• Следствие ведет Ева Даллас, #48

14

 Убогий. По-другому и не скажешь.

 Забегаловка, носящая вполне реалистичное название «Вусмерть», помещалась между порнолавкой с выставленными в грязной витрине искусственными членами всех мастей и размеров и заведением, которое в своей прошлой – и не имевшей продолжения – жизни именовалось «Ломбардом Билла Куика».

 Через дорогу, вызывая головную боль, без конца мигала на последнем издыхании неоновая вывеска секс-клуба, выдавая с запинками три слова: «Обнаженные – секс – танцовщицы».

 В прерывистом свете синих огней Ева отчетливо видела, как коренастый наркодилер в тяжелом черном пальто передавал товар своему тощему, дрожащему клиенту.

 – Интересно, – промолвила Ева, – его так трясет, потому что у него ломка или он насквозь продрог в этом хилом плащике?

 – Скорее и то и другое. Если будешь задерживать – я готов подождать.

 – Минутное дело. – Она шагнула на тротуар и через битый капот допотопной «Мини» прокричала: – Эй! – И помахала жетоном.

 Оба резво дали деру, причем в разные стороны.

 – Ты же знаешь, они просто пойдут в другое место.

 – Да, но мне нравится смотреть, как они драпают, когда за ними никто и не собирается гнаться. Пойдем пообщаемся с Себастьяном, если он соизволит явиться.

 Внутри оказалось так же убого, как и снаружи. Три неглубоких кабинки и пара обшарпанных столов. Липкий пол. Короткая барная стойка черного цвета c тремя табуретами и посетителями, которые здесь, похоже, прописались.

 Вялый бармен, судя по всему, не был в восторге от своей работы и при виде Евы с Рорком принял раздосадованный вид, поскольку посетителей неожиданно прибавилось.

 Воздух был пропитан запахами дешевого пива и застарелого пота. Заметив Еву, тощий мужик в дальнем конце стойки соскользнул с табурета, с нарочито равнодушным видом направился к выходу и был таков.

 Ясно, догадалась Ева, этот из тех, кто даже в таком спертом воздухе чует полицию за версту.

 Она проигнорировала проститутку, пытавшуюся договориться с мужиком на соседнем табурете, и прошла в дальнюю кабинку, где должен был сидеть Себастьян.

 К удивлению Евы, он был в костюме темно-серого цвета. До уровня тех, что шил на заказ Рорк, костюм, конечно, не дотягивал, но крой был вполне приличный. Под пиджак была надета черная водолазка. Из нагрудного кармана торчала серебристая ручка.

 С художественно взлохмаченной шевелюрой каштановых волос, спокойными голубыми глазами и аккуратно подстриженной бородкой клинышком, он вполне мог сойти за институтского профессора. Даже руки его аккуратно лежали поверх потрепанной книжки в бумажной обложке. Она обратила внимание на изящные длинные пальцы – наверняка наученные ловко дернуть бумажник или наручные часы и браслет.

 При их приближении он поднялся. Ева на всякий случай следила одновременно за его глазами и руками.

 – Лейтенант Даллас! – Он протянул руку – ладонь была пуста – и улыбнулся спокойной профессорской улыбкой под стать всему его облику. – Очень приятно наконец познакомиться с вами лично. – Он подал руку Рорку. – Мейвис мне о вас столько рассказывала! Разумеется, я и за прессой слежу. У меня такое чувство, будто я вас уже знаю.

 – Мы здесь не для обмена любезностями.

 – Как вам будет угодно. – Он жестом пригласил присоединиться к нему за столиком. – Позвольте я вас угощу. Здесь самое безопасное – бутылочное пиво. Все остальное какое-то подозрительное.

 – При исполнении, – сразу отказалась Ева.

 – Да, я понимаю. И все же… Бармен косо смотрит, когда сидишь и ничего не заказываешь. Есть еще бутилированная вода. Если это подойдет, я мигом.

 – Что с ним такое? – спросила Ева, садясь за столик, когда Себастьян направился к бару.

 – Хочет произвести хорошее впечатление. – Рорк наклонил голову, чтобы удобнее прочесть название книжки. – «Макбет». Подходит к его грамотной речи и хорошим манерам.

 – Он вор и наставник малолетних преступниц!

 – Что ж, у всех нас свои недостатки.

 Вернулся Себастьян и поставил на стол три невысокие бутылки.

 – Стаканам я тоже доверять бы не стал. Прошу извинить, что назначил вам встречу в таком месте, но думаю, вы понимаете, что я чувствую себя увереннее на своей поляне, если можно так выразиться.

 Он сел – спокойно и непринужденно, мужчина за сорок, поддерживающий хорошую форму, и физическую, и интеллектуальную.

 – Шелби Стубэкер, – произнесла Ева.

 Он вздохнул, отодвинул книгу в сторону.

 – Я слышал репортаж о вашей находке. По-человечески, мне больно слышать, что есть люди, делающие таких юных своей добычей. А в личном плане мне больно, что среди них – трое моих, как рассказала Мейвис.

 – Четверо.

 Новость его шокировала, это было видно по глазам.

 – Четверо? Мейвис говорила о троих. Шелби, Микки и Лярю.

 – Прибавьте сюда Кристал Хью и, возможно, Мерри Волкович.

 – Кристал. – Он слегка ссутулился. – Очень хорошо ее помню. Она ко мне пришла, ей и десяти еще не было. Вся в синяках от папашиных побоев.

 – Тогда вам следовало вызвать полицию.

 – Ее отец сам был из полиции, – зло ответил Себастьян. – В любой сфере подонки встречаются. Избитый, голодный, неприкаянный ребенок, идти некуда – разве что назад к этому, с позволения сказать, человеку, который вымещал свои комплексы на девочке и ее бесхребетной матери. Она у нас до тринадцати лет пробыла. Тринадцать – трудный возраст.

 Он помолчал.

 – Кристал. Да, Кристал я помню. Мягкие карие глаза, а язык – как у портового грузчика. Первое мне нравилось, второе я пытался изжить. Сейчас вспоминаю, она начинала думать о мальчиках, что естественно для ее возраста, и восставать против правил.

 С полуулыбкой он поднял свою бутылку.

 – А правила у нас есть. Она мне заявила, что уходит и будет жить с какими-то друзьями. Дескать, поедут во Флориду. Я дал ей немного денег, пожелал удачи и сказал, что она в любой момент может вернуться, стоит только захотеть.

 – То есть вы отпустили тринадцатилетнюю девочку на улицу.

 – Я заботился о них ровно столько, сколько они у меня оставались. По собственной воле. Я надеялся, она доберется до Флориды и хоть посидит на пляже. Она это заслуживала. Шелби мне тоже запомнилась, потому что она была наглая, непокорная. Интересная девица. Прирожденный лидер, но не всегда брала на себя эту роль. И Микки помню – эта готова была идти за Шелби в огонь и воду. А вот четвертая… Как вы ее назвали?

 – Мерри Волкович.

 – Так сразу не вспомню. Пятнадцать лет – долгий срок. Да и скольких я за эти годы девчонок приютил…

 От этих слов Еву аж подбросило. «Приютил»! Говорит как бескорыстный герой, а не эксплуататор детского труда в криминальных целях. Она подалась вперед.

 – Давайте начистоту. Вы обучаете обездоленных малолеток воровать, нарушать закон, относиться к этому, с одной стороны, как к игре, с другой – как к способу добывания денег. Они у вас шныряют по улицам, разводят доверчивых граждан, крадут деньги и ценности, которые эти люди заработали своим трудом, которые им нужны, чтобы платить за жилье, оплачивать счета… а хоть бы и в казино просаживать! Потому что это их кровные деньги! А вы извлекаете прибыль из своей школы воровок и мошенниц. Для Мейвис вы, может, и спаситель своего рода, но для меня вы очередной преступник, нашедший способ обходить закон с выгодой для себя.

 Себастьян кивнул и спокойно отпил воды.

 – Вашу точку зрения я понимаю. Вы сделали целью своей жизни правопорядок и давали присягу, что будете его поддерживать. Вы не наивны и не фанатичны, просто для вас долг превыше всего. Я вам не по зубам, но вы меня скушаете и не подавитесь. В личном плане вы сделаете это ради Мейвис, а в личном и профессиональном – ради двенадцати погибших девочек.

 – Девочек, убийцей которых, возможно, были вы. Это ведь вы помогли Шелби выбраться из нового БВСМРЦ, как раз в разгар переезда.

 – Не припомню, чтобы я что-то подобное делал. Как, интересно, я ей помог оттуда выбраться?

 – Документы подделали. Вы же и этим занимаетесь?

 – Может, да, а может, нет. Предпочту не конкретизировать. Но только для Шелби я никогда ничего такого не делал. Да она ко мне и не обратилась бы.

 – Почему?

 – Во-первых, потому, что у нее хватало ума не предлагать мне свой обычный бартер. В сексуальном плане я к девочкам даже не прикасаюсь. И презираю всякого, кто на это способен. Мое отношение к этому ей было известно. А во-вторых, это означало бы, что она во мне нуждается, а Шелби всегда изо всех сил демонстрировала, что ей никто не нужен.

 – Вы не учили ее подделывать официальные бумаги?

 – Прямо – нет, поскольку, опять-таки, она никогда не попросила бы меня об этом. Но, конечно, не исключено, что она что-то и подсмотрела. Она при желании умела быть внимательной.

 – Шелби собиралась обосноваться в каком-то месте, у нее что-то было на примете. Вы сами назвали ее прирожденным лидером, значит, она могла увести с собой заметную группу девочек, а это поставило бы под угрозу ваш бизнес, урезало бы ваши доходы.

 Он еще глотнул воды, не спуская с нее твердого взгляда.

 – Полагаю, вы будете вынуждены изучить такую вероятность. Во-первых, я лично не вписываюсь в ваши стандарты, к тому же имел непосредственное отношение по крайней мере к одной из этих несчастных. Но вам не хуже меня известно, что Мейвис прекрасно разбирается в людях. И она знает, что я в жизни не обидел бы ребенка. Не мог бы обидеть и не стал бы.

 Теперь он подался вперед.

 – У меня нет настроения рассказывать, а у вас – времени выслушивать мой долгий и печальный рассказ, лейтенант. Я только хочу сказать, что хоть методы у нас с вами и разные, даже противоположные, но цель одна. Помогать обиженным и обездоленным. И по этой причине я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам найти убийцу этих девочек.

 Он немного помолчал, опять откинулся на спинку дивана, попил воды.

 – Среди них были и мои, – тихо проговорил он.

 Еву бесило, что она ему верит. Ни слова не говоря, она полезла в портфель с материалами дела, достала фотографию и выложила перед ним на стол.

 Он придвинул ее поближе, нахмурил брови и вгляделся в лицо на снимке.

 – Да. Да, это лицо мне знакомо. Она ко мне пришла… нет, ее привела другая девочка. Это была… Сейчас… Дайте подумать…

 Он всматривался в фото, потом закрыл глаза.

 – Делонна. Наш соловей. Делонна ее привела.

 – Делонна Джексон?

 – Не уверен, что знал ее фамилию, потому что она фактически с нами не жила. Приходила и уходила. Одна из подружек Шелби. Но ее точно привела Делонна, когда увидела, как к ней пристают ребята постарше. Есть такие, что просто не могут без того, чтобы не мучить маленьких и слабых, – а Делонна хоть и была птичка-невеличка, но пощады не знала. – Он негромко рассмеялся, вспомнив какую-то историю. – Как бы то ни было, а эта девочка… Да, точно, Мерри ее звали – не Мэри, а Мерри… Она это всегда подчеркивала, даже по буквам свое имя называла. Ее фамилии я, конечно, тоже не знаю. Так вот, она у нас оставалась всего несколько дней.

 – А почему?

 – Сразу так подробностей и не упомнишь. Но теперь я ее вспоминаю. Лицо помню. Еще есть? Другие фотографии?

 – Пока нет. Поговорим о девочках, которые ушли от вас примерно в то же время. Вы сказали, были те, что приходили и уходили. Так кто конкретно ушел?

 – Вообще-то, была одна. После разговора с Мейвис я о ней сразу подумал. Айрис Керквуд. Она у нас пробыла где-то с год. Типичная история. Отец ушел, мать бьет, не кормит, не одевает. Лишена родительских прав. Девчонка болталась между приемными семьями, некоторые подчас оказывались не лучше родной матери, которой ее в конце концов и вернули. А та возьми да и исчезни в один прекрасный день. Айрис решила в опеку больше не обращаться, отправилась на улицу. Воровка из нее была никакая – пальцы уж больно неловкие. Я ее использовал в основном на подборе или в разводке «вот, шла и нашла» – словом, в том, что попроще. Она была… медлительная какая-то – ну, вы меня понимаете. Приятная улыбка – но улыбалась она редко, и слишком услужливая. В церкви любила посидеть.

 Ева навострила уши.

 – А в какой церкви?

 – Ни в какой конкретно. Говорила, ей церкви нравятся, потому что там тихо и красиво. И пахнет хорошо. А это важно?

 Ева пропустила вопрос мимо ушей.

 – Она у вас пробыла год, а потом ушла. Вас это никак не насторожило?

 – Да как же, мы ее даже искали. Кто-то из девочек мне сказал, Айрис хвалилась, что у нее есть тайная мечта, но рассказать она не может, иначе не сбудется. Секреты у девочек этого возраста – дело обычное, так что тогда я не придал этому значения. У нее была мягкая игрушка – собачка, где-то она ее подобрала. Она называла ее Малыш. Для своих лет и с учетом того, какая жизнь у нее была, она была очень инфантильна. Уходя, она этого Малыша взяла с собой, а поскольку она ушла ночью, после отбоя…

 – Отбоя?

 – У нас есть определенные правила, – повторил он. – Так вот, поскольку она ушла самовольно, я сделал вывод, что она решила уйти совсем. Но мы все равно искали.

 – Сейчас вернусь, – сказала Ева Рорку и вышла.

 – Пожалуй, я все же возьму себе это пиво. – Себастьян, прищурив один глаз, посмотрел на Рорка. – Точно не хотите?

 – Да, да, точно, но все равно спасибо.

 Себастьян прошел к бару и вернулся с бутылкой.

 – Восхищаюсь вашей женой, – заговорил он.

 – Я тоже.

 – Она настолько предана делу и такая сильная – и все во имя торжества справедливости. Она найдет того, кто это сделал.

 – Не остановится, пока не найдет.

 – Интересная у вас двоих жизнь!

 – То же самое я мог бы сказать и о вашей.

 – Меня такая жизнь устраивает. Думаю, вы понимаете, какие перспективы открывает расплывчатость границ, которые другие люди – такие, как ваш лейтенант, – наверняка расценивают как незыблемые нормы.

 – Я понимаю, когда корректировать нормы закона заставляет нужда.

 Себастьян посмотрел на свое пиво и молча кивнул каким-то своим мыслям.

 – Им некуда идти. Многие возразят, что они могут пойти в органы опеки и ими займутся. Эта система специально была создана, чтобы заботиться о таких. Но мы знаем – вы, я и ваш лейтенант, – что слишком часто система дает сбои. Даже если ее работники, поклявшиеся опекать заблудших, полны энтузиазма и делают все возможное, чтобы исполнить свой долг, она дает сбои. И когда это случается, те израненные, униженные, невинные души, что есть среди нас, страдают.

 – С этим не поспоришь. И лейтенант не станет спорить, что система подчас не оправдывает ожиданий и какие это влечет за собой последствия. Значит, она будет биться в рамках системы, чтобы их все равно защитить. А если защитить не сможет – чтобы в результате ее упорной работы обиженных защитило правосудие.

 – Даже если для этого приходится иметь дело со мной.

 – Даже так. Судя по всему, какое-то время некоторые из этих несчастных были вашими. Теперь они все – ее.

 Вернулась Ева – твердый взгляд, стремительная походка. И протянула свой компьютер.

 – Айрис Керквуд.

 Себастьян взглянул на экран, на изображение девушки с прямыми, соломенного цвета волосами, широко распахнутыми глазами и легкой, нежной улыбкой на устах.

 – Да, это Айрис. – Он взял свое пиво и медленно отхлебнул. – Она тоже в их числе?

 – Пока не знаю. Ее матери нет в живых – забил до смерти сожитель в Северной Каролине. В апреле сорок пятого.

 – Это примерно через шесть-восемь месяцев после того, как Айрис ко мне пришла, и за пару месяцев до ее ухода.

 – Были еще девочки, которые ушли примерно в то же время?

 – Нет. Если и были, то только те, кого отправили назад к родителям или опекунам. Что я всегда приветствую, когда они вешают мне лапшу – как Мерри.

 – Как Мерри?

 – Вы же уже покопались в ее прошлом, стало быть, знаете, как знал и я, что она была из самой обыкновенной семьи. Никаких данных о насилии, об инцесте – да, да, я знаю, что зачастую об этом не заявляют. Я всегда вижу, когда девчонка мне заливает. А ее россказни об издевательствах и мучениях в родительском доме были сплошным враньем.

 Он помолчал и глотнул еще пива.

 – Она заплатила за это слишком высокую цену. Если – или когда – у вас появятся еще фотографии, я готов их посмотреть.

 – Он присматривал себе жертв среди ваших. И среди обитателей Обители. Вы где базировались в то время?

 – За тот год мы сменили три базы. Ну, может, не за год – за полтора. Я предвидел, что вы спросите, поэтому записал на бумажке. – Он достал из кармана и протянул ей листок. – Все три здания претерпели реконструкцию, и теперь в них живут, но в то время они пустовали.

 – А где сейчас ваша база?

 Себастьян улыбнулся.

 – Правду я вам не скажу, а врать не хочется. Ну что… – Он элегантно развел руками и опять принялся за свое пиво. – Если захотите еще со мной поговорить, Мейвис знает, как со мной связаться.

 Ева выпрямилась и подумала. Она не станет нарушать данное Мейвис слово и задерживать его по целому букету обвинений, сформулировать которые не составляло труда. Тем более что он еще может быть полезен.

 – Две другие из компании Шелби. Что вам о них известно?

 – О мальчишке – ничего. А Делонна… – Он помялся. – Она жива-здорова.

 – Мне необходимо с ней переговорить.

 – Это неудобно. Я с ней свяжусь, попрошу позвонить вам. Большего сделать не могу – я ей обещал.

 – Судя по всему, она живой свидетель многих убийств.

 – Очень в этом сомневаюсь, иначе она бы что-то сказала или сделала. Она любила Шелби. И Микки. Но могу обещать, что сегодня же с ней свяжусь и уговорю ее встретиться с вами.

 – Верю на слово.

 – Мое слово верное, почему я его редко и даю. Как они умерли? Как он их…

 – Пока я не могу вам сказать. – Ева опять вышла из кабинки. Ее бесило, что на его лице отражалось неподдельное горе. – Когда будет можно, я вам скажу.

 – Спасибо.

 – Если я узнаю, что вы имели к этому какое-то отношение, – гнев Господень будет ничто по сравнению с моим.

 – Надеюсь, что это правда. Надеюсь, когда вы его найдете, на него обрушится гнев тысячи богов.

 Она повернулась, чтобы уйти, и нахмурилась, видя, как Рорк протянул Себастьяну руку.

 – Приятно было познакомиться.

 – Мне тоже. С вами обоими.

 Пока не вышли на мороз и ветер, Ева хранила молчание.

 – До чего ты вежливый!

 – Для невоспитанности вроде нет причины.

 – Он тебе понравился!

 – Скажем так: антипатии не вызвал, – уточнил Рорк, взял ее за руку и зашагал к машине.

 – Он скрывает девчонок от властей, воспитывает их во лжи, непочтительности, неуважении к закону. Учит облапошивать людей, красть. А ведь они могли бы… – Она махнула свободной рукой. – Могли бы учиться в школе, например.

 – Верно, они должны были ходить в школу, – согласился Рорк. – А не служить боксерской грушей или чем похуже для своих родителей. Не остаться без попечения и не быть брошенными на произвол судьбы, один на один с насилием, наркотиками, беспорядочным сексом и всем прочим, чему они подвергались в так называемых родных стенах.

 Он открыл ей дверь машины. Ева смерила его испепеляющим взглядом и села.

 – И сколько, интересно, девочек, прошедших его воспитание, – заговорила она, дождавшись, когда Рорк сядет за руль, – теперь за решеткой, или мертвы, или торгуют собой на улице – и все из-за сформированного благодаря ему образу жизни?

 – Полагаю, есть и такие, но они, скорее всего, и так оказались бы в тюрьме, независимо от того, с ним они росли или без него. Зато я знаю по меньшей мере одну – счастливую, успешную, имеющую семью и живущую прекрасной жизнью.

 – И только потому, что Мейвис…

 – А ты думаешь, где бы она сейчас была – учитывая то, как и где она прозябала, учитывая ее образ жизни и возраст, – если бы он не дал ей приют?

 – Я думаю, ее замели бы, полиция и соцработники ее опросили бы, изучили бы ее жизненные обстоятельства, засадили бы ее никчемную, опустившуюся мать в психушку, а для Мейвис подыскали бы приемных родителей.

 – Такое тоже возможно, – согласился он, следя за дорогой. – Как возможно и то, что какой-нибудь любитель молоденьких девочек ее в лучшем случае изнасиловал бы, а то бы и продал в сексуальное рабство, если вообще не убил. Вариантов масса, но факт тот, что, если бы не Себастьян, она не была бы такой, какая есть, и вы с ней сейчас не были бы ближе родных сестер. Понимаешь, любовь моя, достаточно изменить чуть-чуть что-то одно – и изменится все.

 – То, чем он занимается, неправильно! Я закрыла на это глаза, потому что мне надо было, чтобы Мейвис уговорила его на этот разговор. И еще потому…

 – Ты дала ей слово, что не арестуешь его.

 – Теперь это уже не важно.

 – Ты же не думаешь, что этих девочек убил он!

 Черт побери, нет, конечно, она так не думала – и очень надеялась, что ее не обвели вокруг пальца.

 – Думать – это еще не доказательство, а он ко многим из жертв имел отношение. Обманщик, вор, мошенник!

 – Ты сейчас о ком? О нем или обо мне?

 Ева бессильно откинулась на спинку сиденья.

 – Прекрати.

 – А что? Бандой девочек я, конечно, не заправлял, но сам в банде был. Я обманывал, я воровал, время от времени кого-то разводил. Ты научилась с этим жить, но оно тебя время от времени беспокоит.

 – Ты давно бросил.

 – Да, и вначале – ради себя самого, когда мы еще не были знакомы. А окончательно – ради тебя. Ради той жизни, о которой я мечтал для нас двоих. И у меня был Саммерсет, в противном случае мой батя так и продолжал бы из меня душу выколачивать, пока не прибил бы до смерти. Тебе лучше многих известно, что система опеки срабатывает не всегда, как бы ее работники ни старались. И что не все, кто берет под опеку детей, делает это из чистых побуждений. У тебя, лейтенант, свои установки, у меня – свои. Но не думаю, что в этом деле мы сильно различаемся. Расходимся немного, но не так чтобы очень далеко. Тем более что дело касается Мейвис.

 Он протянул руку и погладил ее по бедру.

 – А где ее мать? Ты же наверняка проверяла.

 – В заведении для таких психов, как она. Которые других таких же психов режут кухонным ножом. Уже восемь лет там. А до этого моталась с места на место, вступила в какую-то секту, ушла, отбывала срок за проституцию – а расплачивались с ней «зевсом». Сбежала, села на план. Совсем скурилась, а потом порезала бабу, с которой бежала из отсидки – и с которой к тому времени сошлась. Мейвис была права. За столько лет она свои мозги просто сжарила. Сейчас ее держат на успокоительных.

 – Ты ей не сказала.

 – Скажу, если – или когда – ей это надо будет знать. Если – или когда – она сама спросит. Она выкинула это все из своей памяти – по крайней мере, до сегодняшнего вечера. По-настоящему. Были у нее моменты, когда она терзалась комплексами, что из нее не получится хорошей матери, но она сумела их побороть и стать счастливой. Сказать ей про мать сейчас – значит снова на нее все это навалить.

 Ева прижала голову к подголовнику.

 – И она была права. Если бы ее мать была вменяема, она все равно не узнала бы брошенную ею дочь в Мейвис Фристоун, поп-звезде и такой… жар-птице. Не перестаю поражаться ее нарядам.

 – В этом есть свой отдельный смысл, нет? Ее принуждали носить мрачные платья, волосы коротко обрезали. Своими броскими нарядами она демонстрирует, что не просто прощается со своим прошлым, а ставит на нем решительный крест и выжигает каленым железом.

 Представив себе эту картину, Ева рассмеялась.

 – Да, наверное. Интересно, сама-то она отдает себе в этом отчет?

 – Думаю, отдавала, когда начала экспериментировать с цветом волос, цветом глаз, одежками. А теперь? Теперь это уже ее натура.

 Рорк свернул, въехал в ворота и подкатил к парадному крыльцу их красивого, элегантного особняка.

 – Айрис она не узнала? Та ведь тоже в Клубе была?

 – У меня не было фото, чтобы ей показать. Айрис Керквуд не подавали в розыск, никаких ориентировок не было, ни здесь, ни там, где умерла ее мать. Она как сквозь землю провалилась. Да, система подчас дает сбой, и иногда в самый нужный момент, но обучение девочек-подростков тому, как дурить честных граждан, разводить их на «возьми конфетку» – это не решение.

 – Никогда не слышал о такой разводке.

 – Сама придумала. Конфет захотелось.

 Он поставил машину перед парадным входом и улыбнулся жене.

 – Пойдем. Получишь свои конфеты.

 Она вошла вместе с ним, скинула пальто на стойку перил.

 – Что ты намерена делать с адресами, которые тебе дал Себастьян?

 – Пошлю оперов опросить и хорошенько потрясти жильцов, владельцев магазинов, которые существовали в том районе, когда девочки пропали, показать им фото. Надо копать и копать. Достаточно одного человека, – продолжала она, уже поднимаясь с ним по лестнице, – всего одного, который видел какую-то нашу жертву – или жертвы – в компании с кем-то еще. Они наверняка были с ним дружны, доверяли ему. Айрис… – пробормотала Ева себе под нос. – У нее была какая-то тайна.

 – Ты уверена, что она тоже в числе жертв.

 – Сам подумай: она тайком уходит из Клуба, который был для нее домом, где она чувствовала себя в безопасности, берет с собой свою игрушку и больше не возвращается. Они ее так и не нашли – а я ему верю, что искали. Ее кто-то похитил или выманил, а потом убил.

 Они поднялись в кабинет. Ева взглянула на свой стенд.

 – Значит, ее помещаем наверх. Вопросительный знак с Мерри снимаем и ставим против Айрис. Но ему недолго там висеть.

 – У тебя остались всего двое.

 – Да, и возможно, что ключ к разгадке как раз в одной из этих двух. Или в Делонне. Та тоже внезапно исчезла, но ей было уже почти шестнадцать и она практически вышла из поля зрения опеки. Но, если верить Себастьяну, она жива.

 – И здравствует.

 – Это я тебе скажу, когда с ней пообщаюсь – а я с ней непременно пообщаюсь, – сказала Ева, присев на корточки рядом со своим рабочим креслом. – Если к завтрашнему утру он не проявится, придется мне его поприжать.

 – Что ты и так не прочь была бы сделать – из принципа.

 Она достала из ящика стола шоколадный батончик.

 – Здесь? Вот это да! Не знал, что у тебя дома нычка есть.

 – Я от тебя ничего не прячу. А сейчас даже с тобой поделюсь. – Она разломила батончик на две равные половины.

 – Ну, будем! – сказал он и «чокнулся» с ней шоколадкой.

 

 Шоколад придал ей сил – особенно после того, как она запила его горячим кофе, – так что она просидела за работой до полуночи.

 Из пустого в порожнее, призналась она себе. Топчемся на месте. Но иногда на десятый раз вдруг да заметишь то, что поначалу проглядел.

 Это сделал тот, кого они знали. И многие из них – если не все – были знакомы между собой. Некоторые вместе жили. Или вместе сбежали. Толклись на одной земле.

 Если допустить, что Себастьян не лжет, документов Шелби он не подделывал. Предположим, он сказал правду, рассуждала Ева. Задрав ноги на стол, она вглядывалась в свой стенд. Могла она состряпать их сама, если подсмотрела, как лепит фальшивые документы Себастьян? Переняла его приемы, ведь, как он сам сказал, быть внимательной она умела.

 Может быть. Это может быть.

 Ева вывела на экран фотографию Шелби и вгляделась.

 Какая ты, девочка? Умная, крутая, жесткая. И при этом верная. Прирожденный лидер – наверняка тебе нравилось командовать. Авторитеты и правила не для тебя, ни у святош в приюте, ни в компании аферистов. Хотелось жить по-своему.

 – И ведь жилье само пришло тебе в руки, когда Обитель съехала, да? Идеальный вариант! Вот что тебе подошло. Да, это очень подошло. Здесь все знакомо. И ни души. И дом этот ты знаешь вдоль и поперек.

 Ева поднялась, подошла к экрану поближе, и в этот момент вернулся Рорк.

 – Я уж думал, ты давно храпишь. Прямо за столом.

 – Спасибо кофеину – нет. И вообще, я не храплю. – Ева показала на экран. – Ключ в ней.

 Он повернулся и стал смотреть с ней вместе.

 – А кто это?

 – Шелби.

 – Ах да, которая заводила. Которая сбежала из нового здания с поддельными документами.

 – Совершенно верно. Она тертый калач, у нее свои планы. И выходы на человека, умеющего подделывать бумаги.

 – Не думаю, что Себастьян стал бы это отрицать, если это его рук дело. С чего бы?

 – Она могла и сама их слепить, ей хватило бы того, что она переняла у него. Собственно, он это и сам предположил. Тогда орфографические ошибки и неумело подделанная подпись Джонса находят объяснение. Вот, кстати, выводы экспертизы, – добавила она. – С подписью Нэшвилла Джонса – ничего общего.

 Итак… – она отвернулась от экрана и перешла к стенду, – она набирается необходимых знаний и умений, вынашивает свой план, и тут Битмор решает озолотить Обитель. Эй, ребятки, мы переезжаем в большое новое здание! Собираем монатки.

 – И она понимает, что сейчас самый момент.

 – Идеальный момент! Все будут по горло заняты, все стоят на ушах – тут уж ни до чего. Более того – она достаточно умна, чтобы понимать, что именно происходит. А происходит то, что старый дом будет пустовать. По крайней мере, какое-то время, пока банк все не оформит и не приберет здание к рукам, а этот процесс уже и так длится месяцами.

 – В тринадцать лет такой срок – как целая жизнь. Неужели она действительно так подумала? – удивился Рорк. – Вот он, шанс, хватай его?

 – Да. Для нее же это лишь прекрасный момент и идеальное место. Она уйдет, проникнет в дом, все обустроит для своих друзей и будет ждать, когда и они смогут к ней присоединиться. И чтобы все шито-крыто, с документами. Чтоб никто их потом не искал.

 – Ей-то это удалось. Уйти.

 – Да, удалось. Интересно, был у нее помощник в Обители? Или на стороне? Может, она кого-то использовала? Какого-нибудь очередного лоха. Может, она его заманила своим обычным способом – секс в обмен на то, что ей нужно или чего она хочет. Но для нее это все не сработало, потому что в конечном итоге ее саму провели.

 – А зачем убивать?

 – Потребность, половое влечение – да что угодно. У Айрис был какой-то секрет, но я что-то не представляю себе, чтобы такая, как Шелби, посвящала в свои планы такую, как Айрис.

 – Значит, эта тайна может вывести на убийцу?

 – Может быть. Допустим. Айрис не лидер, зато легко поддается влиянию. Айрис, как Лупа и Карли, ходила в церковь. У Джонсов тоже все время о Боге талдычат. Где тут связь? И есть ли она?

 Ева потерла глаза кулаками, и Рорк взял ее за локоть.

 – Пусть отлежится. А ты иди поспи.

 – Я чувствую, что приближаюсь к цели, я уже почти у нее, но ясной картины еще нет.

 – Утро вечера мудренее.

 Он повел ее из кабинета. Ева бросила на него взгляд.

 – А ты мог бы найти Себастьяновы ночлежки! Мог бы, – повторила она, когда он промолчал.

 – Думаю, да.

 – Просто имей это в виду, хорошо? Я не стану просить, пока не припрет.

 – Договорились. Если допустить, что меня устраивает эта формулировка – «пока не припрет».

 Ева проглотила колкость, хотя это удалось с трудом.

 – И на том спасибо.