Просто глаз не оторвать, мать твою… Положи эту штуку на место. – Ева показала пальцем на маленький лифт и висевшую рядом табличку «Галерея „Портография“ – второй этаж. Студия – третий этаж». – Давай-ка заглянем наверх.

 – Я повешу это на стенку своей клетушки, – заявила Пибоди, спрятав отпечаток. – Могу сделать вам копию. Может быть, Рорку захочется ее иметь.

 – Он и без того знает, как я выгляжу, – проворчала Ева.

 

 Они вышли на втором этаже. В холле на стенах висели фотографии. Тела и лица. Младенцы, молодые девушки в остроносых туфельках, юноши в спортивной форме. Семейные портреты, художественные фотографии обнаженных мужчин и женщин и несколько снимков домашних животных. Все фотографии были в тонких серебряных рамках.

 Еве казалось, что на нее смотрят сотни глаз. Она старалась избавиться от неприятного чувства, и пыталась понять, напоминают ли здешние портреты стиль убийцы, сфотографировавшего Рэйчел Хоуард.

 – Добрый день. – Из-за стены вышла женщина с короткой и прямой светлой челкой, одетая в черное. – Вы интересуетесь портретами?

 Ева сунула ей свой значок.

 – Кто делал эти снимки?

 – Прошу прощения… Вы чем-то недовольны?

 – Я расследую убийство студентки Колумбийского университета.

 – Ах да. Я слышала об этом. Молодая девушка, верно? Ужасно. Но я не понимаю, какое отношение к этому убийству имеет наша галерея.

 – Именно это и является нашей целью – обнаружить, что между ними общего. Мисс?..

 – Дьюберри. Люсия Дьюберри. Я здешний администратор.

 – Лейтенант Ева Даллас. – Она вынула из сумки фотографию Рэйчел. – Посмотрите внимательно. Эта девушка когда-нибудь бывала здесь?

 – Хорошенькая… Не помню, чтобы я ее видела. Но студентов к нам заходит много. Так что я просто могла ее не заметить.

 – Что вы можете сказать о самой фотографии?

 – Отличная работа. Очень удачная композиция. Стоит взглянуть на снимок, и вы тут же думаете: «Какая хорошенькая девушка!» Потом обращаете внимание на то, что она дружелюбная и совсем молоденькая. На ум приходит слово «свеженькая», потому что поза непринужденная и естественная. Она была натурщицей или училась фотографии?

 – Нет. Просто посещала этот факультатив. И могла покупать здесь фототовары.

 – Что ж, это можно проверить. Хотите, я позвоню вниз и попрошу служащего поднять квитанции?

 – Да. Постарайтесь найти квитанции на имя Рэйчел Хоуард за последние два месяца.

 – Это не займет много времени.

 Женщина зашла за стену, Ева последовала за ней и увидела что-то вроде небольшого кабинета. Люсия подошла к телефону, стоявшему на маленьком полированном письменном столе, связалась с продавцами, работавшими на первом этаже, и дала им указания.

 – Угостить вас чем-нибудь? Может быть, выпьете минеральной?

 – Нет, спасибо, – ответила Ева, не дав Пибоди открыть рта. – Соседи тоже пользуются вашей автостоянкой?

 – Да. Кроме нас, тут паркуются жители четырех ближайших домов.

 – Там есть видеокамеры слежения?

 – Нет. Вообще-то должны быть, но кто-то постоянно портил или разбивал их, так что расходы на ремонт стали превосходить ущерб от угонщиков.

 – Владелец живет наверху?

 – Да. Студия мистера Хастингса находится на третьем этаже, а его квартира – на четвертом.

 – Он сегодня у себя?

 – О да. В данный момент у него съемка.

 – Какие из этих портретов сделаны им самим?

 – Все. Хастингс чрезвычайно талантлив. Чрезвычайно.

 – Мне нужно поговорить с ним. Пибоди, получишь сведения из магазина и поднимешься в студию.

 – Но… но он работает! – возразила Люсия.

 – Я тоже.

 Ева шагнула к лифту. Взволнованная администраторша побежала следом и схватила ее за локоть:

 – У Хастингса сьемка! Его нельзя отвлекать!

 – Хотите пари? Впрочем, не советую.

 Ледяной тон Евы заставил Люсию быстро отдернуть руку.

 – Если бы вы могли подождать, пока он закончит…

 – Нет, – отрезала Ева и вошла в лифт. Нажав на кнопку третьего этажа, она смотрела на испуганную Люсию, пока створки двери не сомкнулись.

 

 В студии ее вновь встретила знойная, как лето, музыка стиля хай-тек, пульсирующая в белых стенах. Оборудование – прожектора, фильтры, вентиляторы, марлевые экраны – группировалось вокруг сцены, где обнаженная натурщица принимала различные позы на огромном кресле.

 Натурщица была чернокожей, высокой, поджарой, как гончая, и такой гибкой, словно ее суставы были сделаны из желе. Вокруг стояли три камеры на треногах; четвертую держал коренастый мужчина в мешковатых джинсах и просторной голубой рубашке. Еще двое фотографов – маленькая женщина в черном скинсьюте без рукавов и молодой человек с волнистой оранжевой гривой – внимательно следили за происходящим.

 Ева подошла к сцене и откашлялась. Женщина обернулась, заметила ее и широко открыла глаза. Но ее изумление тут же сменилось ужасом.

 Если бы Ева до того не видела глаз Люсии, то выхватила бы оружие и резко повернулась навстречу неведомой опасности, грозившей ей сзади. Однако она просто шагнула вперед, не обращая внимания на волны страха, исходившие от женщины, и на громкое «Ах!» молодого человека.

 Натурщица поймала взгляд Евы и ответила ей насмешливой улыбкой.

 – Не улыбаться! – рявкнул человек с камерой.

 Его голос заставил двух помощников подпрыгнуть на месте, но натурщица просто опустила уголки губ и выгнулась над креслом, как ветка ивы.

 – Милый, к тебе пришли, – промурлыкала она бархатным голосом и вытянула гибкую длинную руку, показывая на Еву.

 Мужчина опустил камеру и резко развернулся.

 Сначала у него вырвалось рычание. Еве пришлось признаться себе, что оно производило сильное впечатление. Она никогда не видела настоящего медведя, но готова была поспорить, что внешность и особенно рык у Хастингса точно такие же.

 Ростом этот мужчина был под два метра и весил килограммов сто двадцать. Широкая грудь, мускулистые предплечья, ладони как блюда… И ужасно уродливый. Глаза маленькие, мутные, расплющенный нос на пол-лица, отвислые губы. На его куполообразном лбу и гладко выбритой голове напряглись и запульсировали жилы.

 – Убирайтесь! – гаркнул он и стукнул себя кулаком по голове, словно пытаясь усмирить демонов, бушевавших в его мозгу. – Убирайтесь отсюда, пока я не убил вас!

 Ева вынула значок.

 – Выбирайте выражения, когда разговариваете с полицейским. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

 – С полицейским? Мне плевать на то, что вы коп! Я плюнул бы даже на самого господа бога, явившегося возвестить Судный день! Убирайтесь, пока я не вырвал вам руки и не забил ими вас до смерти!

 Надо было отдать Хастингсу должное, выглядел он внушительно. Когда он шагнул к ней, Ева быстро переместила вес тела, и стоило фотографу протянуть к ней медвежью лапу, изо всех сил лягнула его в пах.

 Хастингс рухнул, как дерево, лицом вниз. Видимо, он стонал и задыхался, но ничего не было слышно из-за громкой музыки.

 – Выключите это дерьмо! – приказала Ева.

 Молодой человек бросился выключать музыкальную программу.

 – О боже, боже, она убила Хастингса! – причитал он. – Убила его! Вызовите «Скорую», вызовите кого-нибудь!

 В этот момент музыка умолкла, и этот крик эхом отразился от стен.

 – Успокойся, задница. – Обнаженная натурщица грациозно подошла к высокой стойке и взяла бутылку с водой. – Он не умер. Возможно, собственные яйца стоят у него в горле, но он еще дышит. Отличный прием, – сказала она Еве и сделала большой глоток.

 – Спасибо. – Ева склонилась над рухнувшим деревом, которое слабо зашевелилось. – Дирк Хастингс? Я лейтенант Ева Даллас из Нью-Йоркской городской полиции. Не стану выдвигать против вас обвинение в нападении на офицера. Одно из двух: либо я доставляю вас в управление в наручниках, либо вы отвечаете на мои вопросы здесь, в собственном уютном доме.

 – Мне… нужен… адвокат, – выдавил Хастингс.

 – Конечно, вы имеете на это право. Позвоните ему, и он встретит нас в управлении.

 – Я не… – Он втянул в себя воздух и громко выдохнул: – Никуда я с тобой не поеду, сука!

 – Еще как поедете. И знаете, почему? Потому что я сука со значком и оружием, так что ничем не отличаюсь от господа бога, явившегося возвестить Судный день. Либо здесь, либо там, дружок. Выбирайте сами.

 Хастингс сумел перевернуться на спину. Его лицо было белым как мел, но дыхание стало ровнее.

 – Подумайте как следует, – сказала ему Ева. Потом выпрямилась и посмотрела на обнаженную натурщицу. – У вас есть халат или что-нибудь?

 – Что-нибудь есть. – Негритянка сняла с крючка кусок ткани в голубую и белую полоску и несколькими неуловимыми движениями закрепила его, соорудив себе что-то вроде мини-платья.

 – Мне нужны ваши фамилии, – сказала Ева. – Вы первая.

 – Турмалин. – Натурщица вернулась к креслу и раскинулась в нем. – Просто Турмалин. Я официально сменила имя, потому что мне нравится, как оно звучит. Натурщица, работаю по договорам.

 – Вы снимаетесь у него регулярно?

 – Третий раз за этот год. Вообще-то он чокнутый, но умеет управляться с камерой и к натурщицам не пристает.

 Ева обернулась к вышедшей из лифта Пибоди. При виде лежащего на полу огромного мужчины Делия широко раскрыла глаза, но к начальнице подошла бодро.

 – Лейтенант, я получила нужные данные.

 – Подожди минутку. Турмалин, сообщите сержанту свои данные, адрес и контактный телефон. Потом можете уйти. Если понадобится, мы свяжемся с вами.

 – Да уж, я, пожалуй, пойду. Сегодня он снимать уже не будет.

 – Решайте сами. Следующий! – указала Ева на молодого человека.

 – Динго Уилкенс.

 – Динго?

 – Вообще-то Роберт Льюис Уилкенс, но…

 – Достаточно. Что в той комнате? – спросила Ева, показав на дверь.

 – Гардеробная.

 – Вот и отлично. Идите туда. Сидите и ждите. Теперь вы, – повернулась она к женщине. – Ваше имя?

 – Лайза Блю.

 – О боже, у кого-нибудь здесь есть нормальные имена? Отправляйтесь вместе с этой дикой собакой динго.

 Оба торопливо вышли, а тем временем Хастингс дотянулся до своей камеры и навел на Еву объектив.

 – Что это вы делаете?

 – Фотографирую вас. Сильное лицо. Хорошая фигура. Выразительная поза. – Он опустил аппарат и растянул губы в улыбке. – Я назову этот портрет «Полицейская сука».

 – Я рада, что вы восстановили дыхание. Может, попробуете встать?

 – А вы снова будете пинать меня в пах?

 – Если понадобится. Садитесь в кресло, – предложила Ева и подвинула к себе табурет.

 Хастингс с трудом поднялся, не расставаясь с камерой, захромал к красному креслу и плюхнулся в него.

 – Вы помешали мне. Я работал.

 – А теперь работаю я. Какая у вас камера?

 – «Райзери 5М». А вам-то что?

 – Вы пользуетесь ею постоянно?

 – О господи, смотря для чего. В некоторых случаях применяю «Борнейз 6000». Когда есть настроение, вытаскиваю «Хассельблад 21». Вы что, пришли за лекцией по фотографии?

 – А «Хайсермен Диджи Кинг»?

 – Кусок дерьма. Для любителей. О боже…

 – Послушайте, Хастингс, – небрежно сказала Ева, – вам действительно нравится таскаться за людьми? Преследовать красивых женщин и фотографировать их?

 – Я фотограф. Этим и занимаюсь.

 – Вас дважды задерживали за преследование.

 – Чушь! Дерьмо! Черт побери, я художник! – Он наклонился вперед. – Послушайте, они должны были сказать мне спасибо за то, что я счел их интересными. Разве роза выдвигает обвинение против поэта, который запечатлел ее образ?

 – Может быть, вам следовало бы щелкать цветы?

 – Моя специальность – лица и фигуры. И я не «щелкаю», а создаю образы. – Он презрительно махнул рукой. – В первом случае я заплатил штраф, во втором – привлекался к общественным работам. Но в обоих случаях мои портреты обессмертили этих глупых и неблагодарных женщин.

 – Значит, именно этого вы и ищете? Бессмертия?

 – Оно мне и так обеспечено. – Хастингс пристально посмотрел на Пибоди, одним движением навел камеру и спустил затвор. – Пехотинец, – сказал он и сделал еще один снимок, прежде чем Делия успела моргнуть. – Хорошее лицо. Прямое и открытое.

 – Я думаю, мне следовало немного втянуть щеки. Вот так, – продемонстрировала Пибоди. – От этого скулы кажутся выше, а…

 – Бросьте. Прямота облагораживает.

 – Но…

 – Прошу прощения. – Ева, до сих пор проявлявшая героическое терпение, подняла руку. – Вернемся к нашим баранам.

 – К каким баранам? К бессмертию? – Хастингс пожал плечами, напоминающими горы. – Оно у меня и так есть. Более того, я его дарю. Художник и его модель! Эта связь более интимна, чем секс и родственные узы. Ее можно назвать духовной интимностью. Ваш образ, – сказал он, постукивая пальцем по камере, – становится моим образом. Мое зрение и ваша реальность, совпавшие во времени.

 – Угу… И вы выходите из себя, когда люди не понимают и не ценят того, что вы им предлагаете?

 – Конечно, выхожу. Люди – идиоты. Болваны. Все как один.

 – Значит, вы тратите свою жизнь на то, чтобы обессмертить идиотов и болванов?

 – Да. И делаю их лучше, чем они есть.

 – А что они дают вам?

 – Удовлетворение.

 – В чем же заключается ваш метод? Вы снимаете их в студии, в профессиональной обстановке?

 – Иногда. А иногда брожу по улицам и ищу лицо, которое меня вдохновит. Но для того, чтобы прожить в этом продажном мире, приходится идти на компромиссы. Делать портреты на заказ, снимать свадьбы, похороны, детей и так далее. Но я предпочитаю работать со свободными руками.

 – Где были ваши руки и все остальное вечером восьмого августа и утром девятого?

 – Какого черта?! Откуда я знаю?..

 – Подумайте как следует. Позавчерашний вечер, начиная с девяти часов.

 – Работал. Здесь и у себя в квартире. Делал монтаж. Глаза человека. Глаза с момента рождения до момента смерти.

 – Интересуетесь смертью?

 – Конечно. Без нее жизни не бывает.

 – Вы работали один?

 – Абсолютно.

 – После девяти с кем-нибудь разговаривали, кого-нибудь видели?

 Хастингс оскалил зубы.

 – Я уже сказал, что работал. Терпеть не могу, когда меня отвлекают!

 – Значит, вы были здесь один. Весь вечер. Допоздна.

 – Вот именно. Думаю, я работал примерно до полуночи. На часы не смотрел. Возможно, выпил, а потом принял горячую ванну, чтобы расслабиться и уснуть. Лег в постель около часа.

 – Хастингс, у вас есть транспортное средство?

 – Не понимаю вопроса. Конечно, есть. Мне же нужно ездить в город. Или, по-вашему, я должен зависеть от общественного транспорта? У меня есть машина и четырехместный фургон, который используется в случаях съемок на местности, когда требуются помощники и оборудование.

 – Когда вы впервые встретились с Рэйчел Хоуард?

 – Это имя мне незнакомо.

 Ева встала и подошла к Пибоди:

 – Квитанции!

 Пибоди тут же перестала втягивать щеки.

 –Две. Она дважды пользовалась кредитной карточкой, совершая небольшие покупки. В июне и в июле.

 – О'кей. Теперь допроси тех двоих. Напугай их как следует.

 – Это мое любимое занятие.

 Ева вернулась к табуретке.

 – Рэйчел Хоуард являлась вашим постоянным покупателем. Вы должны ее помнить. Хастингс фыркнул:

 – Я не имею дела с какими-то дурацкими покупателями! Нанимаю для этого других!

 – Может быть, это освежит вашу память. – Ева достала любительский снимок, сделанный в круглосуточном магазине, и протянула его Хастингсу.

 Последовала заминка. Очень короткая, но Ева ее заметила.

 – Хорошее лицо, – небрежно сказал он. – Открытое, наивное, юное. Но я ее не знаю.

 – Неправда. Вы узнали ее.

 – Я ее не знаю, – повторил Хастингс.

 – Попробуйте еще раз. – Не сводя с фотографа глаз, Ева протянула ему посмертный портрет.

 – Почти гениально, – пробормотал он. – Почти… – Хастингс встал и подошел к окну, чтобы получше рассмотреть фотографию. – Композиция, ракурс, нюансы… Юность, свежесть и открытость еще присутствуют, но она мертва.

 – Почему вы так говорите?

 – Я иногда фотографирую мертвых. Люди, присутствующие на похоронах, хотят сохранить о них память. Так что смерть я знаю. – Он опустил фотографию и внимательно посмотрел на Еву. – Вы думаете, я убил эту девушку? Действительно так думаете? Ради чего?

 – Скажите сами. Мне ясно одно: вы знали Рэйчел.

 – Ее лицо мне знакомо. – Он снова посмотрел на портрет и облизал губы. – Но лиц так много… Она похожа на… Я видел ее раньше. Где-то видел…

 Хастингс подошел к креслу и грузно опустился в него.

 – Я где-то видел ее лицо, но эту девушку не знаю. Зачем мне убивать незнакомого человека, если меня раздражают многие, но при этом все они живы и здоровы?

 По мнению Евы, это был чертовски хороший вопрос.

 

 Она билась с Хастингсом еще пятнадцать минут, потом на время оставила его в покое и взялась за молодого помощника.

 – О'кей, Динго, чем вы занимаетесь у Хастингса?

 – Я-я-я-я-я…

 – Перестаньте. Дышите. Вдох – выдох. Вдох – выдох…

 Динго втянул в себя воздух и зачастил:

 – Я работаю помощником фотографа в студии и на натурных съемках. Я-я-я… – Ева погрозила юноше пальцем, и он снова судорожно вздохнул. – Я готовлю камеру, расставляю прожекторы, приношу мебель – в общем, делаю все, что ему нужно.

 – Как давно вы у него работаете?

 – Две недели. – Динго с опаской посмотрел на дверь, за которой ждал Хастингс. Потом наклонился к Еве и понизил голос до шепота: – Большинство его помощников долго не выдерживает. Я слышал, что мой предшественник проработал у него всего три часа. А рекордный срок – шесть недель.

 – Как вы думаете, почему?

 – Потому что он чокнутый. Термоядерный. Если что-то не по нему, он сразу вскипает. И тогда – берегись.

 – Он склонен к насилию?

 – Я видел, как на прошлой неделе он бился головой о стену.

 – А видели, как он бил кого-нибудь другого?

 – До сих пор не случалось, но я слышал, как во время натурных съемок он угрожал бросить какого-то парнишку под автобус. Впрочем, не думаю, что он мог бы сделать это.

 – Вы видели здесь эту девушку? Лично или на фотографиях?

 Динго посмотрел на снимок:

 – Нет. Она не в моем вкусе.

 – Что?

 – С этой девушкой не сходишь на вечеринку.

 – Значит, что она во вкусе Хастингса?

 – Думаю, да. Сомневаюсь, что он вообще посещает вечеринки. Но такие лица ему нравятся.

 – Динго, у вас есть какое-нибудь транспортное средство?

 Он посмотрел на Еву снизу вверх.

 – Мотороллер.

 – Я имею в виду транспортное средство с дверью.

 – Нет. – Эта мысль заставила его улыбнуться. – Но водить я умею. Это одна из причин, почему меня взяли сюда. Я могу возить Хастингса на натурные съемки и прочее дерьмо. – Динго помолчал, а потом мрачно посмотрел на фотографию. – Он ведь никого не бросил под автобус, правда?

 – Насколько я знаю, нет. Что вы делали позавчера вечером?

 – Наверно, гулял.

 – А где именно?

 – Гм-м… Не помню. Я просто… – В полумраке его глаза казались круглыми от страха, лицо побелело. – О боже… О господи… Вы меня подозреваете?

 – Почему вы не хотите сказать, где были, что делали и с кем?

 – Я-я-я… Черт побери, мы с Лузом, Бриком и Джазом немного поторчали дома у Брика, а потом пошли в клуб «Пятно», где часто бываем. Потом Луз здорово набрался, и мы отвезли его домой. Сколько тогда было? Что-то около часу. После этого мы еще немного погуляли, а потом я пошел домой и завалился спать.

 – У этих ваших приятелей есть настоящие имена?

 – Да… Конечно…

 – Назовите их сержанту, а заодно продиктуйте свой адрес. Потом можете идти.

 – Могу идти? Идти? – На его лице сменилась целая гамма чувств: сначала потрясение, потом подозрение, облегчение и наконец разочарование. – Значит, мне не нужно обращаться к адвокату или делать что-нибудь в этом роде?

 – Нет, Динго. Просто постарайтесь не уезжать из города. А если уедете, то поставьте нас в известность.

 

 С Лайзой Блю, которая оказалась специалистом по прическам и гриму, Еве пришлось пройти через то же минное поле. Стоило ей повернуться к Лайзе, та застучала зубами, и Ева тяжело вздохнула.

 – Послушайте, Лайза, вы чувствуете себя в чем-то виноватой?

 – Ну… На прошлой неделе я обманула своего бойфренда…

 – Я не собираюсь вас за это арестовывать. Как давно вы работаете у Хастингса?

 – Гм-м… Понимаете, я работаю по договорам. Имею дело со многими фотографами, занимаюсь прическами и гримом на свадьбах… Хастингсу нравится моя работа, и он приглашает меня на съемки уже около года. – Она жалобно посмотрела на Еву. – А что?

 – Кто покупает косметику?

 – У меня есть собственный набор, но у Хастингса тоже имеется кое-какой запас. Он очень привередливый. Впрочем, все они такие.

 – А продукция фирмы «Бэрримор» у него есть?

 – Конечно. Это отличный грим.

 – Вы когда-нибудь имели дело с этой девушкой? – спросила Ева, протягивая ей снимок Рэйчел Хоуард.

 Лайза поджала губы.

 – Не думаю. Обычно я использую яркую розовую губную помаду. Если бы я пользовалась упомянутой вами продукцией фирмы «Бэрримор», то взяла бы «Ферст Блаш» или «Спринг Роуз». Посмотрите на ее губы. Форма неплохая, но ее нужно слегка подчеркнуть. И выделить глаза. Впрочем, ее лицо кажется мне знакомым. Не знаю, откуда…

 Лайза осеклась и бросила фотографию, словно она жгла ей руки.

 – Это та самая мертвая девушка из новостей! Та, труп которой нашли в нижнем городе, в контейнере для утилизации мусора!

 – Где вы были позавчера вечером?

 – С моим бойфрендом. – У нее дрогнул голос. – С Айвеном. Я чувствовала себя виноватой перед ним. Не понимаю, зачем я это сделала! Я чуть не рассказала ему все, но все-таки промолчала. Мы ходили в кино, а потом вернулись к нему.

 – Пибоди, запиши ее данные… Лайза, вы можете идти домой.

 – Скажите, вы думаете, что ее убил Хастингс? Если вы так считаете, я ни за что не вернусь сюда!

 – Его ни в чем не обвиняют. Мне просто нужно задать ему несколько вопросов.

 

 Ева прошла в комнату, где ждал Хастингс. Он сидел, сложив руки на груди, и смотрел на себя в зеркало.

 – Мы можем поступить по-разному, – начала Ева. – Я могу задержать вас, получить ордер на обыск этого здания, включая вашу частную квартиру на четверток этаже и принадлежащие вам транспортные средства. Либо вы сами согласитесь на проведение такого обыска.

 – Черт побери, вы все равно ничего не найдете!

 – Если так, то вы не станете нам мешать.

 Их взгляды встретились в зеркале.

 – Что ж, ищите.