- Следствие ведет Ева Даллас, #48
2
Ева метр за метром обследовала здание. Начала с южной стены, где криминалисты аккуратно вырезали большой квадрат гипсокартона, разложив небольшие образцы пыли и обломков по пластиковым пакетам для анализа. Внутри узкого проема были сложены друг на друга три тюка с останками. Она осмотрела их вместе с Девинтер.
Скелеты женские, в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет. Как и в первых двух случаях, на некоторых были следы давнишних травм, но ни намека на явное повреждение, послужившее причиной смерти. Вместе с останками Ева нашла три сережки-гвоздика и одну колечком, серебряную.
Остальное пространство первого этажа было разделено несколькими перегородками. Здесь же находились два небольших туалета, давно уже лишенных оборудования.
К тому моменту как Ева и Девинтер стали подниматься по открытой железной лестнице на второй этаж, эксперты успели обнаружить еще пять тел.
– Расовая принадлежность опять разнородная, – сообщила Девинтер. – И снова все останки женские, примерно той же возрастной группы. Есть повреждения, которые я могла бы охарактеризовать как перенесенное в детстве насилие, но ни одно не явилось причиной смерти. Тот, кто это сделал, охотился за женщинами постпубертатного возраста, но еще далеко не взрослыми. Все кости принадлежат девочкам-подросткам, некоторые, по-видимому, в детстве подвергались жестокому обращению.
– На протяжении ряда лет это здание служило своего рода убежищем, – подал голос Рорк.
Ева сунула в пакет кольцо, которое, скорее всего, носилось на пальце ноги, и обернулась.
– Каким убежищем?
– Документация обрывочная. Во время Городских войн здание использовалось как своеобразный приют для детей и подростков – тех, кто потерял родителей. Импровизированный детский дом.
– Эти тела не лежали здесь со времен Городских войн.
– Почему? Это возможно, – возразила Девинтер. – Вот исследую останки в лабораторных условиях – тогда довольно точно смогу определить временной отрезок.
– Но не со времен Городских войн, – повторила Ева. – Перегородка поставлена много позже. И потом: зачем во время войны их надо было бы так прятать? В годы Городских войн люди гибли толпами. Захотел убить несколько девочек, а потом избавиться от тел? Просто вынеси на улицу и брось. К тому же, – продолжала она, не дав Девинтер возразить, – как ты станешь их убивать, заворачивать в пленку, складировать, да потом еще воздвигать стены, чтобы их спрятать, если у тебя в здании полно людей? Тебе нужно время, нужно уединение.
– Да, теперь вижу, вы правы. Я просто имела в виду, что, с точки зрения патологоанатома, эти останки могут датироваться тем временем. Но пока мы не проведем всех исследований, мы ничего точно сказать не сможем.
Ева выпрямилась и протянула Пибоди пакеты с вещдоками.
– В документах есть что-нибудь о том, как долго это здание служило приютом для сирот Городских войн?
– Это я как раз и пытаюсь выяснить, – ответил Рорк. – Пока мы знаем, что первый и второй этажи были оборудованы под спальни. На третьем и четвертом находились ванные комнаты общего пользования.
– Насколько я могу судить, – вставил Пит, – ванные комнаты были оборудованы в самом конце Городских войн или непосредственно после них. Я сужу по материалу стен – начинка-то практически не сохранилась. В те времена народ не заморачивался разрешениями, инспекциями и правилами. По остаткам водопровода могу сказать, что трубы и прочие коммуникации были проложены тяп-ляп из того, что было. Аналогичная история с кухней на втором этаже и с двумя туалетами внизу.
– И никаких следов модернизации?
– Ну… – Он почесал в затылке. – Латали кое-что из подручных средств. Брали что подешевле. Почему мы и стенкам-то этим значения не придали. Видно было, что они поставлены позднее, но в этом доме за столько лет бог знает сколько всего наворотили.
– Так. Тут спальни. – Ева вышла в большое открытое помещение и внимательно его рассмотрела. Представила себе ряды узких коек, дешевые шкафчики размером с ящик или комоды для пожитков.
Она испытала это на себе – жизнь в казенном общежитии, приюте для обездоленных, неблагополучных, трудных ребят. Сама она подходила под все три определения. И не забыла того унижения и неприкаянности, какими был наполнен для нее каждый день и каждая ночь в том приюте.
– Сюда можно напихать человек двадцать, двадцать пять, а с двухъярусными койками – вдвое больше.
– Сурово, – прокомментировал Пит.
– А с детьми в таких заведениях всегда сурово обходятся. И чем дешевле их содержание, тем лучше.
Она вышла, оставив Девинтер продолжать осмотр, и оглядела пространство, открывавшееся за узким коридором.
– Может, еще одна спальня? – предположил Пит.
Нет, подумалось ей, скорее «групповая» – комната, куда надо было являться для занятий в группах «разговорной коррекции», выслушивания нотаций и получения заданий и нагрузок. Очередное унижение.
Она вошла в бывший общественный санузел – один на этаж.
И мгновенно в памяти возник тот, из ее прошлого.
Помещение на шесть кабинок, от силы семь, прикинула она. Одна ванная – считавшаяся роскошью. Душевые без дверок, штуки три, с убогими душами, из которых в лучшем случае дождешься жалкой струйки, не более того. Три раковины.
Накатившие воспоминания прервал голос прораба.
– Старые медные трубы увезли, но это и понятно. Пластиковые тоже частично забрали. А чтобы до них добраться, пробили стены. Унитазы, ванну тоже вывезли. Вот здесь должна была стоять ванна – судя по подводке. На четвертом этаже практически то же самое.
– Скорее всего, на одном этаже жили девочки, на другом – мальчики. Особенно если это были подростки. – По крайней мере, в ее случае это было именно так.
– Лейтенант! – К Еве подошел Доусон. На нем не было лица. – Еще нашли.
Итак, их насчиталось двенадцать. Все – завернутые в пленку, сложенные штабелем и замурованные за перегородками. Среди костей попадались мелкие побрякушки, по которым можно было частично представить жизнь их обладателей.
Сделав все, что было возможно на данном этапе расследования, она вышла и встала на тротуаре рядом с Рорком. Обдавший ее холод, шум, суета жизни отчасти развеяли пелену, строительную пыль и смерть, которые, казалось, облепили все ее лицо и сознание.
– Мы сейчас едем в Управление. Любые сведения, какие удастся добыть об этом здании: даты собственники, как использовалось, – все пересылай мне, любую мелочь. Мы будем от них отталкиваться и копать дальше.
– Все, что у меня есть на данный момент, я уже перегнал твоим. В том числе данные о продавце. – Он заметил, что Ева с сомнением поглядывает на здание. – Не хочешь доверять их Девинтер, свои трупы, да?
– Она эксперт – ей и карты в руки. Но ты прав, – признала Ева, – не хочу. Однако оттого, что я буду дольше смотреть на кости, я все равно не сумею вычислить, что с ними произошло. А она сумеет. Точнее сказать, я на это надеюсь.
– Она классный специалист. Вдвоем с Моррисом будут работать?
Ева подумала о главном судмедэксперте, тоже асе в своем деле, которому она всецело доверяла.
– Да, с ним. Я распоряжусь. Двенадцать… – задумалась она. – За четырьмя перегородками на трех этажах. Кто их так разложил? Вот вопрос. Все примерно одного типа, но разной расовой принадлежности. Однако по росту и возрасту очень близки. И возможно, по телосложению. Кстати, он был довольно небрежен. Или просто не счел нужным снять с тел все украшения.
В любом случае, – продолжала она свои размышления, – сейчас дом опечатают – пока мы его не отработаем по полной. А сколько это займет, одному богу известно.
– Это меня не волнует. Меня волнует, кто они такие.
Она понимающе кивнула.
– И меня тоже. Мы их установим. И установим, что с ними случилось. И кто с ними это сделал.
– Ты следователь – тебе и карты в руки. – Не дав уклониться, Рорк поцеловал ее в лоб. Для него это была естественная потребность. – Увидимся дома.
Она обошла капот своей машины и села за руль. И только тогда позволила себе глубокий вздох.
– Господи Иисусе!
Рядом с ней такой же вздох издала Пибоди.
– Никак не могу отделаться от мысли, что это дети. Я понимаю, надо от этого абстрагироваться, но не могу. Как подумаю: двенадцать детей были замотаны в пленку и свалены, как мусор… Не могу отделаться от этой мысли.
– Тебе и не надо от нее отделываться. Тебе надо от этого отталкиваться. – Ева тронулась с места и встроилась в поток машин. – Только я не думаю, что они были как мусор – во всяком случае, не для убийцы.
– А как что?
– Пока не знаю. Но узнаю. То, как он их завернул, как распределил по зданию, как сгруппировал… Это что-то значит? Надо нам к этому делу доктора Миру подключить, – сказала она, имея в виду главного психолога и профайлера Службы безопасности и полиции Нью-Йорка. – А сами прямо сейчас засядем за работу, кое-какие данные о здании Рорк уже нарыл. И с Девинтер этой не слезем.
– А ты ее сапоги видела? – Пибоди закатила черные глаза, словно в экстазе. – Кожа мягкая, как сливочное масло. А платье? Покрой, ткань… И эти дивные пуговки вдоль всей спины?
– Кто же надевает мягкие, как масло, сапоги и платье с хорошенькими пуговками на место преступления?
– Но ей это все было очень к лицу. А пальто вообще отпадное! Твое тоже отпадное, но у нее это в более молодежном смысле.
– Мое пальто ноское и практичное.
– И отпадное! – стояла на своем Пибоди, имея в виду пуленепробиваемую подкладку. – И тем не менее… А еще Доусон сказал, она просто гений по части костей. По-моему, он на нее запал, что лично мне очень даже понятно, выглядит она обалденно. Но он говорит, что она из одной фаланги пальца может добыть больше информации, чем большинство наших лабораторных крыс из целого трупа.
– Будем надеяться, что он прав, потому что ничего, кроме костей, у нас тут нет. Горстка дешевых побрякушек да здание, которое уже много лет никому не нужно.
– Еще материал стен, – добавила Пибоди. – Может, в лаборатории сумеют установить возраст гипсокартона, гвоздей. Может, даже пленки, в какую они завернуты.
– Ну, и все. Дешевая, – рассуждала Ева. – Пленка, мне кажется, самая дешевая. Такую покупают большими рулонами, чтобы накрыть вещи, которые хотят уберечь от сырости, или стелют на пол, когда что-то красят – да любой ремонт делают, – с тем чтобы потом свернуть и выкинуть. То же самое с перегородками. Самый дешевый материал, но сделано неплохо, вполне качественно, почему никто ими все эти годы и не интересовался.
– Выходит, убийца обладал некоторыми строительными навыками.
– Достаточными, чтобы поставить стены, на которые никто не обратит внимания и не спросит: «Это еще откуда тут взялось?» Которые встали так, будто всегда там и стояли. Но какого черта, скажи, ему потребовалось прятать трупы? Почему не избавиться от них более надежным способом? Увезти и закопать, например? Но спрятать необходимо, он же не хотел, чтобы их нашли. Они могли привести к нему. А чтобы спрятать их так, как сделал он, нужно иметь доступ к зданию, и это тоже могло вызвать подозрения. Однако же он держал их здесь.
– Может, к себе поближе?
– Может, он хотел их навещать.
– Фу, мерзость какая!
– В мире полно всякой мерзости, – ответила Ева и задумалась, продолжая путь к Главному управлению.
Ева втиснулась на свое место на стоянке. Ни документов, ни лиц, ни имен – но это не значит, что они не будут копать изо всех сил.
– Сейчас же заведу дело и стенд, – сказала она, шагая к лифту. – А ты бери все, что прислал Рорк по самому зданию и его истории, и копай дальше. – Лифт открылся, она вошла. – Мне нужно знать о нем все: кто им пользовался, кто владел, кто в нем работал или жил. В первую очередь – в послевоенные годы, но не только.
– Сейчас и займусь.
– Будем исходить из того, что первоначальные прикидки Девинтер подтвердятся и временной отрезок… – Она на миг замолчала и потеснилась, давая войти в кабину новым пассажирам. – Начнем с периода пятнадцатилетней давности, когда здание опустело. Но надо также установить личности всех, кто так или иначе был с ним связан или имел к нему интерес до и после этого времени.
Лифт снова открылся, и двое полицейских в форме забросили в него ароматного бомжа. Ева двинулась на выход, Пибоди – за ней, и они вдвоем направились к эскалатору.
– Мне показалось, она свое дело знает. Не только в моде сечет.
– Это мы еще увидим. – Она соскочила с эскалатора и продолжила путь к убойному отделу. – Все, Пибоди! Важна каждая мелочь! – повторила Ева свои указания. А сама она чуток покопает насчет доктора Гарнет Девинтер.
Она вошла в рабочую зону, организованную по принципу открытого пространства, и ее со всех сторон обдало запахами безобразного кофе, жженого сахара и профессионального моющего средства. Запахи дома.
Детективы, каждый за своим столом, ловко управлялись с передающими устройствами и компьютерами. Оперативники в своих крошечных отсеках занимались тем же самым. Ева заметила, что столы детектива Бакстера и его стажера офицера Трухарта пустуют. Ева чуть напрягла память и сразу припомнила, что сегодня оба участвуют в судебных слушаниях.
Оставив Пибоди, она стремительно направилась к себе в кабинет, на ходу сбрасывая пальто. Там, в ее маленьком собственном пространстве с единственным узким оконцем, красовалась навороченная кофеварка, выдававшая настоящий кофе – превосходнейший, надо сказать, кофе, и все благодаря Рорку.
Она швырнула пальто на жалкое подобие стула для посетителей. И жесткий стул, от которого моментально начинал ныть копчик, и лежащее на нем пальто – все это, по ее расчетам, должно было отпугивать желающих заглянуть. Ева включила кофеварку и села за стол.
Перво-наперво она составила донесение и отправила его своему начальнику и доктору Мире, в последнем случае прибавив просьбу о консультации. Затем прикрепила фотографии с места преступления к стенду. Двенадцать тел, снова подумала она.
Молоденькие девочки, которые сейчас – если предположения Девинтер верны – были бы взрослыми женщинами, примерно одного с ней возраста. Каждая со своей работой, карьерой, семьей, историей, любовниками, друзьями…
Кто их всего этого лишил? И почему?
– Компьютер! – скомандовала она. – Искать все рапорты об исчезновении людей по Нью-Йорку и окрестностям. Составить список оставшихся ненайденными. Пол женский, возраст от двенадцати до шестнадцати лет. Смотреть за годы с 2045-го по 2050-й.
На экране высветилась надпись:
Принято. Идет поиск.
Это займет какое-то время, подумала она.
Время требовалось и на то, чтобы убить двенадцать девочек, если не считать это массовой резней, групповым отравлением или еще чем-то подобным. Но таких признаков она тут не видела. Массовое убийство, по логике вещей, означало бы массовое захоронение, а не несколько разрозненных потайных углов. Значит, одна-две, может, три зараз. Плюс дополнительная головная боль – укрытие.
Бездействующее или заброшенное здание давало необходимое время и уединение. Значит, надо установить время смерти, а затем искать, у кого в этот момент была возможность и доступ к помещениям – а также необходимые строительные навыки, чтобы возвести стены.
Раздражало, и это она готова была признать сама, что в определении времени смерти она зависит от кого-то еще, причем от человека не из ее привычной команды. Но она вгляделась в рабочий стенд и сказала себе: эти девочки, которым уже не суждено когда-либо иметь работу, возлюбленного, семью, просто вопиют о том, чтобы она работала с любым, кто способен дать ответ на вопросы. Но это не означает, что ей не следует выяснить, что собой этот «любой» представляет.
Она наскоро пробила в системе Девинтер.
Возраст тридцать семь, не замужем, в браке не была, один ребенок – дочь десяти лет. Данных о гражданском браке нет. Родилась в Арлингтоне, штат Виргиния, оба родителя живы, давно в браке, занимаются научной работой. Братьев и сестер нет.
Список, касающийся полученного образования, был бесконечен, и да, подумала Ева, он очень впечатляет. У Девинтер имелись докторские степени по физической и биологической антропологии, обе получены в Бостонском медицинском университете, где она время от времени читает лекции в качестве приглашенного преподавателя. Магистерские степени у нее были по целому ряду смежных дисциплин типа «Генетический анализ в судебной медицине» или «Токсикология». Она успела поработать в нескольких учреждениях, в последнее время руководила лабораторией из девяти сотрудников в вашингтонской компании, занимающейся медицинским оборудованием.
Ясно, подумала Ева, изучив послужной список Девинтер. Деньги на шикарные шмотки она зарабатывает лекциями и консультациями, которые дает археологам и застройщикам по всему миру, от Афганистана до Зимбабве.
Два привода, отметила про себя Ева. Один раз – за участие в акции протеста против вырубки тропических лесов под застройку, а второй – за кражу… собаки.
Какую еще кражу собаки?
Оба раза Девинтер признала себя виновной, заплатила штраф и отбыла общественные работы.
Любопытно.
Ева принялась более детально изучать криминальное прошлое нового эксперта, но тут к ней постучалась доктор Шарлотта Мира.
– Быстро вы! – Ева непроизвольно поднялась.
– Как раз на выездной консультации была, когда твой отчет поступил. Вот и дай, думаю, заскочу по дороге в контору.
– Спасибо вам.
– Так вот они какие, твои жертвы.
Мира подошла к стенду.
Ева не воспринимала доктора Миру как модницу. Для нее она скорее была олицетворением стиля. Нежно-персиковое платье и гармонирующий по цвету жакет оттеняли ее черные волосы и нежно-голубые глаза. Мелкие золотые бусины ожерелья перекликались с сережками, а в туфлях на тонких шпильках причудливо переплетались оттенки золота и персика.
Ева никогда не могла понять, как некоторым женщинам удается так все подобрать.
– Двенадцать девочек, – тихо проговорила доктор Мира.
– Личности пока не установлены. Ждем.
– Ну да. Ты же с Гарнет Девинтер работаешь?
– Похоже на то.
– Я ее немного знаю. Интересная женщина. И несомненно, блестящий специалист.
– Я только это и слышу. А у нее, между прочим, был привод за похищение собаки.
– Что? – Брови доктора поползли наверх, потом собрались у переносицы – она заинтересовалась. – Чьей собаки? Зачем?
– Не знаю. Я только сейчас пробила. Она подвергалась аресту за кражу собаки.
– Это… это очень странно. В любом случае профессиональная репутация у нее просто безупречная. Она тебе поможет установить, кто эти девочки. Можно присесть?
– Ах, ну конечно. Давайте-ка… – Посетитель посетителю рознь. Ева скинула пальто с кресла, потом жестом пригласила гостью присесть к столу. – Садитесь лучше туда. Это уж больно жесткое.
– Да знаю уж… – И поэтому Мира села в кресло у стола.
– Сделать вам чая, как вы любите? Или кофе?
– Нет, благодарю. Я… Ух ты, какой рисунок классный!
Мира встала и подошла к портрету Евы во всей ее красе.
– Да, портрет неплохой. Никси Свишер рисовала – не то для какого-то школьного проекта, не то просто задали – не помню.
Малышка Никси, которая чудом или волею судьбы выжила после кровавого разбоя, в котором погибла вся ее родня.
– Замечательно! Не знала, что у нее талант.
– Мне кажется, ей Ричард помогал.
– Это неважно. Рисунок отличный. И настроение схвачено очень точно. Она будет рада, что ты его здесь повесила.
– Это был подарок мне на День благодарения, и я ей сразу пообещала, что повешу его в кабинете. Он мне служит напоминанием. О том, что даже когда случается самое страшное и уже думаешь, что все кончено, ты еще можешь сделать следующий шаг. И можешь жить дальше.
– Я видела ее только мельком, когда Ричард с Элизабет возили детей в Нью-Йорк, но и тогда уже было видно, что она не просто выжила. Она начала возрождаться к новой жизни.
Доктор Мира отвернулась и снова вгляделась в стенд.
– В отличие от них.
– Да уж. Предварительно эксперты говорят, многие жертвы смешанной расы, а значит, их вряд ли выбирали по внешнему сходству. Тем самым общим у них остается возраст и, возможно, телосложение. На данный момент интуиция мне подсказывает, – продолжала Ева, – что более важным для убийцы был возраст.
– Молоденькие, возможно, не вполне зрелые в физическом и половом отношении.
– И миниатюрного сложения, а стало быть, если кто и был постарше, выглядел моложе своих лет. Опять-таки предварительно, признаков насилия, послужившего причиной смерти, не обнаружено. Если какое насилие к ним и применялось, то задолго до смерти, и все повреждения успели зажить.
– Да, в предварительном донесении я это видела – подозрение на более ранние повреждения у ряда жертв. Маленькие девочки, успевшие привыкнуть к насилию, – заметила Мира, – доверчивостью не отличаются. Учитывая, каким образом, скорее всего, использовалось это здание в интересующее нас время, они – или кто-то из них – могли быть беглянками.
– Я загрузила поиск по отчетам о потеряшках. А вот и… – Ева оглянулась на пропищавший компьютер. – Да, точно. Каков результат? – обратилась она к машине.
Триста семьдесят четыре рапорта о пропавших и ненайденных лицах по заданным критериям.
– Много, – вздохнула доктор Мира, но по выражению ее лица было видно, что она удивлена не больше Евы.
– Некоторые из этого списка сменили имена – по собственной воле. Улучили возможность сбежать, раздобыли себе новые документы.
– Некоторые, – согласилась Мира, – но не большинство.
– Да, не большинство. Есть вероятность, что своих жертв мы отыщем как раз среди этих. Уж какую-то часть точно там найдем. Но ведь порой даже родители или опекуны не удосуживаются заявить об исчезновении ребенка. Некоторые так и вовсе бывают рады, что ребенок отвалил.
– Но ты же не сбежала!
– Да. – Лишь с немногими Ева могла спокойно говорить о своем прошлом. И среди этих немногих была Шарлотта Мира. – Во всяком случае, не от Троя. – Не от отца, который ее бил, насиловал и мучил. – Мне и в голову не приходило, что такое возможно. Может, если бы я общалась с другими ребятами, с внешним миром, было бы другое дело.
– Эта парочка – Ричард Трой и Стелла – держали тебя взаперти, в изоляции от всего мира, так что заточение и издевательства были для тебя нормой. Откуда тебе было знать, особенно в восьмилетнем возрасте, что бывает иначе?
– Беспокоитесь, что это расследование дастся мне нелегко? – Ева кивнула на стенд.
– Немножко. Всегда тяжело, когда речь идет о детях, и не только для нас с тобой, а для любого, кто имеет дело со смертью. Тебе будет тяжелее, учитывая, что это молоденькие девочки, всего на несколько лет старше тебя, когда ты сама переживала насилие, причем некоторые из них тоже насилию явно подвергались, скорее всего со стороны родителей или опекунов. Потом кто-то лишил их жизни. И возможно, это был не один человек.
– Это пока лишь предположение.
– Ты спаслась и осталась жива, они – нет. Так что, конечно, тебе это будет нелегко. Но не могу вообразить, кто бы лучше тебя подошел на роль их защитника. Половая принадлежность и приблизительный возраст – скудная база для определения психологического типа. Тот факт, что не найдено никакой одежды, может говорить о сексуальном насилии, либо о намерении унизить, либо просто о том, что одеждой распорядились в корыстных целях. Тут может быть масса причин. Вот когда эксперты установят причину смерти, можно будет говорить конкретнее. И конечно, поможет информация об их жизни – опять же, когда тела будут идентифицированы. Собственно, поможет любая информация, какую вы сможете предоставить.
Мира помолчала.
– Это был человек умелый. И он все продумал. Ему был нужен доступ и к зданию, и к материалам, и он должен был найти этих девочек. Это все требует серьезной подготовки. Это не были спонтанные убийства, хотя в первом случае это возможно. На останках нет признаков пыток или насилия, хотя истязания ведь бывают и морального свойства. Насколько я поняла, ни одну он не положил отдельно?
– Нет.
– Не по одной, а попарно или небольшими группами. Может, он не хотел, чтобы они оставались в одиночестве. И он их завернул – облачил в своего рода саван. Поместил в некую гробницу. Тем самым проявив почтение.
– Извращенное какое-то почтение.
– Ну да, и тем не менее это было уважение. Беглянки, жертвы издевательств оказались захоронены – на его манер – в здании, когда-то служившем пристанищем для сирот. Это интересная ассоциация.
Доктор Мира поднялась.
– Не буду больше тебе мешать. – Она еще раз взглянула на стенд. – Они слишком долго ждали, пока их найдут, и заслуживают справедливости.
– Могут быть еще и другие. Мы не знаем, остановился ли убийца на этих двенадцати или это было лишь начало. Зачем ему было останавливаться? Как только у нас будет время смерти последней из жертв, мы, конечно, поищем среди всех известных полиции преступников, которые были убиты, умерли или посажены в это время. Правда, наверняка слишком много таких, до кого полиция так и не добралась. Но мы все равно будем искать похожие случаи и известных нам серийных убийц. Девочки в таком возрасте ведь часто водят компанию, да?
Мира улыбнулась.
– Да уж…
– Стало быть, есть вероятность, что у одной или нескольких жертв были подружки, может даже, вместе они и погибли. Не исключено, что удастся найти кого-то из старых подруг, кто что-то видел или слышал. Пока имен у нас нет, но есть ниточки, за которые надо тянуть.
Мира ушла, а Ева снова села и уперлась взглядом в список пропавших девушек.
И начала искать совпадения.
Нескольких она отбросила сразу – слишком высокого роста, чтобы подходить под искомый тип. И тут заглянула Пибоди.
– У меня есть пара имен.
– Пара? Не смеши! У меня их сотни.
Пибоди в недоумении уставилась на экран.
– А, пропавшие девочки. Господи, до чего же грустно! У меня другие имена: тех, кто имел отношение к зданию в интересующий нас период. Филадельфия Джонс и Нэшвилл Джонс – брат с сестрой. Согласно тому, что нарыл Рорк, они управляли молодежным реабилитационным центром, размещавшимся в этом доме. Что-то наподобие семейного детского дома. Назывался «Обитель». С мая 2041-го по сентябрь 2045-го. Потом переехали в другое место – в здание, которое им пожертвовала некая Тиффани Бригэм-Битмор. Они и сейчас его занимают. Руководят так называемым Благословенным высшей силой молодежным реабилитационным центром. Сокращенно – БВСМРЦ.
– Филадельфия и Нэшвилл? Это кто же нарекает детей в честь городов?
– У них еще есть сестра Сельма – как город в Алабаме, – она живет в Австралии. И брат, Монтклер[1], умерший вскоре после их переезда в новое здание. Он был в миссионерской поездке в Африке, и там его буквально загрыз лев.
– Н-да… Не каждый день о таком слышишь.
– Я уже поняла, что меньше всего мне хотелось бы окончить жизнь таким образом – оказаться съеденной заживо кем бы то ни было. Этот вид смерти стоит последним в моем личном списке.
– А первым?
– Откинуть копыта в возрасте двухсот двадцати лет, спустя несколько минут после оглушительного секса с тридцатипятилетним любовником-испанцем и его братом-близнецом.
– Что ж, недурно, – поддержала Ева. – Во времена Джонсов кто был владельцем здания?
– В некотором роде они и были. Ну, в смысле – они изо всех сил старались гасить кредит и оплачивать счета, которые в Нью-Йорке являются непременным спутником доживающего свой век здания. В конце концов они пропустили очередной платеж, и дом забрал банк. Спустя какое-то время банк его продал. Кто купил, я тоже нашла, но такое впечатление, что эта фирмочка приобрела здание в расчете привлечь инвесторов, с тем чтобы превратить его в жилой дом с шикарными квартирами. Затея провалилась, и в конечном итоге они его перепродали себе в убыток группе компаний, которая, в свою очередь, с убытком перепродала его Рорку.
– Несчастливый дом какой-то.
Пибоди обвела взглядом стенд с фотографиями с места преступления.
– Да уж иначе и не скажешь.
– Хорошо. Поедем побеседуем с Питтсбургом и Теннесси.
– С Филадельфией и Нэшвиллом.
– Один черт.
Благословенный высшей силой молодежный реабилитационный центр размещался в аккуратном четырехэтажном здании непосредственно у нижней границы Ист-Виллидж. Короткий отрезок улицы Деланси выделялся на фоне богемной атмосферы этого района и в то же время остался не затронутым проводившейся в конце двадцатого века косметической реконструкцией – а также, на удивление, и бомбежками, разграблением и вандализмом, обрушившимися на голову соседних улиц в годы Городских войн.
Большинство зданий были старыми, одни – подремонтированные, другие – перестроенные, третьи – демонстративно сохраняющие свою обшарпанную оболочку.
Интересующее детективов кирпичное здание, выкрашенное в белый цвет, имело крошечный дворик, в котором ежились от холода редкие невысокие кустики. Двое невосприимчивых к холоду подростков сидели на каменной скамье и играли каждый на своем компьютере.
Ева мимо них прошла к главному входу. На ребятах были толстовки с капюшоном, с логотипом Центра на груди, на лицах у обоих в самых разных местах красовался пирсинг и одинаково недовольное и настороженное выражение.
Ветераны улицы, решила она. Полицейского чуют за версту.
Под ее строгим взором оба сменили враждебность на наглые ухмылки, но Ева обратила внимание, что девушка – по крайней мере, она приняла ее за девушку – взяла приятеля за руку.
Когда они с Пибоди поднимались на крыльцо, в спину им донесся хрипловатый шепот и короткий смешок, явно женский.
Меры безопасности на входе включали камеру наблюдения, пластинку для сканирования ладоней и аппарат для считывания пластиковых документов. Ева нажала звонок, над которым весьма кстати красовалась надпись: «Пожалуйста, нажмите кнопку звонка».
– Доброго и чистого вам дня. Чем можем помочь?
– Лейтенант Даллас, детектив Пибоди, Управление полиции и безопасности Нью-Йорка. Нам необходимо переговорить с Филадельфией и Нэшвиллом Джонс.
– Прошу прощения, но я не вижу ваших фамилий в списке встреч, назначенных на сегодня мисс Джонс и мистером Джонсом.
Ева достала жетон.
– Считайте, что мне назначено.
– Конечно, конечно. Вы не могли бы приложить ладонь к пластинке для подтверждения личности?
Ева сделала как просили и стала ждать результата.
– Благодарю вас, лейтенант Даллас. С удовольствием вас впускаю.
После продолжительного жужжания зуммера наконец щелкнул замок. Ева распахнула дверь, ступила в узкий коридор, по обеим сторонам которого располагались комнаты и другие коридоры, ведущие в какие-то еще помещения, и лестница наверх.
В дальнем конце комнаты из-за стола поднялась женщина и с улыбкой направилась к ним по кафельному полу терракотового цвета.
Это была матрона – иначе не скажешь – со старомодным начесом на черных волосах, в безвкусном розовом свитере поверх платья в цветочек и удобных туфлях на низком каблуке.
– Добро пожаловать в Благословенный высшей силой молодежный реабилитационный центр. Я – Матушка Шивиц.
Подходит, подумала Ева.
– Нам надо поговорить с Джонсами.
– Да, да, вы уже сказали. Я была бы очень признательна, если бы вы дали мне возможность сообщить им, о чем именно вы желаете побеседовать.
– Конечно, – ответила Ева и замолчала. С левой стороны была дверь, на которой висела табличка с именем Нэшвилла Джонса. Справа – такая же, с именем его сестры. – Речь идет о полицейском расследовании.
– Ну, разумеется! Боюсь, в данный момент мистер Джонс ведет занятие, как и мисс Джонс. Но мисс Джонс скоро освободится. Если вам будет угодно подождать, я с удовольствием предложу вам чаю.
– Мы подождем. Чая не надо, спасибо.
Ева прошлась по коридору и заглянула в открытую дверь – трое ребят сидели за компьютерами.
– Наш компьютерный класс, – пояснила Шивиц. – Нашим воспитанникам разрешается выполнять на компьютере определенные задания. Или собирать материал для своей работы. А если они заслужили, то и пользоваться им в свободное время.
– А как они могут это заслужить?
– Усердно выполняя порученные задания, участвуя в общественной работе, получая баллы за прилежание, доброту, щедрость. И конечно, сохраняя чистоту тела и духа.
– И как давно вы здесь работаете?
– О, уже пятнадцать лет, с самого открытия. Начинала как помощница Матушки и консультант по образу жизни, по совместительству. Если желаете, я буду рада устроить вам экскурсию по нашему заведению.
– Звучит неплохо. Почему бы и впрямь…
Договорить Еве не дала распахнувшаяся дверь кабинета Филадельфии Джонс, откуда вылетела девчушка с фиолетово-оранжевыми волосами. Красная, зареванная, она со всех ног рванула к лестнице.
– Квилла! Как мы ходим в здании?
Девушка бросила на Шивиц сердитый взгляд, сопроводив его вызывающим жестом среднего пальца, и затопала по лестнице.
– Надо думать, сегодня этой барышне поощрение не светит.
Шивиц лишь вздохнула.
– Среди юных душ попадаются совершенно заблудшие. Но в конце концов время, терпение, надлежащая дисциплина и соответствующие вознаграждения открывают все двери.
Еще забыла про несколько увесистых пинков, про себя добавила Ева, но Шивиц уже спешила к оставшейся нараспашку двери кабинета.
– Прошу меня извинить, мисс Джонс, но тут двое офицеров полиции, они хотят видеть вас и мистера Джонса. Да, конечно, конечно. – Она повернулась к Еве и Пибоди. – Проходите, пожалуйста. Как только мистер Джонс освободится, я сообщу ему, что вы здесь.
Ева вошла. Она обвела взором кабинет и мысленно охарактеризовала его как простой и строгий. Часть помещения была, по-видимому, выделена для «занятий» – здесь стояли стулья. И для посетителей тоже.
Какие тут могли быть посетители? Представители органов соцзащиты, опекуны, иногда – полицейские, может, спонсор-другой.
За дугообразным конторским столом сидела и работала на компьютере женщина с каштановыми волосами, убранными назад и прижатыми гребнями. Она сидела к ним в профиль, демонстрируя волевой, острый подбородок и крупный рот, сжатый в суровую линию. Зеленые глаза блестели.
– Одну минутку, господа офицеры. Присаживайтесь, пожалуйста, – добавила она, не поднимая глаз на вошедших.
Поскольку желания сидеть у Евы – пока – не было, она подошла ближе к столу с оргтехникой и оперлась на один из двух стоящих напротив стульев с низкими спинками.
– Прошу меня извинить, – продолжала Филадельфия. – Занятие прошло не без проблем. Так чем могу быть вам полезной?
Она развернулась вместе со стулом и оказалась лицом к Еве, одаряя ее вежливой улыбкой. Потом она вдруг вскочила с кресла – высокая, тощая, как жердь, особа, в глазах которой застыл ужас. Она поднесла руки к горлу.
– Кого-то убили. Кто-то погиб!
Заинтригованная такой реакцией, Ева подняла брови.
– Я бы сказала, погибли двенадцать человек. Об этом и побеседуем.
