Глава 4

 Прогулка по занесенному снегом пляжу понравилась Эли больше, чем он предполагал. Белесое зимнее солнце отражалось от морских волн и подсвечивало снег. До него уже кто-то ходил здесь, поэтому Эли проследовал по проторенной тропинке к холодной и влажной полоске песка, которую волны уже успели отвоевать от снега. Береговые птицы садились у самого края воды и важно расхаживали или суетливо бегали по пляжу, оставляя крошечные следы, которые пенные волны почти мгновенно смывали.

 Птицы кричали, трещали, гоготали, как будто переговариваясь между собой, и заставляли Эли вспомнить о том, что, несмотря на зимний пейзаж, весна уже не за горами. Он наблюдал за одним птичьим трио, которое на глазок определил как стайку крачек, сделал еще пару снимков и послал их домой. Продолжив прогулку, он взглянул на часы, прикинул, чем в такое время могут заниматься его родственники в Бостоне, и набрал домашний номер родителей.

 – Ну, и что ты поделываешь? – раздался в трубке знакомый голос.

 – Бабушка! – Он не ожидал, что к телефону подойдет именно она. – Я прогуливаюсь по Виски Бич, точнее по берегу. Здесь у нас снег толщиной в два фута. Примерно такой же, как выпадал, когда мне было, кажется, лет двенадцать.

 – Да, помню, тогда вы с двоюродными братьями и ребятами Грейди построили снежный замок на пляже. И ты взял мой самый красивый красный кашемировый шарф и повесил его там вместо флага.

 – Вот этого я совершенно не помню. То есть того, как вешал флаг.

 – Зато я прекрасно помню.

 – Как ты себя чувствуешь?

 – Потихоньку. Меня раздражают люди, которые не дают мне двух шагов сделать без чертовых ходунков. Я уже вполне могу передвигаться с помощью трости.

 Историю о сражениях из-за приспособления для ходьбы он знал из электронных писем матери и потому был готов к тону бабушкиного рассказа.

 – Разумнее будет соблюдать осторожность, – заметил он, – и не рисковать без необходимости. Ведь ты можешь упасть еще раз. Но ты ведь у меня очень рассудительная.

 – Такие хитрости со мной не сработают, Эли Эндрю Лэндон.

 – Неужели ты будешь спорить со мной и утверждать, что тебе не хватает логики, ума и сообразительности?

 Эстер рассмеялась, и это уже была его маленькая победа.

 – Нет, на этот счет у меня нет сомнений. Голова у меня работает превосходно, слава богу, вот только никак не могу вспомнить, как меня угораздило тогда упасть. Представляешь, даже не помню, как в тот день встала с постели. Но это не имеет значения. Теперь я выздоравливаю и скоро расстанусь с этими чертовыми ходунками. Как у тебя дела?

 – Все нормально. Пишу каждый день, книга продвигается очень быстро, что очень повышает мне настроение. Здесь, вообще, очень хорошо. Бабушка, мне хочется еще раз тебя поблагодарить…

 – Не надо. В ее голосе послышалась резкая нотка. – Блафф-Хаус принадлежит тебе в той же мере, как и мне. Это наш семейный дом. Не забудь про дрова в сарае. Если не будет хватать, позвони Дигби Пирсу. Его номер у меня в записной книжке в столе в маленьком кабинете и в самом дальнем ящике буфета справа на кухне. Если не сможешь найти, спроси у Эйбры.

 – Хорошо. Никаких проблем.

 – Ты там хорошо ешь, Эли? Мне не хотелось бы при нашей следующей встрече увидеть ходячий скелет.

 – Только что ел оладьи.

 – Неужели ходил в кафе в деревне?

 – Нет… их испекла Эйбра. Послушай, я как раз хотел спросить…

 – Она славная девушка, – опередила его Эстер. – И действительно отлично готовит. Если у тебя возникнут вопросы или какие-то проблемы, просто обратись к ней. Если она сразу не ответит, то позже обязательно поможет тебе. Она очень разумная девушка и очень красивая, что, я надеюсь, ты уже заметил, если, конечно, не ослеп в дополнение к своему истощению.

 Эли почувствовал внезапную ноющую боль в шее.

 – Бабушка, ты случайно не хочешь меня женить на ней?

 – С какой стати я буду заниматься сводничеством? Ты что, сам о себе не способен позаботиться? И неужели я хоть раз вмешивалась в твою личную жизнь, Эли?

 – Беру свои слова обратно, ты совершенно права. Извини. Просто… Ты ведь ее знаешь гораздо лучше, чем я. Не хочу, чтобы она чувствовала себя обязанной ухаживать за мной, как за младенцем, создавать кулинарные шедевры, но мне никак не удается это ей втолковать.

 – Ты съел оладьи?

 – Да, но…

 – Потому что ты чувствовал себя обязанным их съесть?

 – Нет, но… Ладно, понял.

 – Я могу тебя заверить, что Эйбра делает только то, что ей нравится. Именно это меня в ней восхищает. Она умеет получать удовольствие от жизни. Тебе следует у нее поучиться.

 Намек на его состояние слегка кольнул Эли.

 – Ты в самом деле не пытаешься устроить мою личную жизнь?

 – Я уверена, что ты прекрасно сам в себе разбираешься и в состоянии удовлетворить свои интеллектуальные, эмоциональные и физиологические потребности.

 – Хорошо, давай сменим тему. Или, по крайней мере, перейдем к другой ее стороне. Мне не хотелось бы обидеть твою подругу, особенно когда она стирает мое белье. Но ты ведь знаешь ее лучше. Как самым дипломатичным способом можно убедить ее в том, что я не нуждаюсь ни в каком массаже.

 – Она предложила сделать тебе массаж?

 – Да, сообщила, что вернется в половине шестого со своим столом. Мои «Спасибо, не надо» не произвели на нее никакого впечатления.

 – Тебя ждет сказочное удовольствие. У этой девушки божественные руки. До того, как она начала делать мне еженедельный массаж и убедила заняться йогой я жила с постоянной тянущей болью в нижней части спины и между лопатками. Старость, решила я и принимала все свои хвори как нечто неизбежное. До появления Эйбры.

 Заметив ступеньки, которые вели к деревне, Эли заметил, что зашел значительно дальше, чем предполагал. Те несколько секунд молчания, когда он принимал решение повернуть назад, дали Эстер возможность высказать самое наболевшее.

 – Ты же настоящий комок нервов, мой мальчик. Даже в твоем голосе это слышно! Твоя жизнь катится под откос, но ты не должен позволить ей окончательно разбиться вдребезги. Это будет неправильно и несправедливо. Жизнь слишком часто бывает жестокой. Но мы продолжаем жить и стремимся сделать ее хоть чуть-чуть более правильной и честной. И ты должен последовать тому пожеланию, которое все сейчас произносят при встрече со мной: выздороветь, набраться сил и встать на ноги. Мне далеко не всегда нравится слышать это пожелание, тем более так часто, но от этого оно не становится менее верным.

 – И массаж, который делает твоя соседка – специалистка по выпеканию потрясающе вкусных оладий, – наикратчайший путь к моему телесному и духовному исцелению, так я понимаю?

 – Один из путей. Прислушайся к себе, ты же пыхтишь и задыхаешься, как немощный старик.

 Оскорбленный и униженный, Эли решительно взял курс на наступление.

 – Разговаривая с тобой, я дошел до самой деревни и большую часть дороги пробирался по этому чертову снегу. Сейчас как раз поднимаюсь по ступенькам.

 – И такие жалкие оправдания я слышу от бывшей звезды университетского баскетбола?

 – Я никогда не был звездой, – пробормотал Эли.

 – Для меня ты был ею. И всегда остаешься.

 На верхней ступеньке он остановился – да, именно для того, чтобы отдышаться и дождаться, пока успокоится бешено колотящееся о грудную клетку сердце.

 – Ты видел мой новый спортивный зал? – спросила Эстер.

 – Да. Замечательно. Сколько ты будешь мной манипулировать, Эстер?

 Бабушка в ответ рассмеялась.

 – Ты полагаешь, что ты такой молодой умник и разговариваешь с пожилым человеком. Но я не собираюсь оставаться костлявой и дряхлой старушонкой, спешу тебя заверить. И тебе тоже советую воспользоваться моим залом, Эли.

 – Да я уже тренировался. Один раз. Прочитал твою записку. Кстати, я стою напротив «Хижины лобстеров».

 – Там подают самые лучшие роллы с лобстерами на всем северном побережье.

 – Здесь все осталось по-старому.

 – Кое-что изменилось, конечно, но ведь главное – сохранить традиции. Я надеюсь, что ты не откажешься от своих принципов и не забудешь, что ты Лэндон и что в твоих жилах течет кровь Хоукинов, которая передалась тебе от меня. Никто не может нас сломить. Позаботься о Блафф-Хаусе ради меня.

 – Конечно, будь спокойна.

 – И еще кое-что запомни. Иногда оладьи – это всего лишь еда.

 Эли не удержался и рассмеялся. Возможно, его звуки были не слишком жизнерадостными, но это был смех.

 – Буду иметь в виду, бабушка. Не забывай пользоваться ходунками.

 – Я, конечно, буду таскать эту проклятую штуку, но при одном условии: если ты согласишься на сеанс массажа, который тебе предлагают.

 – Ладно. Просмотри свою почту, в ней несколько фотографий. Перезвоню тебе через пару дней.

 Эли прошел мимо нескольких мест, которые хорошо помнил с юных лет: кафе-мороженое, пиццерию «У Марии» и совсем новый участок пляжа для любителей серфинга. Он окинул взглядом белый шпиль методистской церкви, простую, ничем не примечательную коробку унитаристской церкви, величественное здание отеля «Северный Берег» и множество очаровательных недорогих мини-гостиниц, обещающих «ночлег и завтрак», разбросанных здесь повсюду и предлагающих свои услуги туристам, приезжающим сюда в течение сезона.

 Несколько машин с трудом пробирались по заснеженным шоссе, а к тому времени, когда Эли повернул назад к дому, дороги были уже практически пусты.

 Возможно, в следующий погожий полдень ему следует пойти в деревню, купить несколько открыток, написать в них что-то такое, что заставит родителей и нескольких еще остававшихся у него друзей улыбнуться.

 Да, обязательно надо это сделать.

 И непременно надо пройтись по магазинам, старым и новым, по-настоящему ощутить здешнюю атмосферу.

 Вспомнить о традициях, так сказать, припасть к корням.

 Но в данный момент он страшно устал, замерз, и ему очень хотелось вернуться домой.

 На дорожке, ведущей к дому, его машина стояла в полном одиночестве, и от этого он почувствовал некоторое облегчение. Он дал Эйбре достаточно времени закончить уборку. Ему не придется вести вымученный разговор или, наоборот, пытаться от него ускользнуть. Взглянув на свои ботинки, он решил войти с черного хода и через прачечную комнату и кладовую попасть к себе, в свой кабинет.

 Снимая куртку, Эли подумал, что боль в плече, кажется, прошла. Или почти прошла. Он сейчас же пошлет Эйбре эсэмэску, сообщит, что прогулка вылечила его.

 Но тут Эли вспомнил о «сделке», заключенной с бабушкой. Он, конечно, сдержит данное ей слово, но не сразу, а через несколько дней. Кроме того решил он, у него в распоряжении имеется еще пара часов, в течение которых можно хорошенько обдумать план действий. Он же адвокат – практикующий или нет, это не имеет принципиального значения – и писатель. Он обязан ясно и рационально излагать свои мысли.

 Эли вошел на кухню и тут же обратил внимание на записку, приклеенную к стойке.

 

 Кассероль с курицей и картошкой в холодильнике.

 Котел в порядке.

 Съешьте яблоко, не забудьте восполнить недостаток воды в организме после прогулки, увидимся в 17:30.

 Эйбра

 

 – А кто вы, собственно, такая? Моя мать что ли? Может быть, я не хочу яблока.

 Эли все-таки вынул из холодильника бутылку воды, но лишь по одной причине – ему жутко хотелось пить. Он не желал, чтобы кто-то постоянно твердил ему, когда нужно есть и когда пить. Следующим этапом будут напоминания о необходимости почистить зубы и вымыть уши.

 Сейчас он поднимется наверх, сначала займется кое-какими научными изысканиями, а затем пошлет ей эсэмэску.

 Он направился было наверх, но вернулся, чертыхаясь, схватил яблоко из бамбуковой чашки, естественно, только потому, что ему вдруг страшно захотелось его съесть.

 Эли, конечно, понимал, что его раздражение совершенно иррационально. Эйбра добра к нему и заботлива. Но какой бы прекрасной она ни была, ему хотелось одного – чтобы его оставили в покое. Ему нужно время и пространство, чтобы вновь самому обрести твердую почву под ногами, и он не нуждается ни в чьей помощи.

 Таких помощников у него хватало в прошлом, потом их становилось все меньше и меньше по мере того, как друзья, коллеги и соседи начали дистанцироваться от человека, подозреваемого в убийстве собственной жены. Якобы в том, что он проломил ей череп из-за того, что она ему изменила. Или из-за того, что развод обойдется ему в слишком большую сумму. Или из-за того и другого одновременно.

 Ему были больше не нужны подобные помощники.

 Сняв обувь, в одних носках, все еще ощущая холод от прогулки, он проследовал в спальню за домашними туфлями.

 И застыл на месте, взглянув на свою кровать. Он чуть было не подавился яблоком. Подойдя поближе и рассмотрев ее пристальнее, Эли с трудом сумел подавить смех. Во второй раз за день – для него это был своеобразный рекорд.

 Эйбра сложила полотенце в форме фигурки странной птицы, примостившейся на одеяле. На птице были солнечные очки и маленький цветок в клюве.

 Глупо, подумал Эли, но в то же время мило.

 Он присел на краешек кровати и кивнул птице.

 – Наверное, мне все-таки придется согласиться на массаж.

 Так и не тронув «птицу», он прошел в кабинет.

 Ему нужно найти кое-какую информацию, может быть, немного повозиться со следующей сценой романа.

 Но по привычке он начал с того, что проверил почту. Среди массы спама, посланий от отца и еще одного электронного письма от бабушки с благодарностью за фотографии, которые он ей отослал, Эли обнаружил письмо от своего адвоката.

 Ох, лучше не открывать его, подумал он. Лучше не нажимать клавишу. Но тогда оно постоянно будет висеть там и ждать, ждать…

 Плечевые мышцы сжались в тугие узлы. Эли весь напрягся и открыл письмо. Он пропустил всю юридическую заумь, разного рода заверения, даже вопросы о дальнейших подходах к ведению дела и сосредоточился на омерзительной сути послания.

 Родители Линдси вновь устроили шумиху по поводу своего намерения начать против него дело о насильственном причинении увечий, повлекших смерть их дочери.

 Это никогда не кончится, подумал он. Никогда… До тех пор, пока полиция не схватит настоящего убийцу Линдси, он, Эли Лэндон, будет главным подозреваемым.

 Родители Линдси презирали его и были абсолютно уверены в том, что именно он убил их единственную дочь. Если они продолжат начатое дело – и чем дольше он будет оставаться главным подозреваемым, тем более вероятно, что они именно так и поступят, – всю грязь снова вытащат на поверхность, и вновь закрутится медийная мельница, раздувая все до чудовищных и устрашающих размеров. И вся эта мерзость изольется не только на него самого, но и на его семью.

 Снова.

 Попытки убедить себя, что теперь у иска нет никаких шансов, что тот надолго застрянет в суде, не помогали. Родители Линдси будут давить на бывшего зятя до конца, подгоняемые уверенностью в том, что они пытаются добиться справедливости и наказать реального виновника гибели их дочери.

 Эли подумал о новой волне шумихи вокруг его имени, телевизионных комментаторах, которые снова начнут рассуждать, анализировать, делать выводы. Частные детективы, которых наймут Пьемонты – и, скорее всего, уже наняли, – приедут сюда, в Виски Бич, и привезут с собой свои рассуждения, сомнения и выводы, отравив ими то единственное спокойное место на земле, что у него все еще оставалось.

 Эли задался вопросом: не имеет ли отношения к их решению детектив Бостонского управления полиции Вулф? В самые тяжелые дни Вулф представлялся Эли своего рода Жавером [3], упорно, с какой-то безумной одержимостью преследующим его за преступление, которое он не совершал. В более светлые дни Эли считал Вулфа просто упрямым и тупоголовым полицейским, который не способен смириться с тем, что отсутствие улик может означать невиновность.

 Вулфу никак не удавалось собрать достаточно доказательств вины Эли, чтобы заставить прокурора начать судебное разбирательство. Но это не остановило его, и он упорно продолжил балансировать на грани того, что на юридическом языке называется «преднамеренным причинением беспокойства», пока начальство не сделало ему серьезное предупреждение.

 И он вроде бы отступился. По крайней мере, официально…

 Нет, конечно, с Вулфа такое вполне станется, он способен на то, чтобы поощрять и даже подстрекать Пьемонтов в их усилиях разрушить жизнь Эли Лэндона.

 Поставив локти на стол, Эли закрыл лицо руками. Он знал, что нечто подобное должно было произойти, что спокойно жить ему не дадут. Ну, что ж, возможно, в каком-то жутком смысле так будет даже лучше.

 Следуя просьбе Нила, высказанной им в последней строке послания: «Нужно поговорить», – Эли взял телефон.

 Голова раскалывалась, пульсирующие удары изнутри грозили пробить череп насквозь.

 Заверения адвоката не помогли Эли успокоиться. Пьемонты заявили, что усилят давление на Эли и заинтересуют СМИ какой-то новой информацией. На горизонте маячила крайне сомнительная идея примирения сторон.

 Все это не внушало никакого оптимизма.

 Предложение пока не высовываться, не обсуждать ход расследования и снова нанять своего собственного частного детектива вряд ли было полезным. Эли уже и без чьих-либо рекомендаций сам принял решение не высовываться. Если он начнет прятаться еще больше, то кончит, несомненно, тем, что его засадят в психушку. И с кем он, черт возьми, будет обсуждать ход расследования? Идея снова начать выбрасывать деньги на частных детективов, которые и в первый-то раз не принесли ничего обнадеживающего, загнала Эли в тупик.

 Он прекрасно понимал, так же, как и его адвокат, так же, как, впрочем, и сотрудники полиции, что чем больше пройдет времени, тем меньше у них шансов найти сколько-нибудь серьезные улики против кого бы то ни было, включая его самого.

 И каким же будет эндшпиль?

 Наверно, Эли, вдовец поневоле, так навсегда и останется в этом жутком состоянии, в преддверии ада, не осужденным, но и не оправданным. Преследуемым тенью страшного подозрения до последней минуты жизни.

 Значит, ему придется научиться с этим жить.

 Ему вообще пора учиться жить заново.

 Эли услышал стук в дверь, но в первое мгновение не обратил на него никакого внимания и даже не смог вспомнить, кто это мог стучать, пока дверь не открылась. Он увидел, как Эйбра с трудом заносит в комнату огромный, раздувшийся от вещей чемодан.

 – Привет! Не обращайте на меня внимания. Я сама все занесу. Никаких проблем.

 Она и в самом деле сама почти все втащила, когда Эли все-таки подошел к ней.

 – Извините. Я собирался вам позвонить и сказать, что вы выбрали не очень удачное время.

 Эйбра плечом закрыла дверь и издала громкий возглас разочарования.

 – Слишком поздно, – начала она, но, когда ее веселый и лукавый взгляд остановился у него на лице, улыбка мгновенно угасла. – Что случилось? Что-то плохое?

 – Нет, ничего страшного. – Не хуже, чем все то, что происходит в последнее время, подумал Эли. – Просто сейчас не очень удачный момент.

 – У вас с кем-то еще назначена встреча? Вы что, отправляетесь на танцы? Или вас там, наверху, дожидается обнаженная женщина, жаждущая заняться с вами сексом? Нет? Нет, – ответила она за него. – Значит, время вполне удачное.

 Его обычная подавленность мгновенно превратилась в раздражение.

 – А как вы отнесетесь к тому, что я просто скажу «нет»?

 Эйбра громко выдохнула.

 – Превосходный аргумент. Думаете, я не понимаю, что веду себя излишне назойливо, даже нахально? Считайте, я поступаю так не из альтруизма, а потому, что обещала Эстер помочь вам. Кроме того, я не выношу страдания в людях и вообще в ком бы то ни было. Давайте заключим с вами соглашение.

 Черт возьми, она говорит почти так же, как бабушка.

 – И каковы же условия?

 – Дайте мне пятнадцать минут. Если через пятнадцать минут после моего массажа вы не почувствуете себя лучше, я упаковываю вещички, ухожу и больше никогда не заговариваю на эту тему.

 – Десять минут.

 – Хорошо, десять, – согласилась она. – Где вы хотите, чтобы я разместилась? В вашей спальне, к примеру, довольно много места.

 – А чем здесь плохо?

 Эли сделал жест рукой в сторону свободного пространства. Отсюда ее будет легче выставить.

 – Хорошо. Почему бы вам не разжечь камин, пока я готовлюсь? В комнате должно быть тепло.

 Некоторое время назад он и сам собирался зажечь камин. Но потом обо всем забыл, в том числе и о вторжении Эйбры. Конечно, он разведет огонь, подарит ей обещанные десять минут в обмен на то, что она, черт побери, потом оставит его в покое.

 Однако необходимость подчиняться даже незначительным указаниям этой женщины очень злила его. Он присел на корточки у камина.

 – Вам не страшно оставаться здесь? – вдруг спросил он. – Наедине со мной?

 Эйбра расстегнула «молнию» на чехле, в который был уложен ее переносной стол.

 – Чего мне бояться?

 – Многие думают, что я убил свою жену.

 – Многие думают, что глобальное потепление – мистификация. Я не разделяю их точку зрения.

 – Вы не знаете меня или как я могу поступить в тех или иных обстоятельствах.

 Она установила стол, аккуратно сложила чехол. Ее движения были удивительно точными, размеренными и неторопливыми.

 – Я, конечно, не могу предвидеть, как вы можете поступить в тех или иных обстоятельствах, но прекрасно знаю, что вы не убивали своей жены.

 Спокойный тон ее голоса выводил его из себя.

 – Почему вы так уверены? Потому что моя бабушка не верит, что я убийца?

 – Это, несомненно, одна из причин. – Эйбра разложила на столе подстилку из овчины и накрыла ее простыней. – Эстер – разумная и ответственная женщина. Она очень хорошо относится ко мне. Если бы у нее были даже малейшие сомнения относительно вас, она бы нашла способ предупредить меня. Но это всего лишь одна из причин. У меня есть и другие.

 Она расставила в разных концах комнаты несколько ароматических свечей и зажгла их.

 – Я работаю на вашу бабушку, и у меня с ней очень тесные дружеские отношения. Я живу в Виски Бич, на старинной территории Лэндонов. Поэтому я очень внимательно следила за развитием вашей истории.

 Темная туча депрессии вновь накрыла мысли и чувства Эли.

 – Не сомневаюсь, что все здесь только этим и занимались, – буркнул он.

 – Что вполне естественно. Любопытство – типичная человеческая черта. Точно так же, как неприязнь и отвращение. И то, что люди говорят о вас, обсуждают вас, вполне естественно. И я тоже пришла к собственным выводам относительно вас. Я видела вас по телевизору, в газетах, читала ваше интервью в Интернете. Видела, как вы потрясены, подавлены. Но в вас не было признаков вины. И что же я вижу сейчас? Стресс, взвинченность, подавленность. Но только не вину.

 Эйбра сняла с запястья ленту и подвязала ею волосы.

 – Я не верю тем, кто считает, что настоящие преступники плохо спят. Еще одна причина – я ведь сказала, что их у меня несколько, – состоит в том, что вы не дурак. Только полный идиот стал бы убивать собственную жену в тот же день, когда поругался с ней на людях. И сразу после того, как узнали, что у вас против нее имеются сведения, которые вы сможете использовать в свою пользу в бракоразводном процессе.

 – Речь ведь не шла о предумышленном убийстве. Меня в нем никто и не обвинял. Считается, что якобы я действовал под влиянием ревности и озлобления. Преступление, совершенное в состоянии аффекта.

 – Абсолютная ерунда, – ответила Эйбра, вынимая бутылочку масла для массажа. – Вы что, были преисполнены ненависти, когда прибыли к себе домой, чтобы забрать три вещи которые можно считать вашей собственностью? Дело против вас, Эли, развалилось потому, что оно зиждилось на весьма хлипких основаниях. У них имеются точные сведения о времени вашего прихода в дом, так как вы выключили охранную сигнализацию, и время вашего звонка на номер девять-один-один. Кроме того, есть свидетели, запомнившие, когда вы в тот вечер ушли из офиса. Так что абсолютно точно известно, что в доме вы пробыли меньше двадцати минут. Но за такой малый промежуток времени вы успели пройти наверх, открыть сейф, взять кольцо вашей прабабушки, спуститься вниз, снять со стены когда-то приобретенную вами картину, завернуть ее в банные полотенца, убить свою жену в припадке ярости и позвонить в полицию. Разве так бывает?

 – В полиции доказали, что теоретически такое вполне возможно.

 – Возможно, но невероятно, – возразила Эйбра. – Итак, мы можем и дальше стоять здесь и обсуждать ваше дело. Или вы все-таки поверите мне на слово, что я не боюсь того, что вы можете меня убить, если вам не понравится, как я складываю ваши носки.

 – Все совсем не так просто, как вы пытаетесь представить.

 – Хватит разговоров. Раздевайтесь и ложитесь на стол. Вначале на спину.

 Пройдя в туалетную комнату, чтобы вымыть руки, Эйбра закрыла глаза и сделала дыхательное упражнение из комплекса йоги. Она прекрасно понимала, что Эли нагрубил ей, чтобы разозлить и заставить уйти. Но единственное, чего он достиг, было ее легкое раздражение.

 Чтобы с помощью массажа избавить другого человека от стресса, мрачных мыслей, депрессии, она прежде должна сама избавиться от собственных неприятных переживаний. Моя руки, Эйбра попыталась очистить сознание от темных следов только что закончившегося разговора.

 Войдя в комнату, она обнаружила его лежащим на столе под простыней в скрюченной напряженной позе. Неужели он не понимает, что даже его протест является для нее еще одним доказательством его невиновности?

 Эли заключил с ней сделку, и, хотя он страшно зол, она выполнит все условия.

 Без единого слова она приглушила свет и прошла, чтобы включить на своем айподе приятную успокаивающую музыку.

 – Закройте глаза, – прошептала Эйбра, – и сделайте глубокий вдох. Вдох… выдох. Еще раз, – говорила она, наливая масло на руки. – И еще раз.

 Он подчинился, и она положила руки ему на плечи. Его плечи даже не касаются стола, отметила она для себя. Напряжен до крайней степени.

 Она поглаживала, надавливала, растирала, затем провела руками по шее, после чего начала легкий массаж лица.

 По лицу человека она могла понять, что его мучает головная боль. Если ей удастся расслабить лицевые мышцы, тогда он, возможно, полностью успокоится и отпустит себя прежде, чем она перейдет к самому сложному этапу своей работы.

 Конечно, это был не первый массаж в жизни Эли. До того, как его жизнь рухнула в тартарары, он посещал массажистку по имени Катрина, крепко сложенную мускулистую блондинку, сильные широкие руки которой умели снимать напряжение, накопленное за время, проведенное на работе и в ходе занятий спортом.

 Закрыв глаза, Эли представлял, что он снова в уютной массажной комнате своего клуба и его мышцы постепенно расслабляются посла дня, проведенного в зале суда, или двух часов – за бумагами в кабинете.

 Кроме того, пройдет всего несколько минут, и он сможет воспользоваться условиями заключенной сделки – женщина, которой, конечна, далеко до крепкой Катрины, уйдет.

 Ее пальцы поглаживали ему челюсть и надавливали под глазами.

 И жуткая головная боль постепенно утихла.

 – Подышите еще. Долгий глубокий вдох, долгий выдох. В ее голосе зазвучала музыка, приятная и нежная. – Вот и прекрасно. Престо вдох и выдох.

 Она повернула ему голову, помассировала одну сторону шеи, потом другую, затем приподняла голову.

 И тут под твердым уверенным нажатием ее пальцев Эли ощутил резкую, пронизывающую боль. Но прежде, чем он успел по своему обыкновению сжаться, боль прошла, вылетела из его тела, словно пробка из бутылки.

 Как будто ломаешь асфальт, подумала Эйбра, по дюйму зараз. Поэтому она закрыла глаза и представила, как под ее руками размягчается «асфальт» его тела, как он крошится под ее пальцами. Затем перешла к плечам, постепенно увеличивая давление.

 Эйбра сразу же ощутила, как он доверился ей. Правда, совсем немного, не так, как ей хотелось бы, но даже небольшая уступка с его стороны показалась ей настоящей победой.

 Теперь она приступила к массажу руки, от усталых мышц до самых кончиков пальцев. Где-то в глубине души она с мрачным удовлетворением улыбнулась, когда оговоренные десять минут пролетели незамеченными. Теперь она может полностью сосредоточиться на своей работе.

 Немного позже, подняв подголовник, Эйбра поняла, что Эли уже не возражает против продолжения сеанса.

 – Теперь я хочу, чтобы вы повернулись на живот, немного сдвинулись лицом вниз на подголовник. Скажите, если вам потребуется его подправить. Не торопитесь.

 Массаж почти усыпил Эли, и потому он перестал сопротивляться и выполнил все ее указания.

 Когда она костяшками пальцев надавила на его лопатки, он чуть не застонал от удивительного сочетания боли и облегчения.

 Очень сильные руки, подумал Эли. Кто бы мог подумать, что в таком хрупком теле скрывается такая сила?! Однако по мере того, как Эйбра нажимала на его тело, растирала и массировала его, а ее кулаки давили его спину, те боли, к которым он уже успел привыкнуть, поднимались на поверхность и испарялись.

 Она пользовалась смазанными маслом руками, весом собственного тела, костяшками пальцев, пальцами, кулаками. И всякий раз, когда давление становилось почти невыносимым, что-то в теле освобождалось, что-то плохое и тяжелое уходило из него.

 Затем она перешла к поглаживаниям, уверенным, ритмичным, непрерывным.

 В этот момент Эли отключился.

 Когда он вновь пришел в себя и вернулся в реальный мир, словно листок, который помимо его воли несет течение реки, то не сразу понял, что лежит не в постели. Он продолжал лежать на мягком переносном столе, стыдливо прикрытый простыней. В камине горел огонь, в разных углах комнаты мерцали свечи. Тихо продолжала звучать ненавязчивая музыка.

 Ему стоило большого усилия снова не закрыть глаза и не заснуть.

 И тут он вспомнил.

 Он приподнялся на локтях и огляделся. Ему бросились в глаза пальто, обувь и сумка Эйбры. Он почувствовал ее запах, тонкое земное благоухание, смешанное с запахом свечного воска и масла. Осторожно завернувшись в простыню, Эли сел.

 В первую очередь нужно надеть штаны.

 Придерживая простыню, он соскользнул со стола. Потянувшись за джинсами, заметил очередную чертову записку.

 

 Выпейте воды. Я на кухне.

 

 Оглядываясь по сторонам, Эли натянул джинсы и только потом взял бутылку с водой, которую она оставила рядом с ними. Надевая рубашку, он, к своему изумлению, обнаружил, что у него ничего не болит. Никакой головной боли, никакого мучительного сжатия в задней части шеи, никаких приступов резкой боли в спине, которые преследовали его после любых попыток физических упражнений.

 Он стоял и пил воду посреди комнаты, освещенной мягким светом свечей и камина и наполненной нежной музыкой, и вдруг осознал, что испытывает почти забытое ощущение покоя.

 Ему было очень, очень хорошо.

 И при этом он чувствовал себя едва ли не идиотом. Ведь он намеренно пытался уязвить ее. И ответом на его оскорбления с ее стороны было просто желание помочь ему, несмотря на все его противодействие.

 С тяжелым чувством вины он отправился через весь дом на кухню.

 Она стояла у плиты, и все помещение было пропитано восхитительными ароматами еды. Эли не знал, что она помешивает на плите, но ощутил еще одно редкое в последнее время чувство.

 Настоящий голод.

 Здесь, на кухне, звучал тяжелый рок. Но звучал он очень тихо. К Эли сразу вернулось чувство вины. Хороший тяжелый рок нельзя слушать тихо.

 – Эйбра!

 На сей раз она вздрогнула, что его немного успокоило. В конце концов, она всего лишь человек.

 Повернувшись, Эйбра прищурилась и подняла палец прежде, чем он успел заговорить. Сделав шаг по направлению к нему, она внимательно оглядела его. Затем улыбнулась:

 – Отлично. Вы выглядите значительно лучше. Отдохнувшим и менее напряженным.

 – Я и чувствую себя превосходно. Но прежде всего я хотел бы извиниться. Я был груб с вами и вел себя, как вздорный мальчишка.

 – Скорее, как упрямый.

 – Возможно. Согласен, как упрямый.

 – Ну, что ж, будем считать, что все осталось в прошлом. – Эйбра взяла бокал вина и подняла его. – Я сама открыла бутылку, надеюсь, вы не против.

 – Нет, конечно. Во-вторых, большое вам спасибо. Я сказал, что чувствую себя превосходно, но я не пояснил, что уже не помню, когда в последний раз мне было так хорошо.

 Выражение лица Эйбры смягчилось. Жалость могла бы заставить его вновь закрыться, но сочувствие вызвало принципиально иную реакцию.

 – Да, Эли, жизнь на самом деле может быть чудесной. Допейте воду, чтобы восполнить недостаток жидкости и чтобы очистить организм от токсинов. Завтра, скорее всего, у вас будут болеть мышцы. Я, что называется, довольно глубоко копнула. Хотите бокал вина?

 – Да, с удовольствием.

 – Ну, тогда сядьте. Постарайтесь насладиться свободой. Вам придется дважды в неделю проходить сеансы массажа, пока мы не справимся с вашим стрессом по-настоящему. Потом можно будет ограничиться еженедельным сеансом или даже одним разом в две недели, если каждую неделю будет слишком часто для вас.

 – Мне тяжело с вами спорить, потому что сейчас я нахожусь почти в трансе.

 – Ну, и прекрасно. Я напишу время своих визитов у вас на календаре, чтобы вы знали, когда я буду приходить к вам. Посмотрим, как у нас пойдет.

 Эли сел, сделал глоток вина. Вкус оказался божественным.

 – Кто вы такая?

 – О, это очень долгая история. Когда-нибудь я вам обязательно расскажу, если мы, конечно, подружимся.

 – Вы стирали мое нижнее белье и делали мне голому массаж и все-таки полагаете, что мы еще недостаточно подружились?

 – Это всего лишь моя работа.

 – Вы готовите еду для меня. – Он кивком указал на плиту. – Кстати, что это там?

 – Где?

 – На плите.

 – На плите очень хороший и очень питательный суп: овощи, бобовые, ветчина. Не слишком острый, я ведь пока не знаю вашего вкуса. А вот это… – Она повернулась, открыла духовку. Оттуда дохнуло приятным насыщенным ароматом, от чего у Эли чуть не потекли слюнки. – Мясной пирог.

 – Вы приготовили мясной пирог?

 – С картошкой, морковью и зелеными бобами. Очень мужская еда. Вас не было два часа. Должна же я была как-то развлекаться.

 – Два… два часа?

 Она рассеянно махнула на часы, расставляя тарелки на столе.

 – Вы меня пригласите к обеду?

 – Да, конечно. – Эли уставился на часы, затем снова перевел взгляд на Эйбру. – Вы же приготовили мне мясной пирог.

 – Эстер составила для меня список. Мясной пирог был в первой тройке ваших предпочтений. Кроме того, мне показалось, что немного мяса вам в вашем состоянии не помешает. – Она начала выкладывать еду на тарелки. – И вот еще что. Заранее хочу предупредить вас, что не допущу никакого кетчупа.

 – Слушаю и повинуюсь.

 – И еще одно условие. – Она застыла с тарелкой на определенном расстоянии от стола.

 – Если оно не является нарушением закона, то могу вам гарантировать, что приму его в обмен на мясной пирог.

 – Нам разрешается беседовать о книгах, фильмах, искусстве, моде, увлечениях и о каких угодно абстрактных вещах. Но ничего личного. По крайней мере, не сегодня вечером.

 – Договорились.

 – Ну, тогда приступим.