• Трилогия круга, #3

2

 

      Ночью Мойра не спала. Кто сможет заснуть накануне самого главного события в жизни? Если утром ей суждено освободить меч из каменных ножен, она станет королевой Гилла. И тогда она будет властвовать, управлять и царствовать — обязанности, которым ее обучали с детства. Но как королеве ей придется, начиная с этого рассвета, вести людей в бой. Если же ей не суждено поднять меч Гилла, она возьмет другое оружие и с радостью присоединиться к сражающимся.

      Достаточно ли нескольких недель тренировок, чтобы подготовиться к такой роли, к такой ответственности? Итак, это последняя ночь, когда она может быть сама собой, — и такой королевой, какой хотела бы быть.

      Одно Мойра знала точно: что бы ни принес ей рассвет, возврата к прежней жизни уже не будет.

      До гибели матери она верила, что заря этого дня наступит еще через много-много лет. Надеялась, что еще долгие годы мать будет рядом, утешая и советуя. Она предполагала, что ее ожидают годы мира и учебы. И когда придет время, она будет готова надеть корону, будет достойна ее.

      Но в глубине души Мойра мечтала о том, что мать будет править еще не один десяток лет, а она сама выйдет замуж. И в далеком и туманном будущем кто-нибудь из детей, которых она выносит, наденет корону вместо нее.

      Все изменилось в ночь смерти матери. Нет, поправила себя Мойра, все изменилось раньше, за много лет до этого, когда убили отца.

      А может, ничего и не менялось — просто переворачивались страницы уже написанной книги судеб.

      Теперь оставалось лишь сожалеть, что рядом с ней нет мудрой матери, и найти в себе мужество, чтобы попытаться взять корону и меч.

      Мойра стояла на высокой стене замка, освещенная слабым светом узкого серпа молодого месяца. Когда наступит полнолуние, она уже будет далеко, в суровой и мрачной долине, на поле битвы.

      Она поднялась еще выше, на зубчатую стену, заметив свет факелов, которые освещали ристалище. Сверху было видно и слышно все, что происходило на ночных занятиях. Киан использует темное время суток, обучая мужчин и женщин сражаться с существами, которые сильнее и быстрее человека. Мойра знала, что он будет гонять их до седьмого пота. Точно так же, как по ночам гонял ее и других, принадлежащих к их кругу шести, последние недели в Ирландии.

      Не все доверяли Киану — это она тоже понимала. Некоторые боялись, но, возможно, это и к лучшему. Он явился сюда не заводить друзей, а делать из людей воинов.

      Честно говоря, Мойра сама стала воином во многом благодаря именно ему.

      Кажется, она догадывалась, почему Киан сражается на их стороне, — по крайней мере, начинала понимать причины, заставившие его так рисковать ради спасения человечества. Отчасти это было следствием гордости, недостатка в которой Киан не ощущал. Он ни за что не преклонит коленей перед Лилит. А отчасти потому, что он хранил верность брату — хоть он и не желал этого признавать. Остальное можно приписать отваге и смятенным чувствам.

      У него есть чувства — Мойра знала. Хотя, конечно, трудно себе представить, какими они могут быть после тысячи лет существования. Сама она всего после двух месяцев крови и смерти совсем запуталась и с трудом узнавала себя.

      Что должен чувствовать Киан после всего, что видел и совершил, после того, что приобрел и потерял? Он знал о мире больше любого из них — о его радостях, горестях и возможностях. Нет, у нее не укладывалось в голове, как можно знать все, что известно ему, и рисковать собственным существованием.

      Тот факт, что он все-таки рисковал и даже теперь тратил время и силы на подготовку армии Гилла, вызывал у нее уважение. Хотя загадочность его натуры продолжала удивлять ее.

      Мойра не знала, как Киан относится к ней. Даже когда он целовал ее — в тот единственный, страстный и отчаянный миг. А она привыкла докапываться до сути вещей.

      Обернувшись на звук шагов, Мойра увидела приближающегося к ней Ларкина.

      — Тебе давно пора быть в постели, — заметил он.

      — Все равно я не могу уснуть: лежу и смотрю в потолок. Здесь мне лучше. — Она взяла его за руку — брата, друга — и мгновенно успокоилась. — А ты почему не спишь?

      — Тебя увидел. Мы с Блэр решили немного помочь Киану. — Ларкин обвел взглядом ристалище. — Потом я заметил, что ты стоишь тут одна.

      — Сегодня из меня неважный компаньон — даже для себя самой. У меня одно желание — чтобы это поскорее закончилось, и тогда все пойдет своим чередом. Вот я и поднялась сюда. Тут лучше думается. — Она прислонилась лбом к его плечу. — И время бежит быстрее.

      — Мы можем спуститься в гостиную. И я позволю тебе обыграть меня в шахматы.

      — Позволишь? Вы только послушайте! — Она подняла на него взгляд. Сквозь улыбку в его золотистых, удлиненных — как у нее самой — глазах просвечивало беспокойство. — По-видимому, это ты позволил мне выиграть сотни партий, которые мы сыграли за столько лет.

      —Я подумал, что победа за шахматной доской придаст тебе уверенности.

      Рассмеявшись, Мойра ткнула его локтем.

      — Могу поспорить, что обыграю тебя в шахматы девять раз из десяти.

      — Давай, проверим.

      — Нет, проверять не будем. — Мойра поцеловала Ларкина и убрала прядь золотистых волос с его лица. — Ты пойдешь к себе в постель, к своей даме, и не будешь отвлекать меня от грустных мыслей. Пойдем внутрь. Возможно, унылый вид моего потолка все-таки поможет мне заснуть.

      — Если тебе понадобится компания, достаточно просто постучать.

      — Знаю.

      Но Мойра знала, что до самого рассвета останется наедине со своими мыслями. Она так и не заснула.

 

      Согласно традиции придворные дамы должны были одеть ее за час до рассвета. Нарушив установленный порядок, Мойра отказалась от пурпурного платья. Этот цвет ей не идет, хотя и выглядит по-королевски. Вместо красных она выбрала зеленые тона: темно-зеленое платье и более светлую накидку.

      Мойра согласилась надеть драгоценности — как-никак они принадлежали матери — и позволила повесить себе на шею тяжелое ожерелье из цитрина. Но серебряный крест снимать не стала.

      Волосы Мойра решила оставить распущенными; она сидела, прислушиваясь к болтовне женщин, пока Дервил бесконечно долго расчесывала их.

      —Хотите что-нибудь перекусить, Ваше высочество?

      Кэра поднесла ей тарелку с медовыми коврижками.

      —Потом, — ответила Мойра. — Возможно, у меня появится аппетит.

      Увидев вошедшую Гленну, она с облегчением встала.

      —Как чудесно ты выглядишь. — Мойра протянула подруге руки. Она сама выбирала платья для Гленны и Блэр и теперь убедилась, что вкус не изменил ей. Хотя Гленне, с ее удивительной внешностью, идет абсолютно все, подумала она.

      Как бы то ни было, темно-синее платье выгодно оттеняло молочно-белую кожу девушки и ее огненно-рыжие волосы.

      — Я сама себя чувствую принцессой, — сказала Гленна. — Спасибо огромное. А ты, Мойра, настоящая королева.

      — Неужели? — Она повернулась к зеркалу, но увидела там только свое отражение. Потом улыбнулась Блэр, появившейся на пороге. Мойра выбрала для нее красновато-коричневое платье и накидку цвета тусклого золота. — Никогда не видела тебя в платье.

      — Да еще в каком! — Блэр окинула внимательным взглядом подруг, потом себя. — Волшебная сказка продолжается. — Она провела рукой по своим коротко стриженным черным волосам, приглаживая их.

      — Значит, ты не против? Этого требует ритуал.

      — Мне нравится быть девочкой. И я не против девчачьей одежды, даже если ее фасон из другой эпохи. — Блэр заметила тарелку с медовыми коврижками и взяла себе одну. — Волнуешься?

      — Не то слово. Я хотела бы остаться одна с леди Гленной и леди Блэр, — обратилась Мойра к придворным дамам. Те поспешно вышли, и принцесса устало опустилась в кресло у камина. — Они уже час суетятся вокруг меня. Это утомительно.

      — Выглядишь усталой. — Блэр присела на подлокотник кресла. — Ты не спала?

      — Мысли одолели.

      — Ты не выпила настойку, которую я тебе дала. — Гленна вздохнула. — Тебе следовало отдохнуть, Мойра.

      — Мне нужно было подумать. Я хочу, чтобы вы обе, Хойт и Ларкин, пошли вместе со мной к камню, хотя это и нарушит традиционный церемониал.

      — По-моему, мы и так приглашены, — заметила Блэр, жуя коврижку.

      — Да, конечно, вы войдете в состав процессии. Но я должна идти впереди одна. Так всегда было, так должно быть и теперь. За мной последуют только родственники. Дядя, тетя, Ларкин и другие двоюродные братья и сестры. За ними остальные — согласно знатности и положению. Но я хочу, чтобы вы шли вместе с моей семьей, потому что вы стали мне родными. Я делаю это не только ради себя, но и ради народа Гилла. Пусть увидят, кто вы, как вы мне дороги, как я вас ценю. Киан не сможет присоединиться к вам, хотя я бы очень этого хотела.

      — Но ночью нельзя, Мойра. — Блэр коснулась плеча принцессы. — Слишком большой риск.

      —Знаю. Мы не сможем замкнуть наш круг рядом с камнем, но Киан будет в моем сердце. — Мойра встала и подошла к окну. — Скоро рассвет, — прошептала она. — И наступит новый день.

      Последний раз взглянув на угасающие звезды, Мойра отвернулась от окна.

      —И я готова к тому, что он мне уготовит.

      Родственники и придворные дамы уже собрались внизу. Мойра взяла у Дервил плащ и сама застегнула брошь в форме дракона.

      Подняв голову, она заметила Киана. Сначала ей показалось, что он просто задержался, направляясь в свою комнату, но потом принцесса увидела в его руках волшебный плащ, созданный Гленной и Хойтом для защиты от лучей солнца, смертельных для вампира.

      Мойра шагнула к Киану.

      — Ты решился? — тихо спросила она.

      — У меня редко выпадает шанс для утренней прогулки.

      Небрежный тон Киана не мог скрыть его серьезности.

      — Я благодарна, что ты выбрал для прогулки именно это утро.

      — Заря занимается, — сказал Риддок. — Народ ждет.

      Мойра кивнула и — согласно обычаю — накинула капюшон, прежде чем выйти из замка.

      В прохладном воздухе клубился туман, и легкому ветерку было не под силу разогнать его. В густой пелене Мойра одна пересекла внутренний двор и подошла к воротам; за ней на некотором отдалении следовали остальные. Тишину раннего утра нарушали лишь пение птиц и едва слышный шелест листьев.

      Она подумала о матери, которая много лет назад холодным туманным утром тоже проделала этот путь. И о ее предшественниках, выходивших через ворота замка по бурой дороге и зеленой траве с такой густой росой, что казалось, бредешь по реке. Мойра знала, что за ней идут люди: торговцы и ремесленники, музыканты и певцы. Матери и дочери, солдаты и сыновья.

      Небо на востоке порозовело, туман, стелившийся над землей, отливал серебром.

      Вдыхая запах реки и влажной земли, Мойра поднималась по пологому склону; подол ее платья промок от росы.

      Камень находился на Холме Фей, на поляне среди маленькой рощи. На валунах у священного колодца рос утесник[4] и мох, бледно-желтый и зеленоватый.

      Весной здесь распустятся оранжевые лилии, яркие головки аквилегий, элегантные шпили наперстянки — живой, пестрый ковер.

      Но теперь цветы уже давно отцвели, а листья деревьев окрасились в желтый и красный цвета — предвестники их скорой гибели.

      Сам камень — белый, широкий, похожий на алтарь — лежал на древнем сером дольмене[5].

      Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь листву и туман, исчерчивали белый камень и отражались от серебряной рукояти погруженного в него меча.

      Мойра почувствовала, что у нее стынут пальцы.

      Историю меча она знала с раннего детства. О том, как боги выковали его из молнии, моря, земли и ветра. Как Морриган сама принесла меч и алтарный камень на это место. Здесь же она погрузила клинок в толщу алтаря по самую рукоять и огненным пальцем вырезала надпись:

 

 Вложенный в ножны рукой богов,

 Извлеченный рукой смертного,

 Тому, кто взял этот меч,

 Суждено править Гиллом

 

      Остановившись у подножия камня, Мойра еще раз прочла надпись. Если так суждено богами, это будет ее рука.

      Задевая подолом плаща мокрую траву, она поднялась сквозь туман, пронизанный солнечными лучами, на вершину Холма Фей. И встала позади камня.

      Потом впервые за весь долгий путь она подняла голову. Сотни людей — ее народ — рассыпались по полю, до бурой ленты дороги, и смотрели на нее, не отрывая глаз. И если ей суждено взять меч, за каждого из них она будет в ответе. Заледеневшие пальцы дрогнули.

      Мойра постаралась успокоиться, обведя взглядом обращенные к ней лица, и подождала, пока за ее спиной займут место трое праведников.

      Люди все еще торопливо поднимались по склону холма, боясь пропустить церемонию. Она хотела, чтобы голос ее звучал спокойно и уверенно, и поэтому подождала еще немного и позволила себе взглянуть на тех, кого любила больше всего.

      — Миледи, — прошептал один из старцев.

      — Да, секунду;

      Затем Мойра медленно расстегнула брошь и сбросила плащ. Широкие рукава платья соскользнули с поднятых рук вниз, но Мойра не чувствовала холода. Изнутри поднималась волна жара.

      —Я слуга Гилла! — выкрикнула она. — Дитя богов. Я пришла сюда, на это место, чтобы склониться перед волей Гилла и волей богов — кровью, сердцем, душой.

      Она шагнула к камню.

      Все стихло. Казалось, даже воздух стал непроницаемым. Мойра протянула руку, обхватила пальцами серебряную рукоять.

      Она почувствовала исходящий от меча жар, ощутила его музыку. «Да, да, — мелькнуло у нее в голове. — Конечно. Он мой и всегда был моим».

      С шелестящим звуком соприкасающейся с камнем стали она извлекла меч из плиты и подняла его над головой, направив острие в утреннее небо.

      Мойра знала, что люди приветствуют её радостными криками, а некоторые даже плачут, знала, что все преклонили колени. Но ее глаза были устремлены на острие клинка и луч света, ударивший в него с неба.

      Она чувствовала, как в нее проникает этот яркий свет, ощущала его жар, его силу. Руку вдруг обожгло, и на ней появился — словно начерченный богами — знак кладдаха, символ королевы Гилла. Потрясенная и воодушевленная этим божественным признанием, Мойра опустила глаза. И встретилась взглядом с Кианом.

      И на мгновение забыла обо всем. Остался только он — лицо в тени капюшона плаща и глаза, синие и яркие.

      Неужели такое возможно? Держать в руке свою судьбу, а видеть только его? Неужели именно в его глазах она видит отражение собственной участи?

      —Я слуга Гилла, — сказала Мойра не в силах оторвать взгляд от Киана. — Я дитя богов. Этот меч и все, что он защищает, принадлежат мне. Я, Мойра, королева-воительница Гилла. Встаньте и знайте, что я люблю вас.

      Она стояла, высоко подняв меч, а святые старцы возложили на ее голову корону.

      Киан был знаком и с черной магией, и с белой, но такого ему еще не приходилось видеть. Лицо Мойры, смертельно бледное, когда она подошла к камню и скинула плащ, буквально расцвело, когда ее рука взялась за меч. Серьезные и грустные глаза засверкали, словно сталь, освещенная солнцем.

      И взгляд этих глаз, встретившись с его взглядом, острым клинком пронзил его сердце.

      Величественная и хрупкая, словно амазонка, подумал Киан. Неожиданно царственная, неожиданно вдохновенная и неожиданно прекрасная.

      Чувства, возникшие в его душе, не имели права на существование.

      Киан отступил и повернулся, чтобы уйти. Хойт положил ему руку на плечо.

      — Ты должен подождать ее — королеву.

      — Ты забываешь, что для меня это ничего не значит. — Киан удивленно вскинул брови. — Кроме того, я уже достаточно долго пробыл под этим чертовым плащом.

      Движения его были стремительными. Ему хотелось скрыться от света, от запаха людей. От этой силы и от этих серых глаз. Он жаждал прохлады, темноты и тишины.

      Он едва отошел от холма, как его догнал Ларкин.

      — Мойра попросила меня узнать, не хочешь ли ты вернуться в замок верхом.

      — Спасибо, я дойду. Хочу прогуляться.

      — Потрясающе, правда? А она была... ну, яркой, как солнце. Я всегда знал, что Мойра будет править Гиллом, но увидеть все своими глазами — совсем другое дело. Как только она дотронулась до меча, она уже стала королевой. Этого нельзя было не заметить.

      —Если Мойра хочет остаться королевой и иметь подданных, то ей лучше воспользоваться этим мечом.

      —Так она и сделает. Ладно, Киан, давай сегодня не будем думать о грустном. Сегодня праздник, все будут веселиться и пировать. — Продолжая улыбаться, Ларкин ткнул Киана локтем. — Она, конечно, королева, но сегодня праздник для всех.

      — «Армия, как и змея, передвигается на брюхе»[6].

      — Что?

      — Это сказал… впрочем, неважно. Ну, что ж: веселитесь и пируйте. А завтра королям, королевам и их подданным лучше заняться подготовкой к войне.

      — Такое чувство, что мы только этим и занимаемся. Нет, я не жалуюсь, — продолжал Ларкин, не дав Киану возразить. — Наверное, просто устал ждать и хочу поскорее оказаться на поле боя.

      — Разве ты уже не сражался?

      — Мне нужно отомстить за Блэр. У нее еще болят ребра, и она никак не наберется сил, хоть и не признается в этом. — Лицо Ларкина помрачнело, когда он вспомнил о том, что случилось с Блэр. — Надо признать, что она довольно быстро выздоравливает, но я никогда не забуду того, что с ней сделали эти твари.

      — Опасно идти в бой с чувством личной мести.

      — Плевать. У каждого из нас есть личные причины, разве не так? Только не говори мне, что не помнишь о том, что эта сука сделала с Кингом.

      Отрицать было глупо, и Киан промолчал.

      — Ты... хочешь сопроводить меня в замок, Ларкин?

      — Вроде того. Получил указание закрыть тебя своим телом, если магия плаща вдруг перестанет действовать.

      — Вот будет мило! Мы оба сгорим, как факелы, — небрежно бросил Киан, но был вынужден себе признаться, что почувствовал облегчение, ступив в тень замка Гилл.

      Кроме того, мне поручили пригласить тебя в гостиную, если ты не слишком устал. Там накроют завтрак только для своих. Мойра будет благодарна, если ты заглянешь хотя бы на пару минут.

      Мойре хотелось хоть немного побыть одной. Но ее окружали люди. Обратная дорога в замок была заполнена бесконечным движением и мельканием лиц в пелене тумана. Ей уже было тяжело нести в руке меч, корона сдавливала голову, но приходилось терпеть и не показывать виду: мимо проходили родные и друзья. Повсюду слышались радостные крики — новую королеву Гилла приветствовали ее подданные.

      — Ты должна показаться народу, — сказал Риддок. — С королевской террасы. Так принято.

      — Да. Только я не буду стоять там одна. Я знаю традиции Гилла, — добавила она, не давая дяде возразить. — Но времена изменились. Рядом со мной будет стоять мой круг. — Он посмотрела на Гленну, затем на Хойта и Блэр. — Люди увидят не только свою королеву, но и тех, кто избран богами, чтобы повести их в бой.

      — Тебе решать, — ответил Риддок с легким поклоном. — Но в такой день над Гиллом не должно быть тени войны.

      — Пока не наступит Самайн, Гилл всегда будет помнить о войне. Каждый житель королевства должен знать, что до этого дня я буду править с мечом в руке. И я — часть тех шестерых, которых избрали боги.

      Проходя через ворота замка, она оперлась на руку дяди.

      —У нас будет праздник и пир. Я ценю твой совет — как всегда. И обязательно выйду к народу и буду говорить с ним. Но сегодня боги избрали не только королеву, но и воина. Я буду королевой и воином. Буду служить Гиллу до последнего вздоха. Тебе не придется за меня краснеть.

      Риддок взял ее руку и поднес к губам.

      —Моя милая девочка. Я всегда гордился тобой. С этого дня и до последнего вздоха я — верный слуга королевы.

      Собравшиеся внизу слуги преклонили колени, когда королевская процессия вошла в замок. Знакомые лица, знакомые имена. Некоторые прислуживали матери еще до ее рождения.

      Но теперь все изменилось. Она теперь уже не дочь этого дома, а хозяйка. Их королева.

      —Встаньте, — сказала Мойра. — И знайте, что я благодарна вам за верность и службу. Помните, что вы, как и весь народ Гилла, можете рассчитывать на мою верность и мое служение, пока я буду оставаться на троне.

      Поднимаясь по лестнице, Мойра решила, что позже обязательно поговорит с каждым из слуг отдельно. Это очень важно. Но теперь ее ждали другие дела.

      В камине большой гостиной ревел огонь. В вазах стояли свежесрезанные цветы из сада и оранжереи. На столе, сервированном лучшей посудой и серебром, благоухало прекрасное вино. Самые близкие поднимут тост за новую королеву.

      Она вздохнула, задумалась, пытаясь подобрать подходящие слова — первые слова, которые она скажет тем, кого любит больше всех.

      Потом почувствовала, как ее обнимают руки Гленны.

      —Ты была великолепна. — Гленна расцеловала ее в обе щеки. — Блистательна.

      Напряжение, камнем давившее на плечи, ослабло.

      — Я чувствую, что осталась прежней, но в то же время изменилась. Понимаешь?

      — Могу только представить.

      —Молодец. — Блэр порывисто обняла ее. — Можно посмотреть?

      Как воин воину, подумала Мойра и протянула девушке меч.

      — Превосходен, — тихо произнесла Блэр. — И вес подходящий, как раз для тебя. Поначалу кажется, что он должен быть украшен драгоценными камнями и чем-то еще. И хорошо, что их нет. Очень правильно, что это боевой меч, а не просто символ власти.

      — Такое впечатление, что рукоять сделана по моей руке. Прикоснувшись к нему, я сразу почувствовала... что он мой.

      —Именно так. — Блэр отдала меч. — Твой. Мойра положила меч на стол и обняла Хойта.

      — Сила в тебе теплая и спокойная, — прошептал он ей на ухо. — Гиллу повезло с королевой.

      — Спасибо, — ответила она и весело рассмеялась, когда Ларкин подхватил ее на руки и закружил по комнате.

      — С ума сойти! Ваше величество!

      — Ты смеешься над моим титулом!

      — Конечно. Но не над тобой, астор.

      Когда Ларкин опустил ее на пол, она повернулась к Киану.

      —Спасибо, что пришел. Это для меня очень важно.

      Киан не обнял ее и даже не прикоснулся — только склонил голову.

      — Такой момент нельзя пропустить.

      — И он имеет для меня особое значение, потому что вы здесь, со мной. Все, — продолжила она и повернулась к маленькой кузине, которая тянула ее за юбку. — Эйдин! — Мойра подхватила девочку на руки и подставила щеку для поцелуя. — Какая ты сегодня хорошенькая!

      — Хорошенькая, — повторила Эйдин и дотронулась до украшенной драгоценными камнями короны Мойры. Потом повернулась к Киану и одарила его улыбкой, смущенной и одновременно хитрой. — Хорошенькая, — повторила она.

      — Проницательная, как все женщины, — заметил Киан. Заметив, что взгляд девочки остановился на брелке, висевшем у него на шее, он небрежным жестом приподнял его, чтобы малышка могла до него дотронуться.

      Не успела Эйдин коснуться брелка, как ее мать бросилась к ней через всю комнату.

      — Эйдин, нельзя!

      Шинан выхватила дочь из рук Мойры и крепко прижала к животу, где уже билось сердце ее третьего ребенка.

      Все растерянно умолкли, и Мойра смогла лишь выдохнуть имя кузины.

      — Никогда не любил детей, — бесстрастно бросил Киан, направляясь к двери. — Прошу меня извинить.

      — Киан! — Бросив яростный взгляд на Шинан, Мойра поспешила за ним. — Подожди минуту, пожалуйста.

      — Слишком много дел для одного утра. Я хочу спать.

      — Я прошу прощения. — Она взяла его за руку и не отпускала, пока он не остановился и не повернулся к ней. Взгляд его глаз был жестким — синий камень. — Моя кузина Шинан — обычная женщина. Я поговорю с ней.

      — Не стоит так волноваться из-за меня.

      —Сэр. — Бледная, как мел, Шинан подошла к ним. — Я приношу свои самые искренние извинения. Я невольно оскорбила вас, мою королеву и ее почетных гостей. Прошу простить материнскую глупость.

      Она сожалеет об оскорблении, но не о поступке, подумал Киан. Ребенок уже был в дальнем углу комнаты, на руках у отца.

      —Извинения приняты. — Он едва удостоил ее взглядом. — А теперь прошу отпустить мою руку, Ваше величество.

      —Пожалуйста, сделай одолжение, — едва слышно произнесла Мойра.

      — Ты их как будто коллекционируешь.

      — Да, я у тебя в долгу, — невозмутимо подтвердила она. — Мне нужно выйти к народу. Он должен увидеть свою королеву и, как мне кажется, весь наш круг. Я буду тебе очень признательна, если ты уделишь мне еще несколько минут.

      — В лучах восходящего солнца.

      Мойра заставила себя улыбнуться, затем облегченно вздохнула, догадавшись, что его ворчливый тон означает согласие.

      — Всего несколько мгновений. Потом можешь уединиться и найти удовлетворение в том, что я тебе завидую.

      — Тогда побыстрее. Мне нравится одиночество и удовлетворение.

 

      Мойра все продумала заранее. По одну сторону от нее стоял Ларкин, которого любили и уважали в Гилле. По другую Киан — чужак, внушавший страх. Этим она хотела продемонстрировать, что считает их ровней и что в равной степени доверяет обоим.

      Она подняла меч, и приветственные крики толпы превратились в рев. Пока Мойра говорила, меч держала Блэр — и это было сделано специально. Народ должен видеть, что женщина, с которой обручен Ларкин, достойна королевского меча.

      —Люди Гилла! — выкрикнула она, но приветствия не смолкали. Шум толпы накатывал волнами и смолк только после того, как Мойра приблизилась к каменному парапету и подняла руки. — Люди Гилла, я пришла к вам как королева, как житель этой страны, как ваш защитник, Я стою перед вами, как стояла моя мать, а еще раньше — ее отец и все те, кто правил нашей страной с самых первых дней. Я стою перед вами, как часть круга, избранного богами. Не просто круга правителей Гилла, а круга воинов.

      Она раскинула руки, словно обнимая стоявших рядом пятерых людей.

      —Те, кто окружает меня, образуют этот круг. Им я доверяю, и их я люблю. Как житель этой страны, прошу вас относиться к ним с таким же доверием и уважением, с каким вы относитесь ко мне. Повелеваю — как ваша королева.

      Мойра подождала, пока стихнут приветственные крики.

      —Сегодня над Гиллом сияет солнце. Но так будет не всегда. То, что грядет, скрывается во тьме. Но мы дадим отпор врагам. Мы победим их. Сегодня мы празднуем, пируем, славим богов. Но уже завтра продолжим готовиться к войне. Каждый житель Гилла, способный носить оружие, возьмет в руки меч и копье. Мы пойдем в Киунас.

 В Долину Молчания. Мы наполним эту землю нашей силой и нашей волей, утопим в лучах света тех, кто пришел уничтожить нас.

      Мойра взяла меч и снова высоко подняла его.

      —В мое правление этот меч больше не будет — как это было раньше — мирно висеть на стене. Он запылает и запоет в моей руке, когда я буду сражаться за вас, за Гилл и за все человечество.

      Рев одобрения пронесся над толпой, словно буря.

      Затем послышались крики и свист рассекающей воздух стрелы.

      Прежде чем Мойра успела понять, что произошло, Киан повалил ее на пол. Сквозь шум и крики она слышала, как он негромко выругался. И почувствовала на руке его теплую кровь.

      — О, боже. Боже, ты ранен.

      — В сердце не попали, — произнес он, скрипнув зубами. Потом отстранился и сел, и Мойра увидела, как исказилось от боли его лицо.

      Киан ухватился за торчащую из бока стрелу, чтобы выдернуть ее из раны, но Мойра опустилась на корточки и оттолкнула его руку.

      — Дай мне посмотреть.

      — В сердце не попали, — повторил он и ухватил стрелу. Затем рывком выдернул ее. — Проклятье. Черт бы ее побрал.

      — Внутрь, — сказала Гленна. — Уведите его в помещение.

      — Подождите. — Дрожащей рукой Мойра сжала плечо Киана. — Стоять можешь?

      — Конечно, могу, черт возьми. За кого ты меня принимаешь?

      — Пожалуйста, покажись им. — Другой рукой Мойра провела по его щеке — это длилось всего мгновение, будто легкое перышко коснулось его кожи. — Они должны нас увидеть. Пожалуйста.

      Их пальцы переплелись, и Мойре показалось, будто что-то особенное мелькнуло в его глазах, и нечто похожее шевельнулось в ее сердце.

      Затем все исчезло, а Киан нетерпеливо проворчал:

      —Тогда не мешай мне.

      Мойра встала. Внизу царил хаос. Толпа набросилась на стрелявшего, готовая разорвать его.

      —Стойте! — громко крикнула Мойра. — Приказываю, остановитесь! Охрана, привести этого человека в большой зал. Народ Гилла! Видите, даже в такой день, даже под лучами солнца тьма стремится уничтожить нас. Но этому не бывать! — Она схватила руку Киана и высоко подняла ее. — Этому не бывать, потому что в нашем мире есть те, кто готов рисковать своей жизнью ради других.

      Мойра прижала ладонь к боку Киана и почувствовала, как он вздрогнул,

      — Он пролил кровь ради нас. И во имя этой крови, пролитой за меня, за всех вас, я нарекаю его сэром Кианом, лордом Ихэ.

      — Ради всего святого, — пробормотал Киан.

      — Молчи. — Мойра говорила тихо, но в голосе ее звучал металл, а глаза неотрывно следили за толпой.