• Ирландская трилогия, #1

6

 Джуд проснулась под тихую, мерную дробь дождя со смутными воспоминаниями о ночных видениях. Хорошо бы не вылезать из постели и снова заснуть, снова погрузиться в волшебный сон, но она решила не потакать своим капризам.

 Пора завести четкий распорядок и придерживаться его. Дождливое воскресное утро полезно посвятить домашним делам, ведь здесь, в Ардморе, у нее нет приходящей уборщицы, как в Чикаго.

 Как ни странно, она вовсе не прочь заняться уборкой и всякими мелочами, которые помогут ей почувствовать себя здесь, как дома. Неожиданно для себя Джуд обнаружила, что ей даже нравится копаться в чистящих средствах, выбирать щетки и тряпки.

 Она с удовольствием провела добрую часть утра, вытирая пыль и переставляя безделушки Старой Мод, разбросанные по всему дому. Очаровательные феи, элегантные чародеи, загадочные хрусталики теснились на каждой столешнице и на каждой полке. Большинство книг было посвящено истории Ирландии и ее фольклору, но попадались и дешевые издания в потрепанных бумажных обложках.

 Старая Мод, оказывается, читала любовные романы. Как трогательно!

 Джуд не нашла пылесос, но отыскала старомодную, со скрипом вращающуюся щетку на длинной ручке и, напевая, прошлась с нею по полам и коврикам. Она до блеска отдраила кухню, к своему удивлению, получив огромное удовлетворение от сияния фаянса и хрома, тщательно прибралась в кабинете. Такими темпами, может, скоро дойдет очередь и до коробок во встроенном шкафу! Джуд пообещала себе разобрать вещи Мод и отправить бабушке все важное или трогательное.

 Затем она сняла постельное белье, собрала все, что хотела перестирать, и тут до нее дошло: она ни разу в жизни не занималась стиркой. Ничего, научится. А, может, надо было сначала постирать, а потом заняться уборкой? Так она и поступит в следующий раз.

 В тесной комнатке за кухней не оказалось сушильной машины, но зато нашлась бельевая корзина. Похоже, придется развешивать белье на веревке во дворе. Конечно, наблюдать, как это делает Молли О'Тул, было очень интересно, но вряд ли у нее получится так же ловко. Ничего, и этому она обязательно научится. Да, пожалуй, и грязное белье легче собирать в корзину. И это она учтет в следующий раз.

 Джуд с сомнением хмыкнула, разглядывая стиральную машину. Допотопная. С пятнами ржавчины по облупленной белой эмали. Зато очень простая в управлении. Можно наливать холодную воду, а можно горячую. Наверное, чтобы хорошенько все отстирать, лучше налить горячей и побольше. Джуд прочитала инструкцию на коробке со стиральным порошком, скрупулезно выполнила все указания и довольно улыбнулась, когда резервуар начал заполняться водой. Не такая уж она безнадежная хозяйка.

 Решив отпраздновать свои достижения, Джуд поставила на плиту чайник и достала из жестяной банки печенье.

 Коттедж сияет. Ее коттедж сияет. Все расставлено по местам, стирается белье. И невозможно дольше тянуть, закончились все отговорки. Придется подумать о том, что она видела накануне вечером.

 Женщина в окне. Красавица Гвен.

 Ее личное привидение.

 Сомнений нет, она дважды видела женскую фигуру, очень ясно видела. Так ясно, что даже с ее более чем скромными художественными способностями смогла бы нарисовать лицо, которое видела в окне.

 Привидение. В ее детстве не было места привидениям и прочей мистике, хотя она всегда любила бабушкины сказки. И если вдруг у нее не начались галлюцинации, то придется признать: она дважды видела привидение.

 Может, виновато ее постоянное нервное напряжение, угрожающее срывом, из-за чего, собственно, она и удрала из Чикаго?

 Но сейчас-то она чувствует себя нормально. Ни головных болей, ни тошноты, ни липкого страха перед надвигающейся депрессией не было уже несколько дней. С того самого момента, как она в первый раз переступила порог коттеджа на Эльфийском холме.

 Я чувствую себя хорошо, поняла Джуд, оценив свое состояние. Я спокойна, сосредоточенна, здорова. Пожалуй, даже счастлива.

 Значит, или я видела привидение и привидения существуют, и придется расширить свои представления о…

 Или я все же пережила нервный срыв, и моя нынешняя умиротворенность — его результат.

 Джуд задумчиво надкусила очередное печенье и решила, что сможет смириться с любой ситуацией.

 Услышав стук в парадную дверь, она торопливо стряхнула крошки с джемпера и взглянула на часы. Она так старательно отгоняла все мысли об обещанном визите Эйдана, что за домашними хлопотами не заметила, как прошло утро.

 Очевидно, он уже здесь. Прекрасно. Можно поработать на кухне, решила Джуд, выходя в прихожую и закалывая волосы шпильками. Несмотря на первую бурную реакцию, ее интерес к нему чисто профессиональный. Мужчина, который дерется на улице с пьяным громилой и напропалую флиртует с едва знакомыми женщинами, ее нисколько не привлекает.

 Она нормальная женщина, она верит в здравый смысл, в то, что любую проблему можно решить путем переговоров и найти компромисс. Она может только пожалеть человека, который предпочитает решать проблемы кулаками.

 Даже если у него красивое лицо и накачанные мышцы.

 Здравый смысл не позволит ей клюнуть на физическую красоту.

 Она запишет его истории, поблагодарит за сотрудничество. И дело с концом.

 Джуд открыла дверь и увидела его. Он стоял под дождем с непокрытой головой и улыбался тепло и лениво. Ее здравый смысл вмиг улетучился, и она почувствовала себя несмышленым щенком.

 — Добрый день вам, Джуд.

 — Привет. — Она снова поддалась его обаянию и только секунд через десять заметила рядом с ним великана с цветами в огромной руке. Широкое лицо парня было бледным, как лунный свет, могучие плечи поникли. Довершали это воплощение несчастья тонкие струйки дождя, стекающие с козырька его промокшей кепки.

 Верзила вздохнул, когда Эйдан ткнул его локтем вбок.

 — Ах да! Добрый день вам, мисс Мюррей. Я Джек Бреннан. Эйдан вот говорит, что я плохо вел себя прошлой ночью в вашем присутствии. Я глубоко сожалею и надеюсь, что вы меня простите.

 Жалобно глядя на Джуд налитыми кровью глазами, он неловко сунул ей цветы и продолжил свою покаянную речь:

 — Я выпил немного больше, чем надо бы. Это, конечно, не оправдывает грубые выражения перед дамой… но ведь я не знал, что вы там, верно? — Он с опаской покосился на суровое лицо Эйдана.

 — Я понимаю, — строго сказала Джуд, хотя мокрые цветы выглядели так жалостно, что растопили ее сердце. — Вы были слишком заняты, целясь кулаками в вашего друга.

 — Ну, да. Только Эйдан уж очень быстрый для меня, и нелегко попасть в него, когда я под парами, так сказать. — Его губы изогнулись в мимолетной, удивительно добродушной улыбке, и он снова опустил повинную голову. — Но хоть и было все, как я сказал, я виноват, что так вел себя перед дамой. Поэтому я прошу у вас прощения и надеюсь, что вы не думаете обо мне очень плохо.

 — Достаточно. — Эйдан сильно хлопнул друга по спине. — Молодец, Джек. Мисс Мюррей слишком добросердечна, чтобы сердиться на тебя после такого искреннего покаяния. — Он заговорщически подмигнул Джуд. — Я прав, не так ли, Джуд Фрэнсис?

 На Джека-то она действительно не сердилась, но Эйдан раздражал своей уверенностью, поэтому она ему не ответила и кивнула верзиле:

 — Я не думаю о вас плохо, мистер Бреннан. Очень мило, что вы принесли мне цветы. Не хотите ли зайти выпить чаю?

 Его лицо просветлело.

 — Вы очень добры. Я с удовольствием…

 — Ты занят, Джек, — оборвал его Эйдан. Джек нахмурился.

 — Нет. Ничем я не занят.

 — Занят. Забыл, что ли? Бери мою машину и поезжай. Вспомни, я говорил тебе, что у нас с мисс Мюррей важное дело.

 — Ах да, верно, — пробормотал Джек. — Но я не понимаю, чем помешала бы одна чертова чашка чаю. До свидания, мисс Мюррей. — Великан ссутулился и побрел под дождем к машине.

 — Могли бы позволить ему зайти в дом обсохнуть, — сердито заметила Джуд.

 — Что-то вы не спешите пригласить обсохнуть меня. — Эйдан бросил на нее внимательный взгляд. — Может, вы на меня злитесь?

 — Вы не принесли мне цветы. — Но она отступила и пропустила его.

 Эйдан вошел, отряхнулся.

 — В следующий раз обязательно принесу. А вы прибрались. Здесь пахнет лимонной натиркой, настоящий домашний запах. Если дадите тряпку, я вытру эту лужу.

 — Не беспокойтесь. Я потом сама вытру. А сейчас мне надо подняться наверх за диктофоном и прочим. Поработаем на кухне. Можете пройти прямо туда.

 — Хорошо. — Эйдан накрыл ее ладонь своей, сделал вид, что не заметил, как она нахмурилась, и забрал цветы. — Я пока поставлю их куда-нибудь, может, они повеселеют.

 — Благодарю вас. — Только холодной вежливостью могла она защититься от обаятельного промокшего мужчины в своей прихожей. — Я вернусь через минуту.

 Вряд ли она отсутствовала дольше, но когда вернулась, Эйдан уже поставил цветы в одну из бутылок Мод и заваривал чай.

 — Я развел огонь, чтобы прогнать сырость. Не возражаете?

 — Нет, конечно. — Джуд честно старалась не злиться, но было обидно, что любое дело Эйдан делает гораздо быстрее ее. — Садитесь. Я налью вам чаю.

 — Он должен еще немного настояться.

 — Я знаю, — пробормотала Джуд, доставая из буфета чашки и блюдца. — Вы не поверите, но в Америке мы тоже завариваем чай. — Она поставила чашки на стол и раздраженно прошипела: — Перестаньте на меня пялиться.

 — Простите, вы сейчас такая хорошенькая, волнение вам к лицу. И эти волосы…

 Гневно сверкая глазами, Джуд так яростно стала втыкать наполовину выпавшие шпильки, словно хотела приколоть волосы прямо к черепу.

 — Вероятно, я должна кое-что прояснить. У нас интеллектуальное сотрудничество.

 — Интеллектуальное. — Ему хватило ума сдержать ухмылку и сохранить серьезное выражение лица. — Разумеется, это здорово — изучать интеллектуальные способности друг друга. Полагаю, у вас они неординарные. Но если я говорю, что вы хорошенькая, это же ничего не меняет, не так ли?

 — Я не хорошенькая, и нечего это повторять. Итак, не могли бы мы приступить к делу?

 Эйдан уселся, поскольку села Джуд, и опять внимательно на нее посмотрел.

 — Интеллектуальное сотрудничество… А вы ведь в это верите. Забавно!

 — Мы здесь не для того, чтобы обсуждать меня. У меня создалось впечатление, что вы искусный рассказчик и знакомы с мифами и легендами, характерными именно для этих мест.

 Когда Джуд заговорила уже знакомым чопорным тоном, ему захотелось обнять ее и посмотреть, куда это их заведет. Конечно, он сдержался и непринужденно откинулся на спинку стула. Если ей требуется интеллектуальное общение, можно начать и с этого, а там видно будет.

 — Я знаю кое-какие истории. Некоторые легенды, в том или другом виде, известны и вам. Мифы любой страны несколько видоизменяются от рассказчика к рассказчику, но суть остается неизменной. Например, об оборотнях коренные американцы, деревенские жители Румынии или ирландцы рассказывают по-разному, но можно проследить и нечто общее.

 Поскольку Джуд продолжала хмуриться, Эйдан сам взял в руки чайник.

 — Санта Клаус, Дед Мороз, Крис Крингл — один спускается через каминную трубу, другой ездит с внучкой на санях, третий набивает чулки конфетами, но сюжеты и даже детали мифов разных народов переплетаются, и напрашивается вывод, что мифы уходят корнями в реальность.

 — Вы верите в Санта Клауса?

 Эйдан отставил чайник. Посмотрел в глаза Джуд.

 — Я верю в магию, я верю в то, что самое лучшее, самое истинное, что есть в ней, живет в сердце. Вы здесь уже несколько дней, Джуд Фрэнсис. Неужели вы не почувствовали никакой магии?

 — Атмосфера. — Джуд включила диктофон. — Вне всякого сомнения, атмосфера этой страны способствует рождению и увековечиванию мифов. Языческие алтари, жертвоприношения богам. Кельтский фольклор с его предостережениями, вознаграждениями и культурными наслоениями пережил нашествия викингов, норманнов и прочих завоевателей.

 — Вы не правы, Джуд Фрэнсис. Все дело в стране, а не в тех, кто пытался завоевать ее. В ее долинах, холмах и скалах. В воздухе. И в пропитавшей эту землю крови людей, сражавшихся за нее. Ирландцы поглотили викингов, норманнов и прочих, а не наоборот.

 В его словах прозвучала гордость, которую Джуд понимала и ценила.

 — Факт остается фактом: завоеватели пришли сюда, сожительствовали с местными женщинами, у них рождались дети. Они принесли свои суеверия и верования. Ирландия и их поглотила.

 — Так все-таки с чего все начинается? С истории или с рассказчика? В этом состоит часть вашего исследования?

 А он сообразительный, подумала Джуд. Схватывает на лету и четко формулирует.

 — Невозможно изучать одно, не изучая другое. Кто и почему рассказывает, так же важно, как сама история.

 — Хорошо. Я расскажу вам легенду, которую рассказал мне мой дедушка, а ему его отец, а его отцу его отец и так далее в глубь поколений, ибо Галлахеры живут на этом побережье дольше, чем кто-либо помнит.

 — Легенда передавалась по мужской линии? — удивилась Джуд. Эйдан лишь поднял бровь. — Истории чаще передаются через матерей.

 — Вы правы, но барды и арфисты Ирландии традиционно были мужчинами, и, как говорят, одним из них был и Галлахер, который пришел сюда, распевая свои повествования за монетку и кружку эля. Он собственными глазами видел здесь кое-что из того, о чем я вам расскажу, остальное услышал из уст Кэррика, принца эльфов, а потом пересказывал эту историю всем, кто хотел послушать.

 Эйдан заметил неподдельный интерес в глазах Джуд и начал свой рассказ:

 — Жила на свете девушка по имени Гвен. Она была незнатного рода, но благородна душой и манерами. Волосы ее были белые, как зимний солнечный свет, а глаза — зеленые, как мох. Слух о ее красоте разнесся по всей стране, однако она, хоть и знала себе цену, была очень скромной. Мать ее умерла при родах, и она, когда подросла, прилежно вела хозяйство в доме своего престарелого отца. Она делала все, что ей поручалось и что от нее ожидалось, и никто никогда не слышал ее жалоб. Правда, люди видели, как вечерами она иногда поднимается на скалы и смотрит на море, как будто хочет на крыльях улететь отсюда.

 Пока Эйдан говорил, робкий солнечный луч пробился сквозь пелену дождя, заглянул в окно и лег на столешницу.

 — Не знаю, что творилось в ее душе, — продолжал Эйдан. — Может, она и сама не знала. Она вела дом, заботилась об отце и в одиночестве бродила по скалам. Однажды, когда она несла цветы на могилу матери, а мать ее была похоронена у источника святого Деклана, встретился ей юноша — она думала, что юноша. Он был высок и статен, с темными волосами до плеч, а глаза его были синими, как колокольчики в ее руках. Он окликнул ее по имени, голос его показался ей чудесной музыкой, и сердце ее затрепетало. В одно мгновение у могилы ее матери они полюбили друг друга, и только ветер вздыхал в высокой траве, словно шептались феи.

 — Любовь с первого взгляда, — прокомментировала Джуд. — Этот прием часто используется в сказках.

 — Неужели вы не верите в то, что сердце может сразу почувствовать другое сердце?

 Странная и поэтичная формулировка, подумала Джуд и порадовалась, что не выключила диктофон.

 — Я верю во влечение с первого взгляда. Для любви нужно больше.

 — Похоже, вы выдавили из себя все ирландское, — с сожалением покачал головой Эйдан.

 — Не настолько, чтобы не оценить романтичность хорошей истории. — Джуд улыбнулась, на щеках ее появились ямочки. — Что было дальше?

 — Ну, хоть сердца встретились, непросто было девушке и юноше взяться за руки и вместе пойти по жизни, ибо он был Кэррик, принц эльфов, и жил в серебряном дворце под холмом, на котором стоял ее дом. Она боялась заклятия и сомневалась и в его любви, и в своей. И чем больше стремилось к нему ее сердце, тем больше она сомневалась, ибо ее учили остерегаться эльфов и мест, где они собирались.

 Джуд оперлась локтями о стол, подперла голову руками и завороженно слушала неспешный рассказ Эйдана, лившийся, словно музыка.

 — И все-таки как-то ночью, когда на небе светила полная луна, Кэррик выманил Гвен из дома, посадил перед собой на крылатого коня и полетел с нею над землей и морем, показал ей чудеса, которые подарит ей, если она останется с ним. Он говорил, что его сердце принадлежит ей, и все, что он имеет, он отдаст ей.

 На беду случилось так, что отцу ее не спалось от боли в костях, и он увидел, как юная Гвен мчится по небу с принцем эльфов на белом крылатом коне. Охваченный страхом и суевериями, отец думал только о том, как спасти дочь от злых чар, под которые, как он полагал, она подпала. Поэтому он запретил ей встречаться с Кэрриком и ради ее безопасности обручил ее с простым земным парнем, который жил щедротами моря. И Красавица Гвен, глубоко почитавшая отца, покорно подавила желания своего сердца, перестала гулять по скалам и начала готовиться к свадьбе, как ей было велено.

 Тут солнечный луч, лежавший на столе между Джуд и Эйданом, исчез, и кухня погрузилась в полумрак, рассеиваемый лишь огнем в очаге. Эйдан смотрел в глаза Джуд, зачарованный тем, что видел в них. Грезы, печаль, желание.

 — Когда Кэррик узнал об этом, он дал волю своему гневу и наслал на холмы и на море гром и молнии, и ветер, сметающий все на своем пути. Жители деревни, фермеры и рыбаки дрожали от страха, но Красавица Гвен спокойно сидела в своем доме и шила приданое.

 — Он мог просто утащить ее к себе во дворец, — прервала его Джуд, — и держать там сто лет.

 — А, так вы знаете, как это делается. — Эйдан с одобрением посмотрел на нее. — Он и правда мог украсть ее, но был очень горд и хотел, чтобы она пришла к нему по собственному желанию. В этих делах господа не так уж сильно отличаются от простых людей.

 Эйдан наклонил голову, изучая ее лицо.

 — Вы бы предпочли, чтобы вас украли, не оставив выбора? Без романтических ухаживаний?

 — Поскольку вряд ли найдется эльф, который захочет меня украсть, мне не придется выбирать. Я хочу знать, что сделал Кэррик.

 — Хорошо, я вам расскажу. На заре Кэррик вскочил на своего крылатого коня и полетел к солнцу. Он собрал пламя, вырывающееся из солнца, превратил его в бриллианты и сложил в серебряный кошель. Эти пламенеющие волшебные сокровища он принес к дому Гвен. Когда она вышла, он высыпал бриллианты к ее ногам и сказал ей: «Я принес тебе сокровища солнца. Это моя страсть к тебе. Прими их и меня, и я подарю тебе все, что имею, и даже больше». Но Гвен отказала ему, сказала, что обещана другому. Долг сдерживал ее, гордость сдерживала его, и они расстались, а бриллианты остались на земле среди цветов.

 — И стали цветами.

 Джуд передернулась, и Эйдан коснулся ее руки.

 — Вы замерзли?

 — Нет. — Она натянуто улыбнулась, демонстративно высвободила свою руку, взяла чашку и медленно глотнула чай, чтобы успокоиться.

 Она знала эту историю. Она видела все это. Прелестную женщину, юношу, который оказался принцем эльфов, и ослепительный блеск бриллиантов на земле.

 Она видела все это в своем сне.

 — Нет, не замерзла. Кажется, бабушка что-то похожее мне рассказывала.

 — Это еще не все.

 — И что же было потом? — Джуд сделала еще глоток и попыталась расслабиться.

 — В тот день, когда Гвен вышла замуж за рыбака, умер ее отец. Как будто он цеплялся за жизнь со всеми ее болями и горестями до тех пор, пока не убедился, что его дочь в безопасности, что о ней есть кому позаботиться. Ее муж перебрался к ней в дом и каждое утро, как только вставало солнце, уходил в море и забрасывал сети. Их жизнь текла мирно и спокойно. Эйдан умолк, и Джуд снова нахмурилась.

 — Не может быть, чтобы на этом все закончилось.

 Эйдан улыбнулся, попробовал чай. Как всякий искусный рассказчик, он умел менять ритм, удерживая интерес слушателя.

 — Разве я сказал, что это конец? Нет, ни в коем случае.

 Потому что Кэррик не смог ее забыть. Она была в его сердце. Пока Гвен жила своей земной жизнью, как ей и полагалось, Кэррик потерял интерес к музыке и веселью. И однажды ночью в великом отчаянии он снова вскочил на крылатого коня и полетел к луне. Он собрал свет луны, превратил его в жемчужины и сложил в серебряный кошель. Снова он пришел к ней и, хотя она носила в чреве своего первого ребенка, она выскользнула из супружеской постели и вышла к нему.

 «Это слезы луны, — сказал он ей. — Они — мое томление по тебе. Прими их и меня, и я подарю тебе все, что имею, и больше». И снова, хотя слезы текли по ее щекам, она отказала ему. Ибо она принадлежала другому, носила в себе его ребенка и не могла нарушить брачный обет. Снова расстались они, ведомые долгом и гордостью, и жемчужины, лежавшие на земле, превратились в луноцветы.

 Шли годы. Кэррик скорбел, а Красавица Гвен жила земной жизнью. Она рожала детей и находила в них радость. Она растила цветы и помнила свою любовь. Хотя ее муж был хорошим человеком, он так и не тронул глубины ее сердца. Она старела, старели ее лицо и тело, а сердце оставалось юным и томилось смутными девичьими желаниями.

 — Как печально!

 — Да, но и это еще не все. Время для эльфов течет совсем не так, как для смертных, и однажды Кэррик снова вскочил на крылатого коня, полетел над морем и дальше в океан, где нырнул глубоко-глубоко, чтобы найти его сердце. Он положил пульсирующее сердце в серебряный кошель, и сердце океана превратилось в сапфиры. Кэррик отнес их Красавице Гвен. Ее дети уже нарожали своих детей, волосы ее поседели, а глаза выцвели. Но принц эльфов видел перед собой лишь ту девушку, которую любил и желал. Он высыпал сапфиры к ее ногам. «Это сердце океана. Они — моя верность. Прими их и меня, и я отдам тебе все, что имею, и больше».

 На этот раз, став мудрее с возрастом, она поняла, что наделала, отвергнув любовь из чувства долга и не доверившись своему сердцу. И поняла, что наделал он, предлагая ей драгоценности, а не то единственное, что могло бы склонить ее к нему.

 Эйдан накрыл руку Джуд своей ладонью. И в этот момент солнечный лучик вернулся.

 — Ей нужны были слова любви — не страсти, не томления, не верности. Но теперь, старая и согбенная, она знала то, чего не знал бессмертный принц эльфов, — слишком поздно. Она зарыдала горькими слезами старой женщины и сказала ему, что ее жизнь подошла к концу. И еще она сказала, что если бы он принес ей любовь, а не драгоценности, если бы он говорил о любви, а не о страсти, томлении и верности, может, ее сердце победило бы чувство долга.

 Он был слишком горд, сказала она, а она была слепа и не разглядела желание своего сердца.

 Ее слова разгневали Кэррика, ведь он раз за разом приносил ей свою любовь так, как умел. На этот раз перед тем, как покинуть ее, он наложил заклятье.

 Она будет скитаться и ждать, как ждал он год за годом в одиночестве, пока не встретятся искренние сердца и не примут дары, которые он предлагал ей. Трижды должны они встретиться, трижды принять дары, и только тогда спадет заклятье. Он вскочил на коня и улетел в ночь, а сапфиры у ее ног превратились в цветы. Она умерла в ту самую ночь, и на ее могиле каждую весну расцветают цветы, а дух Красавицы Гвен, прекрасный, как юная девушка, все ждет и скорбит о потерянной любви.

 Джуд хотелось разрыдаться, она чувствовала странное беспокойство.

 — Почему он не забрал ее тогда, не сказал, что ее возраст не имеет значения?

 — В легендах так не бывает, и разве мораль не в том, Джуд Фрэнсис, чтобы доверять своему сердцу и никогда не отворачиваться от любви?

 Джуд стряхнула наваждение, навеянное трогательной легендой, почувствовала, что Эйдан держит ее за руку, и высвободилась.

 — Может, мораль в том, что следование долгу обеспечивает длинную, спокойную жизнь, пусть не яркую, но вполне приятную. А ему стоило бы оглянуться, и тогда он увидел бы, как его дары превращаются в цветы… цветы, которые она хранила, и он понял бы, что не драгоценности были нужны ей.

 — Как я и сказал, вы очень умны. Да, она хранила его цветы. — Эйдан коснулся кончиками пальцев лепестков. — Она была простой женщиной с простыми желаниями, но смысл легенды не только в этом.

 — А в чем же?

 — Любовь. Над любовью не властны ни время, ни преграды. И ныне Красавица Гвен и Кэррик ждут, когда спадет заклятье и они воссоединятся в его серебряном дворце под Эльфийским холмом.

 Джуд напомнила себе, что пора вернуться из мифа в реальность. К анализу.

 — Легенды подолгу живут неслучайно. Они несут определенную смысловую нагрузку, подпитываются самой жизнью народа. Даже в фольклоре награда редко достается без усилий. Символы — одна из традиций устного народного творчества. Девушка, потерявшая мать и заботящаяся о своем престарелом отце, юный принц на белом коне. Привлечение стихий: солнца, луны, океана. Почти ничего не говорится о мужчине, за которого она вышла замуж, он всего лишь орудие, с помощью которого разлучили влюбленных. — Джуд пыталась скрыть смущение за наукообразной болтовней, но не удержалась и посмотрела на Эйдана. Он внимательно изучал ее. — Что такое? В чем дело?

 — Я заинтригован вашими перевоплощениями.

 — Что это значит?

 — Пока я рассказывал, вы сидели с мечтательным видом и вдруг отстраненно и деловито раскладываете очаровавшую вас историю по кусочкам.

 — Это и есть анализ. И я вовсе не сидела с мечтательным видом.

 — Мне лучше знать. Я ведь смотрел на вас, не так ли? — Его голос снова потеплел и окутал ее. — У вас глаза морской богини, Джуд Фрэнсис. Большие, туманно-зеленые. Я вижу их даже, когда вас нет рядом. Что вы думаете об этом?

 — Я думаю, что у вас хорошо подвешен язык. — Джуд вскочила, понятия не имея, чем себя занять, и не придумала ничего лучшего, чем отнести чайник обратно на плиту. — Вот почему вы так увлекательно рассказываете легенды. Я бы хотела услышать побольше, чтобы сравнить их с рассказами моей бабушки и других…

 Джуд обернулась и дернулась, поняв, что Эйдан стоит почти вплотную к ней.

 — Что вы делаете?

 — В данный момент ничего. — «Вот сейчас тебе точно некуда отступать, не так ли?» — подумал он, но сохранил непринужденный тон. — Я счастлив тем, что могу рассказывать вам легенды. — Он оперся руками о плиту, не давая Джуд отступить в сторону. — А если захотите послушать других, добро пожаловать в паб в любой тихий вечер.

 — Да. — Паника охватила ее. — Отличная мысль. Я могла бы…

 — Вчерашний вечер вам понравился? Музыка?

 — Ну… — От Эйдана пахло дождем и мужчиной. И она не знала, куда девать руки. — Да. Музыка была замечательная.

 — И ничего, что незнакомая? — Ее лицо было очень близко, так близко, что он видел тонкие янтарные ободки между шелковисто-черными зрачками и туманно-зелеными радужками.

 — А… я знаю некоторые. Хотите еще чаю?

 — Не отказался бы. Почему же вы не пели?

 — Не пела? — В горле у нее пересохло.

 — Я почти все время следил за вами. Вы не подпевали и не пели со всеми вместе.

 — Ну, я… да. — Пусть немедленно отодвинется, невозможно дышать. Он забирает весь воздух. — Я вообще не пою, только иногда, если нервничаю.

 — Так вот в чем дело. — Следя за выражением ее лица, Эйдан приблизился вплотную и удивился, насколько естественно прижалось к нему ее тело.

 Вот теперь она точно знала, что делать с руками, и уперлась ладонями в его грудь.

 — Что вы делаете?

 — Нервирую вас. Хочу услышать, как вы поете.

 Джуд истерически хохотнула и попыталась высвободиться, но лишь теснее прижалась к нему.

 — Эйдан…

 — Да, вы немного нервничаете, — пробормотал он и, опустив голову, легко коснулся губами уголка ее рта. — Вы дрожите. Не надо. Я хочу расшевелить вас, а не напугать до смерти.

 У него прекрасно получалось и то, и другое. Ее сердце билось о ребра, звенело в ушах. Пока его губы прокладывали дорожку по ее губам, а ее ладони упирались в его неподатливую грудь, по телу разливалась изумительная слабость.

 — Эйдан, вы… Это… Я не думаю…

 — Все прекрасно. Отбросим все мысли хотя бы на минуту.

 Он прикусил ее нижнюю губу — пухлую, влажную. Джуд тихо застонала, глаза ее затуманились, потемнели. Его пронзило отчаянное безрассудное желание.

 — Господи, ну и сладкая ты. — Он оторвал одну руку от плиты, провел пальцами по ее ключице, впился губами в ее губы. Пробуя, смакуя, наслаждаясь ее вкусом.

 Джуд еще раздумывала, сдаваться или нет, когда он прикусил ее губы зубами, и она задохнулась, вцепилась в него.

 Она дрожала словно вулкан, готовый к извержению. Ее руки, захваченные в плен, еще упрямо упирались в его грудь, но пальцы уже крепко вцепились в его рубашку.

 Она слышала, как он что-то прошептал, но из-за звона в ушах не расслышала, что именно. Его губы были горячими и искусными, тело — крепким и сильным, а пальцы касались ее лица легко и нежно, как крылья мотылька. О сопротивлении уже не могло быть и речи, и она отвечала ему с неистовством, о котором прежде и не подозревала, оно изумляло ее и срывало все преграды.

 Когда Эйдан отстранился, ей показалось, что мир накренился и отбросил ее.

 Он обнимал ее лицо ладонями, пока ее глаза не распахнулись. Он хотел только попробовать ее вкус, насладиться моментом. Посмотреть, почувствовать. Но все обернулось по-другому и вышло из-под контроля.

 — Я хочу тебя. — Ее глаза распахнулись еще шире, заблестели таким смущением и наслаждением, что он чуть не рухнул перед ней на колени. Непривычное ощущение, но ему было все равно. — Пойдем наверх.

 Джуд с трудом оправилась от шока, качнула головой.

 — Я не могу. Нет. Это совершенно безответственно.

 — У тебя в Америке кто-то остался?

 — Остался? — Голова не желала соображать. — О, нет. Никого у меня нет. — Глаза Эйдана сверкнули, и она отпрянула. — Это не значит, что я вот так просто… Я не сплю с мужчинами, которых почти не знаю.

 — Лично мне кажется, что мы прекрасно знаем друг друга.

 — Это физическая реакция.

 — Чертовски верно. — Он снова поцеловал ее. Жарко, крепко.

 — Я не могу дышать.

 — И у меня проблемы с дыханием. — Эйдан с трудом овладел собой и отступил. — Так что нам делать, Джуд Фрэнсис? Будем анализировать на интеллектуальном уровне?

 Ирландская напевность голоса не скрыла резкую насмешку, однако Джуд не съежилась, а демонстративно расправила плечи.

 — Я не собираюсь просить прощения за то, что не прыгнула с тобой в постель. И если я предпочитаю общаться на интеллектуальном уровне, то это мое личное дело.

 Эйдан стиснул зубы, потому что уж очень хотелось выругаться, сунул руки в карманы и зашагал взад-вперед по крохотной кухоньке.

 — Это для тебя так важно?

 — Да.

 Эйдан остановился, прищурился и вдруг закинул голову и расхохотался. Джуд растерянно смотрела на него.

 — Черт побери, Джуд, если бы ты раскричалась или запустила в меня чем-нибудь, мы в удовольствие подрались бы, и все закончилось бы сексом прямо здесь на полу. И лично я получил бы море удовольствия.

 Джуд тихонько вздохнула.

 — Я не кричу, не дерусь и ничем не швыряюсь.

 Он приподнял брови.

 — Никогда?

 — Никогда.

 Он ухмыльнулся. Насмешливо. Вызывающе.

 — Я мог бы это изменить. — Эйдан шагнул к ней, покачал головой, когда она попятилась. Поймал выбившуюся прядь ее волос, дернул. — Спорим?

 — Нет. — Джуд неуверенно улыбнулась. — Я и пари не заключаю.

 — Носишь фамилию Мюррей и пытаешься уверить меня, что не любишь азартных игр? Ты позор своей семьи.

 — Я гимн своему воспитанию.

 — Я всегда ставлю на кровь. — Эйдан качнулся с пяток на носки и обратно, разглядывая ее. — Ну, мне, пожалуй, пора. Прогулка под дождем прочистит мои мозги.

 Пока он снимал с вешалки куртку, Джуд немножко успокоилась.

 — Ты не сердишься?

 — А почему я должен сердиться? — Его глаза впились в нее, яркие, насмешливые. — Ты ведь имеешь право сказать «нет»?

 — Да, конечно. — Джуд пожала плечами. — Но мне кажется, что большинство мужчин злилось бы.

 — Я не большинство мужчин, не правда ли? И, между прочим, я тебя хочу, и я тебя добьюсь. Не обязательно сегодня.

 Он снова ухмыльнулся, увидев, как она изумленно раскрыла рот, и направился к двери.

 — Подумай об этом и обо мне, Джуд Фрэнсис. Пока.

 Когда дверь за ним закрылась, Джуд не шевельнулась. Она думала о случившемся, вернее, о неслучившемся, и о нем, и обо всех метких, язвительных репликах, которые так и не сорвались с ее языка, и еще больше она думала о том, что чувствовала в его объятиях.