Северное сияние

 — Шеф. — Пич протянула ему сладкую плюшку и чашку кофе, едва он вошел.

 — Если ты не бросишь печь, я скоро в кресле не помещусь.

 — Чтобы на тебе мяса нарастить, одними булочками не обойдешься. К тому же это взятка. Хочу завтра на часок отпроситься среди дня. Я в комитете по празднованию Первого мая. День труда как-никак. Завтра у нас заседание, будем парад обсуждать.

 — Парад?

 — Да. Он отмечен у тебя в календаре. Времени, между прочим, не так много осталось.

 «Май», — подумал он. Утром он играл с собаками у Мег во дворе. По щиколотку в снегу.

 — Это будет Первого мая?

 — Независимо от погоды мы всегда проводим парад. Идет школьный оркестр. Индейцы в костюмах играют на национальных инструментах. Все спортивные команды. Школа танцев Долли Мэннерс. У нас больше участников, чем зрителей. Но будут туристы, со всего света съедутся, представь себе.

 Она увлеченно колдовала над букетом искусственных нарциссов.

 — Это веселый праздник, а в последние два года мы стали еще и рекламу давать. В этом году совсем развернулись, прессу привлекли. Чарлин размещает эту рекламу на сайте «Приюта» и предлагает специальный пакет услуг. А Хопп еще заставила нас дать рекламу в паре журналов.

 — Как у вас все серьезно.

 — Кроме шуток. Это мероприятие на весь день. А вечером — костер и танцы. Если погода подведет — переместимся в «Приют».

 — И костер разведете в «Приюте».

 Она ущипнула его за локоть.

 — Нет, только музыку заведем.

 — Я понял. Считай, что ты отпросилась.

 «Парад», — подумал Нейт. В «Приюте» все номера заняты, еда идет нарасхват, в Угловом полно покупателей — охотятся за работами местных художников и ремесленников. Больше денег, больше работы банку, заправочной станции.

 И все это может оказаться под угрозой из-за слухов об убийстве.

 Вошел Отто.

 — Ты разве не выходной?

 — Выходной.

 Взгляд у Отто был недовольный, но Нейт продолжил в шутливом тоне:

 — За плюшками заскочил?

 — Нет. — Отто достал большой конверт. — Я тут написал, где был и чем занимался в феврале восемьдесят восьмого. А еще в ночь убийства Макса и в тот вечер, когда Юкона зарезали. Решил, лучше представлю все в письменном виде, чем ты меня допрашивать станешь.

 — Может, в кабинет пройдем?

 — Да не стоит. Я ведь не против. — Он надул щеки. — Ну, если только самую малость. Но так проще, чем на вопросы отвечать. Не сказать, чтобы у меня на эти три случая было надежное алиби, ну да я тут все написал.

 Нейт отложил булочку и взял в руки конверт.

 — Спасибо, Отто.

 — Ну вот… Теперь я поехал на рыбалку.

 В дверях он столкнулся с Питером.

 — Вот черт! — проворчал Нейт.

 — Ну, ты попал. — Пич дружески пихнула его в бок. — Но, кто бы что ни говорил, ты должен делать свое дело. Пускай себе обижаются.

 — Правильно.

 — А что… — Питер переводил взгляд с одного на другого. — С Отто какие-то проблемы?

 — Надеюсь, что нет.

 Питер хотел спросить что-то еще, но Пич остановила его взглядом.

 — Я опоздал, шеф, потому что к нам сегодня мой дядя приехал. Специально — сообщить, что к северу от города, на Безнадежном ручье, кто-то поселился. Там старая сторожка сохранилась. Похоже, кто-то ее облюбовал. Никто бы и внимания не обратил, да дядя говорит, он вроде к нему в амбар залез. Тетка обнаружила пропажу кое-каких продуктов. Прежде чем ехать, дядька поехал с утра проверить. Так этот тип вышел на него с дробовиком, велел не вторгаться в его владения. Поскольку дядя с дочкой был — вез ее в школу, это моя кузина Мэри, — то он того мужика урезонивать не стал.

 — Хорошо. Мы его сами урезоним. — Нейт отставил нетронутый кофе, конверт с показаниями Отто отложил в сторону и направился к оружейному шкафу. Взял два ружья и патроны.

 — На случай, если слова не подействуют, — пояснил он Питеру.

 Солнце светило ярко. Казалось невероятным, что всего несколько недель назад ехать пришлось бы в темноте. Параллельно дороге вилась река, она вся очистилась ото льда и своей голубизной являла резкий контраст с пока еще белыми берегами. На фоне неба внушительными монументами высились горы.

 На километровом столбе сидел орел и словно охранял раскинувшийся за ним лес. Страж в золотых доспехах.

 — Давно эта сторожка пустует?

 — Вообще не помню, чтобы в ней кто-то жил. Развалюха, да к тому же стоит на самом берегу, так что каждую весну ее заливает. Периодически туристы в ней ночуют. Ну и молодежь иной раз забредает — сами понимаете зачем. Труба цела, и печь есть. Правда, дымит невозможно.

 — То есть ты туда тоже забредал — сам понимаешь зачем.

 Питер улыбнулся. Щеки залила краска.

 — Раз или два. Я слышал, ее когда-то двое чужаков построили. Хотели жить на той земле, золото в ручье мыть. Решили, что будут жить натуральным хозяйством, а через год уже озолотятся. Скваттеров из них не получилось.

 Один зимой замерз насмерть, другой от одиночества умом тронулся. Подозревали, он своего погибшего приятеля съел.

 — Ну и дела!

 — Да врут небось. Но когда девчонку туда ведешь — романтики вроде прибавляется.

 — Да уж, в самом деле романтика…

 — Вот здесь поворот, — показал Питер. — Дорога плохая.

 Это было мягко сказано. Пошли буераки и колдобины, дорога была узкая, да и не дорога вовсе — колея в снегу.

 Сквозь заросли солнце едва пробивалось. Они ехали в полумраке по тоннелю, с издевательской небрежностью пробитому какими-то снежными демонами.

 Нейт поджал язык, чтобы не прикусить, когда в очередной раз тряхнет, и крепко вцепился в руль.

 Поляной он бы это называть не стал. Ветхое бревенчатое сооружение примостилось на обледенелом берегу жалкого ручья, в небольшой вырубке среди ивняка и хилого ельника. Блоки из шлакобетона служили опорой длинному покосившемуся крыльцу.

 Перед сторожкой стоял старый джип с калифорнийскими номерами.

 — Питер, позвони Пич, пусть номера пробьет.

 Пока Питер говорил в рацию, Нейт размышлял. Из трубы выбивался робкий дымок. А на шесте возле входа висела какая-то дичь.

 Нейт расстегнул кобуру, но пистолет вынимать пока не стал.

 — Ну, это уже слишком! — Дверь хижины распахнулась. В полумраке в проеме возник мужчина с дробовиком.

 — Я — Бэрк, начальник полиции Лунаси. Попрошу вас опустить ружье.

 — А мне плевать, кто вы и что вы там просите. Знаю я ваши фокусы, мерзкие гады. От пришельцев только и жди подлянки. Я с места не двинусь.

 «Пришельцы, — подумал Нейт. — Отлично».

 — Силы пришельцев в этом секторе разгромлены. Вам никто и ничто не угрожает. Но мне нужно, чтобы вы опустили оружие.

 — Это вы так говорите. — Он выставил вперед ногу. — Откуда мне знать, что вы не из этих?

 Тридцать с небольшим, прикинул Нейт. Пять футов десять дюймов, сто пятьдесят фунтов веса. Волосы каштановые. Глаза безумные, цвет отсюда не определишь.

 — У меня есть удостоверение, с печатью. Все, как полагается. Если опустите ствол, я вам его покажу.

 — Удостоверение? — Он смутился и опустил дуло на дюйм.

 — Выдано Земным подпольем, — с серьезным видом подтвердил Нейт. — В наши дни осторожность не помешает.

 — У них даже кровь синяя. Вы бы видели! В прошлый раз, как они на меня напали, я двоих уложил.

 — Двоих? — Нейт изобразил восхищение. Ружье опустилось еще на дюйм. — С вас надо снять показания. Поедем к командованию, зафиксируем ваш доклад.

 — Нельзя допустить, чтобы они взяли верх.

 — Не допустим.

 Дуло теперь смотрело в землю, Нейт сделал шаг вперед.

 Все произошло слишком быстро. Это всегда бывает слишком быстро. Он слышал, как Питер открывает дверцу машины, окликает его по имени. Он следил за лицом борца с пришельцами, за его глазами. Видел, как они наполняются паникой, злобой, ужасом.

 Он уже кричал Питеру, чтобы лег. Ложись! А сам вскидывал ружье.

 От выстрела в лесу дрогнул воздух, в кроне дерева испуганно крикнула птица. Прогремел второй. Нейт нырнул под машину.

 Он приготовился выкатиться с другой стороны, как вдруг увидел на снегу кровь.

 — О господи! Питер!

 Тело налилось свинцом, запахло переулком — дождем, гниющим мусором. Кровью.

 Он часто задышал, от приступа паники в мозгу мгновенно прояснилось, в горле от отчаяния пересохло. Он пополз.

 Питер лежал навзничь рядом с распахнутой дверцей. Глаза широко открыты и словно остекленели.

 — Кажется… меня ранило.

 — Держись. — Нейт прижал рукой то место у Питера на руке, где рукав был порван и сочился кровью. У него под пальцами пульсировало что-то теплое, в такт с ударами его собственного сердца. Не сводя глаз с хижины, он достал из кармана платок.

 — Ничего ведь страшного, да? — Питер облизал губы и нагнул голову, чтобы разглядеть рану. И побелел как смерть. — Черт!

 — Слушай меня. Слушай! — Нейт крепко перетянул рану и похлопал Питера по щеке, чтобы не потерял сознание. — Оставайся лежать. Все будет в порядке.

 «Не дам ему истечь кровью. Не дам умереть у меня на руках. Больше — никогда! Господи, прошу тебя!»

 Он достал из кобуры пистолет Питера и вложил ему в руку.

 — Держишь?

 — Я… Я правша. Он мне в руку попал.

 — Стреляй левой. Если он ко мне приблизится — сразу стреляй. Слушай меня, Питер! Если пойдет на тебя — стреляй. Целься в корпус. И стреляй, пока не упадет.

 — Шеф…

 — Делай, что говорю.

 Нейт отполз к задней дверце, открыл ее и скользнул внутрь. Достал оба ружья. Он слышал, как мужчина ругается в доме. Периодически раздавались выстрелы.

 Эти звуки сливались с теми — давними — звуками в переулке. С дождем, криками, топотом ног.

 Он ползком вернулся к Питеру и положил ему под руку ружье.

 — Не отключайся! Слышишь меня? Не спать!

 — Есть, сэр.

 Звонить за подкреплением было некому. Тут вам не Балтимор, надо рассчитывать только на себя.

 С табельным пистолетом в одной руке, с ружьем — в другой, Нейт, пригнувшись, бросился через ручей в лес. Совсем рядом пуля разнесла кусок коры. Острая щепка отскочила и поцарапала ему левую щеку.

 Значит, сейчас внимание стрелка сосредоточено на нем, за Питера можно не волноваться.

 Под прикрытием леса Нейт пробирался в глубоком снегу.

 Шумно дыша, Нейт быстро, насколько позволял снег, огибал хижину.

 Он спрятался за дерево и оценил диспозицию. Задней двери в доме нет, зато есть окно сбоку. За стеклом маячит тень — стрелок затаился и ждет, когда он себя обнаружит.

 Нейт одной рукой взвел дробовик и выстрелил. Стекло рассыпалось, и под его звон вперемешку с криками и ответным огнем он бегом бросился по собственным следам назад.

 В ушах еще стояли крики и огонь, а он уже преодолел ледяной поток и выскочил перед домом.

 Взлетел на шаткое крыльцо и ногой распахнул дверь.

 Оба дула были направлены на стрелка, и в глубине души ему хотелось спустить разом два курка. Уложить его, уложить замертво, как он сделал с тем негодяем в Балтиморе. Негодяем, убившим его напарника и разрушившим его собственную жизнь.

 — Красная. — Из глубины захламленной хижины на него смотрел стрелок. Губы у него дрогнули и растянулись в улыбке. — Кровь у вас красная. — Он отбросил ружье, упал на заплеванный пол и зарыдал.

 Его звали Роберт Джозеф Спинакер. Финансовый консультант из Лос-Анджелеса, в недавнем прошлом — пациент психиатрической клиники. За последние полтора года он неоднократно сообщал в полицию о нападении на него пришельцев, утверждал, что вместо жены ему подсунули ее двойника-киборга, а как-то раз на сеансе групповой терапии напал на двух других пациентов.

 Три месяца назад он исчез.

 Сейчас он мирно спал в камере, успокоенный цветом крови на лице Нейта и рукаве Питера.

 Нейт только и успел, что запереть его в КПЗ, и помчался в больницу к Питеру, где сейчас в нетерпении вышагивал в коридоре в ожидании новостей.

 Он сотню раз перебирал в памяти все случившееся, и всякий раз ему представлялось, что сделай он что-то чуть-чуть по-другому — причем это «что-то» все время было разное, — и Питер бы не пострадал.

 Кен, выйдя в коридор, увидел сидящего с понурым видом Нейта.

 Он мгновенно вскочил.

 — Ну, как?

 — Огнестрельное ранение… Что тут скажешь? Но могло быть намного хуже. Какое-то время походит с рукой на перевязи. Повезло, что дробь мелкая. Слабость, конечно, головокружение. Мы его пока здесь подержим. Все будет в порядке.

 — Хорошо. — Ноги у него подкосились, он поспешил сесть. — Хорошо.

 — Идите-ка сюда, я вам порезы на лице промою.

 — Да, ерунда… Царапина.

 — Под глазом больше на порез тянет. Идите, идите, с врачами не спорят.

 — А можно мне его увидеть?

 — Сейчас с ним Нита. Повидаетесь, когда я вас обработаю. — Кен повел его в процедурную и жестом показал на стол. — Вот что я вам скажу, — приговаривал он, обрабатывая порезы, — глупо вам себя винить.

 — Он же совсем зеленый. Пацан. А я его потащил, не разобравшись, что там и как.

 — Ну-ну… Он же офицер. А вы — «зеленый»…

 Нейт присвистнул — рану на щеке защипало.

 — Ребенок!

 — Никакой он не ребенок. Мужчина. Настоящий мужик. А то, что вы себя во всем вините, лишь умаляет его сегодняшний подвиг.

 — Видели бы вы его — встал во весь рост, раскрылся и двинулся за мной к дверям. И на ногах-то едва держится, а рвется меня прикрывать.

 Кен заклеил рану пластырем. Нейт встретился с ним глазами.

 — У меня его кровь на руках, а он же меня и прикрывает. Выходит, я один не справляюсь.

 — Вы прекрасно справляетесь. Питер мне все рассказал. Героем вас считает. Если хотите отблагодарить его за храбрость — не разочаровывайте его. — Кен сделал шаг назад и полюбовался на свою работу. — Жить будете.

 Теперь в коридоре была Хопп. С родителями Питера и Розой. При появлении Нейта с доктором все разом поднялись и заговорили.

 — Он отдыхает. Все будет в порядке, — заверил Кен. А Нейт пошел дальше.

 — Игнейшус! — Хопп бросилась вдогонку. — Мне надо знать, что произошло.

 — Я возвращаюсь в участок.

 — Тогда я пойду с тобой, по дороге расскажешь. Уж лучше я узнаю это из твоих уст, чем из слухов, которые уже понеслись по городу.

 Он вкратце рассказал о происшествии.

 — Ты не мог бы идти помедленнее? У тебя ноги во-он какие длинные, я не поспеваю. Как лицо-то поранил?

 — Щепкой чиркнуло. Куском коры.

 — Потому что он в тебя стрелял. Господи!

 — Благодаря этой царапине и я, и Спинакер сейчас живы. К счастью, кровь у меня оказалась красная.

 «И у Питера тоже, — про себя добавил он. — У него очень красная кровь. И ее много».

 — За ним не приедет полиция штата?

 — Пич с ними связывается.

 — Хорошо. — Она перевела дух. — Три месяца больного человека носит неизвестно где, при этом он на грани буйного помешательства. У нас ведь он тоже неизвестно сколько прожил. Может, он и Юкона убил? Он на такое способен.

 Нейт отыскал в кармане темные очки и водрузил на нос.

 — Способен. Но это не он.

 — Он же чокнутый, а это явно дело рук сумасшедшего. Может, он и Юкона принял за собаку пришельцев. В этом есть своя логика, Игнейшус.

 — Есть. Если предположить, что этот тип незаметно проник в город, поймал старого пса, притащил его к мэрии и всадил в него нож. А перед этим еще охотничий нож похитил. По мне, Хопп, что-то уж слишком сложно.

 Она остановила его, взяв под руку.

 — А может, ты просто хочешь верить в другую версию? Чтобы было, где себя проявить? После всех этих драчунов и пьяниц? Тебе не приходило в голову, что ты усматриваешь между этими событиями связь и ищешь среди нас убийцу по той простой причине, что тебе хочется его там найти?

 — Мне не хочется его здесь найти. Он здесь и есть.

 — Упертый… — Она стиснула зубы и отвернулась, пытаясь взять себя в руки. — Если будешь мутить воду, она никогда не уляжется.

 — Вода никогда не уляжется, пока не найти того, кто ее замутил. Извините, мне надо составить отчет.

 Ночь Нейт провел в участке, по большей части — слушая совершенно пространные рассказы Спинакера о его контактах с пришельцами. Чтобы он не бушевал, Нейт сел рядом с его камерой и сделал вид, будто что-то записывает.

 Наутро он с радостью встретил людей, приехавших из полиции штата за задержанным.

 К его удивлению, среди них был и Кобен.

 — Вам, сержант, пора уже у нас жилье снять.

 — Да вот, решил воспользоваться случаем и пообщаться на другие темы. Не уделите мне пару минут? У вас в кабинете.

 — Конечно. Отчет по Спинакеру у меня готов.

 Нейт прошел в кабинет и взял в руки бумаги.

 — Вооруженное нападение на офицеров полиции и так далее. Психиатрическая экспертиза, конечно, смягчит обвинение, но от этого ранение моего помощника не станет легче.

 — Как он?

 — В порядке. Молодой, сильный. Дробь, главным образом, попала в мягкие ткани руки.

 — Жив остался — уже, считай, повезло.

 — Это точно.

 Кобен подошел к оперативной доске.

 — Все копаете?

 — Вроде того.

 — И есть прогресс?

 — Смотря откуда считать.

 Кобен поджал губы и развернулся.

 — Убийство собаки? Вы и это сюда приплели?

 — У каждого свое хобби.

 — Послушайте, я ведь тоже не удовлетворен результатами своего расследования, но у меня руки связаны. Многое действительно зависит от того, откуда считать. Я, пожалуй, соглашусь с тем, что там, в горах, когда погиб Гэллоуэй, был кто-то третий. Но это не значит, что он убил Гэллоуэя или знал об убийстве. И что он до сих пор жив. Логично предположить, что тот, кто убил Гэллоуэя, потом и от этого третьего избавился.

 — Если этим третьим был Хоубейкер — то нет.

 — Мы так не считаем. Но если это был он, — продолжал Кобен, — это отнюдь не означает, что этот неизвестный нам третий как-то связан со смертью Хоубейкера. И уж тем более — со смертью какой-то собаки. Я тут неофициально провел кое-какие изыскания на этот счет, но пока безрезультатно.

 — Летчик, доставивший их в горы, был убит при неизвестных обстоятельствах.

 — Это тоже не доказано. Я этим занимался. Между гибелью Гэллоуэя и собственной смертью этот Кижински по каким-то долгам расплатился, но успел наделать новых. Его было за что убить, это уж как пить дать. Но у нас нет того, кто бы подтвердил, что он отвозил их в горы.

 — Потому что их никого нет в живых. За исключением одного.

 — Не осталось никаких записей, ни полетных журналов. Ничего. И никого, кто бы знал Кижински и мог бы подтвердить, что его нанимали на этот рейс. А даже если он и был тем самым летчиком, резонно предположить, что с ним разделался все тот же Хоубейкер.

 — Резонно. Если не считать того, что Макс Хоубейкер не убивал троих человек. И не встал из могилы, чтобы раскроить собаке глотку.

 — То, что подсказывает вам интуиция, к делу не подошьешь. Мне нужны улики.

 — Дайте время, — сказал Нейт.

 Два дня спустя в участке появилась Мег. Она вошла, помахала рукой Пич и прямиком направилась к Нейту в кабинет.

 — Вот что, красавчик, я тебя похищаю.

 — Как, как?

 — Даже вдумчивые, трудолюбивые и преданные делу полицейские имеют право на выходной.

 — Питер болен. Людей нет.

 — И поэтому ты тут сидишь и размышляешь об этом и обо всем остальном. Бэрк, тебе надо проветриться. Если что-то случится — сразу вернемся.

 — Откуда вернемся?

 — Сюрприз. Пич, — на ходу бросила она, — ваш босс берет отгул до конца рабочего дня. Как это у вас называется? Личное время?

 — Да уж, ему не повредит.

 — Отто, ты ведь тут управишься?

 — Мег… — начал было Нейт.

 — Пич, когда шеф в последний раз брал выходной?

 — Насколько припоминаю, три недели назад, если не больше.

 — Надо проветриться, шеф! — Мег сняла с крючка его куртку. — У нас для этого весь день впереди.

 — Один час, не больше. — Он взял рацию. Мег улыбнулась:

 — Для начала сойдет.

 Увидев у причала ее самолет, Нейт остановился.

 — Ты не говорила, что проветриваться будем в полете.

 — Это идеальный способ. С гарантией.

 — Может, лучше прокатимся? Займемся сексом на заднем сиденье, а? Вот это действительно идеальный способ.

 — Доверься мне. — Она крепко держала его за руку, а свободной рукой дотронулась до пореза под глазом. — Не болит?

 — А кстати: с такой раной мне летать противопоказано.

 Она обхватила его лицо ладонями, притянула к себе и запечатлела поцелуй, долгий и чувственный.

 — Идем со мной, Нейт. Хочу тебе кое-что показать.

 — Ну, это другое дело.

 Он поднялся в кабину, пристегнул ремень.

 — Знаешь, а я никогда не взлетал с воды. А лед еще не весь сошел. Опасно небось на льдину-то наскочить?

 — Мужчине, который идет один на один на вооруженного психа, непристало так трястись из-за какого-то самолета. — Мег дотронулась до губ кончиками пальцев, прикоснулась к фотографии Бадди Холи и начала разбег.

 — Похоже на водные лыжи, но не совсем, — выдавил Нейт и перестал дышать. Мег набрала скорость и оторвалась от воды.

 — Я думал, ты сегодня работаешь, — проговорил он, когда дыхание восстановилось.

 — Я перепоручила это Джерку. К вечеру привезет кое-какие припасы. Уже получаем грузы к параду, в частности, целый ящик клопомора.

 — Токсикоманов снабжаете?

 Она искоса взглянула в его сторону.

 — Репелленты возим, красавчик. Ты пережил первую зиму на Аляске. Теперь посмотрим, как одолеешь наше лето. Тут у нас комары размером с бомбардировщик. Без лосьона от дома и на три фута не отойдешь.

 — На средство от комаров согласен, но вот эскимо ваше есть меня не заставите. Джесси говорит, его из тюленей делают?

 — Из тюленьего жира, — рассмеялась она. — Или лосиного сала. Между прочим, очень вкусно, особенно если ягод каких намешать.

 — Верю тебе на слово. Лосиное сало — это не мое. Я даже не знаю, как оно выглядит.

 Она опять улыбнулась. Он расслабился и даже смотрел вниз.

 — А симпатично отсюда смотрится — река, лед, город… Правда?

 — Мирная, простая жизнь, — согласился он.

 — А на самом деле нет. И не мирная, и не простая. Лес сверху тоже кажется мирным. Спокойным, безмятежным. Первозданная красота. Но ничего безмятежного в нем нет. Природа может убить наповал и куда более изощренным способом, нежели твой псих с ружьем. Но это не делает ее менее прекрасной. Ни в каком другом месте я бы жить не смогла.

 Они парили над рекой и озером, отсюда было хорошо видно, что лед почти весь стаял. Весна уверенно вступала в свои права. Тут и там появились зеленые пятачки — солнце безжалостно плавило снег. С утеса срывался водопад, а в глубине еще мерцал лед.

 Внизу через поле брела группка лосей. А небо над головой было ослепительно синим.

 — В феврале того года Джекоб был здесь, — повернулась к нему Мег. — Я просто хочу это прояснить, чтобы ни у меня, ни у тебя не было никаких сомнений. Когда отец пропал, он часто меня навещал. Уж не знаю, просил ли его об этом папа или он делал это по собственному почину. Бывало, дня два-три он не показывался. Но больше — никогда, так что у него не было бы времени идти с отцом в горы. Я хочу, чтобы ты это знал — на случай если тебе понадобится его помощь. Это правда.

 — Это было очень давно.

 — Да, и я еще была маленькая. Но я хорошо помню. Стоило чуть подумать — и сразу вспомнила. В первые недели после ухода отца я его видела чаще, чем Чарлин. Он брал меня на зимнюю рыбалку, на охоту. Однажды в буран я в его доме на пару дней застряла. Я только хочу сказать, что ему можно верить, вот и все.

 — Хорошо.

 — А теперь смотри направо.

 Он повернул голову — они летели над краем мира, над синей лентой воды, которая была совсем близко, так что даже страшно делалось. Он и рта не успел открыть, как со скалы сорвался большущий снежный ком и упал в воду.

 — О боже!

 — Это живой ледник. От него родятся айсберги. Как раз то, что ты сейчас видел. А вот еще. — Комья льда продолжали откалываться и уноситься с водой. — Это похоже на рождение и смерть.

 — Красиво! — Теперь он прижался к стеклу. — Потрясающе. А эти-то, эти! Они же размером с дом! — Он восторженно засмеялся и даже не заметил, как маленькую машину тряхнуло в воздушной яме.

 — Мне большие деньги платят за то, что я беру на борт туристов и показываю эту красоту. К видеокамере прильнут и снимают. А по мне — так это трата времени. Если хочешь смотреть это в кино — возьми фильм напрокат.

 Это была не просто впечатляющая картина. Завораживало могучее, почти мистическое зрелище огромных неровных глыб синего льда, вздымающихся над пропастью. Грохот, треск, гром. Фонтаны воды, когда в нее падает такая глыба, и следом — сверкающий ледяной остров, несущийся по порогам.

 — Придется здесь остаться.

 Она направила самолет вверх и описала круг, чтобы насладиться зрелищем под другим углом.

 — Здесь, в воздухе?

 — Нет. — Он повернул голову и улыбнулся ей. Такую улыбку она видела у него впервые. Спокойную, счастливую, безмятежную. — Здесь. Я тоже больше нигде не смогу жить. И хорошо, когда это понимаешь.

 — Есть еще кое-что, что тебе необходимо знать. Я тебя люблю.

 Она засмеялась, самолет тряхнуло в воздушной яме. Она стала набирать высоту и пронеслась по ущелью, а вокруг них рушился и грохотал лед.

 Чарлин всегда любила весну. Ту, что на Аляске называется весной. Дни становятся все длиннее и длиннее, пока совсем не вытеснят ночь.

 Она стояла у себя в кабинете и, забыв про работу, смотрела в окно. На улице оживленно. Люди ходят, ездят, снуют туда-сюда. Горожане и туристы, лесные жители, заехавшие в магазин или просто пообщаться. Из двадцати номеров четырнадцать были заселены, а в конце будущей недели гостиница будет заполнена под завязку. После этого нескончаемый полярный день начнет привлекать сюда людей, как мух на мед.

 Она будет работать на всю катушку апрель, май — и так до самых морозов.

 Чарлин любила работать, любила, чтобы в заведении было полно постояльцев, любила гул их голосов в зале. И деньги, которые тратили.

 Разве она не вложила в это заведение душу? Добилась всего, чего хотела. Ну, почти всего. Чарлин посмотрела на реку. Уже были спущены на воду лодки, они скользили по воде, пробивая себе дорогу среди последних, тающих на глазах, льдин.

 Чарлин перевела взор выше, на горы. Белые с синим, с отдельными зелеными пятнами у подножия, которые медленно, но верно разрастаются вширь. А пики так и стоят белые. Они всегда белые. Словно застыли в своем ледяном отчужденном мире.

 Она никогда не ходила в горы. И никогда не пойдет.

 Горы ее отродясь не привлекали. Зато привлекало другое. Пэт, например. Когда он ворвался в ее жизнь, она ощутила влечение так ясно, словно у нее внутри прогудели тысячи труб. Ей еще и семнадцати не было. Мужчин она еще не знала. Она, словно цветок, росла на плоском лугу Айовы в ожидании, когда кто-то ее сорвет.

 Девчонка из сельской глубинки со Среднего Запада, ищущая любой возможности вырваться на свободу. И вот пришел он, нарушил сонный покой тех краев грохотом своего мотоцикла, олицетворяющего опасность, экзотику и… И просто нечто новое, неизведанное.

 Он окликнул — она отозвалась. Прохладными весенними ночами она выбиралась из дома и бежала к нему, чтобы покувыркаться голышом в мягкой зеленой траве, свободная и беспечная, как щенок. И безнадежно влюбленная. Такая иссушающая, слепая любовь возможна только в семнадцать.

 А когда он уехал, она поехала с ним. Ушла из дома, от родителей, от друзей, умчалась подальше от этой жизни — в новую, неведомую жизнь, верхом на «Харлее».

 Вернуть бы теперь эти семнадцать! И это бесстрашие.

 И они зажили. Господи, как они зажили! Шли куда хотели, делали что хотели. Поля и пустыни, большие города и маленькие деревушки.

 И все их дороги сошлись здесь.

 Все изменилось. Интересно, когда это произошло? Когда она поняла, что беременна? Как они радовались, бездумно радовались, что будет ребенок. Но когда они приехали сюда, уже зная, что внутри ее зреет плод, все стало по-другому. И она сказала, что хочет здесь остаться.

 «Конечно, Чарли, не вопрос. Можем и тут пока пожить».

 Пока. Это «пока» растянулось на год, потом на два, три, потом на десять. Господи, это ведь она изменилась, она! Начала пилить и дергать этого бесшабашного, беспечного парня, требовать, чтобы он стал наконец мужчиной, обрел то, от чего он когда-то бежал. Ответственность, степенность. Заурядность.

 Он остался. В основном ради дочери, которая была его копия — не ради женщины, которая ему эту дочь родила. Чарлин не тешила себя иллюзиями. Он остался, но так и не остепенился.

 И она его за это ненавидела. И Мег она ненавидела. Чарлин кормила семью, заботилась о том, чтобы был кусок хлеба и крыша над головой.

 А когда он уезжал — на заработки, развлечься или чтобы в горы пойти, — она всегда знала: он и шлюх не забудет.

 Да и что такое эти горы, как не те же шлюхи? Холодные, белые шлюхи, уводившие его от нее. Пока одна не завладела им навсегда, оставив Чарлин без мужчины.

 Но она выжила. И даже больше того. Она добилась всего, чего желала. Почти всего.

 Теперь у нее есть деньги. Дом. А в постели — мужчины, молодые, сильные тела.

 Так почему же она так несчастна?

 Она была не охотница до глубоких мыслей, не любила копаться в себе и не пыталась осмыслить то, что она там видит. Она предпочитала жить в полную силу. Двигаться, идти вперед. Когда танцуешь, можно не думать.

 В дверь постучали. Она повернулась в легком раздражении.

 — Входите.

 Но при виде Джона автоматически улыбнулась своей сладострастной улыбкой.

 — Привет, мордашка. Уроки закончились? Уже так много времени? — Она смотрела на него и поправляла волосы. — А я вот тут размечталась. Время коротаю. Пойду взгляну, как там у Майка получается сегодняшнее фирменное.

 — Чарлин, мне надо с тобой поговорить.

 — Конечно, дорогой. Для тебя у меня всегда есть время. Заварю чаю — и поговорим.

 — Нет, не стоит.

 — Малыш, да ты сегодня какой серьезный! И не в духе, кажется? — Она подошла и провела пальцем по его щеке. — Тебе, конечно, известно, что серьезный ты мне еще больше нравишься. Это так сексуально!

 — Не надо, — снова сказал он и убрал ее руки.

 — Что-то случилось? — Она схватила его за руки. — Господи, неужели опять… Неужели еще кто-то умер? Мне кажется, я этого уже не переживу. Я не могу это вынести!

 — Нет, нет. Не в этом дело. — Он высвободил руки и отступил на шаг. — Я хотел тебе сказать, закончится семестр — я уеду.

 — На каникулы? Будешь путешествовать в то время, как у нас тут самая красота?

 — Не на каникулы. Насовсем.

 — Что ты такое говоришь? Ты? Уедешь? Насовсем? Джон, это ерунда какая-то. — Кокетливая улыбка погасла, секунду-другую она не могла вымолвить ни слова. — И куда ты поедешь? Чем будешь заниматься? — Голос Чарлин звучал глухо, как издалека.

 — Есть много мест, где я не бывал. И много того, чего я еще не делал. Вот и повидаю. И сделаю.

 Она смотрела в его такое родное лицо. Сердце у нее разрывалось. «Те, кто нам дороги, — мелькнуло в голове, — от нас уходят».

 — Джон, здесь твой дом. Твоя работа.

 — Буду жить и работать где-нибудь в другом месте.

 — Но ты не можешь вот так… А почему? Почему ты так решил?

 — Надо было давно это сделать, да привыкаешь плыть по течению. Так и жизнь проходит. На прошлой неделе ко мне в школу приходил Нейт. Его слова заставили меня о многом задуматься, оглянуться на прожитые годы… Долгие годы.

 Она хотела рассердиться, закричать, швырнуть что-нибудь об пол. Чтобы боль прошла. Но в душе была одна тревога.

 — Какое отношение к этому имеет Нейт?

 — Он принес перемены. Он как камень в ручье, из-за которого меняется течение. Тебя несет по течению, и ты замечаешь намного меньше, чем следует.

 Он коснулся ее волос, потом опустил руку.

 — Потом вдруг в воду падает осколок скалы, нарушает водную гладь. Изменяет ход жизни. Иногда сильно, иногда — чуть-чуть. Но все уже стало не таким, как прежде.

 — Когда ты так говоришь, я тебя совсем не понимаю. — Она отвернулась и с силой пнула ножку стола. Он улыбнулся. — Вода какая-то, камни… При чем тут вода, когда ты заявляешься и говоришь, что собрался уезжать? А что я чувствую, тебя совсем не волнует?

 — Волнует, и даже больше, чем следовало бы. Я тебя люблю с того момента, как впервые увидел. И ты это всегда знала.

 — А теперь — нет.

 — И теперь тоже. И все эти годы. Я любил тебя тогда, когда ты принадлежала другому. А когда он уехал, я подумал: ну вот, теперь она станет моей. И ты пришла. Во всяком случае, в мою постель. Позволила вкусить своего тела. Но замуж пошла за другого. Ты знала, что я тебя люблю, и все равно вышла за другого.

 — Мне надо было найти себе опору. Надо было жить. — Она все же разбила одну вещицу. Маленького хрустального лебедя. Но удовлетворения не получила. — Было у меня право позаботиться о будущем?

 — Я бы все для тебя сделал. И Мег я бы любил. Но ты решила иначе. Ты выбрала вот это. — Он широко повел рукой. — И ты это заслужила. Ты много трудилась. Ты, можно сказать, создала это место. И еще при жизни Карла продолжала ко мне приходить. А я тебя пускал. И к себе, и к другим.

 — Карла секс не интересовал. Разве что самую малость. Ему был нужен партнер в бизнесе, кто-то, кто позаботится об этом заведении и о нем. Я свои обязательства выполнила! — с жаром произнесла она. — Мы понимали друг друга.

 — Ты заботилась о нем и о заведении. И продолжала заботиться после его смерти. Я сбился со счета, Чарлин, сколько раз я тебе делал предложение и сколько раз ты мне отказывала. Сколько раз я смотрел, как ты уходишь с другим, и сколько раз ты шла в мою постель, если другого под рукой не оказывалось. С этим теперь покончено.

 — Я не хочу замуж — и поэтому ты решил уехать?

 — Вчера ты спала с тем мужиком из компании охотников. Ну, с высоким брюнетом.

 Она вздернула подбородок.

 — И что?

 — Как его звали?

 Она раскрыла рот и тут сообразила, что не знает. Она и лица-то не помнила, что ж говорить об имени. Да и ласки в темноте тоже как-то не запомнились.

 — Какая мне разница? — огрызнулась она. — У нас был секс — и только.

 — Ты никогда не найдешь то, что ищешь. Ты не там ищешь. Безымянные мужики вдвое моложе… Но если ты не можешь остановиться — тем более не в моих силах тебя остановить. Это с самого начала было ясно. Зато теперь я могу покинуть твою скамейку запасных.

 — Ну и валяй. — Она взяла со стола пачку бумаг и веером швырнула в воздух. — Мне плевать.

 — Я знаю. В противном случае я уезжать бы не стал.

 Он вышел и закрыл за собой дверь.

 Свет слепил. И сколько бы ни длился день, его хотелось еще и еще. Свет пронизывал плоть и кости, бросал ему вызов.

 Уже много дней он не просыпался от кошмара.

 Теперь он просыпался от света, при свете работал и заканчивал день. Думал при свете, ел при свете, он упивался светом.

 Каждую ночь, глядя, как солнце садится за горы, он знал: всего несколько часов — и оно встанет снова.

 В тихие ночи Нейт иногда выбирался потихоньку из постели, брал собак и шел с ними гулять — только затем, чтобы смотреть, как заря побеждает ночь.

 Душевные раны еще не затянулись, но теперь это была боль исцеления. На это он, во всяком случае, надеялся. Эта боль означала, что он примирился с утратами и открыт новой жизни.

 Впервые после отъезда из Балтимора он позвонил жене Джека — Бет.

 — Хотел узнать, как у вас дела. У тебя и у детей.

 — У нас все в порядке. Уже год прошел…

 Он знал. Сегодня ровно год.

 — Сегодня тяжеловато. Утром мы к нему съездили, цветы положили. Вначале было трудно. Первый праздник, первый день рождения, первая годовщина. Потом привыкаешь. Я так и думала — надеялась, — что ты позвонишь. Я рада тебя слышать.

 — Я боялся, ты не захочешь меня слышать.

 — Мы соскучились, Нейт. И я, и ребята. Я о тебе беспокоюсь.

 — У меня тоже все в порядке. Мне уже лучше.

 — Расскажи, как там у вас. Действительно, очень холодно и тихо?

 — Ну, сегодня уже пятнадцать. А насчет тишины… — Он покосился на свой стенд. — Да. Да, здесь очень тихо. У нас было наводнение. Не такое, как на юго-востоке бывает, но все равно покрутиться пришлось. Красиво тут. — Теперь он смотрел в окно. — Невозможно себе представить. Это надо видеть. И даже когда видишь — не можешь себе представить.

 — Голос у тебя бодрый. Я рада.

 — Я не думал, что у меня тут получится. — «И не только тут». — Я хотел, чтобы получилось. Особенно захотел, когда сюда приехал. Но я все равно не думал.

 — И теперь?

 — А теперь, думаю, получится. Бет, я познакомился с одной женщиной…

 — Да? — Она засмеялась. Он закрыл глаза и слушал ее смех. — И она замечательная?

 — Потрясающая. Во всех отношениях. Думаю, тебе бы она понравилась. Она не такая, как все. Она полярный летчик.

 — Полярный летчик? Это те, что летают как сумасшедшие на таких крошечных самолетиках?

 — Во-во. Она красивая. Ну, не совсем красивая, но мне нравится. Веселая, смелая, наверное, сумасшедшая, но ей идет. Ее зовут Мег. Меган Гэллоуэй. И я в нее влюблен.

 — Нейт, я так за тебя рада.

 — Только не плачь! — сказал он, услышав, как у нее дрогнул голос.

 — Нет, нет, это я от радости. Джек бы тебя задразнил, но на самом деле он бы тоже за тебя радовался.

 — Ну, ладно. Я просто хотел с тобой поделиться. И еще захотелось с тобой поговорить. А еще хочу сказать: может, выберешься сюда с ребятами? На летние каникулы? Здесь классное место. К июню светло будет аж до самой полуночи, а потом, как рассказывают, и вовсе белые ночи. Это когда вообще не темнеет — так, сумерки одни. Я бы хотел, чтобы вы это увидели. И с Мег бы тебя познакомил. Я вас всех хочу видеть.

 — Обещаю приехать на свадьбу.

 Он нервно рассмеялся:

 — До этого еще не дошло.

 — Нейт, уж я-то тебя знаю. Дойдет.

 Он с улыбкой положил трубку. Вот уж не думал…

 Не закрывая стенда — в знак того, что расследование теперь ведется в открытую, — он вышел из кабинета.

 При виде Питера с рукой на перевязи он вздрогнул. Молодой помощник сидел за своим столом и одной рукой набирал что-то на компьютере.

 Бумажная работа. От нее свихнуться можно.

 Нейт подошел.

 — Не хочешь прогуляться?

 Питер поднял глаза, занеся палец над клавишей.

 — Сэр?

 — Хочешь, я тебя избавлю на время от этой тягомотины?

 Он оживился:

 — Так точно, сэр!

 — Пройдемся. — Он прихватил рацию. — Пич, мы с офицером Нотти на патрулировании.

 — Хм-мм… Отто уже пошел, — напомнила она.

 — А вдруг преступный элемент разгуляется? Пич, ты остаешься на хозяйстве.

 — Так точно, босс, — хмыкнула она. — Будьте осторожны.

 Нейт снял с крючка легкую куртку.

 — Свою берешь? — повернулся он к Питеру.

 — Не-а. В такую погоду только приезжие куртки носят.

 — Да? Что ж… — Нейт повесил свою куртку на место. На улице было довольно свежо и пасмурно. Надвигался дождь. «О куртке еще придется пожалеть», — подумал Нейт. Но решительным шагом направился к тротуару. Ветер трепал его волосы.

 — Как рука?

 — Отлично. По мне — так можно и без перевязи ходить, но с Пич и моей мамой лучше не спорить.

 — Женщины всегда кудахчут над раненым.

 — Не говори. А если хорохориться — и вовсе житья не дадут.

 — Мы с тобой этот инцидент мало обсуждали. Я сразу себе сказал: было ошибкой брать тебя с собой.

 — Я его спугнул, когда из машины стал выходить. Сам спровоцировал.

 — Питер, его бы спугнула и белка, выронившая желудь. Я же говорю, сначала я себе сказал, что допустил ошибку. Но теперь вижу — нет. Ты хороший полицейский. И ты это доказал. Ты был ранен, в полубессознательном состоянии — а все равно меня прикрывал.

 — Да тебя и прикрывать-то было не нужно. У тебя все было под контролем.

 — Может быть. Но в этом все и дело. Когда попадаешь в непредсказуемую ситуацию, должен целиком доверять напарнику. Без оглядки.

 Так, как они с Джеком доверяли друг другу. Чтобы смело шагнуть в темный переулок и не бояться того, что ждет тебя в темноте.

 — Так вот, хочу тебе сказать: на тебя можно положиться.

 — А я… Я думал, писанина — только предлог, чтобы отстранить меня от серьезных заданий.

 — Я посадил тебя за писанину, потому что ты ранен. Ранен при исполнении, заметь. За действия при исполнении боевого задания тебе будет вынесена благодарность в приказе.

 Питер опешил:

 — Благодарность?

 — Ты ее заслужил. На следующем заседании совета я выступлю с официальным заявлением на этот счет.

 — Не знаю, что и сказать.

 — Ты у нас герой.

 На углу они перешли улицу.

 — Мне еще кое-что надо тебе сказать. Вопрос деликатный. По поводу расследования, которое мы ведем. Расследования этих убийств. — Нейт перехватил быстрый взгляд Питера. — Что бы там ни говорила полиция штата, мы квалифицируем эти инциденты как убийства. Я опросил нескольких человек относительно их местонахождения во время всех этих происшествий. В большинстве случаев показания, к сожалению, подтвердить невозможно, во всяком случае — так, чтобы это меня удовлетворило. Включая и Отто.

 — Но шеф, Отто ведь…

 — Один из нас. Я понимаю. Но это не дает мне оснований вычеркнуть его из списка. Из жителей города и ближайших окрестностей много кто имел возможность совершить эти три преступления. Возможность — возможностью, а вот мотив… Для первых двух убийств мотив надо искать в личности Гэллоуэя. Что стало причиной его убийства? Страсть, нажива, устранение свидетеля? Наркотики? А может, и все сразу. Но кто бы это ни сделал — он был с ним знаком.

 Нейт оглядел улицы, тротуары. Иногда в темноте тебя подстерегает то, что ты хорошо знаешь.

 — И знаком близко — настолько, чтобы пойти зимой на вершину. Втроем с убийцей и Максом. Их было трое.

 Он хорошо знал своего убийцу, потому что там, наверху, в невероятно тяжелых условиях, с удовольствием играл отведенную ему роль.

 — Я не понимаю, шеф.

 — Гэллоуэй вел дневник. Дневник был при нем — и там и остался. Кобен дал мне копию.

 — Но если у него был дневник, тогда…

 — Он не называет своих товарищей по именам. Для них это была забава. Из чего я заключаю, что, не погибни он от руки убийцы в этот раз, он бы непременно погиб на другом восхождении — если бы не взялся за ум. Они курили травку, устраивали гонки — кто быстрей дойдет до вершины. Играли в «Звездные войны». Гэллоуэй — в роли Люка, Макс — Хэна Соло, а третий, убийца — по иронии судьбы, в роли Дарта Вейдера. Гора стала для них собственным «ледяным миром».

 — Ух ты! Обожаю это кино, — ответил Питер и чуть сгорбился. — В детстве игрушки на эту тему собирал.

 — Я тоже. Но мы сейчас не о детях говорим. Взрослые люди. Играли в «Звездные войны». И где-то на полпути игра не заладилась. Гэллоуэй описывает, как Хэн — подозреваю, это Макс — повредил лодыжку. Его оставили в палатке с запасом еды, а сами двинулись дальше.

 — Это доказывает, что Макс его не убивал.

 — Это как посмотреть. Можно ведь вообразить, что Макс решил идти следом, нагнал их в ледяной пещере и свихнулся. Или что именно Макс играл роль Вейдера и убил обоих партнеров. Это не мои версии, но они имеют право на существование. Полиция штата придерживается второй.

 — Что мистер Хоубейкер убил двоих? А потом в одиночку спустился вниз? Это невозможно.

 — Почему?

 — Ну, я тогда, конечно, еще маленький был, но мистер Хоубейкер никогда не отличался ни особенным бесстрашием, ни самодостаточностью. А без этого спуска не совершить.

 — Согласен. Дальше в своем дневнике Гэллоуэй пишет, что тот, кого они называли Дартом, стал проявлять признаки какого-то помешательства — беспричинно впадал в ярость, шел на неоправданный риск, бросался на других с беспочвенными обвинениями. Там дело было и в наркотиках, и в побочном эффекте от перенапряжения, разреженного воздуха, высоты. Такое с альпинистами случается, насколько я читал.

 Из Углового магазина вышла Деб — пошла выгуливать Сесила.

 — Гэллоуэй был обеспокоен. Обеспокоен состоянием рассудка этого парня. — Он приветственно помахал Деб. — И тем, как им удастся спуститься. Последняя запись в дневнике была сделана в той самой пещере. Он так из нее и не вышел, значит — основания для беспокойства были. Но не такие серьезные, чтобы он что-то предпринял, чтобы себя обезопасить. На теле никаких следов борьбы. Его собственный ледоруб остался за поясом. Он был знаком со своим убийцей, так же как и Макс — со своим. И как Юкон был знаком с человеком, перерезавшим ему горло. И мы его тоже знаем, Питер. — Теперь он помахал рукой судье Ройсу, направлявшемуся к радиостанции с сигарой во рту. — Только пока не знаем, кто он.

 — И что мы будем делать?

 — Будем копать дальше. Идти вглубь, слой за слоем, пока не найдем. Отто я про дневник пока ничего не сказал.

 — О господи!

 — Тебе еще трудней, чем мне. Ты этих людей с детства знаешь, можно сказать — всю жизнь.

 Он кивком показал на Гарри, который стоял на тротуаре возле Углового, курил и болтал с Джимом Мэки. На противоположной стороне улицы Эд энергично шагал к зданию банка, но задержался поздороваться с хозяйкой почты, которая вышла подмести крыльцо.

 Из «Приюта» вышел Большой Майк и направился к итальянцу — поболтать, по обыкновению, с Джонни Тривани. На плечах у него сидела дочка, которая весело смеялась при каждом папином шаге.

 — Обыкновенные люди. Но один из них, из тех, кто ходит каждый день по этим улицам, живет в одном из этих домов или в домике в лесу, — убийца. И если понадобится, он убьет опять.

 Каждый вечер он отправлялся к Мег. Она не всегда была дома. С наступлением тепла работы у нее прибавилось. Но у них была негласная договоренность: он все равно будет ночевать здесь. Присмотрит за собаками, сделает что-нибудь по дому.

 Мало-помалу он перевозил к ней свои вещи. Еще одна негласная договоренность. Номер в «Приюте» он за собой оставил, но пока что — больше для хранения зимних вещей.

 Он мог и их перевезти к Мег. Но это уже было бы слишком. Это было все равно что официально объявить: мы живем вместе.

 Еще до поворота он увидел дымок из ее трубы, и настроение разом поднялось. Но самолета на озере не оказалось, зато на дорожке перед домом стоял пикап Джекоба.

 Навстречу Нейту из лесу выскочили собаки. Рок пинал перед собой здоровенную кость, из тех, что они так любят грызть. «Что-то новенькое», — заметил Нейт. Собаки весело вырывали кость друг у друга. Нейт вошел в дом.

 Запах крови он почувствовал еще на полпути к кухне. Рука машинально легла на рукоять пистолета.

 — Вот, мяса привез, — сообщил Джекоб, не повернув головы.

 На столе лежали два толстых кроваво-красных шмата. Нейт опустил руку.

 — У нее сейчас времени на охоту не остается. А медведь как раз проснулся. Мясо вкусное. На жаркое, на стейки.

 «Стейк из медвежатины, — подумал Нейт. — Ну и жизнь!»

 — Не сомневаюсь, она обрадуется.

 — Мы с ней всегда делимся. — Джекоб невозмутимо заворачивал мясо в плотную бумагу. — Она тебе сказала, что, когда ее отца забрали, я с ней был почти неотлучно.

 — Забрали? Оригинальная формулировка.

 — Жизнь-то у него забрали, нет? — Джекоб закончил с мясом, взял черный фломастер и поставил на свертках дату. «Очень по-хозяйски», — отметил Нейт.

 — Она тебе сказала, но ты не больно-то доверяешь ее памяти. И ее сердцу.

 — Я ей верю.

 — Она тогда была девчонкой. — Теперь Джекоб старательно мыл руки. — Она может и ошибаться. А может — поскольку любит меня — меня выгораживать.

 — Может.

 Джекоб вытер насухо руки и взял свертки с мясом. Он повернулся, и Нейт заметил у него на шее амулет. Темно-синий камень — он выделялся на фоне застиранной джинсовой рубашки.

 — Я тут поговорил кое с кем. — Джекоб направился в кладовку, где у Мег стоял небольшой морозильник. — Из тех, кто с полицией говорить не станет. И кто был знаком с Пэтом и с Двупалым. — Он стал укладывать мясо в заморозку. — Так вот. Мне сказали — те самые люди, что с полицией говорить не хотят, — что, когда Пэт в тот раз был в Анкоридже, у него с собой были деньги. Больше, чем обычно.

 Джекоб закрыл морозильник и вернулся на кухню.

 — А теперь я выпью виски.

 — И откуда он взял деньги?

 — Проработал несколько дней на консервном заводе. Взял аванс. Так мне сказали. И пошел играть на них в покер. — Джекоб налил в стакан виски на три пальца. Взял в руки второй стакан, вопросительно взглянул на собеседника.

 — Нет, спасибо.

 — Готов поверить, что это правда. Играть он любил. Проигрывал часто, но рассматривал это как плату за удовольствие. Похоже, в тот раз ему больше повезло. Он играл две ночи и почти целый день. Говорят, выиграл большие деньги. Кто говорит — десять тысяч, кто — двадцать. Или даже больше. Допускаю, что тут как с рыбалкой — чем больше рассказываешь, тем крупнее рыба делается. Но все сходятся в одном: он играл и выиграл. У него были деньги.

 — И что он с ними сделал?

 — А вот этого никто не знает. Или говорить не хотят. Но кое-кто видел его за выпивкой с другими мужиками. Обычное дело, так что никто и значения не придал. С кем он был — никто сказать не может. Да и зачем им это помнить? После стольких-то лет?

 — Но ведь и женщина была. Проститутка.

 Джекоб едва заметно скривил губы.

 — Женщина всегда есть.

 — Кейт. Мне пока не удалось ее отыскать.

 — Кейт Потаскуха. Умерла. Лет пять назад. От сердечного приступа, — уточнил Джекоб. — Большая такая женщина. В день выкуривала по две, а то и три пачки «Кэме-ла». Неудивительно, что рано померла.

 «Еще одна ниточка оборвана», — подумал Нейт.

 — А эти люди, которые с вами разговаривают, а с полицией — нет, больше ничего не помнят?

 — Одни говорят, Пэта с приятелями Двупалый отвозил. Дескать, их трое было. А то и четверо. Другие — что пошли на Денали. Третьи — что на Безымянный. Или на Дебору. Подробности неизвестны, но запомнились деньги, летчик и затея с восхождением. Не то втроем, не то вчетвером.

 Джекоб сделал глоток.

 — Другой вариант — я все наврал и сам с ним ходил.

 — Тоже возможно, — согласился Нейт. — И правдоподобно. Кто ходит на медведя, должен иметь характер.

 Джекоб улыбнулся:

 — Кто ходит на медведя — кушает хорошо.

 — Я вам верю. Но тоже могу притворяться.

 Теперь Джекоб рассмеялся и допил свое виски.

 — Можешь. Но поскольку мы сидим на кухне у Мег, которая любит нас обоих, сделаем вид, что поверили друг другу. У нее глаза стали светиться. Всегда светились, но сейчас ярче. И страхи твои она сожгла. Она-то о себе сама позаботится, но…

 Он пошел к раковине, вымыл стакан й поставил в сушилку, потом повернулся:

 — Поосторожнее с Мег, шеф Бэрк. Не то я объявлю на тебя охоту.

 — Буду иметь в виду, — ответил Нейт. И Джекоб вышел.

 Нейт ждал случая. Казалось, спешить некуда. Поскольку он взял за правило ежедневно заскакивать в «Приют» и общаться с Джесси, он наверняка улучит момент, чтобы поговорить с Чарлин наедине.

 Роза воспользовалась тем, что люди после завтрака разошлись, и в кабинке заполняла солонки и перечницы.

 — Не вставай, — сказал он. — Где же мой дружок?

 — К нам из Нома двоюродные приехали, Джесси хоть несколько дней будет с кем играть. Своего героического дядюшку он им уже продемонстрировал, — улыбнулась она. — А еще он хочет притащить всю компанию в город и познакомить со своим большим другом, шефом Бэрком.

 — Неужели? — Он расплылся до ушей. — Скажи, пусть привозит, устроим им экскурсию в полицейский участок. — «Надо будет позвонить Мег, пусть привезет при случае несколько игрушечных жетонов», — отметил он про себя.

 — И вы не против?

 — Да мне самому в кайф.

 Он нагнулся над коляской.

 — До чего же хорошенькая!

 Теперь можно было не кривить душой. Щечки у девочки налились, так и хочется ущипнуть. А темные глазки живо следили за ним, как будто она знала что-то такое, что ему было неведомо.

 Он протянул ей палец. Девочка радостно ухватилась.

 — Чарлин у себя?

 — Нет, в кладовой за кухней. Учет.

 — Можно мне туда?

 — Только бронежилет наденьте. — Она налила кетчуп в красивую бутылку. — В последние несколько дней она не в духе.

 — Придется рискнуть.

 — Нейт, Питер рассказал о благодарности. Он такой гордый! И мы тоже. Спасибо вам.

 — Меня благодарить не за что. Это целиком его заслуга.

 У Розы увлажнились глаза, и Нейт поспешил распрощаться.

 Большой Майк за своим рабочим столом кромсал овощи. Салата было уже столько, что впору целое полчище кроликов кормить. Приемник был настроен на местную радиостанцию, из него лились страстные звуки виолончели.

 — На обед сегодня краб по-флорентийски в исполнении Майка! — прокричал тот. — А для самых голодных на закуску салат «Буффало».

 — Угу.

 — Туда собрался? — Нейт уже повернул к кладовой. — Захвати щит и меч.

 — Мне уже сказали. — Он бесстрашно распахнул дверь и на всякий случай оставил открытой.

 Кладовая оказалась большой, прохладной комнатой. По стенам тянулись металлические полки, уставленные консервами и бакалеей. Два высоких холодильника предназначались для скоропортящихся продуктов, а между ними был втиснут большой морозильный шкаф.

 Посредине стояла Чарлин и быстро писала в блокноте.

 — Ого, теперь я знаю, где прятаться в случае ядерной войны.

 Она бросила взгляд, в котором не было и намека на ее обычное кокетство.

 — Я занята.

 — Вижу. Мне нужно тебе вопрос задать.

 — От тебя одни вопросы, — проворчала она и вдруг перешла на крик: — А я бы хотела знать, куда подевались две банки фасоли?

 В ответ Большой Майк прибавил громкость радио.

 — Чарлин, удели мне две минуты — и я от тебя отстану.

 — Отлично. Отлично. Отлично! — Она зашвырнула блокнот в стол с такой силой, что что-то хрустнуло. — Я тут пытаюсь делом заниматься. Но кого это волнует?

 — Мне жаль, если у тебя проблемы. Постараюсь долго тебя не задерживать. Ты в курсе того, что после своего отъезда, но перед тем, как идти в горы, Пэт выиграл в карлы крупную сумму?

 Она насмешливо хмыкнула.

 — Если бы! — Потом сощурилась. — Что ты называешь крупной суммой?

 — По крайней мере, несколько тысяч. По некоторым данным, он две ночи провел за столом и выиграл.

 — Если играли, без него точно не обошлось. Но он сроду не выигрывал, в лучшем случае — пару сотен, не больше. Однажды, правда, было. В Портленде. Выиграл почти три штуки. И мы их тут же просадили — сняли шикарный номер, закатили ужин, шампанское в номер заказали. Купил мне кое-что. Платье, туфли, сапфировые сережки.

 У нее заволокло глаза. Но она одернула себя и смахнула слезы.

 — Дураки! Сережки мне потом пришлось продать — чтобы оплатить ремонт мотоцикла и запчасти в Принс-Вильямсе. Очень они мне помогли.

 — Если бы он выиграл, что бы с деньгами сделал?

 — Растранжирил бы. Нет, не так. — Она прислонилась лбом к полке с таким усталым и потерянным видом, что он рискнул погладить ее по плечу. — Нет. Тогда — нет. Он знал, что я с ума схожу от безденежья. Если бы ему что-то обломилось — ну, может, и поиграл бы еще чуток, но большую часть бы сберег, чтобы привезти домой и заткнуть мне рот.

 — А не мог он их в банк положить? В Анкоридже?

 — Мы в Анкоридже банком не пользовались. Он бы запрятал их понадежнее и привез домой. Мне бы отдал. Он к деньгам почтения не испытывал. Так часто бывает с мальчиками из богатых семей.

 Она подняла голову.

 — Хочешь сказать, деньги были?

 — Это не исключено.

 — Домой он ничего не прислал. Ни гроша.

 — А если бы у него были деньги, а он собрался в горы?

 — Спрятал бы в тумбочку, если б номер за собой оставил. А если нет — взял бы с собой. Но полиция штата ни про какие деньги ничего не говорила.

 — При себе у него ничего не было.

 «Ничего, — подумал Нейт, распрощавшись. — Ни бумажника, ни документов, ни наличных. Никакого рюкзака. Только спички и дневник — в кармане парки под „молнией“.

 На улице он достал блокнот. Написал: «Деньги». И обвел в кружок.

 Хоть и говорят: «Ищите женщину», — полицейский знает: если замешаны деньги, надо искать их.

 Интересно, как бы узнать, не свалилось ли на кого в Лунаси внезапное богатство шестнадцать лет назад?

 Правда, с таким же успехом Гэллоуэй мог оставить за собой номер и спрятать деньги там. А потом горничная, хозяин или следующий постоялец их нашли и прикарманили.

 Либо он нес их с собой в рюкзаке. Тогда убийца мог и не посмотреть — взял да выкинул рюкзак, как был, в пропасть.

 Но зачем убийце вообще было брать этот рюкзак? Скажем, чтобы забрать оттуда еду. И вдруг — гляньте-ка, что у нас тут… Или просто затем, чтобы от него избавиться — тогда, если даже тело найдут, опознать не удастся.

 Но если деньги были, Нейт почти не сомневался, что убийца ими воспользовался. Кто?

 — Так-так… А потом люди будут думать, что платят налоги для того, чтобы начальник полиции мог предаваться мечтам среди бела дня.

 Он встряхнулся. Перед ним стояла Хопп.

 — От вас не скроешься. Всюду поспеваете?

 — Стараюсь. Иду вот выпить чашечку кофе и подумать. Проблемку одну надо решить.

 — Что такое?

 — Да Джон Малмонт только что объявил, что уходит. Говорит, вот год учебный закончится…

 — Уходит из школы?

 — И уезжает. Мы не можем без него обойтись.

 Она достала зажигалку, но не прикуривала, а стояла и рассеянно щелкала крышкой. По слухам, Хопп бросала курить — вроде пластырь никотиновый наклеила.

 — Он прекрасный педагог. К тому же и Кэрри с газетой помогает. Все школьные спектакли — на нем. Возглавляет редакцию ежегодного справочника. Рекламирует наш городишко — статьи в журналах публикует. Мне надо подумать, как его удержать.

 — Он не сказал о причинах такого решения? Не с бухты-барахты же.

 — Сказал только, пришло время перемен. Представляешь: только что сидели на собрании книжного клуба, который он возглавляет, — и тут на тебе! Сукин сын!

 Она поежилась.

 — Выпью кофе и съем кусок пирога. Какой там у них сегодня? — Она резко захлопнула зажигалку. — Активизирует мыслительные процессы. Просто так я его не отпущу.

 «Интересно, — подумал Нейт. — Очень интересно».

 Бэрк должен уйти. Лезет всюду, сует нос в дела, которые его совершенно не касаются.

 Что ж, есть масса способов выставить этого надоедливого чичако из города. Правда, некоторые считают, что он уже не чичако — paз зиму пережил и не сбежал.

 Но он-то знает: чичако — они чаще всего такими и остаются.

 Таким был и Гэллоуэй. В решительный момент сразу сдрейфил, заскулил. Струсил, одним словом. Слабак.

 Козел он был, ваш Гэллоуэй. Самый настоящий козел. Кого должна волновать его смерть?

 Сделал то, что должен был, сказал он себе, волоча через лес тяжелые пластиковые пакеты. Точно так же, как сейчас делает то, что должен.

 С Бэрком надо кончать. Еще один бесхребетный нытик. Трус. Ой-ой-ой, моя жена ушла от меня к другому! Горе мне! Ой-ой, на моих глазах убили моего напарника! Какой кошмар! Бежать туда, где меня никто не знает и где я смогу вволю насладиться жалостью к самому себе.

 Но и этого ему мало. Показать себя вздумал. Взять верх там, где он не хозяин. И никогда не будет.

 Вот разберемся с ним — и жизнь вернется в свою колею.

 Он повесил свою ношу на дерево, поближе к дому, а собаки уже скулили и виляли хвостами.

 — Не сегодня, ребятки, — вслух сказал он и повесил еще один пакет под козырьком над задней дверью, но так, чтобы с порога было не видно. — Не сегодня, приятели.

 Он небрежно потрепал собак, но их больше занимал процесс обнюхивания и облизывания его ладоней.

 Собак он любил. И Юкона в том числе. Но старик был наполовину слеп, страдал от артрита, а в придачу почти совсем оглох. Убив его, он совершил акт милосердия, честное слово. А заодно и цели своей достиг.

 Он вернулся в лес. На опушке чуть задержался и оглянулся на дом. Уже кругом были проталины, снег интенсивно таял в лучах весеннего солнца, да и дожди помогали. Вот и трава пробивается.

 «Весна», — подумал он. Когда земля хорошенько оттает — Пэта Гэллоуэя в последний раз привезут домой.

 Он уже представлял себе, как будет стоять у могилы со скорбно поникшей головой.

 Нейт приехал домой в начале сумерек. Он стоял и ждал у дороги, пока Мег придет с озера. Теперь шагать приходилось по чавкающей траве вперемешку с подтаявшей снежной крупкой.

 Мег несла коробку с покупками. На ней была ярко-красная рубашка, в ней она напоминала Нейту яркую тропическую птицу.

 — Махнемся?

 Она глянула на коробку с пиццей в его руках и сморщила нос.

 — Нет уж! Я все купила. И твои игрушечные жетоны тоже. Но мне нравится, когда мужчина приходит домой не с пустыми руками. А как ты узнал, что я к ужину буду дома? Или хотел один все съесть?

 — Я слышал твой самолет. Быстро закруглился, сбегал к итальянцу и взял вот это. Рассчитал, что ты еще будешь разгружаться — и я как раз подоспею.

 — Какой хитрый! Есть хочу… — Она внесла коробку в дом и прошла на кухню. — Кстати. Совершенно случайно среди моих сегодняшних покупок оказалась бутылочка чудесного каберне.

 Мег достала бутылку.

 — Участвуешь?

 — Конечно! Сейчас. — Он отложил пиццу, положил руки ей на плечи и поцеловал. — Здравствуй.

 — Здравствуй, красавчик. — Она улыбнулась, взяла его за голову, притянула вниз и поцеловала его долго и страстно. — Привет, ребята! — Она присела и потрепала собак. — Скучали, а? Скучали?

 — Мы все по тебе скучали. Вчера утешались медвежьей костью, а другие — макаронами с сыром. Кость доставил Джекоб, а мясо в твоем морозильнике.

 — А… Хорошо. — Она достала пакетик, потрясла его, так что содержимое забренчало, и протянула Нейту. Внутри оказались серебристые шерифские звезды.

 — Круто!

 — Ты сказал — семь, но я десяток взяла. Понадобятся новые помощники — пригодятся.

 — Спасибо. Сколько я должен?

 — Ты же у нас учет ведешь. Сочтемся. Шеф, может, бутылочку-то откроешь? — Она залезла в коробку с пиццей и отломила кусочек. — Пообедать не удалось, — объяснила она с полным ртом. — Экстренная посадка была — с мотором что-то. Два часа как не бывало.

 — А что с мотором?

 — Ничего серьезного. Уже все сделала. Но пицца с вином поднимет мне настроение. А еще — горячий душ и мужчина, который знает, в каких местах меня потереть.

 — Это реально.

 — Ты все время улыбаешься. В чем дело?

 — Да так… Может, присядешь и поешь по-человечески? Или стоя будешь живот набивать?

 — Стоя. — Она откусила снова. — Набивать.

 — Ладно. Как это — «надо дать букету раскрыться»?

 — Только не когда мне требуется запить пиццу. Дай сюда!

 Он налил ей бокал. Себе — тоже. Потом достал кусок пиццы и, привалившись к стойке, стал есть.

 — Помнишь тот день, когда Питера ранили?

 — Еще бы не помнить! Он же в детстве за нами с Розой, как собачонка, бегал. Он поправляется, да?

 — Да. Все в порядке. Но в тот день, когда я увидел кровь на снегу, когда я подобрался к нему и руки у меня были в его крови, — я вдруг почувствовал, что у меня будто часть сознания стерло. Нет, неправильно. Отмотало назад. Туда, к Джеку. Я снова был в том переулке. Я видел его, слышал запахи. И мне захотелось исчезнуть. Уйти.

 — Мне по-другому рассказывали.

 — Это у меня в голове происходило. — Сначала он расскажет ей об этом. Убедится, что она понимает, кем он был и кем стал. И кем надеется стать в будущем. — И у меня было такое чувство, будто все это тянется бесконечно долго. А я все сижу на корточках рядом с Питером, а кровь все течет и течет. Но это мне только казалось. И я никуда не исчез.

 — Нет, не исчез. Ты отвлек на себя огонь от Питера.

 — Не в этом дело. Я взял ситуацию под контроль. Сделал свое дело, и все остались живы. А я ведь мог его убить. Этого Спинакера.

 Мег молча переваривала услышанное.

 — Я ведь мог это сделать, но на какой-то миг я задумался. Никто бы меня не упрекнул. Он стрелял в моего помощника, в меня. Он был вооружен и опасен. Как тогда в переулке с Джеком. Тогда тоже мой напарник лежал на земле — умирал, по сути, — и я тоже был на земле. А тот подонок на нас надвигался и надвигался.

 Она слушала и ждала. Он посмотрел на вино. Поставил бокал на стойку.

 — Тогда у меня не было выбора, а сейчас — был. И я ведь уже думал отправить его на небеса. Ты должна это знать. Ты должна понимать, что это сидит во мне.

 — Да хоть бы и убил — думаешь, я бы переживала? Он же хотел убить моего друга. Убить тебя. Мне было бы плевать, Нейт. Думаю, ты тоже должен знать, что во мне это сидит.

 — Но это было бы…

 — Неправильно, — закончила она. — Неправильно для тебя. Как человека и как полицейского. И я рада, что ты этого не сделал. Ты намного более четко, чем я, представляешь себе, где добро и где зло. Такие вот дела!

 — Ровно год, как Джек погиб.

 Ее глаза смотрели на него с нежностью.

 — Милый мой, ты все продолжаешь винить себя за это?

 — Нет. Нет. Я звонил Бет. Жене Джека. Я ей позвонил, и мы очень хорошо поговорили. Она хорошая. И пока мы с ней говорили, я понял, что больше не хочу погружаться в эту черную яму. Не знаю, правда, когда я из нее выбрался, да и сейчас порой земля под ногами шатается. Но туда я больше не вернусь.

 — Я всегда это знала. — Мег подлила себе вина. — Я всегда вижу, кто там побывал или еще будет. Тех, кто в ясный день таранит скалу или уходит в лес, чтобы там погибнуть. Знаю я таких. Они — часть того мира, который там. Не здесь. Какой-нибудь выдохшийся летчик или чужак, притащившийся сюда, поскольку ему жизнь не в жизнь. Бабы, которых жизнь до того истрепала, что они готовы лечь и ждать, когда запинает до смерти очередной подонок. Ты, Нейт, был печален, потерян, но таким ты никогда не был. У тебя слишком крепкий стержень, чтобы стать таким, как они.

 Он помолчал, потом протянул руку и тронул ее волосы.

 — Ты все мои страхи сожгла.

 — Я?

 Он улыбнулся.

 — Мег, будь моей женой.

 Она молча уставилась на него своими голубыми глазами. Потом отложила пиццу.

 — Я так и знала! — Она вскинула руки, крутнулась на каблуках и заметалась по кухне с такой энергией, что собаки вскочили и стали ее обнюхивать. — Я так и знала! Предложи мужику секс, пару раз покорми ужином, дай слабину и скажи, что любишь, — и вот, пожалуйста, он немедленно заводит разговор о женитьбе. Разве я тебе не говорила? Не говорила? — Она развернулась и уткнула в него палец. — Дом и очаг — вот что у тебя на лбу написано.

 — Похоже, ты меня изобличила.

 — Поусмехайся тут!

 — Минуту назад ты называла это улыбкой, и тебе это даже нравилось.

 — Я передумала. И зачем, спрашивается, ты хочешь на мне жениться?

 — Я тебя люблю. Ты любишь меня.

 — И что? И что?! — Она продолжала размахивать руками, но теперь собаки знали, что это игра, и лишь весело на нее набрасывались. — Зачем ты хочешь все испортить?

 — По глупости, наверное. Да что с тобой? Трусиха!

 Она раздула ноздри, в глазах сверкнул огонь.

 — Не смей говорить со мной, как с маленькой!

 — А! Так ты брака боишься? — Он уперся спиной в стойку, взял бокал и стал пить вино. — У бесстрашной полярной летчицы подкашиваются коленки, стоит заслышать слово «замуж». Интересно.

 — У меня коленки не подкашиваются!

 — Мег, выходи за меня замуж. — Теперь он улыбался во весь рот. — Вот видишь — побледнела!

 — А вот и нет. А вот и нет!

 — Я тебя люблю.

 — Мерзавец!

 — И хочу, чтобы мы всю жизнь были вместе.

 — Иди к черту!

 — И хочу от тебя детей.

 — О боже! — Она стала рвать на себе волосы. — Прекрати!

 — Вот видишь? Трусиха.

 Она сжала кулаки.

 — Не думай, что я с тобой не справлюсь, Бэрк.

 — Ты уже со мной справилась. С первого взгляда — наповал.

 — О господи! — Она уронила руки. — Думаешь, ты симпатичный, умный… А на самом деле — тупой и примитивный. Ты ведь уже был женат, вкусил все прелести, получил плевок — и вот опять просишься.

 — Она — не ты. И я был другой.

 — Да какое это имеет значение?

 — Ну, это проще простого. Такой, как ты, больше нет. И я уже не тот, каким был с Рейчел. Рядом с другим человеком и сам меняешься. С тобой, Мег, я делаюсь лучше. С тобой мне хочется стать лучше.

 — О господи, не надо таких слов. — У нее защипало глаза. Слезы, идущие из глубины сердца, были горячими и бурными. — Ты такой же, как был всегда. Может, ненадолго потерял уверенность в себе — так кто ж не потеряет после такого переплета? Я не лучше, Нейт. Я эгоистка, спорщица и… Хотела сказать — невнимательная к другим, но не думаю, что жить так, как тебе хочется, означает быть невнимательным к другим. Когда хочу, я бываю очень злой, и для меня не существует правил, если не я их сама установила. И тут, в этой глуши, я живу потому, что не в своем уме.

 — Я знаю. И оставайся такой.

 — Я еще тогда, на Новый год, когда, не подумавши, вывела тебя на улицу и показала северное сияние, поняла, что с тобой будут проблемы.

 — И на тебе было красное платье.

 — Думаешь, если помнишь, какое на мне было платье, я и растаю?

 — Ты меня любишь.

 — Да. — Она глубоко вздохнула, вытерла мокрые щеки. — Да, люблю. Черт, угораздило же.

 — Выходи за меня замуж, Мег.

 — Так и будешь это повторять?

 — Буду. Пока не получу ответ.

 — А если я отвечу «нет»?

 — Тогда я буду ждать, буду тебя потихоньку обрабатывать, а потом опять сделаю предложение. Сдаваться я не намерен, с этим покончено.

 — А ты никогда и не сдавался. Ты просто находился в зимней спячке.

 Он опять улыбнулся.

 — Всю жизнь могу вот так на тебя смотреть.

 — Господи, Нейт. — Сердце у нее ныло, буквально ныло, так что она даже потерла грудь рукой. И вдруг поняла, что эта боль вытеснила собой все страхи. — Ты меня убиваешь.

 — Мег, выходи за меня.

 — Ладно. — Она вздохнула. Потом засмеялась от радости, и все вокруг наполнилось этой радостью. — Какого черта! Попробовать можно. — Она запрыгнула на него и повалила бы его на пол, если бы спиной он не упирался в стойку. Она обвила его ногами и впилась ему в губы. — Если не заладится — ты будешь виноват.

 — Само собой.

 — Из меня выйдет ужасная жена. — Она осыпала поцелуями его лицо, шею. — Я буду тебя все время раздражать и бесить. Стану с тобой спорить, а если ты меня переспоришь — то и злиться. Но такое нечасто будет. — Она откинулась назад, обхватила его лицо руками. — Но врать тебе я не стану. И изменять тоже. И никогда в ответственный момент тебя не подведу.

 — Годится. — Он прижался к ней щекой и просто вдыхал ее аромат. — У нас все получится. Только кольца у меня нет.

 — Это надо исправить, причем срочно. И чур не экономить!

 — Хорошо.

 Со смехом она опрокинулась назад, так, что ему пришлось ее ловить.

 — Вот безумие! Это слишком глупо, чтобы быть правдой. — Она опять подтянулась к нему и обвила его руками за шею. — Мне кажется, нам пора пойти наверх и предаться безудержному сексу по случаю нашей помолвки.

 — На это я и рассчитывал. — Нейт приподнял ее в воздухе и понес. Мег легонько укусила его в шею, и у него перехватило дыхание. — Нам обязательно это делать наверху? Может, прямо на лестнице? Или тут, на полу? А потом можно… Черт!

 Собаки с лаем кинулись к двери, и в следующий миг в окне сверкнул свет фар.

 — Запри все двери, — тихим голосом проговорила Мег. — Погаси везде свет. Мы спрячемся. Разденемся и спрячемся ото всех.

 — Поздно. Но мы запомним, на чем остановились, а когда спровадим этих незваных гостей — можем их даже поубивать, — с этого места и продолжим.

 — Договорились. — Она спрыгнула на пол. — Место! — приказала она собакам, те моментально уселись у двери. Она открыла и узнала того, кто вышел из машины. — Свой! — успокоила она псов и взмахом руки поприветствовала гостя: — Привет, Стивен.

 — Привет, Мег. — Он нагнулся приласкать собак. — Привет, ребятки, хорошие вы мои. Как вы тут? — Он выпрямился. — Я виделся с Питером, он говорит, шеф Бэрк должен быть здесь. Он мне нужен. Это на минутку, если можно.

 — Конечно. Входи. Ребята, гулять!

 — Привет, Стивен. Как дела?

 — Шеф. — Они пожали руки. — Гораздо лучше, чем в прошлый раз. Хотел вас еще раз лично поблагодарить за то, что вы для меня сделали. Для всех нас. И тебя, Мег, тоже.

 — Я слышала, без ампутации обошлось?

 — Все пальцы целы. Скажем так, полпальца только лишился. На ноге. И впрямь повезло. Нам всем повезло. Простите, что беспокою дома… Ну, то есть… не на службе.

 — Ничего страшного.

 — Проходи и садись, — пригласила Мег. — Вина хочешь? Или пива?

 — Он несовершеннолетний, — не дал ответить Нейт. — И к тому же за рулем.

 — Уж эти мне полицейские, — проворчала Мег. — Вечно весь кайф испортят.

 — Я согласен на коку, если у вас есть.

 — Конечно.

 Стивен сел и забарабанил пальцами по коленке.

 — Я на пару дней домой приехал. Весенние каникулы. Хотел раньше, но в учебе поотстал — догонять надо. Пропустил, пока в больнице валялся.

 — Нагоняешь?

 — Да, правда, допоздна сидеть приходится. Я как услышал про Юкона, сразу хотел приехать. — Голос у него задрожал, он впился пальцами в колено.

 — Да, печальная история.

 — Я помню, как он у нас появился. Я еще маленький был, а он — такой пушистый комочек. Маме еще тяжелее — он у нее был вроде ребенка.

 — Не знаю, что бы я сделала с тем, кто причинил вред моей собаке, — сказала Мег, входя в комнату. В обеих руках она несла по бокалу с вином, один передала Нейту, потом достала из-под мышки банку колы и протянула гостю.

 — Я знаю, вы делаете все, что в ваших силах. Кто-то мне сказал, тут у вас какой-то псих завелся, Питера даже ранил. Вот черт! — Он покачал головой и открыл себе банку. — Кое-кто считает, он мог и Юкона… Но…

 — Но ты так не считаешь, — подсказал Нейт.

 — Юкон был дружелюбный пес, но с чужим он бы не пошел. Я это себе даже представить не могу. Разве что его силой забрали. Он ведь старый уже был, почти слепой — но со двора он бы с чужим не ушел.

 Он сделал жадный глоток.

 — Вообще-то, я не за этим приехал. Просто говорю, чтоб вы знали. А приехал я вот зачем.

 Он приподнялся и достал из кармана джинсов маленькую серебряную серьгу в виде мальтийского креста.

 — Вот это было в пещере.

 Нейт взял серьгу в руки.

 — Вы нашли ее в пещере рядом с Гэллоуэем?

 — Вообще-то, это Скотт нашел. Я про нее и забыл. Мы все забыли. Она лежала примерно в футе от… — Он взглянул на Мег. — В футе от тела. Извини.

 — Все в порядке.

 — Он ее из снега выковырнул. Не знаю, зачем. Так, от нечего делать. И в рюкзак сунул. А к тому времени, как мы с горы слезли, да еще учитывая, в каком мы были состоянии, конечно, мы про нее забыли. А теперь он ее в вещах нашел и мне передал, потому что я домой ехал. Мы, Мег, подумали, это — твоего отца, так что пусть она у тебя будет. А потом я решил, пусть сначала полиция взглянет, вот и принес вам, шеф.

 — Сержанту Кобену не показывали? — спросил Нейт.

 — Нет. Скотт мне отдал как раз перед отъездом, времени уже не было. Я подумал, можно и через вас передать.

 — Можно. Спасибо, что завез.

 — Не уверена, что это его вещь, — сказала Мег, проводив гостя. — А может, и его. Он носил серьгу. У него их несколько было. Точно не помню. Были, кажется, две на штырьке, еще одна с большим кольцом, из золота. Но, может, и эта — его. Мог купить ее в Анкоридже уже после отъезда. А может, это серьга…

 — Его убийцы, — подсказал Нейт, разглядывая крест.

 — Отдашь Кобену?

 — Надо подумать.

 — Отложишь? Мы ведь можем с этим вопросом повременить? Я не хочу сегодня думать ни о чем грустном.

 Нейт сунул находку в нагрудный карман, под пуговицу.

 — Так подойдет?

 — Подойдет. — Она положила голову ему на плечо.

 — Завтра покажешь Чарлин. Может, она вспомнит. А пока… — Она приободрилась. — На чем мы остановились?

 — Мне кажется, мы находились во-он там.

 — А теперь мы здесь. И смотри — у тебя за спиной чудесный мягкий диванчик. Сколько тебе понадобится времени, чтобы меня на него завалить?

 — Сейчас узнаем.

 Он упал на диван, в последнее мгновение увлекая Мег за собой. Она со смехом повалилась и стала торопливо снимать с него одежду.

 — Надеюсь, что ты сегодня будешь в ударе: у меня первый опыт интимной близости в ранге невесты.

 — Постараюсь соответствовать. — Он расстегнул на ней рубашку и медленно провел языком от ключиц до пупка.

 — Люблю честолюбивых мужчин.

 Он не спеша снимал с нее одежду и ласкал языком открывающиеся участки тела.

 Она выйдет замуж за этого мужчину. Можете себе представить? За Игнейшуса Бэрка, с его большими грустными глазами и сильными руками. За мужчину, воплощающего долготерпение, долг и бесстрашие. И честь.

 Он легонько прикусил ей кожу на внутренней поверхности бедра. По телу прошла дрожь, в голове все помутилось.

 Он ласкал ее всю, снова и снова, окрыленный сознанием того, что теперь она принадлежит ему. И он будет ее беречь и защищать, поддерживать и опираться на нее. Любовь к этой женщине горела в нем, как солнце, горела сильным светлым огнем.

 Он снова нашел ее губы и утонул в них, горячих и жадных.

 Краешком сознания он отметил, что залаяли собаки, их бешеный лай донесся через гул возбуждения, стоявший в ушах. Он не успел и головы поднять, чтобы прислушаться, а Мег уже осторожно высвободилась.

 — Что-то с собаками.

 Она выскочила из комнаты, а он еще только вставал с дивана.

 — Мег! Погоди. Погоди минутку!

 На улице раздался какой-то звук. Это уже был не собачий лай. И он бросился следом.

 Он нагнал ее на пороге заднего крыльца, с винтовкой в руках. В один прыжок Нейт оказался рядом и захлопнул дверь.

 — Какого дьявола ты делаешь?

 — Защищаю своих собак. Их там сейчас искалечат. Уйди, Бэрк, я знаю, что делаю.

 Не тратя времени на любезности, Мег уткнула дуло ему в живот, но, вместо того чтобы попятиться, он остался стоять и даже начал ее оттеснять, чем вызвал у нее и гнев, и изумление.

 — Дай сюда ружье.

 — У тебя свое есть. Это мои собаки. — Бешеный лай перемежался прерывистым, громким рычанием. — Он же мне собак порвет!

 — Не убьет. — Он еще не знал, кто такой «он», но, судя по звуку, это был зверь куда крупней любой собаки. Он включил наружное освещение, после чего достал из кобуры табельный пистолет. — Оставайся здесь!

 Позже он корил себя за то, что решил, будто она его послушается, внемлет здравому смыслу. Останется в безопасном месте. Но в тот момент, как он распахнул дверь и в боевой стойке вынес вперед руку с пистолетом, она нырнула под его локоть, выскочила на улицу и стремглав с винтовкой в руках помчалась туда, откуда доносился шум ожесточенной схватки.

 Нейт остолбенел от изумления, смешанного с ужасом и восхищением. Медведь был гигантских размеров, здоровенная черная туша на фоне островков снега. При свете фонарей зубы его зловеще сверкали — он раскрыл пасть и злобно рычал на собак.

 Они бросались на него — короткими прыжками, с опаской. Рычали и рвали зубами. На земле были пятна крови, в одном месте — целая лужа, она быстро впитывалась в землю. И в воздухе пахло кровью. А еще — диким зверем.

 — Рок, Булл, ко мне! Ко мне живо!

 «Ну нет, теперь уж они вряд ли вернутся, — подумал Нейт. — Дело далеко зашло». Даже ее они сейчас не послушают. Они уже сделали выбор между дракой и бегством и были распалены жаждой крови.

 Медведь опустился на четыре лапы, сгорбился и издал рев, нисколько не похожий на тот, какой бывает у медведей в голливудских фильмах. Он был более дикий, более страшный. Настоящий.

 Он ударил лапой, острыми когтями, и одна из лаек кувырком полетела в снег с тонким визгом. Тогда медведь встал на задние лапы. Он был выше человеческого роста и огромный, как луна. На клыках была кровь, в глазах — безумие битвы.

 Медведь сделал выпад, и тут Нейт выстрелил. Потом еще раз. Зверь уже был на четырех лапах и приготовился кинуться на людей. Стреляла и Мег из винтовки — раз, другой. Медведь взвыл от боли — так это, во всяком случае, истолковал Нейт. Мех его окрасился кровью.

 Он рухнул в каких-то трех футах от места, где они стояли, под его тушей задрожала земля.

 Бросив винтовку Нейту, Мег рванулась к раненой лайке, которая уже ковыляла к хозяйке.

 — Все в порядке, все будет хорошо. Дай посмотрю. Только царапнул, да? Ах ты, глупый, глупый пес. Я же сказала — ко мне!

 Нейт задержался на месте, желая убедиться, что медведь сражен наповал, а Рок уже обнюхивал тушу, тычась носом в кровь.

 Затем он подошел к Мег, та стояла на коленках, в одних трусиках и рубашке нараспашку.

 — Мег, иди в дом.

 — Ну, ну, ничего страшного, — уговаривала она Булла. — Я тебя вылечу. Натравили. Натравили на дом, видишь? Мяса с кровью притащили. — Она показала ненавидящими глазами на надорванные куски мяса возле заднего крыльца. — Развесил свежее мясо возле самого дома, а наверное, и на опушке. Выманил медведя. Мерзавец! На такое только мерзавцы способны.

 — Мег, иди в дом. Ты замерзла. — Он поднял ее на ноги, она дрожала. — На, держи. А я собак заберу.

 Она взяла оружие, свистнула вторую собаку. Вошла в дом, положила ружье и пистолет на стойку и бросилась за аптечкой и одеялом.

 — Положи его на одеяло! — прокричала она, когда Нейт на руках внес раненого пса. — И сам рядом ложись, держи его крепче. Он будет сопротивляться.

 Он сделал, как было сказано, держал собаке голову и молча смотрел, как Мег промывает раны.

 — Не глубоко, обойдется! Боевые раны, ничего страшного. Рок, сидеть! — прикрикнула она, когда пес попытался протиснуться у нее под мышкой и обнюхать раненого товарища.

 — Придется сделать пару уколов. — Она достала шприц, умелой рукой набрала лекарство и выпустила тонкую струйку.

 — Держи крепко.

 — Если хочешь, можем его к Кену свозить.

 — Не понадобится. Все, что сделает Кен, я и сама умею. Сейчас введу наркоз, он успокоится, и можно не спеша накладывать швы. Потом дадим антибиотик, завернем потеплее — и пусть спит.

 Она выщипнула клочок шерсти и сделала укол. Булл заскулил и бросил жалобный взгляд на Нейта.

 — Не напрягайся, лежи спокойно, малыш, сейчас тебе станет лучше.

 Нейт гладил собаку, а Мег шила.

 — И ты все это держишь дома?

 — У нас тут надо быть во всеоружии. Представь себе: ты колешь дрова и вдруг поранил ногу, электричества нет, дороги закрыты — что ты тогда будешь делать?

 Она с сосредоточенным видом делала свое дело и ровным голосом продолжала:

 — Невозможно из-за всякой ерунды ехать к доктору. Ну вот, почти закончили. Теперь мы тебя уложим на мягкое, теплым одеяльцем укроем. У меня тут есть одна мазь — и раны заживляет, и собака не лижет: вкус у нее препротивный. Потом перевяжем. Завтра к врачу все-таки свозим, пусть посмотрит, но, думаю, ничего страшного.

 Убедившись, что пес спит под одеялом, а рядом с товарищем примостился Рок, Мег взяла вино и стала пить прямо из бутылки. Только сейчас у нее затряслись руки.

 Нейт взял у нее бутылку и аккуратно отставил. Потом подхватил Мег под локти и чуточку оторвал от пола.

 — Никогда, слышишь, никогда больше не смей так делать!

 — Эй!

 — Смотри на меня. И слушай.

 Сопротивляться она и не думала — уж больно голос его был грозен, а лицо — разгневано.

 — Никогда больше не смей так рисковать!

 — Но надо же было…

 — Нет, не надо. Я был здесь. Никакой не было необходимости выбегать из дома в полуголом виде — и прямо на гризли.

 — Это был не гризли! — огрызнулась она. — Это был черный медведь.

 Он поставил ее на ноги.

 — Черт возьми, Мег!

 — О себе и о своей живности я в состоянии позаботиться сама.

 Нейт развернулся, и в лице его было столько бешенства, что она попятилась. Это был не терпеливый возлюбленный и не хладнокровный полицейский. Это был разгневанный мужчина, и его злости хватило бы, чтобы испепелить ее заживо.

 — Теперь ты моя, так что привыкай.

 — Ты не заставишь меня стоять и беспомощно хлопать глазами, потому что…

 — Хлопать глазами, как же… Да кто тебя заставлял ими хлопать? Что ты называешь беспомощностью? То, что выскочила из дома в одном белье, не разобравшись в ситуации? Это, Мег, большая разница. Тем более — когда ты тычешь мне в живот дулом, чтобы я не мешался под ногами.

 — Я… Я тыкала в тебя ружьем? — Удивительно, но его гнев помог ей справиться с эмоциями, и она, кажется, начала соображать. — Прости. Прости. Я была не права.

 Она закрыла лицо руками и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пока страх, злость и дрожь в пальцах не начали проходить.

 — Наверное, я еще что-то сделала не так, но я просто реагировала на ситуацию. Я… — Она протянула руку в знак примирения, потом снова взяла вино и медленно, по глотку, стала промачивать пересохшее горло.

 — Собаки для меня — это компаньоны. Ты же понимаешь: когда твой товарищ в опасности, не до раздумий. И ситуация мне была ясна. А времени на объяснения не было. И на то, чтобы сказать тебе, что одно твое присутствие прибавляет мне уверенности. Если бы я по-другому себя повела, мне все равно было бы важно знать, что ты рядом.

 Голос у нее задрожал, она закрыла глаза рукой и не отнимала, пока не успокоилась.

 — Если тебе охота злиться — я обижаться не стану. Но, может, дашь мне сперва одеться, а потом закончишь свою нотацию? Я замерзла.

 — Я уже закончил. — Он шагнул вперед и, заключив ее в объятия, долго не выпускал.

 — Вот видишь, я вся дрожу. — Она тесней прижалась к нему. — А ведь если бы тебя здесь не было — не дрожала бы: рассчитывать-то было бы не на кого.

 — Давай-ка тебя оденем. — Продолжая обнимать ее одной рукой, он повел ее в гостиную, потом подошел к печи и подбросил дров.

 — У меня потребность о тебе заботиться, — тихо проговорил он. — Но я тебя не задушу в объятиях, не бойся.

 — Знаю. А у меня потребность — самой о себе заботиться. Но я постараюсь, чтобы и тебе дело нашлось.

 — Договорились. А теперь объясни-ка мне, кто кого и куда подманил.

 — Медведи любят поесть. Поэтому, когда люди ночуют в лесу, пищевые отходы всегда закапывают, а еду берут в закрытых емкостях и вешают на деревья подальше от лагеря. И по той же причине для припасов мы строим кладовые на сваях, а лестницу за собой всякий раз убираем.

 Она натянула брюки, провела рукой по волосам.

 — Стоит медведю унюхать еду, как он пускается на поиски. И между прочим, медведи даже по лестнице забираются. Если бы ты знал, что еще эти звери умеют, ты бы удивился. Могут и в город притащиться, в гущу людей, чтобы порыться в мусоре, в птичьих кормушках и так далее. Случается, какой-нибудь особо любопытный и в дом заберется — проверить, что там есть интересненького. В большинстве случаев удается пугнуть. Но не всегда.

 Она застегнула рубашку, подсела ближе к огню.

 — Там, за крыльцом, на земле, мяса полно. Наверняка, если посмотреть, и куски целлофана найти можно. Кто-то его принес и разбросал — в расчете, что это приведет к нам медведя. Учитывая время года, расчет очень верный. Медведи только просыпаются от спячки. Они голодные.

 — Кто-то подбросил приманку, чтобы выманить тебя в ловушку.

 — Не меня — тебя. — От этой мысли кровь бросилась ей в голову. — Ты сам подумай. Приманку должны были разложить сегодня, до моего возвращения. Если бы это сделали при нас, мы бы услышали собак. Предположим, сегодня ты бы опять ночевал один — что бы ты сделал, если бы собаки зашлись?

 — Вышел бы посмотреть, в чем дело. Но с оружием.

 — Ага, с пистолетом, — кивнула она. — Испугать им медведя, может, и можно. И даже уложить — если повезет и он не кинется на тебя прежде, чем ты выпустишь всю обойму. А уж если кинется — пистолет наверняка выбьет, а руку откусит. Пистолетом ты его скорее разъяришь. А что такое против медведя две сердитые лайки? Да он бы от них мокрого места не оставил, Нейт. В лучшем случае они бы успели его чуточку потрепать — прежде чем он разорвал бы их на куски. А если бы ты вышел один со своей пушечкой, тебя бы тоже разорвали на куски. Скорее всего. Подраненный медведь, разъяренный медведь мог бы и в дверь за тобой вломиться. На это и расчет был.

 — Если так, значит, кому-то я очень мешаю.

 — Легавые всегда кому-то мешают, так ведь? — Он сел рядом, она погладила его по коленке. — Кто бы это ни был, он задумал все так, чтобы ты или погиб, или надолго выбыл из строя. А что для этого надо пожертвовать моими песиками — ему чихать.

 — Или тобой — если бы все пошло иначе.

 — Или мной. Ну, вот что. На этот раз он меня достал. — Еще раз потрепав Нейта по коленке, она поднялась и заходила из угла в угол. — Убил моего отца — сделал мне больно. Но это дело прошлое, с этим я еще могла справиться. Найти его, посадить за решетку — и мне бы хватило. Но никому не позволено убивать моих собак.

 Она повернулась и увидела на его лице улыбку.

 — Или убивать парня, за которого я собралась замуж, да еще прежде, чем он купит мне дорогое кольцо. Все еще злишься?

 — Не очень. Никогда, наверное, не забуду, как ты там стояла на ветру в одних красных трусиках и рубашечке с винтовкой в руках. Со временем эта картина станет казаться мне уже не страшной, а очень даже сексуальной.

 — Я тебя очень люблю. И это ужасно. Ладно. — Она потерла лицо. — Нельзя оставлять там эту тушу. На нее сбегутся незнамо сколько других охотников до жратвы, да и собаки утром набросятся. Позвоню-ка я Джекобу, пусть приедет, поможет ее разделать. А заодно посмотрит, может, по каким-то признакам сумеет распознать, кто это сделал.

 Она взглянула ему в лицо и подошла ближе.

 — Вижу, мозги заработали. Джекоб здесь сегодня был, к тому же — с медвежатиной. Он бы этого не сделал, Нейт. Могу назвать несколько веских причин — помимо того, что он хороший человек и любит меня. Во-первых, он ни за что не причинит зла моим собакам. Он слишком к ним привязан. Во-вторых, он знал, что я сегодня возвращаюсь. Когда я мотор починила, связалась с ним по рации. В-третьих, если бы ему надо было от тебя избавиться, он бы просто всадил в тебя нож и закопал в таком месте, где тебя бы никогда не нашли. Дешево и сердито. А это? Это был трусливый, ничтожный человек, к тому же охваченный паникой.

 — Убедила. Звони.

 Наутро у себя в кабинете Нейт изучал свежие улики. Обрывки белой пленки — похожей на ту, в которую в Угловом расфасовывают некоторые продукты. Клочья мяса, которые он запечатал в пакет для вещдоков.

 И серебряная серьга.

 Не видел ли он ее раньше? Эту серьгу? Что-то сидело в дальнем уголке его памяти, не давало покоя.

 Одна серебряная серьга. Теперь мужчины такие чаще носят, чем когда-то. Мода меняется, теперь даже с костюмом серьгу надевают — и ничего.

 Но шестнадцать лет назад? Не массовое явление. Тем более для мужчины. Скорее — атрибут какого-нибудь хиппи, музыканта, художника, бунтаря. И это ведь была не маленькая скромная сережка и не тонкое кольцо в ухо — это был мальтийский крест.

 А это кое о чем говорит.

 Это не была вещь Гэллоуэя. Он рассмотрел фотографии — Гэллоуэй погиб с кольцом в ухе. И, насколько позволяла судить лупа, второе ухо у него вообще не было проколото.

 На всякий случай он проверил заключение медицинской экспертизы.

 И он знал: эта вещь принадлежит убийце.

 Маленькая задняя застежка — как они называются-то? — отсутствовала. Он мысленно представлял себе, как некто заносит ледоруб — и в этот момент теряет серьгу, сам того не замечая. И опускает топор. Всаживает в грудь жертвы.

 Неужели он так и стоял и смотрел, как, с застывшим в глазах изумлением, мешком оседает по обледенелой стене его близкий друг? Стоял и смотрел? Что он чувствовал? Ужас или радость? Восторг или оцепенение? «Неважно, — подумал Нейт. — Дело все равно было сделано».

 А потом? Взял рюкзак, заглянул внутрь? Какой смысл оставлять еду или деньги, если они там есть? Надо быть практичным. Надо выживать.

 Сколько прошло времени, прежде чем он обнаружил пропажу серьги? Возвращаться и искать поздно. Стоит ли беспокоиться из-за такой мелочи?

 Но любое дело всегда строится на мелочах. Мелочи позволяют вершить правосудие.

 — Нейт?

 Не выпуская из ладони серьгу, он ответил по селектору:

 — Да?

 — К тебе Джекоб, — доложила Пич.

 — Пусть войдет.

 Вставать он не стал, а, наоборот, откинулся в кресле. Джекоб затворил за собой дверь.

 — Я ждал вашего прихода.

 — Мне надо кое-что сказать, о чем я не хотел вчера при Мег говорить.

 На Джекобе была замшевая рубашка поверх линялых джинсов. На шее висела нитка бус с крупным, отполированным камнем коричневого цвета в середине. Длинные седые волосы были забраны в хвост. В открытых мочках ушей никаких украшений не наблюдалось.

 — Присядьте, — пригласил Нейт. — И говорите, что хотели.

 — Я стоя скажу. Ты или примешь мою помощь, или я сам сделаю то, что должен. Но я положу этому конец. — Он шагнул вперед, и впервые за время их знакомства Нейт прочел в его лице негодование.

 — Она — мой ребенок. Я ее растил дольше, чем Пэт. Она моя дочь. Что бы ты обо мне ни думал — это ты должен понимать. И я так или иначе приму участие в поисках того, кто вчера подверг ее жизнь опасности.

 Нейт качнулся в кресле вперед, потом назад.

 — Выдать вам жетон?

 Джекоб сжал пальцы в кулак. Медленно разжал. Очень медленно — по мере того, как стихал гнев. Точнее — закрывался непроницаемой маской.

 — Нет, жетон не по мне. Слишком тяжелый.

 — Хорошо, тогда ваша помощь будет неофициальной. Так вас устроит?

 — Да.

 — Вы кое-кого расспрашивали, вам рассказали о деньгах. Как думаете, возможно такое, чтобы старый ветер задул?

 — Более чем возможно. Люди болтливы, особенно белые.

 — А раз ветер снова задул, несложно было догадаться, зная ваши отношения с Гэллоуэем и с Мег, что вы передадите мне информацию?

 Джекоб пожал плечами.

 — Не проще было бы заткнуть вам рот, пока вы ко мне не пришли?

 Теперь Джекоб улыбнулся:

 — Я прожил долгую жизнь, и убить меня не так-то просто. Чего не скажешь о тебе. Вчерашняя затея была исполнена небрежно и без большого ума. Почему было не застрелить тебя, когда ты был один, скажем, на озере? Потом напихать тебе камней в карманы и утопить. Я бы так поступил.

 — Спасибо. Но наш злоумышленник не действует напрямик. И даже с Гэллоуэем, — сказал Нейт, видя, что Джекоб заинтересовался стендом. — То убийство было совершено в минуту помешательства, из жадности или потому, что случай представился. А может быть — по всем трем причинам. Оно не было спланировано.

 — Не было, — поразмыслив, согласился Джекоб. — Есть более простые способы убить человека, чем лезть с ним для этого на вершину.

 — Один удар топора, — продолжал Нейт. — Один. А потом у него даже не хватает мужества выдернуть ледоруб и избавиться от тела. Это уже требовало бы от него прямых действий. То же самое с Максом. Инсценировка самоубийства. На Максе такая же вина, как и на нем — он мог и так рассуждать. Собака? Ну, это просто для отвода глаз, для прикрытия. А заодно — насолить Стивену Уайзу. Но один на один на меня он не пойдет.

 Он выложил на стол серьгу.

 — Знаете эту вещь?

 Джекоб наморщил лоб.

 — Побрякушка. Символ. Но не индейский. У нас свои.

 — Думаю, шестнадцать лет назад ее обронил убийца. Он давно о ней забыл. Но если увидит — вспомнит. Где-то я такую уже видел. — Нейт взял серьгу в руки, покачал крестик. — Только вот где?

 Серьгу он взял с собой. Это было не совсем по правилам, но, мотаясь по городу, Нейт держал ее в кармане.

 О случившемся накануне он никому не сказал и попросил Мег и Джекоба тоже держать язык за зубами. Решил сыграть с убийцей в игру.

 Весна была в разгаре, дни удлинялись, и зеленый цвет все настойчивее вытеснял белый. Нейт патрулировал улицы, говорил с горожанами, выслушивал их жалобы и проблемы.

 И у всех мужчин проверял, не проколоты ли уши.

 — Они могут и зарасти, — сказала как-то Мег.

 — Кто?

 — Дырки в ушах. Или в любом другом месте. — Она легонько потеребила пальцами его пенис.

 — Перестань. — Его охватил трепет, и она засмеялась коварным смехом.

 — Говорят, это усиливает… натиск.

 — И думать не смей. Что ты хочешь этим сказать — «могут зарасти»?

 — Дырки могут затянуться. Если долго не носить серьги, они, — она чмокнула губами, — зарастают.

 — Сукин сын. Ты точно знаешь?

 — У меня в этом ухе было четыре дырки. — Она подергала себя за левое ухо. — Стукнуло как-то, вот и проколола.

 — Что, сама? Сама проколола?

 — Ну да. Я что — маленькая? — Она легла на него, и, поскольку на ней ничего не было, тема разговора моментально улетучилась у него из головы — пришлось приложить волевое усилие.

 — Какое-то время поносила четыре серьги, но потом надоело, я стала вдевать две — а остальные быстренько затянулись. — Она протянула руку и зажгла лампу, потом наклонила голову. — Видишь?

 — Могла бы и раньше сказать. Что я, как дурак, мотаюсь по городу и переписываю мужиков с проколотыми ушами?

 Она потеребила ему мочку уха.

 — А тебе бы пошло.

 — Нет.

 — Могу проколоть.

 — Нет, нет и нет. Ни в ухе, ни в каком другом месте.

 — Ну и противный.

 — Да, я такой. Теперь придется начинать сначала — мой список больше не имеет никакого смысла.

 Она приподнялась и оседлала его. Приняла в себя.

 — Потом займешься делами.

 Он заскочил в «Приют» и застал там Хопп и Эда, которые совещались за салатом «Буффало».

 — Ничего, если я вам чуточку помешаю?

 — Конечно, садись. — Хопп подвинулась. — Мы тут обсуждаем вопрос финансового свойства, как ты бы выразился. Для меня это одна головная боль, а Эд, смотри, даже возбудился. Мы пытаемся выкроить из бюджета средства на строительство библиотеки. Для начала придется урезать статью на здание почты. Что скажешь?

 — Прекрасная мысль.

 — Вот и мы так решили. — Эд промокнул губы салфеткой. — Но для этого нужно, чтобы бюджет был чуть более резиновым. — Он подмигнул Хопп. — Знаю, знаю, ты об этом и слышать не хочешь.

 — У нас задействованы люди, уже собраны средства на стройматериалы, на оплату рабочих. Книги нам или пожертвуют, или выпросим. Если людей заинтересовать проектом, они помогут.

 — На меня можете смело рассчитывать, — объявил Нейт. — Если и когда до этого дойдет. А пока что у меня самого есть вопрос финансового свойства. Хотел к вам в банк заглянуть, Эд. Вопрос касается одного давнего вклада, Так что вам придется поднапрячь память.

 Эд кивнул. «Ухо не проколото», — отметил про себя Нейт.

 — В том, что касается банка, на память не жалуюсь.

 — Это касается Гэллоуэя.

 — Пэта? — Он понизил голос и огляделся. — Может, об этом лучше не здесь? Чарлин все-таки…

 — Это много времени не займет. Мой источник сообщил, что в последний раз в Анкоридже Гэллоуэй выиграл кругленькую сумму в покер.

 — Покер он обожал, — заметила Хопп.

 — Это факт. Сам с ним не раз играл. Правда, по-крупному мы не играли, — добавил Эд. — Не верится, чтобы он мог много выиграть.

 — Сведения верные. Так вот я и подумал, не посылал ли он, случаем, деньги домой, перед тем как идти в горы?

 — Что-то не припомню. Даже платежки не было. У нас тогда обороты маленькие были, я вам рассказывал. — Он задумался и сощурил глаза. — Правда, к тому времени, как Пэт пропал, у нас уже было хранилище и два кассира по совместительству. Но я обо всех операциях знал досконально.

 Он потер подбородок и выпрямился.

 — Пэта финансы мало интересовали. Он был не из тех, кто кладет деньги в банк — или, наоборот, снимает.

 — А как в тех случаях, когда он уезжал на заработки? Деньги домой не присылал?

 — Нет, иногда было. Помнится, когда он уехал, Чарлин месяца два к нам регулярно ходила проверить, не пришло ли от него что. Каждую неделю, раз, а то и два. Если у него были на руках большие деньги, в чем я лично сомневаюсь, он мог положить их в банк в Анкоридже, а то и вовсе в обувную коробку спрятать.

 — Тут я с Эдом соглашусь, — подтвердила Хопп. — Пэт с деньгами лихо обращался.

 — Как все, кто вышел из богатой семьи. — Эд пожал плечами. — А есть такие, как мы, — он подмигнул Хопп, — готовые из кожи вон вылезти, чтобы наскрести денег на городскую библиотеку.

 — Что ж, не буду дольше мешать вашим ухищрениям. — Нейт поднялся. — Спасибо, что уделили время.

 — Лучше бы порядком в городе занимался, — неодобрительно проворчал вслед Эд, прихлебывая кофе.

 — Наверное, для него это тоже «порядок в городе».

 — Вот что я тебе скажу, Хопп: чтобы нам осилить эту библиотеку, нужны хорошие сборы на май.

 — Согласна. Пока он, слава богу, шума не поднимает. Просто, как я понимаю, хочет все перепроверить, пока не убедится, что Пэта действительно убил Макс. Упорный он у нас. В последние дни я все больше в этом убеждаюсь. Ничего не пустит на самотек. Хорошее качество для начальника полиции.

 Джекоб был прав: некоторые с полицией дела иметь не хотят. Даже в его компании Нейту мало что удалось выжать из своей поездки в Анкоридж.

 Но сказать, что слетали напрасно, тоже было нельзя.

 К Кобену наведываться он не стал. А надо бы, признался он Джекобу, когда они уже подлетали к дому. И серьгу надо было приобщить к делу. Но он не стал.

 Ему нужно было еще время. Время, чтобы все состыковать.

 Когда самолет приводнился, напряжение наконец спало.

 — Спасибо, что съездили со мной. Хотите, я привяжу самолет? А вы идите в дом.

 — А умеешь?

 — В данном случае это не более чем катер с крыльями. А уж лодку привязать к причалу я сумею.

 Им навстречу уже спешила Мег, Джекоб кивнул вместо приветствия.

 — У вас же другие дела есть.

 — Есть, это точно. Тогда до встречи.

 Нейт ступил на понтон, молясь, чтобы не потерять равновесия и не плюхнуться в воду. Но все удалось: он шагнул на один край причала, Мег — на другой.

 — Куда это он? — подивилась она вслед лодке Джекоба.

 — Сказал, дела. — Он взял ее за руку. — Ты сегодня рано.

 — Нет, это вы поздно. Уже почти восемь.

 Он посмотрел на небо — такое же яркое, как в полдень.

 — Никак не привыкну. Женщина, где мой ужин?

 — Ха-ха-ха! Можешь зажарить в гриле пару гамбургеров из лосятины.

 — Гамбургеры из лосятины? Это мое любимое.

 — Ну как, удалось что-нибудь новое узнать?

 — В плане расследования — нет. А у тебя как день прошел?

 — Я, вообще-то, тоже в Анкоридже побывала, только недолго. А уж поскольку я там оказалась, то между делом зашла в салон свадебных платьев.

 — Да что ты говоришь?

 — Перестань ухмыляться. Я по-прежнему не хочу ничего пышного. Устроим бурную попойку здесь, дома. Но сногсшибательное платье мне купить захотелось. Чтобы у тебя глаза на лоб вылезли.

 — И нашла?

 — Это мой секрет, а ты оставайся в неведении. — Она звонко чмокнула его в губы. — Гамбургер я люблю прожаренный, а булочка чтобы слегка хрустела.

 — Заметано. Но пока до еды не дошло — я тоже сегодня делал свадебные покупки.

 — Да?

 — Да. — Он достал из кармана ювелирный футляр. — Угадай, что здесь.

 — Мое. Дай сюда.

 Он открыл крышечку и с наслаждением наблюдал, как у нее округлились глаза при виде бриллиантового кольца в платиновой оправе.

 — Ух ты! — Мег выхватила кольцо из футляра и, держа на вытянутой руке, пустилась в пляс. Возгласы, какие она при этом издавала, он воспринял как знак одобрения.

 — Так что? Нравится?

 — Потрясающе! — Она, смеясь и дурачась, кругами приближалась к нему. — Вот это, я понимаю, кольцо, шеф Бэрк! И насколько, интересно, похудел твой кошелек?

 — Перестань!

 Она продолжала дурашливо смеяться.

 — Могу себе представить. Вообще-то, мне это неинтересно. Классное кольцо, Нейт, прямо наповал. Экстравагантное и простое одновременно — то, что нужно. Идеальное КОЛЬЦО.

 Она вложила кольцо в его раскрытую ладонь.

 — Ну, давай же, надень, мне уже не терпится.

 — Прошу прощения, но, может быть, мы это совершим в более торжественной обстановке?

 — Полагаю, назад пути уже нет. — Она растопырила пальцы. — Давай же, надевай.

 — Хорошо, что я не додумался сочинить стихи по этому случаю. — Он надел ей кольцо на палец, и оно засверкало еще ярче. — Смотри, не ослепни.

 — Нейт, я в тебя влюбляюсь с каждым днем сильнее. И все думаю: а где же конец? — Она заключила его лицо в ладони, отчего у него, как всегда, закружилась голова. — Не знаю, подхожу ли я тебе, Игнейшус, но ты мне точно подходишь.

 Он взял ее за руку, на которой красовалось кольцо, и поцеловал.

 — Пойдем жарить гамбургеры.

 — Это что?

 В руках у Нейта была связка ключей. Мег напустила на себя озадаченный вид.

 — Полагаю, это ключи.

 — Куда тебе столько ключей?

 — А замков-то сколько! Это что, допрос?

 Он побренчал связкой, а она продолжала смотреть на него с невинной и счастливой улыбкой.

 — Мег, ты в половине случаев дом вообще оставляешь незапертым. Зачем тогда столько ключей?

 — Ну… Предположим, мне надо попасть в какую-то дверь, а она заперта. И тогда меня выручают ключи.

 — А эта дверь — которая заперта — ведет, конечно, в чужой дом или офис, да? Я угадал?

 — Формально говоря — да. Но человек ведь не остров… И все в таком роде. Дзен-буддизм учит, что в масштабах Вселенной мы все едины.

 — Выходит, это дзен-ключи?

 — Именно. Отдай.

 — Вот это вряд ли. — Он зажал связку в кулаке. — Видишь ли, даже во Вселенной, живущей по законам дзен-буддизма, мне не хотелось бы арестовывать свою жену за незаконное проникновение куда бы то ни было.

 — Я тебе еще не жена, приятель. А как они вообще у тебя оказались? Ордер на обыск у тебя есть?

 — Они лежали на виду. Никакой ордер тут не требуется. Злоумышленница. — Он ухватил ее за подбородок и поцеловал. Потом открыл заднюю дверцу пикапа и кликнул собак: — Живей, ребята. Поехали кататься.

 С некоторых пор Мег перестала оставлять собак одних. Либо брала их с собой, либо отвозила к Джекобу, а если день выдавался такой, что и то и другое было неосуществимо, оставляла в вольере у «Приюта».

 Биллу, который еще не до конца поправился, пришлось помочь.

 — Удачного полета, — пожелал он Мег.

 — Обязательно.

 Сунув руки в карманы, она направилась к самолету. Потом вдруг развернулась и зашагала назад.

 — А знаешь, я ведь достану себе другие ключи. Мне это раз плюнуть.

 — Не сомневаюсь, — проворчал Нейт.

 По уже сложившейся привычке он дождался, пока она взлетит. Ему нравилось смотреть, как самолет разгоняется и взмывает ввысь и как от его двигателей бежит рябь по воде. В такие минуты он думал только о ней, о них, о том, как они станут создавать семью.

 Она уже работала в саду — когда сошел снег, оказалось, что крыльцо с двух сторон окаймляют цветочные клумбы. Мег теперь то и дело говорила об аквилегии и луковичных и о том, как она поливает клумбы волчьей мочой от мышей.

 Благодаря длинным летним дням дельфиниумы, обещала Мег, махнут до десяти футов.

 Подумать только, удивлялся Нейт. Мег Гэллоуэй, полярная летчица, истребительница медведей, выращивает цветы. Георгины, хвастала она, будут не меньше колесных колпаков.

 Ему захотелось на все это посмотреть. Захотелось посидеть вдвоем на крыльце нескончаемым летним вечером, с буйством цветов возле дома, и смотреть на закат.

 Как все просто, подумал он. Вся их жизнь будет соткана из тысяч простых и нежных мгновений. И при этом она совсем не будет обыденной.

 Ее самолет взмывал все выше и выше, маленькой красной птичкой в бескрайнем синем небе. Она помахала ему крыльями, и он улыбнулся, а сердце радостно забилось.

 Когда самолет скрылся вдалеке, он сел в машину, где покорно дожидались собаки. И стал думать о совсем других вещах.

 Может, зря он так уцепился за эту побрякушку — серьгу. Всего-то — маленький кусочек серебра. Да и сведения о том, что у Гэллоуэя были большие деньги, тоже пока ничем не подтверждены.

 Но он уже где-то эту серьгу видел. Он вспомнит. Рано или поздно вспомнит. А деньги… Где деньги — там и убийство.

 Он вел машину и мысленно просеивал информацию. У Гэллоуэя были на руках большие деньги, а дома — красивая женщина. Извечные мотивы для убийства. Тем более что в этих краях женщины вообще в дефиците.

 Комиссия по организации первомайского парада уже начала развешивать транспаранты и флажки. Они были выдержаны не в традиционных для маленьких городков цветах — красный, белый, синий. В Лунаси все должно было быть особенное. Над городом развевались полотнища в радужной гамме голубого, желтого и зеленого.

 На одной такой гирлянде неожиданно примостился орел.

 По главной улице люди по случаю весны приводили свои дома и конторы в порядок. Кое-кто уже вывесил над входом кашпо с разноцветными анютиными глазками и декоративной кудрявой капустой — Нейт уже знал, что они не боятся заморозков. У многих домов крыльцо и ставни блестели свежей краской. А на смену снегоходам пришли мотоциклы и скутеры.

 Многие дети стали ездить в школу на велосипедах, а на ногах все чаще попадались походные ботинки вместо сапог-«луноходов».

 И только горы, чьи хребты выстроились в почетном карауле у весны, устремленные в небо, где теперь по четырнадцать часов в сутки висело солнце, — неутомимо цеплялись за зиму.

 Нейт припарковал машину и повел лаек по дорожке. Те, поджав хвосты, с жалобным видом затрусили за загородку.

 — Знаю, знаю, вам это все надоело. — Он присел и просунул им ладонь — полизать. — Вот я поймаю плохого дядьку, тогда ваша мамочка перестанет за вас так тревожиться и опять сможет оставлять вас дома играть.

 Он зашагал к входу, и они жалобно заскулили, вызвав у него угрызения совести.

 Он миновал вестибюль и отыскал Чарлин в кабинете.

 — На лето наняла троих студентов. — Она постучала по компьютеру. — Учитывая, сколько у нас номеров забронировано, без помощников не обойтись.

 — Отлично.

 — Еще и гиды туристов навезут. К июню здесь будет полно молодых красавцев. — Глаза ее заблестели, но Нейту показалось, не столько от предвкушения, сколько чтобы ему досадить.

 — Значит, все при деле будем. Вот что, Чарлин… — Он закрыл дверь. — Я тебе сейчас задам вопрос, который тебе не понравится.

 — А тебя это когда-нибудь останавливало?

 «Ладно, не до деликатности», — решил Нейт.

 — Кто был первый, с кем ты легла в постель после отъезда Гэллоуэя?

 — Нейт, я не кумушка какая-нибудь. Если бы соизволил обратить на меня внимание — сам бы убедился.

 — Чарлин, я не о сплетнях. И мы тут не в игрушки играем. Тебя совсем не волнует, кто убил Пэта Гэллоуэя?

 — Как это — не волнует! А ты представляешь себе, как мне тяжело заниматься его похоронами, знать, что он лежит в морге, и гадать, когда мне его наконец разрешат забрать? Я каждый день спрашиваю у Бинга, не оттаяла ли еще земля, чтобы можно было могилу копать. Могилу для моего Пэта.

 Она взяла из коробки пару салфеток и высморкалась.

 — Когда похоронили моего отца, мама целый месяц ходила по дому как привидение. Если не больше. Все, что полагается, она делала — как ты сейчас. Но для нее все окружающие перестали существовать. Разговаривать было невозможно. Она все время витала где-то в другом месте. После этого мы с ней так и не смогли найти общего языка.

 Чарлин сморгнула слезу.

 — Как все это грустно.

 — Но ты этого не допустила. Ты не позволила себе превратиться в привидение. И теперь я прошу тебя о помощи. Чарлин, кто тогда тебя добивался больше всех? И преуспел?

 — Лучше спроси, кто — нет? Я была молоденькая, симпатичная. Видел бы ты меня тогда…

 Что-то затеплилось, он уже приготовился ухватиться за кончик, как вдруг она взорвалась:

 — И была одна! Я же не знала, что он умер. Знай я это, я бы так быстро не… Я была оскорблена, бесилась просто, и когда мужики стали ко мне клинья подбивать — с чего бы мне было отказываться?

 — Никто тебя не винит.

 — Первым был Джон. — Она дернула плечом и зашвырнула скомканную салфетку в корзину для бумаг. — Я знала, он ко мне неровно дышит, а ухаживал он так мило. Внимательный такой… — Теперь в ее голосе слышалась тоска. — И я пошла с ним. И не только с ним. Я будто с цепи сорвалась. Разбивала сердца, рушила семьи. И мне было плевать.

 Она взяла себя в руки, и впервые на лице ее появилось спокойное, задумчивое выражение.

 — Пэта убили не из-за меня. Или так: если из-за меня, то напрасно старались. Потому что никогда я никого из них не любила. И не давала ничего, что нельзя было бы взять назад. Он погиб не из-за меня. А если ты скажешь, что да — я тогда не знаю, как жить.

 — Нет, погиб он не из-за тебя. — Он подошел и обнял ее за плечи. — Не из-за тебя.

 Она коснулась его руки.

 — Я его долго ждала. Ждала, что он вернется, увидит, что я по нему не страдаю, и снова захочет быть со мной. Богом клянусь, Нейт, я его ждала до того самого дня, как вы с Мег полетели в горы. Пока его не нашли — я все ждала.

 — Он бы вернулся. — Она покачала головой, и он крепче сжал ее плечи. — На моей работе быстро учишься видеть людей. И понимаешь их лучше, чем тех, кто много лет был рядом. Он бы вернулся.

 — Мне никогда никто не говорил таких добрых слов, — сказала она, помолчав. — Тем более — кто не метил в мою постель.

 Он погладил ее по спине, потом достал из кармана серьгу.

 — Узнаешь вещицу?

 — М-ммм… — Она шмыгнула носом, рукой смахнула с ресниц слезы. — Симпатичная штуковина, но, по-моему, мужская. Не в моем вкусе, я люблю более броские.

 — А у Пэта такой не было?

 — У Пэта? Нет, такого он не носил. Крестов — нет. Он религиозными символами не увлекался.

 — И ты ее ни на ком никогда не видела?

 — Не думаю. Да и увидела бы — не запомнила. Не такая заметная вещь.

 Нейт решил, что пора начать показывать ее всем и всюду — и смотреть на реакцию. Поскольку Бинг в этот момент завтракал в «Приюте», он к нему и направился, позвякивая в руке серьгой.

 — Не ты потерял?

 Бинг даже не взглянул на серьгу, зато в упор посмотрел на Нейта.

 — Когда я в последний раз пожаловался тебе на пропажу, ничем, кроме неприятностей, это не кончилось.

 — Мне нравится возвращать вещи их законному владельцу.

 — Не моя это штука.

 — А чья — не знаешь?

 — Больно мне надо чужие уши разглядывать. Да и твою физиономию тоже.

 — Я тоже был рад тебя повидать, Бинг. — Он убрал серьгу. Бинг примерно на дюйм укоротил бороду — к лету, видать, готовится, решил Нейт. — Февраль восемьдесят восьмого… ни один человек не смог мне с уверенностью подтвердить, что ты весь тот месяц находился в городе. А кое-кто считает, что тебя тут и не было вовсе.

 — Пусть занимаются своим делом, как я.

 — Макс уехал, а, насколько мне известно, ты тогда к Кэрри был неравнодушен.

 — Не больше, чем к любой другой бабенке.

 — Удобный был момент, чтобы подкатиться, а? Ты производишь впечатление человека, который своего не упустит.

 — Она ко мне интереса не проявляла. Чего мне было время зря тратить? Проще найти на улице — с почасовой оплатой. Может, в ту зиму я и ездил в Анкоридж. Была там у меня одна шлюха. Кейт звали. Гэллоуэй ее тоже пользовал. Ну, да это его дело.

 — Так и звали — Потаскуха Кейт?

 — Точно. Померла уже. А жаль. — Он продолжал есть и решил не углубляться в грустные подробности. — Говорят, так, между двумя клиентами, и свалилась с сердечным приступом. — Он подался вперед: — Собаку я не убивал.

 — Такое впечатление, будто собака тебя больше волнует, чем двое убитых людей.

 — Люди о себе могут сами позаботиться, а вот старый слепой пес… Может, я и был той зимой в Анкоридже. Может, даже и с Гэллоуэем у Кейт в дверях встречался. Велика важность.

 — Ты с ним говорил?

 — У меня свои заботы были. У него — свои. Покер его больше всего волновал.

 Нейт изобразил легкое удивление.

 — Да? Вон ты сколько всего разом вспомнил.

 — Ты у меня перед носом торчишь, весь аппетит испортил. Вот я и напряг мозги.

 — Сам тоже в покер играл?

 — Я к бабе ездил, а не играть.

 — А не говорил он о том, что на Безымянный собирается?

 — Господи, да он штаны натягивал — а я снимал. Мы только парой слов перекинулись. Он сказал, фарт пошел, он только чуть прервался, чтобы Кейт чмокнуть — и тут же назад. Кейт что-то бормотала насчет того, что лунатики валом повалили, а ей, дескать, и лучше. Дела идут в гору. А тут и мы с ней делом занялись.

 — А когда закончили свое «дело», с Гэллоуэем больше не виделся?

 — Не припомню. — Бинг уткнулся в тарелку. — То ли заходил он в бар, то ли нет. Я-то торопился повидаться с Айком Трански — был у меня траппер знакомый, у него еще домик стоял на берегу Сквенты, так мы туда на несколько дней забурились — поохотились вдоволь, рыбки половили. А потом я сюда вернулся.

 — И Трански сможет это подтвердить?

 Глаза у Бинга сделались тверже агата.

 — А я не нуждаюсь ни в чьем подтверждении. К тому же его и в живых-то нет. В девяносто шестом помер.

 Удобно, подумал Нейт. Назвал двоих, кто мог бы подтвердить его алиби, — и оба мертвы. А можно взглянуть и по-другому.

 Украденные рукавицы и нож. Брошены рядом с убитым псом. А принадлежат человеку, который говорил с Гэллоуэем.

 Чтобы представить, что Гэллоуэй вернулся к игре или зашел с приятелями выпить, большого воображения не требуется.

 «Угадай, с кем я только что столкнулся у Потаскухи Кейт?» «Мир тесен», — подумал Нейт. Если Бинг говорит правду, вполне может статься, что убийца нервничает из-за того, что тогда в Анкоридже был еще кто-то, играл в карты, бегал по шлюхам — и видел Гэллоуэя.

 По дороге в участок он решил заскочить еще в пару мест. Побренчать серьгой.

 Потом показал ее Отто.

 Тот лишь пожал плечами:

 — Ни о чем мне не говорит.

 Отношения между ними стали прохладные. Формальные. Нейт об этом сожалел. Но ничего не поделаешь.

 — Мне всегда казалось, что мальтийский крест — не столько религиозный, сколько военный символ.

 Отто и бровью не повел.

 — Я служил в морской пехоте, а у нас там серьги не носят.

 — Так. — Нейт, уже в который раз за день, убрал серьгу в карман и застегнул пуговицу.

 — Ты, говорят, ее всем показываешь. Народ удивляется, почему начальник полиции тратит столько времени на потерянную серьгу.

 — Служба такая, — как ни в чем не бывало ответил Нейт.

 — Шеф, — подала голос Пич, — есть сигнал: в гараж к Джинни Мэнн — это за Ведьминым лесом — забрел медведь. Муж у нее сейчас на охоте с друзьями, она дома одна с двухгодовалым малышом.

 — Скажи, выезжаем. Отто?

 Когда они въехали на ухабистую дорогу в полутора милях к северу от города, Отто взглянул на начальство.

 — Надеюсь, на сей раз ты не заставишь меня кружить по округе, как идиот, пока ты будешь делать свои предупредительные выстрелы? Медведя так просто не спугнешь.

 — Будем действовать по обстановке. Какого лешего он делает в гараже?

 — Уж наверное, не карбюратор чинит. — Нейт фыркнул, и Отто улыбнулся. Потом опять посерьезнел — видно, вспомнил, какие у них теперь отношения. — Скорее всего, дверь открытой оставили. А в гараже могут хранить собачий или птичий корм. А вообще-то, медведь мог и просто из любопытства забрести. Это народ такой…

 Подъехав к двухэтажному домику с пристройкой-гаражом, они увидели, что дверь в самом деле открыта. Виноват ли в беспорядке медведь, или хозяева имели привычку весь хлам тащить в гараж, будто это городская свалка, Нейт сказать не мог.

 Джинни вышла на крыльцо. Рыжие волосы были высоко собраны на макушке, свободная рубаха и руки перепачканы краской.

 — Он за домом. Двадцать минут там хулиганил. Я испугалась, что в дом полезет.

 — Джинни, оставайтесь внутри, — приказал Нейт.

 — Ты его видела? — прокричал Отто.

 — Видела, когда он там кавардак устраивал. — Из глубины дома доносился отчаянный лай и детский плач. — Я загнала собаку в дом и работала наверху в студии, когда косолапый объявился. Ребенка мне разбудил. С ума можно сойти от этого шума. Бурый мишка. Вроде и не совсем взрослый, но большой.

 — Медведи очень любопытны, — заметил Отто. Они проверили винтовки и двинулись в обход гаража. — Если молодой, вполне может статься, что просто шатался по округе и забрел случайно. Тогда при виде нас он может испугаться и дать деру.

 Позади построек участок землю был огорожен под сад. Медведь, скорее всего, пришел с этой стороны. А еще он хорошенько потрудился над пластиковым ящиком со старыми газетами и журналами.

 Нейт огляделся и сквозь деревья увидел бурый зад.

 — Вон он где. Сам уходит.

 — Лучше нам его пугнуть, чтобы бежал резвей. И больше не возвращался.

 Отто направил ствол в небо и дважды выстрелил. А Нейт улыбался, глядя, как мишка шустро подобрал свой толстый зад и припустил наутек.

 Нейт смотрел на драпающего медведя, стоя рядом с человеком, числящимся у него в списке подозреваемых.

 — Вон как все просто.

 — Чаще всего так и выходит.

 — Но не всегда. Позавчера вечером нам с Мег пришлось такого гостя уложить возле ее дома.

 — Того, что собаку ей порвал? Я слышал, пес у нее пострадал.

 — Да. Он бы и нас порвал, если б мы его не опередили. Кто-то приманку у самого дома разложил.

 Отто прищурился:

 — Ты это о чем?

 — О том, что кто-то развесил у Мег на крыльце мясо в целлофановых пакетах. Свежее. С кровью.

 Отто сжал губы, отвернулся и отошел на несколько шагов.

 — И теперь ты интересуешься, не я ли это сделал? — Он вернулся и встал перед Нейтом нос к носу. — Ты хочешь знать, не я ли совершил этот гнусный, подлый поступок? Который мог привести к смерти двоих людей? Причем одна из них — женщина? — Он ткнул пальцем Нейту в грудь. И еще раз. — Я промолчу, если ты причислишь меня к подозреваемым в убийстве Гэллоуэя и даже Макса. Про Юкона скажу, что меня бесит, что ты меня тоже подозреваешь, но я это тоже готов проглотить. Но такое… Я служил в морской пехоте. И убить человека — я знаю, как это. И знаю, как сделать это быстро и незаметно. Как знаю и кучу мест, куда можно свезти труп, где никто его в жизни не отыщет.

 — Я именно так и думал. И поэтому я спрашиваю тебя, Отто, ведь ты тут народ хорошо знаешь: кто бы мог дойти до такой низости?

 Отто трясло от возмущения. В руке у него была винтовка, но даже в таком состоянии дуло было направлено в землю.

 — Ума не приложу. Знаю только, что такая гнида не должна ходить по земле.

 — Серьга, что я показывал, принадлежит ему.

 Любопытство взяло верх над гневом.

 — Ты ее у Мег во дворе подобрал?

 — Нет. Она была в пещере, где убили Гэллоуэя. И нам сейчас вот над чем надо подумать. С кем Гэллоуэй был в таких доверительных и близких отношениях, чтобы идти зимой в горы? Кому его смерть была на руку? И кто носил эту серьгу? — Он похлопал себя по карману. — Кто считал себя обделенным и кто мог уехать из города на две недели так, что никто этого даже не заметил?

 — Я опять участвую в расследовании?

 — Да. Пошли, скажем Джинни, что враг обращен в бегство.

 Неизвестно, кто больше был смущен появлением Мег в «Приюте», куда она заехала за своими лайками, — сама она или Чарлин, застигнутая за их кормлением.

 — Чего ж отходам пропадать, — проворчала она. — Маются твои собаки взаперти.

 — Это временно, пока Булл не поправится.

 Они обе в неловкости стояли и смотрели, как собаки едят.

 — А кто его потрепал, не знаешь? — спросила Чарлин.

 — Медведь.

 — Тогда он еще легко отделался. — Чарлин присела возле Булла и заговорила ласково: — Бедный малыш!

 — Всегда забываю, что ты любишь собак. А сама почему не держишь?

 — Мне тут и без собак дел хватает. — Она взглянула на дочь. Кольцо на руке у Мег сверкнуло на солнце. — Об этом я тоже слышала.

 Она выпрямилась, взяла руку Мег и поднесла к глазам.

 — Джоанна из больницы Розе все уши прожужжала. А Роза — мне. Тебе не кажется, что я могла бы услышать это от тебя? Так что? Он оказался на высоте?

 — Мне повезло.

 — Да, повезло. — Чарлин выпустила ее руку и пошла к дому, но вдруг остановилась. — И ему тоже повезло.

 Мег помолчала.

 — Я жду критики.

 — Никакой критики. Вы хорошо смотритесь вместе. Лучше, чем по отдельности. Если уж решила выйти замуж, то лучше выбрать того, с кем ты хорошо смотришься.

 — А не того, с кем я чувствую себя счастливой?

 — Я именно об этом и говорю.

 — Ладно. Ладно.

 — Хм-ммм.. Устроить, что ли, вам праздник? Помолвку?

 Мег спрятала руки в карманы джинсовой куртки.

 — Мы не собираемся откладывать. Что праздновать помолвку, если через месяц свадьба?

 — Ну, что ж… Как угодно.

 — Чарлин, — сказала Мег. — Ты не поможешь мне свадьбу организовать? — Лицо Чарлин просияло от радости и удивления. — Ничего особенного я не хочу. Гостей дома соберем. Но все-таки это должно быть торжество. И большое. У тебя это хорошо получается.

 — Это я могу. Пусть, как ты говоришь, ничего особенного, но еда и выпивка-то понадобятся. И все должно быть красиво. Цветы, гирлянды… Мы это обсудим.

 — Хорошо.

 — Послушай, у меня сейчас дела. Давай завтра поговорим?

 — Завтра так завтра. Раз уж собаки накормлены, можно я их у тебя еще ненадолго оставлю? А сама пока в магазин сбегаю.

 — Так до завтра?

 Чарлин вошла в дом. Она боялась передумать. Она поднялась в номер к Джону и постучала в дверь.

 — Открыто.

 Он сидел за своим стареньким письменным столом, но при виде Чарлин поднялся.

 — Чарлин. Прости. Вот… бумаги в порядок привожу. Нужно разобраться.

 — Не уезжай! — Она прислонилась спиной к двери. — Пожалуйста, не уезжай.

 —Я не могу остаться. А следовательно, должен уехать. Уже и заявление подал. Сейчас вот помогаю Хопп подыскать мне замену.

 — Джон, тебя никто не заменит, что бы ты на этот счет ни думал. Я плохо с тобой обращалась. Знала, что ты меня любишь, а себе любить не позволяла. Мне нравилось думать, что есть человек, готовый прийти по первому зову, но себе я не позволяла тебя любить.

 — Я знаю. Все это я очень хорошо знаю, Чарлин. И хоть и с опозданием, но у меня достало воли положить этому конец.

 — Пожалуйста, выслушай меня. — С умоляющим взором она скрестила руки на груди. — Боюсь, что другого случая не будет. Мне надо выговориться, пока не передумала. Мне всегда нравилось, что вокруг меня мужики вьются. И эти их взгляды… Нравилось затаскивать их в постель, особенно молодых. В темноте, когда они меня лапали, я верила, что еще хоть куда. Как будто мне не сорок лет…

 Она провела рукой по лицу.

 — Я боюсь старости, Джон. Боюсь каждый день видеть в зеркале новые морщины. Пока мужики меня хотят, я могу делать вид, что никаких морщин нет. Я уже давно живу в страхе и злости, и теперь я устала.

 Она шагнула вперед.

 — Джон, пожалуйста, не уезжай. Пожалуйста, не бросай меня. Ты единственный после Пэта, с кем я могла быть самой собой, отдыхать душой. Не знаю, люблю ли я тебя, но хочу полюбить! Если ты останешься, я буду стараться.

 — Чарлин, я не Карл Хайдел. Я больше не могу этого выносить. Не могу провожать тебя взглядом, когда ты тащишь кого-то в свою постель.

 — Больше никого не будет. Клянусь: больше никаких других мужиков. Ты только не уезжай, дай мне шанс. Не знаю, люблю ли я тебя, — повторила она, — но одно могу сказать: как подумаю, что ты уедешь, — сердце разрывается.

 — Ты впервые за шестнадцать лет пришла сюда и решила поговорить. И сказала что-то искреннее. Долго же мне ждать пришлось!

 — Долго? Не говори так!

 Он подошел, обнял ее, прижался щекой к ее макушке.

 — Не знаю. Мы оба не знаем, что у нас получится. Придется рискнуть.

 Значок Нейт приколол к рубахе цвета хаки с эмблемой городской полиции на рукаве. Ее честь госпожа Мэр города уведомила его, что майский праздник требует парадной официальной формы.

 Он надел кобуру, и Мег одобрительно цокнула языком:

 — Какие вы, полицейские, сексуальные. Может, вернешься в постель?

 — Сегодня мне пораньше надо быть в городе. Собственно, я уже опаздываю. Сегодня в городе ожидается до двух тысяч человек — включая участников праздника. Хопп и Чарлин не зря с рекламой расстарались.

 — Ну, кто же праздники не любит? Ладно, раз ты сегодня такой официальный — дай мне десять минут, и я тебя на самолете доставлю.

 — Да ты пока свою технику проверять будешь, я уже буду там. А кроме того, тебе за десять минут не собраться.

 — Запросто, тем более если кое-кто спустится и сварит мне кофе.

 Он еще только смотрел на часы и вздыхал, а она уже была в ванной.

 Вернувшись с двумя чашками в руках, он застал ее за надеванием красной рубашки поверх белой майки с глубоким вырезом.

 — Считай, что я потрясен.

 — Я, красавчик, время распределять умею. По дороге еще и свадьбу обсудим. Мне удалось отговорить Чарлин от перголы с розочками.

 — Что такое пергола?

 — Понятия не имею, но у нас ее не будет. Она здорово разозлилась, потому что это, видите ли, не только романтично, но и необходимейшая вещь для свадебных фотографий.

 — Я рад, что вы стали общаться.

 — Это ненадолго, но на данный момент она здорово облегчает мне жизнь. — Мег залпом выпила кофе. — Две минуты на лицо. — И снова метнулась в ванную.

 — Они с Большим Майком ломают головы над огромным свадебным тортом. Пускай ломают: я сладкое люблю. Вот в чем мы никак не можем сойтись, так это в цветах. Я не дам себя усыпать розовыми розами. Но кое о чем мы уже договорились. В частности, будет профессиональный фотограф. Любительское фото — это, конечно, хорошо, но случай особый, и лучше, чтобы был специалист. Да, и еще она сказала, тебе нужен новый костюм.

 — У меня есть костюм.

 — Она говорит, нужен новый, причем непременно серый. Стальной серый, а не темный. Или наоборот. Я забыла. Не знаю. Отдаю тебя на съедение, Бэрк, сам с ней разбирайся.

 — Можно и костюм купить, — проворчал он. — Можно и серый. А белье я себе смогу сам выбрать?

 — Это ты у Чарлин спроси. Все, я готова. Идем же. Или ты не готов? Хочешь парад сорвать?

 Он хотел ее поймать, но она уже мчалась по лестнице, так что он едва поспевал.

 Уже в дверях он остановился. Его вдруг осенило. Память сработала.

 — Любительские снимки. Ну конечно!

 — Что? — Видя, что он опять пошел наверх, Мег стала рвать на себе волосы. — Тебе камера нужна? Черт! А еще говорят, женщины всегда опаздывают.

 Она нехотя поплелась следом и ахнула: он вытаскивал из шкафа ее альбомы и коробки с фотокарточками и вываливал на кровать.

 — Ты что делаешь?

 — Она здесь. Я вспомнил. Точно.

 — Кто — она? Что ты делаешь с моими фотографиями?

 — Она тут. Летний пикник? Нет. Нет. Поход, костер… Или… Черт!

 — Минуточку. Откуда ты знаешь, что там есть фотографии пикника, костра и еще бог знает чего?

 — Я тут рылся. Ругать меня будешь потом.

 — В этом можешь не сомневаться.

 — Серьга, Мег. Я ее видел, когда смотрел твои фотографии. Я точно знаю: она здесь.

 Она потеснила его и взяла себе пачку.

 — У кого она была? Кого ты с ней видел? — Она стала перебирать фотографии, отбрасывая их по одной, словно пуская бумажные самолетики.

 — Групповой снимок, — бормотал он, усиленно думая. — Какой-то праздник. Праздник… Рождество!

 Он выхватил у нее альбом и пролистал до конца.

 — Есть. В десятку!

 — Новый год. Мне тогда разрешили не ложиться. Я сама этот снимок сделала. Это я снимала.

 Дрожащей рукой она отогнула целлофан и достала карточку. В углу виднелся край елки, разноцветные огни и шары вышли нерезко. Она снимала с близкого расстояния, и получились одни лица, больше почти ничего, но она помнила, что отец был с гитарой.

 Он смеялся и прижимал к себе Чарлин. Макс влез в кадр откуда-то из-за дивана, у него была срезана макушка.

 Но тот, кто сидел с другой стороны от отца, слегка повернув голову и с улыбкой глядя в угол комнаты, вышел очень отчетливо.

 Как и его серьга в форме мальтийского креста.

 — Мег, это еще ничего не доказывает. Не на сто процентов.

 — Бэрк, не пудри мне мозги. — Он вел машину, а она сидела, крепко зажав руками живот, будто от боли.

 — Я не пудрю. Улика косвенная. Убедительная, но — косвенная. — Его мысли роились, взвешивая все «за» и «против». — Прежде чем попасть ко мне, эта серьга побывала по крайней мере в руках двоих человек. Экспертиза не проводилась. Дизайн самый обычный, в то время их кто только не носил. Тысячи человек, наверное. Он мог ее потерять, подарить или, наоборот, взять поносить. То, что на фотографии шестнадцатилетней давности он с этой серьгой, еще не доказывает, что он был в горах. В суде это опровергнет самый бездарный адвокатишка.

 — Он убил моего отца.

 Эд злопамятен. Ему об этом еще Хопп говорила, когда у того вышла ссора с Хоули.

 И стрелки на оперативном стенде. От Гэллоуэя к Максу, от Гэллоуэя к Бингу, от Гэллоуэя к Стивену Уайзу.

 Можно добавить еще. От Вулкотта к Максу — обеспокоенный давний друг помогает вдове с похоронами. От Вулкотта к Бингу — подставить человека, который мог вспомнить разговор шестнадцатилетней давности и сделать кое-какие выводы.

 Порезанные шины и разрисованный краской пикап Хоули — плата за аварию, замаскированная под подростковый вандализм.

 Деньги. Эд Вулкотт — банкир. Лучшего способа спрятать внезапно свалившееся богатство и не придумаешь.

 — Моего отца убил Вулкотт. Подонок.

 — Правильно. И я это знаю. И ты тоже. И он знает. Но чтобы доказать дело в суде, требуется нечто большее.

 — Ты уже с января копаешь. В штате его закрыли, а ты — по кусочку, по крупинке продолжал копать. Я же видела.

 — Так дай мне довести его до конца.

 — А что, ты считаешь, я собралась делать? — Она прищурилась. Она вышла из дома без темных очков, с пустыми руками — не считая кипучей жажды действий. — Явиться к нему и приставить к голове пистолет?

 В ее голосе слышались и гнев, и горе одновременно. Он взял ее за руку. Сжал.

 — С тебя станется.

 — Не бойся. — Не без усилия она высвободила руку. Осталась наедине со своими эмоциями. — Но я хочу взглянуть ему в глаза, Нейт. И видеть их, когда ты станешь его арестовывать.

 Вдоль главной улицы уже толпились люди, торопившиеся занять места получше. На обочине и тротуарах были расставлены складные стулья и холодильные шкафы с напитками, и многие уже сидели и потягивали газировку из пластиковых стаканчиков.

 В воздухе стоял гул. Шум, крики, возгласы перекрывали бравурную музыку, транслировавшуюся через громкоговорители.

 Перекрестки и боковые переулки были заняты фургонами, торгующими сахарной ватой, мороженым, хот-догами и прочей типичной для праздника едой. Радужные транспаранты и растяжки развевались на ветру.

 Тысячи две народу, прикинул Нейт. И многие из них — дети. Будь сейчас обычный день, он бы зашел в банк и по-тихому взял Эда прямо в конторе.

 Но сегодня был не обычный день. Во всех отношениях.

 Он поставил машину перед участком и затащил Мег внутрь.

 — Где Отто с Питером? — строго спросил он у Пич.

 — Там, где весь народ. Где и я должна быть. — Она с недовольным видом расправила светло-желтую юбку. — Мы думали, ты рано приедешь…

 — Вызывай сюда обоих.

 — Нейт, на школьном плацу уже сто человек построились, чтобы маршировать. Нам нужно…

 — Вызывай обоих сюда! — рявкнул он. Держа Мег за руку, он шагал в кабинет. — А ты останешься здесь.

 — Нет. Можешь не рассчитывать. А кроме того, это неуважение.

 — У него лицензия на оружие.

 — У меня тоже. Дай мне пистолет.

 — Мег, он уже трижды убивал. Чтобы себя оградить, он ни перед чем не остановится.

 — Я не вещь, которую можно запереть из предосторожности.

 — А я не…

 — Да, да. Ты действуешь, как тебе подсказывает инстинкт, но сейчас ты должен себя пересилить. Я не стану просить тебя, приходя домой, оставлять дела службы за порогом. И не буду против, если твоя работа будет отравлять мне жизнь. Я не стану просить тебя быть тем, кем ты быть не можешь. И меня об этом не проси. Дай пистолет! Обещаю: я им не воспользуюсь без крайней необходимости. Я не желаю его смерти. Он мне нужен живым. Чтобы он сгнил в тюрьме. И пусть пойдет туда здоровеньким, чтобы подольше гнить.

 — Я должен прояснить обстановку. В дверях показалась Пич.

 — Я вызвала ребят, и теперь у нас в городе некому следить за порядком. Какие-то старшеклассники уже вывесили на флагштоке лифчик, кобыла с перепугу лягнула какого-то туриста — он, кажется, в суд подает, — а придурочные братцы Мэк притащили ящик «Будвайзера» и уже нажрались как свиньи.

 Сердитые слова вылетали, как автоматная очередь.

 — Еще они стащили связку шаров и в данную минуту маршируют вверх и вниз по улице, как идиоты. Нейт, у нас ведь тут журналистов полно, мы под пристальным вниманием прессы. Разве мы такое впечатление хотим оставить?

 — Где сейчас Эд Вулкотт?

 — Должен быть с Хопп в школе. Они должны ехать в конном экипаже, будь он неладен. Да в чем дело-то?

 — Позвони в Анкоридж сержанту Кобену. Скажи, я задерживаю подозреваемого в убийстве Патрика Гэллоуэя.

 — Я не хочу его спугнуть, — втолковывал Нейт своим помощникам. — И нельзя, чтобы в толпе поднялась паника. Главное для нас — безопасность гражданских лиц.

 — Втроем мы его быстро повяжем.

 — Возможно, — согласился Нейт. — Но рисковать жизнью ни в чем не повинных людей мы не можем, Отто. Он никуда не денется. Причин бежать у него нет. Поэтому мы его попасем. До конца праздника он должен быть все время на глазах по крайней мере у одного из нас.

 Нейт повернулся к оперативному стенду:

 — Вот тут у нас составленный Пич план и распорядок праздничных мероприятий. Они с Хопп движутся сразу за школьным оркестром. Вот тут, видите — под цифрой «шесть». Проходят от школы в центр города, идут по Центральной — и возвращаются в школу кружным путем, уступая место другим. Тут-то мы и можем его по-тихому взять, народу здесь много уже не будет. Риск минимальный.

 — Когда они дойдут до другого конца города, — вставил Питер, — одному из нас можно вернуться к школе и аккуратно разогнать оттуда людей.

 — Именно это я и хочу тебе поручить. Мы его возьмем незаметно, в самом конце маршрута. Потом привезем сюда и доложим Кобену об аресте подозреваемого.

 — И ты отдашь его ребятам из штата? — возмутился Отто. — На блюдечке, после того как сам все за них сделал?

 — Это дело ведет Кобен.

 — Ерунда. Штат это дело уже спихнул. Решили руки не марать, сделали как легче.

 — Это не совсем так, — возразил Нейт. — Но как бы то ни было, порядок есть порядок. И мы его нарушать не будем.

 Нашивки и благодарности его больше не интересовали. Это все в прошлом. Он просто должен был доделать свою работу. «Выйти из мрака в свет», — подумал он. Проделать весь путь. От смерти к торжеству справедливости.

 — Значит, задача такова: обеспечить безопасность населения и задержать подозреваемого. А дальше пусть Кобен разбирается.

 — Ты начальник — тебе и решать. Выходит, придется удовольствоваться видом его вытянутой рожи, когда ты будешь на него наручники надевать. А ведь этот гад старого пса угрохал…

 Отто покосился на Мег и слегка зарделся.

 — И еще кое-кого. Пэта, Макса. Просто собака — это самое свежее, я поэтому так.

 — Ничего страшного. — Мег горько усмехнулась. — Главное — чтобы он за все ответил.

 — Что ж… — Отто прокашлялся и вгляделся в план, вывешенный на доске. — Когда они свернут на боковую дорогу, мы их из виду потеряем, — подметил он.

 — Нет, я все предусмотрел. Двоих добровольцев призвал на помощь.

 В этот момент вошли Джекоб и Бинг.

 — Что, работенка есть? — Бинг почесал живот. — Сколько заплатишь?

 Мег дождалась, пока он раздаст рации и отправит людей на исходные позиции.

 — А какую роль ты мне отводишь?

 — Будешь все время со мной.

 — Хорошо. — Она задрала рубашку, демонстрируя кобуру на пояснице.

 — Могут спросить, почему ты не на облете, как было запланировано.

 — Скажу, мотор забарахлил, — ответила Мег. Они вышли на улицу. — Уж извините.

 В толпе было шумно, пестро и оживленно, пахло шашлыком и жженым сахаром. Ребятишки гоняли вокруг водруженного перед мэрией флагштока с развевающимися цветными лентами и гирляндами. «Приют странника» держал двери нараспашку, и Чарлин проворно обслуживала желающих подкрепиться посущественней, чем сосиской с хлебом.

 Боковые улицы были закрыты для транспорта. На одном из заграждений примостилась юная парочка, явно получавшая удовольствие от происходящего, а сзади их товарищи гоняли мяч. С противоположного угла улицы телевизионщики из Анкориджа снимали общий план толпы.

 Туристы занимались видеосъемкой, а кто-то прочесывал лотки с разложенными на них изделиями местных умельцев и ювелирными украшениями. Расшитые бисером кожаные сумки, традиционные индейские амулеты, причудливые туземные маски, развешанные на складных витринах. На раскладных столиках, а то и просто на листах фанеры, положенных поверх козел, были разложены эскимосские мягкие ботинки — повседневные и нарядные, соломенные корзинки и масса других сувениров.

 Итальянец вовсю торговал порционными кусками пиццы на вынос. В Угловом шла распродажа одноразовых фотоаппаратов и средств от комаров. Прямо на улице была выставлена вращающаяся стойка с открытками, по три штуки на два доллара.

 — Предприимчивый народ, — заметила Мег.

 — Это уж точно.

 — А после сегодняшней операции здесь еще и жить станет безопасно. И все — благодаря тебе. Отто правильно сказал — это все твоя заслуга, шеф.

 — Да бросьте, мэм.

 Она взяла его за руку.

 — Ты говоришь тоном Гэри Купера, а сам больше похож на Клинта Иствуда — у тебя сталь во взоре.

 — Прекрати. Я на тебя рассчитываю.

 — И правильно делаешь. — Теперь она была абсолютно спокойна. — Я должна там быть, но… это все же твоя добыча.

 — Хорошо.

 — Прекрасный выдался день для праздника, — проговорила Мег со вздохом. — Хотя… уж больно воздух неподвижен. Как будто замер в ожидании. — Они подъехали к школе. — И я, кажется, знаю, в ожидании чего.

 Оркестры, которым предстояло пройти по городу, уже были готовы к маршу. Все в ярко-синих мундирах, с начищенными до блеска пуговицами и инструментами. То тут, то там слышался рев труб — это отдельные музыканты разминались, а их наставники отдавали указания.

 Гудели барабаны.

 Хоккейная команда высыпала в полном составе и выстраивалась в колонну, грохоча клюшками. Им предстояло возглавить шествие, а их чемпионское знамя будет скрывать ржавчину на принадлежащем Бингу тягаче. В порядке проверки оборудования в динамиках лилась песня «Queen» «Мы — чемпионы».

 — А вот и вы! — Хопп в нарядном костюме кораллового цвета поспешила им навстречу. — Игнейшус, я уж думала, без тебя начинать придется.

 — Пришлось кое-какие проблемы порешать. У вас аншлаг.

 — И филиал Эн-би-си будет запечатлевать его для истории. — От возбуждения щеки у нее были почти одного цвета с костюмом. — Мег, а ты разве не там должна быть? — Она задрала голову к небу.

 — Мотор сдох. Ты уж меня прости, Хопп.

 — Что ж, ничего не поделаешь. Ты не знаешь, Даг Клуни уже спустил катер на воду? Никак не могу найти Пич и Деб — они же должны всей этой оравой командовать. Все носятся как угорелые.

 — Лодку Даг наверняка спустил. А Деб — вон она, строит хоккеистов.

 — А-а. Ну слава богу, кажется, начинаем. Эд! Ты можешь на секунду отвлечься от своего наряда? Сама не пойму, как меня угораздило согласиться на эти дрожки. Уж лучше бы в открытой машине прокатились. И солиднее было бы.

 — Зато не так зрелищно. — Эд, улыбаясь во весь рот, присоединился к ним. На нем был костюм-тройка темно-синего цвета, официальный благодаря узкой белой полоске и одновременно щегольской — благодаря пестрому галстуку. — Мне кажется, следовало и начальника полиции в экипаж усадить.

 — В другой раз, — как ни в чем не бывало ответил Нейт.

 — Я еще не поздравил вас с помолвкой. — Эд протянул Нейту руку, настороженно глядя ему в глаза.

 Может, сделать это сейчас? Прямо тут? Можно же в одну секунду защелкнуть на нем наручники.

 Между ними проскочили трое малышей из начальной школы, а следом гнался четвертый, с игрушечным пистолетом. Хорошенькая юная участница парада проворно подобрала из-под его ног нечаянно оброненный жезл.

 — Простите. Простите, пожалуйста, шеф, Бэрк. Из рук вырвался.

 — Ничего страшного. Спасибо за поздравление, Эд. — Он протянул руку для рукопожатия и опять подумал, не арестовать ли его сейчас.

 Подбежал Джесси и обхватил его за колени.

 — Меня взяли участвовать в параде! — похвалился мальчик. — У меня будет костюм, и я буду идти в колонне! Будете на меня смотреть, шеф Нейт?

 — Конечно.

 — Какой ты у нас красавчик. — Хопп наклонилась к мальчику, а тот уже доверчиво сунул ладошку Нейту.

 «Нет, не здесь, — решил он. — Не теперь. Сегодня никто не должен пострадать».

 — Надеюсь, на свадьбе-то будете? — обратился он к банкиру.

 — Ну, как же такое событие пропустить? Что, Мег, местных ребят мало оказалось?

 — Он уже перезимовал. Значит, почти что местный.

 — Пожалуй.

 — Джесси, беги-ка ты к своим. — Хопп легонько шлепнула его по попке, и мальчик весело побежал в строй.

 — Не забудьте на меня смотреть!

 — Эд, помоги-ка мне в эту колымагу забраться. Кажется, начинаем.

 — Мы немного пройдемся, — сказал Нейт. — Надо проверить, как там себя Мэки ведут.

 — Шары где-то сперли… — Хопп закатила глаза. — Слышала, как же.

 Нейт взял Мег за руку и пошел.

 Под дружные аплодисменты три девушки с жезлами вытанцовывали и выделывали всякие трюки. Та, что недавно чуть не сбила его с ног, послала Нейту ослепительную улыбку.

 Вперед вышел тамбурмажор в высоком цилиндре, и оркестр грянул.

 На первом перекрестке он заметил Питера и шепнул Мег:

 — Продолжаем идти. Туда, где торгуют шариками. Я куплю тебе один. Они пройдут мимо нас и еще долго будут в нашем поле зрения.

 — Красный.

 — Естественно.

 Там, где колонна развернется, подумал он. Хоккеисты уже закончат и двинутся назад в город, к друзьям-товарищам. Оркестр направится к школе, чтобы переодеться.

 Рядом практически никого не будет. Почти. А Питер позаботится о том, чтобы никто не задерживался.

 Он остановился возле клоуна с шариками.

 — Бог мой, Гарри, это ты у нас такой рыжий?

 — Деб постаралась.

 — Выглядишь классно. — Нейт чуть повернулся, чтобы видеть экипаж и толпу. — Моя девушка выбрала красный.

 Нейт полез за бумажником, а сам вполуха слушал, как Мег обсуждает с Гарри форму шарика. Питер двигался по противоположной стороне, оркестр проходил как раз мимо них, и уже слышалось цоканье копыт.

 Хопп с Эдом разбрасывали конфеты, дети с визгом ловили. Нейт расплатился с Гарри и развернулся, чтобы охватить взглядом всю картину.

 И увидел в толпе Кобена — его светлую шевелюру ни с чем нельзя было спутать. И в тот же миг его заметил Эд — это Нейт тоже увидел.

 — Черт бы его побрал! Куда он так заспешил?

 Лицо Эда исказилось паникой. Видя это, Нейт стал пробираться через толпу, стеной стоявшую вдоль дороги. Вокруг него, как приливная волна, раздавались приветственные крики и возгласы. Все аплодировали — и в этот миг Эд соскочил с дрожек, на ходу выхватывая пистолет.

 Он ринулся на другую сторону, а люди, словно в предвкушении спектакля, люди расступились. Потом кто-то закричал — это Эд сбивал их с ног и бежал прямо по упавшим.

 Нейт бросился в погоню и тут услышал выстрелы.

 — Ложись! Всем лечь!

 Он в два прыжка достиг противоположной стороны улицы, перескакивая через попадавших в ужасе людей. И увидел Эда. Тот пятился задом по пустому тротуару, приставив дуло к голове какой-то женщины.

 — Назад! — кричал он. — Брось пушку и назад! Иначе я ее убью. Ты знаешь, что я это сделаю.

 — Знаю. — Сзади слышались крики. Музыканты, не видя дирижера, бросили играть. В этом месте на обочине были запаркованы легковые машины и пикапы, а во многих домах имелись боковые двери, которые наверняка стоят незапертыми.

 Надо отвлекать внимание Эда на себя, чтобы не догадался затащить заложницу в какой-нибудь дом.

 — И куда ты собрался, Эд?

 — Не твоя забота. Ты лучше о ней позаботься. — Он дернул женщину так, что она потеряла равновесие. — Я ей живо мозги разнесу.

 — Как Максу.

 — Я сделал только то, что должен был. Здесь по-другому не выжить. — Лицо Эда покрылось испариной, на солнце пот блестел.

 — Может быть. Но на этот раз тебе не уйти. Я уложу тебя на месте. Ты знаешь, я это сделаю.

 — Если не бросишь пистолет — считай, что она на твоей совести. — Эд еще фута на три протащил рыдающую женщину. — Как на твоей совести твой бывший напарник. Ты, Бэрк, слишком совестливый. Ты не сможешь с этим жить.

 — Зато я смогу, — шагнула вперед Мег и прицелилась Эду в лоб. — Ты меня знаешь, ублюдок. Я тебя уложу, как больную лошадь, рука не дрогнет. И совесть не заест.

 — Мег, — предостерегающим тоном сказал Нейт. — Отойди.

 — Могу убить ее, а потом одного из вас. Если понадобится.

 — Убить ее? Да сколько угодно, — согласилась Мег. — Она для меня ничего не значит. Валяй, стреляй. Она еще упасть не успеет, как ты уже будешь мертв.

 — Мег, отойди! — Нейт повысил голос, но не сводил глаз с Эда. — Делай, что говорят. Живо! — Послышался гул голосов, топот ног. Толпа напирала вперед, разбираемая любопытством.

 — Брось оружие и отпусти ее! — приказал он. — Послушаешь — дам тебе шанс. — Нейт видел, как сзади к нему подобрался Кобен, и понял: без жертв не обойтись.

 Все произошло очень быстро.

 Эд развернулся и выстрелил. Одновременно со вспышкой Нейт успел увидеть, как Кобен увернулся, но пуля все же задела ему плечо. Его табельный пистолет теперь валялся на тротуаре, там, где выпал из рук хозяина.

 Вторая пуля ударилась в стену дома рядом с Нейтом. В толпе раздались крики.

 Это его нисколько не поколебало. Он был хладнокровен как никогда.

 Он отпихнул Мег, толкнул ее на землю. Под аккомпанемент ее проклятий шагнул вперед и прицелился.

 — Если кому и суждено сегодня умереть, Эд, то только тебе.

 — Что ты делаешь? — завопил Эд, видя, как Нейт идет на него. — Какого черта ты делаешь?

 — Я делаю свою работу. Очищаю город от нечисти. Брось оружие, не то я тебя пристрелю, как ту больную лошадь.

 — Будь ты проклят! — Он резко пихнул на Нейта заложницу и нырнул за автомобиль.

 Нейт оставил несчастную женщину без сил лежать на земле, а сам поднырнул под соседнюю машину и выскочил со стороны проезжей части.

 Пригнувшись, он обернулся — Мег утешала женщину, чьей жизнью только что готова была пожертвовать.

 — Иди же! — крикнула она. — Возьми его!

 Она ползком стала двигаться к раненому Кобену. Эд выстрелил, пуля попала в лобовое стекло чьей-то машины.

 — Ну все, хватит. Хватит! — закричал Нейт. — Брось пушку, или я сам ее у тебя заберу.

 — Ты ничтожество! — В голосе Эда слышалось нечто большее, чем паника и злоба. — Ты вообще чужак. — Это были слезы. Он высунулся из-за укрытия и теперь палил беспорядочно. Вокруг летели стекла, звенел и стонал металл.

 Нейт встал и с поднятым пистолетом шагнул на мостовую. В воздухе будто жужжала обозленная большая пчела.

 — Бросай, сукин ты сын!

 Эд с воплем развернулся и навел прицел.

 И тут Нейт выстрелил.

 На его глазах Эд схватился за ляжку и повалился наземь. Тем же уверенным шагом Нейт подошел и поднял выпавший из рук преступника пистолет.

 — Ты арестован, мерзавец. Трус. — Он говорил бесстрастным тоном, а сам уже заламывал ему руки за спину и защелкивал наручники. Потом присел на корточки и тихонько проговорил, глядя Эду в искаженные от боли глаза: — Ты ранил офицера полиции. — Он равнодушно глянул на струйку крови на собственной руке. — Двоих. Тебе конец.

 — Кена не надо вызвать? — Голос Хопп звучал деловито, но, подняв глаза, Нейт увидел, как она спешит к нему, наступая своими парадными туфлями на битое стекло, и руки у нее ходят ходуном.

 — Не помешает. — Он повернулся к людям, которые начали подниматься с земли или вылезать из своих укрытий. — А народ сюда пускать нельзя.

 — Это твоя работа, шеф. — Она выдавила улыбку, потом ледяным взором смерила Эда. — Знаешь, всю эту заварушку телевизионщики засняли, и довольно близко. Видеосъемка — это весомое доказательство? Одно надо будет четко до них довести, когда с интервью полезут. Теперь чужой в этом городе — он. Мы его за своего не признаем.

 Она нарочито отодвинулась от Эда и подала Нейту руку, будто хотела помочь ему подняться.

 — А вот ты — наш человек. Самый настоящий. И слава богу, Игнейшус.

 Он взял ее за руку и почувствовал, как она дрожит.

 — Там никто не пострадал?

 — Синяки и ссадины. — На глаза Хопп навернулись слезы, но она сдержалась. — Ты нас всех уберег, Игнейшус.

 — Вот и хорошо. — Отто с Питером уже оттесняли толпу от места перестрелки. Нейт одобрительно кивнул.

 Потом он обернулся и увидел Мег. Она сидела на корточках на каком-то крыльце, Они встретились взглядами. Руки у нее были в крови, но, судя по всему, это была кровь Кобена, которому она успела мастерски перевязать раненое плечо.

 Мег рассеянно провела рукой по щеке и испачкала ее кровью. Потом улыбнулась и послала Нейту воздушный поцелуй.

 Передавали, это большая удача, что гражданские отделались хоть и многочисленными, но легкими травмами, все — в результате падений и давки.

 Передавали, что ущерб, причиненный имуществу, тоже невелик — разбитые окна, ветровые стекла, один светофор. Джим Мэки горделиво заявил региональному корреспонденту Эн-би-си, что сохранит пулевое отверстие в своем пикапе для истории.

 Все сходились на том, что майский парад в этом году стал переломным моментом в жизни Лунаси.

 Много чего говорили и писали.

 Было много не столько пострадавших, сколько шума в прессе. Задержание Эдварда Вулкотта, подозреваемого в убийстве Патрика Гэллоуэя — Ледяного человека с Безымянного пика, — да еще осуществленное столь необычным образом и с применением оружия, больше месяца не сходило с газетных полос.

 Нейт ничего этого не читал и довольствовался репортажами из местной газеты.

 Май прошел, а вместе с ним — и интерес к городку.

 — Длинные стали дни, — проговорила Мег, присаживаясь рядом с ним на крыльцо.

 — Мне нравится, когда они такие длинные.

 Она протянула ему пиво и стала вместе с ним смотреть в небо. Почти десять часов — а совсем светло.

 Весенние работы в саду окончены. Георгины поражали воображение, стрелы дельфиниумов высотой в пять футов хвастали темно-синими гроздьями.

 «Еще выше вырастут, — подумала Мег. — Еще все лето впереди, и столько длинных, светлых дней».

 Вчера она наконец предала земле своего отца. Весь город, до единого человека, пришел его проводить. Прессы тоже было не сосчитать, но Мег больше волновали ее земляки.

 Чарлин держалась сдержанно. Насколько она умеет быть сдержанной. Даже не позировала перед камерами, а только стояла с необычайным достоинством — Мег никогда ее такой не видела — и держала за руку Профессора.

 Может, что-то у них и склеится. А может, и нет. В жизни ничего нельзя знать наверняка.

 Но одно она знала твердо: в следующую субботу она станет женой любимого человека. Это произойдет здесь, ясным летним вечером, и солнце долго-долго будет заливать и озеро, и горы, и лес.

 — Скажи мне одну вещь, — попросила она. — Что ты сегодня узнал, когда ездил к Кобену?

 Он знал, что она спросит. И что придется об этом говорить. И не потому только, что дело касается ее отца. А и потому, что ей небезразличен ее будущий муж и все, что он делает.

 — Эд поменял адвокатов. Нанял самых асов с Большой земли. Утверждает, что твоего отца убил из самообороны. Дескать, тот свихнулся, и он испугался за свою жизнь, запаниковал. Но он банкир, и у него за все годы сохранились данные о движении средств на счетах. Он уверяет, что двенадцать тысяч, что так внезапно появились на его счету в марте того года, он выиграл в карты. Однако есть свидетели, которые это опровергают. Этот номер у него не пройдет. А от всего остального он вообще открещивается. Но и этот номер у него тоже не пройдет.

 На опушке леса тучей вились комары. Они жужжали, как цепная пила, и Нейт не переставал мысленно хвалить себя за то, что не поленился намазаться.

 Он повернулся и поцеловал ее в щеку.

 — Уверена, что тебе это интересно?

 — Продолжай.

 — Его жена пребывает в шоке, поэтому выболтала много такого, что разбивает все его алиби на момент смерти Макса и Юкона. Прибавь сюда баллончик желтой краски у него в сарае да показания Гарри, что в тот день, когда мы принимали в гости медведя, Эд покупал у него свежее мясо — и все связывается в очень даже тугой клубочек.

 — А к этому еще надо добавить, что он захватил в заложницы туристку и стрелял в полицейского из штата. И в нашего шефа. — Она легонько чмокнула его в щеку. — И все это было заснято на пленку оператором Эн-би-си. — Мег потянулась. — Классный репортаж. Наш доблестный красавец-герой стреляет бандиту в ногу, несмотря на собственное ранение.

 — В мягкие ткани, — напомнил он.

 — И нависает над негодяем в позе Гэри Купера из «Ровно в полдень». Я, конечно, не Грейс Келли, но одно воспоминание об этой сцене приводит меня в возбуждение.

 — Прекрасно сказано, мэм! — Он прихлопнул гигантского комара, которого даже мазь не отпугнула.

 — Я тоже была очень даже хороша. Хоть ты меня и задвинул в сторону.

 — А сейчас ты еще лучше. Адвокаты станут бить на неполную дееспособность, минутное помешательство, но…

 — Но этот номер у них не пройдет, — закончила за него Мег.

 — Кобен его засадит. Точнее, окружной прокурор. Они уже зубы наточили.

 — Если бы Кобен тебя с самого начала слушал, ты бы его засадил без этих спектаклей.

 — Может быть.

 — Между прочим, ты ведь мог его убить.

 Нейт глотнул пива и прислушался к орлу.

 — Но тебе же он нужен был живой. А я стараюсь угодить.

 — И у тебя это получается.

 — Да ты и сама бы его не убила.

 Мег вытянула ноги и с сомнением посмотрела на стертые носы своих башмаков для работы в саду. Пора новые покупать.

 — Зря ты так в этом уверен, Нейт.

 — Не только он умеет с приманкой обращаться. Ты же его раздразнила, почему он и забыл про свою заложницу и стал целиться в нас.

 — А ты ее глаза видел?

 — Нет, я в его глаза смотрел.

 — А я видела. Мне доводилось видеть этот затравленный взгляд. Такие глаза бывают у зайца, угодившего в капкан.

 Подбежали лайки, Мег нагнулась и ласково их потрепала.

 — Если ты мне скажешь, что никакие самые ловкие адвокаты с Большой земли не спасут его от тюрьмы, да еще на много-много лет, я тебе поверю.

 — Он сядет на много-много лет.

 — Вот и хорошо. Дело закрыто. Не хочешь к озеру прогуляться?

 Он поднес ее руку к губам.

 — Хочу.

 — А будешь потом лежать на траве на берегу и заниматься со мной любовью до полного изнеможения?

 — Буду.

 — И нас заживо сожрут комары.

 — Есть вещи, ради которых стоит пойти на риск. «Да. Ради тебя, например», — подумала она. Она поднялась и подала ему руку.

 — Представляешь себе, скоро мы сможем заниматься сексом на законных основаниях. Не боишься, что он тогда потеряет свою притягательность?

 — Нисколько. — Он опять посмотрел в небо. — Как мне нравятся эти долгие дни. Хотя… против долгих ночей я теперь тоже ничего не имею. Потому что у меня теперь есть свое солнце. — Он обнял ее за плечи. — И оно всегда со мной.

 Солнце, никак не желающее садиться, освещало водную гладь. В воде отражались горы, суровые, белые, навечно застывшие в зиме.