• Следствие ведет Ева Даллас, #31

7

 Проведенные с утра допросы дали Еве богатую пищу для размышления. Будь у нее время, она охотно предалась бы раздумьям, закинув ноги на стол и созерцая доску с фотографиями. Но консультация у Миры ценилась на вес золота, и она не могла вот так, запросто, пренебречь этой возможностью.

 Засадив Пибоди писать отчеты и составлять рапорты, Ева вошла в приемную Миры.

 – Доктор Мира сегодня немного задерживается, – возвестил дворцовый страж в образе секретарши.

 – Немного – это сколько?

 – Всего несколько минут. – Секретарша улыбнулась. – Вы тоже на минуточку задержались, так что ждать придется недолго.

 – Прекрасно.

 Отвернувшись, Ева скорчила рожицу и одними губами передразнила секретаршу: «Вы тоже на минуточку задержались». Потом она вытащила телефон и позвонила самой старой из своих подруг, Мэвис Фристоун. Еще несколько секунд, и жизнерадостное лицо Мэвис, окруженное буйным вихрем волос лавандового цвета, появилось на экране.

 – Даллас! Угадай, куда мы сейчас идем? Я и моя Сладкая Булочка?

 – К чертовой бабушке?

 – К детскому доктору. Да-да, идем-идем, – засюсюкала Мэвис, обращаясь к дочке. – Мы такие чистенькие, мы прямо сияем, и мы идем к детскому доктору, чтобы он осмотрел нашу сладенькую маленькую попочку, наши чудные ушки и наш хорошенький животик. Правильно, Белламия? Скажи «здрасте» тете Даллас, Сахарные Щечки. Скажи «здрасте».

 Лицо Мэвис на экране сменилось пухлощекой – может, тут и впрямь виноват сахар? – голубоглазой, со светлыми волосиками малюткой, которую Мэвис произвела на свет пару месяцев назад. На ее головке каким-то чудом держались яркие ленточки, завязанные бантиками, по пухлому подбородку текли слюни, ротик был растянут в беззубой улыбке. – Скажи «здрасте» Беллаоке, Даллас.

 – Привет, Белль. Мэвис?

 – Попрощайся. Помаши тете ручкой, моя маленькая, моя крошечка, моя муся-пуся…

 – Мэвис!

 – Что?

 – Мэвис, говорю для твоего же блага: прекрати это безумие! Все, что ты говоришь, – это полный бред.

 – Я знаю. – Мэвис закатила глаза – на этот момент фиалковые. – Я же слышу, я не глухая. Но я не могу удержаться. Это как наркотик. Полный супер. Погоди минутку. – Мэвис поставила видеотелефон, и на экране Евиного аппарата возникла сияющая радужными красками детская комната. До Евы донесся воркующий голос Мэвис, она что-то втолковывала дочке. Ева поняла, что Мэвис куда-то пристроила девочку. Уложила или что-то в этом роде. – Я вернулась. Она такая красавица! Она такая чудная! Вот только этим утром…

 – Мэвис!

 – Извини. Да, так о чем я? – Мэвис дунула на лавандовую челку, упавшую ей на глаза, и легкие волосы нимбом взлетели вокруг ее головы. – Я позже собираюсь выкатиться в студию, поработать над новым диском. Там я буду в компании взрослых, притом многие из них – шизанутые артисты. Это поможет.

 – Ну да, шизанутые артисты. Как раз то, что тебе нужно. У меня только один вопрос.

 – Валяй.

 – Если бы у вас с Леонардо были проблемы в постели…

 – Раскуси себе язык на три части и проглоти.

 – Да погоди ты, выслушай меня. Допустим, у тебя проблемы в постели и ты завязла…

 – Если бы я завязла в постели, у меня бы не было проблем, – тут же нашлась Мэвис.

 – Очень смешно. Нет, я серьезно. Если бы у тебя были серьезные проблемы, ты бы мне сказала?

 – Ответ положительный. – Фиалковые глаза мгновенно вспыхнули беспокойством. – Вы с Рорком не…

 – Нет. Вторая часть вопроса. Если бы ты начала ходить к лицензированному компаньону…

 – Только пусть он будет супер-супер-обалденный! Вот с такой «пушкой»… А лучше два! Пусть будут два лицензированных компаньона вот с такими «пушками».

 – Пусть будут два с такими «пушками», – устало согласилась Ева. – Если бы ты пошла на это, ты бы мне сказала?

 – Даллас, если бы я обратилась к профессионалу, ты не смогла бы заткнуть мне рот, даже если бы захотела. А ты бы уж точно захотела. Ты бы не захотела слушать, как они слизывают теплый расплавленный шоколад с моей…

 – Нет, не захотела бы.

 – Но мой большой сладкий медвежонок делает это без всяких денег, а палка у него – о-го-го! Палица! Так что мне не нужен лицензированный компаньон.

 – Ладно. – Ева повернулась, заслышав, как открывается дверь кабинета Миры. И обомлела. И торопливо закончила разговор: – Спасибо. Пока. Привет, Чарльз. До чего же тесен мир!

 Эффект был такой, как если бы Ева огрела Чарльза Монро кирпичом. На его лице последовательно отразились шок, недоверие и полное замешательство.

 – Я знаю, что люди иногда называют Нью-Йорк маленьким городом, – с трудом выговорил Чарльз. – Наверно, именно это они и имели в виду. Я был просто… Ну, в общем…

 – Ева. – С теплой приветственной улыбкой на красивом лице Мира вышла из кабинета. – Простите, что заставила вас ждать. Входите, мы уже закончили. Чарльз, всегда рада вас видеть.

 – Спасибо. Я… – Он беспомощно развел руками. Как это было не похоже на его обычную светскость! – Не буду вас больше задерживать.

 Входя в кабинет вслед за Мирой, Ева оглянулась через плечо и проводила взглядом Чарльза. Он поспешил ретироваться.

 – Что все это значит?

 – Присядьте. Давайте выпьем чаю.

 Ева нахмурилась. Словно не замечая этого, Мира со своей обычной грацией прошла между двумя глубокими креслами к автоповару и заказала две чашки цветочного чая. Казалось, она жить без него не может. Умело подсвеченные мелированием собольи волосы мягко обрамляли ее прелестное лицо, подчеркивая красоту голубых глаз. В этот день на ней был костюм цвета старого золота, ничуть не скрывавший ее все еще стройные ноги.

 – Поскольку вы даже не растрепаны, полагаю, он заходил не для того, чтобы вас трахнуть.

 Мира поставила тонкие чашки на стол между двумя креслами и звонко рассмеялась.

 – А вам было бы интересно знать? Именно поэтому я ничего не подтверждаю и не опровергаю. – Она села, плавно перебросила ногу на ногу и внимательно вгляделась в лицо Евы. – Вам досадно, что у двух ваших друзей есть какое-то общее частное дело и они не намерены посвящать в него вас. Вы злитесь…

 – Ничего я не злюсь. – Но про себя Ева решила, что она еще как злится. – Жена убитого была клиенткой Чарльза, я допрашивала его по этому поводу не далее как сегодня утром, так что…

 – Уверяю вас: то, что мы с Чарльзом обсуждали, не имеет никакого отношения к вашему расследованию. А теперь перейдем собственно к расследованию…

 – У него неприятности?

 Взгляд Миры смягчился.

 – Нет, с Чарльзом все в порядке. Просто у него сейчас много разных забот.

 – Да, он так и сказал, – проворчала Ева и опустилась в кресло. – Вечно люди морочат мне голову.

 – Да, так бывает, – согласилась Мира.

 – Я могла бы узнать. Это моя чертова работа – узнавать чужие секреты.

 – Но вы не станете выяснять, потому что я только что вам сказала: у него нет неприятностей, и вы не будете вмешиваться.

 – Если бы люди не попадались мне на пути то и дело, если бы не путались под ногами, мне не пришлось бы о них думать.

 Мира отпила чаю, пряча улыбку, но чашка не могла скрыть искорки веселья в ее глазах.

 – Людей в вашей жизни в последнее время стало гораздо больше. И вы этим обстоятельством довольны.

 – О да, вот прямо сейчас я просто чертовски довольна. Ладно, забудьте. – Ева пожала плечами. – Обойдутся, Чарльз уже большой мальчик. Вы прочитали файл?

 – Да. – Мира глотнула еще чаю, приводя в порядок мысли – Ева это знала. – Я полагаю, Эндерс знал своего убийцу. Способ убийства, инсценировка… Это было не просто личное дело, это было нечто интимное. Разумеется, сексуальное, но секс не всегда связан с интимностью. И нет никаких материальных или судебно-медицинских улик, указывающих на то, что в ночь убийства убитый был вовлечен в сексуальные отношения с убийцей или с кем бы то ни было.

 – Нет, он же был накачан дурью выше крыши. Никаких следов на простынях или на самом теле, никаких частичек кожи. Все обнаруженные волоски принадлежат убитому.

 – И тем не менее убийца инсценировал сексуальный контакт. Инсценировка очень важна, – подытожила Мира. – Это было запланировано заранее, потребовалось время на подготовку. Убийца давно обдумывал, как это сделать. Тут и речи нет об импульсивности, о порыве страсти. Есть склонность к драматизму, точнее, даже к театральщине, но в основе лежит стремление к порядку во всем. Я бы сказала, тут чувствуется рука женщины. Можете обвинить меня в женоненавистничестве, если хотите, но не похоже, что преступление совершило лицо того же пола, что и убитый.

 – Будь это мужчина, он разместил бы тело по-другому, – согласилась Ева. – С учетом особенностей однополого секса, я думаю, убийца-мужчина расположил бы тело совершенно иначе.

 – Верное соображение, – кивнула Мира.

 – И хотя я сама советовала Пибоди не делать поспешных выводов на старте насчет женского участия, мне кажется, что, если бы мы имели дело с убийцей-мужчиной – опять-таки если бы это было замешено на сексе, – было бы больше гнева. Если Эндерс был геем, он это глубоко прятал. Плюс к этому, я беседовала с женой, и она признает, что у них были разногласия на почве сексуальных предпочтений, но она последовательно говорит только о женщинах.

 – Значит, убийца – женщина. Она умеет не поддаваться порыву, по крайней мере на время, необходимое, чтобы составить план и осуществить его. Эта женщина тщательно продумывает детали, любит символы. Очевидно, она состояла или считает, что состояла, в близких отношениях с убитым. И уж безусловно, она в какой-то момент состояла с ним в сексуальной связи. Она считает секс чем-то мощным, неодолимым и в то же время унизительным.

 – Есть такие среди лицензированных компаньонок, – задумчиво заметила Ева. – Они «подсаживаются» на секс – прямо как на наркотики – и сгорают.

 – Да, именно поэтому их так тщательно проверяют перед выдачей лицензии. Да и потом им приходится проверяться регулярно, чтобы не потерять лицензию.

 – Вы думаете, это дело рук профессионалки?

 – Вполне возможно, – сказала Мира, – есть факторы, указывающие на такого рода близость и в то же время на дистанцию. Профессиональный партнер или партнерша подавляют свою волю, свои нужды и желания, чтобы угодить требованиям клиента, выстроить отношения, которые его устраивают. Характер и протяженность этих отношений зависят только от клиента.

 – Им за это и платят, – прокомментировала Ева.

 – Да, и самые преуспевающие из них могут рассматривать это как профессию. Они любят свою работу или считают ее чем-то вроде коммунальной услуги. Убитый был связан и раздет догола. Это он проситель, он зависим. У него на шее удавка – еще один сигнал о том, что не он тут распоряжается, не он хозяин положения. И, кстати, о садомазохизме, связывании и прочих маргинальных аспектах секса. – Мира отпила чаю. – Безусловно, это было преступление на почве секса, но движущий мотив здесь не месть, не сексуальный отпор. Гениталии не уничтожены, не изуродованы, наоборот, на них акцентировано внимание.

 – Это можно назвать одним словом.

 Мира улыбнулась.

 – В ваших заметках с места преступления указано, что двери спальни по настоянию убитого всегда были закрыты, что у него были глухие шторы и так далее. Он был человеком скрытным, особенно в интимной сфере, во всем, что касается постельных дел. Поэтому, привлекая внимание к самым потаенным частям его тела, к его гениталиям, убийца унижает его. Унижает даже после смерти. И тем не менее…

 – Она – раз уж мы договорились, что это была она, – подхватила Ева, – первым делом накачала его дурью чуть не до коматозного состояния. Она не хотела, чтобы он чувствовал страх или боль. Не хотела, чтобы он страдал от боли. – Это противоречие не давало Еве покоя. – Что-то здесь не вяжется.

 – Да, это противоречит общей картине, я согласна. Но люди вообще противоречивы. Возможно, это была случайность, возможно, она не рассчитала дозу. И пока вы этого не сказали, – заторопилась Мира, – я скажу сама: нет, я не думаю, что это произошло по ошибке. Она слишком тщательно готовилась, чтобы сделать такую грандиозную ошибку.

 Ева рассеянно взяла чашку и отхлебнула, забыв, что в чашке не кофе.

 – Фу. – Она поставила чашку на место. – Я думаю, это жена.

 Заинтригованная Мира взглянула на нее с удивлением.

 – Мне казалось, было установлено, что жены не было в Нью-Йорке на момент преступления.

 – Все верно, – кивнула Ева. – Ее не было в Нью-Йорке.

 – Вы думаете, она наняла убийцу?

 – У меня нет ничего в пользу этой версии. Ровным счетом ничего. У меня есть еще одно возражение. За каким хреном наемнику накачивать его дурью до самых бровей? Какое дело наемнику, будет его жертва страдать или нет? Я посадила Рорка проверить ее финансы, пусть покопается в тайных счетах. Но не похоже, что это дело рук наемника. По крайней мере, это не профессионал.

 – А почему вы думаете, что это жена? – спросила Мира.

 – Она умная. Она все планирует. У нее на все есть ответ. Все ее ответы, все ее реакции, поведение – все безупречно. Не подкопаешься. Как будто она это отрепетировала, чтоб ее! Может, я и не права, может, я пристрастна, но я никак не могу переварить этот «уговор», который у нее якобы был с мужем.

 Ева возбужденно вскочила и принялась расхаживать взад-вперед, пока вкратце излагала Мире детали «уговора».

 – Вы ей не верите, – заключила Мира. – Более того, вы не верите, что пара, соединенная браком, может или захочет прийти к подобному уговору насчет сексуальных отношений.

 – Если рассуждать объективно, я понимаю, что люди на это способны и даже могут на это пойти, потому что, объективно рассуждая, люди – полные идиоты. Но я в это не верю, у меня просто в голове не укладывается… Это как фальшивая нота, повторяющаяся в песне снова и снова. Каждый раз я на этом спотыкаюсь. Не могу понять, нравится ли мне эта чертова песня или нет.

 – Для вас объективность – ключевое понятие, вы без нее работать не сможете, но помимо объективности есть еще и инстинкт. Если нота снова и снова кажется вам фальшивой, значит, вам надо решить, какую ноту вам хотелось бы услышать взамен.

 – Хм, – скептически хмыкнула Ева. – А вы что об этом думаете?

 – Я же не слышала песню в оригинале, а в пересказе это совсем не то. И все-таки я скажу, что супруги часто ставят условия друг другу и приходят к соглашениям, которые кажутся странными или даже предосудительными человеку постороннему.

 – Ну да, я тоже все время к этому возвращаюсь. Люди просто с ума сходят.

 

 «Пусть все это поварится в голове, – решила Ева по дороге к своему убойному отделу. – Пора заново пересмотреть факты и улики, а личности и домыслы пусть пока потушатся на медленном огне». Придя к такому решению, Ева направилась в отдел электронного сыска, короче ОЭС. Потолковать с глазу на глаз с начальником отдела и ее прежним напарником Райаном Фини. Необходимо было профессиональным взглядом оценить взлом системы безопасности.

 Ева не любила пользоваться лифтами в управлении и предпочитала эскалатор. Она обогнала двух копов, которые, облокотившись на поручень, оживленно обсуждали баскетбольный матч, и угрюмую женщину с тяжелым взглядом. Дальше начинался затор. Проталкиваясь вперед, прокладывая себе дорогу локтями, она невольно вдыхала запахи дешевого одеколона, ужасающего кофе и свежей выпечки. По мере приближения к ОЭС картина начала меняться. Полицейские становились все моложе, одежда – все моднее, пирсинг на видимых частях тела – все заметнее. И запахи изменились: пахло газировкой и соевым шоколадом. Все были снаряжены электронными игрушками: карманными телефонами, одинарными наушниками, парными наушниками, – поэтому гомон стоял оглушительный даже в коридоре, а в самом отделе достигал просто критического порога.

 Ева ни разу в жизни не видела детектива-электронщика, способного простоять на месте хотя бы пять минут. Они подпрыгивали, пританцовывали, били чечетку, жонглировали своими игрушками. Ей самой, решила Ева, потребовалось бы куда меньше пяти минут, чтобы взбеситься окончательно, будь ее рабочее место в отделе электронного сыска. А вот Фини эта безумная обстановка нравилась. Может, он и годился большинству детективов в отцы, а его представление о моде сводилось к тому, что он мог поздравить себя с удачей, если ему удавалось прийти на работу в носках одного цвета, но психоделические краски и невозможные шумы ОЭС подходили ему идеально, как его собственные мятые костюмы.

 Ева свернула к его кабинету. Дверь, как всегда, была распахнута настежь. Изнутри раздался взрывной звук, заставивший Еву притормозить. Потом она с опаской двинулась вперед. Фини сидел за столом. Его рыжие волосы с сильной проседью стояли дыбом, как наэлектризованная шерсть у кота. Изборожденное морщинами лицо казалось бледным и было покрыто испариной, а красный нос торчал подобно сигналу светофора.

 Взрывной звук повторился в виде громового троекратного чиха, сопровождаемого сотрясающим все тело кашлем, хрипом и оглушительным проклятьем.

 – Черт, ну и видок у тебя!

 Фини с трудом поднял опухшие веки. Под глазами у него были мешки, отвисшие чуть ли не до середины щек.

 – У меня праматерь самой гнусной простуды на этом свете.

 – Да я уж вижу, – кивнула Ева. – Может, тебе лучше домой, в постель?

 – Ага, как же! Если я лягу в постель, жена пристанет ко мне, как липучка, что вот, она говорила, она предупреждала, а я ее не послушал и не надел тот прекрасный шарф, что она мне подарила на Рождество, и прекрасные шерстяные наушники. В этих чертовых штуках я выгляжу так, будто у меня из ушей вылезает пара красных крыс. И она будет вливать в меня черт знает что.

 Фини закашлялся, чихнул, выругался. Ева отступила на шаг.

 – Плюс ко всему она еще ходила на какие-то богом проклятые курсы по альтернативной медицине и вбила себе в голову, что семена колы – единственное лекарство от всего на свете. Как по-твоему, мне нужны семена колы?

 – Честно говоря, не знаю.

 Фини снова высморкался.

 – Тебе нужен отчет по электронике Сэндерса, я прав?

 – Эндерса, – машинально поправила его Ева. Она прямо-таки видела, как микроскопические бактерии весело пляшут и спариваются в воздухе вокруг него. – Фини, тебе лучше бы уйти домой.

 – Ничего, я выдержу. У меня тут есть ингаляторы и сосательные таблетки от кашля. Ни черта не действуют, но они у меня есть. Будь у меня опухоль мозга, врачи смогли бы ее удалить, никаких проблем. Но у меня всего лишь несчастная инфекция, а с этим им не справиться.

 – Да, паршиво, но…

 – Входи, входи, сейчас я вызову файл.

 Ева окинула его критическим взглядом. Фини был ее учителем, ее наставником, они долго были напарниками. Во всем, кроме уз крови, он был ей как отец. А она думала только о микробах, бесконтрольно размножающихся по всему кабинету.

 – Да нет, честно говоря, мне надо спуститься к себе. Я кое-что забыла.

 – Да это займет всего минуту.

 – Фини, я к тебе не войду. Шагу не сделаю к тебе в кабинет без космического скафандра. Ты болен, как пес, ты заразен, я прямо-таки вижу, как вокруг тебя скачут микробы. Они веселятся, у них вечеринка. Тебе надо домой.

 Фини положил голову на стол.

 – Сделай мне одолжение, малышка, пристрели меня. Я слишком ослабел, у меня сил не хватит расстегнуть кобуру.

 – Вот дерьмо. – Ева оглянулась, надеясь увидеть Макнаба. Но его в комнате не было. – Ты. – Она ткнула пальцем в ближайшего детектива, хотя его вид не внушал ей доверия – он был в обтягивающем, как вторая кожа, бананово-желтом костюме с брючинами, заправленными по колено в пурпурные сапоги на воздушной подушке. – Твоего капитана надо отвезти домой. Организуй транспорт. Живо. Кто тут старший по званию после него?

 – Э-э-э…

 – Ладно, замнем. Добудь транспорт. Пусть машина будет наготове и патрульный на подхвате. Пусть стоит у дверей лифта в гараже, этот сектор, уличный уровень, когда я туда спущусь. Если машины с патрульным там не будет… Фамилия?

 – Э-э-э… детектив Леттермен.

 – Вот и отлично. Если машины с патрульным не будет на месте, детектив Леттермен, я лично вернусь сюда и сниму с вас шкуру, как с банана, на который вы так похожи. Ясно?

 – Так точно.

 – Ну так действуй! – Ева заглотнула как можно больше воздуха, словно ныряльщик перед глубоким погружением, задержала дыхание и бросилась в «красную зону». Она схватила пальто, шляпу и шарф Фини. – Давай, одевайся.

 – Я хочу умереть на работе, – простонал он, – а не в постели, как немощный старик.

 – Замолчи, ты же не ребенок. Ни черта ты не умрешь. Надевай пальто. Не дыши на меня. Надевай шляпу. Какого черта ты вообще сюда приперся?

 Фини повернул к ней воспаленные глаза.

 – Ты прямо как женщина. Квохчешь и пилишь…

 Обиженная Ева нахлобучила шляпу ему на голову и натянула прямо на уши.

 – Поберегись, приятель, а то сейчас так двину, что твоим недоноскам, – она пренебрежительно ткнула пальцем в дверь, – придется выносить тебя отсюда.

 – Вот так-то лучше. – Фини оперся рукой о стол. – Знаешь, Даллас, я жутко болен. Просто жутко.

 – Вот это самое умное, что ты сказан с тех пор, как я здесь. Пошли. – Обняв Фини за плечи, Ева вывела его из кабинета. Под ее грозным взглядом все вопросы и шутки замерли на устах у детективов. – Позвоните в техобслуживание, – приказала она, почти таща Фини к выходу. – Скажите им, чтоб продезинфицировали помещение.

 – Сэндерс, – прохрипел Фини.

 – Эндерс, – снова поправила его Ева и вызвала лифт.

 – Дом вскрыли пультом. Жутко навороченным. На заказ сделан.

 – Хорошо. – Когда открылись двери лифта, люди, набившиеся внутрь, дружно принялись возмущаться, стоило им только увидеть Фини. – Или потеснитесь или все вон отсюда, – отрывисто скомандовала Ева. Все бросились врассыпную, и она втянула Фини на покинутый корабль. – Гараж, – рявкнула Ева. – Уличный уровень.

 – Отключил систему и точно так же снова загрузил, – продолжал Фини. – Замки в сохранности. Либо знал код, либо клонировал. Но на клонирование не похоже, никаких следов найти не могу. Или тоже уж больно ловко сляпано.

 – Понятно.

 Интересно, сколько еще ехать в этот чертов гараж? И как быстро микробы могут заражать окружающих?

 – На домашних телефонах ничего сомнительного. В отчете список.

 – Хорошо.

 – На карманных тоже. На работе – по нулям. Я просмотрел и предыдущую неделю, но ничего не нашел.

 – Я поняла, Фини.

 – И на компах ничего. – Фини повис на Еве, как пьяный. – У него их миллион, так что требуется время. На домашних – ничего.

 – А до жены успел добраться?

 – Какой жены?

 – Забудь. – Когда двери наконец открылись, к ним шагнул высокий, плотный и строгий коп в униформе. «Значит, Леттермен пока поживет», – оценила ситуацию Ева.

 – Капитан Фини?

 – Здесь, – ответила Ева. – Где машина?

 Он указал на черно-белый патрульный автомобиль.

 – Позвольте вам помочь, – предложил патрульный. – Несчастный совсем расклеился.

 – Где тут ближайший медицинский центр? – спросила Ева, пока они вместе втаскивали Фини на заднее сиденье, на которое он повалился ничком.

 – Есть клиника скорой помощи на углу Бродвея и Восемнадцатой.

 – Везите его туда.

 – Но, Даллас… – пробормотал Фини.

 – Останьтесь с ним, – продолжала Ева, как будто не слыша. – Я позвоню его жене. Когда она приедет, может попросить вас остаться. Вы останетесь.

 – Слушаюсь.

 – Фамилия?

 – Клинк.

 – Позаботьтесь о нем, офицер Клинк.

 Ева захлопнула дверцу и отступила на шаг. Проводив взглядом машину, на которой офицер Клинк увозил Фини, она спросила себя, хватит ли у нее времени на детоксикацию, но решила удовлетвориться тем, что прошла в туалет и оттерла руки над раковиной с такой яростью, будто ей предстояло провести хирургическую операцию.

 Позвонив на ходу жене Фини, Ева отправилась к себе в отдел. Ей надо было разыскать Макнаба. Небось в отсутствие шефа отдел электронного сыска закатит оргию библейских масштабов, думала она, но увидела Макнаба в ту самую минуту, как вошла к себе в убойный отдел.

 Он стоял к ней спиной, но Йена Макнаба ни с кем невозможно было спутать. Разве есть на свете еще одно такое же тощее костлявое тело, такие светлые волосы, стянутые в длинный хвост и болтающиеся на спине, облаченной в рубашку невероятной расцветки? Да и чья еще тощая задница могла украшать собой стол ее напарницы?

 – Макнаб, а ну живо слезай со стола Пибоди и ко мне в кабинет!

 Ни минуты не сомневаясь, что никуда он не денется, Ева даже не стала смотреть, выполнит ли он ее приказ. Выполнит и притом моментально, разве что напоследок ущипнет Пибоди за щеку или пощекочет ее под подбородком. Ева решила про себя, что ей кое-каких вещей лучше не видеть.

 Не успела она взять кружку кофе, как Макнаб уже вошел в кабинет.

 – Привет, Даллас, я только заскочил, чтоб…

 – Кто старший после Фини?

 – После Фини? М-м-м… Это, наверно… Да, это, скорее всего, детектив-сержант Ридуэй. А что?

 – Я только что отправила Фини в больницу. Он…

 – О боже! – Красивые зеленые глаза Макнаба смотрели встревоженно. – А что, он так плох? Утром вид у него был ужасный.

 – Да, он так плох. Передай своему детективу-сержанту, что ваш капитан заболел. Если ему нужна информация или помощь, пусть звонит мне.

 – Не ему, а ей. Это детектив-сержант Мелоди Ридуэй.

 – Коп по имени Мелоди? Нет, это как-то неправильно. – Ева даже не решилась повторить это имя. – В общем, если детектив-сержант не возражает, я хочу, чтобы ты взял на себя электронику по делу Эндерса. Ты меня раздражаешь, но я хотя бы знаю, чего от тебя ждать.

 Макнаб широко улыбнулся.

 – Я над этим работаю. Вот пришел сказать, что мы успели нарыть.

 – Фини мне уже сказал по дороге в больницу, что вы успели нарыть. Хотя… может, это только часть? Ты начал работать над телефонами жены?

 – Мы сосредоточились на убитом, а у него там КВВ. Куча всякого всего, – пояснил Макнаб, когда Ева нахмурилась. – Отличные «железки». Просто супер. Парень любил высококлассные игрушки. Но я могу переключиться на жену, если хочешь. Тебе нужно что-нибудь конкретное?

 – Да, было бы неплохо засечь ее разговор с убийцей. Тебе известны детали дела, ты детектив. Сам поймешь, когда увидишь или услышишь. Давай, действуй, Макнаб. Возвращайся к себе в отдел.

 – Есть. Слушай, давай я позвоню миссис Фини, дам ей знать.

 – Я уже позвонила. Но ты можешь связаться с неким офицером Клинком. Он повез Фини в больницу. Я ему велела оставаться при Фини.

 – Хорошо. Слушай, это здорово, что Пибоди сегодня выступит в «Сейчас». Она жутко психует. Я как раз ее подбадривал, когда ты пришла.

 – Если все свелось только к разговорам, тогда ладно. А теперь брысь отсюда. И не прикасайся по дороге к моей напарнице.

 Ева закрыла за ним дверь, подлила себе еще кофе, села за стол, вытянула ноги и занялась изучением доски с фотографиями.

 Томас А. Эндерс. Возраст – шестьдесят один год, богатый и преуспевающий. Женат, детей нет. Любящий дядюшка единственного племянника, который теперь станет его наследником и преемником. Любил спорт и электронные игрушки. И, если верить жене, извращенный секс. Преданный друг. Справедливый работодатель. Гольф, теннис, сезонные абонементы на все мыслимые спортивные состязания. Лучшие места на трибунах.

 Отвернувшись от доски, Ева вывела файл на экран своего компьютера, пролистала, пока не нашла снимки с места преступления, которых не было на доске, потом стала изучать свои собственные заметки о том, что было обнаружено в спальне и гардеробной убитого.

 Костюмы, конечно, костюмы. Не меньше дюжины. Два смокинга. Белые рубашки с застроченными складочками на груди, галстуки. Да, да. Целая стена гардеробной занята этим барахлом. Торцевая стена. Две длинные стены были заняты вешалками с повседневной и спортивной одеждой. Брюки для гольфа, бриджи цвета хаки, спортивные рубашки, шорты, спортивные штаны для трека, фуфайки, куртки. А в ящиках? Что она увидела, когда выдвинула ящики?

 Шелковые носки, припомнила Ева, дорогие свитера – из кашемира, из мериносовой шерсти, из альпака. Чертова уйма футболок с короткими и длинными рукавами. Многие из них со спортивными логотипами и названиями команд. С его собственным логотипом. Дюжины и дюжины спортивных носков. Боксерские трусы. Простые белые боксерские трусы, простые белые майки. Пижамы, сшитые на заказ.

 Любопытно.

 Ева добавила в файл кое-какие свои соображения. Раздался стук, и в дверь просунулась голова Пибоди.

 – Даллас, пришел Бен Форрест. Хочет с тобой поговорить.

 Ева вспомнила о доске с фотографиями и хотела было попросить Форреста подождать, но вовремя передумала.

 – Давай его сюда.

 Она закончила запись и сохранила файл. А когда раздался стук в дверь, громко сказала:

 – Войдите.

 – Лейтенант, спасибо вам за…

 Ева внимательно следила за лицом Бена. Она увидела, как его измученные глаза округлились, а потом словно остекленели от ужаса.

 – О боже, боже!

 – Прошу прощения, мистер Форрест. – Ева поднялась из-за стола и встала так, чтобы своей спиной заслонить от Бена фотографии его дяди. – Я не подумала. Давайте поговорим где-нибудь в другом месте.

 – Я… я… знаю, что вы мне сказали и что говорят в прессе насчет того, как он умер. Но…

 Ева сдернула с крючка свое пальто и набросила его на доску.

 – Сядьте.

 Ей пришлось даже подтолкнуть его слегка, чтобы он сел. Потом подвинула к нему бутылку воды.

 – Кто мог сделать с ним такое? Кто мог так его унизить? Его убили, разве этого мало? – Бен не стал пить воду, он зажал горлышко бутылки в кулаке и с силой хлопнул ею по ладони. – У него отняли жизнь, разве этого мало?

 – Кто мог бы желать ему такого унижения?

 Когда Бен вскинул взгляд на Еву, в его глазах бушевала ярость.

 – Я не знаю. Богом клянусь, не знаю. Если бы знал, если бы только мог предположить, кто бы это ни был, мужчина или женщина, я бы вам сказал. Я любил его, лейтенант Даллас.

 – Я вам верю. Вам случалось путешествовать с ним вместе, по делам или ради развлечения, поиграть в гольф, посещать спортивные матчи?

 – Ну да. Не реже чем раз в месяц.

 – Бен, посмотрите на меня. Я верю, что вы его любили, поэтому скажу вам прямо: если вы сейчас что-то утаите, ему это не поможет, а только навредит. Так что подумайте, перед тем как отвечать. Когда вы путешествовали с ним вдвоем, он когда-нибудь искал общества женщин? Пытался пригласить компаньонку – профессиональную или любительницу?

 – Нет, послушайте! – Бен вскинул руку, закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. – Мы с ним почти всегда брали номер с двумя спальнями и практически все вечера проводили вместе. Не могу присягнуть, что он всегда был один в своей спальне или что он никогда не выбирался из номера тайком, когда я засыпал. Не могу в этом поклясться. Но я могу вам поклясться, что никогда не видел ни малейших признаков чего-то подобного. И слухи никакие до меня не доходили. Я никогда не видел, чтобы он искал женской компании. Он меня иногда поддразнивал, даже подначивал, чтобы я нашел себе наконец хорошую женщину и остепенился. Лейтенант, он был серьезным семейным человеком. И если вы будете копаться в грязи, которой кто-то его измазал, вы никогда ничего не найдете. Потому что все это – гнусная ложь.

 – Ладно, Бен. Как вам такой вариант: вы много путешествовали с ним вдвоем, только вы и он. Вам когда-нибудь случалось заглядывать в стрип-клуб, секс-клуб? Холостяцкая ночка… Бывало такое?

 – Нет. Это было не в духе дяди Томми. Да ему было бы неловко пойти со мной в такое место. Мы ходили на матчи, в спортивные бары и все такое в этом роде.

 – Хорошо.

 Бен кивнул, отвинтил крышечку бутылки и выпил воды.

 – Они звонили Аве. Сказали, что мы можем его забрать. Я обо всем позабочусь. Я затем и пришел, чтобы узнать: может, есть что-то новое? Может, вы мне что-нибудь скажете?

 – Могу вам сказать одно: дело вашего дяди для меня сейчас на первом месте. Вы проведете поминальную службу?

 – Завтра. – Бен снова отпил воды. – Мы не хотели ждать. Бриджит помогает с разными мелочами. Дядя Томми хотел бы, чтобы все было просто, без затей. Он всегда и во всем любил простоту.

 – Кто обставлял его дом?

 Бен улыбнулся.

 – Ава. Да, я вас понимаю. Никакой простоты там нет. Но дяде Томми нравилось. Он даже получал удовольствие… Он называл это хоромами Авы.

 – Да уж, держу пари. У него в кабинете все совсем по-другому.

 – Ну да, – кивнул Бен. – Мужской мир. Так он это называл.

 – Он принимал снотворное?

 – Я… нет, я так не думаю. То есть я хочу сказать, может быть, изредка, время от времени… Не припомню, чтобы он об этом упоминал, но, может, просто к слову не пришлось. Я знаю, что он всегда спал с закрытой дверью и задернутыми шторами. Он говорил, что только так может по-настоящему выспаться. Наверно, этот ритуал закрывания дверей и задергивания штор и служил для него снотворным.

 – Возможно.

 – Ну что ж, спасибо. – Бен поднялся на ноги и снова взглянул на доску, занавешенную Евиным пальто. – А знаете, я рад, что это увидел. Нет, не снимки, тут уж точно радоваться нечему. Но я рад, что вы держите это здесь. Что вы на это смотрите, что вы тут повернуться не можете, не увидев, что с ним сотворили. Мне легче от того, что вы это сказали. Что он для вас – на первом месте. Надеюсь, это правда.

 Оставшись одна, Ева вернулась к доске, сняла пальто и бросила его на освободившийся стул для посетителей. И уставилась в глаза Авы Эндерс на фотографии.

 – Ты лжешь, – сказала Ева вслух. – Ты лжешь, и я это докажу.