• Чесапикский залив, #2

16

 В легком ветерке не было и намека на дождь. Небо напоминало ослепительно-синюю чашу, перевернутую вверх дном. Только у одной птицы к концу жаркого дня хватило сил на пение, и она, как безумная, выводила свои трели.

 Грейс нервничала, как девчонка перед первым школьным балом. Нервничала? Пожалуй, ни одна школьница никогда не дергалась так, как она сейчас.

 Причесываясь, она переживала, что бог не дал ей таких длинных блестящих кудрей, как Анне, экзотичной и сексуальной в своей цыганской красоте.

 Ну, на нет и суда нет, решительно остудила себя Грейс. Зато простая короткая стрижка открывает прелестные золотые сережки, одолженные у Джулий.

 Джулия не меньше Грейс суетилась и переживала из-за — как она называла его — Главного свидания и, перебрав содержимое шкафа Грейс, естественно, все забраковала. Глупо, конечно, было поддаваться уговорам, хотя нельзя сказать, что Джулия так уж сильно тянула ее в универмаг, честно признала Грейс. Просто она так долго ничего не покупала ради удовольствия и несколько часов, проведенных в отделах женской одежды, чувствовала себя такой молодой и беззаботной! Как будто самое важное в жизни — найти подходящий наряд.

 Конечно, она не имела права покупать новое платье, даже на распродаже… но не смогла удержаться. Только один этот крохотный каприз, только одна эта маленькая роскошь, уговаривала она себя. В этот особенный вечер ей так отчаянно хотелось надеть что-то новенькое.

 Грейс мечтала об изысканном и сексуальном черном платье с тоненькими бретелями и узкой юбкой. Или о дерзком красном с глубоким декольте. Но они совершенно не подошли ей, на что она, в общем-то, и не надеялась.

 Ничего удивительного, что простенькое зеленовато-голубое платье уценили. На вешалке оно выглядело таким невзрачным, но Джулия заставила примерить его и не ошиблась.

 Простое платье, без всяких портновских изысков, оно заиграло на Грейс, выгодно оттеняя и фигуру, и лицо.

 Глядя в зеркало, Грейс провела кончиком пальца по краю низкого декольте. Господи, благодаря бюстгальтеру, который опять же заставила купить Джулия, у нее даже появилась ложбинка между грудями!

 Грейс наклонилась поближе к зеркалу. Она сделала все, что велела Джулия, одалживая ей свой косметический набор. Глаза теперь казались больше и выразительнее. Удалось даже замаскировать следы усталости. Ночью она почти не сомкнула глаз, но совершенно не чувствовала себя усталой. Наоборот, была возбуждена и полна энергии.

 Ее рука замерла над образцами духов, подаренных им в косметическом отделе. Вспомнились слова Анны о том, что не стоит менять аромат, к которому привык Этан. Выбрав флакончик старых духов Грейс закрыла глаза, представляя, как его губы касаются ее здесь, и здесь, и здесь…

 Словно грезя наяву, она взяла вечернюю сумочку цвета слоновой кости, тоже одолженную у Джулии, проверила содержимое. Как давно она выходила куда-то с такой маленькой сумочкой? Еще до рождения Обри. Как странно заглянуть в сумку и не увидеть ни одной из дюжины привычных детских вещей. Ни подгузников, ни бутылочек, только чисто женские вещицы. Маленькая пудреница, на которую она разорилась, тюбик губной помады, которой она так редко пользовалась, ключ от дома, несколько аккуратно сложенных купюр и носовой платок, не измятый и не испачканный от бесконечного вытирания липкого детского личика.

 От одного взгляда на все эти предметы Грейс почувствовала себя настоящей женщиной. А когда ее ноги скользнули в вечерние босоножки на совершенно непрактичных высоких каблуках… О, об оплате счета она поволнуется позже, когда он придет, а пока… Грейс закружилась перед зеркалом, с восторгом глядя, как летит за ней легкая юбка платья.

 Услышав шум мотора, Грейс метнулась к парадной двери, но на полдороге заставила себя остановиться. Нет, она не бросится к двери, как нетерпеливый щенок. Она будет ждать здесь, пока Этан не постучит. И пока не успокоится ее сердце.

 Только когда он постучал, ее бедное сердце все еще грохотало в ушах. Грейс глубоко вздохнула и, улыбаясь, медленно подошла к двери.

 Этан, как зачарованный, смотрел на нее сквозь противомоскитную сетку.

 Он помнил, как она шла к двери в тот вечер, когда он впервые остался у нее. Она казалась тогда такой прелестной, такой одинокой в колеблющемся свете свечей.

 Но сегодня она выглядела… Он не находил слов. Она вся сияла: кожа, волосы, глаза. Он сразу почувствовал себя неуклюжим, недостойным ее. Он хотел поцеловать ее, чтобы убедиться в ее реальности, и боялся прикоснуться к ней.

 Когда Грейс открыла дверь, Этан отступил, робко взял ее протянутую руку.

 — Ты выглядишь совсем другой.

 Грейс улыбнулась. Да, не очень романтично.

 — Я старалась.

 Она захлопнула за собой дверь, и Этан повел ее к пикапу, до смерти сожалея, что не взял материнский «Корвет».

 — Грузовик не подходит этому платью.

 — Он подходит мне. — Грейс аккуратно подобрала юбку. — Этан, может, я и выгляжу иначе, но я та же самая.

 Она удобно устроилась на сиденье предвкушая самый прекрасный вечер в своей жизни.

 Когда они приехали в Принцесс-Анн, солнце еще стояло довольно высоко. Выбранный Этаном ресторан занимал первый этаж старинного дома. Реставраторы сохранили парящие потолки и высокие узкие окна. На столах, покрытых льняными белоснежными скатертями, ждали заката незажженные свечи, по залу сновали официанты в черных пиджаках и бабочках. Посетители разговаривали приглушенными голосами, как в церкви. И в этой тишине звонко цокали каблучки Грейс, когда метрдотель вел их к заказанному столику.

 Она хотела запомнить каждую деталь. Маленький столик, уютно поставленный у окна, морской пейзаж на стене за спиной Этана. Дружелюбные искорки в глазах официанта, когда он предложил им меню.

 Но больше всего она хотела запомнить Этана. Его спокойную улыбку, его ласковые глаза, то, как его пальцы касались ее пальцев.

 — Ты хочешь вина? — спросил он. Вино, свечи, цветы.

 — Да, с удовольствием.

 Этан открыл и внимательно изучил карту вин. Он знал, что Грейс предпочитает белое, и одно-два названия показались знакомыми. Филип всегда держал в холодильнике пару бутылок, хотя один Бог знает, зачем здравомыслящему человеку платить за выпивку столько денег.

 Искренне благодарный за то, что вина пронумерованы и не придется произносить название по-французски, Этан сделал заказ и с удовлетворением заметил, что его выбор одобрен официантом.

 — Проголодалась?

 — Немного, — ответила Грейс, размышляя, сможет ли проглотить хоть одну крошку. — Так чудесно просто сидеть здесь с тобой.

 — Я должен был раньше додуматься.

 — Все нормально. У нас так мало времени на развлечения.

 — Можем выкраивать иногда пару, часов. — И не так уж все это страшно, понял он. Совсем неплохо носить галстук, ужинать в шикарном ресторане, когда напротив сидит Грейс. — Ты выглядишь отдохнувшей.

 — Отдохнувшей? — Она рассмеялась, и он неуверенно улыбнулся в ответ. Ее пальцы ласково сжали его руку. — О, Этан, я тебя обожаю.

 Когда солнце подкатилось почти к самому горизонту, на столах зажгли свечи. Вино было превосходным, еда действительно великолепно приготовлена и красиво оформлена. Этан рассказывал о том, как продвигается постройка яхты, и о новом контракте, с блеском заключенном Филипом.

 — Как чудесно. Трудно поверить, что вы начали дело только весной.

 — Я давно мечтал об этом. Продумывал все детали.

 — «Естественно, — подумала Грейс. — Это в его характере».

 — И ты воплотил свою мечту в жизнь. У вас все получается. Я много раз хотела заглянуть на вашу верфь.

 — Почему же не заглянула?

 — Раньше… Я ужасно нервничала, если слишком часто видела тебя. — Как же приятно говорить ему это, смотреть, как меняется выражение его глаз, когда он слышит ее слова. — Я боялась, что ты поймешь мой чувства… как мне хочется коснуться тебя, как хочется, чтобы ты касался меня.

 Его взгляд стал именно таким, как ей хотелось. Глаза засверкали, стали бездонными.

 — Я приказывал себе держаться от тебя подальше, — признался он.

 — Я рада, что ты перестал выполнять этот приказ.

 — Я тоже. — Он поднес ее руку к своим губам. Поцеловал, может, заглянешь на днях на верфь, и я буду смотреть на тебя…

 Она подняла голову:

 — Может быть, загляну.

 — Ты могла бы заглянуть днем и… — Его большой палец лениво путешествовал по суставам ее пальцев, оставляя за собой теплый след, — принесла бы жареных цыплят.

 Как давно она не смеялась так беспечно!

 — Теперь я понимаю, почему тебя тянет ко мне.

 — Да. Цыплята перевесили чашу весов. Красивое личико, глаза морской богини, длинные ноги, мелодичный смех — это все ерунда для настоящего мужчины. Но стоит прибавить сковородку жареных цыплят, и — щелк! — оказывается, ты чертовски богат.

 Польщенная, восхищенная Грейс покачала головой:

 — Даже не подозревала, что ты поэт.

 Этан взглянул на ее лицо и впервые в жизни пожалел, что не умеет слагать оды.

 — Тебе нужна поэзия, Грейс?

 — Мне нужен ты, Этан. Такой, какой ты есть. — С довольным вздохом Грейс обвела взглядом зал ресторана. — И если иногда выпадет такой вечер, как сегодняшний… — она взглянула на него и улыбнулась, — доказывается, ты чертовски богата.

 — Похоже, я не зря старался, но я счастлив где угодно, если ты рядом.

 — Давным-давно — мне кажется, что это было давным-давно, — я мечтала о любви. Представляла, как все будет. Но реальность оказалась гораздо лучше фантазий, Этан.

 — Я хочу, чтобы ты была счастлива.

 — Невозможно быть счастливее. Мне пришлось бы раздвоиться, чтобы впитать больше счастья. — Она наклонилась к нему. — И тогда тебе пришлось бы справляться с двумя Грейс.

 — Мне нужна только одна. Не хочешь пройтись?

 — Ее душа воспарила до небес. Неужели сейчас?

 — Да. Очень хочу.

 Когда они вышли на тихую улицу, дома и деревья отбрасывали длинные тени в последних солнечных лучах; Темнеющее небо дрожало в знойной дымке. Из-за легкого облачка выплыла луна. «Неполная, всего лишь три четверти, — заметила Грейс, — но это не имеет значения». Зажглись уличные фонари. Этан остановился на границе света и тени, обнял ее и поцеловал долгим нежным поцелуем, чувствуя, как дрожит ее тело.

 — Я люблю тебя, Грейс, — сказал он, надеясь успокоить ее… и себя.

 Ей казалось, что сердце подпрыгнуло к горлу. Она задохнулась. Звезды, замерцавшие над головой, как крохотные бриллианты, ослепили ее.

 — Я люблю тебя, Этан, — прошептала она, закрыла глаза и замерла в счастливом предвкушении.

 — Нам пора возвращаться.

 Не этих, слов она ждала. Ее глаза распахнулись, изумленные, обиженные.

 — Да, ты прав.

 «Какая же я глупая, — подумала Грейс, когда они шли к пикапу. — Такой осторожный, такой основательный мужчина, как Этан, не станет делать предложение на улице. Он подождет, пока мы не вернемся домой и уложим Обри, пока Джулия не уйдет к себе».

 Он дождется, когда они останутся наедине, в знакомой обстановке. Ну, конечно, так все и будет.

 Этан завел мотор, Грейс повернулась к нему и просияла в улыбке:

 — Спасибо. Это был изумительный ужин.

 Лунный свет — точно, как Грейс себе представляла, — лился в окно, лаская спящую в кроватке Обри. Малышка видит счастливые сны. А утром и она, и все они будут еще счастливее. Они сделают важный шаг к тому, чтобы стать семьей. Все изменится. Этан станет отцом ее дочки, любящим и заботливым отцом.

 Очень скоро они будут укладывать Обри вместе. Будут рядом стоять у кроватки, глядя на другое спящее дитя. Этан столько может дать ей, а она — ему.

 Перед ними расстилается длинная счастливая жизнь…

 Грейс вышла в гостиную. Этан стоял спиной к ней, уставившись на парадную дверь. Неужели он уже уходит? Ее охватила паника. Нет, только не сейчас. Он же еще не…

 — Ты не хочешь выпить кофе? — поспешно спросила она, чуть не сорвавшись на крик.

 — Нет, спасибо. — Он обернулся. — Обри спит?

 — Да, все в порядке.

 — Она так похожа на тебя.

 — Ты так думаешь?

 — Особенно когда улыбается. Грейс…

 Этан умолк. Грейс пристально смотрела на него сверкающими в полутьме глазами. На мгновение он поверил, что прошлое не имеет значения, что оно ослабило хватку и отпустило его. Они смогут создать семью, они трое. У них есть будущее. Счастливые дни и тихие, спокойные ночи в этом кукольном домике.

 — Я хочу остаться. Я хочу быть с тобой сегодня, если ты не возражаешь.

 — Нет, конечно, не возражаю. Я очень хочу, чтобы ты остался. — Ей показалось, что она поняла: он сначала хочет показать, как любит ее, — и Грейс протянула ему руки: — Идем, Этан.

 Он смотрел, как лунный свет мерцает на ее коже, любовался точеными чертами ее лица.

 Он был так нежен, с такой томительной медлительностью ласкал ее, пока ее тело не задрожало, изогнувшись в оргазме. Грейс уже знала, что его желания могут быть яростными, неукротимыми, и его нежность, его чуткость доводили ее до слез. Она купалась в его любви, согревалась в ней, словно качаясь на ласковых морских волнах, тонула в этой бездонной пучине всепоглощающей любви.

 Когда Этан скользнул в нее, когда они соединились, его губы вернулись, к ее губам, поглощая каждый вздох. Она целовала еще, пытаясь удержаться на этой недоступной вершине, пока он не напрягся и они медленно и сладостно не покатились с обрыва вместе.

 Потом Грейс свернулась калачиком рядом с ним, и Этан ласково гладил ее. Сейчас, думала она, засыпая. Сейчас, когда они оба еще купаются в отблесках любви, он сделает ей предложение.

 В этом сладостном ожидании она и уснула.

 Ему было десять лет. Мать снова избила его. Все его тело, покрытое синяками и ссадинами, превратилось в клубок ослепительной боли. Она никогда не била его по лицу. Она быстро поняла, что большинству клиентов не нравятся «фонари» вокруг глаз и разбитые губы. Подпорченный товар.

 Она почти перестала пользоваться кулаками. Обнаружила, что ремень или щетка для волос более действенны. Ей нравились тонкие круглые щетки, похожие на ощетинившихся ежей. Когда она впервые избила его щеткой; он чуть не сошел с ума от боли и, защищаясь, разбил ей губу в кровь. Она избивала его, пока он не провалился в спасительную бездну обморока.

 Он не мог тягаться с ней и знал это. Она была крупной, сильной женщиной. А когда напивалась, то становилась еще сильнее и безжалостнее. Ни мольбы, ни слёзы не помогали, так что он перестал умолять и плакать. Побои небыли так ужасны, как то, другое. Ничто не было так ужасно, как то, другое.

 Когда она продала его в первый раз, то получила двадцать долларов. Он знал сколько; потому что она сказала ему и пообещала дать два доллара, если он не поднимет шума. Он не понимал, о чем она говорит. Тогда не понимал. Не понимал до тех пор, пока она не оставила его в темной спальне с каким-то мужчиной.

 И даже тогда не сразу понял. Когда большие потные лапы схватили Этана, страх ослепил, оглушил его. Он кричал так же громко и пронзительно, как ужас и стыд визжали внутри его. Он визжал, пока крики не превратились в хныканье.

 И даже боль изнасилования не смогла вырвать из его горла новый крик.

 Она даже дала ему потом обещанные два доллара. Он сжег их в грязной раковине в омерзительной ванной комнате, воняющей его собственной рвотой. Он смотрел, как чернеют и корчатся две долларовые бумажки. И его ненависть к ней была такой же жгучей и черной.

 Глядя в грязное зеркало на свои ввалившиеся глаза, он пообещал себе, что, если она снова продаст его, он ее убьет.

 — Этан. — Грейс вскочила на колени и затрясла его за плечи. Его кожа была холодной как лед, тело напряглось и дрожало мелкой дрожью. «Как землетрясение, как готовый взорваться вулкан», — подумала она.

 Издаваемые им звуки разбудили ее, ворвавшись в ее сон видением хищника, пойманного в капкан.

 — Этан.

 Его глаза распахнулись, но они были невидящими, безумными. На мгновение Грейс испугалась, что ярость, кипящая в нем, вырвется и сметет ее.

 — Тебе снился кошмар. — Грейс была уверена, что этих слов хватит, чтобы вернуть Этана, ее Этана. — Теперь все хорошо. Это был просто сон.

 Он слышал свое хриплое дыхание. Это был не просто сон. Это было возвращение в прошлое, чего с ним не происходило уже много лет. Но результат остался тем же. Тошнота свернулась в желудке, кровь стучала в висках, голова разрывалась от пронзительных мальчишеских криков. И ласковые руки, поглаживающие его плечи, не помогали. Этан содрогнулся.

 — Я в порядке, — прохрипел он, но Грейс поняла, что он лжет.

 — Я принесу тебе воды.

 — Нет, не надо, все в порядке. — Никакая вода на свете не сможет успокоить эту тошноту. — Ложись.

 — Этан, ты весь трясешься.

 Сейчас, сейчас он перестанет трястись. Он сможет. Все, что нужно, — немного времени и сосредоточенности. Он увидел страх, мелькающий в ее расширившихся глазах, и чуть не задохнулся от бешенства. Как он посмел! Как он посмел принести даже воспоминание о том кошмаре в ее постель!

 Боже милостивый, как он мог поверить, как мог убедить себя, что у него, у них есть будущее?

 Этан заставил себя улыбнуться.

 — Наверное, испугался во сне, вот и все. Прости, что разбудил тебя.

 Грейс немного успокоилась, потому что действительно его глаза прояснились. Она увидела, что Этан, ее Этан вернулся.

 — Должно быть, что-то очень ужасное. Мы оба испугались.

 — Должно быть. Я не помню. — «Еще одна ложь», — подумал он. Но у него уже не было сил даже злиться на себя. — Ну, хватит, ложись. Теперь все в порядке.

 Грейс прижалась к нему, надеясь успокоить, положила ладонь на его сердце. Оно все еще бешено колотилось.

 — Просто закрой глаза — прошептала она, как шептала обычно дочке. — Закрой глаза, Этан, и держись за меня. Думай обо мне, и я тебе приснюсь.

 — Дай-то бог.

 Он закрыл глаза, пытаясь забыть обо всем, кроме Грейс.

 Когда Грейс проснулась, Этана не было в ее постели, в ее ванной комнате, в ее домике. Она попыталась убедить себя в том, что не должна чувствовать такого жуткого разочарования. Он просто не хотел тревожить ее так рано, поэтому и не попрощался перед уходом.

 Солнце взошло, и он наверняка уже в заливе, а у нее еще есть несколько минут до пробуждения Обри.

 Грейс встала, накинула халатик, прошлепала босиком в кухню варить кофе, потом вышла на свою крохотную веранду.

 Если подумать, она разочарована вовсе не тем, что Этан ушел, не разбудив ее и не попрощавшись. Просто она была так уверена, что он сделает ей предложение. Все признаки были налицо, но она так и не услышала решающих слов.

 Этан не последовал придуманному ею сценарию. Сегодня утром они должны были начать новую жизнь. Она представляла, как побежит к Джулии поделиться своей радостью, как позвонит Анне и, захлебываясь от счастья, попросит совета в подготовке свадьбы.

 Как расскажет новости маме.

 Как объяснит все Обри.

 А вместо всего этого ей предстоит обычное утро. «После изумительной ночи, — упрекнула она себя. — Чудесной ночи». Она не имеет права жаловаться. Не имеет права злиться ни на себя, ни на него.

 Грейс вернулась в кухню, налила себе первую чашку кофе и… не удержалась от улыбки.

 Дурочка! Какая же она дурочка! Забыла, с кем имеет дело. Это же Этан Куин. Это же мужчина, который, по его собственному признанию, ждал почти десять лет, прежде чем осмелился поцеловать ее! С такой скоростью пройдет еще лет десять, прежде чем он подумает о свадьбе.

 И они до сих пор не сдвинулись бы с места, если бы она — ну, чего уж тут кривить душой — не проявила инициативу. Вот так: просто и ясно. Она сама ему навязалась. И у нее не хватило бы смелости, если бы Анна не подтолкнула ее.

 Цветы, вспомнила Грейс и, обернувшись, улыбнулась подаренным Этаном цветам, ярким и словно излучавшим надежду. Ужин при свечах. Прогулка при луне. Долгие нежные ласки. Да, он ухаживает за ней… и будет продолжать свои ухаживания, пока она не сойдет с ума в ожидании его следующего шага.

 Но таков Этан, и вдумчивость, неторопливость — качества, которыми она восхищается в нем не меньше, чем всеми остальными.

 Грейс закусила губу. Почему именно Этан должен сделать следующий шаг? Почему бы ей не поторопить события? Джулия говорила, что мужчины любят, когда женщины берут инициативу в свои руки. И разве Этану не понравилось, что она наконец набралась храбрости и попросила его о любви?

 Она сама может за ним поухаживать, не так ли? И ускорить события. Видит бог, она прекрасно умеет составлять планы и следовать им, не выбиваясь из графика.

 Только надо набраться смелости. Грейс затаила дыхание. Ей придется найти в себе смелость сделать ему предложение, но она ее обязательно найдет!

 Кэм пытался придумать название раскаленной едкой смеси, которой дышал, но ничего приличного в голову не приходило. Он работал под палубой, терпеливо отделывая каюту, пока удушье не выгнало его наверх глотнуть не то чтобы прохладного, но не такого обжигающего воздуха.

 Лакируя корпус, Этан, как и Кэм, изнемогал от жары. Пот заливал глаза, ручьями стекал по обнаженной груди и спине.

 — Чтобы лак высох при такой влажности, понадобится не меньше недели, — заметил Кэм, вылезая на палубу.

 — Приличный шторм не помешал бы. — Этан редко жаловался на условия труда, тем более что жаловаться было некому. Здесь, как и в заливе, он работал на себя.

 — Тогда помолимся о хорошем шторме. — Кэм схватил бутылку и стал жадно пить прямо из горлышка.

 — Некоторым духота действует на нервы, как я посмотрю.

 — Я не нервничаю. Мне просто жарко. Где парень?

 — Я послал его за мороженым.

 — Отличная идея. Я мог бы искупаться в мороженом. Там, внизу, совсем нет воздуха.

 Этан кивнул. В такую погоду возиться с лаком достаточно противно, но работать в крохотной каюте, куда не достают воздушные потоки, разгоняемые огромными вентиляторами, закрепленными под потолком, все равно что жариться в аду.

 — Хочешь переключиться на что-нибудь другое?

 — Я вполне способен выполнять свою чертову работу.

 Этан пожал потными плечами:

 — Как хочешь.

 Кэм стиснул зубы, затем раздраженно произнес:

 — Ладно, ладно, я нервничаю. Мои жареные мозги не перестают задавать один и тот же вопрос: получила ли та уличная кошка письмо Анны?

 — Должна была. Письмо отправили во вторник, как только почта открылась после праздников, Сегодня пятница.

 — Черт побери, Этан, я знаю, какой сегодня день. — Кэм раздраженно смахнул пот с лица и хмуро уставился на брата. — Неужели ничто не может лишить тебя самообладания?

 — Мои переживания ничего не изменят. Глория все равно сделает то, что задумала. — Этан скосил глаза на Кэма. — И тогда мы с ней разберемся.

 Кэм заметался по палубе, забыв о жаре и усталости.

 — Я никогда не понимал, как ты можешь — оставаться таким спокойным, когда все катится в ад.

 — Я долго практиковался, — пробормотал Этан, продолжая лакировать корпус.

 Кэм повел плечами, разминая затекшие мышцы. Черт побери! Если он немедленно что-нибудь не придумает, то совсем свихнется.

 — Как прошло великое свидание?

 — Нормально.

 — Этан, я что, должен вытягивать подробности клещами?

 Легкая улыбка скривила губы Этана.

 — Ну, мы отлично поужинали. Пили французское вино, которое так обожает Фил. Вполне приличное, но не понимаю, из-за чего столько шума.

 — А потом провел великолепную ночь?

 Этан на секунду поднял глаза, увидел широкую ухмылку Кэма и решил ответить в том же духе:

 — Да… А ты?

 Кэм от души расхохотался. Болтовня не остудила его, но отвлекла от гнетущих мыслей.

 — Черт побери, братишка, Грейс — лучшее, что случилось с тобой, я имею в виду не только секс, хотя ты явно приободрился в последние дни. Эта женщина — именно то, что тебе нужно.

 Этан бросил работу и почесал зудящий от пота живот.

 — Почему?

 — Потому что она надежна, как скала, красива, как картинка, терпелива, как Иов, а ее оптимизма вам вполне хватит на двоих. Думаю, очень скоро мы снова будем украшать двор к свадьбе.

 Пальцы Этана вцепились в кисть.

 — Кэм, я не собираюсь жениться на ней.

 Кэма потрясли не сами слова, а тон, которым они были произнесены. Полное, безнадежное отчаяние.

 — Выходит, я ошибся, — медленно сказал он. — По тому, как продвигались ваши отношения, я решил, что ты настроен серьезно.

 — Я очень серьезен во всем, что касается Грейс. — Этан макнул кисть в ведерко с лаком, уставился на золотистые капли. — Но я не думаю о браке.

 В других обстоятельствах Кэм не стал бы развивать эту тему. Просто отошел бы; пожав плечами: мол, твое дело, братишка. Однако он слишком хорошо знал Этана, слишком сильно любил его, чтобы отмахнуться от его боли, а потому присел на корточки и посмотрел ему в глаза.

 — Я тоже не думал, — прошептал он. — Одна мысль о браке пугала меня до смерти. Но когда в твою жизнь входит твоя единственная женщина, гораздо: страшнее отпустить ее.

 — Я знаю, что делаю.

 Упрямый взгляд Этана не остановил Кэма.

 — Ты всегда так уверен в себе. Надеюсь, ты прав и на этот раз. И дай бог, чтобы это не имело отношения к мальчишке с глазами мертвеца, которого мама с папой как-то привели домой. К тому мальчишке, что каждую ночь просыпался с дикими криками.

 — Не возвращайся туда, Кэм.

 — Это ты туда не возвращайся. Мама с папой этого не заслужили. — Это не имеет к ним никакого отношения.

 — Это имеет к ним самое непосредственное отношение. Послушай…

 — Эй, это дерьмо уже тает! — заорал вбежавший с мороженым Сет.

 Кэм тихо выругался, выпрямился и скорее по привычке хмуро уставился на Сета:

 — Разве я не велел тебе найти замену для слова «дерьмо»?

 — Ваше любимое слово, — возразил Сет, перекидывая пакет с мороженым с руки на руку.

 — Это не обсуждается.

 Вытряхивая стаканчики в ящик-холодильник, Сет вступил в рутинную перепалку:

 — Почему?

 — Потому что, если ты не перестанешь ругаться, Анна свернет мне шею. А если она свернет шею мне, приятель, то я сверну шею тебе.

 — Ой, ой, ой, как страшно.

 — Между прочим, зря хорохоришься.

 Кэм и Сет привычно переругивались, а Этан сосредоточился на лакировке корпуса, постепенно отключаясь от их голосов и от своего несчастья.