Глава 25
На следующий день Пол договорился о встрече с пилотом личного самолета Евы, Джеком Брэкерменом, получившим эту работу через него самого. Они познакомились более пяти лет назад, когда Пол собирал материал для романа, включавшего контрабанду, драки и убийства в воздухе, и Джек поразил его своими знаниями и мастерством. Полу хватило бы сведений на две книги, а Джек Брэкермен смог бросить грузовые перевозки и заняться пассажирскими. Его первым клиентом стала Ева.
Мужчины встретились в закусочной возле аэропорта, где еда была жирной, кофе – горячим, обслуживание – быстрым, а круглые столики из древесно-стружечных плит оклеены линолеумом, тщетно притворявшимся мрамором. Кто-то бросил монету в музыкальный автомат, и Хэнк Уильяме Младший застонал о женщине, которая его обманула.
– Чертова забегаловка! – Джек вытащил из металлического стаканчика бумажную салфетку и стал вытирать мокрые круги, оставленные предыдущими посетителями. – Но здесь самый лучший в штате черничный пирог. Хочешь попробовать?
– Конечно.
Джек сделал заказ единственным жестом. Он поднял два пальца. Через пару минут им принесли два толстых ломтя пирога и две кружки дымящегося черного кофе.
– Ты прав, – заметил Пол, прожевав первый кусок. – Отлично.
– Я хожу сюда много лет только ради пирога. – Джек подцепил на вилку здоровый кусок. – Ты пишешь новую книгу?
– Пишу, но поговорить хотел не об этом.
Джек кивнул и осторожно отпил обжигающий кофе.
– Ты хочешь поговорить о вчерашнем. Я уже сдал рапорт. Похоже, все отнесут на счет износа.
– Это официальная версия, Джек. А твое мнение?
– Кто-то испортил топливопровод. Очень аккуратно. Очень профессионально. Похоже на износ. Черт, если бы это был чужой самолет, я сказал бы то же самое. Трубопровод износился, дал течь. Большая часть топлива вытекла над Сьерра-Мадре.
Пол даже думать не хотел о том, что зазубренные горные пики могли сделать с падающим самолетом.
– Но это не чужой самолет.
– Вот именно. Мы с механиком держим нашу птичку в первоклассном состоянии. Не мог трубопровод износиться, не мог дать течь. Кто-то пошуровал с ним, кто-то, кто знал, что делать и как. – Со смесью удовольствия и сожаления Джек проглотил остаток пирога. – Нутром чую.
– Я охотно верю твоему нутру, Джек. – Пол задумался. – Вспомни точно, что ты делал вчера после того, как приземлился в Сосалито.
– Это легко. Поболтался по аэровокзалу, потрепался с парнями, пообедал с парой других пилотов. Джулия сказала, что вернется к трем, так что я занялся бумажной волокитой, утвердил полетный план. Она вернулась точно в три.
– Да, – согласился Пол. – Она обычно не опаздывает. Поспрашиваешь, не заметил ли кто-нибудь посторонних около самолета?
– Уже спрашивал. Люди не много замечают, когда специально не следят. – Джек нахмурился, поцарапал вилкой по тарелке. – Знаешь, что самое противное? Тот, кто это сделал, знает самолеты. Он мог подстроить так, чтобы мы упали гораздо быстрее, скажем, над заливом. И никаких следов. Но он сделал так, чтобы топливо вытекало медленно. Улавливаешь?
– Продолжай.
– Если бы он хотел убить нас, у него было множество способов, и все опять же выглядело бы как несчастный случай, поэтому я думаю, что он не хотел нас убивать. Конечно, все висело на волоске, и мы могли погибнуть, так что, может, ему было наплевать, как обернется. Если бы топливо кончилось на десять-пятнадцать минут раньше, у нас практически не было бы ни шанса, а он оставил ровно столько, чтобы такой классный пилот, как я, посадил самолет.
– Это сложно рассчитать?
– Не знаю. Но если это был расчет, то абсолютно точный. – Круглое симпатичное лицо Джека скривилось в гримасе. – Я столько наобещал богу за последние пять минут полета, что не расплачусь и в следующей жизни. А если я испугался до смерти, то о Джулии и говорить нечего. – Джек покосился на пирог Пола и условным жестом заказал еще кофе.
Пол подтолкнул ему свою тарелку.
– Угощайся.
– Спасибо. Я сразу вижу, если пассажир боится. Джулия точно не любит летать. Когда я сказал ей, что у нас проблема, она стала белая, как мел. Я уж испугался, что она в обморок хлопнется, но она держалась молодцом. Не визжала, не плакала, просто разговаривала со мной. И делала все, что я ей велел. Ты должен восхищаться ею.
– Я восхищаюсь.
– Кто-то хотел напугать ее, и напугать очень сильно. Я не могу доказать, но я знаю.
– Я докажу, – заверил Пол. – Не сомневайся.
Лайл стоял в гостиной Дельрико и переминался с ноги на ногу. Ему совсем не хотелось садиться, потому что громила в пижонском костюме следил за каждым его движением. Ну и костюмчик. Лайл готов был поставить свой следующий чек на то, что это чистый шелк. Если мелкая сошка носит такие шмотки, то какие же доходы у босса?
Стараясь казаться беззаботным, Лайл вытащил сигарету. Когда он достал позолоченную зажигалку, стороживший его пес заговорил:
– Мистер Дельрико не разрешает курить в этой комнате.
– Да? – Лайл щелчком закрыл зажигалку. – Без проблем. Могу жить с ними, могу без них.
Он тихо насвистывал, когда телефон на столике зазвонил. Громила поднял трубку, что-то хрюкнул в нее и кивнул Лайлу:
– Наверх.
Лайл покорно выполнил приказ. Его самомнение уже было задето, когда при входе его обыскали с головы до ног. Жаль, у него нет пистолета. Ничего. На те деньги, что он получит за эту информацию, можно будет купить целый арсенал.
Охранник наверху тихо постучал в дверь и, услышав приглашение, пропустил Лайла в комнату.
– Добрый вечер, – кротко сказал Дельрико, указывая на стул. – Мне казалось, что мы договорились контактировать, когда и если захочу я.
От тихого дружелюбного голоса Лайла прошиб пот.
– Да, сэр, договорились, но…
– Очевидно, что-то заставило тебя пойти против моих желаний.
Лайл почувствовал в горле комок размером с теннисный мячик, но ловко сглотнул его.
– Да, сэр. Я раздобыл очень важную информацию.
– И не мог найти исправный телефон?
– Я… то есть я подумал, что вы захотите услышать это с глазу на глаз.
– Понимаю. – Дельрико затянул паузу и заговорил только тогда, когда Лайл дважды облизнул губы:
– Должен напомнить, что тебе платят за наблюдения и передачу информации, а не за мыслительный процесс. Однако послушаем.
– Джулия Саммерс вчера чуть не погибла в авиакатастрофе, – выпалил Лайл, но Дельрико лишь приподнял брови.
– Я это уже знаю. Ты зря тратишь мое время.
– Они думают, что самолет испортили. Я слышал ее разговор с Уинтропом. Они отослали мальчишку и разговаривали в доме, а я слушал снаружи. Они думают, что кто-то хотел ее убить. Там была записка и…
Дельрико поднял руку, останавливая поток слов.
– Какая записка?
– Саммерс нашла ее в самолете, и, судя по ее словам, это не первая. Уинтроп пытался отговорить ее от дальнейшей работы, но она не соглашалась.
– Что было в записке?
– Я не знаю. – Лайл немного побледнел и откашлялся. – Я не видел. Я только слышал разговор.
– Все это очень интересно, но вряд ли стоит моего времени в такое прекрасное утро.
– Это еще не все. – Всю ночь Лайл обдумывал, как разыграть эту карту. – Потрясающая новость. Важнее всего, за что вы мне платите.
– Я еще не слышал от тебя ничего интересного.
– Гарантирую, вам будет интересно. Я думаю, это стоит премии. Большой премии. Может, даже постоянной работы. Я не собираюсь весь остаток жизни водить чужую машину и жить над гаражом.
– Неужели? Ну, расскажи, потом посмотрим, сколько это может стоить.
Лайл снова облизнул губы. Он понимал, что рискует, но выхода не было.
– Мистер Дельрико, я знаю, вы человек слова. Если вы обещаете заплатить мне столько, сколько стоит эта информация, я вам верю.
Дельрико устало вздохнул, но теперь уже Лайл выдержал театральную паузу.
– Ева Бенедикт – мать Джулии Саммерс. Глаза Дельрико превратились в темные щелки, лицо и шея мгновенно вспыхнули гневным румянцем.
– Ты думал, что можешь явиться в мой дом, сказать мне эту ложь и уйти живым?
– Мистер Дельрико… – Лайл увидел направленный на него маленький смертоносный пистолет, и завизжал:
– Не надо. Господи. Не надо.
– Рассказывай.
– Клянусь вам. – По его лицу уже текли слезы и сопли. – Они были на веранде, я прятался в саду, как мы договорились, и… и Ева, она начала рассказывать о связи Глории Дюбари с тем… с Торрентом.
– У Глории Дюбари была связь с Майклом Торрентом? У тебя разыгрывается воображение.
Дельрико ласково погладил пальцем спусковой крючок пистолета, который уже казался Лайлу пушкой.
– Ева сказала. О боже, зачем мне это выдумывать? Дрожа и заикаясь, не сводя обезумевших глаз с пистолета, Лайл выпалил все, что смог вспомнить. И с каждым словом взгляд Дельрико становился все более задумчивым.
– Итак, мисс Дюбари забеременела от Майкла Тор-рента и сделала аборт. – Дельрико отложил информацию про запас. У Маркуса Гранта успешный бизнес, и вряд ли он захочет, чтобы эта история увидела свет. – Но какое отношение это имеет к тому, что мисс Саммерс – дочь Евы?
– Ева ей сказала. Она сказала, что примерно через год ее обрюхатил Виктор Флэнниган. Она тоже хотела сделать аборт, но передумала и оставила ребенка. И отдала его приемным родителям. Ева призналась этой Саммерс, что она ее мать. Богом клянусь. Саммерс совсем сорвалась с катушек, начала визжать и бить посуду. Выбежали те две, Треверс и Соломен, а я вернулся к гаражу наблюдать. И оттуда слышал ее вопли, а Ева плакала. Потом Саммерс бегом вернулась в гостевой дом. Я знал, что вы хотели бы сразу это узнать. Я не лгу. Клянусь.
Дельрико поверил и убрал пистолет. Лайл слишком глуп, чтобы выдумать клинику во Франции, частную лечебницу в Швейцарии…. У Евы есть дочь, думал Дельрико. Дочь, которую она, несомненно, захочет защитить. Он уже улыбался, не обращая внимания на Лайла. Лайл – просто омерзительная свинья… но и свиньи бывают полезными.
Джулия в жизни не видела столько ситца в одном месте. Видимо, Глория заказала декоратору уютный старомодный кабинет, и получила все это. По полной программе. Розовые шторы с рядами воланов, рюшей, оборочек, ковры на стенах, медные горшки с мотками пряжи и высушенными цветами, крошечные столики, заставленные миниатюрными статуэтками. В общем, кошмар для уборщицы и несчастных посетителей, рисковавших споткнуться или разбить бедро о какой-нибудь острый угол.
И кошки. Три кошки спали в пятне солнечного света, спутавшись в один клубок.
Глория сидела за маленьким столиком на гнутых ножках, более подходящим для будуара, чем для рабочего кабинета. В бледно-розовом платье с пышными рукавами и кругленьким воротничком она выглядела олицетворением невинности и доброжелательности… однако Джулия заметила ее обгрызенные ногти.
– Мисс Саммерс. – Глория поднялась из-за стола, приветливо улыбаясь. – Поскольку вы приехали вовремя, вы легко нас нашли.
– Да, очень легко. – Джулия повернулась к Глории боком, чтобы протиснуться между очередным столиком и скамеечкой для ног. – Я высоко ценю ваше согласие на эту встречу.
– Не стоит благодарности. Ева – одна из моих давних и ближайших подруг. Как я могла отказать? Присаживайтесь, пожалуйста.
Джулия села. Естественно, ни одна из них не станет вспоминать стычку на приеме Евы, но обе знали, что преимущество на стороне Джулии.
– Чай, кофе?
– Нет, ничего. Благодарю вас.
Мучительно размышляя утром, явиться на эту встречу или отменить ее, Джулия выпила столько кофе, что его хватило бы на неделю.
– Итак, вы хотите поговорить о Еве, – начала Глория голосом жизнерадостной монахини. – Я знаю Еву лет тридцать, пожалуй. Признаюсь вам, когда мы познакомились, я была напугана и очарована. Это случилось… это случилось как раз перед тем, как мы начали работать…
– Мисс Дюбари, – очень тихо и очень настойчиво прервала Джулия, – я бы о многом хотела поговорить с вами, о многом расспросить, но я чувствую, что мы не найдем общий язык, пока не проясним один вопрос.
– Неужели?
Сегодня Джулия была уверена только в одном: она не будет играть ни в какие игры.
– Ева рассказала мне все.
– Все? – Улыбка осталась на месте, как приклеенная, но под столом Глория сцепила руки. – И о чем же?
– Майкл Торрент.
Глория моргнула два раза и несколько изменила выражение лица. Если бы режиссер приказал ей изобразить легкое недоумение и вежливое смущение, делать второй дубль не пришлось бы.
– Майкл? Ну, конечно, он ведь был ее первым мужем. Естественно, что вы обсуждали его.
Джулия поняла, что актерский талант Глории до сих пор не оценен по достоинству.
– Я знаю о вашей связи. О клинике во Франции.
– Боюсь, что не понимаю вас. Джулия схватила свой портфель и опустила его на хрупкий столик.
– Откройте. Посмотрите. Ни скрытых камер, ни спрятанных микрофонов. Полная конфиденциальность, мисс Дюбари. Только вы и я. И даю вам слово, все, что вы скажете, не выйдет за эти стены.
– Простите мое смущение, мисс Саммерс, но я думала, что вы пришли поговорить о Еве для книги.
С трудом сдерживая вновь вспыхнувший гнев, Джулия вскочила и схватила портфель.
– Вы прекрасно знаете, почему я пришла. Если хотите играть замешательство, пожалуйста, но без меня. Джулия направилась к выходу.
– Подождите. – Глория была потрясена и не знала, как поступить. Если Джулия сейчас уйдет, один бог знает, сколько и как она напишет… – Почему я должна доверять вам?
– Мне было семнадцать, когда я оказалась беременной и незамужней. Я последняя стала бы осуждать вас.
Губы Глории задрожали. Веснушки, сделавшие ее любимицей всей Америки, ярко выступили на побледневшей коже.
– Она не имела права.
– Может, и так. – Джулия снова села. – Она рассказала мне по личным причинам.
– Естественно, вы ее защищаете. Джулия оцепенела.
– Почему?
– Вы хотите написать эту книгу.
– Да, я хочу написать эту книгу, – согласилась она, подумав: «Я должна ее написать». – Но я не защищаю Еву, а просто говорю вам, что все знаю. То, что выпало на вашу долю, потрясло Еву, изменило ее жизнь, повлияло на ее последующие решения.
"Этим решением была я, – напомнила себе Джулия. – Я здесь, я чувствую всю эту боль из-за аборта, который сделала Глория тридцать лет тому назад».
– То, что Ева пережила с вами в той клинике во Франции, изменило ее… изменило жизни других людей.
"Мою, моих родителей, Брэндона». Джулия заставила себя два раза глубоко вдохнуть воздух.
– Это связывает нас, мисс Дюбари, но я пока не могу объяснить как. Вот почему Ева чувствовала, что должна мне рассказать.
Но Глория не слышала и не видела ничего, кроме того, как рушится так тщательно построенный ею мирок.
– Что вы собираетесь опубликовать?
– Я не знаю. Правда, не знаю.
– Я не хочу разговаривать с вами. Вы не смеете разрушать мою жизнь.
Джулия вдруг почувствовала, что задыхается в этой захламленной комнате.
– Поверьте мне, я не хочу разрушать вашу жизнь.
– Я вас остановлю. – Глория вскочила на ноги, отлетевший стул задел кошек, и они возмущенно завизжали. – Я найду способ остановить вас.
"А может, уже пыталась это сделать?» – подумала Джулия.
– Не я ваша проблема, – тихо сказала она и вышла. «Ева. Ева – моя проблема», – думала Глория, свернувшись в кресле.
Дрейк решил, что дал Еве достаточно времени, чтобы остыть. В конце концов, они – семья.
Он нацепил на лицо обаятельную, слегка виноватую улыбку, поудобнее перехватил букет роз и постучал.
Треверс открыла парадную дверь и тут же нахмурилась:
– Она сегодня занята.
"Настырная ведьма», – подумал Дрейк, но хихикнул и проскользнул внутрь.
– Для меня Ева никогда не занята. Она наверху?
– Наверху. – Тренере ехидно улыбнулась. – Со своим адвокатом. Если хочешь подождать, жди в гостиной. И постарайся не совать ничего в карманы. Я за тобой слежу.
У него не осталось сил на обиду. Вся энергия улетучилась при слове «адвокат». Треверс оставила его в холле ошеломленного, со ставшими ненужными розами в руках.
Адвокат. Его пальцы сжались, но он не почувствовал уколов шипов. Ева изменяет свое чертово завещание. Хладнокровная сука вычеркивает его.
Ей это с рук не сойдет. Раздираемый яростью и страхом, Дрейк бросился вверх по лестнице, но на середине резко остановился.
Так нельзя. Опершись о перила, Дрейк сделал несколько глубоких вдохов. Если он ворвется к ней с криками, то лишь вынесет себе окончательный приговор. Но он не даст всем этим миллионам проскользнуть мимо его пальцев. Он их заработал, и, видит бог, он ими воспользуется.
На большом пальце выступила кровь. Дрейк рассеянно сунул палец в рот. Просто надо включить обаяние, извиниться, дать пару обещаний. Дрейк пригладил волосы, размышляя, спуститься ли в гостиную или подняться к Еве.
Не успел он принять решение, как увидел приближающегося Гринберга. Лицо адвоката было бесстрастным, но под глазами залегли тени, говорившие о бессонной ночи.
– Мистер Гринберг!
Адвокат взглянул на цветы, на лицо Дрейка, задумчиво приподнял брови, потом кивнул и продолжил путь вниз.
Старый лицемер! Дрейк попытался убедить себя, что поджилки у него не трясутся. Он снова проверил прическу, узел галстука. Потом решил, что не стоит выглядеть слишком побитым.
Перед кабинетом Евы Дрейк расправил плечи и тихо постучал. Когда на стук не ответили, постучал снова.
– Ева, – он добавил в голос чуточку раскаяния, – Ева, я хотел бы… – Он повернул ручку. Заперто. Заставив себя проявить терпение, попробовал снова. – Ева, это Дрейк. Я хочу извиниться. Ты знаешь, как много значишь для меня, и эта трещина в наших отношениях просто невыносима.
Дрейк ворковал, испытывая два желания: вышибить эту проклятую дверь и придушить Еву.
– Я просто хочу все уладить… я обязательно верну тебе все до последнего цента… если только ты…
Он услышал, как в конце коридора открылась дверь, и оглянулся, постаравшись выдавить пару слезинок. Затем заскрежетал зубами. Нина!
– Дрейк, – Нина просто излучала смущение, – прости, Ева просила передать тебе… Она так занята все утро.
– Мне нужна пара минут.
– Боюсь… Дрейк, мне действительно жаль, но она тебя не примет. Во всяком случае, сегодня.
Он попробовал замаскировать ярость обаянием.
– Нина, ты не могла бы замолвить за меня словечко? Тебя она послушает.
– На этот раз вряд ли. Сейчас не время для восстановления отношений. Она провела тяжелую ночь.
– Здесь был ее адвокат.
– Да, но… – Нина отвела взгляд и не заметила вспышку злобы в его глазах. – Ты же знаешь, я не могу обсуждать ее личные дела. Подожди еще пару дней. Я сделаю, что смогу.
Дрейк сунул ей розы.
– Скажи ей, что я вернусь. Что я не сдамся. Нина дождалась хлопка парадной двери, затем постучала.
– Ева, он ушел. Замок тут же защелкал.
– Нина, прости, что приходится сваливать на тебя грязную работу. – Ева уже спешила обратно к своему письменному столу. – Сегодня у меня нет на него ни времени, ни терпения.
– Он оставил тебе это. Ева взглянула на розы, – Делай с ними что хочешь. Джулия еще не вернулась?
– Нет, мне очень жаль.
– Ничего. – Ева подумала, что еще успеет поговорить с дочерью. – Не соединяй меня ни с кем, кроме Джулии и Пола. И не тревожь меня по меньшей мере час. Нет, лучше два.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Прости, дорогая, сейчас не время. Нина положила цветы на письменный стол рядом со стопкой аудиокассет.
– Ева, ты совершаешь ошибку.
– Если и совершаю, это моя ошибка. Я приняла решение. Если хочешь снова пережевывать это, мы поговорим позже, но не сейчас.
– Чем дальше ты заходишь, тем труднее будет снова все исправить.
– Я из кожи вон лезу, чтобы все исправить. – Ева прошла к закрепленной на штативе видеокамере, проверила ее. – Два часа, Нина.
– Хорошо.
Цветы остались на письменном столе… словно лужицы крови.