Женская месть

Нью-Йорк, октябрь 1988

 Руки в черных перчатках сжимали веревку с завязанными на ней узлами, поочередно перехватывая ее. Внизу, на расстоянии пятидесяти этажей, виднелись улицы Манхэттена, блестевшие от раннего утреннего дождя.

 Весь фокус заключался в умении рассчитать время. Система сигнализации была сложной, очень сложной, но все-таки с ней можно было справиться. Не существовало абсолютно надежных систем сигнализации. Предварительная работа была проделана за несколько часов. Все расчеты сделаны на компьютере. Самой простой ее частью было выключение сигнала тревоги. Метод взлома определялся наличием сканирующих камер в коридорах. Пробираться в квартиру через обычный вход было по меньшей мере неразумно. Но всегда существовали другие пути проникновения, всегда существовали запасные варианты.

 Сейчас дождь превратился в мелкую моросящую водяную пыль, а с ним вместе пришел холод, но зато прекратился ветер. Если бы он все еще продолжался, то фигурка, висевшая на веревке, уткнулась бы лицом в кирпичную стену здания. Уличные фонари отражались в лужах, преломляясь в виде жирных радужных кругов, и были очень далеко внизу, а звезды прятались за облаками. Но человек в черном не интересовался ни лужами, ни звездами. На лбу его выступил пот, но не от страха, а от предельной концентрации внимания. Фигурка соскользнула ниже еще на фут, на фоне высотного здания казалась черной точкой.

 Улицы были почти пустынными. Иногда по ним проезжало в поисках пассажира одинокое такси или пьяный пешеход добирался сюда из менее богатого и престижного района. Нью-Йорк в четыре часа утра казался таинственным и загадочным. И никто не обращал внимания на одинокую фигурку в черном. Для вора же существовала единственная реальность – веревка, на которой он висел. Стоило только один раз промахнуться, выпустить веревку из рук, и страшная смерть была ему обеспечена.

 А успех означал… все.

 Грабитель осторожно продвигался, преодолевая дюйм за дюймом, приближаясь к перилам балкона, на котором стояло множество растений в горшках. Уже можно было разглядеть все трещинки и пористую поверхность цемента, соединявшего кирпичи.

 Вскоре у вора возникло искушение дать отдых плечам, которые сводило судорогой, и рукам, терзаемым болью. Он решил было сделать прыжок, преодолев таким образом последние несколько футов, но потом передумал и продолжал терпеливо и размеренно спускаться вниз.

 Наконец его черные спортивные туфли коснулись перил, фигурка качнулась назад, нашла точку опоры, постояла, стараясь приобрести равновесие. Теперь, когда ноги прочно стояли на полу балкона, можно было передохнуть и оценить проделанный путь, посмотреть вниз, на город. С такой высоты в это время года Сентрал-парк выглядел как цветная заплатка, напоминавшая о деревенских просторах. Деревья были золотыми, бронзовыми и алыми, а из Канады, завиваясь вихрями, мчался ветер, чтобы смести осенние листья.

 Открывшаяся взору полоска Сентрал-парка казалась безмятежно спокойной. За деревьями, за бассейном, поднимались здания. Они были высокими и имели более современную форму, чем тот старый многоквартирный дом, по которому на балкон спустился вор.

 Сейчас город дремал, набираясь сил для нового рабочего дня, от которого его отделяло всего несколько часов, но энергия его уже вибрировала в воздухе. В грядущем дне скрывалась великая победа, или поражение, или все то, что отделяет поражение от победы.

 Некоторые, как и наш вор, знали в этом толк.

 Отойдя от перил, фигурка опустилась на колени у двери. Теперь оставалось только справиться с замком, а, как известно, замки создают лишь иллюзию надежности и защищенности. Из темного кожаного мешка был извлечен небольшой набор инструментов. Замок был очень хорошим, но, чтобы открыть его, вору потребовалось лишних две минуты. Может, кто-нибудь и сделал бы это быстрее, но таких нашлось бы немного.

 Когда замок поддался и щелкнул, инструменты были тщательно убраны. Организованность, самоконтроль и осторожность уберегают воров от тюрьмы. А этому вору вовсе не казалась соблазнительной перспектива оказаться за решеткой. Ему предстояло еще многое сделать в жизни.

 Сегодня на очереди были сверкающие, как лед, бриллианты и жаркие красные рубины. Единственное, что стоило воровать, – это драгоценности. В них была жизнь, у них была история, они обладали магической силой. И что, возможно, было самым важным – они обладали благородством и достоинством. Даже в темноте драгоценный камень продолжал сверкать, заигрывать и дразнить, как любовник. На самую прекрасную картину можно только смотреть, любоваться ею с некоторого расстояния. Деньги холодны и безжизненны. Драгоценности же всегда несут печать личности их владельцев.

 Спортивные туфли бесшумно ступали по натертому до блеска полу. В воздухе чувствовался слабый запах лимонного воска, сохранившийся с утра, когда здесь натирали паркет. Аромат этот соперничал с острым запахом осеннего букета. Вору запах показался приятным, он улыбнулся, минуту помедлил и выдохнул его. Но промедление длилось всего лишь мгновение. В обширном заплечном мешке вора имелся мощный карманный фонарь, но в нем необходимости не было. В памяти вора был запечатлен каждый дюйм этой комнаты. Три шага, потом поворот направо. Еще семь шагов, поворот налево. На второй этаж вела винтовая лестница с балюстрадой, украшенной резьбой ручной работы – медными листьями и фигурками херувимов. В алькове под лестницей возвышался мраморный пьедестал. На нем стояла бесценная скульптура доколумбовой эпохи. Вор не обратил на нее никакого внимания и медленно двинулся в библиотеку.

 Сейф был скрыт за собранием сочинений Шекспира. Вор прикоснулся пальцем к тому с надписью «Отелло», потянул его к себе и тотчас же обернулся, потому что в спину ему ударил сноп света.

 – Как принято говорить, – раздался спокойный, с красивыми модуляциями голос, – тебя накрыли.

 Женщина, стоящая в дверях, была одета в розовое неглиже. Ее бледное лицо блестело от ночного крема, а серебристо-платиновые волосы были зачесаны назад. На первый взгляд ей можно было дать сорок и счесть, что она выглядит молодо. Она готова была признать, что ей уже стукнуло сорок пять, хотя на самом деле была на пять лет старше, о чем предпочитала умалчивать.

 Женщина была маленького роста и не вооружена, если не считать банана в руке. Откинув голову назад, театральным жестом она наставила банан на вора и сказала: «Пли!»

 Вор выругался и рухнул в глубокое кожаное кресло.

 – Черт возьми, Селеста, что ты здесь делаешь?

 – Ем. – Чтобы доказать, что говорит правду, женщина откусила кусочек банана. – А вот что делаешь в библиотеке ты? Зачем ты прокралась сюда?

 – Я практикуюсь, – ответил вор хрипловатым и низким, но, несомненно, женским голосом и снял черные перчатки. – Я чуть было не обокрала тебя.

 – Какое счастье, что я совершала этот набег на холодильник, – ответила Селеста и стремительно прошла через комнату, как через сцену, которую ей приходилось столько раз пересекать подобным образом. – Адриенна, право же, глупо взламывать квартиру, когда у тебя есть ключ от нее!

 – А я им не хотела воспользоваться.

 Надувшись, Адриенна стянула шапочку. Ее волосы, почти такие же черные, как шапка, рассыпались по плечам.

 – Я спустилась с крыши.

 Селеста глубоко вздохнула и задержала дыхание, зная, что ругать девушку бесполезно. Вместо этого она плюхнулась на стул.

 – Ты сошла с ума?

 Адриенна только пожала плечами. В конце концов, ей и раньше приходилось слышать этот вопрос.

 – Я почти добилась своего. Если у человека есть сила воли, он всегда своего добьется.

 – Так, значит, я тебе помешала, и в этом моя вина.

 – Сейчас это уже не имеет значения, Селеста. – Адриенна подалась вперед, схватив подругу за руки, унизанные кольцами: на левой ее руке красовался сапфир, на правой – алмаз. На руках Адриенны колец не было. Все кольца, которые ей принадлежали, были проданы задолго до того, как она начала свою карьеру.

 – Ты не можешь себе представить, какое испытываешь чувство, когда висишь над городом. Словно ты одна во всем мире. И такая легкость в мыслях.

 – Дорогая, ты же знаешь, что здесь есть охранная система. Адриенна дотронулась языком до верхней губы. Ее рот был очень похож на рот Фиби – полный и чувственный.

 – А почему же она не сработала? Тебя это не удивляет? Селеста поправила неглиже.

 – Я не хочу об этом знать.

 – Селеста!

 – Ну ладно. Так почему?

 – Я отключила ее сегодня днем, когда мы обедали.

 – Благодарю за заботу. Ты оставила меня без защиты от преступников.

 – Я ведь знала, что вернусь.

 В Адриенне все еще бурлила энергия. Поэтому она поднялась и зашагала по комнате. Она была маленького роста, изящного сложения и двигалась как танцовщица. Или как вор. Волосы спускались ей на спину и доходили до лопаток. Они были блестящие, прямые и при каждом движении взвивались и снова падали.

 – Когда я придумала, как ее отключить, это оказалось совсем легко. Я поколдовала над сигнализацией, и когда ты включила ее, то у дверей балкона в ней произошло короткое замыкание. Я вернулась через пару часов и поболтала с охранником. У его жены снова разыгрался артрит.

 – Грустно это слышать.

 – Я же, в свою очередь, сказала, что ты чувствуешь себя не блестяще, и оставила для тебя цветы. Когда он был занят разговором по телефону с кем-то из жильцов, я тихонько проскользнула на лестницу.

 Селеста подняла тонкую бровь и ничего не сказала.

 – Я поднялась на лифте с пятого этажа на крышу, – продолжала свой рассказ Адриенна. – У меня в мешке лежала веревка. А потом я спустилась по ней вниз. И вот я здесь.

 – Но ведь пятьдесят этажей, Адриенна! – Селесте стало страшно, но гнев пересилил страх. – Черт возьми, а если бы принцесса Адриенна сорвалась с крыши моего дома и шмякнулась на тротуар под моим балконом? Как бы я все это объяснила?

 – Но ведь я не упала, – заметила девушка. – А если бы ты решила поесть на кухне, я бы очистила твой сейф, вернулась на крышу и улизнула.

 – Весьма нелюбезно с моей стороны.

 – Да ладно, Селеста, не огорчайся. – Адриенна присела на ручку кресла и успокаивающе положила руку ей на плечо. – Мне очень хотелось бы посмотреть на твое лицо в тот момент, когда я вывалила бы твое рубиновое ожерелье тебе на колени. А вот это мне придется пристроить.

 Адриенна вытащила замшевый мешочек из своего заплечного мешка, открыла его и высыпала бриллианты.

 – О боже!

 – Великолепные, правда?

 Адриенна подняла колье и повернула его так, чтобы на него упал свет. Ожерелье состояло из одного яруса камней, сходившихся к крупному бриллианту, расположенному в центре, который должен был бы уютно угнездиться в вырезе дамского платья. Камни сияли холодным и, казалось, высокомерным светом. Они жили собственной жизнью. Адриенна повертела их в руках.

 – Говорят, что в центральном камне шестьдесят карат, камни лишь слегка розоватые. Блестящая работа! Благодаря колье даже шея этой старой вороны выглядела привлекательно.

 Селеста убеждала себя, что ей давно следовало ко всему привыкнуть, но внезапно почувствовала, что ей необходимо выпить. Поднявшись, она подошла к бару, переделанному из французского шкафчика в стиле рококо, и достала графин с бренди.

 – О какой старой вороне идет речь, Эдди?

 – О Доротее Барнсуорт.

 Сунув руку в свой мешочек, Адриенна вытащила серьги из того же гарнитура.

 – Хороши! Тебе не кажется?

 – Ах да, Доротея. Мне эти камни показались знакомыми. – Селеста предложила Адриенне рюмку бренди. – Но ведь она живет в крепости на Лонг-Айленде.

 – В ее системе сигнализации есть серьезные недостатки, – сказала девушка, отхлебнув напиток. По ее жилам разлилось благословенное тепло. – Хочешь взглянуть на браслет?

 – Я уже видела его на прошлой неделе на Осеннем балу.

 – Это был приятный вечер. – Адриенна звякнула сережками, которые держала в руке. Она оценила каждую из них карат в десять. В ее заплечном мешке была лупа, которой пользуются ювелиры и которую она пустила в дело в кабинете Барнсуортов. Просто на всякий случай, чтобы быть уверенной, что не покидает дом в Лонг-Айленде с мешком, полным красивых стразов.

 – Если дать эти побрякушки перекупщику краденого, за них можно выручить около двухсот тысяч.

 – Но у нее же собаки, – буркнула Селеста, – доберманы. Их пять.

 – Три, – поправила Адриенна подругу и взглянула на часы. – Я их усыпила. Селеста, дорогая, я умираю с голоду. Найдется у тебя еще банан?

 – Нам надо поговорить.

 – Ты будешь говорить, а я – есть.

 У Селесты вырвалось только беспомощное проклятие, когда Адриенна направилась из библиотеки в кухню.

 – От свежего воздуха у меня разыгрался аппетит. Боже, как холодно было на Лонг-Айленде! Меня ужасно просквозило. О, кстати, на крыше твоего дома осталось мое норковое манто. Надо не забыть забрать его оттуда.

 Селеста рухнула на кухонный стул, а Адриенна невозмутимо начала производить раскопки в холодильнике.

 – Эдди, сколько же это будет продолжаться?

 – Что «это»? А, охотничий паштет! Как раз то, что нужно. – Она услышала вздох за спиной и подавила улыбку. – Я люблю тебя, Селеста.

 – А я тебя, дорогая. Я старею. Подумай о моем сердце. Адриенна старалась удержать тарелку, которую нагрузила паштетом, виноградом и тонкими, намазанными маслом крекерами.

 – У тебя самое мужественное и великодушное сердце из всех, кого я знаю. – Девушка легко коснулась щеки Селесты и почувствовала знакомый запах ее ночного крема. – Не беспокойся обо мне, дорогая. Я в своем деле профессионал.

 – Знаю.

 Кто стал бы это отрицать? Селеста глубоко вздохнула, внимательно изучая лицо девушки, сидевшей напротив. Принцесса Якира Адриенна, дочь короля Абду ибн Файзаля Рахмана аль-Якира и Фиби Спринг, кинозвезды, двадцатипятилетняя светская дама, благотворительница, участница многочисленных акций милосердия, излюбленная жертва и героиня газетчиков, освещавших светскую жизнь, и… взломщица.

 Кто мог бы ее заподозрить? Этой мыслью Селеста тешила себя долгие годы. Адриенна с годами превратилась в очень красивую женщину. У нее была золотистая кожа, темные глаза и волосы, доставшиеся ей в наследство от отца, и четкие черты матери, только более тонкие. В ней было сочетание изящного и экзотического – стройная фигурка, делавшая ее похожей на подростка, и чеканной красоты лицо.

 Когда Селеста смотрела на ее рот, она всегда испытывала укол в сердце, потому что рот ее был копией рта Фиби. А глаза… Как бы Адриенна ни желала не иметь с отцом ничего общего, это были глаза Абду – черные, миндалевидные и проницательные. От матери она унаследовала сердечность, теплоту и благородство духа. От отца – жажду власти и мстительность.

 – Адриенна, теперь у тебя нет необходимости продолжать все это.

 – Есть, и очень большая. Адриенна отправила в рот крекер.

 – Дорогая, Фиби больше нет, и мы не можем ее вернуть.

 На мгновение, всего лишь на одно мгновение с лица Адриенны слетело невозмутимое выражение, и она показалась Селесте юной и незащищенной. Потом ее глаза снова стали жесткими. Она тщательно намазывала паштет на очередной крекер.

 – Знаю, Селеста. Никто не знает этого лучше меня.

 – Моя дорогая. – Селеста нежно прикоснулась к плечу девушки. – Она была моим самым близким другом, как ты теперь. Я знаю, как ты с ней настрадалась, как отчаянно старалась помочь ей. Но сейчас нет нужды рисковать. Да, впрочем, и раньше не было. Ведь я всегда была рядом.

 – Знаю, если бы я разрешила, ты взяла бы на себя все – счета, оплату услуг врачей и лекарства. Я никогда не забуду, что ты сделала для мамы и для меня. Без тебя она не продержалась бы столько времени.

 – Она держалась ради тебя.

 – Да, это правда. А то, что делала я, что делаю теперь и буду делать, – все это ради нее.

 – Эдди…

 Страх охватил Селесту, но испугали ее не слова, а холодный и будничный тон, которым они были произнесены.

 – Эдди, но ведь прошло уже больше шестнадцати лет с тех пор, как ты оставила Якир, и пять после смерти Фиби.

 – И с каждым днем этот долг возрастает. Селеста, не смотри на меня так. – Адриенна улыбнулась, стараясь развеять мрачное настроение подруги. – Что бы я делала без этого… моего хобби? Я была бы точно такой, какой меня изображают журналисты, – титулованной светской бабочкой, занятой благотворительностью, порхающей с одного светского раута на другой.

 Адриенна скорчила рожицу и снова вернулась к паштету.

 – Если верить газетчикам и их сплетням, я еще одна скучающая девица, у которой много денег и никаких занятий. Пусть они продолжают так думать и здесь, и в Якире. Пусть и он так думает.

 Селесте не надо было объяснять, кого Адриенна подразумевает под местоимением «он».

 – Это только облегчает возможность освободить всех их отлипших побрякушек.

 – Но теперь тебе не нужны деньги, Эдди.

 – Не нужны.

 Она опустила взгляд на свою рюмку с бренди.

 – Я удачно вкладывала деньги и могла бы жить вполне обеспеченной жизнью на то, что у меня есть. Но дело не в деньгах, Селеста. Возможно, деньги для меня никогда и не играли большого значения.

 Она снова подняла глаза на Селесту. В ее взгляде отразился блеск алмазов, блеск, от которого становилось зябко и даже страшно. Это был блеск украденных ею камней.

 – Мне было восемь лет, когда мы прилетели в Америку. И даже тогда я знала, что когда-нибудь вернусь в Якир и заберу то, что принадлежит маме.

 – Абду раскаивается. Думаю, теперь он, наверное, раскаивается.

 – Разве он приехал на ее похороны? – Задав этот вопрос, Адриенна резко вскочила и заходила по комнате. – Разве он выразил хотя бы соболезнование? Все эти долгие, ужасные годы он делал вид, что мамы просто не существует.

 Стараясь овладеть своими чувствами, Адриенна оперлась о стойку. Когда она снова заговорила, голос ее был спокойным и твердым:

 – Собственно, она давно уже не жила в полном смысле этого слова. Он убил ее, Селеста. Убивал все эти годы, пока я была слишком маленькой, чтобы помешать ему. Но скоро, очень скоро ему придется заплатить за все.

 Селеста почувствовала, как мурашки побежали у нее по коже. Она вспомнила, какой Адриенна была в восемь лет. В ее глазах уже тогда тлела эта искра – жажда мести, и они казались взрослыми не по возрасту.

 – Ты думаешь, Фиби хотела этого?

 – Думаю, мама сумела бы оценить иронию этой ситуации. Я собираюсь отобрать у него «Солнце и Луну», Селеста. Как я обещала ей, как я обещала себе. И ему придется дорого заплатить за то, чтобы вернуть себе ожерелье. – Девушка улыбнулась и подняла свою рюмку, салютуя Селесте. – Поэтому-то я не могу себе позволить утратить свои навыки. Тебе известно, что леди Фьюм устраивает на следующей неделе бал в Лондоне?

 – Эдди…

 – Этот старый козел лорд Фьюм заплатил четверть миллиона за ее изумруды. Леди Фьюм не следовало бы их носить. В них она выглядит бледной.

 Со смехом Адриенна наклонилась и поцеловала Селесту в щеку.

 – Иди и ложись спать, дорогая. Чтобы оставаться такой красивой, ты должна высыпаться. Я сама найду выход.

 – Через парадную дверь?

 – Конечно. Не забудь, что у нас в воскресенье пикник в Палм-Корт. Я его устраиваю.

 Адриенна упорхнула. Ей предстояло еще вернуться на крышу и захватить свое норковое манто.

 Искусство макияжа Адриенна постигла, когда еще сиживала на коленях матери. Фиби всегда зачаровывал этот процесс и то, что несколько прикосновений краской или помадой, несколько штрихов, нанесенных налицо, могли добавить прелести и скрыть возраст.

 Адриенна многому научилась не только у матери, но и у Селесты, и, когда ей было надо, превращала себя в Роз Спэрроу, возлюбленную вора по кличке Тень.

 Сегодня этот процесс занял у нее сорок пять минут, и Адриенна была довольна проделанной работой. Контактные линзы изменили цвет ее глаз, нос казался на полдюйма длиннее. Ее золотистая кожа скрылась под толстым слоем пудры и теперь казалась бледной. Дорогой рыжий парик ручной работы неузнаваемо преображал ее. В ушах у девушки позвякивали дешевые стеклянные сережки. Она сунула в рот клубничную жевательную резинку и отступила от зеркала, чтобы хорошенько оглядеть себя. Она осталась довольна: вид у нее был достаточно вульгарным, лучше не придумаешь. С помощью пышной юбки ей удалось придать бедрам большую округлость, а туфли на высоких каблуках прибавили ей три дюйма роста. Адриенна набросила на плечи дешевый искусственный мех, надела солнечные очки, украшенные стразами, направилась к двери и воспользовалась служебным лифтом. Сделала она это ради предосторожности: никто и так не узнал бы в ней принцессу Адриенну. И все же ей не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел Тень, выходящую из пентхауза.

 На улице она не стала брать такси и зашагала к подземке. В сумочке из искусственной кожи она несла пригоршню бриллиантов. От девушки пахло так, будто она выкупалась в дешевых духах, да, собственно, так и было.

 Адриенне нравилось ездить в метро в обличье Роз. Никто из ее знакомых не пользовался подземкой, а она любила смешиваться с толпой и чувствовать себя одной из многих. Ее каблуки постукивали по цементным ступенькам, когда она спускалась вниз. Адриенна вспомнила свой первый опыт. Тогда ей было шестнадцать. Она тряслась от страха, что в любой момент на ее плечо может опуститься рука, а полисмен потребует, чтобы она открыла сумочку. В тот раз там лежала нитка молочно-белого японского жемчуга длиной в двадцать один дюйм. Она выручила за нее двадцать пять тысяч долларов и смогла заплатить за лекарства и месяц лечения матери в институте Ричардсона.

 Адриенна миновала турникет и спустилась на платформу. Послышался шум приближающегося поезда, из тоннеля потянуло ветерком. Адриенна выплюнула на пол жевательную резинку и вместе с толпой двинулась к дверям вагона.

 Поезд остановился на станции, несколько пассажиров вышли из вагона, и Адриенна села на освободившееся место рядом с мужчиной, кожаную куртку которого украшали цепи. Сначала она рассматривала рекламные плакаты, потом ее взгляд побежал по лицам. Мужчина, одетый в костюм с галстуком, державший под мышкой портфель, читал недавно вышедший роман Ладлэма^[14]. Молодая женщина в замшевой юбке мечтательно загляделась в темное окно. Уши ее были закрыты наушниками, и она, должно быть, слушала музыку. В другом конце вагона, растянувшись на трех сиденьях, мертвецким сном спал мужчина.

 На следующей станции в вагон вошли три девушки, громко переговариваясь и хихикая. Должно быть, школьницы. Адриенна слушала, как они спорят о том, на какой фильм пойти, и завидовала им. Она никогда не была такой беспечной и свободной. На своей станции она покрепче прижала к себе сумку и вышла. Глупо было огорчаться из-за того, чего у нее никогда не было.

 На улице ее прохватило порывистым ветром: он продувал насквозь одежду, насмехался над ее боа из искусственного меха. Это был престижный район. Витрины сверкали, пытаясь воспламенить человека с самой холодной кровью. Принцесса Адриенна прогуливалась время от времени, рассматривая витрины и наполняя сердца торговцев надеждой на то, что, возможно, она купит у них пару побрякушек. Но Роз приходила сюда только по делу.

 На улицах заключалось много сделок. Расторопные перекупщики краденого ястребиным взглядом оценивали добычу. Похищенные и вставленные в новую оправу камни переходили из рук в руки. Адриенна никогда не вела никаких дел на улице.

 Она свернула за угол и вошла в лавку, которая производила довольно убогое впечатление. Джек Коэн считал пустым расточительством тратить деньги на то, чтобы придать своему заведению импозантный вид. Если покупателю не нравится пыль, пусть идет к Тиффани. Но у Тиффани он никогда не получит двадцатипятипроцентной скидки. Продавец бросил взгляд на входящую Адриенну, продолжая разговаривать с сутулым покупателем со следами юношеских прыщей на подбородке.

 – Этим кольцом вы ее сразите наповал, можете мне поверить.

 Продолжая говорить, продавец показал глазами на дверь в задней части магазинчика. Кивнув головой в знак того, что поняла его, Адриенна прошла через унылое, тускло освещенное помещение. Дверь перед нею сразу же открылась – видимо, ее ждали. Девушка оказалась в помещении, похожем на офис. На конторках стояли папки, вдоль стен выстроились коробки и ящики, а в воздухе висел запах чеснока и пастрами^[15].

 Джек Коэн был коротышкой с бочкообразной грудью и густыми усами, которые компенсировали наличие лысины на макушке. В торговлю ювелирными изделиями он пришел с парадного входа по дорожке, проложенной для него отцом. Отец основал это дело и гордился тем, что мог распознать копа, переодетого покупателем, столь же легко, как и квадратный циркон, который пытались выдать за алмаз. Он знал, когда ожидается спад, какие дельцы заинтересованы в скорейших операциях и как остудить слишком горячие головы. То же самое прекрасно постиг его сын.

 Когда Адриенна вошла, Джек держал в руках «брифки», особым образом сложенный лист бумаги с карманами для камней без оправы. Он кивнул ей, высыпал на стол около дюжины мелких, хорошо отполированных алмазов, затем принялся брать их пинцетом по одному и внимательно рассматривать.

 – Русские, – сказал он, – хорошего качества. Степени от Г до Е. – Он достал ручную лупу и снова оценил каждый камень. – Почти без дефектов, – заметил он. – А какой блеск!

 Потом он что-то забормотал, прищелкивая языком, и отложил два камня в сторону.

 – Ну-ну, в целом очень хорошая партия! Удовлетворенный осмотром, Джек смахнул камни в кармашки своего «брифки».

 – Чем могу служить, Роз?

 Вместо ответа она открыла сумку, вытащила из нее довольно объемистый замшевый мешочек и высыпала на стол драгоценности. Маленькие голубые глазки Коэна загорелись, как сапфиры.

 – Дорогая Роз, день становится веселее, когда приходишь ты.

 Она сняла солнечные очки и улыбнулась владельцу лавки:

 – Правда, славненькие? А? – Теперь в ее выговоре появился бронксский^[16] акцент. – Я чуть не умерла, когда их увидела. Я сказала: «Родной, это самые прелестные вещицы на свете». – Полные губы девушки слегка выпятились, демонстрируя обиду. – Я так надеялась, что он разрешит мне оставить их себе.

 – Думаю, они так горячи, что обожгли бы твою кожу, Роз.

 Джек снова вытащил лупу и начал рассматривать камни ожерелья один за другим.

 – Давно они у него?

 – Вы же знаете, он никогда не рассказывает мне о своих делах. Но эти камни у него недавно. Они такие огромные, что кажутся подделкой.

 – Они настоящие, Роз.

 Джек не собирался вести игру с человеком, от которого постоянно поступал товар.

 – Потрясающие камни, к тому же тонкая работа. – Джек осторожно, даже нежно положил ожерелье и отодвинул браслет. – Эта вещь не для нас. Мы интересуемся только камнями.

 Кончиком ярко-розового ногтя Роз дотронулась до ожерелья.

 – Люблю красивые побрякушки.

 – Все их любят. Они-то и держат нас на плаву… Великолепный гарнитур, – помолчав, заметил Коэн. Отложив серьги, он придвинул к себе калькулятор и погрузился в вычисления, бормоча себе под нос цифры. – Сто двадцать пять, Роз.

 Девушка выпятила подбородок.

 – Он сказал, я должна запросить двести пятьдесят.

 Коэн сложил руки на груди. Голубоглазый мужчина с редеющими волосами, он был похож на добродушного дядюшку, однако под его пиджаком был спрятан пистолет 38-го калибра.

 – Роз, дорогая, но мне ведь еще предстоит эти вещи пристроить. И я не знаю, за какую цену удастся их перепродать.

 – Он сказал, двести пятьдесят. – Теперь в голосе девушки прозвучали слезливые нотки. – Если я принесу домой половину назначенной суммы, меня ждет взбучка.

 Коэн мог заплатить за камни две сотни, и его обычные комиссионные остались бы при нем, но ему нравилось играть с Роз. Если бы не репутация человека, которого она представляла, он готов был бы поиграть с ней и в более интимные игры.

 – Каждый раз, когда ты приходишь, я терплю убытки. Тем не менее, девочка, ты мне нравишься.

 Роз мгновенно просияла. Это была старая песня.

 – Вы мне тоже очень нравитесь, мистер Коэн.

 – А как насчет ста семидесяти пяти и парочки хорошеньких маленьких камешков, которые я рассматривал, когда ты вошла? Это была бы наша тайна.

 Она сделала вид, что готова принять это соблазнительное предложение, но потом на лице ее отразился испуг.

 – Боюсь, он узнает. Он всегда все узнает и терпеть не может, когда я принимаю подарки от других мужчин.

 – Ладно, Роз. Это для меня все равно что перерезать глотку, но пусть уж будет двести. Скажи ему, что лишний риск требует дополнительных расходов. Через пару часов у меня будут наличные.

 – Ладно. – Девушка встала и запахнула пальто. – Я постараюсь его успокоить, если он разорется. Обычно он злится недолго. Могу я оставить товар у вас, мистер Коэн? Не люблю ходить по улице с такими вещами.

 – Несомненно, дорогая.

 Роз знала, что у перекупщика хватит ума не украсть вещи столь ценного поставщика. Четким аккуратным почерком Коэн написал расписку и отдал ей. Она служила документом в любой сделке, легальной или нелегальной.

 – Иди пройдись по магазинам, Роз. Я обо всем позабочусь.

 Тремя часами позже Адриенна бросила сумку, пальто и парик на огромную кровать в спальне. Сначала она избавилась от контактных линз, промыла их и опустила в раствор, потом сняла накладные ногти. Поправив примявшиеся под париком волосы, она набрала номер.

 – Попросите, пожалуйста, Джорджа-младшего. У телефона принцесса Адриенна.

 – Да, ваша светлость, сейчас.

 Со вздохом облегчения девушка сбросила туфли на высоких каблуках и села на кровать.

 – Эдди, как я рад тебя слышать.

 – Привет, Джордж. Я тебя долго не задержу, знаю, как обычно заняты адвокаты.

 – Для тебя я всегда свободен.

 – Приятно слышать.

 – Главное, это правда. Я надеялся, что ты сможешь пообедать со мной на этой неделе. Давай устроим для разнообразия не деловое, а светское свидание.

 – Подумаю над твоим предложением.

 Джордж был славным человеком, слегка влюбленным в нее, поэтому Адриенна была честна с ним и собиралась встретиться.

 – Кстати, я слышала, что ты обручился с немецкой баронессой фон Вайсбург.

 – Неужели? Ах, да, припоминаю, мы разговаривали с ней о каком-то мероприятии по сбору средств на политическую кампанию. Беседа длилась всего пять минут. И в разговоре брак не упоминался.

 Сунув руку в сумку, Адриенна вытащила пачку сотенных купюр. Они были неновыми, и их серийные номера шли не подряд. На ощупь бумажки были мягкими и сохраняли кисловатый запах, какой бывает у денег, не раз переходивших из рук в руки.

 – Джордж, я собираюсь сделать небольшой вклад в фонд «Женщины в беде».

 – Это женский приют?

 – Верно. Я хочу, чтобы взнос остался анонимным, но деньги, конечно, пройдут через твой офис. Я хочу передать на особый счет сто семьдесят пять тысяч. Ты позаботишься об этом?

 – Конечно, Эдди. Ты очень щедра.

 Адриенна провела пальцем по краю пачки, думая о том, как много еще женщин находятся в бедственном положении.

 – Это самое малое, что я могу сделать.

 За спиной Филиппа послышался львиный рык: лев зарычал скорее от скуки, чем от ярости. Молодому человеку всегда было тяжело видеть животных в неволе. Он питал к ним нежные чувства, особенно к тем, кто сидел в клетках. И все же любил бывать в лондонском зоопарке. Возможно, Филиппу было приятно видеть засовы и решетки и радоваться, что за всю свою карьеру вора он ухитрился не попасть в тюрьму и никогда не видел мира в клетку.

 По воровскому промыслу он не скучал. Теперь он время от времени подумывало том, чтобы написать триллер, основанный на историях своих самых удачных ограблений. Например, о похищении сапфиров Трафальи. Конечно, это будет не документальное произведение, а художественный вымысел, хотя очень часто правда бывает более странной и жестокой, чем вымысел. Филипп сожалел, что его нынешний работодатель не смог оценить его намерений и отнестись к нему с юмором. Поэтому решил, что отложит написание романа до того времени, когда совсем отойдет от дел, до той поры, когда уютно устроится в Оксфордшире и будет разводить охотничьих собак и травить с их помощью фазанов. Но это время должно было насту пить только через пару десятков лет.

 Филипп пошел взглянуть на пантер. Беспокойные, раздраженные, они метались по своему загону, не в силах смириться с пленом. Филипп им сочувствовал. Ему нравилась грация движений этих животных, их большие мрачные глаза. Многие сравнивали его с этими хищниками.

 Сев на скамью, Филипп принялся наблюдать за прохожими. Для октября погода стояла необычайно теплой, и в зоопарке было много посетителей. Филипп поймал на себе взгляд молодой и хорошенькой брюнетки, которая гуляла с карапузом в коротком пальтишке. Брюнетка одарила его улыбкой, кокетливо взмахнув при этом ресницами, и была не на шутку разочарована, что он не последовал за ней. Он бы обязательно это сделал, если бы у него не была назначена здесь встреча. Женщины всегда привлекали его, и не только потому, что носили драгоценности, за которыми он охотился.

 Филипп посмотрел на часы. Ровно полдень. И в этот момент на скамейку рядом с ним плюхнулся полный лысеющий мужчина.

 – Не понимаю, почему мы не могли встретиться в Уайте?

 Филипп протянул ему пакетик с земляными орехами, которые постоянно имел при себе, пытаясь избавиться от пристрастия к курению.

 – Там слишком душно. Вам нужен свежий воздух, старина. Вы выглядите неважно.

 Капитан Стюарт Спенсер поворчал, но орех все-таки взял. Диета, придуманная женой, действовала на него угнетающе. Если уж говорить откровенно, он был рад на время покинуть душный офис, бесконечные бумаги и надрывающийся от звонков телефон. Кроме того, Спенсер никогда бы не признался, что питает слабость к стройному молодому человеку, сидящему рядом с ним на скамейке, хотя почти десять лет он пытался упечь его за решетку, а возможно, именно поэтому. Было что-то возбуждающее и поэтому увлекательное в работе с человеком, столь ловко избегавшим сетей правосудия.

 Когда Филипп Чемберлен принял решение работать на благо закона, а не против него, Спенсер не впал в заблуждение и не вообразил, что такой удачливый вор внезапно раскаялся в своих преступлениях. Для него это был просто бизнес, как и всякий другой. И трудно было удержаться от восхищения человеком, который умел принимать правильные решения и делал это так своевременно. Спенсер знал, что на первое место Филипп всегда ставил личный успех.

 Несмотря на теплое полуденное солнце, сыщик находился в своем легком пальто. На левой пятке у него опять появилась мозоль, донимал насморк, и близился пятьдесят шестой день рождения. Поэтому Спенсеру было трудно подавить в себе зависть к молодости, здоровью и красоте Филиппа Чемберлена.

 – Чертовски глупо встречаться в таком месте, – пробормотал Спенсер только для того, чтобы на что-то пожаловаться. Он ворчал и от этого чувствовал себя лучше.

 – Съешьте еще орех, капитан. – Филипп уже привык к приступам брюзгливости Спенсера и не обращал на них внимания. – Оглянитесь вокруг и подумайте обо всех злодеях, которых вы упрятали за решетку.

 – У нас есть дела поважнее, чем есть орехи и разглядывать обезьян, – фыркнул сыщик и все же снова сунул руку в пакет с орехами. – На прошлой неделе произошло еще одно дерзкое ограбление.

 Заинтригованный, Филипп откинулся на спинку скамьи и подавил в себе желание закурить сигарету.

 – Наш друг?

 – Похоже на то. Поместье на Лонг-Айленде в Нью-Йорке. Имя пострадавших – Барнсуорт, богатые люди, сливки общества.

 – Если вы говорите о Фредерике и Доротее Барнсуорт, то они владеют целой сетью дорогих магазинов в Штатах. И что же у них взяли?

 – Бриллианты.

 – Да, их всегда берут в первую очередь, – сказал Филипп, вспоминая о своих подвигах.

 – Ожерелье, браслет. Драгоценности застрахованы на полмиллиона долларов.

 Филипп закинул ногу на ногу.

 – Хорошо сработано.

 Спенсер сунул в рот еще один орех и покосился на Филиппа.

 – Если бы я точно не знал, где ты был на прошлой неделе, то подумал бы, что ты принялся за прежнее.

 – Вы мне льстите, Стюарт, я уже утратил свою квалификацию.

 Спенсер вытащил трубку не потому, что, как он знал, Филипп бросил курить и ему захотелось позлить его, а потому, что его самого потянуло к табаку. Не спеша он с удовольствием попыхивал трубкой.

 – Да, этот тип удивительно ловок. Он проник в поместье, не оставив никаких следов. Как известно, доберманы – надежные сторожа. И он их усыпил. Сигнализация там высшего класса, но он с ней прекрасно справился. И что интересно, похитил только бриллиантовый гарнитур. Не потрудился взять ни облигации, ни акции, ни рубиновую брошь, ни старомодное рубиновое колье.

 – Он не жадный, – размышлял вслух Филипп. Он знал, что многие воры не могут преодолеть искушение, берут все подряд, проявляя рискованную в их деле алчность. Вор, который обчистил поместье на Лонг-Айленде, был иным. Филипп поймал себя на мысли, что за последние шесть месяцев начал испытывать к этому человеку уважение, смешанное с восхищением. Между ними было много общего. «Класс, – подумал он, – высший класс и стиль плюс мозги». – Как долго Интерпол гоняется за ним?

 – Почти десять лет, – с неохотой признал Спенсер. – У этого человека нет определенной системы. Случается, он совершает пять краж в одном месяце, а бывает, что не работает полгода. Но мы его обязательно поймаем. Стоит ему сделать ошибку, всего одну ошибку, и мы его схватим.

 Филипп стряхнул пылинку с отворотов своего пальто.

 – Ну, в свое время вы и меня грозились поймать, да так и не смогли.

 Спенсер пыхнул трубкой.

 – Но ты все-таки совершил одну ошибку, и мы оба знаем об этом.

 – Возможно.

 Из-за этой ошибки он и оставил свое ремесло, хотя был в расцвете сил и достиг совершенства в своем деле.

 – Так вы считаете, он в Америке? – спросил Филипп и подумал, что ему будет приятно съездить в Штаты.

 – Вряд ли. Я склоняюсь к мысли, что он постарается оказаться подальше от того места, где стало слишком горячо. Во всяком случае, в Нью-Йорке у нас есть свой человек.

 «Очень жаль», – подумал Филипп и спросил:

 – Так чего вы хотите от меня?

 – Похоже, этот вор очень разборчивый. Он крадет только хорошо известные, знаменитые драгоценности. Он взял жемчуга Страдфордов, сапфиры леди Кэролайн.

 – Той самой леди Кэролайн! – вздохнул Филипп. – Я готов ему позавидовать.

 – Мы держим под наблюдением самые шикарные приемы и рауты в Европе, но нам необходимо иметь агента в кругу богачей, способного наблюдать их жизнь изнутри.

 Филипп только улыбнулся и занялся созерцанием своих ухоженных ногтей.

 – Кажется, леди Фьюм собирается устроить прием.

 – Да, меня приглашали.

 – Ты принял предложение?

 – Еще нет. Я не знал, останусь ли в Лондоне.

 – Останешься, – ответил Спенсер, посасывая трубку. – На этом вечере будет масса драгоценностей. И нам бы хотелось, чтобы ты там был, держал глаза открытыми, а руки подальше от побрякушек.

 – Капитан, вы же знаете, что можете мне доверять. – Филипп улыбнулся открытой подкупающей улыбкой. – Как ваша прелестная дочь?

 – Прошу тебя, держись от нее подальше!

 – Клянусь, мой вопрос носит чисто платонический характер.

 – Не морочь мне мозги!

 – Сдаюсь, – сказал Филипп, скомкал пустой пакет из-под орехов и бросил в урну для мусора. – Мне хотелось бы услышать отчет о последней краже.

 «Плут», – подумал Спенсер, засовывая трубку в рот, чтобы скрыть улыбку.

 – Завтра ты его получишь.

 – Хорошо. А знаете, я начинаю чувствовать и вести себя так, как, должно быть, это делали вы несколько лет назад. Это похоже на охотничий азарт. – Дымчато-серые глаза Филиппа смотрели куда-то поверх клетки. – Я ловлю себя на мысли об этом воре в самое неподходящее время. Думаю, какой шаг он теперь сделает, что предпримет, где живет, что ест, когда занимается любовью. Ведь я был в его положении и тем не менее… Ну да ладно. – Тряхнув головой, Филипп поднялся. – С нетерпением жду дня, когда мы наконец с ним встретимся.

 – Возможно, это не будет встречей двух интеллектов, Филипп. – Стараясь не наступить на больную пятку, Спенсер поднялся. – Он может оказаться очень опасным.

 – При определенных обстоятельствах мы все можем оказаться опасными. Всего хорошего, капитан.

 Адриенна остановилась в отеле «Ритц» в Лондоне за несколько дней до приема у леди Фьюм. Она предпочитала «Ритц», потому что его выбрала ее мать, когда однажды они вдвоем совершили беззаботное путешествие в Лондон. Отель «Коннот» был более изысканным, «Савой» – более величественным, но в позолоченных фигурках ангелов, украшавших «Ритц», было что-то экстравагантное.

 Ее хорошо знали служащие отеля, и им не приходилось притворяться, что они рады ей служить, потому что она давала щедрые чаевые и обращалась с ними по-человечески тепло. Адриенна сняла апартаменты, выходящие на Грин-парк, и как бы невзначай сказала портье, что проведет несколько дней, отдыхая и делая покупки.

 Оставшись одна, девушка не отправилась в роскошную ванну, чтобы понежиться в ароматной воде, сдобренной солями или пеной. Не стала переодеваться, чтобы показаться за чаем. Она вынула из чемодана серебристое вечернее платье от Валентине с глубоким вырезом. Переложенные тонкой бумагой, вместе с платьем лежали синьки с планами этажей и сигнализации. Они были для нее дороже платья. Пройдя в гостиную, Адриенна разложила синьки на столе, внимательно их рассмотрела, пытаясь решить, стоят ли они тех денег, которые она за них заплатила.

 Городской дом Фьюмов был построен в эдвардианском стиле и располагался на Гросвенор-сквер. Адриенна с сожалением подумала о том, что для нее было бы лучше, если бы праздник устраивали в загородном доме Фьюмов в графстве Кент, но она понимала, что нищие и воры не имеют права привередничать. Однажды она провела там неописуемо скучный уик-энд и сама могла бы составить детальный поэтажный план их поместья. Дом же в Лондоне был ей относительно незнаком, и потому приходилось положиться на приобретенную за деньги информацию и свою собственную наблюдательность во время торжественного вечера.

 Изумруды леди Фьюм, размышляла она, можно будет продать за хорошую цену, пополнив таким образом сразу несколько благотворительных фондов. Что же касалось леди Фьюм, то на ее желтовато-бледной коже изумруды не смотрятся.

 Прекрасно и то, что скупость Фьюмов не позволила им потратиться на надежную сигнализацию. У них была стандартная система – проводка, которая шла вокруг дверей и окон. Рассматривая ее устройство на синьках, Адриенна пришла к выводу, что даже посредственный вор легко мог бы обойти препоны и проникнуть в дом. Она же отнюдь не была посредственностью.

 Первое, что ей придется сделать, это разведать, кто живет по соседству, определить, на каком расстоянии находятся другие дома, и изучить привычки их обитателей. Адриенна снова завернула синьки планов в папиросную бумагу, накинула черный плащ с капюшоном и вышла из отеля, чтобы осмотреть дом Фьюмов и окрестности.

 Она хорошо знала Лондон – улицы, транспорт и клубы. Если бы ей захотелось окунуться в ночную жизнь города, она могла бы заглянуть к «Аннабелл» или в полулегальный «Ла Каж», и ее бы там узнали и радушно приветствовали. В какой-нибудь другой вечер она получила бы удовольствие от музыки и светской болтовни. Но это ее путешествие в Лондон было деловым. Правда, придется нанести кое-какие визиты до того, как она покинет город. Но сегодня вечером у нее было важное дело.

 Сначала Адриенна проехала по заранее определенному маршруту, посмотрела, далеко ли от дома Фьюмов живут их соседи, изучила улицу и обратила внимание на то, какие окна в доме Фьюмов освещены. Она увидела, что свет горит только в коридоре, и пришла к заключению, что хозяев нет дома. Ей достаточно было объехать вокруг дома один раз, чтобы определить, как лучше в него проникнуть. Она решила залезть в него со стороны газона. Припарковав машину на Бонд-стрит, Адриенна обошла дом.

 Внезапное потепление в Лондоне окончилось. Было холодно и сыро, но такая погода была на руку Адриенне, так как лондонцы, как правило, сидели дома или собирались в клубах, а она могла спокойно пройтись, слушая шорох листьев и шум ветра.

 Адриенна никого не встретила по пути и бродила вокруг дома в полном одиночестве. К ее ногам потянулись тонкие серые языки тумана. Если повезет, возможно, в следующий раз, когда она придет сюда, туман сгустится и под его покровом можно будет укрыться. Подойдя ближе к дому, Адриенна попыталась выяснить, нет ли во дворе собак, и в это время заметила мужскую фигуру.

 Повинуясь какому-то шестому чувству, Филипп в этот вечер тоже вышел на улицу. У него не было никакой уверенности в том, что на этот раз мишенью вора станут Фьюмы. Но если бы он собирался ограбить дом, то, несомненно, пожелал бы прогуляться в этом районе, все осмотреть и лично ознакомиться с привычками его жителей. Во всяком случае, Филипп внезапно почувствовал странное возбуждение и не пожелал проводить этот вечер ни в обществе знакомых, ни в одиночестве. Он много думал о загадочном воре, которого собирался поймать, и даже завидовал ему. Не то чтобы он хотел вернуться к прежней работе или сокрушался, что оставил ее, но все же в холодные сырые ночи, как эта, он испытывал почти физическое томление по жару камней, угнездившихся в обитых бархатом футлярах и спрятанных в сейфах.

 Внезапно Филипп заметил женщину. Она была маленького роста, одета в черный плащ с капюшоном, так что он не смог разглядеть ни ее лица, ни фигуры. Однако легкая стремительная походка говорила о молодости и уверенности в себе. Женщина, окруженная туманом, заинтриговала его. Особенно после того, как Филипп заметил, что она разглядывает дом на Гросвенор-сквер. Это был тот самый дом, за которым он наблюдал.

 Когда женщина увидела его, она на мгновение заколебалась, решая, идти ли ей дальше. Филипп остановился и с любопытством наблюдал, что она будет делать. Женщина двигалась ему навстречу, не ускоряя и не замедляя шага. Когда она подошла ближе, то подняла голову и посмотрела на него. У нее были экзотические и смутно знакомые черты лица.

 – Добрый вечер, – сказал он в надежде услышать ее голос.

 Глаза женщины, черные, как ее плащ, равнодушно скользнули по незнакомцу. «Потрясающие глаза, – подумал он, – миндалевидные, опушенные густыми ресницами и затененные сумерками». Но она не ответила, только кивнула и продолжала идти.

 Адриенна не оглянулась, хотя ей очень хотелось сделать это. Она ощутила затылком напряженный взгляд мужчины. Его глаза были как вечерний туман – серые и таинственные. А поза, хоть и небрежная, выражала готовность действовать.

 «Глупо волноваться», – сказала себе Адриенна, плотнее запахивая плащ. Просто мужчина вышел погулять, полюбоваться ночными пейзажами или ожидает свою знакомую.

 Судя по выговору, он был англичанин, чрезвычайно привлекательный, с серыми глазами и светлыми волосами. У Адриенны не было абсолютно никаких причин для волнения. Но эта встреча все-таки ее взволновала.

 Должно быть, было ошибкой лечь спать без ужина, выпив только стакан вина. Было бы лучше пойти к «Аннабелл», провести вечер в обществе, поесть, утомиться, прежде чем попытаться заснуть. Тогда ее ум был бы заполнен другими воспоминаниями, знакомыми и новыми лицами, досужей пустой болтовней, флиртом, смехом. Тогда бы она не погрузилась в сны наяву, но теперь, когда это началось, было уже поздно.

 Ароматы хранятся в нашей памяти дольше всего. Случается, что донесшийся до нас запах вызывает поток давно забытых чувств и воспоминаний о том, что давно похоронено. Сейчас это был запах кофе, приправленного кардамоном, его забивал аромат духов. Но запах, даже приходивший к ней во сне, неизбежно возвращал Адриенну в ночь накануне дня рождения, когда ей должно было исполниться пять лет.

 Ее разбудили собственные рыдания. Усевшись в постели, девушка прижала к глазам ладони и попыталась окончательно проснуться. Когда сон был таким реальным и отчетливым, как сегодня, он не торопился покинуть ее. Адриенна старалась вернуться к реальности и осознанию того, что теперь она совсем не та маленькая девочка. Она больше не была ребенком, свернувшимся калачиком под кроватью Фиби и молящим бога о том, чтобы отец оставил мать в покое. С той ночи прошла целая жизнь.

 Адриенна поднялась, нащупала выключатель, а потом свой халат. Она не выносила темноту после таких снов, как этот. В ванной она сполоснула лицо холодной водой, зная, что дрожь пройдет не сразу. Руки ее продолжали трястись, и девушка оперлась о край раковины. Немного успокоившись, Адриенна подняла голову, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Она была еще бледна, но в глазах уже не было страха. В гостиной Адриенна подошла к окну и прижалась лбом к стеклу, испытывая облегчение от того, что оно было холодным. «Подходит срок», – подумала она, и эта мысль наполнила ее трепетом и ужасом. Она выбрала день мести, хотя не сказала об этом Селесте. Скоро она вернется в Якир, чтобы отомстить человеку, унизившему и растоптавшему ее мать. Она заберет то, что принадлежит только ей. «Солнце и Луну».

 – Дорогая, – Адриенна слегка прикоснулась губами к нарумяненной щеке Хелен Фьюм, – прости, что опоздала.

 – Чепуха. Ты пришла как раз вовремя.

 На леди Фьюм было зеленое шелковое платье с глубоким вырезом, позволявшим видеть не только изумруды, но и то, что она похудела на десять фунтов благодаря тому, что целый месяц пробыла на водах в Швейцарии.

 – Но я сержусь на тебя.

 – За что же? – Адриенна расстегнула свой плащ.

 – Я слышала, что ты уже несколько дней в Лондоне, а мне до сих пор не позвонила.

 – Я скрывалась, – сказала Адриенна с улыбкой, сбрасывая плащ и передавая его слуге, – была не готова к общению.

 – Поссорилась с Роджером?

 – С Роджером?

 Адриенна под руку с хозяйкой дома направилась по широкому, выложенному мозаикой холлу. Как большинство дам, Хелен считала, что настроение женщины зависит от ее отношений с мужчиной.

 – Твои сведения несколько устарели, Хелен. С ним все кончено несколько недель назад. Сейчас я свободна.

 – Ну, мы быстро это поправим. Тони Фитцуотер только что расстался с женой.

 – Пощади. Нет ничего хуже мужчины, только что освободившегося от священных уз брака.

 Бальный зал с паркетными полами и обоями цвета слоновой кости был заполнен людьми и музыкой, воздух наполняли ароматы женских духов и мужского одеколона, сверкали драгоценности. «Миллионы фунтов, – подумала Адриенна, – в камнях и металле». А она собиралась обложить эти ценности ничтожно малой пошлиной.

 Большинство лиц было ей знакомо. На подобных приемах так бывает всегда. Одни и те же люди, одни и те же разговоры, за которыми скрывается постоянная скука.

 Адриенна увидела среди гостей графа, которого шесть месяцев назад избавила от перстня с бриллиантами и рубинами, и Мадлен Моро, бывшую жену известного киноактеpa, тайный визит к которой намеревалась нанести весной. Улыбнувшись обоим, она взяла с подноса проходившего мимо лакея бокал с шампанским.

 – Все, как всегда, прекрасно, Хелен.

 – Пришлось проделать столько работы за столь короткое время, – пожаловалась хозяйка, хотя единственный ее вклад в это мероприятие заключался в том, что она несколько раз примеряла платье, которое теперь было на ней. – Но я так люблю принимать гостей.

 – Человека должно удовлетворять то, что он умеет делать, что у него хорошо получается, – заметила Адриенна, пригубив вино. – Кстати, ты выглядишь сногсшибательно.

 – Причиной тому небольшая поездка в Швейцарию. – Хелен провела рукой по стройному бедру. – Там самый замечательный водный курорт. Говорю это на случай, если он тебе когда-нибудь понадобится. Там морят голодом чуть не до смерти, и вы благодарны, когда получаете на обед несколько листьев салата и горсточку ягод. Помимо диеты – массаж, всякие процедуры и купание в изысканной римской бане. Это такие впечатления, моя дорогая, что я вовек не забуду. Но если придется все это повторить, я скорее наложу на себя руки.

 Адриенна рассмеялась в ответ. Легкая и пустая болтовня Хелен показалась ей забавной, как всегда. Грустно, что для нее и ее мужа не было ничего превыше британского фунта, который они боготворили.

 – Сделаю все возможное, чтобы избежать твоего курорта на водах.

 – Пока ты здесь, тебе следует взглянуть на браслет графини Тегари. Он из коллекции герцогини Виндзорской. Она меня обскакала и купила его.

 Алчный блеск в глазах Хелен успокоил совесть Адриенны, чувство вины перед ней, едва появившись, испарилось.

 – Неужели?

 – Конечно, она слишком стара для него, но ничего не поделаешь. Ты, дорогая, знаешь здесь почти всех, поэтому поброди в толпе и повеселись, как сумеешь, пока я буду изображать любезную хозяйку.

 – Конечно.

 Адриенне потребовалось всего четверть часа, чтобы осмотреть сейф в спальне хозяев дома. Думая о предстоящем, она приблизилась к Мадлен Моро. Нелишне было разузнать, какие у нее планы на весну и не уедет ли она куда-нибудь.

 Филипп заметил Адриенну, как только она вошла, и девушка показалась ему неотразимой. Она прекрасно вписывалась в это блестящее общество, и все же, на его взгляд, Адриенна казалась слишком погруженной в себя и далекой от всех. Филипп вдруг вспомнил, что однажды уже видел ее, и задумался.

 Почему эта красавица бродила одна сырок лондонской ночью вдали от клубов, ресторанов и других увеселительных заведений? И еще в ту ночь у него возникло ощущение, что раньше они где-то встречались. Эту загадку разрешить было нетрудно. Филипп прикоснулся к руке своего соседа и, похлопав по ней, кивнул в сторону Адриенны:

 – Кто эта красавица с потрясающими ногами?

 Мужчина, дальний родственник принцессы Уэльской, снизошел до ответа:

 – Это принцесса Якира Адриенна, известная сердцеедка.

 Ну, конечно! Бульварные газетенки, которые мать Филиппа читала с религиозным рвением, всегда сообщали какую-нибудь лакомую сплетню о принцессе Адриенне. Она была дочерью арабского тирана и известной американской кинозвезды. Кажется, ее мать покончила с собой?

 Произошел еще какой-то скандал, но Филипп не мог вспомнить, какой именно. Теперь, когда он узнал, кто эта девушка, ему показалось особенно странным, что она гуляла поздно ночью возле дома хозяйки сегодняшнего вечера.

 – Хотите, я вас представлю? – без особого энтузиазма поинтересовался собеседник Филиппа.

 – Нет, я сам справлюсь.

 Некоторое время Филипп издали продолжал наблюдать за девушкой и окончательно уверился в том, что она чужда этому кругу. Похоже, она, как и он сам, была сторонней наблюдательницей. Филипп протиснулся сквозь толпу и оказался рядом с принцессой.

 – Приветствую вас снова.

 Адриенна обернулась и мгновенно узнала его. Такие глаза нелегко забыть. Она тотчас же приняла решение и улыбнулась. Инстинкт подсказывал: лучше признать, что они уже встречались, чем дать резкий отпор и посмотреть на него как на пустое место.

 – Привет.

 Она взяла с подноса бокал и передала ему другой с царственным величием, стараясь показать, как они далеки друг от друга.

 – И часто вы гуляете по ночам?

 – Не слишком часто, иначе мы бы встретились с вами раньше.

 – Вы шли в этот дом?

 Адриенна хотела солгать, но потом решила этого не делать. Если бы этому человеку пришло в голову проверить ее слова (хотя ради чего он стал бы это делать?), он мог бы легко узнать правду.

 – Нет, просто гуляла. В тот вечер мне хотелось побыть одной.

 – Вы произвели на меня незабываемое впечатление: вся в черном, с туманом, клубящимся у ног. Очень таинственная и романтичная встреча.

 Такие слова раньше показались бы Адриенне смешными, но она даже не улыбнулась. Молодой человек так странно смотрел на нее, будто хотел сказать: какие бы ни были у вас тайны, я их раскрою одну за другой.

 – Да ничего романтического, просто смена часовых поясов. Я часто чувствую себя неважно после долгого перелета.

 – Откуда вы прилетели?

 Она посмотрела на него поверх бокала.

 – Из Нью-Йорка.

 – И как долго пробудете в Лондоне?

 Это была ничего не значащая светская болтовня, не более того, но Адриенне почему-то стало не по себе от этого разговора.

 – Несколько дней.

 – Хорошо. Тогда давайте начнем наше знакомство с танца, а потом продолжим его за ужином.

 Когда Филипп взял у нее из рук бокал, она не протестовала. Адриенна умела обращаться с мужчинами.

 – Я не против.

 Она позволила ему увлечь себя сквозь толпу гостей на площадку, где играл оркестр. Прикосновение его руки удивило ее. Он был похож на человека, привыкшего носить смокинг, однако ладонь его была жесткой, огрубевшей. Лицо аристократа, руки труженика, манеры обходительного светского льва. Эта комбинация насторожила девушку – ее новый знакомый мог оказаться опасным. Адриенна усилием воли заставила себя расслабиться, когда он обнял ее. Близость этого мужчины взволновала ее. Она не принадлежала ни одному мужчине и много лет назад решила, что никто не будет ею обладать. Адриенне и прежде доводилось чувствовать прикосновение тела мужчины, но это всегда оставляло ее равнодушной. До сих пор. Джаз играл какую-то тихую напряженную мелодию. Несмотря на только что выпитое шампанское, во рту у нее пересохло. Адриенна подняла голову и посмотрела ему в глаза.

 – Вы друг леди и лорда Фьюмов?

 – Нет, только знакомый, – ответил Филипп, вдыхая аромат ее волос. У нее были удивительные духи – такие же экзотические, как и ее внешность.

 – Вероятно, у нас есть общая знакомая – Карлотта Банди.

 – Да. – Адриенна старалась попасть в ритм его движений.

 Он танцевал плавно, легко, ровно, изящно. В другой раз и в другом месте ей было бы приятно потанцевать с ним. Но, как и все в нем, его манера двигаться вызывала у нее беспокойство.

 – Кажется, я ее сегодня здесь не видела.

 – Она на Карибском море, проводит свой очередной медовый месяц.

 Проверяя, как она прореагирует, Филипп попытался чуть приблизить ее к себе. Девушка не противилась, но в ее глазах он прочел настороженность.

 – Вы свободны завтра?

 – А почему вас это интересует?

 – Пообедайте со мной.

 – Почему вы меня приглашаете?

 Это был вопрос, в котором не прозвучало никакого кокетства, он был задан прямо и требовал такого же прямого ответа.

 Адриенна почувствовала, как его пальцы легко коснулись ее волос. Она одним взглядом могла бы покончить с этим флиртом. Но не сделала этого.

 – Вы романтик?

 У него именно такое лицо, решила она, тонкое, выразительное, а глаза казались то спокойными, то полными напряженности. Поэтическая внешность.

 – Да, думаю, романтик. А вы?

 – Нет. И я не обедаю с незнакомыми мужчинами.

 – Мое имя Чемберлен. Филипп Чемберлен. Может быть, попросить Хелен представить нас друг другу?

 Это имя, кажется, о чем-то ей напомнило, что-то шевельнулось в ее памяти, но тут же ускользнуло. Она решила, что постарается разобраться в этом позже, а сейчас, пожалуй, надо подыграть ему. Медленная мелодия сменилась более живой, но Филипп не обратил на это внимания и продолжал двигаться в том же медленном темпе. Почему же ее пульс при этом участился? Адриенна этого не знала.

 – И что могла бы Хелен рассказать мне о вас?

 – Что я не женат, не люблю распространяться о своих романах, бизнесе и вообще не люблю болтать. Что я много путешествую и у меня таинственное прошлое. Что большую часть года я живу в Лондоне и у меня есть загородный дом в Оксфордшире. Я люблю азартные игры и предпочитаю выигрывать. Что, когда я испытываю интерес к женщине, у меня возникает желание познакомиться с ней тотчас же.

 Он поднес их сплетенные руки к губам и поцеловал ее пальцы, слегка прикоснувшись к ним губами.

 Адриенна почувствовала, что по ее руке прошла жаркая волна.

 – Это потому, что вы честны, или потому, что спешите? Филипп улыбнулся, и ему чуть было не удалось вызвать у нее ответную улыбку.

 – Я бы сказал, что это зависит от женщины.

 Это уже походило на вызов. Вызов, исходящий от мужчины, всегда порождал в ней желание ответить. Адриенна приняла решение импульсивно, зная, что потом пожалеет об этом.

 – Я остановилась в отеле «Ритц», – сказала она, отстраняясь. – Буду готова в восемь.

 Филипп заметил, что тянется за несуществующей сигаретой, глядя, как девушка удаляется. Если она так сильно взволновала его всего за несколько минут танца, то любопытно было бы узнать, что он почувствует, если они проведут вместе целый вечер. Молодой человек дал знак лакею, чтобы тот подал ему еще бокал шампанского.

 Спустя час Адриенна незаметно покинула бальный зал. Прежде она была в лондонском доме Фьюмов только раз, но поэтапный план и спецификации, купленные ею в Нью-Йорке, освежили память. Прежде всего она должна постараться избежать встречи с леди Фьюм, вездесуще и хозяйкой дома, и с ее вышколенными слугами. В конце концов Адриенна решила произвести разведку. Девушка по опыту знала: если хочешь что-нибудь скрыть, надо вести себя особенно решительно. Поэтому она поднялась по главной лестнице с таким видом, будто имела право бродить по верхнему этажу.

 Музыка здесь звучала приглушенно, а в коридоре сильнее пахло лимонным маслом, чем оранжерейными хризантемами и розами, которыми были уставлены столы внизу. Двери, покрашенные в синий цвет, контрастировали с белыми стенами. Адриенна отсчитала четыре с правой стороны и из осторожности постучала в пятую. Если бы ей ответили, она извинилась бы и сказала, что у нее разыгралась мигрень и она ищет аспирин. Никто не отозвался. Адриенна толкнула дверь и оказалась в темноте. Она вытащила из сумочки карманный фонарик и оглядела комнату, освещая ее тонким лучом света.

 Девушка хотела запомнить расположение мебели. Если она попадет в спальню, когда хозяева будут спать, она должна знать, где что стоит, чтобы не налететь в темноте на столик эпохи Людовика XV или на стул времен королевы Анны.

 «Видимо, леди Фьюм сильно сэкономила на дизайнере», – подумала Адриенна, разглядывая обстановку. К. счастью, тот, кто ставил системы сигнализации, тоже не отличался фантазией. Сейф был скрыт под довольно безмятежным пейзажем на стене напротив кровати. Он был простым, и девушка решила, что сумеет открыть его за минут двадцать.

 Не спеша двигаясь по комнате, Адриенна осмотрела окна. Они был и такими же, как на нижнем этаже, и их было бы нетрудно взломать, если в этом возникла бы необходимость.

 Она заметила следы пыли на подоконнике. Экономке леди Фьюм следовало бы быть усерднее.

 Вдруг у двери раздались шаги, а потом Адриенна услышала, что дверная ручка поворачивается. Чертыхнувшись сквозь зубы, она нырнула в платяной шкаф, укрылась среди костюмов лорда Фьюма и затаила дыхание.

 Ее глаза, привыкшие к темноте, видели комнату сквозь решетчатую дверцу. Через секунду появился какой-то человек, и она узнала Филиппа. Адриенна стиснула зубы и мысленно снова выругалась. Мозг ее судорожно работал, и она попыталась понять, зачем он сюда явился. Молодой человек стоял в дверях, а его настороженный взгляд блуждал по комнате, переходя с одного предмета на другой. Он казался собранным, решительным, пожалуй, даже опасным. Возможно, виной тому было то, что свет падал из-за его спины, образуя над его головой ореол, в то время как лицо оставалось в тени.

 «Что привело его сюда? – задавалась вопросом Адриенна. – Зачем он сюда пришел? И что, если ему вдруг вздумается заглянуть в шкаф? Это будет крайне неприятно». Случайная встреча на пустынной улице – совпадение, которое возможно в одном случае из миллиона. И вот теперь он нарушил планы, которые она строила в течение недели.

 Филипп внезапно улыбнулся, и его улыбка испугала ее еще больше.

 Он улыбался с таким видом, будто адресовал эту улыбку ей, будто знал, что она прячется в шкафу. Адриенна ждала, что он заговорит с ней, и пыталась придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение своему поступку, как Филипп вдруг повернулся и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

 Адриенна выждала целых две минуты, прежде чем выйти из шкафа. Она расправила юбку и пригладила волосы.

 Возможно, она правильно поступила, что согласилась поужинать с ним. Что-то подсказывало ей, что лучше держать этого человека в поле зрения, чем пытаться избегать.

 Она в последний раз оглядела темную спальню. Леди Фьюм повезло: на некоторое время она останется при своих изумрудах. «Но только на время», – поклялась Адриенна. Она с сожалением посмотрела на пейзаж, скрывающий сейф, и решила, что проведет несколько часов с Филиппом Чемберленом, потом вернется к себе в номер, чтобы переодеться. Придется Мадлен Моро распроститься со своим сапфировым ожерельем несколько раньше, чем было запланировано.

 Вторжение в жизнь Адриенны Филиппа Чемберлена могло на время смешать ее карты, но это вовсе не значило, что Тень покинет Лондон с пустыми руками. О на была удачлива в воровском ремесле. И отчасти это объяснялось ее осторожностью.

 В восемь сорок пять горничная Мадлен Люсиль открыла дверь привлекательному бородатому молодому человеку в сером комбинезоне.

 – Что вам угодно?

 – Служба борьбы с грызунами.

 Адриенна улыбнулась и подмигнула Люсиль. Она изрядно потрудилась, приклеивая бороду и прилаживая светлый парик, но благодаря этому неузнаваемо переменилась.

 – Сегодня утром я должен обработать шесть квартир, дорогуша, и ваша стоит в списке первой.

 – Грызуны? – Люсиль покраснела, заметив, что молодой парень с интересом изучает ее. – Мадемуазель ни слова не говорила мне об этом.

 – Управляющий вашего дома приказал это сделать. – Адриенна взмахнула розовым бланком. – К. нему поступили жалобы на то, что в доме появились мыши.

 – Неужели? – тихо ойкнув, Люсиль отдернула руку. – Но моя хозяйка спит.

 – Меня это не касается. Если вы не хотите, чтобы я покончил с мышами, отправлюсь в другую квартиру.

 Адриенна протянула свой листок.

 – Распишитесь в том, что вы отказываетесь от наших услуг. Это снимает ответственность с моего начальства в случае, если мыши начнут сновать по вашей квартире.

 – Нет! – Люсиль передернуло от отвращения. – Подождите здесь. Я разбужу хозяйку.

 – Можешь не спешить, детка. У меня почасовая оплата.

 Люсиль юркнула в дверь, а Адриенна, поставив на пол баллон с жидкостью, быстро обошла комнату, приподнимая картины и сдвигая с места книги. Услышав раздраженный голос Мадлен в соседней комнате, девушка улыбнулась. Судя по всему, хозяйка была недовольна, что служанка прервала ее сон, столь необходимый для поддержания красоты. Когда Люсиль вернулась, Адриенна стояла, прислонившись к двери, и беспечно насвистывала.

 – Пожалуйста. Можете начать с кухни. Мадемуазель хочет уйти из дома, прежде чем вы начнете обрабатывать спальню.

 – К вашим услугам, красавица. – Адриенна подняла баллон с дезинфицирующей жидкостью. – Хотите составить мне компанию?

 Люсиль захлопала ресницами. «Он слишком щуплый, – подумала она, – но лицо красивое».

 – Может быть, когда хозяйка уйдет.

 – Я буду поблизости.

 Снова принявшись насвистывать, Адриенна последовала за горничной в кухню, а когда осталась одна, юркнула в чулан. Охранная система вызвала у нее разочарование. Простенькая. Она любила риск. Из одного из карманов своего комбинезона Адриенна достала компьютер размером с кредитную карточку и два пружинных зажима. Действуя без суеты и спешки, она зажала провода и отключила подачу тока. Услышав стук каблучков, метнулась к двери и, нажав на кнопку на своем резервуаре, выпустила в воздух облачко пахучего тумана.

 – Предоставь мне еще минутку, солнышко, – обратилась она к Люсиль, сунувшей было голову в дверь кухни. – Это снадобье должно осесть. Не хочу, чтобы твои хорошенькие глазки покраснели.

 Люсиль сморщила носик и прикрыла лицо рукой.

 – Мадемуазель хочет знать, сколько вы еще пробудете здесь.

 – Самое большее час.

 Адриенна еще раз нажала на кнопку и выпустила новое облачко химиката, чтобы Люсиль скорее ушла. Сосчитав до пяти, Адриенна снова проскользнула в чулан и сняла проволочные зажимы. Ей потребовалось не более двух минут на то, чтобы подсоединить провода к своему компьютеру и изменить код охранной системы. «Теперь, – подумала она, – проникнуть в дом не составит труда». Следующей ее задачей было найти сейф. С баллоном на плече Адриенна двинулась на поиски Люсиль.

 – Куда теперь?

 – В комнату для гостей.

 Люсиль показывала дорогу, когда послышался голос Мадлен, ругавшейся по-французски:

 – Черт возьми, Люсиль, куда вы девали мою красную сумку? Неужели мне все делать самой?

 – Похоже, она само очарование, – прокомментировала Адриенна.

 Люсиль только округлила глаза и поспешила из комнаты. Если Мадлен могла устроить такой скандал из-за сумки, думала Адриенна, потеря сапфира вызовет у нее апоплексический удар. «Алчность должна быть наказана», – решила она, отправляясь на поиски комнаты для гостей.

 Двадцатью минутами позже хлопнула входная дверь. Адриенне понадобилось десять минут, чтобы найти сейф в вычурной черно-красной спальне Мадлен. Он оказался позади туалетного столика, уставленного баночками и флаконами.

 Адриенна с первого взгляда определила, что это стандартный сейф, который будет несложно вскрыть. Похоже, что на охранную систему Мадлен следовало бы тратить не меньше, чем на свой гардероб. Подхватив тяжелый баллон, Адриенна отправилась на поиски Люсиль.

 Горничная обрызгала себя своими лучшими духами.

 – Вы закончили?

 – Любой мыши, которая попытается сюда пробраться, крышка. Скажи-ка, а твоя хозяйка ушла?

 – Она не вернется по крайней мере час.

 Люсиль сделала шаг вперед, и это можно было истолковать только как поощрение. Адриенну насмешило ее заигрывание, но она сдержала улыбку.

 – К сожалению, сейчас я занят. Но попозже время у меня найдется. Когда мадемуазель отпускает тебя?

 – Все зависит от ее настроения. Иногда она задерживает меня на целый вечер.

 – Но когда-нибудь она должна лечь спать?

 У Адриенны были на этот вечер планы насчет Мадлен. И она сочла за благо найти занятие и для Люсиль.

 – Сможешь улизнуть из дому, ну, скажем, в полночь? Мы могли бы встретиться в Сохо, у «Бестера». Выпить.

 – Только выпить?

 – Не только, – усмехнулась Адриенна. – Я живу совсем рядом с клубом. Ты сможешь заглянуть ко мне в полночь и… дать урок французского языка.

 Она подмигнула на прощание служанке и направилась к двери.

 Часом позже в розовом трикотажном костюме и светлом парике Адриенна направилась в маленькую частную гостиницу, которая находилась в часе езды от Лондона. Она купила две дюжины красных роз и заплатила за роскошный обеде шампанским, предназначенный для двоих.

 – Мой босс признает только самое лучшее, – сурово сказала Адриенна менеджеру, подкрепив свое объяснение пачкой пятифунтовых бумажек. – И конечно, ценит скромность.

 – Разумеется. – Менеджер старался не выказывать излишнего энтузиазма. – А на чье имя заказать столик?

 Адриенна подняла бровь, как это всегда делала Селеста. И ответила на своем безупречном английском:

 – На имя мистера Смита. Проследите, чтобы шампанское было как следует заморожено. К полуночи. – Говоря это, девушка добавила еще двадцать пять фунтов. – Вам лично.

 Выпрямив спину и высоко держа голову, Адриенна направилась к машине, которую арендовала для поездки за город. Она не могла не улыбнуться. Сейчас Мадлен должна была получить первый букет роз от тайного обожателя и таинственное романтическое приглашение на ужин в полночь в загородном ресторане.

 Знание человеческой природы в ее деле было столь же важным, как крепкие нервы и ловкие пальцы. Мадлен Моро была француженкой с головы до ног и чрезвычайно тщеславной. Адриенна ни минуты не сомневалась, что вскоре она покинет свою квартиру и отправится в ресторан. Естественно, Мадлен будет разочарована, когда ее таинственный поклонник не появится, но вряд ли она вернется в Лондон раньше двух часов ночи. К этому времени Адриенна уже завладеет сапфиром.

 Ей пришлось потратить немного времени на то, чтобы вернуться в отель, просмотреть свои заметки и рассчитать время. В течение часа Мадлен должны были доставить второй букет роз вместе с дурацкими любовными стихами и мольбой о тайном свидании.

 Она никогда не сможет устоять перед таким напором. Адриенна чиркнула спичкой и посмотрела, как горят ее заметки. Девушка не сомневалась, что инстинкт ее не подведет. Возможно, появление на сцене Филиппа Чемберлена было простым совпадением, но Тень всегда предпочитала точный расчет. Она улыбнулась своему отражению. Филипп обеспечит ей наилучшее прикрытие. Ее увидят обедающей в его обществе. Потом она вернется в отель у всех на глазах. Зато в полночь, когда она будет выходить из своего номера, ее никто не увидит.

 Одеваясь к обеду, Адриенна была в самом лучшем расположении духа. Черный цвет шел ей, а разноцветная россыпь вышивки из бисера на одном плече придавала туалету оригинальность. Она надела сережки из ярко-синего стекла в золоченой оправе, которые все, кроме экспертов, сочли бы сапфирами. Она крала самые знаменитые драгоценности, но сама обходилась бижутерией. Ее интересовало только «Солнце и Луна».

 Когда снизу позвонил дежурный клерк, Адриенна была готова и с нетерпением ждала встречи с Филиппом. Она выразила желание спуститься, чтобы встретить его в коридоре.

 Сегодня он выглядел не так официально, как в прошлый раз. Серый итальянский костюм был чуть светлее его глаз. Вместо рубашки с галстуком он надел черный свитер под горло, прекрасно оттенявший его светлые волосы. «Он слишком хорош», – мелькнуло в мозгу Адриенны.

 – Вы точны.

 – А вы прекрасны.

 Он протянул ей красную розу.

 Адриенна слишком хорошо знала нравы мужчин, чтобы ее можно было обольстить цветами, но улыбка ее стала чуточку теплее.

 Через руку девушки была переброшена соболья накидка. Когда Филипп взял ее, чтобы набросить мех ей на плечи, его пальцы слегка задержались у нее на шее, высвобождая из-под воротника попавшие туда волосы. Они были такими же густыми и пушистыми, как мех. Внезапно по ее телу разлилось тепло. Решив не обращать на это внимания, Адриенна оглянулась через плечо. И позволила себе улыбнуться, когда взгляды их встретились. Она прекрасно знала, как сбить мужчину с толку взглядом или жестом. И он это понял. Про себя Филипп подивился, как с такими глазами она сумела сохранить репутацию недоступной.

 – В сорока километрах к востоку от Лондона есть небольшой ресторанчик. Там тихо, и еда великолепная.

 Адриенна ожидала, что он поведет ее в модный ресторан в центре города. А что, если они окажутся в том самом месте, где Мадлен будет ожидать своего таинственного поклонника сегодня в полночь? Филипп заметил в ее глазах внезапно вспыхнувшие искры смеха и подумал, что бы это могло значить.

 – Вы романтик. – Она осторожно освободилась из кольца его рук. – Что ж, поехали. По дороге вы мне расскажете о Филиппе Чемберлене.

 Он с улыбкой взял ее за руку.

 – Для этого нам потребовалось бы ехать более сорока километров.

 В тот момент, когда шофер «Роллс-Ройса» отъехал от тротуара, Филипп вынул из ведерка со льдом бутылку «Дом Периньон».

 Адриенна подавила улыбку: это уж слишком прекрасно, размышляла она. Красные розы, шампанское, роскошная машина и вечер в загородном ресторане. «Бедная Мадлен», – подумала Адриенна. Ее забавляла сложившаяся ситуация. Сидя рядом с Филиппом, она изучала его профиль.

 – Вы довольны тем, как проводите время в Лондоне?

 С глухим хлопком вылетела пробка. В тишине машины хорошо было слышно шипение пузырьков воздуха, выходящих из вина. Адриенна смотрела, как пена поднимается к горлышку бутылки.

 – Да, я всегда хорошо провожу здесь время.

 – Как?

 – Как? – Она приняла предложенный бокал. – Брожу по магазинам, встречаюсь с друзьями. Гуляю.

 Адриенна позволила ему намазать для нее крекер черной икрой.

 – А чем вы занимаетесь?

 – О чем вы?

 Скрестив ноги, она удобно расположилась на сиденье. Это был тот образ, в котором она решила предстать перед ним, – роскошные меха, обтянутые шелком ноги, сверкающие камни.

 – Я имею в виду работу, удовольствия и все остальное.

 – Я занимаюсь тем, что в данный момент привлекает меня больше всего.

 Ей показалось странным, что он не уточнил, чем именно. Большинство известных ей мужчин не требовали особого поощрения, или поощрение это могло быть минимальным, чтобы подвигнуть их на словоизвержение: они начинали говорить о своем бизнесе, хобби и эго.

 – А чем занимаетесь вы? В прошлый раз вы сказали, что азартные игры входят в перечень ваших развлечений.

 Филипп бесстрастно наблюдал за ней, и это обескураживало.

 Так же он смотрел и раньше. Будто знал, что «Роллс-Ройс» не более чем сцена, а они – двое актеров, играющих, свои роли на подмостках.

 – Да, когда требуется поработать мозгами. Он улыбнулся.

 – Еще икры?

 – Благодарю, – ответила девушка.

 «Мы играем в какую-то игру», – подумала она. Адриенна не знала правила этой игры, не знала, ждет ли ее награда в случае успеха, но не сомневалась в том, что это игра. Она приняла предложенный крекер с икрой. Икра была отменного качества, как и вино, и машина, которая, мягко покачиваясь, увозила их из Лондона. Адриенна провела пальцем по разделявшему их валику обивки сиденья.

 – Должно быть, эта мозговая деятельность окупается.

 – Обычно да. – В случае с ней он надеялся, что так и будет. – А чем занимаетесь вы, когда не прогуливаетесь по Лондону?

 – Гуляю где-нибудь в других местах и что-нибудь покупаю.

 Филипп поверил бы этому, если бы не заметил, как в глазах ее зажглись жаркие искорки. Это была страсть. Она больше не походила на богатую скучающую девицу, которой старалась казаться.

 – Вы собираетесь вернуться в Нью-Йорк?

 – Еще не решила. Хотела провести несколько дней в каком-нибудь теплом месте.

 Филипп еще не решил, сочтет ли она шутку забавной, когда услышал свою собственную реплику:

 – В Якире тепло.

 Он понял по выражению ее глаз, что она не восприняла его слова как шутку, он увидел в них какое-то странное выражение, которое мгновенно промелькнуло и исчезло.

 – Да, – теперь ее голос был ровным и бесстрастным, – но пустыне я предпочитаю тропики.

 Филипп знал, что может разговорить ее, но их беседу прервал телефонный звонок.

 – Прошу прощения, – сказал он, поднимая трубку, – Чемберлен слушает.

 Послышался только короткий вздох.

 – Привет, мама.

 Адриенна вопросительно подняла бровь. Если бы это слово не было произнесено с глуповатым выражением, она никогда бы не поверила, что у него есть мать, и еще меньше тому, что эта мать способна звонить ему в автомобиль. Забавляясь, она наполнила его бокал, потом свой.

 – Нет, я не забыл. Это будет завтра. Все, что угодно. Не сомневаюсь, что ты будешь выглядеть прекрасно. Конечно, не сержусь. Еду обедать. – Он бросил взгляд на Адриенну. – Да, верно. Нет, ты не видела, мама. – Снова послышался вздох. – Право, не думаю, да, да, конечно.

 Он опустил трубку на колено.

 – Это моя мать. Она хотела бы поздороваться с вами. Адриенна в замешательстве посмотрела патрубку, потом, чувствуя себя весьма глупо, взяла ее:

 – Алло!

 – Привет, дорогуша. Красивая машина, правда?

 Ее акцент не походил на выговор Филиппа и напоминал кокни^[17]. Адриенна непроизвольно оглядела салон «Роллс-Ройса» и улыбнулась.

 – Да, верно.

 – В ней я всегда чувствую себя королевой. Как вас зовут, дорогая?

 – Адриенна. Адриенна Спринг.

 Она и не заметила, что не упомянула своего титула, а назвала девичью фамилию матери, что делала всегда, разговаривая с приятными ей людьми. Но Филипп это заметил.

 – Красивое имя. Хорошо проводите время, да? Он славный мальчик, мой Фил. И красивый, верно?

 Адриенна широко улыбнулась Филиппу. И в первый раз эта улыбка была искренней.

 – Да, очень.

 – Не поддавайтесь его чарам слишком скоро, дорогая. И когда он ведет себя как плут.

 – Неужели? – Адриенна посмотрела на Филиппа поверх края бокала. – Я это учту. Приятно было познакомиться с вами, миссис Чемберлен.

 – Зовите меня просто Мери. Пусть Фил как-нибудь приведет вас ко мне. Мы выпьем чаю и поболтаем.

 – Спасибо. Доброй ночи. – Продолжая улыбаться, Адриенна передала трубку Филиппу.

 – Завтра увидимся, мама. Нет, она не хорошенькая. Она косит, у нее заячья губа и полно бородавок. Иди и смотри телевизор. Я тоже тебя люблю. – Он повесил трубку, отпил большой глоток шампанского и сказал: – Прошу прощения.

 – В этом нет надобности. – Телефонный звонок изменил ее отношение к нему. Трудно сохранять холодность к человеку, питающему любовь и привязанность к матери. – Судя по голосу, она очаровательна.

 – Так и есть. Она единственная любовь моей жизни. Адриенна замолчала, изучая его.

 – Надеюсь, это правда.

 – Правда.

 – А ваш отец? Он такой же очаровательный?

 – Затрудняюсь ответить.

 Ей стало ясно одно – он не хотел посвящать ее в дела своей семьи.

 – Почему вы сказали ей, что я косая?

 Филипп со смехом взял руку девушки и поднес к губам.

 – Для вашего же блага, Адриенна. Моя мама отчаянно хочет обзавестись невесткой.

 – Понимаю.

 – И внуками.

 – Ясно, – повторила Адриенна и убрала руку.

 Это был тот самый маленький ресторан в загородной гостинице, который Адриенна выбрала для Мадлен. Он был тихим, романтичным и находился в стороне от дороги. Менеджер, которого она уже видела сегодня днем, приветствовал ее поклоном, и ничто в его лице не дрогнуло – конечно же, он ее не узнал.

 В зале – огромный камин, на углях которого вполне можно было зажарить быка. В нем ярко пылали громадные поленья. Сводчатые окна были закрыты и не пропускали в комнату дуновения осеннего ветра, налетавшие с моря. Громоздкая викторианская мебель, резные буфеты, заполненные серебром и хрусталем, придавали уют этой огромной комнате.

 Они заказали фирменное блюдо заведения – говядину «Веллингтон». Обед проходил при свечах, вставленных в массивные оловянные подсвечники. Мерцали свечи, слышалась тихая музыка. Ее наигрывал старик на скрипке.

 Адриенна не рассчитывала на то, что сможет расслабиться в обществе Филиппа, но это произошло. Они смеялись, шутили и долго, оживленно разговаривали. Он видел старые, столь любимые ею фильмы. Однако ловко обходил в разговорах ее мать и приключившуюся с ней трагедию.

 Ее обезоружило то, что Филипп даже помнил многие диалоги из фильмов. Она и сама страстно любила кино.

 Эта любовь к вымышленному миру естественно пришла к Адриенне от Фиби, и вот теперь она нашла в Филиппе родственную душу. Еще она узнала о том, что он увлечен садоводством и даже пристроил оранжерею к своему городскому дому.

 – Трудно представить, что вы суетитесь на грядках, выпалывая сорняки. Но это по крайней мере объясняет, почему у вас руки труженика.

 Адриенна сказала эти слова и тотчас же пожалела о том, что они сорвались у нее с языка. Она постаралась как-то исправить положение.

 – Ваши руки как-то не согласуются со всем остальным в вашем облике.

 – О, гораздо лучше согласуются, чем вам кажется, – пробормотал Филипп. – У нас у всех есть свой имидж и иллюзии. Разве не так?

 Адриенна подумала, что в его словах кроется какой-то тайный смысл, и сменила тему разговора. Оказалось, что они путешествовали по одним и тем же местам. За бренди выяснилось, что оба были в Риме, останавливались в отеле «Эксельсиор». И провели там неделю в одно и то же время. Это было пять лет назад. Правда, в разговоре не было упомянуто, что Адриенна приехала в Рим специально, чтобы избавить некую графиню от ее гарнитура из бриллиантов и рубинов. Филипп же посетил Вечный город тоже по делу. Это была одна из его последних работ по изъятию бриллиантов у одного киномагната. Они оба улыбались своим воспоминаниям, не делясь ими друг с другом.

 – В то лето я прекрасно провела время в Риме, – вслух вспоминала Адриенна, когда они уже покидали ресторан и направлялись к машине. Это «прекрасно проведенное время» можно было оценить в сумму приблизительно в триста пятьдесят миллионов лир.

 – Я тоже, – откликнулся Филипп. Его добыча, правда, тянула только на половину этой суммы, что выяснилось при продаже камней в Цюрихе. – Как жаль, что мы тогда не встретились.

 Адриенна согласилась с ним и скользнула на сиденье машины. Она и впрямь получила бы удовольствие от его общества в Риме – они могли бы выпить красного вина и побродить вдвоем по улицам, хранящим тепло жаркого дня. Но все же она была рада, что тогда не встретилась с ним. Он бы отвлек ее от дела, как, к сожалению, помешал ему и теперь.

 На повороте его нога случайно соприкоснулась с ее бедром. Как хорошо, что сегодня ей не предстоит ничего сложного: кража в доме Мадлен – дело примитивное.

 – В Риме есть кафе, где подают вкусное мороженое, – заметил молодой человек.

 – Да, «Сан-Филиппо», – отозвалась Адриенна со смехом. – Каждый раз, когда я бываю в этом кафе, я набираю пять фунтов веса.

 – Может быть, когда-нибудь мы посетим его вместе. Его палец легонько прошелся по ее щеке, напомнив об игре, в которую они оба играют. С некоторым сожалением она отодвинулась.

 – Может быть.

 Адриенна сделала едва заметное движение, но Филипп почувствовал, что расстояние между ними мгновенно увеличилось. Странная женщина, размышлял он. Экзотическая внешность. Чего стоит этот соблазнительный рот, эти проблески страсти, искры, время от времени вспыхивающие в ее взгляде. Все это было подлинным, тут не было никакой игры, никакого обмана. И все же она была не из тех женщин, которые покорно нежатся в объятиях мужчины, а из тех, кто может заморозить его единым взглядом или словом. Филипп же всегда предпочитал женщин, открыто наслаждающихся физической близостью, легкими сексуальными отношениями. Но Адриенна заинтриговала и привлекла его именно контрастами своей натуры.

 Филипп так же хорошо, как и она, знал цену правильно выбранного момента. Он подождал, пока они не въехали в Лондон.

 – Что вы делали в спальне Фьюмов вчера вечером?

 Она чуть не подскочила на месте. Ей захотелось выругаться. Приятный вечер, его общество, тепло бренди, разливавшееся по телу, – все это настолько ее расслабило, что она была застигнута этим вопросом врасплох.

 Только привычка держать чувства под контролем, выработавшаяся у нее с детства, позволила ей сохранить самообладание.

 – Прошу прощения?

 – Я спросил, что вы делали в спальне Фьюмов во время приема.

 Филипп с задумчивым видом накручивал на палец локон ее волос. Мужчина может запутаться в таких волосах, думал он, и утонуть.

 – Что дает вам повод думать, что я там была?

 – Не думать, а знать. Я узнал бы ваши духи, Адриенна, безошибочно из всех других. И как только я открыл дверь спальни, тотчас же почувствовал этот запах.

 – Вот как? – Адриенна поправила на плече соболий мех – ум ее лихорадочно работал в поисках правдоподобного ответа. – Можно было бы спросить и вас, что вы там искали.

 – Несомненно.

 Между ними повисло молчание, и девушка решила, что, если не ответит, это только сгустит ореол таинственности, окружающий ее.

 – Дело в том, что я искала место, где можно было бы поправить порванную подшивку юбки. Следует ли мне чувствовать себя польщенной, что вы запомнили запах моих духов? Значит ли это, что я произвела на вас столь сильное впечатление?

 – Вы должны быть польщены, что я не называю вас лгуньей, – сказал Филипп небрежно, – но красивые женщины частенько лгут без всякой причины и по любому поводу.

 Он прикоснулся к ее лицу не шутливо, как раньше, а властно, как господин. Филипп не мог оторвать взгляда от ее рта. «Невероятно нежный и желанный», – подумал он. Это было его первой мыслью. Потом он увидел нечто, удивившее его: в ее глазах он прочел не гнев, не насмешку, не отчуждение – это был страх, правда, промелькнувший в них на одно мгновение, но в этом Филипп не ошибся.

 «Боже мой, – подумал молодой человек, – одно мое прикосновение не могло так испугать ее». Адриенна выглядела напряженной, от былой расслабленности не осталось и следа. Она не справится с собой. Ей только удалось заставить свои губы улыбнуться холодной, высокомерной улыбкой.

 – Кажется, мы прибыли.

 – Почему вы меня боитесь, Адриенна?

 Как это ему удалось угадать то, что она ухитрялась скрывать от десятков других мужчин.?

 – Вы ошибаетесь, – сказала она ровным голосом.

 – Ну уж теперь-то я могу назвать вас лгуньей.

 – Думайте, как вам угодно. Вечер был прекрасным, доброй ночи, Филипп.

 – Я провожу вас до номера.

 – Не стоит беспокоиться.

 Шофер распахнул дверцу машины, девушка выскользнула из нее и, не оглядываясь, направилась к дверям отеля.

 Адриенна дождалась, когда часы пробили полночь, потом улизнула из номера по черной лестнице. Она была в черном с головы до ног, на лоб низко надвинута шапочка, под которой спрятаны волосы, на ногах – кожаные сапожки на мягкой подошве, а через плечо перекинута сумка со всем необходимым.

 Удалившись от отеля на некоторое расстояние, Адриенна остановила такси. Она трижды меняла машины, выбирая кружные дороги, и из последней вышла за милю от дома Мадлен. По улице стлался туман, и это было ей только на руку. Оглянувшись по сторонам, Адриенна перебралась через невысокую стену, пересекла ухоженный газон и оказалась у западной стены. Укрывшись в зарослях плюща, Адриенна настороженно огляделась. Вокруг все было тихо.

 Уверенно действуя, почти механически Адриенна размотала веревку и всего за несколько минут добралась до второго этажа, где находилось окно спальни Мадлен. На туалетном столике горела лампа, ярко освещавшая комнату. В ней царил беспорядок, видимо, ее хозяйка никак не могла решить, какой туалет ей лучше подойдет для сегодняшнего вечера.

 «Бедная Люсиль!» – подумала Адриенна, доставая инструмент для резки стекла. Ей было достаточно небольшого отверстия – у нее были узкие кисти рук. Затем она воспользовалась клейкой лентой, чтобы вытащить наружу вырезанный кусок стекла. Надев перчатки, Адриенна просунула руку внутрь и поколдовала над шпингалетом. Через восемь минут она проникла в комнату. Выждала, прислушиваясь. В доме царила сонная тишина. Девушка неслышно преодолела расстояние до туалетного столика, ступая по пушистому ковру, и надавила на пружину – панель, скрывающая сейф, отошла. Устроившись поудобнее, Адриенна вытащила свой стетоскоп и принялась за работу.

 Послышался первый щелчок. Она задержала дыхание, потом медленно выдохнула воздух и посмотрела на ручные часы. Прошло пять секунд, десять. Адриенна все свое внимание переключила на сейф. Работая, она думала о главном украшении ожерелья – крупном сапфире – и о том, что оправа была чересчур вычурной для такого камня. Оправа не подходила прекрасному сапфиру так же, как и его эгоистичная, самовлюбленная хозяйка. Если камень вынуть из оправы, будет совсем другое дело. Адриенна уже подсчитала, что он вкупе с остальными сапфирами ожерелья потянет на двести тысяч фунтов, а возможно, и на все двести пятьдесят. Она была бы рада получить в конце концов и половину этой суммы.

 Снова послышался щелчок.

 Девушка больше не смотрела на часы, но чувствовала, что укладывается в свой график – какое-то непередаваемое ощущение в кончиках пальцев, какой-то внутренний трепет говорили ей, что она близка к завершению операции. В кожаной куртке ей было тепло, пожалуй, даже жарко, но Адриенна не обращала внимания на это неудобство. Через несколько минут у нее в руках окажется драгоценностей на четверть миллиона фунтов.

 Наконец раздался третий, и последний, щелчок. Она была слишком опытна в своем деле, чтобы спешить. Прежде чем открыть сейф, Адриенна убрала в сумку стетоскоп. Воспользовавшись карманным фонариком, осмотрела содержимое сейфа. Бумаги не привлекли ее внимания, так же как и три первые шкатулки с драгоценностями, которые она открыла. Аметисты были хороши так же, как и элегантные серьги с бриллиантами, но она пришла за сапфирами. Центральный камень смотрел на нее, поблескивая на светло-коричневом бархате, ярко-синий, как и все сиамские камни. Вероятно, в нем было карат двадцать, и он был окружен маленькими звездочками из бриллиантов и сапфиров.

 Сейчас не было времени разглядывать его в лупу, да и место для этого было неподходящим. С этим можно повременить, пока она снова не окажется у себя в номере. Люсиль уже довольно долго ждала своего поклонника, и ее терпение, вероятно, истощилось. Адриенне следовало покинуть квартиру Мадлен до возвращения служанки. Если это окажутся стразы, значит, она зря потратила время. Адриенна вновь посмотрела камень на свет. Нет, скорее всего он подлинный.

 Уложив футляр с ожерельем в сумку, она закрыла сейф. Ей не хотелось, чтобы Мадлен испытала шок до того, как выпьет свой утренний кофе.

 Пройдя по темной квартире, Адриенна вновь оказалась в подсобном помещении, отсоединила проводки от своего компьютера и оставила их болтающимися. Потом тихо выбралась из дома. На улице она глубоко вдохнула холодный влажный воздух и усилием воли заставила себя не рассмеяться. От сознания хорошо выполненного дела она чувствовала себя прекрасно. Адриенна никогда бы не смогла объяснить Селесте те ощущения, которые она испытывала, завладев очередными драгоценностями. Они были отчасти сродни чувственному возбуждению, отчасти интеллектуальному удовлетворению. И в эти минуты она чувствовала себя всемогущей и неуязвимой. Эти ощущения она не могла сравнить ни с чем – они были самыми лучшими в ее жизни. Адриенна дала себе немного поблаженствовать, потом перебежала через газон, перелезла через ограду и вскоре скрылась в тумане.

 Филипп не смог бы объяснить, что его в этот час потянуло на улицу. Он не мог уснуть и отправился к тому месту, где впервые встретил Адриенну. Молодой человек уверял себя, что поступает так не из-за девушки, а потому, что полагал – этой ночью ограбят Фьюмов. Погода стояла очень подходящая для кражи.

 Объяснение было верным, но неточным. Конечно, он шел туда из-за Адриенны. Оставшись один в доме, испытывая беспокойство, неудовлетворенный, он не мог перестать думать о ней. Филипп прекрасно знал, что прогулка по ночным улицам и холод прояснят его сознание.

 Молодой человек, как сказала бы его мать, был сражен. И в этом не было ничего необычного. Женщина, с которой он провел вечер, оказалась неотразимой, экзотической и таинственной.

 «К тому же лгуньей. Трудно устоять перед подобной женщиной», – думал он, шагая по пустынным ночным улицам. Филипп направился к отелю, где жила Адриенна, и, огибая угол, вдруг увидел ее. Она снова была вся в черном, но на этот раз не в романтическом плаще, а в обтягивающих штанах и кожаной куртке. Волосы были скрыты под шапочкой. И все же достаточно Филиппу было увидеть ее походку, как он узнал в ней свою новую знакомую. Он хотел окликнуть ее, но инстинктивно удержался. Филипп не сделал этого, даже видя, как Адриенна проскользнула в дверь черного хода и исчезла.

 Молодой человек замер, потом принялся разглядывать окна ее номера. «Это нелепо, – подумал он. – Абсурд». И все же не двинулся с места и долго еще стоял, покачиваясь на каблуках и размышляя.

 Адриенна не спеша завтракала в номере, просматривая утренние газеты. Единственное, что оставляло у нее чувство неудовлетворенности, это невозможность разделить с кем-нибудь лучшие минуты жизни. Рядом не было никого, способного понять ее возбуждение, трепет, вызванный притоком адреналина, когда удавалось взять приступом дом или перехитрить сложную систему сигнализации. Не с кем было отпраздновать удачу, не с кем поделиться радостью от того, что в руках у тебя целое состояние и ты знаешь, что одержала победу. Вместо этого ей приходилось одной сидеть в номере отеля. Адриенна чувствовала весь юмор своего положения. Вряд ли за ленчем с друзьями, разглагольствовавшими о своих новых хобби или романах, она могла бы объявить о том, что прекрасно провела уик-энд в Лондоне и украла за это время сапфир величиной с яйцо малиновки.

 Пора было одеться и привести себя в порядок. Адриенна подумала о том, встала ли уже Мадлен, увидела ли поврежденное окно или на это обратил внимание кто-нибудь из ее слуг. Когда девушка покидала дом, она аккуратно вставила вырезанный кусок стекла на место. Если Люсиль не займется уборкой, пройдет несколько дней, прежде чем она заметит, что стекло повреждено.

 Впрочем, это уже не имело никакого значения. Сегодня утром Роз Спэрроу предстояло наведаться к перекупщику, а принцессе Адриенне успеть вечером к шестичасовому самолету.

 Когда в своем рыжем парике, кожаной мини-юбке и розовых колготках она выходила из отеля «Ритц», Филипп в него входил. Оба прошли сквозь двойные двери, соприкоснувшись плечами. Молодой человек даже пробормотал извинение за то, что чуть задел девушку. Подавив смешок, Адриенна пробормотала:

 – Не стоит беспокоиться, господин.

 Швейцар, провожая ее взглядом, фыркнул в знак осуждения. Вне всякого сомнения, он принял ее за девушку, работающую по вызовам и развлекавшую ночью какого-нибудь богатого и нетребовательного бизнесмена. Довольная собой, Адриенна, покачивая бедрами, направилась к метро и доехала до Вест-Энда, где человек по имени Фредди проявил щедрость, и Адриенна поняла, что у него, вероятно, есть на примете клиент, питающий страсть к сапфирам.

 Все, что теперь оставалось сделать, – это положить деньги на счет в швейцарском банке и попросить своих лондонских поверенных анонимно переадресовать их в фонд помощи вдовам и сиротам.

 Адриенна снимала парик и стирала остатки яркой косметики, украшавшей лицо, когда раздался стук в дверь.

 – Филипп? – удивилась девушка, увидев посетителя.

 – Надеялся застать вас дома.

 Он уже входил в комнату, не ожидая приглашения, потому что опасался, что она захлопнет дверь у него перед носом.

 – Я заходил раньше, но вас не было.

 – Я отлучалась по делу.

 Филиппа удивили ее слова, потому что Адриенна была в халате и без следов косметики на лице.

 – Я подумал, что вы, возможно, свободны и не откажетесь пообедать со мной.

 – Это очень любезно с вашей стороны, но через несколько часов я улетаю.

 – В Нью-Йорк?

 – Да, ненадолго. Дело в том, что я организую благотворительный бал и мне предстоит еще утрясти массу мелочей.

 – Понятно.

 Без косметики Адриенна выглядела моложе, но казалась еще более соблазнительной.

 – А что вы будете делать потом?

 – Меня пригласили в Мексику. На Косумел^[18]. Там будет рождественский показ мод.

 Адриенна пожалела, что сказала ему об этом, она не любила делиться своими планами.

 – Сожалею, Филипп, но вы застали меня в разгар сборов. Я упаковываю вещи.

 – Занимайтесь своим делом, я не стану мешать. Не возражаете, если я выпью?

 – Сделайте одолжение.

 Она прикусила язык и направилась в спальню. Быстро оглядевшись и не заметив ничего, что могло бы ее скомпрометировать, Адриенна продолжала укладываться.

 – Жаль, что уезжаете так скоро, – сказал Филипп, появляясь в дверях. – Вы пропустите много интересного.

 – Да? – Девушка сложила свитер, и по тому, как ловко она это сделала, становилось ясно, что она этим занимается часто и обычно ей никто не прислуживает.

 – Разве вы не слышали, что прошлой ночью произошло ограбление?

 Адриенна взяла другой свитер, не промедлив ни минуты и не сделав паузы.

 – Да? Где же?

 – Ограбили Мадлен Моро.

 – О боже!

 Изобразив на лице изумление, Адриенна обернулась. Филипп стоял у двери со стаканом виски в руке и смотрел на нее, пожалуй, чересчур внимательно.

 – Бедная Мадлен! И что же у нее взяли?

 – Ожерелье с сапфирами.

 – И только?

 Адриенна опустилась на постель, будто почувствовала слабость в коленях.

 – Это ужасно. Всего несколько дней назад мы были на вечере у Фьюмов. И на ней было это ожерелье, да?

 – Да. – Филипп отхлебнул виски. «Как она хороша, – подумал он, глядя на Адриенну, – чертовски хороша!»

 – Должно быть, Мадлен в отчаянии. Вероятно, мне следует ей позвонить. Хотя ей, наверное, не хочется сейчас ни с кем говорить.

 – С вашей стороны очень мило, что вы принимаете это так близко к сердцу.

 – А почему бы и нет? Камни, конечно, были застрахованы, но украшения для женщин имеют особое значение. Думаю, я тоже выпью. А потом вы мне расскажете, что вам известно.

 Она прошла мимо него в гостиную, а Филипп присел на краешек кровати. Продолжая пить виски мелкими глотками, он сморщил нос. Должно быть, у горничной скверный вкус, если она пользуется таким одеколоном, решил он, ощутив запах духов Роз, и заметил кожаную мини-юбку рядом с чемоданом. Совсем не похоже на стиль Адриенны, размышлял Филипп, и вдруг ему показалось, что он видел эту юбку раньше.

 – У полиции есть какие-нибудь улики? – спросила девушка, возвращаясь со стаканом вермута.

 – Не могу сказать. Похоже, что кто-то влез в квартиру через окно второго этажа и вскрыл сейф в спальне. Кажется, Мадлен была в это время за городом. Кстати, как раз в том ресторане, где вчера обедали мы с вами.

 – Серьезно? Странно, что мы ее не видели.

 – Она появилась там позже. Можно было бы назвать это сумасбродством с ее стороны. Похоже, что вор оказался достаточно хитрым, чтобы выманить ее из дома обещанием романтического ужина в полночь с тайным поклонником.

 – Как это ужасно для нее!

 – И для ее эго.

 – Да, и это тоже. – Адриенна передернула плечами. – Хорошо, что взломщик проник в квартиру в ее отсутствие. Если бы она его увидела, то умерла бы…

 Филипп потягивал свой напиток. Ограбление было совершено идеально. Все указывало на то, что это дело рук вора по кличке Тень. Он не мог не восхищаться его мастерством.

 – Я так не думаю.

 Девушка не обратила внимания на тон, которым он произнес последние слова, как и на то, что он по-особенному посмотрел на нее. Адриенна поставила стакан, намереваясь продолжить сборы.

 – Вы говорите, что вор взял только одно ожерелье? Это странно, вам так не кажется? В сейфе Мадлен должно было находиться еще много других ценностей.

 – Можно предположить, что его интересовала только одна вещь.

 – Эксцентричный вор? – Адриенна улыбнулась и направилась к платяному шкафу. – Мне ужасно жаль Мадлен. Не сомневаюсь, что полиция схватит грабителя в ближайшие дни.

 – Ну уж во всяком случае, рано или поздно это произойдет. – Филипп допил виски. – Они ищут светловолосого бородатого молодого человека. Он накануне посещал эту квартиру, чтобы уничтожить мышей. В Скотленд-Ярде считают, что этот парень испортил сигнализацию, чтобы потом без труда проникнуть в дом. Впрочем, это мог сделать и его напарник.

 – Похоже, – Адриенна слегка наклонила голову, – что вам многое известно.

 – Связи. – Филипп перекладывал свой пустой стакан из одной руки в другую, играя им. – Я восхищаюсь этим вором!

 – Почему?

 – Он проявил высокое мастерство. К тому же у него есть стиль. Хитрость, с помощью которой он выманил Мадлен из Лондона, свидетельствует о том, что он обладает творческим складом ума. Всем этим я и восхищаюсь. – Он поставил пустой стакан. – Вы хорошо спали прошлой ночью, Адриенна?

 Девушка бросила на молодого человека взгляд через плечо. Было что-то в его вопросе… нет, скорее что-то за пределами этого вопроса, какой-то намек.

 – Почему бы мне не спать хорошо?

 Он взял в руки мини-юбку и принялся, хмурясь, разглядывать ее.

 – Да нет, я этого не говорил. Хотя вот что странно – ночью я вышел погулять и почему-то очутился у дверей вашего отеля. Это было примерно в час с четвертью.

 Адриенне снова потребовалась вся ее выдержка, чтобы не выдать себя.

 – Вот как? Возможно, перепили шампанского. Что касается меня, то после него я обычно сплю мертвецким сном.

 Их глаза встретились.

 – Я удивлен, – сказал Филипп, показывая на кожаную мини-юбку. – Кажется, это не ваш стиль.

 Девушка взяла у него юбку и положила в чемодан.

 – Каприз. Очень мило с вашей стороны, что вы принесли мне последние новости.

 – Рад вам служить.

 – Мне крайне неприятно вас выгонять, Филипп, но, право же, надо собраться. Мой самолет улетает в шесть.

 – Как-нибудь увидимся.

 – Я в этом не уверена, – сказала Адриенна, передернув плечами.

 – Увидимся, – повторил молодой человек, поднимаясь.

 Она никак не ожидала того, что произошло дальше. Быстрым, молниеносным движением Филипп обнял ее за плечи, и его губы прижались к ее губам. Если бы у Адриенны была хоть одна минута, чтобы подготовиться к этой атаке, она бы уклонилась от его объятий, но он был быстр и ловок, как хищник.

 Филипп крепко обнял девушку. Она могла бы отпрянуть, но почему-то подалась вперед, к нему. Это был всего лишь импульс, бессознательное движение с непредсказуемыми последствиями. Филипп просто хотел оставить у нее память о себе. Другие женщины ответили бы на этот поцелуй с легкостью или отвергли бы его столь же решительно. Адриенна же стояла, окаменев, будто околдованная. Он почувствовал ее нерешительность, смущение, столь контрастировавшие с жаром ее поцелуя.

 Адриенна отступила на шаг, и он снова заметил, как в глазах ее метнулся страх. Его охватило желание овладеть ею тут же, на этой кровати. Ее тайны по-прежнему оставались тайнами, а его желание раскрыть, распутать их все возрастало и сейчас стало сильнее, чем прежде.

 – Я хочу, чтобы вы ушли.

 – Хорошо. – Филипп взял ее за руку и почувствовал, что она слегка дрожит. «Нет, это не притворство, – подумал он, – не игра».

 – Но мы еще обязательно встретимся, – сказал молодой человек, поднося ее вдруг оцепеневшие пальцы к губам. – У нас еще все впереди. Думаю, мы оба это знаем. Счастливого пути, Адриенна.

 Девушка подождала, пока он уйдет. Оставшись в одиночестве, она опустилась на кровать и постаралась разобраться в обуревавших ее чувствах. «Сейчас мне это совсем не нужно. Да и вообще не нужно», – подумала она и принялась укладывать чемодан.

 – Ты мне не все рассказала, Адриенна, – заметила Селеста, взглянув на девушку.

 – О чем это ты?

 Адриенна оглядывала бальный зал в «Плазе», где было множество свежих цветов, а музыканты настраивали свои инструменты. Вдоль стены выстроились официанты, одетые в свежеотглаженные униформы. Они стояли, выпрямившись, откинув назад плечи, как солдаты морской пехоты, инспектируемые начальством.

 Через несколько минут двери должны были распахнуться для сливок общества. Приглашенные будут танцевать, пить и позировать фоторепортерам. Адриенна не имела ничего против этого. Пусть веселятся, а потом внесут свою лепту в постройку еще одного крыла городской больницы, где разместится детское отделение. Адриенна была спонсором этого проекта.

 «Может быть, мне следовало бы украсить зал пуансеттией? – подумала Адриенна. – Она выглядит так празднично, а через несколько недель наступит Рождество».

 – Адриенна.

 Она улыбнулась и повернула голову, услышав нетерпение в голосе Селесты.

 – Да, дорогая?

 – Что же все-таки произошло в Лондоне?

 – Я уже все тебе рассказала. – Адриенна придирчиво оглядела столы. Нет, она все-таки была права, что предпочла астры. На бледно-зеленых скатертях сиреневые астры выглядели потрясающе. Что же касается пуансеттий, то, как бы празднично ни выглядели эти растения, они зимой используются для украшения повсюду.

 – Что же там случилось с тобой, дорогая?

 – Право, Селеста, ты меня отвлекаешь, а у меня так мало времени.

 – Все прекрасно, как всегда. – Решив взять бразды правления в свои руки, Селеста увлекла Адриенну в сторону от одетых в смокинги музыкантов.

 – Что-нибудь не в порядке?

 – Нет, ничего подобного.

 – Ты нервничаешь с того времени, как вернулась.

 – Это все из-за бала, – возразила Адриенна, прикоснувшись губами к щеке Селесты. – Ты ведь знаешь, как это важно для меня.

 – Знаю. – Смягчившись, Селеста взяла девушку за руку. – Никто не вкладывает в такие мероприятия столько сил, как ты. И не старается больше. Знаешь, Эдди, если бы ты сконцентрировала всю свою энергию и талант на благотворительности и бросила бы все остальное…

 Самым лучшим способом покончить с этим разговором было сделать знак, чтобы двери открыли.

 – Пора поднимать занавес, дорогая.

 – Эдди, обязательно скажи мне, если у тебя будут неприятности.

 – Конечно, ты будешь первой, с кем я поделюсь.

 С ослепительной улыбкой Адриенна двинулась вперед, чтобы приветствовать своих гостей.

 Нетрудно развлечь тех, кто постоянно посещает вечера. Надо только позаботиться о том, чтобы еда была первоклассной, музыка громкой, а вина много. В разгаре вечера Адриенна курсировала от одного стола к другому, от одной группы гостей к другой. Она скользила между дамами, одетыми в шелк, тафту и бархат, в платья от Сен-Лорана, Диора и Де Ла Рента.

 Адриенна не задерживалась надолго у столиков, чтобы поесть, танцевала, если ее настойчиво приглашали. В силу необходимости флиртовала и льстила. И наконец увидела Лорэн Сент-Джон, вторую жену магната, владельца отелей, в новом ожерелье с бриллиантами и рубинами. Вот он, счастливый случай! Когда Лорэн направилась в дамскую комнату, Адриенна последовала за ней.

 Две актрисы яростно препирались друг с другом. Вероятно, из-за поклонника, решила Адриенна, выбирая кабинку. Хорошо, что журнал «Пипл» прислал репортера-мужчину, не имевшего сюда доступа, и дамы могли безбоязненно ссориться и сплетничать. Если бы женщина, которая обслуживала туалет, обладала смекалкой и хорошей памятью, она могла бы заработать, пересказав корреспонденту все услышанное. Когда Адриенна вышла из кабинки и остановилась у раковины, актрисы уже покинули дамскую комнату, хлопнув дверьми.

 – Догадываюсь, из-за кого они так ругаются, – заметила Лорэн, подойдя к соседней раковине, чтобы вымыть руки. – Интересно, кто из них одержит верх?

 – Право, не знаю, но похоже, что они и впрямь раскипятились не на шутку.

 – Думаешь, этот сукин сын с ней разведется?

 Лорэн взяла с полочки над раковиной флакон духов, понюхала, потом щедро опрыскала себя.

 – Скорее всего, – отозвалась Адриенна, доставая пудреницу. – Не понимаю, почему она за него так держится.

 – Я слышала, что он великолепный любовник, вот почему. – Лорэн склонилась к зеркалу и начала подводить губы. – В его последнем фильме мы имели возможность насладиться созерцанием нашего героя за работой. Он проявил большой талант. Я и сама бы не отказалась попытать с ним счастья.

 Лорэн достала из сумочки оправленную в серебро щетку для волос с монограммой и пригладила свои стриженые светлые волосы.

 – Но женщина может наслаждаться сексом, не унижая себя при этом, – небрежно заметила Адриенна, хотя в глубине души никогда не была в этом уверена.

 – Конечно, но немножко унижения не повредит. – Лорэн подалась вперед, вглядываясь в свое лицо, чтобы убедиться, что время для пластической операции пока не наступило и с этим можно повременить еще несколько лет. – Чье сердце ты разбила на этой неделе, дорогая?

 – Я решила отдохнуть. – Адриенна взбила пальцами волосы. – Лорэн, твое ожерелье просто потрясающее. Оно у тебя недавно?

 – Да. – Лорэн повернулась из стороны в сторону, чтобы свет упал на камни и они заиграли. – Чарли подарил его мне к годовщине нашей свадьбы. На прошлой неделе исполнился год, как мы женаты.

 – А говорят, любовь не вечна, – пробормотала Адриенна, стараясь как можно лучше разглядеть ожерелье. – Право, оно великолепно!

 – Семьдесят карат в бриллиантах и пятьдесят восемь в рубинах – бирманские.

 Мозг Лорэн работал особым образом. Адриенна и презирала ее за это, и восхищалась этим.

 – Не считая серег. – Лорэн повернула голову, чтобы продемонстрировать их Адриенне. – К счастью, я достаточно высокая, чтобы носить эти украшения. Нет ничего вульгарнее коротышки, на которой столько драгоценностей, что она сгибается под их тяжестью. Причем чем старше они становятся, тем больше навешивают на себя побрякушек. Вероятно, чтобы не заметили, сколько у них подбородков… А теперь покажи мне свои драгоценности…

 Лорэн оглядела ожерелье Адриенны из сапфиров особой огранки и алмазов в филигранной оправе.

 – Ты всегда знаешь, что и как носить. Прекрасное ожерелье!

 Адриенна только улыбнулась. Если бы ее камни были подлинными, ожерелье стоило бы сто тысяч долларов, никак не меньше. Но это колье из подкрашенных камней стоило менее процента от этой суммы.

 – Благодарю.

 Адриенна расправила широкую серебристую юбку, которая эффектно контрастировала с ярко-синим бархатным лифом.

 – Надо идти выполнять свои обязанности. Давай как-нибудь пообедаем вместе и поболтаем.

 – Буду счастлива. – Лорэн взглянула на доллар, оставленный Адриенной для уборщицы, и решила, что это плата за них обеих, потом опустила флакончик духов в свою сумочку.

 Адриенна размышляла о Чарльзе и Лорэн Сект-Джон. Устроенный ими большой прием с показом новой модной коллекции состоится в их новом отеле на острове Косумел. Ну можно ли упустить такой случай? Это так удобно. Все самые знаменитые персоны появятся там. Что может быть лучше? Всегда легче красть, когда вокруг много народу. Улыбаясь, Адриенна думала о подарке, сделанном Лорэн ее мужем к годовщине свадьбы. И вдруг услышала знакомый голос:

 – Эта улыбка предназначается мне?

 И в ту же секунду Адриенна оказалась в объятиях Филиппа. Прежде чем она успела отреагировать на столь бурное приветствие, он уже целовал ее, пожалуй, слишком крепко и слишком долго, чтобы это могло сойти за рядовое приветствие. Потом молодой человек отступил назад, не выпуская ее рук из своих.

 – Скучали обо мне?

 – Нет.

 – К. счастью, я знаю, что вы отменная лгунья.

 Он оглядел ее обнаженные плечи, отметил изящное ожерелье, потом снова его взгляд остановился на ее лице.

 – Вы выглядите роскошно.

 Их бурная встреча уже начала привлекать к себе внимание гостей.

 – Прошу прощения, Филипп, но этот вечер только для приглашенных. Я уверена, что вы билет не покупали.

 – Но я прорвался сюда через все препоны, потому что явился не с пустыми руками. – Молодой человек извлек чек из внутреннего кармана смокинга. – Жертвую на ваше полезное дело.

 Чек был на сумму, вдвое превышавшую стоимость входного билета. В другой ситуации и не в этот момент Адриенна непременно бы восхитилась его щедростью.

 – Благодарю вас. – Адриенна небрежно сунула чек в свою сумочку.

 – Потанцуйте со мной.

 – Нет.

 – Боитесь, что я снова прикоснусь к вам?

 Она сощурила глаза – в них полыхнул огонь. Он потешался над ней, а этого Адриенна не стерпела бы ни от кого.

 – Снова? – Она постаралась, чтобы голос ее прозвучал холодно и высокомерно.

 На этот раз он громко рассмеялся.

 – Адриенна, вы восхитительны! Знаете, я ведь никак не мог выбросить вас из головы.

 – Видимо, вам было нечем заняться. А теперь, извините, я займусь своими делами.

 – Эдди. – Селеста, обладавшая безошибочным инстинктом, появилась как раз в нужный момент. – Не познакомишь меня со своим новым другом?

 – Филипп Чемберлен, – нехотя сказала Адриенна, – Селеста Майклз.

 – Я видел миссис Майклз десятки раз. – Филипп поцеловал руку Селесты. – Она уже многие годы бередит мне сердце.

 – Жаль, что до сих пор я об этом не знала.

 Бросив на Филиппа быстрый взгляд, Селеста тотчас же оценила и его самого, и ситуацию. Если на свете и существовал мужчина, способный тронуть сердце любой, даже самой недоступной женщины и заставить ее волноваться, то это был он.

 – Вы познакомились с Эдди в Лондоне?

 – Да, но, к сожалению, она там не задержалась. К несчастью, Адриенна не желает со мной танцевать. Можно пригласить вас?

 – Конечно! – Селеста положила руку на плечо молодого человека.

 – Мне кажется, вы к ней привязаны.

 – Я люблю ее больше всех на свете. Вот почему я буду очень зорко присматриваться к вам, мистер Чемберлен.

 Танцуя, он старался не выпускать из поля зрения Адриенну, склонившуюся над какой-то немолодой дамой.

 Рассматривая лицо Филиппа, Селеста почувствовала, что где-то внутри у нее прозвенел предупредительный звоночек.

 – Дело в том, что Адриенна очень ранимая девушка. Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь ее обидел.

 Он улыбнулся, глядя сверху вниз на свою партнершу.

 – Вы никогда не думали завязать роман с человеком моложе вас?

 Селеста рассмеялась, принимая комплимент как должное.

 – Вы сердцеед. И раз уж вы меня забавляете, я дам вам совет. На Эдди не действует обаяние. Ее можно взять только измором, терпением.

 – Ценю вашу помощь, – сказал Филипп.

 Наблюдая за Адриенной, он увидел, как она поднесла руку к шее и не нащупала ожерелья, заметил, что она удивилась и смутилась, потом овладела собой и посмотрела в его сторону. Филипп подмигнул ей. Ее ожерелье из фальшивых бриллиантов и сапфиров лежало у него в кармане.

 Негодяй! Наглец! Он снял у нее с шеи ожерелье, а она ничего не почувствовала, потому что подпала под его обаяние. А теперь он еще дразнит ее, смотрит и улыбается.

 «Он за это заплатит, – решила Адриенна, бросая в сумку перчатки. – И заплатит сегодня же».

 Она знала, что это безумие. У нее не было времени хладнокровно разработать план действий. Все, что она сейчас сознавала, это то, что он украл ее ожерелье, посмеялся над ней и бросил ей вызов.

 Селеста с невинным видом сообщила девушке, что Филипп Чемберлен остановился в отеле «Карлайл». Это было все, что требовалось Адриенне.

 Ей было достаточно часа, чтобы переодеться. От мысли о подкупе ночного портье она отказалась. Штат отеля «Карлайл» славился честностью. Она просто вломится в его номер.

 Адриенна вошла в вестибюль. За конторкой дежурил всего один клерк, молодой мужчина. Благословляя свое везение, Адриенна сделала шаг и покачнулась.

 – Пожалуйста… – неуверенно начала она, произнося слова с явным французским акцентом. – Там, на улице, двое мужчин. Они пытались… – Поднеся руку к голове, девушка пошатнулась и сделала вид, что едва держится на ногах. – Мне надо вызвать такси. Воды, пожалуйста. Могу я попросить воды?

 Клерк вышел из-за конторки и проводил ее к стулу.

 – Вы ранены?

 Девушка постаралась придать своему лицу беспомощное выражение. Ее глаза наполнились слезами.

 – Нет, я просто напугана. Они пытались затащить меня в машину, а рядом никого не было…

 – Успокойтесь. Сейчас вы в безопасности.

 «Он так молод», – подумала Адриенна, опираясь на руку клерка. Играть на его сочувствии было легко.

 – Благодарю вас. Вы очень добры. Будьте любезны, принесите мне воды, нет, лучше бренди.

 – Конечно. Постарайтесь успокоиться. Я вернусь через минуту.

 Ей и требовалась всего минута. Как только молодой человек скрылся из виду, Адриенна вошла за конторку и оказалась рядом с компьютером. С мрачной улыбкой она увидела то, что ей требовалось, – Филипп снял номер на двенадцатом этаже. Она не сомневалась, что он сейчас спокойно спит, не ожидая от нее никакой каверзы.

 Когда клерк вернулся с рюмкой бренди, девушка в той же позе сидела на стуле – глаза ее были закрыты, а рука прижата к сердцу.

 – Это так любезно с вашей стороны.

 Ее руки дрожали, когда она подносила рюмку ко рту.

 – Мне надо домой.

 – Вызвать полицию? – предложил клерк.

 – Нет, – ответила Адриенна, смущенно улыбнувшись. – Я ведь не смогла разглядеть в темноте этих хулиганов. Слава богу, что мне удалось убежать от них и спрятаться здесь. – Она с трудом поднялась на ноги. – Никогда не забуду вашей доброты.

 – Не стоит благодарности.

 Молодой человек зарделся от удовольствия.

 – Вы так мне помогли. – Опираясь на руку клерка, Адриенна вышла из отеля. Такси, оплаченное ею полчаса назад и ожидавшее в полуквартале от отеля, подкатило к дверям. – Большое спасибо.

 Садясь в машину, Адриенна поцеловала юношу в щеку. Как только такси отъехало от здания отеля, она выпрямилась на сиденье.

 – Я выйду за углом.

 – Мне вас подождать?

 – Нет. – Она протянула шоферу двадцать долларов. – Благодарю.

 – Рад быть полезным когда угодно, леди.

 Через пятнадцать минут Адриенна уже стояла у номера Филиппа. Пройти по черной лестнице отеля и подняться на лифте для нее было легче легкого. Теперь вопрос заключался в том, чтобы открыть замок и отключить сигнализацию. На это ушло много времени, и все из-за ее нетерпения и горячего нрава.

 Внутри, в номере, было темно и тихо. Филипп не задернул шторы в гостиной, и она оказалась достаточно освещенной, чтобы не натыкаться на мебель. Адриенна потратила не более пяти минут на то, чтобы убедиться, что он не оставил здесь ничего ценного. Затем извлекла карманный фонарик и направила луч света в сторону от постели. Конечно, она могла бы направить луч прямо в лицо Филиппу и напугать его до смерти. Но ей хотелось только вернуть свое ожерелье и прихватить бриллиантовые запонки, которые на нем были сегодня.

 Адриенна приступила к обыску комнаты.

 Было бы чертовски обидно, если бы оказалось, что все ценности он держит в сейфе отеля. Но она почему-то думала, что это не так. Он вернулся поздно, часа в три, вероятно, поэтому ценные вещи должны быть в номере. Под стопкой аккуратно сложенных рубашек от Тернбулла она нашла то, что искала, и убедилась, что расчет ее был верным. Луч света от фонарика упал на ее ожерелье. Рядом с ним оказался футляр из крокодиловой кожи, украшенный монограммой, в котором были не только бриллиантовые запонки. Там оказалась еще одна пара массивных золотых запонок, булавка для галстука с прекрасным топазом и еще кое-какие мелочи. Все вещи были дорогими и выбраны со вкусом.

 Довольная Адриенна смахнула все это вместе со своим ожерельем в сумку, думая о том, что, к сожалению, не увидит утром выражения лица Филиппа. Потом повернулась и… столкнулась с хозяином номера.

 Она не успела вздохнуть, как Филипп схватил ее. Адриенна сопротивлялась, отбиваясь и брыкаясь, но все было напрасно – ее руки и ноги только молотили воздух. Филипп так толкнул Адриенну на кровать, что руки ее оказались пригвожденными к постели, тело Филиппа придавило се сверху, и она могла только браниться и чертыхаться.

 – Доброе утро, дорогая, – сказал он, прижимаясь губами к ее губам. Он почувствовал, как ее руки напряглись, а тело выгнулось, но губы будто расплавились – теперь они были жаркими и зовущими. Возбужденный этим контрастом, он поцеловал ее еще раз. Потом отстранился и, держа одной рукой ее запястья, другой потянулся к лампе. Когда вспыхнул свет, Филипп решил, что ему очень повезло, раз в его кровати оказалась такая красотка.

 Адриенна прекрасно сознавала, в каком положении находится. «Сама виновата!» – подумала она с отвращением. В ней боролись горечь и гнев. Почти десять лет она совершала дерзкие преступления, сохраняя при этом ясность мысли и способность к холодному расчету. А теперь, поддавшись эмоциям, попалась из-за этого грошового ожерелья.

 – Пустите меня!

 – Ни за что. – Удерживая руки Адриенны, Филипп свободной рукой отвел волосы с ее лица. – Вы должны признать, что я придумал умный ход, чтобы затащить вас в постель.

 – Я пришла за своим ожерельем, а не для того, чтобы спать с вами.

 – Одно другому не мешает.

 Филипп широко улыбнулся. Он не был готов к ее внезапному яростному сопротивлению и слегка ослабил хватку. Следующие тридцать секунд они вели ожесточенную и молчаливую борьбу. Девушка была ловкой, верткой и более сильной, чем можно было предположить, глядя на ее хрупкую фигурку. Филипп убедился в этом, когда она нанесла ему сильный удар в солнечное сплетение. Их тела соприкоснулись, а лица сблизились.

 – Ладно, поговорим об этом позже, дорогая.

 Теперь под ним лежала не холодная принцесса Адриенна – на него снизу вверх смотрела женщина, как он правильно заподозрил, страстная, изменчивая… и запутавшаяся.

 – Отпусти меня, мерзавец, дай мне сесть!

 – Вы виноваты по всем статьям. Не понимаю, почему вы так рисковали из-за этой побрякушки. Эта вещь представляет для вас особую ценность, Эдди? Дорога как память?

 Задыхаясь, Адриенна пыталась привести мысли в порядок. У него был или наметанный глаз, или специальная лупа для ювелиров.

 – Зачем вы его взяли?

 – Из любопытства. Хотелось узнать, почему принцесса Адриенна носит подкрашенные стекляшки.

 – У меня есть более важные статьи расхода. Зачем мне тратиться на безделушки? – Адриенна почти овладела собой, хотя близость полуобнаженного мужчины не способствовала этому. – Если вы вернете мне ожерелье, я уйду, и мы сможем забыть все, что случилось. Я не обращусь в полицию.

 – Вы можете сделать нечто лучшее.

 – Чего вы хотите?

 Филипп долго и внимательно всматривался в ее лицо.

 – Положим, я спущу вам это, – сказал он наконец. – Но так легко вы от меня не отделаетесь.

 – Я не собираюсь извиняться за то, что вломилась к вам в номер, чтобы вернуть свою собственность.

 – А как насчет моей?

 – Это месть. – В ее глазах всего лишь на мгновение мелькнуло пламя и тут же погасло. – Я считаю, что каждый имеет право на месть.

 – Справедливо. Хотите выпить?

 – Да.

 Филипп улыбнулся.

 – В таком случае беру с вас слово, что вы останетесь на месте.

 Ему казалось, что он почти видит ее мысли, будто они стали зримыми: он видел, как одна мысль сменяет другую и они меняют очертания.

 – Конечно, вы можете сбежать, Адриенна. Я почти не одет и не смогу преследовать вас. Вам удастся улизнуть. Но, прощу вас, останьтесь.

 – Даю слово, – согласилась она. – Мне нужно выпить. Он поднялся, давая ей шанс выскользнуть из постели и пересесть на стул.

 – Скотч подойдет?

 – Прекрасно.

 Она приняла у него стакан и отхлебнула из него, пока он усаживался на край кровати.

 – Я рассчитываю услышать объяснение.

 – В таком случае вас ждет разочарование. Я не собираюсь давать вам отчет в своих действиях и не обязана давать никаких объяснений.

 – Но вы возбудили мое любопытство. – Он потянулся за пачкой сигарет. – Знаете, я бросил было курить, но, встретив вас, начал снова.

 – Сожалею, – Адриенна улыбнулась, – но у вас слабая воля.

 – С волей у меня полный порядок. – Взгляд Филиппа скользнул по ее фигуре вверх, потом вниз. – А теперь вот о чем я хочу спросить вас: почему такая женщина, как вы, крадет?

 – Забрать то, что принадлежит тебе, не кража.

 – Но ожерелье Мадлен Моро вам не принадлежало. Если бы Адриенна хорошо себя не выдрессировала, она подавилась бы скотчем.

 – Какая связь между этими двумя событиями? Наблюдая за нею, Филипп задумчиво выпустил облачко дыма.

 «Она не любитель, – подумал он, – и давно уже не новичок».

 – Но ведь это вы его взяли, Эдди. Или знаете, кто это сделал. Вам что-нибудь говорит имя Роз Спэрроу?

 Она ничем не выдала себя, но ладони ее повлажнели.

 – Почему оно должно мне что-нибудь говорить?

 – Все дело в юбке, – пояснил Филипп. – У меня ушло достаточно много времени на то, чтобы понять всю картину. Вы использовали отвлекающий маневр. Но когда я навестил нашего общего друга Фредди, он упомянул о Роз и описал ее. И я вспомнил эту коротенькую синюю кожаную юбочку, которую вы уложили в свой чемодан. Ту самую, которая не совпадаете вашими вкусами в одежде.

 – Если вы собираетесь говорить загадками, я уйду. Я совсем не спала сегодня.

 – Сядьте.

 Адриенна никогда не подчинилась бы Филиппу, если бы его внезапно ставший резким голос не дал ей понять, что подчиниться для нее будет лучше.

 – Если я вас правильно поняла, вы считаете, что я имею отношение к ограблению Мадлен. – Поставив стакан на стол, она расслабила сведенные плечи. – Почему вы вбили себе это в голову? Мне не надо никого грабить. Я и так достаточно богата.

 – Вопрос не в нужде, а в мотиве.

 Жилка на ее шее билась слишком сильно, и это было совсем некстати. Но Адриенна спокойно выдержала его взгляд.

 – Вы из Скотленд-Ярда? Филипп погасил сигарету.

 – Не совсем так. Слышали поговорку: подрядить вора поймать другого вора?

 И тут она вспомнила, что слышала разговоры о легендарном воре, которого называли Ф.Ч. О нем было известно, что он обаятелен, ловок, неуловим. Он специализировался по драгоценным камням. Ходили слухи, что это он украл алмаз Уэллингфорда, камень чистой воды в семьдесят пять карат. А потом отошел от дел.

 Она снова взяла свой стакан со скотчем.

 Была некоторая ирония в том, что Адриенна оказалась в обществе человека, который занимался тем же промыслом, что и она, и был в своем деле лучшим, однако она не могла позволить себе беседовать с ним на профессиональные темы.

 – Вы хотите таким образом сообщить мне, что вы вор?

 – Бывший.

 – Прекрасно! В таком случае, полагаю, вы сами могли украсть ожерелье Мадлен.

 – Несколько лет назад мог бы и, наверное, сделал бы это. Но драгоценности украли вы, и я хочу знать, почему!

 Адриенна поднялась, и скотч, которого оставалось в ее стакане не больше чем на дюйм, заплескался от ее резкого движения.

 – Филипп, если даже по какой-то причине я и приложила к этому руку, это не ваше собачье дело.

 – В данной ситуации ваш титул не имеет никакого значения, как и общественное положение и хорошие манеры.

 Или вы скажете мне причину, или я доложу о вас своему начальству.

 – И кто же это?

 – Я работаю на Интерпол.

 Адриенна поднесла к губам стакан и осушила его.

 – Они приписывали кражи со взломом, которые были идеально совершены за последние десять лет, только одному человеку. Этот вор чрезвычайно удачлив и за все это время ни разу не попался. Кража у Моро – последняя в этом списке.

 – Интересно. Но какое отношение это имеет ко мне?

 – Я могу организовать встречу с моим начальством, договориться о сделке и вызволить вас.

 – Это очень галантно, – сказала Адриенна, ставя пустой стакан. – Или, точнее, так было бы, если бы ваши подозрения имели под собой почву.

 Хотя Адриенна понимала, что оказалась на краю пропасти, она все еще улыбалась, и улыбка ее выражала уверенность.

 – Можете себе представить, как повеселятся мои друзья, когда узнают, что меня обвинили в краже или в связи с вором? После этого я неделями смогу обедать на дармовщинку.

 – Черт возьми, неужели вы не понимаете, что я хочу вам помочь?

 Филипп встал и стремительно шагнул к Адриенне, схватил за плечи и с силой встряхнул.

 – Нет ни смысла, ни причины играть со мной в эти игры. Мы здесь одни, и нет смысла притворяться. В ночь, когда было совершено ограбление, я видел вас, одетую во все черное, когда вы проскользнули в свой отель, воспользовавшись черным ходом. Я знаю, что вы принимали меры, чтобы сбыть краденые камни. Вы имеете к этому отношение, Эдди. Я занимался тем же и знаю все это изнутри, знаю весь механизм.

 – У вас нет ничего существенного, чтобы можно было доложить начальству.

 – Пока нет, но это вопрос времени. Никто не знает лучше меня, насколько все может измениться за очень короткое время. Если у вас денежные затруднения, если вам пришлось продать кое-какие побрякушки, чтобы спасти репутацию, у меня нет оснований, чтобы обнародовать это и причинить вам неприятности. Расскажите мне все откровенно, Эдди. Я хочу вам помочь.

 Как ни странно, но его слова звучали так искренне, будто он и в самом деле собирался это сделать. Адриенне так захотелось довериться ему, снять с души тяжкий груз.

 – Почему?

 – Не будьте идиоткой, – пробормотал Филипп, прижимаясь губами к ее рту.

 Адриенна попыталась сопротивляться, но вскоре прекратила борьбу, и он услышал ее тихий стон. Страсть, которую она ощутила в нем, была не менее пылкой, чем ее собственная. Первый раз в жизни она позволила своим рукам коснуться мужского тела, блуждать по нему, изучать его.

 Филипп понимал: это безумие – желать ее настолько, что все отошло на задний план. Единственное, чего ему сейчас хотелось, – раствориться в ней. Эта женщина была сама нежность и сила. От аромата, исходившего от ее кожи, у него закружилась голова, и они рухнули на постель.

 Он забыл хорошие манеры, свои подозрения, забыл все – все это исчезло, потонуло, скрытое теперь от него взрывом желания. Кем бы она ни была, какими бы ни были ее тайны, сейчас до этого не было никакого дела. Молодой человек ценил бриллианты из-за скрытого в них огня, рубины из-за их надменного блеска, сапфиры из-за всплесков их глубинного света. Но в Адриенне он нашел все качества, которые прежде встречал только в драгоценных камнях.

 Адриенна была миниатюрной и очень гибкой. Ее волосы обволакивали его, опьяняя своим ароматом. В том, как она отвечала на его ласки, было какое-то отчаяние, лишавшее его способности контролировать себя. Когда его рука проникла под ее свитер и нащупала ее полную и нежную грудь, он почувствовал, как бьется под ладонью ее сердце.

 Подобного с Адриенной никогда не случалось. Год за годом она убеждала себя, что плотские радости не для нее, но сейчас она была готова сдаться. И в то время как ее тело стремилось к наслаждению, стараясь приблизиться к мужчине, Адриенну вдруг обуял отчаянный страх. Ей внезапно представилось лицо матери, залитое слезами. Она вспомнила глухие стоны отца, бравшего мать силой. Она их слышала, хотя зажимала уши.

 – Нет! – вырвалось у нее, и она оттолкнула Филиппа. – Не трогайте меня! Не прикасайтесь!

 Филипп инстинктивно ухватил ее за запястья, когда она рванулась от него.

 – Черт возьми, Адриенна!

 Его охватила ярость, он притянул ее к себе, из его уст уже готовы были вырваться упреки, как вдруг он увидел слезы в ее глазах, искаженное ужасом лицо.

 – Ладно, успокойтесь. – Филипп ослабил хватку и сказал как можно мягко: – Не бойтесь, я не причиню вам боли.

 – Пустите меня! – Голос не слушался ее, и она говорила шепотом: – Уберите руки.

 В нем снова поднялся гнев, но он тут же подавил его.

 – Я не нападаю на женщин, – сказал Филипп ровным голосом. – Прошу прощения, если понял вас неправильно, но мы оба знаем, что это не так.

 – Я уже сказала, что пришла сюда не для того, чтобы спать с вами. – Адриенна рывком высвободила сначала одну, потом другую руку. – Если вы вообразили, что я готова опрокинуться на спину, чтобы доставить вам удовольствие, должна разочаровать вас.

 Филипп медленно отодвинулся от нее, стараясь сохранять самообладание.

 – Кто-то скверно обошелся с вами.

 – Все очень просто: секс меня не интересует.

 Прежде чем Филипп снова попытался прикоснуться к ней, она спрыгнула с кровати и схватила свою сумку.

 – Просто вы боитесь. – Филипп тоже поднялся. Он еще не знал, что простыни будут благоухать ею и что она превратится для него в наваждение до конца ночи. – Но хотелось бы знать кого: меня или себя?

 Когда Адриенна поправляла ремешок сумки на плече, ее руки дрожали.

 – Мужское эго обладает для меня неисчерпаемым обаянием. Прощайте, Филипп. Доброй ночи.

 – Еще один вопрос, Адриенна.

 Она уже была у двери, но остановилась, склонив голову.

 – Мы здесь одни, магнитофонов нет. Мне хочется узнать правду только для себя. Для себя одного. Вы оказались втянуты в эти игры из-за мужчины?

 Она не должна была удостаивать его ответом. Ей следовало одарить его своей самой холодной улыбкой и выйти, не сказав ничего. Потом десятки раз Адриенна спрашивала себя, почему она этого не сделала.

 – Да. – Внутренним взором девушка видела отца, не внемлющего слезам матери и ее собственным молчаливым мольбам. – Да, из-за мужчины.

 Его разочарование было столь же глубоким, как и гнев.

 – Он угрожает вам? Шантажирует вас?

 – Слишком много вопросов. – У нее еще нашлись силы на то, чтобы улыбнуться. – Но я скажу вам правду. Я сделала то, что сделала, потому что так решила. – Адриенна сунула руку в свою сумку, вытащила футляр Филиппа с запонками и булавками и бросила ему: – Честное отношение одного вора к другому, Филипп. По крайней мере сегодня.

 – Дорогая, как я рада тебя видеть!

 Лорэн Сент-Джон круто повернулась к Адриенне, обогнув край бассейна, и запечатлела на ее щеке поцелуй. Прежде она удостоверилась, что фотографам она видна в самом выигрышном ракурсе, а Адриенна прикрывает ее и дает возможность скрыть тот факт, что со Дня благодарения^[19] она набрала добрых пять фунтов лишнего веса.

 – Все идет хорошо?

 Адриенна подняла стакан с ледяным коктейлем «Маргарита».

 – Все, как и должно быть по плану.

 Здесь собрались сотни людей из тех, кому были разосланы приглашения, и сейчас они смешались с гостями, которые находились на террасе у бассейна. В бальном зале толпилось еще человек пятьдесят, предпочитавших кондиционер напоенному морской влагой бризу. Адриенна обвела взглядом пляж и террасу с бассейном.

 – Красивый отель, Лорэн, и я уверена, что показ мод пройдет с огромным успехом.

 – Я надеюсь. Представителям прессы заплачен миллион. Здесь, конечно, есть люд и из журнала «Пипл». Там появятся наши снимки на трех страницах. И для обложки у нас есть прекрасный кадр. Ты, разумеется, знаешь, что на прошлой неделе я участвовала в программе «Доброе утро, Америка»^[20]?

 – Да, ты была в ней великолепна.

 – Я рада, что тебе понравилось. – Лорэн снова повернулась к газетчикам. – Ты не хочешь шампанского, дорогая? Мы подаем «Маргариту» главным образом ради атмосферы.

 Адриенна считала, что мексиканский костюм Лорэн ценой в пять тысяч долларов в полной мере послужил цели создания атмосферы. Она о глядела толпу гостей – в основном богатые, могущественные, знаменитые люди. Представители газет и журналов кружили, стараясь запечатлеть все самое интересное, не пропуская даже пары солнечных очков, сделанных на заказ по эскизу одного из известнейших дизайнеров. На гостях были лучшие курортные туалеты, начиная от откровенных бикини с роскошными, наброшенными на плечи накидками, до струящихся длинных шелковых юбок. Никто не оставил своих драгоценностей дома. На жарком тропическом солнце сверкали бриллианты, поблескивало золото. На два дня маленький островок Косумел превратился в рай для воров. Если бы Адриенна стремилась собрать богатый урожай, ей было бы достаточно побродить среди этой знати, снимая украшения с камнями. «Такое занятие несколько походило бы на сбор полевых цветов», – размышляла она. Несомненно, Интерпол заслал сюда парочку своих агентов, но, слава богу, Филиппа она не заметила.

 – Я слышала, что коллекции потрясающие. – Играя свою роль, Адриенна склонила голову и улыбнулась фотографу.

 – Ты ничего не должна была об этом слышать. Их держат в строжайшей тайне и охраняют лучше, чем сокровища короны. Чем больше таинственности, тем сильнее предвкушение. А что ты думаешь насчет идеи поместить подиум прямо над бассейном?

 – Замечательная мысль.

 – Подожди, что еще будет в финале! – Лорэн склонилась к Адриенне и зашептала: – Манекенщицы в купальных костюмах будут прыгать прямо в бассейн.

 – Не могу дождаться этого зрелища.

 – Я хотела наполнить бассейн шампанским, но Чарли и слышать не пожелал об этом, и все же в бальном зале я приказала поставить фонтан с шампанским. А позже ты должна попробовать поиграть в пиньяту^[21]. Послушайте, милая, – обратилась она к официантке, – вам следует обносить гостей напитками, а не прогуливаться среди них. – С лица Лорэн сошла улыбка, а губы сжались, образовав тонкую линию. В следующую минуту она снова повернулась к собеседнице, сияя пленительной улыбкой. – На чем я остановилась? О, на пиньяте. Когда Чарли и я были здесь в прошлом году, мы отправились на фиесту…

 – Я знаю эту игру, Лорэн, – прервала хозяйку приема Адриенна.

 – Прекрасно. Я решила приспособить этот местный обычай к нашим вкусам и заказала чучело роскошного попугая. Начинила его очаровательными безделушками, имитирующими драгоценные камни. Думаю, это будет прекрасная сцена для «Развлечения сегодня».

 Адриенна прикусила губу, представив, как вся присутствующая публика будет ползать по полу, собирая стеклянные побрякушки и бусы.

 – Да, похоже, будет очень весело.

 – Для этого мы здесь и собрались. Я решила, что каждый должен запомнить этот вечер. Да, могу порекомендовать буфет, хотя с этими местными одна морока. – Лорэн бодро помахала рукой группе людей на противоположном краю бассейна. – Но что с них взять! Они ведь мексиканцы.

 Адриенна медленно пила свой напиток, пытаясь сдержать гнев.

 – Но ведь мы в Мексике.

 – Да, конечно, но я никак не пойму, почему они не могут выучить английский язык. Лопочут о чем-то друг с другом, а понять невозможно. Кроме того, ленивы. Ты не представляешь, как трудно их вышколить. Правда, платить им можно немного. Пожалуйста, дай мне знать, если будешь недовольна обслуживанием. Кристи, дорогая, ты выглядишь божественно. – Лорэн фыркнула, когда мимо них проследовала длинноногая блондинка. – Хочешь, расскажу о ее последнем любовнике?

 – В другой раз. Я уверена, у тебя сейчас уйма дел и о стольких вещах еще надо позаботиться.

 «Если я сейчас не отойду от нее, – решила Адриенна, – то просто закричу».

 – Ты и не знаешь, как я занята. Просто не представляешь. Как я завидую твоей спокойной жизни. И все-таки, думаю, в этом году у нас будет самое впечатляющее открытие отеля.

 Оценив замечание Лорэн, не подозревающей о своем каламбуре, Адриенна с трудом удержалась от улыбки.

 – Надеюсь, что не ошиблась, устроив это торжество днем, а не вечером. Днем все выглядит так буднично.

 Лорэн бросила взгляд на молодого человека, проплывшего мимо. Новая кинозвезда, секс-символ Голливуда, так и притягивал взоры женщин.

 – Кстати, о будничных делах. Говорят, он чертовски вынослив.

 – А как Чарли? – Что?

 Лорэн продолжала следить глазами за молодым жеребцом.

 – Прекрасно. Лучше некуда. Признаюсь, я нервничаю, как кошка. Для меня так важно, чтобы все прошло на высшем уровне.

 – Так и будет. Ты соберешь тысячи долларов на борьбу с лейкемией.

 – Гм-м. О да, конечно! – Лорэн пожала обнаженными плечами. – Но, естественно, люди приезжают сюда не затем, чтобы думать об этой мерзкой болезни. Это слишком мрачно, действует на нервы. Важно просто находиться здесь. Я уже говорила, что герцогиня Йоркская прислала письмо с извинениями?

 – Нет.

 – Очень жаль, что ее не будет, но в качестве титулованной особы у нас присутствуешь ты. – Она с таинственным видом сжала руку Адриенны. – О, я вижу Элизабет. Я должна с ней поздороваться. Веселись, дорогая.

 – Уж я повеселюсь, – пробормотала Адриенна. – И больше, чем ты можешь себе представить.

 Такие люди, как Сент-Джоны, не менялись. Адриенне захотелось посидеть на солнце и послушать музыку, укрывшись в беседке из вьющихся растений.

 Сент-Джонов в первую очередь интересовали только Сент-Джоны, то есть деньги, положение и слава. Адриенна медленно пила свой напиток и наблюдала, как Лорэн суетится у бассейна. Она получит свою прессу, получит, вне всякого сомнения. И такую, на которую не рассчитывает. Адриенна подумала, что описание кражи драгоценностей этой дамы сделает следующий номер газеты сенсационным.

 – Ты вообразила себя Гретой Гарбо? Не будешь возражать, если я составлю тебе компанию?

 – Марджори! – Адриенна искренне обрадовалась и вскочила на ноги.

 Дочь актера Майкла Адамса, близкого друга Фиби, столько сделавшего для них когда-то в Голливуде, теперь, когда они обе порвали с миром кино, стала другом Адриенны.

 – А я и понятия не имела, что ты будешь здесь.

 – Я и сама не знала, приеду ли сюда.

 Марджори, стройная блондинка, внешность которой вполне соответствовала всем общепринятым стандартам, обняла Адриенну в ответ на ее приветствие.

 – А Майкл приехал с тобой? Я не видела его больше года.

 – Сожалею, но папа не смог приехать. Он в Онтарио на натурных съемках.

 – Он по-прежнему много работает, да? Когда увидишь его, передай привет от меня.

 – Это будет послезавтра. Собираюсь провести с ним Рождество.

 Марджори откинула назад волосы, садясь на стул.

 – Фруктовый сок, – бросила она проходившему мимо официанту. – Двойной. – Она испустила долгий вздох. – Ну, что скажешь? Зоопарк, да и только!

 – Не начинай эту песню. – Но Адриенна и сама улыбнулась. – Ты ведь никогда не бываешь на показах от кутюр^[22]?

 – Все дело в тропиках и Кейте Диксоне.

 – В Кейте Диксоне?

 – Он актер. – Марджори подняла руку. – Вот почему я сюда притащилась.

 – Это серьезно?

 Марджори повернула руку таким образом, чтобы Адриенна могла увидеть кольцо с бриллиантом, ограненным в стиле «маркиз».

 – Можно сказать и так. Мы помолвлены. – Марджори поднесла палец к губам.

 Адриенна понизила голос:

 – Это секрет? А отец знает?

 – Знает и одобряет. Они прекрасно ладят. Иногда кажется, что я им не нужна. Как это ни странно.

 – Странно, что ладят?

 – Странно, что папа никогда не одобрял моих друзей и любовников.

 – Так почему вы держите свою помолвку в тайне?

 – Чтобы хоть на время избежать газетных сплетен. Ну, как бы то ни было, эта тайна скоро станет достоянием общества. Мы собираемся пожениться на Рождество. Мне было бы приятно видеть тебя на нашем празднике, но я знаю, что ты их не любишь. А как насчет того, чтобы сегодня вечером пообедать с нами?

 – Буду рада, Марджори. Должно быть, ты с ним счастлива, – добавила Адриенна. – Выглядишь чудесно.

 – Сейчас мне хорошо. – Девушка вытащила сигарету из кармана полотняной юбки. – Иногда, оглядываясь назад, я думаю, сколько неприятностей я доставила папе, просто не верится. Сейчас я вешу сто двадцать фунтов.

 – Рада за тебя.

 – У меня есть фотография, вырезка из газеты – меня щелкнули, когда я вышла из больницы три года назад. Я была похожа на призрак. – Марджори скрестила свои длинные красивые ноги. – Я специально держу этот снимок, чтобы он напоминал, как мне повезло, что я осталась жива.

 – Отец гордится тобой. Когда мы с Майклом виделись в прошлый раз, он ни о ком не мог говорить, кроме тебя..

 – Без него мне не удалось бы выкарабкаться. Тогда я наконец поняла, что он мне не враг. – Марджори приняла стакан сока от официанта и дала ему пять американских долларов. – Ты тоже помогла мне. Давай выпьем за второе поколение голливудских детей. – Она чокнулась с Адриенной своим стаканом с соком. – Я благодарна тебе за то, что ты пришла ко мне в больницу, говорила со мной, хоть я и не хотела слушать. Эдди, у меня не было случая сказать тебе, как я все это ценю.

 – И не надо об этом говорить. Майкл был одним из немногих людей, которому было не все равно, что происходит с моей матерью. Он не мог ей помочь, но пытался.

 – Я всегда подозревала, что он был немного влюблен в нее. В вас обеих. Право, я ненавидела тебя, когда мы были детьми. – Марджори погасила сигарету. – Папа все время говорил о тебе, о том, какая ты образцовая ученица, как хорошо воспитана.

 – Как отвратительно! – заметила Адриенна, и Марджори рассмеялась.

 – Поэтому я нюхала, курила и глотала все, что попадалось под руку, потом вышла замуж за жуткого типа, который унижал меня, когда и где только можно, устраивала сцены на публике. В общем, только и делала, что отравляла папе жизнь. И это чуть не убило меня. Анорексия^[23] была последней каплей.

 – Пусть слово «последняя» будет ключевым.

 – Да. – Марджори улыбнулась той самой знаменитой улыбкой, которая принесла славу ее отцу. – Ладно, довольно об этом. Ты знаешь, что здесь Алтия?

 – Алтия Грей? Нет.

 – Право же. – Марджори оглядела толпу. – Да вон она. Адриенна не спеша сняла солнечные очки, прежде чем посмотреть. Актриса действительно была среди гостей, одетая в обтягивающую блузку и мини-юбку ярко-розового цвета.

 – Этот туалет подошел бы ее юной дочке, если бы она у нее была.

 – Алтия всегда любила блеснуть своими талантами, – заметила Адриенна.

 – Последние два ее фильма произвели эффект разорвавшихся бомб.

 – Я слышала.

 Адриенну больше не интересовала эта женщина. Много лет тому назад она уже отомстила Алтии – деньги за ее прекрасный комплект из опалов и бриллиантов были переданы в фонд состарившихся актеров, оставшихся не у дел.

 – Несколько месяцев назад ей сделали липосакцию^[24] бедер.

 – О! – Адриенна не смогла удержаться и внимательно посмотрела на ноги актрисы.

 – Я бросила пить и принимать наркотики, Эдди. Но должна же у меня остаться хоть какая-то радость в жизни! Поэтому люблю посплетничать. Расскажу тебе еще одну любопытную историю. Это касается бывшего агента твоей матери Ларри Кертиса.

 Улыбка застыла на губах Адриенны.

 – Ходили слухи о его пристрастии к несовершеннолетним. И представь, это оказалось правдой. На прошлой неделе его поймали с поличным во время прослушивания новой актрисы. Ей оказалось пятнадцать лет.

 Адриенна почувствовала, как у нее свело желудок. Очень медленно и осторожно она отставила свой стакан. Собственный голос, безжизненный, какой-то ледяной, донесся до нее будто издалека:

 – Ты сказала, его поймали с поличным?

 – Именно так, и поймал не кто иной, как отец девочки. Это стоило мерзавцу сломанной челюсти. Жаль, что никому не пришло в голову его кастрировать, но не похоже, что он снова примется за свои штучки. Эй, что с тобой? – Встревоженная Марджори выпрямилась. – Да ты побледнела как полотно.

 Надо выбросить из головы это воспоминание. Адриенна глотнула, стараясь изгнать из желудка образовавшийся ком.

 – На солнце очень жарко.

 – Давай-ка я отведу тебя в тень, пока показ не начался. Ты можешь встать? Ненавижу клише, но не могу не сказать, что у тебя вид человека, увидевшего привидение.

 – Право, со мной все в порядке.

 Нельзя распускаться: история с Ларри Кертисом осталась в прошлом. Все это было, было, но прошло. Адриенна поднялась и вместе с Марджори двинулась к стульям, расположенным под ярко-красным тентом.

 – Я бы ни за что на свете не согласилась пропустить это зрелище.

 – Да, оно обещает быть интересным.

 Так оно и оказалось. Адриенна наблюдала, как Лорэн поднялась на подиум, украшенный тропическими цветами. «Подожди же, завтра я сама устрою тебе представление», – подумала девушка и усмехнулась.

 Апартаменты Адриенны в «Эль Гранде» были выдержаны в пастельных тонах, а окна вдоль всей стены выходили на балкон, увитый цветами. В номере стоял набитый едой холодильник и бар, стена ванной была сплошь зеркальной, сама ванна снабжена джакузи, и в номере находился сейф. В этом была своя прелесть, но Адриенна предпочитала другой номер, снятый в отеле «Эль Президенте». Она сняла его на имя Лары О'Коннер.

 С глубоким сожалением она распростилась с образом Роз Спэрроу. В своем запасном номере Адриенна держала все необходимое. Через несколько часов после показа мод Адриенна сидела за столиком у окна, ковыряя ложечкой мороженое и изучая план расположения помещений в отеле «Эль Гранде». Она еще не решила, каким образом проникнет в здание.

 Зазвонил телефон.

 – Hola. Si.

 Адриенна откинулась на стуле. Голос ее собеседника звучал возбужденно. Как ей было известно по опыту, обычно посредник старался говорить как можно жестче, если нервничал.

 – Буду на том месте, о котором договорились, и точно в условленное время. Если ты мне не доверяешь, амиго, то еще не поздно все переиграть. Всегда найдется другой покупатель.

 Она выждала с минуту, потягивая перье из своего уже начавшего нагреваться стакана.

 – Ты же знаешь его репутацию! Когда Тень дает обещание, то всегда его выполняет. Не хочешь же ты, чтобы я сказала ему, что ты подвергаешь сомнению его способность совершить сделку? Думаю, ты на этом не будешь настаивать. Manana^[25].

 Адриенна положила трубку и встала, стараясь избавиться от судорог в спине и шее. Нервы. Раздраженная, она закрыла глаза и повела головой из стороны в сторону. Адриенна не могла припомнить, чтобы когда-либо так нервничала, как сейчас.

 «Все дело в Филиппе», – решила она. Он бросил ей мяч, и она не смогла отбить его должным образом. Ее беспокоило, что он так и не появился на острове. А если бы появился, это привело бы ее в ярость.

 «Он ничего не может доказать», – уверяла себя Адриенна, распахивая дверь на балкон. И скоро, очень скоро она покончит со всем этим, выполнив то, что должна была сделать.

 Солнце было в западной части неба – оно висело над водой, как сверкающий золотой шар. Через несколько часов взойдет и холодная белая луна.

 Солнце и луна. Адриенна положила руки на перила и подалась вперед. Символы дня и ночи. Непрерывности. Вечности. «Скоро я заберу их, мама, – мысленно поклялась она. – И когда я сделаю это, возможно, мы обе обретем покой».

 Бриз овевал лицо, прикасаясь к нему, как теплые пальцы, лаская кожу. Аромат цветов был всепроникающим и вездесущим. Ей было слышно, как волны ударялись о песок, а потом откатывались назад. Сквозь этот шум пробивались голоса, крики, смех людей, гулявших по пляжу.

 Одиночество. Адриенна плотно сжала веки и попыталась прогнать грустные мысли. Виной всему приближающийся праздник и воспоминания, которые он вызвал в ней. Она могла бы обвинить в этом и Марджори и позавидовать тому, что та сумела привести свою жизнь в порядок после стольких лет метаний. На самом же деле за этим крылось гораздо большее. У нее было множество знакомых, но Адриенна оставалась одинокой. И это было самое печальное.

 Никто не знал, что с ней происходит. Даже Селеста не понимала ее до конца. Она была принцессой страны, которая больше не была ее страной, гостьей в стране, так и оставшейся ей чужой, женщиной, боявшейся быть женственной, и вором, желавшим, чтобы торжествовала справедливость.

 Но сейчас, когда ее овевали предвечерний ветерок и запах цветов, ей хотелось к кому-то прислониться, на кого-то опереться.

 Повернувшись, она вошла в комнату. Да, у нее не было близкого человека. Зато было кое-что другое – страстное желание отомстить.

 В это утро в расписании Адриенны дела не значились. Ей хотелось понежиться на солнце и поплескаться в чистой, как хрусталь, воде у рифов. Подремать под пальмой и думать как можно меньше.

 Сегодня был канун Рождества. Некоторые гости уже вернулись домой – в Чикаго, Лос-Анджелес, Париж, Нью-Йорк и Лондон. Большинство же осталось в «Эль Гранде», чтобы отпраздновать святой день с «пинья коладес»^[26] вместо горячего ромового пунша, заменив елку пальмами.

 Уже многие годы Адриенна не проводила Рождество в Нью-Йорке. Ей были неприятны вид снега, празднично украшенные витрины магазинов, спешащие с подарками люди. А когда-то Рождество в Нью-Йорке было для нее событием. В детстве оно зачаровывало девочку. Она помнила свое первое Рождество в Америке, элегантных кукол, наряженных в викторианские костюмы. Она с восторгом рассматривала их в витринах «Лорда и Тэйлора», наслаждаясь запахом жареных каштанов, в то время как жгучий ветер продувал ее насквозь, несмотря на теплое пальто с меховым воротником. Сейчас в Нью-Йорке на каждом углу бьют колокола, а в каждом магазине играет музыка.

 Магазин Картье сияет в своей огненной короне. На Пятой авеню сейчас масса народа, и если кто-то попадет в плотную толпу, его протащит по течению несколько кварталов. Все это не может не возбуждать. Но в мире существуют и другие, не менее волнующие места, чем Нью-Йорк накануне Рождества. Это не относится к той стране, в которой она родилась. В Якире Рождество никто не праздновал. Запрещены были даже публичные торжества для туристов и западных рабочих. Не было никаких рождественских украшений, гимнов и ни одной еловой веточки. Не было стеклянных шариков, внутри которых плясали снежинки. Закон запрещал все это.

 Адриенне не хотелось вспоминать о том Рождестве в Нью-Йорке, когда она украшала последнюю в жизни елку и отчаянно старалась поднять маме настроение. Она готовила подарки, заворачивала в блестящую бумагу и ставила под елку коробочки, которые Фиби не суждено было открыть.

 Именно в Нью-Йорке пять лет назад она нашла мать мертвой на полу ванной комнаты в предрассветные часы наступающего рождественского дня. В то последнее Рождество она, Фиби и Селеста сидели вместе, пили эг-ног и слушали рождественские гимны. Ее мать рано ушла спать. Адриенна так и не узнала, каким образом Фиби раздобыла скотч и ярко-синие пилюли. Но именно они стали причиной ее гибели.

 Из-за этих страшных воспоминаний девушка убегала на Рождество из Нью-Йорка, хотя и считала это проявлением слабости. Она стремилась в любое место, где светило жаркое солнце, будь то Монте-Карло, Аруба или Мауи. Иногда во время этих поездок Адриенна работала, иногда ничем не была занята. Вот и в этот раз она сочетала работу с бездельем. Завтра утром, когда зазвонят рождественские колокола, ее работа будет закончена.

 Адриенна нервничала. Но не взвинченные нервы заставили ее провести день вдали от отеля Сент-Джонов. Ей просто хотелось побыть в одиночестве. С нее было достаточно двух дней приемов с коктейлями и дружеских бесед возле бассейна. Она выбрала пляж по соседству с «Эль Президенте», где снимала номер.

 Девушка искупалась и поплыла к пляжу. Когда она направлялась к хижине, где оставила свои вещи, ее внезапно окликнули:

 – Адриенна!

 Она обернулась и увидела золотистую от загара женщину. Ее роскошное тело было прикрыто двумя узкими полосками ткани, по сравнению с которыми бикини Адриенны выглядело как латы амазонки. У женщины были темные, коротко подстриженные волосы и низкий, музыкальный голос. С минуту Адриенна испытывала только досаду от того, что ее уединение нарушили. Потом ее охватила радость.

 – Дюжа! – Со смехом Адриенна уронила полотенце и раскрыла кузине объятия. – Неужели это ты?

 Они расцеловались и отступили, оглядывая друг друга.

 И сразу же пришли воспоминания, сладостные и печальные. Долгие душные дни в гареме, прохладная тень в саду, где две девочки болтали и слушали сказки.

 – Сколько времени прошло? Как давно это было?

 – Много лет назад. Что ты здесь делаешь, Дюжа?

 – До этой минуты главным образом дулась. Мы отдыхали в Канкане, но Джонни решил, что плавать лучше здесь. Я даже думала остаться и искупаться в бассейне возле отеля. А ты здесь одна?

 – Да.

 – Тогда давай что-нибудь выпьем и поболтаем. – Дюжа подхватила Адриенну под руку и направилась к бару. – О тебе много пишут в светской хронике. Принцесса Адриенна посетила премьеру балета. Принцесса Адриенна присутствовала на Весеннем балу. Неужели ты действительно была так занята, что не могла приехать ко мне в гости в Хьюстон? – Не могла. Пока мама была жива, путешествовать было сложно. А потом, потом… – Адриенна посмотрела, как Дюжа закуривает тонкую коричневую сигарету, и продолжила: – Я была не в силах видеть никого из Якира, думаю, ты меня понимаешь…

 – Я сочувствовала тебе и грустила. – Дюжа так же деликатно коснулась смерти Фиби в разговоре, как и дотронулась до руки Адриенны. – Твоя мать всегда была добра ко мне. У меня сохранились о ней самые теплые воспоминания. Dos margaritas por favor^[27], – обратилась она к бармену. Потом посмотрела на Адриенну. – Не возражаешь?

 – Да, спасибо. Сколько времени прошло, сколько воды утекло! Прошлое кажется мне нереальным.

 Дюжа выпустила облачко дыма.

 – Да, многое изменилось с тех пор, как мы расстались с гаремом.

 – Ты счастлива? – спросила Адриенна.

 – Да. – Дюжа скрестила загорелые ноги и состроила глазки мужчине, который сидел за круглой стойкой бара. Ей было тридцать, она была прекрасно сложена и уверена в собственной привлекательности. – Я свободна. – Дюжа, смеясь, подняла свой стакан. – Джонни – замечательный человек, очень добрый, настоящий американец. У меня свои кредитные карточки.

 – Разве это разрешает все вопросы?

 – Это облегчает жизнь. Он все еще любит меня, и я люблю его. Помню, как я была напугана, когда отец согласился отдать меня ему. Мы столько слышали об американцах, нам столько плохого о них говорили…

 Она вздохнула и повернулась на табурете таким образом, чтобы можно было наблюдать за купающимися в бассейне.

 – Когда подумаю о том, что могла бы сидеть в гареме, беременная шестым или седьмым ребенком, и размышлять о том, доволен ли мной мой муж или нет, мне становится страшно! – Она слизнула соль с края стакана^[28]. – Да, я счастлива. Рада, что покинула Якир и оказалась в другом мире. Американские мужчины не хотят, чтобы их жены сидели взаперти, вынашивая одного ребенка за другим. Я люблю своего сына, но меня вполне устраивает то, что он у меня один.

 – А где он?

 – Со своим отцом. Джонни-младший – настоящий американец. Он обожает нырять, любит бейсбол, пиццу, компьютерные игры. Иногда я оглядываюсь назад и пытаюсь угадать, как сложилась бы моя жизнь, если бы нефть не привела Джонни в Якир. Просто мороз по коже!

 Выпуская облачко ароматного дыма, Дюжа пожала плечами. Этот жест напомнил Адриенне дни, проведенные в гареме, и бой барабанов.

 – А я вот редко оглядываюсь назад.

 – Рада за тебя. Когда мы были детьми, я смотрела на тебя снизу вверх. Ты всегда была такой спокойной, красивой и так хорошо вела себя. Я очень хотела походить на тебя. Я только недавно поняла, как тебе было трудно в гареме. Ты очень страдала из-за того, что отец был к тебе равнодушен, а мать несчастна. Для Фиби, вероятно, было большим горем, когда король взял вторую жену.

 – Да, для нее это было началом конца. – Адриенна почувствовала во рту горечь. Она отпила глоток коктейля, чтобы смыть ее. – Ты часто бываешь в Якире?

 – Раз в год я езжу повидаться с матерью, привожу ей фильмы для видео и красное белье. Там ничего не изменилось. В Якире я снова становлюсь послушной, образцовой дочерью, прячу под покрывало волосы и закрываю лицо. Ношу свою «абайю», сижу в гареме и пью зеленый чай. Странно, но пока я там, все это кажется нормальным.

 – Как это?

 – Трудно объяснить. Когда я приезжаю в Якир, надеваю покрывало, я начинаю мыслить и чувствовать иначе. То, что представляется правильным, даже естественным в Америке, там кажется совсем чуждым. Когда я уезжаю оттуда, вместе с покрывалом я расстаюсь со всеми этими чувствами.

 – Не понимаю. Это все равно что быть одновременно двумя разными людьми.

 – А это так и есть. Вспомни, как мы были воспитаны и какую жизнь ведем сейчас. А ты с тех пор так ни разу и не была на родине?

 – Нет, но подумываю об этом.

 – В этом году мы не поедем в Якир. Джонни беспокоит состояние дел в районе Персидского залива. Нашей стране пока что удается избежать конфронтации, но так не может длиться вечно.

 – Абду знает, когда враждовать, а когда дружить. Дюжа подняла бровь. Даже после стольких лет жизни в

 Америке она никогда не назвала бы короля по имени.

 – Джонни говорил недавно то же самое. – Не зная, как начать щекотливый разговор, Дюжа замялась, потом сказала: – Знаешь, твой отец развелся с Райзой. Она оказалась бесплодной.

 – Я слышала.

 Адриенна почувствовала легкий укол в сердце – ей было жалко последнюю жену отца.

 – Несколько месяцев назад он снова женился.

 – Так скоро? – Адриенна сделала большой глоток из своего стакана. – Зачем ему это? Лия родила семерых здоровых детей…

 – Пятеро из них – девочки. – Дюжа снова пожала плечами. Ей показалось, что Адриенна спокойно говорит о своих братьях и сестрах. – Две старшие дочери уже замужем.

 – Да, знаю. Кое-что до меня доходит.

 – Король хорошо о них позаботился – одну отправил в Иран, другую в Ирак. Следующей четырнадцать. Говорят, ее выдадут замуж в Египет или Саудовскую Аравию.

 – Он больше любви проявляет к лошадям, чем к дочерям.

 – В Якире лошадей ценят больше… – Дюжа сделала бармену знак приготовить еще по одному коктейлю.

 Из окна здания, стоявшего у бассейна, Филипп мог прекрасно обозревать окрестности. Он наблюдал за Адриенной с той минуты, когда она вышла из воды. С помощью полевого бинокля он мог рассмотреть даже капельки влаги, блестевшие на ее коже. И сейчас гадал о том, кто та женщина, с которой Адриенна разговаривала на пляже. Он заметил, что Адриенна была сначала удивлена, а потом искренне обрадована встречей. Наверное, это старая подруга, а может быть, и родственница. Но Адриенна пришла на пляж не для того, чтобы встретиться с ней. Если он понял правильно, девушке хотелось побыть в одиночестве. Так уже случалось не раз, когда он, незамеченный, следовал за ней от «Эль Гранде».

 Филипп, оставаясь эти дни затворником, был вынужден пропустить все торжества. Но ему было важно не афишировать пока свое присутствие. Он лениво выпустил струйку дыма и позвонил Спенсеру:

 – Привет, капитан.

 – Ладно, Чемберлен, что там, черт возьми, происходит?

 – Вы получили мой отчет от нашего нью-йоркского связного?

 – Ну и, как ты думаешь, много ли ценного я из него извлек?

 – На все нужно время…

 – Прекрати свои дурацкие рассуждения – давай информацию.

 – Я всеми силами пытаюсь ее добыть.

 Подняв бинокль, Филипп занялся изучением лица Адриенны, потом неохотно направил бинокль на ее собеседницу. Молодой человек уже не сомневался, что это родственница принцессы. Немного старше Адриенны и весьма американизированная. Он заметил блеск бриллианта на ее обручальном кольце. Значит, замужем.

 – А пока мне больше добавить нечего. – Филипп снова начал рассматривать Адриенну, находя в ней все новые достоинства. – Связной уже уехал из Нью-Йорка, – продолжил Филипп. – Единственная нить, которую мне удалось нащупать, ведет в Париж. Вы можете дать знак своим людям в Париже, чтобы они были настороже. – «Прости, дружище, – добавил он про себя, – но мне надо выиграть время».

 – Почему Париж?

 – Графиня Тегари с дочерью проводит там каникулы. Старушка купила у герцогини Виндзорской кое-какие ценности. Будь я еще при деле, я нашел бы их весьма соблазнительными.

 – Где ты, черт тебя побрал, находишься и когда вернешься?

 – У меня каникулы, Стюарт. Ждите меня после Нового года. Передайте мои наилучшие пожелания вашей семье. Счастливого Рождества!

 «Потрясающая девушка», – снова подумал Филипп, не отводя бинокля от Адриенны.

 Адриенна не видела причины отказаться от приглашения кузины пообедать на ее яхте и потому решила поспешить с реализацией своих планов. Этого вечера она ждала с нетерпением. Ей хотелось понаблюдать, как действует на практике опыт смешения культур и традиций. К тому же это было бы железным алиби для нее, если бы алиби ей потребовалось.

 Из предосторожности Адриенна воспользовалась своими апартаментами в «Эль Президенте», чтобы переодеться. Теперь надо было рассчитать время своих действий. Вероятно, около часа Сент-Джоны проведут в обществе журналистов, будут развлекать их и угощать коктейлями. Затем Лорэн вернется в свой номер, чтобы переодеться к обеду по случаю Рождества. Если она рассчитывает надеть свои рубины, ее ждет неприятный сюрприз.

 Адриенне пришлось совершить короткую поездку на север. До заката оставалось еще час или два, теплый воздух был напоен экзотическими ароматами. Когда она въехала на стоянку возле отеля «Эль Гранде», на ней были огромные солнечные очки и шляпа с большими полями, скрывающая заранее загримированное лицо, а также просторное одеяние с длинными рукавами, маскирующее фигуру. Как Адриенна и рассчитывала, она производила впечатление американской туристки с дурным вкусом.

 Размахивая соломенной сумкой, она вошла в здание отеля через парадный вход и направилась к лифтам. Остановив кабину между этажами, она сняла балахон и сунула его вместе с очками и шляпой в сумку. Поднявшись на верхний этаж, Адриенна положила свой маскарадный костюм в бак для белья и вышла из лифта уже в униформе горничной. Черный с проседью парик и ссутуленные плечи прибавили ей немало лет.

 В конце каждого коридора в кладовой хранилось постельное белье и прочий инвентарь. Если бы ей понадобилось, она смогла бы открыть замок чулана шпилькой для волос. Вместо этого Адриенна предпочла воспользоваться инструментом из сумки, которую носила на поясе. Нагрузив тележку чистым бельем, она покатила ее по коридору, низко склонившись и пряча свое лицо.

 Адриенна остановилась у двери президентского номера, постучала и сказала на ломаном английском: – Горничная. Свежие полотенца.

 Ей никто не ответил. Сосчитав до десяти, она с помощью инструментов открыла замок на двери, втолкнула в номер тележку и заблокировала ею дверь. Если что-то не сработает, это даст ей несколько драгоценных секунд.

 «Роскошный номер», – подумала она, оглядывая комнату. Сент-Джоны не скупились, если речь шла о комфорте. В вазах стояли свежие цветы, и это было признаком того, что горничная здесь уже убирала, хотя одежда Лорэн была разбросана повсюду.

 Адриенна прожила в этом отеле три дня, изучила планы номеров, поэтому прекрасно здесь ориентировалась. Ванная оказалась такой же, как в ее номере. На полу валялись влажные полотенца, и все еще сохранялся запах «Норрель». Судя по всему, Лорэн, перед тем как встретиться с газетчиками, принимала ванну.

 Убедившись, что в номере никого нет, Адриенна уверенно направилась к платяному шкафу в гардеробной. Сейф, который владелец отеля поставил в номерах в качестве дополнительной услуги, находился здесь. Постояльцам не требовалось запоминать сложные комбинации шифра, им выдавался ключ от замка. Сигнализации не было, а с замком мог справиться за полчаса с помощью отвертки даже ребенок. Адриенна достала ключ от сейфа ее собственного номера, помещавшегося этажом ниже. Однако к этому сейфу он не подходил. С помощью напильника из своего набора Адриенна начала терпеливо удалять лишний металл, все время прислушиваясь к шуму лифта и шагам в коридоре.

 Наконец замок поддался, Адриенна облегченно вздохнула и вытащила из сейфа шкатулку с драгоценностями. Жемчуга были очень хороши. Адриенна положила нитку на место, потом взяла другую. Это были бриллианты, мелкие, но чистой воды, собранные в ожерелье, похожее на цепь. Оно тоже осталось на месте. Наконец она нашла то, за чем пришла, – гарнитур из бриллиантов и рубинов. Воспользовавшись лупой, Адриенна рассмотрела три камня. Это, как и сказала Лорэн, были бирманские камни густо-красного цвета. Бриллианты были выше всяких похвал, хотя имели легкий желтоватый оттенок. Она сунула ожерелье, браслет и серьги в карман, поставила шкатулку на место, закрыла сейф и посмотрела на часы. Пора было возвращаться в отель переодеваться к обеду в обществе кузины. Внезапно в замке повернулся ключ.

 – Черт бы вас побрал, уберите тележку с дороги! Бормоча про себя проклятия, Адриенна рванулась вперед, чтобы выполнить приказание.

 – Простите, senora. Свежие полотенца, пожалуйста.

 – Тогда дайте мне одно. Черт!

 Лорэн выхватила одно полотенце из стопки, лежавшей на тележке, и промокнула огромное пятно на своей юбке.

 – Этот неуклюжий сукин сын опрокинул на меня ромовый пунш!

 Адриенна подавила желание хихикнуть, хотя в первое мгновение появление Лорэн вызвало у нее шок.

 – Senora, agua… а, вода? Холодная вода?

 – Это же шелк, идиотка!

 Вздернув резким движением голову, Лорэн окинула Адриенну гневным взглядом и увидела мексиканку пожилую и, по-видимому, глупую.

 – Что ты можешь знать о шелке? Боже! На этом чертовом острове нет ни одной сухой химчистки! Почему Чарли не построил отель в Канкане? – Лорэн стянула с себя юбку от Де Ла Рента. – Две тысячи долларов, а теперь ее спокойно можно выбросить. – Она яростно дергала «молнию». – Ты получаешь почасовую оплату и даже не можешь мне помочь. Убирайся отсюда.

 – Si, senora St. John. Grasias. Buenas tardes^[29].

 – И говори по-английски! – Лорэн подтолкнула Адриенну к выходу и захлопнула за ней дверь.

 Филипп тоже обладал большим запасом терпения. Он въехал на парковочную площадку отеля «Эль Гранде» и занял позицию, откуда мог видеть не только машину Адриенны, но и вход в отель.

 Было жарко. От пота у него промокла рубаха и прилипала к спинке сиденья машины. Он тянул из бутылки пепси, так как дал себе слово, что не возьмет в рот следующей сигареты, пока Адриенна не выйдет из отеля. Рано или поздно она сама приведет его к мужчине, ловкостью и профессионализмом которого Филипп искренне восхищался. Должно быть, он хорош, чертовски хорош, если девушка ему так верна.

 Филипп пока еще не уяснил до конца роль Адриенны. Кто она? Отвлекающее лицо? Или просто поставляет своему возлюбленному нужные сведения? В силу своего общественного положения она многое может узнать, так как вхожа в узкий круг избранных. Но зачем она это делает?

 Наконец Адриенна вышла из отеля и направилась по пирсу к яхте с надписью «Аламо». Филипп последовал за ней и увидел, что она встретилась с женщиной, с которой пила коктейли в баре на пляже. С нею были начинающий лысеть мужчина с красным лицом и стройный мальчик. Адриенна пожала руку мальчику, потом, смеясь, обняла его, а закатное солнце пронзало своими огненными копьями ее волосы. Ясно, что это не деловая встреча. Филипп решил изменить свой план и вернуться в отель.

 Уже много лет он не взламывал замков, но эта наука с годами не забывается. Он легко проник в номер Адриенны и обрадовался тому, что еще не утратил своего мастерства.

 «Она аккуратна», – решил Филипп, осматривая комнаты. Его интересовало, как живет эта девушка, когда ее никто не видит. В номере не было одежды, небрежно брошенной на стул, туфли не валялись посреди комнаты. На туалетном столике флаконы и тюбики с кремами стояли в ряд и были плотно закрыты. Платья висели в шкафу, повсюду был идеальный порядок. В комнате еще чувствовался аромат ее духов. Когда Филипп поймал себя на том, что грезит наяву, он тряхнул головой и принялся за поиски.

 «Зачем Адриенне понадобился второй номер? – удивлялся он. – Почему она сняла его на другое имя?» Молодой человек решил, что не уйдет, пока не узнает этого.

 Его бы не заинтересовала внушительного вида косметика, если бы он не знал, что Адриенна не употребляет ничего, кроме карандаша и губной помады. За все три дня, что Адриенна провела в Мексике, она употребляла минимум косметики, и то только по вечерам. В таком случае зачем женщине, столь уверенной в своей красоте и редко пользующейся гримом, полный набор косметики? В коробке было столько тональных кремов, помад и румян, что их хватило бы для кордебалета какого-нибудь бродвейского шоу. Заинтригованный, Филипп приподнял верхний ярус косметички и обнаружил множество шпилек, заколок, накладных ресниц и клейкой ленты. Похоже было, что Адриенна имела обыкновение переодеваться и принимать другой облик. На дне косметички молодой человек обнаружил драгоценности Лорэн Сент-Джон. Вот это да!

 Филипп считал, что Тень – блестящий мастер. Нет, он просто гений! Этот человек сумел проникнуть в апартаменты Сент-Джонов, украсть камни, передать их Адриенне и при этом не засветиться. Филипп, все время наблюдавший за Адриенной, не представлял даже, как Тень выглядит.

 Молодой человек держал камни в руках, испытывая прежнее искушение: эти камни манили его, как сирены. Из-за таких камней велись войны, лилась кровь, разбивались сердца. Их выкапывали из земли, выковыривали из скальной породы, гранили и полировали, чтобы украшать ими шеи, запястья и пальцы богачей. Существовали цивилизации, представители которых до сегодняшнего дня верили, что камни способны отгонять злых духов или смерть. Они сверкали и шепотом разговаривали с Филиппом. Он мог бы завладеть ими, сунуть в карман и скрыться. У него еще сохранились прежние связи, можно было бы обратить камни в наличные, выйти отсюда богаче, чем вошел, и остаться таким же свободным. И это было бы удивительно приятно. Не столько из-за денег, сколько из-за самих камней. Они лежали на его ладони, и он ощущал исходивший от них жар. Они представлялись ему соблазнительными и дразнящими, как женщина.

 Со вздохом Филипп положил рубины и алмазы на место. К несчастью, его преданность Спенсеру уже стала чем-то вроде привычки. К тому же сейчас его больше всего интересовала Адриенна. Он взял из гостиной подушку, уселся на ней в шкафу и сразу же задремал. Но сон его, как у большинства воров, был чутким. Услышав, как ключ поворачивается в замке, Филипп тотчас проснулся и начал наблюдать, за Адриенной сквозь тонкую щелку между дверцами шкафа. Она зажгла свет и направилась в спальню. Он слышал шелест ее платья и представлял, как она выглядит без одежды. И старательно отгонял от себя видения. Когда Адриенна вошла в гостиную, на ней было короткое платье. Девушка что-то делала в соседней комнате, и Филипп пожалел, что не может ее видеть. Он услышал, что она двигается, открывает какие-то баночки, шелестит одеждой. Не похоже, чтобы женщина готовилась ко сну. Послышался шум воды в ванной, потом наступила пауза, а еще через несколько минут хлопнула дверь – Адриенна вышла из номера.

 Филипп последовал за ней и спустился вниз по лестнице. Но в холле никого не было, кроме широкоплечей и широкобедрой блондинки. Филипп продолжал искать глазами Адриенну, но ее нигде не было. Он посмотрел вслед блондинке. Было что-то знакомое в ее походке. Увидев, как она пересекает площадку для парковки, направляясь к машине, Филипп улыбнулся. Это была Адриенна, преобразившаяся, неузнаваемая, но все-таки она.

 Она ехала в Сан-Мигуэль, и ему приходилось держать дистанцию между ее и своей машинами. В этот час улицы были пустынными. Слева плескалось темное спокойное море; яркие разноцветные огни прогулочных катеров напоминали драгоценные камни. Скоро пробьет полночь и наступит Рождество. Из баров и ресторанов доносилась музыка, это веселились туристы.

 Адриенна припарковала машину на другой стороне площади. Она спешила покончить со своим делом, хотелось, чтобы все уже было позади. Сегодня вечером, сидя за ужином на яхте кузины, наблюдая за Дюжей и ее семейством, обмениваясь с ней воспоминаниями о жизни в Якире, Адриенна решила, что, как только она переведет деньги куда собиралась, как только уляжется шум по поводу последнего ограбления, она отправится на Восток, в дом своего детства. К «Солнцу и Луне».

 На площади веселье закончилось. Ветерок приносил свежесть моря, шептались пальмы, на небе сияла белая луна и мерцали красноватые звезды. Еще поворот, и Адриенна оказалась среди прилавков, где в дневное время продавцы просто набрасывались на туристов и яростно торговались с ними. Здесь можно было заключить выгодную сделку, если человек обладал наметанным глазом и быстро соображал. Днем, когда шла торговля, на прилавках лежал товар: кожаные пояса, сумки, сандалии. За несколько тысяч песо или пару хрустящих американских долларов можно было купить шкатулки с резными ручками в форме птиц, а на прилавках увидеть выложенные рядами черные кораллы, которыми столь славился остров, серебряные украшения, раковины и хлопчатобумажные платья, отделанные вышивкой.

 Сейчас все прилавки были пусты, товары заперты за тяжелыми раздвижными дверьми. На Рождество торговые ряды закрывались. По крайней мере для туристов. Адриенна остановилась и огляделась. – Вы пришли вовремя, сеньорита.

 Из темноты появился низенький худощавый человек с глубокими отметинами на лице то ли от юношеских угрей, то ли от перенесенной ветряной оспы. Сверкнула инкрустированная бирюзой зажигалка, когда он щелкнул ею и закурил сигарету, и Адриенна увидела на тыльной стороне руки старый шрам.

 – Я всегда прихожу вовремя, если речь идет о деле. У вас при себе вся сумма, о которой мы договорились?

 – А вы принесли товар?

 Она понимала, с кем имеет дело.

 – Сначала я хочу посмотреть на деньги.

 – Как угодно.

 Он достал ключ и открыл дверь одной из лавок. Она раздвинулась с лязгом и грохотом. Внутри оказались горы дешевых серебряных украшений – они были развешаны на стенах и лежали под пыльным стеклом. В лавке стоял застарелый табачный дух. Человек извлек откуда-то сумку.

 – Сто пятьдесят тысяч американских долларов. Мой клиент хотел заплатить только сто тысяч, но я убедил его уступить.

 – Тем лучше для вас обоих. – Адриенна натянула на руки резиновые хирургические перчатки, потом вытащила из сумки мешочек. – Вы, вероятно, захотите осмотреть камни, хотя могу вас уверить, что они настоящие.

 – Естественно. Вы, конечно, захотите пересчитать деньги, хотя могу вас заверить, что они все здесь.

 – Конечно.

 Они недоверчиво вглядывались друг в друга, потом обменялись сумками. Адриенна быстро перелистала пачку купюр, потом вытащила небольшое приспособление и с его помощью просмотрела пятьдесят бумажек.

 – Деньги тоже настоящие. С вами приятно вести дела.

 – Мне тоже.

 Мужчина спрятал в карман лупу и мешочек с драгоценностями. В тени блеснул извлеченный им нож.

 – Давайте деньги назад, сеньорита!

 Адриенна посмотрела на нож, потом подняла глаза на мужчину. Всегда лучше смотреть партнеру прямо в глаза.

 – Значит, ваш клиент так ведет дела?

 – Так веду дела я. Он получит ожерелье, я – деньги, а вы, моя прелестная леди, сохраните себе жизнь.

 – А если я не захочу отдать вам деньги?

 – Тогда вы потеряете жизнь, а деньги все-таки останутся У меня. – Он сделал шаг вперед, угрожая ей ножом. – Очень печально умирать в канун Рождества.

 Возможно, сработал простой рефлекс, а возможно, его слова воскресили ужас, испытанный ею, когда умерла ее мать. Но когда человек протянул руку к сумке с деньгами, Адриенна ударила его ногой в пах. Нож упал и, звеня, покатился по земле, а за ним рухнул и его владелец.

 – Мерзавец, – пробормотала девушка, схватив нож, и направилась к двери.

 – Это точно, – заметил Филипп, появляясь из темноты. Одной рукой он схватил Адриенну, в другой был зажат тупорылый пистолет 38-го калибра. Но оружие ему не понадобилось, потому что посредник, скорчившись, лежал на земле и громко стонал.

 – Напомни мне, дорогая, что в твоем обществе следует носить пуле – и ударонепробиваемые шорты. А теперь забирай камни и поедем обратно.

 – Что, черт возьми, вы тут делаете?

 – Я собирался спасти твою жизнь, но ты и сама справилась. А что касается камней, Адриенна, то я предпочел бы провести Рождество не в мексиканской тюрьме, а где-нибудь в другом месте.

 Адриенна схватила мешочек с драгоценностями и выругалась:

 – А я бы предпочла, чтобы вы провалились к чертовой матери!

 Филипп поставил пистолет на предохранитель, прежде чем положить его в карман.

 – Дела приняли такой оборот, что я не сомневаюсь: мы в конце концов встретимся в тюрьме. Лично я хотел бы оттянуть этот момент. – Филипп оценивающим взглядом осмотрел Адриенну. – Вы что, рехнулись? Ведете дела с таким типом одна, без спутника!

 – Я прекрасно знаю, что делаю, и знаю, как вести такие дела. Вы можете попытаться меня арестовать, но я вас переиграю, и вы окажетесь в дурацком положении.

 – Не сомневаюсь, что вы способны это сделать. Поедем в моей машине.

 – Куда?

 – Сначала обратно в отель, чтобы вы могли снять этот дурацкий парик. В нем вы похожи на потаскушку.

 – Спасибо за комплимент.

 – Потом мы положим эти хорошенькие камешки туда, где они были раньше.

 Когда Филипп подтолкнул Адриенну к машине, часы на площади пробили полночь.

 Поездка назад, в отель «Эль Гранде», не успокоила ее. Адриенна чувствовала себя еще более разъяренной, когда вошла в свой номер и с силой захлопнула за собой дверь. То, что она позволила себе поддаться раздражению и показала свой гнев, было редкостью для женщины, привыкшей подавлять и скрывать любые свои чувства. Но были случаи и встречались люди, для которых можно было сделать исключение.

 – Черт бы вас побрал, Филипп, из-за вас у меня сплошные неприятности! Вы всюду суете свой нос, мешаете мне, преследуете меня!

 Она рывком стянула парик и бросила его на ковер.

 – И такова ваша благодарность?

 – Если вы попытались разыграть роль героя, то могу вам сказать, что испытываю к героям отвращение.

 – Я это запомню.

 Филипп мягко закрыл за собой дверь. Он всегда считал, что нет ничего более притягательного, чем женщина в гневе.

 Вынув из ушей дешевые золотые кольца, Адриенна швырнула их о стену.

 – Ненавижу мужчин!

 – Прекрасно.

 Кипя негодованием, она принялась срывать накладные ногти.

 – А вас в особенности.

 – Я всегда предпочитал, чтобы красивые женщины меня любили.

 – Вы не можете найти себе более интересное занятие, чем постоянно вмешиваться в мои дела?

 – В настоящий момент нет.

 Адриенна встряхнула волосами, свободно упавшими на плечи. Родинка, которая была нарисована в углу рта, шла ей не больше, чем сиреневые тени.

 – Адриенна, дорогая, что вы сделали со своим лицом? Раздраженно передернув плечами, она двинулась в спальню.

 – Убирайтесь, слышите? У меня был долгий и утомительный день.

 – Я это заметил.

 Филипп потянул носом воздух. Духи Роз или Лары, несомненно, следовало смыть и как можно скорее.

 – Женщина, с которой вы вчера пили коктейль, ваша кузина?

 Сжав зубы, Адриенна начала снимать тон с лица.

 – Так вы шпионили за мной? Как это гнусно!

 – Советую вам развивать свою фантазию. Я не против красных бикини, но уж синие с золотыми звездочками – явный перебор.

 – Вы отвратительны! – Зачерпнув пальцами кольдкрема, она принялась удалять с лица остатки грима. – Впрочем, удивляться нечему. Чем вы занимались? Сидели у окна с биноклем?

 В ответ он только усмехнулся, и Адриенна спросила:

 – Должно быть, вы любите шпионить?

 – В последнее время особенно. А вы очень хороши в своем деле, – заметил Филипп, когда Адриенна удалила последнее, что ее роднило с Ларой.

 – Рада, что вы так считаете.

 Она вытащил ярко-голубые контактные линзы. Он подивился, что они не расплавились от полыхавшей в ее глазах ярости.

 – Извините меня, но я хотела бы переодеться.

 – Дорогая, пока драгоценности Сент-Джонов под угрозой, я не выпущу вас из поля зрения, – сказал Филипп и удобно устроился в кресле. – Предлагаю вам надеть что-нибудь черное. Вам предстоит положить драгоценности на место. Хотя сделать это так же трудно, как и взять их.

 – Я не стану этого делать.

 – Тогда это сделаю я, а вы пойдете со мной.

 – Почему я должна это делать?

 – По двум причинам.

 На столе стоял букет оранжевых и ярко-красных цветов, уже слегка поникших. Филипп вытащил один и провел им под носом, предпочитая запах цветов аромату духов, которыми девушка так щедро себя обрызгала.

 – Первая заключается в том, что ваша жизнь очень осложнится, если вы откажетесь сотрудничать.

 Адриенна насмешливо фыркнула.

 – Это ужасно!

 Он бросил на нее ледяной взгляд, от которого у нее тотчас же возникло желание выпрямиться, но она только вызывающе вытянула ноги.

 – Есть и вторая, – продолжал Филипп. – Если здесь узнают о краже, я не смогу защитить вас от последствий, кроме того, это нанесет вред моей репутации, потому что я запутал следы.

 – О чем вы?

 – Только сегодня днем я направил моего начальника по ложному следу в Париж. Адриенна выпрямилась.

 – Но почему?

 Филипп уже устал от того, что девушка слишком часто повторяла этот вопрос, точно так же его без конца задавал себе он сам.

 – Я хотел дать вам шанс попытаться объяснить все мне. Адриенна до неприличия долго смотрела на молодого человека, потом перевела взгляд на свои руки.

 – Я вас не понимаю.

 Это было естественно. Филипп и сам не понимал себя.

 – Ладно, о мотивах наших поступков поговорим позже, а теперь я буду вам очень признателен, если мы тронемся в путь. Я хочу покончить с этим делом.

 Адриенна с минуту помолчала. Ей было бы легче, если бы Филипп прикрикнул на нее, обрушил на ее голову оскорбления и обвинения. Вместо этого он спокойно и логично рассуждал о том, что надо сделать. И черт возьми, ухитрился доказать ей, что она у него в долгу.

 – Я не знала, что вы на острове.

 – Вы не очень хорошо меня знаете. Пока. Я же знаю вас лучше, чем вы можете себе представить. – Филипп не обратил внимания на искру, промелькнувшую в ее глазах. – Люди нашей профессии очень склонны к исследованиям, Эдди, и проявляют отличные способности в этом плане. Я решил, что разумнее пропустить праздник у Сент-Джонов, чтобы приглядеть за вами издали.

 – Я всегда считала шпионов низшей кастой живых существ, чем-то вроде змей или личинок.

 – И вы говорите это после того, как я сделал попытку сыграть роль сэра Галахада!^[30]

 – Я вовсе не просила вас об одолжении. И не ждите от меня благодарности.

 – Я раздавлен.

 Адриенна намеренно не спеша скрестила ноги.

 – Я бы прекрасно обошлась без вашей помощи. И черт возьми, вам не удастся заставить меня раскаяться в том, что я сказала.

 «Нет, – подумал Филипп, – я заставил ее раскаяться!» И молча улыбнулся Адриенне.

 Она барабанила пальцами по ручке кресла.

 – Думаю, если не положить драгоценности на место, вам придется несладко.

 – А почему вы об этом заговорили?

 – Потому что я был вором в течение пятнадцати лет и теперь направил Интерпол в Париж, в то время как здесь, в моем присутствии, украли драгоценностей на пол миллиона долларов.

 – Я поняла.

 Адриенна поднялась и начала доставать из шкафа черную рубашку и брюки. Потом пристально посмотрела на Филиппа. Он вытащил сигарету.

 – Если стесняетесь, переоденьтесь в шкафу.

 – Джентльмен с головы до ног, – пробормотала девушка.

 – Пока будете одеваться, подумайте, каким образом вернуть драгоценности.

 – Я, черт возьми, не обязана это делать!

 – Может быть, мне подойти к вам и помочь? Мы могли бы обсудить наше общее дело.

 Адриенна согнула пластмассовую вешалку и сломала ее со щелчком.

 – У них апартаменты на верхнем этаже. Четыре комнаты, две ванных. В платяном шкафу сейф. Открывается ключом.

 – Который у вас есть?

 – Конечно.

 – Удобно. А как войти?

 – Сегодня вечером я воспользовалась планом Б, потому что хотела успеть пообедать со своей кузиной и ее семьей. Оделась в униформу горничной. Взяла тележку для белья. В это время Сент-Джоны присутствовали на коктейле для газетчиков.

 Значит, она украла их сама! Это было для Филиппа неожиданностью. Заинтригованный, он отбросил цветок и принялся шагать по комнате.

 – Когда я уже заканчивала работу, ввалилась Лорэн, но для нее все слуги на одно лицо. В общем, она меня не узнала.

 – Вы хладнокровны.

 – Это комплимент?

 Адриенна появилась из-за дверцы шкафа одетая в черное с головы до ног.

 – Просто наблюдение. Горничные не убирают номера ночью, поэтому план Б придется отбросить. В чем состоит план А?

 Двумя ловкими движениями Адриенна собрала волосы в пучок.

 – Использовать вентиляционные отдушины. Они узкие, но пролезть можно. Они находятся в потолке ванной.

 Адриенна бросила на Филиппа оценивающий взгляд.

 – Вам будет трудновато протиснуться.

 – Я всегда предпочитал такие отдушины. – Он извлек из-за пояса брюк пистолет.

 – Что вы делаете?

 Молодой человек отметил, что Адриенна даже не вздрогнула, хотя пистолет 38-го калибра имел довольно устрашающий вид. Не заметил он и обычного для женщин отвращения к оружию.

 – Во время работы я предпочитаю обходиться без лишней тяжести.

 Он открыл ящик стола и положил в него пистолет.

 – Разумно, – сказала Адриенна, пожав плечами. – Вооруженное ограбление влечет за собой более жесткое наказание.

 – Жесткое по сравнению с чем? У меня никогда не было намерения попадать в тюрьму. Просто не хочу, чтобы на украденных мною камнях появилась кровь.

 Она снова внимательно посмотрела на Филиппа, на этот раз с большим интересом. И решила, что то, что он сказал, не было проявлением высокомерия. Он сказал то, что хотел сказать.

 – Если мы собираемся вернуть драгоценности, давайте поторопимся. Хотя мне это не по душе.

 Филипп прекрасно понимал, что она чувствует. Он вытащил ожерелье и подержал на ладони – камни мерцали и отбрасывали на руку кровавый отблеск.

 – Красивые, правда? Я всегда предпочитал бриллианты, но в цветных камнях есть особая прелесть. Думаю, вы проверили их подлинность?

 – Конечно.

 Преодолевая внутреннее сопротивление, он положил камни на место и перешел к делу:

 – Нам понадобятся фонарь, еще одна пара перчаток и, конечно же, ключ.

 Адриенна собрала нужные инструменты.

 – Честно говоря, я совсем не так собиралась провести ночь.

 – Можете считать эту экспедицию рождественским подарком Сент-Джонам.

 – Они его не заслуживают. Он дурак, а она стяжательница. Филипп, ничего не ответив, опустил ключ в карман. Взял

 Адриенну за руку и вывел ее из номера. В конце коридора была боковая дверь, выходящая на крутую каменную лестницу, которой обычно пользовался обслуживающий персонал отеля.

 В нескольких футах от черного хода находился мусорный бак. Его крышка была закрыта, но из него просачивался резкий неприятный запах.

 – Почти столь же соблазнительно пахнет, как духи Роз, – прокомментировал Филипп. – Почему бы не проникнуть в вентиляционные ходы прямо отсюда?

 – Я выбрала это время не случайно. Наверняка в «Эль Гранде» полно карманников, и вполне возможно, что будут еще кражи. Если и начнется расследование, я предпочла бы, чтобы оно началось отсюда, а не внутри здания.

 – Немножко предосторожности? – спросил он, потом осмотрел инструменты Адриенны, когда она извлекла их из сумки. – Очень мило. Хирургическая сталь?

 – Конечно.

 – Разрешите мне.

 Молодой человек выбрал инструмент и начал колдовать с его помощью над замком.

 Следя за его работой через плечо, Адриенна видела, как умело и ловко он действует. Филипп чутко прислушивался, чтобы уловить момент, когда замок должен поддаться, пальцы его двигались ловко, как у скрипача-виртуоза. Адриенна всегда считала себя мастером по вскрытию замков, но была вынуждена признать, что Филипп работает лучше.

 – Как давно вы отошли от дел?

 – Прошло пять лет. Почти. – Он положил инструмент, прежде чем толкнуть и открыть дверь.

 – Вы не утратили мастерства.

 – Спасибо.

 Вместе они вошли в помещение. Там было душно и неприятно пахло. Адриенна освещала фонариком помещение, в котором они очутились. Яркая афиша о концерте поп-звезды не могла скрасить убожество этой мрачной комнаты.

 – Хозяева могли бы потратить немного денег на то, чтобы создать человеческие условия для персонала, – пробормотала Адриенна, увидев, что вверх по стене скользнула ящерица.

 – Обсудим обязательства Сент-Джонов перед обществом позже. Куда идти?

 Она показала жестом, и Филипп двинулся в сторону просторного подсобного помещения. Здесь гудел паровой котел. Огромный кондиционер гнал охлажденный воздух, и это вызвало у Филиппа воспоминания о морозных узорах на оконных стеклах его дома в Оксфордшире, где Рождество было похоже на Рождество. Хмурясь, молодой человек исследовал систему труб. Адриенна была права, когда говорила, что протиснуться через них будет нелегко.

 – Ладно, подсадите меня, а я втащу вас. Он протянул руку за фонарем.

 Адриенна размышляла о том, что мексиканская экономика находится в плачевном состоянии, а народ этой страны бедствует. Можно было бы продать драгоценности Сент-Джонов и найти способ передать эти деньги на нужды народа через общество католических благотворителей.

 – Может быть, вы передумаете? Давайте найдем ожерелью лучшее применение, чем украшать шею Лорэн. Мы могли бы поделить прибыль в соотношении шестьдесят к сорока.

 – Шестьдесят к сорока?

 – Я же проделала основную работу. Это более чем справедливо.

 Филиппа тронуло ее предложение. Он привык брать, а не отдавать. Но дело было не в деньгах, а в принципе. К сожалению, за последние несколько лет его принципы изменились. Осознание этого подействовало на него отрезвляюще. Он подумал о Спенсере, пыхтящем трубкой за своим письменным столом.

 – Давайте фонарь! – буркнул Филипп. Пожав плечами, Адриенна повиновалась.

 – То, что я предлагаю, гораздо лучшая сделка, но пусть будет по-вашему.

 – Вы сказали, их номер на верхнем этаже?

 – Последний в западном крыле, угловой.

 – У вас есть компас?

 – Нет. – Она усмехнулась. – Неужели вам неизвестно, в какой стороне запад?

 Ее слова задели его обостренное чувство собственного достоинства британца.

 – Я всегда пользуюсь компасом.

 – Не беспокойтесь. Я приведу вас куда надо.

 Молодой человек предпочел не заметить насмешки и поставил ногу на ее сплетенные руки. Адриенна не успела почувствовать его тяжести, как он влез в тоннель и протянул ей руку. Их пальцы крепко сплелись.

 Стоя на руках и коленях, Филипп начал водить лучом фонарика взад-вперед. У него было ощущение, что он находится внутри металлического гроба.

 – Похоже, мне пошло на пользу, что я лишился своего рождественского пирога. Легче протиснуться.

 – Когда ход делает зигзаг, становится очень тесно, – сообщила Адриенна охотно. – Может быть, следовало натереть вас жиром?

 С трудом поворачиваясь в тесном пространстве, он повернулся и мрачно уставился на нее.

 – Будь у меня больше времени, я бы придумал более хитроумный план проникновения.

 – Я-то не тороплюсь.

 Филипп ничего не ответил и двинулся вперед. Путешествие оказалось долгим и не слишком приятным. Много раз обшитый металлом тоннель сужался до такой степени, что Филиппу приходилось протискиваться, как змее, заползающей под камень. И все же они в полном молчании продвигались вперед. Проползая мимо отдушин, они слышали голоса, смех, шум льющейся воды.

 В какой-то момент Адриенне пришлось остановиться и подождать, пока постоялец с четвертого этажа полоскал горло в ванной. Если бы жилец номера 422 открыл глаза, когда запрокидывал голову, он бы увидел интересное зрелище. Девушка с трудом удержала смех, когда они миновали это место и поползли до следующего этажа. Когда ходы раздваивались, Адриенна указывала ему нужное направление. В уме она проделывала этот путь уже много раз. Тридцатью минутами позже они в полном изнеможении наконец добрались до вентиляционного отверстия, откуда могли любоваться розовым унитазом в номере Сент-Джонов.

 – Вы уверены? – прошипел Филипп.

 – Конечно, уверена.

 – Было бы весьма непрофессионально положить драгоценности в чей-нибудь чужой сейф.

 – Я же сказала, что уверена, – прошептала Адриенна. – Видите пестрый купальный халат за дверью?

 Чтобы посмотреть, Филиппу пришлось изогнуться так, что его колени уперлись в живот.

 – Вон тот?

 – Да, я подарила его Лорэн на день рождения. Филипп некоторое время молча изучал халат.

 – Вы ведь ее не любите, верно?

 – Она терроризирует своих слуг, увольняет их по своему капризу и за три года, что я ее знаю, ни разу не оставила чаевых в ресторане.

 С минуту он не двигался с места. Потом, как бы одумавшись, стряхнул с ее щеки пыль, которая собралась там во время их долгого путешествия по вентиляционным ходам.

 – Почему мы бездействуем?

 Пожав плечами, Адриенна быстро принялась за работу и отвинтила шурупы. Как только она спрятала инструменты в карман, Филипп поднял решетку и отложил ее в сторону.

 – Подождите здесь.

 – Нет, я иду с вами.

 – В этом нет нужды.

 Адриенна положила руку ему на плечо.

 – Я не уверена, что вы положите вещи в сейф!

 – О, ради всего святого!

 Филипп нехотя скользнул в отверстие. Несколькими секундами позже за ним последовала Адриенна, так же тихо, не произведя ни малейшего шума. Он автоматически потянулся, чтобы поддержать девушку. Когда его руки сомкнулись у нее на талии, молодой человек подумал, что предпочел бы провести этот вечер по-другому.

 Внезапно послышался какой-то шум. Прошла минута, прежде чем они поняли, что это. Адриенна закрыла лицо руками, стараясь не расхохотаться. Ранним рождественским утром чету Сент-Джонов обуревала страсть. Скрипели пружины супружеской постели. Стонала Лорэн. Было слышно тяжелое дыхание Чарли.

 – Давайте не будем их смущать, – пробормотал Филипп, скользнув как тень в коридор.

 Звуки, доносившиеся из спальни, то усиливались, то ослабевали, пока Адриенна и Филипп возились с сейфом. Слыша стоны Лорэн, было трудно удержаться от восторга перед жизненной силой Чарли. Под тонкими хирургическими перчатками руки Филиппа повлажнели – не от напряжения, а потому, что крики и стоны Лорэн его возбудили. Поединок на постели продолжался. Адриенна не могла справиться со смехом, и луч света от фонаря прыгал и метался в разные стороны.

 – Возьмите себя в руки, – прошипел Филипп и вырвал у нее фонарь.

 – Прошу прощения. Я просто представила Чарли голым.

 – Пожалуйста, не делайте этого на пустой желудок.

 Он нашел шкатулку из-под драгоценностей, оставленную Адриенной, и положил в нее сверкающее ожерелье. При этом сердце его защемило – честно говоря, ему очень не хотелось возвращать камни владельцам. Он чуть не застонал, но не из-за драгоценностей, а потому, что звуки, издаваемые Лорэн, достигли высшего накала, а бедро Адриенны было совсем рядом.

 Поднявшись на ноги, Филипп потащил ее через коридор в ванную.

 – Наверх, живо! – Его голос был резким и отрывистым, и она вздернула подбородок.

 – Вы, конечно, знаете, как развлекаются подобным образом.

 Она встала на край унитаза и протиснулась сквозь отверстие.

 Филипп уже наполовину скрылся в люке, когда за дверью послышались шаги. Оттолкнувшись ногами, он протиснулся в вентиляционный ход в тот самый момент, когда дверь ванной отворилась.

 – Боже милосердный, я сейчас умру! – шептал Чарли в полном изнеможении. Он стоял, опираясь о раковину, и стирал с лица пот. Адриенна и Филипп замерли. Чарли налил в стакан воду, проглотил ее с жадностью и помочился.

 Из спальни послышался голос Лорэн:

 – Вернись, дорогой, у меня для тебя есть еще один подарок.

 – Я сейчас! – обреченно ответил пожилой супруг, выключил свет и с понурым видом отправился выполнять свои супружеские обязанности.

 Обхватив себя руками, Адриенна раскачивалась от смеха. Право же, это зрелище стоило драгоценностей. Или… почти стоило.

 – Держите себя с достоинством, ваше высочество, – сказал ей Филипп, ставя на место решетку.

 – Давайте выбираться отсюда.

 Это не было в полной мере похоже на возбуждение, охватывающее ее, когда она брала что-нибудь из сейфа, но все-таки приближалось к нему.

 Смех, который она так долго подавляла, теперь прорвался, и Адриенна не переставала хохотать, даже когда Филипп последовал за ней в номер.

 – Невероятно, просто невероятно! – Она упала на стул, расслабленная, с пылающим лицом. Сейчас Адриенна была совсем не похожа на замкнутую, отрешенную принцессу. Сбросив с ног туфли, она улыбнулась ему. – Это было настолько немыслимо, что я, кажется, больше не сержусь на вас.

 – Ну, в таком случае я могу немного поспать.

 – А вы всегда злитесь после работы?

 Филипп действительно был раздражен. Напрасно он позволил ей ползти по вентиляционным ходам впереди. Его раздразнил вид ее хорошенького, плотно обтянутого брюками зада. Не в состоянии усидеть на месте, молодой человек заметался по комнате.

 – Из-за вас я пропустил ужин.

 – А! – В этом восклицании не прозвучало сочувствия. – Думаю, что в это время здесь номера не обслуживают. Но у меня есть плитка шоколада.

 – Давайте ее сюда.

 – Там еще осталось вино.

 Адриенна налила вина в два стакана и один протянула Филиппу.

 – Вероятно, мне не следует на вас сердиться. Деньги-то остались у меня. Я забрала их из лавки.

 Он удержал ее за запястье, прежде чем она успела сесть на место.

 – Неужели деньги так важны?

 Адриенна подумала о центре реабилитации пострадавших женщин, который финансировала, и ответила:

 – Да, важны.

 Филипп отпустил ее руку и снова начал кружить по комнате.

 – Что вы от этого имеете, Эдди? Время от времени он отстегивает тысчонку-другую? Вы в долгу у него или любите его? Но ведь это может завести вас далеко, а он, насколько я мог заметить, не подвергается никакому риску. Вы же раз за разом рискуете всем, все ставите на карту.

 Адриенна пила мелкими глотками теплое вино и смотрела на Филиппа, меряющего шагами комнату. «Он двигается как пантера, – подумала она. – Будто беспокойно шагает по клетке взад и вперед».

 – О ком вы говорите? – спросила Адриенна. – Кто этот

 «он»?

 – Это вы должны мне сказать.

 Филипп резко повернулся. Его душила ревность, терпение иссякло. Он был готов взорваться.

 – Я хочу знать, кто этот ваш таинственный сообщник. Филипп вытащил сигарету, сломал ее и потянулся задругой.

 – У меня нет сообщника, – тихо сказала Адриенна.

 – Думаю, на сегодняшний вечер игр достаточно.

 – Я уже говорила вам раньше: то, что я делаю, – мой собственный выбор.

 – Вы сказали мне также: делаете это из-за мужчины.

 – Да, но совсем не в том смысле, как вы это поняли. Нет никого, кто шантажировал бы меня, платил мне или спал со мной. – Адриенна снова села, откинувшись на спинку стула. – Я работаю одна и для себя. У меня нет ни сообщника, ни долгов.

 Филипп медленно выдохнул дым и спросил с неподдельным интересом:

 – Вы пытаетесь меня уверить, что кражи драгоценностей на миллионы фунтов за последние девять или десять лет – дело ваших рук?

 – Я не пытаюсь заставить вас чему-нибудь верить. Вы хотели знать правду, и я решила открыть вам ее. – Адриенна нахмурилась, глядя в стакан с вином. – Видите ли, эта информация не имеет особого значения, потому что у вас нет доказательств. Ваше начальство подумает, что вы рехнулись, а я уже решила, что эта кража будет последней.

 – Все это ложь! Вы были еще девчонкой, когда началась эта история.

 – Мне было шестнадцать, когда я начала работать, – продолжала Адриенна, выдержав его пристальный взгляд. – Но оказалась способной и быстро научилась всему.

 – Что вас толкнуло на это?

 Слабая улыбка, появившаяся было на ее губах, исчезла.

 Она отставила в сторону стакан с такой силой, что он звякнул.

 – А уж это не ваше дело. Это моя личная жизнь.

 – Больше у вас нет жизни, отдельной от моей.

 – Вы слишком самоуверенны, Филипп. – Адриенна поднялась с места, не спуская с него глаз. Когда девушка хотела, она умела быть достойной своего титула и вела себя по-королевски. – Не могу сказать, что этот вечер не был занимательным, но, право же, я должна пожелать вам спокойной ночи. Я просто валюсь с ног от усталости.

 – Завтра встанете попозже. Мы еще не закончили разговор. – Филипп посмотрел на часы. – Мне надо сделать один звонок, прежде чем мы продолжим. У меня есть друг в Париже, который может отвлекать Интерпол день-другой.

 Не спрашивая разрешения, он прошел в спальню, чтобы позвонить.

 Когда Филипп вернулся, девушка уже спала. Одна рука ее была подложена под голову, другая свободно лежала на софе. Волосы упали налицо, и, когда Филипп попытался отвести их назад, она не проснулась – дыхание ее оставалось ровным и медленным. Сейчас она не казалась ему ни холодной, ни царственной, а выглядела юной и беззащитной. Филипп знал, что ему следовало бы разбудить ее и расспросить обо всем теперь же, пока рефлексы ослаблены, а защитные механизмы не действуют. Но вместо этого он выключил свет и тихо вышел в соседнюю комнату.

 Он проснулся на рассвете и понял, что его разбудили рыдания. Он поспешил в спальню и увидел Адриенну, свернувшуюся в комочек. Филипп присел на корточки возле дивана, коснулся ее мокрой от слез щеки и понял, что она еще не проснулась.

 – Эдди! – Он встряхнул ее, сначала нежно, потом, почувствовав ее сопротивление, сильнее. – Эдди, проснитесь!

 Она отшатнулась от него, будто он ее ударил, и резко откинулась на подушки дивана. Глаза ее были широко раскрыты, в них застыл ужас. Филипп продолжал шептать какие-то слова в надежде успокоить ее. Постепенно бессмысленный, застывший взгляд Адриенны прояснился, страх сменился печалью.

 – Вам приснился дурной сон, – сказал он мягко, беря ее за руку. На мгновение, всего лишь на мгновение, Адриенна крепко сжала его пальцы и удержала в своих. – Я принесу вам воды.

 Открывая бутылку, Филипп не сводил глаз с Адриенны. Она подтянула колени к груди и положила на них голову. В желудке у нее поднималась тошнота, но она пыталась побороть приступ и обрести равновесие.

 – Благодарю вас.

 Адриенна приняла у него стакан, стараясь крепко удержать его обеими руками. По мере того как утихала тоска, она почувствовала унижение оттого, что в его присутствии проявила такую слабость. Она не произносила ни слова, только молила про себя бога, чтобы Филипп ушел и дал ей возможность собрать воедино остатки гордости.

 Но когда молодой человек сел рядом, ей пришлось подавить в себе желание прильнуть к нему, положить голову ему на плечо и позволить утешить себя.

 – Поговорите со мной, – тихо сказал Филипп.

 – Это был дурной сон, вы правы.

 – Вам тяжело, вы страдаете. – Он коснулся ее щеки. На этот раз она не отшатнулась, только закрыла глаза. – Поделитесь со мной, не держите в себе свое горе.

 – Мне никто не нужен.

 – Я не уйду, пока вы мне не расскажете.

 Адриенна молча смотрела на воду в стакане. Вода была теплой и безвкусной и не могла успокоить ее взбунтовавшийся желудок.

 – Моя мать умерла на Рождество. А теперь уходите! Ничего не ответив, Филипп взял у нее стакан и отставил его в сторону.

 И так же не спеша, спокойно обнял ее. Она замерла и отпрянула, но он не обратил на это внимания. Вместо того чтобы утешать ее словами, что вызвало бы у нее протест, Филипп начал гладить ее волосы. Ее дыхание стало прерывистым и вырывалось из груди со звуком, похожим не то на рыдание, не то на вздох, потом она обмякла в его руках.

 – Почему вы это делаете?

 – Совершаю очередной добрый поступок, как добрый самаритянин. Расскажите мне все.

 Адриенна никогда об этом не рассказывала. Ей это было слишком тяжело. Но теперь, когда голова ее покоилась на плече Филиппа, слова полились сами собой.

 – Я нашла маму как раз перед рассветом… Она лежала на полу. Казалось, она была слишком слабой, чтобы встать, и просто легла. Возможно, пыталась ползти, чтобы позвать на помощь. Возможно, звала меня, но я не услышала.

 Бессознательно ее пальцы сжимались и разжимались, словно она пыталась что-то удержать.

 – Вы, должно быть, читали в газетах, что она покончила с собой… – В голосе Адриенны прозвучала незатихающая боль, казалось, эти слова жгли ей губы. – Но я знаю, что это неправда. Мама долго была больна, очень страдала. Она никогда не убила бы себя таким способом, зная… зная, что я найду ее.

 Филипп продолжал гладить ее волосы. Он знал, о чем писали в газетах, помнил эту скандальную историю. Время от времени она еще всплывала, окруженная невероятными подробностями.

 – Ведь вы знали ее лучше всех.

 Адриенна отодвинулась от Филиппа, чтобы посмотреть ему в лицо, внимательно в него вглядеться, прежде чем позволила себе снова уронить голову ему на плечо. Никогда и ничто из того, что ей говорили прежде, не звучало более утешительно.

 – Да, я ее знала. Она была доброй и любящей, простой и бесхитростной. Доверяла людям. Часто не тем, кому надо. И это в конце концов убило ее.

 – Вы имеете в виду отца?

 Этот вопрос застал Адриенну врасплох, но ей удалось сдержать свои эмоции.

 – Он сломал ее.

 Адриенна поднялась и, обхватив себя руками, стала ходить по комнате.

 – Отец делал это методично, день за днем. И получал от этого удовольствие.

 Теперь она уже не казалась слабой. Голос ее звучал ясно, как колокола на площади, возвещавшие о наступлении Рождества, но безрадостно.

 – Маму считали самой красивой актрисой в Голливуде. Мужчины видели в ней богиню. Она влюбилась в отца и бросила карьеру, свою страну, культуру – все, а он уничтожил ее, потому что она была всем тем, чего он желал и что одновременно презирал. Ведь он женился на западной женщине, на христианке…

 Адриенна подошла к окну. Солнце вставало, лучи его становились все ярче, они уже превратили прозрачную воду в алмазы.

 – Она не могла понять, чем вызвана жестокость отца по отношению к ней. Ей не с кем было поделиться своим горем, и когда я подросла, то стала поверенной всех ее тайн и страданий.

 – Если ей было так плохо, почему она раньше не оставила мужа?

 – Вы должны понять, что такое Якир, и знать мою мать. Он возненавидел ее за то, что она родила ему дочь, мама же продолжала любить отца. Даже после того, как он взял себе еще жену, унижал и оскорблял ее и насиловал. Она терпела, потому что не могла больше иметь детей, и винила в этом себя. Терпела ради меня.

 Глядя на омытый солнечным светом пляж невидящим взглядом, Адриенна горестно вздохнула.

 – Она очень любила вас.

 – Возможно, больше, чем следовало бы. И эта любовь погубила ее. Много раз она хотела бежать из гарема, но не могла оставить меня. Однажды я стала свидетельницей того, как он избил ее и изнасиловал. Я спряталась под кроватью, закрыла уши руками, чтобы ничего не слышать, и горько плакала. С тех пор я возненавидела отца, и моя ненависть к нему крепла год от года. Однажды, когда мне было восемь лет, Абду сказал маме, что собирается отослать меня в школу и что я обручена с сыном его союзника.

 – В восемь лет?

 – Меня должны были выдать замуж в пятнадцать. И тогда моя мама приняла решение: она уговорила отца взять меня в Париж и ввести в свет. Для того чтобы стать хорошей женой, я должна была уметь вести себя не только в Якире, но и за его пределами. А для женщины моей страны выйти замуж в пятнадцать лет – дело обычное.

 – Неужели у вас могут выдать девушку замуж против ее воли?

 Адриенна не могла удержаться от улыбки.

 – В Якире браки устраивают по сговору – будь это дочь крестьянина или короля. Брак не имеет ничего общего с любовью и свободным выбором. Моя помолвка была бы просто удачным политическим ходом отца.

 Адриенна немного помолчала и продолжила:

 – Когда мы оказались в Париже, мать сумела каким-то образом установить контакт со своей давней подругой. Селеста заказала для нас билеты до Нью-Йорка. Абду изображал из себя за границей просвещенного монарха. Поэтому он разрешил нам ходить за покупками и посещать музеи. Матери позволили ходить по Парижу в европейском платье и без покрывала, скрывающего лицо. В Лувре мы оторвались от своих телохранителей и убежали.

 Адриенна прижала ладони к лицу. Глаза ее припухли и покраснели от слез. Яркий свет причинял ей боль.

 – Мама еще в Якире начала принимать наркотики, ей не удалось отвыкнуть от них и в Америке. Наоборот, тянулась к ним еще больше, так как карьера ее была сломана и вернуть себе прежнее положение она не смогла. Но самое главное, она продолжала любить отца, тосковала о нем. Из всего этого я извлекла урок – поняла, что, когда женщина позволяет себе полюбить, она проигрывает. Для того чтобы выжить, надо рассчитывать только на себя.

 – Но эта история должна была также раскрыть вам и другую истину: иногда любовь не признает преград и рушит все на своем пути, – возразил Филипп.

 Внезапно Адриенна почувствовала озноб. Взгляд Филиппа оставался спокойным, но в глазах было нечто, чего она предпочла бы не видеть, как предпочла бы не разбираться, почему рассказала ему то, чего никогда и никому не говорила. – Я хочу принять душ, – отрывисто произнесла она, прошла в ванную и плотно закрыла за собой дверь.

 Адриенна решила, что Филипп ушел. Стоя под сильной струей воды, она думала о том, что таблетка аспирина поможет ей справиться с головной болью, да и душ принес ей облегчение. Она нанесла на кожу душистый крем и набросила махровый халат, надеясь на то, что сможет растянуться на балконе и высушить волосы на солнце.

 С пляжем можно было повременить. Сегодня утром, решила Адриенна, ей лучше остаться одной, подальше от праздничной суеты и оживления. Она всегда проводила рождественское утро в одиночестве, избегая полных благих намерений друзей и не связывая себя светскими обязательствами. Воспоминания о последнем Рождестве, проведенном с матерью, не вызывали в ней такой острой боли, как раньше, но и теперь она по-прежнему не выносила вида остролиста и разноцветных блестящих елочных шаров.

 Фиби всегда украшала верхушку рождественской елки белой фигуркой ангела. Это повторялось каждый год с тех пор, как они стали встречать Рождество в Америке. Но во время последнего праздника она так глубоко погрузилась в черную бездну тоски, что та засосала ее.

 Адриенна представляла себе болезнь матери как глубокий черный тоннель с сотнями закоулков и тупиков. Она предпочитала это цветное видение всем медицинским терминам в десятках книг, в которых говорилось об аномальном поведении и над которыми она достаточно покорпела. Такое объяснение процесса болезни ей было понятнее, чем все диагнозы и прогнозы, сообщаемые врачами в тихих, пахнущих кожей кабинетах. Да, это был именно тоннель, который всасывал в себя ее мать все глубже и глубже, по мере того как шло время. Как бы то было, но в течение многих лет Фиби удавалось выбираться из него. До тех пор, пока она не устала настолько, что тьма стала казаться ей привлекательнее света.

 Возможно, время и исцеляло, но оно не приносило забвения.

 Теперь, когда Адриенна облекла свои чувства в слова, ей стало легче, и все же она уже раскаивалась, что разоткровенничалась перед Филиппом. Юна уговаривала себя, что это уже неважно, ведь скоро их пути разойдутся и каждый пойдет своим, а все, что она ему сказала и чем с ним поделилась, с течением времени будет значить все меньше и меньше. И пусть он проявил доброту, которой она не ожидала, это не имело для нее почти никакого значения. Если бы она всего лишь на миг позволила себе поддаться чувственному желанию, то быстро смогла бы его побороть. Слишком долго она сама заботилась о себе, слишком тщательно держала свои чувства под контролем, чтобы позволить Филиппу что-нибудь изменить в своей жизни. Она решила, что теперь все ее помыслы и чувства должны быть направлены только на возмездие.

 Но когда Адриенна открыла дверь, разделявшую две комнаты, оказалось, что Филипп все еще здесь – он сидел без рубашки, с босыми ногами и бегло объяснялся по-испански с официантом. Филипп передал ему деньги, и, видимо, их было достаточно, чтобы официант не пожалел, что вынужден работать в праздник.

 – Buenos dias^[31], сеньора! Счастливого Рождества.

 Адриенне хотелось объяснить этому милому юноше в белой униформе, что Рождество давно уже не является для нее праздником. Вместо этого она улыбнулась ему, доставив этим не меньшее удовольствие, чем Филипп своими песо, которые теперьлежали в кармане официанта.

 – Buenos dias. Felices Navidades!^[32]

 Адриенна сложила руки и подождала, пока официант уйдет.

 – Почему вы все еще здесь?

 – Потому что я голоден.

 Филипп вышел на балкон, сел в шезлонг и налил себе кофе. Он, видимо, чувствовал себя совершенно непринужденно. Есть много разных способов завоевать доверие – немного терпения, внимания, нежности и обаяния. Ради такой женщины, как Адриенна, он был готов пустить в ход все эти средства.

 Адриенна, нахмурившись, последовала за ним на балкон.

 – А я и не собиралась здесь завтракать.

 – Прекрасно. В таком случае я справлюсь и с вашей порцией.

 – Я должна составить вам компанию?

 – Вы всегда можете спуститься на пляж. Как насчет сливок?

 Адриенна могла устоять против запаха кофе и золотистого света солнца.

 Она убеждала себя, что, конечно, могла бы устоять перед его обаянием. Но не могла, не хотела и не стала противиться дразнящему аромату омлета с пряностями.

 – Не откажусь. – Адриенна села за стол с таким видом, будто соблаговолила дать аудиенцию. Углы рта Филиппа дернулись в усмешке.

 – Положить сахару, ваше высочество?

 Глаза Адриенны сузились, в них зажегся огонь. Но тут же лицо ее просветлело, и она улыбнулась.

 – Я пользуюсь своим титулом только на официальных приемах или когда имею дело с идиотами.

 – Я польщен.

 – Не стоит обольщаться. Я пока что решаю, идиот вы или нет.

 – Мне не хотелось бы давать вам целый день на размышления.

 Филипп положил в рот кусок омлета. Ему пришла в голову мысль, что этот аромат напоминает ему Адриенну, внешне невозмутимую и элегантную, но внутри полную жара и сюрпризов.

 – Так как я был занят слежкой за вами, у меня не было времени на то, чтобы наслаждаться водой и солнцем.

 – Сожалею.

 – И я сожалею. Наименьшее, что вы можете для меня сделать, – это составить мне компанию за завтраком. – Он намазал клубничным джемом тост и передал ей. – Если не боитесь проводить время в моем обществе.

 – А почему я должна бояться?

 – Потому что знаете, что я хотел бы заняться с вами любовью, и опасаетесь, что и вам это понравится.

 Она откусила кусочек тоста, делая над собой усилие, чтобы сохранить невозмутимое, выражение лица.

 – Я уже говорила, что не имею намерения спать с вами.

 – В таком случае несколько часов, проведенных на солнце, не имеют значения. – Филипп продолжал есть, будто на этом вопрос был исчерпан. – Вы вчера сказали мне правду?

 Завтрак несколько успокоил ее, раздражение прошло.

 – О чем?

 – О том, что это было вашим последним делом?

 Ей редко приходилось испытывать угрызения совести по поводу своей лжи, но тут она вдруг почувствовала, что лгать ему трудно.

 – Я сказала, что это было последним делом в данной фазе моей карьеры.

 – И что это означает?

 – Только это и ничего другого.

 – Адриенна! – Именно сейчас он подумал о терпении и твердой руке. – У меня есть обязательства по отношению к моему начальству, а также желание помочь вам.

 Филипп заметил в ее глазах настороженность, но Адриенна не отдернула руки, когда он накрыл ее своей.

 – Если вы честны со мной, я могу достичь и той, и другой цели. Если нет, я могу оказаться в столь же неприятном положении, что и вы.

 – У вас не будет неприятностей, если вы сейчас же оставите меня. Могу вам сообщить, что это частное дело, Филипп, и оно не касается ни Интерпола, ни вас.

 – Оно не может не касаться меня.

 – Почему?

 – Потому что я беспокоюсь о вас. – Филипп почувствовал, что рука ее нервно задвигалась, и сжал ее крепче. – Очень беспокоюсь.

 – Я предпочла бы, чтобы вы не беспокоились.

 – Я тоже, но мы оба увязли в этом. – Он отпустил ее руку, вернулся к еде и, стараясь сохранить спокойствие, сказал: – Я облегчу вам задачу. Начнем с того, что вы расскажете мне, почему занялись этой работой.

 – Вы, как видно, не дадите мне покоя, пока я этого не сделаю?

 – Нет, – признался Филипп. – Хотите еще кофе?

 Она кивнула. Сейчас это уже неважно, решила Адриенна. Кроме того, у них есть нечто общее – им знакомы одни и те же ощущения, одни и те же чувства, оба испытали радость триумфа.

 – Я говорила вам, что моя мать была серьезно больна.

 – Да.

 – Так вот. Ей нужны были врачи, хороший уход и лекарства. Часто и надолго ее приходилось класть в больницу.

 Конечно, ему это было известно. Каждый, кто за последние десять лет брал в руки журналы, знал о трагедии Фиби Спринг. И все же Филипп считал, что лучше ему услышать об этом из уст Адриенны, услышать ее рассказ, окрашенный ее чувствами.

 – Что у нее находили?

 – Ей поставили ужасный диагноз – маниакально-депрессивный психоз. По временам она говорила и не могла остановиться и строила самые невероятные планы. Из нее ключом била энергия, и это мешало ей усидеть на месте, не давало ни есть, ни спать. Эта энергия была похожа на яд. Она сжигала ее. Потом ее настроение менялось – она впадала в депрессию, у нее не было сил говорить вообще. Она просто сидела, уставившись в одну точку. Никого не узнавала, даже меня.

 Адриенна погрузилась в самые тяжелые воспоминания. Перед ней предстали те черные дни, когда она умоляла мать поговорить с ней, а та сидела безмолвная, с ничего не выражающим взглядом. Фиби ныряла в свой мрачный тоннель и не могла найти из него выхода.

 – Должно быть, для вас это было адом.

 Адриенна не ответила. Она долго смотрела на синюю воду и такое же яркое синее небо, потом продолжила:

 – Я уже говорила вам, что в Якире мама пристрастилась к наркотикам. Когда мы приехали в Калифорнию, ей уже никто не предлагал хорошие сценарии и роли, и она не могла примириться со своим поражением. Мама старалась взбодрить себя транквилизаторами и алкоголем. Временами пыталась бороться со своим пристрастием к наркотикам. Если бы ее поддержали, помогли получить приличную роль! Но агент ее оказался мразью, он не раз обманывал мать.

 Голос Адриенны дрогнул, и это не укрылось от Филип па.

 – Мне кажется, что он и вам причинил зло. Адриенна резко вскинула голову. На мгновение ее глаза стали прозрачными, как стекло, потом так же быстро потемнели.

 – Сколько лет вам было тогда? – тихо спросил Филипп.

 – Четырнадцать. Все было не настолько плохо, как вы вообразили. Мама пришла раньше, чем он… ну, пока мы с ним боролись. Я никогда не видела ее в подобном состоянии. Она бросилась на него, как тигрица, защищающая своего детеныша. Мало того, что этот человек тащил ее на дно, пользовался ею, эксплуатировал, так он еще попытался растлить ее дочь! Этого последнего удара моя мать вынести не смогла.

 – После этого вы покинули Калифорнию?

 – Да, мы вернулись в Нью-Йорк. Мама попыталась устроиться в театр, кажется, даже была захвачена этой мыслью. Что-то говорила о предложениях, которые ей делают режиссеры. На самом же деле ей никто ничего не предлагал, и она перестала бороться. И вот однажды (мне тогда было шестнадцать) я пришла домой из школы и застала ее сидящей в темноте. Когда я заговорила с ней, она не ответила. Я трясла ее и кричала. В ответ – молчание.

 Филипп еще крепче сжал пальцы девушки, и это молчаливое участие тронуло ее.

 – Мне пришлось поместить маму в психиатрическую лечебницу. В первый раз она пробыла там месяц, и на какое-то время ей полегчало – она выбралась из этой трясины. Я бросила престижную школу, потому что у нас кончились деньги, и устроилась на работу. Она об этом так и не узнала. Я говорила ей, что продолжаю учебу, занимаюсь в спортивном клубе или хожу на свидания с мальчиками.

 – Неужели не было никого, к кому вы могли бы обратиться за помощью?

 – Мама рано осиротела. Ее воспитывали дедушка с бабушкой, но они умерли, когда я была еще ребенком. У мамы была страховка и довольно большая сумма, заработанная в Голливуде, но эти деньги были переведены в Якир и там и остались. Того, что я зарабатывала, не хватало на дорогие лекарства и больницу. Но мне так хотелось спасти маму! И я начала воровать…

 – Ваша мама не спрашивала о том, откуда у вас деньги?

 – Нет. В последние годы она жила словно в полусне. Часто ей казалось, что она все еще снимается в кино, что как прежде – звезда экрана.

 По губам Адриенны скользнула слабая улыбка: она смотрела на чайку, стремительно несущуюся над водой.

 – В конце концов я призналась во всем Селесте. Раньше она думала, что нам помогает отец. Узнав обо всем, Селеста страшно разбушевалась, потребовала, чтобы я взяла деньги у нее, но я не хотела жить за ее счет. О своей матери я обязана была сама позаботиться. Селеста и так очень много для нас сделала. – Адриенна помолчала, потом с гордостью добавила: – Я всегда тщательно выбирала цель. Я крала только у очень богатых.

 – Это мудро, – заметил Филипп с иронией.

 – И очень прижимистых. У таких, как леди Кэролайн.

 – Да, ее бриллиант был великолепен! – Откинувшись на спинку стула, Филипп вытащил сигарету. – Двадцать два карата и почти без изъянов. Я всегда завидовал, что он достался не мне.

 – Это была сказочная работа. – Девушка положила локти на стол, а подбородок – на скрещенные руки. – Она держала его в подвале. Система охраны была первоклассной. Там были тепловые сенсоры, детекторы, реагирующие на движение, инфракрасные лучи. Это ограбление я планировала шесть месяцев.

 – И как же вы это сделали?

 – Меня пригласили провести там уик-энд. Поэтому мне не пришлось ломать голову над тем, как проникнуть в дом незамеченной. Я использовала магниты и мини-компьютер. На втором этаже оказались лучевые датчики, но с этим я справилась достаточно легко – просто проползла под ними. Само хранилище было снабжено часовым замком, но я перехитрила компьютер, убедив его, что на самом деле было на шесть часов больше. Я использовала некое приспособление из будильника и микросхем. Мне пришлось миновать еще две системы сигнализации и заклинить камеры. После этого можно было действовать свободно. Как только я оказалась в безопасности в своей комнате, я включила сигнализацию с помощью дистанционного управления.

 – И ухитрились справиться с сигнализацией, пока находились в доме?

 – А разве был способ лучше?

 К Адриенне вернулся аппетит, и она начала намазывать джемом следующий тост.

 – Я сунула бриллиант в баночку с кремом для лица, хотя, разумеется, никто не стал бы меня обыскивать и осматривать мои личные вещи.

 – Естественно.

 – В четыре часа утра меня разбудил сигнал тревоги, и ко мне наведалась леди Кэролайн.

 Филипп смотрел, как она откусывает хлеб с джемом.

 – Это можно было бы назвать жестоким поступком.

 – Она не вызывала моей симпатии. Из своего состояния в сорок миллионов фунтов леди Кэролайн на благотворительность тратила всего полпроцента.

 – Значит, по тому, как человек относится к бедным, вы определяли, грабить его или нет?

 – Да. Я знаю по себе, что значит нужда. – Адриенна передернула плечами, будто старалась избавиться от застарелой боли. – Когда мама умерла, я продолжала воровать.

 – Почему?

 – По двум причинам: первая заключалась в том, что это давало мне возможность перераспределять деньги людей, которые в противном случае держали бы свое богатство в сейфах. Например, сапфир Мадлен Моро дал мне возможность внести приличную сумму в фонд вдов и сирот.

 Филипп выбросил сигарету через ограду балкона, потом сделал большой глоток из чашки с почти остывшим кофе.

 – Хотите сказать, что вы современный Робин Гуд? Адриенна ответила не сразу.

 – В известном смысле, да. Но честнее сказать: я просто выбрала себе такой бизнес. С каждой кражи я оставляю себе комиссионные. Дело в том, что, как вы прекрасно знаете, кража драгоценностей – дорогостоящее занятие. Приходится тратиться не только на первоклассное оборудование, но и на то, чтобы поддерживать свой имидж – прилично одеваться и так далее. Кроме того, мне не нравится быть бедной.

 – Согласен. Лично я бедность ненавижу. – Филипп взял цветок из вазы и начал вертеть его в руках. – И большие у вас комиссионные?

 – По-разному, но обычно между пятнадцатью и двадцатью процентами. Все зависит от начальных вложений в дело. Например, для ограбления Сект-Джонов потребовалось, – она начала загибать пальцы один за другим, – покупать авиабилеты, заказывать номер в отеле, потом питание, форма горничной и парик, несколько междугородных звонков. Что касается покупок и экскурсий, то это я оплачиваю из своих средств.

 – Естественно.

 Адриенна спокойно встретила его взгляд.

 – Не вам меня судить, Филипп, потому что много лет своей жизни вы были вором.

 – Я не сужу, а удивляюсь. Сначала вы говорили мне, что все эти годы занимались своей работой в одиночку.

 – Это верно. А вы разве нет?

 – Да, но… – Он не закончил фразу. – Ладно. А теперь вы мне сообщаете, что в последние несколько лет отдавали все деньги на благотворительность, кроме пятнадцати или двадцати процентов комиссионных.

 – Я в своем роде филантроп. – Адриенна улыбнулась. – И люблю свою работу. Вы знаете, что чувствуешь, когда держишь в руках миллионы. Смотреть, как бриллианты сверкают у тебя на ладони, и знать, что они стали твоими, потому что ты умна и ловка.

 – Да, это действительно здорово! Никто не поймет вас лучше меня. Мне хорошо знакомо это чувство.

 – И когда ночь холодная и тебя продувает ветром, когда ты карабкаешься вверх, а руки у тебя крепкие, как сталь, а мысль твоя ясна и остра, как лезвие ножа. А предвкушение того, что будет… Это то же, что ты чувствуешь, когда собираешься открыть бутылку «Дом Периньон», помните это ощущение перед тем, как вылетит пробка, и ваше возбуждение напоминает пузырьки, стремящиеся вырваться на свободу.

 Филипп вытащил из пачки следующую сигарету. «На самом деле за этим стоит гораздо большее, – подумал он. – Скорее это похоже на мгновение, когда ты чувствуешь, как в порыве страсти твое семя извергается в лоно женщины».

 – Я знаю, что это может стать наваждением. Однако знаю также и то, что, когда достигаешь вершины, надо остановиться.

 – Как сделали вы?

 – Верно. Умный игрок понимает, когда выигрыш настолько велик, что пора прекратить игру, потому что счастье и удача могут покинуть его. – Филипп выдохнул дым. – Вы назвали мне одну причину, Эдди. А как насчет другой?

 Она ответила не сразу. Поднялась с места и подошла к перилам, загляделась на пляж, который был хорошо отсюда виден. Адриенна не знала, доверяет ли она этому человеку. Да и почему она должна была ему верить? Уж слишком они похожи.

 – Сначала мне нужно было утвердиться.

 – В чем?

 – То, что я скажу вам, должно остаться между нами. Вы не должны этого сообщать вашему начальству.

 Филипп пожал плечами.

 – Я здесь далеко не только потому, что должен информировать свое начальство.

 – Не знаю.

 Адриенна помедлила с минуту, пытаясь оценить, насколько он искренен.

 Она могла бы солгать, могла бы сказать правду и прикидывала, что безопаснее. Если он по-прежнему будет следовать за ней по пятам, она не сможет вернуться в Якир, чтобы забрать то, что по праву принадлежит ей.

 – Я знаю, кем вы были, Филипп, но не спросила, почему это произошло.

 – А вы хотели бы узнать?

 Адриенна удивленно посмотрела на него. Она не ожидала, что Филипп с такой готовностью отзовется на ее слова.

 – Да, но не сейчас. Что касается меня, то я никому не рассказывала о своей жизни так подробно, как вам. Даже Селеста знает только часть правды. Я никого не хочу допускать в свою личную жизнь.

 – Но сейчас уже слишком поздно идти на попятный, и нет смысла сожалеть о том, что сделано.

 – Да. – Адриенна снова повернулась к молодому человеку. – Мне хочется знать о вас все. Неважно, из каких побуждений вы стали вором. Лучшие воры – это сочетание практицизма и романтики. Какую роль в вашей деятельности сыграла романтика?

 Филипп тоже поднялся и остановился у перил – их разделял стол.

 – Большую, если, как видите, наши пути пересекаются снова и снова. И не имеет значения, насколько неудобным это может быть для нас обоих.

 Даже под жарким солнцем Адриенна вздрогнула, как от холода. Она знала, что судьба – это нечто такое, чего изменить нельзя.

 – Вероятно, вы правы, но для меня сейчас это не главное. Вы спросили, почему я продолжаю работать, и я отвечу вам. Ради практики, так сказать, ради тренировок, потому что впереди меня ждет величайшее дело моей жизни. Впрочем, такое дело стало бы величайшей кражей для каждого.

 Филипп напрягся. Он никак не ожидал услышать такое.

 – Что вы хотите сказать?

 – Вы слышали о «Солнце и Луне»? У Филиппа сжалось горло.

 – Господи, да вы рехнулись! Вы что, не знаете, что один безумец уже пытался украсть ожерелье? Вору отрубили обе руки, а потом перерезали глотку.

 – И кровь его омыла «Солнце и Луну». – Адриенна передернула плечами. – Из таких сплетен рождаются легенды.

 – Это не игра. В Якире не проявляют к ворам милосердия и не сажают их в тюрьму. Ради бога, Адриенна, вы это знаете лучше меня! В вашей стране не имеют понятия о справедливости и правосудии.

 – Я добьюсь своего! – Адриенна отступила на шаг и заговорила страстно и убежденно: – С того самого первого раза, когда я совершила кражу, чтобы заплатить за лечение матери, я поклялась, что добьюсь справедливости. Ожерелье принадлежало ей. Это был свадебный подарок. По законам Якира, что подарено женщине на свадьбу, остается с ней навсегда, даже после смерти или развода. То, чем обладает женщина к моменту брака, становится собственностью мужа, и он волен делать с этим имуществом, что пожелает. Но то, что подарено невесте, становится ее собственностью навсегда. Поэтому «Солнце и Луна» принадлежит моей матери. Абду отказался отдать ей драгоценности, и я намерена их вернуть.

 – Но какой в этом смысл?

 Адриенна словно бы не слышала вопроса Филиппа и продолжала с горечью рассуждать вслух:

 – Отец должен за все ответить! Он знал, в каком отчаянном положении мы оказались. Я наступила на горло собственной гордости и написала ему, попросила о помощи. Абду ответил, что подал на развод и снимает с себя всякую ответственность, не собирается помогать бывшей жене и ее ребенку. Мама была больна, поэтому мы не могли поехать в Якир и потребовать в соответствии с законом, чтобы нам вернули ожерелье.

 – Но теперь слишком поздно – ожерелье уже ничего не сможет изменить.

 – Вы ошибаетесь, Филипп. – Теперь в голосе Адриенны уже не было страсти, он стал ледяным и каким-то мертвым. – Мстить никогда не поздно. Когда я заберу ожерелье – красу и гордость Якира, то нанесу отцу страшный удар. Пусть испытает хоть часть страданий, которые выпали на долю мамы. Я мечтаю о мести и осуществлю ее! Это будет сладкая месть!

 Филипп никогда не испытывал к кому-то ненависти. Он никогда не крал ради высокой цели; единственное, чего он хотел, – это выбраться из нищеты и жить в комфорте. Но он не мог не понять Адриенну.

 – Вы представляете, что будет, если вас поймают?

 Она пристально посмотрела на Филиппа. Ее глаза были темными и спокойными.

 – Прекрасно представляю. Ни мой титул, ни американское гражданство не защитят меня. Я сама за все отвечу. Но согласитесь, некоторые азартные игры сопряжены с риском.

 – Однако, – нахмурился Филипп, – риск здесь будет очень большим.

 – Я знаю, как похитить драгоценности. У меня было десять лет на то, чтобы разработать план.

 Стальные нотки в ее тоне подсказали Филиппу, что отговаривать ее бесполезно.

 – Мне хотелось бы услышать, в чем он состоит.

 – Может быть, я расскажу вам об этом в другой раз. Неожиданно Филипп улыбнулся, казалось, его настроение резко изменилось.

 – Хорошо, мы поговорим об этом позже. А сейчас мне хочется искупаться.

 «Нет, я не должна ему доверять, – снова подумала Адриенна. – Лучше всего приглядывать за ним, пока он будет приглядывать за мной».

 – Я тоже с удовольствием искупаюсь, – кивнула она. – Встретимся на пляже минут через пятнадцать.

 Вода была прохладной и прозрачной, похожей на жидкое стекло. Кораллы поражали взгляд причудливыми формами и игрой красок, течение колыхало фантастически красивые водоросли. Между ними сновали рыбы с радужными хвостами, переливаясь всеми цветами радуги.

 Надев маску, Адриенна нырнула достаточно глубоко. Филипп последовал за ней. Они могли изъясняться только жестами, но этого было вполне достаточно, так как они хорошо понимали друг друга.

 Адриенна не задавалась вопросом, почему она чувствует себя так легко в обществе Филиппа – ее покинули настороженность и нервозность, ей было так же хорошо с ним, как в тот вечер, когда они ужинали в загородном ресторане. У нее не было друзей, а только множество знакомых, и они так же легко входили в ее жизнь, как и покидали ее. Хотя девушка и не доверяла Филиппу полностью, между ними уже возникла дружба, и она была рада, что он рядом. С ним Адриенна не была принцессой или выдающимся вором, а просто женщиной, наслаждавшейся солнцем и волшебством моря.

 Она всплыла на поверхность и поднялась над водой, опираясь ластами на подводный камень. Вода стекала с ее волос, как драгоценные камни, блестела на коже. Филипп тоже вынырнул и встал рядом. Он тряхнул головой, чтобы откинуть прилипшие ко лбу волосы, и спросил:

 – Что вас так развеселило?

 – Одна рыба с выпученными глазами. Она напомнила мне лорда Фьюма.

 – Вы всегда смеетесь над своими жертвами?

 – Только когда они того заслуживают. О, какое чудесное солнце! – Адриенна закрыла глаза и подняла лицо, подставляя его солнечным лучам. Сейчас она напоминала русалку или сирену. – Но вам-то не следует долго оставаться на солнце – оно не пощадит вашей бледной британской кожи.

 – Беспокоитесь обо мне?

 Когда Адриенна взглянула на молодого человека, в ее глазах не было настороженности – казалось, он ее позабавил. «Прогресс, – подумал Филипп, – хотя и небольшой».

 – Я не простила бы себе, если бы по моей вине вы получили солнечный ожог.

 – А в Лондоне сейчас идет снег, все садятся за стол и принимаются за рождественского гуся.

 – А в Нью-Йорке гуся еще не начинают жарить. – Адриенна набрала в ладони воды и пропустила ее сквозь пальцы. – У нас всегда бывала на Рождество индейка, – вздохнула девушка и, прикрыв глаза рукой, начала вглядываться в горизонт. – Смотрите, приближается корабль.

 Чтобы лучше его рассмотреть, она попыталась приподняться и соскользнула в объятия молодого человека. Он подхватил ее в воде и прижал к себе. Адриенна попыталась отстраниться, но он держал ее крепко, а ее ноги не доходили до дна. Чтобы удержаться на месте, ей пришлось ухватиться за его плечи.

 Она видела, что глаза его потемнели, как туман, в тот момент, когда луна скрывается за облаками. Его дыхание касалось ее губ, его руки потянулись к ней и коснулись ее кожи. Когда Филипп подался вперед, Адриенна повернула голову, и его губы прикоснулись к ее щеке. Ее охватило странное чувство – смесь страха и желания.

 – Вы словно море, – сказал Филипп. – Прохладная и непокорная. – Он снова провел губами по ее коже и почувствовал, как она задержала дыхание, а по телу ее пробежала дрожь. – Адриенна!

 Она заставила себя посмотреть на него. Она всегда смотрела в лицо опасности. Солнце нагревало ее волосы; отражаясь от воды, оно казалось ослепительным. Где-то позади раздавались голоса, но звучали они еле слышно, потому что сердце ее билось, как молот, буквально оглушая ее. Филипп улыбнулся.

 – Расслабьтесь. – Его пальцы погладили ее по спине. – Я держу вас и не дам утонуть.

 Их губы слились и оторвались друг от друга только тогда, когда у обоих перехватило дыхание. Понимая, что еще чуть-чуть, и он не сможет сдерживать свое желание, Филипп отстранил ее от себя.

 – Как насчет того, чтобы выпить? Адриенна непонимающе уставилась на него.

 Он поцеловал ее в кончик носа и прикоснулся к ней легко и бережно.

 – Я сказал, давайте выпьем, к тому же моей бледной британской коже угрожает солнечный ожог.

 – Ах, да! – Адриенна словно очнулась от действия снотворного или наркотика и согласилась: – Хорошо. Пойдем в бар.

 Они пили терпкую ледяную «Маргариту» и слушали трио музыкантов, играющих на маримба^[33] рождественские гимны. С аппетитом, пробужденным солнцем и водой, уплетали энчиладас^[34], щедро сдобренное сыром и острым соусом. Затем поехали кататься по острову, выбрав узкую извилистую дорогу. Они проезжали мимо маленьких каменных памятников, вызвавших у Адриенны мысли о старинных ритуалах и древних богах.

 Филипп решил заполнить весь ее день, заставить забыть о печали, овладевшей ею на рассвете. Он больше не спрашивал себя, нужно ли ее защищать и утешать. Мужчина, жизнь которого прошла среди женщин, всегда принимает правильное решение.

 Дорога привела их к северной оконечности острова и к маяку, откуда открывался потрясающий вид.

 Прихватив по бутылке минеральной воды, они уселись на сухую траву и смотрели, как море пенится у берега и выплевывает эту пену.

 – Расскажите мне о своем доме.

 – В Лондоне?

 – Нет. – Адриенна сбросила сандалии. – О том, что за городом.

 – Вам он показался бы истинно британским.

 Когда Филипп прикоснулся к ее волосам, она не отпрянула. Это было что-то новое в их отношениях.

 – Дом эдвардианский, кирпичный, трехэтажный. В нем есть картинная галерея, где много портретов, и, поскольку я не знаю своих предков, мне пришлось их позаимствовать.

 – Откуда?

 – Из антикварных магазинов. Есть там дядя Сильвестр, очень суровый викторианский джентльмен, и его жена тетушка Агата с лицом, похожим на пудинг. Приобрел я себе и несколько кузин, одни из них очень величественные, другие же просто зловещие. Есть прабабушка. Она не отличалась благонравием, вероятно, была просто потаскухой и втерлась в семью, несмотря на яростное сопротивление, но уж правила ею железной рукой.

 – Вы страдали от того, что у вас не было большой семьи?

 – Может быть. Во всяком случае, портреты этих так называемых родственников украсили стены галереи. Из гостиной можно попасть в сад, где есть розы, рододендроны, сирень, лилии. Там живая изгородь из тиса, а в западной части рощица из ясеней и небольшой ручей. Есть еще и тимьян, лесные фиалки…

 Адриенна почти ощутила их запах.

 – Почему вы купили этот дом? Вы не похожи на человека, склонного проводить тихие вечера у камина или бродить по лесам.

 – Всему свое время. Я купил его, чтобы у меня было место, где я смогу осесть, когда решу, что пришло время остепениться.

 – Вы к этому стремитесь?

 – Я всегда стремился к комфорту. – Филипп пожал плечами и осушил свою бутылку. – Еще совсем юным я понял, что для того, чтобы хорошо жить в Лондоне, надо брать то, что можно взять, и при этом опередить других желающих. И оказался расторопнее многих.

 – Вы были легендой. Да нет, не ухмыляйтесь, правда, были. Каждый раз, когда происходила какая-нибудь грандиозная кража, ходили слухи, что это работа Ф. Ч. Например, коллекция де Марко. Скажите, это вы взяли ее? – Адриенна вопросительно посмотрела на него, а он только улыбнулся и потянулся за сигаретой. – Взяли или нет?

 – Коллекция де Марко – одна из лучших в Милане. Прекрасные камни, – уклончиво ответил Филипп.

 – Я знаю эту коллекцию. Так это вы взяли ее? Филипп вспомнил все так четко, будто это происходило вчера.

 – В музее бдительно охраняли эти камни. Самая современная система сигнализации, световые и тепловые датчики, электронные замки. Сама коллекция помещалась в стеклянном футляре, похожем на купол.

 – Все это мне известно. Расскажите, как вы это сделали. Я слышала по крайней мере десять вариантов описаний кражи, но все они не совпадали друг с другом.

 – Видели вы «Королевскую свадьбу», да? Ну, ту картину, где Астер^[35] танцует на потолке?

 – Да, но это просто кино, трюк, съемка с помощью особых приемов, хорошая работа оператора. Готова признать, что вы очень ловкий человек, но не до такой же степени.

 – Я запасся униформой музейного служителя и остался внутри после закрытия. Мне пришлось два часа подождать, прежде чем заняться делом, и надо было успеть все закончить, пока охранники не начали обход. Мне пришлось забраться вверх по стене и проползти по потолку.

 – Если вы не хотите рассказать мне, как вы это сделали, так и скажите.

 – Я и рассказываю, как все было. Все очень просто: я использовал вакуумные присоски. Не такие, как продаются в магазинах, торгующих инструментами и разным оборудованием, но похожие.

 – Так вам удалось проползти с этими присосками по потолку?

 – Более или менее. Конечно, во все время работы я не мог на них удерживаться. Я прицепил к потолку трапецию с помощью болтов. Помню, как я висел над этими блестящими камешками и не мог себе позволить даже вспотеть. У меня была карбидная дрель, упакованная для изоляции в стайрфоум^[36], чтобы заглушить звук. Когда мне удалось преодолеть стекло, вот тогда началась настоящая работа. У меня в мешке были стразы точно такого же веса, как те, что находились под стеклом. Если бы хоть на долю секунды вес изменился, тотчас бы включился сигнал тревоги. У меня вся эта процедура заняла почти час. При этом кровь ударила мне в голову, а пальцы онемели. После этого я раскачался на трапеции и приземлился за пределами зоны действия сигнализации.

 Помню, у меня было ощущение, будто ноги мои пронзают стрелы. Я с трудом мог ползти. И самое плохое было то, что я этого не просчитал заранее.

 Сейчас, оглядываясь на все это, Филипп мог позволить себе посмеяться.

 – Я сидел там и отчаянно колотил себя по ногам, пытаясь восстановить циркуляцию крови и представляя, что меня поймают не потому, что я оказался плох в своем деле, а потому, что мои чертовы ноги онемели и отказываются действовать.

 Адриенна слушала его рассказ с жадным любопытством.

 – И что же вы предприняли?

 – Представил себя в тюремной камере, после чего ретировался очень быстро и отнюдь не самым изящным способом – на четвереньках. К тому времени, когда включилась сигнализация, я уже отмокал в ванне в номере отеля. – Филипп швырнул сигарету в пенящуюся воду и продолжил: – Я в первую очередь деловой человек, Эдди. Именно тогда я понял, что настало время выйти из игры. Спенсер (теперь он мой начальник) подобрался ко мне слишком близко.

 – Почему, зная о том, что вы вор, Интерпол пригласил вас сотрудничать с ними?

 – Лучше иметь волка на глазах, чем дозволить ему гулять на воле. Так мне кажется. Рано или поздно допускаешь просчет. И достаточно всего одной ошибки. А я не хотел сесть в тюрьму.

 Адриенна снова устремила взгляд на беспокойное море.

 – Мне надо сделать еще только одну работу, и я надеюсь не ошибиться.

 Филипп ничего не ответил. Он был уверен, что, потратив немного времени и терпения, сможет переубедить девушку. Если не подействуют слова, он всегда сумеет создать на ее пути препятствия.

 – Что скажете насчет сиесты перед рождественским обедом?

 – Хорошо. – Она поднялась, держа свои сандалии за ремешки. – Но теперь машину поведу я.

 Адриенна долго нежилась в теплой ванне, в облаках душистой пены. Она наслаждалась неторопливыми приготовлениями, хотя вечер в обществе Филиппа едва ли можно было назвать свиданием. Девушка знала, что главная причина, по которой он готов был ее сопровождать, заключалась в том, что подолгу службы Филипп должен наблюдать за ней. Она сказала ему, что других дел на острове у нее нет, но он был не обязан ей верить.

 Так она говорила себе, выбирая на вечер тонкое белое платье с открытой спиной и широкой длинной юбкой, на которую пошли ярды и ярды ткани. Филипп убежден, что ей приятно его общество, ему и в голову не придет, что завтра… она покинет эту страну. Пора привести в исполнение план, который она начала строить десять лет назад. Скоро – после Нового года – она вернется в Якир. Адриенна вдела в уши камни, столь же холодные, как и ее мысли, и столь же фальшивые, как и тот образ, в котором она собиралась предстать перед отцом.

 Но сегодняшний вечер она проведет в свое удовольствие, нежась в свете тропического закатного солнца, слушая шепот моря.

 Когда Филипп постучал в ее дверь, Адриенна уже была готова. Он тоже был в белом. На фоне пиджака его рубашка чуть отливала голубизной.

 – Есть нечто привлекательное в том, чтобы проводить зиму в жарком климате.

 Молодой человек провел руками по ее обнаженным плечам.

 – Вы отдохнули? – Да.

 Адриенна не сказала ему, что побывала в отеле «Эль Гранде», чтобы упаковать вещи и выписаться.

 – Хорошо. Прежде чем мы отправимся обедать, я хочу кое-что предложить.

 Филипп вытащил из кармана маленькую, обтянутую бархатом коробочку.

 – Нет! – Ее голос прозвучал холоднее, чем она хотела, но он взял ее за руку и вложил коробочку в ее пальцы.

 – Невежливо отказываться от рождественского подарка, кроме того, это еще и плохая примета.

 Филипп не добавил, что вынужден был дать хорошие чаевые ювелиру, чтобы тот открыл свою лавочку в праздник.

 – Это совсем необязательно.

 – Разве? – откликнулся он. – Да ну же, Адриенна, такая женщина, как вы, должна уметь с изяществом принимать подарки.

 Конечно, Филипп был прав, а она вела себя как дура. Адриенна щелкнула замочком футляра и принялась рассматривать лежавшую на белом атласе булавку. «Нет, булавка не лежит, не покоится, – подумала Адриенна, – она будто притаилась в засаде, как пантера, такая же черная и изогнутая, с рубиновыми глазами».

 – Красиво.

 – Она напомнила мне вас. У вас есть нечто общее, – сказал Филипп, прикалывая булавку к платью.

 – От одного взломщика другому? – улыбнулась Адриенна и погладила булавку.

 – Нет, от одной беспокойной души другой, – поправил ее Филипп. И, опустив пустую коробочку в карман, подал Адриенне руку.

 Молодые люди пообедали изысканно приготовленным омаром, запивая его вином, сохранившим аромат винограда, в то время как мариачис^[37] прохаживались между столиками и пели о любви. Со своего места у окна они могли наблюдать за людьми, прогуливающимися по берегу моря вдоль дамбы, и видеть, как мальчишки, всегда охотившиеся за мелкой монетой, дежурили возле такси.

 Солнце зашло – закат был ярким и красочным, на небо поднялась медлительная и величественная луна.

 Адриенна попросила Филиппа рассказать о его детстве и была удивлена, что он не попытался увильнуть от ответа или отделаться шуткой.

 – Моя мать продавала билеты в кассе кинотеатра. Мне это нравилось, потому что я всегда мог торчать в кино, хоть целый день, и смотреть все фильмы подряд. Но мама зарабатывала мало, и денег хватало только на то, чтобы оплачивать жалкую двухкомнатную квартирку в Челси. Мой отец ворвался в жизнь матери внезапно и столь же стремительно из нее исчез, когда узнал, что мать беременна.

 В душе Адриенны зародилось сочувствие к молодому человеку.

 – Должно быть, ей было трудно одной растить ребенка?

 – Уверен, это был настоящий ад, но она никогда не подавала виду. Моя мать по натуре оптимистка и привыкла довольствоваться малым. Кстати, она страстная поклонница вашей матери. Когда мама узнала, что я обедал с дочерью Фиби Спринг, то в течение часа отчитывала меня за то, что я не привез вас повидаться с ней.

 – Да, мама имела удивительную способность располагать к себе людей.

 – Почему же вы не пошли по ее стопам и не стали актрисой?

 – А разве я этого не сделала?

 – Интересно знать, много ли вам приходилось лицедействовать.

 – Лицедействовать? – Адриенна усмехнулась. – Столько, сколько требуется. А вашей матери известно о вашем… излюбленном занятии? О вашем влечении к?..

 – Вы имеете в виду секс?

 Филипп не был уверен, что девушка рассмеется, но она рассмеялась. Потом наклонилась к нему, и свет замерцал в ее глазах.

 – Я говорю не о развлечениях, а о призвании, о вашей профессии.

 – Ну, тут и говорить не о чем. Достаточно сказать, что моя мама неглупа. Еще вина?

 – Немного, Филипп. А вы не думали о том, чтобы вернуться к прежним занятиям, чтобы совершить еще одну, необыкновенную кражу? Воспоминание о которой грело бы вас в преклонном возрасте?

 – Говорите о «Солнце и Луне»?

 – Ну, это уж мое дело, – Голос Адриенны прозвучал отчужденно.

 – «Солнце и Луна», – повторил он, внимательно наблюдая за выражением ее лица. – Два фантастических сокровища в одном ожерелье. «Солнце» – бриллиант в двести восемьдесят карат, камень чистой воды, совершенно прозрачный, и, как говорит легенда, со сложной историей. Алмаз был найден в Индии, в Декане, в шестнадцатом веке. Говорят, что в необработанном камне было восемьсот карат. Камень был найден двумя братьями, и они, как Каин и Авель, поссорились из-за него, и один из них убил другого. Убийцу не сослали в страну Нод^[38], как Каина, но судьба все равно покарала его. Его жена и дети утонули, оставив ему в утешение только холодный камень.

 Филипп отхлебнул маленький глоточек вина. Адриенна молчала, и он снова наполнил ее и свой бокалы.

 – Легенда гласит также, что он помешался и предложил свой камень дьяволу. Неизвестно, был ли принят дар или нет, но владелец был убит, а камень начал свои странствия, и всегда за ним тянулся кровавый след – ради него совершались предательства и убийства. Наконец камень примерно в 1876 году оказался в Якире.

 – Мой прапрадедушка купил его для своей любимой жены. За сумму, равную полутора миллионам американских долларов. Этот подарок обошелся бы ему дороже, но к тому времени у камня уже была дурная слава.

 Официант убрал со стола, и девушка продолжила:

 – Камень огранил венецианец, который то ли оттого, что волновался, то ли от недостатка сноровки большую часть алмаза обратил в отходы. За это, прежде чем бросить его в пустыне, ему отрубили руки. В пару камню была найдена жемчужина, которую еще в древности выловили в Персидском заливе. Она была совершенной формы – блестящая, мерцающая, как сто пятьдесят карат лунного света! Пока бриллиант сверкает, жемчужина мерцает, волшебство жемчужины непрестанно пытается побороть силу бриллианта. Вместе они как война и мир, как лед и пламя. Или как солнце и луна.

 Адриенна отпила глоток вина, чтобы проглотить комок в горле. Она хорошо помнила, как ожерелье выглядело на шее ее матери, и могла представить, только представить, что это будет за ощущение, когда оно окажется у нее в руках. Каким бы ни было его волшебство, какую бы ни сочинили о нем легенду, ожерелье она получит.

 – Я могу говорить о камнях бесконечно, могу ими восхищаться, жажду обладать ими, но не стал бы рисковать из-за них жизнью, – серьезно сказал Филипп.

 Адриенна уже собралась встать, но он схватил ее за руку.

 Филипп крепко держал ее, и в глазах больше не плясали смешинки. Ее рука, плененная им, напряглась, потом обмякла. «Власть, – подумал он, – может быть и благословением, и проклятием».

 – Жажда мести туманит мозг, и вы уже не можете рассуждать здраво. Страсть любого рода ведет к ошибкам.

 – У меня только одна страсть. – Свет свечи трепетал на лице Адриенны, подчеркивая ее красоту. – У меня было двадцать лет на то, чтобы все обдумать. Я расчетлива и холодна как лед, ничто не затуманит мой рассудок. Я отомщу и не совершу ошибок.

 Когда она поднялась из-за стола, Филипп ничего не сказал, но пообещал себе, что до конца вечера убедит ее в том, что она заблуждается.

 «Его трудно понять», – подумала Адриенна. Он мог казаться напряженным и серьезным, а через минуту – легкомысленным. Пока они ехали в отель, Филипп непринужденно и с юмором болтал об общих знакомых. Могло показаться, что и не было той минуты в ресторане, когда он взял ее за руку и так посмотрел ей в глаза, будто мог подчинить ее своей воле одной только силой взгляда. Сейчас же их разговор можно было сравнить с тропическим ветерком и лунным светом. Они оба будто забыли историю ожерелья и ту кровь, которая была из-за него пролита.

 Адриенна легко могла понять, как удалось Филиппу проникнуть в мир богатых и изнеженных. При взгляде на него трудно было поверить, что это уличный паренек из Челси, выросший без отца.

 Нельзя было в нем заподозрить и расчетливого, уверенного в себе взломщика. Он производил впечатление слегка циничного, скучающего, очаровательного и не имеющего определенной цели в жизни человека. Адриенне казалось, что ни одно из этих определений не соответствует действительности. Она поймала себя на том, что ей не хочется с ним расставаться, когда машина остановилась у входа в отель.

 – Я рассердилась, когда увидела вас утром в своем номере, – призналась Адриенна, выуживая из сумочки ключ.

 – Да, вы были просто в ярости.

 Взяв у нее ключ, он вставил его в замочную скважину.

 – Неужели я так плохо владею собой?

 Адриенна забавлялась и чувствовала себя успокоенной и умиротворенной. И то и другое можно было заметить по ее улыбке.

 – Я нечасто меняю мнение, но должна признаться, что ваше общество сегодня доставило мне удовольствие.

 – Рад это слышать, потому что намерен остаться с вами и дальше.

 Продолжая говорить, Филипп взял свою спутницу за локоть и проследовал в номер.

 – Если вы воображаете, что я все-таки собираюсь украсть камни Сент-Джонов, то можете не беспокоиться.

 Молодой человек бросил ключ на туалетный столик, потом взял из рук девушки вечернюю сумочку и положил ее туда же.

 – То, что я сейчас оказался здесь, не имеет никакого отношения к камням.

 Прежде чем Адриенна успела отступить, он положил руки ей на плечи, потом с невероятной нежностью пробежал пальцами по ее рукам сверху и до кистей. И как-то совершенно естественно их пальцы переплелись.

 – Нет.

 Он поднес ее руку к губам и поцеловал, потом то же самое проделал и с другой рукой.

 – Что «нет»?

 Жар пробежал по ее руке. Одно дело было презирать то, что вам никогда не было нужно, и совсем другое – сопротивляться тому, что внезапно оказалось вам необходимым.

 – Вам лучше уйти.

 Филипп приподнял свободной рукой волосы с ее плеча, чуть прикоснувшись пальцами к обнаженной шее, и почувствовал, как ее тело затрепетало.

 – Я бы так и сделал, если бы поверил вам. Знаете, что вас прозвали недотрогой?

 Адриенна прекрасно об этом знала.

 – Так вы поэтому добиваетесь меня? Потому что у меня такая слава?

 – Когда-то этого могло оказаться достаточным.

 – Меня не интересует близость с мужчиной, Филипп. Мне казалось, я ясно дала вам это понять.

 – Ваш талант лгуньи, пожалуй, восхищает меня больше всего.

 – Не знаю, что мне еще сделать, чтобы убедить вас, что вы зря теряете время.

 – Чтобы понять это, много времени не надо. Вы умеете так посмотреть на мужчину, что самая разгоряченная кровь тут же превращается в лед. Но сейчас вы смотрите на меня не так.

 Филипп не мог оторвать глаз от лица Адриенны. Ее полные нежные губы были полуоткрыты. Даже пресыщенный мужчина при виде этого рта испытал бы острый приступ желания.

 Адриенна подняла руку, чтобы оттолкнуть Филиппа, но вместо этого вцепилась в его рубашку и удержала его. Она чувствовала потребность в нем. Но вместе с этим пришло смущение и раскаяние.

 – Я не могу вам дать того, чего вы хотите. Я не похожа на других женщин.

 – Да, не похожа, – кивнул Филипп.

 Его пальцы пробежали по ее шее, успокаивая, уверяя в безопасности, в то время как губы заставляли трепетать каждый ее нерв.

 – И я не хочу больше того, что ты можешь дать.

 Он поцеловал ее, одурманивая, покоряя, лишая собственной воли.

 На мгновение, только на одно мгновение Адриенна прижалась к нему, губы ее приоткрылись, сердце учащенно забилось.

 Но она тут же отпрянула и отвернулась.

 – Филипп, эти игры не для меня. Она сжала руки, чтобы унять дрожь.

 Гордость помогла Адриенне прожить все эти лишенные равновесия и полные сумятицы годы. Только благодаря гордости Адриенна смогла сказать без смущения:

 – Я никогда не была с мужчиной. И никогда не хотела этого.

 – Знаю. Я понял это сегодня утром, когда ты рассказала мне о своем отце и о том, что произошло между ним и твоей матерью. Я не могу ничего ни сказать, ни сделать, чтобы изгладить из твоей памяти эти воспоминания, чтобы изменить твои чувства, хочу только сказать – отношения между мужчиной и женщиной могут быть прекрасными. Того, о чем ты мне рассказала, не должно быть.

 Филипп снова прикоснулся к ней – нежно погладил ее щеку. Это было вроде испытания для них обоих. Адриенна всегда знала, чего хочет, и считала, что может распоряжаться своей судьбой. Сегодня ей показалось, что Филипп стал ее неотъемлемой частью, что они уже неразрывно связаны.

 – Я боюсь.

 Он осторожно вынул два гребня слоновой кости из ее волос.

 – Я тоже.

 При этих его словах Адриенна открыла глаза.

 – Я тебе не верю. Почему я должна поверить?

 – Потому что ты особенная, потому что ты слишком много для меня значишь. – Он отложил в сторону гребни и провел рукой по ее волосам, пропуская сквозь пальцы. – Потому что это важно для меня.

 Он привлек ее ближе, стараясь подавить свою страсть и остаться нежным, стараясь не забыть о ее хрупкости и ее страхах.

 В ней сочеталась слабость и сила. И с первой же минуты она пыталась скрыть от него и свою уязвимость, и свою отвагу.

 – Мы можем всю ночь посвятить разговорам, Эдди. Но лучше, если ты позволишь мне на деле доказать свои чувства.

 У нее не было выбора, да, впрочем, его не было никогда. Адриенна верила в судьбу. Ее судьбой было покинуть Якир и вернуться туда. И она была обречена провести эту ночь с Филиппом, узнать, что же заставляет женщин отдавать свои сердца и свободу мужчинам.

 Она многое знала о сексе из откровенных разговоров женщин в гареме, на званых вечерах. Оставшееся с детских лет воспоминание о близости мужчины и женщины было смутным – переплетение рук и ног, тяжелое дыхание и стоны.

 И когда губы Филиппа снова приблизились, Адриенна уже готова была ему ответить. Но его поцелуй на этот раз был похож на едва слышный шепот: мимолетное и мгновенное прикосновение рта ко рту, легкое касание и отступление. Она открыла глаза и с изумлением заморгала, увидев, что он смотрит на нее. В этом прикосновении его губ не было попытки утвердить право на обладание. Сегодня Филипп призвал на помощь весь свой опыт и терпение. Он перебирал ее волосы, легко касался губами нежной кожи, сдерживал свою страсть, боясь испугать ее.

 Адриенна чувствовала себя легко и естественно в его объятиях. Он сбросил пиджак, и она без всякого смущения начала расстегивать его рубашку, стремясь скорее прикоснуться к обнаженному телу.

 Адриенна услышала, как глубоко он вздохнул, ощутив ее прикосновение. Она улавливала его шепот, но не понимала, о чем он говорит. Она не подозревала, чего ему стоит заставить себя раздевать ее медленно, приказать рукам прикасаться к ней нежно и легко, в то время как ему хотелось жадно схватить ее. Обнаженная, она вздрогнула, но осталась лежать в той же позе.

 Кожа ее слабо светилась в призрачном лунном свете, посеребрившем ее волосы, ниспадавшие теперь на грудь. Филипп знал, что такое страсть, но не подозревал, что желание может быть мучительным, что руки его будут дрожать, когда он будет срывать с себя одежду.

 Она тоже знала власть желаний, но ее желания всегда были отчетливыми и целеустремленными. Безопасность, репутация, восстановление прав. Теперь же она узнала, что бывают и такие желания, цель которых теряется, множится, но не становится ясной. Она еще боялась, но уже не его. Теперь Адриенна боялась себя и будущего, не зная пока, какую цену придется заплатить за те чувства, что она испытывает, и захочет ли она ее заплатить.

 Он показал ей, что значит гореть в пламени страсти. Она услышала свой судорожный вздох, когда ее тело, которому столь долго отказывали в наслаждении, напряглось и затрепетало.

 Филипп брал, но и щедро давал в ответ. Его руки прикасались к ее телу легко, как вода. Даже когда его губы прильнули к ее груди и тело ее, отвечая на его ласку, изогнулось, она испытала наслаждение, оно накатывало, как волны.

 Адриенна была красива и загадочна. И этого было достаточно, чтобы свести мужчину с ума. Ее страсть нарастала, она близилась к пику, но она сама не осознавала этого. И часть ее сознания инстинктивно противилась, возможно, потому, что Адриенна была не уверена, сможет ли потом заплатить требуемую цену. Если наслаждение сильно, то и плата за него высока. Бормоча нежные слова, Филипп закрыл ее рот поцелуем; ее губы приоткрылись, и он ощутил ее язык, задвигавшийся в одном ритме с его языком.

 Эти ощущения были новы для нее, но почему-то не пугали ее. Близость его тела, источающего силу и страсть, казалась ей вполне естественной. Она доверчиво отдала свое тело в его власть, предоставив ему полную свободу.

 Она чувствовала нечто большее, чем просто приятные ощущения, более сильное и острое. Ее дыхание участилось, ей не хватало воздуха. Кожа ее, столь чувствительная и восприимчивая, пылала жаром, даже ветерок, налетевший из открытого окна, не мог охладить ее. Она вдруг стала совершенно беспомощной и была готова поклясться, что никогда не испытывала ничего подобного. Никогда. Жар, охвативший все ее тело, продолжал нарастать. И тут она испытала боль, но эта боль не была похожа ни на какую другую. В первое мгновение она пыталась сопротивляться ей, но тут же забыла обо всем, отдавшись новым для себя, острым ощущениям.

 Медленно, едва прикасаясь к ней, Филипп провел рукой по ее бедру. Ее тело напряглось, потом расслабилось, и он услышал ее сдавленный стон.

 Все. Адриенна попала в расставленную ловушку. Теперь она была готова жадно впитывать все, что он мог предложить, отчаянно желала научиться всему, чему он мог ее научить. Ее разгоряченная кровь стремительно ускоряла свой бег. Адриенна тесно прижалась к Филиппу. Обнимая его, она выказывала доверие к возлюбленному, открывала ему свою душу и тело.

 Позже она тихо лежала рядом с ним и думала: нельзя, чтобы их близость полностью захватила ее и подчинила себе. Глупо чувствовать то, что она сейчас чувствует. В ее стране женщина ее возраста была бы давным-давно замужем и, если бы богу было угодно, нарожала детей. То, что случилось сегодня, было всего лишь естественной функцией организма. Женщина существует для того, чтобы дарить наслаждение и рожать мужчине сыновей.

 Боже! Она начала думать, как женщина Якира! Значит, надо немедленно бежать!

 Но рука Филиппа крепко обнимала ее. Опершись на локоть, он смотрел в лицо молодой женщине, изучая его. Это лицо еще хранило тайны, под пламенем утоленных страстей было что-то еще, чего он не мог разгадать.

 – Я сделал тебе больно? – Нет…

 Филипп дотронулся до ее лица. Адриенна не отодвинулась, но и не ответила на ласку. Ее кожа была прохладной, и он прикрыл ее простыней, ожидая, что она что-нибудь скажет, поведает ему о своих чувствах и желаниях. Но Адриенна молчала. Молчание затягивалось, становилось нестерпимым.

 – Уверен, ты меня не забудешь, – пробормотал он. – Первого любовника никогда не забывают.

 Он стремился быть ироничным, чтобы она не поняла, как он уязвлен.

 – Да, я тебя не забуду.

 Он заставил ее изменить положение, и теперь она лежала поперек его тела, ее волосы рассыпались, прикрывая обоих. Их взгляды встретились. В них был открытый вызов.

 – Давай-ка проверим это, – сказал Филипп и притянул ее к себе, снова целуя в губы.

 Когда Адриенна проснулась, солнце уже ярко светило в окна. Во всем теле она ощущала тупую, но сладостную боль, напоминавшую о том, как она провела ночь. У нее возникло желание восстановить в памяти подробности этой ночи. Ей хотелось перебирать эти воспоминания, как прекрасные драгоценные камни. Но где-то в глубине ее существа пряталась мысль о том, что покорность женщины в постели означает ее покорность во всем.

 Филипп спал рядом с ней. Она не предполагала, что он останется на всю ночь и будет обладать ею снова и снова. Она не предполагала, что ей будет так приятно лежать в темноте, слушая его ровное дыхание. Она с нежностью рассматривала лицо любимого в утреннем свете.

 Нежность. Она росла в ней, и Адриенна старалась подавить это чувство. Ей хотелось провести пальцами по его щеке, прикоснуться к нему, дотронуться до его волос, запустить в них пальцы. Ей хотелось убедиться в том, что все произошедшее между ними ночью случилось на самом деле, а не пригрезилось ей.

 Осторожно она потянулась к нему рукой, пробежалась кончиками пальцев по его коже, и в этот момент его глаза открылись. Адриенна отдернула руку.

 Филипп, рефлексы которого не притуплялись даже во сне, обхватил пальцами ее запястье и поднес руку к губам.

 – Привет.

 – Доброе утро. – Адриенна вдруг почувствовала себя неловко, нелепо, неуютно. – Мы все проспали.

 – Но ведь для того и существуют праздники. – Филипп перекатился в постели и уткнулся лицом в шею Адриенны. – А также для других приятных занятий.

 Она закрыла глаза. Неужто так трудно подавить в себе страсть? Она хотела его теперь даже больше, чем ночью.

 Влечение к любимому, после того как она познала его нежность и страсть, всецело овладело ею.

 – А как насчет завтрака? – спросила она, стараясь ничем себя не выдать.

 Филипп отодвинулся.

 – Проголодалась?

 – Умираю от голода.

 – Может, заказать завтрак по телефону?

 – Да нет, – сказала она, ненавидя себя за обман. – Пожалуй, лучше сначала принять душ, а потом отправиться понырять в Паланкар.

 – Ты наняла лодку? – Нет.

 Когда он сел в постели, Адриенна отстранилась, чтобы их тела больше не соприкасались.

 – Позволь мне позаботиться об этом. Я и сам с удовольствием приму душ, а через час встретимся в ресторане. После завтрака сможем отправиться к морю.

 – Прекрасно. – Адриенна заставила себя улыбнуться. – Возможно, я задержусь немного. Мне еще надо позвонить Селесте.

 – Ну, особенно не задерживайся.

 Он поцеловал ее, и Адриенна, уже мучимая раскаянием, вся отдалась этому поцелую. Филипп с сожалением выпустил ее из объятий.

 – А знаешь, люди могут довольно долго обходиться без пищи.

 В ответ она напряженно рассмеялась:

 – Но только не я.

 Когда Филипп ушел и Адриенна осталась одна, ее охватила грусть. Взяв себя в руки, она быстро поднялась с постели и принялась за дело.

 Она задерживалась уже на четверть часа. Филипп сидел у окна ресторана и наблюдал за солнцепоклонниками, натиравшимися маслом для загара. Он знал, что есть женщины, которые не ценят время, но тут же напомнил себе, что Адриенна к их числу не принадлежит. Сдерживая нетерпение, он допивал уже вторую чашку кофе. Если мужчина начинает считать минуты, это означает, что он не в форме. Филипп взял в руки розу, которую положил рядом с ее тарелкой. Он был совсем не в форме.

 Прошлой ночью с ним случилось нечто большее, чем пароксизм страсти и ее удовлетворение. Что-то в нем кардинально изменилось. Он не искал никого, даже и не мечтал найти, кто подошел бы ему так идеально, как она. «Впрочем, и я ей тоже подошел», – подумал он, закуривая сигарету. Если Адриенна считает, что после близости с ним ничего в ее жизни не изменилось, он докажет ей, что она заблуждается.

 Впервые в жизни Филипп принял решение, которое не должно было послужить его благу или выгоде, и все-таки он его принял. И, черт возьми, не собирался тратить утро на то, чтобы убеждать любимую, что решение это было правильным.

 Филипп раздавил сигарету в пепельнице, оставил ее дымиться, а кофе остывать и вышел из ресторана. К тому моменту, когда он приблизился к двери ее номера, в нем все возрастало беспокойство. Обругав себя влюбленным дураком, он постучал в дверь сильнее, чем это было необходимо.

 Ответа не последовало. Дверь оказалась запертой, но в кармане у него был ключ.

 Номер был пуст. Об Адриенне напоминал только запах ее экзотических духов. На туалетном столике остались следы пудры, но флакончики и тюбики исчезли.

 С минуту Филипп ощущал ярость и бессилие. Он никогда не был человеком буйного нрава, но сейчас подумал, что мог бы убить Адриенну. Подавив свои чувства, он подошел к телефону и набрал номер администратора.

 – Как давно Лара О'Коннер выписалась из отеля? Сорок минут назад? Благодарю вас.

 «Адриенна сбежала, – думал он, опуская трубку на рычаг. – Но напрасно она считает, что он не сможет ее догнать».

 В то время как Филипп поклялся разыскать ее, Адриенна пристегивала ремни в самолете. Ее глаза были скрыты темными очками, но не потому, что опухли от слез. Она не могла позволить себе такой слабости. Ее глаза выражали сожаление и раскаяние. «Филипп будет вне себя от гнева, – размышляла она. – Но потом успокоится и будет жить, как прежде, так же, как и я». В ее жизни не было места чувствам, которые он заставил ее испытать этой ночью. До тех пор, пока «Солнце и Луна» не окажутся у нее в руках, она не хочет думать ни о чем, кроме мести.

 В Лондоне шел мокрый снег, улицы города были серыми и унылыми. Резкий пронизывающий ветер рвал пальто и шляпы с прохожих, спешивших по своим делам. Люди сутулились, стараясь уклониться от его порывов. Холод пронизывал до костей и заставлял мечтать об эле, сдобренном специями. А ведь всего лишь несколько часов назад Филипп сгорал под лучами мексиканского солнца.

 – Вот и чай, дорогой.

 Верная своей давней привычке все успевать, Мери Чемберлен вошла в свою уютную гостиную. Повернувшись к матери, Филипп взял у нее из рук нагруженный снедью поднос. На нем имелось все, что он любил с мальчишеских лет. Хотя настроение у него было самое мрачное, он сделал над собой усилие и улыбнулся. Мери всегда старалась баловать сына, даже когда у нее не хватало на это средств.

 – Да ты тут наготовила еды на целый полк.

 – Должен же ты предложить что-нибудь своему гостю. Мери села за стол и взяла в руки чайник. Сервиз мейсенского фарфора^[39] был украшен бледно-розовыми цветами с золотыми листьями. Каждый раз, когда Мери ставила его на стол, она чувствовала себя важной дамой.

 – Пока он не пришел, я надеюсь, что мы выпьем по чашке чаю и поболтаем.

 Она добавила в чай. сына сливок. Мери считала, что ее сын слишком худ, и положила на его тарелку два кекса, покрытых глазурью.

 – Ну разве у нас не уютно?

 – Гм-м.

 – Пей чай, дорогой. Перемена климата – всегда тяжелое испытание для организма.

 Она знала, что рано или поздно сын расскажет ей о том, что его гнетет.

 Филипп подчинился автоматически, изучая лицо матери поверх края чашки. За последние несколько лет Мери немного пополнела. «Впрочем, это пошло ей на пользу», – подумал Филипп. Когда он был ребенком, мать всегда казалась ему слишком худой. Сейчас ее лицо приятно округлилось, и если кожа утратила девическую свежесть, то приобрела сияние, свойственное внешности зрелой женщины. Конечно, есть кое-какие морщинки, но они скорее мимические, оттого что она любит посмеяться, а не от возраста. Мери всегда была смешливой.

 Филипп внешне походил не на мать, а на того мужчину, который ворвался в ее жизнь, а потом столь же быстро ее покинул. В детстве мальчику очень хотелось найти отца, каждого мужчину, от почтальона до принца-регента, он внимательно изучал, пытаясь обнаружить в нем сходство с собой. До сегодняшнего дня он так и не знал, как поступил бы, если бы встретил отца.

 – Ты изменила прическу.

 Мери кокетливым жестом взбила волосы.

 – Да. И что скажешь?

 – Что ты красивая.

 Она довольно улыбнулась.

 – У меня новый парикмахер. Его зовут мистер Марк, можешь вообразить? – Она округлила глаза и слизнула крошку глазури с пальца. – Он так мило кокетничает, что хочется дать ему за это двойные чаевые. Все клиентки от него без ума, но я думаю, он другой ориентации.

 – Епископального вероисповедания?

 В ее глазах заплясали смешинки. Ее Фил всегда был чертенком.

 – Можно сказать и так. Ну а теперь… – Вернувшись к своему чаю, она улыбнулась. – Расскажи мне о своем отдыхе. Надеюсь, ты не пил там воды? О тамошней воде говорят такие ужасные вещи. Хорошо провел время?

 Филипп вспомнил о том, как полз по вентиляционным трубам, как прятался в платяном шкафу и занимался любовью с Адриенной.

 – Да, – коротко ответил он.

 – Нет ничего более удивительного, чем зимние каникулы в тропиках. Я часто вспоминаю, как ты повез меня в феврале на Ямайку.

 Это было после кражи камней де Марко в Милане.

 – Сейчас я сама подумываю о круизе. Может быть, отправиться на Багамы?

 Она угадала намерения Чонси, жирного, как гусеница, кота, которого подобрала и пригрела много лет назад. Прежде чем он изловчился прыгнуть на поднос, Мери налила в его блюдце сливок.

 – Меня пригласил этот милый мистер Пэддингтон.

 – Что? – Словно проснувшись, Филипп во все глаза смотрел на мать. Внизу, у его ног, кот жадно лакал сливки.

 – Я сказала, что подумываю о том, чтобы отправиться на Багамы с мистером Паддингтоном.

 – Отправиться в круиз с этим старым жирным типом? Это же смешно!

 – Мистер Пэддингтон – весьма уважаемый член общества, – возразила Мери, принимаясь за второй кекс.

 – Я не хочу, чтобы мою мать изнасиловали во время шторма.

 – И как только такое могло прийти в голову! – Смеясь, она подалась вперед и похлопала его по руке. – Во всяком случае, дорогой, ты бы этого не увидел. А теперь скажи мне, что тебя угнетает. Надеюсь, это женщина?

 Филипп поднялся, нетерпеливо отодвинув чашку, и стал нервно ходить по комнате.

 Как всегда, Мери украсила елку всякой всячиной – всем, что только пришло ей в голову. В оформлении не было единой идеи, не было гармонии цвета, зато имелось все, от полярных оленей из пластика до фарфоровых ангелов. Филипп вытянул нить золотой канители и пропустил ее через пальцы.

 – Речь идет всего лишь о бизнесе.

 – Никогда не видела, чтобы из-за бизнеса ты был так взвинчен. Не может быть, чтобы это была та славная девушка, с которой я разговаривала по телефону. Дочь Фиби Спринг.

 Когда канитель в руках Филиппа порвалась, Мери с довольным видом потерла руки.

 – Это же замечательно!

 – Ничего замечательного в этом нет. Поэтому забудь о флердоранже, а то, я вижу, ты уже почуяла запах апельсиновых лепестков.

 Он вернулся к своему стулу и опустился на него.

 – Чему ты улыбаешься?

 – Я думаю, ты влюблен. Наконец-то. Ну и как оно? Хмурясь, Филипп смотрел на свои ноги, испытывая искушение пнуть кота.

 – Гнусно.

 – Отлично! Так и должно быть.

 Не в силах сдержаться, Филипп рассмеялся:

 – Ты всегда утешишь, мама.

 – Когда ты меня с ней познакомишь?

 – Не знаю. Это проблема.

 – Конечно. Так и должно быть. Настоящая любовь не дается легко.

 Филипп усомнился в том, что по-настоящему влюбленный человек может отказаться от своего чувства ради бриллианта и жемчужины в двести восемьдесят карат.

 – Расскажи мне, что ты знаешь о Фиби Спринг.

 – О, она была потрясающей. Никто из современных актрис не может сравниться с ней очарованием.

 Одно только воспоминание о кинозвезде вызвало у Мери вздох. Когда-то она и сама мечтала стать актрисой.

 – Знаешь, теперь большинство киноактрис выглядит весьма обыкновенно, но вот Фиби Спринг никогда не была ординарной. Подожди-ка, я сейчас покажу тебе кое-что интересное.

 Мери поднялась и быстро вышла в другую комнату. Филипп слышал, как она копается в ящиках, передвигая коробки. Что-то грохнуло. Он только покачал головой. Его мать была одержимой коллекционеркой, накопительницей. У нее хранились какие-то лоскутки, никому не нужные безделушки, целые ящики вырезок и фотографий киноактеров.

 В Челси все подоконники в их квартире были заставлены маленькими фигурками из гипса. Хозяева не разрешали жильцам держать домашних животных, поэтому Мери на свой лад старалась это компенсировать.

 Филипп до сих пор помнил, как она вырезала и приклеивала в альбом снимки всех знаменитостей, от членов королевской фамилии и до голливудских звезд. Они заменяли ей семейный альбом, потому что у нее не было родных, кроме маленького сына.

 Мери вернулась, сдувая пыль с большого альбома для вырезок в красном переплете.

 – Ты ведь знаешь, что я собирала все вырезки своих любимых знаменитостей и наклеивала в альбомы.

 – Да, твои звездные альбомы.

 Не обращая внимания на его иронию, Мери села и открыла альбом.

 – Вот Фиби Спринг. Посмотри, этот снимок был сделан на премьере ее первого фильма. В то время ей было не больше двадцати.

 Филипп присел на ручку ее кресла. Фиби сразу же приковывала взгляд. Даже на черно-белой фотографии она была ослепительна. Глаза ее были – сама невинность, а тело – само обещание.

 – Это и сделало ее звездой, – размышляла вслух Мери, перелистывая страницы. Там были и другие вырезки из журналов и фотографии Фиби. На некоторых она казалась манерной, явно для них позировала. На других выглядела очень естественно. Но на всех была прекрасна.

 Рядом со снимками были наклеены статейки из бульварных газет, которые Мери вырезала. В некоторых говорилось о романах Фиби с продюсерами, режиссерами, политиками.

 – А вот снимок, когда ее выдвинули на соискание Оскара за фильм «Ребенок завтрашнего дня». Жаль, что она не получила премии, но ее сопровождал на церемонии Гэри Грант, а это чего-нибудь да стоит.

 – Я видел этот фильм. Она влюбилась не в того мужчину, родила от него ребенка, а потом ей пришлось воевать с ним и его богатыми родственниками из-за опеки над ребенком.

 – Каждый раз, когда я смотрела этот фильм, то обливалась слезами. Она была такой отважной, и с ней так плохо обошлись.

 Мери снова вздохнула и перевернула страницу.

 Появился еще один снимок – Фиби в декольтированном атласном платье склонилась в реверансе перед королевой. Потом еще один, где актриса танцует со смуглым темноволосым мужчиной с надменным выражением лица. Филиппу можно было не говорить, что это отец Адриенны. Глаза, черты лица, темные волосы – все говорило в пользу этого.

 – Это ее муж, король Абду. Об их романе писали во всех газетах и журналах. О том, как они познакомились здесь, в Лондоне, когда она снималась в «Белых розах». Как влюбились друг в друга с первого взгляда. Каждый день он присылал ей дюжины белых роз, пока ее номер в отеле не стал походить на оранжерею. Он закупал целые залы в ресторанах, чтобы обедать с ней наедине. Все это выглядело так романтично.

 Хотя Мери наблюдала все эту историю со стороны четверть века назад, ее глаза до сих пор становились влажными при воспоминании о ней.

 – Дело кончилось тем, что Фиби оставила кино, вышла замуж за короля и уехала куда-то далеко в крошечную арабскую страну.

 – Она уехала в Якир.

 – Да, верно. Все было похоже на сказку. Вот фотография, сделанная в день свадьбы. Фиби здесь выглядит как королева.

 Платье Фиби было сногсшибательным – море кружев и шелка. В руках она держала белые розы, а на шее ее сверкало и переливалось, прекрасное даже на старой пожелтевшей газетной странице, ожерелье «Солнце и Луна».

 Бриллиант и жемчужина были прикреплены к двойной золотой цепи. Оправа камней выглядела несколько старомодной, но была настоящим шедевром ювелирного искусства.

 Конечно, Филипп отошел от дел, но при виде драгоценности на снимке он почувствовал, что пульс его участился, а в кончиках пальцев появился зуд. Держать это ожерелье, владеть им хотя бы минуту было все равно что владеть. миром.

 – После того как Фиби и Абду поженились, из Якира поступало очень мало сообщений. Всего лишь несколько фотографий появилось в газетах и журналах. Говорят, там не очень-то разрешают женщинам фотографироваться. Прошел слух, что у Фиби появился ребенок – девочка. Люди посудачили, а потом начали забывать о Фиби. Из Якира доходило все меньше и меньше известий, как вдруг через несколько лет актриса объявилась в Нью-Йорке со своей дочерью. Поговаривали, что брак ее оказался несчастливым и дело кончилось тем, что она бросила мужа и вернулась домой к своей работе и карьере. После ее возвращения появилось несколько интервью, но она ничего особенного не сказала, кроме того, что скучала по актерской работе.

 Мери перевернула страницу, и там оказалась еще одна фотография. Фиби на ней была все еще красива, но больше не выглядела ослепительной, казалась нервной и напряженной. Рядом с ней на снимке была Адриенна. Ей было около восьми лет. Девочка стояла, глядя пристальным взглядом прямо в камеру, но в глазах ее была настороженность. Трудно было понять, она ли льнет к матери, или та к ней.

 – Какая печальная история! Фиби Спринг больше не снялась ни в одном хорошем фильме. Только в тех, где актриса вынуждена раздеваться и тому подобное.

 Мери перевернула еще несколько страниц. Фиби на снимках выглядела много старше, чем была, – под глазами у нее появились морщинки, а платья были вырезаны столь низко, что можно было любоваться ее все еще красивой грудью. Взгляд ее был отсутствующим, а в улыбке проглядывало отчаяние.

 – Она стала сниматься обнаженной для журналов, которые так любят мужчины. – Мери сморщила нос. Она вовсе не была ханжой, но всему же есть предел. – У нее была связь с ее агентом, однако поговаривали, что этот тип положил глаз на ее дочь. Мерзкая история.

 У Филиппа тоскливо сжалось сердце.

 – Как его звали?

 – О боже, да я не помню, не уверена, что когда-нибудь знала его имя. Но где-то здесь оно должно быть.

 – Могу я взять твой альбом?

 – Конечно. Но разве это имеет значение, Фил? – Мери накрыла рукой руку сына. – Неважно, кем были ее родители, неважно, чем они занимались, это ничего не меняет – Адриенна остается самой собой.

 – Я это знаю.

 Он поцеловал мать в щеку.

 – Но ей это важно.

 – Девушке повезло, что она заполучила тебя.

 – Да, – Филипп снова поцеловал ее, – знаю. Когда зазвенел звонок, Филипп посмотрел на часы.

 – Это, должно быть, Стюарт. Точен, как всегда.

 – Подогреть чай?

 – Он и так горячий, – сказал Филипп, направляясь к двери.

 Вошел Спенсер – его нос и щеки разрумянились от ветра.

 – Чертовски холодно. Ночью снова пойдет снег, миссис Чемберлен. – Сыщик взял ее протянутую руку и поднес к губам. – Приятно вас видеть.

 – Вы согреетесь, мистер Спенсер, если выпьете чашку чаю. Фил поухаживает за вами, а мне надо идти.

 Мери накинула манто из черной норки, подаренное ей сыном на Рождество.

 – На кухне есть еще кексы.

 – Спасибо, мама. – Он поднял воротник ее манто. – Ты выглядишь как кинозвезда.

 Ничто не могло бы доставить Мери большего удовольствия. Она ущипнула сына за щеку и удалилась.

 – Твоя мать. – прелестная женщина.

 – Да, собирается отправиться в круиз с каким-то зеленщиком по имени Пэддингтон.

 – С зеленщиком? – Спенсер сложил свое пальто и аккуратно повесил на спинку стула. Потом повернулся к чайному подносу. – Надеюсь, она будет вести себя разумно. – Он налил себе чаю. – Я думал, у тебя каникулы.

 – Так и было.

 Бровь Спенсера поползла вверх.

 – Я думал, ты покончил с этим.

 – Так и есть.

 Спенсер добавил в чай лимон.

 – Кажется, на этот раз в Париже тебя пришлось подменить.

 Хотя Филиппу уже было доподлинно известно, что произошло, он сел за стол и приготовился слушать.

 – Как вы и подозревали, за графиней следили. Наш агент проник в дом под видом повара. Кроме него, за ней наблюдали еще два человека. Но объект, должно быть, почувствовал слежку и скрылся.

 Филипп налил вторую чашку чаю. – Да ну?

 – Наши люди из службы наружного наблюдения видели его краем глаза, но описания дали очень расплывчатые. Оба считают, что в Париже он свой, знает город, как канализационная крыса. Но, возможно, они так говорят потому, что упустили его.

 – А как же драгоценности графини?

 – Он не успел их украсть. – Спенсер удовлетворенно вздохнул. – Так что мы испортили ему обедню.

 – Может быть, и не только ее. – Филипп предложил гостю кекса.

 Спенсер на мгновение заколебался, потом откусил кусочек.

 – До меня дошли кое-какие слухи.

 – Какие?

 – Может быть, они и не имеют под собой никакой почвы, но все же я держу ухо востро. Вы знаете, что у нашего голубчика есть сообщница – женщина?

 – Женщина? – Спенсер забыл про кекс и потянулся за записной книжкой. – У нас нет никаких данных о женщине.

 Филипп стряхнул пепел с сигареты.

 – Вот почему, капитан, вам нужен я. Я не знаю ее имени, знаю только, что она рыжая, похожа на потаскушку, и ума у нее хватает только на то, чтобы выполнять его указания.

 При этом Филипп улыбнулся, подумав, как разъярилась бы Адриенна, услышав такое описание собственной внешности.

 – Во всяком случае, она разговаривала с одним из моих осведомителей. – Филипп предупреждающе поднял руку. – Вы же знаете, Стюарт, что я не могу вам сказать его имени. Таков был уговор с самого начала.

 – И я очень об этом сожалею. Как подумаю обо всех этих негодяях, проходимцах и мелких воришках… Ладно, не обращай внимания. И что же она сказала?

 – Сказала, что Тень… Вы ведь знаете, что они называют его Тень?

 – Они романтики.

 – Что Тень, по-видимому, скоро выйдет в тираж. У него начинается артрит. – Филипп согнул и размял пальцы. – Эта болезнь – величайший кошмар для художников, живописцев и воров. Ловкость рук – неоценимый дар и бесценный инструмент.

 – Мне трудно ему сочувствовать.

 – Возьмите еще кекс, капитан. Итак, ходят слухи, что Тень собирается на покой.

 Спенсер замер, не донеся кекс до рта. Его глаза расширились и остекленели. Сейчас он напомнил Филиппу бульдога, только что узнавшего, что сочная косточка, в которую он было собрался вонзить зубы, из пластика.

 – Что ты имеешь в виду, говоря о том, что он собирается на покой? Неужели он воображает, что может уйти от нас? Два дня назад в Париже мы чуть было его не схватили.

 – Ну, это ведь только слухи.

 – Черт бы его побрал! – Спенсер опустил недоеденный кекс на тарелку.

 – Может быть, он только собирается отдохнуть?

 – И что же ты предлагаешь?

 – Подождать его следующего хода, если, конечно, такой последует.

 Полученная информация раздражала Спенсера, как кусок пищи, застрявший в зубах.

 – Может быть, имеет смысл сосредоточить наше внимание на женщине?

 – Может быть. – Филипп пожал плечами. – Если только у нас есть время и возможность следить за всеми рыжими шлюхами на двух континентах! – Подавшись вперед, он взял свою чашку. – Понимаю, что для вас это печальное известие, Стюарт, но не исключено, что в Париже вы упустили последнюю возможность схватить его.

 Филипп подумал о том, что должен послать чек на приличную сумму своему другу Андре, который по его просьбе позаботился о том, чтобы поводить за нос парижских агентов.

 – У меня есть кое-какие личные дела. Они потребуют недели две, не больше. Если я что-нибудь услышу, что может представлять для вас интерес, тотчас же сообщу.

 – Мне нужен этот вор, Филипп.

 Тень улыбки тронула губы молодого человека.

 – Мне тоже, и не меньше, чем вам.

 Адриенна попала в свою квартиру после двух часов ночи. Новогодняя вечеринка, с которой она ускользнула, вероятно, не кончилась бы до рассвета.

 На вечеринке Адриенне больно было смотреть на драгоценности и не думать о том, как ими завладеть. Но ей предстояло только одно дело, главное дело ее жизни. О «Солнце и Луне» она мечтала днем и ночью, видела их на портрете матери, ощущала их в своих руках.

 Когда она вернется из Якира, ее жизнь станет такой, как у всех, – приемы, благотворительные балы и путешествия. Она научится получать от этого удовольствие так, как наслаждается успехом женщина, совершившая свое жизненное предназначение. Увы, наслаждаться им ей придется в одиночестве. Нет, она не станет ни в чем раскаиваться. Успех имеет свою цену, и, как бы ни была она высока, ее следует заплатить. Она сожгла мосты, когда села в самолет и рассталась с любимым.

 Несомненно, Филипп ее забудет. В конце концов, она была просто очередной женщиной в его жизни. Адриенна не была его первой женщиной, и у нее не было никаких иллюзий насчет того, что будет последней любовью. Он же был для нее и тем и другим – первым и последним, и она была готова это принять.

 С пальто, перекинутым через руку, Адриенна поднималась по ступенькам на второй этаж. «И все же я поступила правильно», – думала она. Когда женщина позволяет себе полюбить мужчину, это всегда кончается для нее крахом.

 Она мечтала только о том, чтобы выспаться. В самое ближайшее время ей потребуется вся энергия и сноровка, весь ее ум, потому что она уже заказала билет в Якир.

 Она не стала зажигать свет в спальне, а просто бросила свое пальто на стул. Потом в темноте начала вынимать шпильки из волос. С улицы волнами накатывался шум от проходящих мимо машин, напоминая шум моря. Она почти чувствовала его запах, так же как запах табака и терпкого одеколона, и все это вместе так живо напоминало ей о Филиппе.

 Когда зажегся свет возле кровати, Адриенна замерла с руками, поднятыми к голове. Она напоминала статую, вырезанную из янтаря, ее кожа по контрасту с белым, вышитым бисером платьем казалась золотистой. Но Филипп, поднося бокал к губам, смотрел не на платье, он следил за выражением глаз Адриенны. Он был рад уловить в них смятение, потом удовольствие, однако усилием воли она погасила этот огонь.

 – С Новым годом, дорогая!

 Он поднял бокал с шампанским, приветствуя ее, потом поставил его и взял бутылку, чтобы налить вина в другой бокал. Молодой человек был весь в черном: черный свитер под горло, черные облегающие джинсы, черные сапоги из мягкой кожи. Ожидая ее возвращения, он уютно устроился в ее квартире и сидел на широкой кровати, опираясь на гору подушек.

 Адриенну обуревали противоречивые чувства – потребность в нем, раздражение, радость и раскаяние. Когда она заговорила, голос ее был холодным, как вино, которое он ей предлагал:

 – Я не ожидала, что увижу вас снова.

 – А должна была бы. Так не будем пить за Новый год, Эдди?

 Чтобы доказать и ему и себе свое равнодушие, она подошла и взяла бокал. Ее платье шелестело, как вода, и так же переливалось.

 – В таком случае за начало и за то, чтобы старые долги были уплачены.

 Соприкоснувшись, их хрустальные бокалы зазвенели.

 – Вы проделали долгий путь, чтобы произнести этот тост.

 Аромат ее духов разливался вокруг, дразнил его чувства. Филипп с трудом контролировал себя.

 – У тебя хорошие вина. Одобряю твой вкус. Адриенне вино показалось безвкусным.

 – Если хотите, я готова извиниться за то, что сбежала.

 – Не стоит беспокоиться.

 Он не мог разобраться в своих чувствах, но гнев его уже улетучился.

 – Мне следовало понять, что ты трусиха.

 – Я не трусиха.

 Адриенна поставила свой бокал рядом с его бокалом.

 – Трусиха, – повторил Филипп, глядя ей прямо в глаза, – жалкая, самовлюбленная трусиха.

 Она отвесила ему пощечину, прежде чем сама поняла, что делает, и прежде чем он догадался о ее намерениях. Глаза Филиппа потемнели от желания дать сдачи, и он выдержал паузу, прежде чем поднял бокал и поднес его к губам. Он сделал это спокойно, но пальцы его с такой силой сжали ножку бокала, что костяшки побелели.

 – Это ничего не меняет.

 – У вас нет права судить меня, нет права оскорблять меня! Я уехала, потому что так решила, потому что сочла, что так лучше, потому что не хочу быть для вас забавой.

 – Могу заверить, Адриенна, что не нахожу в тебе ничего забавного. – Отставив бокал в сторону, Филипп посмотрел на нее. – Неужели ты подумала, что меня волнует только то, что я мог несколько раз овладеть тобой под тропическим небом?

 При этих словах кровь отхлынула от лица Адриенны, потом снова прилила к щекам так, что они запылали.

 – Скорее я хотела сказать, что меня не интересует такого рода связь.

 – Можешь пользоваться любой терминологией, называть это, как хочешь. Это ты, именно ты хочешь принизить то, что произошло между нами, и свести все к пошлой интрижке и дешевой связи, к любви на одну ночь.

 – Какое это имеет значение? – Теперь в голосе Адриенны уже звучала ярость, подстегнутая сознанием его правоты. – Одна ночь, две или дюжина?

 – Черт бы тебя побрал!

 Филипп схватил ее за руку и потянул на кровать. Хотя она и сопротивлялась, он подмял ее под себя, прижал весом своего тела. Сейчас пламя, охватившее их, еще горело слабо, не обжигая и не заставляя терять рассудок.

 – Между нами произошло нечто большее, и ты знаешь это. Не просто секс, не любовное приключение, к тому же я не твой отец.

 При этих словах Адриенна замерла.

 – Дело ведь в этом? Как только к тебе приближается мужчина, как только ты испытываешь искушение уступить ему, ты вспоминаешь отца. Но со мной другое дело, Адриенна. Со мной не так и никогда не будет так.

 – Ты не знаешь, о чем говоришь.

 – Разве?

 Его лицо оказалось в нескольких дюймах от ее. Он видел, как к ней возвращаются жизнь, страсть, гнев, желание все отрицать.

 – Если тебе угодно, можешь его ненавидеть, имеешь на это право, но, черт возьми, не меряй меня одним аршином с ним или с кем бы то ни было.

 Его рот приблизился к ее губам и прижался к ним, но не с той нежностью, какую он проявлял к ней прежде, не с осторожностью, а с требовательным желанием, почти с яростью. Адриенна не пыталась сопротивляться, но ее руки, которые он пригвоздил к кровати, сжались в кулаки, потому что она почувствовала жар в крови и головокружение.

 – То, что произошло между нами, стало возможным не только потому, что я этого хотел, но и потому, что ты хотела этого не меньше, потому что ты нуждалась во мне так же, как я в тебе. Разве ты посмеешь это отрицать?

 Она хотела бы. На ее губах уже трепетала ложь, но неожиданно для себя она сказала правду:

 – Нет. Но что было, то прошло.

 – Нет, это далеко не так. Ты думаешь, что у тебя сердце бьется учащенно оттого, что ты сердишься? Ты воображаешь, что двое людей могут пережить то, что пережили мы, а потом разойтись и обо всем забыть? – Неожиданно он отпустил ее руки. – Той ночью было только начало…

 Его рот был горячим, требовательным и жадным. Когда он поцеловал ее, Адриенна неподвижно лежала в его объятиях, решив, что не даст ему ничего и ничего не примет. Но дыхание ее вдруг участилось, а губы налились теплом и приоткрылись. Он заставил их раскрыться еще больше, а его язык стал дразнить и возбуждать ее.

 Это был соблазн, действовавший сильнее, чем нежные слова и легкие прикосновения. Это был вызов, ответ на вопрос, который она никогда не осмеливалась задать.

 И тотчас же все изменилось – она прильнула к нему, отвечая на поцелуй, но, кажется, ничто не могло его удовлетворить. Филипп скользнул по ее телу вниз, нетерпеливо срывая с нее одежду. Его руки охватили ее груди, ласкали и дразнили их, пока ее соски не отвердели, пока она не ощутила в них возбуждение и жар. Это становилось все более болезненным и мучительным, и тело Адриенны содрогнулось. И, потянувшись к нему, она приняла его.

 Она жарко шептала его имя, ее слова были бессвязными и неразборчивыми, но от них его кровь яростно забурлила, и он ощущал каждый удар своего сердца, которое, казалось, билось везде. И соблазнитель оказался в роли соблазняемого.

 Это был замок, который ему надлежало открыть. И он знал, как это сделать.

 Открытые им сокровища притягивали его больше, чем те, которые ему случалось похищать из сейфов и музеев. И Филипп старался довести любимую до пика наслаждения и перешагнуть черту.

 Как бархат, их окутывала темнота, а воздух был густым и тяжелым. Адриенне было трудно вдыхать его, и, чтобы делать это, приходилось прилагать усилия, но ритм дыхания нарушался снова и снова, потому что оно прерывалось стонами. Она понаслышке знала, что наслаждение способно сотрясать тело, заставляя трепетать от желания. Теперь она поняла, как это бывает. С этого мгновения выбор действий – предлагать или нет, принимать или отказываться, давать или брать – больше не зависел от нее.

 Она сорвала с Филиппа одежду, и в одно мгновение вся ее сдержанность и скованность исчезли, будто порыв ветра задул огонек свечи. В прошлый раз она испытала наслаждение, похожее на боль, но теперь оно было совсем другим. Желать так, как она желала теперь, означало забыть обо всем на свете, кроме огня любви. Никогда прежде Адриенна так не чувствовала свое тело – биение пульса в нем, каждая его клеточка жаждала прикосновений Филиппа. Оба они были в поту, и Адриенна явственно ощущала вкус соли на губах. Воздух наполнился ароматом страсти, острым, пронзительным, возбуждающим. Когда Филипп снова прижал ее тело к постели, она услышала его неровное и напряженное дыхание. Их взгляды скрестились.

 – Я хочу видеть, как ты дойдешь до самой вершины…

 И он вошел в ее тело, и овладел ею с такой страстью, его движения были такими сильными и энергичными, что она невольно вскрикнула.

 Наконец Филипп почувствовал, что ее бедра тоже двигаются в том же ритме, отвечая на каждое его движение. Ощущения становились все более острыми. Он видел ее прекрасное лицо, слышал шелест простыней, ощущал ее благоухание, видел ее руки и ноги, которые обвились вокруг его тела. Реальность сфокусировалась в одной точке величиной с острие булавки. Он подумал, что, должно быть, это похоже на смерть. Его глаза затуманились. И когда его семя излилось, он услышал ее крик, который был эхом его крика и знаменовал то, что она достигла вершины.

 Адриенна ждала, что теперь испытает стыд и отвращение к самой себе, но чувствовала только нежное медленное затухание наслаждения. Филипп делал с ней такие вещи, которые, как она думала, никогда не могут доставить ей радости, и она все охотно принимала. Адриенна купалась в новых ощущениях. И даже теперь, когда острота страсти прошла, понимала, что и впредь охотно примет все.

 «Она даже не представляет, как прекрасна», – подумал Филипп. Адриенна была восхитительна в своей наготе, ее длинные стройные ноги были раскинуты, кожа еще хранила тепло пережитых наслаждений, волосы в беспорядке разметались по подушкам. На ней не было ничего, кроме бриллиантовых сережек-капелек в ушах, которые игриво подмигивали в свете лампы.

 – Они настоящие, – сказал Филипп, разглядывая серьги. – Да.

 – Кто их тебе подарил?

 – Селеста. На мое восемнадцатилетие.

 – Хорошо. Если бы они были от мужчины, я бы приревновал. А сейчас у меня не осталось сил для ревности.

 Она открыла глаза и улыбнулась.

 – Не знаю, что мне следует сказать.

 – Ну, ты могла бы сказать, что считаешь это замечательным началом нового года.

 Ей захотелось дотронуться до его волос. В неярком свете они казались золотыми.

 – Филипп, ты должен понять, что это ничего не может изменить. Тебе было бы лучше вернуться обратно в Лондон.

 – Хм-м. А ты знаешь, что у тебя здесь родинка? – Он провел рукой сверху вниз по ее бедру. – Я мог бы найти ее даже в темноте.

 – Я должна быть практичной. – Адриенна хотела бы верить в то, что говорит. – Надо, чтобы ты был практичным тоже.

 – Блестящая идея. Давай выпьем за это. – Перегнувшись через нее, Филипп достал бокалы.

 – Филипп, я хочу, чтобы ты выслушал меня. Возможно, я была не права, когда так внезапно улетела из Мексики, но я думала, что это облегчит наше расставание. Я хотела избежать неприятных объяснений…

 – Несчастье твое в том, Эдди, что ты пытаешься мыслями подменить чувства. Но продолжай, говори, что ты хочешь сказать.

 – Я не могу позволить себе ввязаться в любовные отношения ни с тобой, ни с кем-нибудь другим. Все, что я должна делать, требует от меня максимума сосредоточенности. Ты знаешь, как это важно, чтобы ничто не отвлекало от дела.

 – Ты хочешь сказать, что это я помеха? – Ее слова скорее позабавили, чем рассердили Филиппа.

 С минуту Адриенна молчала.

 – Тебе нет места в моем будущем. Даже после того, как я со всем этим покончу, то предпочту остаться одна. Я никогда не позволю себе устроить свою жизнь так, чтобы центром ее оказался мужчина. Я не хочу, чтобы мои решения основывались на чувствах к одному человеку. Если это звучит эгоистично, извини. Но я знаю, как легко потерять себя.

 Филипп молча выслушал ее и некоторое время хранил молчание. Наконец он сказал:

 – Все это разумно и было бы прекрасно, если не считать одной вещи. Я люблю тебя, дорогая.

 Ее губы приоткрылись. «Она в смятении», – решил он. Но вдруг Адриенна рванулась, и он едва успел ее удержать.

 – Нет, тебе не удастся убежать.

 Филипп потянул ее назад, не обращая внимания на то, что бокал упал на пол и вино растеклось по ковру.

 – И я не позволю тебе бежать от себя самой.

 – Не делай этого!

 – Уже сделал.

 – Филипп, ты в плену своих фантазий. Ты видишь в романтическом свете то, что произошло между нами.

 – Тебе спокойнее считать так?

 – Речь не идет о моем спокойствии. Я говорю о здравом смысле. – Но это не было правдой. Адриенна почувствовала, как в сердце ее зародился страх. – Давай не будем еще больше осложнять наших запутанных отношений.

 – Прекрасно, пусть все будет просто.

 Он заключил в ладони ее лицо, на этот раз нежно.

 – Я люблю тебя, Эдди. Тебе придется привыкнуть к этой мысли, потому что я не позволю тебе отделаться от меня. А теперь успокойся, – Филипп провел рукой по ее груди и накрыл ее ладонью, – и я покажу тебе, что имею в виду.

 Адриенна приподняла голову с подушки, моргая от солнечного света, потом потянулась. Рука Филиппа поднялась вместе с ее рукой. Звякнул металл. Шокированная, не в силах произнести хоть слово, молодая женщина не могла отвести глаз от наручников, приковавших ее запястье к его руке.

 – Мерзавец!

 – Мы это уже установили раньше. – Одним резким движением он рванул ее к себе, так что она оказалась лежащей у него на груди. – Доброе утро, дорогая.

 Она попыталась оттолкнуть его, но снова упала ему на грудь.

 – Что, черт возьми, это значит? – Адриенна с силой ударила его так, что он вздрогнул.

 – Это простая предосторожность, чтобы ты не проскользнула в щель под дверью.

 Свободной рукой Филипп притянул ее лицо к своему. Его плоть моментально отвердела при одном воспоминании о том, что между ними было.

 – Я люблю тебя, Эдди, но не доверяю тебе.

 – Сними немедленно это железо!

 Молодой человек перекатился на постели так, что их ноги переплелись.

 – Я надеялся, что ты позволишь мне заниматься с тобой любовью и доказать, что я способен на это, даже когда одна моя рука закована.

 Она проглотила смешок.

 – Отложим до другого случая.

 – Устраивайся поудобнее.

 Он снова опустил голову на подушку и закрыл глаза.

 – Филипп, я сказала: немедленно сними это.

 – Позже, когда наступит время вставать.

 Адриенна опять рванула их соединенные наручниками руки.

 – Я не хочу, чтобы меня заковывали, как рабыню.

 – Прелестная мысль.

 – Я встаю.

 – Так рано?

 Адриенна поднесла наручник к лицу, чтобы лучше рассмотреть замок. Она подумала, что смогла бы его открыть, если бы у нее была возможность добраться до своих инструментов.

 – До того как я познакомилась с тобой, я была ранней пташкой.

 При этом заявлении он открыл оба глаза.

 – И чего это ради?

 Бессильная что-либо сделать, она взобралась на Филиппа.

 – Где этот чертов ключ?

 – Да ладно, не сердись.

 Адриенна внезапное бешеной силой дернула наручники. Она вмиг оказалась на коленях и увидела Филиппа распростертым на полу. Это было большим наслаждением.

 – Ну что за спешка? – поморщился он, потирая ушибленное место.

 Пытаясь побороть смех, Адриенна отвела волосы от глаз.

 – Если уж тебе это так необходимо знать, мне надо в туалет.

 – О, так почему же ты не сказала?

 Она стиснула зубы с такой силой, что воздух засвистел, вырываясь сквозь них.

 – Я не знала, что должна объявлять об этом, пока не оказалась прикованной к тебе.

 – Приятное чувство, правда? – спросил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

 – Филипп!

 – Да, ключ. – Он оглянулся, потом заметил джинсы, брошенные на пол у изножия кровати. – Пошли. – Филипп шагнул к джинсам. Адриенна, чертыхаясь, была вынуждена следовать за ним. – Он в кармане.

 Филипп сунул руку в один карман, покопался в нем и, не найдя ничего, обследовал второй.

 – Филипп!

 – Нет? Ну тогда… – Он бросил джинсы на прежнее место. – Есть у тебя шпилька?

 Чуть позже, увидев Адриенну, одетую в свободный свитер и поджаривающую бекон, Филипп залюбовался ею. Она была прелестна и в этом простом наряде, а запах еды дразнил аппетит.

 – Что ты делаешь?

 – Готовлю завтрак. Кофе горячий.

 – Ты умеешь готовить?

 – Конечно. Мы с мамой много лет жили без слуг. И я до сих пор предпочитаю заботиться о себе сама.

 – И ты готовишь для меня завтрак?

 Слегка смущенная, она схватила картонку с яйцами.

 – Ради всего святого! Это не такая уж большая жертва!

 – Но ты готовишь его для меня, – повторил Филипп и приподнял волосы у нее на затылке, чтобы поцеловать. – Ты меня любишь, Эдди, хотя еще не осознала этого.

 Во время еды Филипп старался преодолеть ее настороженность и заставить Адриенну расслабиться. Устроившись у окна, выходившего на Сентрал-парк, они не спеша пили кофе и все еще сидели там, когда начали падать первые хлопья снега.

 – Как красиво! Когда я увидела снег в первый раз, то заплакала, потому что подумала, что он не перестанет идти, пока мы все не будем погребены под ним. Потом мама повела меня на улицу и показала, как слепить снеговика.

 Адриенна отодвинула пустую чашку.

 – Я бы хотела, чтобы у меня было несколько свободных дней и я могла бы побродить с тобой по Нью-Йорку и показать его тебе, но у меня слишком много дел.

 – Я не возражаю против того, чтобы поболтаться с тобой.

 Она сделала новую попытку:

 – Если бы ты мог вернуться через несколько недель, я бы освободилась и поводила бы тебя по музеям, картинным галереям и шоу.

 Прежде чем зажечь сигарету, Филипп постучал ею по столу.

 – Я приехал сюда не развлекаться, Эдди, а для того, чтобы побыть с тобой.

 – Филипп, в конце недели я улетаю в Якир.

 Он сделал глубокую затяжку, чтобы успокоиться.

 – А вот это нам надо еще обсудить.

 – Нет, я не собираюсь ничего обсуждать. Мне жаль, что ты не понимаешь и не одобряешь меня. Но это не имеет… это… ничего не меняет.

 Он продолжал смотреть в окно на снег. Мальчик вывел на прогулку целую свору собак. «Прелестная сценка», – машинально отметил Филипп. Когда он заговорил, в его голосе не было ни гнева, ни угрозы. Да он и не хотел, чтобы его слова прозвучали как угроза. Это была простая констатация факта.

 – Есть вещи, которые подвластны мне, Эдди. Я мог бы сделать так, чтобы у тебя появились трудности с отъездом из этой страны или тебе просто не удалось бы ее покинуть и тем более отправиться в такое неспокойное место, как Ближний Восток.

 Она вскинула голову, и вид ее изменился – теперь она выглядела царственно.

 – Я принцесса Якира, не забывай об этом. Если я захочу навестить свою родину, ни ты и никто другой не смогут меня остановить.

 – У тебя это здорово получается, – сказал Филипп. В то время как он смотрел на нее, на мгновение в его памяти промелькнуло лицо ее отца, виденное им на фотографии. – Если бы ты собиралась только навестить свою страну, то была бы права. А так я могу тебя остановить, Адриенна, и сделаю это.

 – Не тебе решать.

 – Сохранить твою жизнь – представь, теперь это для меня самое главное.

 – Тогда ты должен понять, что, если я туда не поеду и не сделаю того, что должна, ты можешь считать меня мертвой, потому что для меня это будет равносильно смерти.

 – Ты все излишне драматизируешь. – Перегнувшись через разделявший их стол, Филипп схватил ее за руки и заставил посмотреть себе в лицо. – Теперь я знаю больше. В последние дни я провел много времени за чтением статей о твоей матери, кое-что раскопал и по крохам собрал сведения о твоем отце и твоем детстве.

 – Зачем ты это сделал?

 – Не сердись. Я знаю, что в прошлом тебе было трудно, но с этим покончено. – Он сжал ее руки. – Ты цепляешься за воспоминания, с которыми должна была бы покончить много лет назад.

 – Я хочу забрать то, что принадлежит мне по праву рождения и по закону. Я хочу вернуть достоинство, украденное у моей матери и у меня.

 – Мы оба знаем, что камни никому не прибавляют достоинства.

 – Ты не понимаешь. И не можешь понять меня! – На мгновение ее пальцы сжали его руку, потом отпустили. – Пойдем-ка со мной.

 Адриенна повела его из уютного уголка, где они завтракали, через холл в гостиную. Гостиная была обставлена белой мебелью, и стены в ней тоже были белые, и эту белизну только кое-где нарушало несколько ярких пятен. Над мраморным камином, блестевшим, как зеркало, висел портрет.

 Он гораздо лучше и точнее передавал красоту Фиби Спринт в расцвете ее молодости, чем любая вырезка из журнала или даже кадры из фильмов, которые он видел. Ее ослепительные рыжие волосы волнами ниспадали на плечи. Кожа была белой, как парное молоко, и эффектно контрастировала с изумрудно-зеленым платьем, облегавшим грудь и оставлявшим открытыми руки и плечи. Полные чувственные губы Фиби, казалось, вот-вот дрогнут в улыбке. А глаза ее, ярко-синие и бездонные, светились обещанием. Мужчина, смотревший на нее, не мог остаться к ней равнодушным, не пожелать ее, не восхищаться ею.

 Шею актрисы украшало ожерелье «Солнце и Луна», которое Филипп уже видел на снимке.

 – Она была великолепна, Эдди.

 – Да, но внешность – это еще не все. Мама была доброй, Филипп. По-настоящему доброй. Когда она видела, что кто-то, пусть даже незнакомый, попал в беду, ее сердце тут же отзывалось. Ее легко было обидеть. Грубым словом, косым взглядом. Все, что ей хотелось делать в жизни, – это приносить людям счастье. Но перед смертью мама очень изменилась.

 – Эдди…

 – Нет, я хочу, чтобы ты увидел. Этот портрет был написан по моему заказу с фотографии, которая была сделана незадолго до того, как она вышла замуж. Мама была такой молодой, моложе, чем я сейчас. И так страстно влюблена. И, посмотрев на этот портрет, ты можешь сказать, что она была женщиной, уверенной в себе и довольной жизнью.

 – Да, я вижу это. Но время идет, Эдди, и все меняется.

 – Для нее имело значение не время и не ход вещей. Это ожерелье… Она мне как-то сказала, что почувствовала себя королевой, когда в первый раз надела его. Для нее не имело значения то, что она бросила любимую работу, друзей и поехала в чужую страну, где ей пришлось подчиняться иным законам и жить по иным правилам. Она любила и чувствовала себя королевой.

 Филипп нежно погладил ее по щеке.

 – Она и была королевой.

 – Нет. Она была всего лишь женщиной – наивной, романтичной, с широким и щедрым сердцем. Мама многого добилась, стала знаменитой. И бросила все это, потому что он попросил ее это сделать. Ожерелье было символом, порукой тому, что брак налагает на него некоторые обязательства, как и на нее. Когда он отобрал у мамы ожерелье, тем самым он как бы объявил, что отвергает ее и меня. Он отобрал его, потому что развод был для него недостаточен. Он стер их отношения, их супружество из своей памяти, будто ничего этого не было. Тем самым он лишил маму последних остатков достоинства и самоуважения, а меня – прав, дарованных мне рождением.

 – Эдди, присядь на минутку. Пожалуйста!

 Филипп опустился на софу рядом с Адриенной, продолжая держать ее руки в своих.

 – Я понимаю твои чувства. Было время, когда я искал отца в каждом незнакомом мужчине. В детстве я ненавидел его за то, что он бросил мою мать и отказался признать меня. И все же я искал его. Не знаю, что бы я сделал, если бы нашел его. Знаю только, что приходит время, когда тебе становится достаточно того, что ты значишь сам.

 – У тебя есть мать, Филипп. То, что случилось, не сломило ее. И тебе не пришлось смотреть, как она медленно, час за часом умирает. Я так любила свою и столь многим ей обязана!

 – То, что мать делает для ребенка, не требует вознаграждения.

 – Она ради меня рисковала своей жизнью, и это не пустые слова. Она покинула Якир скорее ради меня, чем ради себя самой. Если бы ее поймали, ее жизнь была бы кончена. Нет, ее бы не убили, – пояснила Адриенна, видя, что глаза Филиппа недоверчиво прищурились. – Он не посмел бы это сделать, но она сама бы пожелала умереть. Мертвой ей бы отдали все почести, соответствующие ее положению, с ней обошлись бы лучше, чем обходились при жизни.

 – Эдди, как бы сильно ты ни любила мать, в каком бы ни была перед ней долгу, ничто это не может сравниться с риском потерять жизнь. Задай себе вопрос: хотела бы она, чтобы ты это сделала?

 Адриенна покачала головой.

 – Вопрос в том, чего хочу я. Это ожерелье принадлежит мне.

 – Но даже если тебе посчастливится выбраться из Якира с ним, ты никогда не сможешь объявить публично, что оно у тебя, никогда не сможешь его носить.

 – Но оно мне нужно не для того, чтобы обладать им или носить его. – В глазах Адриенны снова вспыхнул опасный огонь. – Я хочу забрать его, чтобы он узнал, как я ненавижу и презираю его.

 – И ты думаешь, для него это важно?

 – Что дочь его ненавидит? Нет. Дочь там для мужчины значит меньше чем ничего. Это просто товар, которым можно распорядиться, как он и распорядился другими своими дочерьми, обеспечив себе с их помощью политическую выгоду. – Адриенна снова бросила взгляд на портрет. – «Солнце и Луна» значит для отца очень многое. Это предмет гордости, знак силы и власти. Если оно уйдет из рук королевской семьи, значит, надо ждать беды – революции, кровопролития и краха власти.

 – Так ты хочешь отомстить своему отцу или всему

 Якиру?

 Адриенна заставила себя вернуться к жизни. Глаза ее, затуманенные, как если бы она грезила наяву, прояснились.

 – Я бы могла это сделать – причинить боль стране и отцу. Впрочем, я предоставлю решать ему. Абду никогда не станет рисковать ни своей властью, ни положением Якира. Речь идет о его гордости. Он пойдет на все, чтобы вернуть ожерелье.

 – И возможно, его гордость восстанет против тебя, и ты пострадаешь.

 – Да, но на этот риск я иду добровольно. – Адриенна серьезно взглянула на него. – Пока ничего больше не говори. Я хочу тебе показать кое-что еще. Пойдешь со мной?

 – Куда?

 – Придется тебе надеть пальто. Я покажу, куда ехать.

 Снег теперь падал сплошной пеленой; подгоняемый ветром, он заполнял проходы между зданиями. Набросив норковое манто прямо поверх домашней одежды, Адриенна попыталась расслабиться в тепле лимузина. Она никому еще не рассказывала о себе так много, даже Селесте, никому не показывала того, что теперь собиралась показать Филиппу. Хотя она и пыталась это отрицать, для нее имело значение его мнение. Первый раз за долгие годы одиночества ей понадобились поддержка и одобрение близкого человека.

 Восточная сторона этого района была менее многолюдной, чем та часть Сентрал-парка, где она жила. Покров снега почти скрывал грубые надписи на стенах, нанесенные жидкой краской из пульверизатора, и все же кое-где они были заметны. Окна многих домов были заколочены. Машины доставляли сюда жаждущих и горящих нетерпением пассажиров. Постучав в нужную дверь, можно было получить пакетик первоклассного героина, а можно было получить и нож в спину. Филипп никогда не бывал здесь прежде, но понял, что это злачное место.

 – Странный квартал ты выбрала, чтобы наносить новогодние визиты.

 Адриенна заправила волосы под норковую шляпу.

 – Мы ненадолго, – сказала она шоферу. Он кивнул, искренне надеясь, что так оно и будет.

 – Что мы здесь делаем? – едва скрывая раздражение, брезгливо поморщился Филипп, когда они двинулись вдоль зловонной сточной канавы. – Здесь тебе могут перерезать глотку за одни только туфли, а ты разгуливаешь в норковом манто.

 – Оно теплое. – Адриенна пошарила в сумке, стараясь найти ключи. – Не волнуйся. Большинство людей, живущих в этом квартале, – мои знакомые.

 – Хорошая новость.

 Филипп взял ее за руку, когда она начала подниматься по скользким сломанным ступеням.

 – Будем надеяться, что у твоих знакомых сегодня не гостят их родственники из другого города. Что это, черт возьми, за место?

 Адриенна открыла один за другим три замка. Когда она отворила дверь, ее голос ворвался в комнату, а потом эхо вернуло его обратно.

 – Это помещение принадлежит мне.

 Филипп закрыл за собой дверь, но ничто не могло спасти их от холода.

 – Ты никогда не упоминала, что у тебя есть гнездышко в трущобах.

 – Я купила этот дом.

 Они вошли в огромную пустую комнату. Кое-где в полу зияли дыры, и это вызвало у него неприятную мысль о крысах. Два окна были забиты досками, остальные такие грязные, что свет, пытавшийся пробиться сквозь них, казался таким же тусклым и пыльным, как и все вокруг. Какой-то местный художник изобразил на свободном пространстве стен пары, занимающиеся любовью в разных позах, добавив ненужные разъяснения в виде нацарапанных рядом с картинками надписей.

 – Здесь когда-то был довольно жалкий отель. – Адриенна сделала несколько шагов и сказала: – Я бы сводила тебя наверх и показала комнаты, но несколько месяцев назад лестница обвалилась.

 – Значит, мне повезло.

 – На каждом этаже по двенадцать комнат. Водопроводные трубы ненадежны, а проводка совсем пострадала от времени. Но, естественно, новый котел в порядке.

 – В порядке! И для чего это надо? Черт возьми! – Он смахнул с лица паутину. – Эдди, ты собираешься заняться гостиничным бизнесом? Если это так, то подумай хорошенько. Потребуется не меньше миллиона долларов только для того, чтобы вывезти отсюда всю грязь и избавиться от паразитов.

 – Я рассчитала, что мне потребуется полтора на то, чтобы обновить дом, и еще один, чтобы оборудовать помещения и нанять штат сотрудников. Я хочу, чтобы здесь все было самым лучшим.

 – Самое лучшее находится в нескольких милях отсюда, в отеле «Уолдорф».

 Из угла донеслись шорохи и попискивания.

 – Ненавижу мышей.

 – Вероятно, это крысы.

 – В таком случае все в порядке. Я люблю тебя, Эдди. – Филипп смахнул с волос еще несколько нитей паутины. – Если у тебя появилось желание заняться новым бизнесом и показать Сент-Джонам, что ты и в этом деле не лыком шита, прекрасно. Но, думаю, мы могли бы придумать кое-что получше.

 – Но здесь будет не отель, а приют. Приют имени Фиби Спринг. Я найму самых лучших специалистов, лучших терапевтов и вообще самых лучших сотрудников. Я смогу их заполучить. Здесь можно разместить тридцать женщин и детей, и все это будут бездомные, которым негде преклонить голову.

 – Эдди!

 Она покачала головой, давая понять, что еще не закончила говорить. Теперь в ее глазах горела новая, незнакомая ему страсть.

 – Понимаешь ли ты, что значит не иметь своего дома? Привыкнуть к тому, что тебя бьют и унижают?

 Филипп не нашелся, что ответить.

 – Я не могу этого себе представить.

 – А я видела таких женщин и детей. У них были синяки и шрамы, Филипп, не только на коже, но и в душе, и в сердце.

 На мгновение Адриенна отвернулась от Филиппа. Ее эмоции всегда выходили из-под контроля, когда она заговаривала об этом.

 – В амбулаторном отделении мы сможем оказать помощь еще тридцати несчастным. А когда расширимся, то и вдвое большему числу людей. Наш штат будет состоять и из профессионалов, и из добровольцев. Гонорар они будут получать в зависимости от наших возможностей. И ни одному человеку мы не откажем.

 Ветер гулял по комнате, и холодный воздух заползал в отверстия между половицами. Это было несчастное и жалкое место в жалком районе. Филиппу хотелось как можно скорее уйти отсюда, но энтузиазм Адриенны заразил его.

 – Как давно ты об этом думаешь?

 – Я купила этот дом примерно шесть месяцев назад, но эта мысль появилась у меня значительно раньше.

 Адриенна снова прошла через комнату, и шаги ее отозвались эхом в пустом помещении. Потолок над ее головой просел и был покрыт пятнами.

 – То, что я хочу забрать у него ожерелье, – эгоистичный поступок. Я делаю это только для себя. И мотивы мои вполне эгоистичны.

 – Да?

 – Да! – Она повернулась к нему. – И не приписывай мне, пожалуйста, Филипп, никаких благородных побуждений. Это личная месть, и ничего другого. Но после того как она осуществится, я не хочу оставлять ожерелье у себя. Оно мне не нужно. И Абду сможет получить его обратно, но за хорошую цену. – В тусклом свете ее глаза казались очень темными. Закутанная с ног до головы в черную норку, она выглядела настоящей принцессой. – За пять миллионов долларов. Это только незначительная часть того, что стоит ожерелье, но мне этой суммы хватит, чтобы привести здание в порядок, вернуть моей матери достоинство, а самой удалиться от дел, будучи очень богатой женщиной. Я должна достичь своей цели. Последние десять лет своей жизни я провела, готовясь к этому, и ничто не остановит меня.

 – Почему ты так уверена, что отец тебе заплатит? Даже если ты сумеешь украсть ожерелье и ухитришься выбраться из Якира живой, Абду оповестит об этом полицию.

 – И публично признает, что нарушил закон, отобрав драгоценности у моей матери? – Ее губы скривились. – Публично признать, что над ним взяла верх женщина, и тем самым навлечь позор на царствующий дом Якира?! Конечно, он будет стремиться унизить, опозорить, даже убить меня, но гораздо больше ему захочется, сохранив свою гордость и честь, получить назад «Солнце и Луну».

 – Но есть вероятность, что он все-таки сумеет отомстить.

 Адриенна вздрогнула, несмотря на укутывавший ее мех.

 – Холодно, давай уйдем отсюда.

 Пока они ехали назад, Филипп не сказал ни слова. Теперь он понимал, почему Адриенна привезла его сюда, почему рассказала о своих планах. Она наглядно продемонстрировала ему, что связана обещанием. И Филипп понял, что остановить ее не сможет. Но в силах сделать кое-что другое.

 Как только за ними закрылась дверь ее квартиры, Филипп поинтересовался:

 – У тебя есть план дворца?

 – Конечно.

 – Есть чертежи, системы сигнализации, расчеты по времени? Ты просчитала возможные пути проникновения и отступления?

 Адриенна пожала плечами, освобождаясь от норковой шубы. Свитер мягко облегал ее бедра.

 – Я знаю, что нужно делать.

 – Покажи свои расчеты мне.

 Сняв шапочку, Адриенна встряхнула волосами.

 – Зачем? Мне не требуется консультант.

 – Я никогда не начинаю работы, пока не узнаю всего, что следует знать. Мы можем использовать стол в столовой.

 – О чем ты?

 – Ну это же очевидно. – Филипп стряхнул со своего пальто тающий снег. – Я еду с тобой.

 – Нет. – Она схватила его за руку, когда он собирался пройти в другую комнату. Ее пальцы, длинные и изящные, с неожиданной силой вцепились в него. – Я не допущу этого!

 – Уверяю тебя, ты будешь в состоянии оплатить мне работу.

 – Это не шутка. Я работаю одна. Я всегда работаю одна. Он оторвал ее руку от себя и слегка коснулся ее губами.

 – Это проявление твоего эго, дорогая.

 – Прекрати! Я полжизни потратила на то, чтобы составить план. Я знаю страну, ее культуру и риск, сопряженный с этим делом. Это моя идея, Филипп, моя жизнь. Я не хочу, чтобы ты вмешивался, не хочу, чтобы твоя кровь оказалась на моей совести.

 Он растянулся на ее кровати точно в такой же позе, как накануне.

 – Моя дорогая девочка, я вскрывал сейфы, когда ты еще играла в куклы. Я украл свой первый миллион, когда ты еще была школьницей. Возможно, ты и хороша в своем деле, Эдди, возможно, просто великолепна, но ты никогда не сможешь сделать того, что делал я.

 – Ты самонадеянный, самовлюбленный сукин сын. – К восторгу Филиппа, она резко повернулась к нему. – Я не хуже тебя, а возможно, и лучше. И последние десять лет своей жизни я не потратила на то, чтобы подрезать розы. – Филипп только улыбнулся. – Меня ни разу не поймали.

 – Меня тоже.

 Увидев, как ширится его улыбка, Адриенна выругалась и снова отвернулась от Филиппа.

 – Ты не поедешь в Якир одна! – продолжал настаивать он.

 – Но ты давно уже отошел от дел, потерял навыки!

 – Неправда. Ты сама могла убедиться, что это не так. Решено! Я возвращаюсь к этим играм. Однажды ты спросила меня, не скучаю ли я без работы и не хочется ли мне совершить самое последнее, невероятное ограбление? Я решил, что эта работа и будет моим последним делом.

 – Но это мое дело. Найди для себя что-нибудь другое.

 – Ты поедешь в Якир со мной или не поедешь туда вовсе. Мне достаточно будет поднять телефонную трубку. В Лондоне есть человек, который будет очень рад с тобой познакомиться.

 – Неужели ты на такое способен? – Адриенна села на кровать, раздираемая яростью и обидой. – После всего, что я тебе рассказала?

 Руки Филиппа взметнулись и притянули ее к нему. Девушка почти забыла, насколько стремителен он может быть.

 – Я люблю тебя, и это для меня главное. Я не хочу тебя потерять. У меня есть дом за городом, я его строил, быть может, имея в виду тебя. И что бы ни случилось, весной ты будешь там жить со мной.

 – В таком случае я приеду весной. – Слишком растерянная, чтобы мыслить ясно, Адриенна вцепилась в его свитер. – Я даю тебе слово. Но если с тобой что-нибудь случится, я этого не переживу.

 Глаза Филиппа сузились, а рука еще крепче сжала ее руку.

 – Почему?

 Она покачала головой, стараясь избежать его взгляда и глядя куда-то в сторону. Потом попыталась отодвинуться от Филиппа, но он решительно произнес:

 – Ладно. Повременим с объяснениями. Послушай. Я не оставлю тебе выбора. И в этом тоже. Ты едешь со мной или останешься здесь.

 Когда Филипп выпустил ее из объятий, она внимательно его оглядела. Сейчас он показался ей таким же, каким она увидела его первый раз в тумане, одетого во все черное, с волосами, зачесанными назад, с напряженным взглядом. И первый раз она потянулась к нему без побуждения с его стороны и дотронулась до его лица.

 – Ты романтик, Филипп.

 – Судя по всему, это так.

 – Я принесу свои чертежи и разработки.

 Они расстелили все бумаги на столе в столовой. В выборе убранства столовой Адриенна не погрешила против традиций – чиппендейл^[40], уотерфорд^[41], ирландский лен. На стене нежного палевого цвета висела картина Максуэлла Пэрриша «Морская нимфа». Филипп пришел к выводу, что Адриенна была большим романтиком, чем желала это признавать.

 Молодой человек методично задавал ей вопросы, продвигаясь вперед шаг за шагом, потом возвращался к тому, о чем они уже говорили; снова задавал вопросы, в то время как за окном не переставая продолжал валить снег.

 Когда стемнело, они включили свет и разогрели кофе. Филипп сделал кое-какие заметки, пока они ели сандвичи.

 – Как ты можешь быть уверена, что система сигнализации не модернизирована?

 – У меня есть возможность получать информацию из дворца, кузины, тетки. Когда сын Абду…

 – Твой брат?

 – Сын Абду, – упрямо повторила Адриенна. Она не хотела, чтобы эмоции помешали их деловому разговору. Ей было слишком больно говорить о маленьком мальчике и о том, как сильно она его когда-то любила. Тем не менее Адриенна продолжила: – Фахид учился в колледже в Калифорнии. Иногда мы проводили время вместе. И мне удалось получить от него кое-какие сведения. Как и большинство членов царствующего дома Якира, которые путешествуют по миру и выезжают за границу, Фахид считал себя очень прогрессивным и американизированным. По крайней мере когда он носил джинсы «Ливайс» и водил «Порше». Одной из его претензий к отцу было то, что он видел, что дворец остается таким же, как и много столетий назад. Его охраняют вооруженные стражи, тогда как современная система сигнализации была бы гораздо надежнее.

 – Но речь идет о наружной охране.

 – Да. Стражи, конечно, делают свое дело, тем более что никто в Якире не осмелился бы потребовать от короля ввести какие-то нововведения. С одной стороны к дворцу подступает море, на другой находятся крепостной вал и стены с бойницами. Поэтому проникнуть на территорию дворца тайно очень трудно. Вот почему я хочу воспользоваться своим правом поселиться во дворце.

 – Дай-ка мне план расположения сокровищницы. Я хочу взглянуть на него еще раз. Я читал, что в начале века там была заточена неверная жена. Она медленно умирала среди несметных сокровищ. После ее смерти помещение, где хранятся драгоценности, стали называть «Гробница Берины».

 Адриенна потерла покрасневшие от напряжения глаза.

 – Верно. После Второй мировой войны дверь этого помещения была модернизирована. Теперь там три замка, две комбинации и один ключ. Правитель Якира носит его с собой, только он властен закрыть или открыть хранилище.

 – Охранная система там, конечно, есть?

 Адриенна вздохнула и отодвинула от себя пустую чашку.

 – Ее поставили в семидесятые годы, когда начался нефтяной бум и в Якир и на Ближний Восток хлынуло множество неверных.

 – Неверных?

 Девушка не обратила внимания на его насмешливый тон.

 – В особенности американских бизнесменов. Как и в большинстве арабских стран, их используют и презирают одновременно. В их технологиях заинтересованы, в них отчаянно нуждаются, но иностранцам не доверяют. Стража и существует для того, чтобы никто из них не мог войти во дворец и никто из обитателей дворца не познакомился с ними слишком близко и не подружился. Система же, которая защищает от взлома, установлена в хранилище.

 Адриенна пододвинула Филиппу спецификации.

 – В сущности говоря, система примитивная. Провода можно зажать и вывести из строя вот здесь и здесь, возле источника питания. – Она указала точки на плане. – Я предпочитаю именно этот способ.

 – Это выводит из строя систему охраны, когда открываешь дверь, но не действует, когда дверь открыта.

 – У меня есть дистанционное управление для вторичной охранной системы. Это устройство очень похоже на то, что используется для управления стереокомпонентами или телевизором, когда ты находишься в некотором отдалении от них. Мне потребовался почти год, чтобы его усовершенствовать.

 – И ты вполне уверена, что тебе это удалось?

 – Я использовала дистанционное управление прошлой осенью, когда работала у Барнсуортов. – Адриенна адресовала Филиппу вежливую улыбку. – Электроника в известном смысле – моя специальность.

 – Я заметил.

 – С помощью этого устройства я смогу отключить сигнализацию с расстояния в сто двадцать футов. Но сложность связана не с сигнализацией, а с человеческим фактором. Стражи патрулируют дворец изнутри тоже. И только когда я окажусь там, я буду знать, как рассчитать время.

 – Во дворце есть телекамеры?

 – Нет. Абду их терпеть не может.

 – Почему?

 – Из апартаментов короля в гарем ведет старый тоннель. Он нужен для того, чтобы послать за женщиной или, напротив, тайно покинуть гарем.

 – Им еще пользуются?

 – Вероятно.А что?

 – Просто изучаю пути отступления. А как насчет того, чтобы спуститься из окна дворца?

 – Высота до земли шестьдесят или семьдесят футов. Кругом дворца скалы и море.

 – В таком случае я предпочитаю гарем.

 – Да, но если тебя там поймают, то кастрируют. – Адриенна сказала это отрывисто и резко, передавая Филиппу книгу. – Тебе следует основательно с ней ознакомиться, чтобы не оказаться в тюремной камере за то, что случайно тронешь женщину за руку на базаре или задашь неподобающий вопрос.

 – Премного благодарен.

 – Ты никогда не поймешь этой страны, Филипп. Ты будешь предоставлен самому себе, пока я буду находиться внутри, во дворце. Я пока еще не знаю, как буду поддерживать контакте тобой и как дам тебе знать, что дело сделано.

 – Если ты вообразила, что я буду торчать в каком-нибудь жалком, душном отеле, пока ты будешь изображать принцессу во дворце, ты глубоко заблуждаешься. Я пойду с тобой.

 Откинувшись назад, Адриенна ткнула пальцем в книгу.

 – Тебе и в самом деле следует ее прочесть. Как только я окажусь в Якире, ты не сможешь сказать мне даже нескольких слов, не говоря уж о том, чтобы сопровождать меня во дворец. Это закон. Как женщине мне будет запрещено иметь контакты с любым мужчиной, исключая членов моей семьи. Если бы я была замужем, мне было бы разрешено общаться с членами семьи мужа.

 – Мы найдем способ обойти этот закон. – Филипп полистал книгу. – И тебе придется любой ценой добиться для меня приглашения во дворец.

 – Мое положение не дает мне права что-либо просить у Абду. Он обязан разрешить мне приехать, иначе он покроет себя позором. Но он вовсе не обязан удовлетворять мои просьбы.

 – В таком случае тебе придется выйти за меня замуж.

 – Не говори глупостей.

 Адриенна поднялась, взяла кофейник и направилась в кухню. Филипп последовал за ней и начал копаться в холодильнике в надежде найти что-нибудь более привлекательное, чем сандвичи.

 – Но сначала мне хотелось бы, чтобы ты познакомилась с моей матерью.

 – Я никогда не выйду замуж.

 – Ладно, будем жить во грехе, пока не появится первый ребенок, – легко согласился Филипп. – Но давай вернемся к нашему делу.

 В морозилке Филипп обнаружил пинту мороженого и, разыскав ложку, начал есть из картонки.

 – А что, если бы мы были обручены? Как отнесся бы к этому Абду?

 – Я не хочу обручаться.

 – Подумай о моем предложении, не торопись. В нем есть смысл. После всех этих долгих лет ты возвращаешься в Якир, чтобы примириться с отцом, прежде чем выйти замуж. Чтобы все это казалось убедительным, скажешь ему, что приехала домой по моему настоянию. Я буду рад сыграть роль надменного и высокомерного шовиниста.

 – Она прекрасно тебе подойдет, – ответила Адриенна и задумалась. – Думаю, это может сработать. Пожалуй, это даже сыграет мне на руку. Отец непременно пригласит тебя остановиться во дворце, чтобы иметь возможность получше приглядеться к тебе. Он сочтет, что его одобрение для меня имеет значение. Если уж ты решил любой ценой попасть во дворец, ты можешь сослужить мне службу.

 – Искренне благодарю. – Филипп ткнул Адриенну носом в картонку с мороженым. – А теперь почему бы тебе не попрактиковаться в роли тихой и покорной жены, пока я сделаю несколько звонков?

 – Да я предпочла бы проглотить таракана!

 – Ладно, будь по-твоему, но надеюсь, тебя не оскорбит, если ты поучишься кивать в знак согласия и ходить позади меня на расстоянии двух шагов?

 – Я согласна играть такую роль не более двух недель. – Адриенна вытерла следы мороженого со своего носа. – Поэтому не вздумай к этому привыкнуть.

 – Уж буду стараться.

 – Кому ты звонишь?

 – Мне надо потянуть за несколько ниточек, чтобы получить визу в Якир. А потом надо принять меры, чтобы слухи о нашей помолвке распространились как можно быстрее. Все для конспирации, ваше высочество.

 – Я не выйду за тебя замуж, Филипп.

 – И не надо. – Он уже собрался выйти, но повернулся к ней: – Еще вопрос. Если меня поймают в Якире, когда я буду заниматься с тобой любовью, что мне за это грозит?

 – Ну, самое меньшее – тебя высекут кнутами из волоса верблюда. Но скорее всего нас обоих обезглавят.

 – Хм-м. Это пища для размышлений.

 Когда дверь за Филиппом закрылась, Адриенна покачала головой. Поглядев на кофейник, она отставила его в сторону. Уж если сейчас ей чего и хотелось, так это выпить. И чего-нибудь покрепче.