- Следствие ведет Ева Даллас, #48
4
Ева нечасто наведывалась в сектор лаборатории, где теперь хозяйничала Девинтер. Но она помнила, как попасть туда через лабиринт коридоров и переходов – идущих то ровно, то под уклон вниз, через многочисленные стойки регистрации и пропускные пункты, широкие двери из армированного стекла и, наконец, – к финальной точке досмотра.
Просторное двухуровневое пространство представляло собой пчелиные соты лабораторий, испытательных центров, всевозможных приборов и оборудования. За очередным слоем стеклянных перегородок сновали из одной зоны в другую либо трудились за компьютерами техники, офисные работники, руководители подразделений. Здесь были люди, одетые в лабораторные халаты, защитные костюмы и в обычную одежду, в которой ходят по улице, а в одном случае Ева четко увидела пижаму.
Откуда-то доносилась музыка. Ева не столько слышала, сколько чувствовала пульсирующий ритм, от которого словно вибрировали стены. Она наугад взяла вправо, заглянула в открытую дверь кабинета, где темнокожая женщина с высокой седой прической и в белоснежном халате производила вскрытие крысы внушительных размеров.
Она подняла окровавленный скальпель и дружелюбно кивнула.
– Полиция, верно? Вас тут ждут. Доктора Д ищете?
– Если вы говорите о Девинтер, то да.
– Вверх по лестнице, поверните налево, потом направо и прямо – как раз упретесь в ее лабораторию. Проводить?
– Да сами найдем. А зачем вы режете эту крысу?
– Чтобы определить, не она ли с приятелями отгрызла лицо вот этому парню. И когда. Потом еще и дерьмо крысиное будем анализировать. У нас здесь скучно не бывает.
– Да уж, обхохочешься. Как на вечеринке. – Избави бог от такого веселья, подумала Ева и повернула к лестнице.
– Сколько гадости насмотришься, если ты полицейский, – проворчала Пибоди.
– Ага. И каждый день готовит тебе гадость хуже прежней.
– Да уж. Но я все равно предпочитаю работать на земле, чем кромсать крысу, чтобы найти в ней куски чьей-то физиономии.
– Не стану спорить. – Ева свернула влево, прошла мимо еще одной лаборатории, где в стеклянном сосуде неприлично извивались бесчисленные личинки неведомого насекомого, затем повернула направо, мимо другого открытого пространства – отсюда и доносилась музыка, – где стояли компьютеры, голографическая установка, мониторы, а также большой стенд, сплошь завешанный фотороботами.
Дальше она пошла прямо. Впереди горело множество ярких ламп, стояли металлические столы, какое-то оборудование и полки с разложенными на них частями скелета.
Подойдя ближе – и, соответственно, дальше от музыки, – она услышала голоса. Один принадлежал Девинтер, другой был ей знаком намного лучше.
Она шагнула вперед, и стеклянные двери разъехались и ушли в стену. Девинтер стояла бок о бок с Главным судмедэкспертом Моррисом. На ней было ее облегающее черное платье, на Моррисе – костюм стального серого цвета, коих у него имелось множество. К костюму он подобрал сорочку на тон светлее, а черные как смоль волосы заплел в длинную косу.
Эта пара, являя собой блистательный образчик высокой моды, была сейчас занята изучением белых костей скелета, выложенных на стальном столе. Второй скелет лежал на соседнем. На мониторах поочередно возникали изображения костей одна за другой.
Девинтер подняла со стола лучевую кость, и Моррис принялся ее внимательно разглядывать, закрыв свои черные глаза очками-микроскопами.
– Да, – произнес он, – согласен.
Потом взгляд его пополз вверх и остановился на Еве. Он улыбнулся.
– Даллас! Пибоди! Добро пожаловать в царство костей.
– Моррис! Не ожидала тебя здесь увидеть.
– Мы с Гарнет решили, что будет больше толку, если мы проведем консультацию прямо здесь. Мне сказали, вы уже познакомились.
– Да. – Ева вошла и кивком поприветствовала Девинтер. – Нашли что-нибудь?
– Я начала с первых двух. Останки Жертв Один и Два. Мы их описали, очистили, описали еще раз и начали обследование и анализы. Мы с Ли пришли к единому мнению, что имеющиеся повреждения были причинены задолго до момента смерти. Какие-то имели давность в несколько месяцев, а какие-то и много лет. Характер повреждений у Жертвы Два типичен для неоднократно пережитого насилия в детском возрасте – начиная вот с этого перелома большеберцовой кости примерно в два года.
А что, подумала Ева, в таком возрасте кости ломаются? Они же вроде еще гибкие. Помнится, когда от удара Ричарда Троя у нее был перелом руки, ей уже было целых восемь.
– Сравнительный анализ швов черепа и закрытия эпифизарных зон роста позволяет определить возраст Жертвы Один – тринадцать лет, возраст Жертвы Два – аналогично. Могу сказать, какого они были веса. Первая – от девяносто пяти до ста фунтов, вторая – от ста пяти до ста десяти. Обе, как было установлено еще на месте преступления, женского пола. Ли?
– Мы возьмем из костей образцы ДНК и исследуем. Это займет какое-то время. Дело пошло бы значительно быстрее, будь у нас лицо в базе и мы могли бы взять кровь у родственников. Еще мы сейчас проводим ряд анализов, которые помогут установить время смерти, дадут нам информацию о состоянии здоровья и питании жертв и даже, если повезет, позволят очертить границы местности, где они жили.
– На основании костей?
Он снова улыбнулся.
– Я тоже человек из крови и плоти, но отвечаю: да, из костей можно извлечь немало полезных сведений.
– Наш возраст, пол, как мы двигались, черты лица, как мы питались, а часто и то, чем мы зарабатывали на хлеб, – обо всем этом можно судить по костям, – заявила Девинтер. – Жертва Один вела более здоровый и менее травматичный образ жизни, чем Жертва Два. Единственное повреждение, какое на ней обнаружено, скорее всего, было следствием несчастного случая в детстве. Что-то вроде падения с велосипеда. Перелом по типу «зеленой ветки». Кость хорошо и чисто срослась, наверняка обращались к профессиональному медику. Зубы ровные, прямые и, опять-таки, подвергались профессиональному лечению, вероятнее всего – систематически, а у Второй они кривые, и в них четыре кариозных полости.
С большой долей вероятности – но все же вероятности – можно говорить о том, что Первая выросла в семье представителей среднего класса или выше, а Вторая жила почти в нищете, если не хуже.
– Пальцы ног. – Моррис сделал жест. – Видите, они слегка искривлены и частично заходят один на другой?
– Это оттого, что их запихивали в туфли, которые были малы, – предположила Ева.
Девинтер расплылась.
– Совершенно верно! Бедность либо отсутствие должного ухода, а скорее всего – и то и другое вместе.
– Это ценная информация, но мне нужны лица. Имена. И причина смерти.
– И вы их получите. Может быть, что-то для нас уже есть у Элси. Элси Кендрик проводит лицевую реконструкцию, и она наверняка сработает быстрее, чем придет результат ДНК.
– Для меня – чем быстрее, тем лучше. А вы можете сказать, когда они умерли? По костям?
– Да, и довольно точно. В лаборатории Беренски уже определили возраст стен, материалов, из которых они сделаны.
Дик Беренски по прозвищу Членоголовый – и заслуженному, подумала Ева, – сделает все как надо. Еще она представила себе, как он истекает сладострастной слюной с того момента, как получил от Девинтер это задание.
– Хотя бы примерно, – попросила Ева.
– Учитывая способ, каким они были завернуты, и используемый для этого материал, да плюс сезонные перепады температуры внутри здания, можно предположить…
– Примерно! – повторила Ева.
– Тут много факторов, – подчеркнула Девинтер с легким оттенком раздражения. – Мой первоначальный анализ дает промежуток между пятнадцатью и двадцатью годами. Беренски другого мнения: по их данным – от двенадцати до пятнадцати.
– Что ж, уже кое-что. Скорее всего, окажется где-то посередине.
– Мы еще не определились…
– Это вполне вероятно. В сентябре было пятнадцать лет, как последние арендаторы выехали из здания, и это дает нам ниточку. По крайней мере, кто-то из наших жертв наверняка был связан с этим самым приютом для подростков – беглецов, беспризорников, тех, кого передал под опеку суд. Это подходит.
– Да. – Моррис покивал. – Ты еще увидишь, Гарнет: Даллас такие стыковки нюхом чует.
– Это все замечательно и даже вполне возможно. Но время смерти все же должна установить наука.
– Так вперед! Устанавливайте! – согласилась Ева. – Если я ошибаюсь насчет пятнадцати лет – дайте мне знать. А где ваш антрополог?
– Я вас провожу. Мне тут должны дополнительно столы принести, – уже на ходу сообщила Девинтер. – Думаю, будет больше пользы, если исследовать все останки в одном помещении.
Она свернула туда, где играла музыка.
– Элси! Ты еще что-то соображаешь под этот грохот?
– А мне это как раз думать помогает. Музыкальное сопровождение. – Элси поднялась с кресла, отложила в сторону блокнот и карандаш. Ее мелированные в синий цвет волосы были заплетены в десятки тонких косичек, увенчанных мелкими бусинками. В своем разноцветном платье, доходящем до щиколоток, она казалась шестнадцатилетней девчонкой – если проигнорировать тот факт, что была на сносях.
– Как близнецы? – поинтересовалась Девинтер.
– Буянят. – Элси потерла живот круговым движением, которое Ева много раз замечала у беременных.
– Сядь.
– Нет, мне двигаться полезно.
– Только не переусердствуй!
– Это не страшно. Куда хуже переходить.
– Сколько вам еще? – поинтересовалась Пибоди.
– Ой, прошу прощения. Детектив Пибоди, лейтенант Даллас, познакомьтесь: Элси Кендрик, – представила их Девинтер.
– Милости просим! Сейчас у меня срок тридцать три недели и четыре дня. Скоро начну часы считать. Такое ощущение, будто я ношу пару маленьких игривых пони. – Она положила ладонь на живот. – Ого! Как копытцами-то бьют! Я не сразу села за работу, вы уж меня простите. Гормоны, должно быть. Реконструкция внешности юных девочек… Мои-то тоже обе девочки. Неудивительно, что поначалу я психовала.
– Детей всегда расследовать трудно, – поддакнул Моррис.
– Еще бы. Я как раз заканчивала первый рисунок. Я всегда рисую после реконструкции, делаю себе такой подарок. Давайте покажу вам первую девочку.
– Жертва Один? – уточнила Ева.
– Да. Гарнет сказала, сначала будут идти под номерами. – Она подошла к голографическому проектору и нажала какие-то кнопки. – По ней у меня вероятность девяносто шесть с лишним процентов, очень близко к оригиналу. Для поиска по базе этого больше чем достаточно.
Засветилась голограмма.
Тонкое лицо, бронзовая кожа, темные азиатские глаза, короткая асимметричная стрижка на прямых черных волосах, полные губы, крепкий нос, мягкая линия подбородка.
Хорошенькая девочка, подумала Ева. Выросла бы настоящей красавицей, если бы не…
– По чертам лица – почти наверняка азиатского происхождения, поэтому волосы я предположила прямые. Лицевые кости и черты лица у нее тонкие и ровные. Превосходные кости. Я добавила сережку в нос, Гарнет сказала, вы такую нашли, но могу убрать.
– Это неважно. Что ж, хорошо. Хорошая работа! Нам нужна копия. Начнем искать соответствия по базе.
– Мы еще не пришли к заключению насчет времени смерти. Рискованно пока соответствия-то искать!
– Будем смотреть период пятнадцатилетней давности, где-то в том районе, – сказала Ева. – Если удастся определить точнее, будет еще лучше, но пока по всему выходит, что эта оценка верна. – Ева повернулась к Девинтер. – Вы говорили, эта девочка, скорее всего, из среднего класса или даже повыше. Хорошее здоровье, хорошее лечение. Думаю, весьма вероятно, что мы ее найдем в списках пропавших, на которых подавались заявления. А что номер Два?
– Тоже начала. – Элси снова застучала по кнопкам. – Но тут мне надо еще поработать, подогнать кое-что. А пока вот что получается.
На голограмме, на сей раз не так детально проработанной, вырисовывалось более полное лицо, как Ева заметила, немного вялое, с маленькими глазками и тонкими губами. Эту девочку хорошенькой не назовешь, во всяком случае – на данный момент. Бледная, какая-то землистая кожа, широковатый нос.
– Тут требуется еще поработать, тогда почетче будет. Я вам пришлю окончательный вариант.
– Хорошо. Сейчас возьмем что есть, чтобы было от чего отталкиваться.
– Эта девочка была несчастна. – Элси опять положила ладони на живот. – Это так и чувствуется. А счастливой стать уже не успела.
Живот под рукой Элси заметно дернулся, и Ева непроизвольно отпрянула. Пибоди же, напротив, шагнула ближе.
– Можно?
– Конечно. – Элси повернулась к Пибоди своим огромным животом, и та протянула руки.
– Уу! – воркующий голос Пибоди был под стать ее блаженному выражению.
– Да уж. Скоро они угомонятся, а потом не успеешь глазом моргнуть – а они уже носятся тут взад-вперед. С ума можно сойти, как подумаешь, сколько раз на дню они меня колошматят! А ведь после скучать буду.
– Имена уже придумали?
– Мы с папашей пока спорим, но я хочу назвать Гармонией и Хейвен.
– Красиво.
– Ну что… – начала Ева.
– Давайте сделаю вам копии обеих голограмм, а потом пришлю вторую заново, после доработки. Может, сегодня уже и за третью примусь. – Элси говорила и одновременно задавала нужные команды аппаратуре. – Скорее всего, завтра будут готовы третья и четвертая. А вообще, я рассчитываю их все для вас сделать в ближайшие три дня. Я все думаю о родителях. Неизвестность… Это же пытка, даже спустя столько лет!
– Элси, ты не должна думать о плохом! Я тебе запрещаю, – предостерегла Девинтер. – Сейчас тебе лишние стрессы совсем ни к чему.
– Да нет, я не то имела в виду. Я, наоборот, чувствую, что я для них что-то делаю, возвращаю им лица – а это поможет вернуть и имена. Они не должны проходить под номерами. И никто не должен.
Она протянула Еве диск.
– Вы тут молодцы, – сказала та. – Доктор Девинтер, будем на связи. Пока, Моррис.
– К вечеру я буду дома, так что если понадоблюсь…
Она направилась вниз по лестнице и к выходу, преодолевая все тот же лабиринт в обратной последовательности. Как только они оказались в полной недосягаемости для чьих-либо ушей, Пибоди проговорила:
– Неплохо смотрятся вместе.
Погруженная в свои мысли, Ева нахмурилась.
– Что? Кто?
– Моррис с Девинтер.
– Что? – повторила свой вопрос Ева. – Да ладно!
– Нет, правда. Я не заметила между ними того мурлыканья, что у него было с детективом Колтрейн, я просто хочу сказать – внешне они хорошо смотрятся. Оба такие знойные, артистичные… Я все думаю: вот мы с Макнабом хотя бы приближаемся к тому, чтобы хорошо смотреться вместе? – спросила она, имея в виду своего основного ухажера, одного из главных специалистов Отдела электронных методов расследования. – Я-то коротышка и – не будем к себе слишком строги – пышечка.
– «Пышечка»? – Ева вышла из здания и направилась к своей машине. – Это еще что за словцо?
– Это словцо, применяемое к полненьким женщинам. А Макнаб тощий и вообще каланча.
– Вместе вы смотритесь органично, а это лучше, чем хорошо.
От неожиданности Пибоди остолбенела.
– Это самые лучшие, самые замечательные слова, какие ты когда-либо говорила о нас с Макнабом!
Ева лишь пожала плечами.
– Я к вам привыкла. В этом вся причина. Садись, наконец, в машину!
С довольным румянцем на щеках Пибоди повиновалась.
– Ты правда считаешь, что мы вместе смотримся органично?
– Но вас же при каждой встрече друг к другу так и тянет. Странно было бы, если бы вы не смотрелись органично. Может, теперь для разнообразия займемся все-таки раскрытием двенадцати убийств?
– Реконструкция нам здорово поможет. Элси в этом деле ас. О-о, еще и девочки-двойняшки… Вот класс! Надо было тебе тоже пощупать… – Пибоди съежилась под тяжелым взглядом Евы и достала компьютер. – Прямо сейчас загружу первую голограмму в поиск по базе.
– Да что ты говоришь? Прекрасная мысль! Не понимаю, как я сама не додумалась.
Пибоди благоразумно не отреагировала на сарказм и запустила поиск.
– А куда мы едем?
– Мы едем опрашивать этого мастера на все руки. Хочу с ним по душам побеседовать. А еще надо отыскать того помощничка, насчет которого у их матроны было неприятное чувство. После этого, если повезет, может, разыщем Бригэм и ее бабушку. Потом прошерстим личные дела сотрудников Центра и побеседуем с каждым, кто работал и в старом здании тоже. Мы не можем…
– Черт! Черт побери, Даллас! Я ее нашла! Уже есть совпадение.
– Номер Один?
– Я ее нашла. Смотри… Погоди-ка, выведу тебе на экран.
Вот она какая, подумала Ева. Темные миндалевидные глаза, мягкая линия подбородка, полные губы, блестящие черные волосы. Стрижка не короткая – волосы, наоборот, длинные.
Профессиональный снимок, постановочный, решила Ева. Снято в студии, на какой-то документ: тринадцатилетняя Линь Кэрол Пенброк серьезно, с легким вызовом, смотрит в объектив.
Пропала двенадцатого сентября 2045 года.
В рапорте упоминался ее рост, и он тоже соответствовал Жертве Один, а также вес – девяносто семь фунтов, так что Девинтер и тут попала в точку, прикинула Ева. Невысокая девочка, миниатюрного телосложения, милая мордашка с уже угадывающимися признаками будущей красоты, которой не суждено было расцвести.
– Оба родителя в наличии, – продолжала Пибоди. – Старшие брат и сестра, адрес на Парк-слоуп. Зажиточные.
– Пробей этот адрес. Может, родители – или один из них – все еще там живут. Или найди нынешний.
– Уже смотрю. Оба – по тому же адресу.
Ева свернула, потом еще раз и двинулась в сторону Бруклина.
– Будем оповещать?
– Да, по-моему, хватит им уже ждать в неведении, – ответила Ева. – И еще я думаю, они смогут дать нам образцы ДНК. Моррис же сказал, идентификация пойдет быстрее, если будут родительские мазки для сравнения.
– Да. Еще ни разу не сообщала родителям об их давно пропавшем ребенке. А ты?
– Пару раз было. Не легче, чем о только что убитом.
– На это я и не рассчитывала. Оба родителя врачи. Она акушер-гинеколог, он – педиатр. Практикуют совместно; кабинет у них по месту жительства, – читала Пибоди. – Что ж, это разумно. Брат и сестра. Брат тоже врач. Кардиолог. Там же, в Бруклине. Сестра музыкант, первая скрипка Нью-йоркского симфонического оркестра. Никаких признаков криминала. Зато масса признаков финансового благополучия. Ого! Медики нехило живут. У них еще дом в Тринидаде и в Хэмптонсе. У каждого – первый и единственный брак, уже тридцать четыре года. Все свидетельствует о благополучии, стабильности и успехе.
– Если не считать погибшей дочери.
– Да уж… – Пибоди вздохнула. – Единственный изъян.
Дом тоже говорил о благополучии, стабильности и успехе. Он стоял на углу улицы, в ряд со старинными и элегантными таунхаусами. Ева предположила, что в какой-то момент Пенброки расширились за счет соседнего таунхауса и у них получилось большое жилье, где свободно разместилась семья с двумя детьми и кабинет для приема пациентов.
В трех высоких фасадных окнах была видна рождественская елка. В голове мелькнуло: ведь только что День благодарения миновал, а уже следующий праздник на носу.
Черт! Надо же по магазинам пробежаться, подарки-то…
Вдвоем с Пибоди они поднялись по чистым кирпичным ступеням и позвонили в дверь. Не прошло и нескольких секунд, как им открыли.
– Фрэнк, я не имел в виду, что ты… Ой, простите, я решил, что это сосед.
На мужчине были спортивные бриджи и майка без рукавов, и вся его мощная фигура блестела от пота. Смуглая кожа, карие глаза. Он переводил вопросительный взгляд с Евы на Пибоди и обратно, почесывая коротко стриженную макушку.
– Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Сэмюэл Пенброк? – спросила Ева.
– Да. Прошу меня извинить, я прямо с тренажера. – Переброшенным через шею полотенцем он отер пот со щеки.
– Я лейтенант Даллас, а это детектив Пибоди. – Ева достала значок. – Управление полиции и безопасности Нью-Йорка. Мы можем войти, доктор Пенброк?
Она заметила, как переменилось его лицо. Глаза. Как вежливое любопытство сменилось душераздирающим сплавом надежды и горя.
– Линь? Вы по поводу Линь?
– Будет лучше, если мы войдем.
Он неуверенно попятился. Надежда умерла.
– Она мертва.
Ева вступила в широкую, дышащую гостеприимством прихожую, в которой витал аромат ярко-красных лилий, стоявших в вазе на тумбе. Пибоди притворила дверь.
– У нас появилась кое-какая информация и кое-какие вопросы. Мы можем пройти и где-нибудь присесть?
– Вы только скажите: это Линь?
– Да, сэр, мы здесь по поводу Линь.
– Моя жена… – У него перехватило дыхание. – Она еще в тренажерной. Я хочу, чтобы вы… Она должна… – Он медленно подошел к селектору. – Тьен! Тьен, к нам пришли. Тебе надо выйти.
Прошло какое-то время, прежде чем ответил женский голос. В нем слышалось легкое раздражение:
– Сэм, я не закончила медитацию! Десять минут, и…
Он оборвал жену.
– Пожалуйста, выйди прямо сейчас. – Он повернул направо, туда, где перед окном стояла большая нарядная ель. – Сюда, пожалуйста. Давайте присядем. Моя жена… то есть… У нас сегодня выходной. Мы берем выходные одновременно.
Он бросил взгляд на большой рояль, на расставленные на нем семейные фотографии. Среди них был и снимок Линь, который они когда-то принесли в полицию вместе с заявлением о пропаже.
– Моя семья, – начал он, но Пибоди взяла его под локоть и усадила в объемистое кресло.
– У вас чудесная семья, доктор Пенброк. Это ваши внуки?
– Да, у нас их двое. Мальчик – ему сейчас четыре. И девчушка, всего два годика.
– Наверное, с нетерпением ждут Рождества?
– Да, конечно. Ждут не дождутся. Они… Тьен!
Она была миниатюрная, как и дочь, и элегантная, при этом в ней чувствовалась та же гибкость, которая угадывалась в дочери.
У матери была короткая стрижка – как та, что Элси придумала для Линь. Глаза, глубокого зеленого цвета, составлявшие неотразимое сочетание с золотистой кожей, еще хранили выражение легкого недовольства, несмотря на то что в комнату она вошла с вежливой улыбкой.
– Прошу прощения. Мы занимались на тренажерах. Мы еще в таком виде…
– Тьен! Это полиция.
И снова этот резкий переход. Тьен взяла мужа за руку.
– Линь. Вы ее нашли. Вы нашли нашу дочь!
– Мне очень жаль, – начала Ева.
– Нет! – В материнском голосе, в ее лице горе было так же свежо по прошествии пятнадцати лет, как, наверное, и в первые пятнадцать секунд. – Нет!
– Ну же, Тьен, ну же… – Сэмюэл притянул жену к себе и обнял, усадив на колени. – Сейчас вы скажете, что мы больше можем не строить иллюзий, что надежда, за которую мы столько лет цеплялись, умерла. И что наша девочка к нам уже никогда не вернется!
Это был трудный разговор, и лучше всего было выложить все быстро и как оно есть.
– Доктор Пенброк, мы обнаружили несколько останков девушек в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет. Мы можем с уверенностью утверждать, что в одной из них предварительно опознана ваша дочь.
– Останки, – тихо повторила Тьен.
– Да, мэм. Мне очень жаль. Надеемся, вы нам поможете с опознанием. У вашей дочери были какие-то детские травмы? Например, переломы?
– Она упала, – ответил отец. – Каталась в парке на аэродоске. Сильно упала. Сломала руку, вот здесь, чуть выше локтя. – Он показал на себе. – Ей тогда было одиннадцать.
– Пибоди?
По молчаливому приказу Пибоди достала из сумки изображение реконструированного лица.
– Нам удалось примерно воссоздать ее внешность.
Сэмюэл протянул руку, взял картинку.
– Линь, – только и сумел выдохнуть он.
– Это моя деточка. Это наша деточка, Сэм! Только волосы не такие. У нее были длинные волосы, красивые длинные волосы. И еще… Нос. У нее кончик носа чуть-чуть смотрел вверх. А над губой справа у нее была маленькая родинка.
– Тьен!
– Все должно быть правильно! – По лицу ее беззвучным ручьем полились слезы, но она повторила: – Все должно быть правильно. Она так гордилась своими волосами!
– Мы исправим, – пообещала Ева. – Мы все сделаем как надо.
– Двенадцать… Их было двенадцать, – прошептал Сэмюэл. – Я сегодня утром слышал. Сказали, в городе нашли двенадцать тел. Она была среди них?
– Да.
– Когда? Как? Когда она умерла? Как она умерла? Кто это с ней сделал?
– Обещаю вам, вам обоим, мы делаем все возможное, чтобы это установить. На данный момент мы считаем, что она погибла около пятнадцати лет назад.
– И все эти годы… – Тьен повернула голову и прижалась к плечу мужа. – Все эти годы мы искали, молились и ждали. А ее уже не было!
– Я знаю, это очень тяжело, – продолжала Ева. – Не могли бы вы рассказать, почему она ушла из дома? Что случилось?
– Она была очень рассержена. У девочек бывают такие периоды – когда они всем недовольны, когда они бунтуют. Она хотела татуировку, хотела сделать пирсинг бровей, хотела гулять с мальчиками, а не сидеть за уроками или помогать по дому. Мы разрешили ей вставить маленькую сережку в ноздрю – пошли на компромисс. Но ей хотелось большего. Это такой возраст, такой период – многие через него проходят, – проговорила Тьен с мольбой в голосе. – И все как-то перерастают.
– Ей захотелось пойти на концерт, – объяснил Сэмюэл. – Мы не разрешили, потому что она прогуляла школу. Дважды. И дома себя плохо вела. Она сказала, мы придираемся, потом мы много чего друг другу наговорили. Мы запретили ей подходить к компьютеру – в порядке наказания. Было нелегко, но…
– Это нормально, – вставила Пибоди.
– Да. Да. – Тьен выдавила улыбку сквозь слезы. – У ее брата и сестры тоже был такой период. Не в столь выраженной форме, как у Линь, но она всегда была более эмоциональной девочкой. И она была младшей в семье. Возможно, мы сами ее больше баловали.
– Утром двенадцатого сентября, – продолжал Сэмюэл, – она не спустилась к завтраку. Мы решили, дуется. Я послал наверх старшую дочь, чтобы она ее привела. Хоа спустилась и сказала, что наверху Линь нет, что исчезло что-то из ее вещей и рюкзака тоже нет.
– Сперва мы обыскали весь дом, потом обзвонили друзей и соседей. А потом пошли в полицию.
– У нее в городе были друзья? Подруги? – спросила Ева. – На Манхэттене?
– Все ее друзья были здесь, но она любила ездить в центр. Ей там нравилось. – Тьен помолчала, снова взяла себя в руки. – Ее искала полиция, мы наняли и частного детектива тоже. Мы выступали по телевизору, обещали награду. В конце концов сумели выяснить, что она села в метро и поехала в центр, но найти ее так и не удалось.
– И она с вами так и не связалась? И ни с кем из подруг?
– Нет. – Тьен вытерла слезы. – Она не взяла с собой телефон. Она очень умная девочка. Она знала, что у нее в телефоне установлен «родительский контроль» и мы легко определим, где она находится. А она этого не хотела.
– Она купила бы себе другой, – сказал Сэмюэл. – Деньги у нее были. У нее было с собой пятьсот долларов. Когда стало ясно, что Линь сбежала из дому, старшая дочь сказала, что она копила деньги и прятала их у себя в комнате, а с сестры взяла слово, что та не разболтает. Мы обрадовались, что у нее есть деньги, было чем заплатить за еду. И мы подумали… подумали… она вернется.
– Но она не вернулась. Она так и не вернулась.
– Теперь мы привезем ее домой. – Сэмюэл поцеловал жене волосы. – Теперь мы привезем домой нашу девочку, Тьен. Мы должны ее увидеть!
– Доктор Пенброк…
– Мы медики, – сказал он. – Мы понимаем, что происходит с телом с течением времени. Мы понимаем, что у вас, кроме костей, ничего нет. Но нам необходимо ее увидеть!
– Я постараюсь это устроить. Ее идентификация еще не закончена. И опознание других погибших. Если бы вы позволили взять у вас образцы ДНК, это ускорило бы дело.
– Да. Наши ДНК есть в базе, – ответила Тьен. – Но вы возьмите заново, чтобы не было никакой ошибки. Кто-то сделал ей больно?
Поаккуратнее выбирай выражения, мысленно сказала себе Ева.
– Я думаю, кто-то не дал ей вернуться домой. Мы пытаемся установить кто. Могу вам обещать, мы сделаем для нее – и для других этих девочек – все, что в наших силах.
Она снова взглянула на Пибоди, и напарница достала из сумки два комплекта для взятия образов ДНК.
– Еще несколько вопросов, – продолжила Ева, пока Пибоди делала свое дело.
