Часть III
СЛАДОСТЬ

 Рано или поздно любовь отомстит за себя.

Лорд Байрон


 Так после всех бесчисленных утрат

 Я становлюсь богаче во сто крат.

Шекспир. Сонет 119

22

 Внизу простиралось Средиземное море с его глубокой сапфировой синевой, похожее на бескрайний ковер, и только несколько пятен нарушало это спокойствие и голубизну, а также точка суши – остров Кипр. Якир был уже совсем рядом. Скоро она окажется в родной стране, где не была более семнадцати лет. Адриенна откинулась в своем кресле. Рядом с ней, уютно устроившись на сиденье частного реактивного самолета, дремал Филипп. Пиджак, галстук и туфли были сложены на свободном сиденье, что давало молодому человеку возможность чувствовать себя комфортно. Его спутница, напротив, была полностью одета, бодрствовала и живо реагировала на все, что видела под крылом самолета.

 После вылета из Парижа, как только самолет оторвался от земли, они занимались любовью. Адриенна предавалась этому занятию с какой-то отчаянностью. Ей была необходима дикая бездумная близость с другим человеком, так же как и успокоение и ясность духа, которые за этим последовали.

 Семнадцать лет Адриенна готовилась к возвращению домой, строила планы мести, жила ради нее. И вот теперь, когда приблизилась к цели, ей вдруг стало страшно. Она не могла бы объяснить природу этого страха ни себе самой, ни Филиппу.

 Где-то в глубине своего существа Адриенна хранила образ отца. Она помнила, что любила и очень его боялась. Отец возникал в ее памяти таким, каким был в те годы: атлетически сложенный, подтянутый мужчина с никогда не улыбающимся ртом и сильными красивыми руками.

 Почти два десятилетия Адриенна жила по законам Запада, руководствовалась его традициями и верованиями. И ни разу не позволила себе усомниться в том, что во всех отношениях была женщиной Запада. Но глубоко запрятанная в ее сознании правда заключалась в том, что в ее жилах текла бедуинская кровь, и эта кровь могла проявить себя таким образом, что ни одна американка не поняла бы этого.

 Кем она станет, когда вернется в Якир и будет жить в доме отца, связанная законами Корана и традициями, установленными и навязанными мужчинами? Адриенна гораздо больше боялась не того, что ее поймают, бросят в темницу или казнят. Она боялась перестать быть той, кем так старалась стать, – настоящей американкой. Этот страх удерживал ее от того, чтобы дать обещание Филиппу выйти за него замуж. Этот страх не позволял ей произнести слова, столь легко слетавшие с уст других женщин. Она любила его, но любовь для нее не состояла из нежных слов, столь любимых поэтами. Любовь отнимала силу у стольких женщин, толкала их на компромиссы, на отказ от собственных желаний и потребностей, они жертвовали собой ради мужа и семьи. Адриенна же боялась такой любви.

 Самолет пошел на посадку. Он накренился, и теперь казалось, что море движется им навстречу. Нервы Адриенны были натянуты – она положила руку на плечо Филиппа.

 – Мы скоро приземлимся. Он мгновенно проснулся.

 – У тебя еще есть время передумать, – сказал Филипп, уловив напряжение в ее голосе.

 – Нет, я не могу.

 Поднявшись, Адриенна направилась по проходу, чтобы открыть свою дорожную сумку.

 – Помни, после того как мы выйдем из самолета, нас отвезут к терминалу в разных машинах. Там надо пройти через таможню. – Говоря это, Адриенна окутывала голову черным шарфом так, чтобы ни одна прядь волос не была видна. – Я не смогу увидеть тебя до тех пор, пока мы не окажемся во дворце, и не могу сказать, когда нам позволят увидеться. Встречаться вне дворца нам нельзя. Зато внутри его Правила для нас будут не такими строгими, потому что я полукровка и собираюсь замуж за европейца. Не подходи ко мне ни при каких обстоятельствах. Когда это будет возможно, я сама приду к тебе.

 – Срок – сорок восемь часов.

 Повязывая галстук, Филипп наблюдал, как Адриенна облачается в черный плащ, абайю, которая закрывала ее с головы до ног и выглядела убогой, как простая мешковина. И это больше, чем ее глаза или цвет кожи, делало ее похожей на мусульманку.

 – Если по истечении этого времени ты не найдешь способа связаться со мной, я сам найду тебя.

 – И в лучшем случае тебя депортируют.

 В светлом пиджаке и шелковом галстуке Филипп выглядел очень по-европейски и внезапно показался Адриенне чужим. Пропасть между ними расширилась, и у нее больно кольнуло сердце.

 – Ты во всем должен меня слушаться, Филипп. Я собираюсь провести в Якире не более двух недель и хочу уехать, увозя с собой ожерелье.

 – Я предпочел бы, чтобы ты сказала «мы».

 – Ладно, пусть будет «мы».

 С тенью улыбки на губах она ждала, пока он наденет туфли.

 – Ты должен постараться убедить Абду, что будешь мне достойным мужем. И поторговаться из-за выкупа.

 Филипп шагнул к ней и взял за руки. Они были холодными как лед.

 – И как ты думаешь, сколько ты стоишь?

 – Ну, для начала можно оценить меня в миллион.

 – В миллион чего?

 Филипп облегченно вздохнул, увидев, что Адриенна еще может улыбаться. Пристегнув ремни, она ответила:

 – Фунтов стерлингов. Если ты предложишь меньшую сумму, это будет для меня оскорбительным.

 – Договорились.

 Филипп вытащил из кармана коробочку. Кольцо, которое Адриенна увидела внутри, заставило ее отдернуть руку. Но Филипп удержал ее и надел кольцо с бриллиантом на ее средний палец. Он нарочно сделал это перед самым приземлением, чтобы у нее не оставалось времени для споров и препирательств.

 – Можешь считать это частью выкупа, если хочешь.

 В камне было больше пяти карат. Он горел льдисто-белым огнем, и Адриенна сразу же распознала в нем русский бриллиант чистой воды. Как и все хорошие камни, он был полон страсти и в то же время выглядел равнодушным и отчужденным. На фоне ее черной абайи бриллиант сверкал нестерпимым блеском.

 – Тебе дорого обходится этот обман.

 – Ювелир заверил, что будет более чем счастлив купить его у меня.

 Адриенна вскинула на Филиппа глаза и увидела его улыбку как раз перед тем, как он закрыл ей рот поцелуем. И в этом поцелуе, как и в камне, был огонь, пылавший ярче и ярче. Самолет приземлился и заскользил по взлетной полосе.

 На мгновение молодой женщине захотелось забыть обо всем, кроме этого кольца на пальце, таившего обещание, и поцелуя, полного соблазна.

 – Я пойду первой, – твердо заявила Адриенна и, глубоко вздохнув, отстегнула ремень. – Будь осторожен, Филипп. Не хочу, чтобы твоя кровь запятнала «Солнце и Луну».

 – Через две недели мы увидимся в Париже и отметим нашу встречу шампанским.

 – Надеюсь, так оно и будет, – ответила она, опуская покрывало на лицо.

 

 За долгие годы ее отсутствия Якир неузнаваемо изменился. Адриенна не могла поверить своим глазам: сверкая стеклом и сталью, стояли высотные здания, появились новые асфальтированные дороги. И все же, несмотря на современные шоссе и небоскребы, ей показалось, что город, будь на то воля Аллаха, снова может поглотить пустыня.

 Все же многое здесь осталось по-прежнему. По дороге в город Адриенна заметила, что, несмотря на влияние Запада, новые дома и современные шоссе, нравы и обычаи почти не изменились.

 Полуденная молитва уже закончилась, поэтому лавки и рынки были открыты. Хотя Адриенна подняла стекло в окошке машины, ее оглушили шум города, гортанная арабская речь и стук четок.

 Женщины подходили к прилавкам группами или в сопровождении родственников-мужчин. За порядком на улицах ревностно наблюдала полиция нравов – матавейны с растрепанными, крашенными хной бородами и бичами из верблюжьего волоса. Сквозь тонированные стекла своего лимузина Адриенна наблюдала за западной женщиной, которой не в добрый час вздумалось закатать рукава и обнажить руки. К ней тут же бросились матавейны.

 Нет, пусть для всех это были последние годы двадцатого века, жизнь в Якире так и не выбралась из средневековья.

 Большинство домов строилось из глины, но их стены были увиты цветами. Окна же, как и всегда, забраны решетками, чтобы никто случайно не увидел женщин. Такие предосторожности принимались не потому, что женщин ценили и берегли, а потому, что их считали глупыми, сексуально озабоченными существами, которые были не в силах сдерживать свои порочные наклонности.

 Лимузин миновал рынок и начал взбираться в гору. Дома, окруженные зеленью, выглядели элегантно. Один или два могли похвастаться роскошью – возле них простирались газоны, трава была аккуратно подстрижена.

 У ворот дворца застыли часовые с ничего не выражающими взглядами. Здесь тоже мало что изменилось, хотя в детстве дворец казался ей более величественным. Блестели на жарком полуденном солнце оштукатуренные белые стены. Зеленая черепичная крыша по сравнению с ними казалась слишком яркой. Сверкали окна, большей частью закрытые шторами. Из почтения к Аллаху башни дворца, довольно высокие, были все-таки ниже минаретов мечети. Дворец окружали брустверы. Их построили для защиты от иноверцев и от собственных сограждан во время гражданской войны. За королевской резиденцией простиралось море.

 Роскошные сады, окружавшие дворец, скрывали его и женщин царствующего дома от любопытных глаз. Считалось, что только так можно было оградить слабую половину человечества от искушений.

 Лимузин остановился не у центрального входа, а у ворот сада. Адриенна слегка подняла бровь. Значит, сначала ее отведут в гарем, а уж потом она встретится с отцом. Но, может быть, это и к лучшему.

 Она подождала, пока шофер откроет дверцу машины. Хотя Адриенна не сомневалась с том, что он ее родственник, пусть и дальний, он не предложил ей опереться на его руку, чтобы выйти из машины. Глаза его смотрели куда-то в сторону – он старательно избегал ее взгляда. Подобрав юбки, Адриенна вышла на безжалостное солнце, ощутила сильный аромат цветов. И, оглянувшись, вошла в ворота.

 Из фонтана била тонкая струйка воды – отец построил его для матери в первый год их брака. Возле фонтана был маленький водоем, где водились карпы. К пруду, привлеченные влагой, клонили свои головки цветы.

 Прежде чем Адриенна приблизилась к двери, та отворилась. Адриенна прошла внутрь мимо одетого во все черное слуги и почувствовала ароматы женской половины, которые вдруг будто перенесли ее назад, в детство. Когда дверь за ней закрылась, она сделала то, что ей хотелось сделать во время долгого пути из аэропорта: сняла покрывало.

 – Адриенна!

 Ей навстречу шла женщина в расшитом блестками красном платье, которое прекрасно смотрелось бы в начале прошлого века.

 – Добро пожаловать домой. Я – Латифа, жена Фахира, брата твоего отца. – Говоря слова приветствия, тетя по обычаю расцеловала гостью в обе щеки. – Когда я видела тебя в прошлый раз, ты была совсем ребенком.

 Адриенна ответила на приветствие как положено:

 – Я помню тебя, тетя Латифа. Я видела Дюжу. Она здорова и счастлива. Она шлет тебе привет и выражает почтение отцу.

 Женщина кивнула. Хотя Адриенна была выше рангом, Латифа, подарившая своему мужу пятерых крепких сыновей, занимала такое положение в гареме, которое вызывало у других его обитательниц почтение и зависть.

 – Идем подкрепимся. Остальные тоже хотят поприветствовать тебя.

 Внутри дворца почти все осталось по-старому: господствовал аромат сдобренного специями кофе и тяжелый дурманящий запах духов и курений. Собравшиеся у стола женщины были одеты в шелк и атлас, и даже, несмотря на жару, кое-где тускло светился бархат. Сверкали бусы, блестки и драгоценные камни. Пока женщины обменивались традиционными приветствиями, звенели браслеты и о чем-то шептались кружева.

 Адриенна слегка прикоснулась губами к щеке второй жены своего отца, которая много лет назад стала причиной несчастья Фиби. К своему удивлению, она не почувствовала к ней неприязни. Женщина делает то, чего от нее требуют. И Лия наглядно подтверждала это правило, потому что, родив семерых детей, она в свои сорок лет снова была беременной.

 Присутствовали здесь и кузины, которых она помнила, и молоденькие девушки в пестрых платьях. Была здесь и Сара, последняя жена Абду, маленькая большеглазая девочка лет шестнадцати, уже ожидавшая младенца. Судя по их виду, можно было сделать вывод, что Лия и Сара зачали примерно в одно время. Адриенна заметила, что камни на пальцах и в ушах новой жены были не менее дорогими, чем у Лии. Таков был закон Якира. Мужчина имел право на четырех жен, но только если мог содержать их в равном положении.

 Фиби здесь никогда не была равной среди равных. Несмотря на то что отец предал ее мать, Адриенна не обнаружила в своем сердце ненависти к молодой женщине.

 – Ты здесь желанная гостья, – сказала Сара негромким мелодичным голосом, слегка запнувшись на английской фразе.

 – Это принцесса Ясмин, – представила тетка девочку со смуглым лицом, лет двенадцати. В уши ее были продеты массивные золотые серьги. – Твоя сестра.

 Этого Адриенна не ожидала. Она знала, что встретится с другими детьми Абду, но никак не ждала, что ей придется увидеть свою копию. Поэтому, когда Адриенна наклонилась поцеловать щечку Ясмин, ее приветствие прозвучало несколько высокопарно и не совсем естественно.

 – Добро пожаловать в дом моего отца, – сказала девочка.

 – Твой английский хорош, – похвалила ее Адриенна.

 – Я хожу в школу, чтобы стать образованной женой.

 – Понимаю.

 Адриенна сняла свою абайю. Сделав знак служанке, чтобы та себя не утруждала, она сама аккуратно сложила ее: в складки одежды были зашиты необходимые в ее ремесле инструменты.

 – Ты должна рассказать мне, что уже выучила.

 Ясмин глядела на простую белую юбку и такую же блузку старшей сестры взглядом женщины, искушенной в модах.

 Однажды Дюжа привезла в гарем фотографию Адриенны, вырезанную из газеты, поэтому Ясмин знала, что ее сестра красива. И подумала: «Какая жалость, что на Адриенне не надето чего-нибудь красного с блестками».

 Женщины сели за стол. Любимым развлечением здесь была еда, и чем богаче стол, тем лучше. Разговоры были обычными: о детях и покупках.

 В кресле, обитом парчой, уютно устроилась старушка, одетая в изумрудно-зеленое платье. Морщины на ее лице были резко обозначены, кое-где кожа обвисла, но она упорно продолжала красить волосы хной. Она прижимала к себе мальчика лет двух или трех пальцами, скрюченными от артрита, на которых ярко сверкали кольца. Служанки, стоявшие по обе стороны кресла, обмахивали старушку веерами так, что дым, поднимавшийся из горшка с курениями, овевал ее волосы, пропитывая их своим ароматом.

 Прошло около двадцати лет, как Адриенна уехала отсюда, но она все помнила. Слезы хлынули из ее глаз столь внезапно и неудержимо, что она ничего не могла с собой поделать. Вместо ожидаемых приветствий она упала на колени и положила голову на колени бабушки.

 Чувствуя, что рука бабушки гладит ее волосы, Адриенна закрыла глаза. Самые добрые, самые нежные воспоминания о жизни в Якире были связаны с образом этой женщины, расчесывавшей ей волосы и рассказывавшей истории о пиратах и принцах.

 – Я знала, что снова увижу тебя, – сказала Джидда, хрупкая старушка семидесяти лет, мать двенадцати детей и единственная жена короля Ахменда. Она гладила волосы Адриенны, своей любимой внучки, и прижимала ее к груди. – Я плакала, когда ты уехала, и теперь, когда ты вернулась, плачу снова.

 Адриенна вытерла слезы тыльной стороной ладони и поднялась, чтобы поцеловать бабушку.

 – Бабушка, ты еще красивее, чем мне запомнилась. Я скучала по тебе.

 – Ты вернулась домой взрослой женщиной. Ты похожа на своего отца.

 На мгновение Адриенна замерла, но, овладев собой, ухитрилась улыбнуться.

 – Возможно, я похожа на свою бабушку.

 Джидда улыбнулась в ответ, показав белые и ровные искусственные зубы. Они были совсем новыми, и старушка гордилась ими не меньше, чем изумрудным ожерельем на шее.

 Она приняла от служанки чашку чаю.

 – Шоколада для моей внучки. Ты еще не разлюбила его? – Нет.

 Адриенна расположилась на подушке у ног Джидды.

 – Помню, как ты мне давала конфеты в красных и серебряных обертках. Пока я их развертывала, конфеты успевали растаять, но ты никогда не бранила меня.

 Говоря это, Адриенна заметила, что Ясмин стоит рядом. Лицо ее было непроницаемо, но по блеску глаз Адриенна поняла, что сестренка, должно быть, ревнует. Не раздумывая, она подняла руку и привлекла девочку к себе.

 – Бабушка тоже рассказывает тебе разные истории?

 – Да. – После краткого колебания Ясмин выпрямилась. – Расскажи мне об Америке и мужчине, за которого ты выходишь замуж.

 Прижимаясь головой к коленям бабушки, с чашкой зеленого чая в руке, Адриенна начала рассказывать. И не сразу осознала, что говорит по-арабски.

 

 Осматривая дворец, Филипп решил, что предпочитает европейский стиль. Что-нибудь из камня, со стрельчатыми окнами и панелями из дерева. Здесь же было темно, так как шторы, жалюзи и решетки не пропускали солнечного света. Рассматривая шелковые драпировки, вазы династии Мин и молитвенные коврики, Филипп, как человек Запада, не мог в полной мере оценить восточный колорит апартаментов.

 Но сад, куда выходили окна его комнаты, он одобрил. Молодой человек распахнул окно и впустил в комнату аромат цветущего жасмина.

 «Где же Адриенна?» – пытался угадать Филипп.

 Ее брат Фахид встретил его в аэропорту. Кронпринц, едва достигший двадцатилетнего возраста, носил бурнус поверх безукоризненно сшитого костюма. Филипп счел этот наряд прекрасным примером единения Востока и Запада. К тому же манеры юноши были безупречными, а английский – блестящим. Единственное, что он сказал Филиппу об Адриенне, это то, что ее отвезут на женскую половину.

 Закрыв глаза, Филипп представил себе чертежи дворца и понял, что она находится двумя этажами ниже в восточном крыле здания. А сокровищница расположена в его противоположном конце. Филипп решил, что сегодня вечером непременно прогуляется по дворцу в одиночестве на свой страх и риск, а пока будет играть роль примерного гостя и будущего молодого мужа.

 Он воспользовался огромной утопленной в полу ванной и закончил распаковывать вещи, когда услышал призыв к намазу. Глубокий гортанный голос муэдзина доносился до него через открытое окно.

 Бросив взгляд на часы, молодой человек подсчитал, что это уже третий призыв к молитве за день. Следующие прозвучат на закате и час спустя после него. Рынки и лавки закроются, а люди упадут на колени и будут молиться, касаясь лицами земли. Во дворце, как и всюду, все дела будут прерваны в знак покорности воле Аллаха.

 Филипп неслышными шагами подошел к двери и открыл ее. Ему хотелось узнать, кто его соседи. Комната рядом была пустой, занавески в ней задернуты, постель застлана с аккуратностью, достойной солдата. То же самое он нашел и в комнате напротив. Молодой человек пересек холл и толкнул еще одну дверь. В помещении находился мужчина, нет, скорее мальчик. Он стоял на коленях и молился. Лицо мальчика было обращено в сторону Мекки. Прежде чем подняться на второй этаж, Филипп осторожно закрыл за собой дверь.

 Здесь должны были располагаться апартаменты Абду. У Филиппа было достаточно времени, чтобы осмотреть их, пока все были заняты молитвой. Он прошел по главному этажу, где все комнаты казались вымершими и тихими, как гробницы. Чувствуя, как бежит время, Филипп двинулся по извилистым коридорам к сокровищнице. Дверь оказалась запертой. Ему было достаточно пилочки для ногтей, которую он всегда носил в кармане, чтобы открыть замок. Бросив взгляд направо и налево, Филипп проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь.

 Если другие комнаты были плохо освещены, то эта оказалась просто темной – в ней не было окон. Жалея, что не рискнул взять с собой фонарь, Филипп стал ощупью пробираться к потайному помещению, пальцами измерил его длину и ширину, установил, где находятся замки.

 Как Адриенна и говорила, там было две комбинации замков. Филипп постарался не коснуться циферблатов на сейфовых замках. Воспользовавшись все той же пилочкой для ногтей, он обнаружил очень большую и старомодную скважину. Отмычки, которыми он располагал, не могли открыть такого замка, но ему были известны и другие способы.

 Удовлетворенный, Филипп отступил, решив, что позже вернется сюда с фонариком.

 Не успел он прикоснуться к ручке двери, как услышал чьи-то шаги и вжался в стенку. Двое мужчин разговаривали по-арабски. Один из них явно гневался. Голос другого показался ему тоже напряженным. Филипп услышал имя Адриенны и пожалел, что не понимает по-арабски.

 Мужчины говорили о ней. В этом он был уверен. В тоне одного из собеседников было столько яда, что руки Филиппа непроизвольно напряглись и сжались в кулаки. Послышалось резкое восклицание, означавшее, как видно, приказание, ответом на которое было молчание. Потом послышался звук шагов по каменным плитам. Один из собеседников удалился. Приложив ухо к двери, Филипп услышал, как второй тихонько выругался на чистом английском языке. «Принц Фахид», – решил Филипп. Теперь ему стало ясно, что раздраженный голос принадлежал Абду. Почему отец и брат Адриенны спорили из-за нее?

 Молодой человек подождал, пока Фахид уйдет, выскользнул из сокровищницы и походкой праздного человека двинулся в сторону сада. Ему хотелось выйти на воздух и подумать.

 

 Адриенна поняла, что ей сложно будет осуществить задуманное. Не технически – в своем деле она достигла высочайшего мастерства, была уверена в себе и Филиппе, но она не предполагала, что на нее нахлынет столько воспоминаний. Было что-то успокоительное в жизни гарема, в болтовне женщин. Неважно, кем она стала с годами. Адриенна поняла, что никогда не сможет отвернуться от этой жизни навеки.

 Кроме болтовни о мужчинах, нарядах и детях, в разговорах обитательниц гарема появилось и кое-что новое. Одна из ее кузин стала врачом, другая получила степень в области педагогики. Была тут молодая тетушка, работавшая администратором в строительной компании, хотя все ее контакты с коллегами-мужчинами осуществлялись в письменной форме или по телефону. Теперь для женщин была открыта возможность получить образование.

 Адриенна не заметила, как вошла служанка и склонилась к уху бабушки. Когда Джидда прикоснулась к ее волосам, она повернула голову и улыбнулась.

 – Твой отец хочет тебя видеть.

 Адриенна почувствовала, что вся се радость испарилась, как вода под лучами солнца пустыни. Она поднялась. Накинула на плечи абайю, но от покрывала отказалась. Отец должен увидеть и запомнить ее лицо.

23

 Как и сам Якир, его властитель изменился, но в чем-то остался прежним. Абду очень постарел. Это было первое, что поразило Адриенну, когда она увидела его. Ее память сохранила образ молодого человека с хищным лицом и густыми черными волосами. Так же он выглядел и на вырезках из газет, которые собирала мать. Сходство с ястребом не исчезло – его черты были четкими и жесткими, но время и солнце начертали и углубили на его лице морщины. Они появились вокруг неулыбчивого рта и зорких глаз, которые умели наблюдать и оценивать. У отца все еще были густые волосы. Они, как и в юности, до сих пор оставались предметом его гордости. Правда, теперь в них поблескивали серебряные нити. За долгие годы Абду почти не прибавил в весе, и тело его оставалось поджарым.

 Его белая троба была расшита золотыми нитями, сандалии украшены драгоценными камнями. Если такое было возможно, то возраст, пожалуй, сделал Абду еще красивее, как иногда бывает с мужчинами.

 Адриенна приблизилась к отцу со стесненным сердцем. Она шла медленно не от неуверенности и даже не из почтения к нему, а из желания запечатлеть в памяти момент встречи с отцом, столь долгожданный и предвкушаемый. Ничто не было и не будет ею забыто. Однако внезапно с ней произошло то же, что и в гареме, – на нее нахлынули запахи цветов и слабый аромат курений. Адриенна продолжала двигаться к отцу, к своему прошлому, от которого, как выяснилось, ей так и не удалось освободиться. В детстве она тоже то тянулась к этому человеку, то от него отшатывалась. До этой минуты Адриенна не осознавала, что не могла припомнить ни одного случая, когда он сам подошел бы к ней.

 Абду не пригласил старшую дочь в одну из своих личных комнат. Ее провели в большой, ярко освещенный зал, где еженедельно он давал аудиенции.

 Драпировки на окнах были тяжелыми, ярко-синего цвета, его он предпочитал остальным. Ковер на полу был старинным – по нему ступали его отец, дед и многие короли, правившие страной. По обе стороны двери стояли две вазы высотой в человеческий рост. Сохранилась легенда будто несколько веков назад их прислали в дар из Персии королю, тоже носившему имя Абду, и в каждой вазе находилась девственница.

 Кресло, обитое синим шелком, на котором восседал правитель Якира, принимая своих подданных или иностранцев, сторожил золотой лев с сапфировыми глазами. Несмотря на то что эта комната была закрыта для женщин, Адриенна поняла, что отец считает ее скорее подданной, чем дочерью. От нее ожидали покорности воле короля, как от дев Персии.

 Она остановилась перед отцом, и их глаза встретились. Какие бы чувства Абду ни испытывал, в выражении его лица ничего не менялось – он умел скрывать все движения души. Отец наклонился и приветствовал Адриенну, следуя традиции, едва коснувшись поцелуем обеих ее щек и проявив при этом не больше эмоций, чем если бы она была ему совсем чужой. Это задело ее, стало больно от такого холодного приема.

 – Добро пожаловать.

 – Я благодарна за то, что ты разрешил мне вернуться. Он сел и, выдержав долгую паузу, указал ей на стул.

 – Ты дитя Аллаха?

 Этого вопроса она ожидала. В Якире религия была все равно что воздух.

 – Я не мусульманка, – сказала Адриенна твердо, – но бог един.

 По-видимому, это его удовлетворило, потому что он подал знак слуге разлить чай. В известном смысле благосклонностью являлось уже то, что две чашки были приготовлены заранее.

 – Это правильно, что ты собираешься выйти замуж. Женщина нуждается в руководстве и защите.

 – Я выхожу за Филиппа не потому, что ищу его руководства и защиты. – Адриенна отхлебнула маленький глоточек чаю. – А он женится на мне не для того, чтобы приумножить племя.

 Она говорила решительно, как мог бы говорить мужчина с мужчиной, а не как женщина с королем. Абду был вправе ударить ее. Вместо этого он откинулся на спинку кресла, держа свою чашку обеими руками. Чашка была изящной, из тонкого и хрупкого французского фарфора.

 – Ты стала западной женщиной.

 – Моя жизнь, как и жизнь моей матери, была связана с Западом.

 – Не будем говорить о твоей матери.

 Абду поставил чашку и дал знак слуге наполнить ее снова.

 – А она вспоминала о тебе. И довольно часто.

 В глазах Абду появилось новое выражение. Нет, не раскаяние, как надеялась Адриенна. То был гнев.

 – Как моя дочь ты здесь желанная гостья, и тебе будут оказаны почести, на которые ты имеешь право как член правящего дома Якира. Но пока ты здесь, ты должна следовать нашим правилам и традициям. Если ты навлечешь на меня позор, будешь наказана, как и любая другая женщина из моей семьи.

 Адриенна почувствовала, что руки ее дрожат. Она вцепилась в чашку, чтобы скрыть дрожь. «После всех этих долгих лет, – думала она, – он не нашел ничего лучшего, кроме как сыпать угрозами и отдавать приказы». Она хотела предстать перед ним женщиной, которую он рассчитывал увидеть, но это стоило ей больших усилий.

 – Я не навлеку на тебя позора, не беспокойся. Но мне стыдно за тебя. Моя мать страдала и умерла, чувствуя себя несчастной, а ты ничего не сделал, чтобы помочь ей.

 Когда Абду поднялся с места, она тоже вскочила так стремительно, что чашка упала из ее рук на изразцовый пол и разбилась на мелкие осколки.

 – Как ты мог допустить это?

 – Она для меня давно перестала существовать.

 – И все-таки десять лет она была твоей женой, – возразила Адриенна. – Тебе ничего не стоило помочь маме, но ты этого не сделал. Ты бросил на произвол судьбы и ее, и меня. Ты сам навлек на себя позор.

 Абду ударил дочь тыльной стороной ладони с такой силой, что ее голова откинулась назад, а из глаз брызнули слезы. Это не было похоже на беззлобный шлепок, которым разгневанный родитель награждает непочтительного отпрыска. Это был рассчитанный, полновесный удар, который мужчина наносит врагу. Если бы Адриенна не наткнулась на тяжелый стул и не ухватилась за него в поисках опоры, она бы упала на пол. Медленно Адриенна подняла руку и вытерла кровь со щеки в том месте, где камень его кольца оцарапал ее кожу. Их глаза, столь похожие по форме и выражению, встретились. Она понимала, что удар этот был адресован не ей. Он был предназначен Фиби.

 – Много лет назад, – с трудом проговорила Адриенна, – я, возможно, была бы благодарна за проявленное ко мне внимание.

 – Я скажу тебе кое-что, чтобы не возвращаться к этому вопросу в дальнейшем.

 Абду сделал знак слуге, чтобы тот убрал осколки чашки. Ярость, которую Адриенна вызвала в нем, была недостойна мужчины и короля.

 – Твоя мать оставила Якир и утратила все права, лишилась лояльного отношения и всех почестей. Поступив так, как она сделала, твоя мать лишила всех прав и тебя. Она была слабой, как и все женщины, но также хитрой и развращенной.

 – Развращенной? – Слова Адриенны могли навлечь на нее новые оскорбления, но она не могла себя заставить прикусить язык. – Как ты можешь так говорить о маме? Она была самой доброй и чистой женщиной из всех, кого я знала.

 – Она была актрисой. – Абду произнес это слово так, будто оно было отвратительным на вкус. – Она выставляла себя в кино напоказ, демонстрировала свое тело перед мужчинами. Мой единственный позор в том, что я позволил себе впасть в заблуждение. Она ослепила меня, и я привез ее в свою страну и спал с ней, как мужчина спит со шлюхой.

 – Ты и прежде называл ее так. – На этот раз голос Адриенны дрогнул. – Как может человек говорить так о женщине, на которой был женат и от которой имеет ребенка?

 – Мужчина может жениться на женщине и посеять в нее свое семя, но не может изменить ее природы. Она не восприняла ислама. Когда я привез ее сюда и с моих глаз спала пелена, она не приняла своих обязанностей и не согласилась с отведенным ей местом.

 – Она была несчастной.

 – Она была греховной.

 Абду поднял руку, как делает человек, знающий, что этого достаточно, чтобы ему покорились.

 – Ты плод моего ослепления, и ты здесь только потому, что в твоих жилах течет моя кровь и Фахид просил за тебя. Это вопрос чести, моей чести. Ты останешься здесь до тех пор, пока будешь уважать мои требования.

 Адриенне хотелось ответить ему грубостью, бросить ему в лицо дерзкие слова, закричать, что у него нет ни малейшего представления о чести. Но она сдержалась, сложила руки и потупила глаза. Отец мог бы ударить ее снова, и она покорно бы это приняла. Он мог чернить ее мать и оскорблять ее, она бы смирилась. Потому что хотела отомстить.

 – Я в доме моего отца и готова уважать его желания. Абду кивнул в знак того, что не ожидал ничего иного от женщины, принадлежащей к его семье. Он принимал свое королевское достоинство и власть как должное. Много лет назад, околдованный женщиной Запада, он забыл о своих корнях, долге, о законах своей страны. И понес за это наказание. Первым его ребенком стала девочка, а его королева не смогла больше иметь детей. Теперь плод этого позорного брака, его дочь, стояла перед ним со смиренно сложенными руками и опущенной головой. Раз Аллах пожелал, чтобы его семя дало такой росток, он отдаст ей то, что ей причитается, но не более того. Абду произнес всего одно отрывистое слово и сделал знак рукой слуге, тот поспешил передать ему шкатулку.

 – Это подарок по случаю твоей помолвки.

 Адриенна уже вполне овладела собой. Она взяла шкатулку и подняла крышку. Ее ослепил блеск ярко-пурпурного аметиста в тяжелой и вычурной золотой оправе. Это было ожерелье, достойное принцессы.

 Если бы он подарил его несколькими годами раньше, этого было бы достаточно, чтобы изменить судьбу ее и Фиби. Теперь же эти цветные камешки не имели для нее цены. Ей удавалось похищать и более дорогие вещи.

 – Ты очень щедр. Каждый раз, когда я буду надевать ожерелье, я буду вспоминать о своем отце.

 Прежде чем заговорить, Абду снова сделал знак слуге.

 – Сейчас я приму твоего жениха. А потом, когда мы начнем обсуждать условия вашего брака, ты вернешься на женскую половину или пойдешь в сад.

 Адриенна спрятала шкатулку в складки своей абайи и ответила:

 – Как пожелаешь.

 Когда Филипп, следуя за слугой, вошел в комнату, он вовсе не рассчитывал застать там Адриенну. Она стояла, одетая в черное с головы до ног, склонив голову и опустив плечи, будто сжалась в ожидании удара. Рядом с ней белое одеяние Абду казалось ослепительным. Отец и дочь стояли так близко друг от друга, что ткань их одежд почти соприкасалась, но не было ощущения единства или родства между ними. Абду смотрел поверх головы дочери, словно ее не существовало вовсе.

 – С вашего разрешения, – пробормотала Адриенна.

 – Да, – кивнул Абду, не удостаивая ее взглядом.

 – Король Абду ибн Файзаль Рахман аль-Якир, глава правящего дома Якира, шейх шейхов, могу ли я представить Филиппа Чемберлена, человека, за которого с вашего согласия я выйду замуж?

 – Мистер Чемберлен, – Абду шагнул вперед, протягивая руку, – он мог вести себя на западный манер, когда это соответствовало его целям, – добро пожаловать в Якир и в мой дом.

 – Благодарю вас. – Филипп пожал протянутую руку. Рука Абду была гладкой и сильной.

 – Ваши комнаты вас устраивают?

 – Более чем. Я у вас в долгу.

 – Вы у меня в гостях.

 Он бросил взгляд на Адриенну.

 – Можешь идти.

 Это был тон господина, сообщающего слуге, что тот больше не нужен. Филиппа это рассердило, но он дал себе слово, что будет принимать все как должное. Адриенна подняла голову, их глаза встретились, и молодой человек увидел отметину у нее на скуле. Она снова склонила голову и, шелестя длинными юбками, вышла из комнаты.

 Филиппу пришлось сделать долгий и глубокий вдох, чтобы успокоиться. Ради своей любимой он не должен поступать опрометчиво. Кроме того, он мог и ошибиться. Вряд ли Абду ударил дочь, которую не видел почти двадцать лет, в первую же их встречу.

 – Не хотите ли чаю? – спросил король Якира. Овладев своими чувствами, Филипп повернулся к Абду:

 – Благодарю вас.

 Как только он сел, им поспешно подали свежие чашки и разлили в них чай.

 – Вы англичанин?

 – Да. Я родился в Англии и большую часть жизни провел там, хотя много путешествую.

 Абду не обратил внимания на чай и сложил унизанные многочисленными перстнями руки.

 – Итак, вы занимаетесь куплей и продажей драгоценных камней?

 Филипп уже многие годы работал под прикрытием этой легенды.

 – Да, и мне это нравится.

 – Арабы всегда знали цену драгоценным камням.

 – Конечно. Вы позволите посмотреть рубин на вашем среднем пальце?

 Абду поднял бровь и протянул Филиппу руку.

 – От семи до восьми карат. Думаю, бирманский – великолепный цвет. То, что называют красный, оттенка голубиной крови и со стеклянным блеском, как и подобает камню высокого качества.

 Откинувшись на стуле, молодой человек взял свою чашку.

 – Я умею распознавать драгоценности высокого класса, ваше величество. Вот почему я хочу получить вашу дочь.

 – Вы откровенны, но в браке такого рода имеет значение не только то, чего хотите вы.

 Абду решил пока ничего не добавлять к сказанному. Он не придавал браку Адриенны особого значения. Если бы она была чистой крови, он никогда бы не разрешил своей дочери вступить в брак с европейцем, с каким-то бледнокожим британцем, торговцем драгоценностями. Но ее кровь была запятнана, испорчена. Адриенна представляла для него гораздо меньшую ценность, чем породистая лошадь. В каком-то отношении она могла бы принести пользу еще одним звеном, связующим Европу и Якир. И что гораздо важнее, Абду не хотел, чтобы Адриенна оставалась в Якире.

 – У меня было мало времени, чтобы узнать побольше о вашей семье и происхождении, мистер Чемберлен, но то, что я узнал, меня вполне удовлетворяет.

 «И возможно, – размышлял Абду, – в отличие от своей матери она родит сыновей, а внуки в Англии будут иметь практическую ценность».

 – Если бы Адриенна оставалась в моем доме, я устроил бы ее брак по-своему, в соответствии с ее положением. Но так как жизнь ее сложилась по-другому, я склонен одобрить ваш брак, если мы договоримся об условиях.

 – Я не претендую на то, чтобы считаться экспертом в области вашей культуры, но понимаю, что соглашение – вопрос ваших обычаев.

 – Цена за невесту – это дар, который вы предложите за мою дочь. Этот дар будет принадлежать ей и навсегда останется ее собственностью. Вы должны также сделать подарок ее семье, чтобы компенсировать нам утрату.

 – Понимаю. И какой же дар?

 Абду подумывал о том, чтобы пошутить с молодым человеком. Отчеты, полученные им, содержали сведения о Филиппе. В них было сказано, что он богат, но для Абду существовали вещи, гораздо более важные, чем деньги. И главная из них была гордость.

 – Шесть верблюдов.

 Брови Филиппа стремительно поднялись от изумления, и он с трудом скрыл, что это его позабавило. Он задумчиво постучал пальцем по подлокотнику кресла.

 – Два.

 Абду эта торговля была гораздо приятнее, чем если бы Филипп согласился сразу.

 – Четыре.

 Хотя Филипп и понятия не имел, где он раздобудет хотя бы одно животное, не говоря уж о четырех, он кивнул:

 – Идет.

 – Это будет зафиксировано. – Продолжая наблюдать за Филиппом, Абду отдал приказание слуге. – Мой секретарь составит контракт на английском и арабском языках. Это удовлетворит нас обоих.

 – Я в вашей стране, ваше величество. Поэтому все будет так, как пожелаете вы.

 Филипп отставил чашку, мечтая закурить сигарету. Чай был сдобрен какими-то специями и был ему не по вкусу.

 – Как отец Адриенны, вы, должно быть, хотите увериться, что она будет хорошо обеспечена.

 Лицо Абду оставалось бесстрастным. Возможно, в голосе Филиппа он почувствовал сарказм, но скорее всего это был просто его британский выговор.

 – Конечно.

 – Я хочу выделить миллион фунтов стерлингов для Адриенны.

 Абду редко можно было застать врасплох, тем более увидеть удивление на его лице. Англичанин был или безумцем, или околдован. Возможно, у Адриенны, как и у ее матери, был дар одурманивать мужчин. Но судьба англичанина интересовала его не больше, чем судьба дочери, которая одним фактом своего существования напоминала ему о его ошибке. Он не оказал бы ей чести торговаться из-за ее благополучия.

 – Это тоже должно быть зафиксировано. Сегодня вечером у нас будет семейный ужин, во время которого мы представим вас моей семье и объявим о вашей помолвке.

 Король поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

 – Я буду счастлив.

 Филипп был готов к тому, что Абду окажется холодным, но в действительности тот оказался совершенно бесстрастным, словно механическая кукла.

 – Вы будете присутствовать весной на нашей свадьбе?

 – Весной? – Губы Абду скривились в неком подобии улыбки. – Брак будет заключен здесь на следующей неделе в соответствии с законами и традициями Якира. Должно быть, вы захотите отдохнуть до вечера. Слуга покажет вам дорогу.

 Филипп остался стоять там, где его оставил Абду. Он был готов рассмеяться, если бы не усомнился, что Адриенна найдет все это забавным.

 

 Вечер обещал стать неким событием, в котором должны были сочетаться старые традиции и новые веяния. Адриенна повязала волосы шарфом, но покрывала надевать не стала.

 Она оделась скромно, подчиняясь орату, понимая, что есть части тела, которые нельзя показывать. Она выбрала платье с длинными рукавами, длинной юбкой и высоким воротом под горло от Ива Сен-Лорана. На женской половине распространились слухи, что Филипп будет представлен семье. И ей стало ясно, что он прошел испытание. Теперь, когда Филипп и ее помолвка были одобрены, Адриенна решила, что первая фаза ее плана завершена. Было слишком поздно идти на попятную. Впрочем, она и не собиралась этого делать.

 Бриллиант на ее пальце подмигивал ей из зеркала, пока она замазывала синяк на щеке. Отступив назад, она критически осмотрела себя в последний раз.

 Адриенна намеренно выбрала платье черного цвета, зная, что остальные женщины будут разряжены во все цвета радуги, как павлины. В черном она будет выглядеть скромной и покорной. Она неохотно надела ожерелье из аметистов. Абду, естественно, ждет, что она явится в нем. Пусть будет так. Она постарается быть покорной отцу до самого отъезда из Якира.

 Филипп был прав в одном отношении. Когда Адриенна позволяла эмоциям взять верх, то становилась безрассудной. И хотя слова, сказанные ею сегодня Абду, были справедливыми, она произнесла их сгоряча. Синяк у нее на щеке был свидетельством того, что ни теперь, ни раньше Абду не был склонен прислушиваться к словам женщины.

 Она снова прикоснулась к синяку пальцем. След удара был напоминанием о том, что, несмотря на появление в Якире новых зданий, новых дорог и новых свобод, мужчины здесь относятся к женщинам по-прежнему. Адриенна поняла, что Абду не испытывает к ней никаких отцовских чувств, хочет выпроводить из страны, боясь, что в Якире она может запятнать его честь.

 Это не очень ее опечалило, хотя где-то в глубине души Адриенна лелеяла надежду на то, что он раскается и пожалеет о своей жестокости. Теперь эта надежда умерла. И у нее осталась только одна цель.

 В дверь постучали. В комнату вбежала Ясмин, одетая в пестрое платье из атласа, и схватила Адриенну за руку.

 – Пойдем скорее, – сказала она по-английски. – Отец послал меня за тобой. Почему ты надела черное, когда красное больше подходит к случаю?

 Губы Адриенны слегка дрогнули, но Ясмин уже тащила ее к другим женщинам.

 Мужчины собрались в салоне. Там были Абду, три его брата, два сына и множество кузенов. Тут же находился Филипп. Он вел себя естественно и невозмутимо. Адриенне захотелось хоть на минуту дотронуться до него рукой, почувствовать его пожатие. Почувствовать связь с ним. Но по традиции она держала сложенные руки перед собой.

 Филиппу нужно было провести наедине с Адриенной хоть несколько минут. С момента, когда они спустились с трапа авиалайнера, они не обменялись ни единым словом. Он хотел бы сам предупредить ее о планах Абду. Молодому человеку было известно, что в ней таился вулкан. Сегодня днем он явственно заметил, как полыхнули ее глаза. Трудно было поручиться, что вулкан не начнет извергаться, когда Абду объявит дочери о том, что брак будет заключен в Яки-ре, и немедленно.

 Одну за другой, соблюдая формальности, достойные Букингемского дворца[42], Филиппу представляли женщин царствующего дома.

 В своих богатых праздничных туалетах они походили на радужную стайку птичек. У всех были смуглые лица, темные глаза и нежные голоса. Наряды одних были элегантны или шикарны, других – кричаще-безвкусны или нелепы, но все женщины вели себя одинаково. Их головы были опущены, глаза потуплены, красивые, унизанные кольцами руки сложены и покоились в складках длинных рукавов.

 Филипп заметил, как Адриенна выступила вперед по знаку своего отца, чтобы приветствовать братьев. Фахид поцеловал ее в обе щеки, потом крепко сжал ее руки.

 – Я счастлив за тебя, Адриенна. Добро пожаловать домой. Она почувствовала, что слова его искренни, и немного успокоилась. «Я люблю тебя, Адриенна». В детстве брат часто повторял ей эти слова – просто и бесхитростно. Теперь они стали взрослыми, но, когда их взгляды встретились и задержались друг на друге, Адриенна поняла, что Фахид к ней не переменился. И это ее обрадовало.

 – Я счастлива видеть тебя снова, – искренне сказала она.

 – Наш брат Рахман, – представил ей Фахид мальчика.

 Адриенна выждала, как требовали приличия, чтобы мальчик поцеловал ее первым. Когда его губы коснулись ее щеки, она поняла, что его сдержанность объяснялась застенчивостью.

 – Добро пожаловать, сестра. Мы благодарим Аллаха за то, что он привел тебя снова к нам.

 Рахман. У него были глаза поэта, а имя их прапрадеда, воина. Адриенне хотелось поговорить с братом, но ее остановил холодный взгляд Абду.

 Филипп продолжал наблюдать, как Адриенну представляли семье. Он узнал в ее младшем брате мальчика, которого видел за молитвой в комнате, расположенной рядом с его собственной. «Интересно, – размышлял молодой человек, – что чувствует Адриенна, знакомясь с братом, которого никогда не видела? Наверное, между ними лежит пропасть».

 Адриенна говорила по-арабски свободно, красиво, и речь ее была музыкальной и гладкой. И от этого вся сцена еще больше походила на сон. Хотя Филипп усилием воли старался заставить Адриенну посмотреть на него, она ни разу не взглянула в сторону жениха, но по знаку отца подошла к Филиппу и встала рядом с ним.

 – Сегодня у нас праздник. – Из уважения к гостю Абду говорил по-английски. – Я отдаю женщину из своей семьи этому мужчине. По воле Аллаха и в честь его они поженятся. – Взяв Адриенну за руку, он вложил ее в руку Филиппа. – Да будет она плодовитой и скромной женой.

 Адриенне захотелось улыбнуться, но она увидела, как ее бабушка, поддерживаемая более молодой женщиной, отерла слезу.

 – Бумаги подписаны, – продолжал Абду. – О цене мы договорились. Церемония состоится через неделю, считая от сегодняшнего дня.

 Филипп почувствовал, как пальцы Адриенны дрогнули в его руке. Она резко вздернула голову и несколько мгновений боролась с собой. Потом она снова опустила глаза и выслушала пожелания счастья и плодовитости.

 Не обменявшись с женихом ни единым словом, Адриенна вместе с другими женщинами удалилась на женскую половину отпраздновать это событие.

 

 Сны Адриенны были беспокойными, и она металась в постели. Она надеялась забыться ночью, но сон, насыщенный видениями, не принес забвения. Когда чья-то рука закрыла ей рот, она рванулась с постели.

 – Полегче, – сказал Филипп шепотом прямо ей – в ухо. – Если ты начнешь кричать, твои родичи отхватят жизненно важные элементы от моего тела.

 – Филипп!

 Первая волна облегчения была такой сильной, что Адриенна обхватила его руками. Он легко скользнул в постель и, оказавшись рядом с ней, заглушил поцелуем ее слова. Он жаждал этого ощущения, томился по нему целый вечер и теперь ощутил желанный вкус ее губ. Он даже не подозревал, что может так соскучиться по Адриенне всего за несколько часов.

 – Я просто сходил с ума, – шептал он, целуя ее в шею. – И думал, когда же смогу поговорить с тобой, прикоснуться к тебе, Я хочу тебя, Эдди. – Он слегка прикусил мочку ее уха. – Хочу сейчас.

 Адриенна почувствовала, что теряет контроль над собой, но в следующую минуту оттолкнула жениха.

 – Черт возьми, что ты здесь делаешь? Ты знаешь, что случится, если тебя найдут здесь?

 – Мне так тебя не хватало.

 – Прекрати! Здесь все еще публично рубят головы на рыночной площади. Не шути с этим!

 – Я уже потерял свою голову, мне больше терять нечего. – Филипп взял ее руку и поднес к губам.

 – Тебе надо выбираться отсюда, и поскорее.

 – Нет, пока мы не поговорим. Адриенна, сейчас три часа ночи. Все спят, объевшись ягнятины и гранатов.

 «Пять минут ничего не решат», – подумала Адриенна. Ей было так приятно, что Филипп рядом.

 – Как ты пробрался на женскую половину?

 – Через тоннель.

 Да, ему было бы несложно найти в темноте даже родинку на ее теле.

 – Боже милостивый, Филипп, если бы тебя увидели…

 – Но ведь не увидели же.

 – Ты будешь меня слушать?

 – Я весь превратился в слух. Она оттолкнула его руки.

 – Тебе вообще опасно покидать свое крыло дома, не говоря уже о том, чтобы находиться здесь… Как ты нашел мою комнату?

 – У меня есть свои способы разведки.

 – Филипп!..

 – На твоей шкатулке с косметикой укреплено маленькое приспособление, испускающее сигналы.

 Адриенна поднялась и заходила по комнате.

 – Ты ведешь себя как шпион из романа. Добром это не кончится.

 – Мне надо было увидеться с тобой. Я должен был убедиться, что ты в порядке.

 – Я это ценю, но мы договорились, что ты будешь ждать, пока я сама не установлю с тобой связь.

 – Да, я не выполнил этого условия. Неужели мы будем терять время на споры?

 – Нет. – Адриенна сочла неразумным рисковать, включив свет, и зажгла свечу.

 – Мне жаль, что Абду внезапно обрушил на тебя известие о нашем браке. Но я не мог предупредить тебя заранее.

 – Давай-ка ближе к делу. Как мы поступим?

 – А что мы можем предпринять?

 От нее не укрылись нотки удовлетворения, прозвучавшие в голосе Филиппа.

 – Я подписал соглашение насчет выкупа. И серьезно сомневаюсь, что нам удастся украсть ожерелье и убраться из страны менее чем за неделю.

 – Интересно, подозревает ли он что-нибудь или нет? И почему так спешит со свадьбой?

 – Подозревает ли, что его дочь – одна из самых ловких и удачливых воров последнего десятилетия?

 Адриенна подняла бровь.

 – Одна из?..

 – Не забывай обо мне, дорогая.

 Филипп поднял одеяло и пробежал по ее телу пальцами.

 – Я сомневаюсь, что Абду подозревает о твоем намерении. Даже Интерпол все эти годы пытается поймать тебя и каждый раз идет по ложному следу.

 С минуту Адриенна сидела, погрузившись в размышления, и машинально вертела кольцо с бриллиантом.

 – Так как же мы поступим?

 – Это ты мне скажи. – Филипп отбросил покрывало в сторону. – Ведь это твоя игра.

 – Свадьба поставит тебя в очень неловкое положение, Филипп.

 – Я уже сам решил поставить себя в это положение, если помнишь. Я собираюсь жениться на тебе так или иначе. А будет ли это здесь или в Лондоне, для меня едва ли имеет значение.

 Никогда за всю свою жизнь Адриенна не чувствовала себя до такой степени загнанной в угол.

 – Ты знаешь, как я к этому отношусь.

 – Прекрасно знаю. И что?

 – В конце концов, это всего лишь дань традиции. Мы с тобой не мусульмане, поэтому можем не принимать все, что произойдет, всерьез. Как только мы окажемся дома, ты сможешь развестись со мной.

 Филиппа это позабавило.

 – И на каком основании?

 – Ты мужчина, тебе незачем его искать. Достаточно будет трижды повторить: «Я развожусь с тобой», и с этим будет покончено.

 – Удобно.

 Он потянулся было за сигаретой, но не закурил.

 – И я понесу только расходы на покупку четырех верблюдов.

 – Он попросил у тебя такой выкуп? Четырех верблюдов? Со смехом, который скорее напоминал рыдание, Адриенна обхватила себя руками за плечи.

 – Я торговался, как ты мне и посоветовала, но не знал, правильно ли я делаю.

 – За хромую, третью жену с тебя и то потребовали бы больше!

 – Адриенна!

 – Отец хотел оскорбить тебя, а не меня! – Она стряхнула его руку. – Это неважно, вернее, будет неважно, когда я получу «Солнце и Луну». Четыре верблюда или четыреста, это означает только, что меня продали и купили. Но повторяю, мы будем играть по его правилам, лишь пока мы здесь.

 Филипп нежно убрал ее волосы с лица.

 Свет свечи трепетал на лице девушки, и синяк стал заметнее.

 – Как это случилось?

 – Это вопрос чести.

 Заметив выражение его лица, она улыбнулась. Глаза молодого человека помрачнели, и это ее испугало. Во рту у нее пересохло.

 – Филипп!

 – Это его работа? Он ударил тебя?

 – Неважно.

 Страх за любимого охватил Адриенну, когда она заметила, что он поднимается с постели.

 – Филипп, поверь, это ничего не значит. У него есть право…

 – Нет! – Он вырвался из ее рук. – Нет, клянусь богом, у него нет такого права.

 – Здесь есть.

 Адриенна быстро заговорила, преграждая Филиппу путь к двери. Она не осмеливалась говорить в полный голос, но шепот ее звучал страстно:

 – Его правила. Помнишь? Ты ведь только что сказал об этом сам.

 – Нет, никто не имеет права бить тебя!

 – Синяки пройдут, Филипп, но, если ты попробуешь потребовать от Абду объяснений и, не дай бог, ударишь его, для нас с тобой все будет кончено. Есть лучшие способы отомстить и за меня, и за тебя. Пожалуйста.

 Адриенна подняла руку, чтобы погладить его по щеке, но он отвернулся.

 – Дай мне минуту подумать.

 Филипп знал, что она права. Он всегда мог логически мыслить, обдумывая свои поступки во всехдеталях, но сейчас ему просто хотелось убить Абду. Он сделал бы это с удовольствием.

 – Он никогда больше не ударит тебя.

 Адриенна облегченно вздохнула. Теперь Филипп снова стал самим собой.

 – Не ударит. Но это и неважно.

 Филипп нежно провел пальцем по синяку.

 – Я люблю тебя, Эдди.

 – Филипп, – она прижалась к нему, положив голову ему на плечо, – ты значишь для меня больше всех на свете.

 Филипп нежно провел рукой по ее волосам и тихо сказал:

 – Я был в комнате, где помещается сокровищница. Адриенна отпрянула от него, но Филипп прижал ее к себе еще крепче.

 – Там все примерно так, как мы и думали, но будет лучше, если мы оба взглянем на замки и во всем разберемся. А что касается ключа…

 – Дубликат ключа, который я сделала, подойдет. Его можно подогнать, если потребуется.

 – Нам лучше поторопиться. – Филипп отстранился, зная, что в разговоре с Адриенной ступил на скользкую почву. – Если ты позволишь, я могу заняться этим, ну, скажем, завтра ночью. И мы покончим с нашим делом.

 Она размышляла.

 – Завтра ночью мы займемся этим вместе.

 – Незачем быть там вдвоем.

 – Прекрасно, тогда я справлюсь сама.

 – Ты упряма как ослица, Эдди.

 – Да. Я хочу участвовать в этом деле от начала до конца. Мы займемся этим вместе, или я все буду делать одна.

 – Ладно, твоя взяла. – Филипп снова дотронулся кончиком пальца до синяка на ее лице. – Придет время, когда ты не сможешь все делать по-своему.

 – Возможно. А пока что я подумала о нашей брачной ночи.

 – Это любопытно.

 С улыбкой он зацепил кончиком пальца ее ночную рубашку за вырез и потянул к себе.

 – По правде говоря, это самое подходящее время для того, чтобы украсть ожерелье.

 – Значит, сначала дело, а потом удовольствие? Да? Ты попираешь мое мужское самолюбие, Эдди.

 – Ты не представляешь, какими долгими, скучными и утомительными бывают свадебные церемонии в нашей стране. Они длятся часами, а за столом сидят до полного умопомрачения. Зато потом нам будет предоставлена полная свобода и уединение. Нас никто не будет беспокоить. А через день, самое большее через два, мы сможем уехать отсюда.

 – Я предпочел бы видеть тебя более романтичной особой, но в этом есть смысл. Наверное, то, что два вора собираются в свою брачную ночь совершить кражу, вполне резонно.

 – Это не просто кража, Филипп. Это будет фантастическая кража, легендарная. – Адриенна быстро поцеловала жениха и сделала шаг к двери. – А теперь ты должен идти. Тебе нельзя здесь больше оставаться. Завтра ночью в три мы встретимся около сокровищницы.

 – Может быть, сверим часы?

 – Не думаю, что в этом есть необходимость.

 – А я думаю, есть.

 Прежде чем девушка успела открыть дверь, чтобы убедиться, что путь свободен, молодой человек схватил ее в объятия.

 – Пусть мне отрубят голову, но наша встреча одними разговорами не кончится.

 И Филипп понес ее к кровати.

24

 – Вы будете очень красивой невестой.

 Дагмар, портниха из Парижа, прилетевшая в Якир специально, чтобы сшить свадебный наряд, укладывала складки атласной ткани на плечах Адриенны.

 – Вот сюда надо побольше кружев.

 Портниха закалывала ткань, наклоняясь к Адриенне, потому что была гораздо выше ее. От нее пахло свежестью и духами, которым дали ее имя.

 – Оно должно ниспадать складками и струиться от горла до корсажа.

 Адриенна пристально вглядывалась в отражение в зеркале. Ее отец действовал быстро. Должно быть, получить готовое свадебное платье за неделю, да еще из рук одной из лучших модельеров Парижа стоило немало. «Конечно, это вопрос чести, – подумала она. – Король Абду не мог допустить, чтобы его дочь была отдана мужу в обычном платье. Она должна быть одета во все самое лучшее».

 – Я предпочитаю простое платье.

 Дагмар подколола длинные рукава, обузив их, чтобы они обтягивали руки.

 – Доверьтесь мне. Я создам настоящий шедевр. Портниха подняла глаза на двух своих помощниц, которые вошли, неся еще несколько платьев.

 – Это для подружек невесты. Нам дали целый список. Дагмар вытащила булавку из подушечки, прикрепленной к запястью, и вколола ее в платье где-то на талии.

 – А сколько подружек будет на свадьбе? – спросила Адриенна.

 Дагмар на мгновение подняла глаза, удивленная тем, что будущая новобрачная задает такие вопросы.

 – Двенадцать. Вот это платье великолепно.

 Дагмар сделала знак своей помощнице развернуть платье и подержать его на весу, У него был глубокий вырез и широкая длинная юбка, отделанная кружевами.

 – Мне предоставили право выбрать все на мой вкус. Надеюсь, не возражаете?

 – Не сомневаюсь, что все платья будут хороши, – улыбнулась Адриенна.

 – Повернитесь, пожалуйста. – Дагмар снова занялась нарядом невесты.

 Ей редко доводилось встречать такую сдержанную или, быть может, равнодушную невесту.

 – Шлейф нужно прикрепить вот здесь. – Она указала место ниже плеч Адриенны. – Он будет струиться как река. У вас царственный вид!

 В первый раз Адриенна улыбнулась. Эта женщина старалась на совесть.

 – Звучит прекрасно.

 Ободренная, Дагмар отступила назад, чтобы убедиться в правильности своего решения. Долгие годы она одевала богатых и знаменитых, умело маскируя их недостатки. У принцессы было прекрасное тело, миниатюрное, с чудесными формами. Что бы она ни придумала, на такой фигурке, как эта, все будет замечено. На принцессу будут смотреть с завистью. Дагмар подумала: «Как жалко, что мне не заказали все приданое!»

 – Волосы. Как вы их носите? Наверх или спускаете на плечи?

 – Как придется.

 – На свадьбе ваша прическа должна соответствовать платью и оттенять его.

 Дагмар отступила на шаг и оценивающе оглядела Адриенну.

 – Думаю, волосы следует заплести в косу. Очень по-французски, очень изысканно, как и платье. Вы наденете какие-нибудь драгоценности? Что-нибудь особенное?

 Адриенна подумала о «Солнце и Луне», сиявшем на свадебном платье ее матери.

 – Нет, к платью я не надену никаких украшений. Кстати, скажите, сколько стоит мое платье?

 – Ваше высочество…

 – Я хочу знать цену моего свадебного наряда. Дагмар пожала плечами и одернула юбку на Адриенне.

 – Оно будет стоить примерно двести пятьдесят тысяч франков.

 Кивнув, Адриенна потрогала кружева у горла и подумала о том, что заработала куда больше комиссионных при ограблении Сент-Джонов.

 – Вы дадите счет мне, а не королю.

 – Но, ваше высочество…

 – Вы дадите счет мне, – настойчиво повторила Адриенна. Она ни за что не согласилась бы надеть что-нибудь, купленное отцом.

 – Как пожелаете.

 – Эта свадьба будет в Якире, мадам, – снова улыбнулась Адриенна, – но я американка. Трудно избавиться от своих привычек.

 Когда примерка закончилась, в комнату одна за другой потянулись женщины гарема. Они пришли поглазеть на платье, выпить чаю, поговорить о свадьбах и модах. Многие стали просить Дагмар, чтобы она сшила что-нибудь и для них. Портниха с радостью согласилась.

 Женщины раздевались, демонстрируя белье. Красивое белье было их страстью, так же как и драгоценности. На них были красные пояса для подвязок и черные кружева, белый атлас и прозрачный шелк. Женщины болтали о нарядах, задавали тысячи вопросов – какие будут на свадьбе подарки, где молодые проведут медовый месяц. Ясмин примерила платье, которое подошло бы женщине вдвое ее старше.

 – Нет, оно тебе не подходит, – сказала Адриенна.

 – Мне оно нравится. Кери и другие носят такие платья. Видя огорченное личико Ясмин, Адриенна сделала знак

 Дагмар.

 – Я хочу заказать для своей сестры что-нибудь особенное.

 – Ваш отец выразил желание, чтобы все подружки невесты были в одинаковых платьях.

 Глаза Адриенны встретились в зеркале с глазами портнихи.

 – Я говорю вам, что моя сестра такого платья не наденет. Я хочу что-нибудь понежнее, что-нибудь более… – Ей хотелось сказать – «что-нибудь более подходящее для юной девушки», но она вовремя спохватилась и закончила так: – Что-нибудь более современное. Возможно, розового цвета, чтобы моя сестра выделялась среди остальных.

 Глаза Ясмин засверкали.

 – Нет, красного!

 – Розового, – повторила Адриенна.

 – Возможно, в салоне осталось что-нибудь подходящее, и я пошлю за платьем сейчас же, – кивнула Дагмар.

 – Счет за это платье тоже представьте мне. – Адриенна прикоснулась к щечке Ясмин. – Ты будешь в нем очень красивой. Как роза среди папоротников.

 – Я и в этом платье красивая.

 – Но ты будешь еще красивее. Ясмин на мгновение задумалась.

 – Оно будет шелковым?

 Когда-то и Адриенна была маленькой девочкой и мечтала о шелковом платье.

 – Ну что же, пусть будет шелковым.

 – Когда я буду выходить замуж, то сошью такое же платье, как у тебя.

 – Ты можешь надеть и это, если захочешь. Брови Ясмин взметнулись вверх.

 – Надеть уже ношенное платье?

 – Есть такая традиция – надевать свадебное платье матери, сестры или подруги.

 Ясмин, провела пальцем по атласному платью Адриенны

 «Странный обычай, – думала она, – но, если платье того заслуживает, стоит об этом подумать».

 – Я не стала бы надевать платье своей матери. Оно не такое красивое, как твое. Ведь она была второй женой. А ты почему не наденешь платье Фиби?

 – Оно не сохранилось. Но есть портрет мамы в этом платье. Если когда-нибудь ты навестишь меня в Америке, я покажу его тебе.

 – Навестить тебя? Когда?

 – Когда тебе разрешат.

 – И мы будем обедать в ресторане?

 – Если захочешь.

 С минуту Ясмин выглядела так, как выглядела бы на ее месте любая другая молодая девушка, которой предложили нечто заманчивое.

 – Некоторые женщины в Якире едят в ресторанах, но отец не разрешает этого членам семьи.

 Адриенна взяла девочку за руку.

 – Мы будем обедать в ресторанах каждый вечер.

 

 Филипп редко видел короля, но обращались с ним хорошо. «Как с дипломатом дружественной державы, приехавшим по делам», – подумал он, после того как ему была предложена экскурсия по дворцу. Ему показали все комнаты, кроме покоев на женской половине дворца, а принц, сопровождавший его, давал ему подробные и часто утомительные пояснения по истории Якира. Слушая все, что ему рассказывали, Филипп мысленно делал заметки – где находятся двери, окна, входы и выходы. Он старался запомнить количество стражей и слуг, прикидывал, когда и где они появляются, – короче, изучал распорядок жизни во дворце.

 Задавал только те вопросы, которые можно было задать. Книга, которую ему вручила Адриенна, оказалась весьма полезной, и он руководствовался ее советами. Филипп не спрашивал о женщинах, скрытых за стенами сада и узорчатыми решетками окон, о рынке рабов, который все еще существовал здесь, хотя сделки, совершаемые там, были окутаны тайной. Или об обезглавливании, из которого тайны не делалось вовсе.

 Мужчины закусывали икрой и перепелиными яйцами в комнате, в которой журчала вода во встроенном бассейне. В клетках, свисавших с потолка, распевали птицы с пестрым оперением.

 Позже в лимузине с кондиционером они проехались по городу. Рассказывая о выгодных торговых договоренностях между Якиром и западными странами, Фахид показывал гостю порт, корабли, и Филипп впервые увидел, как красив Якир, его темные холмы и море. Несмотря на обилие транспорта и бешеную скорость машин, здесь было много примет древности и, более того, чувствовалось, как эта древняя страна упорно сопротивляется западному влиянию.

 Мужчины прошли через двор, где менее пяти лет назад одна из младших принцесс и ее любовник были казнены в наказание за прелюбодеяние. Вдали Филипп разглядел серебристую колонну какого-то административного здания, увенчанную диском спутниковой антенны.

 – Якир – страна контрастов, – заметил Фахид, увидев, как матавейн схватил за руку женщину, оказавшуюся на улице без сопровождающего. – За последние двадцать пять лет в Якире произошло множество изменений, но мы страна ислама и всегда ею останемся.

 Фахид дал краткие указания шоферу, потом откинулся на подушки сиденья.

 – Религиозная полиция полна рвения, а в Якире всем правит религия.

 – Я не склонен критиковать чужую религию, Фахид. Но мужчине трудно оставаться в стороне, когда унижают женщину.

 – В некоторых вопросах мы никогда не будем придерживаться с вами одной точки зрения.

 – Что вы хотите изменить в Якире, когда будете править?

 – Я смогу изменить не так уж много. Только то, что мне разрешат изменить. Во многих случаях сам народ отторгает все новое. Они борются против прогресса точно так же, как и стремятся к нему.

 Фахид улыбнулся. В баре лимузина был кувшин холодного сока, и принц разлил его в два хрустальных стакана.

 – Вы, вероятно, удивитесь, если я скажу, что многие женщины с удовольствием носят свои покрывала.

 Филипп вытащил сигарету, а Фахид щелкнул золотой зажигалкой и поднес ему огонек.

 – Вы замечаете, что в Якире ни одна женщина не водит машину? В законе нет ни слова о том, что женщинам воспрещается водить автомобиль, и все же они опасаются это делать, потому что, если колесо у машины спустится, ей не поможет ни один мужчина. Таковы традиции. И традиции более незыблемы, чем законы.

 – И ваши женщины довольны?

 – Кто может сказать, что на уме у женщин? – Фахид усмехнулся. – В этом вопросе, пожалуй, и Восток и Запад могут прийти к одному мнению. – Когда машина остановилась, Фахид показал на одно из зданий: – Это Мемориальный университет Ахменда. Женский колледж. В Якире мы теперь поощряем желание женщин получить образование. Видите, иногда традиции становятся податливыми. Якир нуждается в женщинах – врачах, учителях, банкирах. Теперь нашим женщинам легче получить медицинскую помощь, образование или распорядиться своими деньгами. И в этом смысле все будет меняться к лучшему.

 Филипп отвлекся от созерцания здания университета и улыбнулся.

 – Рад это слышать.

 – Образование приносит знания, но вместе с тем приходят и недовольство, и желание видеть, знать и иметь больше. Якиру придется приспосабливаться, и все же, что заложено в крови, изменить невозможно. И потому женщины будут носить покрывала – это их выбор. И предпочитать жизнь в гареме, потому что там они находят безопасность и комфорт.

 – И вы верите этому?

 – Я это знаю.

 Сделав знак шоферу, Фахид сложил руки на коленях.

 – Я получил образование в Америке, любил американскую женщину, и многое в Америке мне нравилось. Но во мне бедуинская кровь. У Адриенны мать американка, и она выросла на Западе, но и в ней есть бедуинская кровь. И эта кровь будет бежать по ее жилам до самой смерти.

 – Но это ее не меняет.

 – Жизнь Адриенны была непростой. Она ненавидит отца?

 – Ну, «ненавидит» – слишком сильное слово.

 – Зато точное.

 Фахиду было очень важно узнать, как его сестра относится к отцу, и поговорить с Филиппом наедине.

 – Такие страсти, как любовь и ненависть, – непростая вещь. Если вы ее любите, увезите ее отсюда сразу же после свадьбы. Пока мой отец жив, держите ее подальше от Якира. Отец тоже не способен прощать.

 Прозвучал призыв муэдзина к молитве. Торговцы поспешно закрыли двери лавок, мужчины опустились на колени. Фахид вышел из машины и смешался с толпой остальных мужчин.

 Филипп тоже вышел на послеполуденный зной. Ему был виден муэдзин, поднявшийся на ступеньки мечети. Он призывал правоверных к молитве. Это была исполненная силы сцена – люди смиренно стояли на коленях на жгучем солнце, жаркие запахи пота и специй из лавок смешались и повисли в воздухе.

 Женщины жались в тени поодаль. Если они и молились, то молча. Им не было дозволено отвечать на этот призыв. Филипп чувствовал, что начинает понимать Фахида. Люди не просто следовали традиции и подчинялись ей. Они раскрывали ей сердца и объятия, они были проникнуты ею. Традиция была увековечена в них. Образ жизни этих людей был основан на почитании религии и мужской чести. Здесь могли, как грибы, вырастать новые здания, могло совершенствоваться образование, но обычаи оставались прежними.

 Филипп посмотрел на дворец. Издали его сады казались цветными пятнами, окутанными дымкой. Крытые зеленой черепицей крыши сверкали на солнце. Где-то в его стенах была Адриенна. Заставит ли ее подойти к окну призыв муэдзина?

 

 Приспособление, принесенное Адриенной, было очень чувствительным. Собираясь на это краткое свидание, она оставила в своей комнате остальные инструменты, а с собой взяла только маленький усилитель, ключ и напильник.

 Адриенна воспользовалась тоннелем, как это делали многие поколения женщин, направляясь в главный дворец из своих покоев. На потертом полу шаги Адриенны были не слышны – сандалии ступали тихо. Тоннель, как повелось исстари, кое-где освещался факелами, а не электрическими фонарями. Неровное пламя факелов делало тоннель таинственным и романтичным.

 Адриенна могла встретить здесь короля или принца, но, к счастью, этого не случилось. Она беспокоилась о Филиппе, подозревая, что за его комнатами наблюдают. Если бы его поймали в неположенное время в неподобающем месте, то непременно депортировали, не дав проститься с невестой, а ее, вероятно, избили бы или обрекли на заточение в женских покоях.

 Она вышла из тоннеля и оказалась в королевских апартаментах. Абду, вероятно, находился в одной из своих комнат. Одна из жен, должно быть, уже была отправлена назад, на свою половину, после того как выполнила свои супружеские обязанности.

 На минуту, только на одну минуту Адриенна почувствовала искушение рывком распахнуть дверь в его спальню, пробудить отца от его самодовольства и сказать ему все, что она чувствует, все то, что проклюнулось и взросло из посеянных им горьких семян. Но она знала, что удовлетворение ее продлится недолго, а ей хотелось отомстить по-настоящему.

 Стражи должны были смениться за час до рассвета. Адриенна посмотрела на светящийся циферблат своих наручных часов и попыталась рассчитать время, оставшееся в ее распоряжении. «Достаточно, – подумала она, – даже больше чем достаточно».

 Холл был пустынным, темным и безмолвным. Двигаясь по памяти, Адриенна свернула в примыкавшее к холлу крыло, добралась до комнаты, где был спрятан сейф с сокровищами, и, присев на корточки, начала исследовать замок. Руки ее действовали уверенно, но покрылись испариной. Раздраженная девушка вытерла их о юбку, бросила мгновенный взгляд направо, потом налево, проскользнула в хранилище, закрыла и заперла за собой дверь.

 Когда рот Адриенны зажали рукой, сердце ее остановилось. Когда же оно забилось с нова, Адриенна сквозь зубы тихонько выбранила Филиппа. Рванувшись от него в сторону, она направила ему в лицо узкий луч электрического фонаря.

 – Не смей никогда больше этого делать!

 – Рад тебя видеть. – Филипп наклонился и поцеловал Адриенну. – У тебя возникли трудности с замком, да?

 – Нет. – Адриенна повернулась лицом к Филиппу и обняла его за шею. – Я и не подозревала, что буду так скучать по тебе.

 Он зарылся лицом в ее волосы, вдыхая их аромат.

 – Ну что же! Значит, наши дела все лучше и лучше. Чем ты занималась целый день, пока я разъезжал по городу?

 – Без конца пила чай и слушала глупую болтовню, а также примеряла свое свадебное платье.

 – Похоже, ты не в восторге от этих занятий.

 – Все это дается тяжело. Я и не думала, что будет так трудно обманывать свою бабушку. И мне не нравится, что меня упаковывают в белый атлас, когда я знаю, что это только шоу.

 – Я не против, чтобы эта свадьба была настоящей. – Филипп сказал это небрежно, но Адриенна не заметила в его глазах смешинки.

 – Ты же знаешь, как я отношусь к браку, и, кроме того, сейчас не время обсуждать этот вопрос. Ты уже осмотрел дверь в сокровищницу?

 – Сверху донизу.

 Филипп осветил фонариком стальную дверь.

 – Как показано на спецификации, к каждому замку ведет свой провод. Устройство несложное. Мы защемим провода зажимами. Думаю, что мы справимся быстро.

 Адриенна передала ему какой-то прибор с циферблатом.

 – Это усилитель. Мне пришлось над ним потрудиться. Приложи его к замочной скважине, и ты услышишь, как чихают за три комнаты отсюда.

 Филипп в раздумье направил на усилитель пучок света своего фонарика.

 – Неужели ты сама его сконструировала?

 – Точнее сказать, переориентировала. Мне нужно было что-нибудь компактное и достаточно чувствительное.

 – Для человека, не закончившего даже средней школы, ты обладаешь поразительной осведомленностью в области электроники.

 – Природным талантом. Я считаю, что мы можем вскрыть эти замки за час.

 – За сорок минут, а с наружным за пятьдесят.

 – Отведем на это час. – Адриенна улыбнулась и провела рукой по щеке Филиппа. – В твоих талантах я не сомневаюсь, дорогой.

 – Спорим на тысячу фунтов, что я сделаю это за сорок м и нут.

 – Договорились. Я начну отключать сигнализацию в два тридцать. До трех ни к чему не прикасайся. Я присоединюсь к тебе, как только смогу.

 – Мне не нравится, что ты хочешь заняться этой частью работы одна.

 – Не забудь, что если бы ты не поехал со мной, то мне пришлось бы проделать работу от начала и до конца одной. Начиная от верхнего циферблата и так далее.

 – Мы же все обсудили, Эдди. Я знаю, как вскрывать сейфы, и этот тоже.

 Она отстранила Филиппа и вытащила ключ.

 – Смири свое тщеславие, чтобы оно не помешало нашему общему делу.

 – Хорошо, но ты тоже забудь о своем самолюбии. Скажи, а как я смогу убедиться, что ты отключила сигнализацию?

 – Никак. Тебе придется просто поверить в это. – Адриенна вздернула подбородок. – Я слишком долго готовилась, чтобы теперь ошибиться. Доверься мне или дай сделать все самой.

 Филипп смотрел, как осторожно она водит напильником по ключу.

 – Я не привык работать с партнером.

 – Я тоже.

 – В таком случае нам повезло, что мы собираемся на этом закончить свою карьеру и отойти от дел. Эдди, я чувствовал бы себя увереннее, если бы ты не была так напряжена.

 – А я чувствовала бы себя увереннее, если бы ты остался в Лондоне. – Прежде чем он успел ответить, Адриенна подняла руку. – Возможно, у нас не будет больше случая поговорить. Если что-то не сработает, если произойдет какой-нибудь сбой, я хочу, чтобы ты вышел из игры. Обещай мне.

 – Ты все еще не понимаешь? – Он взял ее за подбородок, пальцы его были напряжены. – Нет, наш разговор не окончен. Можешь фыркать и говорить что угодно о том, что не веришь в любовь, что не можешь ее испытывать, но это не меняет моего отношения к тебе. Придет время, когда все это останется позади и мы с тобой окажемся один на один – ты и я. И тебе придется с этим считаться.

 – То, что мы делаем сейчас, – работа и не имеет никакого отношения к любви.

 – Ах, не имеет? Ты здесь в такой же степени потому, что любила мать, как и потому, что ненавидишь отца. А может быть, из-за любви. Я же здесь потому, что все, связанное с тобой и твоими чувствами, важно для меня.

 – Филипп. – Она осторожно коснулась рукой его запястья. – Я иногда теряюсь, не знаю, что тебе и ответить.

 – Научишься. – Филипп привлек ее к себе. – Ты пригласишь меня к себе?

 – Хотела бы. Но сейчас не могу.

 Адриенна закрыла глаза, наслаждаясь его поцелуем, потом отвернулась и попыталась вставить ключ в замочную скважину. Ее слух был напряжен, она старалась не упустить скрежета металла о металл там, где ключ окажется больше отверстия.

 – Не могу рисковать и пытаться открыть дверь сейчас. Более детальной подгонкой займемся, когда мы отключим все три системы сигнализации. Но я думаю, – Адриенна вставила ключ в замочную скважину, потом вытащила его, – что все почти готово… – Она умолкла и, не выпуская ключа из рук, вдруг уставилась на дверь. – Ожерелье за этой дверью, всего в нескольких футах от меня, а я не чувствую никакого волнения. Это меня удивляет.

 – Ты не думала о том, чтобы оставить его себе?

 – Когда я была юной, то мечтала надеть его на шею матери и увидеть, как жизнь возвращается к ней. Или что я сама надену его и почувствую…

 – Почувствуешь что?

 – Почувствую себя принцессой. – Адриенна положила ключ в мешочек. – Нет, ожерелье не для меня, но вместо всех трагедий, следовавших за ним на протяжении стольких лет, пусть оно теперь послужит чему-нибудь доброму. – Она пожала плечами. – Наверное, все это звучит глупо.

 – Да. – Он поднес ее руку к губам. – Но, видишь ли, прежде чем я узнал, что ты глупая идеалистка, я испытал к тебе влечение.

 Филипп задержал руку Адриенны в своей, и они двинулись к двери.

 – Эдди, будь осторожна со своим отцом.

 – Я редко делаю одну и ту же ошибку дважды, Филипп. Она приставила к двери свое подслушивающее устройство и подождала немного. Всюду было тихо.

 – Не беспокойся обо мне, Я ведь годами разыгрывала из себя принцессу.

 Прежде чем она успела выскользнуть за дверь, он поймал ее:

 – Адриенна, ты не должна в это играть – ты ведь и есть принцесса.

25

 Адриенна вовсе не была убеждена, что Филипп прав. В течение нескольких следующих дней ей пришлось призвать на помощь все свое хладнокровие и самоконтроль. И ей это удалось. Возможно, именно потому, что в ней текла королевская кровь. Но, по мнению самой Адриенны, умение играть роль она унаследовала от матери, которая покорила Голливуд не только своей красотой, но и талантом.

 Адриенна посещала приемы – бесчисленные обеды и ужины, которые устраивали в ее честь родственницы. Урывками ей удавалось увидеть Филиппа, но они никогда не оставались наедине. Будущая новобрачная проводила часы на примерках, но еще больше времени уходило на хождение по магазинам в обществе кузин и тетушек.

 Отовсюду во дворец стекались свадебные дары. Золотые блюда, серебряные шкатулки, фарфоровые вазы от глав государств и царственных союзников.

 В орбиту мести Адриенны своему отцу оказались втянутыми друзья и чужие люди, а она-то считала месть делом глубоко личным.

 Как и следовало ожидать, невеста сама отвечала на поздравительные письма. Один, очень важный для нее подарок Адриенна получила из Нью-Йорка. По просьбе Филиппа Селеста прислала его. Теперь этот подарок стоял среди остальных – красивая шкатулка из китайского лака. Это была шкатулка с сюрпризами – со множеством отделений, в том числе и тайных. Через несколько дней Адриенна надеялась поместить туда «Солнце и Луну». Она положит ожерелье в потайной ящичек и отправит шкатулку домой, так же как и остальные подарки.

 До свадьбы Адриенна увидела отца только один раз, да и то ей самой пришлось обратиться к нему. Для выхода за пределы дворца все еще требовалось письменное разрешение ближайшего родственника мужского пола; и в этом случае не имело значения, принцесса она или нет.

 Адриенна стояла, сложив руки, выступающие из длинных рукавов. На ней было только кольцо с бриллиантом, подаренное Филиппом, и сережки, дар Селесты. Ожерелье из аметистов уже было уложено. Она собиралась его продать и на вырученные деньги сменить трубы отопления в своей клинике.

 – Спасибо за то, что согласился принять меня.

 Абду сидел за письменным столом эбенового дерева и нетерпеливо барабанил по нему пальцами, унизанными кольцами.

 – Я смогу уделить тебе очень мало времени. Тебе следует готовиться к завтрашнему дню.

 В дочери чуть было не взыграла унаследованная от отца гордость. Но унаследованное от матери актерское дарование позволило ей скрыть свои чувства. Поэтому, когда Адриенна заговорила, голос ее прозвучал ровно:

 – Все уже готово. Я подумала, что должна поблагодарить тебя за то, как ты все устроил.

 Оба они знали, что затраты на свадьбу дочери – еще один способ показать, на что способен человек и мужчина.

 – Это все?

 – Я пришла попросить твоего разрешения взять на пляж Ясмин и других моих сестер и провести там с ними несколько часов. У меня было очень мало времени, чтобы узнать их.

 – Сама виновата. Ты могла бы жить здесь, но предпочла Якиру Запад.

 – Но они мои сестры.

 – Они – женщины Якира, дочери Аллаха, а ты – нет и никогда не была одной из них.

 Держать голову потупленной и говорить едва слышно было для Адриенны нелегким испытанием.

 – Ни ты, ни я не можем отказаться от своей крови, как бы ни желали этого.

 – Я хочу избавить своих дочерей от твоего тлетворного влияния. Завтра ты выйдешь замуж, церемония будет достойна твоего ранга. Но после этого ты немедленно покинешь Якир, и я никогда о тебе не вспомню. Для меня ты мертва с тех пор, как покинула Якир, потому я не почувствую утраты.

 Адриенна шагнула вперед, не задумываясь и не беспокоясь о том, что ее снова может ждать оплеуха или нечто худшее.

 – Ты еще вспомнишь обо мне, – сказала она тихо. – Клянусь, что такое время настанет.

 В эту ночь, оставшись в своей комнате одна, Адриенна долго не могла уснуть. Ее подушка была мокрая от слез.

 

 В день свадьбы утром ее разбудил крик муэдзина. Адриенна распахнула окна, приветствуя солнце. Этот день должен был стать самым длинным, а возможно, и самым трудным в ее жизни. У нее оставалось очень мало времени до того, как придут женщины и служанки и нарушат ее уединение. Ее будут одевать, готовя к брачной церемонии. Заставив себя ни о чем не думать, Адриенна наполнила ванну горячей водой и добавила в нее ароматного масла.

 Если бы эта свадьба была настоящей, испытывала бы она возбуждение, радость, беспокойство? Может быть. Но сейчас она чувствовала только тупую боль в сердце и глухую печаль о том, чего не могло быть. Эта церемония будет лживой, впрочем, испокон веку обещания, которые дает один человек другому во время подобной церемонии, частенько оказываются ложью.

 Что такое брак для женщины, как не бремя? Она берет имя мужчины и отказывается от своего собственного, а вместе с потерей имени теряет и право быть свободной. Отныне она должна жить по его воле, руководствоваться его желаниями, думать о его чести.

 В Якире слово «шараф» означает личную честь мужчины. На нем основаны все законы, из этого понятия выросли традиции. Если честь мужчины утрачена, восстановить ее невозможно. Поэтому женщин, принадлежащих к семье, стерегут фанатично. Особенно следят за их целомудрием, потому что мужчина в ответе за поведение своей дочери, пока она жива. Вместо свободы им дают служанок, не загружают физическим трудом, и жизнь их превращается в пустое препровождение времени. Женщине позволяют продавать себя мужу и влачить жалкое существование. Все это не что иное, как позолоченное рабство.

 Отец ее сказал правду: она не была женщиной Якира, а в Филиппе не было бедуинской крови. Предстоящая свадьба была притворством, маскарадом. И в этот день, важнейший день ее жизни, Адриенна должна была помнить об этом. Возможно, в ее жилах и текла кровь Абду, но она не была его дочерью.

 Когда все кончится, она сделает то, зачем приехала сюда, что поклялась сделать. И ее месть, которой она все еще горячо жаждала, о которой мечтала столько лет, будет необузданной и сладостной.

 И когда дело будет сделано, узы, соединяющие ее с семьей, порвутся навсегда. Она будет страдать, сердце ее будет обливаться кровью. Это Адриенна уже знала. За все надо платить свою цену.

 Родственницы присоединились к Адриенне, когда она вышла из ванной. Они пришли умастить ее кожу благовониями, надушить волосы, подвести глаза и подкрасить губы. Все это было похоже на сон – бесконечный бой барабанов, прикосновение чужих рук к ее коже и волосам и гомон женских голосов. Ее бабушка восседала в позолоченном кресле и отдавала указания.

 – Ты помнишь день своей свадьбы, бабушка? Послышался тихий вздох.

 – Женщина никогда не забывает день, когда становится женщиной по-настоящему.

 – И что ты чувствовала?

 Джидда улыбнулась своим воспоминаниям. Она была в преклонном возрасте, но помнила то время, когда была девушкой.

 – Он был красивым и стройным. Ты похожа на него, как и твой отец. Мы были кузенами, но он, как и положено, был много старше. Я была польщена тем, что меня избрали ему в жены, и боялась не угодить ему.

 Старушка рассмеялась, и в глазах ее блеснуло пламя, отблеск сексуальности, которая все еще тлела в ней. – Но в ту ночь я больше не боялась.

 Женщины без конца шутили по поводу грядущей брачной ночи: некоторые просто веселились, в других чувствовалась зависть. Их руки касались волос Адриенны, их заплетали, завивали, а вокруг вился дым курений. Адриенна не могла противиться их заботам.

 Но большинство женщин попросили удалиться, когда явилась портниха со свадебным туалетом. Прищелкивая языком и отдавая распоряжения, Дагмар помогала Адриенне облачиться в платье. Когда она застегнула две дюжины скрытых пуговиц, раздались ахи и охи.

 – Из вас получилась великолепная невеста, ваше высочество. Подождите! – Дагмар сделала нетерпеливый знак, чтобы ей подали головной убор. – Я хочу, чтобы вы увидели себя в полном блеске, когда посмотритесь в зеркало.

 Прозрачный, похожий на дымку тюль опустился на голову невесты и прикрыл ей лицо. Опять покрывало, даже сейчас. «Еще один сон», – думала Адриенна, вглядываясь в свое отражение. Зеркало повернули, и под другим углом она увидела себя в белом как снег атласе, отделанном кружевами, с роскошным шлейфом, мерцавшим в свете, лившемся из дальнего конца комнаты. Более ста часов мастерицы потратили на то, чтобы нашить на платье жемчужины. Головной убор представлял собой маленькую корону из жемчужин и бриллиантов – он сверкал и переливался, пока его водружали на голову невесты, а из-под него струились ярды и ярды белого тюля.

 – Вы выглядите потрясающе. Это именно такое платье, какое я вам обещала.

 – Да, оно превзошло все мои ожидания. Благодарю вас.

 – Для меня удовольствие одеть такую красивую невесту. – Дагмар чувствовала облегчение, что столь сложная работа закончена. – Я хочу пожелать вам счастья, ваше высочество. Пусть сегодняшний день принесет вам все, чего вы желаете.

 Адриенна подумала о «Солнце, и Луне». Так и будет.

 Она приняла букет орхидей и белых роз. Руки ее были холодны, но не дрожали, сердце билось медленно и ровно, она шла за своими провожатыми в комнату, где ее должны были представить мужу и мужчинам семьи.

 У Филиппа при виде Адриенны захватило дух. Каждый из родственников мужского пола поцеловал невесту, последним с деревянным лицом к ней приблизился отец. Абду взял руку дочери и вложил ее в руку Филиппа. Их благословили. Изречения из Корана читали по-арабски, поэтому Филипп ничего не понял. Ясно ему было только одно – ее рука была холодной и чуть дрожала.

 Адриенна не была подготовлена к тому, что Филипп окажется одетым в белую тробу, а галопа его будет увенчана исламским головным убором. От этого вся процедура казалась ей еще более нереальной, но внезапно она осознала, что притворялась она или нет, но их свадьба стала свершившимся фактом. Конечно, потом будет легко аннулировать этот брак, но сегодня он был реальностью.

 Прошло более часа, прежде чем процессия двинулась с места. О ее приближении оповещали глашатаи, раздавался бой барабанов, играла музыка.

 Сегодня ночью тайно они снова должны были пройти по этим залам.

 – Это все?

 Адриенна чуть не подпрыгнула, услышав шепот Филиппа, но решила, что ко всему следует относиться с юмором.

 – Вовсе нет. Гостей на свадьбе надо развлекать. Сначала их будут веселить музыкантши и танцовщицы. Тебе не разрешат их увидеть. – Она одарила его улыбкой. – Но это продлится не более двадцати минут.

 – А потом?

 – Потом будет прием. Мы поднимемся на возвышение, будем восседать там среди моря цветов и принимать поздравления в течение двух часов.

 – Два часа, – пробормотал Филипп, – это мило. А они будут нас кормить?

 За один этот вопрос, если у нее и не было другой причины, ей захотелось его расцеловать. Адриенна рассмеялась.

 – Потом будет свадебный пир. – И больше у них не было возможности продолжать беседу.

 Адриенна не преувеличила, говоря о цветах – их было множество. Единственное, что могло соперничать с ними в количестве, – это драгоценности женщин, приглашенных на свадьбу. Они уселись в беседке и оживленно переговаривались. Церемония поздравления продолжалась в течение двух часов, пока из-за аромата роз и тяжелых духов жениха не одолела головная боль.

 Но на этом дело не кончилось. Молодоженов препроводили в просторный зал, в котором находилось множество столов, ломившихся под тяжестью засахаренных фруктов, разнообразных десертов, приготовленного с пряностями мяса. В центре возвышался свадебный торт.

 Наконец молодоженов отвели в покои, где им надлежало провести свою первую брачную ночь.

 – Ну и представление, – с усталой улыбкой проговорила Адриенна, когда дверь за ними закрылась.

 Филипп взял любимую за руки.

 – Я еще тебя не поцеловал. Адриенна улыбнулась.

 – Время на это пока есть.

 Она прижалась к Филиппу. «Только раз», – сказала она себе. Только раз она позволила себе поверить в то, что в будущем у них все сложится счастливо. Аромат цветов наполнял воздух. Ее платье зашуршало, когда он ее обнял. Его поцелуй был крепким и нежным, и, как оказалось, именно это было нужнее всего.

 – Ты прекрасна, Эдди. Когда ты вошла в комнату, я просто обомлел.

 – Я тоже разволновалась, когда увидела тебя. Она положила голову ему на плечо.

 – Завтра мы уезжаем. – Но…

 – Я уже сказал об этом твоему отцу.

 Сняв с ее головы фату, Филипп отложил ее в сторону.

 – Он не стал возражать, когда я объяснил ему, что хочу отправиться в путешествие и провести с женой медовый месяц. Я сказал, что две недели мы пробудем в Париже, а потом улетим в Нью-Йорк.

 – Ты прав, это лучше всего. Чем меньше я буду находиться в обществе братьев и сестер, тем легче мне будет сознавать, что я их больше никогда не увижу.

 – Почему ты так говоришь?

 – После всего, что случится, он не позволит мне видеться с ними. Я не подозревала, что мне будет так тяжело потерять людей, которых я почти не знала или знала очень мало. – Адриенна начала расстегивать пуговицы на платье. – Нам надо отдохнуть, Филипп. Предстоит долгая ночь.

 Он отвел ее руки и занялся пуговицами сам.

 – Есть веши поважнее отдыха. – Он нежными поцелуями едва прикасался к ее лицу, не забывая расстегивать пуговицы. – Я скучал по тебе, Эдди. Мне недоставало тебя.

 Знаменитая французская портниха содрогнулась бы, увидев, что атласное платье, небрежно сброшенное Адриенной, валяется на полу.

 

 Филипп проснулся и тихо лежал в темноте, ощущая близость Адриенны. Она спала, но сон ее был чутким. Филипп знал, что, если пошевелится или шепотом назовет ее по имени, она тотчас же проснется. Но время для этого еще не наступило.

 «Солнце и Луна». Совсем недавно сама мысль о том, чтобы взять эту драгоценность в руки, принесла бы ему удовлетворение. А теперь ему хотелось только одного: чтобы с этим чертовым делом было поскорее покончено и чтобы он мог увезти Адриенну в Оксфордшир и коротать вечера перед уютным огнем у камина.

 Он провел кончиком пальца по кольцу Адриенны, которое надел ей на палец во время этого представления, называемого брачной церемонией. Но для него все было всерьез. Адриенна стала его женой, с ней он хотел иметь общее будущее, строить планы.

 Какая жалость, что эта ночь не может быть обычной брачной ночью! С шампанским, музыкой и безумствами до рассвета. Хотя Филипп был вынужден признать, что до того, как они заснули, их охватило безумие. Нерешительность и беспокойство, омрачавшие их первую ночь любви, теперь были сметены и поглощены страстью, полыхавшей в ее глазах. На несколько часов они совершенно забыли о напряжении, в котором жили все это время с момента прибытия в Якир.

 Раньше они были партнерами в постели, а потом партнерами и в деле отмщения, и неважно было, к добру это или худу, но они были готовы разделить все, что выпадет на их долю. Филипп провел рукой по щеке любимой, шепча ее имя, и она тотчас же проснулась.

 – Который час?

 – Начало второго.

 Кивнув, она поднялась с постели и начала одеваться.

 Сегодня днем они оба были в белом. Сегодня ночью оба предпочли одеться во все черное. Без слов проверили все свои инструменты, закрепили пояса. Адриенна повесила мешочек с инструментами на грудь.

 – Дай мне тридцать минут. – Адриенна проверила часы, потом установила секундомер. – Не выходи из комнаты до половины третьего, иначе можешь столкнуться в восточном крыле со стражем.

 – Мы можем и не расставаться, если будем делать все быстро.

 Следуя его примеру, Адриенна надела хирургические перчатки.

 – Филипп, мы уже много раз говорили об этом. Ты же знаешь, что я права. – Она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его. – Удачи.

 Адриенна как тень выскользнула из комнаты. Она долгие годы мечтала об отмщении, а теперь, когда наконец этот момент настал, она нервничала, как новичок, пытающийся взломать замок в лавке.

 Глаза ее быстро привыкли к темноте, и пятна лунного света, падавшие на пол там, где были окна, не защищенные решетками, помогали ей ориентироваться. В переходах, коридорах и маленьких гостиных находились ценности, целое состояние: вещи из резной индийской слоновой кости, китайского нефрита, французского фарфора. Но они интересовали ее не больше безделушек на блошином рынке.

 Адриенна сбежала вниз по лестнице на первый этаж. Там царила тишина. Цветы, доставленные к ее свадьбе, наполняли воздух сладким ароматом.

 Сдерживая дыхание, Адриенна открыла потайную дверь, выждала несколько секунд, напряженно прислушиваясь, но мрак и тишина ничем не нарушались. Ее туфли на резиновых подошвах не производили шума, и она незаметно скользнула на площадку перед крутой лестницей. Зажечь фонарь Адриенна не могла и начала осторожно и очень медленно спускаться с лестницы.

 Сердце ее стучало как молот, и Адриенна заставила себя сделать несколько долгих глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Взглянув на часы, она увидела, что в ее распоряжении двадцать минут, чтобы отключить сигнализацию до того, как Филипп начнет возиться с сейфовыми замками. Она извлекла маленький электрический фонарик и оглядела комнату. Там громоздились поставленные друг на друга какие-то ящики, покрытые слоем пыли. Сигнализация была размещена у противоположной стены. Сосредоточившись на своих действиях, Адриенна принялась за работу.

 В течение пяти томительных минут она откручивала шурупы, которыми крепилась панель, затем переключала провода с помощью принесенных с собой зажимов. Всего таких проводов должно было быть двенадцать – по четыре на каждый замок. Аккуратно и точно, сверяясь со спецификациями, запечатлевшимися в ее памяти, Адриенна пробиралась сквозь цветовые коды, по порядку нейтрализуя провода охранной системы. Сначала шли белые, потом синие, затем черные и, наконец, красные.

 Адриенна бросила взгляд на потолок, гадая, где сейчас может быть Филипп, занял ли он уже свою позицию. Если она сейчас допустит хоть малейшую ошибку, все ее расчеты и планы пойдут прахом.

 Она потянулась за очередным зажимом, когда услышала звук шагов. Не успев даже испугаться, Адриенна поставила панель на место и чуть повернула последний шуруп, прежде чем нырнуть за ящики.

 Появились два стража. Их голоса прозвучали в ее мозгу как пушечные выстрелы. Адриенна сжалась в комок и затаила дыхание.

 Мужчины зажгли свет, остановились неподалеку от укрытия Адриенны и, отпуская непристойные шуточки, принялись листать принесенный с собой порнографический журнал. Если бы матавейн обнаружил у них этот журнал, стражи лишились бы руки или глаза. По спине Адриенны струился пот, а минуты все шли и шли.

 Стражники наслаждались созерцанием картинок и не спеша курили турецкие сигареты. Дым змеился над головой Адриенны, и от него, и того, что, очевидно, было добавлено к табаку, голова ее закружилась. Она была вынуждена выслушивать такие замечания, что и проститутку со стажем вогнали бы в краску.

 Адриенна не могла пошевелиться, чтобы взглянуть на часы. Наверное, Филипп уже находится наверху, и, возможно, его пальцы уже прикоснулись к первому циферблату сейфового замка.

 В любой момент раздастся сигнал тревоги, и все будет кончено.

 Как только стражи наконец ушли, Адриенна, забыв об осторожности, вскочила и рванула панель так, что та чуть не выскользнула из ее одеревеневших пальцев. Сорок пять секунд. Зажав панель между колен, она судорожно искала нужные провода. Руки ее не дрожали, они действовали так уверенно, что ей самой казалось, будто они принадлежат кому-то другому. Двадцать секунд. Адриенна зажала петлю клеммой, повернула и закрепила ее. Взглянула на часы. Осталось две секунды. Адриенна замерла, терпеливо пережидая еще минуту. Все было тихо…

 Пальцы Филиппа были подвижными и ловкими, а слух острым. Он делал то, что нужно, не переставая задаваться вопросом: где Адриенна?

 Прошло уже пятнадцать минут сверх того времени, которое они отвели на то, чтобы она успела добраться до хранилища. С помощью ее усилителя он услышал щелканье, это означало, что первый замок открыт. Значит, она отключила сигнализацию. Это было некоторое, пусть и небольшое утешение. Он взялся за второй циферблат сейфового замка, но взгляд его все время устремлялся к двери. «Еще пять минут, – обещал он себе. – Если она не появится через пять минут, я пойду ее искать, и черт бы побрал это ожерелье!»

 Замок поддался прежде, чем Филипп услышал, как открывается дверь. Он с прятался за ней и вжался в стену. В комнату вошла Адриенна.

 – Почему ты так поздно?

 По звуку его голоса Адриенна поняла, что нервы Филиппа на пределе.

 – Прости, не могла поймать такси.

 – Возникли сложности?

 – Ну, как тебе сказать. Мне помешали двое стражей с контрабандным журналом для мужчин и сигаретой с марихуаной. Они листали журнал и развлекались.

 Филипп пристально посмотрел на Адриенну. Ее глаза были ясными и твердо выдержали его взгляд, но он заметил, что она бледна.

 – Должен тебе напомнить, что теперь ты замужняя женщина. И не можешь находиться в обществе чужих мужчин.

 – Слушаюсь, мой повелитель! – Адриенна удивилась тому, как быстро прошел ее страх. – Ну как у тебя дела?

 – Что за вопрос! Лучше поработай-ка над ключом, дорогая. Я уже почти закончил с замками.

 – Ты – настоящий герой.

 – Не забывай об этом.

 Они трудились рука об руку. Филипп – над последней комбинацией, Адриенна – над громоздким ключом.

 – Ну вот. – Он отступил назад. – Я почти забыл, как восхитительно звучит щелчок переключателя. – Посмотрев на часы, Филипп улыбнулся. – Тридцать девять минут сорок секунд.

 – Мои поздравления.

 – Ты мне должна тысячу фунтов, дорогая. Адриенна отерла пот со лба и подняла на него глаза.

 – Запиши это на мой счет.

 – Мне следовало бы знать, что ты не захочешь платить. Вздохнув, Филипп наклонился, чтобы посмотреть через плечо на ее работу.

 – Готово?

 – Я оставила тебе самую легкую часть работы, – пробормотала она. – Это очень сложная конструкция. Если я уберу слишком много металла сразу, ключ не откроет дверь.

 – Могу попробовать я. Но на это, возможно, уйдет час.

 – Нет, у меня получится скорее.

 Адриенна вставила ключ, легонько повернула его влево, потом вправо. И почувствовала кончиками пальцев сопротивление. Вынув его, она снова заработала напильником, потом капнула масла, взялась за наждачную бумагу, стараясь довести ключ до нужного состояния.

 Потребовалось еще тридцать долгих минут. Наконец ключ скользнул в замочную скважину, повернулся, и Адриенна почувствовала, что замок поддается. Несколько мгновений она стояла на коленях перед дверью. Вся ее жизнь была подготовкой к этой минуте. А теперь, когда достигла цели, она не могла двинуться с места.

 – Эдди?

 – У меня такое странное ощущение. Я близка к достижению цели. И что потом? Пустота?

 Адриенна вытащила ключ из замочной скважины и положила его обратно в свой мешочек.

 – Пока это дело еще не сделано.

 Вытащив дистанционное управление, она набрала код. Замигал красный огонек. Бриллиант на ее пальце сверкнул, когда красный сигнал сменился зеленым.

 – Теперь все должно быть как надо.

 – Должно?

 Она повернулась к Филиппу с улыбкой.

 – Гарантий нет.

 Он отступил и позволил Адриенне открыть дверь хранилища. Она осветила помещение фонариком, и в его свете блеснули золото, серебро и драгоценные камни.

 – Пещера Аладдина, – сказал Филипп. – Мечта каждого вора. Бог мой! Я думал, что уже все на свете перевидал.

 Золотые слитки были сложены пирамидой, доходившей ему до пояса, рядом с ними были уложены слитки серебра. Тут были чаши, вазы и блюда, изготовленные из драгоценных металлов, некоторые были инкрустированы камнями. Женский головной убор, украшенный рубинами, алыми, как капли крови, соседствовал с короной, усеянной бриллиантами. В ящике, который открыла Адриенна, лежали необработанные камни.

 Были в хранилище и произведения искусства – картины Рубенса, Моне, Пикассо, которые Абду никогда не вешал во дворце, но считал разумным вкладывать в них деньги. Филипп, отвлекшись от созерцания камней, остановился, направив луч фонарика на полотна.

 – Сокровища короля. – Голос Адриенны отдавался в замкнутом пространстве глухим эхом. – Кое-что куплено за счет нефти, кое-что стоило крови, что-то приобретено ценой любви, что-то ценой предательства. А моя мать умерла бы в нищете, если бы я не начала воровать.

 Филипп с сочувствием посмотрел на нее, а она продолжала:

 – Самое ужасное, самое худшее – это то, что она умерла, продолжая любить его.

 Он нежно провел пальцами по лицу Адриенны, чтобы осушить ее слезы.

 – Он не стоит твоих слез, Эдди.

 – Не стоит.

 К Адриенне вновь вернулась решимость.

 – Я возьму то, что принадлежит мне.

 Она направила луч фонарика на противоположную стену. Когда луч коснулся ожерелья «Солнце и Луна», Адриенна протянула к нему руки. Теперь они дрожали от возбуждения.

 Ожерелье было заключено под стекло, но оно не могло скрыть блеска камней. Любовь и ненависть. Мир и война. Обещание и предательство. Стоило только взглянуть на ожерелье, чтобы ощутить все эти противоречивые чувства.

 Все драгоценные камни имеют свой характер, но ни один из них был не сравним с бриллиантом и жемчужиной из этого ожерелья. Филипп осветил его лучом своего фонаря и воскликнул:

 – Я и вообразить не мог, как оно прекрасно! – Он положил руку на плечо любимой. – Возьми ожерелье. Оно твое.

 Адриенна вытащила ожерелье и удивилась его тяжести.

 – Я всегда думала, что же это такое – держать в руках свою судьбу?

 – И?..

 Она повернулась к нему, ожерелье в ее руках было как обещание.

 – Единственное, о чем я жалею, так это о том, что не могу вернуть его маме.

 – Но ты сделаешь гораздо больше.

 Филипп подумал о полуразрушенном здании на Манхэттене, которое Адриенна собиралась превратить в приют для обездоленных.

 – Она бы гордилась тобой, Эдди.

 Адриенна кивнула, вытащила из мешка кусок бархата и завернула в него ожерелье.

 – Отец придет за ним.

 Ее глаза сверкали такой же страстью, как и ожерелье.

 – Ты это понимаешь.

 – Я понимаю, что жизнь с тобой не назовешь скучной. Она обвела комнату лучом света в последний раз… Ее внимание на мгновение приковали царапины на стене над пустым теперь ларцом, и она стала внимательно их разглядывать. Надпись была сделана давно, но прочесть ее не составляло труда.

 – Что там написано?

 – Это послание от Берины. Там сказано: «Я умираю из-за любви, но не стыжусь, что люблю».

 Адриенна коснулась рукой руки Филиппа.

 – Может быть, теперь она почиет в мире.

26

 Адриенна, едва сдерживая слезы, продолжала упаковывать вещи. Ясмин с любопытством наблюдала за ней. Солнечный свет лился в окно и падал, расцвечивая яркими красками полосатое платье девочки, сверкал на золотых браслетах, кольцах и серьгах. Адриенна хотела думать, что ее глаза болят и слезятся от резкого солнечного света, но знала, что причина не в этом. Молодая женщина утешала себя тем, что однажды уже покинула Якир и пережила разлуку с семьей. Переживет и в этот раз.

 Она увозила с собой ожерелье, но, как оказалось, оставляла во дворце гораздо больше, чем полагала.

 – Ты могла бы остаться еще на день. – Ясмин наблюдала, как Адриенна складывает юбку и прячет ее в чемодан. Было несправедливо, что у нее появилась такая красивая сестра только для того, чтобы она острее почувствовала боль потери. Другие ее сестры были скучными. К тому же она их знала всю жизнь, а с Адриенной познакомилась совсем недавно.

 – Мне жаль, но я не могу остаться, – вздохнула Адриенна и спрятала коробочку, в которой лежал толстый двойной браслет, тускло поблескивавший чеканным золотом, – подарок Рахмана. Она снова вытащила коробочку, потом надела браслет на руку. На отворот своего костюма она приколола брошь в виде пантеры, подаренную Филиппом.

 – У мужа дела. Они так оставался здесь слишком долго. Адриенна закрыла крышку чемодана.

 – Когда тебе разрешат приехать в Америку, ты будешь жить у меня.

 Когда-нибудь это случится. Она должна была в это верить.

 – Я хочу приехать и увидеть метро и небоскребы.

 – Я покажу тебе все самое интересное, – пообещала Адриенна.

 – Мне приятно будет думать об этом, когда ты уедешь. Но ведь ты вернешься в Якир?

 Молодая женщина могла бы солгать, но решила быть честной.

 – Нет, Ясмин, я не вернусь в Якир. Никогда.

 – Твой муж не разрешит?

 – Филипп разрешил бы, если бы я захотела.

 – Ты не захочешь снова увидеть меня?

 Адриенна привлекла к себе Ясмин, заставила ее сесть рядом.

 – Когда я приехала в Якир, я еще не знала ни тебя, ни Рахмана, а Фахид в моих воспоминаниях оставался маленьким мальчиком. Вы не были для меня близкими людьми, и я решила пробыть во дворце недолго. А теперь, думая о том, что расстаюсь с вами, особенно с тобой, я чувствую, что сердце мое разрывается.

 – Тогда почему бы тебе не остаться? Я слышала, что Америка – скверное место и что там живут безбожные мужчины и женщины, не имеющие понятия о чести.

 – Америка не хуже, а возможно, и лучше других мест. И люди там как везде – есть хорошие, есть и плохие. Но там мой дом, как твой дом в Якире. Мое сердце там, Ясмин, но частица его остается здесь, с тобой.

 Адриенна сняла с пальца кольцо, простое кольцо с квадратным аквамарином, в тонкой золотой оправе.

 – Оно принадлежало матери моей матери. Возьми его на память обо мне.

 Поддавшись порыву, Ясмин вынула из ушей толстые золотые сережки.

 – А это тебе, чтобы ты не забывала меня. Ты будешь писать?

 – Да.

 – Ты была права насчет платья, – сказала Ясмин. – Оно мне подошло, и в нем я была не похожа на других.

 Адриенна снова поцеловала девочку, думая о том, что она, возможно, увидит Ясмин снова, когда та будет уже взрослой женщиной с целым выводком детей.

 – Я буду помнить, как ты в нем выглядела. Пойдем, я должна попрощаться с бабушкой.

 Адриенна не хотела плакать, но она встала на колени, прижавшись к ногам бабушки, и у нее внезапно потекли слезы. Забытая часть ее жизни – ее детство на короткое время вернулось к ней и сегодня уйдет навсегда.

 – Молодая жена не должна лить слезы.

 – Я буду скучать по тебе, бабушка, и никогда тебя не забуду.

 Джидда сжала руки Адриенны. Она знала своего сына так же хорошо, как и себя самое. Его сердце никогда не раскроется навстречу Адриенне, никогда не примет ее.

 – Я люблю тебя, девочка. Мы увидимся снова. Не в этой жизни, так в той, другой.

 – Если у меня появятся дети, я буду пересказывать им твои истории.

 – У тебя будут дети, дорогая. Иди к своему мужу.

 Прежде чем Адриенна вышла из ворот сада, она попрощалась со всеми своими многочисленными родственниками. И многие женщины завидовали ее свободе и праву уехать. Другие жалели ее, потому что она должна была навеки распрощаться с беззаботной жизнью в гареме.

 Адриенна поцеловала Лию, потом Сару. Она никогда не увидит этих женщин, как и детей, которые у них родятся. Повернувшись к ним спиной, Адриенна думала, испытает ли она еще когда-нибудь столь сильное чувство единения и принадлежности чему-то и кому-то.

 А потом гарем со всеми его обитательницами остался позади. Молодая женщина слышала, как журчит вода фонтанов, пока шла садом. Дворец и воспоминания, связанные с ним, остались в прошлом.

 Их уже ожидала машина. Рядом с ней стояли Филипп и оба ее брата.

 – Желаю тебе счастья. – Фахид поцеловал сестру в обе щеки. – Я всегда любил тебя.

 – Знаю. – Адриенна коснулась ладонью его лица. – Если приедешь в Америку, мой дом всегда будет открыт для тебя. Для вас обоих.

 По дороге в аэропорт Адриенна молчала. Филипп предоставил жену ее мыслям, зная, что думает она не об ожерелье, которое находилось в грузовом отсеке самолета, уже летевшего на Запад, а о людях, которых оставляла в Якире. Пока они проезжали через город, молодая женщина не смотрела по сторонам и даже не обернулась, чтобы взглянуть на дворец.

 – Ты в порядке?

 Адриенна продолжала смотреть прямо перед собой, но положила руку Филиппу на плечо.

 – Со мной все будет хорошо.

 В аэропорту ему удалось отделаться от назойливых носильщиков-турок, пытавшихся схватить их багаж, и с помощью шофера он отнес вещи к ожидавшему их самолету.

 Пилот протянул руку Адриенне, чтобы помочь ей взойти по трапу.

 – Добрый день, сэр, мадам. Надеюсь, путешествие будет для вас приятным.

 Филипп почувствовал радость, услыхав британский акцент летчика.

 – Какая погода в Лондоне, Гарри?

 – Гадкая, сэр, просто омерзительная. Для вас забронирован номер в Париже, сэр. И разрешите поздравить вас по случаю вашей женитьбы!

 – Спасибо. – Филипп бросил последний взгляд через плечо на Якир. – Скорее полетели отсюда!

 Очутившись в салоне самолета, Адриенна сразу же рассталась со своей абайей. Под национальной одеждой оказался сшитый на заказ костюм цвета спелой малины. Волосы ее, теперь ничем не покрытые, были уложены в гладкую прическу.

 – Тебе лучше?

 Адриенна бросила взгляд на сброшенную одежду. Он тоже смотрел на нее.

 – Немного. Когда мы взлетим?

 – Как только разрешит диспетчер. Хочешь выпить? Увидев уже приготовленное ведерко с охлажденной бутылкой шампанского, Адриенна заставила себя улыбнуться.

 – С радостью выпью.

 Охваченная непонятным беспокойством, она принялась ходить по тесной кабине самолета.

 – Почему я так нервничаю теперь, когда все уже позади?

 – Вполне естественно, Эдди.

 – Разве? – Она возилась с брошью на отвороте костюма. – А ты не спокоен?

 – Но я ведь ничего здесь не оставляю. Адриенна перевела разговор на другое:

 – Филипп, нам надо придумать, что делать со всеми этими подарками.

 Филипп откупорил бутылку с шампанским.

 – Подарки отправлены в Нью-Йорк в качестве прикрытия главного – ожерелья.

 – Мы не имеем права оставить их себе.

 Он бросил на нее нежный взгляд и налил вино в бокалы.

 – Для вора у тебя необычно чувствительная совесть. Филипп чокнулся с Адрианной, внимательно наблюдая за выражением ее лица.

 – Разве церемония была незаконной? Что тебя смущает? Мы поженились и получили свадебные подарки. Нам лучше сконцентрировать все наше внимание на «Солнце и Луне», а не на нескольких комплектах постельного белья и полотенец. – Он наблюдал, как поднялись ее брови при столь явном пренебрежении к ценным подаркам. – Давай будем все делать по порядку, Эдди.

 – Ладно. Думаю, потайной ящичек в шкатулке – достаточно надежное место.

 – Особенно если учесть, что изнутри этот ящичек выложен свинцом.

 – Может быть, это и не так приятно, как если бы ожерелье было у меня на шее, зато практичнее. – Адриенна заставила себя улыбнуться. – Поскольку я поставила сигнал тревоги в прежнее положение, возможно, пройдут недели, прежде чем Абду заметит потерю.

 – Это тебя беспокоит?

 – Что? – Она сделала над собой усилие, чтобы стряхнуть с себя воспоминания о прошлом. – Нет, нет! Я предпочла бы помериться с ним силами, но было бы непростительной глупостью спровоцировать отца на схватку на его территории. Он сам придет ко мне.

 – В таком случае отложим это до того времени, когда он явится.

 Звякнул внутренний телефон.

 – Мы готовы к полету, сэр. Пожалуйста, сядьте и пристегните ремни.

 Маленький самолет побежал по взлетной полосе. Адриенна сидела, закрыв глаза. Она думала о матери, о том, как они улетали отсюда много лет назад.

 – В прошлый раз, когда я покинула Якир, мы тоже направились в Париж. Я была так возбуждена и так нервничала. Это было мое первое путешествие в другую страну. Я думала о новых платьях, которые мне обещала мама, и о том, что нам разрешат есть в ресторанах. – Она покачала головой, вспомнив о Ясмин. – Тогда мама уже решила бежать и, должно быть, была напугана своим дерзким решением. Но когда мы пролетали над морем, она смеялась и показывала мне книгу с фотографиями Эйфелевой башни и Нотр-Дам. На Эйфелеву башню мы так и не поднялись.

 – Мы пойдем туда, если захочешь.

 – Да, я хочу.

 Усталая, она потерла глаза рукой и мысленно представила себе ожерелье, когда тайком уносила его на рассвете из сокровищницы. На него упал солнечный свет. Лед в нем боролся с огнем, и этой битве никогда, никогда не было суждено разрешиться.

 – Мама оставила ожерелье здесь. Она оставила здесь все, кроме меня. Только когда мы оказались в Нью-Йорке, я поняла, что она рисковала жизнью, чтобы вывезти меня отсюда.

 – Значит, я тоже у нее в долгу.

 Филипп взял ее руки в свои и поднес к губам.

 – Фиби была необыкновенной женщиной. Столь же необыкновенной, как ее дочь и то ожерелье, которое ты забрала ради нее. Я никогда не забуду, как ты выглядела, когда держала его в руках. И знаешь, ты была не права. Оно предназначено для тебя.

 Адриенна помнила тяжесть «Солнца и Луны». Помнила славу ожерелья. И почувствовала печаль. Она потянулась к Филиппу и нежно обняла его. Сейчас для нее ничего не существовало, кроме этого человека.

 Он отстегнул сначала свой, потом ее ремень. Взяв Адриенну за руку, он потянул ее и заставил подняться. Филипп стянул с нее жакет, и тот соскользнул на пол. Филипп склонился к ней. Ее губы были нежными, мягкими и податливыми. Пальцы, всегда столь уверенные, теперь шарили по его рубашке, стараясь расстегнуть пуговицы.

 – Глупо, – сказала Адриенна и уронила руки. – Я чувствую себя как в самый первый раз.

 – В известном смысле это так и есть. В жизни бывает так, что приходится начинать все заново, Эдди, и случается, что не один раз.

 Он расстегнул блузку, юбка скользнула по бедрам и упала. Адриенна осталась стоять в прозрачной, как дымка, комбинации. Медленно, стараясь продлить предвкушение, Филипп вынул шпильки из ее прически, и волосы волной упали на грудь. Она сделала шаг и прижалась к нему всем телом.

 Филипп не спешил, скорее ради себя, чем ради нее. Их поцелуи были медлительными, а ласки нежными. Невнятное бормотание. Вздох. Когда их самолет оказался над морем, они опустились на низкий диван, тесно сплетясь в объятиях.

 В нем была сила, которую она открывала заново постепенно, шаг за шагом. Филипп был для нее гораздо больше, чем мужчина, подносящий розы и сверкающее в лунном свете вино. Больше, чем вор, умевший ловко, как никто другой, вскрывать сейфы. Теперь она знала, что он человек, умеющий держать слово, человек, который всегда будет рядом с ней, если она позволит. Человек, который будет преподносить ей сюрпризы и, как это ни странно, станет ее надежной опорой.

 Филипп почувствовал нечто новое в ее поведении. Она привлекла его к себе, и губы ее раскрылись навстречу ему. В ее поцелуях он распознал вкус страсти, но было в них и что-то еще, нечто более глубокое и нежное. Кожа ее была влажной и с каждой минутой становилась все горячее, а он медленно проводил рукой по всему ее телу сверху вниз – по груди, талии, бедрам. Он почувствовал дрожь ее тела, поднял голову и увидел, что в глазах ее блестят слезы.

 – Эдди.

 – Нет. – Она коснулась пальцами его губ. – Просто люби меня. Ты мне нужен.

 При этих ее словах его глаза потемнели, предвещая всплеск желания. Он прикоснулся к ее губам нежно, сдерживая побуждение яростно наброситься на нее и утолить свою страсть.

 – Повтори это снова.

 Прежде чем она успела что-то сказать, Филипп потянул ее вверх, так, что ее пальцы вцепились в его плечи, а потом скользнули ниже – и влажная плоть коснулась влажной плоти. Он слышал ее прерывистое дыхание, видел, как глаза ее раскрываются все шире, в то время как тело движется в едином ритме с его телом. Потом снова ее дыхание прервалось, а тело напряглось, по мере того как поднималась новая волна страсти. И теперь все ее мысли были о нем, а тело стало податливым, текучим – оно волнообразно поднималось и опускалось.

 Она была полна желания подарить любимому такое же острое наслаждение, какое испытывала сама. Теперь ее губы прикасались к его коже, оставляя влажный след, и от этого Филиппа обдавало жаром. Губами она ощущала биение его сердца, а кончики ее пальцев, ласкавшие его, ускоряли его движения.

 Его пальцы скользили по ее рукам, пока их ладони не встретились. Открыв глаза, Адриенна заметила, что он наблюдает за ней. Их пальцы переплелись, сжались еще крепче, обещая еще большее наслаждение.

 Самолет несся сквозь облака, но их тесно сплетенные тела не ощущали его крена – они чувствовали только движение и трепет друг друга. Внизу, окутанный дымкой, приближался Париж. Адриенна выкрикнула имя любимого и тем самым сказала Филиппу все, что ему хотелось услышать.

 

 – Завтра мы улетаем в Нью-Йорк.

 Филипп перенес телефонный аппарат на подоконник и выглянул из окна. Париж блестел под дождем, небо было серым, как олово. Не в первый уже раз Филипп пожалел, что отпустил Адриенну одну.

 – Очень мило с твоей стороны сообщить мне об этом. Молодой человек не принял сарказма Спенсера близко к сердцу.

 – Но ведь человек имеет право на некоторое уединение во время своего медового месяца.

 – Что касается твоей свадьбы, – проворчал Спенсер, зажимая в зубах трубку, – прими мои поздравления.

 – Спасибо.

 – Ты мог бы дать мне знать заранее.

 – Все это произошло неожиданно для меня самого. Но это не освобождает вас от обязанности преподнести мне подарок, старина. Я жду чего-нибудь дорогого и выбранного со вкусом.

 – Если я не включу нелестного письменного замечания в твое досье, это будет для тебя прекрасным подарком. Тайком, минуя все легальные каналы, проникнуть в забытую богом страну и сделать это за моей спиной, в то время как мы увязли в делах по уши!

 – Любовь может сотворить с человеком удивительные вещи, Стюарт. Уверен, что вы об этом помните. Что же касается нашего дела, я вовсе не забросил его. Мой информатор сообщает, что наш знакомый решил отойти от дел, собственно, уже отошел. И сейчас его нет на континенте.

 – Черт возьми!

 – Но могу сообщить, что мне, возможно, удастся компенсировать вам эту потерю.

 – Как это?

 – Помните Рубенса, который был украден из коллекции Ван Вайса около четырех лет назад?

 – Это было три с половиной года назад. Украли не только Рубенса, а еще две картины Коро[43], одну Уайета[44] и рисунок Бердсли[45].

 – У вас феноменальная память, капитан. Но что касается возвращения Рубенса, тут я могу вам помочь.

 – Каким образом?

 – У меня есть возможность до него добраться. Филипп улыбнулся, вспомнив, как свет его фонарика упал на картину Рубенса, когда они с Адриенной были в сокровищнице Абду.

 – Возможно, Рубенс поможет вам найти и остальные картины.

 – Хочу, чтобы ты завтра был в Лондоне, Филипп, и представил мне полный отчет.

 – Боюсь, что не смогу, я уже дал обещание быть в другом месте. Но через несколько дней я сообщу вам все, что мне известно. При условии, что мы придем к соглашению.

 – Какому еще соглашению? Если у тебя есть информация относительно краденых картин, то твоя обязанность немедленно сообщить ее мне.

 Филипп услышал, как дверь открывается. Вошла Адриенна, и молодой человек широко улыбнулся. Ее волосы были влажными, а лицо раскраснелось от быстрой ходьбы.

 – Капитан, я прекрасно знаю свои обязанности. – Филипп обнял Адриенну за талию и поцеловал в макушку. – У нас будет приятная и долгая беседа. Подумайте, сможете ли вы прилететь в Нью-Йорк. Я хочу познакомить вас со своей женой. – Филипп повесил трубку и поцеловал Адриенну. – Ты замерзла.

 Он взял ее руки в свои и начал их растирать.

 – Ты разговаривал с капитаном Спенсером?

 – Он шлет нам поздравления.

 – Я польщена. – Адриенна поставила сумку с покупками. – Он очень рассержен?

 – Очень. Но я знаю, чем его умаслить. Купила что-нибудь и для меня?

 – Да. Я выбирала для Селесты шарф от Гермеса и увидела вот это.

 Она вытащила из сумки свитер из кашемира под цвет глаз Филиппа.

 – Ты ведь не взял в Париж ничего теплого. Дома у тебя, наверное, их дюжина.

 Он был тронут.

 – Но там у меня нет свитера, подаренного тобой. Ты поэтому не разрешила тебя сопровождать?

 – Нет. Мне надо некоторое время побыть одной. Подумать. Я позвонила Селесте. Все доставлено мне на квартиру. Она распаковала китайскую шкатулку.

 – А ожерелье?

 – Оно там, куда я его положила. Я просила ее оставить его в шкатулке. Предпочитаю сама заняться им, когда мы вернемся.

 – Кажется, ты обо всем подумала. – Он коснулся пальцем ее подбородка и заставил наклонить голову. – Почему ты не говоришь мне всей правды?

 Адриенна глубоко вздохнула.

 – Филипп, я отправила письмо отцу. Я сообщила ему, что «Солнце и Луна» у меня.

27

 – Я очень обиделась, что ты не пригласила меня на свадьбу.

 – Селеста, я же объяснила тебе, что это не более чем хитрый ход.

 – Все равно я должна была там присутствовать. – Селеста уже повязала новый шарф на шею и смотрелась в зеркало, придирчиво изучая свое отражение. – Кроме того, насколько я могу судить, избавиться от такого человека, как Филипп Чемберлен, совсем непросто. – Селеста улыбнулась и провела пальцами по шарфу, лаская его. – Двадцать лет назад я бы поборолась с тобой из-за такого мужчины.

 – Как бы то ни было, но, как только дела будут закончены, каждый из нас пойдет своей дорогой.

 – Моя дорогая, – Селеста оторвалась от зеркала и повернулась, чтобы увидеть лицо Адриенны, – ты далеко не такая хорошая актриса, какой была твоя мать.

 – Не понимаю, о чем ты.

 – Ты влюбилась в него. И я очень рада за тебя.

 – Чувства не имеют отношения к делам. – Адриенна беспокойно начала вертеть кольцо на пальце. – У нас с Филиппом соглашение.

 – Дорогая, – Селеста поцеловала Адриенну в щеку, – чувства меняют все. Хочешь поговорить об этом?

 – Нет, – вздохнула Адриенна, досадуя, что ответ ее прозвучал жалобно. – По правде говоря, я и думать-то об этом не хочу. У меня и так есть о чем поразмыслить.

 Результат этих слов не замедлил сказаться – улыбка на лице Селесты потускнела.

 – Я переживаю за тебя, Эдди. Не знаю, что предпримет твой отец, когда узнает, что ожерелье у тебя.

 – А что он может сделать? – Адриенна рассеянно взяла в руки свое манто. – Возможно, он захочет меня убить, но это не поможет ему вернуть ожерелье. – Застегивая крючки на шубке, Адриенна снова посмотрелась в зеркало. – Поверь мне, я знаю, что он жаждет получить ожерелье назад. Отец пойдет на любые компромиссы, лишь бы получить его.

 – Как ты можешь так спокойно об этом говорить?

 – Потому что во мне достаточно бедуинской крови, чтобы я могла принять свою судьбу. Я ждала этого момента всю жизнь. Не волнуйся, Селеста, он меня не убьет и деньги мне заплатит. – Адриенна увидела в зеркале, какими жесткими стали ее глаза. – А как только он это сделает, возможно, я смогу яснее представить, что меня ждет в будущем.

 – Эдди, – Селеста взяла молодую женщину за руку и притянула к себе, – неужели ради этого стоит так рисковать?

 Адриенна подумала о дорогах, которые привели ее в сокровищницу в древнем дворце. Непроизвольно она подняла руку, чтобы потрогать золотые серьги в ушах.

 – Стоит.

 Адриенна вышла от Селесты, решив, что несколько кварталов до собственного дома пройдет пешком и не будет брать такси. Улица была тихой и безлюдной. Засунув руки глубоко в карманы, Адриенна неторопливо шла домой.

 Она знала, что за ней следят, – заметила «хвост» накануне и не сомневалась, что это было делом рук ее отца, но Филиппу об этом не сказала. Гарантией ее безопасности было ожерелье.

 Сейчас Филипп должен был находиться в номере Спенсера. Она догадывалась, что свидание их было секретным. Сегодня днем, когда они расстались и пошли каждый своей дорогой, Филипп был рассеян. Собственно, он был таким с того момента, как позвонил Спенсер и сообщил о своем прибытии.

 Адриенна сказала себе, что это ее не касается. Если у него возникли проблемы с начальством или были какие-то тайны, он имел право не сообщать ей о них. Но она хотела, и тут уж Адриенна ничего не могла с собой поделать, чтобы он поделился с ней.

 Подойдя к своему дому, Адриенна увидела длинный черный лимузин. Сердце ее тревожно забилось. Прежде чем дверца машины открылась, она уже знала, кто выйдет из лимузина.

 Абду сменил свою тробу на деловой костюм, а сандалии – на кожаные итальянские туфли, но не отказался от национального головного убора.

 Они стояли в молчании, разглядывая друг друга.

 – Пойдем со мной.

 Адриенна увидела рядом с ним мужчину и поняла: этот человек вооружен и сделает все, что ему прикажет хозяин. Ярость могла бы продиктовать Абду желание пристрелить ее прямо на улице, но он был расчетлив и умен.

 – Думаю, лучше тебе подняться со мной.

 Она повернулась к отцу спиной и, едва дыша, направилась к подъезду, зная, что он следует за ней.

 – Пусть твой человек останется здесь, – сказала Адриенна. – Это касается только нас двоих.

 Они шагнули в лифт. Красивый, утонченный мужчина в черном честерфилде[46] и молодая женщина в норковом манто – потрясающая пара.

 Адриенне было жарко, но это не имело никакого отношения к отопительной системе дома или ее меховому манто. И причиной был не страх, хотя она прекрасно сознавала, что отец мог легко разделаться с ней, прежде чем они доберутся до верхнего этажа. Но дело было даже не в ее триумфе. Пока еще она его не ощущала, было только предвкушение минуты, которой она ждала всю жизнь.

 – Ты получил мое письмо? – Хотя ответа не последовало, Адриенна склонила голову, чтобы заглянуть отцу в лицо. – Несколько лет назад я посылала тебе письмо. И тогда ты не приехал. Видимо, ожерелье ценнее, чем жизнь моей матери.

 – Я мог бы увезти тебя обратно в Якир. И ты была бы благодарна, если бы тебе только отрубили руки.

 – У тебя нет власти надо мной. – Адриенна вышла из лифта. – Больше нет. Когда-то я любила тебя, потом боялась. А теперь даже страх прошел.

 Открыв дверь своей квартиры, она тотчас же увидела, что его люди здесь уже побывали. Диванные подушки были вспороты, столы перевернуты, содержимое ящиков выброшено на пол. Это было больше чем обыск. Те, кто устроил этот погром, явно хотели отомстить.

 В ней взыграла ярость, и взгляд ее отразил это чувство.

 – Неужели ты думал, что я держу ожерелье здесь? – Адриенна прошла по комнате, обходя растерзанные вещи. – Я слишком долго этого ждала, чтобы облегчить тебе дело. – Она ожидала удара и сумела отклониться, так что его рука лишь скользнула по ее щеке. – Дотронься до меня еще, – сказала она ровным тоном, – и ты никогда больше его не увидишь. Могу поклясться.

 Его руки, сжатые в кулаки, бессильно опустились.

 – Ты вернешь то, что принадлежит мне.

 Она сняла манто и бросила его на диван. У ее ног лежала сломанная китайская шкатулка, но теперь это было уже неважно – она выполнила свою роль. Ожерелье снова находилось в сейфе, но на этот раз в нью-йоркском банке.

 – У меня нет ничего твоего. Ожерелье принадлежало моей матери и теперь перешло ко мне. Таков закон ислама, закон Якира, закон короля.

 – Закон – это я. «Солнце и Луна» принадлежит Якиру и мне, а не дочери шлюхи.

 Адриенна сделала шаг и подняла портрет матери, сорванный со стены и отброшенный в сторону. Она повернула к отцу прекрасное лицо Фиби.

 – Перед богом и законом оно принадлежало жене короля. – Адриенна пересекла комнату и оказалась снова рядом с отцом. – Это ты украл ее ожерелье, отнял у нее честь, а в конце концов и жизнь. Я поклялась, что верну его, и теперь оно у меня. Я поклялась, что ты за него заплатишь, и ты сделаешь это!

 Абду цепко схватил дочь за руку, так что пальцы впились в ее плоть.

 – Ты не имеешь представления об истинной ценности этих камней, об их подлинном значении. Ты просто, как любая женщина, жаждешь обладать драгоценностями.

 Адриенна рванулась и сумела высвободиться из его цепких рук.

 – Я знаю им цену даже лучше, чем ты. Но не думай, что для меня имеет значение именно женское украшение. Для мамы имело значение то, что ты подарил его ей, и твое предательство, когда ты отобрал его. Ей было не важно само ожерелье. Ее не интересовала ни цена его, ни огранка камня, ни цвет, ни то, сколько в нем карат. Для нее имело значение только то, что ты подарил его с любовью, а отобрал из ненависти к ней.

 Абду был ненавистен портрет этой женщины, напоминавший о его безумии.

 – Да, я сошел с ума, когда подарил ожерелье, но был в здравом уме, когда отнял. Если хочешь жить, ты вернешь его мне.

 – Собираешься запятнать свою совесть еще одним убийством? – Адриенна пожала плечами, будто ее жизнь имела для нее не большее значение, чем для него. – Если я умру, оно погибнет вместе со мной. – Она выдержала паузу, чтобы убедиться, что отец понял ее и поверил. – Да, ты видишь, что я обычно выполняю то, что обещала. Я была готова умереть из-за ожерелья. Если я расстанусь с жизнью, все равно это будет значить, что моя месть удалась. Но я предлагаю тебе другое: возьми ожерелье, но оплати его стоимость!

 – Я заберу «Солнце и Луну» в Якир, но платить придется тебе.

 Адриенна обернулась к Абду. Он был ее отцом, но у нее не осталось к нему никаких чувств.

 – Большую часть жизни я прожила с ненавистью к тебе. – Она произнесла эти слова безразличным тоном. – Ты знаешь, как мама страдала, как умерла? – Адриенна выдержала паузу, не спуская с отца глаз. – Да, тебе должно быть это известно. Боль, страдание, печаль, смятение. Я наблюдала день за днем и год за годом, как она умирала. Нет такого зла, которое ты мог бы мне причинить. Что мог, ты уже все сделал, знай это!

 – Тебе, возможно, и нет, но ты ведь теперь не одна. Адриенна побледнела, и Абду это было приятно.

 – Если ты причинишь зло Филиппу, я позабочусь, чтобы ты умер. Клянусь, как и в том, что «Солнце и Луна» окажется на дне моря.

 – Так, значит, муж тебе небезразличен.

 – Больше, чем ты способен понять. Адриенна выложила свою последнюю карту.

 – Но и Филипп не знает, где ожерелье. Это знаю только я, и дело ты будешь иметь только со мной, Абду. И обещаю, что цена за ожерелье будет много меньше, чем стоила жизнь моей матери.

 Он снова замахнулся. Адриенна приготовилась к удару, но в эту минуту хлопнула входная дверь.

 – Если поднимешь на нее руку еще раз, я убью тебя как собаку!

 Филипп схватил Абду за отвороты пиджака.

 – Нет, не делай этого. – Адриенна в ужасе вцепилась в руку Филиппа, пытаясь оттащить его от Абду. – Не делай этого. Он меня не ударил.

 Филипп бросил мгновенный взгляд на жену.

 – У тебя на губе кровь.

 – Это пустяки. Я прикусила ее…

 – На этот раз, Эдди, ему это так не сойдет.

 Филипп сказал это совершенно спокойно и нанес сокрушительный удар кулаком в челюсть Абду. Король свалился на пол, увлекая за собой столик времен королевы Анны. Боль в костяшках пальцев принесла Филиппу большое удовлетворение.

 – Это за синяк, который моя жена получила в твоем доме! Филипп выждал, пока Абду поднимется и сядет на растерзанный диван.

 – За все остальное, что она от тебя вытерпела, я бы убил тебя, но она не желает твоей смерти. Поэтому я напомню тебе, что есть разные способы искалечить человека. Попробуй только тронуть Адриенну, и я сделаю из тебя инвалида. Думаю, ты меня хорошо понял?

 Абду вытер кровь с губ. Он тяжело дышал и кривился, но не от боли, а от испытанного унижения. С того самого дня, как он стал королем, никто не только не ударил его, но и не прикоснулся к нему, если на то не было его соизволения.

 – Ты мертвец.

 – Не думаю. Двое твоих головорезов, что остались на улице, уже отвечают на вопросы моего коллеги, почему они носят оружие, не имея на то разрешения. А коллега мой – капитан Стюарт Спенсер из Интерпола. Я, кажется, забыл упомянуть, что и я работаю на Интерпол. Или я говорил тебе об этом? – Филипп оглянулся по сторонам. – Мне бы сейчас не повредил стаканчик бренди. Адриенна, не раздобудешь ли немного?

 Адриенна никогда не видела его в таком состоянии. Никогда не слышала таких гневных интонаций в его голосе. В этот момент она испугалась не Абду, а Филиппа. И за Филиппа.

 – Пожалуйста, – он коснулся рукой ее щеки, – сделай это для меня.

 – Ладно. Вернусь через минуту.

 Филипп выждал, пока она скрылась за дверью. Потом сел на подлокотник кресла.

 – В Якире ты не дожил бы до заката и благодарил бы бога, когда тебе была бы дарована смерть, – пробормотал король.

 – Ты мерзавец, Абду. И тот факт, что в твоих жилах течет голубая кровь, не делает тебя меньшим негодяем. – Филипп с силой выдохнул воздух. – А теперь с любезностями покончено. Теперь я хочу сказать, что я и гроша медного не дам за твою безопасность здесь. Но то, что я чувствую к тебе, не имеет значения. Речь идет о делах. И прежде чем мы приступим к их обсуждению, хочу пояснить правила игры.

 – Я не веду с тобой дел, Чемберлен.

 – Кем бы ты ни был, но ты не дурак. Я не собираюсь обсуждать мотивы Эдди. Она захотела забрать это ожерелье, и весь план разработала сама. Я присоединился к ней только на последнем этапе. И хотя моя гордость страдает от того, что я это вынужден признать, но все же скажу: она и без меня бы справилась. Адриенна утащила его у тебя из-под носа, и тебе придется заплатить ей за его возвращение. – На минуту Филипп прервал свой монолог. – Но если с ней что-нибудь произойдет, ты ответишь мне. На случай, если ты согласишься на сделку в надежде на то, что тебе потом удастся тихонько перерезать нам глотки, сообщаю: Интерпол в курсе дела. И если мы умрем в результате убийства или несчастного случая, расследование причин нашей гибели приведет в твою страну, а этого, полагаю, ты захочешь избежать. Дочь победила тебя, Абду. Советую достойно принять поражение, как следует мужчине.

 – Что ты знаешь о мужчинах? Ты не более чем ручная собачонка при женщине.

 Филипп на это только улыбнулся, но улыбка его таила смертельную опасность.

 – Предпочитаешь выйти на улицу и закончить наше дело там? Прекрасно, я на это согласен.

 Он поднял голову, услышав шаги Адриенны.

 – Благодарю, дорогая. – Взяв у нее стакан с бренди, Филипп сделал знак Абду. – Думаю, нам лучше покончить с нашим делом. Ведь Абду – занятой человек.

 Теперь Адриенна снова обрела спокойствие. Она решительно встала между Филиппом и Абду.

 – Как я уже сказала, ожерелье – моя собственность. Это закон, который соблюдался бы и в Якире, если бы всем стало известно об этой сделке. Я предпочла бы избежать скандала, но, если возникнет необходимость, обращусь к помощи прессы в Европе и на Востоке. Для меня скандал не будет иметь никаких последствий.

 – История кражи и твоего предательства погубит твою репутацию.

 – Напротив. – Адриенна позволила себе улыбнуться. – Эта история даст мне возможность обедать бесплатно до конца жизни. Меня будут приглашать в самые богатые дома только для того, чтобы узнать подробности. Но едва ли вопрос в этом. Я отдам тебе ожерелье и откажусь от всех прав на него. И буду молчать о том, как ты обращался с моей матерью, и о твоем бесчестье. И ты сможешь вернуться в Якир с «Солнцем и Луной» и всеми своими тайнами за пять миллионов долларов.

 – Ты высоко оцениваешь свою честь.

 Глаза дочери встретили взгляд отца бестрепетно и твердо.

 – Я так оцениваю честь матери.

 Абду хотел бы разорвать дочь и ее мужа на куски. У него были и средства, и власть, чтобы устроить это. Удовлетворение его было бы огромным. Но последствия…

 Интерпол может связать гибель этих людей с именем короля, ему не удастся отделаться так просто. А если в его стране станет известно, что у него украли «Солнце и Луну», народ может взбунтоваться, и правитель Якира покроет себя позором на вечные времена. Абду хотел получить ожерелье назад и не мог позволить себе насладиться местью. Связи с Западом были ему ненавистны, но необходимы. Каждый день с помощью людей с Запада из пустыни выкачивали деньги. И потеря пяти миллионов долларов не опустошит его кошелек.

 – Ты получишь деньги, если деньги – то, что тебе требуется.

 – Это все, чего я требую от тебя. – Поднявшись, Адриенна открыла сумочку. – Вот карточка моих поверенных, – сказала она, передавая ее Абду. – Вся сделка будет осуществлена через них. Как только мне станет известно, что деньги поступили на мой швейцарский счет, я отдам тебе или твоему доверенному лицу «Солнце и Луну».

 – Обещай, что ты никогда не вернешься в Якир и не будешь вступать в контакт с членами семьи.

 Такова была цена ее поступка, и она оказалась дороже, чем Адриенна думала.

 – Не буду, пока ты жив.

 Абду тихо сказал дочери несколько фраз по-арабски, и Филипп заметил, что она побледнела. Потом король Якира повернулся и вышел.

 – Что он тебе сказал?

 Адриенне не хотелось показать, что она уязвлена.

 – Он сказал, что будет жить долго, но для него и для всех членов нашей семьи в Якире я все равно что мертвая. И он будет молить Аллаха, чтобы я умерла в муках и отчаянии, как моя мать.

 Филипп поднялся с места, подошел к ней, нежно прикоснулся пальцем к ее подбородку.

 – Едва ли ты ожидала от него благословения. Она с трудом заставила себя улыбнуться.

 – Нет. Дело сделано, но я рассчитывала, что почувствую радость или хотя бы удовлетворение.

 – И что же ты чувствуешь?

 – Ничего. После всего этого, после всего, что произошло, кажется, я не ощущаю ничего.

 – Тогда, может быть, поедем взглянуть на твой дом? Слабая улыбка тронула губы Адриенны.

 – Надеюсь, это поможет. Я должна знать, что была права.

 Взглянув снова на портрет матери, Адриенна почувствовала, как напряжение, сковывавшее ее, отпустило.

 – Филипп… – Адриенна прикоснулась к нему, потом отстранилась. – Нам нужно поговорить.

 – Мне потребуется новая порция бренди.

 – Я хочу, чтобы ты знал, как я благодарна тебе за все, что ты для меня сделал. Ты помог мне совершить самый важный поступок в моей жизни. Без тебя я, возможно, и справилась бы, но это было бы совсем другое.

 – Сомневаюсь, что ты справилась бы без меня, – улыбнулся Филипп. – Но если тебе приятнее считать так, валяй, не стесняйся.

 – Я точно знала, что… – Адриенна заставила себя замолчать. – Неважно. Главное, что я за все тебя благодарю.

 – Прежде чем выставишь за дверь?

 – Прежде чем каждый из нас вернется к своей прежней жизни, – поправила она. – Ты пытаешься вывести меня из равновесия?

 – Вовсе нет. Я просто пытаюсь убедиться в том, что ты знаешь, чего хочешь.

 – Да.

 – Теперь, если я правильно тебя понял, ты хочешь, чтобы я вышел за дверь и исчез из твоей жизни.

 – Мне хотелось бы, чтобы ты сделал то, что лучше для нас обоих.

 – В таком случае…

 Когда он положил ей руки на плечи, она отпрянула.

 – С этим покончено, Филипп. У меня на будущее другие планы…

 Филипп решил повременить день-два, прежде чем скажет ей, что она теперь будет работать на Интерпол. Когда наступит благоприятный момент, он расскажет ей и о том, что Абду предстоит ответить на некоторые непростые вопросы о краденых картинах. Но сначала они должны разобраться со своими личными делами.

 – И для мужа в твоей жизни места не остается.

 – Свадьба была частью нашего лицедейства. Адриенна повернулась к Филиппу.

 – Возможно, возникнут некоторые трудности, когда нам придется отвечать репортерам и друзьям, почему мы расходимся, но между собой мы все можем решить без лишних слов. Нет причины считать, что каждый из нас связан узами…

 – Или обещаниями? – закончил Филипп. – Впрочем, как мне кажется, кое-какие обещания были даны.

 – Не осложняй нашего положения.

 – Ладно, не буду. Итак, мы сыграли наши роли, и игра закончена. И что я должен сделать теперь?

 Почувствовав, что во рту у нее пересохло, Адриенна взяла его стакан с бренди и глотнула.

 – Это просто. Ты должен только три раза повторить: «Я развожусь с тобой».

 – И все? Я обязан произносить эти слова в ночь полнолуния, встав и выпрямившись во весь рост? – насмешливо спросил Филипп.

 Она со стуком поставила свой стакан.

 – В этом нет ничего смешного.

 – Конечно, нет, это просто нелепо.

 Филипп взял ее за руку и сжал, когда она попыталась вырваться. Он всегда знал, как выиграть, но на этот раз уверенности в успехе у него не было.

 – Я развожусь с тобой, – сказал он, потом наклонился, и его губы коснулись ее губ. Он заметил, что ее губы дрожат. Ее пальцы крепко сжимали его руку. – Я развожусь с тобой. – Свободной рукой он притянул ее к себе и еще крепче прижался к ней губами. – Я…

 – Нет!

 – Ты перебила меня, Эдди. Теперь мне придется начать все сначала. Лет через пятьдесят..

 – Филипп…

 – Теперь будем играть по-моему.

 Филипп отстранил Адриенну, чтобы лучше видеть ее лицо.

 – Мы женаты, хочешь ты этого или нет. Если надо, в Лондоне мы можем устроить еще одну свадьбу. И тогда, чтобы развестись, нам потребуются адвокаты, судебные тяжбы и прочие сложности.

 – Я не говорила, что…

 – Теперь слишком поздно. – Он слегка прикусил ее нижнюю губу. – Ты упустила свой шанс.

 Адриенна закрыла глаза и прошептала:

 – Не знаю, почему я это делаю…

 – Нет, знаешь. И хочу, чтобы ты сказала об этом вслух, Эдди.

 Когда она попыталась вырваться, он сжал ее крепче.

 – Ну же, дорогая, давай, ты ведь никогда не трусила. Ее глаза полыхнули огнем, и он улыбнулся.

 – Может быть, я люблю тебя.

 – Может быть? Она вздохнула.

 – Думаю, я тебя люблю.

 – Попытайся еще раз.

 – Я люблю тебя. – Ее дыхание стало неровным. – Ну вот. Удовлетворен?

 – Нет, но собираюсь получить удовлетворение.

 И он увлек ее на кровать.