Трибьют

 — Как вы себя чувствуете? — спросил Уилтон, когда она вместе с Фордом села на диван; Спок улегся между ними.

 — Как это ни странно, везучей.

 — Вас осматривал врач?

 — Нет, это всего лишь синяки и шишки.

 — Нам не помешал бы медицинский отчет: справка от врача с фотографиями ваших травм.

 — Тут у меня еще нет своего врача. И я не…

 — У меня есть, — перебил ее Форд. — Я позвоню.

 — Мы допросили Хеннесси, — сообщил им Айрик, — пока предварительно. Он не отрицает, что протаранил вашу машину и пытался столкнуть вас с дороги. Утверждает, что вы угрожали его жене.

 — Я заезжала к ней утром. Забыла тебе сказать, — она повернулась к Форду. — Плохо соображаю после всего этого. На самом деле я хотела поговорить с ним, но она сказала, что его нет дома. Мы поговорили на ее крыльце. Потом я уехала. Я не угрожала ни ей, ни кому-то еще. А если он думает, что разговор с женой — это повод столкнуть меня в канаву, то он правда сумасшедший.

 — Когда вы разговаривали с миссис Хеннесси?

 — Точно не знаю. Около девяти. После нее я поехала по своим делам. Останавливалась четыре или пять раз, от Фронт-Роял до Морроу-Вилидж. Я увидела его микроавтобус, когда он ехал от моей фермы, а я yже возвращалась домой. Он увидел меня, а через минуту уже гнался за мной. Он протаранил меня, не помню сколько раз. Не меньше трех или четырех. Помню, что меня бросало по всей дороге. Я задела ограждение и думала, что перевернусь. Потом оказалась в канаве. Наверное, если бы не ремень и подушка безопасности было бы хуже.

 — Вы вышли из машины, — напомнил Уилсон.

 — Точно. Злая, как черт. Начала кричать на него. Он кричал на меня. Потом толкнул. Еще раз толкнул, и я ударилась спиной о пикап. Он сказал: «Я вижу тебя». И опять поднял кулак. После этого я ударила его ногой.

 — Как вы думаете, что он имел в виду, говоря: «Я вижу тебя»?

 — Мою бабушку. Он хотел сказать, что видит мою бабушку. Ему кажется, что, причиняя вред мне, он добирается до нее. Он напал на моего друга, потом разбил мои вещи, а теперь принялся за меня.

 — У нас есть доказательства только в отношении сегодняшнего инцидента, — сказал Уилсон. — Остальное он отрицает.

 — Вы ему верите?

 — Нет, но нам трудно понять, почему человек, которого обвиняют в нападении с использованием транспортного средства, опрометчивом создании угрозы безопасности и преднамеренном нападении, отказывается признать вторжение и вандализм. Дело в том, мисс Макгоуэн, что он, похоже, считает себя правым в сегодняшнем инциденте. Никакого раскаяния или страха перед последствиями. Если бы его жена не привела адвоката, мы могли бы добиться большего.

 — И что теперь?

 — Формальное предъявление обвинения, прошение об освобождении под поручительство. Учитывая его возраст и то, сколько времени он живет здесь, адвокат попросит, чтобы его отпустили под свою ответственность. А учитывая характер нападения и то, что он живет неподалеку от вас, окружной прокурор, вероятно, потребует, чтобы в освобождении под поручительство было отказано. Не могу сказать, чем все это закончится — может, чем-то средним.

 — Его жена клянется, что он не покидал дома прошлым вечером, — Айрик раскрыл лежавший у него на коленях блокнот. — Что они ушли из парка сразу после того, как увидели вас, и он оставался дома всю ночь. Правда, мы выудили из нее признание, что он часто проводит время в комнате сына, запирается там, спит там. Так что он мог выйти из дома незаметно для нее. Мы этим займемся, обещаю вам.

 Сразу после того, как детективы ушли, приехал отец Силлы вместе с Патти и Энжи. Они были просто в ужасе от произошедшего и так кричали, что не услышали, как появилась мать Форда с большим пластиковым контейнером для еды «Тапперуэр» и букетом цветов.

 — Не вставай, бедняжка. Я принесла тебе куриный суп.

 — О, Пенни, как это предусмотрительно, — Патти вскочила, чтобы взять цветы. — Я не подумала о еде и цветах. Я не подумала…

 — Конечно, не подумала. У тебя голова была занята совсем другим. Силла, я прямо сейчас разогрею тебе тарелку. Мой куриный суп — универсальное лечебное средство. Простуда, грипп, синяки, шишки, ссоры с возлюбленными, дождливые дни. Форд, найди Патти вазу для цветов. Ничто так не поднимает настроение, как букет подсолнухов.

 Патти заплакала, прижимая к себе цветы.

 — Ну, ну, — Пенни обняла Патти, не выпуская из другой руки контейнер с супом. — Пойдем со мной, милая. Пойдем. Сделаем что-нибудь полезное, и тебе станет легче.

 — Ты видела ее лицо? — всхлипнула Патти, направляясь вслед за Пенни в кухню.

 — Не слушай ее, она просто расстроена. — Энжи села рядом с Силлой и взяла ее за руку.

 — Я знаю. Все в порядке.

 — Нет, — Гэвин отвернулся от окна. — Ничего не в порядке. Я должен был поставить на место Хеннесси еще много лет назад. Но я просто старался не пересекаться с ним. Я устранился, потому что мне было так удобно. И потому что он не трогал Патти и Энжи. Но он не оставлял тебя в покое, а я по-прежнему не вмешивался.

 — Твое вмешательство ничего бы не изменило.

 — Я бы не чувствовал себя плохим отцом.

 — Ты не…

 — Энжи, — обратился к дочери Гэвин, перебив Силлу, — ты не могла бы пойти помочь маме и миссис Сойер?

 — Хорошо.

 — Форд, будь любезен.

 Кивнув, Форд вышел вслед за Энжи. Силла села, и внутри у нее все напряглось.

 — Я знаю, что ты расстроен. Мы все расстроены, — начала она.

 — Я отдал тебя ей. Я отдал тебя ей и самоустранился.

 Силла посмотрела ему в глаза и наконец задала вопрос, который мучил ее много лет:

 — Почему?

 — Я убеждал себя, что так будет лучше для тебя. Даже верил в это. Я говорил себе, что там ты на своем месте и что с матерью ты можешь заниматься тем, что принесет тебе счастье. Что у тебя будут преимущества. Я не был счастлив там, а то, что произошло между твоей матерью и мной, пробуждало худшие стороны наших натур. Я почувствовал… свободу, когда вернулся сюда.

 — Мне было около года, когда ты расстался с матерью, и не исполнилось и трех лет, когда ты уехал.

 — Мы не могли сказать друг другу и двух фраз, не поссорившись. Когда нас разделяло несколько тысяч миль, было чуть-чуть легче. Поначалу я приезжал повидаться с тобой каждый месяц или два… потом реже. Ты уже выступала на сцене. Мне было легко убедить себя, что ты очень занята и что, вместо того чтобы приезжать сюда на каникулы, тебе лучше выступать.

 — И ты здесь строил новую жизнь.

 — Да, когда влюбился в Патти, — он посмотрел на свои руки, а затем опустил их. — Ты для меня представлялась чем-то нереальным, красивая маленькая девочка, которую я навещал несколько раз в год. Я убеждал себя, что исполняю свои обязанности — не забываю платить алименты, звоню в день рождения и на Рождество, присылаю подарки. Иногда я понимал, что это ложь. Но у меня была Энжи. Здесь, все время рядом. Ей я был нужен, а тебе нет.

 — Ты был нужен мне, — глаза Силлы наполнились слезами. — Нужен.

 — Знаю. Но я так и не смог сделать этого — для тебя и для себя, — его голос стал хриплым. — Я хотел спокойной жизни, Силла. И я пожертвовал тобой ради нее. Когда я это понял, ты уже выросла.

 — Ты любил меня?

 Он прижал пальцы к глазам, как будто их жгло огнем, затем опустил руки, подошел к Силле и присел рядом.

 — Я присутствовал при твоем рождении. Мне дали тебя подержать, и я испытал необыкновенное чувство. Какой-то священный трепет. Изумление, ужас, волнение. Я хорошо помню несколько первых недель после того, как мы привезли тебя домой. Как-то утром меня разбудил телефонный звонок, и я услышал, что ты плачешь. Нянька покормила тебя, но ты продолжала капризничать. Я взял тебя на руки и сел в кресло-качалку. Ты срыгнула мне на рубашку. А потом посмотрела прямо в глаза. И я понял, что люблю тебя. Мне не следовало тебя отдавать.

 Силла вздохнула, чувствуя, что вот-вот на ее глазах появятся слезы.

 — Ты помог мне выбрать розы и красный клен. Ты покрасил мне гостиную. А теперь ты здесь.

 — Я видел, — прошептал он, обнимая ее одной рукой, — как ты стоишь на веранде, построенной собственными руками. И понял, что люблю тебя.

 Первый раз на своей памяти и, возможно, первый раз в жизни она уткнулась лицом ему в грудь и заплакала.

 Потом она ела куриный суп. И удивлялась, что после супа почувствовала себя гораздо лучше. Высокая зеленая ваза с подсолнухами тоже поднимала настроение. Силла решила, что ей больше нет необходимости лежать в кровати, поэтому предложила Форду прогуляться и посмотреть, как продвигаются работы в ее доме.

 — Пойдем, — Форд улыбнулся. — Ты действительно отлично выглядишь.

 Когда они вышли, Силла немного поежилась.

 — Стало прохладнее. Но на улице так хорошо. Похоже, собирается дождь.

 — Ты превращаешься в деревенскую девушку.

 Улыбнувшись, она подняла лицо к небу.

 — Точно. И кроме того, как любой строитель, утром я смотрю прогноз погоды. Вероятность вечерней грозы шестьдесят процентов. Кстати о погоде — ты хорошо справляешься и с душевными бурями.

 — Едва ли, если хочешь знать правду. Пока моя мать успокаивала Патти, заплакала Энжи, а потом не выдержала и мать. Так что я оказался на кухне с тремя плачущими женщинами, которые грели суп и ставили в вазу цветы, — со страдальческим видом он провел рукой по взъерошенным волосам. — Я чуть не сбежал. Спок выскользнул на улицу через свою дверцу, как трус. Я хотел последовать его примеру.

 — Ты сделан из другого теста.

 — Может быть, но я уже собрался сбежать, когда заглянул в гостиную и увидел, что путь свободен и ты вытираешь глаза.

 — Спасибо, что продержался.

 — Так всегда поступают влюбленные мужчины, — он отпер дверь и распахнул ее.

 Силла замерла на пороге, а Спок бесцеремонно проскользнул в дом мимо ее ног.

 — С тобой такое уже было?

 — Что?

 — Любовь.

 — Я был влюблен в Айви Латтимер, когда мне было восемь лет, но она отвечала мне презрением и насмешками. Я был влюблен в Стефани Провост в тринадцать, и она отвечала мне взаимностью шесть счастливых дней, прежде чем променять на Дона Эрба и его стационарный бассейн.

 — Я серьезно, — она прижала палец к его губам.

 — В то время для меня это было очень серьезно. Были и другие. Но ты спрашиваешь, настоящее ли это и смотрел ли я когда-нибудь на женщину, которую знал, чувствовал и желал в одно и то же время? Нет. Ты первая.

 Он взял ее руку и коснулся губами пальцев, и она вспомнила, что точно так же целовал пальцы Патти ее отец.

 — Похоже, тут ничего не изменилось. Что эти парни делали целый день?

 — Потому что ты не знаешь, где смотреть, — она прошла в гостиную. — Установлены панели выключателей и розеток, которые я специально заказывала — бронзовая чеканка. Очень мило, потому что делать это было необязательно. Мэтт не трогал наличники, потому что знает, что мне доставит удовольствие установить их самой.

 Она вышла из гостиной и радостно вскрикнула на пороге туалетной комнаты.

 — Плитку положили, — она присела на корточки и потрогала пол. — Красиво, очень красиво. Соломенный цвет в узоре отлично сочетается с палитрой фойе и гостиной. Интересно, они занялись ванной на третьем этаже или закончили каменную кладку?

 Она по-прежнему полна энергии, подумал Форд, идя вслед за ней.

 Когда она все проверила, удовлетворившись увиденным, послышались первые раскаты грома. Спок издал недовольное рычание и боязливо прижался к ногам Форда.

 Силла включила сигнализацию и заперла дом.

 — Поднимается ветер. Мне это нравится. Я люблю, когда дождь идет ночью и не мешает работе. Бригада Брайана приедет завтра, и мы начнем заниматься прудом. Кроме того, мы… Черт, я совсем забыла. Утром я оставила предложение о покупке дома. Просто мне захотелось сделать это немедленно. На завтра я назначила встречу с агентом, который покажет нам дом. Если тебе не очень удобно, то можно перенести встречу.

 — Ну зачем же? В какое время завтра?

 — В пять. У меня много дел, и я решила, что в пять будет в самый раз.

 — Отлично. Поедем после посещения врача — он ждет тебя в четыре.

 — Но…

 — В четыре, — повторил он тоном, которым редко с ней разговаривал.

 — Ладно. Хорошо.

 Форд улыбнулся.

 — А теперь, что ты скажешь, если мы посидим на веранде, выпьем вина и полюбуемся на грозу?

 — Скажу, что это отличный способ закончить по-настоящему паршивый день.

 Силла подумала, что очень быстро приходит в себя. Она хорошо спала ночью — возможно, не без помощи двух бокалов вина, двух таблеток ибупрофена и еще одной тарелки знаменитого куриного супа Пенни. В семь часов ей удалось выбраться из постели, не разбудив Форда. Еще один сеанс в ванне с гидромассажем, осторожная зарядка, две таблетки обезболивающего и горячий душ, от которого перехватывает дыхание, — после всего этого Силла почувствовала себя почти здоровой.

 За чашкой кофе она размышляла, зачем ей нужен врачебный осмотр. Она и без него знала, что ушибы еще несколько дней поболят.

 Однако она сомневалась, что Форд с ней согласится.

 Но разве это не здорово? Рядом есть человек, которому не все равно и который проявляет настойчивость в том, что касается ее здоровья. Придется ей научиться проявлять гибкость.

 Кроме того, все худшее позади. Хеннесси в тюрьме и не сможет больше причинить вред ни ей, ни ее собственности. Она спокойно закончит реконструкцию дома. А потом примется за следующий.

 Но мысли Силлы все время сбивались на Форда. Что это значит, когда тебя любит такой человек, что это значит — быть влюбленной, если она правильно понимает это слово, в такого человека, как Форд?

 Они могут, не торопясь, строить свои отношения, правда? Перестраивать, менять цвета и отделку. Могут внимательно изучить фундамент, оценить риски. Потому что в ее собственном фундаменте очень много трещин, но, может, их удастся заделать и укрепить.

 Только после этого появится шанс выстроить все здание. Сделать его прочным и долговечным.

 Она написала записку и прислонила к кофеварке.

 Чувствую себя хорошо. Пошла работать.

 Силла.

 Откровенно говоря, она чувствовала себя просто не так паршиво, как вчера, но посчитала, что слово «хорошо» лучше подействует на Форда.

 Она наполнила термос кофе и направилась к двери.

 Открыв дверь, она в испуге отпрянула. По ту сторону порога стояла миссис Хеннесси, подняв руку, как будто собиралась постучать.

 — Миссис Хеннесси.

 — Мисс Макгоуэн, я надеялась вас застать. Мне нужно с вами поговорить.

 — Не думаю, что это хорошая идея, учитывая обстоятельства.

 — Пожалуйста. Пожалуйста, — миссис Хеннесси сделала шаг навстречу, так что Силла была вынуждена посторониться. — Я знаю, что вы должны быть расстроены. Я знаю, что у вас есть на то причины, но…

 — Расстроена? Да, для этого у меня есть все основания. Ваш муж пытался меня убить.

 — Нет. Нет. Он вышел из себя, и это отчасти моя вина. Он был не прав, что так поступил, но вы должны понять, что он не понимал, что делает.

 — А когда он это понимал? Когда он сначала поехал сюда или когда несколько раз протаранил меня, пока не столкнул с дороги? Или когда толкнул меня? Или когда занес надо мной кулак?

 Глаза миссис Хеннесси блестели — в них были страх, боль, признание вины.

 — Его поступкам нет оправдания. Я это знаю. Я пришла сюда молить вас о жалости, о сострадании. Открыть свое сердце и понять его боль.

 — Вы пережили трагедию больше тридцати лет назад. А он обвиняет в ней меня сейчас. И что я должна понять?

 — Тридцать лет или тридцать минут — для него нет разницы. В ту ночь наш сын, наш единственный ребенок, лишился будущего. Мы могли иметь только одного ребенка. У меня были проблемы со здоровьем. Но Джим сказал мне, что это не имеет значения. У нас было все. У нас был Джимми. Он любил мальчика больше всего на свете. Может, слишком сильно любил. Разве это грех? Разве это неправильно? Посмотрите, посмотрите.

 Она достала из сумочки фотографию в рамке и протянула ее Силле.

 — Это Джимми. Наш мальчик. Посмотрите на него.

 — Миссис Хеннесси…

 — Точная копия отца, — быстро и настойчиво заговорила она. — Все так говорили, с самого его рождения. Он был таким хорошим мальчиком. Веселым, милым, забавным. Он собирался поступить в колледж, а потом на медицинский факультет. Он хотел стать врачом. Ни я, ни Джим не оканчивали колледжа. Но мы экономили, копили деньги, чтобы Джимми мог учиться. Мы так гордились им.

 — Красивый юноша, — выдавила из себя Силла и вернула фотографию. — Мне очень жаль, что все это случилось. Я искренне вам сочувствую. Но я не виновата в этом.

 — Конечно, не виноваты. Конечно, не виноваты, — она прижала снимок к сердцу, и глаза ее наполнились слезами. — Я каждый день скорблю о том, что случилось с моим мальчиком. После той ночи Джимми никогда не был прежним. И дело не в том, что он не мог ходить или двигать руками. В его глазах погас свет. Он перестал быть самим собой. В одну ночь я потеряла и сына, и мужа. Он много лет ухаживал за Джимми, не позволял этого делать мне. Это была его обязанность. Кормить его, переодевать, поднимать. Это поддерживало его. Это стало его целью.

 Она вздохнула.

 — Когда Джимми умер, я почувствовала какое-то облегчение — мне не стыдно в этом признаться. Как будто мой мальчик стал опять свободен, чтобы жить, ходить и смеяться. Но после его смерти у Джима ничего не осталось. Джимми заставлял его жить, даже если эта жизнь была горькой. Он просто не выдержал. Это его сломало. Умоляю вас, не отправляйте его в тюрьму. Ему нужна помощь. И время, чтобы оправиться. Не добивайте его. Я не знаю, что я буду делать без него.

 Она закрыла лицо руками, и ее плечи вздрагивали от рыданий. Краем глаза Силла заметила движение на лестнице. Увидев Форда, она подняла руку, чтобы остановить его.

 — Миссис Хеннесси, вы знаете, что он сделал вчера? Вы понимаете, что он сделал?

 — Я знаю, что он вас ударил. Мне не следовало говорить ему, что вы приходили. Я была расстроена и набросилась на него, говорила, что он должен оставить вас в покое. А он кричал, почему я позволила вам прийти. А потом умчался. Если бы я не разозлила его…

 — А в другие разы?

 — Я ничего об этом не знаю, — она покачала головой. — Разве вы не видите, что ему нужна помощь? Разве вы не видите, что он болен — у него болит душа, болит сердце. Я люблю своего мужа. Я хочу, чтобы он вернулся. Он умрет, если попадет в тюрьму. Он там умрет. Вы молоды. У вас все впереди. А мы уже потеряли главное, что было у нас в жизни. Разве в вас не найдется хоть капля жалости, чтобы позволить нам попытаться обрести покой?

 — И что, по-вашему, я должна сделать?

 — Вы можете им сказать, что не хотите отправлять его в тюрьму, — она схватила Силлу за руки. — Адвокат говорит, что может потребовать психиатрической экспертизы и лечения в больнице. Они отправят Джима туда, где ему помогут. Его заставят туда поехать — разве это не наказание? Он должен будет это сделать, но они ему помогут.

 — Я не…

 — И я продам дом, — она еще сильнее сжала руки Силлы, и в ее голосе зазвучало настоящее отчаяние. — Хотите, поклянусь вам на Библии. Я продам дом, и мы уедем отсюда. Когда он поправится, мы уедем во Флориду. Моя сестра с мужем перебираются туда следующей осенью. Я подыщу там дом, и мы уедем. Он никогда вас больше не побеспокоит. Вы можете сказать им, что хотите, чтобы он отправился в психиатрическую лечебницу, пока ему не станет лучше. Вы пострадавшая, и вас послушают.

 Я была знакома с вашей бабушкой, — продолжала она. — Я знаю, что она тоже любила своего мальчика. Я знаю, что она оплакивала его. Я чувствую это сердцем. Но Джим никогда не верил в это, винил во всем ее — каждый раз, когда смотрел на нашего мальчика в инвалидной коляске. Он не мог простить, и это сводило его с ума. А вы можете простить? Можете?

 — Я поговорю с полицией, — медленно сказала Силла, — не могу вам ничего обещать. Я с ними поговорю. Это все, что я могу сделать.

 — Господь вас благословит. Господь вас благословит за это. Я больше вас не побеспокою. И Джим тоже. Клянусь вам.

 Устало прикрыв глаза, Силла заперла за ней дверь. Она подошла к лестнице и села на ступеньки. Форд сел рядом с ней, и она положила голову ему на плечо.

 — Есть разные виды нападения, — тихо сказал он. — На тело, на разум и на сердце.

 Она молча кивнула. Он понимал, что она опустошена этим визитом, мольбами и слезами.

 — Это что-то вроде искупления, да? — сказала она. — Я приезжаю сюда, восстанавливаю ее дом. Восстанавливаю себя. Ищу ее здесь, ищу ответы на ее вопросы. Она так и не оправилась от смерти Джонни. Не стала прежней. И почти все считают, что именно из-за этого она покончила с собой. Может, Хеннесси был лишен такой роскоши? Его ребенок был жив, но изуродован и несчастен. Он не мог уйти от этого, был вынужден жить с этим каждый день. И это сломало его.

 — Я не говорю, что он не нуждается в помощи, — медленно произнес Форд. — Но принудительное помещение в психиатрическую лечебницу не выход. Силла, это же не он молит о жалости и прощении. Это не Хеннесси ищет искупления.

 — Нет, конечно, — она понимала, что Форд прав. — Я делаю это не для него. Я делаю это для несчастной и испуганной женщины. А еще я делаю это для Дженет.

 По своему опыту Силла знала, что в хорошей бригаде строителей тебя не будут щадить только потому, что ты женщина. Она получала свою долю недовольства, вопросов и претензий, но, не больше, чем если бы была мужчиной.

 И выслушивала кучу шуток и комментариев в свой адрес.

 Это помогло ей быстро влиться в рабочую атмосферу, поэтому все утро она прибивала наличники.

 — Эй, Силл, — один из рабочих просунул голову в гостиную, где она стояла на стремянке и прибивала поясок над карнизом. — Там пришла женщина. Говорит, что знает тебя. Зовут Лори. Мне прислать ее сюда или что?

 — Да, пусть заходит, — Силла вбила последние гвозди и стала спускаться со стремянки.

 — Если бы я пережила то, что случилось с вами вчера, то лежала бы в постели, а не лазила по лестницам.

 — Это просто такой метод лечения. — Силла отложила пневматический пистолет и повернулась к «доброй самаритянке». — Я собиралась навестить вас сегодня вечером или завтра, чтобы еще раз сказать спасибо.

 — Вы уже благодарили меня вчера.

 — Не хочу преуменьшать значение вашего поступка, но я всегда буду помнить, как вы бежали по дороге с телефоном в одной руке, с деревянным колом в другой.

 Лори со смехом покачала головой.

 — Мы с мужем взяли неделю отпуска, чтобы привести в порядок дом и двор. Он с двумя нашими мальчиками поехал покупать торфяной мох и средство для отпугивания оленей, а я меняла подпорки у томатов. Знаете, если бы он был дома, то огрел бы этого идиота колом по голове. Вам, наверно, больно, — Лори сочувственно посмотрела на синяк на виске Силлы. — Как вы?

 — Ничего. Думаю, что выглядит страшнее, чем есть на самом деле.

 — Надеюсь, — Лори с любопытством оглядела комнату. — Признаюсь, мне всегда хотелось взглянуть, что у вас тут происходит.

 — Работы еще много, но, если хотите, могу устроить небольшую экскурсию.

 — Лучше отложим до другого раза. Очень красивая комната. Мне нравится этот цвет. Ладно, пора мне приступить к делу. Конечно, я знаю, кто вы и кем была ваша бабушка. Мы переехали сюда двенадцать лет назад, но легенда о Дженет Харди жива и по сей день, и мы знаем, что это был ее дом. Приятно видеть, что о нем наконец позаботились, но в общем я пришла сюда не за этим.

 — Что-то случилось?

 — Трудно сказать. Я знаю, кто вы, и вы мне симпатичны, но мы с вами близко незнакомы. Сегодня утром мне позвонили два репортера и попросили рассказать, что произошло вчера.

 — И что вы им сказали?

 — Я ответила, что все уже рассказала полиции. В обоих случаях они проявили странную настойчивость, и это меня насторожило.

 — Мне жаль, что вас беспокоят.

 Лори небрежно махнула рукой.

 — Я заехала сказать вам, что они собирают о вас сплетни.

 — Значит, мне придется сделать официальное заявление. Большое спасибо, что предупредили.

 — Мы же соседи. Ладно, не буду отрывать вас от работы, — она еще раз окинула взглядом комнату. — Думаю, пора заставить мужа перекрасить гостиную.

 Силла проводила Лори до дверей, затем вернулась и села на нижнюю ступеньку стремянки. Она размышляла, как быстрее и проще отделаться от прессы. Ей требовалось придумать что-нибудь краткое и аккуратное. Ее учили не уклоняться, а бросать вызов и использовать ситуацию, чтобы с честью выходить из любого положения.

 Она отцепила от ремня зазвонивший телефон и, нажав кнопку ответа, прикрыла глаза.

 — Привет, мама.

 — Силла, ради бога, что там происходит?

 — У меня были небольшие неприятности. Но я справляюсь. Послушай, ты можешь связаться со своим пресс-агентом? Ты по-прежнему пользуешься услугами Ким Коэн?

 — Да, но…

 — Пожалуйста, свяжись с ней и продиктуй ей номер. Попроси ее позвонить, как только она сможет.

 — Не понимаю, почему я должна оказывать тебе услуги после того, как ты…

 — Мама. Пожалуйста. Мне нужна помощь.

 — Хорошо, — после недолгого молчания ответила она. — Я позвоню ей прямо сейчас. Ты попала в аварию? Ты в больнице? Ты не пострадала? Я слышала, что какой-то сумасшедший принял тебя за призрак моей мамы и пытался переехать своей машиной.

 — Нет, все не совсем так. Я не пострадала. Мне нужна Ким, чтобы все прояснить и опубликовать официальное заявление.

 — Если тебе нужна помощь… Я все еще сержусь на тебя, — сказала Дилли со всхлипом, вызвавшим у Силлы улыбку. — Но я не хочу, чтобы ты пострадала.

 — Я знаю это. И со мной все в порядке. Спасибо, что согласилась позвонить Ким.

 — По крайней мере, я умею делать добро, — сказала Дилли и отключилась.

 Силла не могла этого отрицать — пресс-агент перезвонила ей через двадцать минут. Еще через двадцать они согласовали заявление. Отключив телефон, Силла подумала, что теперь она сделала все, что могла.

 — Я им не особенно интересна, — объясняла Силла Форду, когда они ехали от кабинета врача на встречу с риелтором. — Но насилие или скандал всегда привлекают внимание. А то, что я внучка Дженет Харди, подливает масла в огонь. Мое заявление должно все прояснить. Они должны успокоиться.

 — Шумиха все равно будет, и пусть на местном уровне. Здесь это главное событие — по крайней мере, на несколько дней. И особенно если дело дойдет до суда. Ты звонила в полицию?

 — Будем надеяться, что не дойдет… да, звонила. Я точно знаю, что Уилсон посчитал меня сумасшедшей, когда я спросила, учитывают ли они психическое состояние Хеннесси.

 — И что он ответил?

 — Психиатрические экспертизы уже идут. Одна со стороны защиты, другая от обвинения.

 — Дуэль психиатров.

 — Похоже на то.

 — Думаю, обеим сторонам должно быть абсолютно ясно, что Хеннесси не в своем уме.

 — Да. Но от заключения зависит, что скажет обвинитель, поддержит ли окружной прокурор эти обвинения, порекомендует ли он принудительное помещение в психиатрическую лечебницу. Дом будет слева. Маленький Кейп-Код.^[15]

 — Что?

 Форд посмотрел в указанном Силой направлении и увидел заросший сорняками двор и маленький коричневый кубик дома.

 — Не могу понять, зачем ты это делаешь. Уродливее не бывает.

 — Отличные слова. Так держать — я серьезно, — она одобрительно похлопала его по руке. — И предоставь переговоры мне.

 Форд знал, что у него богатое воображение. Кроме того, он считал себя человеком, обладающим даром предвидения. Но что касается «маленького Кейп-Кода» Силлы, он не мог представить, как у кого-то повернется язык назвать это строение домом, и думал, что единственное, что с ним можно сделать, — это безжалостно снести.

 Ковер в крошечной гостиной был усеян пятнами подозрительного происхождения. Форд был только рад, что Спок остался во дворе — в противном случае он вновь пометил бы все уже помеченные места.

 Какое-то животное или целая армия грызунов изгрызли плинтус. Потолок с некрасивым пятном в углу был усеян странными бугорками, которые Силла назвала попкорном.

 Кухня представляла собой уродливое сборище не подходящих друг к другу предметов, дополненное рваным вздувшимся линолеумом и ржавой раковиной. На узком кухонном столе были видны круглые пятна от горячих кастрюль и сковородок, неосторожно поставленных на белый в синюю крапинку пластик. В углах собралась сажа и бог знает что еще.

 Он представил себе тараканов, которые вылезали из ржавой раковины, вооруженные автоматами, гранатами и штыками, готовые пойти войной на пауков в боевых доспехах, стреляющих из базук.

 Форд без труда отдал Силл право вести переговоры. Он просто лишился дара речи.

 Второй этаж состоял из двух спален, в которых был разбросан мусор, оставшийся от последних арендаторов, и ванной, в которую он не вошел бы даже в костюме химической защиты.

 — Вы сами видите, что тут предстоит много работы, — агент по имени Вики обнажила белоснежные зубы в улыбке, которую иначе как вымученной и страдальческой назвать было нельзя. — Но если приложить усилия, то из этого может получиться замечательный кукольный домик! Он прекрасно подойдет в качестве первого дома для молодой пары, такой, как вы.

 — Пары кого? — спросил Форд, за что получил недовольный взгляд Силлы.

 — Вики, вы не будете возражать, если мы тут пару минут походим сами? Обсудим кое-что?

 — Конечно нет! Смотрите сколько хотите. Я пока выйду во двор и сделаю несколько звонков. Не торопитесь!

 — Силла, мне кажется, что груда того, что когда-то было одеждой, в том углу только что пошевелилась. Может, там лежит тело. Или армия тараканов, притаившаяся в засаде. Мы должны уйти отсюда. И никогда больше не возвращаться.

 — Если бы там было мертвое тело, то здесь пахло бы гораздо хуже.

 — Хуже уже не бывает, — пробормотал он.

 Она снова метнула на него неодобрительный взгляд.

 — А тараканы нам могут пригодиться. Если бы у продавца были мозги, он бы убрал дом и выкинул тот вонючий ковер. Но его убыток может обернуться нашей прибылью.

 — Должно быть, ты шутишь. Единственное, что мы можем получить от этого дома, — тиф. Или бубонную чуму, — Форд снова с подозрением покосился на груду тряпья. Он все еще не был уверен, что она не шевелится. — Силла, этот дом невозможно отреставрировать.

 — Потому что ты не знаешь, с чего начать. Позволь мне сначала объяснить. Под ковром древесина лиственных пород. Я проверяла в прошлый раз.

 Она подошла к рваному углу ковра и приподняла его.

 — Дубовые доски разной длины, причем в удивительно хорошем состоянии.

 — Ладно, это пол.

 — И хороший фундамент, что тоже можно считать везением.

 — На этом оно, кажется, заканчивается.

 — Новый дерн во дворе, — невозмутимо продолжала она. — Зеленые насаждения, симпатичная маленькая терраса сзади. Неплохая ванная.

 — Может, гуманнее было бы сбросить на него бомбу?

 — Новая ванна, новая раковина, отличная керамическая плитка. Для помещения такого размера я могу подобрать старинный стиль, нейтральные тона. Разумеется, убрать все ковры. Заменить дверцы шкафов, добавить полки. Переделать и покрасить потолки. Получатся две прекрасные детские комнаты.

 — А где будут спать родители? — он сунул обе руки в карманы, боясь случайно к чему-нибудь прикоснуться. — В отеле, если у них есть хоть капля здравого смысла.

 — Эта стена выступает наружу на пятнадцать футов.

 — И что?

 — Проходя по всей ширине дома, она будет поддерживать спальню хозяев, нависающую над задним двором. Шкаф на входе, рядом ванная комната с ванной и отдельным душем. Двойные раковины, гранитная столешница. Может, плитка из природного сланца. Тогда цена будет выше.

 — А на что она будет опираться? На мечты и надежды?

 — На новую кухню, совмещенную со столовой.

 — Вот как, — странно, но он начинал смотреть на дом ее глазами.

 — Выбросить ужасный ковер, открыть дуб, — продолжала она, когда они спускались по лестнице. — Заменить старые перила, переделать потолок, установив новый бордюр и потолочный плинтус. Вставить новые окна. Вычистить кухню.

 — Слава богу.

 — Здесь будут сидячая ванна и передняя. Кухня и гостиная, без перегородок, буфет, столовая и дверь на маленькую террасу. Покрасить снаружи яркой краской, заменить потрескавшуюся бетонную дорожку тротуарной плиткой, посадить какие-нибудь растения, маленькое кизиловое дерево. И все.

 — Вряд ли это все.

 — Работы предстоит много, — она рассмеялась. — Бедный, заброшенный дом. Мне нужно шестнадцать недель. Можно сделать и за двенадцать, но это если не работать на других объектах, так что я бы остановилась на шестнадцати. С учетом максимума, который я готова заплатить, материалов и работы, выплат по закладным, скажем, за пять месяцев, и рыночной стоимости после реконструкции можно ожидать прибыль от сорока до сорока пяти тысяч.

 — Серьезно?

 — Да. Все зависит от состояния рынка, когда работы будут закончены, — может быть, и шестьдесят. Этот район переживает подъем. Сюда переезжают молодые семьи. Здесь хорошая школа, а торговый центр в десяти минутах езды.

 — Да.

 — Не торопись и подумай. Я нарисую этажные планы.

 — Нет, я в восторге. Давай порадуем Вики, — сказал он. — И уберемся отсюда, пока тараканы и пауки соблюдают перемирие.

 — Постой, постой. Пусть еще немного помучается. Нам нужно получить этот дом почти даром, Форд, — он обнаружил, что хитрая и довольная улыбка на ее лице заразительна. — Он заслуживает этого, потому что продавец не удосужился и пальцем пошевелить. Мы скажем ей — крайне нерешительно, — что подумаем. А потом уйдем. Через неделю или дней десять я перезвоню ей.

 — А если за это время дом кто-нибудь купит?

 — Притом, что его не могут продать уже четыре месяца, даже два раза снижая цену? Не думаю. Мы разочаруем Вики, как она и предполагает. Потом я хочу вернуться домой, залезть в твою ванну с горячей водой и расслабиться.

 Расслабиться помешали несколько журналистов, собравшихся у ограды вокруг дома Силлы.

 — Ты, кажется, говорила, что не особенно им интересна?

 — Ерунда, — примерно этого она ждала. — Просто всплеск интереса после моего заявления. По большей части это местная или окружная пресса. Иди в дом. Я с ними разберусь.

 — Ты собираешься давать им интервью?

 — Не совсем. Брошу несколько крошек информации. Они подберут крошки и улетят. А вот ты только разожжешь их интерес.

 Но не успели они выйти из машины, как защелкали фотоаппараты. Репортеры бросились через дорогу, выкрикивая имя Силлы и свои вопросы.

 — Джорджия Вассар, ВМВА-ТВ. Что вы думаете о вчерашней ссоре с Джеймсом Робертом Хеннесси?

 — Насколько серьезны ваши травмы?

 — Правда ли, что Хеннесси считает вас реинкарнацией Дженет Харди?

 — Я уже распространила заявление об этом инциденте, — спокойно сказала Силла. — Мне больше нечего добавить.

 — Хеннесси угрожал вам раньше? Это не он напал на вашего бывшего мужа Стива Ченски, когда он жил здесь? И не помешало ли это нападение вашему воссоединению?

 — Насколько я знаю, мистеру Хеннесси не было предъявлено обвинение в нападении на Стива, который ненадолго приезжал ко мне в гости этой весной. Мы были друзьями до, во время и после нашего брака. Никакого воссоединения не было.

 — Из-за ваших отношений с Фордом Сойером? Мистер Сойер, что вы думаете по поводу нападения на миссис Макгоуэн?

 — Ходят слухи, что вы со Стивом подрались из-за Силлы и он получил травму. Что вы на это ответите?

 — Без комментариев. Послушайте, ребята, вы, кажется, находитесь на моей земле. Мы здесь дружелюбные люди, но я бы попросил вас уйти.

 — Я не проявлю такого дружелюбия, если вы вторгнетесь на мою, — предупредила Силла.

 — Это правда, что вы приехали сюда, чтобы попытаться войти в контакт с духом вашей бабушки? — крикнул кто-то из репортеров, когда она вместе с Фордом повернула к дому.

 — Дерьмо таблоидное, — сказала Силла. — Извини. Все это в основном бульварная пресса.

 — Никаких проблем. — Форд захлопнул дверь изнутри и запер ее на замок. — Мне всегда хотелось суровым голосом произнести «без комментариев».

 — Они скоро отстанут. Это продлится день или два и проявится в виде статей в желтых газетах рядом с историями о младенцах инопланетян, тайно воспитывающихся в штате Юта.

 — Я так и знал! — он поднял палец вверх. — Все-таки они выбрали Юту. Как насчет бокала вина и ванны?

 — Неплохая идея. Но в твоем тренажерном зале слишком много окон, — она бросила на него виноватый взгляд. — Нет смысла давать им такую возможность. Они знают твое имя. Ты тоже окажешься рядом с младенцами инопланетян.

 — Наконец-то исполнится мечта всей моей жизни, — он достал бокалы и посмотрел на автоответчик. — Сегодня я чрезвычайно популярен. Сорок восемь сообщений.

 — Ты должен защитить себя, Форд. — Силла выглядела озабоченной. — Думаю, нужно еще раз опубликовать краткое и ясное заявление, чтобы прекратить все это. Ким, мой пресс-агент, придерживается такого же мнения. Странно, что некоторые средства массовой информации решили раздуть это дело и обнародовать свои нелепые версии.

 — Мы поступим проще. — Он нажал на телефоне кнопку отключения питания. — С остальными аппаратами я сделаю то же самое. Родители и друзья знают номер моего мобильного, если им нужно срочно со мной связаться. Мы выпьем вина, приготовим замороженную пиццу и устроимся в спальне наверху, за занавесками. По крайней мере, у меня будет возможность показать тебе все серии «Битвы за галактику».

 Она облокотилась о кухонный стол, повела плечами, сбрасывая напряжение. Он не сердится, поняла Силла. И не расстроен. И даже не раздражен. Как ее угораздило познакомиться с таким удивительно уравновешенным человеком?

 — Ты и вправду умеешь все упрощать.

 — Если сайлоны не собираются уничтожить человечество, то все остальное просто. Ты принесешь пиццу, а я вино.

 Силла проснулась в пять утра оттого, что на ее ферме сработала сигнализация. Продолжение следует, подумала она, надевая джинсы. Некоторые репортеры в погоне за сенсациями не остановятся даже перед нарушением закона. Она провела целый час по ту сторону дороги вместе с полицией и Фордом.

 На замке черного хода обнаружились царапины, свидетельствовавшие о неудачной попытке воспользоваться отмычкой.

 Полицейские решили оставить патрульную машину возле ее дома, и Силла отправилась в постель.

 Проснувшись около половины восьмого, она взяла коробку с пончиками, две большие чашки кофе и пошла по дорожке к своему дому.

 Полицейский за рулем патрульной машины опустил стекло.

 — Я понимаю, что это банально, — сказала Силла. — И тем не менее.

 — Доброе утро. Очень любезно, мисс Макгоуэн. Все было тихо.

 — Похоже, незваные гости сбежали. Я приступаю к работе. К восьми начнут приезжать рабочие.

 — Отличный у вас дом, — второй полицейский взял из коробки обсыпанный сахарной пудрой пончик. — Классная ванная на втором этаже. Моя жена тоже хочет переделать нашу.

 — Если решитесь, позвоните. Бесплатная консультация.

 — Возможно, — полицейский улыбнулся. — Наша смена скоро заканчивается. Хотите, мы вызовем другую машину?

 — Нет, думаю, теперь все будет в порядке. Спасибо, что присмотрели за домом.

 Первым делом она занялась плинтусом. К девяти часам работа уже кипела. Заливка цементом, каменная кладка, консультации по поводу плитки для дорожки и реконструкции пруда. Перейдя в третью спальню, Силла проверила размеры встроенного шкафа для одежды. Когда она сняла дверь, на пороге появился Мэтт.

 — Силла, мне кажется, вам лучше посмотреть, что там творится.

 — Что? Какая-то проблема?

 — Сначала взгляните, а потом сами скажете.

 Она прислонила дверь к стене и пошла за ним. От взгляда через окно хозяйской спальни у нее перехватило дыхание.

 Шесть репортеров — это досадная помеха в работе. Но шестьдесят — это катастрофа.

 — Они стали приезжать все сразу, — говорил ей Мэтт. — Как будто по сигналу. Брайан вызвал меня и сказал, что они задавали вопросы его людям. Там телевизионные камеры и все такое. В доме и в саду работают не меньше десятка человек. Их всех невозможно проконтролировать.

 — После того как я попала в аварию, этого следовало ожидать, особенно с учетом обстоятельств. Но я думала, все ограничится несколькими сообщениями в новостях. Мне нужно позвонить. Попробуйте попросить своих людей, Мэтт, чтобы они не разговаривали с репортерами, по крайней мере, пока. Мне нужно несколько минут, чтобы… — она умолкла, увидев, как к дому подъезжает блестящий черный лимузин.

 — Вы только посмотрите на это!

 — Вы только посмотрите, — повторила Силла. Ей необязательно было видеть выходящего из машины Марио, чтобы понять, кто приехал. И зачем.

 Когда Силла спустилась на веранду, Беделия Харди уже стояла там, опираясь на руку мужа. Она повернулась под идеальным углом к репортерам, с раздражением подумала Силла, чтобы телеобъективы могли запечатлеть выражение горечи на ее лице. Она распустила волосы, чтобы они сверкали на солнце, контрастируя с льняной курточкой под цвет глаз.

 Когда сетчатая дверь захлопнулась за Силлой, Дилли раскрыла объятия, не забыв повернуться так, чтобы ее можно было снять в профиль.

 — Девочка моя!

 Она шагнула вперед в своих довольно экстравагантных босоножках «Джимми Чу». Силле ничего не оставалось делать, кроме как сойти по ступенькам в своих рабочих ботинках и оказаться в материнских объятиях и облаке духов «Вечерний Париж». Любимые духи Дженет, перешедшие по наследству к дочери.

 — Девочка моя. Девочка моя.

 — Это ты, — шепнула Силла на ухо матери. — Это ты сообщила прессе, что приезжаешь?

 — Конечно. Пресса — это всегда хорошо. — Она отстранилась, и через янтарные линзы солнцезащитных очков Силла увидела, что тщательно накрашенные глаза Дилли широко раскрылись. Ее тревога была искренней. — Силла, твое лицо. Ты же говорила, что не пострадала. Силла!

 — Это всего лишь пара шишек.

 — Что говорит врач? О, этот ужасный человек, этот Хеннесси. Я его помню. Угрюмый ублюдок. Боже, Силла, ты пострадала.

 — Я в порядке.

 — Да, но ты могла бы хоть немного накраситься. Но на это уже нет времени, и, наверное, так будет даже лучше. Пойдем. Я все подготовила. Просто слушайся меня.

 — Ты натравила их на меня, мама. Ты прекрасно знаешь, что именно этого я не хочу.

 — Речь не идет о тебе и о твоих желаниях. — Дилли посмотрела мимо Силлы, на дом, а затем отвернулась. И Силла вновь увидела на ее лице искреннюю боль. — И никогда не шла. Пресса нужна мне. Мне нужно внимание, и я его получу. Что произошло, то произошло. Теперь ты или позволишь им и дальше приставать к тебе с глупыми расспросами, или попробуешь переключить часть их внимания, а может и все, на меня. Господи! Что это?

 Силла опустила взгляд и увидела Спока, который терпеливо сидел у их ног, протянув лапу, и внимательно смотрел на Дилли своими выпуклыми глазами.

 — Собака моего соседа. Он хочет, чтобы ты с ним поздоровалась.

 — Он хочет… А он не кусается?

 — Нет. Просто пожми ему лапу, мама. Он решил, что ты друг, потому что ты обнимала меня.

 — Хорошо, — она осторожно наклонилась и — что делает ей честь, подумала Силла, — крепко пожала лапу Спока. Потом слабо улыбнулась. — Он такой уродливый, но страшно милый. Теперь пойдем.

 Дилли повернулась, крепко обняла дочь за талию и протянула руку мужу.

 — Марио!

 Он подбежал, взял ее руку и поцеловал.

 — Мы готовы, — объявила она.

 — Ты выглядишь великолепно. Несколько минут, дорогая. Тебе не следует слишком долго находиться на солнце.

 — Держись рядом.

 — Обязательно.

 Стиснув Силлу, Дилли двинулась к камерам.

 — Потрясающие туфли, — похвалила Силла. — Только не очень подходят для травы и гравия.

 — Я знаю, что… Кто это? Нельзя, чтобы репортеры нарушали линию.

 — Он не репортер. — Силла смотрела, как Форд проталкивается через ряды корреспондентов. — Иди в дом, — сказала она, когда он поравнялся с ними. — Тебе все это ни к чему.

 — Должно быть, это твоя мать? Не ожидал увидеть вас здесь, миссис Харди.

 — А где еще я должна быть, когда с моей дочерью стряслась беда? Новое увлечение? — Она оценивающе оглядела Форда с головы до пят. — Я кое-что слышала о вас. Не от тебя, — добавила она, посмотрев на Силлу. — Нам нужно будет поговорить. А вы пока просто подождите вместе с Марио.

 — Нет. Он не Марио, и он не будет покорно стоять в сторонке, как дрессированная комнатная собачка. Не доставляй им этого удовольствия, Форд.

 — Пойду в дом и выпью кофе, — сказал он. — Хочешь, чтобы я вызвал полицию?

 — Нет. Но все равно спасибо.

 — Типичный южанин, и довольно мил, — заметила Дилли, когда Форд направился к дому. — Вкус у тебя улучшается.

 — Я на тебя сержусь, — Силла нахмурилась и едва сдерживала гнев, — так что советую быть осторожной в выборе темы.

 — Ты думаешь, мне было легко приехать сюда? Я делаю то, что должна, — Дилли вздернула подбородок — отважная мать, поддерживающая своего страдающего ребенка. Они уже поравнялись с репортерами, и на них со всех сторон сыпались вопросы, но Дилли шла сквозь них, как солдат сквозь град пуль. — Пожалуйста. Пожалуйста. — Она подняла руку и повысила голос: — Я понимаю ваш интерес и даже в какой-то степени ценю его. Я знаю, что ваши читатели и зрители волнуются, и это меня глубоко трогает. Но вы должны понять, что наша семья переживает — в очередной раз — трудные времена. И это… болезненно. Моей дочери пришлось многое пережить. Я приехала к ней, как на моем месте поступила бы любая мать.

 — Дилли! Дилли! Когда вы узнали о происшествии с Силлой?

 — Она позвонила мне сразу же, как только смогла. Даже становясь взрослыми, дети всегда обращаются за поддержкой к матери. Она говорила, что мне не нужно приезжать, не нужно прерывать репетиции моего шоу, не нужно вновь погружаться в печальные воспоминания, которые у меня связаны с этим домом. Но я приехала ради нее.

 — Вы ни разу не были в этом доме после самоубийства Дженет Харди. Что вы чувствуете теперь?

 — Я не могу об этом думать. Пока. Сейчас моя главная забота — это дочь. Потом, когда мы останемся вдвоем, я, возможно, дам волю своим чувствам, — ее голос дрогнул в точно рассчитанный момент. — Моя мать хотела бы, чтобы сейчас все силы я отдала дочери, ее внучке.

 — Силла, каковы ваши планы? Вы откроете дом для публики? Ходят слухи, что вы хотите сделать здесь музей.

 — Нет. Я собираюсь здесь жить. Я здесь живу, — спокойным, уверенным голосом произнесла Силла, хотя внутри у нее все кипело от ярости. — В этом доме жили несколько поколений моих предков, и Харди, и Макгоуэнов. Я реставрирую и перестраиваю его, и это будет частный дом, каким он всегда был.

 — Правда ли, что вас преследуют в процессе реставрации нападения и вандализм?

 — Было несколько случаев, но я бы не назвала это преследованием.

 — Как вы прокомментируете утверждения, что в доме живет призрак Дженет Харди?

 — Дух моей матери здесь, — Дилли опередила Силлу. — Она любила свою маленькую ферму, и я не сомневаюсь, что ее душа, ее голос, ее красота никуда не исчезли. И мы этому доказательство, — она прижала к себе Силлу. — Ее душа осталась в нас. Во мне и в моей дочери. В каком-то смысле здесь сейчас собрались все три поколения женщин по фамилии Харди. А теперь мы с дочерью пойдем в дом — ей нужно отдохнуть. Я прошу вас, как мать, не тревожить ее. Если у вас есть еще вопросы, мой муж попытается ответить на них.

 Она склонила голову к Силле и медленно пошла вместе с дочерью к дому.

 — Немного переборщила с материнскими чувствами, — сказала ей Силла.

 — Не думаю. Что случилось с деревом?

 — Каким деревом?

 — Вот этим, с красными листьями. Оно ведь было больше. Гораздо больше.

 — Оно было повреждено, болело и умирало. Я его заменила.

 — Тут все изменилось. Было больше цветов, — голос Дилли дрожал, и Силла поняла, что теперь она не притворяется. — Мама любила цветы.

 — Я посажу здесь много цветов, когда все работы закончатся. — Силла чувствовала, как они меняются ролями, и теперь уже она поддерживала Дилли. — Тебе лучше пройти в дом.

 — Да, знаю. Крыльцо было белым. Почему оно не белое?

 — Мне пришлось здесь многое переделать. Оно еще не покрашено.

 — И дверь другая, — она учащенно задышала, как будто они не шли, а бежали. — Это не ее дверь. Зачем ты все меняешь?

 — Дверь пришла в негодность — сгнила и заплесневела. Послушай, мама, последние десять лет за домом почти не следили — как и в предыдущие двадцать. Если все забросить, разрушения неизбежны.

 — Я не бросала его. Я хотела его забыть. Но разве я могла?

 Силла почувствовала, что мать дрожит, и хотела ее успокоить, но Дилли оттолкнула ее:

 — Это неправильно. Все неправильно. Где стены? Маленькая гостиная? И краска не та.

 — Я же сказала, что кое-что изменила.

 С горящими глазами Дилли повернулась на каблуках своих изящных туфель и посмотрела на Силлу.

 — Ты сказала, что реставрируешь дом.

 — Я сказала, что восстанавливаю его, — именно этим я и занимаюсь. Делаю его моим, не забывая о его прошлом.

 — Я бы никогда не продала его тебе, если бы знала, что ты уничтожишь его.

 — Продала бы, — спокойно возразила Силла. — Ты хотела денег, а я хотела здесь жить. Если ты хотела его законсервировать, мама, у тебя для этого было несколько десятилетий. Ты не любишь этот дом — он бередит старые раны. А я его люблю.

 — Ты не знаешь, что я чувствую! Здесь она чаще бывала моей, чем в любом другом месте. Конечно, после Джонни, после ее любимого сыночка, — в ее голосе звучали слезы. — Но здесь она чаще была моей, чем везде. А теперь все изменилось.

 — Нет, не все. Я отремонтировала старую штукатурку и освежила полы. Полы, по которым она ходила. Мне отреставрируют плиту и холодильник, которыми она пользовалась, и они будут стоять у меня в кухне.

 — Ту большую старую плиту?

 — Да.

 Дилли прижала пальцы к губам.

 — Иногда она пыталась печь печенье. У нее ничего не получалось. Печенье обязательно подгорало, и она смеялась. А мы все равно его ели. К черту, Силла. К черту. Я так ее любила.

 — Я знаю.

 — Она собиралась взять меня в Париж. Только мы вдвоем. Я строила планы. А потом не стало Джонни. Он всегда мне все портил.

 — Мама.

 — Так я думала тогда. После шока, после горя в первые минуты, потому что я его любила. Любила даже тогда, когда мне хотелось его ненавидеть. Но потом, когда она не поехала в Париж, я думала, что это он все испортил, — Дилли прерывисто вздохнула. — Его мертвого она любила больше, чем меня живую. И сколько я ни старалась, я не могла сравняться с ним.

 Я знаю, что ты чувствовала, подумала Силла. Точно. Дилли сама любила мертвую мать больше, чем живую дочь. Может, и это часть искупления.

 — Я думаю, что она очень, очень тебя любила. Просто в то лето, когда он умер, все перепуталось, пошло кверху дном. Она не смогла с этим справиться. Если бы у нее было больше времени…

 — Почему она не подождала? Вместо этого она приняла таблетки. Она меня бросила. Бросила. Я не знаю, может, это был несчастный случай — я всегда верила, что это был несчастный случай, но она приняла таблетки, вместо того чтобы полюбить меня.

 — Мама, — Силла подошла к ней и погладила ее по щеке. — Почему ты никогда не рассказывала мне об этом? О своих чувствах?

 — Это все дом. Он меня расстраивает. Здесь живут воспоминания. Я не хочу вспоминать. Просто не хочу. — Она раскрыла сумочку и достала из нее серебристый флакончик. — Принеси мне воды, Силла. Из бутылки.

 Ирония всегда оставалась чем-то недоступным для Дилли, подумала Силла. Дочь, упрекающая мать в том, что та предпочла таблетки ей, сама поступает только так же.

 — Хорошо.

 В кухне Силла достала бутылку с водой из своего мини-холодильника. Взяла стакан, насыпала туда лед. Подумала, что сегодня Дилли обойдется без обычной дольки лимона. Наливая воду, она выглянула во двор.

 Форд вместе с Брайаном и специалистом по водоемам стоял у заросшего тиной пруда. В руке он держал кружку с кофе.

 Высокий и стройный, подумала она, чуть-чуть нескладный. Спутанные каштановые волосы с выгоревшими на солнце кончиками. Такой удивительно надежный. Она успокаивалась от одного его вида, от сознания, что он не оставит ее — этот мужчина, который создавал суперзлодеев и супергероев и у которого были диски со всеми сериями «Битвы за галактику». Мужчина, который — она была в этом уверена — не умел обращаться с разводным гаечным ключом и позволял ей самой заботиться о себе. Пока не приходил к выводу, что она не может этого сделать.

 — Слава богу, что ты здесь, — пробормотала она. Она понесла воду матери, чтобы Дилли могла запить новомодный транквилизатор.

 — Значит, они уехали, — Форд махнул в сторону дома банкой кока-колы, которую он взял на кухне Силлы.

 — Да, после заключительных материнских объятий перед телекамерами.

 — Назад в Калифорнию?

 — Нет, переночуют в округе Колумбия, в Уилларде. Там она устроит еще пару ловушек для прессы и организует рекламу своего выступления в Национальном театре в сентябре, — Силла покачала головой. — Но здесь не сплошной расчет. Только восемьдесят процентов. Остальные двадцать — это действительно беспокойство за меня, которое она высказала бы по телефону, если бы не могла извлечь пользу из этой поездки. Ей было очень трудно приехать сюда, в этот дом. Я до сих пор не понимаю, или до конца не могу в это поверить, но она действительно расстраивается. В таком случае мне легче простить невнимание к дому и понять, почему она так разозлилась, когда я сделала ей предложение, от которого она не могла отказаться.

 — Логические доводы на нее не действовали? Если ей не нужен дом, она не может о нем заботиться, то почему бы не отдать его тебе?

 — Для Дилли это невозможно. Я не знаю, насколько сильно она чувствовала себя нелюбимой, ведь в сердце Дженет она всегда была на втором месте после брата. Да, я знаю, что сегодня она сделала то, что мне не нравится, и она это понимала, но я могу оправдать ее. Ее мотивом была не только выгода.

 — Она будет интересной тещей.

 — Да уж, — Силла поперхнулась. — Давай оставим это.

 — Силла, прошу прощения, — из дома вышел Мэтт. — Похоже, приехали доски для пола третьего этажа. Подумал, что вы захотите взглянуть на них и проверить, перед тем как поднимать их наверх.

 — Да, да, конечно. Иду.

 — Уже пол? — спросил Форд.

 — Он должен несколько дней полежать в доме — что-то вроде акклиматизации. И поскольку мы собираемся ставить там встроенные шкафы, пол должен… Неважно.

 — Ладно. Если мои услуги здесь больше не нужны, я попытаюсь спасти остаток рабочего дня.

 — Хорошо. Хорошо, — повторила она, борясь с раздражением.

 — Кстати, я отсканировал для тебя фотографии. Напомни, чтобы я их тебе отдал.

 — Черт, совсем о них забыла. Я должна поблагодарить твоего дедушку.

 — Думаю, что твое явление в полотенце он считает достаточной благодарностью.

 — И за это напоминание тоже спасибо. — Они обогнули дом и увидели отъезжающий грузовик.

 — Оставляю тебя наедине с твоими любимыми досками. — Он сжал ладонями ее лицо и поцеловал. — Мы будем ждать.

 Будут, подумала она. Он и его странная маленькая собака будут ее ждать. Удивительно и непривычно.

 Форд заперся в студии на целых четыре часа. Дело двигалось поразительно быстро. Даже несмотря на все отвлекающие факторы — сексуальная соседка, новый приятель в больнице, тревога за сексуальную соседку и влюбленность в нее, — он успел очень много.

 Он понял, что история о Брид будет закончена примерно в то же время, что и дом Силлы. Удивительная синхронность. Но теперь он заслужил отдых — на сегодня можно закончить и заняться не менее важным делом — сидением на веранде. Он отпер студию, отступил на шаг и долгим, оценивающим взглядом окинул то, что успел сделать сегодня.

 — Ты чертовски талантлив, Сойер. И пусть кто-нибудь попробует с этим поспорить.

 Довольный собой, он пошел вниз, по дороге остановившись у окна. Никаких репортеров не видно, отметил он и порадовался за Силлу. Машин тоже не было, и это значит, что работа на сегодня закончилась. Он пошел в кухню, чтобы чем-нибудь перекусить и позвать с заднего двора Спока. Пришла пора ежедневного ритуала, когда они сидели на веранде и ждали Силлу.

 В холодильнике он увидел записку, наклеенную на банку пива.

 Закончил? Если да, то обойди Дом Макгоуэнов сзади.

 — Что ж, с радостью, — улыбнулся он, прочтя записку.

 Она сидела на вымощенном сланцем дворе под синим зонтом за столиком из тикового дерева. На трех ступеньках веранды стояли три медных горшка с разными растениями. Бейсболка, вытянутые ноги в рабочих ботинках, цветущие розы за спиной — у нее был расслабленный и очень довольный вид.

 Он сел напротив, и она улыбнулась ему — легко и непринужденно.

 — Наслаждаюсь покоем, — сказала она и погладила Спока.

 — Я заметил. Откуда ты это взяла? — он ткнул пальцем в зонт.

 — Сегодня доставили, а я не удержалась и сразу же установила его. Шанна принесла горшки. Я нашла их, когда разбирала хлам, и решила, что позже куда-нибудь их приспособлю. Но она увидела здесь столик, побежала в теплицу и посадила в них несколько растений просто так. Придется убрать их, когда мы будем обрабатывать и красить дом снаружи, но пока мне нравится на них смотреть.

 Она нагнулась и вытащила две бутылки пива из наполненного льдом ведерка из-под штукатурки. Форд открыл крышки, и они чокнулись бутылками.

 — За первое из будущих многочисленных сидений под зонтом. Похоже, у тебя был хороший день.

 — Насыщенный. Начался он хуже некуда, потом посыпались новые проблемы. Радость по поводу пола для третьего этажа была недолгой — выяснилось, что мне привезли не то дерево. Они клялись, что я позвонила и поменяла ореховое дерево на дуб, но это чушь, теперь работы на третьем этаже задержатся на целую неделю. Я закончила шкаф в третьей спальне и начала в четвертой. Поставщик испортил вырез на дверце душа, и с этим тоже будет задержка, а ванна, которую я присмотрела для третьей ванной комнаты на втором этаже, уже продана. Страховая компания отказывается давать мне еще одну машину на замену, получив второе за два дня заявление о возмещении ущерба, и, наверное, повысит мне ставки. Я решила расслабиться, вместо того чтобы злиться.

 — Правильный выбор.

 — Задержки и проблемы естественны. Но розы цветут, и у меня есть синий зонт. Мне хватит. А как у тебя прошел день?

 — Лучше, чем обычно. Я преодолел одно серьезное затруднение, и дальше дело пошло. Потом нашел в холодильнике твое милое приглашение.

 — Я решила, что ты сразу же увидишь его, как только освободишься. На самом деле я сначала поднялась наверх, но если я когда-то и видела одержимого, то это ты. — Она склонила голову набок и с любопытством посмотрела на него. — И какую же проблему ты решил?

 — Злодей. Поначалу это был мистер Экли, мой учитель алгебры в десятом классе. Я уже рассказывал тебе, что это был ужасный человек. Но по мере развития образа я понял, что сделал неправильный выбор с точки зрения внешности. Он должен быть худее, неприятнее, но в то же время дьявольски красивым, возможно, немного аристократичным. Но все мои попытки заканчивались чем-то похожим на Джона Кэррадайна и Бэзила Рэтборна.

 — Красавцы, оба. Ввалившиеся щеки, сверлящий взгляд.

 — Слишком уж очевидно для персонажа. Но сегодня я нашел то, что хотел. Мне нужны не выступающие скулы и сила. Мне нужен слой глянца, скрывающий злодейскую сущность. Не жилистый и костлявый Кэррадайн, а что-то более утонченное. Контраст между внешностью и намерениями, между образом и целью. Гораздо большее впечатление производит хладнокровный злодей в костюме от Армани, чем кровожадный маньяк в лохмотьях.

 — Значит, ты взял за основу голливудского агента.

 — Совершенно верно. Это Номер Пять.

 Силла поперхнулась пивом и с трудом проглотила его.

 — Марио? Ты серьезно?

 — Абсолютно. Достаточно было одного взгляда на него, чтобы у меня раскрылись глаза. Это он — фигура, поза, стрижка за пятьсот долларов и этот явный, блестящий слой масла. Не понимаю, почему я этого не увидел сразу, когда встречался с ним в прошлый раз. Наверное, слишком зациклился на мистере Экли.

 — Марио! — Она вскочила, схватила в охапку Спока и звонко поцеловала его, отчего пес радостно закружился. — Это компенсирует все утренние неприятности. Спасибо.

 — Вообще-то я делал это не для тебя. Полученное тобой удовольствие — побочный эффект, — пробурчал Форд Споку.

 — Марио. — Она села на место. — День, похоже, и правда лучше, чем обычно.

 Силла расположилась в тени и прохладе амбара, чтобы заняться следующим комплектом наличников. Возможно, ей придется отодрать, очистить, покрасить и прибить целые мили наличников, но она хотела сделать эту работу сама. Когда-нибудь, подумала она, счищая слои белой и уродливой синей краски с орехового дерева, она пройдет по дому, восхищаясь каждым дюймом восстановленных наличников. И самое главное, она сможет сказать: это дело моих рук.

 Она разделась до футболки и зеленых шортов, уступая жаре, которая чувствовалась даже в тени. Прервавшись, чтобы глотнуть воды, она увидела, что бригада рабочих у пруда убирает и отделяет водяные лилии, выкапывает разросшийся рогоз.

 Когда пруд приведут в порядок, размышляла она, ей не составит труда ухаживать за ним самой. Правда, ей понадобится помощь с лужайками — несмотря на то что она планирует купить садовый трактор. Она подумала, что ей будет приятно бродить по своей земле, косить траву, вырывать сорняки, собирать листья осенью, чистить дорожки от снега зимой и сажать цветы летом.

 Но глупо было бы думать, что она сможет следить за всем этим — домом, лужайками, прудом, садом — и одновременно вести свой бизнес.

 Нужна еще уборка, подумала она, отставляя бутылку с водой и берясь за наждачную бумагу. Не реже раза в неделю. Может, она договорится с Брайаном о ежемесячном уходе за участком. Скажем, с марта по октябрь, пока она не поймет, что нужно делать и какую часть работы она сможет выполнить сама.

 Кроме того, ей понадобится совет по поводу огорода, который она планировала устроить, и особенно с учетом того, что в этом году сделать это не получится. А еще она не знает, нужно ли вспахать и засеять поля — и чем. И кто, черт возьми, этим будет заниматься? И ей потребуется куча советов, если она уступит своему давнему желанию и заведет лошадь. Которую нужно где-то содержать, а также тренировать, кормить, чистить — пожалуй, это действительно безумная идея.

 Но… разве не здорово, если на одном из полей будет пастись пара лошадок? Разве это не стоит затраченного времени, труда и денег?

 В следующем году, сказала она себе. Возможно.

 Она не может себе позволить самонадеянность и уверенность в своих силах просто потому, что несколько дней у нее все шло гладко, потому что она была очень счастлива. Реальность предполагала протекающие краны, тлю, сорняки, забившиеся водостоки и неработающее оборудование.

 Но пока — разве сегодняшний день не сказка?

 Она напевала, обрабатывая наждачной бумагой старые наличники из орехового дерева.

 — Я и забыл, насколько твой голос похож на ее.

 Она подняла голову, прищурилась, а затем улыбнулась — Гэвин перешел из солнца в тень.

 — Но без ее диапазона, глубины и естественного вибрато.

 — Мне все равно нравится. Я прошел через дом и увидел готовую работу, — он постучал пальцем по наличнику. — Это еще одна вещь, о которой я забыл или которую не замечал, когда был здесь много лет назад. Красиво. По-настоящему красиво.

 — Вот от этого я и радуюсь. И пою. Я все думала, когда ты придешь, — хотела уговорить тебя еще раз взяться за кисть.

 — Покажи мне стены и краску.

 — Спальня стоит в ожидании двух слоев «старого коньяка», — сказала она и показала на газеты, которые он держал под мышкой. — Теперь у нас есть чем накрыть пол. Но в следующий раз с собой приносить необязательно. — Он не улыбнулся, и у нее появилось тревожное предчувствие. — В чем дело?

 — Я слышал о нашествии прессы и визите твоей матери. Об этом сообщали в новостях — телевидение, газеты.

 — Да, я кое-что видела. Послушай, они упоминали твое имя и…

 Он прервал ее взмахом руки.

 — Это не важно, Силла. Я сомневался, нужно ли это делать, но потом решил, что рано или поздно кто-нибудь тебе обо всем расскажет и покажет это. Лучше это буду я. Патти сегодня утром была в супермаркете. Они раскладывали это на кассе.

 — Бульварные газеты, — кивнула Силла и сняла рабочие перчатки. — Я знала, что рано или поздно это в них появится. Не беспокойся. Я привыкла, — она протянула руку за газетами.

 Кричащие заголовки. Она знала, что так принято в желтой прессе, но ей казалось, что ее имя делает их еще более заметными.

 ПРИЗРАК ДЖЕНЕТ ХАРДИ ПРЕСЛЕДУЕТ ЕЕ ВНУЧКУ! БЫВШАЯ ПРИНЦЕССА ГОЛЛИВУДА ЕДВА НЕ ПОГИБЛА В АВТОКАТАСТРОФЕ! БЕДЕЛИЯ ХАРДИ СПЕШИТ К ДОЧЕРИ ПОСЛЕ НАПАДЕНИЯ СУМАСШЕДШЕГО! МАЛЕНЬКАЯ КЭТИ — РЕИНКАРНАЦИЯ ДЖЕНЕТ ХАРДИ?

 Снимки были еще хуже — плохого качества, тенденциозные. На одной из первых страниц была помещена фотография Силлы, снятая так, чтобы подчеркнуть синяк на лице; по щеке крепко обнимавшей ее Дилли ползла одинокая слеза. Позади них проступал туманный образ Дженет Харди. Подпись гласила: «Беделия Харди говорит, что здесь обитает дух ее матери. Снимок подтверждает это печальное заявление».

 На другом снимке была запечатлена Силла, выносящая из дома наличники, над которыми она теперь работала. Силла пытается изгнать дух Дженет из ее фермы в Виргинии.

 Форд тоже не избежал внимания, отметила она. Его фотографию, имя и свои дурацкие заголовки они поместили внутри.

 — Да. Это хуже. Гораздо хуже, чем я ожидала. — Она протянула газеты отцу. — Первая страница, несколько статей в каждой. Мама будет в восторге. Лично мне на все это наплевать, — резко сказала она, прежде чем ее отец успел вставить слово. — Она все это затеяла. Но все, с кем я работаю, с кем веду дела, увидят эту хрень. И Форда окунули в это дерьмо только потому, что он имел несчастье влюбиться в меня. Теперь он…

 — Он тебя любит? — перебил ее Гэвин. Она хотела отмахнуться, но отец положил руку ей на плечо. — Он тебя любит? И ты его?

 — Это слово произносилось обеими сторонами — по крайней мере, упоминалось мной. А по версии этих грязных листков, которые пишут, что разъяренный любовник Силлы был совращен ее бабушкой, оно было произнесено Дженет через меня, и не говори, что я не должна расстраиваться и что все знают, что это куча дерьма. Эти газеты продаются потому, что людям нравится читать это дерьмо.

 — Я только хотел сказать, что мне всегда нравился Форд. А если ты с ним счастлива, то я люблю его еще больше.

 — Вряд ли он будет счастлив, когда он увидит все это, и ему придется объяснять родителям, друзьям, издателю, почему, черт возьми, здесь везде его имя и его лицо, — она беспомощно посмотрела на отца. — Я знала, что они не оставят его в покое, я предупреждала его, но не думала, что это будет так ужасно.

 — Ты либо переоцениваешь себя, либо недооцениваешь Форда. В любом случае у тебя есть полное право расстраиваться. И злиться. У меня нет такого опыта общения со знаменитостями, как у тебя, но, насколько я знаю, у тебя есть два выхода.

 Он говорил спокойно, а его глаза оставались серьезными.

 — Ты можешь возмутиться, закатить скандал, потребовать исправлений и опровержений, угрожать судом, а можешь просто игнорировать все это. В первом случае у тебя есть небольшой шанс добиться сатисфакции, но история получит продолжение, и их тиражи увеличатся. Во втором случае все заглохнет, по крайней мере через какое-то время.

 — Нужно не обращать внимания, и я это понимаю. Но этим дело не закончится. Они будут вытаскивать на свет эти снимки, худшие из них, каждый раз, когда решат опубликовать статью о Дженет Харди или когда мама в конце концов разведется с Номером Пять. Я буду долго, очень долго злиться, прежде чем привыкну и перестану обращать на это внимание.

 — Я могу купить тебе щенка.

 — Что? — она озадаченно провела рукой по волосам. — Зачем?

 — Чтобы ты расстелила эти дурацкие газеты на полу, а он бы писал и какал на них.

 — Я всегда хотела щенка, — она слабо улыбнулась. — Но мне нужно закончить дом, прежде чем думать о прибавлении в семье, например, о домашних животных.

 — Тогда, может, я покрашу спальню? Говоришь, цвет «старый коньяк»?

 — Точно. Я покажу, где краска.

 Форд встал, чтобы взять бутылку с водой и еще раз взглянуть на карандашные рисунки, которые он только что закончил. Ему нравились едва заметные перемены в Касс — после того, как она пробудилась и слилась с Брид. Выражение глаз, изменившаяся осанка. Она стала другой, и не только когда была исполнена силы, а на предплечье горел символ ее ранга. Тихая, скромная женщина, ученый, постепенно становилась личностью.

 Он разовьет этот образ в следующих сериях.

 Выбор своей судьбы, сказал ей Бессмертный в третьей картине на странице шестьдесят один, требует жертвы. После того как выбор сделан, она никогда уже не будет прежней.

 Как она с этим справится? Как она себя поведет и кем станет в конце этого пути?

 Форду самому было интересно узнать это. И он надеялся, что читателям тоже.

 Не повредит, решил он, посетить несколько блогов, а затем оставить несколько туманных намеков на то, что их ждет впереди. Все равно нужно проверить электронную почту. А часовой перерыв придаст новых сил для творчества.

 Не успел он включить ноутбук, как в парадную дверь кто-то постучал. Научившись соблюдать осторожность после «вторжения репортеров», он выглянул в окно, прежде чем открывать дверь.

 — Здравствуйте, мистер Макгоуэн.

 — Форд, я надеялся, что не очень помешаю.

 — Нет, я как раз сделал перерыв в работе. Входите.

 — Я хотел бы кое-что с вами обсудить.

 — Конечно, — Форд сказал себе, что волноваться глупо. Давно прошли те времена, когда он сдал последние экзамены. — Хотите чего-нибудь холодненького?

 — С удовольствием. Я как раз закончил грунтовать стены у Силлы.

 — Там возникли какие-то проблемы? — спросил Форд, направляясь на кухню.

 — Что-то с водонагревателем, пространная дискуссия относительно преимуществ ящичков перед дверями в буфете и проклятия Бадди по поводу уплотнительного сальника. В остальном у меня создалось впечатление, что дела идут отлично.

 — Силла, похоже, умеет все уладить. Присаживайтесь. Чай подойдет?

 — Отлично.

 Гэвин подождал, пока Форд нальет холодный чай в высокие стаканы, а потом выложил газеты на кухонный стол.

 Форд взглянул на них:

 — Ух ты. А Силла видела?

 — Да. А ты, наверное, нет.

 — Большую часть дня я провел в Центурии. То есть работал, — объяснил он. — Как она это восприняла?

 — Неважно.

 — Господи, какое убожество, — сказал Форд и ткнул пальцем в фотографию с «призраком» Дженет. — Любой двенадцатилетний мальчишка лучше обращается с «Фотошопом». Но вот эти снимки Силлы в детстве очень милы.

 Гэвин молча раскрыл газету и смотрел, как Форд скользил по ней взглядом, пока не наткнулся на собственное лицо.

 — Черт, мне нужно постричься. Давно уже хотел. Интересно. «Разъяренный любовник Силлы спешит к ней на помощь». Не такой уж я разъяренный на этом снимке. Скорее озабоченный. Они должны…

 Тут до него дошел смысл фразы, а также то, что напротив него сидит и пьет холодный чай отец Силлы.

 — Послушайте, мистер Макгоуэн, — он откашлялся. — Мы с Силлой… То есть нет… Ну да… но…

 — Форд, я не шокирован тем, что вы с Силлой спите вместе, и у меня нет дробовика.

 — Ладно. Хорошо, — Форд сделал большой глоток чая. — Тогда ладно.

 — Ты уверен? — Гэвин развернул другую газету. — Если ты прочтешь эту статью, то узнаешь, что ты соблазнил внучку, пытаясь стать любовником Дженет Харди.

 — Простите, но это мне кажется просто смешным, — Форд фыркнул. — Если бы у них имелась хоть капля воображения, то я бы тоже стал чьей-нибудь реинкарнацией. Богарта или Грегори Пека.

 Гэвин откинулся на спинку стула и сделал глоток чая.

 — Ты был одним из моих лучших учеников. Яркий, творческий. Немного неуклюжий и эксцентричный, но не скучный. Я всегда наслаждался твоим — как это правильнее сказать — необычным мышлением. Сегодня утром я сказал Силле, что всегда любил тебя.

 — Я действительно рад это слышать. Правда.

 — Форд, какие у тебя намерения в отношении моей дочери?

 — Что-то такое произошло у меня вот здесь, — Форд постучал пальцем по груди. — Как вы думаете, в моем возрасте сильное волнение может вызвать сердечный приступ?

 — Сомневаюсь, но обещаю вызвать «Скорую», если в этом возникнет необходимость, — Гэвин склонил голову, не отрывая взгляда от Форда. — После того как ты ответишь на мой вопрос.

 — Я хочу, чтобы она вышла за меня замуж. Но она еще не готова. Не проходит, — добавил он, растирая грудь ладонью. — Мы только… Мы знакомы лишь несколько месяцев, но я не сомневаюсь в своих чувствах. Я ее люблю. А теперь я что, должен рассказать о своих перспективах? У меня такой разговор впервые.

 — У меня тоже. Мне кажется, что в отношении Силлы у тебя перспективы очень хорошие. Думаю, вы подходите друг другу.

 — Ну вот, кажется, отпускает, — Форд наконец смог свободно вздохнуть. — Я ей нужен. Ей нужен человек, который понимает и ценит ее такой, какая она есть и какой она решила стать. И она мне нужна, потому что я ждал ее всю жизнь — такую, какая она есть, и такую, какой она решила стать.

 — Превосходный ответ, — Гэвин встал. — Оставлю это здесь, — сказал он и махнул рукой в сторону газет. — Вы с Силлой поступайте с этим так, как считаете нужным. А я пойду красить. Не нужно меня провожать. — На пороге кухни он обернулся: — Форд, я очень доволен.

 Форд тоже был очень доволен собой. Он сел за стол и прочел все газеты, каждую статью. И понял, что с этим нужно делать.

 Это заняло много времени, но результат превзошел все его ожидания. Захватив с собой Спока, Форд перешел через дорогу и, обнаружив, что дверь заперта, воспользовался запасным ключом, который дала ему Силла. Он окликнул ее и, не получив ответа, стал подниматься на второй этаж. Шум душа выдал ее местонахождение. У него мелькнула мысль, не присоединиться ли к ней, но это нарушило бы его план.

 Кроме того, испуганная женщина, принимающая душ в запертом доме, может закричать — а женщины очень громко кричат. Поэтому он удовлетворился тем, что присел на край кровати в гостевой спальне — это была единственная кровать в доме — и стал ждать.

 Она не закричала, когда увидела его. Но испуганно попятилась, и, судя по количеству воздуха, который она набрала в легкие, от ее крика полопались бы все стекла в радиусе пяти миль.

 — Боже, Форд. Ты меня до смерти напугал!

 — Прости. Я подумал, что напугаю тебя еще сильнее, если войду в ванную, когда ты принимаешь душ.

 — Действительно, это было бы еще хуже. А где Спок?

 — Ему захотелось посмотреть, нет ли на заднем дворе воображаемых кошек.

 — Мне нужно одеться. Может, подождешь во дворе? Я быстро.

 Расстроенная, подумал он. Раздраженная. И слегка растерянная. Его идея либо разрешит, либо усугубит ситуацию.

 — Я тебе кое-что принес.

 — Что? Почему бы тебе не отнести это вниз, а я… — Она умолкла, увидев, что он извлекает из-за спины тонкий сверток, завернутый в одну из бульварных газет.

 — Значит, ты их видел. — Она плотнее запахнула полотенце на груди.

 — Да. Я и не подумаю спускаться вниз, пока ты будешь одеваться. Но все же сначала открой подарок.

 — Прости. Мне правда очень жаль. Я недооценила их интерес и выгоду. И сама вляпалась во все это, позвонив пресс-агенту матери. Дура, дура, дура.

 — Ладно, тебе полагается премия за глупость. Раскрой подарок, — он похлопал по кровати рядом с собой.

 Она села и молча уставилась на пакет, который он положил ей на колени.

 — Я не использовал страницы со статьями. Вдруг мы захотим сделать альбом с вырезками.

 — Это не смешно, Форд.

 — Тогда тебе не понравится подарок. Я его заберу и закопаю на заднем дворе. Там я перепачкаюсь, и тебе придется еще раз принимать душ вместе со мной.

 — Правда, не смешно. Ты понятия не имеешь… — разозлившись, она разорвала бумагу. И умолкла.

 Это была тонкая книжечка, украшенная цветным рисунком, изображавшим ее и Форда в страстном объятии. Над их головами яркими буквами было написано название:

 ЛЮБОВНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ И МНОЖЕСТВО ЖИЗНЕЙ СИЛЛЫ И ФОРДА

 — Ты сочинил комикс?

 — Скорее короткий иллюстрированный рассказ. Навеянный недавними событиями. Давай прочти.

 Она не знала, что сказать, по крайней мере в первую минуту. Пять страниц черно-белых рисунков с подписями — от курьезных до порнографических и необыкновенно смешных.

 — Вот здесь, — она постучала пальцем по рисунку, на котором Форд в состоянии возбуждения подхватывал на руки обнаженную Силлу, а Спок в это время закрывал глаза лапами. — Мне кажется, нарушены пропорции. Кое-какая деталь преувеличена.

 — Это моя деталь, и я художник.

 — И ты правда думаешь, что я когда-нибудь могу сказать: «О, Форд, Форд, возьми меня»?

 — Критиковать легко.

 — Но мне понравился тот рисунок, в самом начале, где сексуально озабоченные призраки Дженет и Стива Маккуина парят над нашими спящими телами.

 — Мне показалось это уместным — с учетом той легенды о купании в пруде. Кроме того, если в меня и вселяется какой-то дух, то это должен быть дух самого крутого парня.

 — Круче не бывает, — согласилась она. — А еще мне нравится картинка, где папарацци срывается с дерева и падает в окно нашей спальни. Но лучше всего последний рисунок, где мы вчетвером лежим на кровати и курим сигареты с выражением удовлетворения на лицах.

 — Я люблю, когда все хорошо кончается.

 Она подняла голову и посмотрела в его зеленые глаза.

 — Таким образом ты хочешь сказать, чтобы я не принимала всего этого всерьез?

 — Я предлагаю взглянуть на это по-другому, если захочешь.

 Она передвинулась назад, чтобы опереться на спинку кровати.

 — Давай устроим читку в лицах. Я буду Силлой и Дженет, а ты Фордом и Стивом.

 — Давай, — он тоже подвинулся, занимая место рядом с ней.

 — А потом разыграем рассказ по ролям.

 — Еще лучше, — улыбнулся он.

 Любопытные собирались каждый день. Одних она приглашала войти, на других не обращала внимания. Ей ничего не оставалось делать, кроме как игнорировать тех, кто останавливался на обочине дороги, фотографировал дом, сад и ее саму. Она не обращала внимания на рабочих, которые развлекались тем, что позировали перед фотокамерами. Она не могла винить их за желание получить удовольствие и завладеть кусочком этой недолговечной славы.

 Рано или поздно, убеждала она себя, интерес к ней иссякнет. Замечая папарацци, который охотился за ней, когда она покупала оборудование или пиломатериалы, она делала вид, что не видит его. Натыкаясь на фотографии своего дома и самой себя в бульварных газетах и глянцевых журналах, она откладывала их в сторону. А когда ей позвонила пресс-агент матери и попросила об интервью и фотосессии, Силла решительно повесила трубку.

 Она занималась своим делом и молила бога, чтобы одна из «плохих девчонок», на которых так богат Голливуд, выкинула какой-нибудь фортель, переключив внимание прессы на себя. Жаркий июль сменился августом, и она сосредоточила все свои усилия на доме. Работы оставалось еще много.

 — Зачем вам здесь раковина? — спрашивал Бадди. — Зачем вы устанавливаете здесь раковину?

 — Честно говоря, Бадди, я и сама толком не знаю, зачем она мне здесь нужна. Просто установи ее. Левее, — она ткнула пальцем в исправленный и теперь уже окончательный эскиз кухни. — Посудомоечная машина будет здесь. А вот тут холодильник.

 — Дело ваше, — проворчал Бадди своим обычным тоном, обозначавшим, что она ни черта не понимает. — Я просто хотел сказать, что если вы поставите здесь раковину, то потеряете часть полезной площади стола.

 — У раковины будет покрытие, на котором можно резать. Это будет очень удобно, когда я захочу одновременно и резать, и мыть что-нибудь.

 — Что?

 — Господи, Бадди. Например, овощи.

 Он хмуро посмотрел на нее.

 — А что вы собираетесь мыть во второй раковине?

 — Смывать кровь с рук после того, как я проткну вас отверткой.

 — Вам в голову приходят странные идеи, — он по-прежнему хмурил брови.

 — Точно. Подожди, это еще не все. Мне нужен кран для наполнения кастрюль.

 — Вы собираетесь поставить две раковины и еще кран, который поворачивается на настенном кронштейне до плиты, чтобы набирать воду в кастрюли?

 — Да. Может, мне понадобится наполнять водой большие кастрюли для пасты или для того, чтобы мыть ноги. Или чтобы варить головы капризных водопроводчиков, которые со мной спорят. Может, я помешалась на кранах. Но я хочу его.

 Она подошла к стене и постучала по ней кулаком — в том месте, где плотницким карандашом был нарисован круг с крестиком в центре.

 — И я хочу, чтобы он был вот здесь.

 Бадди закатил глаза, как будто спрашивая небеса, что это на нее нашло.

 — Нужно будет прокладывать дополнительные трубы. И придется долбить штукатурку, чтобы спрятать их.

 — Знаю.

 — Это ваш дом.

 — Да. Мой.

 — Слыхал, вы купили еще один, ту развалюху в Бинге.

 — Похоже на то, — она ощутила легкий трепет внутри, что было для нее признаком волнения. — Мы приступим к нему не раньше октября.

 — Сдается мне, что и там вы захотите устроить всякие хитрые штуковины.

 — Вам будет приятно узнать, что там все будет просто, — она с трудом сдержала смех, уловив тень разочарования на его лице.

 — Это вы сейчас так говорите. Ладно, я могу сделать предварительную прикидку во вторник.

 — Было бы здорово.

 Она ушла, оставив его наедине со своими вычислениями.

 Она рассчитывала, что шкафчики для кухни будут готовы через пару недель и их придется где-то хранить, пока будут прокладываться трубы и электропроводка. Потом восстановление штукатурки, покраска, укладка полов. Если столешницу кухонного стола доставят вовремя, то кухня — за исключением реставрируемых приборов — будет готова к Дню труда.

 Может, она все-таки успеет устроить вечеринку. Но она боялась даже думать об этом — чтобы не сглазить.

 — Тук-тук! — в проеме входной двери показалась голова Кэти Морроу. — Брайан сказал, что вы не будете возражать, если я войду.

 — Нет. Как дела?

 — Отлично, если не считать того, что я умираю от любопытства. Брайан рассказывал, как тут все замечательно, так что мы с Томом были просто обязаны приехать, чтобы увидеть это своими глазами. Том на заднем дворе, где вам построили каменную стенку. Брайан сказал, что это для кустарника.

 — Это добавит высоты и глубины двору.

 — Думаю, что у Брайана еще не было такого крупного проекта для частного клиента. Он просто… Ой, Силла! Это просто замечательно.

 Силла испытала прилив гордости, наблюдая за Кэти, осматривавшей гостиную.

 — Она закончена — осталось только покрыть лаком пол, но мы сделаем это под занавес во всем доме одновременно. И еще мебель, картины, занавески на окна и всякие мелочи.

 — Такая просторная и уютная. Мне нравится, что здесь светло. И этот трилистник на овале, или как вы его называете?

 — Медальон. Добби замечательный мастер. И это так соответствует архитектуре дома. Не знаю, что было тут прежде. Я не смогла найти фотографии, а мой отец не помнит. Но мне кажется, что лаконичные линии и янтарные и темно-синие ромбы в орнаменте смотрятся неплохо.

 — Очень красиво. Боже мой, камин.

 — Это центр комнаты. — Подойдя к камину, Силла погладила темно-синий гранит. — Я хотела, чтобы он выделялся на фоне стен, как горы на фоне неба. А такой интенсивный цвет требует солидной облицовки.

 — А разве… Да, раньше он был кирпичным.

 — Закопченным и потрескавшимся, а очаг не отвечал нормам безопасности — вы видите подпалины на полу от разлетавшихся углей.

 — Странно, но все, что я помню об этой комнате и об этом доме, — это его ультрасовременность. Длинный диван цвета розовой губной помады с белыми атласными подушками. Тогда это произвело на меня такое впечатление! И вид Дженет, сидевшей на нем в своем синем платье. Она была такой красивой. Впрочем, как и все они, — со смехом прибавила Кэти. — Знаменитости. Богатые и успешные. Нас пригласили только потому, что отец Тома был здесь влиятельной фигурой, но мне было все равно. Нас приглашали сюда три раза, и каждый раз это было очень, до боли волнительно. Господи, я была моложе вас, когда в последний раз приезжала сюда. Столько времени прошло, — она задумчиво вздохнула. — Это было на Рождество. Все в украшениях и огнях. Шампанское, бесчисленные бокалы с шампанским и музыка. Этот потрясающий диван. Гости уговаривали ее спеть, и она уступила. У окна стоял белый кабинетный рояль, и… Ой! Как его звали, этого композитора, с которым, как все думали, у нее в то время был бурный роман? Он умер от СПИДа.

 — Ленни Айснер.

 — Да, да. Какой эффектный мужчина. В общем, он играл, а она пела. Волшебно. Это было Рождество перед самой гибелью вашего дяди. Простите, — вдруг спохватилась Кэти. — Кажется, я грежу вслух.

 — Нет, я люблю слушать о том, как здесь все было. Какой она была.

 — Могу вам сказать, что никто не мог сравниться с Дженет, — Кэти откинула с лица прядь отливавших золотом волос. — Кажется, Марианне было всего несколько недель, и мы впервые пригласили няню. Я так переживала, что пришлось доверить ей ребенка, и стеснялась, потому что еще не похудела после родов. Но Дженет расспросила меня о ребенке и сказала, что я отлично выгляжу. Она была очень добра, потому что я стала размером с кита, когда носила Марианну, и к тому времени уменьшилась только до размеров бегемота. Я это прекрасно помню, потому что свекровь упрекала меня, что я ем слишком много канапе. Разве можно похудеть, если столько ешь? Ужасная женщина. И еще я помню отца Тома, как замечательно он выглядел в тот вечер. Такой крепкий и энергичный, и Дженет флиртовала с ним, и это раздражало мою свекровь, а я была ужасно довольна.

 Она засмеялась и снова пустилась в воспоминания.

 — Мы никогда не ладили, мать Тома и я. Да, в тот вечер он был красив. Никто бы не поверил, что всего через двенадцать лет его ждет ужасная смерть от рака. Они стояли вот здесь, Дженет и Дрю — Эндрю, отец Тома. И их обоих уже нет. О, простите. Я опять свернула на запретную тему.

 — Это все старые дома. Они наполнены жизнью и смертью.

 — Наверное, вы правы. Но теперь речь идет о жизни — все то, что вы здесь делаете. Да, совсем забыла. Я привезла две мимозы.

 — Вы принесли салат?

 От смеха Кэти схватилась за живот.

 — Нет. Деревья. Хотя деревьями они станут через несколько лет, если вы захотите. Я вырастила несколько десятков саженцев из семян — на подарки. Если вы не хотите с ними возиться, я не обижусь. Они пока всего лишь дюймов десять в высоту, а зацветут только через несколько лет.

 — С удовольствием возьму их.

 — Они стоят на веранде в старых пластмассовых горшках. Давайте отнесем их Брайану, и пускай он думает, где их лучше посадить.

 — Это первый подарок мне на новоселье. — Силла вышла на веранду и взяла один из черных пластмассовых горшков с нежным пушистым растением. — Мне нравится идея посадить их такими маленькими, а потом наблюдать, как они растут год за годом. Забавно, что вы пришли и завели разговор о праздниках. Я как раз думала, не устроить ли мне вечеринку, может быть, на День труда.

 — Обязательно. Это будет весело.

 — Проблема в том, что дом еще не будет закончен, и я не успею обставить и украсить его, и…

 — Кому какое дело! — Кэти, уже явно загоревшаяся этой идеей, толкнула Силлу локтем. — Устроите еще одну, когда все закончите. А это будет… прелюдия. Я с радостью помогу вам, и Патти тоже — ну, вы знаете, мать Форда. Мы возьмем все на себя, если только вы нас не прогоните.

 — Возможно, — улыбнулась Силла. — Я подумаю.

 После того как рабочие ушли и дом погрузился в тишину, после того как два хрупких ростка, которые через несколько лет зацветут желтыми, покрытыми пыльцой шариками, были посажены на солнечной полянке на границе двора и невспаханного поля, Силла уселась на перевернутое пластмассовое ведро в гостиной дома, который когда-то принадлежал ее бабушке.

 Она представила, что дом заполнен людьми в красивой одежде, с красивыми прическами. Разноцветные рождественские огни, изящные свечи, сверкающие и искрящиеся огни фейерверка.

 Диван цвета губной помады с белыми атласными подушками.

 И Дженет, затмевающая всех, скользящая между гостями в элегантном синем платье с бокалом шампанского в руке.

 Силла сидела на перевернутом ведре, вслушиваясь в призрачные голоса и вдыхая призрачный аромат рождественской елки.

 Форд обнаружил ее в одиночестве в центре гостиной, освещенную гаснущим светом позднего летнего вечера.

 Совсем одна, подумал он. На этот раз это не просто уединение, не спокойная задумчивость — она абсолютно одинока и очень, очень далеко отсюда.

 Он подошел и опустился перед ней на корточки. Ее красивые глаза еще мгновение смотрели куда-то вдаль, а потом медленно остановились на нем.

 — Рождественский праздник, — сказала Силла. — Наверное, это был последний рождественский праздник, который она устраивала, потому что после этого Рождества погиб Джонни. Огни, музыка, толпы народу. Красивые люди. Канапе и шампанское. Она пела для них, а Ленни Айснер играл на рояле. У нее был розовый диван. Длинный ярко-розовый диван с белыми атласными подушками. Мне об этом рассказала Кэти. В стиле «тетушки Тэбби», правда? Ярко-розовый, цвета губной помады. Теперь он сюда не подойдет — ярко-розовый к этим темным зеленоватым стенам.

 — Это всего лишь краска, Силла, всего лишь ткань.

 — Это символы. Мода меняется, приходит и уходит, но остаются символы. Уже не будет розового дивана с белыми атласными подушками. Я все изменила и не жалею об этом. Тут никогда не будет такой элегантности, смелости и яркости, как при ней. И я с этим тоже примирилась. Но иногда я прихожу сюда, иногда у меня возникает желание — я знаю, что это похоже на безумие, — спросить у нее, одобряет ли она все это.

 — Одобряет?

 Силла улыбнулась и прижалась лбом к его лбу.

 — И поскольку я делаю странные заявления, то могу продолжить в том же духе и задать тебе странный вопрос?

 — Давай расположимся на той части веранды, которая лучше предназначена для странных вопросов, потому что я не могу так долго сидеть на корточках, — он встал и поднял ее.

 Они устроились на ступеньках веранды, вытянув ноги.

 — Ты уверен, что именно здесь задают странные вопросы?

 — Лучшего места не найти.

 — Ладно. Ты знал дедушку Брайана? Отца его отца?

 — Почти нет. Он умер, когда мы были совсем маленькими. Большой и крепкий мужчина. Властный.

 — Ему было около шестидесяти в то Рождество? В последний рождественский праздник.

 — Не знаю. Думаю, около того. Почему ты спрашиваешь?

 — Не так уж стар, — сделала вывод Силла. — Дженет любила мужчин старше себя. И моложе. Любого возраста, любой расы и любого вероисповедания.

 — Ты думаешь, Дженет Харди и дед Брайана? — Он удивленно рассмеялся. — Это так… странно.

 — Во-первых, начнем с того, что людям вообще совсем непросто представить, что у их дедушек и бабушек были любовные похождения и что они занимались сексом.

 — Я и не желаю это представлять, — он шутливо толкнул ее локтем. — В моей голове установлен телевизор высокой четкости. Если я это представлю, у меня останется травма на всю жизнь.

 — Форд, он мог написать эти письма.

 — Мой дедушка?

 — Нет. Ну да, раз уж ты об этом сказал. Он был без ума от нее, по его же собственному признанию. Он фотографировал ее.

 Форд уронил голову на руки.

 — Ты вызываешь в моем мозгу ужасные картины.

 — Он расскажет тебе, если ты попросишь?

 — Не знаю, и я не собираюсь его расспрашивать. Никогда в жизни. И я ухожу с этой безумной части веранды.

 — Погоди, погоди. Оставим дедушек. Теперь Брайан. Трудно поверить, что твой дедушка с такой любовью смотрел бы на эти снимки, если бы все закончилось так плохо. Но дед Брайана подходит, правда? Властный, влиятельный. Женатый. С детьми, с успешной — и публичной — карьерой. Он вполне мог быть автором этих писем.

 — С учетом того, что его уже четверть века нет в живых, доказать или опровергнуть это будет трудно.

 Серьезное препятствие, подумала она, но преодолимое.

 — Вероятно, где-нибудь сохранились образцы его почерка.

 — Да, — Форд вздохнул. — Наверное.

 — Хорошо бы достать образец и сравнить с письмами — тогда все разъяснится. Они оба умерли, и на этом все закончится. Не будет никакого смысла рассказывать об этом. Но…

 — Ты будешь знать.

 — Я буду знать, и я смогу спокойно забыть о той части ее жизни, которую так неожиданно открыла.

 — А если почерки не совпадут?

 — Тогда у меня останется надежда, что когда-нибудь я задам правильный вопрос нужному человеку.

 — Попробую что-нибудь сделать.

 Форду потребовалось два дня, чтобы придумать план действий. Он не умел лгать. Нельзя сказать, что он совсем не мог этого делать, но у него никогда не получалось выглядеть при этом убедительным. Ложь сходила ему с рук только тогда, когда человек, которому он лгал, жалел его и делал вид, что ничего не замечает. Поэтому Форд старался обходиться правдой.

 Он наблюдал, как Брайан и Шанна выгружали торфяной мох на землю у подножия законченной стенки из камней.

 — Можешь взять лопату, — сказал ему Брайан.

 — Могу, но в наблюдении и восхищении есть своя прелесть. Особенно если объектом наблюдения и восхищения является зад Шанны.

 Она с готовностью повиляла бедрами.

 — Всем известно, что ты смотришь на мой зад, — парировал Брайан.

 — Точно. Шанна — это предлог. И чтобы быть убедительнее, она могла бы нагнуться чуть ниже, и… Я сдаюсь, — рассмеялся он, когда она исполнила его пожелание.

 Вот что значит, подумал Форд, быть старыми друзьями. Это еще одна причина для того, чтобы не лгать. Придется применить хитрость.

 — Что вы тут сажаете?

 Брайан выпрямился, вытер рукой вспотевший лоб и показал на кусты в торфяных горшках.

 — Мог бы и помочь — все равно тебе нечем заняться. Принеси их сюда, а мы начнем их вкапывать.

 — Он злится, потому что я беру отпуск на десять дней. Поеду в Лос-Анджелес навестить Стива.

 — Да, — Форд поднял азалию. — Значит…

 — «Будущее еще не определено».

 Невозможно не полюбить женщину, которая цитирует «Терминатора».

 — Передай ему привет и все такое.

 Он ждал, пока они вынимали и переставляли принесенные им растения, спорили, как лучше их разместить, и в конце концов сам принял участие в обсуждении.

 — Ладно, ты прав, — в конце концов сказала Шанна Брайану. — Поменяем местами тот рододендрон и вот эту андромеду.

 — Я всегда прав, — Брайан важно ткнул себя пальцем в грудь. — Поэтому я босс.

 — А в качестве босса ты можешь прерваться на минутку? — спросил Форд. — Мне нужно кое-что тебе сказать.

 — Конечно, — ответил Брайан, и они отошли в сторону.

 — Слушай, только это должно остаться между нами, — начал Форд. — Силла нашла письма, написанные каким-то парнем, у которого был роман с ее бабушкой.

 — И что?

 — Бурный, тайный роман, женатый парень, все закончилось печально.

 — Повторяю: и что?

 — Понимаешь, письма не были подписаны, но Дженет сохранила их и спрятала. Пока не появился Хеннесси, мы думали, что этот таинственный человек пытается проникнуть в дом и вернуть себе письма.

 — Но ему, наверное, уже лет сто?

 — Возможно, но необязательно. Многие семидесятилетние парни в свое время любили женщин, которые не были их женами.

 — Это ужасно, — сухо сказал Брайан. — Послушай, а может, это был Хеннесси, и это у него была интрижка с красивой и сексуальной кинозвездой? Хотя мне кажется, что он уже родился полным придурком.

 — Все возможно. Но с логической точки зрения вероятнее… Послушай, она была знакома с твоим дедом, а он был здесь важной персоной и приходил к ней на вечеринки.

 Форд краснел, наблюдая за Брайаном, который согнулся пополам от смеха.

 — Боже. Боже, — выдавил из себя Брайан. — Старый, благородный Эндрю Морроу занимается этой гадостью с Дженет Харди?

 — С логической точки зрения это вполне вероятно, — упрямо повторил Форд.

 — Но не для меня. Послушай. Я не очень хорошо его знал, но, насколько я помню, он был крутым и самоуверенным.

 — Я прекрасно знаю, что самоуверенные люди часто рыщут в поисках проституток, прежде чем поехать домой к жене и детям.

 Брайан стал серьезным и задумался.

 — Да, ты прав. И ему, наверное, было нелегко жить с моей бабушкой. Она всегда была чем-то недовольна. Знаешь, как она изводила мою мать. До самой своей смерти. Это было бы круто, — заключил он, — если бы Большой Дрю Морроу встречался с Дженет Харди.

 Форд не упомянул о беременности Дженет и об отвратительном тоне последних писем, но это не было ложью. Просто он решил пока промолчать об этом.

 — У тебя есть что-то, что написано его рукой? Поздравительная открытка, письмо — что угодно?

 — Нет. Но у мамы, наверное, есть. Она хранит семейные бумаги и все такое.

 — А ты можешь достать образец его почерка, но только так, чтобы она не знала?

 — Вероятно. Она хранит в гараже коробку с моими вещами. Школьные дневники, открытки и всякая другая ерунда. Там может что-то найтись. Она уже много лет уговаривает меня отвезти эту коробку к себе. Так что я могу забрать ее и посмотреть.

 — Отлично. Спасибо.

 — Эй! — крикнула им Шанна. — Вы когда-нибудь закончите или мне сажать всю террасу самой?

 — Не будь занудой, — ответил ей Брайан.

 Форд внимательно разглядывал ее. Сильная, сексуальная, красивая.

 — И куда это ты уставился?

 — Возможность упущена, и она стала мне сестрой, — Форд пожал плечами. — У нас договор. Если мы оба будем не обременены семьями, когда нам исполнится сорок, то мы уедем на неделю на Ямайку и проведем там все время в любовных утехах.

 — Понятно. Желаю удачи. Осталось всего девять лет, — ответил Брайан и пошел к Шанне.

 Форд на мгновение замер. Девять лет? Неужели это правда? Он не думал о том, что скоро ему исполнится сорок. Это другое десятилетие. Другой возраст.

 Неужели осталось всего девять лет?

 Сунув руки в карманы, он пошел к дому, чтобы найти Силлу.

 Кухня представляла собой печальное зрелище. Остатки стола были вырваны с корнем, странного вида трубы торчали из пола, а плинтус выглядел так, будто его грызли пьяные крысы. Бадди ковырялся в широком разрезе на штукатурке.

 Он повернулся, держа в руке какой-то замысловатый инструмент.

 — И зачем это ставить кран над плитой, черт бы его побрал? — проворчал он.

 — Не знаю. Может, на случай пожара.

 — Чушь собачья.

 — Больше никаких предположений. Силла здесь?

 — От этой женщины не отделаешься. Посмотри на чердаке. Туалеты на чердаке, — пробормотал Бадди, вновь принимаясь за работу. — Кран над плитой. Теперь хочет ванну в спальне.

 — Вообще-то я видел… Ничего, — прибавил Форд, когда Бадди повернулся и, прищурившись, посмотрел на него. — Я ничего не видел.

 Форд прошел через весь дом, отметив, что наличники в коридоре и прихожей почти закончены. На втором этаже он заглянул в комнаты. В гостиной со светло-коричневыми стенами еще чувствовался запах краски. В хозяйской спальне он внимательно изучил три цветных полосы на стене. Вероятно, она еще не выбрала: серебристо-серый, серо-голубой или тусклое золото.

 Он миновал коридор и поднялся по винтовой лестнице. Силла стояла рядом с Мэттом, и каждый из них держал в руках кусок доски, повернув его к льющемуся через окно свету.

 — Да, мне нравится, как выделяется дуб на фоне ореха, — кивнул Мэтт. — Знаете, что мы можем сделать? Окантуем им орех. Вы получите свою… Привет, Форд.

 — Привет.

 — Встреча на высшем уровне, — сказала ему Силла. — Обсуждаем встроенные шкафы.

 — Продолжайте.

 — Вот, смотрите, — Мэтт провел карандашом по штукатурке, и внимание Форда переключилось на мазки краски на противоположной стене. Тот же самый серебристо-серый цвет и радостный желтый соперничали с абрикосовым.

 Он заглянул в ванную комнату, оценил плитку и общий тон.

 Затем прислушался к разговору Силлы и Мэтта, которые пришли к соглашению относительно материала и конструкции.

 — Начну работу в своей мастерской, — сказал ей Мэтт.

 — Как себя чувствует Джози?

 — Страдает от жары, беспокоится и ругает себя за то, что зимой не занялась подсчетами и не сообразила, что беременность придется на лето.

 — Цветы, — предложил Форд. — Купи цветы по дороге домой. Она не перестанет страдать от жары, но обрадуется.

 — Может, я так и сделаю. Проверю, чтобы полы доставили ко вторнику. Если на этот раз ошибки не будет, начнем их укладывать, — сказал он Силле и повернулся к Форду. — Розы подойдут?

 — Классика для такого случая.

 — Ладно. Я сообщу вам насчет пола, Силла.

 Когда Мэтт спустился по лестнице, Форд подошел к Силле, взял ее за подбородок и поцеловал.

 — Светло-серебристый здесь, тусклое золото в хозяйской спальне.

 — Возможно, — она улыбнулась. — А почему?

 — Лучше сочетаются с ванными, чем остальные. А поскольку оба тона теплые, серый даст ощущение прохлады. Это же чердак, как бы ты его ни оживляла. А в спальне тон будет спокойным, но в то же время насыщенным. А теперь расскажи мне, зачем Бадди устанавливает кран над плитой.

 — Чтобы наполнять кастрюли.

 — Понятно. Я говорил с Брайаном.

 — Это не новость.

 — О письмах. О его деде.

 — Ты… ему рассказал? — от удивления она приоткрыла рот. — Ты ему сказал, что я думаю, что его дед нарушил библейские заповеди с моей бабушкой?

 — Не припоминаю, чтобы мы упоминали о заповедях. Тебе нужен образец почерка. Брайан, по всей видимости, сможет его достать.

 — Да, но… Но разве нельзя было немного схитрить? Ты не мог соврать?

 — Я не умею хитрить. И даже если бы я был чемпионом в этом деле, я не могу обманывать друга.

 — Ты и правда вырос на другой планете, — она вздохнула. — Ты уверен, что он ничего не скажет отцу? Это чревато скандалом.

 — Уверен. Однако он высказал одно любопытное предположение. А что, если эти письма написал Хеннесси?

 Рот Силлы снова приоткрылся.

 — Хеннесси, который пытался столкнуть мою машину?

 — Ты только подумай. Можно ли сойти с ума, если у тебя был роман с женщиной, которая — как ты думаешь — виновата в том, что твой сын стал инвалидом? Я понимаю, что это притянуто за уши. Но я собираюсь еще раз перечесть письма. Просто чтобы посмотреть, возможно ли это.

 — Знаешь что? Если ниточки поведут туда, даже просто в том направлении, я не хочу ничего знать. Мне становится плохо от одной мысли о моей бабушке и Хеннесси.

 Она вздохнула и стала спускаться по лестнице вслед за ним.

 — Я сегодня разговаривала с полицией. Суда не будет. Они пришли к соглашению. Хеннесси подал прошение или что-то в этом роде. Он проведет не меньше двух лет в государственном учреждении, психиатрическом.

 — И как ты к этому относишься? — Форд коснулся ее руки.

 — Честно говоря, не знаю. Поэтому я думаю, что лучше мне забыть об этом и заняться своими делами.

 Она вошла в хозяйскую спальню и внимательно посмотрела на образцы краски.

 — Да, ты прав насчет тускло-золотого.

 Воскресное утро Силла потратила на журналы по домоводству и дизайну, бродила по Интернету в поисках идей и поставщиков, сохраняя заинтересовавшие ее ссылки. Ей с трудом верилось, что она добралась до той стадии, когда можно уже задуматься о мебели.

 Оставалось еще несколько недель, и ей еще придется навестить антикварные магазины и даже блошиные рынки — а возможно, и магазинные распродажи, — но она приближается к тому моменту, когда на повестке дня будет заказ диванов и стульев, столов и торшеров.

 Затем придет очередь постельного белья, размышляла она, потом украшения для кухни и кабинета, занавески для окон, ковры. Чтобы получился дом. Ее дом.

 Ее первый настоящий дом.

 Сидя за кухонным столом Форда с ноутбуком и кипой журналов, она думала о том, как много изменилось с марта. Нет, не с марта. Она начала этот путь тем давним путешествием через Голубой хребет, которое она предприняла специально для того, чтобы увидеть «маленькую ферму» своей бабушки, увидеть родину отца и, возможно, понять, почему он вернулся сюда, оставив ее.

 И она влюбилась в эти холмы, уходящие к далеким горам, в леса, в маленькие и большие города, в дома и сады, в извилистые дороги и речки. И главное, она влюбилась в старый деревенский дом за каменной стеной, окруженный заброшенным, разросшимся садом.

 Как сказал Форд, замок Спящей Красавицы. Но уже тогда она видела в нем свой дом.

 Теперь все, о чем она мечтала, к чему стремилась, вот-вот должно было сбыться.

 Она сидела за столом, пила горячий кофе и представляла, как входит в комнату со стенами цвета сияющей и радостной зари, как живет той жизнью, которую выбрала сама, а не той, которую выбрали для нее.

 Вошел Форд, сонно зевнув.

 Вы только посмотрите на него, подумала она. Едва проснувшийся, долговязый, стройный, немного неуклюжий, в длинных синих трусах и потрепанной футболке с изображением Йоды. Выгоревшие на солнце волосы взъерошены, зеленые глаза еще окончательно не проснулись.

 Он ужасно мил.

 Форд налил в кружку кофе, добавил сахар, молоко.

 — Господи, как тяжело вставать по утрам, — сказал он и выпил кофе, как будто от содержимого кружки зависела его жизнь. — Как тебе удается выглядеть такой бодрой? — он оперся локтем на стол.

 — Может, потому, что я не сплю уже три часа. Уже одиннадцатый час, Форд.

 — У тебя нет ни капли уважения к воскресному дню.

 — Точно. Мне стыдно.

 — Нет, не стыдно. Но агенты по торговле недвижимостью тоже не уважают воскресенье. Только что звонила Вики, прервав захватывающий сон, где фигурировали ты, я и смывающиеся краски для рисования. Я так увлекся, а меня грубо и бесцеремонно прервали. Как бы там ни было, продавцы сбросили еще пять тысяч. Теперь нас разделяют только десять тысяч, как сказала Вики, эта убийца снов. Так что…

 — Нет.

 — Проклятье, — у него был вид ребенка, которому только что сказали, что в вазе нет печенья. — Я знал, что ты скажешь «нет», хотя ты не возражала, когда я обводил синим кобальтом твой пупок. Разве нельзя просто…

 — Нет. Ты еще скажешь мне спасибо, когда мы вложим лишние десять тысяч в реконструкцию и ремонт.

 — Но я хочу эту уродливую развалюху прямо сейчас. Для себя. Я люблю ее, Силла, как обжора любит пирожные, — он с надеждой улыбнулся ей. — Мы поделим расходы.

 — Нет. Мы проявим твердость. Больше никто не претендует на этот дом. Продавец не хочет заниматься перестройкой и ремонтом. Он уступит.

 — А может, и нет, — глаза Форда прищурились. — Может, он такой же упрямый, как ты.

 — Ладно, тогда вот что, — она откинулась назад, как эксперт за столом переговоров. — Если он не уступит и не примет предложение в течение двух недель, можешь рассчитывать на разделение расходов. Но четырнадцать дней ты будешь тверд.

 — Ладно. Две недели, — он сделал еще одну попытку улыбнуться. — Ты когда-нибудь думала об омлете?

 — Вряд ли. Но я думала кое о чем другом. Я смотрела на этот большой, мягкий диван — я выбирала диваны — и думала. Представляла, что будет, если я разлягусь на этом большом, мягком диване.

 Она соскользнула с табурета, улыбнулась через плечо и направилась к дивану.

 — И я задавала себе вопрос, придется ли мне лежать тут одной, наедине с неутоленными желаниями и сладострастными мыслями.

 — Сладострастными — это хорошо.

 Он обогнул кухонный стол, подошел к дивану и внезапно прыгнул на нее.

 — Привет.

 Она отпрянула и перевернулась, так что они поменялись местами.

 — Похоже, на этот раз я буду сверху. — Наклонившись, она прикусила зубами его нижнюю губу. — Вот так я проявляю уважение к воскресному дню.

 — Я жестоко ошибался насчет тебя. — Он провел ладонями по ее телу, по свободной белой футболке. — Силла.

 — Ты помятый, сексуальный и… — Она стянула с него футболку с изображением Йоды. — И почти голый.

 — Нам не хватает только смывающихся красок. — Он обнял ее и прижался губами к ее губам. — Я скучал по тебе. Проснулся, а тебя нет рядом.

 — Я недалеко. — Она прижималась к нему, отстранившись только для того, чтобы он снял с нее белую футболку. Эти чудесные руки, медленные, уверенные руки. — Сюда. Сюда. — Она обхватила ладонями его голову и потянула вниз, пока его губы не прижались к ее груди.

 Все сжалось у нее внутри, подобно пружине, чтобы тут же раскрыться.

 Она страстно желала его, эти руки, эти губы. Она хотела почувствовать его внутри себя, жаркого и сильного. Она стянула с себя шорты, негромко вскрикивая, когда он ласкал ее, потом со стоном приподнялась и опустилась, впуская его в себя.

 Она любила его, двигаясь вверх и вниз, упираясь руками в подголовник дивана. Крепкие, сильные мышцы, волосы цвета меда, яркие синие глаза, такие чистые, что в них отражалась его душа.

 Никакой сон, никакая фантазия, никакие мечты и грезы не могли сравниться с ней.

 — Я тебя люблю, Силла. Я тебя люблю.

 У нее перехватило дыхание; сердце замерло. Ее тело изогнулось, словно лук, и выпущенная этим луком стрела попала точно в цель.

 Она опустилась на него, тесно прижавшись к его телу. Ему нравилось, как сливаются их тела, нравилось ощущать кожей ее волосы.

 — Ну… и где купить смывающуюся краску?

 Он улыбнулся и провел кончиками пальцев вверх и вниз вдоль ее спины.

 — Я найду, сделаю запасы.

 — А с меня чехол. Где ты взял этот диван?

 — Не знаю. Там, где торгуют мебелью.

 — Подходящий размер и форма, превосходная ткань. Удобный. Мне уже нужно начинать думать о мебели. И оформить большую гостиную. Место для бесед, освещение, картины. Никогда еще этим не занималась. Немного пугает.

 В кухню вошел Спок, бросил взгляд на их переплетенные тела на диване и снова вышел. Наверное, ревнует, подумал Форд.

 — Никогда не покупала мебель?

 — Конечно, мне нужно было на чем-то сидеть. Но я никогда не выбирала вещи «навсегда». Все, что я покупала, было временным. — Она коснулась губами его ключицы, уткнулась носом в плечо. — Я работала с теми, кто обставляет дома. Это помогает их выгодно продать. Поэтому я знаю — вернее, имею представление — о том, как нужно использовать пространство. Но это совсем другое.

 — А у тебя был дом или квартира в Лос-Анджелесе?

 — У Стива была квартира. После нашего пятиминутного брака я некоторое время жила в БХ.

 — БХ?

 — Отель «Беверли-Хиллз». Потом путешествовала и останавливалась у Стива, когда появлялась работа. Во время недолгой учебы в колледже снимала квартиру, но не в студенческом городке. Когда Стив купил дом в Бренвуде для реставрации и перепродажи, я обосновалась там. Потом у меня вошло в привычку жить на объекте, который я перестраиваю. Так я лучше могла его почувствовать.

 Чужая квартира, гостиница, объект. Но не дом, подумал он. У нее никогда не было того, что он сам и люди, которых он знал, воспринимали как нечто само собой разумеющееся. У нее никогда не было дома. Он представил, как она сидит в просторной пустой гостиной с красивыми стенами и изящными наличниками и рисует в своем воображении праздник, который был здесь много лет назад.

 Она тянулась в прошлое, чтобы найти там свое будущее.

 — Можно перенести диван к тебе, — неожиданно предложил он, испытывая желание хоть чем-то помочь ей. — Ты посмотришь, как он там смотрится, и у тебя будет где сидеть, кроме твоего универсального ведра.

 — Щедрое предложение. — Она рассеянно поцеловала его, села и потянулась за одеждой. — Но разумнее подождать с мебелью, пока не будут закончены полы. Теперь, когда мне придется устраивать вечеринку, мне лучше поискать садовую мебель.

 — Вечеринку?

 — Разве я тебе не говорила? — Она натянула футболку. — Я совершила ошибку, проболтавшись Кэти Морроу, что подумываю о том, не устроить ли праздник на День труда, хотя дом к тому времени еще не будет закончен и обставлен. Она ухватилась за первую часть моей фразы, полностью проигнорировав вторую. Теперь Патти звонит мне с разными идеями насчет меню, а твоя мать предлагает свою фирменную жареную свинину.

 — Это потрясающее блюдо.

 — Не сомневаюсь. Проблема в том, как совместить подготовку к празднику с установкой кухонных шкафов, реставрацией наличников, навешиванием дверей, шлифовкой полов и еще кучей разнообразных дел, не говоря уже об исследовании мира диванов, кушеток, козеток и канапе.

 — Купишь гриль, мясо и кучу алкогольных напитков.

 — Ты мужчина, — она покачала головой.

 — Мужчина. Только что я это убедительно доказал, — и поскольку сегодня воскресенье, я намерен доказать это еще раз. — Вечеринка — это отличная идея, Силла. Придут люди, которых ты знаешь и любишь, с которыми тебе приятно проводить время. Ты покажешь, что уже сделала. Поделишься радостью. Именно поэтому ты убрала ворота.

 — Я… — он был прав. — А какой нужен гриль?

 — Мы выберем, — улыбнулся он.

 Она театрально прижала руки к сердцу.

 — Эти слова мечтает услышать от мужчины каждая женщина. Мне нужно одеться. Раз уж мы выходим из дома, я смогу выбрать краску и еще раз взглянуть на светильники для кухни.

 — И что я наделал?

 — Мы возьмем мою машину. — Она одарила его улыбкой и выскользнула из комнаты.

 Он натянул трусы, но не двинулся с места, размышляя о ней. Она даже не понимает, как много она сказала ему. Она ни разу не упомянула о доме или домах, где выросла.

 Он же мог со всеми подробностями описать дом своего детства — лучи солнца, которые просачивались или врывались через окна его комнаты в любое время дня, зеленую раковину в ванной комнате, отколотую плитку в кухне, куда он уронил кувшин с апельсиновым соком.

 Он помнил, как расстроился, когда родители продали дом, хотя к тому времени он давно жил отдельно и переехал в Нью-Йорк. Хотя их новый дом находился всего в двух милях от старого. Прошло много лет, а он до сих пор испытывает приступ тоски, проезжая мимо этого старого кирпичного дома.

 С любовью отреставрированные наличники, спрятанные в книгу письма, старый амбар, заново покрашенный в красный цвет. Все это — каждый шаг, каждая мелочь — было звеньями цепочки, которая связывала ее с прошлым и которую она сама для себя ковала.

 Он сделает все, что в его силах, чтобы помочь ей выковать эту цепь — даже если для этого нужно заняться покупкой гриля.

 — Эй, Форд.

 — Я здесь, — откликнулся Форд на голос Брайана и соскочил с дивана, прежде чем тот вошел. — «Вебер» или «Викинг»?

 — Непростой выбор, — Брайану объяснения были не нужны. — Ты знаешь, что я бы выбрал «Вебер», но мужчина должен справиться и с «Викингом».

 — А женщина?

 — Женщине не место у гриля. Это мое твердое убеждение. — Он нагнулся и подобрал с пола футболку Форда. — Вот в чем дело. Похоже, я пришел слишком поздно, чтобы помешать утреннему сексу. Черт бы побрал эту вторую чашку кофе. — Он кинул футболку в лицо Форду и наклонился, чтобы поздороваться со Споком.

 — Ты просто ревнуешь, потому что у тебя не было утреннего секса.

 — Откуда ты знаешь?

 — Потому что ты здесь. Зачем ты пришел?

 — Где Силла? — Брайан махнул рукой в сторону кухонного стола и кипы журналов на нем, а затем подошел к холодильнику.

 — Наверху. Одевается, чтобы мы могли поехать и выбрать «Вебер» или все-таки «Викинг».

 — О, у тебя тут есть диетическая кола, — Брайан достал банку из холодильника. — Верный признак того, что парень попался. Вчера я был у мамы. — Брайан вскрыл банку и сделал глоток. — К ее удивлению и радости, забрал не одну, а две коробки хлама, который она собирала для меня. Интересно, что я должен делать с детскими рисунками цветными карандашами — дом, большое желтое солнце и похожие на палочки человечки?

 — Не знаю, но выбросить это ты не имеешь права. По словам моей матери, выкидывая детские вещи, которые они хранили, ты гневишь богов. — Форд взял себе банку колы. — У меня три коробки.

 — Я не забуду, что обладанием этими сокровищами я обязан тебе. — Брайан извлек из кармана конверт и бросил на стол. — И поскольку вчера вечером я не наслаждался обществом женщины, то занялся разбором этого хлама и нашел вот что. Эту открытку дедушка отправил моей матери по случаю моего рождения. И кое-что на ней написал.

 — Спасибо. Я твой должник.

 — Можешь не сомневаться. Теперь я храню все свои школьные табели, с первого по последний класс. Дашь мне знать, если почерк совпадает. Я тоже в этом участвую.

 — Так или иначе. — Форд взял открытку и посмотрел на уверенный почерк, которым было выведено имя Кэти.

 — Я должен забрать Шанну. Отвезу ее в аэропорт. — Он присел на корточки и погладил Спока. — Скажи Силле, что завтра я пришлю пару человек, чтобы они закончили укладывать перегной, а сам смогу подъехать к новому дому, который она покупает, чтобы взглянуть на участок.

 — Ладно. Я тебе это верну.

 — Обязательно, — усмехнулся Брайан, глядя на открытку. — А то я буду переживать.

 Форд пошел наверх, в спальню, где Силла снова собирала волосы в «хвост».

 — Я готова, — сказала она ему. — Пока ты будешь одеваться, пойду еще раз проверю кое-что.

 — Приходил Брайан.

 — Он уже видел новый лом?

 — Нет, посмотрит на следующей неделе. Он принес вот это, — Форд протянул ей открытку.

 — Это… Ну да, конечно. Я не ожидала, что он так быстро что-нибудь найдет. Уф, — она прижала ладони к щекам. — Большая тайна может быть раскрыта. Я немного нервничаю.

 — Хочешь, я сличу почерки, а потом просто скажу тебе.

 — Кем ты меня считаешь? Размазней? — она опустила руки.

 — Нет.

 — Тогда давай займемся этим.

 — Они у меня в кабинете.

 Силла смотрела, как он снимает книгу с полки и кладет ее перед ней на стол.

 — Я все думаю, почему она выбрала «Гэтсби». Богатая, блестящая жизнь, роскошь, затем скука, любовь, предательство, ужасная трагедия. Она была так несчастна. Недавно она опять мне снилась. Я тебе не рассказывала. Один из моих снов про нее и меня. «Лесная поляна». Они оба там похоронены. Я была там всего один раз. Ее могила буквально засыпана цветами. Так грустно было смотреть на нее. Все эти цветы, принесенные незнакомыми людьми, вянущие на солнце.

 — Ты посадила для нее цветы здесь. И даже если они завянут, вместо них вырастут новые. И так из года в год.

 — Мне хотелось бы думать, что это для нее важно. Моя личная дань памяти. — Она раскрыла книгу и извлекла из нее стопку писем. — Возьму вот это, — она вытащила из стопки одно письмо. — А ты открытку.

 Форд достал открытку.

 Поздравляю любимую невестку с рождением сына. Надеюсь, эти розы тебе понравились. Они лишь небольшой знак моей огромной гордости. Вместе с Брайаном Эндрю родилось новое поколение семьи Морроу.

 С любовью, Дрю.

 Силла положила письмо рядом с открыткой.

 Дорогая. Любимая.

 У меня нет слов, чтобы выразить мою печаль, мое сочувствие, мое горе. Мне хотелось бы обнять тебя, успокоить не только словами на бумаге. Знай, что всем сердцем я с тобой, что мои мысли только о тебе. Никакой матери не пожелаешь потерять ребенка, а потом еще публично переживать свое горе.

 Я знаю, что ты безмерно любила Джонни. Если утешение возможно, ты должна найти его в том, что он чувствовал твою любовь каждый день своей короткой жизни.

 Только твой.

 — Разве это не судьба? Такое совпадение? — тихо произнесла Силла. — Я выбрала сообщение о смерти одного сына, чтобы сравнить его с сообщением о рождении другого? Это доброе письмо, — продолжала она. — Это два добрых письма, но, мне кажется, каких-то холодных, с тщательно подобранными словами. А ведь оба случая заслуживают нескольких страниц чувств и ласковых слов. Тон, стиль. Они могут быть написаны одним человеком.

 — Почерк похож. Нет… не совсем. Взгляни на букву «с» на открытке. В начале слова — например, «сына» — она округлая. А в письме — «сочувствие», «сердцем» — обычный наклонный почерк.

 — Но буква «т» очень похожа, и «у» тоже. И наклон. Очень похоже. Кроме того, их разделяет несколько лет.

 — Буквы «м» и «и» выглядят одинаковыми, а «д» не очень похожи. — Форд понимал, что смотрит на письма глазами художника, но не знал, хорошо это или плохо. — Смотри, на открытке подпись. Некоторые люди пишут первую букву подписи не так, как в тексте. Не знаю, Силла.

 — Результат неопределенный. Не думаю, что у тебя есть знакомый графолог.

 — Можно найти, — он посмотрел ей в глаза. — Ты хочешь, чтобы мы пошли так далеко?

 — Нет. Возможно. Не знаю. Черт. У меня нет ответа.

 — Может быть, нам удастся получить образец почерка, относящийся к тому времени, когда были написаны письма. Попрошу Брайана.

 — Давай пока отложим это, — Силла сложила письмо и сунула его обратно в конверт. — По крайней мере, одна вещь прояснилась. Это был не Хеннесси. Я забыла об этом письме, которое пришло после смерти Джонни. Даже если бы он был безумно влюблен в Дженет, он не мог написать его после аварии. Когда его собственный сын лежал в больнице.

 — Ты права.

 — Так что если бы у меня был список подозреваемых, его имя можно было бы смело вычеркивать. Давай закончим с этим. По крайней мере пока.

 Форд закрыл книгу и поставил ее на полку. Потом повернулся к Силле и взял ее за руку.

 — А что ты скажешь на предложение поехать и купить гриль?

 — Скажу, что именно этого мне и хочется.

 Он пошел одеваться, оставив открытку с монограммой на письменном столе. Он найдет графолога. Кого-нибудь за пределами Виргинии, кому имя Эндрю Морроу ни о чем не говорит. И выяснит, кто же был этот человек — любовник Дженет Харди.

 Радость Силлы по поводу того, что пол из орехового дерева наконец прибыл, продержалась только до полудня, когда к ее рабочему месту рядом с амбаром подбежал плиточник.

 — Привет, Стэн. Мы же договаривались на четверг. Разве… — она запнулась, увидев ярость в его глазах. — Эй, эй, что случилось?

 — Вы думаете, что вам позволено так обращаться с людьми? Вы думаете, вам позволено такое говорить людям? Что? Что? — он наступал на нее, так что она оказалась прижатой к стене амбара.

 Шокированная видом обычно дружелюбного Стэна, у которого теперь на лбу вздулись вены, Силла выставила перед собой руки, пытаясь этим жестом защититься и призывая к миру.

 — Вы думаете, что лучше всех нас, потому что у вас есть деньги и вас показывают по телевизору?

 — Я не понимаю, о чем вы. Где…

 — Черт возьми, у вас хватило наглости позвонить моей жене и говорить с ней в таком тоне?

 — Я не…

 — Если вас не устраивает моя работа, говорите со мной. Понятно? Не звоните мне домой и не кричите на мою жену.

 — Стэн, я никогда не разговаривала с вашей женой.

 — А теперь вы говорите, что она лжет? — Он вплотную приблизил свое лицо к лицу Силлы, так что она кожей ощущала его ярость.

 — Я не звонила ей. — Силла чувствовала, как тревога комом собирается у нее в горле, и говорила отрывисто. — Я не знаю, черт возьми, о чем вы говорите.

 — Когда я вернулся домой, она была очень расстроена и даже не могла говорить. Заплакала. Единственная причина, почему я не пришел сюда прямо вчера, — она уговаривала меня не делать этого, и я не хотел оставлять ее одну в таком состоянии. У нее повышенное давление, а вы решили отыграться на ней. Потому что вам не понравилась моя работа.

 — Повторяю вам, я никогда не звонила вам домой, я никогда не разговаривала с вашей женой, и мне нравится ваша работа. Совсем наоборот. Зачем, ради всего святого, мне тогда нанимать вас, чтобы вы сделали пол в кухне?

 — Вот и объясните мне, черт возьми!

 — Не знаю! — крикнула она. — Когда я якобы звонила вам домой?

 — Вчера вечером, около десяти — вам это прекрасно известно. Я вернулся около половины одиннадцатого. Она лежала, вся красная и дрожащая, потому что вы кричали на нее как безумная.

 — Вы когда-нибудь слышали, чтобы я кричала как безумная? Вчера в десять я была у Форда. Сидела у телевизора. Спросите его. Господи. Стэн, вы работаете здесь уже несколько месяцев. Вы должны знать, что я так себя не веду.

 — Она сказала, что это были вы. Силла Макгоуэн, — сквозь гнев Стэна постепенно проступала растерянность. — Вы сказали Кей, что она тупая деревенщина, как и большинство людей здесь. Что я не умею класть плитку и что вы позаботитесь, чтобы все об этом узнали. А когда я лишусь работы, то винить в этом будет некого, кроме моей ленивой задницы. И что вы подадите на меня в суд за то, что я вам все испортил.

 — Если ваша жена деревенщина, то я тоже. Я теперь здесь живу. Я не приглашаю работников, которые не умеют работать. На самом деле я порекомендовала вас своей мачехе — если она когда-нибудь уговорит отца переделать ванную. — Она почувствовала, что задыхается, но тревога начала постепенно ослабевать. — Зачем мне делать это, Стэн, если я считаю, что вы все испортили?

 — Она не могла все это придумать.

 — Конечно, — Силла судорожно вдохнула. — Конечно. А она уверена, что звонивший назвался моим именем?

 — Силла Макгоуэн, а потом Кей сказала, что вы… они, — поправился он, явно готовый трактовать сомнение в пользу Силлы, — сказали: «Вы знаете, кто я». Тем самым тоном, каким люди хотят заявить, что они важная персона. А потом просто набросились на нее. Я целый час ее успокаивал, когда вернулся с бейсбольного матча. Заставил ее принять тайленол, чтобы она заснула. Она была так расстроена.

 — Мне очень жаль. Мне очень жаль, что кто-то использует мое имя, чтобы расстраивать вашу жену. Не знаю, зачем… — Ком в горле переместился ниже, продолжая пульсировать где-то в груди. — Постойте-ка… Поставщик досок для пола сказал, что я позвонила им и внесла изменения в заказ. Поменяла орех на дуб. Но я этого не делала. Я думала, что это просто ошибка. А может, не ошибка. Кажется, кто-то меня преследует.

 Стэн сунул руки в карманы, а затем снова вытащил.

 — Это не вы звонили?

 — Нет, не я. Стэн, я пытаюсь заработать хорошую репутацию и открыть здесь свой бизнес. Я пытаюсь установить хорошие отношения с субподрядчиками и рабочими. Когда кто-то проник в мой дом и разгромил ванные, вы взялись все восстановить, и я знаю, что вы сделали мне скидку.

 — У вас были неприятности. Кроме того, я гордился этой работой и хотел все исправить.

 — Я не знаю, как исправить то, что произошло с вашей женой. Я поговорю с ней, попытаюсь все объяснить.

 — Лучше я сам, — он вздохнул. — Простите, что накинулся на вас.

 — На вашем месте я поступила бы точно так же.

 — Кто мог это сделать? Назваться вами и оскорблять Кей?

 — Не знаю, — ответила Силла и подумала о миссис Хеннесси. Ее мужу предстоит провести два года в психиатрической лечебнице. — Но надеюсь, что смогу сделать так, чтобы это не повторилось.

 — Думаю, мне лучше вернуться домой и все объяснить Кей.

 — Ладно. Так вы придете в четверг?

 Он смущенно улыбнулся.

 — Да. А если вам понадобится позвонить мне домой, может, мы придумаем пароль или что-то в этом роде?

 — Может быть.

 Она стояла в тени амбара рядом с прислоненными к стене и разложенными для просушки на пильных козлах наличниками. И думала, сколько еще раз ей придется платить за чужие преступления, грехи и ошибки.

 Силла стояла в спальне, разглядывая свежеокрашенные стены, а ее отец закрывал крышкой начатую банку краски. Она смотрела, как яркий дневной свет наполняет комнату, заставляя стены сиять.

 — Наличники не готовы, полы еще нужно доделать, но, стоя здесь, я все равно испытываю радостное возбуждение.

 — Чертовски хорошая работа, — он встал и вновь окинул взглядом стену.

 — Ты можешь этим зарабатывать.

 — Всегда полезно иметь запасной вариант.

 — Ты покрасил почти весь дом, — Силла повернулась к нему. Она все еще не могла придумать, как к этому относиться и что сказать отцу. — Ты сэкономил мне несколько недель. Тут благодарностью не отделаешься.

 — Ерунда. Мне нравится эта работа — во всех отношениях. Мне нравится участвовать в этом. В преображении. Мы пропустили столько летних месяцев, ты и я. Я счастлив, что провел это время с тобой.

 Несколько секунд она просто стояла и смотрела на него, на своего отца. А потом сделала то, что никогда в жизни не делала. Первой подошла к нему, поцеловала в щеку и обняла.

 — Я тоже.

 Он крепко обнял ее в ответ, и она почувствовала, как отец вздохнул.

 — Ты помнишь, как мы впервые встретились здесь? Я пришел к черному ходу, а ты поделилась со мной сэндвичем, который мы ели на просевшей передней веранде?

 — Помню.

 — Не знаю, как это нам удалось. Слишком много было упущено времени, — он с тревогой заметил, что в ее глазах стоят слезы. — Ты дала нам второй шанс. Дому и мне. И вот я стою тут, рядом с моей дочерью. Я горжусь тобой, Силла.

 Она заплакала и уткнулась лицом в его плечо.

 — Ты говорил это, что гордишься мной, после концерта в Вашингтоне и еще один раз, раньше, когда пришел на съемки «Семьи» и смотрел, как я играю. Но теперь я в первый раз тебе поверила.

 Она еще раз сжала его в объятиях и отступила на шаг.

 — Лучше всего мы узнали друг друга при помощи краски для внутренних работ и бледно-желтого лака.

 — Зачем же на этом останавливаться? Может, посмотрим наружные стены?

 — Ты не можешь красить дом. Комнаты — совсем другое дело.

 — Я считал, что прошел испытание, — поджав губы, он окинул взглядом комнату.

 — Это трехэтажный дом. Большой трехэтажный дом. Чтобы его покрасить, нужно стоять на лесах и высоких стремянках.

 — Я привык сам выполнять трюки. — Она закатила глаза, и он засмеялся, подумав, что такую гримасу может состроить только любящая дочь. — Может, и нет, а может, это было много лет назад. Но у меня отличное чувство равновесия.

 — Придется стоять на лесах и очень высоких стремянках на августовской жаре, — не сдавалась она.

 — Этим меня не испугаешь.

 — Это работа не для одного человека, — она призвала на помощь логику.

 — Точно. Мне понадобится помощь. Так какой цвет ты выбрала?

 — Послушай, — она почувствовала легкое раздражение. — Старую краску нужно будет счистить в тех местах, где она облупилась, и…

 — Все это мелочи. Пойдем посмотрим. Ты хочешь покрасить его к Дню труда, или как?

 — К Дню труда? Я рассчитывала сделать это не раньше, чем к середине сентября, когда должно стать немного прохладнее. Бригада, красившая амбар…

 — Буду рад поработать с ними.

 Полностью сбитая с толку, она уперлась ладонями в бедра.

 — Раньше я думала, что ты — только не обижайся — порядочный лентяй.

 — Никаких обид, — он потрепал ее по щеке, а его лицо сохраняло безмятежное выражение. — А что насчет карнизов и веранд?

 Она надула щеки и резко выдохнула.

 — Ладно, мы посмотрим образцы, которые мне понравились. А когда я сделаю выбор, ты сможешь заняться верандами и ставнями. Но ты не будешь карабкаться на леса и залезать на раздвижные лестницы.

 Он молча улыбнулся ей, обнял за плечи, как часто обнимал Энжи — Силла видела, — и повел вниз.

 Несмотря на то что это не входило в ее планы и ей очень хотелось подняться наверх, в кабинет, чтобы посмотреть, как продвигается укладка пола и закончил ли Стэн с плиткой, она открыла три образца краски для наружных работ.

 — Можно взять этот синий цвет. Серый чуть-чуть приглушит его, а белый карниз уравновесит, — она мазнула кисточкой по дереву.

 — Довольно необычно.

 — Да. А можно выбрать спокойный и традиционный темно-желтый цвет, опять-таки с белым или кремовым карнизом.

 — Благородно и мило.

 Она отступила на шаг, склонив голову.

 — Я не исключаю и желтый. Что-нибудь теплое и радостное, но не очень кричащее, чтобы дом не выделялся среди зелени, как огромный нарцисс. Может, нужно подождать, пока решение всплывет само. Просто подождать, — она прикусила губу.

 — Я видел, как ты принимаешь решения относительно всего, что касается этого дома и этой земли. Почему ты теперь колеблешься?

 — Это будут видеть все. Каждый, кто проезжает по дороге. А многие притормозят и покажут пальцем: «Это дом Дженет Харди», — Силла отложила кисть и вытерла руки о шорты. — Это всего лишь краска, всего лишь цвет, но от него зависит, что люди увидят, когда будут проезжать мимо, и что они будут думать о Дженет. И обо мне.

 — А что, по-твоему, они должны думать? — он положил ей руку на плечо.

 — Что она была живым человеком, а не картинкой в старом фильме или голосом на компакт-диске или грампластинке. Что она была живым человеком, который чувствовал, ел, смеялся, работал. Который жил. А она была здесь счастлива, по крайней мере некоторое время. Так счастлива, что до сих пор не отпускает этот дом. Она все еще здесь.

 Она смущенно рассмеялась.

 — Слишком многого я жду от двух слоев краски. Господи, мне, наверное, опять нужно к психоаналитику.

 — Постой, — он взял ее за руку. — Конечно, это важно. Это не просто краска. Этот дом, эта земля принадлежали ей. Более того, она их выбрала сама, и она их очень любила. Они были ей нужны. И сейчас они перешли к тебе.

 — Но в каком-то смысле они были и твоими. Я не забыла. Это тоже очень важно. Выбирай.

 Он опустил руку и попятился.

 — Силла.

 — Пожалуйста. Я правда хочу, чтобы это был твой выбор. Выбор Макгоуэна. Люди будут вспоминать ее, проезжая по дороге. Но когда я буду идти по саду или подъезжать к дому после долгого трудного дня, я буду думать не о ней, а о тебе. Я буду представлять, как ты приходил сюда, когда был маленьким мальчиком, и гонялся за цыплятами. Выбор за тобой, папа.

 Синий. Теплый и благородный синий цвет.

 Она взяла его под руку и внимательно посмотрела на свежую краску, нанесенную поверх старой, облупившейся.

 — Думаю, получится замечательно.

 Когда Форд подошел к дому Силлы, то увидел Гэвина, который соскабливал краску с веранды.

 — Как дела, мистер Макгоуэн?

 — Медленно, но верно. Силла где-то внутри.

 — Я только что купил дом.

 — И что? — Гэвин прервал работу и нахмурился. — Ты переезжаешь?

 — Нет. Нет. Я купил эту жуткую лачугу, потому что Силла сказала, что хочет отреставрировать ее. Чтобы потом продать. Продавец только что принял мое предложение. Мне немного не по себе, и я не знаю, отчего это: оттого, что я взволнован, или оттого, что я вижу, как финансовая пропасть разверзается у моих ног. Теперь мне придется оплачивать две закладные. Похоже, мне лучше присесть.

 — Возьми скребок и помоги мне. Это тебя успокоит.

 Форд с сомнением посмотрел на скребок.

 — У меня с инструментами долгосрочное соглашение. Мы держимся подальше друг от друга — ради блага всего человечества.

 — Это скребок, Форд, а не цепочная пила. Ты же соскребаешь лед с ветрового стекла зимой, правда?

 — Когда нет другого выхода. А так предпочитаю оставаться дома, пока он не растает, — сказал Форд, но все же взял скребок и попытался приспособить процесс соскабливания льда со стекла для соскабливания облупившейся краски со стены дома. — У меня будет две закладные, и мне скоро исполнится сорок.

 — Мы что, путешествуем во времени? Тебе не может быть больше тридцати.

 — Тридцать один. Осталось меньше десяти лет до сорока, а всего пять минут назад я готовился к выпускным экзаменам в школе.

 Улыбнувшись, Гэвин продолжал скрести.

 — Дальше будет только хуже. Каждый следующий год пролетает еще быстрее.

 — Благодарю, — с горечью произнес Форд. — Именно это мне и нужно было услышать. Я собирался не торопиться, но разве это возможно, если времени осталось меньше, чем ты думаешь. — Повернувшись, он взмахнул скребком и едва не разбил окно. — Но если ты готов, а она нет, что, черт возьми, я должен делать?

 — Продолжать скрести.

 Форд скреб — краску и свои пальцы.

 — Черт. В качестве метафоры для всей моей оставшейся жизни это отвратительно.

 Силла вышла из дома как раз в тот момент, когда Форд, нахмурившись, слизывал кровь с костяшек пальцев.

 — Что ты делаешь?

 — Я соскребаю краску и несколько слоев кожи, а твой отец философствует.

 — Дай посмотрю. — Она взяла руку Форда и внимательно изучила ссадины. — Жить будешь.

 — Должен. Скоро у меня будет две закладные. Ай. — Он вскрикнул, когда она неожиданно сжала его пальцы.

 — Прости. Они приняли твое предложение?

 — Да. Завтра я должен явиться в банк и подписать кучу бумаг. Кажется, ничем хорошим это не кончится.

 — Расчет в ноябре?

 — Я следовал рекомендации компании.

 — Боишься? — она толкнула его локтем в бок. Его улыбка вышла слабой и кислой.

 — Я влезаю в долг. Цифра с множеством нулей. И еще много приятных моментов. Ты знаешь о том, что обоняние — самое сильное из пяти чувств? Я до сих пор вспоминаю запах этого дома.

 — Оставь это, пока ты и вправду не покалечился. — Силла отобрала у него скребок и положила на подоконник. — Пойдем со мной на минутку, — она подмигнула отцу и потащила Форда в дом. — Ты помнишь, как выглядела эта кухня, когда ты впервые увидел ее?

 — Да.

 — Некрасивая, грязная, с поцарапанным полом, потрескавшейся штукатуркой, голыми лампочками. Представил?

 — Представил.

 — Закрой глаза.

 — Силла.

 — Серьезно — закрой глаза и держи эту картину у себя в голове.

 Он покачал головой, но подчинился и позволил ей вести себя.

 — А теперь я хочу, чтобы ты описал мне, что ты увидишь, когда откроешь глаза. Никаких размышлений, никаких оценок. Просто открой глаза и скажи, что ты видишь.

 Он послушался.

 — Большая комната, пустая. Много света. Стены цвета слегка поджаренного хлеба. Полы в больших квадратах плитки — много медовых оттенков на кремовом — и торчащие трубы. Большие окна, выходящие на внутренний дворик с синим зонтом и клумбами с розами, которые цветут как безумные. И горы на фоне неба. Я вижу мечту Силлы.

 Он хотел шагнуть вперед, но Силла остановила его.

 — Нет, не ходи по плитке. Стэн закончил ее укладывать только час назад.

 — Чудесная кухня.

 — Мне тоже очень нравится. Мы так же преобразим тот дом, Форд, и нам обоим будет, чем гордиться.

 — Хорошо. Хорошо, — он повернулся и поцеловал ее в лоб. — А теперь мне нужно скрести.

 Она вышла вместе с ним из дома и очень удивилась, когда он махнул рукой, попрощавшись с ее отцом, и, не останавливаясь, направился к своему дому.

 — Куда это он? Он сказал, что идет скрести.

 Гэвин украдкой улыбнулся. Ему было приятно сознавать, что его дочь нашла свое место в жизни, свою цель и мужчину, который ее любит. И он радовался, что она вне досягаемости для человека, который желал ей зла.

 Следующим утром Силла, возвращаясь к себе от Форда, увидела, что покрышки на колесах ее пикапа проколоты. На земле возле левого переднего колеса лицом вниз лежала еще одна кукла, а в ее спине торчал нож для чистки овощей с короткой ручкой.

 — Ты должна была вернуться за мной. Черт возьми, Силла. — Форд прошелся вдоль дорожки, затем вернулся к Силле, сидевшей на ступеньках веранды. — Что, если он… она… кто бы то ни был… еще был здесь?

 — Никого не было. Копы приехали через пятнадцать минут. Теперь они уже привыкли приезжать быстро. Не вижу смысла…

 — Если я не умею управляться с пилой или этой проклятой дрелью, то от меня нет никакой пользы?

 — Я не это имела в виду, и ты это прекрасно знаешь.

 — Остынь, Форд, — Мэтт стал между ними.

 — Как бы не так. Уже второй раз кто-то калечит одну из этих проклятых кукол, чтобы напугать ее, а она сидит здесь одна, ждет копов и позволяет мне спать. Это чертовски глупо.

 — Ты прав. Но все равно остынь. Он прав, — обратился Мэтт к Силле. — Это было чертовски глупо. Вы отличный босс, Силла, в том, что касается работы, и один из лучших плотников, с которыми мне приходилось сотрудничать. Но когда кто-то преследует вас и угрожает вам, то неразумно стоять здесь после того, как вы нашли это.

 — Это была обычная хулиганская выходка, и никто не просил вас бежать через дорогу, вытаскивать Форда из постели, чтобы потом вы вместе набросились на меня. Я не дура. Если бы я испугалась, я бы сама побежала через дорогу и вытащила Форда из постели. Я была в ярости, черт возьми.

 Она вскочила, потому что ощущала себя маленькой и слабой, когда сидела и смотрела снизу вверх на двух встревоженных мужчин.

 — Я все еще в ярости. Я злюсь, и мне надоело, что — как вы изволили выразиться — меня преследуют и мне угрожают. Мне надоело бегать через дорогу, надоела испорченная работа и все остальное. Поверьте, если бы тот, кто это сделал, был еще здесь, я бы выдернула нож из этой идиотской куклы и перерезала ему горло. Но и после этого не успокоилась бы.

 — Если ты такая умная, — спокойно сказал Форд, — то должна понимать, что это глупо — быть такой самонадеянной.

 Она открыла рот, чтобы возразить, но потом сдалась.

 — Готова признать, что это безрассудство. Но не глупость.

 — Упрямство и безрассудство, — возразил Форд. — Это мое последнее слово.

 — Называй как хочешь. А теперь, если ты вернешься в постель, а вы к работе, я смогу посидеть тут и подумать.

 Мэтт молча поднялся на ступеньки, потрепал Силлу по голове и пошел в дом. Форд подошел и сел рядом.

 — Мне все равно, умеешь ли ты обращаться с пилой, — Силла взяла его за руку.

 — Слава богу.

 — Я не подумала о том, чтобы позвать тебя. Я слишком сильно разозлилась. Я не понимаю, просто не понимаю, — придвинувшись, она не отказала себе — и ему — в удовольствии и на секунду уткнулась лицом ему в плечо. — Хеннесси в психушке. Если это его жена, то зачем? Я знаю, что он пробудет там два года, но разве это моя вина? Может, она такая же сумасшедшая, как и он.

 — А может, Хеннесси этого не делал. Сбросил тебя с дороги — без вопросов. Псих — бесспорно. Но может, он не делал остального. Он ведь так и не признался.

 — Тогда это просто замечательно — тут есть не меньше двух человек, желающих превратить мою жизнь в ад, — она наклонилась вперед и уперлась локтями в бедра. — Возможно, это все из-за писем. Кто-то еще знает, что я их нашла, что они существуют. Если их написал Эндрю, кто-то может знать о них, о романе, о беременности… Его еще помнят здесь. Чтобы защитить его репутацию…

 — Кто, отец Брайана? Брайан? Кроме того, похоже, их написал не Брайан. Я посылал копии графологу.

 — Что? — она резко выпрямилась. — Когда?

 — Через пару дней после того, как Брайан принес открытку. Конечно, я сделал это без твоего ведома, и это было… безрассудно. Теперь мы в расчете.

 — Господи, если это попадет в прессу…

 — Не попадет. Каким образом? Я нашел одного парня в Нью-Йорке, который не отличит Эндрю Морроу от Брюса Уэйна. В копии одного из писем, которую я ему отправил, не было ничего, что указывало на Дженет, на место или даже на время. Я был осторожен.

 — Хорошо. Хорошо, — она успокоилась.

 — Он сделал вывод, что они написаны разными людьми. Парень не дает стопроцентную гарантию, потому что это копии и потому что я сказал ему, что письма разделяют четыре года. Но он очень сомневается, что они написаны одной рукой. Он сказал, что почерки похожи и что обоих авторов мог обучать письму один и тот же человек.

 — Например, школьный учитель?

 — Возможно.

 Новая ниточка, подумала Силла.

 — Значит, это мог быть человек, который учился в одной школе с Эндрю. Приятель. Близкий друг. Или тот, кто ходил в ту же школу и учился у того же учителя, но позже. И это явно сужает круг поисков.

 — Я могу заняться этим — попытаюсь. Поговорю с дедушкой. Он примерно одного возраста с Эндрю. Может, он что-то помнит.

 — Думаю, это хорошая идея, — Силла разглядывала спущенные шины. — Если хочешь получить ответы, нужно задавать вопросы. Мне нужно работать. А тебе ехать в банк, — она толкнула его плечом. — Мы помирились?

 — Нет, пока не занялись любовью.

 — Я внесу это в свой список.

 Форд остановился перед маленьким домиком на окраине города. Выйдя из машины, он услышал жужжание газонокосилки и поэтому вместе со Споком обогнул дом и вошел во двор через ворота в цепочной ограде.

 Его дед в рубашке поло, бермудах и мягких туфлях возил электрическую газонокосилку по небольшой лужайке, объезжая гортензии, кусты роз и клен.

 Еще от ворот Форд увидел, что струйки пота стекают по вискам деда из-под бейсболки с эмблемой «Вашингтон редскинс». Форд крикнул и махнул рукой, и на лице деда появилась широкая улыбка.

 — Привет, — Чарли выключил газонокосилку. — Привет, Спок, — добавил он и похлопал себя по бедру, приглашая пса опереться на его ногу передними лапами, чтобы погладить его по голове. — Что случилось?

 — Ничего. Хочу скосить остаток твоей лужайки. Дед, сегодня слишком жарко для такой работы.

 — Надо было начать пораньше.

 — Я думал, что ты нанял для этого соседского мальчишку. Ты сам говорил об этом, когда я предложил приехать и помочь.

 — Собирался, — на лице деда появилось упрямое выражение. — Мне нравится косить мою траву. Песок из меня еще не сыплется.

 — Конечно, не сыплется. Но не стоит работать до изнеможения на такой жаре. Давай я закончу. Может, ты приготовишь нам чего-нибудь холодненького? А Спок не откажется от воды, — прибавил Форд, зная, что этот прием действует безотказно.

 — Ладно, ладно. И не забудь убрать газонокосилку под навес, когда закончишь. Будь осторожней, не повреди эти розы. Пойдем, Спок.

 Форду потребовалось не больше двадцати минут, чтобы закончить работу, и все это время дед, словно коршун, наблюдал за ним через затянутую сеткой дверь черного хода. А это значит, подумал Форд, что кондиционер в доме не включен.

 Когда Форд убрал газонокосилку, пересек крошечный бетонный дворик и вошел в дом, с него градом катился пот.

 — Это же август, дед.

 — Я знаю, какой теперь месяц. Ты думаешь, я слабоумный?

 — Нет, просто чокнутый. Позволь тебя заверить, что кондиционер — это не орудие сатаны.

 — Не так уж жарко, чтобы включать кондиционер.

 — Достаточно жарко, чтобы свариться заживо.

 — Тут дует приятный ветерок.

 — Да, из ада, — Форд уселся за стол и стал жадно пить чай со льдом, который приготовил Чарли. Спок лежал на полу и похрапывал. Наверное, впал в кому от жары, подумал Форд.

 — А где бабушка?

 — Тетя Сесси повезла ее на собрание клуба книголюбов в магазин твоей матери.

 — Понятно. Будь она дома, она угостила бы меня печеньем. Я точно знаю, что ты скормил Споку пару штук, перед тем как он отключился.

 Чарли фыркнул, но все же встал, чтобы взять с кухонного стола коробку с тонкими пластинками лимонного печенья, которым он угощал Спока. Вытряхнув несколько штук на тарелку, он поставил ее перед Фордом.

 — Спасибо. Я купил дом.

 — У тебя уже есть дом.

 — Да, но это вложение денег. Силла собирается отреставрировать его, сотворив с ним чудо, а потом я его продам и буду богатым человеком. Или лишусь последней рубашки, перееду жить к тебе с бабушкой и буду страдать от жары. Я доверился Силле после того, как увидел, что она сделала со своим домом.

 — Я слышал, она здорово начудила. Многое поменяла.

 — Думаю, к лучшему.

 — Надеюсь увидеть все собственными глазами на вечеринке, которую она устраивает на День труда. Бабушка уже рыскает по магазинам в поисках нового наряда. Странно снова приехать туда на вечеринку. После стольких лет.

 — Наверное, многие из тех, кто придет, бывали в этом доме, когда Дженет Харди была жива, — отличный предлог, подумал Форд. — Мама, папа, родители Брайана. Ты же знал его деда, так?

 — Здесь все знали Эндрю Морроу.

 — Вы дружили?

 — С Дрю Морроу? — Чарли покачал головой. — Мы не враждовали, но я не могу сказать, что у нас были общие интересы. Он был старше, лет на шесть или на восемь.

 — Значит, вы не учились вместе?

 — Мы ходили в одну школу. В те времена она была единственной. У Эндрю Морроу были способности. И хорошо подвешенный язык, — сказал Чарли и сделал глоток чая. — Он мог кого угодно уговорить, чтобы ему одолжили денег, и тот, кто соглашался, никогда об этом не жалел. Он покупал землю, строил дома, потом покупал еще земли и строил магазины и офисные здания. Построил всю эту деревню и был ее мэром. Ходили слухи, что он станет губернатором Виргинии. Но он им так и не стал. Говорят, ему помешали какие-то сомнительные делишки.

 — А с кем он дружил, когда вы учились в школе?

 — Дай-ка вспомнить, — Чарли перечислил несколько имен, которые ничего не говорили Форду. — Кое-кто не вернулся с войны. Некоторое время он дружил с Хеннесси, который теперь в психушке.

 — Правда?

 — Увивался вокруг сестры Хеннесси, Марджи, а потом порвал с ней, когда встретил Джейн Дрейк, на которой потом женился. Она из богатеньких, — Чарли с улыбкой потер руки. — Наследство от предков. Парню нужны были деньги, чтобы покупать землю и строить дома. Кроме того, она была красавицей. И жутко этим гордилась.

 — Я ее помню. Всегда выглядела недовольной. Наверное, за деньги не купишь счастья, особенно если не там ищешь. Может, Морроу искал более приятной компании?

 — Может, и так.

 — И не поэтому ли он не стал губернатором? — предположил Форд. — Тайная связь, угроза разоблачения, скандал в прессе. Это не первый и не последний раз, когда женщина губит политическую карьеру.

 Чарли пожал плечами.

 — Политики, — сказал он тоном, в котором сквозило презрение к людям этой профессии. — Но он все равно оставался здесь популярным человеком. Помог отцу Бадди основать водопроводный бизнес. Благодаря ему в долине появилось много работы. Бадди ведь работает на маленькой ферме, да?

 — Точно.

 — Он работал там и во времена Дженет, вместе с отцом. Тогда волос на голове у него было больше, а живот меньше, и к нему, кажется, переходил бизнес. Он был примерно твоего возраста, может, чуть старше.

 — Наверно, когда здесь была единственная школа, вы учились у одних и тех же учителей. Как Брайан, Мэтт, Шанна и я. Нас всех учил мистер Макгоуэн — а еще младшего брата Мэтта и старшую сестру Брайана. А в начальной школе нас учила писать миссис Йейтс. Всегда придиралась к моему почерку. Могу поспорить, она удивилась бы, узнав, чем я занимаюсь теперь. А тебя кто учил писать, дед?

 — Это было так давно, — Чарли улыбнулся задумчиво. — Сначала мама. Мы сидели за столом, и она давала мне обводить письма, которые она писала. Я был так горд, когда научился писать свое имя. А правописанию нас всех учила миссис Мейси, и она все время снижала мне оценки за то, что я писал так, как меня научила мама. Заставляла оставаться после уроков и выводить буквы на доске.

 — И долго она тут преподавала?

 — Много лет до меня и много лет после. Когда мне было шесть, я думал, что она такая же старая, как горы. Наверное, ей было уже за сорок.

 — А ты начал писать так, как она хотела?

 — Никогда, — Чарли улыбнулся и откусил печенье. — Я всегда писал так, как научила меня мама.

 Форд рассказал о своем разговоре с дедом Силле, сидя под синим зонтиком с бутылкой холодного пива.

 — Мне удалось узнать не так уж много. Один учитель в виде зловредной миссис Мейси. Куча народу из поколения Морроу и следующих поколений, которых она учила писать. Он дружил с Хеннесси, по крайней мере, пока не променял его сестру на богатую и заносчивую Джейн. Он помог основать водопроводный бизнес и многие другие компании. Он мог быть замешан в сомнительных сделках и — или — иметь внебрачные связи, что помешало ему стать губернатором. У него были друзья в высших сферах — можно даже сказать, что он специально заводил там друзей. Через него кто-то из них мог познакомиться с твоей бабушкой, а потом у них завязался роман.

 — Тут все точно так же, как в Голливуде, — сказала Силла и подумала, что так, наверное, везде. — Бадди работал тут, когда ему было тридцать? Трудно представить себе Дженет, безумно влюбленную в водопроводчика, особенно в Бадди. Хотя он был всего лишь на несколько лет моложе ее.

 — А ты можешь вообразить, что Бадди пишет: «Я отдаю свое сердце, свою душу в твои прекрасные руки»?

 — Нет. Между прошлым и настоящим больше связей, чем я предполагала. Но я могу никогда не узнать об этих связях, судя по тому, как туго продвигается дело.

 — Дом Хеннесси выставлен на продажу, — Форд накрыл своей ладонью ее руки. — Я проезжал мимо после разговора с дедом. Занавески задернуты, на дорожке нет машины. И новенькая табличка с объявлением о продаже во дворе перед домом.

 — Где же она?

 — Не знаю, Силла.

 — Если это сделала она, тогда, может, это «прощальный жест»?

 Форд так не думал. Фрагменты не совпадали, и узор из них не складывался. Нужно их тасовать, подумал он, обрезать и склеивать, пока они не объединятся в единую картину и все не станет ясно.

 С широкой улыбкой на лице Силла вешала свой первый кухонный шкафчик.

 — Отлично выглядит, — одобрительно кивнул Мэтт, который стоял рядом, сунув большие пальцы в карманы джинсов. — Естественный цвет вишневого дерева отлично сочетается с ореховой окантовкой.

 — Еще не привезли двери. Вот это будет шедевр. Так что стоит подождать. Парень настоящий художник.

 Она положила уровень на шкафчик и отрегулировала его положение.

 — Превосходная работа, и довольно серьезная, — он обвел взглядом помещение. — Но сегодня все будет на месте. А когда привезут технику?

 — Через три недели, а может, через четыре. Или шесть. Ты же знаешь, как это бывает.

 — Старинная техника будет здесь здорово смотреться, — он подмигнул Силле, которая слезла со стремянки. — Что бы ни говорил Бадди.

 — Я подкину ему другой повод жаловаться на жизнь, вместо крана для кастрюль, — она с любовью провела рукой по следующему шкафчику. — Давай поднимем этот.

 — Секунду, — сказал Мэтт, потому что у него зазвонил телефон. Он бросил взгляд на дисплей. — Привет, малыш. Что? Когда?

 Его тон и два слова, слившиеся в одно, заставили Силлу поднять голову.

 — Да. Да. Хорошо. Уже иду. У Джози отошли воды, — прибавил он, захлопнув телефон. — Я пойду. — Он схватил Силлу, оторвал ее от земли и подбросил в воздух.

 — Вот, значит, чем вы тут целыми днями занимаетесь, — на пороге кухни появилась Энжи.

 — У Джози начались роды, — лицо Мэтта расплылось в глупой улыбке.

 — Ой! Ой! А почему вы здесь?

 — Ухожу, — Мэтт поставил Силлу на пол. — Позвони Форду, ладно? Он сообщит остальным. И извини за это, — он показал на шкафы.

 — Не волнуйся, — Силла двумя руками подтолкнула его к двери. — Иди! Иди, рожай.

 — У нас будет девочка. Сегодня у меня будет дочь. — Он схватил Энжи, поднял, поцеловал, поставил на место и выбежал из кухни.

 — Не опоздайте. — Энжи со смехом хлопнула себя по губам. — Он хорошо целуется. Какой замечательный день. Мне нужно позвонить Сюзанне, младшей сестре Джози. Мы подруги. А еще — вы только посмотрите на это!

 — Дело движется. Если хочешь, походи, посмотри. Мне нужно позвонить Форду.

 Пока Силла звонила, Энжи бродила по кухне, заглядывая в кладовку и открывая шкафчики.

 — Мужчины такие странные, — сказала Силла, пристегивая телефон к поясу. — Он сказал: «Здорово. Понял. Увидимся».

 — Он немногословен.

 — Обычно бывает наоборот.

 — Знаешь, Силла, все это выглядит потрясающе, — Энжи развела руками. — Просто потрясающе. И откуда ты знаешь, куда вешать все эти шкафчики?

 — Схема.

 — Да, но сначала нужно эту схему нарисовать. Я с трудом представляю, можно ли передвинуть кровать с одного места на другое и куда поставить комод, если я это сделаю.

 — А мне плохо давались уроки в школе, не говоря уже о том, чтобы учиться в колледже, как ты. Каждому свое.

 — Наверное. Ну, — Энжи шутливо отсалютовала ей. — Рядовой Макгоуэн заступает на дежурство.

 — Что?

 — Я пришла красить. Могу помочь повесить шкафчики, раз Мэтт ушел. Но, честно говоря, я лучше буду красить. Кстати, как ты их вешаешь? — спросила она. — То есть на чем они держатся? Впрочем, неважно. Лучше я возьму кисть.

 — Энжи, ты не обязана…

 — Я хочу. Папа сказал, что они закончили соскребать старую краску с фасада и с одного бока и сегодня будут работать на заднем дворе. И если бы кто-то помог, то можно было бы нанести первый слой краски на те места, которые уже очищены. Сегодня у меня свободный день. Я пришла помогать.

 — Это так мило с твоей стороны, но я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обязанной.

 Озорное лицо Энжи стало серьезным.

 — А ты когда-нибудь будешь считать меня сестрой?

 — Я считаю, — пробормотала Силла и взяла уровень. — Конечно. Я имею в виду… что мы сестры.

 — Если это так, то я могу сказать: «Заткнись и покажи мне, где краска», — ее губы растянулись в хитрой улыбке. — А то я пожалуюсь папе, что ты меня обижаешь.

 Силла не выдержала и расхохоталась.

 — Ты очень похожа на него. Того, кто сделал нас сестрами.

 — Я взяла от него только хорошие качества. А ты…

 — Краски в амбаре. Мы можем выйти сюда, — Силла открыла дверь на задний двор. — Может, мне не нравится иметь сестру моложе меня с такой изящной спортивной фигуркой.

 — А мне, может, не нравится иметь сестру с такими длинными ногами и роскошными волосами. Зато у меня попа красивее.

 — Вот уж нет. У меня знаменитая попа.

 — Ну да, ты демонстрировала ее в «Кошмаре на озере».

 — Неправда, я прикрывалась бикини. — Едва сдерживая смех, она остановилась, чтобы вытащить из кармана ключи, и посмотрела на дом. — О, черт!

 Энжи повернулась и открыла рот от удивления, увидев, что ее отец стоит на лесах на уровне третьего этажа и соскребает старую краску со стены.

 — Папа! Слезай оттуда! — хором закричали они.

 Гэвин оглянулся, посмотрел вниз и приветственно помахал им рукой.

 — Я говорила ему не лезть наверх. Он обещал мне — никаких лесов и раздвижных лестниц.

 — Он никого не слушает, если уже вбил себе что-нибудь в голову. Делает вид, что слушает, а потом все равно поступает по-своему. Это безопасно? — спросила Энжи, схватив Силлу за руку. — То есть они не опрокинутся, не сложатся?

 — Безопасно, но…

 — Тогда мы не будем смотреть. Мы возьмем краску. Я пойду красить фасад, а ты вернешься внутрь. Оттуда мы его не увидим. И мы ничего не скажем моей матери.

 — Ладно, — Силла демонстративно отвернулась и вставила ключ в навесной замок амбара.

 Оливия Роуз Брюстер появилась на свет в 2:25 пополудни.

 — Мэтт на седьмом небе, — сказал Форд, когда они подъехали к больнице. — Раздает жвачку с глупой улыбкой на лице. Малышка очень симпатичная, с черными волосами. Итон родился лысым, как мой дядя Эдгар, но девочка — у нее копна волос.

 — Похоже, дядя Форд тоже очень доволен.

 — Это радость. Огромная радость. Джози выглядела усталой, когда я зашел к ней сразу после родов.

 — Удивительно. Она должна была выглядеть как фотомодель, после того как вытолкнула из себя восемь фунтов и пять унций…

 — Ладно, ладно. Не нужно подробностей. — Он с трудом нашел место на больничной автостоянке. — Я поговорил с Мэттом, пока ты была в душе. Он говорит, что с ними обеими все в порядке.

 — Как приятно приезжать сюда по такому радостному поводу, — она скользнула взглядом по этажу, где находилось отделение реанимации.

 — Ты разговаривала с Шанной, после того как она вернулась из поездки?

 — Нет.

 — Она очень довольна, — он взял Силлу за руку, когда они пересекали стоянку. — Она говорит, что Стив хорошо выглядит. Почти набрал потерянный вес и теперь похож, как она выразилась, на римского гладиатора. Пользуется тростью, только если устанет.

 Форд открыл тяжелую стеклянную дверь.

 — Я отправила ему по электронной почте фотографии дома. Нужно еще сфотографировать кухонную мебель. Зайдем сначала в магазин подарков. Подарки для мамочки и новорожденной принцессы.

 — Я уже принес ей цветы, — возразил Форд, — и большого розового плюшевого мишку.

 — Восемь фунтов четыре унции…

 — Хорошо, в магазин подарков.

 Нагруженные цветами, воздушными шариками, «музыкальной» овечкой и стопкой книг для новоиспеченного старшего брата, они вошли в палату.

 Джози сидела в кровати и держала на руках запеленутого младенца в розовом чепчике, из-под которого выбивались черные волосики. Брайан разворачивал жвачку, а Мэтт фотографировал жену и дочь.

 — Еще посетители, — просияла Джози. — Силла, ты разминулась с отцом и Патти.

 — Я пришла не к ним, — она наклонилась над кроватью. — Привет, Оливия. Она красавица, Джози. Ты славно потрудилась.

 — Эй, у нее мой нос и подбородок, — воскликнул Мэтт.

 — И она такая же болтушка. Хочешь подержать ее, Силла?

 — Я думала, ты не предложишь. Меняемся. — Она положила овечку на кровать и взяла ребенка. — Вы только посмотрите. Посмотрите, какая прелесть. Как ты себя чувствуешь, Джози?

 — Хорошо. Правда хорошо. В этот раз всего семь с половиной часов. С Итоном было в два раза больше.

 — Мы тут принесли кое-что для старшего братца, — Форд выложил на край кровати книжки-раскраски.

 — Как здорово! Мои родители только что увезли его к себе на обед. Он выглядит таким взрослым, сильным. С трудом… О, это все еще действие гормонов, — добавила она, вытирая наполнившиеся слезами глаза.

 — Так, все в сборе! — воскликнула Кэти, когда они с Томом вошли в палату с букетом розовых роз. — Дайте мне взглянуть на этого чудесного ребенка.

 Силла послушно повернулась.

 — Посмотри на эти волосы. Том, ты только посмотри на эту прелесть.

 — Прямо картинка, — Том положил цветы среди целой горы других букетов и хлопнул Брайана по плечу. — А ты когда подаришь нам такого же? Уже два очка в пользу Мэтта. К тебе это тоже относится, Форд.

 — Сачки, — согласилась Джози и протянула руки, чтобы взять Оливию.

 — У меня очень высокие требования, — сказал Брайан. — Мне нужна женщина, которая была бы таким же совершенством, как моя мама.

 — Удобный предлог, — заметила Кэти, подошла к Брайану и поцеловала его в щеку. Потом повернулась и поцеловала Мэтта. — Поздравляю.

 — Спасибо. Мы думали, что еще неделя. Когда утром позвонила Джози, я подумал, что она хочет напомнить мне, чтобы я купил сливочное мороженое с карамелью и кокосовой стружкой. Она съедала горы этого мороженого.

 — Мне так хотелось! — со смехом сказала Джози.

 — А у меня это были арахисовые леденцы. Море арахисовых леденцов. Удивляюсь, как я не лишилась всех зубов.

 — Ты больше не прикасалась к ним после рождения Брайана, — заметил Том.

 — Наверное, пройдет много времени, прежде чем я смогу смотреть на кокосы, — Джози погладила Оливию по щечке. — Слава богу, что не нужно ждать еще неделю.

 — И ты сможешь показать малышку на празднике у Силлы. Мы все ждем его с нетерпением, — добавила Кэти, повернувшись к Силле. — Можно сказать, что твой дом — это твой ребенок.

 — Только без розового плюшевого мишки и белого платьица, — согласилась Силла.

 Мэтт снова принялся раздавать жвачку.

 — Я вынужден сегодня взять выходной. Мы только начали вешать кухонные шкафы. Как там дела?

 — Осталось установить витрину, навесить двери, поставить краны. Тогда все будет готово для столешниц, когда их доставят.

 — Я собираюсь устроить совет с Патти и матерью Форда. А если ты его уговоришь, — сказала Кэти Силле, — Том приготовит свои фирменные ребрышки.

 — И чем они так знамениты? — улыбнулась Силла.

 — Все дело в приправе, — заявил Том. — Семейный секрет.

 — Не раскрывает рецепт даже мне.

 — Он передается только от отца к сыну. Многие пытались разгадать эту тайну, но никто не смог. Нам пора идти, Кэти.

 — Мы обедаем с друзьями. Тебе нужно отдохнуть, Джози. Завтра, когда буду здесь, загляну навестить тебя и твое сокровище.

 Прощание заняло несколько минут. Когда Силла и Форд вышли из палаты, Силла почувствовала, что в ее кармане лежит жвачка.

 — Как здорово, что ваши родители — твои, Брайана, Мэтта — так близки со всеми вами. Прямо как одна семья.

 — Мы росли вместе, и Шанна тоже. Ее родители развелись лет десять назад. Оба завели новые семьи и уехали.

 — Но три из четырех пар вместе. Больше, чем в среднем по стране. Они выглядят такими счастливыми. Мэтт и Джози. Прямо видно, как их глаза лучатся счастьем. Сколько они женаты?

 — Кажется, около шести лет. Но они вместе гораздо дольше. Послушай, если ты хочешь, чтобы мы куда-нибудь заехали пообедать, так и сделаем, — он постучал пальцами по рулю. — Но я бы предпочел пообедать дома.

 — Я согласна. Что-то не так?

 — Нет. Все в порядке, — за исключением натянутых, как струна, нервов, подумал он. Внезапно его пронзило неотвратимое осознание того, что он должен сделать следующий шаг, следующий ход.

 И неважно, готов он к этому или нет. Время пришло.

 Он налил два бокала вина и принес их на веранду, где сидела Силла. Она рассеянно гладила Спока и разглядывала дом по ту сторону дороги.

 — Первый слой краски на фасаде первого этажа и веранде не верх совершенства. Но выглядит чисто. И служит символом заботы и участия. Это было так странно, Форд, так странно. Вешать шкафы с одним из парней Мэтта, зная, что отец на заднем дворе счищает со стен старую краску, а Энжи красит фасад новой. В обед появилась Патти с кучей бутербродов. Не успели мы их проглотить, как она взялась за кисть. Я просто не знаю, что думать и как к этому относиться.

 — Это семья, Силла.

 — Наверное. Большую часть моей жизни семья была иллюзией. Декорацией. В детстве мне часто снилась мама. Странные, яркие сны. Но в них всегда была она, как часть этой иллюзии, смесь ее и Лидии — актрисы, которая играла мать Кэти.

 — Мне это кажется абсолютно нормальным, учитывая обстоятельства, в которых ты росла.

 — Психоаналитик говорил, что мое подсознание смешивает их, потому что я была недовольна реальностью. В самую точку — только все было еще сложнее. Мне хотелось совместить оба этих мира. Но я хотела быть там собой, а не Кэти. Силлой. У Кэти была своя семья — по крайней мере, восемь сезонов.

 — А у Силлы ее не было.

 — Была. Но это была довольно непрочная конструкция, — сказала она. — Позже я отказалась от нее. Пришлось. А приехав сюда, я опять растерялась. Я странно себя чувствую, пытаясь определить, как войти в семью, как присоединиться к ней на этом этапе.

 — Стань моей.

 — Что?

 — Стань моей семьей, — он поставил на стол между ними коробочку с кольцом. — Выходи за меня замуж.

 На несколько секунд она лишилась способности думать и говорить, как будто внезапно получила удар по голове.

 — Боже, Форд.

 — Это не ядовитое насекомое, — сказал он, когда она отдернула руки. — Открой ее.

 — Форд.

 — Открой ее, Силла. Ты не должна прогонять парня, когда он делает тебе предложение. Прими или откажи, но не прогоняй.

 Она медлила, и Спок тихонько зарычал, ткнувшись головой в ее лодыжку.

 — Просто открой.

 Она послушалась, и в мягком свете сумерек кольцо засияло, словно мечта. Чистая, прекрасная мечта.

 — Ты редко носишь драгоценности, а когда надеваешь их, то стараешься избежать вычурности. Что-нибудь неброское, классическое. — У него вновь возникло это странное ощущение в груди, что-то горячее и давящее, как во время разговора с ее отцом на кухне. — Поэтому я подумал, что не произведу на тебя впечатления огромным камнем. Кроме того, ты работаешь руками, и это тоже нужно учитывать. Мне показалось, что утопленные бриллианты лучше выступающих. Мама помогла мне выбрать его несколько дней назад.

 — Твоя мама, — волна паники снова сжала горло Силлы.

 — Она женщина. А я впервые в жизни покупаю кольцо женщине, так что мне была нужна помощь. Мне понравилась идея с тремя камнями. Прошлое, настоящее и будущее. У каждого из нас есть прошлое, у нас есть общее настоящее, и я хочу будущего вместе с тобой. Я тебя люблю.

 — Оно прекрасно, Форд. Просто прекрасно. А мысль, которая за ним скрывается, делает его еще прекраснее. Но я плохой выбор, — она взяла его руки в свои. — Я цепенею от одной мысли о браке. Я совсем к нему не готова. Вспомни, о чем мы только что говорили. У тебя есть отец и мать, и это у них единственный брак. Ты веришь в семью. А у меня на двух родителей семь браков. Как я могу верить в это?

 Странно, подумал он, что ее отчаяние, ее страхи и сомнения рассеяли это необычное ощущение у него в груди.

 — Это ерунда, Силла. Это не мы с тобой. Ты меня любишь?

 — Форд…

 — Не такой уж трудный вопрос. Просто «да» или «нет».

 — Это для тебя просто. Ты можешь сказать «да», и это просто. Я могу сказать «да». Да, я тебя люблю, но мне очень страшно. Люди любят друг друга, а потом все разваливается.

 — Да. И люди любят друг друга, и все остается. Это просто еще один шаг, Силла. Следующий шаг.

 — Извилистая дорожка. Кажется, ты так это называешь?

 — Я ускорил шаг. Но это не значит, что я не умею ждать. — Форд закрыл коробочку и подвинул к ней. — Возьми его. Храни его. Подумай о нем.

 — Ты думаешь, что я не смогу устоять, открою ее, буду смотреть, — она не отрывала взгляда от коробочки. — Что я поддамся?

 Он улыбнулся. Ее невозможно не любить.

 — Посмотрим.

 Она накрыла ладонями коробочку и, едва дыша, положила в карман.

 — Я бывшая актриса, а в моей семье были алкоголики, наркоманы и самоубийства. Не понимаю, на кой черт я тебе сдалась.

 — Наверное, я сошел с ума, — он взял ее ладонь и поцеловал. — Раз в несколько дней я буду задавать тебе простой вопрос: «Ну?» И тогда ты сможешь отвечать, что ты думаешь по поводу моего предложения.

 — Ключевым словом будет «ну»?

 — Точно. Иначе мне незачем было приносить кольцо. Просто носи его с собой и думай о нем. Договорились?

 — Хорошо, — сказала она после секундного колебания. — Хорошо.

 Он взял свой бокал и прикоснулся к ее бокалу.

 — Может, мы закажем что-нибудь в китайском ресторане?

 Она не понимала, как это ему удалось, искренне не понимала. Мужчина сделал ей предложение. Он подарил ей кольцо, необыкновенно красивое, подходящее ей, потому что он думал о ней, когда выбирал его. О том, кто она и какая она. Ее реакция, ее сопротивление и — не виляй, сказала себе Силла, прикручивая медные ручки к шкафам, — ее ужас в ответ на его предложение должны были обидеть его.

 Тем не менее после того, как он сказал то, что хотел, и после того, как они заключили договор, он заказал креветки «Баттерфляй» и цыпленка «кунг-пао». Он ел так, будто его желудок не сжимали спазмы — как у нее, — а потом предложил отвлечься и посмотреть первый сезон сериала «Баффи — победительница вампиров».

 И примерно на третьей серии, когда она начала расслабляться и смогла думать о чем-то еще, кроме кольца в кармане, он овладел ею, призвав на помощь медленные, трепетные поцелуи и ленивые, долгие ласки. Вынырнув из безумия страсти, она могла думать только о кольце.

 Прошло почти двенадцать часов, а она все еще не могла выкинуть кольцо из головы.

 Она не верила в брак. Вот и все. Даже совместная жизнь была полна ловушек. Черт возьми, она с трудом привыкла к тому, что он говорит, что любит ее. С трудом поверила этому. Она еще не закончила дом, не открыла свой бизнес.

 Разве ей не о чем больше думать? Разве у нее нет других дел, кроме как каждую минуту нащупывать обручальное кольцо в своем кармане и волноваться, не зная, когда Форд подойдет к ней и спросит: «Ну?»

 — Эй?

 — Силла?

 Услышав голоса, Силла несколько раз ударила головой о дверцу шкафа. Превосходно, подумала она, просто превосходно. Патти и мать Форда. Только этого ей не хватало.

 — Вот ты где, — сказала Патти. — Вся в работе.

 Силла заметила, как две пары глаз первым делом скользнули по безымянному пальцу ее левой руки, и в них мелькнула тень разочарования. Отлично, теперь она виновата в том, что привносит печаль в жизнь двух женщин среднего возраста.

 — Мы надеялись, что ты выкроишь пару минут, чтобы обсудить меню для вечеринки, — начала Патти. — Мы думали, что могли бы купить некоторые продукты и хранить их у себя, пока ты не обзавелась большим холодильником.

 Вы надеялись и на кое-что еще, подумала Силла.

 — Давайте сразу все проясним. Да, он сделал мне предложение. Да, кольцо великолепное. Нет, я его не ношу. Не могу.

 — Не подходит? — спросила Пенни.

 — Не знаю. Я не могу думать об этом. Я не могу думать об этом. Это было низко с его стороны, — с жаром прибавила она. — Я благодарна… нет, я не благодарна вам, что вы пришли сюда вот так, но я пытаюсь понять, почему вы это сделали. У меня и так достаточно забот, а он еще добавил к ним и это. Я даже не знаю, слушал ли он меня, понял ли он причины, почему… — она вдруг умолкла.

 Он никого не слушает, говорила Энжи об отце, если уже вбил себе что-нибудь в голову. Делает вид, что слушает, а потом все равно поступает по-своему.

 — О боже. Разве это не чудесно? Он похож на папу. Как папа, только с легким налетом занудства. Спокойный, уравновешенный и наступает так терпеливо, что ты даже не замечаешь, как остаешься без брони, посреди поля, полностью беззащитный. Это такой тип людей.

 — Любят не тип, а человека, — тихо сказала Пенни. — Или не любят.

 Мать Форда, напомнила себе Силла. Нужно быть осторожной.

 — Я достаточно его люблю, чтобы дать ему время самому понять, что из этого ничего хорошего не выйдет. Я не хочу причинять ему боль.

 — Это возможно. Ты причинишь ему боль. И он причинит тебе боль. Это неизбежно, когда люди привязываются друг к другу. Мне не нужен мужчина, которому я не могу причинить боль. И уж я точно не вышла бы замуж за того, кто не может причинить боль мне.

 — Мне это кажется абсолютно бессмысленным, — Силла озадаченно смотрела на Пенни.

 — Когда поймешь, то будешь готова примерить кольцо. Твои шкафы просто замечательны, и я начинаю хотеть такие же. А что, если мы найдем местечко, где можно на минутку присесть и обсудить меню?

 Силла вздохнула:

 — Может, он похож не на моего отца. Может, он похож на вас.

 — Вот и нет. Я всегда была гораздо противнее Форда. Давайте сядем там, — она кивнула в сторону окна. — Под тем синим зонтом.

 Когда Пенни вышла, Патти подошла к Силле и обняла ее.

 — Она любит своего сына. Она хочет, чтобы он был счастлив.

 — Знаю. Я тоже.

 Может, следует составить список, думала Силла. Аргументы за и против того, чтобы достать кольцо из коробки. Во всех областях своей жизни она полагалась на списки, схемы и чертежи. Пожалуй, следовало воспользоваться этим способом, прежде чем принимать такое важное решение.

 С колонкой «против» все просто, размышляла она, зачерпывая ложкой прямо из коробки сухой завтрак «Спешл-кей», который обычно ела после занятий в тренажерном зале, перед работой. Тут она может заполнить не одну страницу. Написать целую книгу, черт возьми, как это делали другие, рассказывая о женщинах семьи Харди.

 Честно говоря, имелись и аргументы «за». Но может быть, они объясняются в основном — или исключительно — эмоциями? И не вызваны ли эти эмоции нервным стрессом от постоянного ожидания того, что он в любой момент может подойти к ней и спросить: «Ну?»

 Хотя он еще этого ни разу не сделал.

 Поэтому она вздрогнула и чуть не уронила коробку с хлопьями, когда он неожиданно вошел в кухню.

 — Привет. — Он насыпал себе в чашку немного сухого завтрака. — Как ты это ешь? Похоже на маленькие веточки.

 — В отличие от твоих, с кучей сахара?

 — Точно.

 Он не только встал в шесть утра, отметила Силла, он бодрый, с ясными глазами. А она знала, что он работал допоздна. Но он встал, оделся и ест «Спешл-кей». Потому что собирается проводить ее через дорогу и ждать, пока не приедет кто-то из рабочих.

 И в какую колонку списка это отнести, «за» или «против»?

 — Знаешь, на меня вряд ли нападут, когда я буду переходить через дорогу в половине седьмого утра.

 — Шансы невелики, — улыбнулся он, продолжая жевать.

 — И я знаю, что вчера ты работал до поздней ночи и что ты не привык так рано вставать.

 — Как и совершать утренние пробежки. Знаешь, я обнаружил, что при таком режиме успеваю гораздо больше сделать. К концу сегодняшнего дня у меня будут готовы в цвете десять глав, и у меня останется время поместить пару карикатур на своем сайте.

 — Я рада бы тебе помочь, но…

 — Ты во всем ищешь негатив. Мне нравится в тебе эта черта, потому что она заставляет меня искать светлые стороны — стороны, которые я в противном случае мог бы пропустить или посчитать естественными. Ты напоминаешь мне, что я люблю свое дело. А это значит, что мне интересно сделать больше за тот же промежуток времени. И заработать больше денег. Мы поедем на Каймановы острова — мое любимое место — примерно в середине января, будем купаться в море и греться на песке, пока наши соседи будут разгребать снег.

 — К тому времени я буду заканчивать два дома. Я…

 — Ты должна выкроить время в своем графике. В крайнем случае мы можем отложить море и солнце на февраль. Я покладистый.

 — Прикидываешься, — она улыбнулась и погрозила ему пальцем. — Ты как течь в трубе, Форд. Не устраненная вовремя течь в конечном итоге разъедает все. Камень, металл, дерево. Она не производит большого шума и не вызывает потопа. Но делает свое дело.

 — Я воспринимаю это сравнение как комплимент. Кухонный стол привезут сегодня, да?

 — Утром. А днем придет Бадди, чтобы закончить с трубами.

 Форд убрал за собой посуду.

 — Важный день. Пора начинать. Пойдем! — прибавил он чуть громче, и прибежавший на его голос Спок закружил по кухне.

 Силла вышла вместе с Фордом и остановилась на пороге, чтобы просто взглянуть на маленькую ферму. Она утопала в сочной зелени. Простые очертания красного амбара смягчались изгибом каменной стены и вьющимися растениями. Она видела пруд с поднимающимися остатками утреннего тумана и изящным силуэтом плакучей ивы. А дальше поля, заросшие чертополохом и золотарником, и горы на фоне утреннего неба.

 И дом — самое главное — с белой верандой и фасадом, наполовину выкрашенным в благородный синий цвет.

 — Я рада, что отец уговорил меня покрасить дом снаружи раньше, чем планировалось. Я и не представляла, как приятно будет смотреть на него. После того как покраска закончится, он станет похож на старую характерную актрису после удачной подтяжки лица. — Она рассмеялась и, почувствовав, что у нее улучшилось настроение, взяла Форда за руку. — Которая позволит ей сохранить достоинство и неповторимость.

 — Удачное сравнение, учитывая количество разрезов и швов, которые пришлось сделать. Но я не совсем понимаю, что такое полная подтяжка лица.

 — Это одна из разновидностей ухода за собой.

 — Ты когда-нибудь сможешь… — в его голосе звучала неподдельная тревога.

 — Кто знает? — она пожала плечами. — Я достаточно тщеславна, чтобы у меня появилось такое желание. Моя мать уже сделала две подтяжки, не считая всего остального, — удивленная страхом в его глазах, она толкнула его локтем. — Многие мужчины тоже это делают.

 — Тебе нет никакой необходимости думать о подтяжках, по крайней мере в ближайшие двадцать лет. Ты что-нибудь отправляешь почтой? — он кивнул в сторону ее почтового ящика с поднятым красным флажком.

 — Нет. Забавно. Я ничего не оставляла тут после вчерашней доставки. Может, кто-то из рабочих.

 — Или это сюрприз, — он свернул к почтовому ящику и протянул руку к крышке.

 — Подожди! Не надо! — она схватила его за руку, а ее сердце учащенно забилось. Услышав ее голос, Спок задрожал и угрожающе зарычал. — Форд, там может быть что угодно.

 — Да. Ты… держись сзади.

 — Подожди, пока я…

 Но он не стал ждать, а сделал шаг к почтовому ящику и резко дернул крышку вниз.

 Внутри не оказалось свернувшейся кольцами шипящей змеи. Никакие насекомые не поползли по столбу. Там сидела кукла с поднятыми руками, как будто она защищалась от кого-то. Пуля оставила маленькое отверстие с оплавленными краями прямо в центре лба куклы.

 Хорошего понемножку, решил Форд. У копов есть кукла, они будут вести расследование. Но до сих пор они не смогли сдержать обещание и остановить этот поток угроз Силле.

 Это не хулиганство, не шутки и не оскорбления. Это угрозы.

 Сняв отпечатки пальцев с почтового ящика и с куклы, задав все необходимые вопросы и даже определив калибр пули, они не решат проблему. Все это не предотвратит тот ужас, который появится на лице Силлы в следующий раз. Завтра или послезавтра.

 Все понимали, что следующий раз обязательно будет. И в следующий раз это может быть Силла, а не кукла.

 Он остановился перед домом Хеннесси. Где-то все это началось, подумал он, и где-то должно закончиться. Он подошел к двери и постучал.

 — Зря теряете время, — женщина в огромной соломенной шляпе подошла к штакетнику, обозначавшему границу соседних участков. — Там никого нет.

 — А вы не знаете, где они?

 — Всем известно, где он. Взаперти, — она покрутила пальцем у виска под полями шляпы. — Пару месяцев назад пытался убить женщину на дороге в Мидоубрук. Внучку Дженет Харди — ту самую, которая маленькой девочкой снималась в сериале. Если вы хотите с ним поговорить, вам нужно в центральную больницу штата, в Питерсберг.

 — А миссис Хеннесси?

 — Не видела ее последние пару недель. Продает дом, как вы смогли заметить, — она показала на объявление, а затем опустила маленькие садовые ножницы в кармашек на поясе.

 Собирается посплетничать, понял Форд.

 — У нее была нелегкая жизнь. Сын стал инвалидом еще подростком. Умер около года назад. Ее муж никому тут доброго слова не сказал. Все время кричал или грозил кулаком детям, если они слишком шумели, а людям, которые хотели помочь, говорил, чтобы они не лезли не в свое дело. Лично я развелась бы с ним после смерти мальчика, но она терпела. Может, сейчас она просто сбежала, но, скорее всего, уехала в Питерсберг. Не знаю, смотрел ли кто-нибудь дом. Надеюсь, его купят люди, которые умеют ладить с соседями.

 До Питерсберга и обратно — это неблизкий путь, решил Форд.

 — Вы, наверное, должны были заметить, если она уезжала. Я имею в виду мебель, вещи.

 — Может, и заметила бы, если бы все время сидела дома. — Она внимательно посмотрела на него из-под широких полей шляпы. — Вы же им не родственник?

 — Нет, мэм.

 — Могу сказать, что не видела и не слышала ее уже четыре дня. Честно говоря, я поливаю цветы, которые она посадила. Не могу смотреть, когда что-то бросают на погибель.

 Силла пыталась брать пример с Форда и находить во всем хорошее. Хорошо то, что кукла с простреленной головой в ее почтовом ящике не принесла никакого материального ущерба. Она ничего ей не стоила, за исключением нервов и времени.

 К плюсам также можно отнести то, что полиция воспринимает все это очень серьезно. Правда, им пока не удалось проследить, откуда взялись эти куклы — с интернет-аукциона, из комиссионного магазина, магазина игрушек или чьей-то личной коллекции. Но она чувствовала себя немного спокойнее, зная, что полиция делает все, что может.

 Ее рабочие тоже были возмущены. Хорошо, когда люди на твоей стороне — даже если они могут всего лишь выразить свое возмущение и сочувствие.

 Кроме того, ей очень понравились столешницы и фартуки. Прожилки и крапинки теплого золотистого цвета, пятна белого и черного на фоне шоколадных шкафов. А медные краны будут просто потрясающими. Она была права, абсолютно права, когда выбрала каскадную окантовку.

 Силла провела пальцами по витрине, как по теплой, бархатной коже любовника, и едва не замурлыкала.

 — В кухне стало довольно темно, особенно с этой грудой мебели, что вы сюда понаставили.

 — Бадди, — Силла едва повернула голову и ответила тоном, которым обычно разговаривают с капризными маленькими детьми.

 Бадди сжал губы, но ему все равно не удалось сдержать улыбку.

 — Выглядит нормально. В любом случае шкафы красивые. Такое впечатление, что ты в лесу, только стеклянные дверцы на некоторых немного мешают. Я пришел устанавливать мойки. Завтра займусь трубами, посудомоечной машиной и кранами. Не понимаю, зачем людям медные краны.

 — Просто я помешалась на них.

 — Точно, помешались. Вы поможете мне установить эти мойки или будете стоять и смотреть, как кот на канарейку?

 Пока они устанавливали первое основание, Бадди насвистывал сквозь зубы. Через некоторое время Силла заметила, что подпевает ему.

 — «Мне все нипочем», — сказала Силла. — Самая известная песня моей бабушки.

 — Наверное, тут поневоле вспоминаешь о ней. Поставили зажим?

 — Готово.

 — Тогда проверим крепление. Второй раз ставлю мойку на этом месте.

 — Правда?

 — Первый раз менял ее для вашей бабушки. Думаю, прошло лет сорок или сорок пять. Наверное, пришла пора ставить новую. Хорошо, хорошо, — пробормотал он. — Стала на место. Хорошо, — он отметил места для крепежа.

 — Давайте снимем ее.

 Силла взялась за деревянный брус, прикрепленный к мойке.

 — У вас с отцом было много работы в округе.

 — И теперь тоже.

 — Вы часто работали на Эндрю Морроу?

 — Точно. Мы монтировали всю сантехнику для «Скайлайн Девелопмент». Тридцать три дома, — сказал он, доставая дрель. — Хорошо заработали, так что я смог купить один из тех домов. В октябре будет тридцать семь лет, как я живу в нем. У многих людей здесь появились дома благодаря Дрю Морроу. Я ставил унитазы почти во всех.

 После того как две мойки были установлены, Силла вышла наружу, чтобы разыскать отца. Этим утром она сумела уговорить его «сделать ей одолжение» и не взбираться на леса, а покрасить ставни.

 Он так расстроился, будто ему очень нравилось висеть на уровне третьего этажа с краскопультом в руке.

 — Сделаешь перерыв? — спросила она и протянула ему бутылку воды.

 — Можно, — он погладил ее по руке. — Как ты?

 — Лучше — после того, как занялась делом. И еще лучше, когда с идиотской улыбкой разглядывала свои столешницы. Я помогала Бадди и кое о чем подумала. Он работал тут со своим отцом. И Добби тоже. Интересно, кто еще ремонтировал этот дом, когда он принадлежал Дженет, — тот, кто работает здесь теперь, или кого я не наняла, или кто ушел на пенсию. Может, они злятся, что я тут все меняю. Это не большее безумие, чем поступок Хеннесси, который пытался меня убить за то, что произошло еще до моего рождения.

 — Я должен подумать. Тогда я был подростком, Силла. Вряд ли я что-то замечал.

 Он снял кепку и провел ладонью по волосам.

 — Разумеется, тут работали садовники. Участок был прямо картинка. Я спрошу Чарли, помнит ли он, кого нанимала Дженет. Помню, у нее были люди, которых вы называете смотрителями. Супружеская пара, которая присматривала за всем, когда ее не было. Они приводили дом в порядок, когда она должна была приехать, — что-то в этом роде. Мистер и миссис Йоргансон. Оба уже давно умерли.

 — А плотник, электрик, маляр?

 — Может, Карл Крогер. Тогда он занимался всеми этими мелочами. Я спрошу, но он вышел на пенсию и уехал отсюда несколько лет назад. Кажется, во Флориду. Я помню его только потому, что учился в школе вместе с его дочерью, а потом учил и ее дочь. Не представляю, чтобы Мэри Бет Крогер — теперь она Маркс — была способна на такое.

 — Наверное, это глупая идея. Просто очередная соломинка, за которую я ухватилась.

 — Силла, я не хочу нагнетать страсти или давать тебе еще один повод для волнения, но ты не думала, что тот, кто это делает, имеет зуб на тебя? На тебя, а не на внучку Дженет Харди?

 — Но за что? Я бывший ребенок-звезда и неудавшаяся актриса, записавшая пару более или менее успешных дисков. С этим местом меня связывает только она и ты. Ты, Патти и Энжи — единственные люди, которых я знала, когда приехала сюда. И если честно, плохо знала. Я вложила несколько сотен тысяч долларов в местную экономику. Не понимаю, кому это может не понравиться.

 — Ты права. Я знаю, что ты права. Но куклы. Это направлено против тебя. Это не просто вандализм, Силла. Кто-то уродует кукол с твоим лицом, какой ты была в детстве.

 — Ты пришел сюда красить или охранять меня? — она пристально посмотрела на отца.

 — Могу совмещать и то и другое. По крайней мере, до начала школьных занятий. Лето кончается, — сказал он, не глядя на нее. — Я буду скучать по проведенным здесь дням, по работе. Мы далеко продвинулись с июня.

 Ты и я. Она поняла, что он хотел сказать.

 — Ты прав. Несмотря ни на что, это лучшее лето в моей жизни.

 Форд смотрел, как Силла навешивает ставни, покрашенные отцом, на окна, выходящие на сад. В воздухе стоял запах краски, смешиваясь с запахами травы, жары и гвоздики, которая росла в большом синем горшке на веранде.

 — Я просто хотела закончить с этим. Тебе необязательно стоять у меня над душой.

 — Я просто наблюдаю. Жарким летним днем так приятно сидеть и смотреть, как другие работают.

 — Знаешь, — она покосилась на его ленивую позу, — я могу научить тебя вворачивать шурупы.

 — Зачем мне это нужно, когда у меня есть ты?

 — Ладно, прощаю, раз ты купил мне ту замечательную сеялку. И обещал пожарить стейки — на гриле, который собрала я.

 — А также кукурузу с помидорами, купленными в палатке у дороги. Мы устроим настоящий пир.

 Она проверила прочность крепления ставни, потом проверила уровень и принялась за следующую.

 — Но прежде чем приступить к пиру, — продолжал он, — давай закончим с одним менее приятным делом. Сегодня утром я ездил к Хеннесси. Ее там нет, — прибавил он, увидев, что Силла замерла с отверткой в руке. — По словам соседки, она отсутствует уже пару недель. Предположила, что она могла уехать в Питерсберг, поближе к больнице, где его держат. Соседка оказалась права.

 — Откуда ты знаешь?

 — Обзвонил почти все гостиницы и мотели в этом районе. Она зарегистрировалась в «Холидей инн экспресс».

 — Ты настоящий детектив, — заметила она.

 — Это я научил Сыщика всему, что он умеет. Или наоборот. В общем, я сначала думал съездить туда, но потом решил, что это пустая трата времени. Больше ста миль, Силла. Трудно поверить, что она проехала двести миль среди ночи, чтобы положить в твой почтовый ящик эту чертову куклу, которой прострелила голову. Если она хочет достать тебя, зачем ей уезжать так далеко, когда у нее есть дом в двадцати минутах езды отсюда?

 Он умеет мыслить логически, подумала Силла. Как в своих рисунках, которые он выстраивает в жесткой последовательности.

 — Да, это похоже на правду. Жаль, потому что было бы проще и легче, если бы это была она. Значит, есть кто-то другой. И этот другой меня ненавидит.

 Она сдвинула кепку на затылок и рассеянно смотрела, как Спок гоняется за одной из своих кошек на заднем дворе.

 — Сегодня я подозревала Бадди, потому что он стал насвистывать одну из песен моей бабушки. И я подумала: а не он ли воспылал к ней безумной страстью в один из вечеров, когда она пригласила его устранить течь? Или она отвергла его притязания, и теперь он хочет отомстить мне? Я подумала о Добби, который был, конечно, слишком стар. Но у него есть сын, а у его сына тоже есть сын. У меня все перепуталось в голове, и я начала думать, что любой парень мог прострелить голову моему пластмассовому двойнику из-за того, что произошло между ним и моей бабушкой тридцать пять лет назад. А может, прав мой отец, и так проявляется чья-то жестокая и патологическая ненависть к Кэти.

 — Твой отец считает, что тебя преследует человек, возненавидевший персонаж телесериала?

 — Нет. Не совсем. Он предположил, что тот, кто это делает, испытывает неприязнь лично ко мне. Но это тоже бессмысленно, — она опустила отвертку. — И поскольку все это бессмысленно, я продолжаю ходить по кругу и от этого злюсь и нервничаю. Кроме того, через несколько дней я собираюсь принимать тут несколько десятков человек. Подавая человеку картофельный салат, я буду думать, не он ли это. Может быть, тот, кто улыбается мне и благодарит за отличное угощение, на самом деле с радостью прострелил бы мне голову.

 Форд встал и подошел к ней.

 — Возможно, в детстве меня немного замучили дисциплиной, но это — как говорит моя мама — воспитывает характер. А этот характер означает, что я могу тебе сказать, а ты можешь мне поверить, Силла, что никто не посмеет обидеть тебя, когда я рядом.

 — До сих пор никто еще не считал своей главной задачей оберегать меня от обид. И я тебе верю. С тобой я чувствую себя в безопасности, и такого со мной еще никогда не было.

 Он поцеловал ее, очень нежно, потом отстранился и спросил:

 — Ну?

 — О, черт! Я сама напросилась. Сама дала тебе повод, — она отвернулась и взяла шуруповерт. — Послушай, сегодня такой длинный день. Я просто не хочу сейчас об этом говорить.

 Он взял ее за подбородок, слегка приподнял его и вопросительно заглянул в глаза.

 — Я не знаю. Я не знаю. Я еще не составила списки.

 — Какие такие списки? — он погладил ее по щеке.

 — Аргументы «за» и «против». И я предупреждаю тебя, что, если сейчас ты начнешь настаивать, это закончится десятиминутным перечислением пунктов «против». Те, что я тебе уже называла, и еще многие другие.

 — Назови мне один «за», — она тряхнула головой, но он не отпускал ее. — Всего один.

 — Ты меня любишь. Я знаю, что любишь, и я знаю, что ты искренен. Но не зря же это называется «потерять голову». Ты будешь колебаться, когда очнешься, спрашивать себя, какого черта ты тут делаешь, и искать пути к отступлению. Это непрактично, — продолжила она, когда он улыбнулся и еще раз погладил ее по щеке. — Один из нас должен быть практичным. А что, если я скажу: да, давай уедем в Лас-Вегас — как поступили мои мать и бабушка — и там обвенчаемся? Что…

 — Я скажу, что ты собираешь чемоданы, а я заказываю билеты на самолет.

 — Не смеши меня, — она пыталась казаться раздраженной, но у нее не получалось. — Тебе не нужна эта пошлая поездка в Лас-Вегас. Ты серьезен. Ты серьезно относишься к дружбе, к работе, к семье. Ты серьезно относишься к «Звездным войнам», и ты действительно ненавидишь Джар Джар Бинкса.

 — Но послушай. Каждый, кто…

 — Ты серьезно относишься к тому, — перебила она его, — чтобы жить собственной жизнью, и твое добродушие нисколько этому не мешает. Ты серьезен, когда рассуждаешь о том, какой тип криптонита смертелен для супермена.

 — Следует выбрать классический зеленый. Я уже объяснял тебе, что золото может временно ослабить его силу, но…

 — Форд.

 — Прости. Пропустим это и вернемся к Лас-Вегасу.

 — Мы не поедем в Лас-Вегас. Боже, у меня голова идет кругом. Ты не думаешь о практических вещах, о реальности.

 — Можешь проверить. Приведи пример.

 — Отлично. Отлично. Где мы будем жить? Бросим монетку, спросим твой Волшебный шар. Или мы…

 — Ради всего святого, Силла, мы будем жить здесь. Здесь, — повторил он, постучав костяшками пальцев по стене дома.

 Его мгновенный ответ ошеломил ее.

 — А как же твой дом? Ты любишь свой дом. Он замечательный. Приспособлен специально для тебя.

 — Да, для меня. Но не для нас. Конечно, я люблю свой дом и много вложил в него. Но это всего лишь дом для меня и Спока, — он оглянулся как раз в тот момент, когда Спок поймал и прикончил ненавистную невидимую кошку. — Споку хорошо везде. Я не связан с моим домом так, как ты с этим, Силла. Этот дом для тебя. Я видел, как ты его строила, — он взял ее шуруповерт. — Это не только инструменты, гвозди и галлоны краски. Это твой дом. Я хочу, чтобы он стал нашим.

 — Но… — ее голова была переполнена тысячами «но». — А как же твоя студия?

 — Да, мне потребуется много места. Ты что-нибудь придумаешь, — он протянул ей шуруповерт. — Составляй списки, Силла, если хочешь. Любовь? Это зеленый криптонит. Он побеждает все остальное. Я иду на задний двор и начинаю жарить мясо.

 Ошеломленная, она стояла неподвижно, сжимая в руке инструмент, и смотрела, как за ним захлопывается обтянутая сеткой дверь. Что? Любовь — это криптонит? Могла ли она себе представить такое?

 Разве можно понять мужчину — не говоря уже о том, чтобы выйти за него замуж, — у которого так странно работают мозги? Который делает такие заявления, а потом идет жарить мясо? Где его гнев, страх, волнение? Это бессмыслица. Полная бессмыслица.

 Конечно, если она пристроит домашний спортзал с южной стороны дома, как хотела вначале, то потом можно будет достроить второй этаж. Немного наклонить крышу, чтобы было интереснее. Туда прекрасно впишется винтовая лестница. Их рабочие кабинеты будут разделены, чтобы они не мешали друг другу. Плюс южная сторона обеспечит прекрасное освещение в студии. Тогда она сможет…

 Боже, она строит планы. Радужные планы, добавила она, отложила инструмент и принялась расхаживать по веранде. Спок, выполнивший дневную норму по уничтожению кошек, присоединился к ней.

 Это будет не только удобно и не испортит существующую постройку, поняла Силла, но, напротив, улучшит ее. Разорвет линию крыши, завершит ее маленьким балкончиком. Потайные окна.

 Черт бы его побрал! Теперь она все это видела. Она этого хотела.

 Она сбежала по ступенькам и обогнула дом с южной стороны. Спок весело трусил за ней. Да, да, это не только осуществимо, подумала она. Это должно стать именно так.

 Она сунула руки в карманы, и ее пальцы нащупали коробочку с кольцом, которую она носила с собой. Криптонит, подумала Силла, вытаскивая коробочку. Это страшно, очень страшно. Она понимала его. И — это пугало и радовало ее еще больше — он понимал ее.

 Доверял ей. Любил ее. Верил в нее.

 Когда она пришла на задний двор, огонь в гриле уже горел. Кукурузные початки прямо в кожуре были погружены в большую миску с водой — Силла не поняла зачем. Форд принес вино. Она ждала, пока он нальет ей бокал, вдыхая аромат роз, сладкого горошка и жасмина. Солнце просвечивало сквозь деревья, отражаясь от поверхности пруда.

 На мгновение она вновь подумала о празднике, который когда-то царил здесь, о разноцветных огнях, о красивых людях, скользивших по лужайкам, подобно облакам духов. Потом она подумала о нем, стоявшем на камнях, которые она помогала устанавливать, и протягивающем ей бокал вина, и о жизни, которой она не знала, но о которой мечтала.

 Она подошла к нему, спрятав одну руку в карман, и сделала первый глоток из бокала.

 — У меня несколько вопросов. Во-первых — чтобы больше не отвлекаться — зачем ты вымачиваешь кукурузу?

 — Мама сказала, что так надо.

 — Ладно. Откуда ты знаешь, что тебе всегда будет нравиться то, что я задумала?

 — Если не понравится, — ответил он, подхватывая разговор, который будто бы шел давным-давно, — я знаю, как сказать об этом. Научился этому еще в детстве, хотя результат не гарантирован. Но если речь идет о строительстве и дизайне, то велика вероятность, что ты окажешься права.

 — Дальше. Я могу причинить тебе боль?

 — Силла, ты способна разорвать мое сердце на части.

 Она это понимала, понимала, что он может сделать с ней то же самое. И разве это не удивительно? Разве это не чудо?

 — Я не могла бы сделать это со Стивом или он со мной. Хотя мы любили друг друга. И до сих пор любим.

 — Силла…

 — Подожди. Еще один вопрос. Ты попросил меня носить кольцо с собой, потому что надеялся, что оно подействует как криптонит, постепенно ослабит мое сопротивление и я соглашусь выйти за тебя замуж?

 Он переступил с ноги на ногу.

 — И это тоже.

 Кивнув, она вытащила руку из кармана и посмотрела на сверкавшее на пальце кольцо.

 — Вероятно, сработало.

 Его лицо расплылось в довольной улыбке. Он шагнул к Силле, но она уперлась рукой ему в грудь.

 — Подожди.

 — В этом и состоял мой план.

 — Подожди, подожди, — тихо повторила она. — Все, что я говорила раньше, правда. Я дала себе слово больше никогда не выходить замуж. Зачем все это, когда так велики шансы на неудачу? У меня было много неудач. В некоторых я была виновата сама, а иногда просто так получалось. Брак казался мне ненужным, сложным делом. Со Стивом было легко. Мы были друзьями, мы всегда были друзьями. И как бы я его ни любила, это не было трудно или страшно. Никакого риска, ни для него, ни для меня.

 Спазмы сжимали ей горло — чувства рвались наружу. Но она хотела — должна была — все сказать.

 — С тобой все не так, потому что нам обоим будет больно. Если ничего не получится, мы не останемся друзьями. Если у нас ничего не получится, я буду тебя ненавидеть всю оставшуюся жизнь.

 — Я буду ненавидеть тебя еще больше.

 — И это все, что ты можешь сказать? Мы не едем в Вегас.

 — Ладно, но я полагаю, что мы упускаем отличную возможность. А что ты думаешь о свадьбе на заднем дворе?

 — Я думаю, что это было у тебя на уме с самого начала.

 — С самого начала у меня на уме была только ты.

 Она покачала головой, а потом прижала ладони к его щекам.

 — Мне нравятся свадьбы на заднем дворе. Я бы хотела жить в этом доме с тобой. И я не понимаю, как то, что меня пугает, одновременно делает меня счастливой.

 Он прижался губами к ее губам, и от этого нежного поцелуя, от насыщенного ароматами воздуха, от жарких лучей солнца, пробивающихся сквозь кроны деревьев, у Силлы закружилась голова.

 — Я верил в нас, — он снова поцеловал ее и покачнулся вместе с ней. — Ты единственная, с кем я могу танцевать.

 Она склонила голову ему на плечо и закрыла глаза.

 Маленькая ферма

 1973

 — Я верила в любовь, — сказала Дженет, откинувшись на белые атласные подушки на диване цвета розовой губной помады. — Иначе зачем мне было так часто влюбляться? Но любовь быстро кончалась, и мое сердце оставалось разбитым или надтреснутым. Снова и снова. Ты знаешь. Ты прочла все книги, выслушала все истории, видела письма. У тебя есть письма, и ты знаешь, что я любила — до самого конца.

 — Но это не делало тебя счастливой. По крайней мере, счастье не было долгим, — Силла сидела на полу, скрестив ноги, и перебирала фотографии. — Вот этот снимок сделан в тот день, когда ты вышла замуж за Фрэнки Беннета. Ты такая молодая, такая счастливая. И все рухнуло.

 — Ему нужна была звезда, а не женщина. Этот урок мне пришлось усвоить. Но он подарил мне Джонни. Моего чудесного мальчика. Джонни теперь нет. Прошел уже год, а я все еще жду, что он придет домой. Может, теперь тоже будет мальчик.

 Она прижала ладонь к животу, подняла низкий стакан и погремела льдом, охлаждавшим водку.

 — Тебе не следует пить, если ты беременна.

 — Это все равно, — она дернула плечом. — Скоро меня не станет. Что ты будешь делать со всеми этими фотографиями?

 — Не знаю. Наверное, выберу те, что мне нравятся больше всего, и вставлю в рамки. Я хочу, чтобы в доме висели твои фотографии. Ты была здесь счастлива.

 — Здесь я пережила и самые счастливые, и самые тяжелые минуты жизни. В этой комнате я дала отставку Карлосу — Чавесу, моему третьему мужу. Мы ужасно ругались, с такой страстью, что я даже начала думать, не простить ли его. Но мне надоело. Он ненавидел этот дом. «Дженет, — говорил он голосом испанского тореадора, перед которым я в свое время не устояла, — почему мы должны жить посреди пустыни? Здесь на много миль вокруг нет ни одного приличного ресторана». Карлос, — повторила она задумчиво. — Он мог любить как король. Но вне постели он был безумно скучен. Беда в том, что мы мало времени проводили вне постели до того, как я вышла за него замуж. Секс — это еще не причина для брака.

 — С Фордом мне не бывает скучно. Он сделал из меня богиню, но когда он смотрит на меня, то видит меня. Многие из них не видели тебя.

 — Я сама перестала себя видеть.

 — Но в письмах, тех, что ты сохранила, он называл тебя Труди.

 — Последняя любовь, последний шанс. Может, я хотела любить то, чего лишилась или от чего отказалась, и быть любимой им. На короткое время я опять могла стать Труди, — она погладила пальцами одну из белых подушек. — Но это тоже была ложь. Я не могла вернуть ее, и он ее так и не увидел.

 — Последний шанс, — повторила Силла, глядя на разложенные перед ней фотографии и на Дженет, сидящую на ярко-розовом диване. — Почему последний? Ты потеряла сына, и это ужасная трагедия. Но у тебя оставалась дочь, которой ты была нужна. Ты носила в себе ребенка. Ты бросила дочь, и это не давало ей покоя всю жизнь — и не дает покоя мне. Ты бросила дочь и убила ребенка. Почему?

 Дженет сделала глоток из стакана.

 — Если ты что-то и можешь для меня сделать, так это найти ответ на этот вопрос.

 — Как?

 — У тебя есть все, что нужно. Это твой сон, черт возьми. Смотри внимательно.

 Это безумие. Наверное, она сошла с ума, когда решила устроить праздник. Ни мебели, ни тарелок. У нее не было даже собственного половника. А плиту и холодильник привезут только через три недели. Черт возьми, у нее даже нет ковра. У нее не на чем сидеть — только комплект для дворика, пара дешевых пластиковых стульев и коллекция ведер из-под штукатурки. Из кухонных приборов у нее имелись гриль «Вебер», электроплитка и микроволновая печь.

 Но, видит бог, у нее были запасы. Миллион бумажных тарелок, салфеток, пластиковых чашек, вилок и ложек, а также куча продуктов — которые она не знала, как приготовить, — в холодильнике Форда, которыми можно было накормить половину графства. Но где люди будут есть?

 — На столах для пикника, которые привезут мой отец, твой отец и Мэтт, — успокоил ее Форд. — Ложись в постель.

 — А что, если пойдет дождь?

 — Дождя не ожидается. Тридцатипроцентная вероятность града и саранчи, десятипроцентная вероятность землетрясения. Силла, сейчас шесть утра.

 — Я должна замариновать цыплят.

 — Прямо сейчас?

 — Нет. Не знаю. Я должна посмотреть. У меня все записано. Я обещала сделать крабовый соус. Не знаю, почему я это сказала. Никогда не делала крабовый соус. Разве нельзя просто купить его? Что я пытаюсь доказать? И еще салат с пастой, — она разошлась и уже не могла остановиться. — Я и за это взялась. Если ты много лет ешь салат с пастой, это не значит, что сможешь его приготовить. Я много лет хожу к врачу. И что дальше? Я должна заняться хирургией?

 Он не стал прятать голову под подушку, хотя ему этого очень хотелось.

 — Ты будешь сходить с ума каждый раз, когда нужно устроить вечеринку?

 — Да. Буду.

 — Приятно слышать. Ложись.

 — И не подумаю ложиться. Разве ты не видишь, что я одета? Одета, хожу по комнате, волнуюсь и оттягиваю тот момент, когда мне придется пойти вниз и заняться цыплятами.

 — Хорошо. Хорошо, — он сел на постели и откинул волосы со лба. — Вчера вечером ты согласилась выйти за меня замуж?

 — Кажется, да.

 — Тогда мы пойдем и займемся цыплятами вместе.

 — Правда? Ты мне поможешь?

 — Кроме того, вместе с тобой я буду делать крабовый соус и салат с пастой. Такова сила моей любви — даже в шесть утра, — он посмотрел на Спока, который встал, зевнул и потянулся. — И вероятно, его тоже. — Если мы отравим людей, Силла, то сделаем это вместе.

 — Мне стало легче. Я знаю, что могу быть слегка ненормальной. — Она подошла к нему и поцеловала в губы. — И знаю, что мне повезло, что у меня есть тот, кто пройдет этот путь вместе со мной — вплоть до крабового соуса.

 — Честно говоря, я не люблю крабовый соус. И как это люди его едят? — он потянул ее к себе, повалил на кровать и перекатился, чтобы оказаться сверху. — Люди делают соус из странных вещей. Шпината, артишоков. Ты никогда не задавала себе вопрос — почему?

 — Вряд ли.

 — Почему они не удовлетворятся крекерами с сырным соусом? Это просто. Это классика.

 — Ты не собьешь меня с толку, — она оттолкнула его. — Я иду вниз, — она одернула рубашку. — Я готова.

 Как обнаружила Силла, все оказалось не так уж трудно. Когда у тебя есть помощник. Особенно если он точно так же ничего не знает. Это было почти весело. Она подумала, что, когда у нее появится некоторый опыт и навыки, ей будет даже доставлять удовольствие варить макароны и резать чеснок.

 — Я видела Дженет во сне, — сказала она Форду.

 — И как это обычные помидоры могут быть такими разными по размеру? — Он держал в одной руке бифштекс, а в другой горсть помидоров черри. — Это селекция? Или природа? Я должен изучить этот вопрос. И о чем был сон?

 — Думаю, о любви, по крайней мере, об одной из разновидностей. И мое подсознание ищет ответ на вопрос, что это такое. Или чем любовь была для нее. Мы находились в гостиной на ферме. Стены были моими — я имею в виду цвет краски, но Дженет сидела на ярко-розовом диване. А я разложила фотографии на белом кофейном столике. Те фотографии, которые у меня есть, которые снял твой дедушка и которые я просто видела в книгах. Сотни фотографий. Она пила водку из низкого стакана. Сказала, что прошел год после смерти Джонни и что она надеется, что ребенок, которого она носит, — мальчик. Сказала, что это ее последний шанс. Последняя любовь и последний шанс. Как странно. Она знала, что скоро умрет. Потому что это знала я. Я спросила ее, почему — почему она это сделала? Почему она не воспользовалась последним шансом и все бросила?

 — И что она ответила?

 — Что если я и могу что-то сделать для нее, так это найти ответ на этот вопрос. Что все необходимое для этого у меня есть. Я проснулась расстроенная, потому что она сказала, что это мой сон и это я не вижу ответ. Если я что-то знаю, то почему не осознаю этого?

 Форд принялся нарезать бифштекс.

 — Ты не можешь принять, что она так сильно страдала, что просто не видела другого способа избавиться от мучений?

 — Нет. Я просто не могу заставить себя поверить в это. Никогда не могла и не хотела. А после того, как приехала сюда и занялась домом, я еще меньше в это верю. Она здесь что-то нашла. Посмотри, сколько всего у нее было и от сколького она отказалась. Мужчины, браки, дома, драгоценности. Она умела зарабатывать и тратить. Но она не только сохранила этот дом, но еще приняла меры, чтобы он оставался собственностью семьи еще много лет после ее смерти. Она нашла здесь то, в чем нуждалась, то, что для нее было самым важным.

 Силла выглянула в окно и увидела резвящегося Спока.

 — У нее была собака, — тихо сказала она. — И старый джип. Старые плита и холодильник. Мне кажется, в каком-то смысле этот дом был для нее настоящим. А остальное нет. Слава переменчива и по большей части иллюзорна. Но ей здесь не нужна была иллюзия.

 — И любовь, которая была у нее тут, сделала ее мир реальным?

 Она подняла голову и с благодарностью посмотрела на него — он понял, о чем она думает.

 — Это логично, правда? Тут произошло самое страшное событие в ее жизни — погиб Джонни. Реальность, от которой не убежишь. Но она все время возвращалась сюда, чтобы вновь сталкиваться с этой реальностью. Она не забросила дом и не продала его. Он называл ее Труди, и ей хотелось верить, что он любит в ней именно Труди. Мне кажется, она отчаянно хотела получить этот последний шанс. Мне кажется, она хотела ребенка, Форд. Она уже потеряла одного ребенка. Как она могла убить себя и не воспользоваться шансом, чтобы родить еще одного?

 — А если она поняла, что этот парень любил вовсе не Труди и что все это всего лишь еще одна иллюзия?

 — Мужчины приходят и уходят. Так у нее было всегда. Я кое-что поняла во вчерашнем сне. Ее единственной любовью был Джонни. Если не считать работы. Она страстно любила свою работу. Но Джонни принадлежал ей. Моя мама всегда это понимала, всегда знала, что не займет его место. Последняя любовь, последний шанс? Думаю, этой любовью и этим шансом для нее был ребенок. Я не могу поверить, просто не могу поверить, что она убила себя из-за неудачного романа.

 — Ты сказала, что в твоем сне она пила. Водку.

 — Как обычно, — звякнул таймер, и Силла подхватила кастрюлю с макаронами, отнесла к мойке и перевернула ее в заранее приготовленный дуршлаг. — Но во сне не было никаких таблеток.

 Силла стояла и смотрела на поднимающийся от дуршлага пар.

 — А где же таблетки, Форд? Я все возвращаюсь к тем письмам, к раздраженному тону последних. Он не хотел, чтобы она жила в этом доме. Она представляла для него угрозу — непредсказуемая, несчастная женщина, беременная от него. Но она не собиралась ни от чего отказываться. Ни от дома, ни от ребенка, ни от своего шанса. И тогда он отнял у нее этот шанс. Я все время возвращаюсь к этому.

 — Если ты права, то следующий шаг — доказать это. Мы уже пытались выяснить, кто написал эти письма. Не знаю, сколько еще ниточек нам придется отыскать.

 — У меня такое ощущение… Мне кажется, что мы уже напали на след или были где-то рядом. И пропустили очевидное. То, что было прямо перед глазами. Я не обратила на это внимания, и оно ускользнуло.

 Силла повернулась к нему.

 — Теперь это моя реальность, Форд. Ты, этот дом, эта жизнь. Я нашла все это благодаря ей. И я должна сделать для нее нечто большее, чем посадить розы или покрасить стены. Не просто восстановить этот дом как память о ней. Я должна ей правду.

 — То, что ты нашла здесь, только началось с нее. И если тебе нужна правда, я сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе узнать ее. Но эта ферма и то, что ты здесь сделала, — это не только дань памяти Дженет. Это дань уважения к тебе, Силла. К тому, что ты умеешь, чем можешь жертвовать, что можешь отдать. Во сне эти стены были твоими.

 — Но я ничем их не заполнила. Комнаты стоят пустые. Ни стула, ни стола — за исключением того, что было нужно для Стива. Думаю, пора это исправить.

 Он ждал этого. Ждал следующего шага.

 — У меня дома полно всякой мебели. Часть можно выбрать оттуда.

 — Я выбираю тебя, — она подошла к нему и обняла за шею. — Я выбираю парня, который в семь утра режет со мной помидоры, потому что я чокнутая. Парня, который не только обещает мне помочь, но и помогает. Того, кто заставил меня понять, что я единственная из трех поколений женщин в семье Харди, которой повезло любить мужчину, который видит меня. Давай выберем что-нибудь и перенесем через дорогу. Мы поставим это в дом, и дом станет не ее и не моим, а нашим.

 — Я голосую за кровать.

 — Согласна, — улыбнулась она.

 Конечно, это было нелепо — два человека, которые готовились к вечеринке, бросили все дела, чтобы разобрать кровать, перенести раму, обе спинки, матрас с пружинами и постельное белье вниз, погрузить в машину и перевезти через дорогу, сопровождаемые собакой. А потом проделать все это в обратном порядке.

 Но Силла обнаружила, что это не только символично, но и улучшает настроение.

 Хотя предложение Форда тут же опробовать кровать ей показалось излишним.

 Вечером, пообещала она ему. Обязательно.

 Теперь это их комната, думала она, взбивая подушки. Их комната, их кровать, их дом. Их жизнь.

 Да, она повесит фотографии Дженет Харди в доме, как говорила в своем сне. Но будут и другие фотографии. Ее и Форда, друзей, родственников. Она спросит отца, сохранились ли фотографии его отца и деда, чтобы она могла сделать копии. Она отремонтирует и покрасит старое кресло-качалку, которое нашла на чердаке, купит яркие, красивые тарелки и перенесет уютный диван Форда в их гостиную.

 Она будет помнить, что было, и двигаться навстречу тому, что будет. Разве не это всегда было ее целью? И она продолжит искать правду. Ради Дженет, ради своей матери, ради себя самой.

 Вернувшись к Форду, она вышла во двор, чтобы позвонить Дилли в Нью-Йорк.

 — Мама.

 — Силла. Еще нет девяти. Разве ты не знаешь, как мне важно высыпаться? Сегодня у меня концерт.

 — Знаю. Читала статьи. «Триумфальное возвращение зрелой и элегантной Беделии Харди». Поздравляю.

 — Пожалуй, я обошлась бы без «зрелой».

 — Я ужасно горжусь тобой и хочу увидеть твой триумф в Вашингтоне через пару недель.

 — Спасибо, Силла, — после короткой паузы сказала Дилли. — Я не знаю, что сказать.

 И тут же начала подробно рассказывать о тяжелой работе, о трех номерах на бис, о выходах на поклон, о заваленной цветами артистической уборной. Силла слушала и улыбалась. Дилли быстро восстанавливала дар речи.

 — Конечно, я совсем без сил. Но энергия откуда-то появляется как раз тогда, когда она больше всего мне нужна. И Марио очень заботится обо мне.

 — Я рада. Мама, мы с Фордом женимся.

 — С кем?

 — С Фордом, мама. Ты видела его, когда приезжала ко мне.

 — Ты думаешь, я должна помнить всех, кого когда-то видела? Высокий? Сосед?

 — Он высокий, и он живет через дорогу.

 — И когда все это случилось? — в голосе Дилли появились раздраженные нотки. — Зачем ты за него выходишь? Когда ты вернешься в Лос-Анджелес…

 — Мама, выслушай меня. Просто слушай и ничего не говори, пока я не закончу. Я не вернусь в Лос-Анджелес. Я не вернусь на сцену.

 — Ты…

 — Просто слушай. Теперь это мой дом, и я буду строить свою жизнь здесь. Я люблю замечательного человека, который тоже меня любит. Я счастлива. Теперь я счастлива так, как счастлива ты, когда выходишь на сцену. Я хочу тебя кое о чем попросить. Всего об одной вещи, один-единственный раз. Я хочу, чтобы ты сказала — неважно, что ты думаешь на самом деле, — просто сказала: «Я очень рада за тебя, Силла».

 — Я очень рада за тебя, Силла.

 — Спасибо.

 — Я очень рада за тебя. Но я не понимаю…

 — Этого достаточно, мама. Просто радуйся. Не нужно ничего понимать. Увидимся через пару недель.

 Этого достаточно, мысленно повторила Силла. Может быть, когда-нибудь ей захочется большего, а может, и нет. Пока достаточно.

 Она вернулась в дом — к Форду.

 Прибыло подкрепление — с тарелками и чашками, столами и килограммами льда. Пенни отправила Форда разгружать машины на ферме и вместе с Патти побежала на кухню, где Силла мучилась с салатом.

 — Кто-то должен его попробовать. Мы с Фордом слишком любим пасту. Мы будем необъективны.

 — Замечательно! — воскликнула Патти. — Разве это не замечательный салат, Пен?

 Но Пенни, от внимательного взгляда которой не укрылось кольцо на пальце Силлы, схватила Силлу за руку.

 — Когда?

 — Вчера вечером.

 — Что? Я что-то пропустила? Боже, боже! Неужели это то, о чем я думаю? Правда? Дайте мне посмотреть! — Патти подбежала и посмотрела на кольцо. — Какое красивое. Очень красивое. Я так рада. Я так рада за вас обоих.

 И ничего не нужно объяснять, подумала Силла, когда Патти обняла ее и прижала к себе.

 — Ты недолго думала. Слушай, подвинься, Патти, это будет моя невестка, — оттеснив Патти, Пенни обняла Силлу. — Он очень, очень хороший человек.

 — Самый лучший.

 — Уверена, что ты почти достойна его, — Пенни улыбнулась сквозь слезы. — Они подарят нам красивых внуков, правда, Патти?

 — Ну…

 — Мы пока не будем к тебе с этим приставать. Сильно, — вставила Патти. — Мы будем приставать к тебе со свадьбой. Вы уже назначили дату?

 — Нет еще. Мы только…

 — Уже слишком поздно, чтобы успеть этой осенью. Листопад начнется через шесть недель. А еще столько дел.

 — Мы думали о свадьбе под открытым небом, на ферме. Простой, — сказала Силла.

 — Превосходно, — Патти принялась загибать пальцы. — Май, начало мая — как ты считаешь? В мае так чудесно, и у нас хватит времени, чтобы все устроить. Сначала платье. Это главное. Нам нужно пройтись по магазинам. Я сгораю от нетерпения! — Патти снова обняла Силлу.

 — Капитан Морроу прибыла на сборный пункт, — отрапортовала Кэти, входя в кухню с сумками в руках. — Что это тут у вас? Все резали лук?

 — Нет, — всхлипнула Патти. — Силла и Форд. Они женятся.

 — О! — Кэти взгромоздила сумки на стол и поправила одну из них, чтобы ее содержимое не вываливалось на пол. Потом повернулась, сияя улыбкой. — Поздравляю! Какая приятная новость. И когда наступит этот день?

 — Наверное, в мае, — сказала ей Патти. — Правда, в мае? Боже, она будет самой красивой невестой! Свадьба на свежем воздухе на ферме. Разве это не чудесно? Только представьте, как будет выглядеть сад в следующем мае.

 — Это будет событием года. Все просто, — прибавила Пенни, и по блеску в ее глазах Силла поняла, что они, наверное, по-разному понимают это слово. — Событие года.

 — Вы обе пугаете девочку, — со смехом сказала Кэти и обняла Силлу за плечи. — Сейчас она просто сбежит.

 — Нет. Я остаюсь здесь. Это здорово, — улыбнулась Силла. — Мы сделаем это событием года. Все просто.

 — Вот и хорошо, — Кэти сжала руку Силлы. — А теперь, дамы, если мы не займемся делом, нас ждет толпа голодных людей и катастрофа года.

 Все оказалось гораздо проще и приятнее. Под лучами послеполуденного солнца десятки людей разбрелись по саду. Они собирались у взятых взаймы столов для пикника, устраивались на ступеньках, садились за карточные столы, расставленные на веранде. Они ели и пили, восхищались домом и садом. И никто, казалось, не обращал внимания на отсутствие мебели и другие условности.

 Она смотрела на Добби, который сидел на принесенном с собой садовом стуле и ел ее салат с пастой, и чувствовала странный прилив гордости. Может, ее дом, думала она, еще и не закончен, но он уже готов принять людей.

 Она подошла к Гэвину, который переворачивал гамбургеры на гриле.

 — Как это ты получил наряд на кухню?

 — Дал Форду отдохнуть, — он улыбнулся Силле. — Учусь быть тестем. Это хороший праздник, Силла. Приятно, что здесь опять устраиваются праздники.

 — Я рассматриваю его как первый из ежегодных празднований Дня труда на ферме. В следующем году будет еще лучше.

 — Мне приятно слышать это от тебя. В следующем году.

 — Папа, я наконец нахожусь там, где хочу быть. Здесь еще столько предстоит сделать. И мне еще столько нужно узнать, — она вздохнула. — Утром я говорила с мамой.

 — Как она?

 — Зрелая, элегантная и победоносная, если верить прессе. Ей будет трудно приехать сюда, на ферму. Она приедет на свадьбу, но для нее это будет трудно. А для тебя?

 — Что ты имеешь в виду?

 — Ее присутствие.

 — Ни капельки, — удивление, сквозившее в его тоне, успокоило ее. — У нас все было не так уж плохо, Силла. Все закончилось тем, что я оказался именно там, где хотел бы быть, а твоя мать стала зрелой, элегантной и победоносной.

 — Тогда я вычеркиваю этот пункт из списка своих сомнений. Я хочу, чтобы свадьба была здесь. Теперь это наш дом, Форда и мой. И мне приятно сознавать, что здесь впервые поцеловались мои родители. Что по этому саду гуляла моя бабушка. Что твой дедушка вспахивал эти поля. Я мечтала об этом всю жизнь. Посмотри на дом, — прошептала она.

 — Он никогда еще не выглядел таким прочным, таким жилым, как теперь.

 — Я всегда этого хотела. Ты приходил сюда после смерти Джонни?

 — Несколько раз. Похоже, она радовалась, когда видела меня. Последний раз месяца за два до ее смерти. Летом я работал в Ричмонде. Отец заболел, и я приехал его навестить. Узнав, что она здесь, я пришел к ней. Ей было лучше — по крайней мере, она старалась. Разумеется, мы говорили о нем. Наверное, она все время о нем думала. Она никого с собой не привезла—в отличие от прошлых лет, когда дом был полон народу. Мы проговорили около часа, вдвоем, в ее гостиной.

 — На розовом диване с белыми атласными подушками, — прибавила Силла.

 — Точно, — усмехнулся он. — А откуда ты знаешь?

 — Слышала о нем. В стиле «тетушки Тэбби».

 — Должно быть. Наверное, я что-то сказал по этому поводу, потому что помню, как она говорила, что хочет, чтобы в доме опять появились яркие краски. Нужно что-то новое и яркое, и поэтому она привезла из Лос-Анджелеса этот диван.

 Он потыкал вилкой в жарящихся цыплят и перевернул гамбургер.

 — Она уехала на следующий день, а я вернулся в Ричмонд и пробыл там остаток лета. Так что это был последний раз, когда я ее видел. Приятное воспоминание, честное слово. Дженет на этом розовом голливудском диване и ее собака, храпящая под кофейным столиком.

 — Мне бы хотелось иметь ее фотографию на этом диване. Дедушка Форда принес мне много снимков. Нужно еще раз их просмотреть. Если я найду такую, то сделаю тебе копию. Подай-ка мне то блюдо, — она взяла большую тарелку, на которую Гэвин складывал гамбургеры, хот-доги и жареных цыплят. — Я отнесу это и поищу Форда.

 Она прошла сквозь толпу, заполнившую задний двор, обогнула тех, кто сидел на веранде, и вошла в кухню. Она увидела, что Патти или Пенни уже вымыли стопку тарелок и чашек. Почувствовав легкий укол совести, она решила, что тоже вымоет два блюда, которые принесла с собой, а не просто положит их в раковину.

 Она мыла посуду и радовалась этим нескольким минутам одиночества, наблюдая за гостями через окно кухни. Она видела отца, который все еще стоял около гриля, теперь вместе с отцом Форда и Брайаном. Вот Бадди с женой за столом для пикника вместе с Томом, Кэти и Патти, остановившиеся рядом с ними, чтобы поболтать. Вот Мэтт, кидающий мяч своему маленькому сыну, и Джози с младенцем на руках.

 Пенни была права, усмехнувшись, подумала Силла. У них с Фордом будут прекрасные дети. Здесь есть над чем подумать.

 Когда зазвонил телефон, который Силла оставила заряжаться на кухонном столе, она взяла его с улыбкой на губах.

 — Это Силла. Почему вы до сих пор не у меня на празднике?

 — Мисс Макгоуэн?

 — Да. Простите.

 — Это детектив Уилсон. У меня есть для вас информация.

 Когда Форд вошел в кухню, она стояла у мойки.

 — Смотри, мы с тобой настоящие хозяева. Ты моешь посуду, я выношу мусор. Уже загрузил два мешка в твой пикап. Завтра кому-то из нас придется все это вывозить.

 Он подошел к ней сзади, обнял, притянул к себе и тут же почувствовал неладное.

 — В чем дело? — он повернул ее к себе и стал пристально вглядываться в ее лицо. — Что случилось?

 — Хеннесси мертв. Он убил себя. Сделал петлю из рубашки и…

 Он крепко прижал ее к себе. Она дрожала, но затем сумела справиться с собой.

 — О боже, Форд. Боже.

 — Некоторых людей невозможно спасти, Силла. Им ничем не поможешь.

 — Он так и не пережил этого, не смог. Того, что случилось с его сыном. Все эти годы у него была цель. Когда сын умер, этой цели не стало.

 — Его убило не только это, — он слегка отстранился и посмотрел ей в глаза, чтобы быть уверенным, что она понимает его. — Его убила ненависть, Силла.

 — Я не виню себя. Я должна это повторять себе, должна так думать. Но я не могу. Я была частью этого. Он сделал меня частью этого. Наверное, это еще один способ отомстить. А его бедная жена, Форд. Она лишилась всего. И что самое ужасное, Форд, какая-то часть меня испытывает облегчение.

 — Он причинил тебе боль и пытался тебя убить. Тебе нужно время, чтобы прийти в себя? Хочешь, я пойду и скажу, чтобы гости расходились?

 — Нет. Нет. Хватит с него, — она посмотрела на людей, собравшихся на ее лужайке. — Я не дам ему испортить наш праздник.

 — Форд, ты-то мне и нужен, — Гэвин протянул ему лопаточку и щипцы, а сам взял блюдо. — Твоя очередь. — Свободной рукой он держал пиво. — И моя.

 — Ты уверен, что эта молодежь умеет обращаться с грилем?

 — Мы дадим вам сто очков вперед, — ответил Брайан. — В любое время, в любом месте.

 — Кажется, назревает состязание. Но до его начала я хотел бы поэксплуатировать своего будущего зятя. Хочу тебя попросить. Мне нужно, чтобы ты пришел и побеседовал с моими учениками.

 — А. Угу. Гм, — промямлил Форд.

 — Вообще-то мы хотели сделать программу из трех или пяти уроков, посвященную сочинению рассказов — при помощи текстов и рисунков. Нашему учителю рисования очень понравилась эта идея.

 — А, — повторил Форд, и Брайан засмеялся.

 — Ты вспоминаешь старшие классы, когда был президентом клуба ботаников?

 — Три года насмешек.

 — Мы с Мэттом и Шанной спасали тебя, когда могли.

 — Не так уж часто.

 — Даю слово, под моим присмотром твоя задница не пострадает.

 — Я могу захватить вооруженную охрану? — Форд бросил на Гэвина кислый взгляд.

 — Нам нужно обсудить детали, даты и все, что тебе может понадобиться. Тебе следует связаться с Шарон, учительницей рисования. Кстати, ей нравятся твои работы. Я дам тебе ее телефон. Черт… — он посмотрел на свои занятые руки. — У тебя есть где и чем записать?

 — Нет.

 — У меня есть, — улыбаясь, Том достал из кармана маленький блокнот в кожаном переплете и ручку. — Говоришь, Шарон?

 Гэвин продиктовал номер и, передавая Форду листок, подмигнул ему.

 — Ты же хочешь жениться на моей дочери, да?

 — Да, — Форду ничего не оставалось, как сунуть листок в карман.

 — Я отнесу блюдо в дом, а потом расскажу в основных чертах, что у меня на уме.

 — Я догадывался, что без подвоха не обойдется, — пробормотал Форд, когда Гэвин ушел.

 — Привыкай, — Том сжал плечо Форда. — Теперь, когда ты помолвлен, а у Мэтта чудесная семья, пришла пора определиться последнему из мушкетеров.

 — Твоя очередь, — сказал Форд Брайану.

 — Сукин ты сын, — улыбнулся Брайан. — Ладно, мы продолжим этот праздник покером — только, парни, у меня дома. С тебя оставшееся пиво и еда, Рембрандт.

 — Я слаб в покере.

 — Поэтому я тебя и зову.

 — Не знаю…

 — Видишь? — подмигнул Брайан отцу. — Он уже под каблуком. А ты спрашиваешь, почему я не женат.

 — Я не…

 — Все такой же ботаник. Только теперь дело в женщине.

 — Господи. И почему я с тобой дружу?

 — В девять часов. Принеси пиво.

 Уборка не отняла много времени — мусор был собран в мешки, остатки еды сложены в контейнеры. Последние гости помогли отнести все, что нужно было отнести, в дом Форда.

 — Целых два дома, — заметила Энжи, — и не хватает места. Что делать с этим пирогом?

 — Форд может забрать его к Брайану.

 — Вряд ли я…

 Силла улыбнулась.

 — Иди, будь мужчиной. Оставь мне на пару часов мои два дома. Со мной все в порядке.

 — Конечно, в порядке, — Патти плотно закрыла маленькую миску с остатками салата из фасоли. — Почему она не должна быть в порядке? Или что-то случилось? — спросила она, перехватив взгляд Форда. — Что-то не так?

 — Прошлой ночью Хеннесси покончил жизнь самоубийством. Форд волнуется, что я приняла это слишком близко к сердцу.

 — Милая!

 — Да, и кроме того, я не хочу оставлять тебя одну, — сказал Форд.

 — Мы останемся, — заявила Патти. — У нас будет своя — женская — вечеринка.

 — Нет, не останетесь. Мне не нужны няньки. Я собираюсь перебрать фотографии, которые дал мне твой отец, — возразила Силла, передавая миску матери Форда. — Пара часов в одиночестве — это как раз то, что мне нужно. Не обижайтесь.

 — Но…

 — И я хочу зарисовать пару идей по поводу тренажерного зала и студии, не опасаясь, что ты заглядываешь мне через плечо. Иди. Я буду здесь, пока ты не вернешься, — прибавила она, видя, что он собирается возразить. — Брид, богиня-воительница, не нуждается в телохранителях. А теперь иди.

 — Хорошо. Я на пару часов, не больше.

 — Так, девочки, разбираем тарелки и пойдем. Я развезу всех по домам, раз уж мужчины нас бросили, — Пенни положила руки на плечи Силлы. — Завтра я тебе позвоню, и мы назначим время и место, чтобы вместе со мной и Патти устроить первое совещание по организации события года.

 — Я должна бояться?

 — Очень, — Пенни поцеловала ее в щеку. — Ты хорошая девочка.

 Наблюдая, как Пенни подгоняет всех к двери, Силла подумала, что у нее будет весьма интересная свекровь, с которой они найдут общий язык.

 — Теперь ты, — сказала Силла Форду.

 — Я могу задержаться на час.

 — Форд, никто меня не будет беспокоить. Хеннесси мертв, и газетчики ухватятся за это. Мне нужен тихий, спокойный вечер. И я не хочу, чтобы кто-то из вас волновался, когда я провожу тихий, нормальный вечер дома. Кроме того… — она нагнулась и почесала Спока за ухом, — у меня есть телохранитель.

 — Все равно запри дверь.

 — Запру, — она поцеловала его на прощание и вытолкала за дверь. — Не ставь на неполный «стрит», — прибавила она, захлопнула дверь и заперла ее на ключ.

 Потом она повернулась к Споку и тяжело вздохнула:

 — Я думала, они никогда не уйдут.

 Довольная, она поднялась наверх за коробкой с фотографиями.

 Ей доставляло огромное удовольствие перебирать старые фотоснимки. Силла подумала, что Форд, наверное, захочет выбрать некоторые карточки, чтобы поместить их в рамку и повесить на стену. Например, групповое фото. Его отец, его мать, ее дядя, Дженет и… кажется, это молодой и красивый Том Морроу. Брайан явно на него похож.

 Она стала сортировать фотографии по тематике, а потом каждую стопку в хронологическом порядке.

 Она смотрела, как росла ее мать — сначала ребенок, потом девушка, потом молодая женщина. Просто удивительно, думала Силла, насколько лучше они ладят, когда их разделяет большое расстояние. И не очень удивительно, добавила она про себя, что они гораздо лучше находят общий язык, когда ее мать собирает хвалебные отзывы.

 Никакого сарказма, предупредила себя Силла, добавляя снимок Дженет в дверях дома к стопке, которую она собиралась поместить в рамки.

 Интересно, есть ли на каком-то из групповых снимков ее любовник? Или они были достаточно осторожны, чтобы не фотографироваться вместе? Или сохраняли внешнее спокойствие и непринужденность, хотя внутри у них кипели страсти?

 Не надо строить догадки, еще раз напомнила себе она. Но она была не в силах удержаться от предположений, перебирая фотографии. Может, это заметно? Силле казалось, что все мужчины, сфотографированные рядом с Дженет, выглядят влюбленными в нее. У нее был такой дар.

 Боже, даже Бадди выглядит очарованным на снимке, где они стоят на веранде и Дженет дурачится, делая вид, что бьет его по голове его же трубным ключом.

 Она была неотразима — и в мешковатых джинсах, и в элегантном платье. Неотразима в этом красном сарафане на фоне белого рояля. Рождество, подумала Силла и взяла фотографию, чтобы лучше рассмотреть ее. Красные свечи и падуб на блестящей крышке рояля, сверкающие огни в окне.

 Последнее Рождество перед смертью Джонни. Ее последний праздник. Слишком печально, чтобы вставлять этот снимок в рамку. Или любой другой, сделанный в тот вечер. У нее сжималось сердце, когда она видела своих родителей, стоящих вдвоем на фоне елки. И бедного Джонни, с улыбкой держащего белую омелу над своей головой.

 И всю молодежь — Гэвина, Джонни, Дилли, мать Форда, Джимми Хеннесси и мальчика, который погиб вместе с Джонни в ту ночь, — сгрудившуюся на диване в своих нарядных костюмах и с улыбками на лицах.

 Нет, эту фотографию она тоже не повесит на стену.

 Силла отложила снимок и взяла следующий, где был запечатлен Том. Она не сразу поняла, что женщина рядом с ним — это Кэти. Тогда у нее были волосы красно-коричневого цвета и нелепая прическа в виде пышного шара. Она выглядела такой застенчивой, взволнованной, скованной. Сильно поправилась во время беременности, вспомнила Силла, а платье и прическа только подчеркивали это. Крупный жемчуг и блеск бриллиантов свидетельствовали о деньгах, но она явно еще не обрела уверенность в себе.

 Хотя ей, возможно, будет приятно иметь копию этой фотографии.

 Силла продолжала перебирать фотокарточки, пока не наткнулась на снимок, на котором Дженет примостилась на подлокотнике дивана рядом с Кэти. Обе женщины смеялись, а Кэти здесь выглядела гораздо лучше. Более непринужденная, в ее естественной улыбке даже можно было разглядеть намек на ту женщину, в которую она превратилась теперь.

 Силла протянула руку, чтобы положить фотографию к остальным, но вдруг нахмурилась и еще раз внимательно посмотрела на нее. Что-то не давало ей покоя. Она начала раскладывать фотографии, которые, как она полагала, были сделаны на этой последней рождественской вечеринке, и в это время раздался звонок в дверь.

 К звонку присоединился испуганный лай Спока.

 Форд нажал кнопку «кола» на автомате с напитками, который стоял в коридоре у Брайана. Но и без спиртного он плохо играл в покер. Перед игрой мужчины, которые скоро лишат его денег, собрались у стойки бара, сооруженной Мэттом в комнате, которую Брайан называл «комнатой настоящих мужчин».

 Бар, бильярд, стол для покера, огромный плоский телевизор, почти всегда настроенный на спортивный канал, кожаные кресла, диван. Много спортивной атрибутики. И разумеется, второй телевизор для видеоигр.

 Ему тоже нужен такой в студии, подумал Форд. У мужчины должен быть свой угол. Он скажет Силле, чтобы она отделила телевизор от рабочей зоны.

 Кстати, нужно ей позвонить. Он сунул руку в карман и, вытаскивая телефон, уронил из кармана на пол листок бумаги.

 — Никаких женщин, — закричал Брайан. — В том числе и по телефону. Давай его сюда.

 — Нет уж, — Форд наклонился и поднял листок.

 — Подкаблучник. Эй, Мэтт, Форд уже звонит домой, чтобы отметиться у Силлы.

 — Господи, даже я до этого еще не дошел.

 — Телефоны сюда — оба. И вообще все, — объявил Брайан. — Никаких телефонов за столом. Таковы правила. Положите их на стойку бара. Давай сюда, — обратился он к Форду.

 — И за что я только тебя люблю?

 — Потому что ты можешь обыграть меня в «Автогонки».

 — Точно, именно за это. — Он отдал свой телефон и тут же почувствовал себя голым и беспомощным. У меня отобрали телефон, подумал он, плюс покер, и еще — он взглянул на записку — придется идти в школу.

 Чего только не сделаешь ради любви.

 Он хотел спрятать листок в карман, но вдруг остановился и внимательно посмотрел на него.

 Сердце дернулось у него в груди, а потом провалилось куда-то вниз.

 Почерк был немного неровным и небрежным — Том все же писал стоя.

 Ему хотелось все отрицать. Он не может быть ни в чем уверен. Это просто невозможно. По крайней мере, пока он не сравнит этот листок с письмами, положив их рядом. Или не отошлет к графологу. Все равно это абсурд.

 Отец Брайана. Этого просто не может быть.

 Но это объясняло все.

 Он смотрел на Тома, который стоял вместе с его отцом и отцом Силлы; они открывали бутылки с пивом. Он вспомнил, как Том однажды помог ему запустить воздушного змея, когда они вместе поехали в Виргиния-Бич. Ставил для них палатку, чтобы мальчики ночевали в ней на просторном дворе Морроу.

 А потом он подумал о Стиве, лежащем в больнице, и о Силле, разглядывающей разбитую плитку. И о кукле в розовом бальном платье, повешенной на красном клене, который посадил Брайан.

 Форд подошел к Тому и похлопал его по плечу.

 — Мне нужно с вами поговорить.

 — Конечно. Хочешь совет насчет покера?

 — Может, выйдем?

 — Давай, — брови Тома поползли вверх. — Глотнем свежего воздуха, пока твой отец не зажег эти сигары.

 Мы с Фордом выйдем на улицу, я дам ему пару советов.

 — Удачи! — крикнул Брайан. — Только быстро. Скоро начнем делать ставки.

 Нет смысла терять время, подумал Форд. Нет смысла откладывать разговор. Все равно он не сможет сидеть и играть в покер с этой тяжестью в груди.

 — Черт, как холодает к вечеру, — заметил Том, когда они вышли на террасу. — Еще одно лето проходит.

 — У вас был роман с Дженет Харди.

 — Что? — Том резко оглянулся. — Ради всего святого, Форд.

 — Она сохранила ваши письма. И вы это знали. Один из тех парней, что работали у Силлы, услышал, как она рассказывала о них Гэвину. Большинство из них работают и на вас. Такая новость. Просто невозможно не рассказать другим.

 — Я был едва знаком с Дженет Харди. Это абсурд, думать…

 — Не надо. Почерк совпадает, — Форд вытащил записку. — У меня глаз наметан на такие вещи. Форма букв, стиль, наклон. Готов поспорить, вас обучал письму отец. Хотел, чтобы вы были лучшим.

 Лицо Тома застыло, складки в углах его рта стали глубже.

 — Это не только оскорбительное обвинение, это еще и не твое дело.

 Форд удивлялся собственному спокойствию. Им овладела холодная ярость.

 — Силла — это мое дело. То, что случилось с ее бабушкой, и то, что случилось с ней, — это мое дело.

 — Ее бабушка покончила жизнь самоубийством. А в том, что случилось на ферме, виноват Хеннесси. Ты меня удивляешь, Форд. И разочаровываешь. Я возвращаюсь в дом. Не желаю больше слушать этот бред.

 — Я всегда уважал вас и любил Брайана, — наверное, именно его голос, очень спокойный и очень тихий, остановил Тома. — Поэтому я стою здесь, с вами. Поэтому я говорю с вами, прежде чем пойти с этим в полицию.

 — С чем? С пачкой неподписанных писем тридцатилетней давности и запиской, которую я нацарапал сегодня днем?

 — Я не говорил, что они без подписи, — Форд отвернулся.

 — Подожди. Постой, — Том схватил Форда за плечо, и в его голосе зазвучала паника. — Полиция тут ни при чем, Форд. Никому не принесет пользы, если это всплывет. Ты хочешь, чтобы я признался? Хорошо, хорошо. Я был очарован ею, и я изменил жене. Я не первый мужчина на земле, который оступился. Тут мне нечем гордиться. И я прервал эту связь — еще до твоего рождения, черт возьми. Когда я пришел в себя, когда я понял, что натворил, я порвал с ней. Зачем наказывать меня, причинять боль Брайану и Кэти за ту ошибку, которую я совершил, когда был моложе, чем ты?

 — Вы пытались вернуть себе письма и отправили человека на больничную койку.

 — Я запаниковал, — Том поднял руки. — Я всего лишь хотел найти письма и уничтожить их. Я запаниковал, когда услышал, что он подъезжает к амбару. У меня не было никакой возможности выйти. Я не хотел ударить его так сильно. Это инстинкт, просто инстинкт. Боже, я думал, что убил его.

 — А зачем опрокидывать на него мотоцикл — чтобы быть уверенным?

 — Говорю тебе, я был в шоке. Я думал, что он мертв, — что еще мне оставалось делать? Единственное, о чем я подумал, — что это может выглядеть как несчастный случай. Теперь он поправился. Он в порядке. Какой смысл ворошить все это?

 Форд молча смотрел на него. И это человек, которого он уважал и даже любил, которого всю жизнь считал едва ли не вторым отцом.

 — Он чуть не умер, Том. Он мог умереть. И вы сделали это ради спасения своей репутации, которая могла пострадать из-за того, что вы оступились?

 — Я сделал это, чтобы защитить свою семью.

 — Неужели? А что еще вы сделали, чтобы «защитить свою семью»? Вернемся назад. В прошлое. Вы убили Дженет Харди?

 Слегка раздраженная, что ей помешали, Силла подошла к двери и посмотрела в боковое окно. Раздражение сменилось удивлением, когда она узнала Кэти.

 — Все в порядке, Спок, — сказала она, открывая дверь.

 Он перестал дрожать, прыгнул вперед и ткнулся в ноги Кэти, приветствуя ее.

 — Прости, — начала она. — Но через пять минут после того, как Пенни привезла меня домой, я обнаружила, что оставила у тебя кольца, — Кэти прижала руку без колец к груди. — Я всегда снимаю их на кухне. По крайней мере, надеюсь, что сняла их и на этот раз. Боже, если я их потеряла… Нет, они там. Просто я немного волнуюсь.

 — Я бы тоже волновалась. Уверена, что они там. Мы пойдем туда прямо сейчас.

 — Спасибо, Силла, я чувствую себя такой глупой. Не знаю, что я буду делать, если я их потеряла.

 — Подожди, я возьму ключ, — она взяла связку с маленького столика у входной двери. — Пойдем, Спок, погуляем.

 Услышав слово «погуляем», Спок пулей вылетел за дверь и радостно закружился на веранде.

 — Они должны быть там, — убеждала саму себя Кэти. — Я уверена, что они там. Много лет назад я уже уронила кольцо, которое Том подарил мне в честь помолвки, и обручальное кольцо в канализацию. Я тогда похудела, но не стала уменьшать кольца. Я была в ужасе, пока Бадди — которому я позвонила в истерике — не разобрал трубы и не нашел их. Поэтому я всегда снимаю кольца перед тем, как мыть посуду, принимать душ или… Кажется, я много болтаю.

 При свете луны они перешли через дорогу.

 — Не волнуйся, я уверена, что они лежат там, где ты их оставила.

 — Конечно, — согласилась Кэти, но Спок, уловивший напряжение в ее голосе, стал беспокойно повизгивать. — Я положила их в маленький стаканчик — я точно помню — рядом с мойкой. Если только кто-то не увидел их и…

 — Мы их найдем, — Силла сжала дрожащую ладонь Кэти.

 — Наверное, ты думаешь, что я идиотка.

 — Нет, не думаю. Я ношу кольцо всего один день, но я бы с ума сходила, если бы потеряла его, — возразила Силла, отпирая дверь.

 — Я только… — Кэти бросилась на кухню, и за ней последовал Спок — в надежде на угощение.

 Силла закрыла за собой дверь и набрала код, чтобы отключить сигнализацию, потом направилась на кухню.

 Кэти стояла посреди кухни, ее лицо было залито слезами, а Спок терся о ее ноги, выражая сочувствие.

 — В точности там, где я их оставила. Как раз рядом с мойкой. Прости меня.

 — Все нормально. Все в порядке. — Силла заглянула в кладовку и вынесла оттуда старый табурет. — Присядь на минуту.

 — Спасибо. Теперь я чувствую себя полной дурой. Правда, они застрахованы, но…

 — Дело не в страховке.

 — Конечно, нет. Посмотри на меня. Я совсем раскисла, — она достала из сумочки платок и принялась вытирать щеки. — Силла, можно мне стаканчик вот этого? — она показала на бутылку вина. — И аспирин.

 — Конечно. Аспирин наверху. Я сейчас принесу.

 Когда она вернулась, Кэти сидела за кухонным столом, подперев щеку рукой, а перед ней стояли два стакана с вином.

 — Я понимаю, что ты хочешь побыть одна после этой суматохи, но мне нужно пару минут, чтобы успокоиться.

 — Без проблем, Кэти, — Силла положила на стол аспирин.

 — За обручальные кольца — и те, что дарят на помолвку, — и за то, что они означают. — Кэти подняла стакан, подождала, пока Силла возьмет свой, и чокнулась с ней. — И надеюсь, что я больше не буду в истерике стучать в твою дверь.

 — Мне кажется, ты стойко держалась. Какие красивые кольца. Я и раньше ими восхищалась.

 — Том хотел купить мне новое обручальное кольцо к двадцатипятилетию свадьбы. Но я не захотела. — Она сделала глоток, и ее глаза сверкнули. — И тогда вместо него он подарил мне браслет с бриллиантами. Я удивлена, что ты не носишь украшений, кроме этого новенького колечка. У твоей бабушки было много изумительных драгоценностей.

 — Сейчас они у матери. Кроме того, моя работа, — Силла сделала еще один глоток, — не располагает к побрякушкам.

 — С твоей внешностью они и не нужны. Как и ей. Это мы, простые смертные, нуждаемся в украшениях. Конечно, с возрастом красота блекнет. Но не ее. Не ее.

 — Я как раз рассматривала старые фотографии и думала… — Силла прижала ладонь к виску. — Простите. Я и не догадывалась, что так устала. Наверное, это вино было лишним.

 — Ты должна допить его. А потом выпить еще стакан, чтобы закончить дело.

 — Думаю, лучше не надо. Прости, Кэти, но что-то я неважно себя чувствую. Мне нужно…

 — Допей вино, — Кэти раскрыла сумочку и достала оттуда маленький револьвер. — Я настаиваю, — прибавила она, и Спок зарычал.

 — Дженет покончила с собой. Я уже тридцать лет виню себя в том, что мог быть одной из причин этого.

 — Она была беременна.

 — Она говорила… — выражение глаз Форда заставило Тома умолкнуть, и он кивнул. — Да. Я не верил ей, пока мы не поговорили с глазу на глаз. Потом, после ее смерти, в тот же день я пошел к отцу и во всем признался. Он был в ярости. Он не терпел ошибок, особенно когда они касались чести семьи. Он все устроил. Мы больше никогда об этом не говорили. Думаю, заплатил судебно-медицинскому эксперту, чтобы тот не упоминал о беременности.

 И его политическая карьера, подумал Форд, пошла прахом.

 — Другого выхода не было, Форд. Представьте, как отреагировала бы публика, если бы все это открылось. Представь, что стало бы с моей семьей, если бы?..

 — Вы говорили с глазу на глаз.

 — Я поехал на ферму. Я хотел, чтобы она обо всем забыла, вернулась к прежней жизни. Но она настаивала. Поэтому я приехал к ней, как она того хотела. Она пила. У нее был результат теста на беременность.

 — С собой? — настаивал Форд. — Документ?

 — Да. Она воспользовалась своим настоящим именем и пошла к врачу, который ее не знал. Сказала мне, что надела парик и наложила грим. Она часто так поступала, когда мы где-то встречались. Тогда я ей поверил, и я поверил, что она хочет сохранить ребенка. Но она порвала со мной. Сказала, что я не заслуживаю ни ее, ни ребенка.

 — Она дала вам отставку? — прищурился Форд.

 — Я уже и так порвал с ней. Наверное, она хотела, чтобы за ней осталось последнее слово. Мы ссорились, не отрицаю. Но когда я уходил, она была жива.

 — Что случилось со справкой от врача?

 — Понятия не имею. Я же говорю, что она была жива, когда я уезжал домой. Потом я заглянул в детскую к дочери. Я думал о том, чем я рисковал и что мог разрушить. Я думал о Кэти и о ребенке, которого она носит. О том, что несколько месяцев назад я чуть не подал на развод, чтобы открыто начать жить с женщиной, которая на самом деле не существовала. Я мог это сделать. Я чуть было этого не сделал.

 Он тяжело облокотился на перила террасы и закрыл глаза.

 — Кэти сказала мне, что беременна, и этим помогла стряхнуть наваждение. Я лежал на кушетке в детской вместе с дочерью и думал о ребенке, который родится у Кэти осенью. Думал о Кэти и о нашей с ней жизни. О том, что больше никогда не увижусь с Дженет. Что больше не буду рисковать своей семьей. Тридцать пять лет, Форд. Чего ты добьешься, если вытащишь все это на свет сейчас?

 — Вы терроризировали Силлу. Вы чуть не убили человека, а когда это не помогло, вы терроризировали ее. Вломились в ее дом, писали оскорбления на ее машине и ограде, угрожали ей.

 — Вломился, не отрицаю. Чтобы найти письма. И потерял контроль над собой, когда их не нашел. Это был порыв гнева, когда я разбил плитку. Но остальное? Я не имею к этому никакого отношения. Это Хеннесси. Я понял, что письма не имеют значения. Они не опасны. Никто не свяжет меня с ними.

 — Хеннесси не мог этого сделать. Он был под замком.

 — Говорю тебе, это не я. Зачем мне лгать по поводу ограды и кукол? — спросил Том. — Я признался в худшем.

 — Ваша жена обо всем знала. Дженет позвонила ей. Об этом вы писали в последнем письме.

 — Дженет была пьяна и несла что-то бессвязное. Я убедил Кэти, что все это неправда. Что это алкоголь, таблетки и горе. Конечно, она расстроилась, но она мне поверила. Она…

 — Вы говорите, что спали в детской в ту ночь, когда умерла Дженет?

 — Да, я… я заснул. Проснулся, когда вошла Кэти, чтобы взять ребенка. У нее был такой усталый вид. Я спросил, все ли с ней в порядке. Она сказала, что да. Что теперь у нас всех все будет в порядке. — Краска стыда на его лице внезапно сменилась смертельной бледностью. — О боже!

 Форду больше не требовалось ни признаний, ни доказательств. Он побежал. Силла была одна. И Кэти Морроу знала об этом.

 — Ты что-то подсыпала в вино.

 — Секонал. Как и твоей шлюхе бабке. Только у нее была водка.

 Силла чувствовала, как тошнота подступает к горлу. Страх, внезапное осознание, смесь таблеток и вина.

 — Диван не был розовым, а платье синим.

 — Выпей вина, Силла. Ты заговариваешься.

 — Ты видела диван и платье в ту ночь… в ту ночь, когда убила ее. Вот что ты помнишь — ту ночь, а не рождественскую вечеринку. Те письма писал Том, да? Том был ее любовником, отцом ее будущего ребенка.

 — Он был моим мужем, отцом моего ребенка и отцом ребенка, которого я носила. Она об этом думала? — ярость исказила лицо Кэти. Не безумие, как у Хеннесси, подумала Силла. Настоящая ярость. — Она хоть на минуту задумалась, что такое брак и семья, прежде чем брать то, что принадлежит мне? У нее было все. Она была ровно на десять лет старше его. Она выставила меня дурой, но и этого ей было мало. Он пошел к ней, оставил меня в тот вечер ради нее, когда я качала в кроватке нашу маленькую дочь, а внутри у меня толкался наш ребенок. Он пошел к ней и к тому ублюдку, которого она зачала от него. Пей вино, Силла.

 — На нее ты тоже наставила пистолет?

 — Этого не понадобилось. Она уже пила. Я просто высыпала таблетки в ее стакан. Мои таблетки, — прибавила она. — Те самые, которые купила для себя, когда узнала, что она заарканила его.

 — И долго? Как долго ты об этом знала?

 — Несколько месяцев. Он пришел домой, и я почувствовала запах ее духов. «Вечерний Париж». Ее запах. Я видела ее в его глазах. Я знала, что он ходил к ней, снова и снова. Прикасался ко мне только тогда, когда я умоляла. Но потом все изменилось, все начало меняться, когда я забеременела. Он стал возвращаться ко мне. Она не могла с этим смириться. Заманивала его обратно. Я не хотела, чтобы меня жалели. Я не хотела, чтобы меня сравнивали с ней, чтобы надо мной смеялись. Я выстрелю, если ты не выпьешь. Они скажут, что это очередное вторжение, на этот раз с трагическим исходом. — Она снова раскрыла сумку и вытащила из нее полиэтиленовый пакет с куклой. — Оставлю это, если ты предпочтешь пулю. Я купила несколько штук много лет назад. Не могла устоять. Не знала зачем, пока ты не приехала сюда.

 Борясь с головокружением, Силла взяла стакан и поднесла к губам.

 — Ты инсценировала ее самоубийство.

 — Она сама облегчила мне эту задачу. Приняла меня, как давнюю подругу. Извинилась за свой поступок. Ей было жаль, что она обидела меня, причинила мне боль. Она не может вернуть все назад, да и не хочет, если бы даже могла. Потому что тогда бы не было ребенка. А теперь ей нужен только ребенок и возможность исправить прошлые ошибки. Конечно, она никогда не раскроет имя отца. Лживая сука.

 — Ты отравила ее.

 — Когда она начала отключаться, я помогла ей подняться наверх. Тогда я чувствовала себя такой сильной. Мне пришлось почти нести ее, но я была сильной. Я раздела ее. Хотела, чтобы она была голой и беззащитной. И я дала ей еще таблеток и водки. Я сидела и смотрела, как она умирает. Сидела и смотрела, пока она не перестала дышать. Потом я ушла. Я приезжала сюда. После того как они увезли ее туда, где она всегда была чужой, я приезжала. Мне нравилось смотреть, как тут все разрушается, в то время как я… возрождаюсь. Я морила себя голодом. Тренировалась до дрожи в мышцах. Салоны красоты, спа, липосакция, подтяжки лица. Он никогда не будет смотреть на меня, а хотеть ее. Никто больше не будет смотреть на меня с жалостью.

 Внешность, подумала Силла. Иллюзия.

 — Но я тебе ничего не сделала.

 — Ты приехала сюда, — свободной рукой Кэти бросила еще несколько таблеток в стакан Силлы и долила вина. — Твое здоровье!

 — Я ошибалась, — пробормотала Силла. — Ты такая же безумная, как Хеннесси.

 — Возможно, но гораздо более упорная. Этот дом заслужил того, чтобы умереть долгой, жалкой смертью. Она только уснула. Это было моей ошибкой. Приехав сюда, ты привезла ее с собой, снова швырнула все это мне в лицо. Ты заставила моего сына сажать розы в ее честь. Ты соблазнила Форда, который заслуживает лучшего. Я бы оставила тебя в живых, если бы ты уехала. Если бы оставила этот дом умирать. Но ты продолжала швырять его мне в лицо. Я этого не допущу, Силла. Я вижу, кто ты на самом деле. Только мы с Хеннесси это видели.

 — Я не Дженет. Никто не поверит, что я убила себя.

 — Яблоко от яблони недалеко падает, — свободной рукой Кэти небрежно откинула прядь волос с лица. — Помолвка, к которой тебя вынудили, переживания из-за того, что ты стала причиной смерти человека, которому сломала жизнь твоя бабка. Я смогу подтвердить, как ты настаивала, чтобы тебя оставили одну.

 — Я не Дженет, — повторила Силла и выплеснула содержимое стакана в лицо Кэти.

 Спок вскочил. Силла схватила бутылку и хотела ударить Кэти по голове. Но, ослабленная таблетками, она промахнулась и лишь слегка задела ее висок.

 Этого оказалось достаточным, чтобы Кэти отшатнулась. Силла бросилась вперед и толкнула ее, а собака прыгнула на накренившийся табурет. Пистолет выстрелил, табурет опрокинулся, и пуля ушла в потолок.

 Сражайся или беги. Силла боялась, что у нее не осталось сил ни на то, ни на другое. Ее колени подогнулись, и она упала на Кэти, впившись ногтями ей в лицо. Она почувствовала удовлетворение, услышав крик — а еще больше от сознания того, что, даже если она умрет, правда все равно раскроется. Под ногтями у нее была Кэти Морроу. Она схватила Кэти за волосы и дернула, вырвав приличный клок. Куча ДНК, успела подумать она, когда у нее в глазах стало темнеть. Лай Спока звоном отдавался в ушах.

 Она размахнулась и ударила не глядя. Потом услышала крики, визг, еще один выстрел. И потеряла сознание.

 Сердце Форда замерло, когда он увидел машину Кэти на подъездной дорожке к своему дому. Он не должен опоздать. Он не может опоздать. Резко затормозив позади «Вольво», он выскочил из машины и побежал к двери, но на полпути какое-то шестое чувство остановило его.

 Не здесь. Ферма. Он повернулся и побежал. Он сыпал проклятиями — точно так же он ругался по дороге сюда, обнаружив, что его телефон остался на стойке бара у Брайана.

 Когда он услышал выстрел, страх, вкус которого, как ему казалось, он уже знал, уступил место дикому, безумному ужасу.

 Он влетел в дверь, выкрикивая имя Силлы, и услышал бешеный лай Спока. Кто-то визжал, как раненый зверь. Он бросился на кухню. Открывшаяся перед ним картина навечно запечатлелась в его памяти.

 Силла распростерлась на Кэти, размахивая кулаками, которые, казалось, были такими тяжелыми, что она с трудом поднимала их. Кэти лежала с залитым кровью лицом и горящими ненавистью глазами. Спок бешено лаял. И пистолет в ее руке. Медленно поворачивающийся в сторону Силлы.

 Форд прыгнул вперед, одной рукой схватив запястье Кэти, а другой отталкивая Силлу. Он почувствовал легкий укол в руку, похожий на укус пчелы, и вырвал пистолет из руки Кэти.

 — Форд! Слава богу! — Кэти протянула к нему руки. — Она сошла с ума. Я не знаю, что случилось. Не знаю, что на нее нашло. У нее был пистолет, и я попыталась…

 — Заткнись! — сухо и отчетливо произнес он. — Попробуй пошевелиться, и, клянусь богом, я первый раз в жизни ударю женщину. Спок, прекрати! И это тебе тоже зачтется, — прибавил он, обращаясь к Кэти. — Так что заткнись, — он направил на нее пистолет и шагнул к Силле. — Или я за себя не отвечаю. Силла. Силла.

 Он проверил, не ранена ли она, затем поднял ей веко, а Спок стал лихорадочно облизывать ей лицо.

 — Очнись, — он похлопал ее по щекам. — Только попробуй еще раз пошевелиться, — предупредил он Кэти голосом, который сам едва узнал. — Только попробуй. Силла! — Он еще раз ударил ее по щеке, на этот раз сильнее, и увидел, как задрожали ее веки. — Сядь. Очнись. — Одной рукой он помог ей сесть. — Я звоню в «Скорую» и в полицию. Все в порядке. Ты меня слышишь?

 — Секонал, — с трудом произнесла она и обхватила себя одной рукой. А потом решительно сунула два пальца в рот.

 Позже, когда все закончилось, Силла сидела под синим зонтом. Весна прошла, и лето скоро пройдет, думала она. Она будет здесь, когда листья изменят свой цвет и золотом рассыплются по склонам гор. Когда выпадет первый снег — и когда последний. Она будет здесь, думала Силла, весной, которая придет, и все остальные весны, все времена года.

 Она будет дома. С Фордом. И со Споком. Ее героями.

 — Ты все еще бледная, — сказал он. — Может, лучше было прилечь, а не дышать свежим воздухом.

 — Ты тоже бледный, — возразила она. — Ты ведь был ранен.

 Он посмотрел на свою перевязанную руку. Поцарапан — более точное определение.

 — Да. В конце концов, это круто. Я получил ранение, ворвавшись — опять чуть-чуть опоздав, — чтобы спасти любовь всей своей жизни, прежде чем она спасла себя сама.

 — Ты меня спас. Я проиграла. Я расколола ее, — добавила она и пошевелила пальцами. — Но у меня закончились силы. Ты и Спок — храбрая собачка, — она наклонилась, чтобы поцеловать пса, — вы спасли мне жизнь. Теперь вы должны поддерживать ее.

 — Именно этим я и собираюсь заняться, — он взял ее за руку. — Я чуть не ошибся домом. Вот что, Силла. Никаких двух домов. Я чуть не ошибся домом. И тогда я мог опоздать.

 — Ты все понял, и ты пришел за мной. Можешь рисовать любых героев, каких захочешь. Но мой герой — это ты.

 — Герой, богиня-воительница и суперсобака. Нам очень везет, тебе и мне.

 — Думаю, да, Форд. Мне так жаль, так жаль Брайана.

 — Мы поможем ему пережить это. Мы найдем способ помочь ему.

 — Все эти годы она помнила о предательстве. И не могла вынести того, что я сюда приехала. В каком-то смысле этот дом был символом для нас обеих, — она внимательно посмотрела на него — на свой красивый дом, сияющий свежей краской, с блестящими в лучах утреннего солнца окнами.

 — Мне нужно было его возродить, а ей нужно было видеть, как он умирает. Каждая новая доска, каждый мазок краски были для нее как пощечина. А праздник? Можешь себе представить, как это грызло ее? Музыка и смех, еда и напитки. И разговоры о свадьбе. Разве она могла это вынести?

 — Я знал их обоих всю жизнь, но ничего не замечал. Вот тебе и наблюдательность писателя.

 — Они прятали это. Заперли в шкаф. Она смотрела, как Дженет умирает, — Силле все еще было тяжело говорить об этом. — Предательство жило в ней всю жизнь. Когда она переделывала свое тело. Когда растила детей, ходила по магазинам с подругами, пекла печенье, застилала постель. И время от времени она приезжала сюда, чтобы дать этому выход.

 — Как тугой поршень.

 — Можно и так выразиться. Моя бабушка не кончала жизнь самоубийством. Это будет большой сенсацией. Снимки, статьи, репортажи, а может, и целый фильм. Потом книги, ток-шоу. Куча всего.

 — Думаю, теперь я уже имею об этом представление. Предупреждения излишни. Твоя бабушка не кончала жизнь самоубийством, — повторил он.

 — Нет, не кончала, — ее глаза наполнились слезами. — Она не бросала мою маму, как та всегда думала. Она купила диван цвета губной помады с белыми атласными подушками. Она оплакивала одного ребенка и ждала другого. Но она не была святой, — продолжала Силла. — Она спала с чужим мужем и без колебаний разбила бы его семью. Или почти без колебаний.

 — Обман — это всегда улица с двусторонним движением. Том предал свою жену, свою семью. Даже говоря о том, что порвал с Дженет, он продолжал спать с ней. Дома его ждали беременная жена и дочь, а он спал с иллюзией — и отказывался брать на себя ответственность за последствия.

 — Интересно, может, именно жестокость последнего письма, оскорбившая чувства Дженет к нему, заставила ее бросить ему в лицо правду. «Я беременна, ребенок твой, но ты нам не нужен», — Силла вздохнула. — Мне бы хотелось так думать.

 — Похоже, правда? И это совпадает с тем, что говорил мне Том. Кэти забрала и уничтожила результаты теста на беременность, но она не знала о письмах. Она не знала о «Гэтсби».

 — Мне кажется, Дженет хранила письма как напоминание, что ребенок был зачат по крайней мере в иллюзии любви. Как напоминание, что он принадлежит только ей. Я думаю, что она позаботилась о том, чтобы ферму не продали, потому что рассчитывала, что когда-то ферма перейдет к нему. Джонни умер, и она знала, что моя мать не испытывает привязанности к этому дому. Но у нее оставался последний шанс. Наверное, некоторые вопросы останутся, но у меня есть те ответы, которые мне нужны. Если она когда-нибудь приснится мне, как снилась раньше.

 — А ты этого хочешь?

 — Может быть. Иногда. Но теперь мне хотелось бы видеть сны о том, что будет, о том, на что я надеюсь, а не о том, что было, — она улыбнулась, и он коснулся губами ее пальцев.

 — Прогуляйся со мной, — он встал и помог ей подняться. Только ты и я. — Он посмотрел на Спока, радостно закружившегося у их ног. — Только мы.

 Они пошли по камням, по траве, все еще мокрой от росы, среди буйно цветущих роз, среди последних летних цветов, распускавшихся, словно бабочки. Они шли рука в руке, а смешная неуклюжая собака гоняла невидимых кошек вокруг заросшего лилиями пруда.

 Держа его за руку, она думала, что это и есть ее самый лучший сон. Прямо сейчас. Все трое, счастливые и сильные.

 И дома.