• Ирландская трилогия, #1

3

 В очаге тускло освещенного паба Галлахеров ярко горел огонь. Все было так, как нравилось посетителям в промозглые весенние вечера. На этом самом месте Галлахеры кормили и развлекали их более ста пятидесяти лет, подавая светлый лагер, крепкий портер, чистый виски в разумных дозах и обеспечивая приятную атмосферу, в которой любой мог с наслаждением посидеть за кружкой пива или стаканчиком чего-нибудь более крепкого.

 Когда Шеймус Галлахер со своей преданной женой и помощницей Мег открыл этот паб в одна тысяча восемьсот сорок втором году от Рождества Христова, виски, конечно, стоил дешевле, однако мужчина, каким бы радушным и гостеприимным он ни был, должен все-таки зарабатывать на жизнь. Поэтому теперь виски стоил дороже, но подавался и выпивался с тем же удовольствием.

 В этот паб Шеймус вложил и свои надежды, и свои сбережения. Разные бывали времена — трудные и полегче, — а однажды штормовой ветер начисто сорвал крышу паба и унес ее аж в Дангарван. Во всяком случае, так любили рассказывать местные жители после пары-другой стаканчиков доброго ирландского виски.

 Несмотря ни на что, паб стоял до сих пор, глубоко пустив корни в пески и скалы Ардмора. Когда пришло время, первенец Шеймуса встал на место отца за старой барной стойкой из благородного дерева, следом его старший сын, а потом и его.

 Поколения Галлахеров обслуживали поколения других семейств и процветали, постепенно расширяя бизнес и предлагая все большему количеству страждущих пропустить пинту пива в сырой вечер после тяжелого трудового дня. Здесь можно было найти пищу не только для желудка, но и для души. В большинство вечеров в пабе играла музыка, веселая и грустная, бодрящая и утешающая.

 Ардмор всегда был рыбацкой деревушкой, зависел от щедрот моря, приспосабливался к его капризам. Еще Ардмор мог похвастаться живописными видами и прекрасными пляжами, а потому зависел и от туристов. И приспосабливался к их капризам.

 Паб Галлахеров был одной из местных достопримечательностей. В благополучные времена или в скудные, ловилась ли рыба в изобилии или бури вспенивали воды бухты так, что никто не отваживался забросить сети, двери паба были открыты для всех.

 Табачный дым и алкогольные пары, запахи жареного мяса и мужского пота так глубоко впитались в темное дерево, что, даже когда бар был закрыт, в нем будто кипела жизнь.

 Часто субботними вечерами, когда музыка играла особенно громко, стропильные балки угрожающе подрагивали. На полах, исцарапанных мужскими башмаками и сдвигаемыми стульями, кое-где виднелись следы случайных искр от сигарет. Скамьи и стулья были обиты темно-красной кожей, которая крепилась потемневшими медными гвоздиками с большими шляпками.

 Однако здесь всегда царила чистота, а четыре раз в год — была в том нужда или нет — все начищалось до блеска, как в шикарном ресторане.

 Гордостью заведения была уже упомянутая барная стойка, которую Шеймус собственноручно выстрогал из каштана, погибшего, по преданию, от удара молнии в канун летнего солнцестояния. Потому и считалось, что в этой стойке таится некая магия, и те, кто сидел за ней на высоких табуретах, знали, что занимают лучшие места.

 На зеркальной полке позади стойки к всеобщему удовольствию были выставлены бутылки, чистые и сверкающие, как новенькие пенсы. В баре Галлахеров всегда было многолюдно, но очень опрятно. Пролитые капли тут же вытирались, за пылью шла настоящая охота, и никогда ни одну порцию напитка не подали в грязном стакане.

 Очаг разжигали торфом, поскольку так нравилось туристам, а именно от туристов зависело, будут хозяева еле сводить концы с концами или процветать. Отдыхающие, привлеченные пляжами, наезжали летом и ранней осенью. Зимой же и в начале весны их бывало гораздо меньше, но те, что приезжали, непременно заглядывали в «Паб Галлахеров» пропустить стаканчик, послушать народные мелодии или попробовать прославленные, сдобренные специями мясные пироги.

 Постоянные посетители подтягивались после ужина пообщаться, посплетничать, выпить пинту «Гиннеса». Некоторые приходили и поужинать, но обычно по какому-то особому поводу всем семейством. Заглядывали и одинокие мужчины, которым надоедало готовить еду дома или хотелось пофлиртовать с любезной и улыбчивой Дарси Галлахер.

 Дарси работала и за барной стойкой, и на кухне, и обслуживала столики, правда, кухню она любила меньше всего и при первой же возможности спешила улизнуть оттуда, оставляя территорию брату Шону.

 Был и еще один брат, Эйдан, самый старший. Все местные знали, что с тех пор, как родители уехали в Бостон и вроде бы решили там остаться, парадом командует именно он. Большинство сходилось во мнении, что Эйдан покончил со своим бродячим прошлым, остепенился и управляет семейным пабом так, что Шеймус им гордился бы.

 Сам Эйдан был вполне доволен своим настоящим. За время скитаний он многое понял о жизни вообще и о себе в частности. Страсть к путешествиям, как поговаривали, он унаследовал от Фицджералдов, предков по материнской линии. Его мать до замужества тоже поколесила по свету, неплохо зарабатывая на жизнь своими песнями.

 Эйдан закинул за спину рюкзак, когда ему только-только стукнуло восемнадцать, и исходил всю страну, а затем путешествовал по Англии и Франции, Италии и Испании. Целый год он провел в Америке, изнемогал от жары на юге, зимой дрожал от холода на севере, замирал от восхищения в горах и на равнинах Запада.

 Эйдан, как и его брат с сестрой, унаследовал от матери ее музыкальность, поэтому, когда не подрабатывал официантом, оплачивал ужин песнями, в общем, поступал так, как его больше устраивало в данный момент. Увидев все, что хотел увидеть, он вернулся домой зрелым двадцатипятилетним мужчиной и последние шесть лет, из которых четыре года стоял во главе семейного бизнеса, работал в пабе и жил в комнатах над ним.

 И ждал. Он не знал, чего именно, но ждал.

 Даже сейчас, наливая по всем правилам в два приема пинту «Гиннеса», протягивая клиенту стакан «Харпа» и вполуха прислушиваясь к разговору на случай, если придется вставить замечание, он отстранение и терпеливо наблюдал.

 Тот, кому пришло бы в голову присмотреться, заметил бы настороженность в его пронзительно-голубых глазах.

 Длинный, прямой нос, крупный чувственный рот, волевой подбородок с едва заметной ямочкой, густые брови глубокого каштанового цвета — худое, резко очерченное, типично кельтское лицо Эйдана привлекало несколько необузданной красотой, которую обеспечили отличные гены его родителей.

 Сложен он был, как настоящий задира, — широкоплечий, узкобедрый, длиннорукий. И правда, немалую часть юности Эйдан провел, всаживая кулаки в чужие физиономии или принимая удары в свою собственную. Он не стыдился признавать, что дрался не только из-за буйного нрава, но и ради удовольствия. Он также гордился тем, что — в отличие от младшего братца Шона — ему ни разу не ломали в драке нос.

 Повзрослев, Эйдан перестал искать неприятности. Теперь он просто присматривался и верил, что узнает свою судьбу, как только встретит ее.

 Джуд он заметил сразу — сначала как хозяин паба, потом как мужчина. С затянутыми в хвост волосами, в красивой куртке, она выглядела очень чистенькой и растерянной. И смотрела по сторонам с таким испугом, как смотрела бы юная олениха на незнакомую тропку в лесу.

 Хорошенькая, подумал Эйдан. Так оценивают женщину мужчины, когда видят привлекательное женское личико и ладную фигурку. А поскольку за свою жизнь он видел много женских лиц, то распознал нервозность, пригвоздившую девушку к полу на самом пороге. Казалось, в любую секунду она развернется и убежит.

 Ее внешность, ее манера держаться пробудили его интерес, разгорячили кровь.

 Незнакомка расправила плечи, позабавив его этим продуманным жестом, и направилась к бару.

 — Доброго вам вечера, — произнес Эйдан, протирая стойку тряпкой. — Что вам угодно?

 Джуд открыла было рот, чтобы вежливо попросить бокал белого вина, но тут парень улыбнулся, медленно, лениво изогнул губы, отчего у нее внутри что-то дрогнуло, а голова пошла кругом.

 Да, вяло удивилась она, здесь все безумно красивы.

 Парень не торопил ее и, похоже, готов был ждать сколько угодно. Он поудобнее облокотился о барную стойку и наклонился, приблизив к ней красивое лицо и выгнув брови.

 — Красавица, вы заблудились?

 Ей показалось, что она тает, просто стекает на пол лужей гормонов и вожделения. Воображение нарисовало такую неприличную картинку, что в голове что-то щелкнуло и мозги заработали.

 — Нет, не заблудилась. Я бы выпила бокал белого вина. Шардоне, если можно.

 — Разумеется. — Но он даже не пошевелился. — Вы янки. Вероятно, юная американская родственница Старой Мод, остановившаяся в ее коттедже?

 — Да. Я Джуд. Джуд Мюррей. — Машинально она протянула руку и осторожно улыбнулась, отчего на ее щеках появились и тут же исчезли милые ямочки.

 Эйдан всегда питал слабость к ямочкам на хорошеньких личиках.

 Он взял девушку за руку, но не пожал, а просто задержал в своей руке, пристально всматриваясь в ее лицо, пока — она готова была в этом поклясться — у нее не начали плавиться косточки.

 — Добро пожаловать в Ардмор, мисс Мюррей, и добро пожаловать к Галлахерам. Я Эйдан, и это мой паб. Тим, уступи-ка место даме. Где твои хорошие манеры?

 — О, нет, не беспо…

 Однако Тим, грузный мужчина с шевелюрой, похожей на клубок стальных пружинок, уже сползал с высокого табурета.

 — Прошу прощения. — Он оторвал взгляд от экрана телевизора, висевшего над стойкой, и подмигнул Джуд, ничуть не огорчившись тем, что его отвлекли от футбольного матча.

 — Присаживайтесь, если, конечно, не хотите сесть за столик, — добавил Эйдан, поскольку она все стояла и смотрела на него.

 — Нет, нет. Так прекрасно. Благодарю вас. — Джуд взобралась на табурет, мучительно стараясь не ежиться под заинтересованными взглядами посетителей. Она не любила быть в центре внимания. Именно это больше всего угнетало ее в преподавании — все эти лица, обращенные к ней, ожидающие от нее чего-то глубокомысленного и значительного.

 Наконец Эйдан отпустил ее. И вовремя. Ей уже казалось, что ее пальцы совершенно растаяли в его руке. Затем он выхватил из-под крана стакан пива и запустил его по стойке в страждущие руки.

 — Как вам понравилась Ирландия? — снова обратился он к ней, отворачиваясь и доставая бутылку с зеркальной полки.

 — Она прекрасна.

 — Ну, здесь вы не найдете никого, кто бы с вами не согласился. — Эйдан стал наливать вино, глядя на нее, а не на бокал. — Как поживает ваша бабушка?

 — О! — Джуд поразило, что он не пролил ни капли и поставил бокал точно перед ней. — Отлично. Вы ее знаете?

 — Да, конечно. Моя мама до замужества была Фицджералд, и она приходится вашей бабушке то ли троюродной, то ли четвероюродной сестрой. Следовательно, мы с вами родственники. — Он щелкнул пальцем по ее бокалу. — Slaint[3], родственница Джуд.

 — А, ну… спасибо. — Она приподняла бокал и вздрогнула от громкого крика. Женский голос, чистый, как звон церковных колоколов, обозвал кого-то проклятым, нескладным болваном, у которого мозгов меньше, чем у репы. В ответ раздраженный мужской голос пробурчал, что лучше уж быть проклятой репой, чем бессловесной грязью, в которой репа растет.

 Никого из присутствующих, похоже, не шокировали ни крики, ни проклятья, ни неожиданный грохот, от которого Джуд снова вздрогнула и на этот раз пролила несколько капель вина на тыльную сторону ладони.

 — Еще парочка ваших родственников, — пояснил Эйдан, ловко вытирая ее руку. — Моя сестра Дарси и мой брат Шон.

 — Понятно. Но разве не нужно посмотреть, что случилось?

 — Где случилось?

 Джуд вытаращила глаза, поскольку перебранка вспыхнула с новой силой.

 — Только посмей бросить эту тарелку мне в голову, змеюка, и клянусь, я…

 Угрозу прервал звон бьющейся посуды и следом злобное ругательство. Через мгновение из двери за баром выскочила разрумянившаяся и довольная девушка с подносом, заставленным тарелками.

 — Дарси, ты в него попала? — поинтересовался кто-то из посетителей.

 — Не-а. Он увернулся. — Дарси вскинула голову, взметнув облако черных, как вороново крыло, волос. Гнев явно был ей к лицу. Ее синие, как ирландские озера, глаза сверкали, пухлые губы мило дулись. Соблазнительно покачивая бедрами, Дарси подошла к семейству из пяти человек, сидевшему за низким столом. Расставляя блюда, она наклонилась к матери семейства, которая ей что-то шепнула, откинула назад голову и расхохоталась. Джуд заметила, что смех идет Дарси так же, как и гнев.

 — Я вычту стоимость тарелки из твоей зарплаты, — сообщил сестре Эйдан, когда та подошла к стойке.

 — Ради бога! Мне не жалко. И было бы еще веселее, если бы я попала в цель. Клуни заказали еще две кока-колы, имбирный эль и два «Харпа» — пинту и стакан.

 — Дарси, это Джуд Мюррей из Америки, — произнес Эйдан, выполняя заказ. — Она будет жить в коттедже Старой Мод.

 — Рада познакомиться. — Гнев, кипевший в глазах Дарси, мгновенно сменился неподдельным интересом. Губы изогнулись в ослепительной улыбке. — Хорошо устроились?

 — Да, спасибо.

 — Вы из Чикаго, верно? Вам там нравится?

 — Красивый город.

 — С роскошными магазинами, ресторанами и всем прочим. А чем вы занимаетесь в Чикаго? Чем зарабатываете на жизнь?

 — Преподаю психологию. — «Преподавала», — мысленно поправила себя Джуд, но объяснять было бы слишком сложно, тем более что она снова стала центром внимания.

 — Правда? Как здорово! — В прекрасных глазах Дарси заиграли озорные и чуточку ехидные огоньки. — А вы не могли бы обследовать голову моего брата Шона, когда выдастся свободное время? С ней что-то не в порядке с самого рождения. — Дарси подхватила поднос с напитками, который к ней подвинул Эйдан, и ухмыльнулась. — Я швырнула две тарелки и оба раза промахнулась, но второй раз я чуть не саданула ему по уху.

 Метнув прощальную стрелу, Дарси гордо удалилась подавать напитки и принимать заказы.

 Эйдан обменял два стакана на фунты, еще две кружки поставил под краны и вопросительно взглянул на Джуд.

 — Вам не понравилось?

 — Что? — Джуд опустила взгляд и заметила, что едва пригубила вино. — Нет, вино хорошее. — Она из вежливости сделала глоток и застенчиво улыбнулась, сверкнув ямочками. — Даже очень хорошее. Я просто отвлеклась.

 — Не расстраивайтесь из-за Дарси и Шона. Шон у нас прыткий и всегда ловко уворачивается. Правда, если бы Дарси действительно хотела в него попасть, давно бы попала. Наша сестрица очень меткая.

 Джуд успела лишь издать неопределенный звук, как кто-то заиграл на концертино.

 — У меня есть кузены в Чикаго. — Это произнес Тим, оказывается, так и стоявший позади Джуд и терпеливо ожидавший вторую пинту пива. — Демпси. Мэри и Джек. Вы случайно их не знаете?

 Джуд развернулась на табурете.

 — Нет, простите.

 — Понимаю, Чикаго большой город. Мы с Джеком росли вместе. Потом он уехал в Америку работать на мясокомбинате у дяди по материнской линии. Он там уже десять лет, горько жалуется на ветра и зимы, но даже не думает возвращаться домой. — Тим взял у Эйдана кружку, положил на стойку несколько монет. — Спасибо. Послушай, Эйдан, а ведь ты бывал в Чикаго?

 — Скорее, проезжал. Озеро очень красивое и большое, как море. Ветры пронизывают до костей. Однако, если память мне не изменяет, там подают такие бифштексы, что можно разрыдаться от благодарности за то, что Бог создал коров.

 Разговаривая, Эйдан ни на секунду не прекращал работу. Он загрузил полными бокалами и кружками еще один поднос, подставленный сестрой, протянул бутылку американского пива парнишке, который с виду еще не вырос из молочных коктейлей.

 Зазвучала более быстрая мелодия, и, подхватив поднос, Дарси вдруг запела так, что у Джуд округлились от изумления глаза.

 И дело было не только в голосе, хотя он поражал своей серебристой чистотой, но и в непринужденности, с которой девушка вдруг запела на публике. В песне рассказывалось об умирающей на чердаке старой деве, о ее судьбе, которая, судя по взглядам всех мужчин в зале — от мальчишки Клуни лет десяти до похожего на скелет древнего старикана, — самой Дарси Галлахер не грозила ни в коем случае.

 Все дружно начали подпевать, и пивные краны заработали энергичнее.

 Мелодия с еле заметным изменением ритма перетекла в следующую, и Эйдан столь естественно вплел в нее слова о предательстве женщины, еще не снявшей траур, что Джуд изумленно уставилась на него. Его голос оказался таким же прекрасным, как у сестры, и звучал так же искренне и взволнованно.

 Эйдан налил пинту светлого пива, запустил кружку скользить по стойке и подмигнул Джуд. Она залилась румянцем, устыдившись, что он застал ее за откровенным разглядыванием, и утешилась тем, что в зале темновато.

 Джуд подняла бокал, надеясь, что сделала это непринужденно, будто часто сидит в барах, где со всех сторон льются песни, а мужчины, похожие на произведения искусства, подмигивают ей, и обнаружила, что бокал полон. Она нахмурилась, поскольку помнила, что выпила не меньше половины, но Эйдан был почти на другом конце стойки, а ей не хотелось прерывать ни его работу, ни его песню, поэтому она пожала плечами и решила наслаждаться вином.

 Дверь за стойкой, вероятно, ведущая в кухню, снова распахнулась. Джуд понадеялась, что никто не обращает на нее внимания, поскольку опять вытаращила глаза. Похоже, это начинает входить у нее в привычку. Появившийся в зале парень словно только что покинул съемочную площадку фильма о кельтских рыцарях, спасающих королевства и прекрасных девиц.

 Он явно чувствовал себя легко и свободно, был высок и худощав и отлично смотрелся в потертых джинсах и темном свитере. Довольно длинные волосы, черные-черные, падали на ворот свитера. В глазах, синих, как глубокие озера, искрилось веселье. Губы, как и у Эйдана, были пухлыми, чувственными, а нос искривлен самую чуточку, ровно настолько, чтобы избавить парня от тяжкой ноши совершенства.

 Заметив на его правом ухе ссадину, Джуд поняла, что это и есть Шон Галлахер, не так уж ловко увернувшийся от последней тарелки.

 С врожденным изяществом лавируя между столиками, он поставил перед клиентом полную тарелку, затем вдруг одним молниеносным движением схватил сестру, развернул лицом к себе — Джуд затаила дыхание — и закружил в каком-то сложном танце.

 «Что же это за люди, которые только что свирепо ругались и вот уже танцуют, весело смеясь, в переполненном пабе?» — изумилась Джуд.

 Посетители засвистели, захлопали в ладоши, затопали. Они танцевали так близко к Джуд, что она почувствовала ветерок, поднятый кружащей парой. Когда музыка смолкла, Дарси и Шон обнялись и глуповато улыбнулись друг другу.

 Чмокнув сестру в губы, Шон обернулся и с интересом взглянул на Джуд.

 — Ну, и кого же ночь привела в паб Галлахеров?

 — Это Джуд Мюррей, родственница Старой Мод, — объяснила Дарси. — А это мой брат Шон, тот самый, которому нужна ваша профессиональная помощь.

 — Ах да, Бренна рассказывала о вас. Джуд Ф. Мюррей из Чикаго.

 — А что означает буква Ф? — спросил Эйдан. Джуд обернулась, и у нее снова закружилась голова.

 — Фрэнсис.

 — Она видела Красавицу Гвен, — объявил Шон, и в зале воцарилась мертвая тишина.

 — Правда? — Эйдан вытер руки тряпкой, отложил ее, облокотился о стойку.

 Все явно ждали ее разъяснений.

 — Нет, нет. Мне просто показалось… шел дождь. — Джуд схватила бокал, сделала большой глоток и мысленно помолилась о том, чтобы снова заиграла музыка.

 — Эйдан видел Красавицу Гвен на скалах.

 Джуд изумленно взглянула на Шона, сделавшего это заявление, перевела взгляд на Эйдана и размеренно произнесла:

 — Вы видели привидение.

 — Она бродит там и рыдает. От ее рыданий разрывается сердце и болит душа.

 Глядя в его глаза, Джуд чуть не впала в транс, но вовремя заморгала и затрясла головой.

 — Вы не можете верить в привидения. Его красивые брови снова приподнялись.

 — Это почему же?

 — Потому что… их не бывает.

 Эйдан рассмеялся громко, раскатисто и подлил вина, раскрыв тайну ее непустеющего бокала.

 — Интересно, что вы скажете через месяц. Разве ваша бабушка не рассказывала вам историю Красавицы Гвен и Кэррика, принца эльфов?

 — Нет. Хотя она дала мне с собой аудиозаписи, письма, дневники, связанные с легендами и мифами. Я… я хотела познакомиться с ирландским фольклором и изучить его место в психологии культуры.

 — Потрясающе. — Эйдан развеселился и не пытался это скрыть, даже когда Джуд нахмурилась, он только подумал, что никогда прежде не видел, чтобы так мило сердились. — Смею заметить, вы приехали в самое лучшее место для сбора информации к такому замечательному проекту.

 — Эйдан, обязательно расскажи ей о Красавице Гвен, — вмешалась Дарси. — И остальные истории. У тебя получается лучше всех.

 — Обязательно расскажу, только в другой раз. Разумеется, если вам интересно, Джуд Фрэнсис.

 Джуд Фрэнсис, раздраженная и, как поняла она с некоторым беспокойством, слегка пьяная, выпрямилась и с достоинством кивнула.

 — Разумеется. Я хотела бы включить в свои исследования местный колорит и буду рада назначить вам встречу в любое удобное для вас время.

 Он снова улыбнулся. Неспешно, непринужденно. Разрушительно.

 — Ну, мы здесь не так официальны. Я просто загляну к вам на днях и, если вы будете свободны, расскажу кое-какие истории из тех, что знаю.

 — Хорошо. Спасибо. — Джуд открыла сумочку, выудила бумажник, но Эйдан накрыл ее руку своей.

 — Не надо. Вино за счет заведения. Добро пожаловать в Ардмор.

 — Вы очень добры. — Интересно, насколько душевным получился ее ответ, подумала Джуд, вставая с табурета.

 — Ждем вас снова.

 — Я обязательно приду. Спокойной ночи. — Последние слова она произнесла, обводя взглядом зал, поскольку так показалось более вежливым, и снова взглянула на Эйдана. — Благодарю вас.

 — Спокойной ночи, Джуд Фрэнсис.

 Он смотрел ей вслед, рассеянно наполняя очередной стакан. Хорошенькая. И чопорная ровно настолько, чтобы мужчина задумался, какая она на самом деле. Пожалуй, он с удовольствием это выяснит. Не спеша. В конце концов у него полно времени.

 — Наверное, она богатая, — вздохнула Дарси.

 — Почему ты так думаешь?

 — По одежде видно. Все очень неброско и безукоризненно. А ее сережки-кольца из настоящего золота, и туфли итальянские, не сойти мне с этого места.

 Эйдан не заметил ни туфель, ни сережек, у него осталось общее впечатление сдержанной женственности и изящества. И, будучи настоящим мужчиной, он представил, как развязывает ленту, стягивающую ее волосы, как они свободно рассыпаются по ее плечам…

 Но его сестра дулась, поэтому он повернулся к ней и щелкнул по носу.

 — Дарси, милая, может, она и богатая, но так одинока и застенчива, как тебе вовек не представить. Деньги не купят ей друга.

 Дарси тряхнула волосами.

 — Я как-нибудь прогуляюсь к коттеджу и навещу ее.

 — У тебя доброе сердце. Ухмыльнувшись, Дарси подхватила поднос.

 — Когда она уходила, ты пялился на ее попку. Эйдан тоже ухмыльнулся.

 — И со зрением у тебя все в порядке.

 Когда последний посетитель отправился домой, стаканы были вымыты, пол протерт и двери заперты, Эйдан обнаружил, что вовсе не хочет спать. И читать не хочет. И выпить у камина стаканчик виски тоже не хочет.

 Он любил провести часок перед сном в своей квартирке над пабом. Он не возражал против одиночества, а иногда даже дорожил им. Но так же сильно любил он долгие прогулки под усыпанным звездами ночным небом и плывущей над бухтой луной.

 И сегодня вечером он отправился на скалы, поскольку не мог избавиться от мыслей о Красавице Гвен. Шон не солгал. Эйдан действительно видел ее и не раз. Она стояла на высоком утесе над морем. Ветер развевал ее светлые волосы, раздувал накидку, белую, как луна в небе.

 Эйдан был совсем ребенком, когда впервые увидел Красавицу Гвен, и сначала очень испугался, но ее рыдания и отчаяние на лице тронули его до глубины души.

 Красавица Гвен никогда не заговаривала с ним, но смотрела на него, видела его. Он готов был в этом поклясться на любом количестве Библий.

 Сегодня он не искал привидений, не искал дух женщины, которая потеряла то, что любила больше всего на свете, до того, как поняла это.

 Он просто хотел пройтись прохладной ночью, напоенной запахами моря, по земле, на которую вернулся, потому что нигде больше не чувствовал себя дома.

 Тропинка, знакомая не хуже, чем путь от собственной кровати до ванны, круто карабкалась вверх. Внизу волны бились о берег, ведя бесконечную войну с валунами. Свет полумесяца рассыпался тонкой дорожкой по черной, никогда не успокаивающейся воде. Здесь Эйдан мог свободно дышать и думать обо всем, на что редко находилось время в дневных заботах.

 Паб теперь принадлежал ему. Эйдан никогда не предполагал, как может быть тяжела эта ноша, но теперь в полной мере чувствовал ее на своих плечах. Решение родителей остаться в Бостоне после того, как они помогли дяде открыть собственный паб и пережить первые полгода, его не удивило.

 Отец очень скучал по брату, а мать всегда обожала переезды и новое окружение. Они вернутся, но не навсегда, просто повидать друзей, детей. А «Паб Галлахеров» снова перешел от отца к сыну.

 И, поскольку это его наследство, ему и продолжать семейное дело.

 Дарси не будет вечно обслуживать столики и готовить сэндвичи, это ясно. Она откладывает деньги, как белка — орешки. Когда наберется достаточно, только ее и видели.

 Шон вполне счастлив на кухне, витает в облаках, пока все девчонки в округе грезят о нем. Настанет день, когда Шон найдет свою мечту и свою женщину и пойдет своей дорогой.

 Если он сам хочет сохранить семейный бизнес, а он хочет, то и он должен найти правильную женщину и подумать о сыне — или дочери, если уж на то пошло. Он вполне может немного отступить от традиции и передать свое дело девочке.

 Но, слава богу, еще есть время. В конце концов ему всего тридцать один год, и он не собирается жениться только из чувства ответственности. Для брачных уз необходимы любовь и страсть, и слияние душ. В своих путешествиях он многое понял, а главное, он понял, с чем может смириться мужчина, а с чем — никогда. Можно смириться с жестким матрасом и даже испытывать благодарность, если не хочешь спать на полу. Однако невозможно смириться с женщиной, рядом с которой скулы сводит от скуки, которая не горячит твою кровь, как бы ни было красиво ее лицо.

 Эйдан обернулся и устремил взгляд на холм, где белел под звездным небом маленький коттедж. Из трубы вился тонкий дымок, в одном окне горел свет.

 Джуд Фрэнсис Мюррей, подумал он и словно наяву увидел ее лицо. Что ты делаешь в своем маленьком домике на Эльфийском холме? Может, читаешь хорошую, серьезную книгу или вдали от чужих глаз наслаждаешься веселой, легкомысленной историей? Тебя тревожит, что думают о тебе окружающие, что они видят, когда смотрят на тебя. Это он понял за тот час, что она просидела за его стойкой.

 Однако Джуд не только тревожится, она впитывает все, что происходит вокруг, все, что она видит и слышит. Вряд ли она сама это понимает, но это светится в ее глазах.

 Он обязательно разберется в своих впечатлениях, постарается понять, какая она настоящая.

 Ее огромные глаза морской богини и непослушные волосы уже разбередили его кровь. Ему понравился ее голос, четкость ее речи, так интригующе вступающая в противоречие с ее застенчивостью.

 Интересно, а как поступит красотка Джуд, если он сейчас постучит в ее дверь?

 Нет, не стоит пугать ее до смерти только потому, что ему тревожно и почему-то тянет к ней.

 — Спокойных снов тебе, — прошептал он, сунув руки в карманы куртки и ежась под пронизывающим ветром. — Как-нибудь ночью я пойду не на скалы, а к твоей двери, и посмотрим, что получится.

 Его слова как будто были услышаны. Мелькнула тень, дрогнула занавеска, и Джуд замерла на фоне освещенного окна. С такого расстояния он мог разглядеть лишь ее силуэт. Может, и она видит его тень на далеких скалах.

 Занавеска задернулась, и через пару секунд свет в окне погас.